Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Архив С.В.Смоленского
1. История личного архива Смоленского
2. Автографы научных трудов и публицистических материалов 39
3. Нотные и фотографические коллекции Смоленского
4 Материалы служебной и общественной деятельности
5 Переписка 49
6 Примечания к главе 1 53
Глава 2. Мемуарно-дневниковые рукописи 59
Дневники 61
Воспоминания 78
Примечания к главе 2 96
Глава 3. Эпистолярное наследие на примере переписки С. В. Смоленского с С.А. Рачинским казанского периода
Примечания к главе 3 х 16$
Библиография І&0
Приложения 4$$
Введение к работе
Для исторического развития духовной культуры человечества — в частности для эволюции как науки, так и искусства — весьма характерны случаи, когда наследие выдающегося ученого или художника в широком смысле этого слова после его смерти само становится важным объектом научного изучения и творческого осмысления. Подобная тенденция вполне закономерна, поскольку высказанные такими людьми идеи, равно как и основанные ими направления не теряют своей привлекательности и актуальности на протяжении очень длительного времени, побуждая все новые и новые поколения последователей идти по дорогам, обозначенным или даже проложенным их прозорливым предшественником.
Именно к такого рода духовным сокровищам принадлежит архив Степана Васильевича Смоленского (1848—1909) — крупнейшего исследователя русского церковного пения, церковного композитора и педагога со своей системой обучения музыкантов, профессора Московской консерватории, директора Синодального хора и Синодального училища, затем управляющего Придворной певческой капеллой и руководителя созданного им в Санкт-Петербурге Регентского училища. Смоленский был наиболее авторитетным из числа организаторов регентских съездов, одним из основателей и главным куратором журнала "Хоровое и регентское дело", а также инициатором Исторических хоровых концертов, получивших в эпоху Серебряного века распространение по всей Российской империи, а во второй половине XX столетия возродившихся и в наши дни продолжающих привлекать внимание как очень многих композиторов, так и еще большее число музыкантов-исполнителей.
Его научные труды, а также созданная им библиотека церковных раритетов — певческих рукописей Синодального училища заложили фундамент русской музыкальной медиевистики. Плодотворная и
многогранная деятельность Смоленского, носившая во многом реформаторский характер, оказала и продолжает оказывать необычайно сильное влияние на музыкальную культуру России и других славянских стран.
Актуальность изучения архива С.В.Смоленского обусловлена еще и тем обстоятельством, что на протяжении нескольких десятилетий из сферы научного рассмотрения был исключен громадный пласт русской церковно-певческой культуры, в результате чего даже столь крупная фигура, как Смоленский, оставалась в тени. Должная оценка ее может трактоваться как одна из самых насущных задач музыкально-исторической науки.
Крайне важно исследование разных граней деятельности Смоленского и достигнутых им результатов для современной истории и теории древнерусского певческого искусства, источниковедения и текстологии, музыкального образования и просвещения, хорового исполнительства, наконец, для духовно-музыкального творчества.
Актуальность темы данной диссертации — "Рукописный архив С.В.Смоленского. Проблемы и задачи целостного изучения" — заключается и в том, что материалы этого архива до сих пор не подвергались специальному исследованию, в то время как они представляют собой богатейший источник для освещения музыкальной культуры России в самых различных ракурсах: от эпохи Петра I до Серебряного века, в географических рамках не только Санкт-Петербурга и Москвы, но и многих регионов провинции.
В методологическом плане принципы реконструкции целостного архива Смоленского могут быть использованы и при работе с совокупностью архивных материалов других крупных русских музыкальных деятелей, чем также усиливается актуальность диссертационной проблематики.
До самого последнего времени ряд трудов ученого не был опубликован. В архиве Смоленского до сих пор остаются неизвестные страницы.
Степень научной разработанности вопросов, связанных с темой настоящей диссертации — "Рукописный архив СВ. Смоленского. Проблемы и задачи целостного изучения", — соотносится с областью музыкально-исторического источниковедения (в широком смысле слова), которое, в свою очередь, есть часть исторического и теоретического музыкознания. Традиции такого рода работ в области музыкальной науки сложились с относительно недавнего времени.
Так, в монографии И.Б.Силантьевой "Шаляпин, каким его знали книги" (М., 1997) впервые объектом целенаправленного изучения становится личная библиотека певца, благодаря чему возникает и новый методический подход к исследованию личности и творчества художника. По маргиналиям и графемам на книжных страницах, а также и по проблематике шаляпинского круга чтения исследовательница как бы реконструирует мировоззрение великого русского артиста, приближаясь к познанию тайн глубочайшего проникновения певца в духовный мир его героев.
