Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Особенности процесса распространения ядерного оружия в Южной Азии
1. Южная Азия и проблематика ядерного нераспространения 26
2. Генезис и стимулы нуклеаризации южноазиатского субконтинента 38
3. Ядерные доктрины Индии и Пакистана 52
Глава II. Мировое сообщество и ядерный вызов Южной Азии
1. Международная реакция на ядерные испытания 1998 года 64
2. Нью-Дели, Исламабад и международные режимы ракетно-ядерного нераспространения и экспортного контроля 71
3. Эволюция подходов государств - членов ядерного клуба к проблемам нераспространения в Южной Азии 88
Глава III. Политика России и ракетно-ядерное соперничество на субконтиненте
1. Программные установки и приоритеты России в сфере ядерного нераспространения 103
2. Российско-индийские отношения (1998-2000 гг.) в контексте нуклеаризации Южной Азии 115
3. Российско-пакистанские отношения (1998 - 2000 гг.) и проблематика нераспространения ядерного оружия 125
4. Отношения с Нью-Дели: «новый прагматизм» России (2000-2007 гг.) 134
5. Диалог России и Пакистана: вопросы стратегической стабильности и антитеррора (2000-2007 гг.) 142
Заключение 150
Список использованных источников и литературы 159
Список аббревиатур 176
- Генезис и стимулы нуклеаризации южноазиатского субконтинента
- Нью-Дели, Исламабад и международные режимы ракетно-ядерного нераспространения и экспортного контроля
- Российско-индийские отношения (1998-2000 гг.) в контексте нуклеаризации Южной Азии
- Диалог России и Пакистана: вопросы стратегической стабильности и антитеррора (2000-2007 гг.)
Введение к работе
Одна из актуальных проблем, которые вынуждено решать сегодня человечество - проблема предотвращения расползания по планете оружия массового уничтожения (ОМУ), прежде всего ядерного оружия (ЯО). Задача противодействия ракетно-ядерному распространению отнесена к внешнеполитическим приоритетам Российской Федерации. Как подчеркнул в своем послании Федеральному Собранию Президент В.В.Путин, Россия выступает за укрепление режима нераспространения «без каких либо изъятий, на основе международного права».1
Завершение «холодной войны», демонтаж Ялтинско-Потсдамской биполярной системы международных отношений и попытки США утвердиться в качестве единственной сверхдержавы сопровождались серьезными изменениями в характере и источниках угроз международной безопасности. Реальную опасность стали представлять усилия все большего количества государств, в том числе политически нестабильных и авторитарных, направленные на обретение и совершенствование ОМУ и средств его доставки. Активизировались международные террористические структуры, стремящиеся получить доступ к ОМУ или его отдельным компонентам.
Стремление неядерных стран к созданию собственных ракетно-ядерных арсеналов обусловлено совокупностью факторов и обстоятельств. Заметную роль играют интересы национальной безопасности, политико-престижные соображения. Во времена «холодной войны» неядерные страны пользовались прямыми или косвенными гарантиями безопасности со стороны сверхдержав и находились под надежным ядерным «зонтиком» либо СССР, либо США. С крушением биполярного мира такие гарантии в большинстве случаев были утрачены. Участившиеся с конца 1990-х гг. проявления американского диктата (в частности, балканские события 1999
1 Послание Президента России В.В.Путина Федеральному Собранию России, Москва, 10 мая 2006 года//Документ 10-05-2006, официальный Интернет-сайт МИД России
4 года, свержение режима С.Хусейна в Ираке в 2003 г.) имели следствием
фундаментальный пересмотр многими государствами, главным образом,
развивающимися, своих военно-стратегических доктрин и установок.
Готовность Вашингтона применять военную силу для достижения своих
целей на международной арене, в том числе в обход Совета Безопасности
ООН, стремление США навязывать свою волю более слабым странам
оправдывали с точки зрения последних приобретение средств
стратегического сдерживания на случай внешней агрессии.
Интерес к ядерному оружию поддерживается также распространенным в среде политических элит представлением, что обладание ОМУ - чуть ли не обязательный атрибут великой державы.
На проблематику нераспространения оказал воздействие международный терроризм, заявивший о себе как о мощной деструктивной силе. Масштабные теракты, совершенные в США в сентябре 2001 г., не оставляют сомнений: среди террористов всегда найдутся фанатики, готовые во имя «идеи» уничтожить все живое, не считаясь ни с собственными, ни, тем более, с чужими жизнями. Участники террористического «интернационала», включая развернувшую всемирный «джихад» «Аль-Каиду», не прекращают попыток получить доступ к оружию массового поражения. Экстремисты рассчитывают на то, что они сумеют воспользоваться несовершенством существующих международных и национальных режимов ракетно-ядерного нераспространения и экспортного контроля. Террористы, стремящиеся к обладанию ОМУ или его отдельными компонентами, стали представлять прямую угрозу международному миру и стабильности. Мировое сообщество осознает это и предпринимает определенные шаги. Однако процесс совершенствования международно-правовой базы, законодательства и правоохранительных структур отдельных государств идет, как представляется, недостаточно интенсивно.
5 Важная мера, нацеленная на пресечение попыток
«негосударственных субъектов» получить в свое распоряжение ядерное,
химическое или биологическое оружие и средства его доставки -
резолюция Совета Безопасности ООН №1540 от 28 апреля 2004 г. Следует
также упомянуть международную конвенцию о борьбе с актами ядерного
терроризма, открытую для подписания в сентябре 2005 г. в ходе
юбилейного саммита ООН в Нью-Йорке. Выступая на посвященном
антитеррористической проблематике специальном заседании СБ ООН
Президент России В.В.Путин подчеркнул значение данного документа: «В
результате совместной работы создан эффективный правовой инструмент
по предотвращению такой реальной угрозы, как использование
террористами оружия массового уничтожения».1
На фоне стремления к ОМУ государственных и негосударственных субъектов международных отношений перед человечеством как никогда остро встает проблема обеспечения надежности международных и национальных систем ракетно-ядерного нераспространения и экспортного контроля, а также оперативного реагирования на нарушения нераспространенческих режимов. Несмотря на кажущееся обилие универсальных и региональных структур, повлиять на поведение нарушителей этих режимов весьма непросто, особенно если они пребывают вне рамок соответствующих договоренностей (например, Пакистан) или официально уведомляют о выходе из них (заявление КНДР о выходе из Договора о нераспространении ядерного оружия - ДНЯО). Кроме того, следует учитывать, что формальное участие в нераспространенческих договорах не всегда означает их реальное соблюдение (незаявленная ядерная деятельность Ирана).
Приходится констатировать: сегодня мировое сообщество не располагает цельной стратегией действий и не имеет четкого
1 Выступление Президента России В.В.Путина на заседании Совета Безопасности ООН, Нью-Йорк, 14 сентября 2005 года//Официальный Интернет-сайт МИД России
представления о том, как гарантировать эффективность и бесперебойность функционирования механизмов нераспространения.
Данная проблема возникла не вдруг, она существовала и прежде. В условиях биполярного мироустройства нераспространенческие и экспортноконтрольные режимы также не были идеальными. Имело место как горизонтальное (утечка/передача чувствительных технологий и материалов в неядерные страны, стратегические военные программы государств - неучастников ДНЯО), так и вертикальное (гонка ракетно-ядерных вооружений между СССР и США, регулярные ядерные испытания, проводимые державами - членами «пятерки») распространение.
Однако тогда процессы расползания ядерного оружия находились в начальной стадии, они еще, так сказать, не набрали оборотов. Руководители государств, готовых в техническом отношении перейти ядерный «порог», отказывались брать на себя ответственность и принимать соответствующие политические решения. Ряд представителей правящих элит в неядерных странах вообще сомневались в целесообразности дорогостоящих ядерных разработок и программ. Существенным сдерживающим фактором было и то обстоятельство, что сверхдержавы -СССР и США - десятилетиями умело поддерживали у развивающихся государств иллюзию предстоящего всеобщего ракетно-ядерного разоружения. В условиях Ялтинско-Потсдамской системы, когда международные отношения определялись, прежде всего, противостоянием/взаимодействием двух общественно-политических систем, можно было не опасаться «парада ракетно-ядерных суверенитетов», а угроза попадания ОМУ в руки террористов носила, скорее, гипотетический характер.
Во времена «холодной войны» режимы нераспространения соответствовали масштабу существовавших угроз и в целом выполняли возложенные на них задачи. Их функционирование гарантировали сверхдержавы, которые поддерживали порядок в своих «вотчинах» - как
7 принуждением, так и посредством политических и финансово-экономических стимулов. При этом современные типы конфронтации (хантингтонский «конфликт цивилизаций», глобальная борьба с международным терроризмом и религиозным экстремизмом) хотя и имели место, но не играли определяющей роли.
Создание в конце 1960-х гг. международной системы ядерного нераспространения стало возможным благодаря компромиссу, достигнутому между клубом признанных ядерных держав и остальными, преимущественно развивающимися, странами. Фактически, была заключена своеобразная сделка: согласно ДНЯО неядерные государства добровольно отказались от права на обладание ядерным оружием, взамен «выторговывая» себе доступ к мирным атомным технологиям, а страны-обладатели ЯО обязывались вести переговоры о прекращении гонки ядерных вооружений и заключении договора о всеобщем и полном разоружении под строгим международным контролем.1 Однако, ввиду нежелания ракетно-ядерных держав расставаться со своими стратегическими потенциалами и, тем самым, на деле выполнять требования «разоруженческой» статьи VI ДНЯО, имевшиеся договоренности со временем стали давать трещину.
Уклонение участников ядерного клуба от стратегического разоружения (количественное сокращение арсеналов компенсировалось и до сих пор компенсируется повышением качества и эффективности оставшегося оружия - то есть, имеет место вертикальное распространение) усилило эрозию международных режимов нераспространения, которая в полной мере проявила себя в конце 1990-х - начале 2000-х гг. Тогда мир захлестнула волна ракетно-ядерных амбиций развивающихся стран.
В 1998 г. провели подземные ядерные испытания и затем официально заявили о своем новом, ракетно-ядерном, статусе Индия и Пакистан.
Нераспространение ядерного оружия: сборник документов. - М.: Международные отношения, 1993. С.30.
8 Неспособность «пятерки» и, главное, США, претендовавших на роль
всемирного «полицейского», принудить Нью-Дели и Исламабад
воздержаться от этого шага стала наглядным свидетельством того, что в
сфере нераспространения далеко не все в порядке. Южноазиатские
испытательные взрывы 1998 г. оказали существенное воздействие не
только на региональную, но и на глобальную геополитическую обстановку.
