Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Феноменология города и региональная идентичность: от понятия к образу
1.1. Город как система смыслообразующих факторов
1.2. Образ города через призму субъективного восприятия. Ключевые аспекты
1.3. Практика формирования городского образа и брендинг территории: кризис формального подхода
1.4. Трансляция городских реминисценций посредством музея. Интеграция человека в процесс «музеефикации» города
1.4.1. Музейный потенциал Екатеринбурга и анализ существующих классификаций
Выводы по главе
Глава II. Дизайн-модель города как «живой» коммуникативной среды
2.1. Принцип реминисценции и актуализации городских «сверхтекстов» Екатеринбурга на примере локального района (Верх-Исетский)
2.1.1. Район как уникальный элемент общей системы, специфика места
2.1.2. Культурный и проектно-образный потенциал района как смыслообразующий фактор
2.2. Стратегия создания целостного образа Екатеринбурга в рамках коммуникационной знаковой системы «Каменный цветок».
Выводы по главе
Результаты и выводы
Литература
Приложения
- Образ города через призму субъективного восприятия. Ключевые аспекты
- Трансляция городских реминисценций посредством музея. Интеграция человека в процесс «музеефикации» города
- Район как уникальный элемент общей системы, специфика места
- Стратегия создания целостного образа Екатеринбурга в рамках коммуникационной знаковой системы «Каменный цветок».
Введение к работе
«Города подобны книгам – их нужно научиться читать.
Научившемуся они говорят правду даже тогда, когда пытаются солгать».
В. Л. Глазычев
Актуальность исследования. Каждый город уникален по своей структурной организации и обладает собственной «душой». Одним из таких средоточий культуры и истории для Уральского региона стал город Екатеринбург. Являясь одним из крупнейших федеральных образований России на протяжении многих лет, он продолжает развиваться и содержит в себе уникальный историко-культурный, промышленный, природный и многие другие формирования. На протяжении почти трехсот лет он сохраняет преемственность культуры и единство исторического процесса. «Екатеринбург – город и провинциальный, впитавший в себя дух российской периферии, и в то же время «столичный», расположенный на стыке двух континентов – Европы и Азии, имеющий самый богатый культурный потенциал среди городов Урала».
Кроме того, мы можем говорить о том, что «Екатеринбург специфичен в плане структуры производства и исторической ретроспективе – город-крепость, горнозаводской центр, затем промышленно-финансово-торговый центр, в советское время – прежде всего индустриальный форпост с ярко выраженным преобладанием промышленного комплекса. Наконец, на рубеже XX-XXI вв. Екатеринбург становится одним из главных деловых и политических центров России, сохраняя вместе с тем значительный индустриальный и мощный социокультурный потенциал». Очевидно, перспективы Екатеринбурга в свете возрастания роли регионов и крупных городов в современной России очень впечатляющи.
Таким образом, мы говорим о ряде важных аспектов, составляющих содержательность и ценность города как живого организма со своей уникальной историей. Здесь возникает вопрос непосредственно о целостном видении города как уникальной системы пространственно-временных связей, поскольку «без понимания, или хотя бы ощущения города невозможно последовательное его развитие, невозможно сообщество горожан. Не поняв или потеряв «дух города», мы превращаемся в некое количество людей с разными интересами, не созидающих общее пространство, а постоянно «перетягивающих одеяло». Сегодня видение облика города как единого целого, ощущение этого самого «духа» остается нерешенным вопросом, несмотря на неослабевающий интерес к данному явлению специалистов разных областей. К примеру, «по результатам опроса, проведенного в рамках исследования образной характеристики Екатеринбурга, отмечаются следующие аспекты, характеризующие дискомфорт окружения: отсутствие запоминающихся зданий, недостаточное количество доминант-ориентиров, отсутствие необходимого для общего впечатления о городе количества благоустроенных улиц, площадей, рекреаций и т.п.», учитывая, что Екатеринбург не многим уступает по своей значимости и культурно-историческому потенциалу таким городам как Санкт-Петербург или Москва. Однако, в таких городах сильна историчность: она может ощущаться непосредственно, минуя этапы сознательной «адаптации» к пространству. Когда же мы говорим о Екатеринбурге, потребность в этой адаптации, определенной «духовной» связи с городом с течением времени только возрастает.
И это характеристика города только лишь с точки зрения архитектурно-планировочных систем, в рамках градостроительного подхода. В данном ключе решение проблемы поиска городской «души» рассматривалось под разными углами. Здесь нельзя не упомянуть разработки по актуализации и пролонгации Стратегического плана развития Екатеринбурга до 2020 года: проект В. Ю. Спиридонова «Большой Екатеринбург», в основе которого лежит рассмотрение города в системе агломерации, «приоритете уникальности его территории как основного условия развития в составе Евроазиатской системы расселения». Или реновационная концепция городских систем, предложенная французскими архитекторами Дени Валодом и Жаном Пистром (гостиница «Хайят», район «Академический», «Екатеринбург-сити», башня «Исеть», «Страж Урала»). Очевидно, Екатеринбург не только не утрачивает актуальность в региональном масштабе, но и напротив, все более подогревает интерес специалистов разных областей знаний.
