Содержание к диссертации
Введение
1 Получение знания как проблема гносеологии 10
1.1 Происхождение и сущность знания: историко-философская реконструкция 10
1.2 Границы знания и условия его освоения 33
2 Понимание как феномен 49
2.1 Понимание как историко-философская проблема 49
2.2 Познавательный потенциал понимания 65
3 Взаимосвязь знания и понимания в познавательном процессе 81
3.1 Проблема соотношения знания и понимания 81
3.2 Вопрошание как механизм перевода знания в понимание 94
Заключение 113
Библиографический список 116
- Происхождение и сущность знания: историко-философская реконструкция
- Границы знания и условия его освоения
- Понимание как историко-философская проблема
- Проблема соотношения знания и понимания
Введение к работе
Актуальность исследования. Феномен знания - извечная загадка, волнующая человечество с тех пор, как начинало прорастать философское мышление. Что знаем мы? Как именно мы это знаем? И почему то, что называют знанием, столь многообразно и вместе с тем непостижимо, таинственно? Возможна ли в целом ее разгадка? В попытках ответить на эти вопросы раскрывается картина мира. Не случайно К. Поппер задавался целью узнать нечто о загадке мира, в котором мы живем, и о загадке человеческого знания об этом мире. Ж. Маритен утверждал, что если мы озабочены будущим цивилизации, то нам следует беспокоиться в первую очередь о подлинном понимании того, что такое знание. Поиску ответов на эти вопросы посвятил свою философию Л. Витгенштейн. И все же, обращаясь к истории философской мысли, невозможно найти ясного ответа на данные вопросы, ибо с каждой крупицей знания открываются лишь новые области нашего незнания. Человеку во все времена, даже если он многое знает, суждено жить, действовать и принимать решения на границе знания и незнания. И как бы ни была велика претензия различных исследователей на неоспоримость и завершенность их теории знания, все они - лишь очередной шаг на пути к ее построению. Поэтому неудивительно, что в начале XXI века вопрос о знании задается с той же настойчивостью, что и две с половиной тысячи лет назад. Проблема знания вечно актуальна. «В современную эпоху, - пишет Н. Хомский, - прежде всего под продолжающимся влиянием идей Декарта, вопрос о знании снова становится центральным предметом исследования» [Цит. по 98, с. 83]. Поистине вопрос «что такое знание?» есть исходная проблема философии. Вопрошая «кто мы?», «на что нам надеяться?» и «чего следует ожидать?», мы направляем свои усилия на поиск ответа. А ответ - это уже знание. Но способен ли человек, владея знанием, принимать решения, которые позволили бы ему ориентироваться в окружающем мире, подчиняя этот мир себе? «Не является ли совершенно
ошибочным употребление слова "знать" в качестве самого почитаемого философского слова?» [31, с. 98].
Человек не только знает, но через свое знание понимает мир, к которому это знание относится. В самой попытке понять феномен знания потенциально содержится возможность постижения и контура искомого предмета, и его сути. Постижение сути предмета требует, на наш взгляд, построения некой схемы, связанной с определенным пониманием знания. Однако в науке, как справедливо отмечают С.С. Гусев и Г.Л. Тульчинский, нередки ситуации, когда можно пользоваться понятиями и другими формами знания, не понимая их [47, с. 13]. Обязательно ли в таком случае учитывать понимание? Наука не только дает нам знание тех или иных фактов и законов, но и предполагает их понимание, ибо понимание связано с более глубоким проникновением в объект. Знание всегда урезанно. Понимание же, напротив, цельно. Оно несет в себе определенное реальное содержание и как таковое заслуживает специального анализа. Понимание все чаще становится предметом исследования в философской и методологической литературе последних десятилетий [6, 52, 79, 131]. Оно переживается как чрезвычайно современная и актуальная проблема. Почему это произошло и чем определяется актуальность этой проблемы сегодня? Актуальность проблемы понимания объясняется неопределенностью его познавательного статуса. Эта нерешенность обусловлена тем, что понимание долгое время не относилось к познавательному процессу и трактовалось как нечто внепознавательное. Вместе с тем невозможно в целом решить проблему понимания, игнорируя его роль в процессе познания. Свидетельством тому является повышенный интерес к феномену понимания, наблюдаемый в зарубежной и отечественной гносеологии. Здесь выделяется широкий круг проблем, связанных с теоретико-познавательным осмыслением процесса понимания. Среди них такие, как определение места понимания в процессе познания; соотношение понимания и объяснения; вопрос о корректности постановки проблемы понимания в естественнонаучном и гуманитарном познании; проблема
выявления философского ядра понимания; разработка средств логико-гносеологического анализа понимания и объяснения; соотношение знания и понимания. Анализ последней представляет интерес, поскольку сложность природы понимания проявляется именно в этой проблеме.
