Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Становление классической методологии гуманитарных наук 14
1.1. «Предклассика» как продукт методологического влияния позитивизма на гуманитарные науки 14
1.2. Обоснование ценностного статуса гуманитарных наук неокантианской школой 34
1.3. Единство методов гуманитарных наук и теоретического мировоззрения 45
1.4. Проблема понимания в контексте гуманитарной научной рациональности 61
1.5. Герменевтика как метод гуманитарных наук. Границы интерпретации и структура мышления исследователя в гуманитарном знании 73
Глава II. Рефлексия методов в неклассических гуманитарных науках 89
2.1. Проблемно-инструментальный цикл действия метода в гуманитарном исследовании 89
2.2. Синергетический подход в понимании методологии гуманитарных наук 116
2.3. Постмодернизм и гуманитарное исследование. Проблема связи метода и истины в гуманитарном познании 123
2.4. «Поворот к опыту»: метод познания истории в концепции «интеллектуального эмпиризма» Ф.Р. Анкерсмита 137
2.5. Методологические основания синтеза естественных и гуманитарных наук 151
Заключение 164
Библиографический список 169
- «Предклассика» как продукт методологического влияния позитивизма на гуманитарные науки
- Герменевтика как метод гуманитарных наук. Границы интерпретации и структура мышления исследователя в гуманитарном знании
- Синергетический подход в понимании методологии гуманитарных наук
- «Поворот к опыту»: метод познания истории в концепции «интеллектуального эмпиризма» Ф.Р. Анкерсмита
«Предклассика» как продукт методологического влияния позитивизма на гуманитарные науки
Как известно, вплоть до Нового времени, т.е. до процесса формирования классической науки, проблемы методологии не занимали особого места в системе знания и включались в контекст натурфилософских и логических построений. Развитие естествознания, потребовало коренных изменений в методологии, тогда же сложился социальный институт науки, и её основные познавательные ценности. Соответственно в качестве образца научной методологии выступило естествознание, что наиболее ярко выразилось в учении Ф. Бэкона об индуктивном эмпирическом подходе в науке и рационалистическом учении Р. Декарта о методе. При этом Ф. Бэкон обозначил проблему преодоления факторов, затрудняющих познание истины («идолов»), с помощью метода экспериментальной индукции [27, с. 303-310].
Французский мыслитель в своих построениях уподобил мир механизму, а науку о мироздании — механике. Познание, согласно его рассуждениям сводилось к конструированию некоего варианта машины мира из простейших начал, обнаруживающихся в разуме. Следовательно, метод познания в этом случае превращался в инструмент конструирования реальности. Таким образом, при сопоставлении декартовского метода с бэконовским обнаруживается различие, состоящее в том, что для Р. Бэкона, ориентировавшегося на физику, исходным пунктом знания являлся опыт и связанный с ним метод эмпирической индукции, а для Р. Декарта, опиравшегося на математику - теоретическое мышление и метод дедукции.
Сам Р. Декарт обозначил следующую задачу, стоявшую перед ним при разработке учения о методе: «...мое намерение состоит.. .только в том, чтобы показать, каким образом старался я направить свой собственный разум...Я же всегда имел величайшее желание научиться различать истинное от ложного, чтобы лучше разбираться в своих действиях и уверенно двигаться в этой жизни» [53, с. 251]. Так была получена формула картезианского метода: 1) начинать с простого и очевидного; 2) путем дедукции из простых высказываний получать более сложные; 3) сохранять непрерывность цепи умозаключений; 4) делать перечни и обзоры полученного знания [53, с. 256-260].
Таким образом, основной целью создания четырех правил метода стало желание Р. Декарта отличать истину от заблуждения и уметь эффективно применять собственный разум. «Никогда не принимать ничего на веру, в чем с очевидностью не уверен, т.е. тщательно избегать поспешности и предубеждения и включать в свои суждения только то, что представляется моему уму столь ясно и отчетливо, что никоим образом не может дать, повод к сомнению» [53, с. 257]. Это не просто правило, а фундаментальный нормативный, принцип, именно потому, что все" должно сводиться к ясности и отчетливости, в этом и заключается очевидность.
