Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1 Морализованный Овидий и его место в истории перевода начала XIV века рукописи и редакции 20
Краткий обзор научной литературы 20
Пролог, или Слово автору 23
Модификации основного текста 31
Точность перевода 50
К истории аллегорических трактовок текстов 52
Аллегории в Морализованном Овидии 55
Место ОМ в традиции старофранцузских переводов позднего средневековья 57
ГЛАВА 2 Морализованный Овидий Пьера Берсюира: от собрания примеров для проповеди к предгуманистическому комментарию метаморфоз биография Пьера Берсюира 70
Обзор творчества 72
Морализованный Овидий - опыт учёного комментария 75
Общая концепция произведения (анализ Пролога) 77
О внешнем облике и значении богов — создание каталога 87
Изложение и аллегорический комментарий Метаморфоз 99
Морализованный Овидий: зарождение гуманистического комментария 112
ГЛАВА 3 Метаморфозы Франсуа Абера на фоне предшествующей традиции От Берсюира к Аберу: переложения, переводы, издания латинского текста 128
Франсуа Абер: жизнь и произведения 134
Два перевода Метаморфоз 138
Прологи к переводам 139
Первый полный перевод Метаморфоз 155
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 174
БИБЛИОГРАФИЯ 181
- Краткий обзор научной литературы
- Морализованный Овидий - опыт учёного комментария
- Франсуа Абер: жизнь и произведения
Введение к работе
Наше исследование посвящено нескольким ключевым моментам истории восприятия Метаморфоз Овидия во Франции XIV—XVI веков. Этой мифографической поэме Овидия (написана во 2-8 гг. по Р. X.) присущи необыкновенное содержательное разнообразие и концептуальная организованность сюжетов, как почерпнутых из предшествующей традиции, так и оригинальных, и яркий, увлекательный стиль изложения. Она принадлежит к шедеврам золотого века римской литературы: неудивительно, что к ней не раз обращались писатели и мыслители последующих веков. История рецепции этого памятника на христианском Западе отражает, разумеется, общую эволюцию отношения к античной классической литературе и языческим мифам в Средние века и в эпоху Возрождения; однако, как мы убедимся, у этой рецепции есть и своя собственная специфика, обусловленная, в первую очередь, богатством собранного и переработанного Овидием мифологического материала.
Из творчества римского поэта многое было воспринято и переработано в Средние века: любовная лирика {Наука любви и Любовные элегии), ссыльная лирика (Письма с Понта и Скорбные элегии), а также эпические Метаморфозы были весьма популярны во Франции, начиная с раннего Средневековья . Однако, объектом данного исследования стали именно Метаморфозы как наиболее сложный и интересный пример европейского христианского восприятия античного наследия: в отличие от стихов о любви и разлуке, в целом не столь религиозно и культурно маркированных, в этой поэме изложены исключительно языческие сюжеты, а кроме того, текст изобилует различными баснями", содержание которых плохо сочетается с христианской доктриной (это и откровенные сцены, и самоубийства, и свободная жизнь влюблённых персонажей).
Таким образом, целью нашего исследования будет анализ восприятия этой неоднозначной для эпохи рубежа Средних веков и Возрождения поэмы.
4 Однако, прежде чем перейти к анализу конкретных форм восприятия Метаморфоз, сложившихся во Франции, необходимо вкратце охарактеризовать историю рукописей, а также историю восприятия поэмы в предшествующие эпохи, чтобы получить некоторое общее представление о бытовании текста поэмы и о традиции её рецепции. Начнём с рукописной традиции. Среди древнейших рукописей (до 800 г. по Р. X.) тексты Овидия занимают весьма скромное место: есть лишь два небольших отрывка, — для сравнения, рукописей Вергилия этого времени насчитывается более двадцати. Тем не менее, у грамматиков (особенно у Присциана), поэтов (Пруденций, Клавдиан, Седулий, Венанций Фортунат), писателей (Августин, Лактанций, Амвросий Медиоланский) и комментаторов античных авторов мы находим свидетельства того, что Овидий был известен читателям. Древнейшей рукописью Метаморфоз является кодекс каролингского времени , из шести немного более поздних рукописей три - французского происхождения. Некоторые из них содержат так называемые «аргументы» Лактанция4, то есть краткие прозаические пересказы басен поэмы5. Многие рукописи содержат глоссы или краткие комментарии; число таких рукописей особенно возрастает в XII веке, когда появляется первый аллегорический комментарий Арнульфа Орлеанского.
За период с IX по XII вв. до нас дошло 55 рукописей, содержащих более или менее полный текст поэмы (рукопись, сохранившая полный текст поэмы, датируется второй половиной XII века); около четверти из них (13 из 55) происходят из Франции, кроме того, из 18 флорилегиев, включающих фрагменты поэмы, большинство также, вероятно, французского происхождения6. В рукописях XIII-XIV вв. появляются отдельные новые, более правильные чтения, являющиеся не редакторской правкой, но аутентичными чтениями; в этом отношении рукописи эпохи гуманизма не представляют особенного интереса. Таким образом, можно констатировать, что текст Метаморфоз был известен в Средние века, однако нельзя сказать, что достаточно широко7.
Что касается рецепции Метаморфоз , то здесь первые 150 лет после смерти Овидия отмечены такими именами, как Лукан и Стаций , — Уильям Андерсон называет этот период «первым веком Овидия» , вторым в XII веке станет т. н. aetas Ovidiana (век Овидия, знаменитое выражение Людвига Траубе). Между этими двумя периодами к Метаморфозам обращаются довольно редко - как в силу языческого характера текста, так и в силу его принадлежности к светской культуре, очевидно, переживавшей в тот период не лучшие времена. Из наиболее ярких примеров стоит упомянуть автора конца IV в. Пруденция и его Речь против Симмаха (Contra Symmachum) и Психоліахию (Psychomachia), где он имитирует стиль античного поэта: впрочем, намного шире Пруденций обращается к Горацию и Вергилию. У Фульгенция в Мифологиях (Mythologiae, к. V в.) мы находим аллегории, основанные на баснях из Овидия; эти аллегории дают первый образец аллегорического прочтения поэмы, которое продолжат поэты Венанций Фортунат и Максимиан (оба - VI в.). В период каролингского возрождения IX века Теодульф, епископ Орлеанский, включает в список достойных христианских авторов Вергилия и Овидия, объясняя выбор тем, что, хоть в этих произведениях и много вольностей, много там также есть и скрытой истины под ложным покровом (in quorum dictis quamquam multa sunt frivola, plurima sunt quae falso tegmine vera latent)11. Таким образом, Овидий из образцового автора для преподавания грамматики и стихосложения12 становится дидактическим поэтом в прямом смысле этого слова: его книги можно читать, в том числе, и из религиозных, христианских соображений.
Такой подход к Метаморфозам, не только сохранится, но и обогатится в последующие века. С началом века Овидия в XII веке произведения римского поэта приобретают невероятную популярность во всех сферах поэзии и культуры. В это время число рукописей Овидия (Метаморфоз, в частности) резко возрастает, тем самым его произведения становятся более доступными: например, появляется т. н. Галльский флорилегий (Florilegium gallicum) , содержащий большие отрывки из Овидия. В эту эпоху поэму Овидия ставят
6 выше Энеиды за энциклопедический характер: средневековые энциклопедисты Александр Неккам и Иоанн Солсберийский, а позже Иоанн Гарландский цитируют и комментируют Метаморфозы. В комментариях преобладает аллегорическая традиция, то есть попытка примирить содержание поэмы с христианскими идеями.
Сам по себе метод аллегорической экзегезы15 не принадлежит Средним векам, однако в XII веке он приобретает большую популярность отчасти в связи с появлением переводов и парафраз Библии на народный язык, отчасти в связи с космогоническими идеями поэтов Шартрской школы. Аллегорическая традиция эволюционирует в двух основных направлениях, порождая, с одной стороны, произведения, в той или иной степени — например, сюжетно, - основанные на аллегории, с другой - комментарии, предлагающие аллегорическое истолкование существовавшего ранее текста. То есть, по словам М. Поссамаи-Перес , в первом случае аллегория — способ выражения, а во втором — способ интерпретации. К первым относится поэма Иоанна Гарландского Покров Метаморфоз Овидия (Integumenta super Ovidii Metamorphosin, 1225-1230/1234), написанное на основе Метаморфоз самостоятельное аллегорическое произведение (как Роман о Розе), ко вторым — комментарий Арнульфа Орлеанского, старофранцузские лэ (Пирам и Тисба, Нарцисс, Филомела, все ок. 1160-1170), а также вся последующая традиция аллегорических толкований. В предисловии к своему произведению Арнульф делает важные заявления: превращения затрагивают не только тела, но и души персонажей, а Метаморфозы содержат множество таких поучительных историй, - следовательно, их чтение полезно . С этого времени сходной позиции будут придерживаться и другие авторы, использовавшие античную поэму.