Рассматривая город несколько с иной точки зрения, невозможно проигнорировать и такой аспект, как насыщенность артефактами, составляющими его историчность. Их роль нельзя переоценить, когда речь идет о культурно-историческом богатстве территории, о ключевых вехах ее формирования и развития. В связи с этим на протяжении практически всей истории существования города повсеместно создаются и получают поддержку такие формирования как музеи – своеобразные хранилища этих артефактов. Обратившись к современному толкованию понятия музей, можно прийти к такой формулировке: «МУЗЕ'Й [лат. museum \\ гр. museion храм муз] – научно-исследовательское или научно-просветительное учреждение, осуществляющее сбор, хранение, изучение и публичное представление (экспозиция, выставка) произведений искусства, предметов истории, науки, техники, быта, материалов из жизни и деятельности великих людей и т. д.)». Именно такая трактовка создавала и продолжает создавать стереотипы относительно самого предназначения музеев, их роли в жизни города и культурно-исторической динамике. Зачастую музей понимается как закрытое помещение, некий архитектурный объект, зафиксированный в определенной точке города, однако «понять, что музейное здание не равно музею, что оно – только коробка, оболочка, – могут немногие. Это только один из множества мифов, предрассудков, банальных суждений, которые бытуют и в музейном сообществе, и за его пределами».
В Екатеринбурге открыты и функционируют в общем доступе около 60 музеев и художественных галерей, включая виртуальные. Они насыщены уникальными артефактами и содержат в себе своеобразный «дух» места, различаются по категориям и смыслам, по временным и географическим контекстам, каждый из них говорит на собственном языке. Музеи хранят бережно собранные частицы истории, материального и нематериального культурного наследия, ценных свидетельств существования событий прошлого.
Несмотря на столь обширное собрание музеев в городе Екатеринбурге, различающихся как по тематике, так и по способу организации, каждый из них обладает собственным почерком и спецификой, особым подходом к сути города как таковой. Но на сегодняшний день все более очевидно, что как бы ни были необходимы музеи, как бы весом ни был их вклад в развитие города, они продолжают оставаться обособленными, дискретными формированиями общего целого, очаговыми сосредоточениями культурно-информационной системы. Разобщенность, ограниченность музейных экспозиций как таковых продолжает возрастать параллельно с увеличением их количества. В свою очередь это приводит к тому, что «мы пытаемся точечно – если считать музей «точкой» – решить инфраструктурную проблему. Музей не кончается за дверями своего здания, он должен организовывать вокруг себя среду».
Отношение горожанина к музеям весьма неоднозначно. С одной стороны, их существование стало явлением вполне обыденным, привычным, и как следствие оно зафиксировалось в сознании в виде статичного объекта, насыщенного экспозицией: «свалка предметов, подлинных и фальсификатов, из которой каждый посетитель должен выхватить что-то соответствующее его представлению - когда оно есть». С другой стороны, есть основание рассматривать музей не только как оболочку, пространство, ограниченное стенами, но и как саму городскую территорию, насыщенную «памятью», историчностью и культурой. Здесь понятие музея расширяется и приобретает масштабность, объединяя чувства и устремления горожан. По словам К. Линча «многие места символического и исторического значения в ткани города посещаются самими горожанами весьма редко, сколько бы ни стремились к ним толпы туристов. Но угроза разрушения таких мест вызывает сильное сопротивление даже у тех, кто их никогда не видел и, может быть, никогда не увидит».
Это значит, что мы способны ощущать так называемый культурный потенциал города, сознательно не углубляясь в его историческую составляющую, быть сопричастными его развитию. С точки зрения В. Л. Глазычева, «незнание того, что такое «культурный потенциал города» в точности… не является препятствием уразумению природы современного города. Напротив, если бы мы заранее знали, что он такое, этот загадочный потенциал, мы заранее ограничили бы себя, отсекая, быть может, самое существенное. Культурный потенциал города проявляется по мере углубления в его понимание, по мере его «самопознания»…».
Город как структурная единица региона часто является центром большой агломерации, что в свою очередь делает его центром региональной идентичности в масштабах страны. Здесь город становится уже своеобразным конгломератом всевозможных идентичностей. Когда речь идет о «лице региона» как средоточии компонентов, составляющих суть территории, можно говорить о том, что «идентичностью обладать может только нечто заведомо живое ... идентичность не просто исторична, она еще и создаваема, тварна, хотя и не без оснований. А когда в дело вступает технологический интеллект, то она не просто создаваема, но еще и проектируема, проектна».
Как показывает опыт многолетних поисков внешнего (брендирование, айдентика) и внутреннего (коллективное бессознательное горожан) образа города, рост потребностей в ощущении городской «живой ткани» возрастает, в то время как ресурсы для дальнейшего его выявления и совершенствования все более исчерпываются (подобно открытой разработке месторождений полезных ископаемых, когда все поверхностные ресурсы иссякают, и требуются усилия для обнаружения дополнительных). Следовательно, если найти решение в какой-либо определенной области знаний не представляется возможным, следует обратиться к областям пересечения этих знаний, к их границам. Именно таким образом рождается иной взгляд, новое видение, поскольку «само понятие «инновационность» – это существование на грани, выход на границу. Все новое рождается только как перешагивание через то, что только что определилось, и для того, чтобы выйти в новое пространство, нужно попасть в эту межпредметность». Следовательно, чтобы создать свойство инновационного характера, необходимо оперировать инструментами, работающими в этой области (на границе). В этой связи актуализируется значение дизайна (одного из целого ряда инструментов), как явления синтетического, междисциплинарного, межпредметного по своей сути.