По мнению директора Института США и Канады Российской академии
наук С.М.Рогова, проведенные Индией и Пакистаном ядерные испытания
стали самым важным событием со времени окончания «холодной войны»,
«позволяющим получить представление о конфигурации мировой
политики и конфликтах будущего».1
В 2003 г. разразился скандал вокруг деятельности международного
подпольного синдиката торговцев ракетно-ядерными технологиями и
материалами во главе с пакистанским ученым - ядерщиком. Огласку
получили факты тайной передачи ноу-хау и оборудования (газовые
центрифуги) для обогащения урана КНДР, Ирану и Ливии. В том же году,
0 выходе из ДНЯО заявил Пхеньян. Ультимативное поведение Северной
Кореи, попытавшейся обосновать интересами национальной безопасности
необходимость интенсивной реализации ее ракетно-ядерной программы,
оказало негативное воздействие на международные усилия в области
нераспространения и серьезно осложнило геополитическую обстановку в
Восточной Азии. На это указывают известные российские политологи, в
частности В.Ф.Ли.3 Вызовом нераспространенческим режимам явилось
нежелание Тегерана аргументировано убедить мировое сообщество в
отсутствии военной направленности его ядерной программы.4
1 Цит. по: Белокреницкий В.Я., Москаленко В.Н., Шаумян Т.Л. Южная Азия в мировой политике. - М.:
Международные отношения, 2003. С.211.
2 Nasir Iqbal. Dr. Khan admits he transferred N-technoIogy: action to be decided by NCMDawn. - 2004. -
February 2. См. также: South Asia's nuclear security dilemma: India, Pakistan and China/edited by Lowell
Dittmer. - London: An East Gate Book, 2005. P.l 19.
3 См., например: Ли В.Ф. Теория международного прогнозирования. - М.: Научная книга, 2002. - 288 с.
4 Россия и вопросы нераспространения ядерного оружия (справочная информация)//Документ
Департамента по вопросам безопасности и разоружения МИД России (10-02-2004), официальный
Интернет-сайт МИД России .
9 В начале третьего тысячелетия в Азии, в непосредственной близости
от российских границ, сформировался пояс ракетно-ядерной
нестабильности. КНДР, Индия, Пакистан, Иран последовательно
наращивают свои стратегические арсеналы, подталкивая друг друга и
соседей по региону к затяжной гонке вооружений. Милитаризация и тем
более нуклеаризация1 Азии в обозримом будущем может превратиться из
потенциальной в реальную угрозу международному миру и безопасности
России.
Стремление азиатских стран к ЯО продиктовано схожими мотивами,
среди которых заметное место занимают национализм и связанные с ним
экспансионистские идеологические установки. Преимущественно
суннитский Пакистан и шиитский Иран соперничают за то, чтобы играть
роль ракетно-ядерного гаранта интересов мусульманского мира. Индия
бросила открытый вызов мировому сообществу в сфере нераспространения
под великодержавными лозунгами индуистской «Бхаратия Джаната
Парти».2 Прикрывающаяся оборонительной риторикой, КНДР
позиционирует себя в качестве чуть ли не единственного борца с
«американским империализмом». Национализм придает
нераспространенческим проблемам в Азии дополнительную остроту.
Вышеуказанные обстоятельства подтверждают необходимость тщательного осмысления современных нераспространенческих проблем и выработки оптимальных подходов к их решению с акцентом на необходимость оперативного реагирования на угрозы, исходящие из динамично развивающейся Азии.
Чрезвычайно рельефно кризисные тенденции в сфере ракетно-ядерного нераспространения проявились в Южной Азии. Индия и Пакистан, которые, необходимо признать, формально не нарушили ни
От английского nuclearization («обретение ядерного качества») - термин, широко используемый в современной российской политологической литературе.
2 См. Предвыборный манифест партии «Бхаратия Джаната Партии»//Официальный Интернет-сайт БДП
10 одной правовой нормы, так как изначально не являлись и не являются
сейчас участниками ДНЯО, сделали окончательный выбор в пользу ЯО и
открыто заявили о своем намерении пополнить ряды ракетно-ядерных
держав. Нуклеаризация превратила Южную Азию в крайне
неблагополучный с точки зрения международной безопасности регион
мира:
На субконтиненте соседствуют два де-факто ядерных государства, враждебно настроенных друг против друга, имеющих множество неурегулированных вопросов, включая взаимные территориальные претензии. Как свидетельствует исторический опыт, при определенных обстоятельствах Нью-Дели и Исламабад могут прибегнуть к попытке силой разрешить имеющиеся разногласия в свою пользу. Между Индией и Пакистаном было три полномасштабных войны (1947-48 гг., 1965 г. и 1971 г.) и серьезный локальный вооруженный конфликт (в секторе Каргил в Кашмире, 1999 г.). В конце 2001 г. уже ставшие де-факто ядерными южноазиатские государства балансировали на грани начала боевых действий.
Уровень индийско-пакистанского противостояния повышается вследствие вовлеченности в него Китая. Стремящаяся не допустить доминирования в регионе Индии - своего геополитического конкурента -КНР оказывает активное содействие наращиванию стратегических возможностей Пакистана. Пекин внес существенную лепту в развитие военной ядерной программы Исламабада. В частности, как утверждают некоторые американские эксперты, в начале 1980-х гг. Китай передал Пакистану схему производства атомной бомбы и некоторое количество обогащенного урана.1
На характере отношений Индии и Пакистана негативно сказывается их принадлежность к различным политическим культурам. Индия -светское демократическое государство. В Пакистане, несмотря на
1 Zimmermann Т., Chellaney В. Nuclear Ambitions//US News & World Report. -1996. - February 12. P.44.
имеющийся демократический «фасад» (парламент, многопартийная система, выборы и т.п.), реальная власть принадлежит генералитету. В пакистанском военно-политическом истеблишменте доминируют фундаменталистские суннитские установки.
Следует учитывать и то, что Пакистан, в 1947 г. выделившийся из Британской Индии, изначально задумывался англичанами и формировался в качестве геополитического противовеса Индии. С самого рождения основной стратегической задачей пакистанского государства было не допустить безраздельного индийского господства на южноазиатском субконтиненте. Региональное соперничество с Нью-Дели фактически превратилось для пакистанцев в национальную идею. Как представляется, именно этим обстоятельством прежде всего обусловлена главенствующая роль военных в системе государственного управления Пакистана. Генералитет обеспечивает надзор за гражданскими органами власти и гарантирует мобилизацию ресурсов для защиты от потенциальной агрессии со стороны Индии. В периоды военной диктатуры армия берет на себя управленческие функции.
Устойчивый антагонизм в отношениях де-факто ядерных Индии и Пакистана не может не вызывать у мирового сообщества обоснованную тревогу.
Непосредственная угроза международному миру и безопасности исходит от обосновавшихся в Пакистане транснациональных террористических структур, включая «Аль-Каиду», проявляющих интерес к приобретению или захвату ОМУ. Сохраняется вероятность осуществления терактов в отношении ядерных объектов.
С учетом развивающихся тенденций южноазиатский субконтинент можно охарактеризовать, как часть мира, где существует реальная угроза ядерной катастрофы. Ситуация осложняется еще и тем, что участники региональной конфронтационной оси - Индия и Пакистан - бойкотируют ключевые международные режимы в сфере нераспространения. Это
12 ограничивает возможности оказания внешнего воздействия на их поведение.
Предпринятые сразу после испытаний 1998 г. попытки принудить Индию и Пакистан к свертыванию их ракетно-ядерных программ посредством политического давления (резолюция СБ ООН №1172 от 6 июня 1998 г.) и экономических санкций (были введены США и рядом других западных стран) не принесли мировому сообществу положительного результата. Россия и КНР, подвергнувшие сомнению эффективность санкций, изначально отказались прерывать партнерские связи со своими традиционными союзниками - Индией и Пакистаном, соответственно. США и другим сторонникам жесткой линии потребовалось несколько лет, чтобы окончательно убедиться в тщетности санкционного прессинга на Нью-Дели и Исламабад.
Сегодня приоритетная задача мирового сообщества и, в первую очередь, Российской Федерации - государства, расположенного в непосредственной близости от Южной Азии - добиться на данном этапе если не снижения уровня, то, по крайней мере, замедления темпов нуклеаризации южноазиатского субконтинентая, ослабления напряженности в этом регионе, недопущения обострения конфликтности, конфронтационных тенденций. Особое значение приобретают всесторонний анализ нераспространенческих проблем в Южной Азии, выработка на его основе стратегии скоординированных международных действий и оптимальной внешнеполитической линии России.
Вышесказанное свидетельствует об актуальности данного диссертационного исследования.
Предмет исследования: проблема нераспространения ядерного оружия в Южной Азии на современном этапе; политика России в области ракетно-ядерного нераспространения на южноазиатском «фланге».
Хронологические рамки исследования: с 1998 г. по настоящее время. В мае 1998 г. Индия и Пакистан провели ядерные испытания, сделав
13 окончательный выбор в пользу ЯО. В результате наступил качественно
новый этап в развитии военно-стратегической ситуации в Южной Азии. Это побудило Россию и другие мировые державы приступить к ревизии своих прежних стратегических установок и подходов к проблемам ракетно-ядерного нераспространения как на региональном, так и на глобальном уровне.
Основные цели и задачи исследования:
осуществить исторический анализ проблемы ядерного нераспространения в Южной Азии в ее эволюции, сфокусировав внимание на периоде с 1998 г. по настоящее время. Раскрыть суть указанной проблемы, сделав акцент на выявлении глобальных и региональных факторов, движущих сил нуклеаризации Южной Азии, а также на изучении ядерных доктрин и установок Индии и Пакистана;
- проанализировать нераспространенческую политику России в
регионе в ее развитии, выявить специфику российских подходов, их
обусловленность внутренними и внешними факторами регионального и
глобального значения;
- предложить и аргументировано обосновать периодизацию процесса
нуклеаризации Южной Азии и, соответственно, российской
нераспространенческой политики применительно к субконтиненту;
- исследовать и сравнить подходы ведущих мировых держав к
решению проблем распространения ЯО в регионе.