Исследование знания и понимания во взаимосвязи актуально еще и потому, что механизм перевода знания в понимание может быть объективно представлен лишь при условии рассмотрения их в единстве. Исследование понимания безотносительно к знанию, равно как и анализ последнего вне контекста проблемы понимания, носит односторонний, фрагментарный характер. Это отрицательно сказывается на результате процесса познания.
Степень научной разработанности темы. Исследованию проблемы соотнесенности и взаимопроникновения знания и понимания уделялось и уделяется много внимания. Вопросы взаимодействия знания и понимания освещаются, в частности, в трудах С.С. Гусева, И.В. Дмитриевской, К.В. Малиновской, Г.Л. Тульчинского, В.Г. Федотовой. Выявлению общего и особенного для данных понятий посвящены работы О.Е. Баксанского, А.А. Брудного, Г.А. Геворкяна, А.И. Донцова, М.К. Мамардашвили, А.Л. Никифорова, Г.А. Нуждина, Н.Ф. Овчинникова, А.И. Павловского, М.С. Роговина, А.В. Родина, В.В. Розанова, А.А. Яковлева.
Исследования, ориентированные на выявление связей между знанием и пониманием, можно условно разделить на группы в зависимости от выводов, которые в них изложены:
1)работы, в которых познавательные отношения, лежащие в основе понимания, находят выражение в элементарной «клетке» знания. Знание рассматривается здесь как основа понимания (С.С. Гусев, И.В. Дмитриевская, М.В. Попович, Г.Л. Тульчинский);
2) работы, в которых понимание представлено как осмысленная реализация знания (О.Е. Баксанский, А.И. Донцов, Е.Т. Коробов); поскольку непосредственно с практикой связано знание, а не понимание, то авторы заключают, что понимание не обладает самостоятельной ценностью, а
является лишь анализом содержания знания;
работы, посвященные анализу понимания как средства объяснения и систематизации знания (А.А. Брудный, Г.А. Геворкян, Л.П. Доблаев, Г.Д. Пирьев, В.В. Розанов, А.А. Смирнов, А.А. Яковлев), где основной вывод исследований сводится к следующему положению; понимание есть установление определенного отношения между компонентами знания, воссоздание или построение некоторой целостности;
работы, в которых высказывается мысль об условности имеющихся границ между знанием и пониманием (К.В. Малиновская, В.Г. Федотова) Одна и та же теория (или система представлений), по мнению К.В. Малиновской, может быть знанием по отношению к самой себе и пониманием по отношению к другому знанию. На этом основании автор заключает: границы между знанием и пониманием не являются абсолютными.
Обозначенные работы, представляя солидную основу для настоящего исследования, оставляют открытым вопрос о механизме перехода знания в понимание. Не прослеживается сама возможность выражения знания через понимание, а понимания через знание. Это и определило цель настоящего диссертационного исследования - показать взаимосвязь знания и понимания в познавательном процессе.
Реализация поставленной цели предполагает решение следующих задач:
- осуществить историко-философскую реконструкцию проблемы
происхождения и сущности знания;
установить границы и условия освоения знания;
рассмотреть понимание как историко-философскую проблему;
выявить познавательный потенциал понимания;
- проанализировать соотношение знания и понимания в процессе
познания;
- выявить механизм перевода знание в понимание.
Объекты исследования: знание и понимание как структурные компоненты познавательного процесса.
Предмет исследования: взаимосвязь знания и понимания в познавательном процессе.
Методология и теоретические источники исследования. Исследование взаимосвязи знания и понимания осуществляется общенаучными методами познания: индукции, дедукции, анализа, синтеза, сравнения, обобщения. В параграфах, посвященных рассмотрению историко-философских взглядов на место и роль знания и понимания в познавательном процессе, используется метод логико-исторической реконструкции, сравнительный метод.
Методологической основой диссертации стали философские концепции отечественных и зарубежных исследователей. Методологический стержень исследования составили работы С.Л. Франка, Д.И. Дубровского.
Относительно сущности знания автор разделяет позицию С.Л. Франка, полагающего, что всякое знание имеет дело с неизвестным предметом, который оно определяет, вскрывая в нем и приписывая ему содержание. Кажущаяся столь очевидной природа знания есть, по мнению философа, «величайшая загадка». Поэтому одной из первостепенных задач данного исследования является определение границ знания и условий его освоения.
