Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Гносеологическая сущность метафоры 10
1. Метафора как феномен языкового мышления 10
2. Рациональное и иррациональное в метафоре . 38
Глава II. Механизмы формирования и функционирования метафоры . 51
1. Механизмы формирования метафоры . 51
2. Механизмы функционирования метафоры 73
3. Развитие метафоры 90
Глава III. Роль метафоры в познании . 106
;1. Роль метафоры в мифологизирующем познании 107
2. Роль метафоры в рационально-систематизирующем познании (философия и наука). 115
Заключение 127
Литература 129
- Метафора как феномен языкового мышления
- Рациональное и иррациональное в метафоре
- Механизмы формирования метафоры
- Роль метафоры в мифологизирующем познании
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Метафору исследуют различные специальные научные дисциплины: языкознание, литературоведение, психология, психолингвистика и ряд других, каждая из которых выделяет свой аспект рассмотрения метафоры, выдавая результаты своих исследований за исчерпывающую характеристику метафоры. В результате появились многочисленные, а зачастую и прямо противоположные, теории метафоры, по-разному трактующие сущность метафоры. Литературоведение, например, видит в метафоре художественный троп, психология считает метафору одной из функций мышления и т.п. В итоге сложилась ситуация прямой терминологической и понятийной путаницы, которая нетерпима при научном исследовании одного и того же объекта.
В этой связи представляется вполне актуальной проблема преодоления сложившейся тупиковой ситуации посредством трактовки метафоры как междисциплинарного феномена и создания целостной общенаучной интегральной концепции метафоры. Именно разработке этого аспекта исследования метафоры посвящена наша диссертационная работа. Кроме того, исследования метафоры в последнее время вышли на уровень обобщения практики применения метафоры в различных конкретных областях познания. Это обстоятельство, в свою очередь, повышает степень актуальности исследований по установлению адекватного гносеологического статуса и познавательных возможностей метафоры. Все это тем более важно, что вплоть до последней четверти XX века метафорой занимались исключительно в рамках литературоведения и лексической семантики. Что же касается философского анализа метафоры, то в отечественной философии до последнего времени эта тема почти не разрабатывалась, поскольку не считалась философской проблемой.
4 Степень научной разработанности проблемы. Тема данного исследования лежит на пересечении философской, лингвистической, литературоведческой и психологической проблематики. Философский анализ метафоры восходит к основоположнику «философии метафоры» Аристотелю, который впервые дал определение понятия метафоры1, а также исследовал отношение метафоры к такому приему познания как сравнение . Впоследствии на взаимосвязь метафоры и сравнения обратил внимание также Г. Гегель3.
Выявление в метафоре такого приёма познания как сравнение позволило конституироваться в теории метафоры сравнительному направлению в её изучении. Наиболее ярким представителем сравнительного направления следует считать Дж. Миллера, создавшего оригинальную теорию. Сущность этой теории заключается в трактовке метафоры как «стянутого сравнения»4. К сравнительному направлению относятся также такие исследователи как английский философ и лингвист А. А. Ричарде5, Д. Бикертон6, Д. Дэвидсон7 и ряд других авторов.
Сравнительной теории метафоры противостоит теория семантического взаимодействия, согласно которой метафора связана с вербальной оппозицией или взаимодействием двух семантических смыслов: метафорически употреблённого выражения и окружающего его буквального контекста. Представителями концепции семантического взаимодействия являются Дж.
1 Аристотель. Поэтика. - В кн.: Аристотель. Сочинения: В 4-х т. T.4 / Пер. с древнегреч.; Общ. ред. А. И. Дова-
тура. - M.: Мысль, 1984. - С. 669.
2 Аристотель. Риторика. - В кн.: Аристотель: Этика. Политика. Риторика. Поэтика. Категории. - Мн.: Литера
тура, 1998. - С. 952 - 954,969,980 - 981.
3 Гегель Г. Эстетика в 4-х томах. Т. 2. - М: Искусство, 1969. - С. 112 - 113.
4 Миллер Дж. Образы и модели, уподобления и метафоры. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр.,
нем., исп., польск. яз. / Общ. ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. - М.: Прогресс, 1990. - С. 236.
5 Ричарде А. А. Философия риторики. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск.
яз. / Общ. ред. H. Д. Арутюновой и M. А. Журинской. - M.: Прогресс, 1990. - С. 44.