Р. Декарт в данном случае следовал Аристотелю, согласно которому нами «движет предмет стремления, и через него движет размышление, так как предмет стремления есть начало для него. Итак, нами движет ближайшее предметное бытие. Ум же, совершенно очевидно, не движет без стремления...Поэтому приводит в движение всегда предмет стремления А предмет стремления определяется нашей внутренней природой, сущностью: растение в силу своей органической природы движимо солнцем, водой, воздухом, животное, предположим, заяц, движимо растением, необходимы для его питания, а волк, в свою очередь, движим зайцем...Человека движут, кроме названных причин, общих для него со всеми живыми существами, еще и социальные интересы, то есть тоже предметы, но только обусловленные общественной природой человека» [8, с. 442-443].
В рассуждениях Р. Декарта проблема методологии выступает в связи с обсуждением вопроса о том, на каких основаниях и с помощью каких методов достижимо новое знание. Его ведущий принцип состоял в том, чтобы создать науку, все положения- которой можно было бы вывести из одного исходного принципа; необходимость, с которой должно быть произведено такое выведение, и должна служить гарантом строгости и достоверности научного знания. В результате все научное знание мыслилось Р. Декартом как единая система или, по словам Э. Кассирера, «как один единый, замкнутый в себе ряд, внутри которого нет ни одного необоснованного перехода» [87, с. 28-30]. В таком случае ни одно звено научного знания не должно выступать как самостоятельный элемент: все должно вытекать из исходного постулата по определенным методическим правилам.
Как следствие в своём становлении методология социальных и гуманитарных наук была обречена на зависимость от естественнонаучного идеала, заданного картезианской традицией. Экстраполяция картезианского идеала универсальной математики на проблемы человека и общества привела к возникновению социальных наук, и породила убеждение о том, что все без исключения параметры социальной жизни поддаются калькуляции и цифровому учёту, т.е. вполне исчерпываются количественными методами, если не в самой реальности, то, по крайней мере, на уровне теоретических моделей. В рамках классической науки абстрагирование от культурно-антропологических характеристик человеческой деятельности и уподобление социальных фактов вещам позволяло эффективно использовать методы естествознания для построения объяснительных моделей социальных процессов. Методологически подобная установка базировалась на рациональной устремленности к предельной ясности и отчётливости понятий, многозначность и расплывчатость которых расценивалась как несоответствие нормативным критериям строгости научного мышления. Однако не был учтён мировоззренческий и ценностный компонент наук о человеке и обществе, но именно с помощью ценностной интериоризации гуманитарная наука постепенно стала формировать собственную идентичность, обращаясь к человеческим качествам и социальным феноменам как к объектам преобразования. На этапе развития классической науки все основные процедуры научного исследования начинают регулироваться внутренними нормами, соответственно формируется проблемно-инструментальный цикл исследования. В данном ракурсе конституировалась объектно-предметная область социально-гуманитарного познания, слоистая по своей конституции, что и определило структуру наук. Выделился корпус социальных наук (экономика, политология, социология, юриспруденция, которые похожи на естествознание, и в которых действуют объяснения и выявляются общие закономерности. В гуманитарных науках, науках о культуре (филология, история, культурология) действуют индивидуализирующие способы познания. Таким образом, произошло разделение по предмету и по методу, которое закрепило за этими науками статус социально-гуманитарных, имеющих различие в предмете, методе и функциях.
