Ирония: проблема определения и роль в философском познании Фархитдинова Ольга Михайловна

Содержание к диссертации

Введение

Глава 1. Понятие иронии и его реализация в понимании события 37-44

1.1 Необходимость изменения дефиниции иронии 45-78

1.2 Проблема соотношения конкретной и всеобщей характеристик иронии 79-114

Глава 2. Проблема конструкции понятия иронии в философии 115-125

2.1 Статика иронии: от метафизики бесспорной истины к онтологии игры 126-133

2.2 Динамика иронии: форма и пустота отношения 134-145

Заключение 146-154

Библиография

• Необходимость изменения дефиниции иронии
• Проблема соотношения конкретной и всеобщей характеристик иронии
• Статика иронии: от метафизики бесспорной истины к онтологии игры
• Динамика иронии: форма и пустота отношения

Введение к работе

Ирония (от греч. eironeia — притворство) обычно понимается как особая форма критического мышления, основанная на притворстве и иносказании. Ирония есть притворное одобрение критикуемого тезиса и неявное иносказательное утверждение антитезиса В зависимости от величины своего критического потенциала ирония бывает комической (если отрицание преобладает над согласием), юмористической (когда преобладает позитивное отношение к тезису) и саркастической (когда критик язвительно насмехается над тезисом, якобы одобряемым им).

Современное философствование становится все более ироничным. Многие философские концепции, созданные на рубеже XX—XXI вв., заряжены комической, юмористической или саркастической иронией. Это обстоятельство позволяет автору рассматривать иронию как характерную черту нынешнего любомудрия и выдвинуть предположение о том, что в современной философии среди многих её аспектов особое место начинает занимать иронический аспект. В одних философских умопостроениях наших современников этот аспект выходит на первый план, в других, напротив, остается в тени; тем не менее, его можно обнаружить практически повсеместно.

Интерес к смыслам и определениям понятия иронии ныне возрастает не только в сфере философских исследований, но также в широкой области направлений, сопряженных с изучением проблем познавательных способностей человека Поскольку ирония все чаше начинает пронизывать выводы критического мышления, постольку очень актуальной становится потребность в описании способов применения иронии в процессе познания. Наиболее важными в этом плане являются следующие теоретические проблемы:

а) каков онтологический статус иронии как состояния сознания?

б) какую роль ирония играет в процессе познания, какие функции возлагаются на иронические практики?

в) каковы особенности философской иронии?

г) почему ироничность становится характерной чертой и важным аспектом философии нашего времени?

Постмодернизм (в версии after-postmodernism) и неомодернизм критически переосмысливают основания прежней философии и пытаются по-новому сформулировать ее главные проблемы. Их критика имеет нетрадиционный и весьма специфический характер. При сравнительном анализе различных вариантов постмодернистской и неомодернистской критики нетрудно обнаружить в ней некий ментальный инвариант, а именно прием иронии.

Исследования иронии на рубеже XX—XXI столетий осуществляются на фоне смены методологических парадигм, переориентации когнитивных установок человеческого сознания. Теперь в анализе действительности требуется не только описать объекты, но также осмыслить объективную реальность в контексте повсеместного желания человека «избежать фиксации и сохранить свободу выбора» (Бауман 3.)- В современных условиях прием иронии начинает играть все более явную и значимую роль в философских текстах в связи с тем, что многие философы отказываются от традиционных форм мышления и анализа произведений своих коллег; они требуют безграничной свободы выбора и самовыражения. Проблема гносеологической роли иронии становится весьма значимой в философии.

Степень теоретической разработанности проблемы

В философской литературе есть немало работ, посвященных видам иронии и средствам ее применения на практике. Обнаружены параллели между метафизическим и эстетическим истолкованием понятия иронии.

Фундаментальное исследование иронии как эстетической категории провел Пивоев В. М. В материалах его диссертационного исследования отражены наиболее изученные аспекты бытия иронии в состояниях сознания, такие как исторический (Габигова Р. М, Гайденко П. П., Гайдукова Т. Т., Лосев А. Ф., Шестаков В. П.), фияософско-мировоззренческий (Габигова Р. М., Гайденко П. П.), функциональный (ирония как доминанта художественного направления — Берковский Н, Я., Ванслов В. В, Славов И.). С другой стороны, общие эстетические свойства иронии в художественном методе описаны Бахтиным М М, Берковским Н. Я и др.; комический момент иронии проанализирован Боревым Ю. Б., Дземидок Б., Каганом М. С, Паси С, Проппом В. Я. Ирония как форма саморефлексии изучена Смирновым А. С.

Начиная с 90-х гг. XX в. такие исследователи, как Слотердайк П., Черданцева И. В. отмечают, что ироническое мышление становится общей тенденцией и атрибутивным способом современного мышления. Правда, об этом писал еще в 1969 г. Мюкке Д. К. Предпринимались попытки исследовать механизм создания иронии и различных типов многозначности (Кнокс Е.). Западные философы издавна обсуждали понятие иронии в двух планах—теоретическом (ирония) и практическом (ироник).

В категориально-теоретическом плане «ирония» рассматривалась, напритер, философами-романтиками (Шлегель Ф., Новалис Ф), немецкими объективными идеалистами (Зольгер К. В. Ф., Гегель Г. В. Ф.), сторонниками философии лингвистического анализа (Витгенштейн Л.) и теория деконструкции (Деррида Ж.). Осмыслив метафизические основания иронии, Кьеркегор С. разработал теорию субъективности, где понятие иронии занимает основное место. В трактовке датского мыслителя ирония становится не только способом мышления, но и способом существования человека Дискуссия, открытая Кьеркегором против Шлегеля о единичном и всеобщем характере иронии, подверглась их современниками-философами детальновіу анализу. Позднее Ницше дополнил подход Кьеркегора той художественной стилистикой, которая была признана последней ритуальной «купелью» для феномена, впоследствии обозначенного как «ирония».

Проблема типологии иронии как эстетического и художественного феномена разработана в концепции Кононенко Е. И. Соотношение принципа иронии и проблемы человека рассмотрено в статье Чикал Л. А. Эзотерический аспект иронии проанализировал в одной из своих работ ДжемальГ.

Практический план иронического мироотношения был раскрыт в «наставлениях» Квинтилиана, в сатирических произведениях Лукиана из Самосаты, апологетических работах Татиана (Речь против эллинов), Ермия Философа (Осмеяние языческих философов), Тертуллиана, диалогах Платона, средневековой философской мысли (Кузанский Н., Оккам У., Роттердамский Э.), в философии немецкого романтизма Шлегель Ф, Мюллер А., Зольгер К.-В.-Ф., философии XX в. (Бахтин М. М, Бергсон А., Библер В. С, Гадамер Х.-Г., Джеймисон Ф., Кун Т., Куайн У., Лакатос И., Липовецки Ж., Лунгина Д., Мотрошилова Н. М, Полорога В., Полани М, Рорти Р., Соловьев А. Э., Тодоров Ц., Тулмин С, Фейерабенд П., Фритьоф Ф., Фуко М, Хейзинга Й.).

Сегодня российские философы продолжают развивать идеи Шопенгауэра, Шлегеля и Новалиса о метафизических основаниях иронии. Онтология иронии обсуждается — на материале текстов классиков «философии жизни» и экзистенциализма — в трудах Карпицкого К, Микушевича В., Рыбниковой Ю. В., Салиховой Н. К., Серковой В. А., Стоянович Д., Хестанова Р., Фролова Э. В работах Походни С. И. довольно подробно исследован коммуникативно-прагматический аспект видов иронии и способов ее применения. Проблема феноменологического описания иронии достаточно интересно сформулирована в диссертационном исследовании Ольховской У. В работах последних лет преобладает изучение аксиологической стороны иронической практики.

В последние годы за рубежом опубликованы результаты исследований особенностей восприятия иронии общественным и индивидуальным сознанием. Эти публикации еще не переведены на русский язык. В немецкоязычной литературе проблема иронии выделена в особый раздел философии. Обращают на себя внимание следующие труды: Lathe R. Der Ernst der Ironic, Purdy J. Das Elend der Ironic, Eco U. Luge und Ironie, Vier Leseaiten zwischen Klassik und Comic; Kohvakka H. Ironie und Text: Zur Ergrundung von Ironie auf der Ebene des sprachlichen Textes.

Среди постмодернистских концепций иронии следует отметить взгляды Барта Р., Бодрийяра Ж., Джеймисона Ф., Делеза Ж., Деррида Ж., Лакана Ж., Лиотара Ж.-Ф., Мзррей К. Богатейший материал для работы с разными формами постмодернистской «онтологии» предоставлен Кристевой Ю., Рорти Р., Слотердайком П., Эпштейном М На границе философии и лингвистики любопытные выводы о принципах возникновения иносказаний в текстах получили Андрюхина Л. М, Баусани А., Бюлер К., Ермакова О. П., Луценко Н. А., Мегентесов С. А., Мирошников Ю. И., Парахонский Б. А., Проскурин С. Г., Руденко Д И., Степанов Ю. С. В рамках нашего диссертационного исследования имеют значения выводы Андрюхиной Л.М.0 модели научной деятельности как поле многозначного исторического самоопределения человека в культуре и Барта Р. о различении языка и стиля.