Поскольку город пронизан прошлым, «памятью» минувших лет, то задача дизайна как инструмента состоит непосредственно в реминисценции пространственно-временной связи между прошлым и будущим, тех отголосках истории и том потенциале, которые продолжают накапливаться в живой ткани города и бессознательно ощущаются его жителями. А именно, необходимо наладить связь внутри этих реминисценций, используя те же архетипы в качестве орудий для осуществления данного процесса, однако в иной плоскости, поскольку «архетипы – как известно, непосредственно, впрямую не переживаемы. Они должны проецироваться как некие символы бессознательного в сознание. В видениях, в творческих актах, мотивационных импульсах и т. д.». Таким образом, мы можем говорить об эстетизации культурной среды посредством визуально-чувственного воплощения. «Городскую среду – плотный сгусток непосредственных впечатлений и ментальных конструкций по их поводу – невозможно изучать in vitro, тогда как ее изучением могло раньше и может теперь успешно заниматься искусство. Выразить же эту замечательную способность искусства в отвлеченном от живой конкретности городской среды можно, наверное, не иначе, как средствами свободной искусствоведческой интерпретации, не связанной жестко правилом единства объекта и языка, времени и места».
Следовательно, дизайн, как проектная деятельность, содержащая в себе междисциплинарный подход может выступить как воплощение тех самых реминисценций, о которых упоминалось выше. Он становится своего рода посредником между памятью прошлого и предвосхищением будущего. По словам О. И. Генисаретского, «организация ритмической канвы повседневного существования, большего разнообразия, придание большей полноты переживаемым событиям – в ритме перемещений и пребываний – составляют одну из профессиональных задач средового проектирования (архитектурного, равно как и дизайнерского). Предполагается, что каждая средовая ситуация может стать «местом» и «временем», в пространстве которых возможны контакт с той или иной ценностью жизни, культуры, содержательное ценностное переживание».
Здесь идет речь непосредственно о расшифровке общей среды города в рамках исследуемого вопроса. Рассматривая Екатеринбург как единую «живую» систему, его (как и всякий мегаполис) условно можно разделить на пространства с определенной историчной, средовой атмосферой. Каждый участок общего пространства – район, подобен городу внутри города. Он также обладает собственным стержнем, сердцевиной, в которой сосредоточен «сверхтекст» этого места, работающий в единой системе городских образов. Говоря словами О. И. Генисаретского, «каждому типу пространства соответствует определенное состояние сознания. И наоборот – каждое состояние раскрывается в какое-то особое, специфическое пространство».
На сегодня Екатеринбург разделен на семь административных районов, и поскольку каждый участок города «звучит» по-своему, мы можем говорить об общей «мелодии» города, как целого. Противоречие, рождающееся в связи с восприятием этой «мелодии» видится в изначальной разобщенности элементов, ее формирующих. Это значит, связь между человеком и городом в должной степени не налажена, что вызывает смешанные и противоречивые ассоциации, связанные с местом.
Город, состоящий из мозаики смыслов и территориальных текстов, представляет собой очень пеструю картину в контексте общего образа. Здесь очевидно, что дискретность, о которой шла речь выше, как минимум сохраняется с течением времени. В этой связи дизайнерский подход видится как основной гармонизирующий элемент в системе разноплановых подходов к образу города. Именно поэтому главной задачей является создание гармоничной, целостной картины восприятия пространства Екатеринбурга, ощущение его «души» посредством переосмысления подхода к истории и потенциалу города. Тогда город открывается в новом качестве – как «живой» музей, который динамично развивается и наполняется новыми структурами, основанными на пространственно-временных связях между разными его составляющими.
Степень научной разработанности темы
На сегодняшний день существует огромное количество информации, представленной в отечественном и зарубежном опыте, касающейся как разработок систем городов, продвижения и брендирования регионов, так и музееведения и отраслей, к нему относящихся. Вопрос поиска своеобразной «души» города был затронут еще в прошлом столетии, в связи с этим существует масса литературы, посвященной прямо и косвенно данной теме. В свою очередь одним из ведущих сегментов выступает материал, касающийся истории и культуры города Екатеринбурга.
Поскольку объем информации представляет собой компоненты различного уровня и тематики, всю изученную отечественную и зарубежную литературу можно условно разделить на группы.
К первой группе, включающей в себя историю, географию и культуру Урала (сегмент - г. Екатеринбург) относится материал, всецело характеризующий особенности региона:
- географический и историко-культурологический аспект: Е. Г. Анимица, А. Э. Мурзин, И. Я. Мурзина, Н. М. Лушникова, А. А. Пискарев, В. М. Слукин, В. А. Сутырин.
- брендирование и гос. программы развития регионов: В. Блашенкова, К. Динни, Д. А. Зеркаль, В. К. Малькова, Е. Нескоромная, Л. Ю. Салмин.
- мифологическая составляющая территории: П. П. Бажов, Е. Н. Ефремова, Д. Н. Мамин-Сибиряк, Ю. С. Подлубнова, Е. В. Харитонова.
Вторая группа включает в себя блок научных материалов, по вопросам восприятия городской среды, урбанистке и средовому дизайну, куда вошли труды таких авторов как О. И. Генисаретский, В. Л. Глазычев, К. Дэй, А. В. Иконников, Г. З. Каганов, К. Линч.
Третью группу составили материалы по музейному делу и концептуальным разработкам в рамках музееведения, касающиеся как фундаментальных основ, так и конкретно г. Екатеринбурга и области: В. Л. Глазычев, Г. М. Каета, Е. Н. Мастеница, Е. А. Поправко, С. И. Сотникова, Е. В. Широкова, Л. М. Шляхтина, А. Щебина.
Особая тематическая направленность исследования потребовала также обращения к ряду трудов культурологов и философов, и смежным областям знаний, составляющих четвертую группу. В их числе необходимо отметить научные изыскания таких ученых как: Р. Барт, В. И. Вернадский, И. Кант, Н. Миронов, А. Шюц.
Важным блоком в исследовании вопроса о роли дизайна в средовом проектировании послужили специализированные работы отечественных и зарубежных учёных по теории и методологии дизайн-проектирования, представляющие собой пятую группу: Т. Ю. Быстрова, Д. Норман, В. Папанек, А. Н. Сидоренко, С. О. Хан-Магомедов.