Концептуально значимыми для настоящего исследования представляются выявленные Д.И. Дубровским взаимопереходы знания и незнания. Согласно Дубровскому, можно выделить четыре ситуации, в которых находится всякий познающий субъект: 1) незнание о незнании; 2) незнание о знании; 3) знание о незнании; 4) знание о знании. Последние две представляют большой интерес для понимания путей формирования нового знания. Без их учета и тщательного анализа не может быть объективно выявлена взаимосвязь знания и понимания. Этим и вызвана необходимость подробного рассмотрения данных ситуаций в контексте представленной работы.
Научная новизна данного исследования может быть суммирована в следующих положениях:
1. Осуществлена историко-философская реконструкция проблемы
происхождения и сущности знания.
Обозначены границы знания в структуре познавательного процесса и определены условия его освоения.
Выявлен познавательный потенциал понимания.
4. Показано соотношение знания и понимания в познавательном
'* процессе.
5. Выявлен механизм перевода знания в понимание.
Положения диссертации, выносимые на защиту:
В результате историко-философской реконструкции проблемы знания и понимания было установлено, что данная проблема актуальна во все времена. Знание и понимание должны быть изучены в связке, во взаимодействии.
Знание в структуре познавательного процесса, с одной стороны, выходит за рамки незнания, а с другой - не является еще пониманием. Перевод урезанного знания в статус целостного (исчерпывающего) знания осуществляется посредством понимания.
Понимание, устанавливая связь между отдельными компонентами знания, раскрывает внутреннюю природу объекта, выявляет причины его
трансформации.
Взаимосвязь знания и понимания можно выразить формулой: знание есть часть понимания, а понимание - целостное знание.
Знание всегда урезано, недостаточно, направлено вовне, в силу чего оно всегда содержит в себе возможность перехода к более полному, исчерпывающему, целостному знанию и в конечном счете к пониманию. Данный переход провоцируется вопрошанием.
Теоретическая и практическая значимость диссертационного исследования заключается в том, что знание и понимание рассматриваются в нем не как независимые, взаимоисключающие или, напротив, тождественные категории познавательного процесса, а с позиции взаимопроникновения и дополнения. Их синтез является неотъемлемым условием отражения сути познавательного объекта. Рассмотрение знания и понимания в единстве становится возможным при условии выражения знания через понимание, а понимания через знание. Развиваемая концепция, будучи реализованной в преподавании, позволит изменить образовательные стандарты, ориентированные на получение знания. Кроме того, теоретические выводы данной работы можно использовать в преподавании вузовских курсов философии в разделе «Теория познания».
Апробация работы. Основные положения и выводы, сделанные в ходе данного диссертационного исследования, обсуждались на заседаниях кафедры философии КубГТУ. Материалы диссертации использовались при разработке лекционных курсов и на соответствующих семинарских занятиях по философии в КубГТУ. Результаты исследования изложены в ряде публикаций общим объемом 1,6 п.л.
Структура диссертации. Логика исследования определила целесообразность разделения материала на три главы, в каждой из которых два параграфа. Предваряет работу введение, завершает - заключение и библиографический список, включающий 157 наименований.
Происхождение и сущность знания: историко-философская реконструкция
Вопрос «что такое знание?» есть исходная проблема философии, волнующая людей с древних времен. Накопленный на протяжении веков человеческий опыт, представляющий собой результат неутомимого вопрошания, в поисках окончательного ответа на данный вопрос погружается в многообразие философских концепций. Различие подходов к выявлению сущности знания, порождает множественность определений данного понятия, чем и обусловлено отсутствие ясного, однозначного ответа на данный вопрос. То, что попытки ответить на вопрос античной философии предпринимаются сегодня, свидетельствует не о приближении к нашему времени и не об «отбрасывании» теперешних ответов в прошлое. Это свидетельство его вечной актуальности.
В современной философской литературе встречаются разнообразные определения понятия «знание». Так, например, в «Новой философской энциклопедии» знание трактуется как «форма социальной и индивидуальной памяти, свернутая схема деятельности и общения, результат обозначения, структурирования и осмысления объекта в процессе познания» [61, с. 51-52]. В «Современном философском словаре» дается следующее определение знания: «знание - информация об окружающем мире и самом человеке» [87, с. 299]. Развернутый вариант данного определения представлен во «Всемирной энциклопедии»: «знание - селективная, упорядоченная, определенным способом (методом) полученная, в соответствии с какими-либо критериями (нормами) оформленная информация, имеющая социальное значение и признаваемое в качестве именно знания определенными социальными субъектами и обществом в целом» [1, с. 392]. В «Философском энциклопедическом словаре» знание определяется как «проверенный практикой результат познания действительности, верное ее отражение в мышлении человека; обладание опытом и пониманием, которые являются правильными и в субъективном и в объективном отношении, и на основании которых можно построить суждения, кажущиеся достаточно надежными, для того, чтобы рассматриваться как знание» [132, с. 166].