Предметом нашего исследования является рецепция Метаморфоз во Франции в период, непосредственно следующий за тем, которого мы только что коснулись. В начале XIII века еще создаются произведения, практически неотличимые от предшествующих образцов: французские поэты продолжают
7 одевать античного автора в средневековые одежды, начиняя пересказ поэмы разнообразными христианскими аллегориями. Однако новая культурная парадигма, в которой они появляются, а также ранние ростки того, что впоследствии будет названо Возрождением, начинают оказывать влияние на некоторых сочинителей. Эти произведения станут отправной точкой процесса, изменившего в конечном итоге отношение к античности и приведшего в середине XVI века к возникновению литературных переводов, - то есть произведений, предстающих в глазах создателей и воспринимающей публики как содержательные и художественные эквиваленты оригиналов. Этому кардинальному сдвигу в отношении к античной поэме и посвящено наше исследование. В связи с этой общей задачей можно выделить главные направления исследования: определить основные произведения, являющиеся поворотными пунктами в истории рецепции Метаморфоз периода позднего Средневековья, выявить в каждом произведении традиционные и новые элементы рецепции Метаморфоз, рассмотреть и охарактеризовать процесс изменения в отношении к античному тексту.
Из всего массива позднесредневековой литературы, в том или ином виде испытавшей на себе влияние Овидия, наиболее ярко зарождающиеся тенденции нового восприятия античности проявились в тех произведениях, которые стремятся представить читателю полный текст Метаморфоз. Таких попыток было сделано несколько, и не все результаты дошли до нашего времени, однако среди сохранившихся текстов выделяются, в первую очередь, два произведения. Это анонимный Ovide moralise (далее ОМ) и Ovidius moralizatus Пьера Берсюира (далее ОМБ). Ovide moralise — стихотворная поэма начала XIV века, написанная на старофранцузском языке по заказу королевской особы неким монахом (вероятно, францисканцем), чьё имя нам неизвестно. Она написана на основе
8 Метаморфоз, и её структура довольно проста — за пересказом басни Овидия следует толкование по известному принципу нахождения четырёх аллегорических смыслов. Таким образом, в соответствии с поставленными целью и задачами нам предстоит проанализировать, в чём отличие ОМ от аналогичных по структуре предшествующих произведений (например, Арнульфа Орлеанского), какие аллегории этот средневековый автор вводит в свое произведение, как излагает содержание Метаморфоз (например, допускается ли изъятие отдельных басен), предпринимает ли он попытки для воспроизведения тех или иных художественных особенностей оригинала. Далее мы попытаемся сделать первый, пока еще предварительный вывод о том, как и в каком направлении эволюционировало отношение к античному языческому тексту.
Следующее произведение принадлежит к иной сфере литературы - это Ovidius moralizatus, написанный в середине XIV века латинский прозаический пересказ Метаморфоз, принадлежащий известному проповеднику, моралисту и переводчику Пьеру Берсюиру и включенный отдельной книгой в его огромный труд Моральный свод, целью которого было аллегорическое рассмотрение всего окружающего мира, как духовного, так и материального. При анализе этого произведения мы попытаемся выяснить причины, по которым Берсюир избрал именно поэму Овидия в качестве образца всей языческой словесности (предыдущую книгу Свода занимает аллегорический пересказ Библии), а также выявить особенности адаптации поэмы к нуждам определённой аудитории (использование ярких примеров было, как известно, распространённым приёмом средневековой проповеди, и Берсюир обращался в своих произведениях, среди прочего, и к проповедникам). Мы устанавливаем, каков текст поэмы, представленный в произведении Берсюира: какие фрагменты поэмы Овидия он сохраняет в своём изложении и какими аллегорическими толкованиями он их сопровождает.
9 В целом мы стремимся показать, в каком отношении ОМ и ОМБ служат отправной точкой длительного процесса, который приведёт в XVI веке к появлению первого литературного перевода, по большей части свободного от аллегорических толкований и знаменующего совершенно новый этап восприятия античности. Этот перевод на среднефранцузский язык был выполнен поэтом Франсуа Абером примерно в 1547-1557 гг. по заказу, как и в случае с ОМ, королевской особы. Несмотря на отсутствие аллегорий непосредственно в тексте поэмы, в прологе, который традиционно предваряет произведения всего изучаемого периода, Абер, однако, указывает на возможность аллегорического понимания Метаморфоз и приводит соответствующие примеры, которые мы сопоставляем с аллегорическими комментариями более ранних произведений. Мы анализируем также переводческие стратегии Абера (точность передачи содержания, сохранение словесной канвы и образности, наличие дополнений и других отклонений от оригинала), встраивая, таким образом, это произведение в единую эволюцию перевода от Средних веков к Возрождению.
Все тексты, избранные нами для анализа, относительно мало изучены в мировой науке и практически полностью неизвестны науке отечественной.
Более или менее устойчивый интерес к ОМ возник вместе с публикацией в 1915-1938 гг. Корнелисом де Бером18 пятитомного издания, состоявшего из полного текста поэмы, а также нескольких исследовательских работ, — в первую очередь, посвященных истории его рукописей, проблемам авторства (де Бер окончательно опроверг существовавшее до того неверное мнение, будто автором ОМ является некий Кретьен Легуэ), а также влиянию ОМ на Гильома де Машо. В 1929 году была опубликована диссертация ученицы де Бера Жанетт ван'т Сант19, посвященная копенгагенской рукописи ОМ и содержащимся в неё комментариям, что способствовало еще более углубленному изучению рукописей поэмы, — продолжившемуся, однако, уже во второй трети XX века. Благодаря работам де Бера и ван'т Сант научное сообщество располагает в настоящее время более или менее аутентичным
10 текстом этого памятника; тем не менее, прошло ещё около сорока лет, прежде чем появились серьёзные научные исследования, изучающие его различные аспекты. Среди работ, посвященных ОМ как целому произведению, выделяется труд Джозефа Энгельса 1943 года" , посвященный источникам ОМ, вопросу авторства и датировке. Проводя подробное сравнение ОМ с ОМБ, Энгельс, тем не менее, не делает никаких обобщающих выводов, но, однако, отмечает, что ОМ можно назвать первой попыткой перевода Овидия на старофранцузский" . Остальные исследования являются статьями и уделяют внимание лишь частным аспектам поэмы, главным образом, её источникам и ее влиянию на другие произведения.
После трудов Энгельса интерес к ОМ вновь временно возникает в третьей трети XX века, когда в 1973 году был опубликован труд Поля
Дематса"", в котором автор исследует различные дополнения, находимые в тексте ОМ, и разъясняет их причины. Все прочие важные исследования относятся уже к XXI веку. В 2002 году Ана Перэ публикует монографию" , посвященную теме метаморфозы в средневековой французской литературе, в том числе, и в ОМ: по её мнению, Автор24 ОМ делает попытку реабилитировать языческие басни, несмотря на то, что он находится полностью в аллегорической традиции. В том же году выходит книга Армана Струбеля"^, специалиста по средневековым аллегориям, в которой также уделяется некоторое место и ОМ.
Помимо появления различных отдельных статей об ОМ" в сборниках, посвященных творчеству Овидия в античном контексте27 и его последующей рецепции"1, в 2002 году особым номером журнала Cahiers de Recherches Medievales (CRM) вышел сборник статей под редакцией Эмманюэль Баумгартнер" , большая часть которого была посвящена рецепции Овидия в Средние века и Новое время, в том числе на примере ОМ. Авторами статей ОМ помещается в контекст энциклопедической (Бернард Рибемон) и куртуазной литературы (Дидье Леша), исследуются вопросы иконографии иллюстраций к ОМ, персонажи на которых всё чаще приобретают античные, а не средневековые черты, причём раньше, чем это происходит в литературе (Рената Блюменфельд-Косински), ОМ рассматривается в сравнении с его прозаическим переложением, которое, по мнению автора (Франсин Мора), написано хуже, чем его источник, — впрочем, надо отметить, что отмеченные Мора различия ОМ с прозаическим вариантом (субъективность, энтузиазм Автора касательно Метаморфоз, смелость аллегорических толкований ОМ, и при этом сухость и энциклопедизм прозы) в Средние века в целом характерны для прозаических и стихотворных произведений.
