Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Гуманитарная катастрофа xx века и возникновение "первой волны» эмиграции
1.1 Обзор общественных процессов, создавших предпосылки для массовой эмиграции в период 1917-1920 гг 23
1.2 Политическое противостояние в российском обществе и возникновение основных социальных групп потенциальных эмигрантов 27
1.3 Социально-психологические и политические мотивы массовой эмиграции из России в 1920-е годы 44
1.4 Закономерность выбора эмиграции как средства общественного протеста и сохранения политической и творческой свободы в изгнании 53
Глава 2. Галлиполийский и балканский этапы военно-политической эмиграции из России
2.1 Обстоятельства первого исхода населения и армии в условиях поражения Белого движения в гражданской войне 55
2.2 Создание первых поселений военной эмиграции в 1920-1921 гг . 69
2.3 Галлиполийская военная организация как прообраз будущих объединений военной эмиграции, и её влияние на геополитику региона 81
2.4 Последующие исходы армии и беженцев как механизм сохранения единства военного и гражданского потенциала эмиграции 107
Глава 3. Российские эмигранты на юго-востоке европы и севере Африки
3.1 Деятельность эмигрантских военных организаций и общественных объединений на Балканах 130
3.2 Влияние военных организаций эмиграции на балканские политические процессы и вклад гражданских специалистов в развитие культуры в странах Юго-восточной Европы в середине 1920-х 138
3.3 Российская военная и морская эмиграция в Северной Африке, её участие в развитии отраслевых инфраструктур северных и северовосточных государств континента 166
Глава 4. Влияние российской военной эмиграции на ход политической и военной жизни государств западной европы в период 1924-1939 гг .
4.1 Роль чинов Гвардии в создании военизированных структур эмиграции 180
4.2 Система самообразования эмигрантов как часть стратегии воспитания молодежи в духе державных традиций 201
4.3 Политическая борьба правой эмиграции и ответные меры ИНО НКВД 214
4.4 Участие эмигрантов в европейских вооруженных конфликтах и войнах в Европе в период 1924-1939 гг 235
Глава 5. Эмиграция накануне второй мировой войны
5.1 Положение русских военных эмигрантов на Балканах в 1936-1939 гг 248
5.2 Политико-экономические предпосылки распространения эмиграции из Европы в Южную Америку в начале 1930-х годов и её роль в жизни стран континента 274
5.3 Политическое взаимодействие российской эмиграции с режимами держав "Оси" и их союзниками до 1939 года 289
Глава 6. Русские эмигранты в германии в 1941-1945 гг .
6.1 Проблематика нравственного выбора и гражданской позиции русских эмигрантов с началом войны между Германией и Россией 304
6.2 Правовое положение российской эмиграции в ходе войны 312
6.3 Деятельность эмигрантских православных центров и контрмеры советского правительства по её нейтрализации в 1943-1945 гг. 319
6.4 Участие части эмиграции в войне против СССР на стороне Германии, и её союзников 328
6.5 Проблематика национальных движений эмиграции и их взаимодействие с правительством Третьего рейха 344
6.6 Мероприятия советского правительства в отношении эмигрантов как результат межправительственных соглашений 1945 г. и законодательных актов СССР 1944 - 1950 гг 355
Глава 7. Послевоенный мир и российская эмиграция
7.1 Изменения в общественной жизни эмиграции после 1945 года 372
7.2 Общественные организации "первой волны" в конце 1940- годов и их деятельность 376
7.3 Деятельность Народно-Трудового Союза в середине XX века как новые формы внешнеполитической работы либералов эмиграции 382
7.4 Зарубежные Объединения выпускников императорских учебных заведений и их роль в мировых научных процессах 393
Глава 8. Эмиграция "первой волны" в последние годы своего существования
8.1 Российская эмиграция на севере и Северо-востоке Африки и духовные искания диаспоры в середине в 1940-1950 гг. 410
8.2 Южно-африканские и южноамериканские диаспоры российской эмиграции как объединяющее начало очагов русской культуры на дальних континентах 432
8.3 Русская эмиграция в Австралии - наиболее политизированная часть общероссийской диаспоры середины прошлого века 441
Глава 9. Историческая перспектива политического и духовного наследия эмиграции «первой волны»
9.1 Военная эмиграция как пример созидательной высокоорганизованной группы - хранительницы основных духовных ценностей и державной идеологии 447