Вместе с тем во всех упомянутых выше исследованиях сравнительно мало отражены либо не решены, во-первых, вопросы, связанные с уточнением общего понятия иронии, во-вторых, проблема конструктивной роли иронической практики в процессе развития сознания вообще и философского сознания в частности. Явно недостаточно изучены особенности иронической практики, способы выражения и переживания ироником своей позиции.

Таким образом, требуется более полно исследовать значение иронии как стратегии современного философского исследования и раскрыть конструктивную роль ироника в развитии философского знания.

Цель диссертационного исследования — уточнить понятие иронии в связи с возрастанием роли иронического мышления в профессиональной философии, а также вычленить и описать иронический аспект современной философии.

Задачи диссертационного исследования

1. Провести сравнительный анализ различных определений понятия иронии, выделить его первоначальный смысл и множество последующих альтернативных значений.

2. Выявить генетическую связь характера философского мышления с ретроспекцией той или иной иронической практики.

3. Изучить функционирование и конструктивную роль иронии в процессе формирования философских концепций.

4. Описать операциональную структуру иронической стратегии.

Теоретико-методологические основания исследования

Основной методологической идеей диссертационного исследования является идея возрастания роли иронии (и соответственно понятия иронии) в философии XX—XXI вв. в связи с пересмотром исходных принципов онтологии и переосмыслением познавательных потенций человека

В нашем исследовании мы опирались на совокупные результаты изучения иронии философами, лингвистами, культурологами. Общетеоретическая философская база, на которую ориентировался автор, представлена идейным наследием классиков европейской философии (Платон, Аристотель, Бэкон Ф., Декарт Р., Кант И., Гете И. В., Фихте И. Г., Шлегель Ф., Шеллинг Ф., Гегель Г. В. Ф., Ницше Ф., Гуссерль Э., Юм Д., Бергсон А., Рассел Б., Хайдеггер М, Сартр Ж,-П., Бубер М, Ясперс К., Трубецкой С. Н., Фрейд 3., Чижевский А. Л., Иванов В. и др.).

Для обоснования универсального характера иронии диссертант обращался к тем историко-философским работам, в которых особое место отведено понятию иронии (сочинения Зольгера К. В. Ф., Гегеля Г. В. Ф., Шлегеля Ф., Кьеркегора С, Хайдеггера М., Сартра Ж.-П., Славова И., Рорти Р., и др.). Учтены также труды отечественных ученых, в которых прослеживается становление понятия иронии и описывается феномен иронического философского видения (Карпицкий Н., Маньковская Н. Б., микушевич В., мирская Л. А., Пивоев В. М, Пигулевский В. О., Подорога В., Серкова В. А., Хестанов Р. и др.).

Диссертационное исследование опиралось на следующие общие методы и принципы:

а) метод сравнительного анализа, позволивший обнаружить исходное онтологическое содержание иронии;

б) герменевтический метод, который помог открыть за очевидным смыслом понятия иронии иные, альтернативные, смыслы;

в) принципы, законы и категориальный аппарат диалектического метода, которые способствовали пониманию внутренней взаимосвязи определяемых философских категорий.

В диссертационном исследовании также применялись специфические методы, адаптированные к процессу иронического размышления:

а) метод «полуодобрения», позволяющий полностью отрицать — «между строю) — ценность произведения (например, художественного);

б) метод картезианского сомнения.

щ Научная новизна диссертационного исследовании

1. Выдвинута и обоснована авторская концепция иронии как особой формы критического мышления.

2. Под углом зрения этой концепции систематизированы и проанализированы труды философов рубежа XX—XXI вв., в которых обсуждается понятие иронии и исследуется место иронии в философском познании.

3. Создан специальный категориальный аппарат, позволяющий теоретически описывать и объяснять функции иронической практики в философии.

4. Осуществлен конкретный анализ различных философских практик иронического мышления.

5. В научный оборот введено представление об особом — ироническом — философском видении какой-либо ситуации; такая форма

• обнаружения новых смыслов существенно отличается от традиционного понятийного мышления (например, в форме дефиниции понятия) и играет большую роль в философии постмодерна и неомодерна

Научно-практическая значимость работы Развернутый теоретический анализ феномена иронии позволяет оценивать негативные и позитивные последствия применения приема иронии в процессах критического мышления, в научной и обыденной практике.

Представленные в диссертации выводы, замечания и наблюдения могут оказаться полезными для дальнейшей разработки темы философской иронии и ее роли в развитии философского знания.

Материалы диссертации можно использовать в педагогической практике при чтении курсов и спецкурсов по философии.

...Ни одному из собеседников простота не дается, оба выдерживают натиск прошлого, натиск всего до-них сказанного, от которого уже никуда не денешься, оба сознательно и охотно вступают в игру иронии... Эко У. Имя розы. М, 1989. С. 461. к В отличие от многих других философских понятий «ирония» не поддается сразу однозначному определению. Констатация многозначности термина позволит нам на первом этапе зафиксировать результат исследования не имеющий понятийного эквивалента. В дальнейшем мы получим возможность сформировать значение понятия «ирония» путем переосмысления уже функционирующих терминов, что и позволит говорить об однозначном определении понятия в рамках нашего исследования.

Мы столкнулись с большим многообразием определений иронии в философских учениях, а также с существованием понятий, схожих по своим смысловым характеристикам с иронией, которые наблюдаются в различных явлениях духовной культуры: иронический эпос, ироническая литература, иронический смысл выражения и др. Отсюда происходит все многообразие научных понятий, в той или иной мере, « соприкасающихся со смыслом иронии, либо несущих на себе оттенок схожего с ироническим понимания, однако, существенно отличающихся от сущности иронии как таковой. Наиболее наглядным примером могут послужить такие понятия, как: оксюморон, сарказм, которые часто применяют как схожие понятию ирония в некоторых частях определения. Но именно созвучность нам, современным, философской традиции, которая, сложилась в первые столетия нашей эры - период поздней античности, помогают нам лучше понять самих себя. Так часто происходит, философская традиция преобладает над сиюминутным переживанием. В результате определение понятия деформируется, так как внимание сконцентрировано на необходимых в данный конкретный момент свойствах, которые уже были созданы нашим сознанием. Различная интенсивность культурного диалога позволяет говорить о разнородном понимании свойств иронии для человеческого сознания.

Можно выделить три основных подхода. Согласно первому, сущность иронии состоит в радикальном онтологическом дуализме человека и мира Следствием, которого будет суждение о мире с оценочных позиций: либо негативное, либо позитивное. Сторонники второго подхода делают акцент на важности эстетических преобразований, которые способна совершить категория иронии. Наконец, сторонники третьего подхода определяют сущность «иронии» исходя из противоречивого сочетания различных свойств исследуемого понятия (негативности, парадоксальности) и реализации иного образа философии.

Многочисленные категории индивидуального бытия позволяют говорить о взаимосвязи трансцендентного и имманентного в опыте определения понятий. Личные, выстраданные философом вопросы звучат странно для человека далекого от философии: Обладать ли демоническим даром провидения или неустанно стремиться к постижению Божественного? Понимать ли творимое рукою человека как знак трансценденции Иного или имманентного мне самому? Дар, предлагающий откликнуться на решение вопроса заведомо не возможного в этом мире, - есть ли творчество абсолютное начало и завершение? Либо творчество уже само по себе есть некий конечный результат Первоначального замысла? «...Только философия возвращает мышление в сферу мышления как такового, где оно развертывает свои собственные возможности»1, в среду, где не измеряется первенство действительного перед возможным, либо наоборот; и только философия способна сделать проблемной постановку вопроса.

Только на первый взгляд, грамматически и логически простыми выглядят получаемые семантические конструкты проблем для решения предельных вопросов человеческого бытия. Однако буквальное отображение мира - лишь часть задач теории языка. Специфика формулировки проблем в эпоху мировоззренческого вакуума, вследствие расшатанности мировоззренческих основ философского знания, состоит не в возникновении вопросов о состоянии мира, а в способности человека наиболее последовательно описать и объяснить новое состояние бытия, дать субстанции определение. Примером могут послужить следующие вопросы: 1) почему нам удается смотреть на то, что в основе своей не есть данное для нас, что только может быть возможно для нашего сознания. Свет солнца, на который нет сил смотреть (Чижевский А. Л.) и осознание того, что «...мы живем в нашем мире так, как если бы он был ярко освещен миллионами огней, забывая, что живем, по существу, почти что в полной темноте. ... Наука,...развенчивая приятный мираж заблуждения, указывает нам способы освещения нашего пупс она требует изучения этой темноты, этого мрака окружающей нас среды»2. 2) Только ли в понятии истина обладает стихией своего существования? 3) Насколько понятие замкнуто в пределе собственного толкования, если традиционные взгляды стойко удерживают имеющиеся варианты определения понятия и уже не дают возможности думать, откликаться, удивляться и вопрошать за пределами имеющегося толкования? Но, как известно, отличительной чертой человеческого разума всегда была » способность постигать идеи, а не просто реагировать на конкретность и определенность вещи. Поэтому, у нас есть надежда выйти за пределы традиционной трактовки понятий и найти иные методологические подходы в определении исследуемого понятия - иронии.

