Правовое воспитание северокавказских горцев в системе обычного права Климатова Валерия Викторовна

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Становление и развитие системы гражданско-правового воспитания у народов Северного Кавказа 14

1.1. Гражданско-правовое воспитание, его суть и происхождение 14

1.2. Обычаи и традиции народов Северного Кавказа, их вклад в развитие обычного права 19

1.3. Обусловленность и характер норм обычаев социально-экономическими и политическими факторами развития общества 28

1.4. Быт и культура патриархальной и демократической семьи у народов Северного Кавказа и их влияние на гражданско-правовое воспитание 39

1.5. Проблемы правового воспитания в творчестве видных представителей интеллигенции горских народов Северного Кавказа 67

Выводы 77

Глава II. Этнопедагогические и этнопсихологические аспекты гражданско-правового воспитания народов Северного Кавказа 79

2.1. Даты и обычаи кавказских горцев и их воспитательное значение 88

2.2. Взаимодействие обычного права, государственного судоустройства и правовой педагогики и психологии у народов Северного Кавказа 84

2.3. Пропаганда законопослушного поведения путем просвещения народа 111

Выводы 116

Заключение 120

Список использованной литературы 128

• Гражданско-правовое воспитание, его суть и происхождение
• Проблемы правового воспитания в творчестве видных представителей интеллигенции горских народов Северного Кавказа
• Даты и обычаи кавказских горцев и их воспитательное значение
• Пропаганда законопослушного поведения путем просвещения народа

Введение к работе

Актуальность исследовании. Воспитание подрастающего поколения во все времена выступает в качестве важнейшей социально-педагогической задачи, от решения которой во многом зависит будущее народа. Обращение к вековым прогрессивным традициям предков сегодня во многом определяется необходимостью совершенствования сложившейся в обществе воспитательной теории и практики.

В условиях разворачивающейся образовательной революции начала XXI в. становится все более очевидным стремление современной российской школы не дистанцироваться от педагогического опыта и наследия предков, этнопсихологических особенностей построения целостного воспитательного процесса, а стремиться к его переосмыслению с учетом современных требований.

Именно духовно-нравственное богатство народных обычаев и традиций дает нам возможность показать образцы из прошлой жизни и примеры для формирования подрастающего поколения. Использование богатого воспитательного опыта наших предков, демонстрируя детям всю красоту национального колорита, безусловно, поможет ребенку сориентироваться и выбрать единственно правильную линию поведения среди окружающих его людей.

Обычаи и традиции отражают исторически сложившуюся национальную культуру и национальный характер того или иного народа. Они затрагивают все без исключения стороны жизни общества: взаимоотношения людей, человека и общества, его отношение к семье, к труду, к другим представителям других народов и т.д. Традиции и обычаи являются одним из древних средств и методов воспитания детей, сформированные временем. Особенности воспитания подрастающего поколения и семейно-бытовые традиции народа закреплены также в обычном праве, интерес к которому в последние годы достаточно велик.

Обычное право является древнейшей формой права, нормы которого зафиксированы в обычаях, устно передающихся от поколения к поколению. Обычное право исторически предшествует писаным законам, подобно тому, как юридический обычай в качестве правовой нормы предшествует закону вообще. Обычное право, представляя исторически самую раннюю форму правовых отношений, соответствует как господствующая и единственная форма права, наиболее низким ступеням развития классового общества. На протяжении всей первой половины XIX века обычное право оставалось в Осетии, Кабарде, Адыгее и т.д. господствующей формой права, нормы которого по-прежнему определяли почти весь внутренний быт кавказского народа.

Отсутствие у осетин, как и у других горцев Северного Кавказа, в момент присоединения к России собственной системы писаного права и затянувшегося у них вплоть до XIX века существование обычного права, как преобладающей формы права, является одним из важнейших свидетельств их общей в тот период социально-экономической и культурной отсталости. Именно это и делает материалы того времени по обычному праву осетин и других горцев Кавказа таким ценным источником для изучения наиболее ранних и примитивных форм правовых отношений и отражаемых в них соответствующих ступеней социально-экономического и политического строя.

В условиях нынешнего времени многие обычно-правовые нормы уже исчезли из нашей жизнедеятельности, иные под влиянием времени и обстоятельств начинают исчезать, другие традиции и обычаи формируются и видоизменяются. Такого рода изменения и трансформация этнокультурного наследия приводит к увеличению интереса к обычаям, традициям и особенностям воспитания подрастающего поколения, существующим у северокавказских горцев, о чем свидетельствует введение во многих учебных заведениях в качестве предмета обучения традиционной культуры воспитания. Не раз многие известные этнографы, историки, этнопсихологи и

этнопедагоги подчеркивали воспитательные функции обычаев, традиций народов Северного Кавказа, о самобытной культуре и неповторимом характере.

Сегодня, когда возникают межнациональные конфликты, распри на Северном Кавказе, обращение к вековой народной мудрости диктуется самой жизнью, ведь одним из способов преодоления подобных явлений может стать путь, связанные с духовностью, возрождением прогрессивных народных традиций.

Определенная закономерность прослеживается и в том, что в эпохи кризисные, переломные возникает желание обратиться к прошлому, чтобы понять причины нынешнего состояния традиций и обычаев, вернувшись в исходную точку, выйти на новый виток жизни.

Научно-теоретические основы исследования были разработаны классиками русской педагогики, учеными-кавказоведами и видными этнопедагогами народов Северного Кавказа.

В диссертационном исследовании мы опирались на гуманистические идеи в области нравственного, трудового, эстетического воспитания, содержащиеся в трудах Волкова Г.Н., Руссо Ж.Ж., Ушинского К.Д. и др.

Ценные сведения об обычном праве северокавказских горцев были почерпаны нами в исследованиях Дашлевского Н., Дубровина Н.Ф., Ковалевского М.М., Леонтовича Ф.И., Миллера В.Ф., Пфафа В.Б. и др. исследователей.

Так, М.М.Ковалевский убедительно показал, что в обычном праве кавказских горцев еще в XIX веке сохранялось немало институтов и норм, свойственных на ранних ступенях общественного развития почти всем народам мира и потому представляющим значительный общеисторический интерес. В своих многочисленных кавказоведческих работах и в особенности в своем обобщающем труде по обычному праву кавказских горцев - «Закон и обычай на Кавказе» (Москва, 1890 г.) М.М.Ковалевский показал, что для него кавказский материал представляет прежде всего общеисторический

7 интерес. Общественный быт кавказских горцев привлек внимание М.М.Ковалевского, как он сам на это неоднократно указывал, не своей экзотичностью, исключительностью или курьезностью, а теми своими чертами, обычаями и порядками, которые проливали свет на темные страницы древней истории человеческого общества.

В своем исследовании мы также опирались на работы иностранных ученых и путешественников Д.Белло, Т.ДеБесса, Г.Кохха и др.

О необходимости опоры на опыт семейных традиций в воспитательном процессе писали дореволюционные и современные авторы исследователи-кавказоведы Косвен М.О., Смирнова Я.С., Шоров И.А. и другие.

К изучению традиционной культуры своих народов обращались и многие дореволюционные северокавкзские авторы: Кануков И.Д., Кешев Л.Г., Ногмов Ш.Б., Хан-Гирей, Хетагуров K.JT. и др., в их произведениях содержится много ценных высказываний о семейно-бытовых обрядах и традициях горцев.

Нами также были использованы материалы о воспитании северокавказских горцев в работах, изданных в послевоенное время (В.И.Кобычев, А.И.Лавров и др.). Проблемы обычаев и традиций северокавказских горцев поднимались в работах Гарданова В.К., Гостиева К.И., Дзуцева Х.В., Каирова В.М., Калоева Б.А., Магометова А.Х., Цаллаева Х.К., ЧибироваЛ.А.

Частично проблема воспитания на народных семейных традициях и обычаях затронута в монографиях С.А.Айларовой, Г.З.Бесаевой, К.И.Гостиева, М.Г.Загазежева, Е.И.Кобахидзе, В.К.Кочисова, Т.Х.Кумова, Х.Х.Хадикова, Е.Е.Хатаева, X.К.Цаллаева, Л.А.Чибирова и др.

Однако в работах перечисленных авторов воспитательная роль обычного права специально не рассматривалась или рассматривалась частично, так как их авторы не ставили перед собой такой задачи. Поэтому не все вопросы рассматриваемой проблемы достаточно изучены, они не стали предметом специального исследования, о чем также свидетельствует

8 отсутствие по данной проблематике защищенных диссертаций и монографических работ по северокавказскому региону.

Таким образом, актуальность настоящего исследования обусловлена необходимостью научного подхода к ее разработке. Все это обуславливает выбор темы диссертационного исследования «Правовое воспитание северокавказских горцев в системе обычного права», проблема которой формируется так: «Каково влияние норм адатов горцев осетин на характер воспитания детей?». Решение указанной проблемы становится целью исследования.

Научный аппарат включает в себя:

Объект исследования - идеи и воспитательный опыт народов Северокавказского региона.

Предмет исследования - обычное право осетин и его влияние на воспитание подрастающих поколений.

Задачи исследования:

с социально-педагогических позиций раскрыть значение понятий «традиция, «обычай», «адаты», их происхождение и роль в воспитании молодежи:

выявить основные функции обычного права осетин:

проанализировать воспитательное воздействие адата на подрастающее поколение;

определить роль семьи в воспитании детей;

показать отрицательные элементы в этикете кавказских горцев и их влияние на подрастающее поколение.

Методологическую базу исследования составляют: философские положения о взаимосвязи и обусловленности характера воспитания социально-историческими условиями жизни общества, социально-исторической обусловленности характера педагогической мысли народов, о диалектике общего и особенного, о творческом и бережном отношении людей к духовному наследию прошлого.

Определяющее значение имеет диалектическое положение о единстве логического и исторического в педагогических исследованиях и целостном подходе к делу образования.

Общетеоретическую и методологическую базу исследования составили труды крупнейших отечественных мыслителей Л.С.Вирениуса, П.П.Блонского, СИ. Гессена, В.В.Гориневского, П.Ф.Каптерева, Н.К.Крупской, Ф.Ф.Лесгафта, А.В.Луначарского, Л.С.Макаренко, П.Г.Редкина, классические работы кавказоведов и осетиноведов В.И.Лбаева, Е.М.Маркова, В.Ф.Миллера, В.В.Пфафа, К.Л.Хетагурова.

Следует подчеркнуть принципиально важное значение для нашего
исследования серьезных педагогических исследований, содержащих анализ
отдельных сторон концепции образования С.П.Баранова, Л.Р.Болотиной,
Г.Ы.Волкова, Н.А.Карпушко, Н.А.Константинова, С.Т.Лихачева,
Е.Н.Медынского, Ф.Г.Паначина, В.А.Сластенина, В.В.Столбова,
Б.К.Тебиева, З.Б.Цаллаговой, М.Ф.Шабаевой, а также серьезных историко-
этнографических исследований С.А.Арутюнова, Б.А.Калоева,

З.В.Кануковой, А.Х.Магометова, К.У.Тайсаева, А.Х.Хадиковой и др. исследователей.

Для решения поставленных задачи использовались следующие методы исследования: изучение и анализ традиций и обычаев горцев; изучение и анализ архивных источников; изучение и анализ историко-этнографических, историко-педагогических, философских и литературных источников; изучение и анализ фольклорных произведений; изучение и анализ трудов дореволюционных и современных авторов по истории педагогической мысли России и Кавказа, их народной и этнической педагогики.

Источниковую базу исследования составляют фольклорные произведения, историко-архивные документы и материалы, хранящиеся в различных фондах Центрального госархива РСО-Алания, отделе рукописных фондов Северо-Осетинского Института гуманитарных и социальных исследований им. В.И.Абаева, отделе редкой литературы

10 Республиканской научной библиотеки им.С.М.Кирова, фундаментальной научной библиотеке Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л. Хетагурова, опубликованные источники, периодическая печать, полевой этнографический материал диссертанта (1996-2003 гг.), а также музейные экспозиции.

Организация н этапы исследования. Исследование включало в себя три взаимосвязанных этапа:

На первом этапе (2000-2001 гг.) определялась тема исследования, определялись основные направления научного поиска, теоретико-методологические подходы, анализировались теоретические, историко-этнографические и этнопедагогические источники с целью установления степени научной разработанности проблемы.

На втором этапе (2002-2003 гг.) осуществлялся сбор научной информации и материалов, проводился анализ состояния изученности проблемы, выявлялась актуальность, конкретизировались методы работы, ее научного аппарата.

На третьем этапе (2002-2004 гг.) происходила систематизация, обобщение материалов, их апробация и внедрение в практику, литературное оформление диссертационного исследования, подготовка статей и методических пособий по проблеме исследования.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней в сравнительно-сопоставительном аспекте изучены функции обычного права осетин и показано влияние норм адатов горцев на характер воспитания детей.

Диссертантом выявлены и введены в научный оборот новые и малоизвестные документы и материалы, свидетельствующие о развитии воспитания в системе обычного права осетин. Это позволило обогатить эмпирическую базу современной воспитательной работы в РСО - Алания и повысить теоретический уровень исследований, посвященных истории воспитания на Северном Кавказе и, в частности, в Осетии.

Теоретическая значимость исследования заключается в следующем:

1. с социально-педагогических позиций проанализированы понятия «традиция, «обычай», «адаты», их происхождение и роль в воспитании молодежи;

2. выявлены и обоснованы основные функции обычного права осетин:

3. проанализировано воспитательное воздействие адата на подрастающее поколение, определена роль семьи в воспитании горских детей;

4. обоснованы отрицательные элементы в этикете кавказских горцев и их влияние на подрастающее поколение.

Практическая значимость исследования обусловлена возможностью использования ее основных положений при подготовке общих и специальных курсов по этнопедагогике, культурологии, методических материалов по истории культуры северокавказских горцев.

Положения, выносимые па защиту:

1. Вековые обычаи народа - это сложный синтез исторически сложившихся, тесно связанных друг с другом установлений, в качестве которых выступают нормы поведения, ценности, обряды, обычаи и традиции, которые распространяются на широкую область социальных явлений, их жизнеспособность коренится в дальнейшем развитии их последующими поколениями.

2. Нормы и правила, характеризующие семейный уклад у горских народов Северного Кавказа, позволяют сохранить основные ценности ориентации в данной сфере. Уважительное отношение к людям, ответственность за порученное дело, трудолюбие, взаимопомощь, гостеприимство, почитание старших являются одними из самых прогрессивных традиций, сложившихся на Кавказе. В процессе воспитания детей и разъяснения им положительных моментов в семейно-бытовом укладе горских народов, происходит формирование жизненных ориентации,

12 позволяющих в дальнейшем создавать здоровые семьи, основанные на лучших традициях их предков.

3. Лдаты и обычаи, вызванные социально-педагогической практикой,
они несут на себе информационную нагрузку, выполняют функцию
сохранения и передачи опыта, навыков, достижений в области материальной
и духовной культуры от поколения к поколению. В адатах горцев
предусматривалась передача молодым поколениям ценного нравственного
опыта, установленного практикой бытовой жизни народа, системой обычаев.
Эта система оказывает громадное влияние на формирование необходимых
духовных качеств личности.

4. Традиции кавказских горцев являются составной частью
исторически сложившейся педагогической культуры народа и потому играют
важную роль в воспитании нравственных качеств детей. Они затрагивают все
без исключения стороны жизни общества; взаимоотношения людей,
отношения человека к обществу, семье, к другим народам и являются
древнейшими воспитательными средствами народов Северного Кавказа.

Достоверность научных результатов исследования обеспечена
теоретической обоснованностью его исходных методологических позиций
применением адекватных цели и задачам исследования методологических
подходов, набором методов историко-педагогического анализа, общей
логикой исследования, теоретической и практической обоснованностью
основных положений и выводов, сопоставимостью результатов
теоретического исследования с педагогической практикой

рассматриваемого исторического периода; репрезентативной источниковой базой. В процессе работы использованы архивные, археологические и этнографические материалы, газеты, брошюры, книги, иные источники.

Апробация и внедрение результатов исследования осуществлялось на всех его этапах посредством публикаций в печати, лекций, семинаров.

Основные положения и выводы исследования обсуждались на заседаниях кафедры педагогики высшей школы Северо-Осетинского

13
государственного университета им.КЛ.Хетагурова (2000-2004 гг.),
докладывались на II международной научно-практической конференции
«Проблемы региональным управлением экономики, права и инновационных
процессов в образовании» (г.Таганрог, 2001 г.); II межрегиональной научно-
практической конференции «Проблемы учебно-методической и
воспитательной работы в вузе» (г.Сургут, 2004 г.), на ежегодных
конференциях по итогам научно-исследовательской работы в Северо-
Осетинском государственном университете им.К.Л.Хетагурова

(г.Владикавказ, 2001-2004 гг.).

Структура диссертации соответствует поставленным целям и задачам. Работа состоит из введения, двух глав, заключения, библиографического списка, насчитывающего 215 наименований.

14 ГЛЛВЛ I. СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ СИСТЕМЫ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОГО ВОСПИТАНИЯ У НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА

1.1. Гражданско-правовое воспитание, его суть и происхождение

Теоретическая разработка вопросов политического и правового воспитания в отечественной литературе началась на рубеже 19-20 веков. В предреволюционной русской правовой науке вопросы формирования личности отражены в работах, например, Н.М.Коркунова, который пришел к выводу о дуализме личных качеств и общественного воздействия. [70, с. 13]

Вопросам права посвящен ряд работ великого педагога, юриста по образованию К.Д.Ушинского. Это «Лекции в Ярославском лицее», «О камеральном образовании», «О преступности в Англии и Франции», «О нравственном элементе в воспитании», «Письма о воспитании наследника русского престола». С именем Ушинского связано не только развитие теории педагогики, но и становление государственного права России. Отметим, что в творчестве великого педагога, наследие которого, казалось бы, досконально исследовано, крайне мало изучены взгляды на вопросы, находящиеся на стыке права и воспитания. Вычленяя воспитательную функцию права, Ушинский, в перечисленных работах, делает вывод о том, что характер одного человека может измениться от какого-нибудь каприза его воли, но в огромной массе народа, составляющего государство в его исторической протяженности, такие капризы невозможны, то есть государство и его право выполняют воспитательную функцию как объективный фактор. Воспитательная функция права реализуется во всех сферах общественной жизни, регулируемых правом, поскольку направлена по своей конечной цели на формирование гармонично развитого человека. Принуждение как необходимый элемент правового воспитания людей, носит вспомогательный характер. Превращение юриста К.Д.Ушинского в теоретика педагогики протекало сложно. Его идеи на стыке права и воспитания, содержащиеся в

15 его научном наследии не только отражали потребности общества, но и объясняют явления и подсказывают новые пути решения проблем в воспитании граждан России.

Впоследствии стало уделяться больше внимания разработке способов организации такого вида правового воспитания как пропаганда. Ряд вопросов из этой области рассмотрен, например, в работе В.И.Ленина «Что делать?», в качестве примера можно также привести доклад Н.И.Бухарина «Текущий момент и задачи печати».

Развитие теории правового воспитания в правовой науке продолжилось в 40-50-х годах. В процессе обособления правового воспитания в качестве автономного раздела теории коммунистического воспитания, в него был привнесен давний спор о воспитании в «широком» и «узком» смысле, возникший в советской педагогике в 20-е годы. Решение такого теоретического вопроса предопределяло всю практическую деятельность по правовому воспитанию. В педагогике была сформирована концепция, в соответствии с которой проводится «грань между воспитанием в прямом смысле и развитием людей». [49] Подобная грань была определена и в юридической науке между правовым воспитанием как «видом общественной деятельности - целеустремленной и организационной работой государственных органов» и «всем процессом формирования правового сознания и правовой культуры членов общества». [99, с. 160] Такое размежевание способствовало привлечению внимания к организованной правовоспитательной деятельности как таковой. В процессе формирования концепции правового воспитания в юридической литературе высказывались мнения о необходимости, «широкого» понимания правового воспитания, поскольку, по мнению сторонников такого подхода, иначе не возможно было бы «учесть влияние на субъект общественно-политического строя, социальных условий, непосредственного окружения - всей объективной основы правового воспитания». [142, с.81]

Динамику развития основных положений концепции правового воспитания в современной отечественной науке можно проследить на примере изменений в определении основного понятия - «правовое воспитание», так как оно охватывает собой выводы по вопросам и содержания, и основных признаков, и целевой правового воспитания.

Так, авторы книги «Правосознание и правовое воспитание трудящихся в развитом социалистическом обществе», изданной в 1975 году, определили правовое воспитание как широкую, комплексную деятельность партии и государства, направленную на формирование у советских людей столь высокой правовой культуры и правомерного поведения, которые должны стать привычкой, прочным убеждением каждого человека.

В 1977 году в книге «Правовое воспитание несовершеннолетних» было дано менее идеиологизированное определение. Правовым воспитанием предлагалось считать организованное, систематическое, целенаправленное воздействие на личность, формирующее правосознание, правовые установки, навыки и привычки активного правового поведения.

В 80-х годах интерес к проблемам правового воспитания не снижался. Так, в книге «Организация и эффективность правового воспитания» им признано целенаправленное воздействие общества на сознание людей, на их нравы, обычаи, привычки, черты характера, мотивы и образ поведения, целью которого является формирование устойчивых коммуникативных качеств общения людей, политических и нравственных убеждений, социальных потребностей и интересов, ценностных ориентации и установок поведения, черт характера, воли. [132]

В.И.Леушин определил правовое воспитание как систему мер воздействия, конечной целью которых является строгое, точное соблюдение всеми лицами юридических предписаний, их активность в осуществлении предоставленных им прав, высокий уровень ответственности. [102]

Р.К.Русинов считает правовым воспитание систему воздействия, главной целью которой является достижение такого уровня правомерного

17 поведения, который обеспечивал бы прогрессивное поступательное развитие общества. Она содержит в себе пять подцелей: 1) доведение нормативной информации до членов общества, 2) обеспечение более успешной социализации личности в сфере регулируемых правом общественных отношений, 3) развитие социально-правовой активности членов социалистического общества, 4) повышение уровня правовой культуры общества, 5) содействие формированию мировоззрения граждан. [139, с.8]

В педагогической литературе правовое воспитание рассматривается как органичная составная часть сначала политического, а затем гражданского воспитания. Б.Т.Лихачев систему правового воспитания выводит из структуры правового сознания, элементами которого признаются: правовая грамотность; нравственно-правовые и политические чувства; правовое мышление; потребности в правопослушном поведении; воля, «направленная на активное соблюдение правовых норм, борьбу против нарушений». Цель правового воспитания при этом определяется как «формирование гражданина правового государства». Взаимодействие педагогической и юридической наук основывается, по мнению Б.Т.Лихачева, на том, что идеалом поведения человека в правовом демократическом обществе является активное и сознательное исполнение им норм нравственности и права. [104, 105] Таким образом, рассматривая правовое воспитание как часть гражданского, в педагогической литературе подчеркивается также неразрывность и единство правового и нравственного воспитания.

Воспитание в целом рассматривается как некоторая деятельность в обществе, в культуре как способ передачи опыта, образцов поведения, мышления, норм, ценностей, идеалов одного поколения другому, способ трансляции культуры. Механизм такой трансляции, а также причины и факторы развития или деградации культуры, остаются как бы за скобками такого самого общего определения воспитания. В определении этом выделяется и подчеркивается лишь один - сущностный - признак-воспитания, а именно то, что это способ трансляции культуры, в которой

18 присутствует значительный элемент общечеловеческого. Из такого понимания воспитания следует, что основной упор в нем делается на стабилизацию, сохранение существующих образцов, норм, ценностей, а также типа или вида культуры в целом.

В педагогической теории и практике на современном этапе существует устойчивое мнение, что воспитательный процесс не должен быть идеологизирован. Воспитание должно базироваться на неизменных, непреходящих ценностях и идеях. В качестве идейной основы всей системы воспитания признаны проверенные мировой практикой идеи гуманизма.

Гуманизм объединяет в себе различные стороны и аспекты взаимодействия человека с окружающим миров, с обществом и включает в себя систему нравственно-этических ценностей и идеалов. Несмотря на некоторые особенности толкования гуманизма в различных культурно-исторических условиях, в конечном счете, он оформляется как система ценностных ориентации, в центре которой оказывается человек как высшая ценность, для развития которой и реализации потенциала которого создаются определенные условия в обществе. При этом в современной трактовке акцент делается на целостное, универсальное становление человеческой личности. Данная универсальность понимается как гармоническое развитие ее интеллектуальных, духовно-нравственных и эстетических возможностей.

С позиций гуманизма конечная цель воспитания видится в том, чтобы каждый человек мог стать полноценным субъектом деятельности, познания и общения, то есть свободным самодеятельным существом, ответственным за происходящее. С содержательной стороны реализация принципов гуманизма в воспитательном процессе означает проявление общечеловеческих ценностей, которые выступают в качестве идеала, регулятивной идеи, образца поведения для людей. Воспитание молодого поколения в духе идей гуманизма считается непременным условием социализации личности.

Устремления нашего общества воспитать молодое поколение в духе права и законности станут реальностью, если усилить в этих устремлениях

19 фактор воспитания. Задача высшей школы сегодня состоит в том, чтобы помочь студенту достигнуть такого уровня правовой воспитанности, которая не только позволит ему участвовать в правоотношениях без эксцессов, но и даст возможность включить каждого студента в конструктивную деятельность, направленную на формирование гражданского общества и правового государства.

1.2. Обычаи и традиции народов Северного Кавказа, их вклад в развитие

обычного права

На протяжении веков, от первобытного строя до наших дней, у каждого народа исторически складывались определенные формы ознаменования событий в производственной, общественной и семейной жизни. Многие из этих форм приобрели силу устойчивых привычек и благодаря своей преемственности стали обычаями и традициями. Велика сила их инерции, широк диапазон охвата ими различных сфер материальной и духовной жизни общества. Они передаются из поколения в поколение, при этом одни из них в силу объективных и субъективных условий развиваются, совершенствуются, другие - видоизменяются, третьи - вовсе исчезают.

Обычаи и традиции являются составной частью исторически сложившейся культуры того или иного народа. Они затрагивают все без исключения стороны жизни общества: взаимоотношения людей, отношения человека к обществу, к труду, к семье, к другим народам и т.д.

Участвуя в формировании мыслей и чувств людей, зачастую являясь побудительными мотивами действий, обычаи и традиции как бы аккумулируют жизненный опыт всех предшествующих поколений. Через народные традиции и обычаи передаются подрастающим поколениям духовные ценности - опыт, знания и достижения своего народа, сохраняя при этом свою специфику и вместе с тем, развивая такие черты, которые носят общечеловеческий характер. Традиции и обычаи также стары как

20 человеческое общество, ибо уходят своими корнями в толщу веков, они «становятся вечными спутниками людских сообществ, сопровождают их и во времена ... эволюционного движения, и в эпохи, которые мы по праву называем переломными».

В течение многих тысячелетий повседневные нормы поведения людей синтезировались в правила человеческого общежития и кристаллизировались в обычаях и традициях. В качестве традиций выступают определенные общественные нормы поведения, ценности, идеи, обычаи, обряды II т.д.

Существует также и разница между обычаями и традициями. Она выражается в следующем: общественные интересы и потребности порождают прежде всего индивидуальные чувства, вкусы и нравы, переходящие со временем в привычки людей. Когда же эти привычки становятся достоянием не одного индивида, а минимального социального образования - семьи, рода, общины - то они превращаются в обычай.

В жизни, в представлении людей разницы между обычаем и традицией, как правило, не усматривается, потому что их роднит главное. Обычай как и традиция отражает общественное бытие конкретного, пусть и более ограниченного, социального образования. В обычаях, так же¹ как и в традициях, проявляются различные формы общественного сознания. У тех и других общая «материнская почва».

Процесс формирования обычаев и традиций идет по восходящей: от простейших элементов социальной психологии к общественным привычкам людей, а затем и к конкретным обычаям и традициям. При этом традиции в отличие от обычаев обладают большей устойчивостью, они охватывают своими действиями большие масштабы общественных отношений, со временем распространяясь на нации, народы.

Созданные творческим гением народа, традиции и обычаи (обычай -унаследованный стереотипный способ поведения, который воспроизводится в определенном обществе или социальной группе, и является привычным для их членов) [15, с.266] веками служат людям, которые определяют свое

21 отношение к нравственной жизни людей, они подвижны и динамичны как сама жизнь.

Специфические элементы традиционной культуры северокавказских горцев наиболее ярко проявляются в институированных внутриэтнических соседских и родственных взаимоотношениях, например, институты почитания старших, уважение к женщине, гостеприимства. С одной стороны, практически все институты универсальны, так как характерны для большинства народов, с другой - для них существенной является традиционность, которая «обуславливает и их специфичность, и самобытность жизни того или иного народа; в них проявляются народный характер, его своеобразие».