На наш взгляд, необходимо уточнить критерии разделения наук на гуманитарные и социальные. Демаркационную линию между социальными и гуманитарными науками можно проводит не только исходя из предмета исследования, и использующихся в нём методов, но и в соответствии с исследовательскими программами. Исследовательская программа содержит в себе характеристику предмета, метода исследования, общих предпосылок научной теории, способов перехода от философской системы к научным построениям [41, с. 11]. Соответственно, к социальным наукам следует отнести те, которые используют натуралистическую программу с присущей ей моделью объяснения, разделением субъект-объектных отношений. Научное социальное знание - наиболее объективированный и приближенный к естественным наукам тип знания об обществе, изучающий законы функционирования и развития отдельных социальных сфер и общества в целом, объективные закономерности общественного развития. Здесь субъект-объектное противостояние, противостояние исследователя и изучаемого им фрагмента действительности намеренно и методически заостряются. Иными словами, описанию и объяснению в такого рода науках поддается лишь то, что имеет значение всеобщего и охватывается в форме понятия.
Герменевтика как метод гуманитарных наук. Границы интерпретации и структура мышления исследователя в гуманитарном знании
Процедуры понимания и интерпретации являются неотъемлемыми составляющими герменевтической деятельности. Специфика гуманитарного исследования состоит в необходимости познания «другого» («иного» по отношению к субъекту), в качестве которого может выступать текст, историческая эпоха, культура или человек. Основная проблема состоит в том, что исследователь-гуманитарий стремится понимать «другого» без рефлексии оснований собственно субъективного понимания. Объект гуманитарных наук - человек, текст, культура прошлого или современности" предстаёт в процессе исследования в форме версий, с целым рядом альтернативных интерпретаций. На данном этапе возникают проблемы,. связанные с их пониманием. Прямое наблюдение или эксперимент здесь неприемлемы, следовательно, практически невозможно указать границы интерпретации фактов или явления. Кроме того, нет критериев и чётких правил, по которым возможно отличить «хорошую» (правильную) или «плохую» (неправильную) интерпретацию текста. Особенно это заметно в лингвистике и литературоведении, когда при переводе и интерпретации текста, либо утрачиваются, либо рождаются новые смыслы, новые культурные феномены. Поэтому важно рассмотреть особенности и функции герменевтического метода в гуманитарном исследовании.
Как известно термин «герменевтика» греческого происхождения и употребляется в значениях — разъяснять, растолковать, истолковать (поэтов, а также сообщения оракулов), переводить (с одного языка на другой), сообщать. Один из основоположников герменевтики X. Г. Гадамер указывал — «Как искусство передачи иноязычного высказывания доступным для понимания образом, герменевтика не без основания названа по имени Гермеса, толмача божественных посланий людям» [38, с. 260].
Общая, основа всех этих значений — «делать понятным, доводить до понимания». Герменевтика также употребляется в следующих значениях: как теория интерпретации, как процедура работы с текстом и как метод гуманитарного познания. Герменевтика — одна из важнейших парадигм гуманитарно мышления в дальнейшем частично слившаяся с феноменологическим движением и усвоившая его результаты. В герменевтическом методе по отношению к смыслу можно выделить два типа герменевтического метода: разворачивание смысла и редукция смысла [86, с. 9]. Сторонником первого - общефилософского — является Х.-Г. Гадамер, опирающийся на М. Хайдеггера, Э. Гуссерля, В. Дильтея и Ф. Шлейермахера. Второй - специальнонаучный - представлен литературоведами, правоведами, психологами, этнографами, которые исходят из семиотической и лингвистико-аналитической традиции. Так, Э. Бетти и Э. Хирш противопоставили философской герменевтике Х.-Г. Гадамера специальнонаучный, или «традиционный» герменевтический подход, в определенной мере общий для библейской экзегетики, юридической и филологической интерпретации текстов. В то время как задача специальных герменевтических теорий формулируется как поиск методологических правил реконструкции и понимания авторского смысла текста, целью философской герменевтики является анализ языкового опыта как особой формы человеческого отношения к миру.