Еще несколько фундаментальных работ 1990-х годов и более поздних лет представлены серией публикаций М.Л.Космовской. В книге "Наследие Н.Ф.Финдейзена" (Курск, 1997) названный автор на основе изучения материалов грандиозного по масштабам архива этого музыкального историка освещает научно-теоретические основы его трудов и показывает выдающиеся практические результаты воплощения им концепции "исторической критики". Не меньшую ценность с позиций источниковедения имеют академические издания Дневников и Воспоминаний, осуществленных с научными комментариями и сопроводительными статьями той же исследовательницы {Финдейзен Н.Ф. Дневники: 1892 — 1901. СПб., 2004; Финдейзен Н.Ф. Из моих воспоминаний. СПб., 2004).
Рукописный архив С.В.Смоленского до самого последнего времени еще не осмысливался наукой в подобном ракурсе. В силу чего вынесенные в заглавие настоящей диссертации сквозные линии рассмотрения материала — "проблемы и задачи целостного изучения" — предусматривают выяснение следующих соотношений: а) личный архив и целостный архив; б) целостный облик личности и целостный облик архива; в) этапы творческого пути личности и этапы складывания архива; г) разные грани деятельности личности и разные стороны архива, что предполагает взаимопересечение принципов систематизации архивных материалов (по периодам, по городам, по жанрам, по сферам деятельности); д) посмертное восприятие личности и посмертная судьба архива; е) личность и архив в контексте своего и последующего времени в наиболее общем культурологическом контексте; ж) значение архива и намечаемые им научные перспективы.
Обозревая литературу, связанную с именем СВ. Смоленского, заметим, что обобщенного труда с характеристикой его научной, общественной и педагогической деятельности до сих пор не существует, хотя посвященных ему публикаций появилось довольно много уже в дореволюционный период. Это и хроникальные заметки, и официальные некрологи, и гораздо более существенные по объему и по смыслу статьи.
Вместе с тем остается вопросом, в какой степени и какие публикации той эпохи можно безоговорочно отнести к разряду именно научной литературы. Тексты кратких откликов и рецензий, критических статей и полемических заметок, появившихся еще при жизни ученого, выполняли в своем большинстве функции поддержки или отрицания его суждений в преходящих дискуссиях и потому они должны рассматриваться в качестве материала для музыкально-исторических обобщений, но отнюдь не музыковедческого осмысления. Развернутые некрологи друзей и сподвижников, прямых учеников и продолжателей дела Смоленского имели своей главной целью запечатлеть для потомства духовный облик ученого и
притягательность его личности, разносторонность творческой деятельности и широту взглядов1.
Достаточно ярко выраженные свойства научности проявляются в концептуальных статьях и докладах Н.Ф.Финдейзена, А.В.Преображенского, А.В.Никольского, хотя интересы этих выдающихся соратников Смоленского не столько относятся в данном случае к области обобщенно-научного рассмотрения совокупности трудов их коллеги и учителя, сколько располагаются в плоскости потенциальных направлений развития его идей и перспектив их продолжения в музыкальной науке или же в хоровом исполнительстве .
Лишь Финдейзен, с самых первых лет научно-публицистической деятельности склонный к архивно-библиографическим изысканиям и источниковедческим обобщениям, сразу же перенес привычные ему методы систематизации материалов на рукописи и опубликованные труды своего старшего современника, выпустив в свет издание "С.В.Смоленский. Биографический очерк" (Музыкальная старина. Вып. 5. СПб, 1911. С. 1—40) и два чрезвычайно ценных указателя — "Указатель изданных литературно-музыкальных трудов С.В.Смоленского в хронологическом порядке" (Там же), а также "Полный список докладов и лекций Ст.В. Смоленского за 1901—1908 годы, читанных главным образом в Обществе любителей древней письменности" (Там же), что положило начало собственно научной литературе по интересующей нас проблеме.
На рубеже 1917—1918 годов с закрытием большинства периодических изданий — особенно религиозной направленности — замирает музыкально-критическая мысль о духовно-хоровом творчестве и исполнительстве. Имя Смоленского исчезает со страниц прессы на шесть десятилетий.
Началом возрождения явилась принципиальной важности статья Л.З.Корабельниковой "С.В.Смоленский — энтузиаст русской хоровой культуры", которая была напечатана в журнале "Советская музыка" за 1959
год (№ 12. С. 28—30) и не только своим публицистическим пафосом знаменовала преодоление отечественным музыкознанием цензурно-идеологических запретов, но и определила основные направления развития исследований по этой теме уже в русле современной нам науки.
Хотя на первых порах публикации осуществлялись преимущественно в изданиях справочного типа (см. например: Локшин Д.Л. Выдающиеся русские хоры и их дирижеры. М., 1953. С. 26—30; Локшин Д.Л. Замечательные русские хоры и их дирижеры [расширенный автором текст его предшествующей книги]. М. 1963. С. 34—38; Корабелъникова Л.З. Смоленский Степан Васильевич // Музыкальная энциклопедия. Т. 5. М., 1981. С. 114—115), однако линии источниковедческих изысканий и систематизации материалов были там настолько рельефно выражены, что названные выше очерки и энциклопедическую статью целесообразно отнести к ряду научных трудов.