9.2 Монархические традиции эмиграции в исторической перспективе новой истории 453
Заключение 475
Библиография
- Политическое противостояние в российском обществе и возникновение основных социальных групп потенциальных эмигрантов
- Создание первых поселений военной эмиграции в 1920-1921 гг
- Влияние военных организаций эмиграции на балканские политические процессы и вклад гражданских специалистов в развитие культуры в странах Юго-восточной Европы в середине 1920-х
- Система самообразования эмигрантов как часть стратегии воспитания молодежи в духе державных традиций
Политическое противостояние в российском обществе и возникновение основных социальных групп потенциальных эмигрантов
В феврале 1917 года Россия оказалась не только на переломе своей великой исторической судьбы, и, как показало время, стала перед выбором будущего. Путь общественного нейтралитета, избранный народом в февральские дни смены власти, определил судьбу государства на три последующие четверти века, вызвав бурю невероятных внутренних потрясений, и по существу привел к краху государственной идеи. Часть народа, выступавшая военными средствами за сохранение самодержавных позиций или просвещенного парламентаризма, после нескольких лет ожесточенной борьбы покинула пределы государства.
История XX века не знает ни одной страны, которая бы подобно России испытала на себе тяжелейшие последствия величайшего социального разлома, на фоне которого прочие события века могут показаться малозначительными.
В марте 1917 года, с падением самодержавного строя, в стране стали стремительно разрушаться духовные и нравственные законы, века до того определявшие не только линию поведения подданных российской империи, но место в системе государственной жизни. Характер общественной мысли, обуславливавший её течение и развитие на протяжении двух столетий, питал и творчески подпитывал национальную
Российская эмиграция в мировых геополитических и гуманитарных процессах в первой половине XX века культуру, научную мысль, выстраивал систему взаимоотношений всех сословий. Православная монархия в России оказалась тем общественным строем, который по образу и подобию Византии, простирал критерии своих «земных» задач далеко за приделы «земных» интересов народонаселения, признавая в каждом подданном наличие бессмертной души, предназначенную высшим замыслом для спасения и вечной жизни в Царстве Божіем. Полезность воздвигаемых государственных задач измерялись властью не столь экономическими соображениями или политическими выгодами, хотя и ими тоже, но столько тем, насколько их исполнение помогало, в том числе, спастись для жизни вечной. В теории "православного правления" заключался основной смысл монархической государственности, облегчающий церкви служение по спасению человеческих душ в ходе решения задачи, установленных светской властью. Подобная модель руководства страной еще со времен Византии представляла собой симфоническое правление светской и церковной властей, вместе служащих единой идее различными средствами. В её рамках церковь боролась с внутренним злом в человеке, а государство защищало церковь и народ от разрушительного воздействия зла внешнего, персонифицированного противниками государства и внутренними врагами.
Высокое духовное предназначение государства в нашей стране на рубеже веков постепенно было потеснено идеей «Великой России», предполагавшей копирование опыта западных стран для создания экономически конкурентоспособного с ними российского государства. В глазах приверженцев этой идеи, она обладала несомненной привлекательностью за счет гипотетической возможности построения сверхсильного государства, занимающего особое место среди прочих стран мирового сообщества. Энергичные защитники её, начиная со времен П.А. Столыпина, не желали признавать очевидную многим истину, что бурное
Российская эмиграция в мировых геополитических и гуманитарных процессах в первой половине XX века экономическое развитие страны по ряду причин, неизбежно будет происходить в ущерб духовному развитию нации. Это не замедлило подтвердиться в ту пору, когда, приближаясь к пику материального благополучия общества накануне Великой войны 1914-1918 гг., Россия стала всё чаще обнаруживать явные признаки духовного упадка, проявившегося, в частности, в легкомысленном отношении правящих классов и дворянства к религиозному смыслу самодержавия, как к отжившей условности.