Последнее определение знания представляется наиболее ценным в контексте рассматриваемой нами проблемы соотношения знания и понимания в познавательном процессе. Мы полагаем, что знание, выраженное субъектом с помощью языка в форме суждения и представляющее собой результат процесса познания, потенциально содержит в себе понимание данного результата. Но обратимся прежде к вопросу о происхождении знания, ибо понимание сущности знания неразрывно связана с анализом процесса его формирования.
Итак, каково происхождение знания? Что является основой его формирования? В истории философии мы встречаемся с различными, сменяющими друг друга, дополняющими или взаимоисключающими интерпретациями данной проблемы. Согласно традиционной точке зрения, при анализе происхождения знания выделяют два его уровня: чувственный и рациональный. Так, Протагор, формируя позицию сенсуализма, высказывал мысль о том, что знание образуется исключительно на основании чувств. Идеи о чувствах как единственно возможном компоненте знания находят позже свое отражение в известном положении: чувства дают нам исчерпывающее знание о предметах, а потому нет ничего в интеллекте, чего ранее не было бы в чувствах. С этой классической формулой сенсуализма, как справедливо отмечает В.Г. Панов, связаны многочисленные попытки свести феномен познающего и обладающего сознания к совокупности чувственных данных. «Правомерность этих попыток, - пишет он, - имеет, казалось бы, фундаментальное обоснование в том твердо установленном факте, что кроме данных чувственного опыта у нас нет никакого другого источника начальных сведений о мире» [103, с. 8-9]. Так, посредством зрения выявляются оптические пространственные формы. Слух воспроизводит звук. Осязание дает информацию о плотности, температуре, пространственных особенностях. Вкусовой анализатор информирует о вкусовых качествах; обонятельный - о запахах.
Разумеется, знание добывается субъектом посредством органов чувств. Однако отсюда вовсе не следует, что знание возникает исключительно на их основе. Скорее они являются источником развития знания, который обладает некой ограниченностью. Очевидно, что чувства связывают нас не только с внешним миром, но и с воображаемыми явлениями. Самый простой на этот счет пример: преломленность прямой палки на границе воды и воздуха. Можно ли утверждать в таком случае, что полученные впечатления заключают в себе знание, которое адекватно отражает действительность? Невозможно согласиться с мнением некоторых авторов, полагающих, что ошибок на чувственном уровне нет. В противном случае, как можно объяснить описанные выше иллюзии (преломленность прямой палки на границе воды и воздуха, миражи и т.п. - А.Б.): у субъекта реально существует чувственный образ, но этот образ не соответствует внешнему объекту. Здесь скорее следовало бы признать, что данные чувств могут содержать в себе как адекватное, так и неадекватное отражение действительности. На этом основании постановка вопроса об их адекватности представляется уместной.
Известно, что Сократ подвергал критическому анализу сведение знания к ощущениям, скажем, к тому, что мы видим или слышим. Допустим, мы слышим речь чужеземца, не зная при этом его языка. Различие между знанием и ощущением тут очевидно: мы слышим чужой язык, но никакого знания о том, что говорится, не получаем. Если мы будем утверждать, -продолжает Сократ, - что зрение и вообще ощущение, и знание одно и то же, то мы должны признать, что видящий что-то сразу становится знающим то, что видит. Но в таком случае человек, увидевший, и, значит, узнавший то, что видит, закрыв глаза, помнит то, что видел, а, следовательно, уже не знает этого, ибо в данный момент не видит [107, с. 217-218].
Следует ли в таком случае признать, что зрение и другие органы чувств не способны доставить нам многообразные знания о внешнем мире? Допустим, мы видим отдельно стоящее дерево или группу деревьев. Увиденные нами объекты позволяют утверждать, что то, что мы видим, есть ничто иное, как деревья, состоящие из ствола, ветвей и корней. Даже закрыв глаза, мы не теряем своего знания, ибо по-прежнему способны различить деревья среди множества других объектов. Но при этом мы лишаем себя возможности узнать, смогут ли они в будущем приносить плоды, поскольку уже не видим этого. Значит, полученное нами знание есть результат нашего видения.