С каждым последующим десятилетием число работ, полностью или частично посвященных Смоленскому, заметно возрастало, равно как их качество достигало нередко академического уровня. Расширялся круг авторов, среди которых можно назвать прежде всего М.П.Рахманову, Т.М.Зацепину, З.М.Гусейнову, В.Д.Булгакова, А.А.Наумова. Кроме того отчетливо обозначалась дифференциация исследований и публикаций по нескольким семантическим категориям, среди которых встречаются издания текстов по архивным источникам с необходимыми комментариями и сопроводительными заметками, статьи и монографии, рассчитанные на широкого читателя книги и специализированные диссертации3.
Автор настоящей диссертации, начиная свою работу прежде всего с публикаций источниковедческого характера, по рукописям московских и петербургских архивов подготовил к изданию и затем опубликовал фрагменты из Воспоминаний и Дневников С.В.Смоленского: в тверском журнале "Домовой" (1995. № 9 — отрывки главы 8 Воспоминаний
"С.А.Рачинский и Татево"); в журнале "Наше наследие" (1998. № 45 — "Из дневников московского периода жизни Смоленского"), в журнале "Музыкальная академия" (1998. № 2 — фрагменты из главы Воспоминаний "Придворная певческая капелла", а также из Дневников петербургского периода с примечаниями и вступительной статьей Н.И.Кабановой).
В 4-м томе серии публикаций Музея Музыкальной Культуры "Русская
духовная музыка в документах и материалах" Воспоминания
С.В.Смоленского наконец увидели свет полностью (М., 2002). Автором
настоящей диссертации осуществлена подготовка текста к изданию,
v' написана вступительная статья и основная часть комментариев. Научную
редакторскую работу по сверке текстов, дополнению комментариев и формированию отдела приложений выполнила М.П.Рахманова. Методические советы в работе над этим автографом давали Л.З.Корабельникова, Е.М.Левашев, С.Г.Зверева. В составлении обширного аннотированного именного указателя, включившего 1350 персоналий, оказал помощь А.А.Наумов4.
Теоретические и методологические основы исследования определяются прежде всего тем, что относясь к области исторического музыкознания, тема диссертации в различной степени захватывает сферы нескольких наук, из которых важнейшими в данном случае являются архивное дело, источниковедение и текстология, историография и медиевистика, практическая литургика, теория хорового исполнительства и педагогика, поэтика и сравнительная филология, а отчасти и культурология.
Разумеется, каждая из названных выше дисциплин применяется лишь в той мере, в какой это требуется для раскрытия диссертационной темы. Так, например, в аспекте архивного дела автор диссертации чаще всего оставляет за скобками вопрос о соответствии условий хранения рукописей Смоленского правилам их длительного сбережения (хотя данная проблема очень остра и актуальна). Однако методические принципы распределения
материала по фондам и единицам хранения, а также общие правила и местные обычаи их отображения в описях служат той основой, без которой невозможно свести к единой картине статьи и письма, дневниковые и нотные записи, находящиеся на хранении не только в разных архивах и библиотеках, но и в разных городах. Равным образом методологический фундамент практической православной литургики позволяет соотносить между собой фрагменты древних песнопений и жанровые группы, рассматривая их в целостной панораме богослужений, что нередко является названной или же подразумеваемой целью самого Смоленского.
При всей широте творческой деятельности Смоленского и при неизбежности опоры на теоретические основы разных гуманитарных наук, объединяющую роль во всех случаях выполняет методология исторического музыкознания, которая в нашем отечестве имеет давние и глубокие корни и которая в области музыкальной медиевистики во многом восходит как раз к научному наследию Смоленского.
Цели и задачи исследования, поставленные в настоящей диссертации, относятся к обобщенной и всегда подразумеваемой автором "сверхзадаче" — дать как можно более полное представление о богатейшем архиве Смоленского, формируя тем самым необходимые предпосылки для введения его материалов в научный обиход современного нам музыкознания.
Отсюда — основные задачи исследования:
1) проследить историю личного архива Смоленского;
выявить материалы Смоленского в фондах архивохранилищ Москвы, Петербурга, Казани;
дать целостную характеристику всей совокупности документов Смоленского;
свести воедино и систематизировать обнаруженные документы в разных аспектах: а) по тематике; б) по степени сохранности (под степенью сохранности имеется в виду не сохранность бумаги рукописи, но
сохранилась ли рукопись вообще, существует ли она в виде автографа или копии, а если не сохранилась — что о ней известно); в). по степени изученности;
5) разносторонне осмыслить архивные материалы Смоленского и
определить их значение как для истории русской музыкальной культуры, так
и для уточнения творческой биографии ученого;
6) составить следующие каталоги: а) изданных научных трудов, статей,
заметок, музыкальных сочинений; б) завершенных неизданных лекций,
статей, научных трудов, подготовленных Смоленским к изданию, но не
опубликованных; в) незавершенных научных и других работ;
7) осветить малоизученный казанский период деятельности
Смоленского по материалам его переписки с С.А.Рачинским, а также
переписки С.А.Рачинского с Н.И.Ильминским и К.П.Победоносцевым.