Объект исследования: районная структура города Екатеринбурга, предпосылки воплощения «сверхтекстов» города посредством пространственно-временных реминисценций.
Предмет исследования: принципы организации взаимодействия пространств г. Екатеринбурга для создания коммуникативной системы города-«живого» музея.
Цель и задачи исследования
Целью исследования является разработка гипотетической дизайн-модели «живого» музея г. Екатеринбурга для организации целостной комунникационной инфраструктуры восприятия образа города.
Реализация данной цели исследования непосредственно связана с решением следующих задач:
- проанализировать феномен города и его компоненты как смыслообразующую систему;
- провести теоретический анализ трудов российских и зарубежных авторов по теме образа, имиджа и бренда города, а также по вопросам восприятия города в целом;
- раскрыть понятие «музея» как транслятора городских реминисценций, а также проанализировать отрасль музейного дела в рамках меняющихся тенденций;
- провести классификацию музеев г. Екатеринбурга по направлениям и спецификам;
- проанализировать значимость дизайнерских средств в создании целостного образа Екатеринбурга;
- выделить основную специфику и проектный потенциал района г. Екатеринбурга как локальной единицы для создания целостного образа территории;
- на основе проведенного анализа сформировать и представить дизайн-концепцию реминисценций для создания города-«живого» музея.
Границы исследования: в соответствии с характеристиками объекта и предмета исследования:
- Пространственные границы: территория г. Екатеринбурга и городской агломерации.
- Хронологические (временные) границы: этапы зарождения и формирования города-завода Екатеринбурга, начиная с XVIII столетия, советский, постсоветский периоды и до нашего времени.
Методы исследования:
- общелогические методы познания (анализ и синтез, обобщение, индукция и дедукция, прогнозирование);
- общенаучные методы (наблюдение (исторический обзор), сравнение);
- метод дизайн-моделирования (как один из методов системного проектирования) с привлечением смежных дисциплин.
Научная новизна исследования:
произведено выделение локальных контекстов из общегородского и выявление основных специфических особенностей города;
впервые применен термин «живой» музей по отношению к целой Екатеринбургской агломерации;
обоснована потребность дизайн-моделирования образа мегаполиса в контексте региональной идентичности;
предложена гипотетическая модель города-«живого» музея как одного из способов реминисценции и актуализации культурной составляющей Екатеринбурга.
Теоретическая значимость заключается в том, что данные рекомендации могут быть использованы в качестве концептуальной основы для дальнейших исследований в области формирования образа города и территории.
Практическая значимость работы заключается в том, что предложенная дизайн-модель города как «живого» музея может быть применена для актуализации культурной составляющей многих других городских агломераций и стать основой для брендирования территорий.
Апробация работы
Основные положения исследования излагались в устных докладах:
-
на Всероссийской научно-практической конференции «Культурное наследие и перспективы социокультурного развития России: Культура повседневности» (г. Екатеринбург, УПИ, 2010);
-
на Межвузовской конференции молодых ученых «Актуальные проблемы архитектуры и дизайна» (г. Екатеринбург, УралГАХА, 2010);
-
на Международной конференции молодых ученых и студентов «Актуальные проблемы архитектуры и дизайна» (г. Екатеринбург, УралГАХА, 2011);
-
в рамках доклада «Новый Урал» на Сессии «Медиапроект Бренд Урала», приуроченной к VII Российскому Фестивалю Антропологических Фильмов (Екатеринбург, 2011).
Образ города через призму субъективного восприятия. Ключевые аспекты
Образ города – предмет обсуждений столь же многочисленных, как и тема города вообще. Многие отечественные и зарубежные специалисты разных областей знания, от архитекторов и дизайнеров до психологов и политиков посвящали этому вопросу большое количество исследований и трудов. Феномен города сложен сам по себе, а вопрос объективного его восприятия вызывает немало сомнений ввиду своей многоаспектности и многогранности. Однозначно можно сказать, что человек лишен возможности воспринимать образ даже незнакомого города «как он есть», непосредственно. Иначе и не может быть, поскольку образ – продукт нашего сознания, реагирующего на видимую действительность, и потому он всегда в большей или меньшей степени и «образ памяти». Каждый обладает собственным образным представлением о городе, это обусловлено тем, что город предстает как «открытая, самовоспроизводящаяся система знаков и символов, включающая в себя природные и урбанистические ландшафты, городскую планировку, памятники архитектуры, особенности организации уличного пространства, декоративное оформление, лозунги и транспаранты, рекламу, дизайн, наконец, значимые черты внешнего облика и поведения самих городских жителей» .
Когда эти характеристики складываются в доминантную, общепринятую форму, мы можем говорить о достаточно четко сложившемся городском образе, закрепившемся в человеческом сознании. Однако создать единый, целостный образ города представляется трудновыполнимой задачей, поскольку для каждого город свой: «специалист по транспорту видит город как сложную сеть связей; специалист-теплотехник видит город как огромную фабрику поглощения и выделения тепловой энергии; строитель видит город как сложную сумму застройки различной степени износа; финансист и обслуживающий его экономист видят город как пространство движения капитала; социолог видит в городе драму взаимодействия слоев и групп, по-разному реагирующих на одни и те же явления окружающей действительности; историк видит в городе наслоение следов деятельности поколений и веков, но и его знания о прошлом не дают надежной ориентации в ближайшем будущем; политик видит город как арену столкновения групповых и организационно оформленных интересов; традиционный планировщик в этом ряду лишь один из множества других специалистов». (http://www.glazychev.ru/courses/mp/mp_04.htm) Персональный образ города, сформированный ассоциациями, воспоминаниями и точками личных заинтересованностей, связанными с повседневными делами существует у абсолютно каждого человека. В результате, можно сказать что «восприятие города отнюдь не последовательно, оно скорее фрагментарно, переплетено с другими заботами. Почти все чувства подключены к этому процессу, и результирующий образ создается их взаимодействием» (Линч, стр. 15).