Наконец, в 2006 году Марилен Поссамаи-Перес опубликовала свою монографию"'0, на данный момент являющуюся наиболее детальным исследованием ОМ. На основе анализа типологии христианской доктрины, проявляющейся в аллегориях ОМ, Поссамаи-Перес удалось доказать, что анонимный автор ОМ был францисканцем (часть 3), кроме того, в её исследовании детально изучены типы и виды метаморфоз, а также способ их описания Овидием и Автором ОМ (часть 1), подобное же исследование касается и аллегорий и аллегорического метода интерпретации текста (часть 2). Отдельно автор исследует фигуру Христа (этому посвящен один из разделов второй части), которая появляется практически в каждой аллегории и которая имеет непосредственное отношение, по мнению Поссамаи-Перес, к метаморфозам, поскольку воскресение Христа - тоже в своём роде христианская метаморфоза. Кроме того, в третьем разделе Поссамаи-Перес предпринимает попытку изучить рефлексию Автора, отражённую в произведении, и его общий замысел, состоящий в том, чтобы с помощью аллегорий указать читателю путь ко спасению души, увлекая его при этом занимательностью изложения.
Как можно видеть из вышеприведённого обзора, вопрос о контексте, в котором был создан ОМ, поднимался по большей части лишь в связи с вопросом о принадлежности Автора к тому или иному монашескому ордену, кроме того, ОМ практически не рассматривали в связи с историей перевода, — в нашем исследовании мы попытаемся отчасти восполнить эту лакуну.
12 Второму произведению, которое рассматривается в данной диссертации, посвящено намного меньше внимания учёных. В 1933 году в специальном выпуске журнала Романские исследования (Studii romanzi) Фаусто Гизальберти опубликовал неполный текст ОМБ (предисловие о богах и десять глав)31, который предваряет небольшое исследование основных характеристик ОМБ и контекста, в котором написано данное произведение, а именно: описывается история отношения Церкви к языческой литературе и её морализациям, место Овидия и его Метаморфоз в этой истории, место ОМБ в общей структуре Морального свода, указывается на одновременно средневековый и гуманистический характер текста. Также Гизальберти приводит краткую биографию Берсюира и рассматривает историю рукописей ОМБ и его последующей судьбы. Текст ОМБ полностью стал доступен научной общественности лишь в шестидесятых годах XX века благодаря публикациям Джозефа Энгельса ~, который использовал другую, более полную и более корректную рукопись ОМБ, чем Ф. Гизальберти тридцатью годами ранее; в семидесятых годах Уильям Рейнольде33 и Мария ван дер Бил публикуют несколько исправленные варианты текста. Энгельс, кроме того, посвятил Берсюиру несколько статей35. Наиболее детально жизнь Пьера Берсюира и его произведения рассматриваются в статье Самарана и Монфрэна в Истории французской литературы , где устанавливается хронология творчества этого писателя и впервые подробно излагается история его отношений с Петраркой. Позднее биографии Берсюира, а также Моральному своду посвятила несколько статей исследовательница Мари-Элен Теньер"' . Отдельного крупного труда, посвященного исключительно полному тексту ОМБ , не существует. В 80-90-х годах было опубликовано "Г 39 несколько статей оо аллегориях и традиции комментирования .
Таким образом, уровни исследованности ОМБ и ОМ приблизительно одинаковы: описаны некоторые основные характеристики текста, а также история рукописной традиции, рассмотрен вопрос о социальном контексте, в котором были созданы произведения, и решены проблемы авторства,
13 изучались и аллегорические комментарии в контексте средневековой аллегорезы. В нашей работе мы коснёмся не только этих вопросов, но и другого аспекта этого памятника: как Берсюир излагает читателю и слушателю своего времени античную поэму, как решает вопрос о её языческом характере, - иными словами, какова в целом рецепция Метаморфоз, отпечатлевшаяся в этом произведении.
Наконец, переводу Абера из серьёзных трудов посвящена лишь небольшая диссертация Августа Лейкауффа 1910 года. Будучи фактически первопроходцем в изучении данного произведения, Лейкауфф вынужден рассматривать самые общие вопросы, как то: биография автора, датировка произведения, выявление непосредственных предшественников, общее сравнение с другими текстами и т. д. Автор не делает в целом никаких далекоидущих выводов, ограничиваясь лишь практическими наблюдениями. В исследованиях других авторов (например, у Энн Мосс40) перевод Абера упоминается лишь мельком, как один из пунктов рецепции Метаморфоз. В нашем исследовании мы попытаемся восполнить этот пробел, вписав перевод Абера в общий контекст истории перевода античной классики и в историю рецепции Метаморфоз.
Каждому из указанных произведений посвящена соответствующая глава диссертации, в которой ставятся и решаются конкретные задачи, связанные с анализом текстов . В нашем исследовании мы опирались на традиционный для филологии исторический метод, рассматривая эволюцию восприятия Овидия в широком историческом контексте: в связи с историей идей, культуры, литературы и, в более узком смысле, - в связи с историей перевода. Для нас был важен, кроме того, и сравнительный анализ текстов42. Касаясь вопросов выбора языка, мы опирались на разработки Жаклин Серкильини-Туле и Сержа Лузиньяна", показавшие и обосновавшие значимость подобного выбора. В контексте проблематики аллегорической литературы мы ориентировались на основополагающие в этой сфере труды де Любака , в которых излагаются базовые сведения по теории и истории
14 аллегорической экзегезы. Наконец, применяется методика анализа перевода, разработанная Франсуа Берье4:> и углублённая множеством дальнейших исследований46.
Что касается вопроса о времени наступления эпохи Возрождения , то в контексте нашего исследования немаловажной является статья Фредерика Дюваля, посвященная переводу Тита Ливия Пьера Берсюира . В ней автор показывает, что Берсюир, не будучи гуманистом во всех смыслах этого слова, уже отдаёт себе отчёт в том, что у культуры существует историческое измерение. Подобное понимание, то есть идея историзма, является одним из тех слагаемых гуманизма, которое позволяет считать гуманистов людьми Нового времени, а Пьера Берсюира - их ближайшим предшественником.
Источники. Правила цитирования.
В диссертации использованы первичные и вторичные источники. К первичным относятся издания трёх основных произведений, а также другизх текстов, вторичные источники составляет научная литература. Библиография использованной литературы разделена, соответственно, на два списка со сквозной нумерацией. Ссылки на список использованной литературы даются на номер в списке, к которому для удобства ориентации добавлены фамилия автора или издателя, год и, если требуется, номер тома и/или страницы. Например:
63 FARAL 1982 или
62 Engels 1971,21-23. 1 122 Rand 1925, 38 Brewer 1933, 155 Wilkinson 1955, 107 Munari 1960, 36 Binns 1973, 95 Martindale 1988, 41 Buonocore 1994, 66 Gallo, Nicastri 1995, 33 Baumgartner 2002.43 Bury 2003.- О правилах цитирования см. в конце Введения, стр. 14.
Термин «басня», употребляемый повсеместно в диссертации, является аналогом латинского термина fabula (.мифологический сюжет, рассказ), а не жанровым обозначением. 3 29 Anderson 1982. V (praefatio). О рукописях Метаморфоз и стемме см. 132 Smith 1925, 40 Bruere 1939.
Лактанций Планид (Lactantius Placidus, circa V по P. X.) известен комментарием к Фиваиде Стация, не путать с Лактанцием (Lucius Calius/Caecilius Firmianus Lactantius) — христианским автором рубежа III—IV вв.
Позднее, в XVI веке, аргументы Лактанция использовались при издании иллюстрированных Метаморфоз: они помещались под гравюрой и сопровождались также аллегорическими комментариями (например, см. издание 1563 года: Metamorphoses Ovidii, armimentis дцісіеГтІ (с аргументами), soluta oratione, enarrationibus autem et allegoriis еіешасо uersu accuratissime expositae (точнейшим образом разъяснённые толкованиями и аллегориями, [написанные] элегическим стихом), summaque diligentia ас studio illustratae (иллюстрированные), per М. lohan. Sprengium Augustan, una cum vivis singularum transformationum iconibus (с живописными картинками отдельных превращений) a Virgilio Solis, eximio pictore, dclineatis. Frankfurt: G. Coruinus, S. Feyerabent, et haeredes Wygandi Galli, 1563).
109 Munk Olsen 1985, 111-181. Для сравнения: количество рукописей Лукана этого же периода - более ста пятидесяти (109 Munk Olsen 1985, 17-83), Вергилия - почти сто восемьдесят (109 Munk Olsen 1985,673-825).
Для сравнения можно привести данные Ральфа Хекстера (75 Hexter 1986, 3): по количеству цитат у грамматиков Овидий занимает предпоследнее место из десяти, уступая лишь Стацию (весь список: Вергилий, Теренций, Цицерон, Гораций. Плавт, Саллюстий, Лукан, Ювенал. Овидий. Стаций). Подобная же ситуация наблюдается и во флорилегиях. где Овидий занимает далеко не первое место по количеству цитат.