Проблема языка является исходным предметом философского анализа и интегрирует в себе множество подходов. С позиций материализма язык не самодовлеющий фактор, определяющий бытие и познание людей, а порождение материального производства. Так, К. Маркс писал: «...Язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию; язык возникает лишь из потребности, из, настоятельной необходимости общения с другими людьми» [129, с. 29]. С точки зрения понимающей философии, герменевтики, напротив, роль языка, абсолютизируется, он образует мир, обусловливает и границы, и способ понимания человеческого мира и мира истории. Но в любом случае языковое явление выявляет структуру как таковую (текста, культуры, реальности и т.п.). По словам Р. Якобсона, язык «есть функционально ценностное воплощение структуры» [213, с. 134]. Можно рассматривать язык как основную ценность гуманитарного познания, которая укорена в мышлении исследователя: «Язык и шаблоны нашей мысли неразрывно между собой переплетены, они в некотором смысле составляют одно и то же» [169, с. 193].
Одним из первых, кто подошёл к рассмотрению языка как сложного явления, имеющего самые различные свойства и проявления был Ф. де Соссюр Он считал, что язык может характеризоваться с разных сторон, поэтому предлагал вычленять два возможных аспекта исследования языка — диахронический (или исторический) и синхронный (язык в его реальном состоянии) [175]. Идеи Ф. де Соссюра, ознаменовали переход от классической науки, рассматривающей сознание в качестве исходного пункта философствования, к философии неклассической, которая обращается к языку («лингвистический поворот»).
Таким образом, специфику концептуального базиса гуманитарного познания помогает выяснить решение проблемы языка гуманитарных теорий. Язык теории - это материализованные в знаках теоретические объекты и идеализации. В методах структурной лингвистики преобладал взгляд на язык как систему, существующую в себе и для себя [7]. Со второй половины XX века на первый план выдвинулись прагматические и когнитивные аспекты изучения языка, когда наряду с системой языка стали исследовать связи языка с действительностью и с человеком. Безусловно, метод в гуманитарном исследовании располагает специальным языковым фондом, включающим, в себя? терминологию, позволяющую осуществлять, познавательную деятельность относительно? осваиваемого предмета;. Но« данный гуманитарный; языковой, запас не является стандартизированным, от включает в себяітерминологию ,,которая зачастую нуждается в прояснении, например;:понятия «типологичность», «символичность», «структурность» и т.д. Тем не менее, язык гуманитарнош теории можно разделить на два фрагмента: язык объяснения и язык понимания, т.е. язык, предназначенный для герменевтической деятельности; Итак, язык —это тот контекст ,в котором производятся смыслы, и осуществляется герменевтический опыт, или процесс познания феноменов культуры. Язык выступает непосредственным участником формирования логических структур человеческого мышления, и представляется не только как средство понятийного постижения объектов действительности, а как начало, которое навязывает структуру объектам и бытию в целом.. В неклассической науке внимание и абсолютизация роли; языка; привела к «лингвистическому повороту» в . философии. Представителями постпозитивизма был сделан вывод о возможности познания всего через анализ языковых структур, при этом исключался их экзистенциальный характер; т.е. понимание языка как. мировоззрения или конкретного мнения; По словам Л. Витгенштейна «Все то, что должно быть мыслимо, должно быть ясно мыслимо. Все то, что может, быть сказано, должно быть ясно сказано...» [35, с. 7]. Представитель экзистенциализма К. Ясперс характеризовал данную ситуацию подменой бытия языком, при этом он указывал на игнорирование всех привычных слов, прежде всего высоких слов, которые имели и могли иметь содержание. «Непривычное слово и непривычное расположение слов должны стимулировать изначальную истину, способность быть новым в словах..— глубину» [2Ґ4, с. 360]L Другой немецкий мыслитель М: Хайдеггер определил мышление как то, что «должно стихослагать над загадкой бытия» [199, с. 67-68]. Причем стихослагать, по Хайдеггеру, должно, принимая одно важнейшее условие - бытие никогда не будет исчерпывающе прояснено в языке или идее, оно не раскрывается, подобно обнаруженным в опыте регулярностям, в виде понятия, закона или теории.