Между тем, как бы ни был сложен комплекс взаимопересекающихся личностных городских образов, сам город существует прежде всего в двух ипостасях: как функциональное образование (в цивилизационном смысле) и как «город-миф». Сознательно мы различаем эти ипостаси, но они не могут существовать обособленно. По словам А. Крамера, мы мыслим город как определенную ментальную схему, причем миф понимается здесь как условие совершения определенного значимого личностного перехода, данного в опыте, поступке. Функциональность города оказывается предельно слитой с субъективным обоснованием условий для совершения тех или иных поступков, действий и их выбора. Таким образом, функциональность структурирует миф, а миф корректирует функциональность . Также образ города обладает рядом функций, определяющих его огромное значение в формировании атмосферы места и отношения к нему в последующем (по Е. Куриленко). Коммуникативная функция как одна из основных, способствующая становлению единого образа территории и города и являющейся основой возможного территориального сообщества. Мировоззренческая функция, связанная с непосредственным окружением, формирующим впечатления о мире и людях (понятие «малая родина»). Социализационная функция определяет социальные нормы, которые усваивает человек – нормы непосредственного окружения. Функция личностной самореализации. Образ города – это, прежде всего, конструкция личностного пространства: пространства отношений, связей, значимых предметов и фрагментов городской среды. Личностно значимые аспекты жизни определяют и траекторию территориальной мобильности. Прагматическая функция. Адекватный образ города «практичен», в том смысле, что он позволяет правильно ориентироваться и на территории и в пространстве отношений. Но у людей разные представления о пользе, поэтому и различна прагматика отношения к городу. Образ города возникает в процессе осознания прагматических целей.
Магическая функция. Город завораживает многим, в том числе и своими тайнами. Здесь ведущую роль играет мифология места, созданная как в литературных произведениях, так и рожденная народной топонимикой. Как видим, «образ города возникает в процессе организации информации прошлого опыта и актуально поступающей информации, которая обрабатывается, приобретает некоторую структуру, становится информационным фильтром и, тем самым, фактором, организующим поведение – через избирательность отношения, через возникновение самоорганизующихся структур». Кроме того, образ города может быть как внешним, так и внутренним. Вовне он играет роль бренда города в международной конкурентной борьбе по привлечению миграционных, финансовых, информационных потоков, необходимых для развития мегаполиса.
Трансляция городских реминисценций посредством музея. Интеграция человека в процесс «музеефикации» города
Особой пространственно-временная «память» рассредоточена по всей городской территории, усиливая или ослабляя контрасты бессознательного ее восприятия людьми, вовлеченными в процесс пространственной коммуникации. На протяжении многих лет человек старается сохранить эту память для будущих поколений, передать частичку прошлого в будущее, поскольку «прошлое, просвечивая сквозь настоящее, углубляет наше восприятие, делает его более острым и чутким, и нашему духовному взору раскрываются новые стороны, до сих пор скрытые» (Шугуров П. Душа города. Статьи о монументальном искусстве. [Электронный ресурс]. – Режим доступа: http://www.33plus1.ru/Decor/Fine_Monumental_Art/ARTICLE/110210_DUSHA.htm). В результате этих попыток, более двух тысяч лет назад, появляется такое понятие как «музей». С течением времени оно трансформировалось и прошло путь от древнегреческого «святилища муз» – места для занятия наукой, литературой и научного общения – до сегодняшнего интерактивного пространства, насыщенного артефактами. В наши дни существует целый ряд определений музея, что в значительной степени объясняется сложностью и многоликостью самого феномена. Еще некоторое время назад можно было вполне легко представить себе, что собой представляет данное определение. Это, как правило «хранилище ценностей культуры, место хранения и сохранения уникумов и раритетов, коллекций произведений искусства или исторических памятников, а также самых разнообразных предметов и др.» (http://www.bvahan.com/museologypro/muzeevedenie.asp?li2=1&c_text=42)
Но проследив динамику, эволюцию данного явления можно увидеть весьма существенные сдвиги в интерпретации как самого термина, так и понимания его роли вообще: «сначала это понятие обозначало коллекцию предметов (экспонатов) по искусству и науке, затем, с XVIII века, оно включает в себя также здание, где располагаются экспонаты. С XIX века присоединилась научно-исследовательская работа, проводимая в музеях. А с шестидесятых годов XX века началась педагогическая деятельность музеев (специальные проекты для детей, подростков и взрослых) (http://ru.wikipedia.org/wiki/Музей). В последнее время во всем мире получил широкое развитие и приобрел большую популярность новый тип музея – музей под открытым небом. С развитием компьютерной техники и Интернета появились также виртуальные музеи, все большую популярность приобретает такое явление как «Ночь музеев», ежегодно проводимая более чем в 2000 музеях Европы и России.
Кроме того, на этом процесс метаморфоз внутри понятия, поисков определения его адресности, значимости, актуальности не только не останавливается, он становится все более интенсивным, приобретая новые черты меняющихся тенденций прогресса. В последнее время происходит образование единого музейного пространства. Тенденция к объединению музеев проявилась в появлении особых надмузейных структур с интегративными функциями. Примером международной организации, объединяющей как идеологию, так и практическую деятельность музеев разных стран, является ICOM : «эта организация включает в себя более 27 000 участников из 115 стран мира и тесно работает с ЮНЕСКО и другими международными организациями» (http://ru.wikipedia.org/wiki/Музей).