Границы знания и условия его освоения
Структура познавательного процесса включает в себя предмет познания, о котором в итоге формируется определенное (возможно, не всегда целостное) знание, и условие познания, отражающее не только путь формирования знания, но и процесс его освоения. Процесс освоения знания представляет собой выявление причинно-следственной связи, в результате которой становиться возможным перевод частного, урезанного знания в статус целостного (исчерпывающего) знания. Однако данное положение требует уточнения процесса подобного перевода, а также определение области частного знания в структуре познавательного процесса.
Выше отмечалось, что знание есть не что иное, как отражение. Но что является объектом данного отражения? На что направлено знание? Известно, что знание рассматривается в различных аспектах, что, в свою очередь, формирует различные подходы при его изучении. Так, например, психология стремится изучить субъективные состояния и процессы, в которых возникает знание. Гносеология же рассматривает взаимоотношение между объективной реальностью как первичным и знанием как вторичным. Логика стремится исследовать знание как особое объективное образование. Однако как бы не были различны подходы при изучении знания, все они, направлены на неизвестное. Об этом, в частности, говорит С.Л. Франк: «Всякое знание совершенно независимо от того, на какую специальную область оно направлено, направлено всегда... на неизвестное...» [135, с. 64].
Словом, знание всегда нацелено на неизвестную сторону объекта. Раскрытие ее содержания, таким образом, представляет собой цель и основную задачу знания. При этом сущность знания, представляющая особый интерес, становится предельно понятной: она заключается в определении неизвестного. Еще Р. Декарт утверждал, что неизвестное должно быть отмечено, ибо иначе мы не были побуждаемы отыскать именно его скорее, чем что-либо другое [50, с. 127]. Что представляет собой неизвестное? Неизвестное (незнание) - диалектическая противоположность знания, знание со знаком минус [141, с. 132].
Сказанное означает, что знание и незнание взаимосвязаны. Они как положительная и отрицательная стороны магнита притягиваются друг к другу, образуя единство положительного содержания и вопрошающего компонента. М. Мамардашвили утверждал, что знание того, что мы видим, несомненно, мешает нам видеть видимое. Поэтому в содержательной части знания на первый план должно выступает то, что известно о предмете, в вопрошающей - неполнота знания, необходимость выхода за пределы наличного знания.
Иными словами, знание и незнание не являются чем-то внешним по отношению друг к другу. Они не могут быть отдельно друг от друга, подобно механическим частям. Как нет единого без многого, бытия без небытия, так нет знания без незнания.
Знание есть знание по отношению к незнанию, в то время как незнание является незнанием по отношению к знанию. «То, чего мы не знаем, - пишет С.Л. Франк, - есть для нас основа и носитель того, что мы знаем... Где мы имеем только определенное.., там нет знания; знание предполагает связь известного с неизвестным...» [136, с. 59].
Знание обуславливает незнание тем, что проливает свет на неизвестные объекты, обнаруживает, очерчивает их границы. Чтобы незнание могло быть оценено как незнание, необходимо знание, позволяющее это сделать. Только существование знания делает незнание таковым: знание высвечивает незнание, как зажженный фонарь высвечивает кусок темноты. Вышеизложенное позволяет утверждать, что: 1) известное и неизвестное взаимосвязаны и взаимообусловлены: они не существуют друг без друга. 2) известное и неизвестное равновелики: известное равно неизвестному. То, что мы ищем, как утверждал Аристотель, по числу равно тому, что мы знаем; 3) будучи противоположностями, известное и неизвестное на высокой стадии развития их отношений взаимопереходят друг в друга, что создает возможность выразить одну противоположность через другую: знание через незнание, а незнание через знание.
Поскольку знание есть отражение незнания, то представляется уместным проанализировать взаимоотношение категорий незнания и знания, выражающее основные ситуации познавательного процесса. По мнению Дубровского, можно выделить четыре такие ситуации, в которых находится всякий познающий субъект: 1) знание о знании (когда субъект обладает некоторым знанием и в то же время знает, что оно истинно или оценивает его как вероятное, неточное и т.п.); 2) незнании о знании (когда некоторое присуще субъекту знание не рефлексируется, пребывает на протяжении какого-либо интервала в латентной форме); 3) знание о незнании (имеется в виду проблемная ситуация, когда субъект обнаруживает и четко фиксирует свое незнание чего-либо определенного). Франк в данной связи утверждал: «... мы знаем то, чего мы не знаем. Ибо х, с одной стороны, есть неизвестное, то, чего мы еще не знаем и что мы лишь должны определить. Но так как мы говорим о нем, то, значит, оно все же присутствует в нашем знании, и мы знакомы с ним - иначе как пришла бы нам в голову мысль о нем?» [136, с. 59]; 4) незнание о незнании (речь идет о допроблемной ситуации; например, ученые XVIII века не только ничего не знали о квазарах или молекулах ДНК и генетическом коде, но совершенно не знали о том, что они этого не знают) [55, с. 63].