Мы принципиально, вслед за Ральфом Хекстером, используем слово «рецепция», а не «влияние», чтобы переключить внимание с автора на читателя (The idea is to turn our attention here from author to the reader, medieval one in our case, 75 Hexter 1986, 1-2). 9 102 Morzadec 2003. 10 29 Anderson 1982,1 (praefatio). 11 Из предисловия (accessus) к рукописи XI века, цит. по 128 ROBATHAN 1973. 12 Таким он предстаёт в средневековой школе - см. 75 Hexter 1986. Важно отметить, что нам неизвестны античные комментарии к Овидию (ср. Вергилий и Донат и Сервий, Стаций и Лактанций Плацид). Наиболее ранние комментарии датируются 1Х-Х вв., они французского происхождения, большинство написано для школьного использования. Интересно, что эти ранние комментарии не содержат морализации, но лишь рассматривают Овндия как образец для изучения риторики, поэтики, грамматики и даже логики.
Среди наиболее ярких поэтов, подражавших Овидию, можно упомянуть Гильдеберта Лаварденского (Hildebert de Lavardin), Бадри Бургейльского (Baudri de Bourgueil), Вальтера Шатильонского (Gautier de Chatillon), вагантскую поэзию, Андрея Капеллана (Andre de Chapelain и его Flos атогит) и Гильома де Лорриса. 14 148Ullman 1932,129 Rouse і979,42 Burton 1981.
Употребляемый нами термин «аллегорическая экзегеза» обозначает здесь общий метод интерпретации какого-либо произведения, основанный на нахождении в нём различных тайных смыслов, а не отдельные виды этого метода (ср. аллегорические, исторические, анагогические и пр. толкования). 16 120 Possama'i-Perez 2006, 305-308 -трактовка выражения Жана Пепина: «Аллегория - всего лишь средство; чтобы обнаружить то значение, которое она несёт на себе, нужно разорвать покров, в который она завёрнута: на попытку автора выразиться аллегорически отвечает у читателя труд по интерпретации аллегории», 117 Pepin 1947,45. 17 70 Ghisalberti 1932. 18 6 de Boer 1915. 19 152 Van'tSant1929. 2057Engels1943. 21 57ENGELS 1943,80. 22 52 Demats 1973. 23 113 PAIRET2002.
Далее в тексте диссертации во избежании путаницы анонимного автора ОМ мы обозначаем как «Автора». 25 137 Strubel 2002. ~ь Например, несколько статей о рукописной традиции ОМ были опубликованы Марком-Рене Юнгом (79 Jung 1994. 80 Jung 1996,81 Jung 1996,82 Jung 1997,83 Jung 1997). 27 Например. 53 Dimmick. 2002. 28 43 Bury 2003. 29 33 BAUMGARTNER2002. 30 120 Possama'i-Perez 2006. 31 70GHISALBERTI1933. 32 3 Bersuire 1962,4 Bersuire 1966. 33 5 Bersuire 1977. 34 1971. 35 58 Engels 1964.59 Engels 1965, 60 Engels 1968,61 Engels 1969. 36 130 Samaran, Monfrin 1962. 37 139 Tesniere 1993,140 Tesniere 2000, 141 Tesniere 2002. 38 В 1999 году Сабрина Верваке защитила в Канаде диссертацию, посвященную вступительной части ОМБ, в которой описываются различные языческие боги, — 153 Vervacke 1999. - Эта работа осталась нам недоступной. 39 97 Minimis, Scott 1988. 76 Hexter 1989, 86 Levine 1989. 46 Coulson 1997. 40 103 Moss 1982.
Следует отметить, что, цитируя тексты анонимного Автора ОМ, Берсюира или Абера, мы везде следовали орфографии изданий и не меняли её на современную. 4~ Метод, на который опирается большинство исследователей ОМ (Ана Перэ, Бернар Рибемон. Марилен Поссамаи-Перес), разработан французскими структуралистами, в первую очередь, Жсраром Женеттом (68 Genette 1982). Женетт развивает концепцию интертекстуальности («очевидное присутствие одного текста в другом», 68 Genette 1982, 8), метатекстуальности («комментарий, соединяющий один текст с другим, о котором он говорит», 68 Genette 1982, 1) и пшертекстуальности («соединение предшествующего и последующего текстов в манере, несвойственной комментарию; причём последующий текст не может существовать без предыдущего, вырастая из него», 68 Genette 1982, 13, 17), которую также можно назвать трансформацией или переносом. Он выделяет два варианта трансформации: лингвистический (перевод в современном понимании) и тематический (сознательное изменение смысла) - 68 Genette 1982, 292—293. В нашем исследовании, однако, мы скорее опираемся на исторический метод, нежели на метод сравнительного структурного анализа. То есть мы полагаем, что ОМБ связан с ОМ напрямую, исторически, а перевод Абера связывает с его предшественниками ранний гуманистический комментарий, с которым он был непосредственно знаком. При этом инновационные черты каждого из упомянутых текстов обусловлены также исторически: общей эволюцией идей, культуры и литературы. 43 92 lusicnan 1988,44Cerquiglin[-Toulet 1993, 14. 4450deLubac 1959. 4534Berier1988. 46 18 Евдокимова 2002. 47 См. об этом в статье 16 Андреев 2005. 48 55 Duval 2005.
Краткий обзор научной литературы
Одним из первых исследователей Морализованного Овидия был Гастон Парис20, который довольно низко оценил художественные достоинства Автора ОМ, назвав его текст в целом скучным, а аллегории — абсурдными. Это мнение сохранялось в том или ином виде вплоть до последней четверти XX века21.
В конце XIX — начале XX вв. было опубликовано несколько пересказов ОМ . Но настоящая волна интереса к этому средневековому памятнику возникла вместе с публикацией голландцем Корнелисом де Бером " полного текста поэмы. Первое издание, снабжённое введением, кратким анализом языка поэмы, её источников, проблемы авторства и вопроса влияния ОМ на Гильома де Майю, вышло в 1915-1938 годах. Каждая книга предварялась в издании кратким синопсисом басен и аллегорий — для того, чтобы, по словам де Бера, читатель при желании мог легко пропустить скучные аллегории" . В 1929 году была опубликована диссертация Жанетт ван т Сант25, посвященная копенгагенской рукописи ОМ и содержащимся в неё комментариям, что положило начало серьёзному изучению рукописей поэмы, продолжившемуся, правда, уже во второй трети XX века.
Публикация поэмы не сделала её популярной, среди посвященных ОМ исследований преобладали те, в которых этот памятник сопоставлялся с другими текстами, чаще всего — с Гильомом де Машо26 и Чосером" .
В середине XX века появляются сразу две работы, посвященные восприятию Овидия в Средние века. В первой рассматривается влияние Овидия на средневековую литературу и восприятие его произведений в Средние века, а вторая целиком посвящена Морализоваиному Овидию. Она была написана Джозефом Энгельсом и включала в себя исследование источников, даты и авторства поэмы, а также тщательное исследование переводческой техники (на материале первой книги). Энгельс установил, что Автор пользовался следующими книгами: General Estoria авторства Альфонса Мудрого (Alfonso el Sabio), Historia scolastica Петра Коместора (Petrus Comestor), - цитировал Лактанция Плацида, Марциана Капеллу, Фульгенция, Макробия, Гигина, Ватиканских Мифографов, а также обращался к написанным ранее комментариям к Овидию, то есть к трудам Арнульфа Орлеанского и Иоанна Гарландского. Во второй части своей работы Энгельс проводит детальное сравнение ОМ с произведением Берсюира и копенгагенским комментарием30. В то же время, его выводы не носят систематического характера, а его мнение о художественном достоинстве поэмы, как и у предыдущих авторов, невысоко, хотя он и говорит, что необходимо отметить достойные усилия Автора по созданию именно перевода. Другие исследования середины XX века носят более частный характер: здесь содержится комментарий к отдельным эпизодам ОМ , исследуется рукописная традиция этого памятника32 и прозаические редакции .
Новая волна интереса к Морализованному Овидию началась лишь в тре гьей трети XX века. В 1973 году был опубликован труд Поля Дематса , посвященный сравнительному анализу античной и средневековой мифографни, в том числе и ОМ. Кроме того, в небольшой работе Фрэнка Коулсона исследуются эпизоды об Орфее и сотворении мира .
Все прочие важные исследования относятся уже к XXI веку. Помимо появления различных статей об ОМ в сборниках как по оригинальному творчеству Овидия , так и по общей истории рецепции Овидия , в журнале Cahiers de Recherches Medievales (CRM) вышел номер под редакцией Эмманюэль Баумгартнер, большая часть которого была посвящен восприятию Овидия в Средние века и Новое время . О Морализоеанном Овидии в этом сборнике речь идёт в статье Марилен Поссамаи-Перес . отчасти ОМ также рассматривается в статьях Кристины Ферлампин-Аршер (о Пираме и Тисбе в средневековой литературе)40 и Бодо Гутмюллера41.