Новизна работы определяется тем, что это одно из первых в российской и зарубежной научной литературе комплексных исторических исследований, посвященных анализу российских подходов к решению проблемы нераспространения ядерного оружия в Южной Азии. Конкретно научная новизна диссертации выражается в следующем:
- выявлена взаимосвязь и взаимообусловленность принципиальных
изменений, проявившихся в международной нераспространенческой
политике в последние годы, и внешнеполитического курса России;
- осуществлен системный анализ процессов нуклеаризации
южноазиатского субконтинента;
обозначены направления и раскрыты особенности эволюции международно-правовых инструментов и режимов, стратегии и тактики мирового сообщества и, в первую очередь, участников ядерного клуба в сфере ракетно-ядерного нераспространения;
введены в научный оборот новые документы и источники, в частности, мемуары представителей пакистанского военно-политического истеблишмента, непосредственно связанных с ядерной программой Пакистана, а также личные беседы автора с видными индийскими и пакистанскими дипломатами и экспертами.
Теоретические и методологические основы исследования:
Теоретической основой диссертации стали современные концепции теории международных отношений и конфликтологии. Автор исходит из представлений о многоярусности и многовекторности мировой политики, в которой участвуют как государственные, так и негосударственные субъекты. Последние играют все возрастающую роль.
Диссертация построена по проблемно-хронологическому принципу. Данный подход позволяет проследить эволюцию и ощутить специфику исследуемых проблем на различных этапах исторического развития. Используются современные методы исследования, которые не только обеспечивают глубину и системность содержащегося в работе исторического анализа, но и позволяют делать практические выводы по диссертационной теме.
В исследовании использован широкий круг источников и литературы. Особое внимание было уделено анализу источников -документов и официальных материалов ООН, МАГАТЭ, Группы ядерных поставщиков, Режима контроля за ракетными технологиями,
15 Австралийской группы;1 международных договоров и соглашений в сфере
ракетно-ядерного нераспространения;2 индийско-пакистанских, российско-американских договоров и соглашений;3 ядерных и оборонных доктрин и установок Индии, Пакистана, России, других участников ядерного клуба;4 заявлений и выступлений, мемуаров государственных деятелей и официальных представителей,5 официальных материалов и документов (заявления, сообщения для печати, «белые книги» и т.п.) правительств, внешнеполитических, оборонных и разведывательных ведомств Индии и Пакистана, а также стран-участниц ядерной «пятерки»; материалов
См., например: Устав Организации Объединенных Наций. Статут Международного Суда: сборник документов. - М.: «Ла Пред», 1992; Резолюция СБ ООН 1172 (1998) от 6 июня 1998 rV/Официальный Интернет-сайт Организации Объединенных Наций : Резолюция СБ ООН 1540 (2004) от 28 апреля 2004 r.//: Резолюция СБ ООН 1718 (2006) от 14 октября 2006 г. S/Res/1718 (2006); IAEA Board of Governors Resolution GOV/2006/14 "Implementation of the NPT Safeguards Agreement in the Islamic Republic of Iran" of Feb. 4,2006.
2 См., например: Нераспространение ядерного оружия: сборник документов. - М.: Международные
отношения, 1993; Международная конвенция о борьбе с актами ядерного терроризма, см. Ядерное оружие
после «холодной войны»; Моск. Центр Карнеги. - М.: «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН), 2006. - С.530 - 548.
3 For example, Agreement between India and Pakistan on Prohibition of the Attack on the Nuclear Installations. -
New Delhi, 1989; Agreement on Prenotification of Ballistic Missile Те8І8//Официальньій Интернет-сайт МИД
Индии : Lahore ОесіагаІіоп//Интернет-сайт ПИР-Центра политических исследований
в России ; Договор между Российской Федерацией и
Соединенными Штатами Америки о сокращении стратегических наступательных потенциалов, см.
Ядерное оружие после «холодной войны»; Моск. Центр Карнеги. - М.: «Российская политическая
энциклопедия» (РОССПЭН), 2006. - С. 519-521.
4 «Draft Report of National Security Advisory Board on Indian Nuclear Doctrine», Aug. 17, 1999; «Cabinet
Committee on Security Reviews Operationalization of India's Nuclear Doctrine», Jan. 4, 2003; Концепция
национальной безопасности Российской Федерации//Российская газета. - 2000. - 18 января; Военная
доктрина Российской Федерации//Российская газета. - 2000. - 25 апреля; Концепция внешней политики
Российской Федерации//Российская газета. - 2000. -11 июля, и т.д.
5 См., например: Выступление Президента Российской Федерации Б.Н.Ельцина перед руководящим
составом МИД России «Место и роль России в период формирующегося многополярного
мира»//Дипломатический вестник. - 1998. - №6. - С.3-5; Послание Президента России В.В.Путина
Федеральному Собранию России, Москва, 10 мая 2006 года//Документ 10-05-2006, официальный
Интернет-сайт МИД России : Suo-Motu Statement by Prime Minister Dr. Manmohan Singh on
Discussions on Civil Nuclear Energy Cooperation with the US: Implementation of India's Separation Plan, New
Delhi, March 7, 2006//: Pervez Musharraf. In the Line of Fire. A Memoir. - New York,
London, Toronto, Sydney: Free Press, 2006.
парламентских слушаний.1
Привлекались информационно-аналитические ресурсы официальных интернет-сайтов международных организаций,2 национальных внешнеполитических ведомств,3 специализированных аналитических и исследовательских центров, индийских и пакистанских партий и общественно-политических организаций.4 Кроме того, автор использовал сведения, почерпнутые им в ходе бесед с представителями МИД Пакистана, пакистанских общественно-политических и академических кругов, дипломатического корпуса в Москве и Исламабаде.5
Была изучена российская научная литература, посвященная общеполитической истории стран Южной Азии, их двусторонним отношениям и внешней политике. Следует выделить работы известных востоковедов: Белокреницкого В.Я., Ганковского Ю.В., Москаленко В.Н.,
Например, Открытый доклад СВР России за 1993 г. «Новый вызов после «холодной войны»: распространение оружия массового уничтожения»//Официальный Интернет-сайт СВР России .html: Заявление МИД России от 12.05.1998 г.//Дипломатический вестник. -1998. - №6. - С.41; Заявление МИД России от 28.05.1998 г.//Дипломатический вестник. - 1998. - №6. -С. 44 - 45; Заявление «Группы восьми» в связи с ядерными испытаниями Индии//Дипломатический вестник. - 1998. - №6. - С.16 - 17; «Хроника отношений Индии с Россией, странами СНГ и Балтии. Май 1998 года». - Документ посольства России в Нью-Дели; Выступление представителя Российской Федерации на Обзорной конференции по ДНЯО в Нью-Йорке от 3 мая 2005 r.//: Joint Statement, 4th Round of Pakistan-India Expert Level Dialogue on Nuclear CBMs held in Islamabad on 25-26 April 2006//: Открытая Белая книга Минобороны России: «Российская Федерация и ситуация в области нераспространения оружия массового уничтожения и средств его доставки: угрозы, оценки, задачи и пути их реализации» (26 июня 2006 г.)//Интернет-сайт ПИР-Центра политических исследований в России .
2 ООН - : ГЯП - : РКРТ - : Австралийской группы
. etc.
3 МИД России - : МИД Индии - : МИД Пакистана -
: Государственного департамента США - . etc.
4 Например, ПИР-Центра политических исследований в России : Центра Карнеги
: индийской партии «Бхаратия Джаната Парти» - : Пакистанской
народной партии Б.Бхутто - .
В частности, автор неоднократно общался с послом Великобритании в Исламабаде Х.Синноттом, который является известным экспертом в области ядерного нераспространения; заместителем министра иностранных дел Пакистана Т.О.Хайдером, курирующим проблематику ООН и разоружения; директором Центра региональных исследований по проблемам России, Китая и Центральной Азии при Пешаварском университете А.Х.Ханом.
17 Шаумян Т.Л. и др.1
Большое внимание было уделено отечественной исторической, а также политологаческои литературе по современным международным отношениям и внешней политике России, геополитической и военно-стратегической ситуации в Азии, общим проблемам безопасности, стратегической стабильности и разоружению, теории и политическому анализу международных отношений.2 Практический интерес представили, в частности, монографии и научные статьи таких авторитетных ученых, как Бажанов Е.П., Богатуров А.Д, Денисов В.И., Кадымов Г.Г., Ли В.Ф., Панов А.Н., Хрусталев М.А.
Большую помощь в разработке диссертационной темы оказали труды российских политологов - экспертов в области ракетно-ядерного нераспространения, специализирующихся, в том числе, по Южной Азии -Арбатова А.Г., Калядина А.Н., Каменнова П.Б., Осипова Г.А., Рудницкого
См., например, Белокреницкий В.Я., Москаленко B.H., Шаумян Т.Л. Южная Азия в мировой политике. -М.: Международные отношения, 2003; Москаленко В.Н. Внешняя политика Пакистана: формирование и основные этапы эволюции. - М.: Наука, 1984; Пакистан, страны Южной Азии и Среднего Востока: история и современность. Сборник статей памяти Ю.В.Ганковского. - М.: Научная книга, 2004. 2 См., например: Бажанов Е.П. Внешняя политика России (1992-2003 гг.)//Дипломатический ежегодник -2004. - М.: Научная книга, 2005. - С.203-235; Бажанов Е.П. Современный мир. Избранные труды. - М.: Известия, 2004; Очерки теории и политического анализа международных отношений/Богатуров А.Д., Косолапое H.A., Хрусталев М.А.; Научно-образоват. форум по междунар. отношениям. - М., 2002; Денисов В.И. Проблема обеспечения безопасности АТР в свете ядерного кризиса на Корейском полуострове//Дипломатический ежегодник - 2003. - М.: Научная книга, 2004. - С.72-85; Кадымов Г.Г. О системном подходе к анализу международных конфликтов//Десять лет внешней политики России: Материалы Первого Конвента Российской ассоциации международных исследований. - М., 2003.- С.289-295; Кулматов K.H. Мир в начале XXI века. Размышления российского дипломата и ученого. - М.: Известия, 2006; Ли В.Ф. Теория международного прогнозирования. - М.: Научная книга, 2002; Панов A.H. Дипломатическая служба Японии и эволюция японо-советских и японо-российских отношений в послевоенный период (1945-1995). - М.: МГИМО МИД России, 1994; Развин П.А. Последствия глобализации//Актуальные проблемы международных отношений в начале XXI века. - М., 2002.- С.36-45.