Следовательно, и социальный, жизненный опыт человека можно определить, как то, что мыслиться через язык, следовательно, метод исследователя-гуманитария, в отличие от учёного-естественника, заключается в понимании текста. «Весь методологический аппарат математических и естественных наук направлен на овладение вещным, безгласным объектом, не раскрывающим себя в слове, ничего не сообщающим о себе. Познание здесь не связано с получением и истолкованием слов или знаков самого познаваемого объекта» [19, с. 82]. При этом представители герменевтики предлагают свои методы исключения ошибок понимания. В качестве таких средств может выступать как анализ внутритекстового контекста (Г.-Х. Гадамер), так и реконструкция ситуационного контекста (К. Ясперс), позволяющая нам поставить себя на: место предполагаемого адресата. В любом случае, текст должен восприниматься как творение человека, жившего в определённый исторический период, и, следовательно, он отличался спецификой, в том числе и грамматическим строем языка» [11, с. 277-278].
Синергетический подход в понимании методологии гуманитарных наук
Науки неклассического этапа, такие как биоинженерия, кибернетика, компьютерные науки, а также комплекс социальных и гуманитарных дисциплин, нашли свою нашли свою единую основу в синергетике. Анализируя в своих работах её статус, B.C. Єтепин утверждает, что саморазвивающиеся системы на определённых этапах развития могут включать в себя не только объекты первой природы, но и их историю, а также субъекты и социокультурные условия [179]. Таким образом, автор не противопоставляет гуманитарные и естественные науки, а проводит демаркацию между ранними и более зрелыми уровнями науки.
Известно, что термин синергетика (от греческого «синергия» — совместное действие), введенный в 1972 г. немецким учёным Г. Хакеном;-обозначает комплекс идей, которыми направляется исследования, поддержания и распада структур в физических, химических, биологических системах [52]. ИнтереснОі что сам Г. Хакен в то время не подозревал, что эта область может оказать влияние на столь многие и отдаленные области исследования, как, например, психология и философия [170, с. 53].
Синергетика изучает законы коэволюции (совместного развития) сложных систем. В таком подходе заключена необходимость выработать понимание взаимодействия и создать условия сосуществования весьма различных форм знания. Синергетический анализ показывает, что. имеющиеся в мире структуры — это аттракторы, где пространство и время нетривиально связаны. Познавательные средства, используемые в синергетике, такие как: математический аппарат, категориальные членения, статистические модели, позволяют успешно моделировать процессы социальной жизни, например, геополитические или социоэкономические процессы. Развивающаяся синергетика заставляет по-новому оценивать необходимость и действующие тенденции к интеграции естественнонаучного и гуманитарного познания. Высокая общность и продуктивность методологических идей синергетики навела на мысль о возможности и необходимости универсальной теории нелинейных систем. Синергетика стала пониматься как общая теория самоорганизации, реализующаяся в междисциплинарных исследованиях, обеспечивающих этой теории эмпирическую верифицируемость. Естественнонаучные корни синергетики заставляют задавать вопрос, правомерно ли перенесение сложившегося в естествознании научного аппарата, языка формул и уравнений в область гуманитарного знания. Г.Г. Малинецкий пишет: «Когда многие задачи можно посчитать с помощью компьютеров, наиболее важной становится проблема понять явление. Как правило, это требует новых идей, концепций, понятий, которые затем входят в общий контекст естественнонаучной культуры. Для современной науки все более характерным становится ее междисциплинарный характер» [124, с. 6].
Тем не менее, несколько преждевременны утверждения о том, что синергетическая парадигма оформилась окончательно, особенно если речь идет о ее применении к гуманитарным и социальным проблемам. Однако к настоящему времени уже отработаны основные принципы синергетического подхода к анализу социальных систем, некоторых культурных процессов, проблем управления, социокультурных процессов [170]. Очевиден факт, что синергетический подход выводит исследователей на новый уровень -уровень концептуального обобщения.