Объект исследования — рукописный архив Смоленского, имеющий очень большую научную ценность для музыкознания, но находящийся в малоизученном состоянии и рассредоточенный по многим местам хранения.
Предмет исследования — научное наследие Смоленского как целостная, исторически сложившаяся структура, включающая в себя, помимо ученых трудов и публицистических материалов, коллекции старинных и современных литературных и нотных рукописей, а также Воспоминания и Дневники, педагогические проекты и отчеты, служебные документы разного рода и великое множество писем (около 3700), ряд которых имеет историческо-источниковедческое, однако многие и принципиально-научное значение.
Новизна исследования может быть выражена следующими тезисами:
1. Впервые рукописный архив Смоленского рассматривается,
систематизируется и научно осмысливается во всем его объеме.
2. Впервые составлен цикл каталогов, систематизирующих в разных
ракурсах научное наследие Смоленского.
Подробное освещение получает ранний этап творческой деятельности Смоленского в Казани по неизвестным ранее документам.
Обращено внимание на те важные стороны деятельности Смоленского, которые оставались вне поля зрения исследователей (архивное дело, коллекционирование, создание рукописных, книжных и нотных библиотек, корректура певческих изданий, цензура духовно-музыкальных сочинений, создание оригинального метода переложений песнопений на языки народов Поволжья).
Выявлен материал по русской медиевистике, который может заполнить существенные лакуны в этой науке.
Теоретическая и практическая значимость исследования заключается в соединении нескольких важных факторов, а именно: в обогащении современного музыкознания новыми фактическими материалами путем введения в научный обиход ряда получающих разностороннюю характеристику документов, а также в возможностях осмысления и переосмысления архивного наследия ученого в целом. Практическая значимость работы уже проявилась в осуществленной публикации Воспоминаний Смоленского.
Целесообразность изучения архива выражается на практике в подготовке к изданию и переизданию научных рукописей и нотных материалов, в публикации Дневников и писем, а также в создании фундамента для будущей монографии о Смоленском (кто бы ее ни написал).
В целом исторические факты и сведения, конкретные выводы и обобщения, изложенные в диссертации, позволяют пополнить соответствующие разделы курсов истории русской музыки средних и высших специальных учебных заведений, обогатить курс "Истории музыкальной культуры" в старших классах лицеев гуманитарного направления и в гуманитарных университетах. Издание эпистолярии параллельно с дневниковыми записями расширит представления об эпохе
Смоленского, даст в распоряжение ученых различной специализации систематизированную область знаний, касающихся состояния русской дореволюционной культуры в самых различных ее проявлениях (педагогические системы в школах, гимназиях и университетах того времени, дополнения к истории таких центров музыкального искусства и педагогики, как Синодальное училище и Придворная капелла, Регентское училище и консерватории Петербурга и Москвы, а также многое другое).
Структура диссертации в соответствии с названными выше целями и задачами исследования формируется в основном по принципу "от общего к частному", чему отвечает и порядок расположения материала во Введении и трех главах, с необходимыми обобщениями в Заключении, а затем и с информационными каталогами в Приложении.
Во Введении многосторонне обосновывается необходимость изучения архивного наследия Смоленского.
1-я глава — "Архив С.В.Смоленского" — посвящается истории возникновения и пополнения личного архива ученого, а также панорамному обзору и систематизации государственных собраний с его материалами;
2-я глава — "Мемуарно-дневниковые рукописи" — рассматривает рукописные материалы самых важных и объемных источников: Воспоминаний (в девяти главах) и Дневников (в семи томах плюс "Афонский дневник");
3-я глава — "Эпистолярное наследие" — ориентирована преимущественно на казанский период жизни Смоленского, связанный в первую очередь с его творческими и дружескими взаимоотношениями с крупнейшими учеными и педагогами того времени Н.И.Ильминским и С.А.Рачинским (сохранившаяся целиком двусторонняя . переписка Смоленского—Рачинского представляет собой один из очень немногих по объему и полноте примеров эпистолярии для круга крупных деятелей русской художественной культуры).
В Заключении даются наиболее существенные выводы диссертации, а в Приложении помещаются каталоги опубликованных и неопубликованных работ Смоленского, с указаниями местонахождения автографов.