18 А.Ю., Сотникова В.И., Тимербаева P.M., Чуфрина Г.И, Шилина А.А.1
При написании диссертации использовались исследования зарубежных авторов - индийских,2 пакистанских,3 американских и британских.4 Индийских и пакистанских политологов, как правило, характеризует тенденциозная, односторонняя (проиндийская и пропакистанская, соответственно) подача материала. При этом если пакистанские исследователи в условиях традиционной для Пакистана авторитарной системы госуправления далеко не всегда имеют возможность высказывать собственную точку зрения, кардинально отличающуюся от официальных подходов, то политологи из Индии во многом руководствуются «самоцензурой». Британские и американские ученые гораздо менее «ангажированы» и, в большинстве своем, предлагают достаточно объективный экспертный анализ по вопросам диссертационного исследования. Они активно обращаются к документам и первоисточникам, собирают обширный фактологический материал. Вместе с тем следует отметить, что некоторые авторы из США и Великобритании идеализируют нераспространенческую политику своих правительств, дают
См., в частности: Ядерное оружие после «холодной войны»/Под ред. ААрбатова и В.Дворкина; Моск. Центр Карнеги. - М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2006; Каменнов П.Б. Космическая программа Китая//Экономика Китая вступает в XXI век. - М., 2004. - С.207-216; Осипов Г.А. Развивающиеся страны и нераспространение ядерного оружия. - М.: Наука, 1990; Рудницкий А.Ю. О российских подходах к развитию отношений с Индией и Пакистаном/ЯГакистан в современном мире. -М.: Научная книга, 2005. - С.118 - 130; Artem Rudnitsky. Understanding Nuclear Pakistan: Global, Regional and Domestic Dimensions//World Affairs. - Autumn 2005. - Vol.9, No.3. - P.46-57; Сотников В.И. Ядерная проблема в индийско-пакистанских отношениях (вторая половина XX - начало XXI века). Монография №1. - M.: Научная книга, 2003; Тимербаев P.M. Группа ядерных поставщиков: история создания (1974 -1978). - М.: ПИР-Центр, 2000; Тимербаев P.M. Россия и ядерное нераспространение. 1945 - 1968 гг. - M.: Наука, 1999; Тимербаев P.M. О роли МАГАТЭ в поддержании международного режима нераспространения ядерного оружия/Международные организации. - М., 2004. - С.143-155; Чуфрин Г.И., Москаленко В.Н., Шаумян ТЛ. Ядерный фактор как источник новых конфликтных ситуаций и угроз национальной безопасности России на южном направлении. - М.: Российский центр стратегических и международных исследований, 1994; Шилин А.А. Стратегический баланс в Южной Азии. - М.: Научная книга, 2004.
2 For example, Jasjit Singh. Nuclear India. - New Delhi: Knowledge World, 1998; Chellaney B. The Challenge
of Nuclear Arms Control in South Asia//Survival. - 1993. - Vol.35, #3; Subrahmanyam K. Indian Nuclear Policy
-1964 - 98 (A personal recollection). - New Delhi, 1998, etc.
3 For example, Akhtar AH. Nuclear Politics & the Challenges of Governance. - Karachi: Royal Book Company,
1999; Kamal Matinuddin. The Nuclearization of South Asia. - Oxford University Press, 2003, etc.
4 Spector L. Neo-nonproliferation//Survival. - 1995. - Vo!.37, #1; Hilary Synnott. The Causes and Consequences
of South Asia's Nuclear Tests. - International Institute for Strategic Studies, 1999. - 86 p., etc.
19 предвзятые оценки действиям «неугодных» Вашингтону и Лондону
государств, прежде всего входящих в так называемую «ось зла».
Практическая значимость работы. Выводы диссертации применимы к задачам осмысления проблемы ракетно-ядерного нераспространения в Южной Азии на современном этапе и выработки нераспространенческой стратегии Российской Федерации, которая соответствовала бы серьезности новых вызовов и угроз, исходящих из этого региона. В работе содержатся конкретные рекомендации по повышению эффективности политики России на южноазиатском направлении. Диссертационное исследование может оказаться востребованным у широкого круга специалистов-международников, в российских научно-исследовательских центрах, а также в МИД России. Материалы и выводы диссертации могут использоваться в учебном процессе, прежде всего в профильных учебных учреждениях внешнеполитического ведомства - Дипломатической академии и МГИМО (У) МИД России.
Основные положения и выводы диссертации, выносимые на защиту:
на современном этапе проблематика нераспространения ядерного оружия в Южной Азии приобрела принципиально новое звучание. Индия и Пакистан сделали окончательный выбор в пользу ЯО, считая, что это соответствует их жизненным интересам. Добровольный отказ этих стран от права обладать ракетно-ядерными потенциалами в нынешних условиях не представляется возможным;
проект ядерной доктрины Индии отражает не только ее стремление к доминированию в Южной Азии, но и претензии на статус глобальной державы. Стесненный в ресурсах, Пакистан на данном этапе вынужден ограничиваться стратегическим планированием регионального масштаба. В качестве главного потенциального противника выступает Индия;
подходы Индии и Пакистана к действующим нераспространенческим режимам в целом совпадают. Они расценивают ДНЯО как неравноправный договор, закрепляющий военную ядерную
20 монополию за немногочисленной группой «избранных» государств. Индия
и Пакистан готовы рассматривать возможность своего присоединения к
ДНЯО только в качестве международно-признанных ядерных держав;
в настоящее время любые попытки принудить Индию и Пакистан присоединиться к режимам нераспространения в качестве неядерных стран представляются несостоятельными. Вместе с тем это отнюдь не означает, что работа с этими государствами на нераспространенческом поле является бессмысленной. В стремлении добиться международного признания своего ядерного статуса Индия и Пакистан могут пойти на достаточно серьезные уступки в плане ограничения своих ракетно-ядерных арсеналов, снижения темпов осуществления ряда стратегических программ;
приоритетная задача мирового сообщества - добиться прекращения гонки ракетно-ядерных вооружений между Индией и Пакистаном. Успешное решение этой задачи подготовило бы почву для более радикальных мер в сфере нераспространения;
программные установки России в области нераспространения в целом созвучны подходам других участников ядерного клуба. С одной стороны, усилия РФ направлены на предотвращение горизонтального распространения ОМУ, с другой - на поддержание и модернизацию собственных ракетно-ядерных арсеналов. Такой подход предоставляет Индии и Пакистану дополнительные аргументы, позволяющие парировать обращенные к ним призывы к проявлению сдержанности в ядерной сфере;
на нынешнем этапе России совместно с партнерами по «пятерке» следует выработать реалистичную стратегию действий, нацеленную на решение наиболее важных нераспространенческих задач в Южной Азии: убедить Индию и Пакистан отказаться от фактического монтажа систем ОМУ, соблюдать мораторий на ядерные испытания, ограничить, а затем прекратить производство оружейных расщепляющихся материалов и т.п.;
в конце 1990-х гг. - после проведения южноазиатских ядерных испытаний - позиция России в значительной степени снизила
21 интенсивность антиядерного прессинга, оказанного на Индию мировым
сообществом, и помогла ей относительно безболезненно пережить
санкционный период;
- с точки зрения долговременных интересов России целесообразность перманентно проиндийских подходов представляется сомнительной - в особенности, принимая во внимание постепенную смену внешнеполитических приоритетов Индии. Индия делает все больший акцент на сотрудничество с Западом. Характерно, что Нью-Дели, добивающийся снятия международных ограничений на международное сотрудничество с ним в области мирного использования атомной энергии, активно опирается и прежде всего рассчитывает на помощь Вашингтона.
Структура диссертации определена целями и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, списка аббревиатур.
Во введении обосновываются актуальность, научная новизна и практическая значимость, формулируются цели и задачи данного диссертационного исследования.
Первая глава содержит исторический анализ проблемы ракетно-ядерного нераспространения в Южной Азии, которая после испытаний, проведенных Индией и Пакистаном в мае 1998 г., приобрела принципиально новое звучание. В конце 1990-х гг. Нью-Дели и Исламабад сделали окончательный выбор в пользу ядерного оружия, отнеся обладание военными ядерными потенциалами к своим витальным интересам. Ведущие мировые державы не смогли принудить южноазиатские государства к отказу от ОМУ ни посредством экономических санкций, ни с помощью интенсивной политической обработки.
Движение Индии и Пакистана к ядерному оружию было предопределено совокупностью факторов, среди которых следует выделить интересы национальной безопасности и политико-престижные соображения. Процессу нуклеаризации южноазиатского субконтинента
22 способствовало нежелание признанных ядерных держав расставаться со стратегическими потенциалами во исполнение «разоруженческой» статьи ДНЯО.
В главе дается сравнительная характеристика доктринальных установок Индии и Пакистана. Стратегическое планирование этих государств отличает важная общая черта: с конца 1990-х гг. индийцы и пакистанцы проводят курс на форсированную реализацию национальных ракетно-ядерных программ с очевидной целью добиться их необратимости.
Во второй главе анализируется реакция мирового сообщества на ядерные испытания 1998 года. Несогласованность практических действий ведущих держав сделала невозможным оказание на Индию и Пакистан эффективного международного антиядерного прессинга.
Выявляется близость подходов Индии и Пакистана к международно-правовым инструментам и режимам ракетно-ядерного нераспространения. Нью-Дели и Исламабад расценивают их как «дискриминационные», ущемляющие права развивающихся стран. Вместе с тем, исходя, в частности, из политико-престижных соображений, Индия и Пакистан готовы присоединиться к ДНЯО в качестве признанных ядерных держав.
Изучаются и сравниваются подходы участников ядерного клуба (за исключением России) к нераспространенческим проблемам в Южной Азии. Особый акцент сделан на позиции США, которые, являясь сегодня единственной сверхдержавой, в значительной степени определяют линию мирового сообщества и вектор международных усилий в сфере ракетно-ядерного нераспространения. Фиксируется постепенное сближение позиций участников ядерной «пятерки». Данное обстоятельство дает основание рассчитывать на выработку оптимальной международной нераспространенческой стратегии применительно к Южной Азии.
В третьей главе анализируется нераспространенческая политика России применительно к Южной Азии в 1998-2007 гг., выявляется
23 специфика российских подходов, их обусловленность внутренними и
внешними факторами регионального и глобального значения.
Подходы России к проблемам нераспространения ЯО во многом детерминированы ее статусом участницы клуба признанных ядерных держав. В практическом плане ее усилия направлены, прежде всего, на предотвращение горизонтального расползания ядерного оружия. При этом РФ поддерживает и модернизирует собственные ракетно-ядерные арсеналы.