Формула может перестать быть таковой по причине своего устойчивого состояния, превращаясь в монолит своего состояния, в оттиск, результатом которого будет полое бытие. Практическая значимость определяет и критерий, а наличное бытие органично осуществляется только в определенных условиях. Например, если ранее определенные условия становятся неудовлетворительными, либо, если условия данности бытия перестают быть таковыми, они уже не отвечают идее наличного бытия. «Идея сама по себе, быть может, и истинна, на деле всегда останавливается на своей начальной стадии, если развитие состоит лишь в таком повторении одной и той же формулы»3. Чаше всего происходит так, что идея вписана в событийный ряд реальности. Тем самым, оформляются мотивы для закрепления смысла отношений человек - действительность. Таким образом, современная нам эпоха (рубеж ХХ-ХХ1 столетий) не устранила метафизической установки философии на тождество с действительностью, «...из сферы наличного это тождество перешло в сферу должного. Должное, как категория, мыслится, то в отрицательной, то в положительной форме, но оно неизменно ориентирует философию на совпадение с • действительностью в пределе их взаимного развития» 4. С одной стороны, мы приобретаем самый интересный опыт определения философского понятия через концентрацию проблемных сторон этого определения; с другой - даже трансцендентность бытия ограничена имманентными моментами.

» Утверждая видимость иронии как таковой и иронического начала, исследователь только через некоторое время понимает точность избранных для определения слов. Обратимся к характеристике и значению слова «видимость» для определения иронии. Изучение проблемы «иронического» в философии, присутствие иронии в подчас самых серьезных размышлениях мыслителей, ведут к совмещению нескольких путей, каждый из которых имеет значение. Причина, возможно, проистекает га жесткой фиксации на избранной точке зрения. Каков критерий истинности предложенных размышлений, - это вопрос равносильный другому: как художнику самому произвести «анализ» своего же «детища»? «Анализ» мы понимаем как заинтересованность отдельными частями произведения, которые в своей частности не содержат определения конечного целого. Гулыга А. В. в своей статье «Кант - ироник» лаконично сформулировал мысль о том, что философская ирония открываются не каждому. Мысль, которая сопровождала все имеющиеся исследования по определению понятия иронии, и которая несколько остужает пыл исследователя в намерении предложить раз и навсегда данную дефиницию исследуемого понятия. Надо было быть великим Гете, чтобы в «Критиках...» Канта уловить ироническое начало. «Этот замечательный муж, - писал поэт о философе, - действовал с плутовской иронией, когда он то как будто старался самым тесным образом ограничить познавательную способность то, как будто » намекал на выход за пределы тех границ, которые он сам провел»5.

Гегелю также пришлось претерпеть «ироническую атаку» со стороны Бертольда Брехта, который предложил гротескную характеристику «Науки логики», где значение иронии стало определяющим. Итогом всего было утверждение, согласно которому Гегель предлагает вариант определения диалектики как иронии, скрытой в каждой вещи6. Речь идет о понимании диалектики в философской традиции: суть диалектики как модели бытия определяется как усмотрение противоречий во всем, сочетание во всем противоположностей в их взаимной связи, взаимодействии и взаимопревращении. В итоге, гегелевский вариант интерпретации иронии лучше всего соответствовал и формированию иронической стратегии в сознании индивида как представителя определенной эпохи. Понятие ироническая стратегия мы определяем как способ построения суждения, вопроса, либо заключения с помощью совмещения двух и более ракурсов проблемы, с неизменным наличием философских категорий и терминологии, а также оперирование понятиями, имеющими смежное значение в различных областях человеческой культуры, и, следовательно, предполагающих вариативное построение значения обсуждаемой проблемы.

Измеряя действительность человек, тем самым, ее создает. Сопоставляя произведенное человек постоянно вопрошает о той действительности, от которой себя отделяет, но в которой живет. Итогом будет результат двойственного отношения к себе и к тому, что находится вне нашего опыта. С одной стороны, - образования типа ведущей идеологии в резко индивидуализированной форме зачастую становятся «пищей для пессимистской иронии уединенных сознаний, сублимацией властных неосуществлений...»7; с другой - мы сталкиваемся с положением о несемиотичности мира от природы. Мир, который по определению мы не можем видеть, а видим тот мир, который создаем. Получается парадокс: мы должны создать семиотический мир несемиотического мира. Отмеченный парадокс задает нам специфику исследования проблемы определения понятия иронии, учитывая, что представления о предмете исследования в современном философском дискурсе достаточно обширны. В рамках философской традиции, выражающей тоску отъединенной мысли по овладению здешней полнотой бытия (М. Эпштейн), мы обнаруживаем преодоление причинно-следственного образа развития науки. Результатом становится утверждение, которое ставит под вопрос опустошенную форму понятия «иронии» в философии, форму, которая уже изжила результаты своего наличного бытия, в виде определений свойственных античности и романтизму. Например, утверждение о существовании иронического «метода Сократа» и вопрос, характерный для современной философии: а был ли Сократ ироником?!; идея зстетико-моральной доминанты в отдельно взятой категории «иронии», разработка которой не прекращается по сей день, хотя философия это, как верно отметил один из современных мыслителей М. Эпштейн, - стремление к наиболее строгому обоснованию наиболее странных утверждений.

Специфика нашей исследовательской работы состоит в том, что изучение функционирования понятия иронии в философии изменило представление о формальных закономерностях построения философского смысла. Например, сведение значения понятия иронии до смысла контекстуальных и стилистических реплик в лингвистических исследовательских работах, не освещает всех сторон проявления иронии;

« диалектика удалось превратить бинарную оппозицию в закон природы и в данность доступную нашему понимаю. Тема скрытой сущности иронии возникает в лингвистических исследованиях, авторы которых пытаются семантически (т. е. явно), вербально (т. е. явно), логически (в соответствии с законами языка, т.е. опять же явно) предъявить нашему сознанию иронию. Налицо проблема - как возможна ситуация, когда понятие иронии проявляется на каждом уровне текста и формулировка значения иронии затруднена различным масштабом толкования философского смысла определяемого понятия.

Наша работа может быть охарактеризована, во-первых, в русле западноевропейской традиции, которая берет начало в декартовом утверждении «Cogito ergo sum» и в рамках нашего исследования преобразуется в высказывание О. Розенштока-Хюсси «Respondeo etsi mutator» («Отвечаю, хотя и должен буду измениться»); во-вторых, основана на изучении и сопоставлении методологически различных теорий русских и зарубежных философов.

Противоречивость теорий, касающихся разных сфер функционирования иронии, отражается, прежде всего, в неоднозначности терминологии, и составляет первую и основную методологическую проблему в изучении понятия иронии.

Проблема определения понятия иронии в рамках философского понимания события обусловлена возрастающим интересом к проблемам познавательных возможностей человека, а также связана с разработкой теории стратегий сознания в философии. В этом смысле, актуальность изучения теоретико-познавательного аспекта иронического осмысления заключается в попытках проработки важнейших черт творческой личности современности, а, следовательно, перспектив осмысления творческого потенциала всего человечества Следует отметить, что в научно-исследовательской литературе встречается ряд указаний или методологических установок, которые проясняют для нас и основные затруднения в изучении иронии, и молчание авторов в вопросах, касающихся синтеза различных идей познавательного аспекта иронии. Особенность исследования и определения иронии на рубеже столетий вызвана сменой парадигм, переориентацией установок сознания на анализ и интерпретацию действительности не только с точки зрения языковой доминанты; но более всего повсеместным желанием человека сегодня, по выражению 3. Баумана, сохранить свободу выбора.

Особенно актуально в этой связи осмысление смежных с иронией по механизму действия понятий. Например, понятие «осмеяние», то есть принципиально иное отношение к ранее вполне приемлемому — есть показатель, характерный практически для всех типов обществ в период смены фундаментальных установок, перехода в следующую стадию развития. Ироническое видение ситуации есть только малая толика того, насколько конкретный индивид способен приобщиться к «иному». В то же время это проблема не своего иного, но порождения своего в ином самому себе. Одна из современных исследовательниц иронии У. Ольховская, констатируя увеличение абсурдных ситуаций, которые постоянно переживает человек, вводит понятие иронии, осмысливая его через философемы веры и абсурда, где ирония определяется в контексте т становления личностного бытия. Ольховская У. отмечает, что иронизирующий человек, через веру причащающийся Воле Божией, которая бесконечна по содержанию и в которой один момент времени сопряжен с бесконечным множеством модусов воли, сам приобщается к бесконечной потенции Бога, и каждый новый момент времени несет для него возможность осуществления предмета его веры как фактической реальности. Само же воление человека, считает Ольховская У., есть « действие его воли как априорного содержания действительности, то есть мы сталкиваемся с утверждением самобытия в инобытии. Для многомерности иронической стратегии, работающей на уровне «иномыслия»8 это утверждение открывает апофатичность в мышлении, когда возможно движение мысли одновременно в двух различных сферах. Открывается возможность иных мыслей. В результате, « моделирование ситуаций, порождающих ироническое видение, способно предоставить человеку как конкретному индивиду реальный шанс выхода из бинаризма фундаментальных противоречий.

Функциональные аспекты иронии рассматриваются как основной механизм смысловых структур, на которых данное общество строится и закрепляет свои устои. Подобный подход, возможно, требует разработки теории юмористического общества В сравнении с Сократом, если придерживаться широко распространенного мнения о том, что он применял иронию в качестве метода выявления общих понятий, а, следовательно, обращался с иронией как с инструментом для решения задач по направлению к ухе намеченным целям. Современный исследователь, занимая позицию ироника, применяет последнюю для выявления смыслов действительности, комплексных понятий, формируя видимое соответствие между явленным и возможным (неявленным, виртуальным), создавая формы мыслимости.