В 2006 году Марилен Поссамаи-Перес опубликовала свою монографию", на данный момент являющуюся наиболее всесторонним исследованием самых различных вопросов, как то: авторство, личность Автора и его рефлексия над своим трудом, лексика метаморфоз, принципы обращения с текстом, значимость аллегорий для Автора, типы и виды аллегорий Морализоватюго Овидия. Отдельно рассматривается фигура Христа в ОМ, а также различные темы, проходящие красной нитью в тексте (например, тема воды, слова, пространства, порока и добродетели). Кроме того, художественные достоинства поэмы в этой работе получили довольно высокую оценку. Также Поссамаи-Перес, которая руководит научной группой по исследованию ОМ, опубликовала в 2009 году сборник статей43, посвященных отдельным вопросам: роли метаморфозы в ОМ, элиминации самого феномена превращения и пифагорейской теории метемпсихоза, роли женщин и греха, широким «научно-религиозным» познаниям Автора, позволяющим ему создавать разнообразные аллегории, и его поэтической концепции. Кроме того, в сборнике приводятся дополнительные доказательства того, что Автор был францисканцем.
В средневековых прологах к переводным .произведениям можно выделить некоторые характерные элементы: таковыми являются, во-первых, восходящие ещё к античности небольшой обзор содержания произведения (expositio) и выражение надежд на благосклонность читателя (несколько видоизменённое captatio benevolentiae)44. Довольно часто, хотя и не всегда, в прологе указывается заказчик перевода - «основной» читатель, - и здесь, как правило, важным оказывается его уровень образованности и принадлежность к мирянам или клирикам. Степень сложности и непонятности текста для заказчика определяет уровень учёности перевода, т.е. наличие или отсутствие в нём упрощений или разъяснений, комментариев и аллегорических толкований.
Далее, важное место занимает изложение автором той точки зрения, с которой необходимо рассматривать его произведение, а также принципов, на которые он опирался при переносе текста в новую среду. Таким образом, пролог в Средние века выполняет не только вводную, но и организующую функцию - он призван помочь читателю сориентироваться в том, что ему предлагается, и настроиться на должный лад. Интересно, что в средневековых прологах автор зачастую по-прежнему прямо обращается к читательской аудитории, как актёр в трагедии, что связано во многом с устным характером средневековой литературы — в этот период произведения, как правило, читались вслух.
Иногда автор выражает надежду на то, что его труд принесёт читателю пользу э и развлечёт его, доставит ему удовольствие. Немаловажным элементом является и характеристика произведения с позиции этической оценки его содержания: относится ли оригинал к литературе духовной или мирской, христианской или языческой, художественной или профессиональной.
Моралазованному Овидию предпослан вполне обычный для такой литературы пролог46, включающий в себя в том или ином виде большую часть вышеуказанных элементов. Первая проблема, с которой приходится встретиться Автору, - это оправдание перевода языческого произведения на народный романский язык (в нашем случае старофранцузский). Для этого Автор использует характерную для средневековых прологов ссылку на весомый авторитет, подтверждающий пользу чтения данной книги или данного типа книг либо пользу чтения вообще. Для читателя-христианина эпохи Средневековья таким непреложным авторитетом было Священное Писание, причём не столько Библия, сколько Евангелия. В случае с Морализоеанным Овидием Автор ссылается на Послание к Римлянам св. ап. Павла, в котором апостол утверждает, что всякая книга полезна для чтения, надо лишь к ней с умом подходить — это добавляет уже французский Автор.
Se l Escriture ne me ment/Tout est pour notre enseignement / Quanqu il a es livres escript, / Soient bon ou mal li escript47. Quaecumque enim antea scripta sunt, ad nostram doctrinam scripta sunt.
Если Писание говорит правду, все, что содержится в книгах, служит нам уроком, ведется ли там речь о дурном или добром . А всё, что писано было прежде,49написано нам в наставление .
Таким образом, помимо оправдания своего предприятия, он также делает попытку вписать античное наследие в христианскую культуру. Раз полезны и наставительны любые книги, когда-либо написанные, то, соответственно, нет никаких формальных оснований отказываться от чтения среди прочих и языческих авторов.
Остаётся вопрос, как именно следует подходить христианину к такому чтению. Поэтому Автор делает заявление, что басни, из которых строится произведение Овидия, полностью правдивы, - и, таким образом, включает ОМ в контекст христианской культуры. Магистральный сюжет басен Овидия — от сотворения мира до пришествия Иисуса Христа. Надо только суметь разглядеть этот сюжет, увидеть его под оболочкой (integumentum) вымысла. Отсюда задача Автора - изложить басни, а также истолковать их, никак не отступая от той истины, которая в них заложена. Автор говорит, что он перескажет басни так, как он их понимает, не отступая от того, как они изложены у Овидия (S en dirai се que je entens /Selonc се qu Ovides les bailie стихи 18-19). Эти слова в определённой степени обманчивы: речь здесь отнюдь не о точности перевода, а о том, что языческие басни содержат в себе тайный смысл (христианский, конечно), откроющийся тому, кто умеет его увидеть, - именно его и собирается раскрыть Автор - по мере сил и возможностей.
ОМ, 141-46 ...cestes fables, /Qui toutes samblent mencoignabJes,/Mes n i a riens qui ne soit voir: / Qui le sens en porroit sa-voir, / La veritez seroit aperte, / Qui souz les fables gist couverte. Все басни только кажутся ложными, на самом деле в них — одна правда. Эта правда, сокрытая под вымыслом, откроется тому, кто сможет познать их значение.
Для раскрытия тайного смысла текстов существовала специально разработанная техника аллегорической экзегезы (изначально применительно к Священному Писанию). Интересно, что хотя Автор нигде не заявляет прямо, что он собирается переводить целое и цельное произведение, он копирует фразу из оригинального пролога Овидия о том, что содержание поэмы покрывает всю историю человечества, но применяет её к этому внутреннему, а не к эксплицитному смыслу поэмы.
Des le premier comencement / Du mont jusqu a l avenement / Jhesu Christ, qui por nos requerre / Vault descendre du ciel en terre, / Font ci mencion cestes fables... ...primaque ab origine mundi / ad mea perpetuum deducite tempora carmen.
Ведь в этих баснях рассказ ведется от первых дней сотворения мира до пришествия Иисуса Христа, сошедшего с небес на землю ради нашего спасения. ... и мою от начала вселенной до наступивших времён непрерывную песнь доведите .
Таким образом, басни в христианском контексте имеют, прежде всего, дидактическую функцию. Они, по словам Автора, подобно Библии излагают нам всю историю от сотворения мира до пришествия Христа. В то же время, несмотря на то, что, очевидно, правда скрывается за каждой басней, Автор утверждает, что не сможет изложить все басни и толкования к ним, а потому считает нужным и необходимым ввести некоторые ограничения.
ОМ, I 47-49, 53-58 Ne puis pas faire mencion / De chascune exposicion / Des fables... /.../Mes les mutacions51 des fables, / Qui sont bones et profiables, / Se Dieus le m otroie, esclorrai / Au plus briement que je porrai, / Pour plaire a ceulz qui l orront, / Et maint profiter і porront. Я не могу упомянуть обо всех толкованиях басен... [Итак, я не стану писать обо всём этом,] но только — если Бог позволит, — раскрою так кратко, как смогу, в чём состоит смысл превращений, описанных в самых лучших и полезных баснях. Так смогу угодить моим слушателям, а вместе с тем и послужить им на пользу. Итак, целиком Автор переводить поэму не будет: басен в Метаморфозах слишком много, и длинное изложение слишком занудно для читателя, - но выберет из них лишь самые лучшие и наиболее полезные басни. К каждой из них может быть приложено толкование (exposicion "; ОМ, I 48), но не каждая нужна. Таким образом, произведённый им выбор не случаен, однако нужно отметить, что в результате переведёнными оказались практически все басни Овидия, упомянутые в Метаморфозах. Те же, которые не упомянуты или же изложены недостаточно пространно, были свободно дополнены из сторонних источников. Подчеркнём: в прологе Автор указывает, что намерен всё изложить кратко (briement, стих 56) . Как известно, в итоге получилась поэма, значительно большая по объёму, чем латинский оригинал, даже если не принимать во внимание наличие толкований и вдвое меньшую длину строчки во французском тексте, нежели в латинском. Это в целом характерно для Средних веков, когда краткость была не в чести54. Автор же здесь, вероятно, имеет в виду, прежде всего то, что перевод его не точен и при этом очищен от всего «лишнего» (такими лишними элементами, как мы увидим ниже, окажутся многочисленные овидиевские сравнения, эпитеты и пр.).
В конце пролога, развивая типично средневековый topos humilitatis, Автор просит простить ему невольные ошибки, которые он мог допустить по слабости своего разумения. Он призывает тех, кто прочтет его книгу и заметит ошибки, исправить их, а сам обязуется принять эти исправления, — если, конечно, они будут согласны с учением Церкви.