У всех народов Северного Кавказа было и есть немало прогрессивных обычаев и традиций, облагораживающих их жизнь. К.Д.Ушинский писал, что «они проявлялись и в отношении к природе, и в поэзии земледельческого труда, и в народном творчестве, и в удивительных народных ремеслах. И в красоте одежды, и в прославленных законах гостеприимства...». [23, с.21]

Обычай гостеприимства был широко распространен у всех северокавказских народов, и как писал Ж.-Ш.Бесс, он был в большом почете и «рассматривался как священное право». Даже самый бедный горец считал своим долгом пригласить путника на ночлег, оказать ему необходимые почести. «Гость - посланец бога, - говорили они. [71, с. 169] Немецкий ученый К.Кохх отмечал «...у осетин в значительной степени развито чувство гостеприимства». Человек принятый в семью попадает под ее защиту и до тех пор, пока он остается достойным этой защиты; осетины считают его выше членов собственной семьи; он в полном смысле является хозяином. [95, с.240]

В XVII столетии путешественник Джованни Лукка писал об адыгах, что нет в мире народа добрее или радушнее принимающего иностранца. С.Хан-Гирей отмечал: «в Черкессии путник, томимый голодом, жаждой и усталостью, везде обретает гостеприимный кров: хозяин дома, где он

22 остановился, встречает его радушно и не будучи с ним знаком, ... доставляет ему все нужное». [169, с.298]

В прошлом в небольших городах, тем более аулах, не было гостиниц, столовых. Л путник нуждался в ночлеге, отдыхе и он вынужден был обращаться за помощью. В середине XIX столетия в записках об Осетии Н.Берзенов, путешествовавший по Северному Кавказу, писал: «Путник, успевший сказать хозяину дома «аз да уазаг», т.е. «я твой гость», вдруг принимается по братски, хотя бы он был врагом семейства». [12, с.5] Русский этнограф Н.Ф.Грабовский заметил, что несмотря на бедность, ингуши отличаются «чрезвычайным гостеприимством». [47, с. 16] В 1890 году известный осетинский публицист Гацир Шанаев обратил внимание, что в основе гостеприимства, обычая характерного для всех кавказских горцев «лежит общечеловеческая нравственность, которая и придает ему во мнение горцев значение священное, что он является у горцев и институтом международного права, дающим возможность сноситься данному народу с другими». [200, с. 12]

Национальный обычай гостеприимства горцев общеизвестен. Он воспет Л.С.Пушкиным, М.Ю.Лермонтовым, другими поэтами и писателями. К.Ф.Сталь писал: «И беднейшие сословия так же гостеприимны, как высшие». Об этом же писали и Л.Я.Люлье, С.Хан-Гирей, Ш.Ногмов и другие.

Позитивную воспитательную функцию выполнял и выполняет обычай почитания старших. Побывавший в Осетии русский путешественник В.Бурьянов писал в первой половине XIX века об обычаях и традициях горцев: «...у этих народов очень много хорошего. Они имеют чрезвычайное уважение к старости, совет опытного старца всегда имеет большое влияние на молодежь...». [16, с.210]

Обычай почитания старших историки связывают с древней традицией почитания предков, о котором Н.Ф.Дубровин писал: «В соответствии с конским погребением степных скифов можно говорить и о следах почитания у них предков. Почитание предков является одной из идеологий в родовом

23 строе. Об этом говорят примеры из быта многих народов. Например, оскорбление могил предков вызывает до настоящего времени кровную месть у осетин». [59, с.337]

В период средневековья самые важные вопросы, от которых зависели спокойствие и благосостояние племени, решал совет старейшин. Старшие заседали в судебных органах, выбирались посредниками в судебных тяжбах, принимали мудрые решения. Благополучие семьи также зависело от личных качеств и авторитета старшего — главы семьи.

Обычай почитания младшими старших был разработан горцами до мелочей. У кабардинцев, балкарцев, осетин, ингушей, чеченцев он включал в себя следующие нормы поведения: сын не мог сидеть в присутствии отца, младший брат при старшем, разговаривать в присутствии постороннего они не имели права, считалось неприличным и громко говорить в присутствии старших; если старший по возрасту обращался к юноше или девушке с вопросом, они должны были почтительно и вежливо ответить и без лишних слов выслушать советы. Адыгские пословицы гласят: «Где пет почтенных старших, там нет достойной молодежи», «Дай старшему слово, а молодому -дорогу».

Горские народы Северного Кавказа имели свои критерии оценки умственных способностей человека, его мудрости. Основными признаками умственного развития считались наличие определенной суммы знаний, глубина мысли, умение передавать молодежи свои знания, краткость, умение добиваться своего в трудных жизненных ситуациях мирными средствами. [10, с. 17] Хорошо зная, какую роль играют интеллектуальные качества в жизни человека, старшие с раннего возраста обучали детей кратко и лаконично выражать свои мысли, внимательно следить за мыслями собеседника, вникать в их суть. [173, с.41] Старшие учили этикету молодежь в беседах, в кругу семьи, во время прогулок, подавали пример своим поведением.

24 Молодой человек своим видом должен был выражать внимание и уважение к старшему, готовность выполнить любое его поручение. По

*

обычаям кабардинцев и балкарцев, возраст ставился выше звания и положения, поэтому молодой человек самого высокого происхождения обязан был вставать перед каждым старшим и стоя почтительно приветствовать его.

Соблюдая принципы доступности, народные педагоги воспитательные идеи в произведениях фольклора выражали в аллегорической форме. Например, в сказании о нарте Бадынокъуэ (Шэбатыныкъо) есть поучительный рассказ о том, как нарты были спасены от гибели, благодаря житейской мудрости старца - отца Бадынокъуэ - Бадына.

В адыгском варианте нартского эпоса рассказывается о том, что был у нартов древний, но плохой обычай: состарившегося, физически немощного человека, который уже не приносил пользу в хозяйстве, сажали в плетеную корзину с каменными колесами и несли из селения. Его поднимали на вершину Горы Старости и пускали корзину вниз по скату (по обрыву) в пропасть.

Когда Бадын стал немощным, Бадыноко, как и положено было по обычаю, обливаясь горькими слезами, сплел корзину, посадил в нее отца и сказал: «Отправляю тебя, отец, на гибель. Не меня вини, а нартский обычай, прощай!». Он толкнул корзину, которая покатилась вниз, но случайно зацепилась на пень у самого края пропасти. Бадыноко увидел, как развевается на ветру седая борода его отца и с удивлением услышал его смех. «Отец, чему ты смеешься?» - спросил нарт. В ответ Бадын сказал: «Я подумал, что когда ты одряхлеешь и твой сын сбросит тебя с горы, может быть твоя корзина тоже зацепится за этот самый пень. Разве это не смешно?». Старик добродушно засмеялся: своими словами и иронией отец ранил сына в самое сердце, и Бадыноко решил не отправлять его дорогой смерти, спрятал отца в горной пещере, где старик жил в тайне от нартов.

Через несколько лет нартов настигла беда: начался неурожаи, потом -падеж скота. Узнав об этом, Бадын дал совет, как получить хороший урожай. Благодаря советам старого Бадына нарты не раз выходили из тяжелого, иногда даже безвыходного положения. Бадыноко, получая советы отца, передавал их нартам как свои собственные, так как боялся, что соплеменники убыот отца. Когда миновали тяжелые годы и нарты были спасены от бед, они созвали Хасэ (Народное собрание), чтобы воздать хвалу Бадыноко за спасение. Бадыноко вышел на середину Хасэ и сказал: «Я только исполнял мудрые советы отца. Л если бы я пустил его по дороге смерти, то мы лишились бы плодов, овец, проса». Тогда нарты решили отменить старый обычай, ибо он плох и вреден для общества, не увозить дряхлых стариков на вершину Горы Старости, не бросать их в пропасть, и установили новый — уважать, беречь и любить стариков, лелеять старость и слушаться их мудрых советов. [128, с. 170]

И.Д.Кануков в рассказе «В осетинском ауле» записал осетинский вариант этого сказания под названием «Старик и его сын»: старик попросил сына не сбрасывать корзину вместе с ним, чтобы сыновьям молодого мужчины не пришлось плести для него новую корзину, в которой и его понесут, чтобы сбросить со скалы. Сын подумал, что отец прав и «стал относиться к нему с таким почтением, которого прежде никогда не имел». [75, с.28]

Вышеприведенные высказывания - образец устного творчества, их идейным содержанием становится мысль о том, что опыт и знания старших являются бесценным сокровищем. И хотя обычаи и традиции патриархально-родового строя в следствии низкого уровня культуры были полны предрассудков и суеверий, в целом взятые они представляли собой наивные нормы человеческого общежития. Мужество и трудолюбие, взаимное уважение, почитание старших и многие другие положительные черты характера сложились именно под их влиянием.

Народная педагогика решительно выступает против пережиточных явлений в общественной и семейной жизни горцев и, воздействуя на сознание молодого поколения, использует в процессе его воспитания прогрессивные обычаи и традиции, составляющие основу «Адата» -обычного права горских народов Северного Кавказа, возведенного в закон. Своды адатов содержали сведения по самым различным вопросам общественно-экономической и социальной жизни: структура общества, сословные отношений, семья, внутрисемейные отношения, брак, имущественно-правовые отношения, уголовное право, судоустройство и судопроизводство. Управление и регуляция общественных отношений происходило через общественные собрания или сходы.

В книге Ф.М.Леонтовича «Адаты кавказских горцев» говорится, что слово «Адат» по-арабски означает обычай или в нашем случае название обычаев всех кавказских горцев, причем каждый народ имел свой термин для обозначения понятия: «у аварцев обычай называется «батль», у кумыков -«ольге», у чеченцев - «эдиль», у осетин - «агъдау». [100, с.5-6] Педагогическая ценность адатов заключалась в том, что им регламентировались правила поведения горцев, они строго соблюдались молодежью, так как в противном случае юноша или девушка приобрели плохую репутацию.

В статье «Очерки Осетии» известного грузинского этнографа и публициста Н.Г.Берзенова точно подмечено, что осетин, «нарушив общечеловеческие права, никогда не нарушит обычая, утвержденного давностью, и, осужденный приговором общества, без сопротивления склониться перед карающим обычаем, без ропота понесет наказание». [12] Тяжелая жизнь горцев накладывала отпечаток на их обычаи, заставляла сурово воспитывать детей, которые не были склонны к барству и излишествам и вели спартанский образ жизни, при этом горский обычай требовал от молодежи любви к родине, к соотечественникам, уважения к другим народам. [106, с.444-445]

«И что за чудесная организация этот родовой строй во всей его наивности и простате, - восклицал Ф.Энгельс. - Без солдат, жандармов и полицейских, без дворянства, королей, наместников, префектов и судей, без тюрем, без судебных процессов - все идет своим установленным порядком». [116, сЛ 81-182] Порядок же регламентировался обычаями и традициями.

«Адыгэ хабзэ» и «Тау адет» - свод неписаных законов - вплоть до конца XIX столетия регулировал поведение кабардинцев и балкарцев во всех областях жизни, и в настоящее время он определяет поведение людей в повседневной деятельности.

Огромное значение имело нравственно-этическое воспитание в этнопедагогике чеченцев и ингушей, например, жизнь ингуша строилась на основе свода этических законов и правил «Зхь-эздел», в которые входили основные «понятия о долге человека и гражданина перед семьей, родителями, народом и родиной». В него были заложены все постулаты, которыми он должен был руководствоваться каждый ингуш с первых лет жизни до самой смерти. [121, с.72-73]

В сводах адатов кавказских горцев отразились идеи народа о добре и зле, долге и чести, правде и лжи, дружбе и вражде, которые являлись критериями нравственности детей и взрослых. Адаты регулировали и взаимоотношения между личностью и обществом, а «народная педагогика особо акцентировала внимание народных воспитателей на формирование в каждом молодом человеке личных и общественных начал». [176, с.38]

Изучая коренное право осетин, мы получаем некоторые понятия об юридической жизни народов, живущих до начала нашей истории. Доктор Пфаф писал: «У доисторического человека инстинкты противоречащие современному поколению. Он не имеет ни малейшего представления о том, что добро, что зло, что справедливо, что нет. По крайней мере, значение этих слов для него совершенно отличное от нашего значения. Коренной патриархальный осетин не имеет ни малейшего понятия о своей юридической личности. Он сын своего отца и выполняет в продолжении

28 своей жизни то, что отец или старший ему прикажет, а если нет подобного приказа, то он руководствуется своими древними обычаями, адатами.

Он не имеет ни малейшего понятия о праве частной собственности. По его мнению все принадлежит ему одному и не берет он чужого ни потому, что боится мести. Он не знает государство и не понимает его пользы, лица представляющие государство ему чужды, он их считает врагами». [140]

Как говорилось выше, у осетин не было законов, весь порядок их
общежития основывался на обычаях. Эти обычаи действовали со всей силой
неизменных законов природы, не дозволяющих ни малейшего отступления
от них, ни малейшего исключения. В семейном быту осетин уже в
младенческом возрасте привыкая к таким порядкам, которые развивали в нем
сознание, «что он живет не только для себя, но и для всей семьи, с которой
он связан на всю жизнь». [140] Внушение младшему уважение к старшему и
к своему отцу - были единственной целью первоначального воспитания
младенцев. И только с появлением абречества в общество было внесено
новое начало - начало силы и самоуправства. В эту эпоху человечества
расцветает обычное право. Общество ищет возмездие за совершенные над
ним правонарушения. Сначала - смерть за всякое правонарушение, потом
смягчение правила «око за око, зуб за зуб». Наконец, по обычаю, т.е.
вызванную историческими обстоятельствами необходимостью,

устанавливается для всякого проступка известная мера наказания и гражданские правонарушения отделяются от уголовных - вот и история возникновения народного права северокавказских горцев.

1.3. Обусловленность и характер норм обычаев социально-экономическими и политическими факторами развития общества

В течение тысячелетий повседневные нормы поведения людей синтезировались в правила человеческого общежития и кристаллизовались в обычаях и традициях. В качестве традиций выступают определенные

29 общественные нормы поведения, ценности, идеи, обычаи, обряды, этикет и т.д.

Специфические элементы традиционной культуры северокавказских горцев наиболее ярко проявляются в институированных внутриэтнических соседских и родственных взаимоотношениях, например, институт почитания старших, уважения к женщине, гостеприимства, искусственного родства. С одной стороны, практически все эти институты универсальны, так как характерны для большинства народов, с другой - для них существенной является традиционность и самобытность жизни того или иного народа; в них проявляются народный характер, его своеобразие». [7, с.31]

До революции в Осетии существовал обычай жить большой семьей. По утверждению одного из крупнейших исследователей Северного Кавказа М.Ковалевского, в Осетии встречались семьи, численность которых составляла от 40 до 100 человек. [85, с.69] Как пережиток общинно-родового строя, этот обычай зародился задолго до возникновения классовых противоречий.

В эпоху феодальных отношений осетины в основном населяли горные ущелья, где высоко ценился каждый клочок земли. Землепашество было малопродуктивным. Горцы вынуждены были заниматься скотоводством, кормодобыванием и охотой. Один из первых исследователей Осетии А.Яновский констатировал: «...по сравнению с народонаселением в Осетии весьма мало способных к посевам земель... Там обрабатываются не только все хотя мало способные земли, но даже такие крутизны, которые пахать невозможно, взрываются железными лопатами и засеваются хлебом. В этом случае трудолюбие осетин заслуживает удивления». [215, с. 167-168] Искусственно создаваемые на склонах гор пашенные участки представляли собой мелкие куски неудобной земли, которые имела каждая семья. Приобрести готовый участок под пашню могла также не всякая семья. Тот же Яновский подчеркивая это, писал: «В ущелье по северную сторону Главного хребта деланная земля столь дорога, что место, на которой может лечь бык,

стоит быка, день паханья такой земли продается обыкновенно от 90 до 108 коров». [215, с. 168] Это же отмечал академик Н.Ф.Дубровин: «Земля, удобная для хлебопашества, имеет не слыханную цену: стоит того животного, которое может поместиться на ней. Кусок земли, который займет лежащая корова ценится в корову, другой - в овцу и пр.». [59, с.287] Но и имевшая земля давала скудный урожай из-за малоплодородности и неблагоприятных климатических условий. Как сообщал Вахушти (середина XVIII века), плодородность этой страны (Северной Осетии) незначительная и никакие другие зерна не родятся кроме пшеницы, ячменя и овса по причине холода, позднего лета и ранней осени, но и это не засевается изобильно по малоземелью и скалистой местности» [21, с. 139]. В результате хлеба, получаемого горцами, хватало только на 3-4 месяца. И, конечно, в большой неразделенной семье, разделение труда экономически было более результативным. Кроме того, многочисленная семья была больше гарантирована от случайностей и в условиях, где властвовал только неписаный закон гор и где позор убийства (порой даже не преднамеренного) можно было смыть только кровью. Отсюда следует, что указанный обычай был порождением общественных интересов, вытекавших из экономических потребностей горской общины.

Потребность и интерес социально обусловлены и вытекают из многообразия человеческих взаимоотношений. Основоположники марксизма выводили общественные интересы непосредственно из производственных отношений. «Экономические отношения каждого данного общества, - писал Ф.Энгельс, - проявляются прежде всего как интересы». [116, с.271] Общественные интересы в жизненной действительности проявляются как взаимозависимость индивидов на основе разделения труда. Эта взаимозависимость наряду с экономическими интересами порождает так же политические, духовные и т.д.

Следовательно, что в основе интересов лежат социально обусловленные потребности, среди которых материальные занимают

31 определяющее место, в конечном счете порождающиеся способом производства материальных благ. Разумеется, речь идет не о потребностях и интересах индивида, как не идет речь и о простой сумме интересов и потребностей индивидов. Формирование потребностей и интересов надо рассматривать, с одной стороны, как объективный процесс, с другой - как формирование явлений общественного порядка.

Например, в XIX веке, да и в начале XX века в Осетии бытовал левиратный брак (когда вдова вступала в брак с неженатым братом покойного мужа). В Основном обычай был распространен в крестьянской среде. Он избавлял от уплаты калыма и тем самым укреплял материальное положение семьи. Кроме того, в семье сохранялись рабочие руки.

Потребности и интересы людей не являются неизменными. Они изменяются с изменением условий жизни общества. Такие тесно переплетающиеся интересы, как экономические, политические, классовые, национальные всеобъемлюще охватывают не только сферу материального производства, но и духовную жизнь данного общества. В процессе социального взаимообогащения членов общества, образ их действий, умонастроения, нравы приобретают условно очерченные рамки устойчивости и регулярности в соответствии с общественными потребностями и интересами. Так возникают общественные привычки, которые в одних случаях называют обычаями, в других - традициями. Функционально они основываются на известной доле автоматизма и поддерживаются силой общественного мнения.

Так, у народов Северного Кавказа, впрочем как и многих народов России, издревле существует замечательная традиция коллективной взаимопомощи. У осетин она называется «зиу», у кабардинцев «изеу». Задумал труженик-осетин построить своей семье новую саклю, но он не в состоянии сделать это усилиями только своей семьи. Тогда он объявлял в определенный день «зиу». Со всего аула сходились мужчины, все кто в состоянии хоть чем-нибудь помочь. С песнями и шутками закипала работа и,

32 глядишь, к вечеру сакля бывала готова. К тому времени хозяйка вместе с соседками накрывала для участников «зиу» стол соответственно возможностям семьи. «Зиу» превращался в праздник новоселья для труженика. Подчеркивая прогрессивный характер обычая взаимопомощи, являвшегося одной из устойчивых традиций осетинской сельской общины, Коста Хетагуров писал: «Вспомните наш лучший традиционный обычай «зиу», как каждый осетин от всей души откликался на нужды другого, не принимая во внимания ни родства, ни своих личных интересов. Молодежь отправлялась на луга, и в несколько часов покончив сенокос лишенной рабочей силы бедной семьи, с песнями возвращалась в аулы. Молодые женщины в свою очередь снимали хлеб с небольшой нивы нуждающейся семьи. При стихийных бедствиях каждый спешил на место происшествия и по мере сил и возможности помогал пострадавшим чем и как мог: личным трудом, хлебом, сеном, соломой, дровами, строительными материалами и пр.». [177,с.212]

В Кабарде и частично в Балкарии крестьянская взаимопомощь была распространена во время пахоты. Крестьяне, не имевшие возможности самостоятельно обработать свои земельные участки, объединялись в супряги (дэий - у кабардинцев, жыйын - у балкарцев). При этом одни вносили в это объединение тягловую силу, другие - плуг, третьи - рабочую силу. Обязанности между членами супряги были строго распределены: один выполнял обязанности повара (пщафЬ, шапа), другой - плугаря (пхъэЬщэжъ, сабанагъачы), третий - погонщика (дакъэ вауэ), четвертый -ночью пас волов (выхъуэ, егюзсюрючю) и т.д.

Что же лежит в основе этой традиции? Взаимные интересы людей. Сама жизнь убедила горца: помоги односельчанину в нужный момент и он тебе отплатит тем же. Эта жизненная гуманистическая формула выработала в психологии индивидов устойчивую привычку, и по первому зову соплеменника привычка автоматически срабатывала. Горец как бы взаймы отдавал свой труд.

Чувством коллективизма была проникнута вся жизнь горских общин. На экономических потребностях в условиях гор основывались и такие патриархальные обычаи как право брать сено из чужого стога в случае нехватки. Одалживали продукты питания, брали во временное пользование различные предметы и скот-лошадь, осла, быков (чтобы поехать по делам в другое село), седло, арбу, сельскохозяйственный инвентарь, котел и другие вещи. Активно участвовали в калыме и коллективной защите от кровной месте. [68, с.29]

Очень ярко общинная солидарность выступала в момент горя и несчастий, постигавших членов общины. Обычай оказывать помощь в эти моменты возник в недрах рода и отражал родовую солидарность. Хлопоты по погребению и связанные с этим затраты, организация поминок брали на себя ближайшие соседи или просто жители села. [198, с.33-35]

Желание помочь ближнему было индивидуальной привычкой (устойчивой нормой поведения). Л если эту привычку рассматривать в аспекте социальной обусловленности, в плане ее устойчивости и преемственности, то она не что иное, как традиция.

С рождением религии, а затем расслоением общества на классы многие обычаи и традиции древности стали обрастать чертами консерватизма и реакционности. Часть адатов обрела классовый характер, часть их наполнилась религиозным содержанием. Одновременно шел процесс формирования новых обычаев и традиций, которые отвечали потребностям и интересам классов и общественных групп и брались на вооружение общественным мнением в качестве незыблемых, раз и навсегда данных. Господствующие классы всячески культивировали выгодные им обычаи и традиции, возводя их в ранг обязательных, правовых.

С разделением общества на антагонистические классы в составе общественных интересов людей объективно и рельефно стали вырисовываться классовые. Та же традиция «зиу» стала использоваться представителями привилегированных сословий в своих корыстных целях.

34 Ллдары феодалы нередко прибегали к «зиу», чтобы под видом взаимопомощи использовать даровую рабочую силу горской бедноты для приумножения своих богатств. Феодальная знать призывала к «зиу» жителей многих близлежащих аулов, и сотни горцев под благовидным предлогом гнули спины на строительстве, сенокосе и уборке урожая. Так, классовые интересы подминали под себя замечательные общечеловеческие моральные привычки, выработанные еще на заре развития человеческого общества.

Говоря о социальных интересах как побудительных силах возникновения обычаев и традиций, нельзя не заметить, что сами интересы могут быть разными: коренными и частичными, длительными и временными. Разнохарактерность интересов находит свое прямое отражение в общественных настроениях, а, следовательно, и в общественной психологии. Но в результате действия многих сопутствующих факторов, в том числе и социально-психологических, не всякий интерес приводит к возникновению обычая или традиции.

Человек осознает прежде всего те интересы, которые ближе к его повседневной жизни, те, которые прямо вытекают из его личных потребностей, и, как правило, усваиваются в рамках обыденного сознания. Познания же коренных, длительных интересов требует абстрагирования от данных конкретных условий и известных теоретических обобщений, что становится возможным (и необходимым!) в классовом обществе, и занимаются этим вопросом идеологи классов или передовая часть общества.

В доклассовом обществе осознание общественных интересов проходило на уровне обыденного сознания и протекало более длительно по времени. Таким образом, социальные привычки, переходящие в обычаи и традиции, складывались медленно, стихийно. С возникновением же общественных классов идеология стала выступать в качестве опосредственного ускорителя формирования классовых интересов, что ускоряло и становление новых обычаев и традиций. При этом наметилась тенденция повышения роли субъективного фактора.

Надо отметить, что не всякий объективно возникший интерес осознается массами сразу и не всякий осознанный массами интерес претворяется в практических делах. Здесь неизбежно диалектическое противоречие между возможностью и действительностью. Совершенно очевидно, что процесс реализации осознанных массами интересов материальной и духовной жизни представляет собой единство объективного и субъективного факторов и что только в процессе реализации жизненных, более или менее постоянных интересов народа, в диалектическом переплетении этих интересов с нравами и настроениями возникают устойчивые, обладающие преемственностью нормы поведения людей, которые унаследуются последующими поколениями уже в виде обычаев и традиций.

Таким образом, объективная обусловленность обычаев и традиций бесспорна. Необходимо учитывать следующие моменты. Во-первых, влиянию и изменению больше подвержены те обычаи и традиции, которые ближе к сфере материального производства, сформировались на его основе. Например, изменения в способе производства вызывают соответствующие изменения в профессионально-трудовых традициях. Здесь мы наблюдаем непосредственное влияние экономических отношений на чувства, настроения и, следовательно, на потребности и интересы людей, что прямо приводит к формированию новых обычаев и традиций, отвечающих новым отношениям. Иначе говоря, прямое воздействие способа производства возможно лишь на те традиции, сферой действия которых является само материальное производство - труд и трудовые отношения. Во-вторых, за пределами способа производства начинается опосредственное влияние материальных отношений на обычаи и традиции через формы общественного сознания.

Было бы неправильно возводить непреодолимую стену между непосредственным и опосредственным влиянием материальных отношений на формирование и изменение традиций и обычаев.

Материальные потребности общества наиболее подвижны и наименее устойчивы. Наименее устойчивы также чувства и настроения, связанные с ними. Что же касается социально-психологических факторов, порождающих духовные потребности, то они более живучи и стойки. Имеются в виду, прежде всего, нравственные, эстетические, интеллектуальные и религиозные чувства. Эта разнохарактерность имеет свое объяснение. Материальные потребности осознаются людьми прямо и быстро, поскольку от удовлетворения их зависит существование индивида и общества в целом. Духовные потребности же, имея в своей первоначальной основе материальные отношения, являются производными от последних. Преломляясь через различные формы общественного сознания, они располагают предшествующим мыслительным материалом, которые осознается не сразу. Л раз осознанные духовные потребности обретают черты устойчивости, живучести.

Возьмем к примеру адаты кавказских народов и шариат (Шариат - свод норм исламской религии). Именно в них концентрировалось подавляющее большинство обычаев и традиций горцев, ими регламентировалась общественная жизнь осетин, кабардинцев, чеченцев, аварцев и других народов Северного Кавказа с древнейших времен. Адаты возникали в тесном переплетении жизненных условий горцев (специфически сложившихся форм хозяйственной деятельности, географических и климатических особенностей окружающей среды и т.п.), с религиозными верованиями. У одних народов, в частности у тех, которые исповедовали ислам, адаты имели яркую религиозную окраску. Так, например, у кабардинцев, ингушей, чеченцев и народностей Дагестана в основе адатов лежал шариат.

Те адаты, которые были непосредственным порождением существовавших экономических отношений, имущественным неравенством, на протяжении истории претерпели значительные изменения, а в послереволюционное время 1917 г. в большинстве исчезли. На смену им пришли новые обычаи и традиции, вызванные к жизни новыми

37 общественными потребностями и интересами. Новыми экономическими отношениями.

Однако надо отметить, что адаты поддерживавшие в прошлом этические, эстетические и религиозные догмы, оказывались и в новых условиях относительно устойчивыми. И не потому, что, гнездясь в сфере общественной психологии и в обыденном сознании, будучи наиболее отдаленными от способа производства, на них не сразу сказывались изменения в социально-экономических условиях.

Адаты горцев зародились еще в период общинно-родового строя, в особенности в период патриархата, на основе неприхотливых потребностей общин. Наряду с общечеловеческими нормами морали они включали в себя целый ряд установлений, регламентировавших экономические отношения, предопределяли характер действий людей в различных ситуациях. Будь-то в радости или в горе, в торжественной обстановке или в бытовом укладе -люди всюду руководствовались обычаем, доставшимся им в наследство от предков. Адаты были практически неписаными законами жизни общества. Человек, допускавший отступления от обычаев, предавался презрению, отвергался обществом.

Обычаи и традиции бесклассового общества не были едиными для всего общества, разнились от рода к роду, от племени к племени. Это было связано с объективными условиями существования последних. Например, у живущих к горах осетин в силу географических и климатических условий появлялись традиции, отражавшие специфику строительства жилья и оборонительных сооружений, что не было, скажем, у ингушей и чеченцев, живших на плоскости.

В обществе, основанном на частной собственности, быт отличается значительной консервативностью и его наиболее отсталые формы сознательно культивируются эксплуататорскими классами для подавления и угнетения трудящихся. Некоторые элементы быта, превращаясь в этих

38 условиях в обычаи, соблюдение которых связано с обрядностью, освещаются религией и приобретают принудительную силу по отношению к трудящимся.

Таким образом, обычаи и традиции возникают не просто «из головы», не теория рождает их, а сама жизнь. Они возникают на основе практических потребностей общества, на какой бы стадии своего развития оно не находилось. Хотя и потребности претерпевают существенные изменения под влиянием общественного производства, или, иначе говоря, формируются на основе экономических отношений. И между потребностями и производством существует сложное диалектическое взаимодействие, которое с течением времени рождает различные привычки, нравы, обычаи и традиции во всех сферах материальной и духовной культуры общества. «Человек - продукт истории, социальных обстоятельств и изменяется вместе с общественными отношения. [143, с.31] Поэтому к вопросу о возникновении обычаев и традиций нужно подходить конкретно-исторически, памятуя, что диалектика их развития в конечном счете зависит от условий материальной жизни общества.