6 Бикертон Д. Введение в лингвистическую теорию метафоры. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг.,
фр., нем., исп., польск. яз. / Общ. ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. - М.: Прогресс, 1990. - С. 284.
7 Дэвидсон Д. Что означают метафоры. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск.
яз. / Общ. ред. H. Д. Арутюновой и M. А. Журинской. - M.: Прогресс, 1990. - С. 173.
Серль1, М. Бирдсли2 и др. Теория взаимодействия двух семантических смыслов подробно проанализирована американским философом и логиком М. Блэком3.
Как разновидность теории семантического взаимодействия следует рассматривать когнитивное направление в изучении метафоры. Согласно представлению когнитивистов, метафоры являются результатом воздействия определённого когнитивного процесса на формальные семантические структуры. Различные аспекты когнитивистики разрабатывали Э. МакКормак4, Дж. Лакофф и М. Джонсон5 и др. Когнитивное направление в отечественной науке представлена исследованиями А. П. Чудинова , Н. Д. Арутюновой'. Недостаток перечисленных представителей когнитивного направления заключается в том, что все они развивают когнитивную теорию безотносительно к теории смысла и значения, вне которой, как мы считаем, создание какой-либо полноценной теории метафоры невозможно.
Над теорией смысла и значения работал немецкий философ Г. Фреге. Смысл он связывал с содержанием сообщения, выражаемого повествовательным предложением, а значение он трактовал как «значение истинности» того же предложения, т.е. способностью предложения быть истинным или ложным8. Основные недостатки теории смысла и значения F. Фреге были вскрыты английским философом М. Даммитом. Он, в частности, обратил внима-
1 Серль Дж. Метафора. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пёр. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. / Общ. ред. Н.
Д. Арутюновой и М. А. Журинской. - М.: Прогресс, 1990. - С. 307.
2 Бирдсли М. Метафорическое сплетение. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп.,
польск. яз. / Общ. ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. - М.: Прогресс, 1990. - С. 20 \.
3 Блэк М. Метафора. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск. яз. / Общ. ред. H.
Д. Арутюновой и М. А. Журинской. - M.: Прогресс, 1990. - С. 167 — 168.
4 МакКормак Э. Когнитивная теория метафоры. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп.,
польск. яз. / Общ. ред. Н. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. - M.: Прогресс, 1990. - С. 362.
5 Лакофф Д., Джонсон M. Метафоры, которыми мы живём. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр.,
нем., исп., польск. яз. / Общ. ред. H. Д. Арутюновой и М. А. Журинской. - M.: Прогресс, 1990. - С. 387.
6 Чудинов А. П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры. - Ека
теринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 2003. - С. 7.
7 Арутюнова Н. Д. Метафора и дискурс. - В кн.: Теория метафоры: Сборник: Пер. с анг., фр., нем., исп., польск.
яз. / Общ. ред. Н. Д. Арутюновой и M. А. Журинской. - M.: Прогресс, 1990. — С. 5 - 6.
8 Фреге Г. Мысль: логическое исследование. - В кн.: Философия, логика, язык: Пер. с англ. и нем. / Сост. и пре-
дисл. В. В. Петрова; Общ. ред. Д. Г. Горского и В. В. Петрова. - М.: Прогресс, 1987. - С. 23 - 24.
ниє на то, что «условий истинности» Г. Фреге недостаточно для установления осмысленности предложений о будущем времени1. Наиболее существенный вклад из отечественных исследователей в теорию смысла и зна-чения внес Л. Выготский . Идеи Л.С. Выготского играют существенную роль в нашем выделении такого компонента механизма формирования метафоры, как движение «общей мысли» к своему воплощению в контекстуальном смысле слова, а также в обосновании междисциплинарного характера метафоры.
В последнее время появился ряд научных трудов, в которых авторы высказываются о необходимости в исследовании метафоры «преодолеть крайности классического рационализма и вместе с тем учесть опыт фило-софского иррационализма» . Методологическому анализу теории метафоры посвятила свою работу О.М. Бессонова4. Вопросу «научности метафоры и метафоричности науки» посвящена кандидатская диссертация СЮ. Демен-ского5. Следует отметить, что в литературе мы не обнаружили интегратив-ного подхода к метафоре как феномену языкового мышления и междисциплинарному объекту исследования.