К специфике российского подхода на южноазиатском «фланге» следует отнести стремление Москвы отдавать приоритет политико-дипломатическим средствам воздействия на Нью-Дели и Исламабад. В 1998 г. Россия не стала «наказывать» Индию и Пакистан экономическими санкциями, сославшись на их контрпродуктивность. Ядерные испытания 1998 г. практически никак не отразились на характере двусторонних связей России ни с Индией, ни с Пакистаном. В конце 1990-х гг. Москва продолжала активно развивать ВТС (за исключением военного ядерного компонента) со своим стратегическим партнером Нью-Дели. Не было приостановлено российско-индийское сотрудничество в области атомной энергетики. В своих контактах с Пакистаном Россия фокусировала внимание не столько на «ракетно-ядерных делах», сколько на других, не менее проблемных для нее, вопросах двусторонних отношений. В частности, РФ полагала, что ее отказ от введения санкций за испытания 1998 г. может подвигнуть пакистанское руководство к большему учету российских интересов по событиям на Северном Кавказе.
Выявляются новые моменты следующего этапа южноазиатской политики России, связанного с президентством В.В.Путина. В начале третьего тысячелетия российская политика стала отличаться большим прагматизмом, сбалансированностью и последовательностью в обеспечении национальной безопасности, в том числе в плане решения проблем ядерного нераспространения. Применительно к Южной Азии это
24 означало, с одной стороны, дальнейшее укрепление стратегического
партнерства с Индией, с другой - расширение взаимовыгодного
политического и экономического сотрудничества с Пакистаном. После
событий 11 сентября, в условиях глобальной антитеррористической
кампании сотрудничество с Пакистаном было настоятельно необходимым.
В свою очередь, это привело к тому, что ядерное нераспространение -
прежде всего, в контексте противодействия угрозе ОМУ-терроризма -
превратилось в важное направление российско-пакистанского
взаимодействия.
Показывается, что благодаря настойчивости российской дипломатии нераспространенческая проблематика становится неизменным пунктом повестки российско-индийских переговоров. С учетом окончательного характера ядерного выбора Индии стороны обсуждают меры, нацеленные на противодействие горизонтальному распространению ядерного оружия.
В заключении подводятся итоги исследования.
Апробация диссертации. Положения и выводы диссертационного исследования апробировались автором в ходе его практической работы в посольстве России в Пакистане (1999 - 2004 гг.), а также в Центральном аппарате МИД России (1997-1999 гг., с 2004 г. по настоящее время). Они послужили основой лекционно-семинарских занятий в Дипломатической академии МИД России, на факультете мировой политики МГУ, выступлений диссертанта на научно-практических конференциях.
Ключевые положения и выводы диссертации нашли отражение в следующих публикациях:
1. Ганич Д.В. Пакистан и США: к эволюции американских подходов в сфере ядерного нераспространения//Ученые записки - 2005. Под ред. Е.П.Бажанова. Институт актуальных международных проблем Дипломатической академии МИД России. - М.: Научная книга, 2005.
2. Ганич Д.В. О подходах Пакистана к проблемам нераспространения
оружия массового уничтожения//Геополитические проблемы евразийского пространства. Тематический сборник. -М.: Научная книга, 2006.
3. Ганич Д.В. «Большая ядерная игра» в Южной Азии//Азия и
Африка сегодня. - 2007. - №5.
Генезис и стимулы нуклеаризации южноазиатского субконтинента
При всех существенных различиях в особенностях политических систем (демократия - военный режим) и масштабах военно-стратегических установок (глобальные - региональные амбиции) Индию и Пакистан многое объединяет. Это самопровозглашенные ядерные государства, прошедшие длительный, непростой путь к обладанию ОМУ и ракетными средствами доставки. Они не присоединились к ДНЯО в качестве государств, не обладающих ядерным оружием, лишь частично согласились поставить ядерную деятельность под контроль МАГАТЭ и, соответственно, длительное время не могли рассчитывать на легитимную технологическую «подпитку» из-за рубежа.
В отличие от Исламабада, сделавшего ставку на внешние источники чувствительных технологий, Нью-Дели приступил в 1960-е гг. к созданию ядерного оружия, ориентируясь, прежде всего, на собственные научно-технические знания и опыт, наработанный в результате развития гражданского сектора атомной энергетики. Это обеспечило значительную степень автономности, а также поступательность становления ракетно-ядерной Индии. В 1974 г. индийцы осуществили «в мирных целях» испытательный взрыв ядерного устройства. Вскоре Индия самостоятельно спроектировала и в 1987 г. построила ядерный реактор мощностью 200 МВт. В последующие пять-шесть лет индийские ученые разработали технологию производства ЯО.1 «Горячие» испытания не проводились до 1998 г. лишь по политическим соображениям. К настоящему времени, по оценкам западных экспертов, ядерный арсенал Индии насчитывает от 100 до 150 боеголовок, произведенных на основе оружейного плутония.2 На39 вооружении у индийцев - авиационные («Мираж-2000», МиГ-27, «Ягуар»)и ракетные (ОТР «Притхви») средства доставки ОМУ. В финальной стадииразработки находятся БРСД серии «Агни», дальность полета которойможет быть доведена до 2500 км.1
Решение о форсированной реализации военной ядерной программы Пакистана было принято в 1972 г. правительством З.А.Бхутто.2 Ввиду международно-правового запрета на передачу Пакистану «чувствительных» технологий, оборудования и материалов, создание ракетно-ядерного потенциала Исламабада осуществлялось тайно. Пакистан сделал расчет на промышленный шпионаж, негласное содействие со стороны дружественных стран (Китай), а также бартерные сделки с северокорейским режимом: пакистанцы снабжали КНДР технологиями и оборудованием для обогащения урана в обмен на ноу-хау для создания баллистических ракет.3
К концу 1980-х гг. Пакистан обладал способностью обогащать уран до оружейного качества и «лепить» громоздкие ядерные боезаряды. Полезной оказалась помощь Китая, который, как считают американские эксперты, передал Пакистану схему производства атомной бомбы и некоторое количество обогащенного урана.4 Пакистанские спецслужбы организовали бесперебойные поставки в Пакистан необходимых материалов и оборудования через подставные фирмы в Западной Европе. Трудно переоценить роль физика-ядерщика Абдул Кадыр Хана, который «позаимствовал» у своего работодателя, западноевропейского концерна «УРЕНКО», и передал в Пакистан совершенно секретные сведения о процессе обогащения урана.5 Вернувшись на родину, А.К.Хан возглавилнациональный ракетно-ядерный комплекс в Кахуте. В Пакистане егопочитают как «отца» пакистанской атомной бомбы.
В начале 1980-х гг. Пакистан начал достаточно успешно реализовывать задачу обретения ракетных средств доставки ОМУ. Упор был сделан на зарубежное содействие, конкретно - на китайские и северокорейские технологии. Параллельно осуществлялись два «конкурирующих» проекта. Первый - под эгидой Пакистанской комиссии по атомной энергии - был нацелен на производство ракет серии «Шахин» (твердотопливные оперативно-тактические ракеты, баллистические ракеты средней дальности; прототип - китайские М-9 и М-11). Второй, осуществляемый кахутским комплексом - ориентировался на разработку жидкотопливных ракет среднего радиуса действия серии «Гхори» (прототип - северокорейская ракета «Нодонг»).1 В мае 1998 г., несмотря на предостережения со стороны мирового сообщества, Пакистан перешел «порог» и - в ответ на ядерные испытания Индии - осуществил на полигоне в Чагаи (пакистанская провинция Белуджистан) подземные взрывы ядерных взрывных устройств2. В конце 1990-х гг. было положено начало проведению на регулярной основе летных испытаний пакистанских ОТР и БРСД.3 Ввиду нетранспарентности пакистанских стратегических программ открытым остается вопрос о точном количестве имеющихся в распоряжении Исламабада ядерных зарядов. Что касается качества боеголовок и эффективности средств доставки, то независимые эксперты сходятся во мнении: здесь у пакистанцев серьезные проблемы. Главная из них - громоздкость урановых зарядов при недостаточной мощности и точности ракетных носителей. По сути, в настоящее время единственная пакистанская ракета, способная нести ядерную головную часть - БРСД «Гхори-2» (дальность полета - 1100 км), переданная в войска в 2003 г.1 Пакистанское ЯО может быть использовано в виде наземных мин или авиационных бомб, примитивным образом сбрасываемых с самолета (устаревшие модификации F-16). У специалистов вызывает сомнение надежность имеющихся у пакистанцев ракетных носителей. Неспособность кардинально улучшить технические характеристики северокорейской БРСД «Нодонг» и неэффективность созданных урановых зарядов обусловили отставку А.К.Хана в апреле 2001 г. Сейчас акцент в работе пакистанских ядерщиков сделан на миниатюризацию имеющихся урановых зарядов и разработку плутониевых вариантов, а также на расширении возможностей твердотопливных БРСД «Шахин».
Твердотопливная БРСД «Шахин-2» («Хатф-6») с радиусом действия до 2500 км прошла испытания и причисляется Исламабадом к достижениям национального ракетостроения.2 Несмотря на изъяны и ошибки, пакистанцам, тем не менее, удалось обрести стратегический потенциал, с которым необходимо считаться. Пакистан располагает баллистическими ракетами, которые могут поразить десятки крупных городов Индии, у него есть все необходимое для сборки нескольких десятков ядерных боезарядов. И в Индии, и в Пакистане накоплены значительные запасы оружейных расщепляющихся материалов (ОРМ), в обеих странах продолжается интенсивная наработка ОРМ. Индия производит ежегодно порядка 30 кг оружейного плутония. Имеющихся у нее запасов (по разным данным, 225-370 кг) достаточно для производства 50-90 ядерных боезарядов. Существенными запасами ОРМ располагает Пакистан - 1,1 т высокообогащенного урана (ВОУ) и несколько десятков килограммов оружейного плутония. По данным американских экспертов, пакистанцы могут собрать 30-50 урановых и 3-5 плутониевых боезарядов.1 Расширяет Исламабад и мощности по наработке более «перспективного» материала, плутония. В настоящее время в Хушабе (пакистанская провинция Пенджаб) завершается строительство второго реактора по производству плутония оружейного качества.2 Мощность установки может составить порядка 1000 тепловых МВт, что позволило бы нарабатывать до 200 кг плутония в год при минимальном рабочем цикле 220 дней. Этого материала было бы достаточно для ежегодного производства 40-50 ядерных боезарядов.3 Таким образом, начало интенсивной нуклеаризации Южной Азии было положено в первой половине 1960-х гг., когда Индия в стремлении создать ядерный «щит» против Китая приступила к военным ядерным разработкам и спровоцировала Пакистан на контрмеры. С тех пор развернувшая между Нью-Дели и Исламабадом гонка ракетно-ядерных вооружений являет собой цепную реакцию.