История народа показывает, что она формировалась в строгом соответствии с общей закономерностью общественного развития, в конкретных исторических условиях. В основе исторического развития осетинского общества, его эволюции от первобытнообщинных форм до классовых отношений лежали не только внутренние, но и внешние факторы общеисторического процесса. Как уже упоминалось выше, важнейшим из внешних факторов была внешняя окружающая среда, окружавшая осетин.

Аланы-осетины и их предки с древнейших времен имели широкие международные, политические, экономические и этнокультурные связи. Встречаясь на огромных пространствах с различными по происхождению и уровню развития племенами и народам, они, естественно, подвергались внешнему влиянию. Отсюда наряду с исконно осетинскими традициями и формами в общественной жизни осетин мы обнаруживаем общественные явления и культурные традиции, присущие народам, с которыми осетины

39 находились в тесных связях. Однако в исторической этнографии осетин нам известны общественные формы, которые встречаются и у многих народов земного шара, с коими осетины никогда не общались. Данный факт свидетельствует о том, что общественная жизнь осетин шла теми же путями развития, что и у большинства народов мира. В этих путях развития осетин мы видим подтверждение общих закономерностей развития человеческого общества.

Таким образом, привлекаемый нами осетинский этнографический материал дополняет уже известные исторические факты, служит яркой иллюстрацией к исторической панораме общественного прогресса.

1.4. Быт и культура патриархальной и демократической семьи у народов Северного Кавказа и их влияние на гражданско-правовое воспитание

Ценностные ориентации, складывающиеся в горской семье под влиянием традиций и обычаев, оказывают огромное влияние на воспитание подрастающего поколения. Семья всегда играла важную роль в формировании личности ребенка, ведь именно в ней, дома, дети воспринимают и наследуют жизненный опыт старших, целую систему идеалов и нравственно-ценностных ориентиров, характерных для определенного общества. Стиль воспитания детей, его цели, методы достижения, неудачи нельзя понять вне целостного образа жизни общества и культуры народа.

Горским этикетом было установлено, какие нормы поведения, манеры и стили общения, поступки членов семьи по отношению друг к другу считались высоконравственными, а какие аморальные. Эти отношения особенно четко проявлялись в патриархальном укладе большой и малой семьи горцев. В больших семьях объединялись несколько поколений кровных родственников в одну семейную общину. Число членов такой семьи в XIX столетии доходило до 70 и более человек. [4] Главой семейной

40 общины был дед или отец («хадзарыхицау» (осет.), «тхъэмадэ»(кабард.). Хотя к концу XIX столетия семейная община начала разлагаться, уступая место малой семье (5-7 душ) [5], «во внутреннем семейном укладе почти полностью сохранились черты традиционного патриархального быта». [66, с.289]

Семья на Кавказе складывалась на основе брака и давала начало новым бракам. Неженатые мужчины воспринимались как неполноценные. У ингушей, например, их дразнили «жирными вдовцами». [50, с. 322] Ведь только женитьба могла принести в семью новые рабочие руки, обеспечить жестко регламентированное в традиционном обществе половое разделение труда, сделать возможным продолжение рода. К тому же ни обычное, ни исламское право не допускали половой жизни вне брака, и в замкнутом крестьянском быту, как правило, приходилось считаться с установленными нормами нравственности.

Брак у всех народов Северного Кавказа являлся священной обязанностью каждого взрослого члена общества. Это объяснялось не только общим значением семьи, но и ее особенно большим значением в крестьянском обществе. И ведение хозяйства, и замкнутый консервативный быт селений, н патриархальный дух старокавказской жизни - все это было несовместимо с пребыванием в холостом состоянии.

Не вступив в брак и не создав семью, горцы не имели возможности обеспечить свое хозяйство требовавшимися в нем рабочими руками женщины, а со временем и подросших детей. Не женившись, нельзя было наладить полноценное хозяйство так же и потому, что народные традиции требовали строгого разделения труда между полами и поколениями. Мужчина - главным образом земледелец и скотовод - был добытчиком средств к жизни и не должен быть ронять себя каким-нибудь другим, считавшимся малопочетным, не престижным трудом. Женщина же занималась только работой по дому. Дети в соответствии со своим полом и возрастом посильно помогали взрослым и готовились к полноценной

РОССИЙСКАЯ
41 ГССУГРСТВЕННАД

ЬльЛИОТЕХА

трудовой жизни. [127, с.86] Женские рабочие руки были настолько важны,

что из-за нетрудоспособности жены даже простым крестьянам приходилось брать в дом вторую жену. Обычно это случалось не в больших семьях, а в малых, где зачастую имелась только одна женщина-работница. Полигенные семьи встречались нечасто, но все же они были засвидетельствованы рядом авторов - от немецкого дипломата Л.Олетрия в первой половине XVII века до американского этнографа Л.Лузбетака в 1930 году.

Созданию семьи придавалось большое значение еще и потому, что таким путем значительно расширялся круг родни, а значит и людей, на помощь и поддержку которых отныне можно было рассчитывать. Создание семьи позволяло горцам иметь детей, к которым относились с большой любовью, в которых видели будущих помощников в хозяйстве, опору в старости, продолжателей рода.

По адатам большинство народов Северного Кавказа, минимальный брачный возраст мужчин составлял 15-16 лет, женщин - 12-14 лет. [101, с. 117] Но такие браки были нечасты, хотя и имели место. Преобладающий брачный возраст различных народов края приблизительно оценивается исследователями следующим образом: чеченцы (соответственно мужчины и женщины) - 18-20 и 17-18 лет [71, с.368], карачаевцы - 22-23 и 18-19 лет [210, с.57], кабардинцы - 25 и 18-20 лет [ПО, с.186], адыгейцы, абадзехи -20-25 и 18-20 лет [61, с.23], адыги вообще - 18-25 и 15-18 лет [98, с.230] и др.

В семье, построенной на патриархальных началах подчинения младших страшим, даже мужчины далеко не всегда обладали свободой брачного выбора. Сын мог лишь намекнуть матери или особому посреднику между ним и семьей о своем выборе и ждать решения. Еще меньше располагали собой девушки. Хотя по шариату от них и требовалось формальное согласие на брак, редкая невеста решалась высказать свою волю. У осетин, сообщал В.Б.Пфаф, «невеста, спрошенная о своем согласии на выход ее замуж за того или другого, ни за что не решалась бы ответить ни да, ни нет. Подобный ответ, по понятиям осетин, был бы наглостью с ее

42 стороны». [141, с. 185] У карачаевцев также «невеста, по обычаю, должна ответить: «кто мил моим родителям, мил и мне». Отвечать же отказом она по обычаю не имеет права. [159, с. 175]

Однако родители и другие старшие родственники, суждения которых почти всегда принимались во внимание, также не были вполне свободны в своих планах и предпочтениях. Им приходилось считаться с многочисленными запретами и ограничениями. Лдаты запрещали браки между отцовскими и материнскими родственниками любых степеней родства, однофамильцами и т.д.

Свободу брачного выбора ограничивали также еще сохранившиеся обычаи утробного и молочного обручения, обменного брака и особенно левирата. Так, у чеченцев, по словам М.М.Ковалевского, «по смерти мужа вдова переходит к брату покойного, который смотря по желанию, может взять ее себе в жены, предоставить ей право заключить новый брачный союз или, не делая ни того ни другого, лишить ее возможности дальнейшего супружества». [87, с. 17-18]

Лдаты запрещали браки между представителями разных сословий. Л.М.Шегрен писал об осетинах, что у них «равенство браков соблюдается очень строго». То же сообщали И.И.Иваиюк и М.М.Ковалевский о балкарцах: «Таубий или князь может жениться только на дочери таубия или чужеземного узденя... «Всякий сверчок знает свой шесток», - говорили они.

Ко всему этому следует добавить, что распространенным препятствием к заключению браков были враждебные, в особенности кровнические, отношения между родней жениха и невесты. Шариат запрещал брак мусульманки с иноверцев, а законы Российской империи допускали браки между мусульманами и православными только в том случае, если один из будущих супругов переходил в христианство.

За пределами действия всех этих запретов и ограничений, также учитывались и личные качества как невесты, так и жениха. В широких слоях населения в невесте помимо красоты ценили умение вести хозяйство, добрую

43 репутацию и покладистый характер, О достоинствах дочери нередко судили по достоинствам матери. У осетин существовала поговорка «Спрашивай о матери и женись на дочери» или «Материнские черты в дочери, отцовские черты в сыне» (кабард.). В женихе также ценились хозяйственность и хорошее поведение, но в соответствии с традициями военизированного патриархально-феодального быта значительное внимание уделялось мужественности и отваге. [108, с.343]

Брак у всех народов Северного Кавказа был покупным. За невесту давали выкуп, называвшийся у чеченцев там, у осетин - ирад, у адыгов -уасэ, у карачаевцев и балкарцев - калын. В кавказоведческой литературе его обычно называют тюркским словом «калым», он возник, главным образом, как возмещение, дававшееся некогда сородичам за потерю рабочей силы девушки, а позднее ее семье за воспитание. Адаты и шариат трактовали калым по-разному: адаты - как выкуп родителям невесты, шариат - как предбрачный дар самой жене, ее обеспечение на случай вдовства или развода. [90, с.23-25] В наиболее архаичном обычно-правовом виде калым сохранился у осетин-христиан, где он не редко целиком поступал в пользу семьи невесты, тогда как у мусульманских народов Северного Кавказа в результате смешения и переплетения обычного права и шариата калым разделился на две части. Одна из них (собственно калым) поступала родителям невесты, другая (кебин, урдо и т.п.) - самой невесте. Родители, в свою очередь, должны были обеспечить девушку приданным.

По адатам почти всех народов региона величина и состав калыма определялись сословной принадлежностью. Чем выше сословие девушки, тем дороже калым. Не зря К.Хетагуров называл калым «мерилом достоинства крови». [178, с.343] По адату величина калыма зависит не только от различия сословий, но также и от того девица или вдова невеста. За девушку, читаем мы в сборнике адатов, платится калым более, чем за вдову. [165,с.25]

Помимо калыма и приданного существовали различные установленные обычаем свадебные подарки, которые делали друг другу, с одной стороны, жених и его родственники, с другой, невеста и ее родня. Инициатива в одаривании принадлежала стороне жениха, и она же, как правило, делала более ценные подарки, в то время как сторона невесты только отдаривали. Подарки на свадьбе часто давались не только родне, но и почетным гостям -односельчанам. [120, с. 169]

Калым и другие, связанные со свадьбой расходы, вели к тому, что многие мужчины из небогатых семей должны были надолго откладывать женитьбу. Каждый парень прежде, чем заговорить о женитьбе заранее готовился к этому, собирал деньги, зачастую выезжал на заработки даже за пределы своей страны - в США, Канаду, Китай и другие государства. Но «сделать деньги» удавалось не всегда. [187, с.27] Необходимость уплаты калыма толкала многих на воровство и разбой. [66, с.290]

Бремя калыма и других свадебных расходов в большой степени определяло формы заключения брака. Наряду с наиболее традиционной формой - браком по сговору у всех народов Северного Кавказа существовал брак похищением или умыканием, в различных его вариантах.

У народов Северного Кавказа существовали 3 существенно различные формы умыкания: 1) похищение без согласия девушки и вопреки воле ее родни, 2) похищение с согласие девушки, но против воли ее родни, 3) фиктивное похищение по соглашению всех заинтересованных лиц и сторон. Другими словами, похищение происходило: насильственным умыканием уводом и уходом.

К насильственному умыканию прибегали по разным причинам. Одной из наиболее распространенной была месть за неудачное сватовство, считавшееся позором или же за отказ от ранее данного брачного обещания. Другим нередким мотивом было желание породниться со знатной, богатой и влиятельной семьей, еще одним - похищение девушки просто из молодечества. «Брак посредством похищения считается благороднее брака

45 по сватовству, - писал по этому поводу Ф.И.Леонтович. [101, с. 172] Однако наиболее частой причиной таких похищений, по крайней мере, у многих из рассматриваемых народов, была надежда поставить девушку и ее родню перед свершившимся фактом и тем самым заставить уменьшить брачный выкуп. Так, у осетин, по свидетельству Дж.Шанаева, несостоятельные молодые люди « в крайности решаются умычною приобрести себе жену, так как в этом случае они освобождаются от уплаты калыма или же размер его значительно уменьшается». [200, с. 12] У балкарцев также «обычай в этом случае разрешал самому жениху определить размеры калыма». [159, с. 171]

Однако бывало и так, что похищенная девушка или ее родня упорно противились примирению и похитителю приходилось возвращать похищенную обратно, подвергнуться кровной месте или же уплатить большое возмещение за обиду.

Газета «Казбек» 1903 года сообщает нам следующие случаи похищения девушек. «Дочь жителя сел.Гизель Владикавказского округа, Кодзиева Дзиго, 20 лет, в 5 часов вечера отправилась по воду к речке, не доходя до реки к ней подошли гизельцы Мусса Пхалагов и Дзицо Хадиков, схватили ее, но она от них вырвалась и хотела бежать, тогда они обнажили кинжалы и бросились на нее, угрожая убить, если она будет кричать и сопротивляться. В это время откуда ни возьмись, подъехали на санях 7 человек совершенно неизвестных ей, которым Хадиков и Пхалагов силою передали ее, они, посадив ее на сани, закрыв буркою голову, уехали. Проехав несколько верст остановились и один из них, который впоследствии оказался кадгаронским жителем Бадзи Хискоевым, учинил с помощью товарища, державшего девушку Дзиго за руки гнусное насилие. После ее повезли в сел.Ардон в дом Заурбека Датиева, где и ночевали две ночи с Хискоевым. Родственники, узнав об этом, увезли ее обратно в Гизель к родителям. Девушка несмотря ни на что отказалась выйти за него замуж и дело передано судебному следствию». [29]

«На жителя сел.Ыогкау Г.Закураева, читаем мы в другом номере газеты «Казбек», возвращающегося из села Шанаевского с дочерью Лизой, напали 9 человек жителей сел.Шанаевского, стащили его с арбы, а дочку его Лизу посадили к себе на арбу и стали быстро удаляться, направляясь в сел.Хумалаг. На крики о помощи Закураева подоспели два брата Б. и С.Маргозовы, узнав в чем дело, они тотчас же погнались за похитителями. Боясь быть настигнутыми, один из похитителей посадил к себе на лошадь девушку и умчался, и только потому, что она несколько раз падала с лошади, не успел скрыться от преследования. Маргозовы отобрали девушку и передали отцу. Похитителями оказались жители села Шанаевского, при допросе девица показала, что никого из них не знает и замуж не желает выходить». [31]

Газета «Тифлисский листок» 1914 года сообщает: «...Житель аула Игил Терской области, молодой парень К.Багаев, влюбившись в односельчанку свою девицу Икгоеву, несколько раз просил ее руки, но она не питала ни малейшей симпатии к навязавшемуся ей жениху, с одной стороны, потому, что Багаев незнатного происхождения, а с другой, потому, что он крайне беден и ему нечем заплатить даже калым ее родителям. Икгоева на последнее предложение Багаева ответила ему категорическим отказом. Видя такое упорство со стороны девицы, оскорбленный Багаев заявил Иктоевой, что он постарается сломить не только ее гордость, но сделает и так, что она будет его невестой. С этой целью Багаев решил прибегнуть к излюбленному молодежью в Осетии средству - похищение невесты. В ночь на 21 мая, воспользовавшись тем, что отец невесты был на похоронах родственника, он собрал своих друзей в количестве 12 парней и совершил с ними нашествие на дом Иктоевой. Очутившись внутри сакли и связав старуху-мать, похитители схватили девицу и потащили ее по Военно-Осетинской дороге. На неистовые крики матери Иктоевой сбежались соседи и снарядили погоню, однако прежде чем народ успел нагнать похитителей, Икгоева каким-то образом выхватила кинжал у своего решительного жениха Багаева и, обороняясь,

47 нанесла ему рану в кисть правой руки, а также ранила 2-их его товарищей, чем обратила всех в бегство. [162]

Подвергаясь кровной мести и уплате большого вознаграждения за нанесенную обиду в результате неудачного похищения девицы, не дало широкому распространению такого вида умыкания. Чаще практиковалась другая форма умыкания - брак уводом. К нему прибегали приглянувшиеся друг другу молодые люди, когда родители девушки не давали согласия на брак из-за сословных предрассудков, корыстных расчетов или каких-нибудь других соображений. Так, в статье Г.Цаголова «Она бежала», автор рассказывает о девушке принужденной покинуть отчий дом дабы воссоединиться с любимым ей человеком. «Она бежала... Бежала с чужим молодым человеком, из родительского дома глухой ночью, когда все вокруг было погружено в сон безмятежный. Бежала стыдливая магометанка-осетинка, дочь почтенного родителя, ... не с каким-нибудь промотавшимся гулякой, страдающим разжижением мозгов, бежала с молодым горцем...

...Решившейся на такой шаг горянке нельзя уже ни под каким видом до могильной плиты ожидать себе прощения и снисхождения. Ее преследуют постоянно и без всякого сожаления вереницею самых ужаснейших обид, унижений и уколов, влекут ее к безвременной могиле. Самые близкие родственники ее делаются бесчеловечными палачами и терзают ее с каким-то адским наслаждением. Даже мать родная, вскормившая ее своей грудью, надорванною непосильным трудом и оживающая некогда при светлой ангельской улыбке дитятки своего родного, и та превращается в какую-то мегеру страшную.

И вот несмотря на то, что и над ней может разразиться такая же ужасная угроза, дочь К.С. красавица Милиана бежала. Этого однако, мало. Мы уже сказали, что Милиана - магометанского вероисповедания, между тем как избранник ее сердца православный. И она все же бежала и теперь открыто заявляет, что не возвратится в дом родителей и принимает ту веру, какую исповедует избранник ее сердца. Страшное дело... девушка, чтобы

48 добиться исполнения своего желания решается окончательно порвать всякую связь с прошлым...». [183, с.306]

Похищение, совершенное со согласием невесты, освобождало жениха от уплаты калыма или же плата значительно уменьшалась против установленной. Все же и эта форма похищения была также сопряжена с опасностью погони, перестрелки, убийства, а, следовательно, кровомщения. Вместе с тем родители упорно отстаивали свое право на распоряжение невестой и на получение калыма в полном объеме.

Следующий случай был приведен А.Саунамых: «И вот свершилось: дочь Сосланбека ушла из отцовского дома к Иналуку и все в ауле заговорили о том, что Иналук украл дочь у Сосланбека. Почему же говорят украл? Девушка сама ушла. Ну, так что же, что сама ушла - возразил нам осетин, -ведь если у меня лошадь уйдет сама со двора, и кто-нибудь ее припрячет у себя, имею я ведь право сказать, что такой-то украл мою лошадь? Так и дочь. Иналук знает, что за свою дочь Сосланбек требует калым, какое же он имеет право брать ее даром?». [Саунамых Калым в Осетии, с.292]

Потому несравненно шире всех других форм умыкания практиковался брак уходом. Его мотивы были чисто экономическими: семья жениха стремилась избавиться если не от брачного выкупа, то хотя бы от тех свадебных расходов, которые были связаны со сватовством, предварительными подарками, угощениями и т.п. Обычно к браку уходом прибегала крестьянская беднота, не имевшая средств отпраздновать многочисленные и дорогостоящие торжества традиционного свадебного обряда, которые были положены при браке по сговору. По видимости, брак уходом не отличался от других форм умыкания. В одних случаях жених и невеста уходили в отсутствии родных девушки, в других - ее близкие, которые знали заранее о дне и часе ухода, обнаружив отсутствие дочери, выбегали во двор, звали на помощь, инсценировали тем неудачную погоню. Затем следовала инсценировка примирения и скромная свадьба. Это была

49 совершенно особая форма умыкания: по существу легализированная, она лишь в силу традиции пока еще прикрывалась фикцией нелегальности.

В браке по сговору был очень слабо выражен тот начальный этап свадебного цикла, который может быть назван предбрачным ухаживанием. Независимо от того, выбирал ли молодой человек себе невесту сам или подчинялся выбору родных, он не должен был не только оставаться наедине, но и оказывать ей знаки внимания.

Сама же свадебная обрядность заметно различалась не только у отдельных народов, но и в разных регионах, а в деталях даже в различных селениях. В то же время самые основные элементы свадебного цикла имели много общего, варьируясь главным образом в степени своей развернутости.

Наиболее развернутой была, пожалуй, свадьба у адыгских народов. Рассмотрим ее основные черты, останавливаясь попутно на особенностях обрядности у других народов. Из всех практиковавшихся горцами форм брака был брак по сговору. Он начинался сватовством, поручавшимся чаще всего нескольким уважаемым родственникам жениха или старикам селения. Сторону невесты также могли представлять либо родители, либо кто-нибудь из уважаемых родственников или других доверенных лиц. Принято было, чтобы как положительный, так и отрицательный ответ давали не сразу, сваты должны были поездить. Тогда же происходит сговор или условливались об особом дне для него, а также о размерах и сроках уплаты калыма.

Свадьба обычно приурочивалась к осени, в частности, к какому-нибудь празднику. Свадебная свита составлялась из большого числа людей, среди которых было много сверстников жениха, несколько человек из старших и почетных родственников, а также несколько девушек из родственниц жениха. В состав свадебного кортежа входили также шафер, его помощник и жених.

Шафер у всех северокавказских народов обычно выбирался из близких друзей жениха и с этого времени считался ближайшим родственником последнего, особенно его будущей жены, для которой он заменял в чужой

50 семье родного брата. Невеста доверяла шаферу самые сокровенные тайны своей души. В свою очередь он отплачивал ей тем же вниманием и заботой.

Жених по этикету держался пассивно. В некоторых случаях он даже не участвовал в свадебном поезде, отправлявшимся за невестой, в тех случаях, когда все же приезжал вместе со всеми в селение своей будущей жены, он никогда не входил в дом ее родителей, а скрывался у кого-нибудь из своих знакомых или родственников. Как писал К.Кох, «свадьба была лишь церемонией, которая превращает жениха и невесту в мужа и жену; оба они не играют никакой роли в празднике, который был созван в их честь; считается даже неприличным, когда один из брачующихся появляется перед людьми». [95, с.223]

Невесту вначале везли не в дом жениха, а в дом одного из товарищей. Этот обычай существовал также у балкарцев и карачаевцев, и некогда у осетин, чеченцев и ингушей. [65, 9-Ю] Здесь невеста оставалась до года, позднее - несколько дней, не покидая пределов двора. В этом доме происходили тайные супружеские встречи жениха и невесты.

Основное свадебное торжество происходило в доме родителей жениха и даже в небогатых семьях продолжалось несколько дней. Во время большой свадьбы совершался центральный обряд - ввод невесты в дом, приобщение ее к новому домашнему очагу. Невесты всячески высказывала свое почтение к старшим: стояла перед ними потупившись, обслуживала их. Все это оказывало определенное воздействие на детей по воспитанию у них уважительного отношения к старшим.

Как мы видим, вся свадебная обрядность была пронизана древними магическими действиями, направленными на предохранение жениха и невесты от враждебных сил и обеспечение благополучия новой семьи. Таковы были стрельба из ружей при перевозке невесты, осыпание ее конфетами и т.п. В таких обрядах, как приобщение невесты к новому очагу, нашел свое отражение культ предков. [179] На этом обряде дети

51 воспитывались в духе любви к своему родному очагу, родителям, своему народу и малой родине.

Вместе с тем свадебной обрядности всех народов региона были свойственны яркие черты народного творчества, воплощавшиеся в свадебных песнях, танцах, состязаниях. [119, с.26] Свадьба была самым радостным семейно-общественным праздником, и в проведении ее ярко выражалась солидарность родственников и односельчан.

Обычаи, связанные с заключением брака, отражали и поддерживали патриархально-шариатский правопорядок. Воспитательное значение свадебных обрядов заключалось в том, что молодые люди воспитывались в духе ответственного отношения к вопросу о создании будущей семьи и уважения к женщине, а также к бережному отношению, к сохранению прекрасных народных традиций.

Каждый из описанных нами свадебных ритуалов несет воспитательно-эмоциональные функции. Так, профессор Е.Е.Хатаев отмечает: «Свадьба сопровождалась весельем и определенными ритуалами, воспитательное значение которых огромно. Наблюдая и участвуя в происходящем, слушая исполнение обрядовых песен, знакомясь с содержанием здравниц, благопожеланий невесте и жениху, дети уясняли всю значимость новой семьи для молодых, вступивших в определенные отношения с родителями, близкими и детьми. Они убеждались в том, что брак - это важный общественный институт, с которым связано продолжение рода, рождение и воспитание детей. [147, с.115]

Обычаи, связанные с заключением брака, отражали и поддерживали патриархально-шариатский правопорядок. Воспитательное значение свадебных обрядов заключалось еще и в том, что молодые люди воспитывались в духе ответственного отношения к вопросу о создании будущей семьи и уважения к женщине, а также к бережному отношению, к сохранению прекрасных народных традиций. Однако нельзя не отметить, что брачно-свадебные обычаи и обряды народов края заключали в себе

52 множество отрицательных черт. Брачный выбор определялся главным образом родителями и был затруднен многочисленными предрассудками. Как писал В.Пфаф, «у горцев вступление в брак нисколько не есть дело личного вкуса и влечения брачующихся, но дело семейного расчета». [140, с. 187] Сохранившийся покупной брак был унизителен для женщины и вел к большому возрастному разрыву между супругами. Брачный выкуп и другие свадебные платежи и расходы были тяжелым бременем для семей жениха и невесты, свадебная обрядность включала в себя неудобные для молодых обычаи скрывания. По существу, свадьба была праздником не для новобрачных и их родственников, а для односельчан.

Как уже было нами сказано, одной из основных целей брака были дети. В крестьянском быту от наличия детей и, прежде всего, сыновей, зависели и количество рабочих рук в семье и уход за родителями в старости. Бездетность была несчастьем и считалась позором, а женщине грозила почти неминуемо разводом. С появлением детей упрочивалось и общественное положение отца. «Детей нет - в семье жизни нет», - говорили адыги.

Известие о предстоящем появлении ребенка, а тем более первенца, принималось с радостной тревогой. Будущую мать по возможности старались освободить от тяжелой работы, но она продолжала участвовать в хозяйственной жизни. Все просьбы беременной выполнялись, ее старались лучше кормить. Женщина одновременно и гордилась явными признаками беременности, и стеснялась их, стараясь не показываться лишний раз на глаза старшим родственникам мужа. Обычно они узнавали о беременности невестки через младших членов семьи.

Появление на свет мальчика и девочки встречали по-разному. Если рождался сын, а тем более первенец, в котором видели продолжателя рода, наследника, будущего хозяина и опору в старости, отец, да и другие близкие родственники щедро одаривали того, кто первым принес эту радостную весть. Иначе встречали рождение девочки. Отец не только не обнаруживал никакой радости при рождении дочери, но повеся голову, грустил, не хотел

53 праздновать рождение дочери. При рождении же сына угощениям нет конца. У осетин существовал ежегодный праздник в честь сыновей-первенцев (кэехцгсенан), сопровождавшийся жертвоприношениями и состязаниями. У адыгов было принято сажать в честь рождения мальчика «священное» дерево - орех или грушу. По кабардинским адатам тот у кого рождался сын, давал «на пищу всему аулу корову». [204, с.78]

Празднество по случаю рождения ребенка по большей части было одновременно и празднованием по случаю его укладывания в колыбель и наречения ему имени.

В воспитании детей у большинства народов Северного Кавказа имелось два возрастных рубежа, соответствовавших приблизительно 8 и 10-12 годам и заметно выявлявших традиционные различия в положении мальчиков и девочек. Лет до 6-8 дети бегали и играли друг с другом. Затем девочек начинали постепенно обособлять от мальчиков, удерживать дома и, как правило, раньше мальчиков втягивать в трудовую жизнь. «Уже к девочке 6-8 лет, - писал Мисиков об осетинах, - начинают предъявлять более строгие требования, нежели к одногодкам-мальчикам. [125, с.69]

Ей приходилось ухаживать за младшими детьми и прислуживать страшим, ее уже учили убирать дом и приготовить пищу, она присматривалась к многочисленным женским рукоделиям и ремеслам. В 10-12 лет подростков, до этого спавших в одной комнате с родителями, разделяли: мальчики переходили спать в гостевое помещение (кунацкую), девочки, если только к этому была возможность, - в отдельную комнату. Часто в эти же годы дети получали новый, более полный комплект одежды. Девочке уже не разрешалось удаляться одной от дома, покидать его с наступлением темноты, оставаться наедине, а то и попросту подолгу разговаривать с посторонним мальчиком. Воспитание мальчиков до этого в основном находившееся в руках женщин, теперь переходило в руки мужчин, начинавшим приобщать их к мужским работам. Подростки работали пастухами и погонщиками тягловых животных, помогали ухаживать за

54 скотом и заготовлять топливо, копнили и возили сено, участвовали в уборке урожая и учились мужским ремеслам. Вместе с тем, в соответствии с традициями патриархально-феодального быта народов Северного Кавказа, подростков учили верховой езде и обращению с оружием, воспитывали в них не только трудолюбие и дисциплинированность, но и выносливость и храбрость. Для этого пользовались любым предлогом: например, у чеченцев мужчины, наблюдая драки подростков, хвалили победителей и дразнили побежденных. Подростков-девочек иногда также учили верховой езде, но больше танцам и игре на музыкальных инструментах. И у мальчиков, и у девочек с раннего возраста тщательно воспитывались чувство уважения к старшим, вежливость, требовавшая досконального знания многочисленных и сложных правил кавказского этикета. [46, с. 122]

Лет с 15-16 юноша уже выполнял все мужские работы, носил оружие, участвовал в конных состязаниях и признавался адатом совершеннолетним. «...Мне шел 14 год, когда мне поручили стадо», - пишет К.Хетагуров в поэме «Перед судом». [178, с. 199] У некоторых народов в конце XIX века еще сохранялись остатки обрядов, связанных с достижением этого возрастного рубежа. У чеченцев подросток, когда ему исполнялось 15 лет, шел с подарками к своему дяде по матери и тот должен был одарить его конем, после его он считался взрослым и получал право сидеть в присутствии дяди. У осетин 15-16-летний юноша, совершивший свой первый выход на сенокос, получал целый чурек и новую справную одежду, по поводу чего устраивалось специальное празднество. [85, с.55]. По-видимому, нечто подобное существовало и у кабардинцев. [67, с. 152] Для девушек совершеннолетие наступало еще раньше - лет в 14-15. В этом возрасте она уже не только выполняла все женские работы, но и у большинства народов Северного Кавказа могла вступить в брак.