История личного архива Смоленского
Буквально сразу после ухода из жизни Степана Васильевича Смоленского, в июле (по новому стилю - августе) 1909 года, в "Русской музыкальной газете" появилась статья его памяти редактора-издателя газеты Николая Федоровича Финдейзена5. В ней впервые было упомянуто об огромном личном архиве Смоленского, которому Финдейзен придавал исключительно важное значение: по его мнению, "непонятая" и "неоцененная" до конца современниками фигура Смоленского должна была раскрыться будущим поколениям не только в опубликованных или оставшихся неизданными научных работах, "заключающих такую массу своеобразной мысли, остроумия и личного, глубоко продуманного опыта", но и в материалах архива ученого. Как писал Финдейзен, "в этих крупных документах скажется Смоленский как человек, и художественная, чисто русская натура его станет во весь рост, во всю ширину своего крупного, многостороннего и своеобразного дарования. И тогда только русское общество узнает, чем в действительности был Смоленский и в русской жизни, и в русской науке".
Вскоре, в январе 1910 года Финдейзен выступил с публикацией "К полугодовщине дня кончины СВ. Смоленского"6, где более подробно рассказал об архиве ученого. Большой поклонник Смоленского, Финдейзен в течение тринадцати лет (с 1897 года) печатал его работы в своей газете. Кроме того, Николай Федорович Финдейзен был страстным коллекционером, в личном собрании которого сосредоточились разнообразнейшие материалы, касавшиеся истории русской музыки и современников-музыкантов. По приглашению вдовы Смоленского Анны Ильиничны, он, вместе с другом и соратником Смоленского Антонином Викторовичем Преображенским, с огромным интересом занялся разборкой рукописей ученого. Результатом стала упомянутая "статья-отчет" к полугодовщине со дня кончины Степана Васильевича.
Особо выделив в литературном наследии Смоленского Воспоминания, Дневники, а также большую переписку с С.А. Рачинским, Финдейзен отметил: "Если "Дневник" Смоленского - и по обширности своей, и по факторам в нем отмеченным - в настоящее время вряд ли может появиться в печати, то всячески нужно желать и способствовать скорейшему напечатанию Воспоминаний Степана Васильевича. ... Издание этих Воспоминаний - дело первой и неотложной необходимости. Несомненно, что Дневник Смоленского представит еще более крупный интерес (мне приходилось с ним знакомиться еще при жизни Степана Васильевича), ибо эти семь [с Афонским дневником восемь. - Н.К] объемистых томов — своеобразная летопись, полная документальных исторических фактов. Но для опубликования их — не настала еще пора".
Второй раздел написанной по горячим следам статьи посвящался сугубо научным рукописям из архива ученого. Коснувшись вопроса готовности к изданию трех масштабных трудов - "Описания знаменных и нотных рукописей церковного пения, находящихся в Соловецкой библиотеке Казанской духовной академии" (1885, 1905), "Сравнительного текста догматиков воскресных в знаменных и нотных изложениях с XIV-XV по XIX век" (1904), "Каталога нот русского пения в XVII и XVIII веках" (1896), - Финдейзен охарактеризовал их как "совершенно завершенные" и ждущие публикации. Далее он указал и на ряд важных незавершенных работ, в частности, на "Ритмические записи" - тетрадь заметок и материалов, а также на "Кондакари", "Годовые стихирари", "Стихирари постные", "Минеи", "Подобны малого распева" - сравнительные параллельные изложения песнопений соответствующих жанров по рукописям разных библиотек и частных собраний. Перечисленные работы, "путеводные нити для будущих исследователей церковного пения", тоже, по мнению Финдейзена, могли быть "пригодны для печати в той или иной форме".
Сообщив о своих планах опубликовать в ближайшее время в газете ряд материалов из архива Смоленского, Финдейзен приглашал к сотрудничеству другие учреждения. Он горячо приветствовал императорское Общество любителей древней письменности, осуществившее на средства своего председателя графа С.Д. Шереметева посмертное издание последнего труда ученого - "Мусикийской грамматики Николая Дилецкого"7, и выразил убеждение, что лучшим памятником Смоленскому могло бы стать издание остальных его крупных научных трудов, поскольку их публикация "не под силу частным лицам".
Конечно, уважение к памяти Смоленского, выразившееся в первые дни после его кончины множеством поминальных звонов по всей русской земле, не ослабевало в течение последующих лет, вплоть до 1917-го. На страницах "Русской музыкальной газеты", "Хорового и регентского дела", "Музыкального труженика", "Церковного пения" появился ряд интересных и ценных статей, заметок, воспоминаний учеников, последователей, почитателей Смоленского. Журнал "Хоровое и регентское дело", у истоков которого стоял сам Степан Васильевич, опубликовал такие его работы, как "О русской церковно-певческой литературе с половины XVI века до начала влияния приезжих итальянцев" , "Вступительная лекция по истории церковного пения, читанная в Московской консерватории 5 октября 1889 года"9, "Вступительная лекция [к курсу истории русского церковного пения], читанная в Петербургском университете в октябре 1905 года"10, "Церковное пение, народная песня и школьные хоры (мысли С. В.