Всё сказанное выше касалось установок Автора относительно перевода языческого произведения. Что же касается его отношения к переводам как таковым, то об этом он высказывается следующим образом: те, кто может bien dire et espondre (ОМ, 111, правильно сказать или разъяснить что-либо), тот должен по этой причине приняться за перевод с латинского языка на романский.
ОМ, I 15-19 Pour се me plaist que je com-mans / Traire de latin en romans / Les fables de l ancien temps,/en dirai ce que je entens - / Selonc ce qu Ovides les bailie. Потому-то мне и мила мысль о том, чтобы начать переводить с латыни на романский язык басни далеких времен. Перескаэюу гіх так, как я их понимаю, не отступая от того, как они изложены у Овидия.
Слова dire et espondre очень точно характеризуют поэму как перевод и как изложение, разъяснение. Такое двойственное отношение переводчика к оригиналу предполагает возможность его модификации. С одной стороны, он может дополнить текст сторонними толкованиями, с другой, — учитывая вышесказанное о пользе для читателя и о скрытом в баснях смысле, - он будет стремиться передать только то, что кажется ему наиболее ценным.
Это свидетельствует о весьма свободном отношении переводчика к исходному тексту. Авторского права55 не существовало в Средние века в том виде, в каком мы знаем его сейчас и в каком его знали в античности, когда подписываться и открыто использовать некий текст мог только его автор. Поэтому античная поэма воспринимается как материал, не застывший, а «подвижный» текст (термин П. Зюмтора), основа для дальнейших построений. Автор - переводчик, компилятор и комментатор в одном лице — не создаёт новое, а улучшает и дополняет старое.
Отчасти поэтому в прологе Автор не указывает прямо название переводимого им произведения, Метаморфозы, но лишь косвенно намекает: речь пойдёт о превращениях, изложенных в баснях (les mutacions des fables, ОМ, Prol. 53). Фраза перескаэюу их (=басни) так, как я их понимаю, не отступая от того, как они изложены у Овидия (ОМ, Prol. 18-19), весьма характерна для этого времени. В ней отнюдь не содержится противоречия: автор не считает, что своими добавлениями он как-то погрешил против оригинала. Наоборот, он претендует на определённую верность источнику. Если он против чего и погрешил, то это будет то самое понимание или толкование, на каковую ошибку ему могут указать его современники и исправить его (ОМ, Prol. 59-66). Эта оговорка, а также и слова о том, что он сможет пересказать басни Овидия лишь так, как их понимает, характерны для средневекового topos humilitatis (общеизвестная концепция самоу н ичижен ия).
Такое отношение Автора к тексту связано, помимо прочего, с его отношением к читателю. Полезным этот языческий текст может стать лишь в том случае, когда все скрытые смыслы выявлены и доступно изложены. Необходимость разъяснений для читателя указывает нам, с одной стороны, на уровень образованности той читательской среды, к которой обращается Автор; с другой - на то, что Автор, как и многие средневековые переводчики , считает переводимое им произведение «тёмным» и «трудным» для понимания, а, следовательно, требующим разъяснения.
Отношение переводчика к своим читателям проявляется также и в том, что он не только собирается предоставить им полезное (христианское вместо языческого) и понятное (современным способом разъяснённое, а не древнее) чтение, но и чтение приятное. Автор не желает утомлять своих слушателей, и, таким образом, намеренно облегчает свое изложение, прямо подчеркивая свое желание доставить читателям удовольствие. Ср. стихи 56-58: Автор изложит всё кратко (briement), чтобы угодить (plaire) и послужить на пользу (profiter).
Морализованный Овидий - опыт учёного комментария
Наш интерес будет ограничиваться пятнадцатой книгой Морального Свода — Морализованным Овидием (сокращённо ОМБ), о содержании которого сам автор говорит следующее: [это книга] о сведении басен к моральному (т.е. христианскому) смыслу и о произведениях поэтов ([liber] de reductione [ad sensum moralem] fabularum et poetarum poematibus). В качестве сюжетной канвы Берсюир берёт Метаморфозы Овидия, о чём сообщает в предпосланном книге отдельном Прологе. Обращение Берсюира к Метаморфозам обусловлено характером Морального Свода: комментатор стремится охватить наибольшее число возможных тем и увенчивает свое произведение христианизированным моральным толкованием Метаморфоз, так как они представляют собой огромный мифологический компендиум (книга XV), а затем и Библии (книга XVI).
Три последних книги Морального Свода часто издавались отдельно от общего корпуса текстов, входящих в его состав; более того: Ovidius moralizatus никогда не публиковался под именем своего настоящего автора33, но обычно - под именем Томаса Уоллеса (Thomas Walleys I Wallensis34, 1287-1350?), Никола Тревэ (Nicolas Trevet , ок. 1265 - ок. 1335) или Роберта Олкота (Robert Holcot , ок. 1290-1349). Все они были английскими монахами-доминиканцами. Впервые ОМБ был напечатан под именем Уоллеса издателем Бадием (Badius) в Париже в 1509 году (репр. в 1511, 1515, 1521 гг.). Фаусто Гизальберти выделил три редакции ОМБ (А, Р, W), впоследствии это распределение было исправлено и дополнено Энгельсом38 следующим образом:
1. Ai и А2 - завершены Берсюиром ещё во время проживания в Авиньоне, вторая представляет собой отредактированный вариант первой. А] использовал издатель Бадий, когда в 1509 году впервые опубликовал ОМБ под именем Томаса Уоллеса.
2. Р - парижская авторская редакция А2, включающая различные авторские дополнения.
3. W - редакция, близкая к Аь но, как правило, не имеющая пролога. Гизальберти ошибочно счёл рукописи этой ветви результатом редакции неизвестного автора.
В целом разночтения между редакциями не слишком существенны; причины же неверной атрибуции ОМБ до сих пор остаются неясными.
Заказчик Морального свода доподлинно неизвестен - он не указан ни в одном из прологов. Морализованныи Овидий (по меньшей мере, в двух первых редакциях) был закончен ещё в Авиньоне, - таким образом, едва ли заказчиком мог выступать Иоанн II Добрый, для которого Берсюир перевёл Ливия. Кроме того, это произведение очевидным образом ориентировано на проповедников (об этом говорят прямые обращения к аудитории, незамысловатый синтаксис и лексика). Подобная стилистическая и языковая простота была характерна для проповедников-францисканцев (в отличие, например, от более «учёных» доминиканцев), и, возможно, унаследована Берсюиром именно от них, ведь он вначале был францисканцем и лишь потом перешёл в орден св. Бенедикта39. В прологе к Своду Берсюир выражает особую благодарность своему патрону, кардиналу Пьеру де Прэ40, но заказчиком его не называет. При этом в начале пролога Берсюир помещает цитату из Экклезиаста (Еккл 24. 24): заметьте, что работал я не только для себя, но для всех ищущих Истину (videte quoniam поп solum mihi laboravi, sed omnibus exquirentibus Veritatem), - как кажется, цитируя Писание, Берсюир косвенным образом указывает на тех, кому предназначалось его сочинение . В Морализованиом Овидии Берсюира, как и в поэме, носящей аналогичное название, содержится краткий пересказ отдельных эпизодов Метаморфоз; и там, и тут есть толкования. Однако различия между этими произведениями крайне существенны. ОМ — поэма, написанная на народном языке; как говорилось в первой главе, её Автор не только поучал своего знатного заказчика, но стремился его развлечь. ОМБ — комментарий к Метаморфозам, призванный снабдить проповедников интересными примерами или даже учёными сведениями (как в случае с описанием образов богов, о чём см. ниже). С различными задачами, которые ставили перед собой анонимный Автор ОМ и Берсюир, коррелируют и форма этих произведений (стихотворная в первом случае, прозаическая — во втором), и язык - старофранцузский или латинский, — которым отдают предпочтение эти авторы.
ОБЩАЯ КОНЦЕПЦИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ (АНАЛИЗ ПРОЛОГА)
Морализованному Овидию Берсюир предпосылает объёмный Пролог, из которого становятся ясны многие установки автора.
Как и автор ОМ, Берсюир стремится с первых же строк книги оправдать своё начинание при помощи ссылок на Священное Писание, — при этом каждый автор «выдёргивает» цитаты из контекста и переворачивает их смысл. Однако же стоит отметить, что у ПБ он искажён существенно больше, нежели у автора ОМ. Ср.:
ОМ, 1 1-4 Se l Escriture ne me ment I Tout est pour notre enseignement I Quanqu il a es livres escript, I Soient bon ou mal li escript.
ОМБ, Prologus A veritate quidem auditum avertent, ad fabulas autem convertentur, dicit plantator et rigator Xristiane fidei Paulus apostolus Ihesu Xristi, 2 ad
Thimo. 4. Quod utique verbum ad hoc possum inducere, quod plerumque fabulis, enigmatibus et poematibus est utendum, ut exinde aliquis sensus moralis extrahatur, et ut etiam ista falsitas veritati famulari cogatur.