Идеи синергетики получили широкое распространение в объектных областях всех уровней материальной и духовной самоорганизации. Є точки зрения синергетики мир предстает как универсальная самоорганизующаяся система, эволюция которой связана с выбором из многочисленных вариантов, а не предопределена предшествующими состояниями. Соответственно научное познание перестало» быть простым собиранием идей и методов, т.к. научное исследование зависит не только от самой природы, но и от личности ученого, от его конструктивно-познавательных способностей, интеллектуальных предпочтений. Таким образом, следует признать, что, как и в гуманитарной методологии, плюрализм стратегий является характерной чертой синергетики. Её идеи и принципы могут и должны трактоваться по-разному, в зависимости от конкретных функций, которые выполняются ими в различных системах научных понятий, представлений, образов [10, с. 11-39]. «Резко обогатив свой концептуальный аппарат, синергетика делает изоморфным, легитимно сопоставимым традиционно разведённые области естественнонаучного и социогуманитарного знания... оставаясь всецело естественнонаучной дисциплиной, синергетика смогла включить в свой понятийный потенциал те характеристики, которые в классическую эпоху выражали специфику гуманитаристики. Теперь, чтобы обеспечить собственную специфику, социогуманитарному знанию предстоит ответить на вызов синергетики» [90, с. 503]. В то же время существуют точки зрения на. то, что естественнонаучный подход, даже обобщённый на основе идей системного подхода и теории самоорганизации, ничего не даёт для изучения социальных явлений. «Определения и методы, развитые в рамках программы Пригожина, в той степени, в которой они остаются точной наукой, также не могут добавить ничего нового к социальным и культурным исследованиям» [138, с. 43].
Синергетика не вытесняет классические идеалы научности; но требует их переосмысления; Если переосмысление не происходит, возникает ситуация;. которую/ ЩЦ. Тищенко ш Л.Ш. Кйященко назвали? «апорией? современного гуманитарного познания» [90; с. 230]. Современная культура «задает» два взаимоисключающих императива. Первый: нельзя отказаться от исследования истории и культуры «в их бесконечной вариабельности и конкретности, в текучем многообразии исторической жизни, в ее частных состояниях, в ее сознании и подсознании, в ее повседневности и в быту. Второй: объективность научной истины как цели и ценности является коренной, генетически заданной установкой человеческого сознания, «предпосылкой выживания» И апория в том, что одновременно следовать обоим императивам нельзя, но необходимо [90, с. 231]. Синергетика же, по мнению авторов, дает ключ к ответу культуры на кризис, отраженный в этой апории. У естественнонаучного и гуманитарного познания единые исходные цели - получение истины, наблюдаются тесное сотрудничество в решении ряда конкретных вопросов, например, в историческом исследовании широко используются точные методы при решении вопросов датировки или установления авторства.
Поясним теперь предложенное понимание природы гуманитарности на примерах возможностей системного подхода и идей синергетики. Система есть множество любой природы, состав и структура которого при заданных внешних условиях с необходимостью и достаточностью определяют его качество. Стало быть, пределы применимости системного подхода — это пределы структурируемости. В гуманитарной идеальной деятельности системный подход применим двояко.
По мнению М.С. Кагана, системный подход необходим в гуманитарном исследовании, но он недостаточен для её целей [77]. «В самом деле, мы можем и должны, к примеру, применить его для установления места ценностей и сопереживания в целостной деятельности, но он ничего не даст для вживания в- неструктурируемые феномены.
Критическое отношение, к. системному подходу имеет моральное право только тот, кто овладел им. Системный подход является- необходимой пропедевтикой по отношению к целостному подходу, адекватному необъективируемому ядру субъективной реальности, ее «нерастворимому остатку». Целое, в отличие от системы, содержит в себе неструктурируемое континуальное начало. Но, поскольку это начало находится внутри системы, целостный подход не отменяет системный, но дополняет его» [167, с. 117].
Итак, если для гуманитария — это человек, кто в качестве Другого определяет само познание, то для представителя естествознания, пусть даже он будет гуманитарно ориентирован, человек является частью природы. Формально синергетик признаёт зависимость своего познания от Другого, говоря об «открытой коммуникативной рациональности» но фактически, используя аппарат системного подхода и другие синергетические понятия, он превращает гуманитарные реалии (человека и общество) в факторы и процессы природы.