Среди перечисленных разновидностей знания и незнания наиболее значимыми представляются знание о незнании и знание о знании. Рассмотрим их более подробно в контексте познавательного процесса.
Принимая во внимание то, что отдельно взятое (частное) знание, следуя за незнанием способно найти свое отражение в контексте целостного знания, можно представить структуру процесса познания следующим образом: незнание - частное знание - целостное знание. Какое место в данной структуре занимают знание о незнании и знание о знании? Очевидно, что знание о незнании, следуя за незнанием о незнании как начале познания, приводит к формированию знания. Это видно уже из того, что знание о незнании, представляющая собой незнание чего-то конкретного, вызывает потребность в узнавании. Следовательно, знание о незнании предшествует знанию. Однако знание, как отмечалось выше, может быть урезано. В этой связи возникает вопрос: как соотносится знание о незнании с ограниченным (адекватным лишь в рамках определенной предметной области) знанием? По мнению В.Ф. Беркова, знание о незнании не может быть истолковано как знание о предмете до появления какого-либо знания о нем, поскольку знание о незнании есть осознание недостаточности наличного знания, то есть знания присущего нам [15, с. 95].
Понимание как историко-философская проблема
Актуальность исследования понимания как своеобразного познавательного феномена обусловлена необходимостью пересмотра традиционной позиции. Растущая потребность различных наук в разрешении данной проблемы выводит понимание на междисциплинарный уровень; оно становится предметом анализа одновременно в нескольких областях знания -физики, математики, психологии, философии, истории, филологии и др. В современной науке выделяется, по меньшей мере, семь основных направлений ее исследования - методологическое, гносеологическое, логическое, семантическое, лингвистическое, коммуникативное и психологическое. Однако, несмотря на то, что понятие «понимание» считается общеизвестным и постоянно употребляется в работах философской, лингвистической, психологической проблематики, оно не имеет строгого общепринятого определения. Причиной тому является стремление отдельных наук дать собственное определение данному понятию, исходя из своей специфики. А между тем проблема понимания до сих пор остается открытой. Так, по замечанию Дж. А. Миллера, «нет психологического процесса более важного и в то же время более трудного для понимания, чем понимание...» [92, с. 266]. Представляется, что при определении сущности данного понятия целесообразно обратиться к генезису проблемы понимания, обозначив тем самым ее историко-философские границы.
Как известно, дисциплиной, разрабатывающей технику понимания, является герменевтика, с развитием которой проблема понимания эволюционировала, приобретая черты собственно философской проблемы. Представляя собой изначально искусство изложения, герменевтика связывала проблему понимания с проблемой интерпретации текста. Так,
Августин, рассматривая понимание как интерпретацию, видел в последней правило для нахождения подлинного смысла Библии. Определяя понимание как фундаментальную герменевтическую категорию, он утверждал, что понимание есть переход от знака к его значению, переход, во время которого осуществляется познание значения путем запечатления в душе представления о воздействующем на нее знаке. Поскольку «конструкции» людских душ изначально одинаковы и родственны, постольку, соприкасаясь друг с другом, они начинают понимать знаки. Разумеется, определение знака, данное Августином, отличается от современных семиотических доктрин. Полагая, что каждый знак имеет внешнюю сторону, при помощи которой человек воспринимает знаки как материальные объекты, он в то же время указывает на существование его внутренней стороны - значения (смысла), -постичь которую можно абсолютно, то есть, не обращаясь к контексту.
Подчеркивая особую важность теории Августина, все же отметим, что определение понимания в качестве категории еще не влечет перевода вопроса о достижении понимания из разряда технических в разряд философских.
Дальнейшее исследование проблемы понимания в рамках герменевтической традиции связано с творчеством Ф. Шлейермахера. По мнению Ф. Шлейермахера, понимание есть ничто иное как «вчувствование», «вживание» во внутренний мир автора. Философ определяет текст как «застывшую речь», единственным способом постижения которого является создание абстрактной ситуации диалога между автором и его интерпретатором. В ходе подобного диалога осуществляются следующие действия. С одной стороны, автор текста стремиться выразить свою мысль посредством языка, с другой стороны, интерпретатор путем вчувствования в субъективность автора пытается воспроизвести его творческую мысль, понять смысл высказанных им слов. Иными словами, возникновение понимания, по Шлейрмахеру, обусловлено, прежде всего, сходством или различием человеческих индивидуальностей [Цит. по 32, с. 63].