За каждым шагом Индии, пусть и с существенным временным интервалом, но обязательно следовал аналогичный шаг со стороны Пакистана. К середине 1970-х гг. индийцы освоили технологию изготовления и приведения в действие атомных взрывных устройств. Пакистан обрел эту способность с китайской помощью и посредством шпионажа спустя десятилетие. В 1989-1990 гг. противостояние двух стран уже имело ракетно-ядерную окраску. В 1990-е гг. Нью-Дели и Исламабад активно развивали военные стратегические программы. В 1998 г. они сделали окончательный выбор в пользу ЯО, поочередно проведя ядерные испытания. Нуклеаризация Южной Азии перешла в открытую стадию. Стремление Нью-Дели и Исламабада к созданию и дальнейшему наращиванию собственных ракетно-ядерных арсеналов обусловлено совокупностью факторов и обстоятельств. По сути, Индия и Пакистан затеяли в Южной Азии «большую ядерную игру», преследуя при этом целый ряд взаимосвязанных стратегических и тактических целей. В качестве причины, обусловившей проведение в 1998 г. ядерных испытаний и заявку на вступление в ядерный клуб, Нью-Дели и Исламабад «в унисон» назвали необходимость обеспечения национальной безопасности. Они рассчитывают получить в свое распоряжение эффективные средства стратегического сдерживания потенциальных противников. Индийцы под этим углом зрения рассматривают, прежде всего, Китай (какие бы шаги по сближению и сотрудничеству не предпринимались в последнее время), а пакистанцы - Индию. Индийский ракетно-ядерный потенциал задумывался как средство сдерживания Китая. Накануне индийских ядерных испытаний 1998 г. министр обороны Индии Дж.Фернандес заявил в интервью Hindustan Times, что КНР - «потенциальная угроза номер один» и ограничиваться только обсуждением мер доверия и безопасности (МДБ) с соседним
Пакистаном «явно недостаточно».1 В письме президенту США Б.Клинтону от 11 мая 1998 г., содержание которого просочилось в New York Times, премьер-министр Индии А.Б.Ваджпаи указывал на «ухудшающуюся в плане безопасности обстановку», на то, что «у нас на границе - признанная ядерная держава, совершившая вооруженную агрессию против Индии в 1962 г. ... атмосфера недоверия сохраняется, главным образом ввиду неурегулированности пограничной проблемы». Кроме того, сетовал индийский лидер, Пекин помог «другому нашему соседу»3 стать государством, тайно обладающим ядерным оружием. В конце 1950-х гг. индийско-китайские отношения резко обострились. Соперничество Нью-Дели и Пекина приобрело затяжной
Нью-Дели, Исламабад и международные режимы ракетно-ядерного нераспространения и экспортного контроля
В данном параграфе рассматриваются подходы Индии и Пакистана к основным международно-правовым режимам ракетно-ядерного нераспространения и экспортного контроля. Такой анализ представляется актуальным, в том числе в практическом плане: без осмысления, причем в их эволюции, отстаиваемых Нью-Дели и Исламабадом позиций решение нераспространенческих проблем в Южной Азии невозможно. Индия и ДНЯО Примечательно то, что Нью-Дели, который сегодня выступает с жесткой критикой ДНЯО и не является его участником, был одним из инициаторов заключения этого международного нераспространенческого Договора в 1960-е гг. Лидер Движения неприсоединения, Индия продвигала тогда идею соглашения, конечной целью которого был бы безъядерный мир. Это соответствовало духу пацифизма, характерному для отцов-основателей независимого индийского государства. Премьер-министр Дж.Неру заявлял, что «ядерные, химические и биологические энергия и мощь не должны использоваться для создания ОМУ».1 Он призывал к глобальной ликвидации ядерных арсеналов.
По сути, Нью-Дели предлагал универсальный договор, согласно которому государства, обладавшие ядерным оружием, отказались бы от него в обмен на отказ остальных стран от разработки и приобретения данного вида вооружений.2 Такая невыгодная сверхдержавам кардинальная схема была отвергнута, в результате чего открытый для подписания в 1968 г. вариант ДНЯО оказался для Индии неприемлемым. Нью-Дели не устроила расплывчатость обязательств ядерных государств, зафиксированных в статье VI документа: каждый участник Договора обязуется в «духе доброй воли» вести переговоры о прекращении гонки ядерных вооружений «в ближайшем будущем», а также о «договоре о всеобщем и полном разоружении» под строгим международным контролем.1 Значимую роль в решении Нью-Дели бойкотировать ДНЯО и сохранить за собой право на ядерный выбор сыграло ухудшение геополитической обстановки как в южноазиатском регионе (война с КНР 1962 г., очередной вооруженный конфликт с Пакистаном 1965 г., ядерные испытания в Китае), так и в мире в целом (Карибский кризис 1962 г., набравшая обороты гонка ракетно-ядерных вооружений между США и СССР). Главным аргументом индийцев, обосновывающим их обструкционистскую политику в отношении ДНЯО, стала ссылка на «дискриминационность» этого договора. Нью-Дели указывал на неравноценность обязательств ядерных и неядерных стран, нежелание «пятерки» следовать духу и букве соглашения, несовершенство международных гарантий безопасности.2 Индия требовала остановить вертикальное распространение ядерного оружия (производство и совершенствование атомных арсеналов признанными ракетно-ядерными державами) в качестве предпосылки для прекращения горизонтального (приобретение данного вида ОМУ большим количеством государств). Нью-Дели предлагал решать вопрос в комплексе, на основе равноправия. Индийцы призывали к принятию на глобальном уровне пакета взаимосвязанных мер: сокращение стратегических потенциалов великих держав с последующей ликвидацией их ядерных вооружений; всеобъемлющее прекращение ядерных испытаний; ограничение производства расщепляющихся материалов; эффективный международный контроль, осуществляемый как в отношении малых, так и больших государств. Индия подчеркивала неприемлемость и «абсурдность» ситуации, когда полноохватным инспекциям МАГАТЭ подвергаются лишь развивающиеся неядерные страны. Индийцы отмечали, что само по себе формальное участие того или иного государства в ДНЯО не означает априори его миролюбие. Позже справедливость индийского утверждения подтвердилась фактами: ряд участников Договора - например, Ливия и КНДР - вели работы над приобретением ОМУ в нарушение принятых обязательств. Отстаивая принцип универсальности в международных отношениях, Нью-Дели неизменно отвергал любые схемы, в которых проблематика ядерного нераспространения в Южной Азии сводилась бы исключительно к военно-политическому противостоянию Индии и Пакистана и не учитывался бы китайский фактор. Индийцы предлагали решать ядерные вопросы на глобальном, а не региональном уровне. В качестве образца «разумных подходов» индийское правительство выделяло Конвенцию о химическом оружии 1993 г.1 Призывы руководства Индии были созвучны разоруженческой риторике советских лидеров и несли заметную политико-пропагандистскую нагрузку. Яркое свидетельство тому - эффектная, но утопичная Делийская декларация, подписанная в 1986 г. Р.Ганди и автором «нового политического мышления» М.С.Горбачевым. В Декларации было заявлено, что индийская и советская стороны поддерживают полное уничтожение ядерных арсеналов, недопущение вывода любого оружия в космос, полное запрещение атомных испытаний, запрет на создание новых видов ОМУ, запрещение химического оружия, снижение уровней обычных вооружений. До полной ликвидации мировых ядерных запасов СССР и Индия предлагали заключить международную конвенцию, запрещающую применение или угрозу применения атомного оружия.2 Подписанию Делийской декларации 1986 г. - положения которой созвучны гандистским принципам ненасильственного мира и пацифистским идеалам Дж.Неру - контрастирует принятое Р.Ганди во второй половине 1980-х гг. решение интенсифицировать ракетостроение в Индии (испытание ОТР «Притхви»).