Объект и предмет исследования. Объектом диссертационного исследования является языковое мышление. В качестве предмета философского анализа рассматривается метафора как приём сопоставительного мышления (познания).
Даммит М. Что такое теория значения? - В кн.: Философия, логика, язык: Пер. с англ. и нем. / Сост. и предисл. В. В. Петрова; Общ. ред. Д. Г. Горского и В. В. Петрова. - М.: Прогресс, 1987. - С. 164.
2 Выготский Л. С. Проблема сознания. - В кн.: Выготский Л. С. Собрание сочинений.: В 6-ти т. Т. 1. Вопросы
теории и истории психологии / Под ред. А. А. Лурия, М. Г. Ярошевского. - М.: Педагогика, 1982. - С. 160.
3 Ермоленко Г. А. Метафора в языке философии: Автореферат диссертации, представленной на соискание уче
ной степени кандидата философских наук. - Краснодар, 2001. - С. 13.
4 Бессонова О. M. Методологический анализ современных теорий метафоры — В. кн.: Интерпретация как исто-
рико-научная и методологическая проблема. - Новосибирск: Наука, 1986. - С. 63.
5 Деменский С. Ю. Научность метафоры и метафоричность науки (Философский аспект): Автореферат диссер
тации, представленной на соискание учёной степени кандидата философских наук. - М. 1997.
7 Цель и задачи диссертационного исследования. Целью диссертационного исследования является обоснование статуса метафоры как междисциплинарного явления, как феномена языкового мышления и создание на этой основе интеграционной концепции метафоры. В связи с поставленной целью к наиболее важным задачам диссертационного исследования относятся:
обоснование гносеологического статуса метафоры как формы сопоставительного, компаративного познания;
выявление общенаучных, гносеологических, философских категорий для выражения структуры и гносеологического содержания метафоры;
выявление основных аспектов реализации (формирования, функционирования, развития) метафоры;
выявление основных функций метафоры в мифологическом, философском и научном мышлении.
Решение поставленных выше задач позволяет решить поставленную в диссертации основную задачу обосновать междисциплинарный характер метафоры как феномена языкового мышления. Рассмотрение метафоры как механизма формирования новых смыслов позволяет дать общенаучное определение метафоры.
Методологические и теоретические основания исследования. В основе методологии данного диссертационного исследования лежит интегративный подход, позволяющий синтезировать достижения частных наук в цельную концепцию метафоры. Частным проявлением интегративного подхода является используемый нами методологический принцип единства, но не тождества, языка и мышления. В исследовании метафоры мы ориентируемся на диалектический метод. Поскольку исследование метафоры осуществляется уже на протяжении многих веков, то мы, естественно, используем и принцип единства исторического и логического методов в исследовании мета-
форы. Особо также отметим существенную роль метода сравнительного анализа в нашей диссертации.
Научная новизна исследования. Научная новизна диссертационного исследования выражается следующими положениями:
Обосновано положение о метафоре как феномене языкового мышления, обладающего междисциплинарным статусом;
С помощью категорий «предметное значение», «смысл» («смысловое значение») уточнено общее понятие о содержании метафоры;
Обосновано положение о метафоре как способе сопоставительного, компаративного познания;
Общая функция метафоры в познании определена как «рационализация иррационального»;
Выявлены наиболее важные функции метафоры в мифологическом, философском, научном мышлении.
Выявлены наиболее важные моменты механизмов формирования, функционирования и развития метафоры.
Теоретическое и практическое значение исследования. Положения диссертации могут быть использованы в учебном курсе философии при освещении проблем соотношения дискурсивных и недискурсивных форм познания, процессов и приемов формирования понятий, соотношения «точного» и «неточного» знания в познании, места аналогии в познании, путей и механизмов синтеза целостной мировоззренческой картины бесконечного мира и др. Диссертация дает материал как для создания отдельного спецкурса «Метафора и ее роль в познании», включения материалов диссертации в спецкурсы «Философия языка», «Философские проблемы языкознания», а также для разработки методического обеспечения этих спецкурсов.