Смоленского)"11. В "Русской музыкальной газете" вышли "Чтения из истории русского церковно-певческого искусства" (выступления
Смоленского в Обществе любителей древней письменности) , "Несколько новых данных о так называемом кондакарном знамени в кондакарях XII— XIII веков"13, "Клавесинная музыка в России второй половины XVII век14. Кроме того, в 1911 году Финдейзен опубликовал пятый выпуск своего сборника "Музыкальная старина", целиком посвященный памяти Смоленского: сюда вошла одна из последних работ ученого — "Значение XVII века и его кантов и псальмов в области современного церковного пения так называемого "простого напева"" с большим нотным приложением, а также составленные Финдейзеном "Биографический очерк" и два ценнейших указателя - "Указатель изданных литературно-музыкальных трудов СВ. Смоленского в хронологическом порядке" и, при содействии А.В. Преображенского, "Полный список докладов и лекций Ст.В. Смоленского за 1901-1908 гг., читанных главным образом в Обществе любителей древней письменности".
И все-таки в дореволюционные годы так и не появились публикации, связанные с Дневниками и Воспоминаниями, а также с эпистолярией из личного архива ученого. Такие публикации, как "Письмо Д.В. Разумовского к СВ. Смоленскому"15, "Три открытки СВ. Смоленского А.Д. Кастальскому"16, "Письмо СВ. Смоленского редакции старообрядческого журнала "Церковное пение"" , "Два письма священнику Уфимской епархии Михаилу Степанову"18, основывались на материалах, находившихся вне личного архива ученого. Иначе говоря, оставались невостребованными те уникальные памятники, о которых столь взволнованно и убедительно говорил Финдейзен в статьях памяти Степана Васильевича.
Дневники
С первого взгляда автографы Дневников поражают своим объемом и внешним видом. Это хорошо сохранившиеся толстые тома единого формата (25x18 см) и однотипного оформления: в крепких картонных переплетах темно-зеленого, темно-коричневого цветов, с уголками и корешками из кожи, с плотной линованной бумагой. Объем первых двух московских Дневников - 144 и 133 листа; пяти петербургских Дневников (с № 3-го по № 7-й) -192, 284, 288, 288, 380 листов, Афонского дневника - 147 листов. Записи делались обычно черными, иногда синими чернилами, любимым Смоленским гусиным пером. Аккуратный, некрупный, но ясный почерк позволяет легко читать текст, который, заметим, редко редактировался автором, писавшим обычно начисто. Подлежавшие вычеркиванию фразы или отдельные слова, как правило, густо заштрихованы. Смоленский заполнял правые страницы листов, их же пронумеровывал без учета левой, оборотной стороны. На левой стороне листов он делал дополнения, иногда значительно более поздние по времени, а также наклеивал вырезки из газет, программы концертов и другие документы. В общей сложности Дневники содержат 1799 правых и более сотни заполненных записями левых страниц. Восемь Дневников охватывают очень значительный период жизни ученого. Начинаясь 22 июля 1889 года, с фразы: «Я сел в Казани на пароход, чтобы ехать на новую службу в Москву директором Синодального хора и училища церковного пения», они обрываются короткой записью, сделанной за двенадцать дней до смерти, 7 июля 1909 года: «Хорошо проведенный день, без приступа малярии, но слабость большая». Дневники велись почти изо дня в день и плотно примыкали друг к другу, о чем говорят начальные и конечные даты каждого Дневника, вынесенные Смоленским на переплет тетрадей:
1 том с 22 июля 1889 г. по 22 августа 1898 г.
2 том с 3 октября 1898 г. по 6 мая 1901 г.
3 том с 6 мая 1901 г. по 19 июня 1902 г.
4 том с 19 июня 1902 г. по 7 октября 1903 г.
5 том с 8 октября 1903 г. по 31 мая 1905 г.
6 том с 1 июня 1905 г. по 22 февраля 1907 г.
7 том с 28 февраля 1907 г. по 7 июля 1909 г.
Афонский том («Поездка на Афон. 1906») с 7 апреля по 24 сентября 1906 года.
Исключения представляет лишь начало Дневника № 2 с паузой в 42 дня после последних страниц 1-го, начало Дневника № 7 с паузой в 6 дней после окончания предыдущего. Перерывы, встречающиеся в последовательности записей внутри Дневников, Смоленский чаще всего восполнял позже подробными описаниями самых существенных событий прошедшего времени. Каждодневное обращение к дневниковым записям было для Смоленского, по всей видимости, давним навыком. Известные нам как первые, Дневники московского периода наверняка предварялись казанскими тетрадями, о которых, к сожалению, ничего не известно.