Из прививавшихся детям нравственных качеств внутри семьи особое значение придавали чувству долга и родственной солидарности, дисциплинированности и вежливости, сознанию мужского достоинства и

55 женской чести. Человек хорошей репутации не мыслился без знания норм адатов и правил этикета - кабардино-черкесск. адыгэ хабзэ, осетинск. ирон азгъдсеуттаз, карачаево-балкарск. намыс и т.д. Помимо досконального знания норм взаимоотношений между старшими и младшими родственниками, подросток должен был помнить, что каждый взрослый житель селения вправе попросить его об услуге и отказать в ней нельзя.

Подросток должен был также в совершенстве изучить законы гостеприимства. Подросшему мальчику полагалось знать все знаки внимания, оказываемые мужчиной женщине; девочке - оказываемые женщиной мужчине.

В эстетическом воспитании решающую роль играло народное художественное творчество. Устно-поэтическому развитию детей способствовали обрядовые и другие песни, сказки, сказания, поговорки, которые в той или иной степени были приняты в быту каждой семьи.

Все вышесказанное позволяет нам судить о том, что нормы и правила, характеризующие семейный уклад у народов Северного Кавказа, позволяют сохранить основные ориентации в этой сфере. С нашей точки зрения, беспрекословное почитание старших является одной из самых прогрессивных традиций, сложившихся на Кавказе. Исследуя тему консерватизма и демократизма в горских семьях, мы можем сказать, что именно традиционные нормы реально удерживают институт семьи на Кавказе и позволяют ему оставаться устойчивым на протяжении долгого времени. Воспитывая детей и разъясняя им положительные моменты в семейно-бытовом укладе горских народов, мы можем быть спокойны за те жизненные ориентации, которые сложатся у них в будущем, и позволят им в свое время воздать здоровые семьи, завязанные на лучших традициях их предков.

Особое место в личных отношениях семьи, а вместе с тем и семейно-родственных групп занимала совокупность древних запретов, известных под названием «обычаев избегания» или «ограничительных отношений». Для

56 народов Северного Кавказа, как и для многих других народов, сохранивших патриархально-феодальный строй и патриархальный быт, были характерны четыре субсистемы избегания. Две из них ограничивали отношения между супругами и между родителями и детьми, две - отношения между каждым из супругов и его свойственниками. Связанные с этим обычаи бытовали у народов края в очень сходном, хотя и не тождественном виде, что облегчит их общую характеристику. [166, с.218] У осетин также существовал обычай амбахсын «прятаться», в прошлом обязательный для всей Осетии, а сейчас встречающийся лишь кое-где в отдаленных горных селах. Молодая прячется при появлении в семье старших родственников мужа - братьев, дядей, однофамильцев. После свершения обряда раргом «открытие» и преподнесения подарков невесте последними молодая более не скрывается.

Отношение к детям у горских народов также носило консервативный характер. Отец стеснялся при посторонних назвать своих детей по имени, приласкать их, взять на руки и т.д. «Только в самом интимном кругу (жены и детей) или с глазу на глаз, - пишет К.Хетагуров, - позволительно отцу дать волю своим чувствам и понянчить, приласкать детей». Если горца-отца в прежние времена случайно заставляли с ребенком на руках, то он, не задумываясь, бросал малютку куда попало. Боясь быть заподозренным в неумении скрывать своей любви к детям доходила до того, что многие отцы не произносили никогда их имен. «Я не помню, - писал К.Хетагуров, - чтобы отец назвал меня когда-нибудь по имени. Говоря обо мне, он всегда выражался так: «Где наш сын? Не видал ли кто нашего мальчика?». [177] Кабардинцы, обращаясь к своему ребенку, говорили: «Щ1алэжь ціьїкіу» «Джашчыкъ» (маленький мальчик), «Хъыджэбз ціьїкіу» «Къызчыкъ» (маленькая девочка), хотя им могло быть и более 15 лет. [110, с.224]

В горах было немало случаев, когда жизнь ребенка находилась в опасности и отец его, видя это, не мог оказать ему помощь из-за необходимости соблюдать обычай «избегания». В очерке «Особа» К.Хетагуров приводит следующий характерный случай, происшедший с его

57 отцом в детстве: переползая по крыше 4-этажного дома, он потерял равновесие у самого ее края и едва не упал вниз. Отец (дед Коста), находясь тут же, постеснялся в силу обычая удержать его рукой, но успел наступить ногой на рубашонку и стоял так до тех пор, пока на крик ребенка, висящего над пропастью, не сбежались соседи». [177, с.340]

Другой случай, едва не приведший к гибели ребенка из-за обычая избегания, был описан З.Сосиевым в газете «Терские ведомости». «Отец купался в реке, а около него работник наливал воду в бочку, стоявшую на арбе. Когда сын хозяина залез на арбу, бочка опрокинулась и придавила мальчика; отец же не бросился спасать сына, а начал кричать на берег, где находились люди, что там тонет ребенок». [154, с. 167]

Вышеприведенный обычай был распространен у всех северокавказских народов. Русский этнограф Н.Харузин заметил, что по обычаю, распространенному среди горцев, «дети до своего совершеннолетия не должны признавать своих отцов, по крайней мере, публично, должны избегать встреч с ними и т.п., отцы же, в свою очередь, перед другими стараются не разговаривать со своими детьми, не оказывать им знаков внимания и нежности». [171, с.143-144]

Начальник Военно-Осетинского округа в 1859 году полковник Кундухов в своем «Описании вредных народных обычаев, существовавших в туземных племенах Военно-Осетинского округа до настоящего времени» отмечал следующее: «Ласкать детей при посторонних лицах считается у вас предосудительным: подобного нелепого обычая никогда, ни в одном просвещенном народе не существовало и это против религиозных чувств, а потому ласкать детей, как в присутствии посторонних, так и при родственниках, не только не должно быть предосудительным, но, напротив того, ласкать детей есть священная обязанность родителей, и каждый из вас в этом убежден, но, несмотря на то, вы его не соблюдаете. Боясь упрека за нарушение древних обычаев, от этого происходит скрытость и не благодарность сыновей к родителям». [5, с.2]

Обычай избегания ведет свое начало, несомненно, из большой патриархальной семейной общины, где все дети считались общими и проявление родительских чувств к собственным детям не допускалось. Лскетический образ жизни и строгость нравов не позволяли, чтобы мужчина принимал участие в воспитании малолетних детей. Безусловно, что горцу не было чуждо чувство отцовства, но обычай народа, общественное мнение были сильнее чувств отдельных индивидуумов. Патриархально-родовые порядки подавляли индивидуумов. Интересы родового коллектива возвышались над интересами отдельных его членов. Поэтому проявление чувств осуждалось обществом, клеймившим позором все, что выходила за рамки общепризнанных морально-этических норм. Адыгский просветитель в одном из своих рассказов поведал о старике-патухайце, который, опознав тело убитого в бою сына, попросил унести его подальше, так как никогда не выносил близости со своими детьми. [91, с.88]

Интересно, что проявление чувств со стороны ребенка к отцу также ставило в упрек второму, «мол нянчит часто», - судачил народ. [38]

Однако такая постановка вопроса касалась не только мужчин. Адаты запрещали и женщинам в присутствии мужчины или старухи женщины ласкать своих детей, брать на руки, кормить грудью. По адату она не имела права оплакивать при посторонних умершего сына или мужа... [196, 48] Все это порождало отчужденность между родителями и детьми, сдержанность в их более поздних отношениях.

Из-за обычая избегания в большой семье, воспитанием детей занимались не столько родители, сколько другие обитатели дома. Особенно много внимания уделяли им бабка или дед, имевшие больше свободного времени, охотно отдаваемого внукам. Старшие заботились о детях, ласкали их, делали им подарки, брали с собой в гости, рассказывали сказки и предания, наставляли в обычаях народа, направляли их игры и первые шаги в трудовой деятельности.

В горской семье строго придерживались обычая избегания, по которому невестка не могла разговаривать со свекром, старшими братьями мужа, а также с его старшими родственниками. Бывали случаи, когда в семье невестка и свекор всю жизнь не разговаривали друг с другом. Г.Кокисв рассказывает следующий случай, происшедший с ним в 1927 году в доме 140-летнего Иларико Варзиева из сел. Джимара Даргавского ущелья. «Старика, - пишет он, - я застал дома. Когда мы зашли в дом, нас очень радушно встретила старуха лет семидесяти, которую Иларико отрекомендовал мне как жену своего среднего сына. Несмотря на преклонный возраст и на то, что старуха уже давно была бабушкой, она тем не менее в отношении свекра строго соблюдала обычай «уайсадын». Но так как в этот момент в доме кроме нас троих, никого не было, то мне пришлось быть посредником между снохой и свекром. Только после смерти Иларико старуха могла получить «право голоса» в своей семье». [89, с.38] Все это, безусловно, создает напряжение в семейных отношениях и отрицательно сказывается на воспитании детей.

Патриархально-родовые условности, которыми был опутан весь быт горца, нашли свое яркое отражение даже в супружеской жизни мужа и жены. Не будет ошибкой сказать, что горец в продолжении своей супружеской жизни никогда не терял чувства стыда перед своей женой. И жена, в свою очередь, отвечала межу тем же. В нормальной супружеской жизни у адыгов и осетин каждый из супругов имел свою собственную кровать. У кабардинцев считалось большой распущенностью для супругов показываться друг другу раздетыми. В отношении мужа и жены существовала какая-то невидимая, как бы запретная грань, которую никто из супругов на протяжении всей совместной супружеской жизни не должен был переходить.

Муж у кавказских народов был обязан избегать своей жены при посторонних, не мог оказывать ей никаких знаков внимания. По этому обычаю вопрос гостя к мужу о здравии его жены считался неприличным. По адату жена не смеет садиться в присутствии мужа, вмешиваться в разговор и

60 есть вместе с ним при посторонних людях. [100, с.254] «У черкесов и адыгов существовал обычай, что муж должен избегать встречи с женой не только при посторонних людях, но и при дневном свете...». [100, с.56]

Побывавший в адыгских аулах Лакищкай и Кашехабль в 1929-1930 годах известный русский ученый этнограф Л.И.Лавров заметил, что «выполнение некоторых обычаев создавало впечатление, будто мужчины скрывают, что у них есть семья». [97, с. 15] Обычай избегания имел прямое отношение к воспитанию детей, которые были свидетелями избегания родителями друг друга.

Вообще отношение к женщине носило двойственный характер. Это противоречие выражалось в том, что, с одной стороны, народ высоко ценил роль женщины в семье и обществе, с другой - она была в семье бесправным существом, отношение к ней было внешне суровым.

Положение женщины в прошлом регулировалось нормами обычного права, являвшегося отражением патриархально-родовой и феодальной идеологии. Это, в первую очередь, выражалось в том, что адатом женщина ставилась во всем в зависимости от мужчины; муж являлся полноправным распорядителем судьбы жены. В одном из основных правил обычного права осетин говорилось: «Муж есть повелитель и судья своей жены, а жена -первая работница в доме. Она только выполняет всякую домашнюю работу, готовит еду, ткет сукно, шьет на мужа одежду, но должна иногда седлать и убирать мужскую лошадь». [101, с.26] «Так как жена приобретается покупкой (калымом), - читаем мы в сводах адатов, - она есть раба мужа и во всем должна повиноваться, быть покорной ему, как своему господину...». [101,с.254]

Л вот, что пишет по этому поводу М.Ковалевский: «Права мужа на жену знают только одно ограничение: он не может ни продать свою жену, ни подарить ее другому» [87, с.255]. «Древние адаты подвергали жестоким испытания даже родительские чувства матери. Она фактически и юридически лишалась родительских прав на родных детей, которые согласно

социальным нормам принадлежали только отцу, и по законам царской России если отец детей умирал, то мать, как правило, покидала дом мужа. При этом она не имела права забирать детей с собой, они оставались у родственников мужа и росли без материнской ласки». [177, с.245-246] Ее отношение к детям, по смыслу обычая, ограничивается только тем, что она поит, кормит их во время малолетства и не заявляет своего голоса при определении их участия в дальнейшем возрасте. У некоторых народов Северного Кавказа, например, у чеченцев, женщина-мать однако имела право голоса в выборе мужа своей дочери. Надо также отметить, что девушки, постоянно находясь в общении со своей матерью, силой обстоятельств неизбежно становились в полнейшую зависимость от них, между тем, как мальчики, подрастая, удаляются от влияния своих матерей и в зрелом возрасте делаются от них совершенно независимыми. [36]

Господство мужчины и неравноправное положение женщины проявлялось во всех сферах семейной и общественной жизни, например, любые общественные вопросы решались без участия женщины, не считались с ее волей и при замужестве. [87, с.286-287] Лдаты требовали, чтобы она ни в чем не заявляла своей самостоятельности и чтобы муж строгим обращением с нею предотвращал постыдное для мужчины положение стоять наравне с женщиной.

Муж как повелитель (йа сары хицау) располагал односторонним право на развод с женой. И, наоборот, жена, как бы она ни страдала в семье мужа, не могла требовать развода. Более того, род женщины находился целиком на стороне мужа. Малейшее отступление женщины от установленных правил адата, строго наказывалось мужчиной. Нередко какой-нибудь неодобрительный (с точки зрения мужчины) поступок девушки или замужней женщины оканчивался для нее самосудом, устраиваемым над ней мужем, братом или отцом.

Основная тяжесть домашних работ ложилась на плечи женщины -уборка, уход за детьми и стариками, стирка, приготовление пищи, починка

62 одежды и многие другие. Изнурительный труд и рабское положение женщины в семье К.Л.Хетагуров описывает так: «Никто не слышит ее голоса, везде подметет, уберет, всем прислуживает, ест наскоро и позже всех, ложиться спать позже всех...». [178, с.353] «Суровое обращение и тяжелые утомительные работы вели к тому, что 30-40 лет женщина почти всегда имела забитый и изнурительный вид». [36]

О бесправном положении женщины свидетельствуют как регламентированные нормы права, так и некоторые пословицы и поговорки. Зачастую они утверждают взгляд на женщину как на низшее существо и унижают ее человеческое достоинство: «Нет сыновей, так на худой конец хоть девочку иметь», «коню и жене не доверяй», «Не оставляй у жены узду свободной - на голову влезет», « У женщины волос длинный, а ум короткий», «Спроси у жены совета и поступки наоборот».

Однако «большим позором считалось рукоприкладство по отношению к женщине, оскорбление и унижение ее в какой-либо форме. Позором покрывал себя тот кто, вопреки обычаю, поднимал руку на женщину, словом или делом оскорблял ее честь». [192, с.56] Еще лучше об этом говорит В.Миллер: «Как ни безрадостна может показаться жизнь женщины, однако к чести горцев нужно сказать, что между ними крайне редко встречаются акты грубости и насилия против нее» [123, с.79] «Оскорбить женщину, - писал З.Сосиев, - считается великим преступлением». [154, с. 160] По адату каждый муж считает для себя высшим оскорблением слышать дурной отзыв о своей жене. [100, с.254]

Несмотря на общее признание первостепенной роли отца в доме, «роль и значение матери в функционировании семьи и по сей день считается выше роли отца. Говорят: «Ус хадзгеразн йаг чысыл хур у, йа зады хай», то есть «Женщина - маленькое солнце дома, его ангел», «От женщины зависит изобилие в доме и достоинство мужа». [134, с. 19]

На противоречивость положения женщины-горянки указывает устное творчество осетин, где доминирует мысль о равноправии женщины с

63 мужчиной, утверждал взгляд на женщину как на активного члена общества. Так, например, Шатана из Ыартского эпоса изображается мудрейшей из женщин. Она мать и хозяйка нартов, ее ум и проницательность не раз спасали их от невзгод и трудностей. Нарты высоко ценили ее совет и руководящее участие в важнейших общественных мероприятиях. В работе В.И.Лбаева «Нартовский эпос» читаем: «Если бы нас спросили, что в нартовском эпосе самое замечательное. Мы ответили бы не задумываясь: образ Шатаны... (Сатаней в адыг. варианте) - Шатана - истинная мать народа, центр и средоточение нартского мира. К ней сходятся все нити. Без ее участия не обходится ни одно событие... Это она - мудрая и вещая -выручает нартов в трудные минуты. Это она открывает свой гостеприимный чертог, когда их постигает голод. Щедрость Шатаны и изобилие ее стола вошли в поговорку «Не фсин - Шатана» - наша хозяйка Шатана - это высшая похвала женщине в устах осетина». [152, с.5]

Нартская красавица Акола, красавицы Зигда и Джулата не только сами выбирают мужей, но и испытывают женихов по силе, ловкости, уму, красноречии, в пении и танцах. Но нратский эпос несет и отпечаток социального неравенства женщин, например, в сказании о Шатане и Урузмаге читаем: «...подошла она к дверям Урузмагова дома и позвала «Кыс-кыс!». Не позволял ей обычай избегания в присутствии мужчин назвать Шатану по имени» («кыс-кыс» в переводе означает «слышишь»). [152, с.397]

Однако народ видел, что женщина дает жизнь детям, воспитывает их, проходя через трудности и страдания. Об этом говорят пословицы «Родную мать никем не заменишь», «У сына заболит палец, а у матери — сердце», «Народная мудрость утверждает, что материнское чувство любви совершает великое чудо в воспитании детей. Народ всегда был уверен, что материнское воспитание - решающий фактор в формировании детей». [64, с.62]

Придавая большое значение роли женщины в воспитании, народная педагогика горцев учила подрастающее поколение глубокому ее почитанию.

64 Если оскорбили женщину - мать, супругу, дочь, мужчина не выяснял, почему это сказали, кто сказал, а доставал свой кинжал.

М.М.Ковалевский и И.И.Иванюков рассматривали положение женщины в большой балкарской семье, отношение к ней мужа и родственников и отметили, что она имела определенные права, например, муж не мог претендовать на ее имущество, «не мог обременять ее собственными долгами», нес ответственность за ее судьбу. [126, с.72] В Осетии же напротив женщине при разделе имущества ничего не причиталось. И даже после смерти ее родителей, ей предпочитались в получении наследства не только дяди и братья ее отца, но и ее двоюродные братья, т.е. родные племянники ее отца. [37]

Об исключительном положении женщины в обществе свидетельствует и то, что на нее не распространялся обычай кровной мести. Женщину, несмотря на страшную кровную вражду между семьями, никогда не убивали. Если кто-нибудь убил бы женщину из-за этого, он навлек бы на себя величайшее презрение соотечественников. Ни один ученый или величайший путешественник, побывавший в Кабарде, Балкарии или Осетии, не зафиксировал нарушение этого рыцарского правила. «Мстить женщине считалось позором, недостойным мужчины». [192, с.58]

Хотя в семейной жизни мужчина был первым лицом, и жена по обычаю оказывала ему внешние знаки почтения и покорности, «фактически делами семьи управляла женщина». «Старуха-мать, - писал М.А.Мисиков, -является полновластной хозяйкой и редкий сын решится предпринять что-нибудь без ее ведома, без ее совета. Как и глава семьи - мужчина она распоряжалась всей хозяйственной деятельностью семьи. Поскольку имущество принадлежало всей семье, и в индивидуальном порядке никто не имел прав собственности, имуществом распоряжалась вся семья в лице своего старшего - часто в лице старшей женщины». [125,. с.45]

«Большим уважением пользовалась мать семейства. Вместе с главой семьи она несла ответственность за семью перед обществом. Ее слово было

65 законом для всех, кроме главы семьи, - пишет Х.М.Цориева. [189, с. 139] Величайшим позором для семьи считалось непочтительное отношение ее членов к старшей женщине - матери семейства. Каким бы ни был ее характер, какие бы требования она не выставляла, как бы не корила - никто не имел право судить ее или ослушаться. Жалобы на мать, на свекровь считались отступлением от норм этикета, и жалобщик встречал не одобрение, а осуждение. Как бы поздно не возвращались в дом мужчины, они прежде всего должны были зайти в комнату старшей женщины и засвидетельствовать свое возвращение, рассказать о своих делах. Чтобы не принесли должны были вручить матери, старшей женщине.

Ей же - «сефсин» - принадлежало руководство домашними работами -доением коров и уходом за домашней птицей, приготовлением пищи, снабжением водой, изготовлением одежды, стиркой и починкой ее и т.д. Власть сефсин распространялась на всех женщин в доме. Как писал М.Ковалевский, «Женщина эта стоит во главе всей женской половины двора». [85, с. 101] Она занималась воспитанием не только дочерей, но и снох, направляли их поступки в соответствии с нравственными нормами рода, фамилии, семьи. Воздействуя на сноху косвенно, свекровь ругала не ее, а свою дочь в ее присутствии: «Говорю тебе, дочь, воспринимай, моя сноха!». Этому учит и адыгский этикет, так как по примеру свекрови сноха учиться, как с чем обращаться: «Гуашэм и хабзэр нысым и бзыихъэщ» -«этикет свекрови - выкройка для снохи». [111, с.85]

Во многих случаях семейная община сохранялась до тех пор пока было жива сефсин. Своим авторитетом она сплачивала семью, не допускала ссор между невестками и другими членами семьи, требовала от женщин одинакового отношения ко всем детям и т.д. Характерно, что у северных осетин лишь только сефсин могла садиться обедать одновременно с мужчинами, располагаясь в переднем углу женской половины хадзара, недалеко от места главы семьи. /Ефсин не только руководила женскими работами, но и была хозяйкой кладовой, где хранились все продукты питания

семьи. Роль сефсин, как носительницы черт, являвшихся пережитками матриархата, находит свое яркое выражение в образе нартской шатаны, без участия которой, как говорилось выше, не обходилось ни одно событие нартов. [202, с.206-207]

«У балкарцев и карачаевцев «старшая», хозяйка называлась юй бийче» или «юшор бийче», она считалась полновластной хозяйкой и кладовой, и домашней утвари, и сундуков с одеждой. Она не только контролировала работу женщин, но и имела право отдавать распоряжения сыновьям. [148, с.26]

Уровень этической культуры общества всегда определяется его отношением к женщине. Но, несмотря на это, у горцев женщины были в определенной степени ограничены в правах участия в общественной жизни: они никогда не посещали народные и общественные собрания, собрания старейших; не могли потребовать свою долю в семье при разводах с мужьями (следует отметить здесь же, что такими же правами не пользовались даже женатые сыновья); не соблюдались их имущественные и гражданские права. [80, с.20]

Но надо признать, что мать всегда оставалась авторитетом для детей, поскольку они наблюдали уважительное отношение к ней в обществе со стороны представителей мужской половины. Они видели, каким уважением в обществе пользовалась женщина. При всех неблагоприятных ситуациях, господстве патриархального семейного уклада существовали неписаные разумные законы в горских семьях, где отец и мать искренне и заботливо относились друг к другу и детям. Родители - строгий и справедливый отец и добрая, ласковая мать - они являлись примером подражания для детей. Дети гордились материями и почитали их.

Этикет уважения к женщине у горцев носил двойственный характер: с одной стороны, в своей семье женщина не имела равных прав с мужчиной, но, с другой, - в повседневной жизни мужчина относился к ней почтительно, выступая в роли покровителя и защитника.

67 1.5 Проблемы правового воспитания в творчестве видных представителей

интеллигенции горских народов

Вопросы правового воспитания нашли свое отражение в творчестве видных представителей интеллигенции горских народов Северного Кавказа.

Одним из первых среди видных пропагандистов гражданско-правового воспитания среди народов Кавказа следует назвать кабардинского князя Мамбета Атажукова, Муссу Кундухова, Зураба Магкоева. В конце XIX века на Северном Кавказе появляется множество культурно-просветительских обществ, задачей которых было внедрение законопослушного поведения и воспитания у народа гражданско-правового сознания. Центром деятельности этих обществ были краевые центры, крупные города - Ставрополь, Владикавказ, Нальчик и т.д. Интересен тот факт, что передовая интеллигенция тех лет не проводила никаких национальных ограничений. И общества, в названии которых не выражалась национально-конфессиональная сущность, например, действовавшее с 1881 года во Владикавказе «Общество распространения образования и технических сведений среди горцев Терской области» и «Черкесское благотворительное общество», действовавшее в Майском и в названии которого прослеживается национальная специфика в одинаковой мере способствовали развитию культуры и образования среди всех народов Кавказа.

Создание и деятельность этих обществ явилось следствием синтеза деятельности видных представителей русской интеллигенции и интеллигенции Кавказа. Их совместная культурно-просветительская деятельность в значительной мере обогатила теорию и практику общественно-воспитательной работы, заложила прочный фундамент для дальнейшего развития идей гражданского общества в рамках существовавшей государственно-правовой системы.

Огромную роль в деле гражданско-правового воспитания народов Кавказа играли действовавшие в Кабарде «Общество распространения

68 образования среди кабардинцев и горцев», «Нальчикское благотворительное общество помощи учащимся» и другие. В их организации и деятельности сыграли выдающуюся роль видные представители кавказской интеллигенции.

Интересно, что едва зародившись осетинская интеллигенция среди прочих актуальных проблем социально-экономического развития своего народа ставила вопросы гражданско-правового воспитания. Их отголоски ярко проявляются в произведениях дошедших до нашего времени, в частности в поэме «Алгузиани».

Иван Георгиевич Ялгузидзе (настоящая фамилия Габараев) (1775-1830) родился в семье южных осетин, высшее образование получил в Тбилиси. В своем творчестве он призывал свой народ к органическому вхождению в состав России, выработке национальной интеллигенцией концепции гражданского воспитания. В этих целях он всемерно способствовал развитию просвещения и культуры: составил осетинский букварь.

Весьма интересными являются взгляды на правовое воспитание осетинского мыслителя Л.Б.Есиева (1830-1926). В вопросах правового воспитания Л.Есиев предлагал использовать богатый нравственный потенциал устного народного творчества. Особое значение он придавал использованию обычного права, в частности осетин, в деле государственно-правового воспитания.

Это утверждение принималось и отстаивалось другим видным представителем интеллигенции Б.А.Тугановым (1866-1921). Вместе с тем в вопросах правового воспитания Б.Туганов допускал в известной степени наивность, считал, что главной причиной совершения преступлений является борьба между различными группами людей, т.е. классовая борьба. Соответственно преступление он понимал лишь как эпизод этой борьбы.

Чтобы избавить общество от преступников, по мысли автора, было необходимо уничтожить дисбаланс между нравственностью и правом. Это, по его мысли, можно было сделать тогда, когда законы станут достоянием

69 широких слоев народа, когда государство станет правовым, т.е. будет основано на силе закона. Б.Туганов подвергал резкой критике воровство и абречество, вскрывал их истинный противозаконный и антигуманный смысл, но особое значение Б.Туганов придавал искоренению в осетинском обществе кровной мести. Это нашло свое отражение в его рассказе «По адату». Его основное содержание построено на противопоставлении прошлого и настоящего; здесь пересекаются нормы обычного и государственного права. Герой рассказа всерьез задумывается над вопросом: должен ли брат убитого продолжать мстить убийце, если тот уже был наказан судом согласно государственному закону, не принятому в осетинском обществе.

Другой видный представитель осетинской культуры Афанасий Гассиев (1844-1915) обусловливал построение гражданско-правового воспитания на основе четкого разделения религиозного и светского. Он отвергал объяснение появления законов и необходимость их соблюдения исходя из теории их божественного происхождения. Согласно мысли Гассиева, и ислам, и его основа - Коран, не есть божественное откровение, а - результат развития общественно-политической мысли в определенных социально-экономических условиях.

Вместе с тем в своих работах Гассиев обосновывал критику исламского вероучения догматами православной религии, что было обусловлено его мировоззрением ученого - представителя христианского богословия. Нам представляется, что именно этим объясняется ряд его оценочных высказываний о сумасбродности и малообразованности пророка Мухаммеда.

Л.Л.Гассиев считал, что правильное гражданско-правовое воспитание народа осуществляется, помимо всего прочего и, в первую очередь, государственно-правовым устройством общества. В системе государственно-правовых отношений на Кавказе Афанасий Гассиев особо выделял вопросы реализации земельной реформы 1861 года в России. Гассиев приветствовал капитализацию аграрных отношений. Вместе с тем, как справедливо

70 отмечает Х.К.Цаллаев, он считал этот процесс «чрезвычайно медленным и мучительным для подавляющего большинства крестьян страны». [187, с. 184]

Для исправления этого пагубного положения Гассиев предлагал пересмотреть способ разделения и раздачи земельного фонда. В основу проводимой аграрной политики он предлагал положить не принцип «подомного» распределения, как это полагалось согласно существовавшему тогда законодательству, а - распределять землю исходя из количества крестьянских душ.