В данном контексте показательно другое проявление «двойной игры» правительства Р.Ганди. В июне 1988 г. в обращении к Генассамблее ООН индийский премьер-министр обнародовал т.н. «План действий», предусматривающий поэтапную ликвидацию всех ядерных арсеналов к 2010 г. При этом тогда же в стране полным ходом продолжалось производство и накапливание запасов оружейного плутония на объектах, неподконтрольных МАГАТЭ, а в исследовательских центрах - в частности, в центре им.Бхабхи в Тромбее - шли работы над созданием термоядерного оружия.1 Двойственность индийской политики была предопределена особенностями сложившегося мироустройства, а также динамикой развития ситуации в азиатском регионе. На международной арене не оказалось места идеализму, в международных отношениях утвердилась политика силы, в которой «избранные» государства во главе со сверхдержавами камуфлировали стремление к глобальному военно-политическому доминированию благой дипломатической риторикой. Индия лишь постигла правила игры и включилась в нее. На внешнеполитический курс Нью-Дели, в том числе в области нераспространения, оказало влияние ухудшение геополитической обстановки в Азии. В первую очередь, Индии приходилось принимать контрмеры в отношении сформировавшегося тандема недружественных стран - Китая и Пакистана. Переход руководителей Индии на позиции прагматизма произошел в 1960-е гг. Ему в немалой степени способствовало поражение государства в 75 войне с маоистским Китаем. Разгром 1962 г. заставил индийских политиков отказаться от неосуществимых гандистских идей. После Гималайской войны правящая в Индии элита начала придавать приоритетное значение развитию вооруженных сил, а в ее действиях стали все чаще прослеживаться великодержавные и гегемонистские устремления. Вступление КНР в ядерный «клуб» (1964 г.) явилось для Нью-Дели «последней каплей», подтолкнувшей его к созданию собственного ракетно-ядерного щита. Как представляется, угроза со стороны ядерного Китая была одним из главных мотивов решения Нью-Дели бойкотировать ДНЯО. Этот вывод подтверждается документально - программными выступлениями индийских лидеров. Обращаясь к депутатам федерального парламента в связи с испытаниями ядерного оружия и представляя на их рассмотрение подготовленный правительственными экспертами документ «Эволюция ядерной политики Индии», премьер-министр А.Б.Ваджпаи заявил: «В 1960-е гг. наше беспокойство за безопасность страны возросло. Наше государство хотело получить гарантии безопасности, однако страны, к которым мы обратились, оказались неспособны предоставить их нам. В результате мы заявили, что не можем подписать ДНЯО».1 Глава индийского правительства сослался на обсуждение вопроса в Лок Сабхе (нижняя палата парламента) в апреле 1968 г.: «Премьер-министр, ныне покойная Индира
Ганди заверила Палату, что «мы будем руководствоваться исключительно собственными воззрениями и соображениями национальной безопасности». То был переломный момент, и Палата придала больший вес решению тогдашнего правительства, отражая национальный консенсус».2 Высказывания индийских руководителей свидетельствуют о том, что применительно к ДНЯО Нью-Дели изначально занял прагматичную позицию. Индия была бы готова участвовать в универсальных разоруженческих и нераспространенческих договорах, будь они недискриминационными (то есть уравнивающими стратегические арсеналы всех стран), однако, судя по ее нацеленности на развитие военно-промышленного и ракетно-ядерного потенциалов, не рассчитывала на это. После испытаний 1998 г. руководство страны продолжало указывать на «дискриминационность» Договора и высказываться в пользу принятия глобальных мер в ракетно-ядерной и разоруженческой областях - при строгом соблюдении равного для всех сторон баланса прав и обязательств. В частности, в заявлении индийского правительства от 11 мая 1998 г. говорилось: «Индия остается приверженной скорейшему процессу ядерного разоружения, ведущему к полному и глобальному уничтожению ядерных вооружений. Доказательством нашего стремления соблюдать любой глобальный недискриминационный и поддающийся проверке разоруженческий режим служит наше присоединение к Конвенции о запрещении химического оружия и Конвенции о запрещении биологического оружия».1 Индийская риторика выглядела прежней. Вместе с тем в конце 1990-х гг. у Индии появилась и, соответственно, не могла не оказывать влияния на ее политику приоритетная цель -обеспечить международно-правовое признание ее ракетно-ядерного статуса. В ходе дипломатических контактов, в том числе с Россией, индийцы стали проводить мысль о том, что они готовы присоединиться к ДНЯО в качестве признанной ядерной державы. Выступая в парламенте в мае 2000 г., министр иностранных дел Индии Дж.Сингх подчеркнул, что мировое сообщество «должно понимать, что Индия не может вступить в ДНЯО в качестве неядерного государства».2 После провозглашения Индией своего ядерного статуса в индийской позиции по ДНЯО появились важные новые моменты. Нью-Дели по
Российско-индийские отношения (1998-2000 гг.) в контексте нуклеаризации Южной Азии
Испытания 1998 года не отразились на динамике развития российско-индийских отношений, которые сохранили свою интенсивность и характеризовались как «стратегическое партнерство». Формально выступив с жесткой критикой Нью-Дели, Москва не собиралась сворачивать отлаженные и весьма выгодные с финансовой точки зрения связи с индийскими партнерами.
По графику продолжали осуществляться политические контакты. 14-15 мая 1998 г., практически сразу после индийских испытаний, в Москве прошло очередное заседание совместного Совета по реализации российско-индийской Комплексной программы научно-технического сотрудничества. Стороны рассмотрели ход реализации 88 проектов в 16 областях.1 16 мая во время саммита «восьмерки» в Бирмингеме пресс-секретарь президента России С.В.Ястржембский сообщил, Б.Н.Ельцин посетит Индию с государственным визитом в согласованные ранее сроки. 21 мая состоялся телефонный разговор президента Б.Н.Ельцина с премьер-министром Индии А.Б.Ваджпаи. Беседа, прежде всего, касалась вопросов двустороннего сотрудничества, ядерная тематика прозвучала «факультативно»: индийский лидер в очередной раз озвучил тезис о том, что Нью-Дели произвел испытания в интересах национальной безопасности и заверил в дальнейшем соблюдении Индией добровольного моратория на ядерные тесты.
Однако главное - Россия продолжила содействие наращиванию стратегического потенциала Индии в рамках долгосрочной Программы военно-технического сотрудничества до 2000 г. стоимостью порядка 8млрд долларов США. Особое значение имело взаимодействие в области авиа- и ракетостроения, предполагавшее не только поставку боевой техники, но и передачу технологий. Активное сотрудничество с Москвой -с учетом действия жестких американских санкций и сдержанности большинства других западных стран в вопросах ВТС с Нью-Дели -позволяло индийцам не только достойно комплектовать вооруженные силы, но и осуществлять их структурную и технологическую модернизацию.В конце 1990-х гг. заинтересованность Индии в военно-технических связях с Россией была огромной. Это открыто признавалось индийцами. «Никто, кроме России, в течение десятилетий на 70 проц. обеспечивавшей оборонные потребности Индии, сейчас не в состоянии удовлетворить ее растущие военные аппетиты», - высказался первый замминистра обороны А.Кумар.1 По экспертным оценкам, сухопутные силы Индии были укомплектованы российским оружием и техникой на 60 проц., ВВС - на 70 и ВМС - на 80 проц. Помимо достаточно высокого качества индийскую сторону привлекала относительная дешевизна - даже своего рода демпинговость - оружия из России.Весомым оставался российский вклад в развитие индийского флота. В 1999 г. в Санкт-Петербурге началось строительство для Индии трех противолодочных фрегатов в рамках «проекта 1135» (название по классификации НАТО - "Krivak"), развернулись переговоры о передаче индийцам лицензии на изготовление еще трех таких кораблей. Отдельный контракт был заключен на поставку вертолетов Ка-31 для комплектования фрегатов.2
Осуществлялась программа закупки Индией подводных лодок «проекта 877» (принятое в НАТО обозначение - "Kilo"). Подлодки класса "Kilo" - самые бесшумные в мире, как считают их создатели изцентрального конструкторского бюро морской техники «Рубин» (Санкт-Петербург) - заслужили высокую оценку экспертов на военно-морской выставке «Евронаваль-96», прошедшей в октябре 1996 г. в Ле Бурже. Отмечая надежность "Kilo", специалисты называют ее одной из наиболее удачных российских субмарин. Она рассчитана на 25-летний срок эксплуатации, в течение которого нуждается в ремонте не более двух раз, причем первый раз - через 10 лет службы.1 Программа поставок российских подлодок завершилась летом 2000 г.В конце 1990-х гг. в практическую плоскость перешли переговоры о продаже или передаче Индии российского тяжелого авианесущего крейсера «Адмирал Горшков». Условия сделки стоимостью свыше 1,5 млрд долларов США были неизменным пунктом повестки российско-индийских встреч, в том числе на высшем уровне. В частности, данный вопрос предметно обсуждался во время визита в Нью-Дели председателя правительства России Е.М.Примакова в декабре 1998 г. Предполагалось, что в качестве ударного вооружения «Адмирал Горшков» получит пусковые установки крылатой ракеты «Брахмос» совместного российско-индийского производства.
На проекте «Брахмос» - символе производственной кооперации Нью-Дели и Москвы в сфере ракетостроения - следует остановиться отдельно. Работы над созданием сверхзвуковой крылатой ракеты, которые велись с февраля 1998 г. индийской Организацией оборонных исследований и развития и российским ФГУП «НПО Машиностроение», после индийских ядерных испытаний не прекратились. «Брахмос» по сути является модернизированной версией российской ракеты «Оникс», в экспортном варианте называемой «Яхонт». Это, прежде всего, противокорабельная КР, устанавливаемая на надводном флоте. Радиус действия 280 км, вес боевой части - до 300 кг. Ракета может быть модифицирована для запуска сподводных лодок, а также с суши или самолетов.1 Безусловно, «Брахмос» -серьезный вклад России в расширение ударных возможностей индийских вооруженных сил.
Некоторые эксперты полагают, что, ввиду ограниченности своих радиуса действия и максимально возможного веса боеголовки, «Брахмос» вряд ли будет использоваться индийцами в качестве средства доставки ядерного оружия. Вместе с тем, значение совместной разработки крылатой ракеты не следует недооценивать: индийские ученые и инженеры, получившие в рамках проекта доступ к российским технологиям, сделали существенный шаг на пути создания полноценной крылатой ракеты в ядерном оснащении.2Российский «след» прослеживается и в деле разработки индийской ракеты «Сагарика». Из-за секретности проекта у политологов нет полной ясности на этот счет. Точно неизвестен даже тип создававшейся ракеты -крылатая или баллистическая. По данным экспертов лондонского Международного института стратегических исследований, речь, скорее всего, шла о баллистической ракете подлодки.3
Согласно просочившейся в конце апреля 1998 г. в New York Times информации (авторы публикации ссылались на источники в администрации Б.Клинтона) «Сагарика» разрабатывалась с помощью России - в нарушение взятых ею в рамках РКРТ обязательств. Сообщалось, что данная ракета морского базирования имеет радиус действия 300 км и она способна поразить любые цели, находящиеся на территории Пакистана. Утверждалось, что с середины 1990-х гг. Россия оказала существенное инженерное содействие, а также осуществила поставки оборудования, необходимого для создания и запуска «Сагарики».4 вышеуказанных сообщений. Лишь в сентябре 1998 г. индийские должностные лица стали публично признавать сам факт разработки ракеты. Министр обороны Дж. Фернандес заявил индийскому новостному агентству, что работы над созданием «Сагарики» идут и это - ракета, которую можно будет запустить как с надводного корабля, так и с подлодки. Импорт технологий сыграл большую роль в становлении индийской программы ракетостроения. По данным СИПРИ, с 1970 г. по 1990 г. 60 проц. импортированных Нью-Дели технологий относились к ракетной технике. По утверждениям западных экспертов, Индия сделала рывок в развитии ракетных сил благодаря передаче технологий в сфере запуска космических аппаратов и систем наведения из Германии, США и Советского Союза, а затем на их основе создала собственные технологии.1 Россия оказала весомое содействие становлению авиационной компоненты создаваемой Индией ядерной триады. Продолжил исполняться заключенный в 1996 г. контракт стоимостью 1,8 млрд долларов США на поставку Индии многоцелевых истребителей Су-30, которые, как заявил министр обороны Индии М.СЯдав, были призваны стать ударной силой индийских ВВС вплоть до 2015 г. (заменят устаревшие британские «Ягуары»). В ноябре 1998 г. количество самолетов, продаваемых согласно контракту, было увеличено с 40 до 50 машин. Шла реализация контракта 1996 г. по модернизации 130 индийских самолетов МиГ-21. По оценкам экспертов, модернизация способна продлить срок службы авиационной техники на 10-15 лет. В 1999 г. в данное соглашение было включено положение о поставке нового оборудования. Таким образом, ядерные испытания 1998 г. не только не стали препятствием на пути осуществления российско-индийского ВТС, но и 1 Nonproliferation Review. - Fall 1996. P. 179.