Вовлеченность понятия иронии в научный аппарат как новой формы мыслимости обусловлена структурированностью на уровне операций: ироническое осмысление позволяет выявить не только объем другого понятия, но и его контекстуальную среду, сферу распространения.

При попытках расшифровать, по возможности, все имеющиеся потенции текста, существует опасность «искажения» и «гиперболизации» первоначально заложенного смысла. Так работы Проппа В. Я содержательны в плане практического применения исследуемого понятия (юмор, смех, ирония, комическое), но анализ исследователя не распространяется на онтологические корни. Так, вычленяя языковые средства комизма, Пропп описывает их при помощи таких модификаций, как: каламбур (игра слов, в самом общем виде), парадокс (такие суждения, в которых сказуемое противоречит подлежащему иди определение определяемому), ирония («при иронии словами высказывается одно понятие, подразумевается же другое, противоположное ему. На словах высказывается положительное, а понимается противоположное ему - отрицательное. Этим ирония иносказательно раскрывает недостатки того» о ком или о чем говорят. Она представляет собой один из видов насмешки, и этим же определяется еб комизм»9), язык и его звуковой состав, языковые ошибки, язык учёных. Пивоев В. М. Предлагает такую концепцию иронии: ирония есть эстетическая ценность и форма комического отношения. Она характеризуется трехплановой структурой: выражением, амбивалентностью и двунаправяенностью. По его мнению, онтологические основания иронического мироотношення определены совокупным господством диалектического метода постижения явлений действительности, их процессуальными характеристиками. Например, трехплановость как пространственная характеристика, позволяет говорить о том, что категория иронии протяженна; амбивалентность как пространственное восприятие исследуемой категории, позволяет увидеть различие в одном, отличное; двунаправлешюсть как линейность процесса, равнозначность и равно возможность развития его тенденций, пытается соединить два начала: рациональное и иррациональное.

Болгарский ученый Паси И., утверждая потенциальную глубину характеристики иронии как эстетической категории, в то же время отмечает еб специфическую ценностную структуру и особенность переживания состояния иронии, иронического осмысления действительности. Шестаков В. П., проводивший свои исследования в области эстетики, теории и истории культуры, изучал иронию как эстетическую категорию, не распространяя еб смысл за рамки исторического и систематического изучения культуры. Отмечая признанную амбивалентность категории иронии, Шестаков в то же время признает, что разделение рационального и иррационального в определении иронии не выходит за рамки диалектического метода. Лосев А. Ф. предлагает эстетическую трактовку понятия иронии, признавая за античной диалектикой пассивно-созерцательный характер. Каган М. С. уделяет особое внимание «иронии» как эстетической категории, Походня С. И. пишет: «Имеющая место недооценка иронии как художественной формы критического освоения действительности берет свое начало в неопределенном статусе иронии прежде всего в системе эстетической категории комического. Иронии отводится промежуточное место между юмором и сатирой»10. Следует обратить внимание на недостаточность выделенных критериев иронии в качестве промежуточного звена между юмором и сатирой. В этой связи основа иронии рассматривается как противоречие формы и содержания. Такая основа характерна для всех типов комического, но не исчерпывает все содержание исследуемого понятия,

Рубеж столетий преподносит целый ряд сюрпризов, в том числе кардинальную смену ценностных установок, что отмечалось на протяжении всего периода формирования смысловых контекстов понятия "иронии": от Сократа, до Рорти Р. и Деррида Ж., от противопоставления феномена юродства на Руси и ироника (вопреки утвердившемуся мнению + о превалировании одного над другим; все же для русской культуры характерна дуалистическая модель, которая избегает третьего)11 до иронических сказаний (например, весельчак Сидокэн) , как видно не только в западной и русской философии, но и в современной восточной философии (например, японская философия и японская поэзия хайку). Для русской философии свойственно традиционно подразделять весь накопившийся пласт философской мысли на ареалы его наиболее яркого и успешного функционирования. Западная традиция предлагает изучение понятия иронии в двух вариантах: теоретическом - как категории; и практическом - как позиции по отношению к реальности (наличной, либо вероятной, возможной). К первому варианту можно отнести, например: романтизм (философское учение Шлегеля Ф., Новалиса, немецкую философию обьеіпнвнснндеадистического типа (Зольгер К.В.Ф., Гегель Г.В.Ф., конечно, делая оговорку о специфических чертах философии того и другого мыслителя, поэтому выше названное объединение носит условный характер), лингвистическую философию Витгенштейна Я, философию Деррида Ж.; т ко второму - философию Платона, средневековую философскую мысль, философию Рорти Р., ТодороваЦ.

Отечественные исследования в области изучения и определения понятия иронии не столь обширны. В советской лингвистике не так много работ, посвященных собственно иронии: диссертационные исследования Багдасарян (1969) и Садихова (1976). Вторая половина XX века ознаменована целым рядом теоретических исследований по проблеме изучения эстетического смысла иронии, ее гносеологических функций и онтологического характера, в частности, Лосева А.Ф., Шестакова В.П., Подороги В., Маньковской Н, Б., Пивоева В, М, Пигулевского В.О., Мирской Л.А., Черданцевой И.В., и др. Ирония в контексте культурно обусловленной среды просматривается под углом зрения конкретного человеческого фактора, и только вследствие масштабности предложенного смысла, преодолевается зона пограничного «соответствия - несоответствия» представлениям, господствующим в данном культурном пространстве. Понятие иронии принадлежит как субъективной, так и объективной сферам (конечно не в духе их гармоничного равновесия либо полного тождества), именно эта внеположенность его в структурах бинарного, антиномичного и дихотомического толка, позволяет исследовать иронию как философское образование.

Изучение понятия иронии с позиции выявления метафизических оснований особенно актуально для рубежа XX-XXI столетий. Исследованию этого аспекта уделено внимание практически во всех имеющихся работах по иронии, однако размышления о метафизической сущности иронии ведут лишь некоторые мыслители, Практически все современные исследователи лишь намечают именуемый аспект.

Вдумаемся в привычные до сей поры аксиомы, что, по сута, ироничен сам постулат щуки о существовании неких законов природы, о том, что следует изучать (толковать, интерпретировать соответственно, терять первоначальный смысл) природу такой какой она есть; либо обратить внимание на факт изучения законов природы с пшщщып системы координат, установленной человеком в результате собственного # практического освоения действительности. Уже в кииизме Двогена Синопского насмешка над философией сама стала философией, а в пантомимах и в игре слов философа, жившего в бочке, родилась Веселая Наука, которая видела, что серьезность ложной жизни оборачивается ложной серьезностью философии13. В результате остается самый безобидный вариант - констатации иронического характера всей философской традиции. Насколько этот факт может быть признан научным и какова степень научности знания, предложенного данной точкой зрения - вопрос, постулирующий статику мыслительного эксперимента над феноменами бытия. Как известно «знание» есть термин, не поддающийся точному определению. «Всякое знание является до некоторой степени сомнительным, и мы также не можем сказать, при какой степени сомнительности оно перестает быть знанием,...»14. На наш взгляд, удачный пример осуществления метода «полуодобрения)» на практике: как говорится, все это законы природы «не более того».

Исследуемая проблема актуальна еще и потому, что один из многочисленных последних, отмеченных в «философских летописях», образцов мысли целого поколения постмодернизм - породил кризис оригинальности, повлекший за собой целый ряд проблем иного рода. В этой связи диссертационное исследование дополняется положением о том, что понятие иронии является одним го основных в критическом освоении мира, в становлении проблемы постижения бытия, в ситуации перехода и смены парадигм. «Большинство видов постмодернизма возникают как специфическая реакция по отношению к утвердившимся формам высокого модерна, по отношению к тому или иному господствующему типу высокого модернизма... Другая характерная черта этой совокупности постмодернизмов - стирание некоторых связей или различий; наиболее примечательна здесь эрозия различения между высокой культурой и так называемой массовой или поп-культурой.,. »15.

Проблема определения понятий, формирования научного (категориального и понятийного аппарата науки) может быть дополнена необходимостью формирования иронической стратегии с целью понимания событий истории, мышления человека, форм мыслимости, в конечном итоге. Во-первых, на наш взгляд только недавно перестали констатировать состояние «кризиса» (либо его преодолели, либо уже внутри оного) во всех сферах человеческой деятельности. Во-вторых, пересмотр основополагающих категорий, с позиций понимания мира как однородного, а также, реакция на пересмотр бинарных оппозиций в мыслительном процессе человека, породили проблему всестороннего переопределения базовых категорий философии.

Вопрос об «иронии» в философских учениях возникает в контексте проблемы о человеческой определенности, о границах его взаимодействия с миром реальным и виртуальным. В последнее время исследование понятия иронии было ограничено постановкой проблемы выявления предпосылок субъективности и типов ее конституировання (классический пример - исследования Кьеркегора С. и философов, развивающих его идеи в дальнейшем - это практически весь экзистенциализм, «теоретические построения» французских сюрреалистов, постмодернизм в американской и французской трактовках). Сам факт конституировання предполагает наличие модели. В истории философской мысли последний вариант проблемы организации (конституирования) субъективности предложен и изучается в контексте этической модели интерсубъективности и языковой модели онтологии. В частности, одно из последних исследований в этой области, наиболее близко находящееся к контексту исследуемой в данной работе проблемы, принадлежит Ставцеву С.Н. и Колесникову А.С.