Надо также отметить, что Гассиев одним из первых среди кавказских ученых всесторонне исследовал такое политико-правовое явление, как абречество. Он решительно выступил против бытовавшего стереотипа абречества во многих произведениях тех лет, как художественных, так и публицистических, претендующих на научное объяснение данного явления. В этих работах фактически стиралась грань между собственно народом и его отдельными представителями - абреками.

Исследование социальных причин преступности, по справедливой мысли А.А.Гассиева, - залог профилактики преступлений. Выделяя мотивы корыстно-насильственных преступлений, совершаемых на Кавказе, Л.Гассиев на первое место ставит взаимообусловленность факторов социально-экономического развития нации и правильной постановки правового воспитания.

Л.Гассиев всем своим творчеством пропагандировал единство слова и дела в вопросах государственно-правового воспитания. Он справедливо считал, что оно будет успешным, если в условиях мирной, гражданской жизни будут искореняться пережитки антиобщественных явлений не только силой закона, но и широкой пропагандой основных положений российского законодательства с целью устранения действительных причин, поддерживающих в горском населении недовольство и враждебное отношение.

Видный представитель Дагестана Башир Керимович Далгат (1870-1934) с ранних лет увлекался вопросами правоведения, что закономерно привело его на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, который он успешно закончил. Уже в конце XIX века Башир Керимович -активный участник общественной жизни обеих столиц, член научно-благотворительных обществ Санкт-Петербурга, Москвы, Владикавказа. Вместе с выдающимися русскими учеными В.О.Миллером, М.М.Ковалевским и другими он принимает деятельное участие в изучении жизни народов Кавказа. Особое внимание он придает изучению общественного уклада, синтезу норм обычного права и российского законодательства. Будучи сам представителем одного из коренных народов Кавказа, Далгат тщательно исследует проблемы гражданско-правового воспитания. Особое место он уделяет вопросам искоренения вредных обычаев, служивших основой для совершения корыстно-насильственных преступлений. Рамки его научных исследований не замыкались на народах Дагестана: предметом его научных изысканий являлись также чеченцы, ингуши, кабардинцы, балкарцы, осетины. Так Далгат, по сути дела, первым из местных исследователей изучил первобытную религию чеченцев. [51]

Применяя сравнительно-сопоставительный анализ в деле изучения кавказских народов, Далгат одним из первых местных ученых обосновал необходимость создания специального общества, задачей которого было бы изучения жизни народов Кавказа. Это нашло свое отражение в проекте устава «Общества кавказских горцев», в ряде его публицистических произведений, опубликованных на страницах кавказской и центральной периодики.

В 1894 году на страницах газеты «Кавказ» была опубликована программная статья Б.Далгата «К проекту русско-национальной школы». Согласно его концепции, школа для пародов Кавказа того времени являлась не просто образовательным учреждением, это был центр политико-правовой и социальной ориентации народных масс. От того, в чьих руках окажется

72 школа зависит то, к чему будут готовы интеллектуальные силы нации, ее дальнейшее социально-экономическое развитие. Школа, по мысли Далгата, должна ориентировать народ на культурное сближение с русским и другими народами страны в единую семью. Вместе с тем, он выступил против русификаторской политики, подчеркивая, что в школах необходимо строить обучение на родном (материнском) языке.

Особое внимание Далгат уделял методике построения учебной литературы. По его мнению, учебная литература должна была пробуждать эмоциональные чувства учащихся, прививать учащимся любовь к наукам и знаниям.

Будучи профессиональным правоведом, он справедливо видел в просвещении народа лучшее средство избавления его от всяческого вредного влияния со стороны пережитков прошлого и пороков человеческого характера. Говоря о задачах гражданско-правового воспитания, Башир Далгат первое место отводил задаче искоренения из общественной жизни кавказских народов таких вредных пережитков общества, как кровная месть, суеверия, социальное неравенство и т.д.

Вторым значимым моментом в системе гражданско-правового воспитания Далгат считал задачу уничтожения национальной неприязни и воспитание народов Кавказа и всей России в духе взаимоуважения. В этом вопросе он решительно критиковал как проявления местного национализма, так и великодержавного шовинизма. Также весьма примечательна его позиция по отношению к кавказским народам, на примере чеченского народа. Он справедливо подчеркивал, что только глубоко понимая сущность духовных и материальных потребностей народа и уважая его самобытность можно осуществлять правильное гражданское воспитание народа.

Б.Далгат одним из первых кавказских мыслителей нового времени четко подразделял суеверия и религиозность, подчеркивал, что по своей сути суеверия являются бессмыслицей, в то время как религиозные верования основываются на исторических, экономических и социальных основаниях.

Паго Измаиловича Тамбиева (1873-1928) по праву считают видным представителем и кабардинской и балкарской культуры. Он родился в селении Лтажикшю в Кубанской области, окончил школу и в 1888 году поступил на 1 курс учительской семинарии в г.Гори. Здесь, на территории Грузии, данная семинария являлась известной кузницей педагогических кадров для всего юга Российской империи. Дружба со многими видными представителями кавказской интеллигенции значительно обогатила политический кругозор Паго Тамбиева. Так, в частности, в стенах семинарии он познакомился и сдружился с видным представителем азербайджанской интеллигенции, а впоследствии одним из организаторов Советской власти на Кавказе Н.Наримановым. За годы учебы он часто бывал в Баку и Тбилиси, знакомился с жизнью закавказских народов, их бытом, культурой. В 1892 году после окончания семинарии Паго Тамбиев учительствовал в Майкопе, Тбилиси, Риге. В 1900 году он поступил в Рижский политехнический институт. Обстоятельства жизни вынудили его переехать в Баку и устроиться на фабрику инженером. Отсюда он был послан на обучение технологии текстильного производства в Германию. По возвращению он работал на фабриках и нефтепромыслах г.Баку.

Годы учебы и практической деятельности сформировали Тамбиева -исследователя. Его заметки и корреспонденции о жизни кабардинского и других кавказских народов начали появляться на страницах периодических изданий. Знакомство с Л.Г.Лопатинским сделало его автором популярного в те годы «Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа». Собранный им материал по кабардинскому алфавиту лег в основу изданной в 1906 году Азбуки кабардинского языка. [158]

С февраля 1917 года П.Тамбиев переезжает на постоянное место жительство в Нальчик. Здесь, в обстановке революционной активности масс, он становится одним из пропагандистов нового общественного уклада, выступает за организацию просвещения кабардинского и балкарского народов на новых демократических принципах. Большое внимание он

74 придает обеспечению межнационального и межконфессионалыюго мира и согласия. После установления Советской власти в Кабарде и Балкарии, в 1918 году Тамбиев становится заведующим отделом образования -комиссаром просвещения. В дальнейшем он занимал ряд хозяйственных должностей и был арестован в 1928 году. Находясь в тюрьме он скончался до начала судебного разбирательства.

Благодаря научно-исследовательской деятельности П.Тамбиева устное народное творчество кабардинцев и балкарцев было в значительной мере собрано, систематизировано и издано. В годы советского идеологического диктата Тамбиев обвинялся в реакционности, пропаганде дореволюционных порядков.

Спектр воспитательной концепции Паго Тамбиева наглядно раскрывается анализом текста Азбуки кабардинского народа. Примечательно, что сам способ ее составления свидетельствует о большом педагогическом таланте ее автора, его умении наглядно и образно показать учащемуся изучаемый материал. Подобранные им сюжеты для азбуки побуждают развитие чувств патриотизма и нравственности, гражданственности. Изобличая пороки человеческого характера, автор показывает учащимся нравственные ориентиры, по которым необходимо строить свою жизнь.

Букварь Тамбиева одно из первых произведений местных авторов, призывающий горские народы Кавказа жить соразмерно с принятыми в российском государстве правилами и нормами. Книга в значительной мере испытала на себе влияние видных педагогов - К.Д.Ушинского, Л.Н.Толстого и др., но вместе с тем, это было самобытное произведение с ярко выраженной национальной спецификой.

Особое место среди видных представителей осетинской интеллигенции, занимавшихся проблемами государственно-правового воспитания, принадлежит Г.Б.Дзасохову. Видный представитель осетинской интеллигенции, педагог и публицист много своих работ посвятил анализу

75 государственно-правовой тематики. Он одним из первых среди горской интеллигенции Кавказа обосновал необходимость переустройства государственно-правовой системы. В публицистической статье «Чего им не надо?» он обосновал необходимость того, чтобы на место неограниченного самодержавия было поставлено народное представительство, а в отношениях между гражданами и государством преобладал закон. [54]

Представляют значительный интерес открытые Дзасоховым правовые особенности межнациональных отношений на Северном Кавказе. Тщательно исследовав причину межнациональных конфликтов, он утверждал, что их истинной причиной является система государственного управления, не учитывающая национальную специфику государства, отсутствие широкой разъяснительной работы по основам российского законодательства.

Дзасохов справедливо предлагал учитывать опыт обычного права осетин в деле государственно-правового строительства. Если в начальный период присоединения Кавказа к России ее администрация управляла при помощи выборных из среды конкретного населения, - писал Т.Дзасохов, - то затем эта политика стала недальновидной, пренебрегающей интересами местного населения.

Большое значение в деле выявления государственно-правовых взглядов Дзасохова имеет анализ статьи «Измена», опубликованной на страницах газеты «Казбек» в 1905 году. Здесь он излагает свое видение проблемы реформирования системы государственно-правового устройства, приветствует идею созыва учредительного собрания и дарования нациям права на автономию. [55] Все эти меры, по мысли автора, сделали бы возможным улучшение гражданско-правового воспитания не только осетинского народа, но и других горских народов Кавказа.

Известный просветитель Кабардино-Балкарии Эльбоздуко

Канаматович Кудашев (1865-1932) родился в селении Докшоково, окончил Нальчикскую школу и в 1884 году продолжил обучение в Киевском, а затем в Московском университете. Учеба в двух старейших вузах России (по

76 имеющимся сведениям он университеты не закончил) наложила своей отпечаток на формирование интеллектуального облика. Он становится пропагандистом изучения истории и культуры собственного народа. В этих целях он собирает материалы, повествующие об истории Кабарды, и в 1913 году в Киеве издает книгу «Исторические сведения о кабардинском народе». Это было одно из первых монографических произведений, автор которого сам принадлежал к нации, об истории которой шла речь. Книга выдержала два издания, ее тираж был довольно-таки большим - более тысячи экземпляров каждого издания. Автор отказался от гонорара и все вырученные деньги пожертвовал в фонд общества распространения образования кабардинцев. [96.]

Тщательный педагогический анализ данного произведения позволяет выявить среди общего спектра просветительско-педагогических воззрений Кудашева особую проблему - проблему гражданско-правового воспитания. Он одним из первых среди кабардинских ученых подробно и комплексно исследовал такие стороны социальной истории Кабарды, как вопрос теории происхождения кабардинского этноса и государства, русско-кабардинские отношения, социально-политическое положение различных сословий и земельные отношения.

Обобщая исследование вопросов государственно-правового воспитания в произведениях видных представителей кавказской интеллигенции, следует констатировать, что она формировала и выражала правовые аспекты самосознания народа. Хорошо осознавая, что дальнейшее развитие нации невозможно без создания правовой теории, интеллигенция в лице ее видных представителей не только живо обсуждала проблемы теории, истории и практики права, тесно связанные с жизнью Северного Кавказа, но и провозглашала необходимость построения правового демократического государства. Видные представители национальной интеллигенции боролись за искоренение вредных обычаев, обосновывали социальные корни преступности, разрабатывали меры по улучшению пропаганды

77 профилактики правонарушений, призывали к гармоничному сочетанию норм обычного права и закона в деле гражданско-правового воспитания народов Кавказа.

ВЫВОДЫ

Вековые обычаи определенной социальной общности - это сложный синтез исторически сложившихся, тесно связанных друг с другом установлений, в качестве которых выступают нормы поведения, ценности, обряды, традиции, обычаи и традиции распространяются на широкую область социальных явлений, жизнеспособность коренится в дальнейшем развитии их последующими поколениями.

У осетин нет законов, весь порядок их общежития основывается на обычаях и традициях, составляющих основу «Адата» - обычного права горских народов Северного Кавказа, возведенного в закон. Своды адатов содержали сведения по самым различным вопросам общественно-экономической и социальной жизни.

Педагогическая ценность адатов заключалась в том, что ими регламентировались правила поведения горцев, они строго соблюдались. В статье «Очерки Осетии» известного грузинского этнографа и публициста Н.Г.Берзенова точно подмечено, что осетин «нарушив общечеловеческие права, никогда не нарушит обычая, утвержденного давностью, и, осужденный приговором общества, без сопротивления склониться перед карающим обычаем, без ропота понесет наказание» [12].

Молодое поколение горцев всегда соблюдало обычай почитания старших, которые имели жизненный опыт, обладали мудростью и должны были завоевать авторитет. Опыт и знания старших для северокавказских народов, не имеющих письменности, играли особую роль в обществе осетин, в его духовном развитии. Уважительное отношение к старшим закреплено в пословицах, преданиях, в сказках и эпических произведения, в которых в

78 форме советов, поучений передавался жизненный и нравственный опыт убеленных сединами стариков.

В горах также существовал обычай взаимопомощи «зиу». Прийти на помощь своему односельчанину, принять участие в организуемом им «зиуе» общинник считал своей святой обязанностью. Работа во время «зиу» обычно проходила с энтузиазмом, с веселым задором, превращаясь в настоящий трудовой праздник. Он завершался угощением «зиууаптсе» и обычным торжеством.

У осетинского народа был сильно развит обычай гостеприимства. Считалось грехом отказать кому-либо из смертных в приюте. Каждый угощает лучшими кушаньями сообразно своему достатку. Закон гостеприимства выполнялся настолько неукоснительно, что им мог воспользоваться любой путник, кто бы он ни был - друг или совершенно незнакомый человек. С одинаковым радушием принимал осетин как единоплеменника, так и чужестранца.

Взаимопомощь среди общинников была распространена и в форме взаимных одолжений. Они проникли так глубоко в практику общины и стали таким привычным явлением в ней, что отказать в просьбе соседу считалось фактором отрицательно характеризующим человека. Такой отказ вызывал не только обиду просителя, но и осуждение со стороны общества.

Наряду с общечеловеческими нормами морали адаты включали в себя целый ряд установлений, регламентировавших экономические отношения, предопределяли характер действий людей в различных ситуациях. Будь то в радости или в горе, в торжественной обстановке или в бытовом укладе -люди всюду руководствовались обычаем, доставшимся им в наследство от предков. Адаты были практически неписаными законами жизни общества. Человек допускавший отступления от обычаев, предавался презрению, отвергался обществом.

79 ГЛЛВЛ II. ЭТНОПЕДЛГОГИЧЕСКИЕ И ЭТНОПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ ГРАЖДАНСКО-ПРАВОВОГО ВОСПИТАНИЯ НАРОДОВ

СЕВЕРНОГО КАВКАЗА

2.1. Адаты и обычаи кавказских горцев и их воспитательное

значение

В жизни общества не появляется ничего в чем нет потребности. Адаты и обычаи вызваны к жизни и поддерживаются потому, что несут на себе информационную нагрузку, выполняют функцию сохранения и передачи опыта, навыков, достижений в области материальной и духовной культуры из поколения в поколение.

В адатах горцев было очень много умного, познавательного. В них предусматривается передача молодым поколениям ценного нравственного опыта, установленного практикой бытовой жизни народа, системой обычаев. Эта система оказывает громадное влияние на формирование необходимых духовных качеств личности. Л.Н.Леонтович пишет: «Люди каждого поколения начинают свою жизнь в мире предметов и явлений, созданных предшествующими поколениями. Участвуя в труде, в производстве и различных формах общественной деятельности, они усваивают богатство этого мира и таким образом развивают в себе те специфические человеческие способности, которые в этом мире кристаллизированы, воплощены. [101, с.402]

Обычаи и традиции - это особая сфера усвоения молодыми поколениями достижений старшего поколения. Весь процесс такой передачи поддерживается силой общественного мнения, коллективных привычек, обычаев и традиций.

Адаты кавказских горцев собрали в себе большинство обычаев и традиций горцев. Ими регламентировалась общественная жизнь осетин, кабардинцев, чеченцев, аварцев и др. Адаты возникали в тесном

80 переплетении жизненных условий горцев, и с религиозными верованиями. У одних народов, в частности у тех, которые исповедовали ислам, адаты имели яркую религиозную окраску, так, например, у кабардинцев, чеченцев, ингушей и народностей Дагестана в основе адатов лежал шариат. Именно адаты являются самыми древними воспитательными мерами, сформированными самим временем. На протяжении веков в традиционно бытовой культуре горских народов Кавказа выражались сложные правила взаимоотношений людей в обществе и семье. Адаты успешно регулировали различные семейные группы до начала XX века.

Формирование многих духовных ценностей связано у горцев с семьей. «Так, - пишет А.Х.Магометов, - наиболее ценные, прогрессивные нравственные традиции выработались прежде всего в семье и затем их отшлифовала общество». [107, с.121] Такие положительные черты и качества как вежливость, скромность, взаимное уважение членов семьи, соблюдение такта в отношениях с окружающими, уважение к людям, особенно к старшим, складывались и формировались в рамках трудовой семьи. Поэтому нам необходимо учитывать возможности, которые таит в себе семья в формировании этических, общественных традиций, использовать ее воспитательный опыт.

Прежде всего, нельзя не отметить, что у всех народов Кавказа семейный уклад был построен на патриархальной основе, главой семьи был старший мужчина. Дети, в том числе и взрослые, всецело находились под его властью. «Дети, - читаем мы в адатах 36 года, - как мужского, так и женского пола, не смотря на возраст, находятся в полной зависимости от своих родителей... Они должны во всех отношениях им повиноваться со смирением и глубочайшим почитанием...». [100, с.26]. С отцом не полагалось спорить или хотя бы заговаривать первым; нельзя было сидеть, танцевать, смеяться, курить, показываться небрежно одетым в его присутствии. [100, с.35] Отец имел право на жизнь своих детей. «...Он мог

81 безнаказанно изувечить и даже убить своих детей. Никто не был вправе вмешиваться в расправу между родителями и их детьми». [100, с.26]

Мать семейства также пользовалась значительной властью над детьми и особенно над дочерьми. У некоторых народов, например, чеченцев, ей даже принадлежал решающий голос при выдаче дочерей замуж. Отношения между другими членами семьи складывались на основе той же патриархальной регламентации. Младший брат должен был повиноваться старшему брату, младшая сестра - старшей сестре, младшая невестка -старшей невестке... [149, с.35] С особенным почтением относились все к старшему из братьев, являвшемуся ближайшим помощником и наиболее вероятным приемником главы семьи.

Малейшее непослушание родительской воле строго наказывалось по адату. «За непослушание, - читаем мы, - родители имеют право наказать своих детей по своему произволу и прогнать их из своего дома...». [100, с.250] «Отец имеет право уделить меньшую часть имения сравнительно со следуемой, и даже совершенно лишить наследства...». [100, с.250] Непослушание родительской воле осуждалось и общественным мнением, а по шариату считалось величайшим грехом. Ограничения родительской власти над сыновьями существовало лишь у чеченцев.

У чеченцев права родителей над сыновьями и их отношения к родителям отличны от других горских племен, читаем мы в сводах адатов 41 года. [41] «Отец полновластен над сыновьями только во время малолетства, но коль скоро они достигают такого возраста, что в состоянии владеть оружием, то родительская власть теряет свою силу и не только возникает совершенное равенство между отцом и его сыновьями, но и по праву сильного, последний часто торжествует над первым». [100, с.251 ]

В то же время дочери у чеченцев, как и у всех других горских племен, находятся в полном подчинении от отцов. «Дочь, гласит адат, подчиняется отцу, пока находится в его доме. Он содержит ее как знает и выдает замуж за кого хочет. У некоторых горских племен, в том числе и у осетин, судьба

82 девушки зависит и от прихоти братьев. Так, например, существует обычай, что если брат с кем-нибудь из холостых людей выпьет за здоровье своей сестры и тут же примет небольшой подарок, то сестра его считается засватанной и он обязан стараться выдать ее за своего приятеля за*муж, в противном случае последний преследует брата той, за здоровье которой он пил, как кровного обидчика». [100, с.252 ]

Обычай глубокого почитания родителей и уважение к старости с древнейших времен являются характерными чертами семейно-бытовых отношений горцев. «Обычай заставлял уважать преклонный возраст. Во всех случаях старейшина говорил первым, молодой человек уступает ему свое место, стоит в его присутствии, подает ему первому еду, слушает его совет, допускает его вмешательство, и старость во всех случаях жизни имеет преимущество», - писал о горцах Штедер в 1781 г. [209, с.32]

То же описывается и в статье Г.Цаголова «Осетинская вежливость». «Сидеть при старшем, - пишет автор, - вы не должны никоим образом. Вас будут упрашивать, сажать насильно, смеяться над вами, но беда, если вы поддадитесь; вас сочтут за невежу. Поэтому Вы должны отговориться и почтительно стоять у дверей. Точно так же, когда старший закусывает, вы ничего не должны есть с ним, «Если старший предложил вам араки, вы должны взять и чуть хлебнуть, но выпить до дна, несмотря на все требования старшего вы не должны - это тоже считается у осетин предосудительным. Когда старший кончит закусывать, вы должны прибрать со стола и закусить где-нибудь в укромном местечке. Вы точно также должны уложить старшего спать, то есть разуть его, постлать постель.., а утром должны приготовить умыться и поливать старшему на руки...». [185]

Дети гор считают себя в неоплатном долгу перед старшими. Их слово -закон для них. Характерно, что эти мысли старшее поколение настойчиво внедряло в сознание молодежи, на протяжении веков подкрепляло их целым рядом установлений и обычаев. В определенной мере это диктовалось необходимостью, ибо в условиях, когда общество материально обеспечивало

83 старость, родители рассчитывали только на своих детей, видели в них единственных кормильцев в старости.

Однако такая «политика» родителей по отношению к детям включает в себя не только положительное начало, но и отрицательное, так как содержит в себе элементы насилия над волей детей и их сознанием. Исходя из своих экономических запросов родители решали за детей на ком и когда жениться, за кого выйти замуж, какое поприще избрать. Беря в расчет только материальную выгоду, родители часто были виновниками искалеченных судеб своих детей. В статье Е.Вашакидзе «Из жизни осетин часавальского общества» описывается трагическая судьба молодых девушек, выданных замуж за малолетних мальчиков. «...Среди молодых девиц часавальского общества, - пишет автор, - число самоубийств достигает ежегодно до трех случаев... Причина этого печального явления кроется в том, что родные девушки, достигшей 18-летнего возраста, выдают из-за расчета за мальчика не достигшего и 10-летнего возраста. Родители мальчика дорожа у себя дома рабочей силой, охотно дают родным девице пару быков, а то и больше, смотря по состоянию, после чего девица водворяется в качестве жены мальчика в чужой дом, где, не имея почти сочувствия и любви со стороны родных малолетнего мальчика, совершенно равнодушного ко всякого рода запросам своей жены...».

Издревле существовал еще и такой обычай, где сватали малолетних девиц, даже от колыбели, за малолетних же сыновей или родственников, засватанная в детстве невеста, достигнув совершеннолетия, иногда не желая выйти за своего жениха и потому проживает до старости в зависимости родственников первого жениха. Если она, без позволения его осмелится выйти замуж, то между обеими фамилиями рождается кровомщение. [100, с.51] Отсюда мы видим, что наряду с истинным почитанием старших, бездумное следование их воли, безусловно, вредило нравственному развитию молодежи.

Из всего нами сказанного мы можем сделать вывод, что уважение к старшему (родителю и т.д.) у кавказских горцев считалось основой жизненных устоев. Этому придавалось такое значение, что В.Б.Пфаф считал его главной целью воспитания детей, а Н.Ф.Дубровин — основой семейного быта, поэтому основу воспитания молодежи горцы видели в воспитании прежде всего у них моральных качеств, заключающихся в выполнении адатов.

Таким образом, адаты кавказских горцев являются составной частью исторически сложившейся культуры того или иного народа и потому играют важную роль в воспитании нравственных качеств детей. Они затрагивают все без исключения стороны жизни общества; взаимоотношения людей, отношения человека к обществу, семье, к другим народам и т.д. И являются древнейшими воспитательными мерами народов Северного Кавказа.

2.2. Взаимодействие обычного права, государственного судоустройства и правовой педагогики и психологии у народов Северного Кавказа

Управление общиной и регулирование общественных отношений у кавказских горцев происходило через общинное собрание, сход: хасой (кабар.), тёре (балкар.), ныхас (осет.). Этим же словом обозначалось так же место, где происходили эти собрания.

Институт общинного собрания у всех народов Северного Кавказа был активным элементом общественного строя еще в древности - в начале родовым, затем - сельскообщинным органом. У кабардинцев, балкарцев, осетин на сходах собиралось мужское население аула, главным образом мужчины среднего и старшего возраста. У кабардинцев большой вес на советах имели воины, представители мусульманского духовенства, знатоки народных обычаев и традиций, а также народные певцы (джэгуак1уэ), славившиеся своим красноречием и известные как «языки народа». Собрания обычно располагались где-нибудь в центре селения, на площадке, удобной

85 для общественных сборищ, в большинстве своем под открытым небом. «Нередко народные собрания, - пишет И.Кануков, - можно было видеть около сельской башни или на возвышенной или проезжей части села. В плоскостных селах места для сходов избирались в центре села, на бугорке или там же под большим деревом». [75, с. 13]

Круг вопросов, обсуждаемых на них, был чрезвычайно широк. «Можно сказать, - пишет Л.Магометов, - что ни одна сторона общинной жизни не прошла мимо нихаса». [107, с. 19] «В патриархальном ауле, - рассказывает В.Пфаф, - все делается гласно и это неограниченная гласность имеет благодетельное влияние на всю нравственную обстановку жизни. Она предупреждает интриги, сплетни, наговоры, потому что малейшее подозрение в подобных поступках против кого бы то ни было тотчас заявляется громогласно на нихасе и разбирается столь же строго, как всякое судебное дело». [140] И действительно, горцы, сравнивая нравственных обществ, дают первой решительное преимущество.

Итак, на сходах разбирались, прежде всего, вопросы хозяйственной жизни всей общины: отрегулирование пользованием лесом, пастбищами и выгонами, решали вопросы охраны нив, пастьбы скота и содержании общинного пастуха. У кабардинцев, балкарцев и осетин общественные сходы выполняли роль «законодателя», были своего рода органом, создавшим, так сказать, «общинное», обычное право в сфере вопросов хозяйственной жизни и общественных отношений внутри общин. У народов Кабарды здесь же избирался верховный суд для рассмотрения тех или иных важных дел, касающихся всей Кабарды, утверждались новые обычаи, устанавливались штрафы за их нарушение и т.д.

У осетин в компетенцию нихаса входили также разбирательства междуродовых конфликтов, дел об убийствах, ранениях, оскорблениях, похищения невест, о спорах из-за имущества и воровстве. Прием в общину нового поселенца извне разрешался также общинным собранием, на нихасе.

Частное дело нисах подвергал обсуждению и выносил по нему решение, когда общинник «официально» обращался с ним к собранию. Вообще на нихасе сосредоточилась вся жизнь горца как политическая, так и хозяйственная. [81, с. 143]

Решение, которые принимались на нихасах, являлись обязательными для всех жителей аула.

У народов Чечни и кумыков все дела, касающиеся целой деревни, решались на «мирских сходах», на которые сбегались все жители. Интересен тот факт, что у них не существовало ни каких правил для народных собраний. «Приходил всякий кто хотел, - читаем мы в сводах адатов, -говорил что хотел, толковал, крикам и шуму не было конца. Не раз спор кончался жестокой дракой, деревня делилась на две враждующие партии и одержавшие верх выгоняли безжалостно побежденных, которые шли селиться в новых местах». [100, с.З]

На силу и обязательность общинных решений в свое время обращали внимание исследователи Осетии. В частности, Е.Марков писал: «Всякий покорялся бесприкословно приговору нихаса и неподвижным обычаям старины, которые поддерживались даже изгнанием, даже смертной казнью». [115, с.169]

Исполнение общинниками принятых на нихасе решений происходило согласно обычаю, приобретавшему силу закона. «У осетин, - писал Н.Г.Берзенов, - обычаи заменяют законы. Осетин, нарушив общечеловеческие права, убив ближнего, никогда не нарушит обычая, утвержденного давностью, и осужденный приговором общества, без сопротивления склонится перед карающим обычаем, без ропота понесет наказание». [27]

В случае уклонения от приговора, неподчинения решению схода (нихаса) общество могло принять и репрессивные меры: виновного подвергали штрафу в пользу общины или же ему объявляли бойкот (хъоды). Отмечая, какую кару мог понести в подобном случае осужденный,

87 Н.С.Уварова писала: «За неповиновение аульному приговору даже в самых маленьких делах полагалось изгнание и так как неизбежная судьба подобного изгнанника была известна всем, то это обстоятельство придавало всем приговорам аульного судилища страшную, почти непреодолимую силу». [139, с.31] Однако следует признать, что роль нихаса, являвшего самодеятельным органом, не обличенным публичной властью, в целом ряде конкретных вопросов, например, в урегулировании частно-правовых отношений и разрешения конфликтов между членами общины была ограниченной. В деле умиротворения общины нихас как выразитель общественного мнения оказывал на своих членов только моральное воздействие. Но ни один общинник, как известно, не мог игнорировать это мнение.