Навязчивая идея русской интеллигенции второй половины XIX века о будущем России, как неотъемлемой части «цивилизованной» Европы, жажда признании её права состоять в "семье европейских народов" и поиск сомнительной похвалы "мирового сообщества" год за годом подвели страну к последней черте духовного упадка. И даже вопрос о единстве народа в период Великой войны и соборном преодолении трудностей еще во второй половине 1915 года утратил в глаза общественности былое значение. Либеральные политики поспешили объявить с думской трибуны и в прессе, что «народ устал» и тяготится бременем "неумелого управления" ходом военных действий. Шаги правительства по преодолению неизбежных экономических трудностей критиковались многопартийной Государственной Думой, а правящую династию в её стенах обвиняли по такому широкому кругу упущений, что складывалось впечатление в абсолютной бесполезности самодержавного строя для страны, ведущей затяжную войну. Впрочем, именно к этому времени «...русского народа не стало, - отмечал профессор Иван Александрович Ильин, - «Это бессвязные толпы, мятущиеся, ненавидящие друг друга, охваченные каким-то наваждением». «...Волевое невежество свергло безвольную интеллигенцию: трезвый хам сверг мечтательного барина, революционный невежда сбросил радикального теоретика...», - подводил печальные итоги февральской революции 1917 года Ильин.
Создание первых поселений военной эмиграции в 1920-1921 гг
В каюте Главнокомандующего не протолкнуться. По пути следования в Константинополь там собирались чины командования, представители гражданской администрации Крыма, общественные деятели и, конечно же, корреспонденты французских и британских газет, жадно ловившие новости от самого Врангеля и тут же неподалеку, в соседних, тесных каютах, бегло создающие свои «сенсационные» репортажи о последних днях Русской армии, покинувшей Крым.
Отчасти из-за притока желающих пообщаться, приносящих свои петиции и обращения лично Врангелю, отчасти для того, чтобы придать хоть какой-нибудь формальный вид круговороту документов, барон поручил последнему генерал-квартирмейстеру Русской армии Герману Ивановичу Коновалову взять на себя труд по ведению дел канцелярии Главнокомандующего. Опытному штабисту было не занимать умения, и вся работа протекала в спокойной и деловой обстановке. Вновь созданная канцелярия и почти все офицеры штаба Главнокомандующего, как и прежде, готовили приказы, отдавали распоряжения о переводе иностранных телеграмм в адрес барона; адъютанты, благо их каюты расположились рядом, взялись за организацию приема посетителей. Вот, как описывал ироничный очевидец преобразовавшуюся общественную приемную барона: «В каюте у генерал-квартирмейстера уже кипит работа. Зашифровывают радиотелеграмму, стучит пишущая машинка, приносят какие-то бумаги. Постоянно входят адъютанты Главнокомандующего и начальника штаба, и то и дело слышится: «Главком приказал», «Начальник штаба просит это переписать», «Вас вызывает Главнокомандующий»... Спешно переписывается и переводится письмо Главнокомандующего к графу де Мартелю... Письмо подписано..., но тут происходит заминка с номером...все исходящие и входящие журналы, все делопроизводство брошено или сожжено в Севастополе. Какой ставить номер на эту историческую бумагу? ... Недоразумение разрешает генерал К оновалов : -Чего там долго думать?, - обращается он к офицеру Генерального штаба, - вы какой одеколон употребляете? Полковник не сразу догадывается и несколько удивленно отвечает: - № 4711. - Ну и великолепно. Отлично! Ставьте этот номер и отправляйте бумагу, черт её дери.. .».37
Прибывших к Врангелю просителей встречают «парные» часовые у входа в кают-компанию, элегантно обтянутую светлым шелком. В ожидании приглашения к Врангелю, просители покорно ожидают своей очереди, обдумывая предстоящую беседу и возможную реакцию Главкома. Испросившие у Главкома аудиенции не всегда прибывают к нему с радостными известиями, и вот до Врангеля доходят слухи, что почти все суда перегружены, а условия пребывания на них ухудшаются час от часу. Барон советуется с адмиралом Кедровым, но ускорить продвижение эскадры тот не в силах: механизмы кораблей и людские нервы на пределе. Во избежание неприятностей, продвижение продолжается с прежней скоростью. Остается полагаться на долготерпение и то, что по прибытию в порт, можно будет незамедлительно решить ряд задач в отношении тех, кто нуждается в помощи в первую очередь.