Шлейермахер выявляет в понимании две стороны: объективную и субъективную. Объективная сторона понимания есть предмет грамматической интерпретации, которая происходит в сфере языка и достигается в соответствии с общими, независимыми от объекта правилами. Выражением субъективной стороны является интерпретация психологическая, стремящаяся выявить индивидуальные особенности автора, текста или языка. Следовательно, понимание обеспечивается взаимобытием этих двух моментов. На этом основании Шлейермахер делает следующий вывод: процесс герменевтического понимания начинается с готового текста («застывшей речи») и завершается духовным воспроизведением его смысла или значения. Представляя собой основу понимания, текст (речь) между тем не является непосредственной задачей исследования. Задача исследования сводится к раскрытию смысла текста и его понимания. Ученый утверждает, что между словом и его смыслом существует различие. Это утверждение явилось основой для построения общей герменевтики, служащей фундаментом для специализированных герменевтических дисциплин. Однако, несмотря на это, проблема понимания по-прежнему сводится к проблеме разработки техник интерпретации, приводящих к пониманию.
Перевод проблемы понимания из разряда технических в разряд философских проблем был осуществлен Дильтеем. Философ пытался представить понимание как метод постижения духовной целостности. Согласно Дильтею всю сферу научного познания следует разделить на две области - науку о природе (естествознание) и науку о духе (гуманитарное знание). В отличие от естествознания содержание гуманитарных исследований, по мнению автора, составляют не факты природы, а объективированные выражения человеческого духа. «Сумма духовных явлений, - отмечает он, - подпадающая под понятие науки, обычно делится на две части; одна обозначается названием наук о природе; для другой, странным образом, общепризнанного обозначения не существует. Я присоединяюсь к словоупотреблению тех мыслителей, которые это второе полушарие интеллектуального глобуса именуют науками о духе» [51, с. 114]. Однако подобное разделение носит скорее относительный характер, поскольку знания того и другого классов постоянно смешиваются друг с другом в обеих пограничных областях между изучением природы и изучением духовных явлений. И все же, несмотря на условность подобного разделения, очевидно, что способ познания предмета естественных наук не может быть применен в отношении предмета наук гуманитарных. Так, в отличие от природных объектов, сущность которых раскрывается путем объяснения, объекты, связанные с деятельность человека, постигаются на основе интуитивного переживания и последующего истолкования. Истолкование же предполагает определенного рода слияния субъекта познания с познаваемым объектом и понимание первым второго.
Итак, перевод проблемы понимания в разряд философских проблем происходит благодаря тому, что понимание рассматривается Дильтеем как методологическое содержание наук о духе, а герменевтика является логикой последних.
Проблема соотношения знания и понимания
Переход от поверхностного постижения объектов действительности к познанию их сущности неразрывно связан с формированием в нашем сознании ясного и отчетливого понимания, которое в процессе активного взаимодействия со знанием сменяет динамикой статичный характер последнего. Однако в результате такого взаимодействия возникает опасность смешения данных понятий. «Знание» и «понимание» часто употребляются как синонимы, что само по себе приводит к нивелированию роли понимания в познавательном процессе. «В известном смысле, — отмечает К.В. Малиновская, - это справедливо: знать что-либо об объекте и значит, так или иначе, понять его» [84, с. 49]. Аналогичную мысль высказывает В.Г. Федотова: всякое знание предполагает понимание, которое свою очередь представляет собой определенный вид знания [131, с. 46]. Между тем анализ познавательной деятельности дает достаточно оснований для утверждения о том, что «знание» и «понимание» понятия нетождественные, хотя и взаимосвязанные. Нельзя понять что-то, не зная этого «что-то». В то же время мы часто обладаем знанием без понимания. Например, включив телевизор, ребенок твердо знает, что на экране появится изображение, однако он еще не понимает, какова природа связи между этими событиями. Иными словами, между знанием и способностью человека понимать существуют определенные границы. В связи с этим постановка вопроса о различении данных понятий представляется вполне правомерной. «Мы понимаем доказательство теоремы, фразу иностранного языка, содержание научной теории, но улицы родного города, транспорт, которым мы ездим на работу, мы знаем и говорить об их понимании можно разве что в переносном смысле» [47, с. 10].
Конечно, знание, представленное как адекватное отражение действительности, с необходимостью включает в себя понимание. Однако это не дает основания утверждать, что понимание в процессе развития науки может получить статус знания [84, с. 52]. Понимание отлично от знания. Если знание представляет собой отношение к объекту, выраженное в получении о нем новых сведений, то понимание есть отношение не к объекту, а к знанию об этом объекте. Словом, понимание есть некоторая интерпретация, освоение знания. Понимание не может быть просто сведено к знанию потому, что появляется в результате определенных действий над ним.