Повседневная жизнь не лишена иронического осмысления, но вести повествование о проблеме иронии как таковой можно лишь, начиная с поколения так называемых «исторических» энциклопедистов (авт.). Например, насколько показателен средневековый исследователь энциклопедист как образец иронико-повествователыюго мироотношения? Удавалось ли средневековому мыслителю «работать» со всеми предложенными фактами равнозначно и классифицировать их на основе формальных свойств первичного характера? Фундаментальное исследование с згой точки зрения можно встретить у Эко У. Энциклопедисты постсовременной культуры - «слоевые» магнаты (авт.), которые предлагают сконцентрировать наше внимание на явлениях «второго» плана, дезорганизующих эффект целостной картины реальности, а именно, ставящих образ внешнего мира под сомнение, связь между миром и «Я» нарушается и ей характерной чертой становится то, что она не воссоздает реальность и лишена референта. В нашем исследовании это обретает черты иронии, осмысленной в контексте ритуального мироотношения.

Степень разработанности проблемы определяется наличием в философской литературе работ, обнаруживающих параллели между толкованием иронического начала как эстетической категории и иронии как категории с метафизическими основаниями.

Наиболее фундаментально понятие иронии разрабатывается в научной монографии Пигулевского В.О. и Мирской Л.А. «Символ и ирония» (опыт характеристики романтического миросозерцания). Именно в этой работе на высоком теоретическом уровне проработана перспектива основных точек соприкосновения иносказательных форм эмоционального отношения человека к миру: символа и иронии. Особое внимание, на наш взгляд, следует уделить главе посвященной «субъективной реальности и проблеме иронии», где намечены и соответственно, заданной рамке исследования (а это романтическое мировоззрение) изучены характерные проблемы иронии в плоскости наиболее явного е& проявления - реальности, в данном случае субъективной.

Одно из новейших исследований по проблеме становления и развития понятия иронии в историко-философской перспективе принадлежит Черданцевой ИВ. Данное исследование в основном не выходит за традиционные версии подхода к изучению иронии, Стоит отметить, что монография выполнена в стиле иронического осмысления мира, по сути - в новой форме ранее только описанной в исследовательской литературе применительно к употреблению понятия иронии. Монография «Ирония: от понятия к методу философствования, или до чего доводят философов насмешки», носит иронико-повествовательный характер и представляет интерес как компаративистское исследование в области развития понятия иронии на протяжении всей истории философской мысли, начиная с периода древней Греции до современности. Отправной точкой размышлений являются проблемы, поставленные в рамках функционирования экзистенциального направления, тем самым задан угол зрения на предстоящую проблему.

Итак, уже обозначенная в исследовательской литературе сложность иронии как эстетической категории не вызывает сомнения. В отечественной гуманитарной науке Лосеву А.Ф., принадлежит высказывание о том, что ирония - одна из самых сложных эстетических категорий, относящихся к так называемым эстетическим модификациям. Это общая позиция относительно способности к модификациям у категории «иронии» в исследованиях отечественных мыслителей (Шестаков В.П., Пропп В.Я., Савилов ТА., Берковский ЯМ, Петрова Е.А., Серков В.А., Соловьев А.Э., Лагуна П., Пивоев В.М., Пигулевский ВО., Мирская Л.А, Савов С.Д., Кононенко Е.И., и мн. др.); в работах зарубежных исследователей аналогичная мысль прослеживается у Паси И., Пулвера М, Райфа П., Славова И., Эрнста Ф., Аллемана Б., Хеллера Дж., Пиховского Дж. и др.

Исследование сферы действия и функционирования понятия иронии в философской стратегии с целью понимания события предлагает вариант емких понятийных образований, которые не имеют полного соответствия с реальностью; и поэтому следует начинать с изучения эффектов, производимых иронией в повествовательной среде человека, где раскрывается одно замечательное свойство, а именно: способность иронии быть механизмом, изолирующим смыслы повседневного мира от смыслов мира умозрительного. В этом смысле эффект эстетической иронии нашел свое завершение в развитии двух противоположных направлений, и их взаимном уничтожении.

Приоритетной, на наш взгляд, стала бы постановка проблемы о границах соответствия между формами выражения смысла в визуальном и вербальном пространствах. Перспективы решения данной проблемы широки, особенно в постсовременном пространстве: «...одно из отличительных свойств постмодернизма, по сравнению с модернизмом, заключается в том, что ирония, как высказывание в квадрате позволяет участвовать в метаязыковой игре...»16. Одна из показательных в этом отношении практик постмодерна — это пастяш. «Пастиш — это имитация единичного или уникального стиля, ношение стилистической маски, речь на мертвом языке. Это нейтральная мимикрия, без скрытого мотива пародии, без сатирического импульса, без смеха, без этого еще теплящегося где-то в глубине чувства, что существует нечто нормальное, по сравнению с которым объект подражания выглядит весьма комично»17. Джеймисону Ф. удалось наиболее лаконично охарактеризовать пастиш как основной модус постмодернистского искусства, А. Уайльд определяет постмодернизм как специфическую форму «корректирующей иронии» по отношению ко всем явлениям жизни. Таким образом, ирония становится неопределенной и многогранной, стремится к чистому свету отсутствия (Ж Деррида) Схожая позиция определения иронии присутствует и в работах М. Бахтина.

Ирония и ироническая позиция утверждают собственный примат посредством многочисленных отсылок, количество которых столь велико, сколько вмещает в себя психическое зеркало собеседника (книжного, реального, виртуального). Диалог между собеседниками может продолжаться до тех пор, пока не будут исчерпаны все варианты отсылок, которые представляют собой понимание прошлого в реалиях настоящего времени. Насколько продуктивен такой диалог можно судить, исходя из теорий постструктурализма и неофрейдизма, которые создают проекты теоретической психотизации человеческих отношений. Где заданные границы отношений определены категориями виртуального и реального миров. Практический конструкт такого диалога представляет собой значение поведения субъекта-ироника. Субъект-ироник - как и философ, ставит в основание автономность суждения, а кто из известных мыслителей этого не делал? Собственно, благодаря чему мы являемся обладателями такого огромного текстуального наследия? Вероятно, благодаря феномену иронии в учениях известных нам личностей (Гераклит, Платон, Аристотель, Руссо Ж.-Ж., Гегель Г.В.Ф., Кант И., Фрейд 3., Гуссерль Э., Хайдеггер М., Барт Р., Леви-Стросс К., Фуко М., Лиотар, П. де Ман, Альтюссер, Витгенштейн Л., Фейерабенд П. и др.). Трактовка иронии как стремления к автономии, а не солидарности (солидарность присуща произведениям народно-массового толка, свидетельством могли бы послужить тематически схожие поговорки у народов различных языковых групп), ирония же по своей природе дело приватное. Хотя, конечно, возможно услышать возражения сводящиеся к тому, что «ироническая культура занята „.подробным описанием иронизма... Если платоновско-кантовский канон исходил из устойчивости, целостности мироздания, наличия мудрости и любви к ней, метафоры «вертикального» взгляда сверху вниз, то иронический канон предлагает панорамный, отстраненный взгляд на прошлое вдоль горизонтальной оси. Цель иронической теории - понимание метафизической потребности и освобождение от неб»19. Точка зрения Манысовской Н.Б., на наш взгляд, демонстрирует радикализм в оценках иронии и наглядную возможность рассматривать иронию не только на уровне понятия, но и возводить ироническую теорию, где основным понятием будет «ирония».

Наше исследование начиналось с констатации самых разнообразных возможностей определения иронии, но теперь возникает необходимость введения термина иного свойства, а именно «иронического канона». По сути - это предложение иного проекта по всем имеющимся вариантам развития отношений между миром и человеком. Это еще один вариант решения основной философской проблемы. Вариант, предусматривающий постановку знака вопроса над понятием, проблематизацию самого понятия. Основная черта данного проекта - предложение коммуникации не как обмена, и не как пространства взаимосвязи слова и ответа, а как пространства «данного», запрещающего ответ. Своеобразно представил пространство этой проблемы Бодрийяр Ж., переводя основные акценты на феномен масс-медиа, он достаточно просто утверждает, что «телевидение ...это...уверенность в том, что люди больше не разговаривают между собой, что они окончательно изолированы - перед лицом слова, лишенного ответа...»20. Более того, развивая высказанную мысль, Бодрийяр Ж. утверждает, что образы могли бы опережать реальность, переворачивая причинно-следственную связь между реальным фактом и его воспроизведением. Образы визуального ряда (например, в киноиндустрии) демонстрируют способность к абсолютному совпадению с реальностью, девальвируя себя самих, производя гиперреальность и усугубляя равную невозможность реального и вымышленного.

Процесс, изначально предполагающий вариант упрощенной иронии, лишен референта на уровне посыла информации, следовательно, в данном случае ответ не ожидается. Механизм иронии, в данной конкретной ситуации, состоит в попытке отрешения от вопрос-ответного пространства. Речь должна идти об обращении к перспективе позиции производящего (того, кто дает информацию) и получающего (того, кто хочет или должен получить информацию, того, на кого она направлена, пусть это даже будет мнимый субъект), воспринятой в аспекте игровой ситуации, где возможно просчитать несколько вариантов приобщения к «ответу», более того, предложить возможные варианты иных, абсурдных ситуаций.