Апробация диссертационной работы. По результатам исследования автором были сделаны сообщения на республиканской научно-практической
9 конференции "Пути реализации мировоззренческой функции образования" (Глазов, 1990 г), научно-методической конференции "Культурообразующая роль школы" (Целиноград, 1991 г.), международном научном симпозиуме "Творческое мышление: парадоксы и парадигмы развития" (Целиноград, 1991 г), республиканской научно-практической конференции "Вторые сей-фуллинские чтения" (Целиноград, 1991 г.), международной научно-практической конференции "Языки профессиональной коммуникации" (Челябинск,
2003 г.).
Кроме того, основные положения диссертации неоднократно публиковались в академических изданиях, например, журнал "Известия" АН Каз.ССР. Єерия общ. наук, №6, 1991 г., журнал "Известия" АН Республики Казахстан. Серия общ. наук №6, 1992 г. Основные положения диссертации неоднократно обсуждались также на заседаниях кафедры философии ЧелГУ, на заседаниях диссертационного семинара кафедры политологии ЧелГУ.
Метафора как феномен языкового мышления
При анализе и описании метафорических конструкций исследователи систематически обращаются к термину понятие, причём понятиеберётся как значение слова.Так, например, в работах известного исследователя метафоры, испанского философа Хосе Ортега-и-Гассет можно обнаружить отождествление категорий понятие и значение слова. Он, в частности, утверждает, что, если говорить языком традиционной логики, то разговор о значениях это есть разговор о понятиях1. Таким образом, ясно, что X. Ортега-и-Гассет отождествляет хотя и взаимосвязанные, но всё же отличные друг от друга категории: понятие и значение слова.
В научных трудах по теории метафоры не только категория понятие отождествляется с категорией значение слова, но и понятие содержание метафоры отождествляется авторами с понятием значение слова. Так, например, английский лингвист и философ А. А. Ричарде в своей знаменитой работе "Философия риторики" пишет, что термин «метафора» необходим для обозначения всей лексической единицы, компонентами которой должны быть «содержание» и «оболочка», причём под термином «содержание» он как раз и подразумевает «значение слова»2. В результате указанных отождествлений получается следующий результат: понятие — это значение слова, и понятие как значение слова образует содержание метафоры. В этом последовательном отождествлении понятия со значением слова и понятия с содержанием метафоры А. Ричарде усмотрел «терминологическую путаницу». Вслед за А. Ричардсом о терминологической "путанице" в исследовании проблемы метафоры заговорили и другие учёные. Так, французский философ Поль Ри-кёр, анализируя роль «сходства» и «аналогии» в процессе формирования структуры метафоры, утверждает, что решение этого вопроса в значительной степени упирается в проблему терминологической путаницы . О терминологической путанице говорит и создатель наиболее значительной теории сравнительного направления в исследовании метафоры Дж. Миллер2. Можно было бы, конечно, и продолжить анализ имеющейся литературы по этой теме, но и приведенного выше материала вполне достаточно для утверждения, что термин «терминологическая путаница» уже нашёл своё закрепление в научной практике.
Мы считаем, что разговор о «терминологической путанице» является следствием того печального факта, что метафора изучается в научной литературе изолированно от более глубокой проблемы, без освещения которой полноценное исследование метафоры, по нашему мнению, невозможно осуществить. Этой более глубокой проблемой является проблема взаимоотношения языка и мышления.
Взаимодействие языка и мышления представляет собой противоречивое единство, не сводимое к простой сумме составляющих это единство сторон: то есть с одной стороны языка, а с другой — мышления. Однако в научной практике сложилась традиция, определяемая предметом конкретных наук, в соответствии с которой стороны данного единства исследуются порознь. Так, например, лингвистика выделяет и изучает только язык, а логика и психология изучают мышление. Такой подход приводит к вычленению одной из сторон единства языка и мышления и к превращению её в самостоятельный объект для последующего рассмотрения. Такая абстракция вполне законна, и возникает она, конечно же, как объективный результат исторического размежевания предмета исследования. Между тем, в ходе дальнейшего изучения уже вычлененной из исходного единства одной из сторон, отдельные частные дисциплины снова выделяют в ней свой предмет рассмотрения и т. д. Это ведет, с одной стороны, к всестороннему рассмотрению исходного объекта, каковым в данном случае является единство языка и мышления. В результате отдельные частные науки добывают значительный по объёму эмпирический материал, положительное значение которого трудно переоценить. С другой стороны, данное явление как раз и порождает ту самую мысль о «терминологическом противоречии», о которой речь уже шла выше. Это «противоречие» выражается в появлении в частных науках, изучающих один и тот же объект, множества формально тождественных категорий, содержания которых в большинстве случаев не совпадают и которые по отдельности претендуют на исчерпывающее познание соответствующего объекта. Ярким примером такого положения вещей является изучение метафоры, сущность которой в литературоведении раскрывается с помощью понятия «художественный троп», в лингвистике - с помощью понятия «категория лексики», а гносеология пытается представить всё ту же метафору как категорию «чистой» логики. Этот факт, кажущийся на первый взгляд незначительным, имеет, тем не менее, большое теоретическое значение, поскольку препятствует включению данных частных наук в систему совокупного научного знания о метафоре. С нашей точки зрения возникшее противоречие следует решать путём формирования общенаучных категорий, с помощью которых следует систематизировать добытый различными науками богатый материал, относящийся к метафоре.