«Поворот к опыту»: метод познания истории в концепции «интеллектуального эмпиризма» Ф.Р. Анкерсмита
В рамках неклассической научной парадигмы, особенно в связи с развитием постмодернистской теории, наблюдается постепенный переход от проблем языка к проблеме опытного знания. Методологический плюрализм современной науки стал предполагать возможность существования самых различных исторических текстов, разных стилей написания и интерпретации истории. Так, голландский философ и историк Ф.Р.Анкерсмит предлагает оригинальную концепцию понимания методологии исторического познания в контексте понятия художественно-исторического опыта. Эмпирический характер исторического знания, как и любой гуманитарной дисциплины, всегда вызывает серьёзные теоретические дискуссии, порождает новые текстуальные и идеалистические концепции. Поэтому основную проблему исторического знания можно свести к трактовке эмпирического опыта, который открывает историку доступ к прошедшей и несуществующей, реальности, связывая настоящее и прошлое в единое концептуальное целое.
Как известно, дистанция между прошлым и настоящим всегда воспринималась как некое интеллектуальное препятствие, преодолеть, которое можно используя различные исследовательские методы. Так неокантианцами был предложен метод соотнесения к ценностям (Г. Риккерт), а В. Дильтей применил метод «понимания» исторической действительности, в котором внутренний опыт исследователя воссоздаёт смыслы прошлого времени.
Таким образом, на этапе становления и развития классической науки, в гуманитарных исследованиях стала господствовать понимающая (интерпретационная) парадигма. Её сторонники представители герменевтики, философии жизни, постструктуралисты (В. Дильтей, Г. Зиммель, М. Вебер, Х.-Г. Гадамер, Р. Барт) сосредоточили внимание не просто на исследовании деятельных сил истории, а на методологии их познания. Именно герменевтика и феноменология, а вслед за ними и аналитическая философия, сконцентрировала свой познавательный потенциал на поисках удовлетворительной концепции исторического объяснения, на логическом исследовании структуры нарратива и нарративных предложений. Таким образом, историческая методология постепенно стала сводиться к анализу конкретно-исторических обычаев словоупотребления, к логическому исследованию структуры языка, используемого в исторической науке. Лингвистический поворот исходит из убеждения, что, поскольку мир дан нам только в языке и благодаря языку, наши репрезентации, несмотря на их кажущуюся порой объективность, не репрезентируют ничего, кроме породивших их языковых механизмов.
Исследованию подверглись весьма разнообразные языковые механизмы — от глубинных тропологических структур исторического дискурса до «регулятивных метафор среднего уровня» и более или менее поверхностных стилистических эффектов» [94, с. 11].
По мнению Ф.Р. Анкерсмита, «лингвистический трансцендентализм», то есть внимание исследователей к проблеме философии языка не только не способствует пониманию смысла деятельности историка, но и затрудняет выявление факта существования исторического повествования. Положение о том, что соприкосновение с реальностью возможно только через язык, по мысли Ф.Р. Анкерсмита, делает большинство современных философов совершенно невосприимчивыми к тем проблемам, с которыми имеет дело историк, ищущий доступ к миру прошлого. Учёный утверждает, что нарративная связность может гарантировать наиболее лёгкий доступ к прошлому, но она скрывает аутентичность нашего опыта прошлого.