Помимо сухих рапортов Врангелю приходится выслушивать и личные просьбы, обращенные к нему. Часто эмоциональные, порой справедливые, иногда с оттенками доверительности на правах прежней совместной службы или общих петербургских знакомых. Спасенные чаще выражают недовольство условиями исхода, словно бы еще сутки назад их жизни не угрожали пытки и неизбежный расстрел.
«Какой-то генерал дрожащим голосом рассказывал, как ему пришлось эвакуироваться...- Я был комендантом на миноносце «Грозный». Вы только подумайте! В эту маленькую скорлупку набилось 1015 человек. Не хватает угля, не было воды. Некоторые сошли с ума от этих условий. Продуктов не хватало. Пришлось реквизировать у тех, кто имел запасы. Была всего лишь одна уборная. Очередь у нее стояла по нескольку часов. Ведь это ужас» . Люди из «походной приемной» Главнокомандующего то и дело приходят и уходят, передавая адъютантам все новые подробности нечеловеческих условий пребывания на кораблях. Корректные молодые люди в аксельбантах принимают их, выслушивают, докладывают в свою очередь о полученных сообщениях Врангелю. Однако помочь всем сейчас, во время пути, он не в силах: свободные транспорты отсутствуют, и в любую минуту может разыграться шторм, грозящий потоплением, всем переполненным судам.
Канцелярия между тем продолжает свою работу. Уже готовится приказ о реорганизации Русской армии в три корпуса: Донской, Кубанский и 1-й регулярных войск. Пересматриваются и сокращаются штаты, упраздняются некоторые должности, увольняются чины преклонных лет, буквально на ходу расформировываются военные и гражданские учреждения. Для сохранения дисциплины, был подготовлен приказ о военно-полевых судах. О произведенных переменах верстаются целые информационные бюллетени для ознакомления с ними чинов армии, флота и гражданских ведомств.
Влияние военных организаций эмиграции на балканские политические процессы и вклад гражданских специалистов в развитие культуры в странах Юго-восточной Европы в середине 1920-х
Русские люди в этих диких местах, хотя и производили на французов и местных жителей впечатление монолитной и грозной силы, теряли первоначальную крепость духа. Психологически это объяснимо с точки зрения убывающей надежды на победное возвращение домой. На окончательный упадок духа и распад армии более всего надеялись французские военные, ведь для них избавление от необходимости поддержки Врангеля снимало груз обвинений социалистов, составлявшие большинство в правительстве Франции и тесно связанных с мировым интернационалом, обобщенно именовавших русских в Галлиполи «защитниками царизма» и «вооруженными наёмниками угнетателей трудящихся масс». Командование французского Экспедиционного корпуса в Константинополе в своих рапортах в Париж, преувеличенно воодушевленно сообщало о быстром разложении армии Врангеля, подкрепляя донесения примерами из личных наблюдений, сделанных во время регулярных инспекционных визитов по местам размещения русских. Впрочем, про себя французские представители вынуждены были признать, что и на пятый месяц пребывания русских в малопригодных для жизни условиях, «сокрушительного развала» военной организации русских не наблюдалось. А прибывший 1 марта 1921 года для ознакомления с положением дел в Галлиполийский лагерь командир французского Экспедиционного корпуса генерал Шапри разочарованно признавал в письме к военному министру республики, что вместо ожидаемой картины деморализованных эмигрантов, бытом своим более О.Г. Гончаренко
Российская эмиграция в мировых геополитических и гуманитарных процессах в первой половине XX века походившего на кочующий табор его встретила ... армия. Наблюдение генерала, военный министр поспешил довести до членов парламента, всерьез озаботило не только правительство социалистов, но, и, попав к союзникам по Антанте, насторожило их до крайности. Британское военное министерство уже отчиталась в Парламенте, о смоделированной аналитиками возможной ситуации, когда голодная и вооруженная русская армия, доведенная притеснениями до края терпения, станет непредсказуемой и неуправляемой силой, способной представлять угрозу