Мы считаем, что для нашей работы сказанное выше имеет большое методологическое значение, поскольку исследование метафоры проводится нами в контексте неразрывной связи языка и мышления. Это значит, что при анализе метафоры мы исходим из принципа междисциплинарной природы метафоры, сущность которой раскрывается на путях обобщения, синтеза результатов исследований лингвистики, литературоведения, психологии, гносеологии, логики и ряда других наук.
Особое место в синтезе материала различных дисциплин следует, в частности, отвести психолингвистике, которая и появилась вследствие необходимости обобщения данных частных наук, изучающих, но каждая в отдельности, как особенности языка, так и определённые аспекты мышления1.
Рациональное и иррациональное в метафоре
Строгое разделение метафор на имеющие рациональный смысл и имеющие только эмоционально-оценочный смысл ставит общий вопрос о рациональном и иррациональном в метафоре.
Прежде чем приступить к рассмотрению этого вопроса, необходимо остановиться на проблеме рациональности вообще. Как отмечает H.G. Автономова, концепций рациональности существует столько же, сколько существует и философских систем1. Столь большое число существующих концепций рациональности, естественно, предполагает отсутствие общих для этих концепций критериев рациональности. Эти критерии, как утверждает Н. С. Автономова, задаются в разных концепциях в форме простого «указания» на соответствующий контекст возникновения рациональности2. Этот прием подобен остенсивному определению в логике.
Недавно вышел в свет большой труд П. П. Гайденко «Научная рациональность и философский разум», всё содержание которого составляет рет-роспективный анализ различных теорий рациональности. Однако, по нашему мнению, каких-либо общих критериев рациональности в этой работе автор не излагает. Размышления В. С. Швырева по проблеме рациональности ограничиваются разработкой лишь подходов к поиску общих однозначных критериев научной рациональности. B.C. Швырев пишет по этому поводу следующее: «Во-первых, к проблеме рациональности необходимо подходить в плане её исторических типов и форм. Без исторически-эволюционного взгляда на рациональность в этой проблеме невозможно адекватно ориентироваться. Во-вторых, саму научную рациональность нужно рассматривать как некий дериват, производное от проблемы рациональности вообще. И она связана с проблемой специфики науки как определённой формы рационально-теоретического мышления. Здесь необходимо рассмотреть известные фазы рациональности: классическая рациональность, неклассическая рациональность, постнеклассическая рациональность»1. Каких-либо «однозначных критериев» рациональности и В. С. Швырев в своих работах не указывает. Согласно В. С. Швыреву, рациональность может быть понята лишь как некая установка, которая реализуется, но никогда не может быть реализована полностью, как некий идеал2. Нет никакого указания на какие-либо однозначные критерии рациональности и в последней работе В. С. Швырева «Рациональность как ценность культуры. Традиция и современность»3.
Поскольку существует множество различных и даже противоречащих друг другу трактовок рациональности, существует и соответствующее количество трактовок иррациональности, на что обращает внимание Н. С. Авто-номова. Она, в частности, указывает: если рациональной будет названа последовательность действий, ведущих к определённой цели, тогда иррациональным будет отсутствие последовательности в действиях, осуществляемых ввиду данной цели; если рациональным будет названо наиболее полное прояснение и самоуяснение внутренних мотивов поведения, тогда иррациональным будет поведение, основанное на неосознаваемых факторах; если рациональным будет считаться действие, ведущее к наибольшему прагматическому результату при наименьших затратах времени и сил, тогда иррациональными будут считаться действия, отклоняющиеся от этого принципа, и т. д..