Единственным, пожалуй, свидетельством существования раннего Дневника является упоминание о нем в письме к С.А. Рачинскому от 11 января 1887 года. «Я не могу без удовольствия вспоминать каждый день и час моего пребывания в Татеве, - писал Смоленский о своих впечатлениях от первой поездки в имение Рачинских, - ибо дневник мой сохранил для моей памяти очень многое»5.
Не упомянутый Смоленским в завещании казанский дневник (или дневники) мог быть утерян к тому времени либо уничтожен самим автором, хотя последнее маловероятно: Смоленский всегда писал откровенно, не уничтожая записей и крайне редко вымарывая строки, писал всегда набело, в чем проявлялась не самонадеянность, но очень характерная для Степана Васильевича душевная прямота. К тому же известно отношение Смоленского-историка к мемуарной, дневиковой, эпистолярной литературе как к летописи своего времени. Смоленский побуждал учеников делать подневные записи, считая это полезным средством самосовершенствования, подталкивал также друзей и знакомых к писанию автобиографий и мемуарных записок. Он аккуратно хранил письма казанских лет и вряд ли мог счесть несущественными казанские дневниковые рукописи. Но так или иначе, казанский дневник, наверняка бывший источником сведений о семнадцати начальных годах педагогической и научной работы автора, потерян для нас.
В Воспоминаниях Степан Васильевич говорит о своих Дневниках 1889-1903 годов: «Оправдательным документом ко всему последующему ... будут служить четыре тома моих записок, веденных изо дня в день, иногда же под впечатлением только что случившегося, записанного для памяти и точности относительно времени и мелких подробностей всякого рода. Понятно, что эти записки мною велись с возможным беспристрастием, так как в них не было бы никакой достоверности и никакой ни для кого ценности. Я вел их нарочно в некоторых случаях с достаточной подробностью, так как понимал и состояние дела, попавшего в мои руки, и всего моего труда, моей доходившей до самозабвения работы»6.
Аккуратность ведения Дневников, подробность описаний в них всех событий в жизни Синодального училища и хора и Придворной капеллы сделали Дневники прекрасной основой для Воспоминаний. Трудно определить, какой из этих двух источников ценнее. Дневники привлекательны сиюминутностью впечатлений, множеством подробностей, которые не мог вместить в себя мемуарный жанр, которые либо уходили из целенаправленного повествования, либо сознательно опускались автором мемуаров. В Воспоминания никак не могли войти и многочисленные дополнительные материалы Дневников: программы, афиши концертов и музыкальных вечеров Синодального хора, Придворной капеллы; копии писем и официальных документов; многочисленные вырезки статей из газет и журналов и т.д. Очень важно и то обстоятельство, что период работы Степана Васильевича в Капелле остается в Воспоминаниях незавершенным: его служба в этом учреждении прервалась в августе 1903 года, а последние строки девятой главы Воспоминаний датированы 31 января 1903 года. Таким образом, вторая половина Дневника № 4 и последующие Дневники являются (вместе с эпистолярией) главным материалом, освещающим период с января 1903 года и до кончины ученого.
Воспоминания
Воспоминания С.В.Смоленского - одна из интереснейших литературно-художественных рукописей своего времени. Прослеживая историю бытования этого автографа, нельзя не отметить, что на пути к его публикации вставало множество трудностей. Призыв Н.Ф. Финдейзена к скорейшему изданию мемуаров в упомянутой выше статье "К полу годовщине дня кончины СВ. Смоленского" остался без ответа. Казалось, С. С. Волкова, хранительница рукописи, его просто не услышала. Финдейзен с обидой записал в дневнике: "Смоленский свои интересные "записки" при жизни подарил какой-то Волковой (всего-то напечатавшей одну брошюрку о рус[ском] церк[овном] пении!)... Не перечислить всего, что на моих глазах пропадало, но что я не мог добыть на сохранение, несмотря на все хлопоты»43. Сетования ученого и коллекционера, сберегшего для будущего множество материалов, касавшихся жизни и творчества выдающихся современников, вполне понятны. Но относительно Волковой Финдейзен оказался неправ. София Сергеевна не забыла о Воспоминаниях. Она не воспользовалась также указанной в завещании возможностью передать Воспоминания в Казанскую учительскую семинарию, сняв с себя бремя хлопот о дальнейшем устройстве рукописи.