колониальным владениям Его Величества. Военное столкновение с врангелевцами виделось союзникам наиболее вероятным финалом их былого союза. Сильная, прошедшая горнило испытаний русская армия самим фактом своего существования заставляла западные правительства предпринимать все возможное, чтобы поскорее разрушить её духовный фундамент, и поскорее распылить личный состав по миру. В противном случае русские оставались силой, с которой приходилось считаться, ибо даже в изгнании способна были постоять за свою честь, и при необходимости защитить русские геополитические интересы в проливах, случись к тому политическая необходимость. Конечно, французы были далеки от мысли, что советские вожди станут когда-нибудь использовать армию Врангеля в политических интересах, более свойственных Российской империи, но полностью подобный альянс ними не исключался. Французское правительство учитывало, что именно в описываемый период положение большевистских вождей было весьма шатким: страна находилась в состоянии неоконченной гражданской войны, власть продолжали сотрясать восстания в центральных губерниях и уездах, и еще недавно едва чуть не победил вспыхнувший мятеж в Кронштадте. Далеко не весь Дальний Восток был подконтролен московским комиссарам, а на Камчатке местные карательные отряды терпели одно за другим поражение от отрядов метких якутских охотников. В Москве и Петрограде, большевики то и дело сталкивалась с активным политическим противодействием и О.Г. Гончаренко террором со стороны законспирированных подпольных организаций - от социалистов-революционеров до монархистов включительно. Казни представителей оппозиции, взятие заложников и «чистки» следовали одна за другой, но непредвзятому взгляду виделось, что озверевшая от пролитых потоков крови власть коммунистов ежедневно балансировала над исторической пропастью. Подтверждением шаткости власти и умонастроений обитателей Кремля тех лет, может служить сообщение, что в 1960-е годы при разборе бумаг кабинета Янкеля Свердлова, служащими были обнаружены в несгораемом сейфе несколько чистых бланков заграничных паспортов, выписанных на разные имена с фотографиями большевистского вождя. Там же были найдены различные суммы в иностранной валюте и прочие полезные вещи, необходимые для поспешного отбытия за границу. Случись, что восставший народ изгнал бы большевиков или власть Интернационала пала под ударами ширившихся в России народных восстаний, новое правительство России потребовало бы от союзников пересмотра условий Версальского мира, подкрепив свои требования мобилизацией изгнанной армии для защиты державных интересов. Именно в этом случае закаленная в боях армия Врангеля исполнила бы свой долг, восстановив историческую и геополитическую справедливость по приказу нового российского правительства. А о феномене «русской военной силы» Европа двух последних столетий знала не понаслышке.
Подобный ход развития мировых событий не исключался политиками в странах Запада, отчего еще с начала 1921 года главными целями французской администрации были декларированы обязательное разоружение и демилитаризация...армии Врангеля. Для достижения цели, союзниками было использована массированная пропаганда возвращения на родину или отъезд в третьи страны. На протяжении всего периода пребывания армии Врангеля в Галлиполи, французская военная администрация убеждала чинов О.Г. Гончаренко
Русской армии в необходимости возвращения к «мирной жизни», начинать которую было никогда не поздно, в особенности в благоприятных климатах отдаленных континентов. Особенная роль отводилась пропаганде семейного уклада, поощрялись браки с иностранками, исподволь утверждались приоритеты «семейных ценностей» над «общественными», к каковым относилась служба в армии. Протестантская мораль здравомыслящего эгоиста, обязанного заботится в первую очередь о личном благе, а затем, в случае его избытка, помогать обществу, долго не находила отклика у русских, воспитанных в православных традициях самоотвержения и жертвенности во благо Руси, не принимавших концепции «индивидуального спасения» за счет сокрушения соборности и общей судьбы.