Отметим также, что аульный сход «нихас» не имел никакого отношения к суду. Отсюда и наличие у осетин института хорошо развитого суда и норм обычного права, регулировавший как взаимоотношения крестьян, так и правопорядок в общине. На первое место выступало здесь разбирательство возникавших среди общинников споров и улаживание конфликтов между ними. Эти функции выполнялись общинными судами, избиравшимися из среды общинников и действовавших на основе обычного права. У чеченцев, кабардинцев, кумыков и т.д. было введено смешанное законодательство, состоявшее из двух противоположных элементов шариата, основанного на общих правилах нравственности и адата, по обычаям народа по праву сильного. [100, с.23] Традиционный осетинский суд являлся посредническим, что отвечало характеру территориально-общинного устройства осетин.

Изученный нами материал показывает, что в качестве судей, известных у осетин под названием «Тархоны лагта», избирали наиболее авторитетных лиц из родовых старейших или из числа рядовых общинников, хороших знатоков обычного права и зарекомендовавших себя своей честностью и правдивостью. Исследователь юридического опыта осетин Н.Мансуров

88 писал, что в качестве судьи «мог быть избран непременно старец не моложе 50-60 лет от роду и притом непременно заявивший себя житейскою опытностью и боевою правоспособностью. Это последнее обстоятельство, -пояснял автор, - было необходимо именно для того, чтобы в случае кровомщеиия со стороны недовольных судом туземцев «тархоны лаг» мог постоять за себя. [112] Об этом же сообщает нам Г.Мкаквели в своей статье «Древний осетинский суд»: «Занимать эту почетную должность удостаивался не всякий: в совет судей мог попасть только имеющий от роду не менее 60 лет, заявивший себя в каких-нибудь делах, отличившихся особенным мужеством на войне, владеющий особенною опытностью, расположением народа, знанием народных обычаев, адатов и т.д.». [143, с.98]

В отличие от осетин, жители Чечни не придавали обычно столь важного значения тому, кто именно станет посредником или судьей. Им становился, как правило, старейший в роде. Круг его действий был очень ограничен и власть почти ничтожна. Как пишет Леонтович: «Кто желал, приходил к ним судиться, но кто не хотел отыскивать личное свое право, преследовал сам врага и делал с ним расправу, минуя стариков, наконец, решения их были не обязательны, в большей части случаев исполнение их зависело от доброй воли тяжущихся». [100, с.82]

Длительность (на протяжении веков) существование института
«тархоны лагта» объясняется прежде всего его жизненностью в условиях
патриархального строя, относительной действенностью и

безапелляционностью его решений. «Их («тархоны лагта») слово, - пишет Мкаквели, - было незаменимо, их решение свято; здесь не имели места никакие апелляционные и другие жалобы; так как умнее и опытнее «тархоны лаг»-ов не было, то всякий противящийся мнению этих патриархов был противником самого общества, его взглядов и понятий».

Состав и полномочия судей не были постоянными. Они выбирались в каждом отдельном случае, при этом только самими тяжущимися; «тяжущиеся стороны выбирали каждая своих посредников в неравном числе

89 - обиженная сторона имела всегда одним посредником больше против обидевшей, ответчик - одним меньше против истца» [85, с.216]. Количество судей могло быть от трех до девяти, но в большинстве случаев суд состоял из пяти-семи человек. Но это числа «в случае тяжбы целых фамилий увеличивалось до значительной цифры». [112]

Однако до избрания суда дело проходило еще сложный этап предварительной подготовки. Если потерпевший и обидчик желали решить спор по обычаю, то дело начиналось с того, что обе стороны созывали своих родственников и садились вместе с ними под открытым небом на таком расстоянии друг от друга, чтобы то, что говорилось на одной стороне, не было слышно другой. Затем каждая сторона выбирала из посторонних людей посредников (минавар лагта) в количестве от одного до пяти, смотря по важности дела. В обязанность посредников входило вести переговоры между сторонами, передавать предложения истца ответчику и наоборот. Когда путем взаимных переговоров стороны доходили до соглашения, виновник обязывался уплатить потерпевшему ту меру, которая была бы определена предстоявшим судебным решением; пострадавший же связывал себя обязательством довольствоваться той платой, которая была бы произведена еу по суду обидчиков. Только после этого стороны приступали к выбору новых посредников - уже судебных («тархоны лагта»). Число судей определялось также по предварительному взаимному соглашению. При этом, как мы уже говорили, обиженная сторона выбирала одним судьей больше обидчика. Затем обе стороны взаимно объявляли друг другу имена избранных ими судей.

Бывало так, что одна из сторон заявляла протест по составу судей, выставленных противной стороной. Тогда последняя должна была избрать в качестве таковых других лиц. Как мы видим, необходима была двусторонняя санкция на состав суда. После всех этих процедур судьи (тархоны лагта) собирались в условленное место и приступали к разбирательству дела. [100,, с.20-21]

В основе судебной практики «тархоны лагта» лежало не соблюдение, казалось бы, столь обычных в судебном процессе правил, как допрос сторон и их свидетелей, привлечение косвенных улик и т.п., а сам факт, ставший объектом судебного разбирательства. Дополнением к очевидному факту служило заявление потерпевшей стороны.

Признание судьями виновности ответчика на основе косвенных улик и свидетельских показаний могло вызвать недовольство осужденного позицией и ролью первых, что нередко перерастало в месть. «Свободная критика улик, представлявших против обвиняемого, - отмечал Дж.Шанаев, - было опасной для судей: она могла быть понята как факт недоброжелательства судей к обвиняемому и его роду и потому послужить для последнего основанием к преследованию судей, как недругов». [199, с.7] Судьи, которые в значительной степени полагались на собственный опыт и убежденность в виновности или невиновности ответчика, принятием необъективного или ошибочного решения не только могли обратить на себя месть недовольной стороны, но и лишить себя доверия общества.

Освещая обычно-правовые отношения и практику судопроизводства у осетин, В.Пфаф так характеризовал «тархоны лагта»: «осетинские судьи внимают во все подробности дела и, выяснив факты, стараются определить величину понесенного истцом или обиженным убытка и ищут способа для легчайшего восстановления нарушенных юридических отношений». [141, с.219]

В условиях патриархально-родового строя и отсутствия государственности и правовой системы вполне естественным было судопроизводство, основанное на присяге («ард», «ард харын»). Это ограждало судей от обвинений сторон в нелояльности или несправедливости и преследований со стороны осужденного.

Присяга была основой и в древнем судопроизводстве. Присяга в значении, известном осетинам в позднейшее время, применялась и скифами.

91 [44, с. 132] На преемственную связь осетинской присяги (клятвы) с древне осетинской указывает и В.Ф.Миллер. [122]

Если преступление не являлось очевидным фактом, не требовавшим доказательства, то в установлении истины - является ли привлекаемое к суду лицо виновным или нет - решающее место принадлежало присяге — клятве, произносимой публично этим же лицом или истцом. Когда, например, привлеченный к ответу человек упорно отрицал свою вину, суд непременно выносил решение о том, чтобы он в таком случае оправдал себя присягой. «Присяга была судебным доказательством и вместе с тем для обвиняемого средством судебной защиты». [199, с.11]

Нетрудно объяснить почему так велика была сила присяги. Прежде всего здесь надо иметь в виду, что присяга принималась в крайнем случае, в чрезвычайный момент именем наиболее почитаемого в данной местности Святого и прахом покойного родственника. «Всякие прегрешения перед дзуарами, небом, землею, своими покойниками и богом считались всегда страшными преступлениями, за которые эти божества наказывали людей неумолимо строго, не только за прямую вину перед ними, блиставшими в сознании народа страшною карательною мощью, но и за один призыв, одно обращение к ним, сделанное в свое оправдание ложно». [199, с.8]

Поэтому, как правило, присяга совершалась в дзуаре, под священным деревом или в древней церкви, ставшей со временем языческим святилищем. Такой способ подкрепления принимаемой присяги был весьма популярным и распространенным и у других народов Кавказа. «Ингуши, осетины и прочие горцы, - писал Л.Шегрен, - клянутся и присягают именем тех святых, которых они почитают». [203]

Присяга, принимавшаяся обвиняемым, должна была быть обеспечена гарантией-поручительством со стороны его рода (обычно по делу об убийстве). Без такой гарантии присяга не признавалась за судебное доказательство и свидетельство невинности ответчика. Поэтому на суде

92 вместе с присягателем в качестве соприсягателей (ардамонгалте) выступало несколько представителей его рода.

Таким образом, судебный процесс у осетин был основан на принятии присяги ответчиком и на подкреплении ее присягой определенного числа его родственников - соприсягателей.

Как само судопроизводство, так и принятие присяги приурочивалось к определенным дням, обычно праздничным. Но наиболее предпочитаемым для этой цели считался праздник «лаузгсенаен». «Самые тяжелые клятвы, -писал А.Шегрен, - считаются данные в «лаузгаенсен», в очищение себя по подозрению в воровстве или убийстве. Этот день считается столь важным, что все сомнительные, нерешенные дела откладываются до «лаузгсенаен», тогда все объясняется, и почти не было примера, чтобы действительно виновный не признался ... если уличаемый присягает в своей невинности, то освобождается от всякого подозрения». [203]

Принесшего ложную присягу ожидало всеобщее призрение и суровое осуждение со стороны общества. «Легкомысленных и недобросовестных присягоприемцев, - писал Шанаев, - общественная совесть называла непомерно строго: она публично через крикуна («фидиугсг») бесславила их, оглашая «мсенгардами», т.е. лжеприсяжниками, и с той поры им уже буквально невозможно было оставаться в том обществе, и оно избегало их, как опаснейших своих врагов; а в частной жизни осетин ругань «мазнгард» (лжеприсяжник) - служила очень часто началом кровавых расправ и родовой мести». [199, с.З]

И, наконец, неисполнение приговора суда, нарушение присяги, не подчинение «закону стражи» влекли за собой восстановление всего общества против нарушителя - ответчика, изгнание его из общины, «хъоды», что означало уже высшую меру наказания. Вполне понятно, что этих мер, хотя и крайних, было достаточно, чтобы обеспечить исполнение приговора. В качестве судьи теперь выступала вся община в лице ее собрания «ныхас».

93 Поэтому, зная, что ждет ослушника приговоренное общинным судом лицо вынуждено было подчиниться его решениям.

Одним из видов установления судебной достоверности у осетин еще с древних времен являлись ордалии и судебный поединок, как формы «суда божьего». Ордалии - это испытание огнем, водой, раскаленным железом, ядом и др. Если обвиняемый после «прохождения» через огонь и воду и испытания раскаленным предметом оставался жив и невредим, то он народным правом объявлялся оправданным.

Как отмечает М.Ковалевский, к огневой и водной ордалиям прибегали обыкновенно при недостатке других средств установления судебной достоверности. [85, с.258] Такое же происхождение имеет и судебный поединок. Он состоял в том, что родственники пострадавшего требовали, чтобы обидчик (т.е. убийца) стал под их выстрел. Судьи в этом случае кидали жребий, чтобы определить, кто из рода обиженного (убитого) должен был стрелять в обидчика. [39, с.228]

Участие судей (тазрхоны лагта) в ордалиях заключалось в приведении сторон к судебным испытаниям и наблюдение за их исполнением, а также в констатировании их результатов, рассматривавшихся как прямое вмешательство божества в судебный процесс, как акт совершения приговора «божьего» (хуыцауы тархон).

Как уже говорилось выше, постоянных судей не было: их избирали в каждом отдельном случае. По виду очень часто повторяющихся конфликтов на почве кровной мести одним и тем же лицом из сельской общины или общества приходилось подряд несколько раз, а затем и постоянно выступать в роли судей. Как хорошие знатоки юридических правил и народно-правовых норм жизни осетин они становились известными не только в кругу своих односельчан, но и во всем ущелье. Их приглашали для решения особо сложных, в подавляющей части кровных дел. [85, с.217-218]

Помимо превосходного знания обычаев и правовых норм жизни народа, искусства красноречия и репутации честного и мужественного

94 человека, судьи обладали еще и природной смекалкой, жизненным опытом и наблюдательностью. Без этих качество невозможно было бы рассчитывать на разрешение спора и примирение сторон.

Присоединение Осетии к России (1774 г.) имело огромное прогрессивное значение во всех сферах жизни осетинского народа, способствовало развитию экономики и культуры. Благодаря присоединению к России в определенной мере была осуществлена вековая мечта осетин о переселении из горных скалистых теснин на плоскостную равнину. Осетины в этом видели единственных выход из тяжелых экономических условий. Результатом благотворительного влияния русской культуры является зарождение в Осетии национальной письменности, распространение просвещения среди осетин, развитие школьного дела. Присоединение Осетии к России, как уже отмечалось, было событием огромной исторической важности в жизни осетинского народа и имело для него большое прогрессивное значение. Вместе с тем для осетин, привыкших жить обособленно, без государственной власти над собой и руководствоваться исключительно веками сложившимися адатами и обычным правом, с присоединением к России возникли определенные трудности.

Сразу, без всякой предварительной подготовки, им пришлось подчиниться общегосударственной дисциплине, делать все так, как этого требовали органы государственной власти и их подчас грубые и невежественные чиновники, нести огромные расходы на содержание этих органов и чиновников, платить всевозможные государственные налоги и штрафы, о которых они ранее не имели ни малейшего понятия. Разумеется, подданные любого государства не могут быть свободны от определенных расходов на содержание администрации, армии и т.д., но осетины не были еще подготовлены к этому и для них налоги, штрафы и другие расходы на государственные нужды казались насилием со стороны администрации. Л взыскивались они в таких размерах, что многие хозяйства горцев буквально разорялись.

Образованная в I860 году Терская область с центром во Владикавказе (Терская область была отделена от Кубанской в 1860 году [160, с.7] объединяла Северную Осетию, Ингушетию, Чечню, Балкарцю, Кабарду, Карачай, кумыкскую плоскость и Ногайские степи и делилась на семь округов. Осетия составляла отдельный, так называемый Владикавказский округ. Область находилась в ведении военного ведомства. Во главе ее стоял начальник области с областным правлением, который одновременно был наказным атаманом Терского казачьего войска и командующим расположенными на территории области вооруженными силами. Округа делились на участки. Во главе их стояли тоже начальники и тоже из военного ведомства. Начальник участка одновременно был и судебным приставом. Ниже их были сельские управления, возглавляемые назначенными окружным начальством старшинами из привилегированной части населения. С введением в июне 1905 года для сельских старшин принципа выборности ничего не изменилось, так как старшины выдвигались местной администрацией и утверждались начальником округа. Такая антинародная военно-полицейская система управления отвечала требованиям проводимой царизмом на Северном Кавказе колониальной политики. Административное управление сверху донизу представляло собой бюрократический аппарат, оторванный от народа. Все чиновники его (атаманы отделов, начальники округов и участков, сельские старшины и писари), часто назначаемые из числа отчисленных из армии за непригодность или уголовных преступлений, вообще не были способны управлять народом. К тому же все они были поражены взяточничеством и казнокрадством. [56, с.45] Наглость этих «народоправителей» была настолько очевидна, что ее не могло скрыть и административное руководство. [151]

Деятельность царской администрации на Кавказе от начальника Терской области и наказного атамана Терского казачьего войска до сельских старшин и писарей не отвечала интересам и нуждам горцев. При отсутствии государственной власти все недоразумения и споры между отдельными

96 родами решал, как мы уже говорили, посреднический (третейский) суд, состоявший из представителей разных родов. Внутри же рода или семьи разбор дел был исключительной компетенцией старейшин родов и семей. Судьей для жен и детей были муж и отец. Решение как посреднического, так и суда родственников основывалось на обычном праве. Обычай в ряде случаев не только не запрещал, а, наоборот, допускал родовой самосуд, особенно в делах кровомщения.

Существовала коллективная ответственность (обязанность) родственников в случае мести и платы за обиду. У горцев постепенно сложилась в условиях существования кровной мести практика примирения кровников.

С распространением на Осетию общероссийского законодательства дела эти стали рассматриваться государственным судом. К судебной ответственности стали привлекаться и виновные в учинений самосуда, независимо от вызвавших' его причин и родственных связей, что также не укладывалось в традиционные понятия осетин. Введенные правительством суды комплектовались чуждыми народу ставленниками местной администрации. Власть старейшин родов и глав семей была упразднена.

Решение суда основывалось на законы, не выражающие волю народа, резко расходящимися с мировоззрением, нравами и обычаями народа, а самосуды «стали притоном взяточничества и кумовства» [166 с. 161]. Деятельность их только деморализовала местное население. Горцы скоро убедились, что суды по существу были административными органами, выполняющими волю местной полиции. Население поэтому проявляло к суду полное недоверие и неуважение. Это обстоятельство и явилось причиной появления лжесвидетельства, ставшего правилом в судебных процессах.

Судопроизводство велось на русском языке через безграмотных переводчиков при полном незнании судьями местного языка, что, по выражению К.Хетагурова, являлось «тяжелым элементом» для кавказской

97
юстиции, «уничтожающим необходимую для правосудия

непосредственность впечатления». [178, с. 153] Вынужденное содержание осетинами писаря из русских повлияло на самый характер сельского правосудия. «Всемогущий писарь, - пишет М.Ковалевский, - сделался живым проводником в туземное право чуждых ему начал русского законодательства». [86, с. 11-12]

Под пресловутым предлогом учета «местных особенностей» судоустройство и судопроизводство на Кавказе сложились своеобразно. Благодаря этому, как правильно заметил Г.Н.Туманов, «Кавказ сделался еще более изолированным от преобразований России». [166, с. 161]

Известно, что судебная реформа 1864 года сразу не коснулась Кавказа. Только в 1870 году были введены на Кавказе мировые судебные учреждения. Но и они не были предназначены для местного населения. Для горцев Терской, Кубанской и Дагестанской областей было выработано особое положение под название «Горский словесный суд». Но состав Горского суда, его практическая деятельность совершенно не соответствовали интересам горцев. Горский словесный суд, хотя и был коллегиальным, но председательствовал в нем не юрист, а начальник округа или его помощник. Члены суда избирались населением, но под контролем начальника округа. Кассационный порядок обжалования суда не предусматривался, а жалобы на решения в апелляционном порядке поступали к начальнику области, который отменяя решения суда по апелляционным поводам, передавал эти дела на новое рассмотрение тому же словесному суду.

Главную роль в словесном суде играл писарь, обыкновенно русский, чаще всего совершенно незнающий местных обычаев. Такой состав суда и порядок его деятельности не могли не вызвать полного недоверия к суду со стороны горцев, наблюдавших к тому же за тем, как в нем сразу же широко распространились взяточничество, подкуп свидетелей и лжесвидетельство.

Судебная реформа 1864 года была введена на Кавказе лишь с января 1871 года и то сначала только в Осетии. Вскоре после этого был введен

98 новый порядок, по которому все уголовные дела передались в военно-полевые суды. Окружной суд действовал без присяжных заседателей, и по меткому выражению Коста Хетагурова, был «самым каторжным». [178, с.363] Мировой суд руководствовался не интересами трудового народа, а своими личными воззрениями.

Царский суд «был слепым, тонким орудием беспощадного подавления эксплуатируемых, отстаивающим интересы денежного мешка» [68, с.270]. Разумеется, в условиях колониального режима «это качество» царского суда на Северном Кавказе проявилось в самых отвратительных формах. «Кому приходилось следить за практикой кавказских окружных судов, - писал К.Хетагурова, - тот не мог не обратить внимание на своеобразность уголовных процессов, где участниками являются наши туземцы и, в частности осетины. Судится убийца, который никогда ни в чем предосудительном не был замечен.

Вы признаете себя виновным? - спрашивают его через переводчика.

Я убил, но не виноват, - отвечает он переводчику, который передает его слова так: «Да, признаю». [178, с.363]

Такая извращенная форма ведения судебного процесса отвечала требованиям колониальной политики царизма на Кавказе.

Дореволюционный русский либеральный юрист Л.Ф.Кони говорил: «Для юриста - наблюдателя эта страна (Кавказ) - кладезь новых впечатлений, так как в ней судебные порядки сложились своеобразно, под влиянием различных обстоятельств». [179, с. 151]

Что касается судебных доказательств, то здесь дело складывалось не лучшим образом. При отсутствии письменных законов у осетин основным доказательством была присяга сторон и родственников (соприсяжников) с ее различными формами и видами. В редких случаях в Осетии прибегали к судебным испытаниям (ордалии). При этой системе доказательств не было обмана и лжеприсяжничества. Объясняется это тем, что сильно развитая у осетин вера в загробную жизнь полностью исключала в их сознании

99 возможности лжи и неправды, ибо они твердо были убеждены в неотвратимости суровой ответственности за это «на том свете». Свидетельские показания в отрыве от присяжничества или вещественные доказательства не играли роли. Процесс был устным.

С введением государственного судоустройства и судопроизводства на первый план были выдвинуты в качестве доказательств свидетельские показания, признания обвиняемого и вещественные доказательства. Такая система доказательств при враждебном населению судоустройстве и антинародном суде породила широкое распространение лжесвидетельства.

Характерно при этом, что у судей складывалось убеждение о лжесвидетельстве горцев даже в тех случаях, когда они говорили правду, а это, в свою очередь, придавало всем судебным решениям определенное субъективное направление. Дело дошло до того, как пишет юрист Дигельштейн, сто судьи «привыкли даже обходиться совсем без свидетельских показаний», они настолько освоились, что «повальное лжесвидетельство перестало даже мешать в постановке обвинительных приговоров». [58, с.113]

Горские понятия о преступлениях также не совпадают с понятиями установленными царской администрацией. Доктор права В.Б.Пфаф заметил: «Понятие о преступлении по осетинскому праву совершенно иное нежели наше». [140, с.266]

Своеобразное понимание преступлений осетинами в известной мере было связано с тем, что и понятие собственности у них было иное. Карл Кох, изучавший нравы и быт горцев, и в первую очередь осетин, в 30-х годах позапрошлого столетия писал: «Культурный уровень народа еще не позволил установить понятие собственности в том направлении, как это имеет место у нас, в нашем государственном устройстве, и по этой причине осетин крадет и грабит, не думая, что он совершает преступление». [94, с.223-255]

Особенности мировоззрения осетин и его отличие от духа законов и судебной практики царизма довольно полно изложены С.Каргиновым. В

100 работах «Кровавая месть у осетин» и «Из народных преданий и обычаев осетин» он дает не только перечень «адатов по кровным делам», но и приводит конкретные примеры из практики местных «народных судов». [77]

Обычное право у большинства народов Кавказа не проводило различия между уголовной и гражданской ответственностью. Поэтому оно не предусматривало наказания, например, за воровство в уголовно-правовом смысле. В гражданском же судопроизводстве решался вопрос лишь о возмещении потерпевшему причиненного вреда. Такие меры наказания, как лишение свободы, телесные наказания вне семьи и ссылка, осетинам не были известны. Поэтому русская система наказания не могла найти себе места в сознании осетин. Запрещение кровной мести, выкупа, неограниченной власти главы семьи над членами своей семьи - все это шло вразрез с представлениями осетин о наказании за преступление. Более того, царское законодательство устанавливало ответственность не только за умышленное убийство, но и за убийство «без прямого умысла» (ст. 1458 Уложения о наказаниях), убийство по неосторожности (ст. 1468), убийство случайное (ст. 1470), но для родственников убитого это не имело никакого значения. Они знали лишь закон кровной мести по адату. [56, с.58]

Таким образом, проведенный анализ убеждает в том, что сложившаяся в Осетии к концу XIX века система управления формировалась искусственным путем: ее появление было связано не с процессом саморазвития осетинских обществ, а с сознательной и целенаправленной деятельностью российского правительства. Будучи неизменно обращенными «к пользам империи», конкретные результаты взаимодействия различных управленческих систем приобретало вид механически сконструированных и насильно навязанных «сверху» административных схем, в которых функциональное пространство традиционных принципов самоорганизации было значительно сужено, да и сами принципы постепенно вытеснялись из повседневной управленческой практики и получали статус полуофициальных.

В целом, процесс формализации властных отношений противоречил общинным традициям и самому характеру обычного права, где «все, плохо и хорошо, а течет своим порядком» [18, с.41], поскольку обеспечивал властное полномочие индивиду, по сути, в ущерб интересам коллектива, нарушая традиционный баланс гражданско-правовых статусов, на поддержание которого была ориентирована деятельность всех традиционных властных институтов. Обезличешюсть, рационализм, формализм, на которых базировалось государственное управление, вступали в открытое противоречие с патримониальными традициями местного самоуправления, порождая конфликты и обусловливая неравноправное взаимодействие различных по своей социальной природе управленческих систем. В результате местные общественные структуры оказывались перед необходимостью адаптировать искусственно навязываемые «сверху» схемы и принципы самоорганизации. В ходе этого процесса местная практика самоуправления постепенно вытеснялась из повседневной жизни и оказывалась вне российской административно-правовой системы. Вместе с тем укорененность традиционных принципов самоорганизации, «живучесть» патриархальных общественных структур обусловили то обстоятельство, что некоторые элементы традиционного управления изначально признавались легитимными и успешно встраивались в этом качестве в общегосударственную систему управления и экономических отношений, дополняя деятельность официальных административных органов на разных планах и уровнях общественной жизни.

Проникновение российской империи на Кавказ растянулось более, чем на столетие, в течение которого он продолжая оставаться самостоятельным объектом политико-административного подчинения. Исторически сложившиеся особенности в социально-политическом, экономическом, правовом, культурном развитии разных географических областей Кавказа предопределяли разработку и использование Российской империей различных административно-управленческих стратегий.

На первом этапе административного освоения Кавказа сложившаяся система институтов управления формально повторяла российскую систему, однако уже тогда начала постепенно формироваться специфическая структура административных и судебных учреждений по управлению кавказскими народами. [13, с.92-93]

Открытие в 1793 году Верхнего пограничного суда в Моздоке стало важной вехой в становлении российского управленческого аппарата на Кавказе, открыв новую эпоху в процессе административного освоения Центрального Кавказа. Это специфическое судебное учреждение, составленное «из 6 владельцев и 6 узденей обеих Кабард ... из двух членов армян и грузин, поселившихся в Моздоке, и одного из турз татарских.., действовало «под председательством моздокского коменданта и заседанием российского пристава при Кабардах и полкового одного штаб-офицера, секретаря, переводчиков и прочих канцелярских служителей». [17, с. 162] Моздокский Верхний суд - пограничный суд - предназначался для рассмотрения уголовных дел всего нерусского населения Моздока и его окрестностей.

Все административные шаги России в Кавказской области, предпринятые в конце второго десятилетия XIX века, имели тенденцию сглаживания различий, существовавших в системах управления «внешними» и «внутренними» инородцами. Одним из таких мероприятий явилось установление во Владикавказе находившегося в ведении царских властей суда для осетин и ингушей - Владикавказского инородного суда. Моделью для него, как и для будущего Чеченского суда, послужил Временный кабардинский суд, учрежденный в 1822 году главнокомандующим Отдельным Кавказским корпусом генералом Л.П.Ермоловым, состоявший исключительно из представителей «кабардинских князей и уздений (дворян), под председательством одного из князей. [18, с. 12] Владикавказский инородный суд предназначался для разбора гражданских дел, в процессе которого допускалась возможность использования обычно-правовых норм,

103 адаптированных по возможности к российскому законодательству. Судейский состав Владикавказского инородного суда формировался также исключительно по сословному признаку: в него предполагалось ввести по одному владетелю от куртатинцев и алагирцев и двух от тагаурцев, а также двух ингушских старших. «Духовные» дела отводились кадию, который также должен был числиться членом суда. Участие в суде «народных депутатов» допускалось в случае разбора спорных дел. Должности судей были выборными, срок их полномочий ограничивался одним годом. Избранные кандидатуры утверждались владикавказским комендантом, который являлся председателем суда. [13, с.63-65, 74] При формировании состава суда владикавказский комендант столкнулся, однако, с рядом трудностей. Ингушские старшины отказывались от участия во Владикавказском суде. Они ссылались на различие адатных норм осетин и ингушей. Ингуши просили учредить для них в Назрани народный суд из избранных народом старшин. Несмотря на то, что кавказская администрация удовлетворила просьбу старшин, по прежнему указывалось, что Владикавказский инородный суд предназначается не только для осетин, но и для «назранцев». [4]

Учреждая этот судебно-административный орган, сохранявший лишь видимость народного участия в решении гражданских дел, российское правительство решительно следовало уже по наметившемуся в системе управления «внешними инородцами» курсу на полное подчинение всех аспектов жизнедеятельности горцев российскому административному контролю. Позднее, Владикавказский инородный суд был реорганизован в окружной, в который были включены дела уголовного характера, сюда были отнесены «кровные дела», «воровство и разбой», которые, в свою очередь, попадали уже исключительно под российское законодательство. Председателем суда оставался владикавказский комендант, но судьями становились гражданские чиновники, сведущие в законодательстве, «депутатами от народа» давалось лишь право совещательного голоса, что

104 ограничивало их участие в вынесении приговора или решения суда. Таким образом было сведено к минимуму участие в суде представителей местного населения.

Однако опыт с поспешным переводом судебно-процессуальной деятельности, осуществляемой в горской среде, на общероссийскую законодательную базу оказался крайне неудачным, показав, насколько неадаптированной к местным условиям была система общегосударственных законоположений. Кроме того, принципы, на которых выстраивалась деятельность новой судебно-административной структуры, не могли обеспечить ее популярность среди населения даже несмотря на присутствие «народных депутатов», которыми значились вошедшие в судейский состав представители осетинской социальной элиты, обладавшие к тому же лишь правом совещательного голоса.