Дело в том, что, подобно Дневникам, Воспоминания были запрещены для издания на ближайшие годы самим Степаном Васильевичем. В конце последней главы в рукописи значится: «Если этим воспоминаниям придется увидеть свет в печатном издании, то, конечно, это может быть допущено не ранее, как лет через десять после моей смерти, и не иначе, как по кончине князя Алексея Александровича Ширинского-Шихматова, о котором невольно, несмотря на всю искреннюю мою о нем сдержанность, пришлось написать немало далеко нелестных для его самолюбия страниц» . Такое условие отодвигало публикацию на неопределенный срок. (Между прочим, А.А. Ширинский-Шихматов скончался в эмиграции только в 1930 году.) Если же Финдейзен знал об авторском запрете и хотел обойти его, опубликовав, например, фрагменты рукописи, то София Сергеевна, без всякого сомнения, должна была этому воспротивиться. Впоследствии она, столкнувшись с подобным предложением, ответила: «СВ. Смоленский завещал мне эти два тома, именно их поручая моей... осторожности. Я не желала бы обмануть его доверия»45.
Финдейзен слишком мало знал Софию Сергеевну, чтобы оценить ее человеческие и деловые качества. Между тем, именно незаурядность натуры Волковой побудила Смоленского доверить ей свой труд. О своем знакомстве и сближении со Степаном Васильевичем София Сергеевна рассказала в заметках, которые писала для предисловия к Воспоминаниям.
« Моя первая встреча со Смоленским [1891 год] относится ко времени начала расцвета Синодального хора. Но еще до этой встречи имя его было для меня связано с дорогими впечатлениями по церковному пению, однако, не столичными, а самыми скромными и захолустными. Имя Смоленского стало мне известно через его цифирную методу. М.А. Веневитинов, директор Румянцевского музея, троюродный брат мой (его дед, граф М.Ю. Виельгорский, и моя бабушка по отцу были брат с сестрой), всячески поощрял мои занятия музыкой и присоветовал мне познакомиться с цифирным изданием Смоленского. Я приобрела эту книгу, содержащую и всенощную и литургию, и вскоре имела случай убедиться на собственном опыте, на деле в ее полезности. В 1890 и 1891 годах у нас в имении проводили лето детские колонии, то есть мальчиков шестнадцать из московских городских училищ, с двумя учителями. Почти у всех были голоса и слух и большая охота петь, и мы затеяли составить хор для пения в церкви. Мальчики были из русских школ и не только никогда раньше вместе не пели, но и вообще не все певали в хоре, и лишь немногие из них имели понятие о нотах. ... Только благодаря цифирной методе (нотации) оказалось возможным быстро научить детей нотной грамоте и разучить такие сложные песнопения, как, например, задостойник Турчанинова на Преображение. ... Я была признательна Смоленскому за его цифирное издание; имя его осталось для меня связанным с этими первыми попытками составить хор».
И далее, о встрече и последующем сближении со Степаном Васильевичем:
«В эти годы мы зимовали в Петрограде и лишь проездом бывали в Москве. Вспомнив восторженные отзывы одной приятельницы о всенощных, бывших в зале Синодального училища, я воспользовалась одним таким проездом, чтобы зайти в училище и справиться, дозволяют ли присутствие посторонних на этих всенощных. Смоленский вышел в переднюю, и достаточно было назвать любимого им С. А. Рачинского (Рачинский был товарищем по университету брата моей матери, князя В. В. Львова; последний рано умер, но Рачинский сохранил приятельские отношения с родными своего друга), чтобы при этой первой встрече сразу завязалась живая беседа. Оказалось, что всенощных в ту осень не было, но Смоленский пожелал продолжить краткую беседу, коснувшуюся общих добрых знакомых и общих музыкальных интересов. Он побывал у нас в гостинице, где познакомился с моей матерью и сестрой. Велика была моя радость, когда он допустил меня на спевку хора. ... В ту осень, хотя я несколько раз видала Смоленского, но обстоятельства мало благоприятствовали обмену музыкальных мнений, как и позже зачастую случалось при встречах с ним. Я гостила у родных, у М. А. Веневитинова, незадолго пред тем передавшего Смоленскому некоторые сведения для статьи о графе М. Ю. Виельгорском, помещенной в Русской музыкальной газете. Теперь, когда М. А. Веневитинов был тяжело болен и окружающие в семье его родные несли тяжкие утраты и испытания, Смоленский выказал неподдельное доброе сочувствие. За год перед этим он проявил сердечную отзывчивость и живую инициативу по отношению к одному мальчику, которого мне пришлось просить перевести из Чудовского хора в Синодальное училище. Смоленский нашел голос мальчика неподходящим для хора, но вместе с Войденовым, наблюдателем певческих хоров в Москве, он вник в его печальную участь и быстро принял относительно его те энергичные меры, какие признал надобными. Благодаря всему этому, сношения мои со Смоленским перешли из чисто музыкальной области на более личные. В конце 1900 года он сам переживал много трудного. Он был удален от должности и принужден покинуть любимое им дело, притом не только Синодальное училище и Синодальный хор, но и находящуюся при училище драгоценнейшую для него библиотеку церковно-певческих рукописей, единственную в России. Об этой грозящей беде он сообщил мне, весь потрясенный, сидя в этой самой библиотеке»46.