В понимании рациональности и ее критериев мы примыкаем к трактовке, данной Н. С. Автономовой1. К основным элементам этой трактовки мы относим следующие положения: 1) действительность включает в себя единичное (единичные объекты, свойства, состояния, процессы и т.п.) и общее (общие свойства, состояния, процессы, законы и т.п.); 2) общее в действительности познается лишь с помощью абстрактного мышления, которым в познании и представлена рациональность (рациональные формы познания); 3) общее в действительности открывает разум, и открытие общего в единичном есть открытие закона как объективной, всеобщей, необходимой связи; 4) в постижении закона находит своё проявление рациональность познания. Рациональность, таким образом, есть умопостыгаемостъ объективно всеобщего. Это понимание рациональности перекликается со следующим положением Аристотеля: «Ведь мы познаём все вещи постольку, поскольку у них имеется что-то единое и тождественное и поскольку им присуще нечто об-щее» . Критериями рациональности как умопостижения объективно всеобщего Н. Автономова считает системность, обоснованность, доказательность, общеобязательность, логичность .
Рациональности в изложенной трактовке противостоит иррациональность в смысле форм познания и форм духовной деятельности, не укладывающихся в рамки рационального мышления. К ним относятся формы чувственного постижения объективно единичного (ощущения, восприятия), чувства, эмоции, интуиция, фантазия, вера и др4. Иррациональное с точки зрения излагаемой концепции не является характеристикой природных или социальных процессов, она возможна лишь в сфере познания в виде форм, не сводимых к рациональному умопостижению объективно всеобщего.
Механизмы формирования метафоры
Анализ трудов по теории метафоры показывает, что все они вращаются вокруг наиболее существенной для формирования метафоры категории смысл. «Объяснить метафору, — пишет, в частности, П. Рикёр — это значит перечислить значения, в рамках которых образ видится как смысл»1. Общее положение о том, что смысл - это когнитивное содержание языковых выражений, мы сформулировали ранее. Для понимания механизмов формирования метафоры необходимо двигаться далее к более детальному и конкретному раскрытию концепта «смысл». Наилучший путь к решению поставленной задачи - критический анализ различных версий концепта «смысл», выявление на этой основе отдельных компонентов механизма формирования метафоры, и заключительная систематизация выявленных компонентов, дающая общую картину упомянутого механизма в целом.
К сожалению, ещё раз приходится отметить, что многие исследователи метафоры придерживаются узко дисциплинарного, лингвистического подхода к метафоре как чисто языковому явлению. Этим объясняется то, что при исследовании метафоры они постоянно пользуются узко-лингвистическим термином «значение». Так, известный отечественный специалист по метафоре В. Гак пишет: «Метафора представляет собой отношение между двумя употреблениями (значениями) слова»1. Тот же подход мы видим у Н. Арутюновой: «Изучение метафоры позволяет увидеть то сырьё, из которого делается значение слова» . Этой же «традиции» держится А. А. Ричарде, чья работа «Философия риторики» оказалась в центре внимания чуть ли не всех исследователей, занимающихся изучением данной проблемы. А. Ричарде утверждает, что «когда мы используем метафору, у нас присутствуют две мысли о двух различных вещах, причём эти мысли взаимодействуют между собой внутри одного-единственного слова или выражения, чьё значение как раз и есть результат этого взаимодействия» . Как видно из цитаты, А. Ричарде трактует метафору как взаимодействие двух мыслей, а результат этого взаимодействия как значение слова или языкового выражения. А. Ричард продолжает, таким образом, традицию анализа метафоры с использованием узко-лингвистического термина «значение».
По поводу неприемлемости термина «значение» при рассмотрении метафоры как междисциплинарного явления, мы уже высказались выше. Еще раз уточним: при междисциплинарной трактовке метафоры термин «значение» может применяться, если он охватывает как предметное значение языкового выражения (подразумевающее референциальную функцию), так и смысловое значение языкового выражения (семантическое содержание). При отсутствии этого условия во избежание путаницы следует употреблять два разных, по содержанию термина: «предметное значение» и «смысловое значение». В контекстах, в которых речь идет о смысловом значении языковых выражений, термин «значение» не подходит. Здесь должен использоваться термин «смысловое значение» или коротко: «смысл». Мы полагаем, что многие исследователи метафоры именно в этом последнем содержании неточно используют и слово «значение».