Понятие иронии способно зафиксировать «отсутствие» соответствия между мыслительными представлениями и вещью. Этот момент ещё не проговаривался в научно-исследовательской литературе и • указание на него предполагает новизну в существующих трактовках иронии с целью осмыслении мира и культуры человека. В момент проявления иронии не наблюдается четко обозначенной конструкции явления, и, еще более усугубляя результат иронии можно сказать, что намеченный конструкт явления разрушается при ее наличии.

Общая логика диссертационного исследования выходит за рамки традиционной; в то же время, системность изложения достигается общей структурой диссертационной работы: от этимологии исследуемого понятия «ирония», от исследования различий и тождества в трактовках этого понятия у классических и современных авторов; до нового осмысления иронии как наиболее фундаментального принципа; и в конечном итоге до понимания роли иронической стратегии в философии на уровне постановки вопроса: «Что же такое философия?»

Исследовательская программа открывает новые глобальные горизонты видения связей между воплощенным явлением и не явленным (но возможным в ситуации экзистенциального выбора, либо метафизической свободы); между вербальным выражением смысла и визуальным образом понятия для понимания хода происходящего события, рождения смысла. Позитивным результатом будет ироническая диалектика, констатирующая несостоятельность дуализма теорий и линейных построений в пространстве возможностей мира. Современный характер иронии заставляет мыслить в русле качественно иного подхода, сущность которого была замечательно проговорена в контексте термина Липовецки Ж. «эры пустоты» - как постановка проблемы причастности человека к творчеству Бога, как оформление «места» для Бога в мире события человеческих отношений.

Поскольку предметом анализа являются ироническая стратегия понимания события и понятие «иронии» в философии, то возникает необходимость обращения к таким философским категориям как «пространство», «событие», «социо-культурная коммуникация» и «формы мыслимого».

В сопряжении с иронией имеет смысл говорить о некоем специфическом пространстве, где ирония находит свою реализацию. Это, однако, не означает отказа от заявленного положения, согласно которому ирония есть фундаментальная структура философии в целом.

Пространство, в котором ирония получает свою реализацию, практически всегда обозначено как игровое: будь-то контекстуальная или текстовая ирония, либо ирония как позиция, роль в отношениях. В основу игрового пространства иронии положена идея о социокультурном цикле, детально разработанная Мирошниковым Ю. И. Речь идет о циклическом процессе распространения идей, который усиливается средствами массовой коммуникации, благодаря чему идеи постепенно становятся общеизвестными и, в конце концов, служат материалом для дальнейшего творчества. Уточненное автором различие понятий смеха, комического, игры, иронического дополняет результаты исследования формальными признаками структурированности и вписанности в контекст эпохи. Основной аспект такого рассуждения - область применения понятия и тот предел, который задан его возможным определением.

В диссертационном исследовании впервые в отечественной науке » разрабатывается концепция о доминирующей роли понятия иронии в философии «порождающей», которая определяет тип и способ нашего мироотношсния и взаимодействия друг с другом. Выдвигается и обосновывается гипотеза о том, что ироническая стратегия есть одна из форм мыслимого. Именно ироническая стратегия отталкивается от сущего и должного, и указывает в сторону возможного (М. Этитейн). Обосновывается неопределенно-личный (Мап-овость) характер • иронического отношения, который дополняется понятием иного профиля, но принципиально необходимого для понимания оснований иронии - понятием веры. Механизм трансформации понятия иронии в истории философской мысли, подтверждает мысль о разграничении мира повседневного и мира Абсолютного, фиксирует наличие глобальной проблемы различения мира природного и культурного, ставит под вопрос «договор между собой и миром».

Предпринимается попытка решить проблему преодоления метафизического обоснования бытия с помощью реализации принципа поливалентности повседневных структур: понятие «ирония» и ироническая стратегия наиболее показательны, так как сформированы в условиях неопределенно-личной рефлексии над данностью и над возможностью мира Утверждается фундаментальная значимость формирования понятий иронии, иронической стратегии, иронической диалектики в философии и культуре, а также обсуждаются их многоаспектные характеристики в таких определяющих структурах бытия, как человек, индивид, общество, возможные формы мыслимого в философии.

Ведущую тенденцию развития современной науки составляет углубление актуальных проблем в междисциплинарных исследованиях. В этих условиях сфера иронической стратегии является той реальностью для человеческого сознания, которая познается методами самых разнообразных областей научного знания (историко-философского, культурно-исторического, религиозного, эстетического, социально антропологического и др.). Изучение метафизических аспектов иронии средствами специальных дисциплин философского знания осуществляется в рамках школ и направлений, различающихся подчас методологическими принципами. Подученные результаты приобретают исключительную теоретическую значимость, поскольку могут служить методологической основой для каждой конкретной философской дисциплины, исследующей тот или иной аспект сущности иронии и понятие иронии в философском мышлении.

Важным представляется практическое применение осмысленных теорий иронии в повседневной жизни, а именно - преодоление виртуальной зависимости с помощью овладения практиками иронического мышления.

В связи с введением в базовый курс философии тем связанных с «социо-культурной коммуникацией», «основными онтологическими категориями», «проблем метафизики», «онтологии и гносеологии)) материалы диссертационного исследования могут быть использованы для разработки спецкурсов, учебно-методических указаний и учебных пособий по данной проблеме. Проблема диссертационного исследования отвечает цели расширенного и более углубленного изучения базового курса философии, получения студентами комплексного представления по проблемам философского знания.

Необходимость изменения дефиниции иронии

Проблема взаимоотношений классического и диалектического, феноменологического и постсовременного (неометафизического, по сути) способов мышления, в рамках исследуемой проблемы определения понятия иронии, является фундаментальной. Вводимый в исследовании термин практики иронического мышления нуждается в сопутствующем объяснении. Является ли ироническое мышление самостоятельным способом мышления или это некий подвид классического, либо постсовременного способов мышления? Для определения термина мы исходили из нескольких положений.

Во-первых, мы сталкиваемся с целым комплексом дополнительных понятий, который определяют смысл иронического мышления. Одно из таких дополнительных понятий - понятие идеального события, в терминологии Делеза Ж., это совокупность сингулярностей пребывающих в измерении отличном от измерения обозначения, манифестации и сигнификации. В этом смысле ироническое мышление является единственной возможностью понимания идеального события. Понимания сингулярностей, которые не следует «смешивать ни с личностью того, кто выражает себя в дискурсе, ни с индивидуальностью положения вещей, обозначаемого предложением, ни с обобщенностью или универсальностью понятия, означаемого фигурой или кривой»27.

Понятие событие в философии XX века осуществляет одну из попыток реконструкции традиционной метафизики. Наряду с такими понятиями как со-бытие, со-бытийность, где акцентирование дистанцирования от бытия приобретает характеристики актуального существования, событие как термин центрирует в себе процедуру разъяснения скрытого отношения (А. А. Грицанов).

«Событие есть неприметнейшее из неприметного, простейшее из простого, ближайшее из близкого...»28, пишет Хайдеггер и событие для него положено как граница, где отношение «внутреннего» и «внешнего» имеет место. Моделирование различных способов раскрытия нетютаенности воссоздает ситуацию постоянного полагания бытия, открывает «сущностное» бытие. Вариативность бытия определяется способом «каким дано бытие». В этом смысле, практика иронического мышления есть производное от события, принятого нашим сознанием в качестве границы.

Во-вторых, положение о том, что смыслы действительности, так же как и предметы этой действительности не лежат на поверхности; более того, их можно конструировать: 1) при помощи нашего сознания мы получаем то, что позволяет нам зафиксировать ситуацию отношения между субъектом и объектом; 2) далее то, что останется после реализации данного отношения в действительности. Реализация отношения будет ставшим без нас, что исключает из оценки и определения события нашу субъективность. «Загадка сознания в том и состоит, что сознание кажется чем-то само собой разумеющимся, самопонятным и, в то же время, неуловимым и непостижимым»29. Сознание, по выражению Кассирера Э., постигается в беспрерывном изменении своих значений.

Ироническое мышление в контексте события есть непризнанный потенциал философской возможности. Прием иронии открывает для естественных и искусственных языков новые возможности в условиях, когда основные порождающие модели языка завершили свое становление. Существование практик иронического мышления предполагает творчество в сфере языка и мышления. Например, хайдегтеровский вариант осмысления единства Бытия и Времени реализовался в применении новых более углубленных терминов: «просвет» и «посыл». Традиция читать слова и термины в онто гносеологическом ключе претерпела изменения в пользу вариативности изменений отношений, которые намечают сохранение или разрушение принятого содержания понятия.

Как только речь заходит об иронии: упоминается ли она в определении поведенческих структур какого-либо лица, либо фигурирует как обозначение жанра всей беседы; в любом из вариантов встает вопрос её сущностного определения воспринимающим. Полиморфность философских направлений XX века самой своей спецификой конкретизировала постановку проблемы определения иронии в видах констатации показательного со-отношения «массового» и «элитарного»; тождественного и различного в сознании человека. Механизм иронии позволяет редуцировать смыслы действительности до рациональной практики вписанности нашего мышления в контекст эпохи, исходя из предположения, что есть сокрытое и есть явное; есть Иное и Данное в возможности. Хотя, дистанцирование иронического субъекта от отношений поляризации в трактовках смысла действительности, является определяющим. Стилевая мобильность, присущая философским текстам, которые порождены «кризисом идентификации», делает возможным понятие тотальной иронии. Например, на уровне констатации двойственности, амбивалентности и поляризации смысловых доминант в мышлении человека, разговор о дистанцировании субъекта идет в разрез с классической парадигмой субъкт-объктных отношений, столь необходимых для рационализации научного вывода.