Таким образом, Владикавказский окружной суд образца 1831 года превратился в сугубо государственное судебно-административное учреждение и стал централизованной судебной инстанцией для осетин и ингушей, в которой все этапы судебного производства были рационализированы и приведены в соответствие с российскими судебно-процессуальными порядками. [83, с.203] Именно это обстоятельство и предопределило «неуспех» предпринятого царским правительством мероприятия по утверждению у горцев «прочного ... гражданского образования» [5], в результате чего высшая кавказская администрация уже через пять лет после введения Владикавказского окружного суда была вынуждена отказаться не только от самого этого учреждения, но и от идеи перевода местного судопроизводства на общероссийскую законодательную основу и осуществления его в рамках государственного судебно-административного института. Российской законодательство применительно к горцам было отменено, а судопроизводство вновь стало вершиться в самих обществах в соответствии с обычно-правовыми нормами под надзором помощников приставов. Вот как описывает Н.Дункель-Веллинг свое

105 путешествие по Кударскому ущелью: «...Помощник уездного начальника -мой старый сослуживец, должен был навестить эту часть уезда и мы отправились вместе. Сразу же после нашего прибытия площадка перед саклей нацвала (старосты), куда мы были приняты, наполнилась народом -жителями этой и окрестных деревень, уже несколько дней ожидавших начальника. В дверях явился ожидаемый начальник и через переводчика спросил у первого, вблизи стоящего осетина, что ему надобно.

- Господин мой начальник, - отвечал он тоже через переводчика, -
сосед мой Квиталия две недели тому назад украл у меня отличного барана,
прикажи ему за этот самовольный поступок возвратить мне четыре по
нашему древнему обычаю.

На зов переводчика вышел из толпы обвиняемый и призывал на себя и семейство всевозможные несчастья, беды и, между прочим, и чуму и холеру, уверял, что он не только не брал у Торнашвили барана, но даже никогда не видел его барана. От жалобщика потребовали доказательств в действительности пропажи барана и свидетелей, что похититель Квиталия, а ни кто-нибудь другой.

Тогда осетин снял с плеча мешок, вытащил из него кошку со связанными лапами и, подавая обвиняемому им палку, сказал: ежели ты не украл у меня барана, то убей эту кошку. Квиталия обратился к помощнику уездного начальника и, уверяя его, что ни отец его, ни деде, ни прадед никогда не убивали кошек, согласился лучше отдать соседу четырех баранов, нежели марать руки кошачьей кровью.

Дело казалось ясным и конченным: обвиняемый решился уплатить штраф в пользу истца, к совершенному его удовольствию, но едва жалобщик тронулся с места, как ответчик остановил его.

- Постой, сосед, мы еще не кончили дело, начальник, будь справедлив:
я действительно взял у Торнашвили то, что он говорил, но и он согрешил
передо мною, когда я зарезал барана, то кожу спрятал под камень и ушел
домой, но издали видел, что сосед украл у меня эту кожу.

106 Процесс принимал обратное значение и истец, делаясь ответчиком, по обыкновению начал запираться в присвоении чужой собственности, клялся, что он готов присягнуть в доказательство своей невинности.

Присягнувши, ты обманешь, - сказал Квиталия, - потому, что ваша семья верит только в Св.Константина и Давида Гелетского, а вот погоди... С этим словом он побежал на пригорок, на котором были развалины древней башни или храма, и принес довольно большой камень: «Переступи через этот камень, ежели ты взял кожу своего барана».

К чему я буду переступать через камень? — с видимым отвращением сказал Торнашвили. - Не хочу я твоих баранов и пусть мясо моего пропадет.

Дело кончилось. В следующие дни объехали все Кударское ущелье и спутник мой разобрал несколько дел вроде вышеприведенного. В некоторых селеньях истину обнаруживало ружье, в других ветка, сорванная с дерева, в третьих какая-нибудь часть одежды...» [60, с. 19].

Суд по адату и мирские сходки составляли долгое время на Кавказе единственную основу всего благоустройства. У народов, исповедующих ислам, по «завещанию пророка, суд и расправа должны быть всегда делами по шариату, т.е. согласно суду, изложенном в Коране на все возможные случаи преступлений...». [100, с.70]

Опора на традиционные юридические нормы практиковалась даже после учреждения в 1847 году народных судов, которые появились в каждом из приставств Владикавказского военного округа [117, с.313], но верховная прерогатива вынесения окончательного судебного решения уже официально отошла к ведению российской администрации в лице приставов и их помощников на местах. Дела, касавшиеся местным администраторам наиболее выдающимися передавались коменданту Владикавказа. [97, с.241]

Одновременно с процессом формализации судебной деятельности искусственной трансформации были подвергнуты и внутренние устои организации общинной жизни кавказских горцев. [141, с.203] В осетинских аулах учреждалась низовая администрация «по типу сельских мест

107 метрополии». [117, с.32] Наряду с учреждением в сельских обществах новых административных структур и должностей, российские власти ввели здесь практику назначения старшин, окончательно утвердившегося в пореформенный период. Аульные старшины назначались начальником округа на определенный срок и подчинялись участковому управлению. В компетенцию назначенного аульного старшины, обладавшего значительной властью, входил созыв аульного схода и определения круга рассматриваемых вопросов, наблюдение за порядком в обществе, за исполнением условий договоров, и за дисциплинарных взысканий. Решение, вынесенное без участия и одобрения назначенного старшины, считалось недействительным. Назначенный властями правительственный старшина, был поставлен для того, чтобы «законодательным путем регулировать права сельских сходов или нихасов». [85, с.57] Царское правительство в действительности оставило нихасы, чтобы создать видимость сохранения прежнего, общинного, порядка управления сельскими делами.

В своей официальной политике царское правительство в лице своей администрации на Кавказе упорно внедряло мнение, что «сельские старшины являются только исполнителями решений, принятых сходом всех взрослых мужчин одного и того же селения или так называемым нихасом. Но это была лишь видимость. На самом же деле сельские сходы, созывавшиеся по инициативе органов местной власти (сельскими правлениями, приставами и др.) и принимавшиеся на них решения являлись ширмой, которой царизм прикрывал свою реакционную политику.

Царизм осуществлял свои планы и цели руками именно сельских старшин и приставов, являвшихся его ставленниками и верными слугами, а не исполнителями воли широких масс населения, как об этом широко возвещал. [107, с.236]

Фигуре сельского старшины, наделенного необыкновенно широкими полномочиями (от административных до полицейских), отводилось столь большое место в общественной жизни сельского населения, что он нередко

108 играл драматическую роль в его судьбе. Поэтому вопрос о сельских старшинах всегда был злободневным, о чем не могла умолчать и тогдашняя пресса. Например, газета «Казбек» в одной из своих корреспонденции за 1899 года писала: «В жизни горского населения нашей области приходится отметить довольно печальные явление: почти во всех селениях и приходах, населенных горцами, в качестве старшины мы видим или русских казаков, или же горцев, служивших раньше в административных учреждениях». Но «все они далеко не пользуются симпатиями населения. Объясняется это тем, что по «аульному положению» в отношении старшинской должности среди горцев применяется не выборное начало, а начало административных назначений...». [30]

Таким образом, перенимая некоторые внешние атрибуты традиционной общественной самоорганизации и встраивая их в общую административную систему, правительство неуклонно двигалось по пути всемерной унификации и стандартизации управления. И тем не менее, даже оказавшись на положении маргинальных, традиционные принципы самоорганизации продолжали все же существенным образом влиять на внутреннюю жизнь осетинских обществ, а обычно-правовые нормы по прежнему сохраняли свое значение в качестве организующего начала социальной жизни. [154, с. 164] Понимая это, правительство шло на выборную легализацию традиционных норм, возводя их в ранг официальных.

После введения на Северном Кавказе судебной реформы среди горцев Терской области дольше всех удержался как особый институт лишь горский, словесный суд, который действовал исключительно на основании обычаев или адатов, некоторые из которых изложены в учении шариата, а другие же по традиции переходят из рода в род. Права и обязанности словесного суда были очень значительны, так как ведению его подлежали не только разрешения гражданских между туземцами споров на довольно значительную сумму, но даже и суждение виновных по уголовным делам, не исключая убийств и ранений во время спора или драки, причем высшая мера

109 наказания, определяемая горским сословным судом по делам последнего рода, выражалась в лишении всех особых прав и имуществ и отдаче в исправительные арестантские отделения на более или менее продолжительный срок.

Обстановка судебного разбирательства в горских словесных судах, характер и способ определения виновности подозреваемых лиц и многие другие стороны имели много общего с осетинским обычным судом первичной и последней формации. «Горский словесный суд точно также, как и осетинский, действовал исключительно на основании обычаев и притом разрешал дела при помощи так называемых «присяжников», которые указывались потерпевшими и которые вместе с обвиняемым, обязательно приходящимся им близким родственным, должны были принять очистительную присягу...». [32]

В основу деятельности горских словесных судов, таким образом, оказалась положена идея «сама по себе гуманная», поскольку «адаты настолько вкоренились в туземном населении.., что трудно было одним росчерком пера подчинить их общесудебным учреждениям». [179, с.220-221] И все же предельная рационализация местного судопроизводства, к которой стремилась российская администрация, согласуясь в целом с идеей укрепления центральной государственной власти, кардинально противоречила обычно-правовой основе судебного процесса, а шире — расходилась с принципами и нормами жизнеустройства традиционного общества.

Н.С.Мамсуров в статье «Обычный суд у осетин. Историко-юридический очерк» пишет: «При условиях исключительного господства устарелых обычаев решительно невозможно было ожидать совершенно беспристрастного и правильного разрешения между туземцами споров и, что очистительная с присяжниками присяга отнюдь нисколько не гарантировала поднятия нравственного уровня целого племени, а, напротив, служила одной из главных причин нравственного растления этого народа, развивая между

отдельными членами общества бесконечные кляузы, вражду, способность к лжесвидетельству под присягой, неуважение и недоверие к общим судебным и мировым учреждениям». [33]

Неодобрительно о Горском словесном суде отзывался профессор М.М.Ковалевский. «Неограниченная терпимость, - пишет он, - по отношению к обычаям кавказских горцев, буквально применение их в горских судах... подкашивает в корне нашу просветительную миссию на Кавказе и заставляет поставленных нами же властей высказываться в пользу применения начал, не допускаемых нашим юридическим сознанием, нашим понятием о справедливости». [87]

Таким образом, по свидетельству самых авторитетных людей, оказывается, что юридические обычаи горцев Северного Кавказа в высшей степени вредны в нравственном и других отношениях, что широкое применение их в горских словесных судах и среди осетин не соответствуют духу настоящего времени и противоречит цивилизаторской деятельности русского правительства на Кавказе и, что, наконец, поэтому окончательное подчинение всех горцев Северного Кавказа исключительно юрисдикции общих и мировых судебных учреждений является вполне своевременным и настоятельно необходимым. [33].

Система судопроизводства, практиковавшая во Владикавказском округе, уже в 70-х годах XIX века была окончательно унифицирована в соответствии с государственными российскими законоположениями и полностью взята под контроль правительства. Местная судебная практика, в которой лишь и сохранялись некоторые элементы обычно-правовой организации внутренней жизни горцев, оказалась вне российской правовой системы, а народные суды перестали существовать как самостоятельные судебные органы. Этим правительственным актом была поставлена точка в длительных и порой мучительных попытках распространения в Осетии «российской гражданственности». Идею постепенного и обоюдовыгодного «слияния» окраины с Россией подменила практика «насильственного

насаждения» модели государственного управления по имперскому образцу. Осетины, в отличие от других северокавказских народов» [8], мгновенно оказалась перед лицом империи, обрушившей на горцев всю государственную мощь в виде рационально-бюрократического, строго формализованного судебно-процессуалыюго порядка.

2.3. Пропаганда законопослушного поведения путем просвещения народа

Образование у народов Северного Кавказа явилось одним из веских побуждающих моментов к сближению с Россией. Видные представители горской интеллигенции неустанно использовали плоды просвещения как веский повод в деле гражданско-правового воспитания. Они справедливо увязывали стремление к прогрессу и процветанию собственного народов с идеей неукоснительного соблюдения общих законов Российской империи. Показывая безальтернативность вхождения народов Северного Кавказа в состав России они всем своим творчеством призывали к скорейшему вхождению своих народов в общероссийскую семью народов живущих по единым законам.

Пропаганда среди собственного народа законопослушного поведения у видных представителей кавказской интеллигенции сочеталась с огромной работой по приноравливанию законов империи к общественному сознанию горцев. Таким образом, городская интеллигенция представляла интересы российского государства среди своих соплеменников и интересы последних перед лицом органов государственной власти и управления. Именно поэтому важнейшей сферой работы национальной интеллигенции до революции становятся вопросы государственно-правового воспитания. Ее главным средством было поднятие культурного уровня народов, а первым шагом в данном направлении - обучение народа грамоте. Это давало ей возможность перейти от индивидуальной устной пропаганды к широкой общественной пропаганде посредством периодической печати и литературы.

Общественно-педагогическая деятельность Л.В.Колиева в Осетии, И.С.Костемеровского и П.К.Услара в Дагестане, Я.М.Неверова и Д.Д.Семенова в Ставрополе, Залимгери Керефова в Нальчике, С.Б.Сиюхова в Адыгее - лучшее тому подтверждение.

Учитывая, что задача воспитывать народ в духе уважения к вере, царю и Отечеству значительно облегчалось среди народов исповедовавших христианство, царское правительство стремилось к христианизации края. Однако эта задача осталась в целом не выполнимой. К середине XIX века среди народов Северного Кавказа, исповедовавших ислам, наметилось определенное отчуждение от российских органов власти и управления, а во второй половине вышеназванного века оно проявилось в массовом переселении «в единоверную Турцию» представителей почти всех народов Северного Кавказа. В советское время историки отмечали, что в основе этого процесса находились цели российского и турецкого правительств. Первое, якобы, желало высвободить значительные площади плодородных земель с целью заселения их русскими крестьянами из центральных губерний. Второе преследовало свои далеко идущие планы использования горцев против России.

Анализируя нормативно-правовую базу, регламентирующую переселение, следует признать, что предписание о том, что возвращающихся из Турции следовало ссылать на жительство во внутренние губернии России как бездомных, значительно усложняло процесс возвращения на Кавказ ранее переселившихся в Турцию. [68, с.29] К счастью в 1865 году турецкое правительство объявило об отказе в приеме новых поселенцев. Массовому переселению был положен конец.

К середине XIX века особые успехи в деле просвещения были отмечены в Осетии. Многие исследователи справедливо связывали это явление с преобладанием в Осетии христианского вероучения и тягой осетинского народа к знаниям. Полностью соглашаясь с этим утверждением, мы подчеркиваем еще одну важную деталь - наличие в Осетии двух крупных

113 поселений - городов Моздока и Владикавказа, служивших культурными центрами всего Северного Кавказа. К середине XIX века помимо церковных появляются светские учебные заведения. Сложившаяся система образования в целом была аналогичной системе образования центральной России. Как правило, появлению учебных заведений предшествовала подвижническая деятельность местной интеллигенции при активной поддержке властей.

Так, например, в 1861 году во Владикавказе была открыта женская школа. Исследователи справедливо отмечают роль и значение в этом вопросе осетина протоирея Алексея Колиева, однако в угоду политической конъюнктуре замалчивались имена княжеской четы Святополк-Мирских. Князь и княгиня Д.И. и С.Я.Святополк-Мирские являлись не только председателем совета училища, но и выступали инициаторами проведения денежных сборов, а также в составлении комплекта учебно-методических материалов. [82]

Созданное А.В.Колиевым и супругами Святополк-Мирскими училище при активной помощи архимандрита Иосифа - в миру И.И.Чепиговского -известного деятеля религиозно-нравственного просвещения народов Кавказа, явилось крупным учебным заведением, не имеющим себе аналогов на Юге России. В основу педагогического процесса в училище были положены основные принципы отечественной педагогики. Учебный план включал в себя такие предметы, как Закон Божий, русский язык, история России, география, арифметика. Особенностью являлось наличие в учебном плане дисциплин, дающих воспитанницам умения и навыки женской работы или, как это было принято именовать в те годы, навыки рукоделия, в том числе и туземного. Преподавание в школе туземного рукоделия, равно как и осетинского языка, являлось особенностью учебного плана женской школы. В.Д.Магометова справедливо отмечала, что введение занятий по руководелию было продиктовано конкретными условиями жизни, спецификой и потребностью осетинского быта. К данному утверждению мы считаем необходимым добавить — туземного была, ибо описываемое нами

114 учебное заведение было не только осетинским, но и многонациональным и многоконфессиональным. Так, по сведениям Л.Степанова, уже в первый году существования школы из 59 учениц школы в ней было учащихся российского вероисповедания 44, римско-католического - 3, армяно-католического - 1, лютеранского - 3, еврейского - 1. [156]

Учредители училища тщательно спланировали проведение учебного процесса с учетом психолого-возрастных особенностей учащихся и общепедагогических требований. Уже на этапе приема желающих в школу они проходили собеседование, по результатам которого были сформированы два отделения. В первое были записаны девочки, не умеющие читать и писать, во второе - владеющие основами грамоты.

Примечательно, что с первых дней своего существования данное учебное заведение напрочь отвергло все виды наказаний, кроме замечаний в устной и письменной форме. Это было требованием, записанным в программе деятельности Владикавказского женского училища и неукоснительно соблюдавшимся всеми педагогами школы. Главное управление текущими делами было сосредоточено в лице совета училища, председателем которого была на общественных началах одна из инициаторов открытия училища, жена помощника начальника Терской области княгиня Софья Яковлевна Святополк-Мирская. Она являлась главным организатором создания благотворительного общества, в которое вошли представители интеллигенции края. Собранные ими средства, как в результате добровольных пожертвований, так и посредством устроительства различного рода благотворительных мероприятий, шли в фонд деятельности училища.

Устройство различного рода музыкальных и литературных вечеров, инсценировки и т.д. не только привлекали внимание общественности к деятельности школы, но и являлись источниками наполнения ее бюджета. Они в значительной мере способствовали развитию просвещения народов Северного Кавказа, поднятию их культурного уровня.

Тяга народа к обучению была столь велика, что учащиеся и их родители просили продолжить занятия даже в традиционно каникулярный месяц июль. Училищный совет согласился с этим предложением, но постановил, чтобы занятия в летние месяцы были сугубо добровольными.

Учебные занятия в училище начинались 1 сентября, занятия проводились с 9 до 12 часов, затем перерыв на обед и с 2 до 5 вечера проводились занятия по рукоделию и ремеслам. В субботние дни проводились только теоретические занятия с 9 до 12 часов. Они, главным образом, использовались для повторения пройденного материала и для воспитательных бесед.

Училище явилось очагом просвещения, притягивающим к себе внимание жителей Владикавказа. Усилиями педагогов и учащихся оно стало просветительским центром, местом сбора интеллигенции не только осетин, но и всего северокавказского региона. Уже в первый год существования училища в нем было организовано специальное помещение, вмещающее в себя до 100 зрителей, где проводились различного рода культурно-массовые мероприятия.

Отмечая роль и значение Владикавказского женского училища в подъеме общего уровня образования в крае следует отметить выдающуюся роль в этом не только Л.В.Колиева и И.И.Чепиговского, но, как мы уже отмечали выше, супругов Софьи Яковлевны и Дмитрия Ивановича Святополк-Мирских, представителей известного русского княжеского рода, много сделавших для просвещения народов Кавказа и пропаганде среди них законопослушного поведения.

В пропаганде правового воспитания основную роль играли образовательные и просветительские институты, проводившие большую воспитательную работу. Как справедливо отмечалось в прессе тех лет, просвещение народов Северного Кавказа явилось причиной того, что стали уходить в прошлое такие явления жизни, как «перестрелка посереди населенной улицы, кражи и грабежи». [28] Мирная гражданственность

насаждалась передовой интеллигенцией с помощью просвещения. Она прочно утверждалась среди народов Северного Кавказа еще в период Кавказской войны, а после ее окончания, за некоторым исключением, именно она являлась определяющим фактором горской жизни, а не случаи антиобщественного поведения тиражируемых прессой тех лет.

Выводы

В жизни общества не появляется ничего в чем нет потребности. Адаты и обычаи вызваны к жизни и поддерживаются потому, что несут на себе информационную нагрузку, выполняют функцию сохранения и передачи опыта, навыков, достижений в области материальной и духовной культуры из поколения в поколение.

В адатах горцев было очень много умного, познавательного. В них предусматривается передача молодым поколениям ценного нравственного опыта, установленного практикой бытовой жизни народа, системой обычаев. Эта система оказывает громадное влияние на формирование необходимых духовных качеств личности.

Адаты кавказских горцев собрали в себе большинство обычаев и традиций горцев. Ими регламентировалась общественная жизнь осетин, кабардинцев, чеченцев, аварцев и др. Адаты возникали в тесном переплетении жизненных условий горцев, и с религиозными верованиями. У одних народов, в частности у тех, которые исповедовали ислам, адаты имели яркую религиозную окраску, так, например, у кабардинцев, чеченцев, ингушей и народностей Дагестана в основе адатов лежал шариат. Именно адаты являются самыми древними

воспитательными мерами, сформированными самим временем. На протяжении веков в традиционно бытовой культуре горских народов Кавказа выражались сложные правила взаимоотношений людей в обществе и семье.

117 Лдаты успешно регулировали различные семейные группы до начала XX века.

Таким образом, адаты кавказских горцев являются составной частью исторически сложившейся культуры того или иного народа и потому играют важную роль в воспитании нравственных качеств детей. Они затрагивают все без исключения стороны жизни общества; взаимоотношения людей, отношения человека к обществу, семье, к другим народам и т.д. И являются древнейшими воспитательными мерами народов Северного Кавказа.

Проведенный анализ убеждает в том, что сложившаяся в Осетии к концу XIX века система управления формировалась искусственным путем: ее появление было связано не с процессом саморазвития осетинских обществ, а с сознательной и целенаправленной деятельностью российского правительства. Будучи неизменно обращенными «к пользам империи», конкретные результаты взаимодействия различных управленческих систем приобретало вид механически сконструированных и насильно навязанных «сверху» административных схем, в которых функциональное пространство традиционных принципов самоорганизации было значительно сужено, да и сами принципы постепенно вытеснялись из повседневной управленческой практики и получали статус полуофициальных.

Перенимая некоторые внешние атрибуты традиционной общественной самоорганизации и встраивая их в общую административную систему, правительство неуклонно двигалось по пути всемерной унификации и стандартизации управления. И тем не менее, даже оказавшись на положении маргинальных, традиционные принципы самоорганизации продолжали все же существенным образом влиять на внутреннюю жизнь осетинских обществ, а обычно-правовые нормы по прежнему сохраняли свое значение в качестве организующего начала социальной жизни.

Образование у народов Северного Кавказа явилось одним из веских побуждающих моментов к сближению с Россией. Видные представители горской интеллигенции неустанно использовали плоды просвещения как

118 веский повод в деле гражданско-правового воспитания. Они справедливо увязывали стремление к прогрессу и процветанию собственного народов с идеей неукоснительного соблюдения общих законов Российской империи. Показывая безальтернативность вхождения народов Северного Кавказа в состав России они всем своим творчеством призывали к скорейшему вхождению своих народов в общероссийскую семью народов живущих по единым законам.

Учитывая, что задача воспитывать народ в духе уважения к вере, царю и Отечеству значительно облегчалось среди народов исповедовавших христианство, царское правительство стремилось к христианизации края. Однако эта задача осталась в целом не выполнимой. К середине XIX века среди народов Северного Кавказа, исповедовавших ислам, наметилось определенное отчуждение от российских органов власти и управления, а во второй половине вышеназванного века оно проявилось в массовом переселении «в единоверную Турцию» представителей почти всех народов Северного Кавказа.

К середине XIX века помимо церковных появляются светские учебные заведения. Сложившаяся система образования в целом была аналогичной системе образования центральной России. Как правило, появлению учебных заведений предшествовала подвижническая деятельность местной интеллигенции при активной поддержке властей.

В пропаганде правового воспитания основную роль играли образовательные и просветительские институты, проводившие большую воспитательную работу. Как справедливо отмечалось в прессе тех лет, просвещение народов Северного Кавказа явилось причиной того, что стали уходить в прошлое такие явления жизни, как «перестрелка посереди населенной улицы, кражи и грабежи». Мирная гражданственность насаждалась передовой интеллигенцией с помощью просвещения. Она прочно утверждалась среди народов Северного Кавказа еще в период Кавказской войны, а после ее окончания, за некоторым исключением, именно

119 она являлась определяющим фактором горской жизни, а не случаи антиобщественного поведения тиражируемых прессой тех лет.

120 ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вековые обычаи определенной социальной общности - это сложный синтез исторически сложившихся, тесно связанных друг с другом установлений, в качестве которых выступают нормы поведения, ценности, обряды, традиции, обычаи и традиции распространяются на широкую область социальных явлений, жизнеспособность коренится в дальнейшем развитии их последующими поколениями.

У осетин нет законов, весь порядок их общежития основывается на обычаях и традициях, составляющих основу «Лдата» - обычного права горских народов Северного Кавказа, возведенного в закон. Своды адатов содержали сведения по самым различным вопросам общественно-экономической и социальной жизни.

Педагогическая ценность адатов заключалась в том, что ими регламентировались правила поведения горцев, они строго соблюдались. В статье «Очерки Осетии» известного грузинского этнографа и публициста Н.Г.Берзенова точно подмечено, что осетин «нарушив общечеловеческие права, никогда не нарушит обычая, утвержденного давностью, и, осужденный приговором общества, без сопротивления склониться перед карающим обычаем, без ропота понесет наказание» [12].

Молодое поколение горцев всегда соблюдало обычай почитания старших, которые имели жизненный опыт, обладали мудростью и должны были завоевать авторитет. Опыт и знания старших для северокавказских народов, не имеющих письменности, играли особую роль в обществе осетин, в его духовном развитии. Уважительное отношение к старшим закреплено в пословицах, преданиях, в сказках и эпических произведения, в которых в форме советов, поучений передавался жизненный и нравственный опыт убеленных сединами стариков.

Наряду с общечеловеческими нормами морали адаты включали в себя целый ряд установлений, регламентировавших экономические отношения,

121 предопределяли характер действии людей в различных ситуациях. Будь то в радости или в горе, в торжественной обстановке или в бытовом укладе -люди всюду руководствовались обычаем, доставшимся им в наследство от предков. Лдаты были практически неписаными законами жизни общества. Человек допускавший отступления от обычаев, предавался презрению, отвергался обществом.

Исторически сложившиеся особенности в социально-политическом, экономическом, правовом, культурном развитии разных географических областей Кавказа предопределяли разработку и использование Российской империей различных административно-управленческих стратегий.

На первом этапе административного освоения Кавказа сложившаяся система институтов управления формально повторяла российскую систему, однако уже тогда начала постепенно формироваться специфическая структура административных и судебных учреждений по управлению кавказскими народами.

Открытие в 1793 году Верхнего пограничного суда в Моздоке стало важной вехой в становлении российского управленческого аппарата на Кавказе, открыв новую эпоху в процессе административного освоения Центрального Кавказа.

Все административные шаги России в Кавказской области, предпринятые в конце второго десятилетия XIX века, имели тенденцию сглаживания различий, существовавших в системах управления «внешними» и «внутренними» инородцами. Одним из таких мероприятий явилось установление во Владикавказе находившегося в ведении царских властей суда для осетин и ингушей - Владикавказского инородного суда.

Таким образом, Владикавказский окружной суд образца 1831 года превратился в сугубо государственное судебно-административное учреждение и стал централизованной судебной инстанцией для осетин и ингушей, в которой все этапы судебного производства были рационализированы и приведены в соответствие с российскими судебно-

122 процессуальными порядками. Именно это обстоятельство и предопределило «неуспех» предпринятого царским правительством мероприятия по утверждению у горцев «прочного ... гражданского образования», в результате чего высшая кавказская администрация уже через пять лет после введения Владикавказского окружного суда была вынуждена отказаться не только от самого этого учреждения, но и от идеи перевода местного судопроизводства на общероссийскую законодательную основу и осуществления его в рамках государственного судебно-административного института. Российской законодательство применительно к горцам было отменено, а судопроизводство вновь стало вершиться в самих обществах в соответствии с обычно-правовыми нормами под надзором помощников приставов.

Опора на традиционные юридические нормы практиковалась даже после учреждения в 1847 году народных судов, которые появились в каждом из приставств Владикавказского военного округа, но верховная прерогатива вынесения окончательного судебного решения уже официально отошла к ведению российской администрации в лице приставов и их помощников на местах.

В своей официальной политике царское правительство в лице своей администрации на Кавказе упорно внедряло мнение, что «сельские старшины являются только исполнителями решений, принятых сходом всех взрослых мужчин одного и того же селения или так называемым нихасом. Но это была лишь видимость. На самом же деле сельские сходіл, созывавшиеся по инициативе органов местной власти (сельскими правлениями, приставами и др.) и принимавшиеся на них решения являлись ширмой, которой царизм прикрывал свою реакционную политику.

Фигуре сельского старшины, наделенного необыкновенно широкими полномочиями (от административных до полицейских), отводилось столь большое место в общественной жизни сельского населения, что он нередко играл драматическую роль в его судьбе.

Таким образом, перенимая некоторые внешние атрибуты традиционной общественной самоорганизации и встраивая их в общую административную систему, правительство неуклонно двигалось по пути всемерной унификации и стандартизации управления. И тем не менее, даже оказавшись на положении маргинальных, традиционные принципы самоорганизации продолжали все же существенным образом влиять на внутреннюю жизнь осетинских обществ, а обычно-правовые нормы по прежнему сохраняли свое значение в качестве организующего начала социальной жизни.