С весны 1921 года французское правительство решило усилить нажим на Врангеля с целью заставить его как Главнокомандующего объяснить безрезультатность дальнейшего «галлиполийского сидения» подчиненным, и объявить о роспуске армии. Сделать это было, как казалось, несложно, ведь и сам барон находился практически под домашним арестом на яхте «Лукулл». Союзническое командование, как могло, препятствовало его частым появлениям в лагерях, визитам к соотечественникам, находившимся в Константинополе на излечении, и к казакам. Под предлогом обеспечения личной безопасности Главнокомандующего для любого мало-мальски значимого визита французскими военными властями требовалась санкция высшего французского командования. В противовес увеличивающимся ограничениям, на борту «Лукулла», Врангель ни на день не прекращал работы над разработкой практических мер по сохранению остатков армии, ежедневно обсуждая с чинами штаба вопросы противодействия разлагающему влиянию на армию союзников и большевистских эмиссаров.
Система самообразования эмигрантов как часть стратегии воспитания молодежи в духе державных традиций
На фоне бедственного положения военных, в Болгарии продолжал раскручиваться маховик репрессий, поддерживаемый правительственными чиновниками при полной поддержке органов юстиции. Он был направлен против всех, без исключения русских военных. В разные сроки и страны были высланы начальник созданного еще в Галлиполи Корниловского военного училища генерал-майор Милан Милошевич Георгиевич вместе со всем преподавательским составом этого учебного заведения. Затем последовал арест и высылка генерал-майора, командира марковцев Михаила Алексеевича Пешни вместе с 12 штаб-офицерами полка. Угрозы и прямые притеснения не миновали и некоторых других офицеров "цветных полков ", как, например, корниловцев, располагавшихся в летних казармах болгарской гвардии в Горно-Паничерово. Их командиру генерал-майору Николаю Владимировичу Скоблину были посланы несколько анонимок с обещаниями скорой расправы. Среди прочего, сообщалось, что накануне праздника солидарности всех трудящихся 1 мая 1923 года он будет убит. Скоблин переживал, но еще большими переживаниями сопровождались его разговоры с женой, известной певицей Надеждой Васильевной Плевицкой, которой не сиделось в этом Богом забытом болгарском селе, и твердившей
%ъКаратеев М.Д. князь, «Белогвардейцы на Балканах», Буэнос-Айрес, 1977 г., С. 116-117 84 Цветными" назывались полки Вооруженных сил юга России и впоследствии Русской армии, имевшие характерные цветовые отличия униформы. Так "Корниловцам" был присвоены черные и красные цвета, "Марковцам" - черные и белые, "Алексеевцам" - голубые и белые, а «Дроздовцам" - белые и малиновые.- (прим. авт.) генералу о необходимости оставить армию или хотя бы на время переменить место жительства. Надежду Васильевну неудержимо влек блеск европейских столиц, и, следуя устремлениям жены, Скоблин отправился за ней, сопровождать певицу на гастролях, по язвительному замечанию их современника Прянишникова «подобно верному пажу». Постепенно «в угоду ей стал он пренебрегать своими обязанностями, не раз покидая корниловцев в трудные моменты их бытия. По настоянию жены, отпросился он у командира корпуса (Витковского - Авт.) в заграничный отпуск» - отмечал наблюдательный мемуарист. Неукротимая жизненная энергия влекла Надежду Васильевну Плевицкую по странам Европы, где она ни раз бывала тепло принимаема слушателями и русской аудиторией. Ее деятельный импресарио Жюль Боркон немало потрудился над тем, чтобы череда гастролей певицы позволила пронестись ей, подобно яркому метеору по концертным залам Прибалтики и Польши, Чехословакии, Германии и Бельгии. В берлинском зале имени Бетховена она впервые исполнила ставшую гимном русской эмиграции лирическую песню «Замело тебя снегом, Россия», глубоко взволновавшую душу русских изгнанников. Триумф и заслуженное признание сопровождали ее повсеместно. В театре Виктора Гюго в Ницце, выступая перед аудиторией, среди которой было немало русской аристократии, Надежда Плевицкая впервые исполнила песню о томящемся под коммунистическим игом русском народе. «Патетически произнесенные последние слова песни «и будет Россия опять!» так потрясли слушателей, что несколько дам, лишилось чувств. По требованию взволнованной до глубины души публики певица повторила эту песню несколько раз...» - утверждал очевидец. Генералу Скоблину льстило столь явное признание таланта его супруги. Стараясь поддерживать определенный образ жизни и уровень знакомств, семейная пара сошлась близко с довольно