Остановимся более подробно на различении концептов «смысл» и «значение» по содержанию и объему. Обратимся сначала к концепции смысла Г. Фреге. Последний связывает концепты «смысл» и «значение» с анализом предложений, выступающих непосредственно в качестве последовательностей звуков (знаков). Такие последовательности могут иметь смысл. При этом, конечно, по Фреге, не всякая осмысленная последовательность звуков (знаков) есть предложение. Г. Фреге интересует смысл предложений, которые рассматриваются с точки зрения их истинности или ложности1. Дело в том, что Г. Фреге признает существование предложений с различными типами смысла. Предложению, выражающему приказ, нельзя отказать в наличии смысла, однако это смысл не того рода, чтобы можно было говорить об истинности соответствующего предложения. Аналогично положение вещей с предложениями, выражающими желание, просьбу, настроение. Для Г. Фреге интерес представляют предложения, в которых «серьезно», не в шутку выражается сообщение или утверждение1.
Что же касается вопросительных предложений, то они, с точки зрения Г. Фреге, могут быть признаны истинными лишь при соблюдении некоторых ограничений. Согласно Г. Фреге частный вопрос представляет собой в некотором роде несамостоятельное предложение, которое приобретает истинный смысл только после дополнения его тем, что необходимо для ответа. Иначе обстоит дело с общими вопросами. В качестве ответа на них мы ожидаем услышать «да» или «нет». Ответ «да» выражает то же самое, что и утвердительное предложение: он указывает на истинность некоторой мысли, которая целиком содержится в вопросительном предложении2.
Итак, осмысленность предложений Г. Фреге связывает с их значениями истинности. При этом Г. Фреге строго разводит категории смысла и значения. Смысл он связывает с содержанием сообщения, выражаемого повествовательным предложением, а значение он трактует как «значение истинности» того же предложения, т. е. способность предложения быть истинным или ложным. Смысл предложения содержательно характеризует предмет мысли, значение оценивает адекватность или неадекватность соответствующей характеристики предмету мысли. Если применить теорию смысла Г. Фреге к анализу метафоры, то механизм формирования метафоры следует понимать как лингво-когнитивный процесс формирования смысла (содержания) метафорических предложений.
Роль метафоры в мифологизирующем познании
Когда говорят об обыденно-практическом сознании вообще, и об обыденном познании в частности, то обычно традиционно связывают его с мифологической формой. Именно обыденное сознание является приоритетным полем распространения мифов. Причины неразрывности обыденного сознания и мифа ишут, как правило, в неразвитости обыденного мышления, особенно первобытного мышления. Кроме того, избрание мифологии для анализа роли метафоры в обыденном сознании объясняется характеристикой мифологии как высшей формы систематизации обыденного мышления. Н. С. Автономова, например, пишет по этому поводу: «Поскольку обыденное сознание в отличие от сознания идеологического (осознанно разрабатываемого, схематизируемого, систематизируемого) в основном несистематично, поскольку в нём стихийно складываются лишь некоторые первоначальные формы упорядоченности, постольку миф выступает как высшая форма системности, доступной обыденному сознанию. Миф поставляет обыденному сознанию системность того уровня, который не требует и не предполагает апелляцию к сущности, ограничиваясь более или менее внешними корреляциями и связями между явлениями. Миф, таким образом, есть доступная обыденному сознанию форма системы»1. По мнению Н. С. Автономовой, как высшая степень систематизации обыденного сознания миф выступает связующим звеном между обыденным и рационально-систематизирующим сознанием. Среди прочего, обыденное сознание заимствует из мифа некоторые упрощённые и достаточно поверхностные формы объяснения действительности, а также программы деятельности, предписания к поведению1.