Знание неразрывно связано с памятью, что позволяет утверждать о присущем ему свойстве припоминания. Относительно понимания столь категоричное утверждение не подкреплено единством во мнениях. По замечанию В.В. Знакова, говоря о связи понимания с памятью, следует различать две ситуации - понимание известного и понимание нового. Понимание известного: знакомых слов, действий, поступков людей и т.д. рассматривается им как понимание-вспоминание. «Это такая форма интеллектуальной деятельности, - пишет он, - которая основана на актуализации прошлого. Она фактически не требует от человека мышления в момент понимания, но основана на прошлой мыслительной деятельности... В противоположность пониманию известного понимание нового (неизвестных ранее фактов, событий, явлений) более развернуто во времени. Такое понимание проходит ряд этапов становления и всегда включено в активную мыслительную деятельность (по выяснению причин понимаемого явления, установлению того, как устроена вещь и т.п.)» [57]. Таким образом, исследователь делает вывод о существовании понимания, совершающегося без актуального участия мышления, - понимания-вспоминания.
Однако понимание это то, что уничтожает память в самом акте понимания, ибо понять второй раз невозможно. Ошибочность представленного выше мнения более отчетливо проявляется при выяснении смысла слова «известное». Известным признается то, что можно распознать всегда и при любых обстоятельствах; это информация, которая откладывается в нашей памяти и приобретает в итоге форму знания. Значит, известное нам тождественно нашему знанию. Именно знанию, а не пониманию. Знание, как было отмечено выше, связано с памятью. Оно поддерживается последней, поскольку имеет дело с удержанием данных. Понимание же нельзя «припомнить» - оно либо существует, либо нет.
Еще одним отличием знания от понимания является присущий знанию объективный характер. Знание, безусловно, принадлежит нашему собственному миру. Однако утверждение о том, что знание одного субъекта не может быть тождественно знанию другого, представляется не убедительным. Несмотря на то, что знание существует в каждом из нас, это все же не позволяет говорить о нем, как об исключительно нашем индивидуальном приобретении. У человечества имеется долгая история, обогащающая человека так же, как и общение его с современниками. «Обращаясь к тексту диалогов Платона, - замечает Н.Ф. Овчинников, - мы с удивлением осознаем, что обсуждаемые в них проблемы, затрагивающие природу самого знания, поразительно современны. Не только Платон, но и нынешние авторы вынуждены обсуждать вопросы представления имеющихся знаний и процессы их использования» [98]. Таким образом, знание наряду с всеобщей возможностью предоставления каждому, независимо от места, времени и прочих обстоятельств, не перестает быть объективным. Вместе с тем всеобщность знания, как справедливо отмечает А.В. Родин, означает не всеобщность понимания, а только всеобщность возможности понимания. «То обстоятельство, что теория относительности представляет собой истинное знание, не означает, что все всегда и везде ее действительно понимают. Это означает только, что никому не возбраняется попытаться ее понять...» [119].
Мы уже обращали внимание на то, что способность человека понимать, открывать для себя определенные истины, неразрывно связана с деятельностью его разума. Поскольку разум неодинаков у различных людей, то и понимание свойственно им в неодинаковой степени. Следовательно, понимание, в отличие от знания, действительно субъективно. «Даже имея перед собой ... разъяснение, - отмечает М. Полани, - многие люди, перечитав предложения Финдлея раз двадцать, ничего в нем не поймут: оно не может сообщить им ничего вразумительного, потому что, нападая на след понимания, позволяющий осмыслить это предложение, они будут его постоянно терять. Решающим здесь являются природные способности и обучение» [109, с. 173]. Невозможно воспользоваться пониманием другого человека так же, как поделиться своим собственным. Оно, в отличие от знания, не может быть никому передано, поскольку представляет собой совершенно личную вещь. А.А. Потебня писал: «Искусство есть язык художника, и как посредством слова нельзя передать другому свою мысль, а можно только пробудить в нем его собственную, так нельзя ее сообщить в произведении искусства; поэтому содержание этого последнего... развивается уже не в художнике, а в понимающих» [111, с. 153]. Б. Рассел полагал, что пересказ глупым человеком того, что говорит умный, никогда не будет правильным. Это невозможно потому, что он бессознательно превращает то, что слышит, в то, что может понять. Аналогичную мысль высказывает М.К. Мамардашвили: понимание всегда отмечено знаком индивидуального состояния. Если его нет в качестве индивидуального, то не может быть и понимания [85, с. 68-69].