Если Писание говорит правду, все, что содержится в книгах, служит нам уроком, ведется ли там речь о дурном или добром . «От истины отвратят слух и обратятся к басням», — говорит во 2 послании к Тимофею, гл.4 Христов апостол Павел, который «насадил и поливал» христианскую веру44. Я, в свою очередь, добавлю к этому, что к басням , загадкам и стихам следует прибегать для того, чтобы извлекать из них некий моральный смысл и чтобы сама эта их лживость была вынуждена слуэюитъ правде.
Несмотря на то, что оба автора пользуются цитатами из Апостола и оба искажают оригинальный смысл, их подход здесь несколько отличается друг от друга. Автор ОМ, подгоняя цитату под свои нужды, всего лишь вписывает Метаморфозы в число книг, которые полезны для чтения, под тем предлогом, будто апостол Павел говорит, что полезны любые книги. ПБ поступает намного смелее, он прямо переворачивает смысл цитируемого отрывка (возможно, одно из самых резких высказываний в Писании на тему «басен» ): в оригинале не только нет двусмысленности, которую ещё можно было бы найти в той цитате, что приводит автор ОМ, — но, напротив, апостол Павел наставляет Тимофея, дабы тот был крепок и неустанно трудился, ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням. Но ты будь бдителен во всём, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение твоё (2 Тим, 4, 3-5). Таким образом, апостол призывает не к угождению аудитории, которая любит лесть и всякие басни, но, напротив, к её обличению, более того, он открыто противопоставляет истину басням. Вероятно, именно это противопоставление и привлекло внимание ПБ: если проповедник призывается апостолом к ревностному служению и благовестию Евангелия, а его паства при этом давно уже предпочитает истине басни, то не будет ли наилучшим исполнением апостольского завета использование басен для «служения правде», то есть различной художественной литературы для привлечения людей к истине Христовой.
Необходимо отметить и следующую важную деталь: автор ОМ задаётся вопросом, стоит ли читать языческие книги, а ПБ — стоит ли ими пользоваться. Таким образом, уже из самой этой формулировки мы видим, что перед нами книга, рассчитанная не на получение удовольствия от чтения, снабжённого моралью, но на получение практической пользы, - это книга-помощник, нужная для написания проповедей; апостол Павел (Тим. 4. 2) как раз и говорит о проповедях, о чём не могли не знать образованные читатели Берсюира. Итак, ссылка на Священное Писание, открывающая ОМ, кажется куда более прямолинейной и безыскусной, нежели та, что стоит в начале Морализованного Овидия Берсюира, — несмотря на то, что последний сокращает цитату из послания и существенно трансформирует ее смысл.
ПБ подкрепляет утверждение о необходимости использования басен примером Священного Писания (est utendum — герундив, предполагающий строгую необходимость), так как в Нём также содержится множество нравоучительных рассказов. Внешне эти рассказы выглядят как басни, а на самом же деле каждая из них призвана раскрыть какую-либо истину (ad alicuius veritatis ostensionem). Подобным же образом поступают и поэты, чьи басни всегда имеют целью раскрыть некую истину (semper aliquam veritatem intelligere) . Этот виртуальный знак равенства между баснями в Писании и у поэтов позволяет ПБ далее выбрать в качестве основного материала Метаморфозы.
После Писания он переходит к свидетельствам светских авторов и цитирует О природе вещей Рабана Мавра (De naturis rerum, 16, 2), который утверждал, что облечение истины в одежды вымысла вообще есть необходимое условие и свойство поэтического творчества, поэту «положено» так писать, а если его текст — это непосредственная истина, то он историк, а не поэт (как Лукан)48. Интересно, что ПБ таким образом не только утверждает, что любое произведение поэтов содержит в себе некую истину, но и что эта истина заложена туда поэтами намеренно.
Третьим после Писания и средневековых авторов авторитетом для обоснования использования басен станет сам Овидий: ПБ цитирует его высказывание о том, что и у врага учиться можно (fas est ab hoste doceri).
Упомянув притчи, встречающиеся в Писании, ПБ уже в прологе приводит два эпизода из античной мифологии в качестве примера фрагментов, содержащих скрытую истину. Истина может быть естественной или природной (naturalis), например, бог Вулкан - это молния, а его хромота - зигзагообразные движения «небесного огня». Или же истина может быть исторической (historica): Персей - это воин, победивший Горгону, дочь царя Крита Форка, получивший её богатства и заставивший отца бежать на гору Атлас. Сразу же после этих, довольно подробных, примеров ПБ сообщает: поскольку я вижу, что и Священное Писание использует басни для обозначения истины естественной или исторической, мне показалось подобающим [...] обратиться к моральному разъяснению поэтических басен (quia ergo video, quod Scriptura utitur fabulis ad alicuius veritatis tarn naturalis quam historice designationem, congruum michi visum est [...] ad moralizandum fabulas poetarum manum ponere). Таким образом, ПБ, вероятно, пытается как можно более настойчиво и последовательно провести параллель между Писанием и светскими авторами и объяснить своё использование античных басен авторитетом Священного Писания, которое тоже пользуется баснями, но не античными. При этом читатель пока даже не знает, о каких именно баснях поэтов пойдёт речь: о том, что Метаморфозы, основа его труда, — это произведение древнее и языческое, нигде в прологе не сказано, хотя употребление слова poeta подсказывает средневековому читателю, что речь пойдёт именно о древних авторах. Нужно отметить, что в ОМ используется тот же принцип, но для Автора ОМ и его заказчицы сами античные басни всё же представляют немалый интерес как художественное произведение (судя по изящному пересказу их содержания), в то время как для Берсюира любые поэтические выдумки несут в контексте данного его труда чисто утилитарное значение.
Итак, как следует из Пролога, Метаморфозы, так сказать, «языческая Библия» привлекли ПБ своей универсальностью, полнотой содержания: его Свод также тяготеет к энциклопедическим творениям предшествующего столетия, хотя и не является энциклопедией как таковой. Как говорит ПБ в Прологе, в предыдущих книгах был выявлен моральный смысл предметов окружающего мира и природных чудес; следовательно, логично будет поместить здесь, в пятнадцатой книге, изложение морального смысла человеческих выдумок (hominum ficciones), которые, хоть и ущербно, но всё же тоже способны послужить на пользу христианам. Кроме того, в Метаморфозах его привлекла наглядность изображения: в этой книжице я буду разрабатывать только моральные и аллегорические толкования, следуя той книге Овидия, которая называется Метаморфозы, где, как нам представляется, надлеоісащим образом собраны, словно на картине, все басни (in presenti opusculo [...] intendo solum circa exposicionem moralem et allegoricam laborare, sequendo scilicet librum Ovidii qui dicitur Metamorphoseos, ubi recte videntur quasi per modum tabule universe fabule congregate). Если исходить из дальнейшего содержания ОМБ, то подобное утверждение указывает не только на всеохватность Свода, но и на то обстоятельство, что Берсюир стремится сделать свое изложение как можно более наглядным. Остаётся вопрос, почему автор не мог выбрать в качестве путеводной нити для морализации басен любой средневековый мифологический компендиум, - Фульгенция (уже морализованного или оригинального) или Ватиканского Мифографа, Арнульфа Орлеанского или Иоанна Гарландского49, - так же, как для первых тринадцати книг Морального Свода была выбрана моральная энциклопедия Варфоломея Английского. Весьма вероятно, причина в том, что ПБ испытывал на себе влияние проникавших в Авиньон гуманистических идей: его коснулся интерес к античной литературе и цивилизации (не случайно он стал впоследствии переводчиком Тита Ливия). Тем не менее, изучение античности, очевидно, никогда не было для него самоценным занятием.
В связи с тем, что ОМБ — это часть Морального Свода, ПБ отказывается в прологе от нахождения естественного и исторического смысла басен. Это произведение должно быть посвящено, как и весь Свод, исключительно нравственному значению басен: здесь речь идёт не о чём другом, как о сведении к морали (ubi поп agitur nisi de reductione morali). Кроме того, отмечает Берсюир, начиная с древних времен, многие уже толковали буквальный (естественный) и исторический смыслы. Здесь он перечисляет самых известных «толкователей» — это Фульгенций, Александр и Сервий"1 . Таким образом, согласно общему замыслу Свода Берсюир будет писать лишь о моральном и аллегорическом смыслах Метаморфоз. Как и в прологе к ОМ, здесь присутствует определённый топос самоунижения: автор считает необходимыми дополнительные оправдания своего отказа от полной системы четырёхчастного толкования басен. Он ссылается на Августина, будто бы заявлявшего, что выявить буквальный смысл каждой басни невозможно, между тем как, на самом деле, Августин не делал подобного утверждения: он лишь говорит в книге О Граде Боэюием (III, 12), что невозможно перечислить всех богов Рима. Ссылается Берсюир и на Цицерона, который в трактате О природе богов упоминал таких великих философов древности, как Зенон, Клеанф и Хрисипп, — все они предприняли этот огромный и непосильный труд по выявлению смысла басен. Как и в ОМ, Автор которого так же утверждает, что ему не по силам подобная задача, ПБ не считает для себя возможным браться за этот труд после столь выдающихся мужей. На самом деле, Автор ОМ никоим образом не ограничивает свои морализации и ни от каких «излишних» или «трудных» моральных трактовок не отказывается. Что же касается ПБ, то он сознательно уходит от естественных и исторических толкований, и особенно буквальных, потому что это не вписывается в задачи Морального Свода как текста, предназначенного для иллюстрации различных моральных, или этических проблем.