Очевидно, музей как явление завоевывает все больший интерес, появляются новые формы его организации, выходящие за рамки стандартных определений. В последние годы все больше распространяется взгляд на музей как на важнейший ресурс развития территории. «Пространственная активность музеев, преодолевающая институциональные рамки, неизбежно сочетается с социальной экспансией, что наиболее ярко проявляется в феномене «открытого музея». http://www.bvahan.com/museologypro/muzeevedenie.asp?li2=1&c_text=18
Следовательно, музей сегодня не ограничивается материальной оболочкой, заключающей в себя собрание экспозиций, создающих (или пытающихся создать) коммуникативную среду «посетитель-артефакт», он выходит на качественно новый уровень восприятия. При этом, «оценивая события, происходящие в музейной сфере, анализируя публикации в средствах массовой информации, посвященные музейной тематике, следует признать, что сегодня музеи переживают своеобразный кризис. Он заключается в том, что традиционная деятельность музея, как «храма муз», не совсем соответствует ожиданиям общества». (http://www.icom.org.ru/docs/N37_соврем%20музей_статья_10%20июл%202008.pdf). Акценты с традиционной, устоявшейся мисси музеев смещаются в область виртуально-экономическую, область впечатлений, приобретают статус аттракциона: «сохраняется тенденция подчинения основных направлений функционирования музеев в угоду сиюминутной реальности, следование в фарватере которой приводит к «размыванию границ музейной деятельности» и трансформации представлений о музее в сторону превращения его в развлекательно-досуговый центр. Подобное увлечение музеев виртуальными экспозициями, где не музейный предмет, а аудио, визуальные и другие эффекты становятся их главной ценностью, характерно для многих музеев и … ведет к изменению традиционной миссии музея. При этом, в крайнем своём выражении, может измениться не только форма, но и внутреннее содержание понятия «музей». (http://www.icom.org.ru/docs/N37_соврем%20музей_статья_10%20июл%202008.pdf). Значит, возрастание роли музеев, их повсеместная популяризация идут параллельно с назревающим кризисом базовой музейной системы, пониманием его основной функции в сохранении и актуализации наследия территории. Между тем музей можно рассмотреть совершенно в ином ключе, как «определенную типологическую категорию, а также материально-духовную часть наследия всемирного, национального или регионального». (http://www.bvahan.com/museologypro/muzeevedenie.asp?li2=1&c_text=42). В силу этого зачастую в обыденном сознании происходит пересечение понятий «культурное наследие» и «музей», приводящее порой к их отождествлению.
Сам термин «наследие» выходит далеко за рамки материально-образных артефактов в среде, в самом общем виде он определяется как «явление духовной жизни, быта, уклада, унаследованное, воспринятое от прежних поколений, от предшественников» (http://www.bvahan.com/museologypro/muzeevedenie.asp?li2=1&c_text=42). Необходимо отметить, что в последние годы в общественном сознании произошла трансформация взглядов на трансляцию культурного наследия посредством музея. Стали развиваться представления о том, что музей отражает не столько реальные аспекты событий, сколько субъективные образы, сформировавшиеся в представлении участников и современников происходящего. Это, в свою очередь, привело к выводу о том, что музей призван воссоздавать не столько реальность как таковую, сколько ее образ. Вопрос о хранении и представлении музеем «вечных» ценностей и связанных с ними знаний отошел на второй план. В результате произошла определенная «девальвация культурной ценности музейных предметов» (http://www.icom.org.ru/docs/N37_соврем%20музей_статья_10%20июл%202008.pdf). Музей превращается в среду для коммуникации, а «логика коммуникационного анализа предполагает движение «от субъекта», а не «от вещи», и потому не допускает априорной объективации музейного предмета (или собрания, или экспозиции). (http://www.alabin.ru/alabina/about_museum/conception/part_2/)
Очаговая концентрация артефактов культурно-исторического наследия в последнее время становится анахронизмом, назрела потребность в ином видении явления музея в контексте общецивилизационной, региональной динамики. Ведь культурное наследие не может быть искусственно заключено в какие-либо границы материально-пространственных объектов, оно есть сущность всей территории в целом. «Мы можем утверждать, что культурное наследие – это нечто целостное, обладающее информационным потенциалом, необходимым для развития и передачи будущим поколениям; это то, что представляет ценность и является частью национального богатства; это то, что может рассматриваться как один из важнейших ресурсов, влияющих на дальнейшее развитие общества, страны, региона». (http://www.bvahan.com/museologypro/muzeevedenie.asp?li2=1&c_text=42).
Район как уникальный элемент общей системы, специфика места
Итак, мы говорим о том, что район является неотъемлемой частью цельного городского образа, отражающего его основную специфику. Что же касается специфики Екатеринбурга, можно отметить тот факт, что на сегодняшний день он сложился главным образом из аспектов, предопределивших само его возникновение. Он стал средоточием самой уральской культуры, «по выражению Мамина-Сибиряка, «живым узлом», завязанным самой жизнью на Урале». (Анимица) Из горнозаводского поселения он превратился в крупный центр уральской горной промышленности, большой транспортный узел, административно-политическое, культурное и хозяйственно-экономическое ядро Урала.