Проблема соотношения конкретной и всеобщей характеристик иронии

Познание может быть определено посредством множества конкретных описательных моментов. Методологически множественность преображает предмет или явление, но теоретическая разработка смысловой завершенности данного множества показывает ограниченность избранного способа познания. Спорным моментом представляется и позитивное приобщение результатов описательного метода к достижениям метода аналитического. Множественность в любом своем проявлении предлагает варианты символической констатации ограниченных качеств того или иного явления, той или иной вещи.

Заданное множество конкретного для понятия иронии составляют категории смеха и комического. Проблема соотношения смеха, комического и иронии является одной из ключевых проблем реализации последней не только, как знакового элемента социальной коммуникации, но и как свойства, характерного для определенного периода развития сознания общества. Смех всегда находится внутри той или иной группы: если человек не принадлежит этой группе здесь и сейчас, то он не воспринимает смех. То же и с иронией. Ирония как и смех нуждается в отклике. Но в отличие от смеха, в иронии мы сталкиваемся с отношением к событию; переживание события вытеснено на задний план, более того, оно преодолевается символической активностью иронии как механизма приобщения к бытию. В этом смысле можно говорить о социальной обусловленности иронии в обществе. Сложность состоит в дальнейшем определении границ реализации данной социальной обусловленности. Интерес представляет вопрос об искусственно созданной и поддерживаемой на протяжении многих поколений структуре, где ирония реализуется в качестве механизма формирования того смыслового поля культуры, для которого характерны аккумуляция знаковых систем (семиотическая память культуры), с одной стороны, с другой -возможность эту аккумуляцию нарушить, что, собственно, приводит к последующей генерации смыслов. Смыслы, которые генерируются, отличаются парадоксальностью, а характерной чертой их становится иррационализм. Иррационализм наиболее достоверный духовный симптом, свидетельствующий о завершении определенной исторической эпохи, формирует ситуацию, которую нам приходится наблюдать в начале XXI века отличную от ситуации рубежа века XX. На рубеже XX века Бергсон А. констатировал исчерпанность и истощенность внутреннего живого составляющего культуры. Как и сейчас, философия того времени делала таинственное предикатом обозначенного бытия: любовь, смерть и жизнь, человек становятся загадками мира, для разума непостижимыми. Умножение реальности в XXI веке создает пространство глобальной агонии культуры. Знаковость, тиражируемая в одних и тех же формах, на протяжении последних десятилетий превратилась в подобие ритуального пространства бытия. Смех должен быть видом общественного жеста, писая Бергсон. Смех вызывают люди, преследующие идеал, но спотыкающиеся о действительность. С этой точки зрения, смех как категорию нельзя отнести к области чистой эстетики. Бергсон считал, что смех преследует цель общего совершенствования. Такой смех относится в обществе к сфере бессознательного н «во многих частных случаях нарушает требования морали». По отношению к роли смеха как социального адаптера комического в отношениях индивид - общество; роль иронии выглядит семантически завершенной. Ирония препятствует повторению, в то время как смех вызывают явления, действия, которые повторяются, наложены на условия отличные от первоначальных. С позиции Бергсона, главное назначение смеха состоит в том, чтобы подавлять всякое стремление к обособлению. Ирония, будучи выражением парадоксальности отношений индивид - общество, обособляет участников отношений сферой своего действия. Со стороны ирония не наблюдаема, она есть только в контексте события. Ирония призвана вовлекать в акт своего бытия, тем самым, проявляться во вне. Человек - ироник вовлекает в среду распространения иронии, тех кто способен понять иронию, производимую в данной ситуации с помощью разума, который, выражаясь словами Гегеля, отрицателен и диалектичен, ибо разум разрешает определения рассудка в ничто; и он положителен, ибо порождает всеобщее и постигает в нем особенное.

Обрядовая сторона общественной жизни, писал Бергсон, должна всегда заключать в себе комизм в скрытом состоянии. Обрядовость не только характерна для проявлений общественной жизни, но играет одну из важнейших ролей при осмыслении потенциальных возможностей взаимоотношений индивида и общества, реализованных сферой семиотического построения знаковых положений из не-знаковой основы. Так Пятигорский А. М, отмечал: чтобы воспринять нечто как знак, необходимо нечто «не-знаковое». Поэтому сфера ритуального действия иронии как нельзя лучше, служит показателем парадоксальности всех взаимосвязей, возникающих при осмыслении иронии как механизма реализации практик иронического мышления, которое не поддается формальному структурированию.

В последнее время все больше внимание исследователей занимают размышления не только о культурологической ценности ритуала, но и о его семантической сущности, о связи со структурами мифа. Человек одинок в пространстве культуры, - утверждение, которое характеризует в равной степени пласт как древней, так и современной культуры. На первый взгляд, такая позиция может быть определена в рамках последовательного экзистенциализма, но есть черты не позволяющие говорить так однозначно. По выражению одного из современных философов Джемаля Г., «в бытии, определяемом глобальным произволом, вообще ничего не происходит. Подлинный смысл происходящего состоит в своего рода сценическом послании. Это сценическое послание всегда является неким псевдоритуалом. Псевдоритуальность происходящего пародирует сам принцип свершения». Бесконечный характер философской задачи фиксирует традицию в образе семантической памяти культуры, в ракурсе определения ее значений. Предел возможностей философии -нахождение наиболее общей предпосылки, наиболее «проблематичного» понятия (выражаясь, в русле терминологии Гессена). Ритуальное пространство - вот термин, который приобретает одно из значительных мест для постижения вписанности человека в мир - мир культуры древней и современной.

Статика иронии: от метафизики бесспорной истины к онтологии игры

Большинство ссылок в научно-исследовательской литературе делается на утверждение о том, что в беседах Сократа дедуктивное понятие предшествует индуктивному «общему определению». Сократовская беседа исходит из предпосылки наличия объективной истины. Разговаривающие превращаются в собеседников и объединяет их познавательные усилия, в то же время именно сократовская позиция определяет и эту предпосылку. Названный Фроловым Э. Д. «принцип поведения» Сократа в его беседах - ирония. Именно ирония стилистически оформляет манеру вести себя с другими у Сократа, более того, утверждение о имеющейся предпосылке наличия объективной истины только через посредство такого рода поведения делает возможным знание до индуктивного «общего определения». Сам факт наличия позиции «ироничный собеседник» указывает на предустановленность истины до диалога, возможной беседы и необходимость ее разъяснения, представления, но не отыскания. В этом смысле любой философ, заявляющий свою позицию, презентующий себя есть ироник. Я не могу себе представить культуры, - писал Рорти, - где молодежь социализируется таким образом, что она непрерывно подозревает свой собственный процесс социализации. С точки зрения Рорти, ирония по своей природе дело приватное. Ирония, если она не отрицательна по своей сути, по крайней мере, реактивна. Вводя категорию необходимости, а именно утверждая, что ироники нуждаются в чем-то, в чем они могут сомневаться, от чего они отчуждены, Рорти, тем самым, завершает станволение понятия иронии в позиции ироника. Наше обращение к термину «постмодернизм», который был введён в искусствоведческий обиход в начале 70-х гг. и стал служить в дальнейшем для обозначения структурно сходных явлений в общественной жизни и культуре современных индустриально-развитых стран, как нельзя лучше отражает тенденциозность современных направлений в толковании исторически сложившихся понятий, к каковым относится и ирония. В архитектуре и изобразительном искусстве характерной особенностью постмодернизма называют тенденцию к объединению в рамках одного произведения стилей, образных мотивов и художественных приемов, заимствованных у разных историко-культурных эпох, стран, регионов И Т.П.

Не раз внимание исследователей привлекал тот факт, что ирония является общей типической чертой модерна и постмодернизма. Ирония обретает художественную реализацию в различных формах, чаше всего в формах гротеска. Например, Маньковская Н. В. в своей работе «Эстетика постмодернизма» констатирует развитие отечественного постмодернизма в двух основных потоках: первый плавно вытек из соц-арта как пародийной рифмы к соцреализму, своего рода предпостмодернизма с его тенденциозностью, политической озабоченностью, эстетической фрондой, ритуалом двойничества, деконструирующим механизм советского мифа. Яго наиболее характерные черты - бунт против нормы и пафос обличения, перенос акцента с традиционной для русской культуры духовности на телесность. Литература становится «телесной». Ангинормативность как принцип обнимает все сферы/02 Второй поток более интересен (в рамках предлагаемого исследования) - стремление сосредоточиться на чистой игре, стилизации, превратить пародию в абсурд. Происходит отказ от традиции в пользу многовариантности истины либо ее отсутствия; пафос обличения иронически переосмысливается, возмущение переплавляется в ностальгию, критический сентиментализм. Подобные тенденции преобладают в концептуализме (Пригов Д., Кибиров Т., Рубинштейн Л., Сорокин В. и др.), конкретизме (Холин И., Сапгир Г.), метаметаморфизме (Еременко А., Жданов И. и др.), психоделизме (Кисина Ю.).