Как и подавляющее большинство средневековых авторов, ПБ чувствует себя абсолютно свободным в обращении с оригиналом: он открыто заявляет, что те басни Овидия, которые он сочтёт ненужными, он изымет из своего труда, а найденные в других местах интересные рассказы присовокупит к своему сочинению. При этом он намеревается довольно бережно обращаться с литературой, привлекаемой дополнительно: так, Берсюир обещает не замедлить вставить ссылку, если будет что-либо брать из другого текста. Из текста ОМБ видно, однако, что это утверждение в целом верно для большинства побочных источников, по которым он пересказывает какие-либо сюжеты. Особенно это характерно для аллегорических толкований; если же Берсюир вставляет в своё произведение некий рассказ, отсутствующий в Метаморфозах (например, о рождении Паллады из головы Юпитера и Вулкана из матки Юноны в книге III), то источник обычно не указывается.
Франсуа Абер: жизнь и произведения
В 1541 году вышла в свет книга Франсуа Абера, озаглавленная Безрадостная юность (буквально Юность лишённого радости, La Jeunesse du Banny de Liesse)17, тринадцатое письмо которой в настоящее время является основным источником сведений о жизни поэта. Даты своего рождения он не называет, но Лейкауфф, полагая, что Безрадостная юность — его первое опубликованное произведение, относит ее к 1520 году18. Абер пишет, что появился на свет в городе Иссудене (Yssauldun или Issoudin в современном написании), втором по величине городе графства Берри (современный департамент Эндр, Indre). Его отец, мудрый и почтенный старец (sage vieillard et loing de vitupere) , дал ему религиозное воспитание. Начальное образование Абер получил в Париже. Там же он выучил латынь и пробовал писать латинские стихи. Его любимыми поэтами были Овидий и Гораций. Греческий, судя по наличию среди его трудов переводов греческих авторов, он, возможно, знал, хотя и неизвестно, насколько хорошо (переводы вполне могли быть полностью или частично выполнены не с оригинальных текстов, а с латинских переводов). Париж Аберу очень нравился, однако, в связи с неизвестными обстоятельствами отец снова забрал его в Берри. Там он продолжил писать стихи и переписываться со своим парижским покровителем Шарлем Бийоном (Charles Billon). Вскоре молодой Франсуа Абер поступает в университет Тулузы на юридическое отделение, где у него не остаётся времени на поэзию. Интересно, что юридическое образование оказало влияние на некоторые его поздние произведения, - так, его единственный прозаический опус, Основания христианской щедрости с присовокуплением рассказа о несчастьях и бедах всякого человека, рождённого в этом мире (L Institution de liberalite chrestienne, avec la misere et calamite cle l homme naissant en ce monde, 1551 г.), отмечен юридическим стилем. Во время учёбы Абера в Тулузе умирает его отец; начинающий автор остается без средств к существованию»"0. Он обращается за помощью к родным и друзьям, и те находят ему место сначала помощника прелата, а затем и младшего нотариуса (protenotaire), однако денег всё равно не хватает. Абера одолевают кредиторы, домовладелица предъявляет к нему претензии"1. Приблизительно к этому же времени (конец тридцатых годов XV века), относится знаменитая ссора между Клеманом Маро и Франсуа Сагоном (Sagon), которая выливается в сатирическую перебранку двух поэтов, и Абер боится литературной критики как укуса собаки". Тем не менее, он стремится превзойти все трудности, надеется прославиться своими творениями, как поэты древности, и оставить след в поэтической истории23.
Творчество Абера, как считается, отмечено влиянием великих риториков, а также Клемана Маро, не порывающего с той же традицией. Абер унаследовал от великих риториков стремление к морализации24 и аллегоризм25. Влияние Маро чувствуется не только в прямых похвалах, возносимых учеником учителю, но и в использовании определённого набора жанров, идентичного тому, который характерен для Маро. Так, уже упоминавшаяся Юность состоит из рондо, баллад, эпитафий, эпиграмм и посланий"6.
Абер имел немало различных друзей и покровителей: все они, впрочем, не принадлежали к элите. Среди его друзей: Шарль Бийон (Charles Billon), адвокат парламента, письмо к которому включено в Юность и с которым Абер будет долго обмениваться стихотворными латинскими посланиями; Жан Гильото (maistre Jehan Guilloteau), который позаботился об издании и печати Юности; Бенуа Фушере (Benoist Foucheret) - ему посвящены «купидоновы письма» в Битве Купидона, сохранились также и личные письма Абера к нему. Абер входил в кружок эстетов аббата Брюжера (Brugerat), члены которого проводили литературные вечера; там он познакомился с Гильомом Шаппюзе (Guillaume Chappuzet), ещё одним адресатом из Юности. В 30-х годах Абер совместно со своими друзьями27 сочиняет стихи для мистерий на тему Страстей Господних, представлявшихся одно время в его родном городе Иссудене" , - это, однако, его единственная попытка писать создания театральных произведений.
Последующие, 1541-1543 годы были для Абера крайне тяжёлыми: оставив занятия юриспруденцией и оказавшись без каких-либо средств к существованию, он начал вести богемную жизнь и вскоре серьёзно заболел, а за долги попал в тюрьму (эти события описаны в одной из латинских эпиграмм сборника Сад счастья, Jardin de Felicite). Чтобы вырваться из нужды и избавиться от кредиторов, Абер решает представиться ко двору, причём адресатом своего произведения {Новая Венера, написана в 1543, издана в 1547 г.) он выбирает не короля Франциска I, а его сына дофина, будущего короля Генриха ІГ , а в виде Венеры аллегорически представляет его супругу Екатерину Медичи. Абер с успехом читает свои стихи при дворе, который в это время находится в замке Дианы де Пуатье в Анэ (Anet), но задержаться там ему не удаётся, и он возвращается в Париж. Однако через некоторое время, очевидно, не без содействия Екатерины Медичи, которой понравилось его произведение, дофин вспоминает о нём, и по его заказу Абер пишет Новую Палладу - в 1544 году она была прочитана при дворе в Эврэ. Кроме того, он пишет поэму в честь рождения первенца-наследника Генриха II, Франциска (будущий король Франциск II). Удалось ему завоевать также расположение королевы Клод Французской (жены короля Франциска I, дочери Людовика XII) и сестры короля, знаменитой писательницы Маргариты Наваррской. Очевидно, Абер был оставлен при дворе ещё до коронации Генриха II, последовавшей в 1547 году.
Дальнейшая творческая жизнь Абера также связана с королевским двором и Генрихом II, который называет его в привилегиях наш дорогой и любгшый Франсуа Абер, поэт Франции (nostre cher et bien ayme Francois Habert, nostre Poete Francois - привилегия от 13 апреля 1551 года)30. В 1548 году в Фонтенбло Абер читает королю свой первый перевод из Овидия — Героиды (издан в 1550 г.), а затем - Сатиры Горация (1549-1551). Абер приобретает новых друзей, среди которых придворный поэт Медлен де Сен-Желе и Бушетель, переводчик Еврипида.
В 1557 году появляется перевод всех пятнадцати книг Метаморфоз Овидия, над которым поэт трудился в течение десяти лет и который считал вершиной своего творчества. Последние труды Абера увидели свет в 1561 году — это Метаморфозы Купидона (Les Metamorfoses de Cupido), посвященные Франциску II, и Утешение народу галлов по случаю смерти короля Франциска II (La Consolation du peuple gauloys). В целом перу Абера принадлежит более пятидесяти произведений самого разного характера: переводы чередуются с религиозными, дидактическими и придворными текстами. Надо отметить, что его собственные сочинения весьма разнообразны по стилю и характеру, но в целом посредственны. Первые свои опусы он подписывал именем Банни де Лиэс, буквально лишённый радости (Banny de Liesse, 1541 г.) с «девизом» Fy de soulas (безутешный). Как только, однако, он впервые проник ко двору в 1543 году, на титульном листе появилось его настоящее имя.
Вероятнее всего, Франсуа Абер умер в 1561 году или немногим позже - после 1561 года более не появляется новых его трудов, хотя многие из них продолжают переиздаваться.