По всем показателям мы можем отметить, что Екатеринбург вобрал в себя специфику нескольких эпох, сложивших его нынешний образ. Здесь очевидно, что «горнозаводская культура имеет не одну доминанту, характеризующую ее смысловое поле, но две активно взаимодействующих, первая из которых напрямую связана с уральским горным ландшафтом, природной спецификой края, вторая – заводская – с традиционным способом ведения хозяйства в регионе, преобладанием промышленной составляющей в занятиях уральских людей и заводом как «типичной формой организации жизненного уклада» (Е. Харитонова). Горнозаводская тенденция, обусловившая появление города как такового является основным стержнем, определяющим характер и направленность движения Екатеринбурга. Каждый из семи административных районов, на которые разделен город, представляет собой «грани» общегородского образа, подобны красоте и богатству цветов и фактур «уральских самоцветов». Каждый из них уникален по архитектурно-планировочной системе, отраслям производства, культурно-исторической составляющей и многим другим факторам, составляя многообразие оттенков идентичности Екатеринбурга, образуя целый конгломерат смыслов и семиотических связей, завязанных в пестрый клубок ассоциаций. Исходя из этого, можно выделить основную доминанту образа Екатеринбурга, как столицы горнозаводского края – промышленная часть, отраженная в металлургической деятельности, тяжелом машиностроении и химическом производстве, объединенная с природной, включающей в себя добычу полезных ископаемых и минералов, особенности горного ландшафта Урала. Естественно, освоение уральских богатств носило не лавинный характер, а поступательный, поскольку подземные недра открывались не сразу и не одновременно. В связи с этим в зависимости от обнаруживаемых месторождений в разные эпохи появляется своеобразная «мода» на поделочные, драгоценные и полудрагоценные камни и рост их востребованности на Екатеринбургских обрабатывающих фабриках: «очень условно историю Екатеринбургской фабрики можно было бы делить на эпохи по виду камня, наиболее употребляемого для изделий. Если такую условную периодизацию принять, то можно было бы выделить…такие периоды: мраморный, яшмовый, изумрудный, малахитовый, лазуритовый и т. д.» (http://www.eunnet.net/lithica/ural/1982/text.htm). Все это не могло не отразиться на нынешнем облике города и его внутренних районных структурах.
Районы Екатеринбурга образованы вокруг общей центральной территории, «исторического сквера», являющегося объединяющим концентратом культурно-исторических памятников. В результате, если смотреть на план города, можно «прочесть» общий силуэт, состоящий из семи районов-лепестков, сходящихся в центре и объединенных им (Приложение 7). Отталкиваясь от этой планировки и основной доминанты Екатеринбурга, можно обозначить образно-метафорическую составляющую города – «Каменный цветок». Этот образ, наполненный мифологическим смыслом, отсылающим нас к сказам П. П. Бажова в то же время является четким отражением специфики города, подкрепленный самим рисунком городской планировки. Таким образом, можно говорить об отдельных районах как о «лепестках» этого цветка, каждый из которых обладает своим оттенком, создавая тем самым богатую палитру смыслов, объединенных одной городской территорией. В этом и заключается целостность и многомерность образа Екатеринбурга, определенного условиями, в которых рождался город. Тем не менее, образ этот нуждается в проектном воплощении для адекватного его прочитывания человеком, включения в экспозицию города и участия в ней. Осуществление этой задачи возможно с помощью знакового опосредствования через дизайн. За счет включения четкого образного элемента, знака в структуру психического процесса «происходит преобразование натуральных, непосредственных процессов в культурные, опосредствованные». Следовательно, мы можем наглядно продемонстрировать городской образ через систему его взаимосвязанных фрагментов, территориально привязанных к районной планировке. Другими словами каждый район отражает общую пространственную атмосферу через специфику места, через дизайнерский «интертекст», воплощенный в материальном объекте.
Поскольку образ «Каменного цветка» был избран доминантой, отражающей уникальность Екатеринбурга, то элементы, его составляющие должны быть стилистически и композиционно связаны и образовывать единый функционально-образный ансамбль. Данный подход позволяет создать знаковые объекты, находящиеся в постоянной коммуникации и основан на том, что «символическое обозначение мест, сохранение символов, по которым их узнают, выражение коллективной памяти в практике коммуникаций – это фундаментальные средства, обеспечивающие продолжение существования мест, как таковых, без необходимости оправдывать свое существование исполнением функциональных обязанностей». (http://www.urban-club.ru/?p=100) Таким образом, мы можем выделить определенные качественные признаки, наиболее полно и достоверно поддерживающие общую стилистику образа Екатеринбурга: - ярко выраженные компоненты «каменности», горной тверди, природного своеобразия, характеризующие уникальность Урала и подчеркивающие самобытность Екатеринбурга как его столицы; - индустриальный контекст, определяющий «характер» города и послуживший первоосновой его зарождения; - вариативность оттенков и компоновочных схем, как один из основных показателей богатства как региона, так и историко-культурной составляющей Екатеринбурга; - вовлечение человека в сознательный процесс коммуникации с городом посредством самоидентификации в пространстве, визуально-психологического воздействия для формирования целостного образа. Все эти аспекты применительны к каждому району индивидуально, исходя из специфики их становления и развития, учитывая особенности социокультурной динамики и наиболее характерные черты территории. В этой связи рассмотрим модель Екатеринбурга как «живого» музея на примере одного из семи районов – Верх-Исетского.
Стратегия создания целостного образа Екатеринбурга в рамках коммуникационной знаковой системы «Каменный цветок».
Поскольку образ «Каменного цветка» имеет предпосылки из исторически сложившейся структуры Екатеринбурга, зародившейся во времена основания города-завода, мы можем говорить об одном проектно-стилистическом метафорическом воплощении, связывающем все элементы единого образа, рассредоточенном по всей городской территории. И в данном ключе необходимо определить саму образную направленность материального воплощения «сверхтекста» места.