Мы считаем, что именно метафора является тем механизмом, который позволял уже обьщенному сознанию первобытного человека в форме мифа создавать целостную синтетическую картину окружающей действительности. Роль метафоры здесь определяется тем, что парадоксальная сущность метафорического сопоставления («соединение противоположного»), о которой речь шла во второй главе диссертации, как нельзя лучше соответствовала синтетическому характеру первобытного мышления, на каждом шагу преодолевающего границы таксономической раздробленности мира, сближающего далеко отстоящие друг от друга явления. Говоря современным языком, метафору следует представить как механизм, с помощью которого познающий субъект вводит в употребление имена с более широким классом денотатов. Синкретическое мышление, следовательно, соединяя в единое целое с помощью метафорической параллели различные классы предметов, усматривало в них нечто подобное, общее: стороны, признаки, свойства. Но ведь усмотрение факта подобия в различно поименованных сущностях и является познанием их скрытой сущности. Именно благодаря такому свойству метафоры синкретическому мышлению первобытного человека удалось связать живое и неживое в целостную систему.
Дело, однако, не только в том, что метафора в мифологии объединяет, синтезирует, ставит проблему проникновения в скрытую сущность. Современная когнитивная теория объясняет факт метафоричности познания способностью сознания с помощью знаковых систем объединять в новые «образы» некие другие «образы», относящиеся к различным областям бытия.
Такой единый «образ» может быть и концептом, позволяющим осмысливать явления одного рода в концептах другого рода. Признание факта существования концептов подводит когнитивную теорию к выводу, что в сознании существуют некие глубинные структурные отношения между группами концептов, которые с точки зрения формальной логики очень далеки друг от друга, но вместе с тем именно эти структурные связи позволяют интерпретировать одни концепты в терминах других. Таким образом, не следует игно-рировать и роль метафоры в мифологии как средства формирования «прало-гических» концептуальных систем.
Другой аспект роли метафоры в мифологии связан с ее использованием для олицетворения сил природы, Достаточно вспомнить олицетворения античной мифологии, например, Солнце-Гелиос, разъезжающий по небу на своей колеснице, или Посейдон, колеблющего морские глубины. Олицетворение в мифологическом мышлении выполняет объяснительную функцию. Представляя явления окружающего мира как одушевленные, по аналогии с самим собой, человек получал возможность, пусть примитивного, но все же объяснения источников и причин происходящих в мире событий, овладевал языком детерминации.
Но всё сказанное является современной интерпретацией происходящих в мифологическом мышлении процессов, поскольку трудно предположить, что обыденное сознание, мышление эпохи зарождения и формирования мифов было в состоянии сознательно осуществлять логические операции с понятиями. Мифологическое мышление функционировало, конечно, не на уровне понятий, а на уровне чувственных восприятий, впечатлений, образов. Мы считаем, что правильнее говорить об уровне представлений. Метафору в мифологическом мышлении, следовательно, нужно представлять как перенос с помощью представлений каких-либо черт или признаков одного объекта на другой объект, подобный, аналогичный в каком-либо отношении первому объекту. Так в мифологии осуществлялось движение представлений между различными сферами бытия, которые объединялись в единое целое.
Вместе с тем было бы ошибочно утверждать, что обыденное сознание на уровне мифов функционировало исключительно посредством чувственных образов, представлений. Мы считаем, что в недрах мифологии формировались также и понятия, концепты, пусть ещё не осознаваемые, ещё спонтанные. Таким образом; следует предположить, что даже в эпоху формирования мифологии было два типа мышления: 1) преобладающее метафорическое и 2) зарождающееся логическое. Правильнее было бы сказать, что метафорический перенос представлений из одной сферы бытия в другую и послужил основой для кристаллизации в недрах мифологии настоящих понятий.
На особенности указанной кристаллизации проливает свет введенное Э. Кассирером понятие логико-дискурсивного способа формирования понятия. Вообще, Э. Кассирер выделял два типа образования понятий.— логико-дискурсивный и лингво-мифический1. Согласно Э. Кассиреру, введенное им логико-дискурсивное понятие берёт своё начало в индивидуальном восприятии, которое, углубляясь и вступая во всё новые отношения, выходит за пределы первоначальных границ. В этом Э. Кассирер усматривает проявление интеллектуального процесса синтеза, объединения отдельного (вида) и общего (рода). При таком синтезе отдельное, однако, не теряет своей конкретной определённости и своих очертаний, противостоит целому как еди-ничное и отдельное . Подобное отношение отдельного и общего, по нашему мнению, реализуется любой метафорой, «отождествляющей различное». Описанный Э. Кассирером процесс логико-дискурсивного образования понятий мы предпочли бы называть логическим типом мышления.