То, что освоено и исполнено с помощью нарратива, уже более не дает доступа к историческому опыту [5] . Рассмотрение истории-как нарратива или текста, привлекательное в качестве отвлеченной теоретико-познавательной концепции, оказывается совершенно неубедительным, как только мы пытаемся соотнести её с тем, чем на самом деле занят историк. Ведь если бы прошлое было полностью идентично рассказу о нем, а смысл и целостность его целиком растворялись в языковой репрезентации, то мы никогда не ощутили бы непреодолимой дистанции между прошлым и настоящим временем. А именно эта дистанция и является принципиальной предпосылкой всякого исторического текста. Если бы прошлое существовало для нас только как рассказанное, не была бы столь настоятельной потребность вновь и вновь возобновлять рассказ. Таким образом, само существование исторического письма ясно свидетельствует о том, что истоком всякого рассказа о прошлом является что-то, не имеющее ничего общего с языком, некий опыт реального соприкосновения с ним. Чтобы приблизиться к пониманию того, что это за опыт, нужно, как выражается Ф.Р. Анкерсмит, «безжалостно избавиться от всех бесполезных и обременительных продуктов трансценденталистской бюрократии» и «распахнуть окно этой душной и тесной комнаты, в которой мы жили последние пятьдесят лет», чтобы вдохнуть «свежий воздух внешнего мира» [4, 160]. Ф.Р. Анкерсмит отмечает, что историк может «совершить побег из «тюрьмы языка» и уклониться от того определяющего влияния, которое оказывает язык на наши концепции прошлого, историк может вступать в реальные, подлинные, а значит и «опытные» отношение с прошлым, т.е. в отношения, которые не замутнены историографической традицией, дисциплинарными допущениями или лингвистическими структурами».
Сложность понимания истории, состоит в том, что когда историку требуется, открыть нечто новое в прошлом, то- он должен «растворить» объективное прошлое до неопределённого состояния, а т.к. прошлое распадается на фрагменты, то возникает необходимость «закрепить»- положение субъекта. В качестве эффективного средства закрепления субъекта, и основного источника для понимания прошлого, Анкерсмит предлагает считать эмпирический опыт. В этой стратегии он по сути дела возвращается к традициям американского прагматизма, в частности, к философии Дж. Дьюи, где опыт является исходным и конечным критерием истины, предшествуя категориям субъекта и объекта. Сам Анкерсмит определяет свои взгляды на историческое прошлое как концепцию «интеллектуального эмпиризма». Он особо подчёркивает то, что «существует такая вещь как «интеллектуальный опыт», в котором наш разум не хуже, чем наши глаза, уши, пальцы, может работать как вместилище опыта» [4, 27].
Следует особо отметить, что в исторической науке отношения между субъектом и опытом несколько отличаются от традиционного отношения между субъектом и опытом в других науках. В естественных науках опыт является средством познания внешнего мира, в исторической науке — опыт рассматривается как проводник в мир, и в жизнь человека. Классически подразумевается непосредственное разделение опыта и сознательного анализа его результатов, опыт как будто отделен от разума и является «сырым» материалом для работы разума. Однако в исторической науке разум способен участвовать в опыте, даже в том случае, когда не связан с чувственным опытом. Анкерсмит полагает, что если «в естественных науках опыт прочно привязан к субъекту или к объекту, то в истории он может свободно путешествовать между ними и располагать субъекта и объект там, где ему нравится. В истории чрезвычайно трудно указать, где заканчивается субъект и где начинается объект, и наоборот. Здесь между ними всегда существует определенная континуальность, так что невозможно определить, что чему конкретно принадлежит. ...можете ли вы сказать, где наше прошлое «заканчивается» и где «начинаемся» мы сами?» [4,318].
Налицо явный методологический- поворот к широкой концепции сознания. Ели схематично- представить себе взаимосвязь таких базовых понятий, как язык, сознание и опыт, то мы можем показать, что опыт сначала формирует первичную форму сознания, и уже потом репрезентируется в языке.
В своей работе «Возвышенный исторический опыт» Анкерсмит выстраивает оригинальную концепцию понимания исторической действительности через анализ форм эмпирического сознания. Он выделяет три вида исторического опыта: объективный исторический опыт, субъективный и возвышенный. Объективный исторический опыт характеризуется тем, как люди прошлого, которые и являются объектом, исторического исследования, сами воспринимали свой мир. Примером выступают сводки из газет и информационных источников, анализ ситуации участником или очевидцем событий.