Взаимоотношения в семье всех членов между собой были подчинены строгой иерархии. Руководил семьей дедушка, отец или старший сын, представлявший ее в сельской общине. А домашним хозяйством и воспитанием детей - мальчиков до 7-8-летнего возраста, девочек до замужества — глава женской половины дома - мать или жена старшего брата.

Гражданско-правовое воспитание, его суть и происхождение

Теоретическая разработка вопросов политического и правового воспитания в отечественной литературе началась на рубеже 19-20 веков. В предреволюционной русской правовой науке вопросы формирования личности отражены в работах, например, Н.М.Коркунова, который пришел к выводу о дуализме личных качеств и общественного воздействия. [70, с. 13]

Вопросам права посвящен ряд работ великого педагога, юриста по образованию К.Д.Ушинского. Это «Лекции в Ярославском лицее», «О камеральном образовании», «О преступности в Англии и Франции», «О нравственном элементе в воспитании», «Письма о воспитании наследника русского престола». С именем Ушинского связано не только развитие теории педагогики, но и становление государственного права России. Отметим, что в творчестве великого педагога, наследие которого, казалось бы, досконально исследовано, крайне мало изучены взгляды на вопросы, находящиеся на стыке права и воспитания. Вычленяя воспитательную функцию права, Ушинский, в перечисленных работах, делает вывод о том, что характер одного человека может измениться от какого-нибудь каприза его воли, но в огромной массе народа, составляющего государство в его исторической протяженности, такие капризы невозможны, то есть государство и его право выполняют воспитательную функцию как объективный фактор. Воспитательная функция права реализуется во всех сферах общественной жизни, регулируемых правом, поскольку направлена по своей конечной цели на формирование гармонично развитого человека. Принуждение как необходимый элемент правового воспитания людей, носит вспомогательный характер. Превращение юриста К.Д.Ушинского в теоретика педагогики протекало сложно. Его идеи на стыке права и воспитания, содержащиеся в его научном наследии не только отражали потребности общества, но и объясняют явления и подсказывают новые пути решения проблем в воспитании граждан России.

Впоследствии стало уделяться больше внимания разработке способов организации такого вида правового воспитания как пропаганда. Ряд вопросов из этой области рассмотрен, например, в работе В.И.Ленина «Что делать?», в качестве примера можно также привести доклад Н.И.Бухарина «Текущий момент и задачи печати».

Развитие теории правового воспитания в правовой науке продолжилось в 40-50-х годах. В процессе обособления правового воспитания в качестве автономного раздела теории коммунистического воспитания, в него был привнесен давний спор о воспитании в «широком» и «узком» смысле, возникший в советской педагогике в 20-е годы. Решение такого теоретического вопроса предопределяло всю практическую деятельность по правовому воспитанию. В педагогике была сформирована концепция, в соответствии с которой проводится «грань между воспитанием в прямом смысле и развитием людей». [49] Подобная грань была определена и в юридической науке между правовым воспитанием как «видом общественной деятельности - целеустремленной и организационной работой государственных органов» и «всем процессом формирования правового сознания и правовой культуры членов общества». [99, с. 160] Такое размежевание способствовало привлечению внимания к организованной правовоспитательной деятельности как таковой. В процессе формирования концепции правового воспитания в юридической литературе высказывались мнения о необходимости, «широкого» понимания правового воспитания, поскольку, по мнению сторонников такого подхода, иначе не возможно было бы «учесть влияние на субъект общественно-политического строя, социальных условий, непосредственного окружения - всей объективной основы правового воспитания». [142, с.81] Динамику развития основных положений концепции правового воспитания в современной отечественной науке можно проследить на примере изменений в определении основного понятия - «правовое воспитание», так как оно охватывает собой выводы по вопросам и содержания, и основных признаков, и целевой правового воспитания.

Так, авторы книги «Правосознание и правовое воспитание трудящихся в развитом социалистическом обществе», изданной в 1975 году, определили правовое воспитание как широкую, комплексную деятельность партии и государства, направленную на формирование у советских людей столь высокой правовой культуры и правомерного поведения, которые должны стать привычкой, прочным убеждением каждого человека.

В 1977 году в книге «Правовое воспитание несовершеннолетних» было дано менее идеиологизированное определение. Правовым воспитанием предлагалось считать организованное, систематическое, целенаправленное воздействие на личность, формирующее правосознание, правовые установки, навыки и привычки активного правового поведения.

В 80-х годах интерес к проблемам правового воспитания не снижался. Так, в книге «Организация и эффективность правового воспитания» им признано целенаправленное воздействие общества на сознание людей, на их нравы, обычаи, привычки, черты характера, мотивы и образ поведения, целью которого является формирование устойчивых коммуникативных качеств общения людей, политических и нравственных убеждений, социальных потребностей и интересов, ценностных ориентации и установок поведения, черт характера, воли. [132]

В.И.Леушин определил правовое воспитание как систему мер воздействия, конечной целью которых является строгое, точное соблюдение всеми лицами юридических предписаний, их активность в осуществлении предоставленных им прав, высокий уровень ответственности. [102]

Р.К.Русинов считает правовым воспитание систему воздействия, главной целью которой является достижение такого уровня правомерного поведения, который обеспечивал бы прогрессивное поступательное развитие общества. Она содержит в себе пять подцелей: 1) доведение нормативной информации до членов общества, 2) обеспечение более успешной социализации личности в сфере регулируемых правом общественных отношений, 3) развитие социально-правовой активности членов социалистического общества, 4) повышение уровня правовой культуры общества, 5) содействие формированию мировоззрения граждан. [139, с.8]

В педагогической литературе правовое воспитание рассматривается как органичная составная часть сначала политического, а затем гражданского воспитания. Б.Т.Лихачев систему правового воспитания выводит из структуры правового сознания, элементами которого признаются: правовая грамотность; нравственно-правовые и политические чувства; правовое мышление; потребности в правопослушном поведении; воля, «направленная на активное соблюдение правовых норм, борьбу против нарушений». Цель правового воспитания при этом определяется как «формирование гражданина правового государства». Взаимодействие педагогической и юридической наук основывается, по мнению Б.Т.Лихачева, на том, что идеалом поведения человека в правовом демократическом обществе является активное и сознательное исполнение им норм нравственности и права. [104, 105] Таким образом, рассматривая правовое воспитание как часть гражданского, в педагогической литературе подчеркивается также неразрывность и единство правового и нравственного воспитания.

Воспитание в целом рассматривается как некоторая деятельность в обществе, в культуре как способ передачи опыта, образцов поведения, мышления, норм, ценностей, идеалов одного поколения другому, способ трансляции культуры. Механизм такой трансляции, а также причины и факторы развития или деградации культуры, остаются как бы за скобками такого самого общего определения воспитания. В определении этом выделяется и подчеркивается лишь один - сущностный - признак-воспитания, а именно то, что это способ трансляции культуры, в которой присутствует значительный элемент общечеловеческого. Из такого понимания воспитания следует, что основной упор в нем делается на стабилизацию, сохранение существующих образцов, норм, ценностей, а также типа или вида культуры в целом.

В педагогической теории и практике на современном этапе существует устойчивое мнение, что воспитательный процесс не должен быть идеологизирован. Воспитание должно базироваться на неизменных, непреходящих ценностях и идеях. В качестве идейной основы всей системы воспитания признаны проверенные мировой практикой идеи гуманизма.

Проблемы правового воспитания в творчестве видных представителей интеллигенции горских народов Северного Кавказа

Вопросы правового воспитания нашли свое отражение в творчестве видных представителей интеллигенции горских народов Северного Кавказа.

Одним из первых среди видных пропагандистов гражданско-правового воспитания среди народов Кавказа следует назвать кабардинского князя Мамбета Атажукова, Муссу Кундухова, Зураба Магкоева. В конце XIX века на Северном Кавказе появляется множество культурно-просветительских обществ, задачей которых было внедрение законопослушного поведения и воспитания у народа гражданско-правового сознания. Центром деятельности этих обществ были краевые центры, крупные города - Ставрополь, Владикавказ, Нальчик и т.д. Интересен тот факт, что передовая интеллигенция тех лет не проводила никаких национальных ограничений. И общества, в названии которых не выражалась национально-конфессиональная сущность, например, действовавшее с 1881 года во Владикавказе «Общество распространения образования и технических сведений среди горцев Терской области» и «Черкесское благотворительное общество», действовавшее в Майском и в названии которого прослеживается национальная специфика в одинаковой мере способствовали развитию культуры и образования среди всех народов Кавказа.

Создание и деятельность этих обществ явилось следствием синтеза деятельности видных представителей русской интеллигенции и интеллигенции Кавказа. Их совместная культурно-просветительская деятельность в значительной мере обогатила теорию и практику общественно-воспитательной работы, заложила прочный фундамент для дальнейшего развития идей гражданского общества в рамках существовавшей государственно-правовой системы.

Огромную роль в деле гражданско-правового воспитания народов Кавказа играли действовавшие в Кабарде «Общество распространения образования среди кабардинцев и горцев», «Нальчикское благотворительное общество помощи учащимся» и другие. В их организации и деятельности сыграли выдающуюся роль видные представители кавказской интеллигенции.

Интересно, что едва зародившись осетинская интеллигенция среди прочих актуальных проблем социально-экономического развития своего народа ставила вопросы гражданско-правового воспитания. Их отголоски ярко проявляются в произведениях дошедших до нашего времени, в частности в поэме «Алгузиани».

Иван Георгиевич Ялгузидзе (настоящая фамилия Габараев) (1775-1830) родился в семье южных осетин, высшее образование получил в Тбилиси. В своем творчестве он призывал свой народ к органическому вхождению в состав России, выработке национальной интеллигенцией концепции гражданского воспитания. В этих целях он всемерно способствовал развитию просвещения и культуры: составил осетинский букварь.

Весьма интересными являются взгляды на правовое воспитание осетинского мыслителя Л.Б.Есиева (1830-1926). В вопросах правового воспитания Л.Есиев предлагал использовать богатый нравственный потенциал устного народного творчества. Особое значение он придавал использованию обычного права, в частности осетин, в деле государственно-правового воспитания.

Это утверждение принималось и отстаивалось другим видным представителем интеллигенции Б.А.Тугановым (1866-1921). Вместе с тем в вопросах правового воспитания Б.Туганов допускал в известной степени наивность, считал, что главной причиной совершения преступлений является борьба между различными группами людей, т.е. классовая борьба. Соответственно преступление он понимал лишь как эпизод этой борьбы.

Чтобы избавить общество от преступников, по мысли автора, было необходимо уничтожить дисбаланс между нравственностью и правом. Это, по его мысли, можно было сделать тогда, когда законы станут достоянием широких слоев народа, когда государство станет правовым, т.е. будет основано на силе закона. Б.Туганов подвергал резкой критике воровство и абречество, вскрывал их истинный противозаконный и антигуманный смысл, но особое значение Б.Туганов придавал искоренению в осетинском обществе кровной мести. Это нашло свое отражение в его рассказе «По адату». Его основное содержание построено на противопоставлении прошлого и настоящего; здесь пересекаются нормы обычного и государственного права. Герой рассказа всерьез задумывается над вопросом: должен ли брат убитого продолжать мстить убийце, если тот уже был наказан судом согласно государственному закону, не принятому в осетинском обществе.

Другой видный представитель осетинской культуры Афанасий Гассиев (1844-1915) обусловливал построение гражданско-правового воспитания на основе четкого разделения религиозного и светского. Он отвергал объяснение появления законов и необходимость их соблюдения исходя из теории их божественного происхождения. Согласно мысли Гассиева, и ислам, и его основа - Коран, не есть божественное откровение, а - результат развития общественно-политической мысли в определенных социально-экономических условиях.

Даты и обычаи кавказских горцев и их воспитательное значение

Длительность (на протяжении веков) существование института «тархоны лагта» объясняется прежде всего его жизненностью в условиях патриархального строя, относительной действенностью и безапелляционностью его решений. «Их («тархоны лагта») слово, - пишет Мкаквели, - было незаменимо, их решение свято; здесь не имели места никакие апелляционные и другие жалобы; так как умнее и опытнее «тархоны лаг»-ов не было, то всякий противящийся мнению этих патриархов был противником самого общества, его взглядов и понятий».

Состав и полномочия судей не были постоянными. Они выбирались в каждом отдельном случае, при этом только самими тяжущимися; «тяжущиеся стороны выбирали каждая своих посредников в неравном числе - обиженная сторона имела всегда одним посредником больше против обидевшей, ответчик - одним меньше против истца» [85, с.216]. Количество судей могло быть от трех до девяти, но в большинстве случаев суд состоял из пяти-семи человек. Но это числа «в случае тяжбы целых фамилий увеличивалось до значительной цифры». [112]

Однако до избрания суда дело проходило еще сложный этап предварительной подготовки. Если потерпевший и обидчик желали решить спор по обычаю, то дело начиналось с того, что обе стороны созывали своих родственников и садились вместе с ними под открытым небом на таком расстоянии друг от друга, чтобы то, что говорилось на одной стороне, не было слышно другой. Затем каждая сторона выбирала из посторонних людей посредников (минавар лагта) в количестве от одного до пяти, смотря по важности дела. В обязанность посредников входило вести переговоры между сторонами, передавать предложения истца ответчику и наоборот. Когда путем взаимных переговоров стороны доходили до соглашения, виновник обязывался уплатить потерпевшему ту меру, которая была бы определена предстоявшим судебным решением; пострадавший же связывал себя обязательством довольствоваться той платой, которая была бы произведена еу по суду обидчиков. Только после этого стороны приступали к выбору новых посредников - уже судебных («тархоны лагта»). Число судей определялось также по предварительному взаимному соглашению. При этом, как мы уже говорили, обиженная сторона выбирала одним судьей больше обидчика. Затем обе стороны взаимно объявляли друг другу имена избранных ими судей.

Бывало так, что одна из сторон заявляла протест по составу судей, выставленных противной стороной. Тогда последняя должна была избрать в качестве таковых других лиц. Как мы видим, необходима была двусторонняя санкция на состав суда. После всех этих процедур судьи (тархоны лагта) собирались в условленное место и приступали к разбирательству дела. [100,, с.20-21] В основе судебной практики «тархоны лагта» лежало не соблюдение, казалось бы, столь обычных в судебном процессе правил, как допрос сторон и их свидетелей, привлечение косвенных улик и т.п., а сам факт, ставший объектом судебного разбирательства. Дополнением к очевидному факту служило заявление потерпевшей стороны.

Признание судьями виновности ответчика на основе косвенных улик и свидетельских показаний могло вызвать недовольство осужденного позицией и ролью первых, что нередко перерастало в месть. «Свободная критика улик, представлявших против обвиняемого, - отмечал Дж.Шанаев, - было опасной для судей: она могла быть понята как факт недоброжелательства судей к обвиняемому и его роду и потому послужить для последнего основанием к преследованию судей, как недругов». [199, с.7] Судьи, которые в значительной степени полагались на собственный опыт и убежденность в виновности или невиновности ответчика, принятием необъективного или ошибочного решения не только могли обратить на себя месть недовольной стороны, но и лишить себя доверия общества.

Освещая обычно-правовые отношения и практику судопроизводства у осетин, В.Пфаф так характеризовал «тархоны лагта»: «осетинские судьи внимают во все подробности дела и, выяснив факты, стараются определить величину понесенного истцом или обиженным убытка и ищут способа для легчайшего восстановления нарушенных юридических отношений». [141, с.219]

В условиях патриархально-родового строя и отсутствия государственности и правовой системы вполне естественным было судопроизводство, основанное на присяге («ард», «ард харын»). Это ограждало судей от обвинений сторон в нелояльности или несправедливости и преследований со стороны осужденного.

Присяга была основой и в древнем судопроизводстве. Присяга в значении, известном осетинам в позднейшее время, применялась и скифами. [44, с. 132] На преемственную связь осетинской присяги (клятвы) с древне осетинской указывает и В.Ф.Миллер. [122]

Если преступление не являлось очевидным фактом, не требовавшим доказательства, то в установлении истины - является ли привлекаемое к суду лицо виновным или нет - решающее место принадлежало присяге — клятве, произносимой публично этим же лицом или истцом. Когда, например, привлеченный к ответу человек упорно отрицал свою вину, суд непременно выносил решение о том, чтобы он в таком случае оправдал себя присягой. «Присяга была судебным доказательством и вместе с тем для обвиняемого средством судебной защиты». [199, с.11]

Нетрудно объяснить почему так велика была сила присяги. Прежде всего здесь надо иметь в виду, что присяга принималась в крайнем случае, в чрезвычайный момент именем наиболее почитаемого в данной местности Святого и прахом покойного родственника. «Всякие прегрешения перед дзуарами, небом, землею, своими покойниками и богом считались всегда страшными преступлениями, за которые эти божества наказывали людей неумолимо строго, не только за прямую вину перед ними, блиставшими в сознании народа страшною карательною мощью, но и за один призыв, одно обращение к ним, сделанное в свое оправдание ложно». [199, с.8]

Поэтому, как правило, присяга совершалась в дзуаре, под священным деревом или в древней церкви, ставшей со временем языческим святилищем. Такой способ подкрепления принимаемой присяги был весьма популярным и распространенным и у других народов Кавказа. «Ингуши, осетины и прочие горцы, - писал Л.Шегрен, - клянутся и присягают именем тех святых, которых они почитают». [203]

Присяга, принимавшаяся обвиняемым, должна была быть обеспечена гарантией-поручительством со стороны его рода (обычно по делу об убийстве). Без такой гарантии присяга не признавалась за судебное доказательство и свидетельство невинности ответчика. Поэтому на суде вместе с присягателем в качестве соприсягателей (ардамонгалте) выступало несколько представителей его рода.

Таким образом, судебный процесс у осетин был основан на принятии присяги ответчиком и на подкреплении ее присягой определенного числа его родственников - соприсягателей.

Как само судопроизводство, так и принятие присяги приурочивалось к определенным дням, обычно праздничным. Но наиболее предпочитаемым для этой цели считался праздник «лаузгсенаен». «Самые тяжелые клятвы, -писал А.Шегрен, - считаются данные в «лаузгаенсен», в очищение себя по подозрению в воровстве или убийстве. Этот день считается столь важным, что все сомнительные, нерешенные дела откладываются до «лаузгсенаен», тогда все объясняется, и почти не было примера, чтобы действительно виновный не признался ... если уличаемый присягает в своей невинности, то освобождается от всякого подозрения». [203]

Принесшего ложную присягу ожидало всеобщее призрение и суровое осуждение со стороны общества. «Легкомысленных и недобросовестных присягоприемцев, - писал Шанаев, - общественная совесть называла непомерно строго: она публично через крикуна («фидиугсг») бесславила их, оглашая «мсенгардами», т.е. лжеприсяжниками, и с той поры им уже буквально невозможно было оставаться в том обществе, и оно избегало их, как опаснейших своих врагов; а в частной жизни осетин ругань «мазнгард» (лжеприсяжник) - служила очень часто началом кровавых расправ и родовой мести». [199, с.З]

И, наконец, неисполнение приговора суда, нарушение присяги, не подчинение «закону стражи» влекли за собой восстановление всего общества против нарушителя - ответчика, изгнание его из общины, «хъоды», что означало уже высшую меру наказания. Вполне понятно, что этих мер, хотя и крайних, было достаточно, чтобы обеспечить исполнение приговора. В качестве судьи теперь выступала вся община в лице ее собрания «ныхас». Поэтому, зная, что ждет ослушника приговоренное общинным судом лицо вынуждено было подчиниться его решениям.

Одним из видов установления судебной достоверности у осетин еще с древних времен являлись ордалии и судебный поединок, как формы «суда божьего». Ордалии - это испытание огнем, водой, раскаленным железом, ядом и др. Если обвиняемый после «прохождения» через огонь и воду и испытания раскаленным предметом оставался жив и невредим, то он народным правом объявлялся оправданным.

Как отмечает М.Ковалевский, к огневой и водной ордалиям прибегали обыкновенно при недостатке других средств установления судебной достоверности. [85, с.258] Такое же происхождение имеет и судебный поединок. Он состоял в том, что родственники пострадавшего требовали, чтобы обидчик (т.е. убийца) стал под их выстрел. Судьи в этом случае кидали жребий, чтобы определить, кто из рода обиженного (убитого) должен был стрелять в обидчика. [39, с.228]

Участие судей (тазрхоны лагта) в ордалиях заключалось в приведении сторон к судебным испытаниям и наблюдение за их исполнением, а также в констатировании их результатов, рассматривавшихся как прямое вмешательство божества в судебный процесс, как акт совершения приговора «божьего» (хуыцауы тархон).

Как уже говорилось выше, постоянных судей не было: их избирали в каждом отдельном случае. По виду очень часто повторяющихся конфликтов на почве кровной мести одним и тем же лицом из сельской общины или общества приходилось подряд несколько раз, а затем и постоянно выступать в роли судей. Как хорошие знатоки юридических правил и народно-правовых норм жизни осетин они становились известными не только в кругу своих односельчан, но и во всем ущелье. Их приглашали для решения особо сложных, в подавляющей части кровных дел. [85, с.217-218]

Помимо превосходного знания обычаев и правовых норм жизни народа, искусства красноречия и репутации честного и мужественного человека, судьи обладали еще и природной смекалкой, жизненным опытом и наблюдательностью. Без этих качество невозможно было бы рассчитывать на разрешение спора и примирение сторон.

Пропаганда законопослушного поведения путем просвещения народа

Образование у народов Северного Кавказа явилось одним из веских побуждающих моментов к сближению с Россией. Видные представители горской интеллигенции неустанно использовали плоды просвещения как веский повод в деле гражданско-правового воспитания. Они справедливо увязывали стремление к прогрессу и процветанию собственного народов с идеей неукоснительного соблюдения общих законов Российской империи. Показывая безальтернативность вхождения народов Северного Кавказа в состав России они всем своим творчеством призывали к скорейшему вхождению своих народов в общероссийскую семью народов живущих по единым законам.

Пропаганда среди собственного народа законопослушного поведения у видных представителей кавказской интеллигенции сочеталась с огромной работой по приноравливанию законов империи к общественному сознанию горцев. Таким образом, городская интеллигенция представляла интересы российского государства среди своих соплеменников и интересы последних перед лицом органов государственной власти и управления. Именно поэтому важнейшей сферой работы национальной интеллигенции до революции становятся вопросы государственно-правового воспитания. Ее главным средством было поднятие культурного уровня народов, а первым шагом в данном направлении - обучение народа грамоте. Это давало ей возможность перейти от индивидуальной устной пропаганды к широкой общественной пропаганде посредством периодической печати и литературы.

Общественно-педагогическая деятельность Л.В.Колиева в Осетии, И.С.Костемеровского и П.К.Услара в Дагестане, Я.М.Неверова и Д.Д.Семенова в Ставрополе, Залимгери Керефова в Нальчике, С.Б.Сиюхова в Адыгее - лучшее тому подтверждение.

Учитывая, что задача воспитывать народ в духе уважения к вере, царю и Отечеству значительно облегчалось среди народов исповедовавших христианство, царское правительство стремилось к христианизации края. Однако эта задача осталась в целом не выполнимой. К середине XIX века среди народов Северного Кавказа, исповедовавших ислам, наметилось определенное отчуждение от российских органов власти и управления, а во второй половине вышеназванного века оно проявилось в массовом переселении «в единоверную Турцию» представителей почти всех народов Северного Кавказа. В советское время историки отмечали, что в основе этого процесса находились цели российского и турецкого правительств. Первое, якобы, желало высвободить значительные площади плодородных земель с целью заселения их русскими крестьянами из центральных губерний. Второе преследовало свои далеко идущие планы использования горцев против России.

Анализируя нормативно-правовую базу, регламентирующую переселение, следует признать, что предписание о том, что возвращающихся из Турции следовало ссылать на жительство во внутренние губернии России как бездомных, значительно усложняло процесс возвращения на Кавказ ранее переселившихся в Турцию. [68, с.29] К счастью в 1865 году турецкое правительство объявило об отказе в приеме новых поселенцев. Массовому переселению был положен конец.

К середине XIX века особые успехи в деле просвещения были отмечены в Осетии. Многие исследователи справедливо связывали это явление с преобладанием в Осетии христианского вероучения и тягой осетинского народа к знаниям. Полностью соглашаясь с этим утверждением, мы подчеркиваем еще одну важную деталь - наличие в Осетии двух крупных поселений - городов Моздока и Владикавказа, служивших культурными центрами всего Северного Кавказа. К середине XIX века помимо церковных появляются светские учебные заведения. Сложившаяся система образования в целом была аналогичной системе образования центральной России. Как правило, появлению учебных заведений предшествовала подвижническая деятельность местной интеллигенции при активной поддержке властей.

Так, например, в 1861 году во Владикавказе была открыта женская школа. Исследователи справедливо отмечают роль и значение в этом вопросе осетина протоирея Алексея Колиева, однако в угоду политической конъюнктуре замалчивались имена княжеской четы Святополк-Мирских. Князь и княгиня Д.И. и С.Я.Святополк-Мирские являлись не только председателем совета училища, но и выступали инициаторами проведения денежных сборов, а также в составлении комплекта учебно-методических материалов. [82]

Созданное А.В.Колиевым и супругами Святополк-Мирскими училище при активной помощи архимандрита Иосифа - в миру И.И.Чепиговского -известного деятеля религиозно-нравственного просвещения народов Кавказа, явилось крупным учебным заведением, не имеющим себе аналогов на Юге России. В основу педагогического процесса в училище были положены основные принципы отечественной педагогики. Учебный план включал в себя такие предметы, как Закон Божий, русский язык, история России, география, арифметика. Особенностью являлось наличие в учебном плане дисциплин, дающих воспитанницам умения и навыки женской работы или, как это было принято именовать в те годы, навыки рукоделия, в том числе и туземного. Преподавание в школе туземного рукоделия, равно как и осетинского языка, являлось особенностью учебного плана женской школы. В.Д.Магометова справедливо отмечала, что введение занятий по руководелию было продиктовано конкретными условиями жизни, спецификой и потребностью осетинского быта. К данному утверждению мы считаем необходимым добавить — туземного была, ибо описываемое нами учебное заведение было не только осетинским, но и многонациональным и многоконфессиональным. Так, по сведениям Л.Степанова, уже в первый году существования школы из 59 учениц школы в ней было учащихся российского вероисповедания 44, римско-католического - 3, армяно-католического - 1, лютеранского - 3, еврейского - 1. [156]

Учредители училища тщательно спланировали проведение учебного процесса с учетом психолого-возрастных особенностей учащихся и общепедагогических требований. Уже на этапе приема желающих в школу они проходили собеседование, по результатам которого были сформированы два отделения. В первое были записаны девочки, не умеющие читать и писать, во второе - владеющие основами грамоты.

Примечательно, что с первых дней своего существования данное учебное заведение напрочь отвергло все виды наказаний, кроме замечаний в устной и письменной форме. Это было требованием, записанным в программе деятельности Владикавказского женского училища и неукоснительно соблюдавшимся всеми педагогами школы. Главное управление текущими делами было сосредоточено в лице совета училища, председателем которого была на общественных началах одна из инициаторов открытия училища, жена помощника начальника Терской области княгиня Софья Яковлевна Святополк-Мирская. Она являлась главным организатором создания благотворительного общества, в которое вошли представители интеллигенции края. Собранные ими средства, как в результате добровольных пожертвований, так и посредством устроительства различного рода благотворительных мероприятий, шли в фонд деятельности училища.

Устройство различного рода музыкальных и литературных вечеров, инсценировки и т.д. не только привлекали внимание общественности к деятельности школы, но и являлись источниками наполнения ее бюджета. Они в значительной мере способствовали развитию просвещения народов Северного Кавказа, поднятию их культурного уровня.

Тяга народа к обучению была столь велика, что учащиеся и их родители просили продолжить занятия даже в традиционно каникулярный месяц июль. Училищный совет согласился с этим предложением, но постановил, чтобы занятия в летние месяцы были сугубо добровольными.

Учебные занятия в училище начинались 1 сентября, занятия проводились с 9 до 12 часов, затем перерыв на обед и с 2 до 5 вечера проводились занятия по рукоделию и ремеслам. В субботние дни проводились только теоретические занятия с 9 до 12 часов. Они, главным образом, использовались для повторения пройденного материала и для воспитательных бесед.

Похожие диссертации на Правовое воспитание северокавказских горцев в системе обычного права

Педагогико-психологические условия реализации права учащихся в системе общеобразовательных школ ИранаАзами Махмуд Реза

Система межведомственного педагогического взаимодействия по защите прав воспитанников интернатных учрежденийАксенов Алексей Михайлович

Система межсферного взаимодействия участников педагогического процесса защиты прав детейРудоманов, Василий Иванович

Гражданское воспитание учащихся старших классов на уроках "Права человека"Носиров Саъдулло Шукулоевич

Нравственно-правовое воспитание учащихся 5-8 классов в процессе преподавания курса "Права ребенка" и во внеклассной работе Ярошенко Елена Владимировна

Духовно-нравственное воспитание курсантов военных институтов на традициях Российской АрмииСидорчук Виталий Анатольевич

Нравственное воспитание слушателей учебных центров ФСИН России и педагогические условия его совершенствованияАфанасьева, Светлана Ивановна

Отражение вопросов просвещения, воспитания и образования горцев в периодической печати Северного Кавказа в XIX - начале XX вековКабалоева Ирина Мурадиновна

Дисциплина "Гражданское право" как действенный фактор правового воспитания студентов юридических вузов : Методические основыРыжкович Екатерина Алексеевна

Идеи естественного права как гуманистический ориентир в правовом воспитании детей старшего дошкольного возрастаПольщикова, Людмила Александровна