Российская эмиграция в мировых геополитических и гуманитарных процессах в первой половине XX века состоятельным берлинским дельцом Марком Эйтингоном и его женой, бывшей московской актрисой. Эйтингоны, не жалевших денег и сил для того, чтобы поддержать приятельство с Плевицкой, скоро стали их близкими друзьями, стараясь проводить время вместе со знаменитостью и ее мужем. Своим новым друзьям они оказывали необременительную для них помощь и разнообразные мелкие услуги. Они не только иной раз поддерживали советом малоопытных эмигрантов, каковыми являлись Плевицкая и ее муж-генерал, но и представили их кругу состоятельных людей в Германии. Скоблина, а более него Надежду Плевицкую радовала эта неожиданно свалившаяся на них возможность «зажить по-человечески». После бытовых неудобств и тревоги за свое будущее в повседневности своей недавней болгарской жизни, Скоблин на время утратил чувство бдительности и не задумался о причинах столь преувеличенного внимания не только к жене, что было объяснимо ее популярностью, но и к собственной персоне. Ведь в «светской жизни» по общим наблюдениям, Скоблин мог играть роль лишь приложения к яркой личности супруги. Разумеется, первоначально генерал не мог знать, что один из родственников нового берлинского знакомца, проживающий в СССР, Наум Эйтингон является одним из руководителей агентурной сети ИНО ОГПУ за границей. Эта сеть не была связана в своей деятельности с официальными представителями советских организаций и миссией за рубежом и оставалась глубоко законспирированной. Вдохновитель политических убийств, интеллектуальный центр многих акций физического устранения неугодных для советской власти фигур Белого движения за рубежом, Эйтингон уже давно искал выходы на руководство Русской армии для создания нового агентурного источника на самом высоком уровне. «Семья Эйтингонов принадлежала к самым бедным слоям общества, однако в Европе у них были весьма состоятельные родственники»87- подтвердил в своих мемуарах и "штатный ликвидатор" Российская эмиграция в мировых геополитических и гуманитарных процессах в первой половине XX века
ОПТУ Павел Анатольевич Судоплатов. Возможно, что родственники, разделенные "железным занавесом" и придерживались разнообразных жизненных ценностей, но когда интересы дела части одной семьи требовали помощи, таковая оказывалась им другой без промедления.
В 1920-е годы в лице Скоблина ИНО ОГПУ обрело прекрасную возможность получить не только доверенного информатора, но и инструмент прямого воздействия на процессы руководства РОВС. В случае необходимости, Скоблина можно было использовать и чтобы посеять в руководстве РОВС раскол и смуту, расшатав основу этой организации до той степени, что она перестанет быть опасна для большевиков своим единством мысли и действия и подчинится их контролю. Без сомнений, берлинскому родственнику Эйтингона был вовремя дан сигнал со стороны «железного занавеса» укреплять это как нельзя, кстати, возникшее знакомство всеми силами. Находясь под впечатлением новой для себя жизни, Скоблин даже не вернулся из отпуска к своему полку в срок, за что получил строгий выговор командования по своему прибытию в полк. Но что ему было за дело до выговора, когда обстоятельства, по его мнению, столь неожиданным образом, сложились для него столь благоприятным образом? Так или иначе, пребывание русских частей в Болгарии оставался делом времени, а там его жал манящий Париж, и жизнь в полную силу. Положение русских военных казалось, как никогда, затруднительным, и вопрос об оставлении Болгарии уже рассматривался Главнокомандующим как подлежащий незамедлительному решению.