Диалог России и Пакистана: вопросы стратегической стабильности и антитеррора (2000-2007 гг.)
С приходом к власти в 2000 г. В.В.Путина Россия начала придавать своему политическому курсу прагматизм и постепенно отказываться от унаследованных от СССР стереотипов. Применительно к Южной Азии это, с одной стороны, означало более взвешенный, реалистичный подход к стратегическому партнерству с Нью-Дели: оно перестало восприниматься как нечто неизменное. С другой - отношения с Исламабадом стали приобретать для России самостоятельную ценность. Они все меньше зависели от позиции Индии и все больше - от готовности Исламабада учитывать национальные интересы России и ее центральноазиатских партнеров. Весной 2000 г. появилсь предпосылки к снижению остроты чеченского фактора. В марте З.Яндарбиеву было предложено покинуть Пакистан. Пакистанская сторона прекратила муссировать тему Чечни и стала официально исходить из того, что чеченский вопрос - внутреннее дело России. Местным СМИ было «рекомендовано» (по существу, предписано) не публиковать критические материалы по северокавказским событиям. Пакистанская пресса стала ограничиваться перепечаткой сугубо информационных, нейтральных сообщений западных агентств. От пакистанского руководства начали поступать сигналы о необходимости «наведения мостов» и «преодоления стереотипов прошлого». Такая корректировка подходов не могла не найти в Москве отклика. В сентябре 2000 г. состоялся визит в Исламабад С.В.Ястржембского -спецпредставителя президента России, который привез с собой личное послание В.В.Путина пакистанскому лидеру. Приезд С.В.Ястржембского в Пакистан знаменовал собой начало реального политического взаимодействия России с генералом П.Мушарафом - тогда главой исполнительной власти, позже (с июня 2001 г.) - президентом Пакистана.
Российского представителя приняли П.Мушараф, министр иностранных дел А.Саттар. В ходе переговоров пакистанцы заверили в том, что они уважают суверенитет и территориальную целостность России, и впредь не допустят приезда в Пакистан чеченских эмиссаров.1 В политологической литературе существуют различные объяснения обстоятельств, которые предопределили неожиданную на первый взгляд смену подходов пакистанского руководства к событиям на Северном Кавказе. Представляется, что решающее значение имел субъективный фактор: П.Мушараф - либерально мыслящий, но все же военный диктатор - нуждался в международном признании. Генерал осознавал, что в долгосрочной перспективе выгоды от сотрудничества с Москвой превысили бы краткосрочные политические дивиденды от заигрывания с чеченскими боевиками. Солидарность с «борцами за свободу Ичкерии», обеспокоенность «гуманитарным аспектом» ситуации в Чеченской Республике могли лишь на непродолжительное время повысить популярность П.Мушарафа у исламистски настроенного населения, «оживить» имидж Пакистана в мусульманском мире, а также потрафить ряду западных политиков-русофобов. Возможности для развития конструктивного взаимодействия с Исламабадом значительно расширились в результате трагических событий 11 сентября. Столкнувшись с ультиматумом Вашингтона, администрация президента П.Мушарафа приняла решение о вступлении в международную антитеррористическую коалицию и о разрыве отношений с талибами.
В январе 2002 г. пакистанский президент обнародовал национальную программу мер по борьбе с терроризмом и религиозным экстремизмом, которая, несомненно, отвечала интересам безопасности России и в определенной степени снимала ее озабоченности. частности, был объявлен вне закона целый ряд одиозных экстремистских группировок, включая «Лашкар-и-Таябу», впоследствии (решение Верховного Суда РФ в феврале 2003 г.) запрещенную в России как террористическую. П.Мушараф санкционировал обязательную регистрацию и постановку под контроль государства деятельности многочисленных медресе (религиозных школ), некоторые из которых выполняли роль «кузницы кадров» для терорганизаций по всему миру. Все эти меры осуществлялись в рамках предложенной лидером Пакистана концепции «просвещенного ислама» (Enlightened Moderation). Шаги официального Исламабада в области антитеррора и пересмотр его афганской политики получили широкое одобрение со стороны мирового сообщества и «расчистили» путь к налаживанию российско-пакистанского сотрудничества. Россия и Пакистан стали рассматривать друг друга прежде всего как партнеров по антитеррористической коалиции, которым следует сотрудничать в целях обеспечения стабильности и безопасности регионов Южной и Центральной Азии. Что касается конкретных действий пакистанских властей во исполнение установок П.Мушарафа, то их можно было подвергать критике за неизбежные изъяны, некоторую непоследовательность. Однако теперь отсутствовали основания для обвинений Исламабада в преднамеренном пособничестве международному терроризму. В новых условиях Россия интенсифицировала диалог с Пакистаном по вопросам антитеррора и стратегической стабильности. Исключительно важным представляется институционализация партнерских связей с Исламабадом. В 2002 г. на межведомственном уровне были созданы российско-пакистанская Рабочая группа (РГ) по антитеррору, а также двусторонняя Консультативная группа по стратегической стабильности, в рамках которой, в частности, происходит обмен мнениями по вопросам ракетно-ядерного нераспространения. Очередное заседание РГ состоялось в Москве в 2006 г., Консультативной группы по стратстабильности - в Исламабаде в феврале этого года. Возобновились межмидовские консультации по двусторонней и региональной проблематике на уровне заммининдел. Были установлены рабочие контакты по линии спецслужб и силовых ведомств. Закономерным итогом резкой активизации политических связей между Россией и Пакистаном стал официальный визит президента П.Мушарафа в Москву в феврале 2003 г., который провел обстоятельные переговоры с президентом В.В.Путиным. Стороны приняли совместное политическое заявление, в ходе саммита был подписан ряд важных документов, в том числе меморандум о сотрудничестве по линии МВД. Московский саммит имел большое значение. Руководители двух государств фактически лично гарантировали поступательный характер российско-пакистанских отношений и определили базовые направления их развития: торгово-экономическое сотрудничество (прежде всего в таких секторах, как топливно-энергетический комплекс, металлургия, телекоммуникации); борьба с терроризмом, религиозным экстремизмом и незаконным оборотом наркотиков; сотрудничество в рамках международных организаций.
Некоторые договоренности, достигнутые на высшем уровне в Москве, уже находят практическое воплощение. В качестве примера можно привести предоставление в 2005 г. России статуса наблюдателя при Организации Исламская конференция, Пакистану - при Шанхайской организации сотрудничества, что стало возможным только благодаря взаимной поддержке. В 2000-2007 гг. ракетно-ядерная проблематика продолжала оставаться на периферии российско-пакистанских отношений. Как правило, она затрагивалась лишь с точки зрения координации подходов сторон к урегулированию международных кризисных ситуаций - таких, например, как ситуация вокруг Ирана. Тем не менее, и в этой области имели место осязаемые подвижки. Так, в апреле 2005 г. Исламабад принял решение отозвать предлагавшиеся им поправки и поддержать российский проект международной конвенции о борьбе с актами ядерного терроризма в том числе и вследствие воздействия, оказанного на него Москвой по партнерским каналам.1 Очевидно, что укрепление связей с Пакистаном придает южноазиатской политике России большую сбалансированность, позволяет ей быть «на месте» и влиять на события. Тем не менее, Москва по-прежнему рассчитывает на то, что политику Исламабада в ракетно-ядерной области подкорректируют в нужном направлении главным образом традиционные военно-политические союзники Пакистана, прежде всего США. Диаметрально противоположный характер позиций и аргументы сторон по поводу пакистанских ОМУ хорошо известны: Россия исключает вариант официального признания Пакистана ядерной державой, в свою очередь, Пакистан наотрез отказывается присоединиться к ДНЯО в качестве неядерного государства и указывает на вынужденный, сдерживающий характер своих стратегических потенциалов. Финансово-экономических же рычагов воздействия на пакистанцев у Москвы все еще недостаточно. Кроме того, российская сторона учитывает то обстоятельство, что любая попытка поднять вопрос о возможности отказа Исламабада от ракетно-ядерных амбиций неизбежно повлечет встречный вопрос о ядерном оружии и ракетной программе Индии. Аналогичная ситуация сложилась вокруг перспектив налаживания российско-пакистанского военно-технического сотрудничества. Пакистан заинтересован в импорте современной боевой техники и передовых технологий из России. В целом идеальной моделью сотрудничества с Москвой в Исламабаде считали бы отношения, которые, как, например, российско-индийское партнерство, строились бы именно вокруг ВТС и высоких технологий. Однако пакистанцы, осознавая прочность позиций проиндийского лобби1 в российском истеблишменте, до последнего времени не проявляли активности по данному вопросу. С началом в 2001 г. глобальной антитеррористической кампании заметно возросла активность Москвы, ранее перекладывавшей основную ответственность за практические действия в сфере нераспространения на Запад. Россия внесла существенный вклад в дело противодействия угрозе ОМУ - терроризма.
Москва выступила одним из инициаторов принятия резолюции СБ ООН 1540, соавтором Плана действий «Группы восьми» в области нераспространения, является участником Инициативы по безопасности в борьбе с распространением. В сентябре 2005 г. в ходе юбилейной сессии Генассамблеи ООН в Нью-Йорке был открыт для подписания российский проект международной Конвенции о борьбе с актами ядерного терроризма. Подходы Москвы к решению проблем ракетно-ядерного нераспространения в Южной Азии становятся прагматичными, «приземленными», нацеленными на решение неотложных задач. Прежде всего, это выражается в стремлении российского руководства позитивно воздействовать (пусть, как правило, опосредованно) на Нью-Дели и Исламабад с целью принятия ими дополнительных мер по обеспечению адекватного уровня сохранности и безопасности стратегических арсеналов и ядерных объектов, совершенствованию национальных режимов экспортного контроля. Россия выступает за то, чтобы Индия и Пакистан воздерживались от фактического монтажа систем ОМУ, продолжали соблюдать добровольный мораторий на ядерные испытания; ограничили или, лучше, прекратили производство оружейных расщепляющихся материалов.