Как было сказано выше, Екатеринбург соединяет в себе специфику как природную, выраженную в добыче полезных ископаемых и драгоценных камней, так и индустриальную, накопившуюся в огромной базе обрабатывающей и производящей промышленности. Если обращаться к «каменной» сущности города, то можно проследить ряд тенденций, зародившихся еще в XVIII в. и продолжающих прослеживаться и в наши дни. «Цветные камни, наряду с золотом и серебром, вызывали восхищение человека с незапамятных времен. Красота и высокая твердость, а также редкость цветных камней в природе способствовали тому, что они ценились как украшения, а непонятные пращурам цветовые и световые эффекты и другие необыкновенные их качества считались «магическими» и порождали различные суеверия» http://spirovoshkola8.narod.ru/XEV2.htm. На территории России достаточно много месторождений природных самоцветов, но нигде они не встречаются в таком количестве, как на Урале. Ведь с геологической точки зрения Урал – складчатая область, сформировавшаяся в палеозое, «минералогический рай», который описывал в своих произведениях писатель П. П. Бажов (Приложение 8). Исходя из этого на первый план выходят доминанты, лежащие в основе образа города-«каменной тверди». К таковым относится добыча полезных ископаемых, которые по своим уникальным природным свойствам и красоте присущи только Уральскому региону, и часто встречаются только на этой территории. Среди них особенно выделяются отрасли добычи уральской яшмы, малахита и мрамора. Каждый из этих материалов характерен для данной территории и отражает саму суть Урала: твердость, стойкость к внешним воздействиям и невероятное богатство фактур и красок, вызывающих восхищение не только в России, но и за рубежом. По праву можно считать уральские поделочные и драгоценные камни одними из лучших и прекраснейших в мире. С такими самоцветами как ставший настоящей редкостью александрит, аметист, «подобный алмазу» демантоид, родонит, алмаз и одно из главных сокровищ Урала – изумруд, не может сравниться ни один драгоценный камень мира. Многие из них были открыты именно здесь, что принесло славу всей стране далеко за ее пределами (Приложение 9). Все это говорит о том, что образ «Каменного цветка» сложился не случайно, он создавался столетиями, сформированный самой природой и культурой людей, живущих в этих условиях. И, следовательно, вполне четко можно выявить 3 тенденции добычи особого уральского камня: яшмовый, малахитовый и мраморный. Они оправданы большими объемами производства и обработки и особыми эстетическими характеристиками, присущими только Уральской территории. Среди драгоценных камней и «самоцветов» особую категорию составляют указанные выше: александрит, аметист, демантоид, родонит, алмаз и уральский изумруд. Все эти материалы неизменно на протяжении столетий поступали в Екатеринбургские камнерезные мастерские и фабрики для дальнейшей обработки и создания всевозможных изделий. Таким образом, практически все виды «уральских богатств» прошли через Екатеринбург где получили новую форму, раскрывающую всю палитру удивительных свойств.
Данные опорные сведения позволяют выделить группу цветопластических решений, которые будут наиболее актуальны для дизайнерского воплощения образа Екатеринбурга в связанной, самовоспроизводящейся системе «Каменный цветок»: ввиду основных доминант образа (яшма, малахит, мрамор) превалирующими становятся целые спектры цветов от глубоких теплых бордовых оттенков до холодных голубых и зеленых, а также ахроматичных серых и белых драгоценные уральские камни (александрит, аметист, демантоид, родонит, алмаз, уральский изумруд), избранные взаимодополнительными образными составляющими вносят в общую стилистику эффект гранености и блеска, игры света на отражающих поверхностях и также характеризуются соответствующими цветами: фиолетовый, оранжевый, травянисто-зеленый, розовый и черный. общая фактура, характерная для воссоздания городского образа выражается в «каменных» поверхностях, свойственных различным типам указанных поделочных и самоцветных камней. Обладая всеми этими характеристиками и определив рамки создаваемого городского образа, следующим шагом становится обращение непосредственно к специфике каждого из семи районов Екатеринбурга, составляющих звенья одной целостной знаковой системы восприятия пространства. Здесь необходимо исходить конкретно из «сверхтекста» места и опорных точек, его формирующих. Верх-Исетский район в силу своей богатой истории, берущей свое начало в первой половине XVIII в., обладает широким спектром таких точек, являющих собой «каркас» образа локального пространства. Прежде всего, сама территория нынешнего Верх-Исетского подвергалась многократным архитектурно-планировочным изменениям, при том, что сами границы района не раз корректировались и видоизменялись, как было указано выше. В связи с этим совершенно естественно район включает в себя как старейшие территориальные образования, так и новые микрорайоны, считающиеся сегодня самыми молодыми. Таким образом, в планировочной структуре района выделяются старые жилые районы: Визовский (ВИЗ правобережный и бывший поселок Северный) и Водный (Малый Конный и Большой Конный п-ова на Верх-Исетском пруду, бывший поселок электростанции и городского Водопровода, бывший поселок Зеленый остров). Затем, «в середине 1950-х начинается массовое жилищное строительство. С 1956 застраивается Юго-Западный жилой район, а в 1971 началась застройка жилого района Академический, которая может служить образцом комплексной городской застройки. С конца 1970-х на левом берегу Исети застраивается один из самых молодых жилых районов – Заречный (жил. фонд св. 600 тыс. кв. м). В последние годы разработан проект застройки правобережного ВИЗа: на месте старого заводского поселка вырастет микрорайон почти на 120 тыс. человек, Юго-Западный клин резервной территории стал полигоном для создания новой городской среды – системы поселков с индивидуальной застройкой в окружении зеленых массивов». http://dic.academic.ru/dic.nsf/ekaterinburg/58/ВЕРХ