Как уже было отмечено выше, изучению работы механизма иронии, в рамках романтического мировоззрения, посвящена фундаментальная монография Пигулевского В- О. и Мирской Л. А. «Символ и ирония». Авторам удалось различить множество форм и типов иронии, опять же внутри романтического миросозерцания, выявляя главную установку - символическое конструирование субъективной реальности. Эта монография датируется 1994 годом, позднее в 1999 году вышла еще одна работа: Черданцевой И. В., рамки которой заданы практически с первых страниц - отправной пункт - экзистенциальная философия.

В нашем исследовании мы выходим за рамки как романтического мировоззрения, так и экзистенциальной философии, наделяя иронию онтологическим статусом, с одной стороны и предлагая изучить виртуальную реальность где ирония представляет собой элемент осмысления возможных вариантов действительности. Механизм иронии с его внешне-внутренними характеристиками (бинарными операциями) делает возможными пространства нереального свойства. С другой, ирония - механизм позволяющий различать (термин Деррида) наличное от Иного. Для философов последних десятилетий ирония способна зафиксировать не только различия установленные еще в теории Кьеркегора. Ирония стала механизмом, сохраняющим меня в этом пространстве. В этом смысле человек не воспринимает просто смыслы, а принимает очертания Иного мира. Почему те трансформации, которые ей удалось претерпеть на протяжении многих столетий не сделали её менее простой для понимания, однозначной в употреблении?

Возникновение теории визуального конструирования вероятностных моделей миров, способствовало тому, что изменились параметры употребления понятия иронии. Ирония реализуется как всеприсутствие во всбм. Определение ирония как модуса философского мышления с возникновением теории визуального конструирования вероятностных моделей миров дополнилось идеей, согласно которой утверждается принципиальная возможность иронического мышления, а, следовательно, иронии как основного понятия, когда мы говорим об ироническом мышлении, пронизывать целое своим наличием, и тем самым его организовывать. Жиль Липовецки наиболее емко выразил характеристику постмодернистского общества как юмористического: во всех обществах, включая первобытные, как обнаружили этнографы, существовали забавные культы и мифы, веселье и смех занимали значительное место. Но лишь постмодернистское общество может быть названо юмористическим, лишь оно целиком создано в рамках процесса, цель которого - покончить с противопоставлением - до этого четким серьезного и несерьезного, а сами зги понятия вполне могут быть отнесены к системе философских парных категорий.

Динамика иронии: форма и пустота отношения

С целью обоснования нашего положения о динамичном характере проявлений иронии в ироническом мышлении мы должны обосновать применение сопутствующих категорий. Реальное как философская категория имеет три измерения, которые повторяют внутри него триаду Воображаемое -Символическое - Реальное. «Реальное...- как искаженный образ, как чистое подобие, которое «субъективирует» объективную реальность. Реальное выполняет роль пустого места, структуры, опыта как такового, реального как символической конструкции. Наконец, реальное - объект без места, реальное как таковое. Это последнее Реальное, будучи изолированным, есть всего лишь фетиш, чье околдовывающее обаяние маскирует структурное Реальное... эти три измерения реального результируют из трех способов дистанцирования от обычной реальности. Первый подвергает эту реальность анаморфному искажению, второй вводит в нее объект, не имеющий места, третий стирает все содержательные элементы (объекты) реальности, оставляя только пустое место, которое эти объекты заполняли»103, Диалектическое мышление самим фактом своего существования наложило «программное вето» на толкование принципов организации своей методологической базы. Мир диалектического «тождества» и «различия» - со временем приобретает все больше идеальный характер, тем самым, преодолевая предметные свойства своих понятий. Несовершенство современного мира выступает и знаком его виртуальности, и знаком его реальности. Столкновение с неодолимым препятствием является положительным условием для восприятия чего-либо в качестве реальности; реальность, в конечном итоге - это то, что оказывает сопротивление (Жижек Сл.) Понятие деконструкции представляет собой «метафорическую этимологию философских понятии», Специфику терминологического применения деконструкции, например Деррида, видит в инаковости «другого», отличного от техноюнто-антропотеологического взгляда на мир. Единственно возможное изобретение - это изобретение невозможного. Таков парадокс деконструкции. Применительно к эстетической сфере изобретение мыслится как саморефлексия по поводу универсальных художественных идей, чей «след» ведет к изменению культурно-исторических обусловленностей, связанных с такими понятиями как: наследие, достояние, традиция. Выражаясь, прежде всего в форме и композиции, оно выдвигает на передний план ироничность и аллегоризм постмодернистского искусства Деконструкция означает выяснение меры самостоятельности языка по отношению к своему мыслительному содержанию. Символом единства европейской философской традиции, на сегодняшний день выступает позиция иронически-отчужденного взгляда Если с одной стороны веб подвергнуть сомнению, а с другой - применить принцип фокусировки пространства осмысления, то организуется точка в которой сосредоточено всё просматриваемое, так называемое - всеприсутствие во всем (кибернетическая ирония Слотердайка). Например, в физике эта идея звучит как поиск в бесконечности некоторой точки «алеф» (название первой буквы древнееврейского алфавита), находясь в которой можно одномоментно обозреть все прошлое, настоящее и будущее мира как бы изображенное на одном листе бумаги. Описание сущности кибернетической иронии Слотердайком П. повторяет ту же мысль. «На пороге XXI века виртуальный мир приобретает принципиально новое качество, связанное с возможностью посредством обратной связи «сознание - виртуальная реальность - сенсоры - реализация - сознание» строить искусственный предметный мир, живущий по законам своего создателя»104.

До недавнего времени иронический потенциал изучался только в рамках литературной практики, в образе виртуальной реальности литературы. Развитие визуального конструирования всевозможных миров, достигло, на сегодняшний день, тех пределов, когда можно осуществить всеприсутствие во всём.

Ирония ближе остроумию, чем смешному, но она же и не есть смешное! Ещё Шлегель Ф. указывал на отсутствие тождественности между понятиями иронии и остроумием. Однако, только на основе остроумия и может существовать ирония, ироническое воспроизведение действительности. Говоря о существовании остроумия внутреннего и внешнего, Шлегель потрясающе точно определил внутреннее остроумие в качестве принципа и орудия универсальной философии, доводя этот мотив до предела: все важнейшие научные открытия были своего рода остротами.

Возможно ли дойти до предела субъективности с помощью такого отношения к действительности как иронизм? Есть ли выход на постановку вопроса о соотношении тварного и божественного в человеке, можно ли говорить о такой возможности и проявленности Божественного для нас? Ироническое мышление способствует формированию такой позиции, когда мы примиряемся с действительностью и получаем возможность переживать различия природного и культурного в человеке, приобщаться к истине.

Приобщение к инобытию в рамках философской традиции и познание Абсолюта могут быть дополнены методологической частью. Во-первых, метод отрицательной теологии, ставший основным для выявления «инаковости» оснований на которые опираются все теоретические построения, претендующие на целостность и системность при описания бытия. Во-вторых, иносказательность иронии, то есть применение герменевтического метода. Практики иронического мышления проявляются в речи человека как операции над отношениями абсолютного и относительного. Возникновение иронического отношения к событию - есть акт переходного свойства, предполагающий как характеристику возможного, так и действительного. Познание Бога в христианской церкви осуществляется двумя путями: путем отрицаний и путем утверждений. «Путь негативный, апофатический, стремится познать Бога не в том, что Он есть (т.е. в соответствии с нашим тварным опытом), а в том, что Он не есть такие богословы, как Григорий

Нисский или псевдо-Дионисий Ареопагит (в своем труде «Мистическое богословие»), видят в апофатизме не само Откровение, а лишь его вместилище: так они доходят до личного присутствия сокрытого Бога. Путь отрицания не растворяется у них в некоей пустоте, поглощающей и субъект и объект; личность человека не растворяется, но достигает предстояния лицом к Лицу с Богом, соединения с Ним по благодати без смешения»105. «... Путь катафатический, Бог сокровенный, пребывающий за пределами всего того, что Его открывает, есть также тот Бог, который Себя открывает»106. То, что происходило в философии до XX века можно ознаменовать как путь апофатический, опыт негации, Конечно то, что происходит сегодня (начало XXI века) трудно назвать вариантом катафотического построения Бога для человека, но отметить, что тенденция к «опустению» того, что в дальнейшем примет характер места для Бога, уже имеется, «Эра пустоты» в человеческих душах достигла своего предела, она велика настолько, что скоро должна обрести состояние полного отличия от себя, состояние присугсвия. Вопрос заключается в том, какого присутствия? Отринутого себя другим (как перевоплощение или метаморфоза индивидуализма (Липовецки Ж., Рорти Р.), отмеченная уже многими исследователями проблемы «пустоты» (Подорога В., Автономова Н., Маньковская ,,) в сознании постсовременного человека, либо обретение абсолютного вне себя и Другого. Окно сквозь которое Иное для человека себя открывает есть -ирония. Кьеркегор предложил теорию о существовании экзистенциальных сфер: эстетической, этической и религиозной. Связь мира и человека, который в этом мире непременно нуждается, апосредованна объяснением эффективности данной связи, хотя возможен вариант и иного "оправдания" - вариант ненужности «такого» мира для человека, вариант образования пустоты, признак, которой неприсутствие. А для человека это отторжение принятого и приятного для физиологического тела, есстественяого для природы. Непримиримого с иным, с таким, что не проявляется в нем.