Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Петербург — Петроград - Ленинград: образ и текст 21
1.1. Виды и функции образа города и «городского текста» 21
1.2. «Петербургский текст» в русской литературе: генезис и эволюция 36
1.3. Ахматовский «Город» в контексте литературной традиции 53
Глава II. Петербург — Петроград - Ленинград в лирике А. А. Ахматовой (1913 — 1941) и в переводах её стихотворений на английский язык 69
II. 1. Петербург в лирике А.А. Ахматовой 1913-1917 гг 69
II.2. Петроград и Ленинград в лирике А. Ахматовой (период до Великой Отечественной войны) 92
II.3. Стихотворения А. Ахматовой 1913-1941 гг. в английских переводах: своеобразие «Петербургского текста» 116
Глава III. Ленинград в лирике А. А. Ахматовой (1941 -1966) и в переводах её стихотворений на английский язык 139
III. 1. Ленинград в лирике А. Ахматовой периода Великой Отечественной войны 139
III.2. «Петербургский текст» в лирике А. Ахматовой 1945-1966 гг 154
III.3. Стихотворения А. Ахматовой 1941-1966 гг. в английских переводах: своеобразие «Петербургского текста» 175
Заключение 182
Список литературы 197
- Виды и функции образа города и «городского текста»
- Петербург в лирике А.А. Ахматовой 1913-1917 гг
- Стихотворения А. Ахматовой 1913-1941 гг. в английских переводах: своеобразие «Петербургского текста»
- Стихотворения А. Ахматовой 1941-1966 гг. в английских переводах: своеобразие «Петербургского текста»
Виды и функции образа города и «городского текста»
Текст - одно из ключевых понятий гуманитарной культуры XX века, применяющееся в разных типах исследования. Термин «текст» (от лат. textus - ткань, сплетение, соединение) широко используется в лингвистике, литературоведении, структурной и генеративной поэтике, эстетике, семио-тике, культурологии, философии и т.д. Это, отметил Ю.М. Лотман, «бесспорно, один из самых употребимых терминов в науках гуманитарного цикла. Развитие науки в разные моменты выбрасывает на поверхность такие слова; лавинообразный рост их частотности в научных текстах сопровождается утратой необходимой однозначности. Они не столько терминологически точно обозначают научное понятие, сколько сигнализируют об актуальности проблемы, указывают на область, в которой рождаются новые научные идеи»40. В.П. Руднев в «Словаре культуры XX века» пишет, что текст может быть понят предельно широко (семиотика и философия текста): «Улица города - текст или совокупность текстов. Названия улиц и номера домов, реклама и названия магазинов, дорожные знаки и светофор — всё это несёт информацию и считывается жителями города и приезжими»41. Но в этом случае есть опасность смешения текста и реальности. Поэтому В. П. Руднев предлагает под реальностью понимать «текст, написанный Богом», а под текстом - реальность, созданную человеком. «Если мы не понимаем языка текста, он становится частью реальности», а если мы его понимаем, то он для нас - открытая книга.
Так, Петербург - это, с одной стороны, реальность, во многом остающаяся для нас загадкой; с другой стороны, хорошо организованный текст, имеющий свой язык и говорящий нам своими улицами, площадями, реками и каналами, островами и садами, зданиями и памятниками, людьми, историей и идеями. Н. П. Анциферов, один из крупнейших исследователей и знатоков Петербурга, так сформулировал свои впечатления от встречи с городом: «Петербург - это русские Афины. Стольный город русской духовной культуры»42. Стало быть, Петербург несёт в себе функции художественного образа, концепта. Термин «концепт»43 появился давно, хотя активно употребляется в литературоведении сравнительно недолго44. С.А. Аскольдов-Алексеев рассматривает концепт как «общее понятие как мыслительное образование, которое замещает нам в процессе мысли неопределенное множество предметов одного и того же рода», концепт представляет собой единицу языка и мысли, которая «может быть подвергнута лингвистическому анализу и логической обработке»45. По мнению учёного, «слово, не вызывая никаких "художественных образов", создаёт художественное впечатление, имеющее своим результатом какие-то духовные обогащения, т.е. слово создаёт концепт. Концепт - акт, который намечает последующую обработку (анализ и синтез) конкретностей определенного рода; зародыш мысленной операции»46.
И ещё процитируем один фрагмент из статьи учёного: «Художественный концепт не есть образ и если и содержит его, то случайно и частично. Но он, несомненно, тяготеет именно, прежде всего к потенциальным образам и также направлен на них»47.
По Д. С. Лихачёву, концепт «не непосредственно возникает из значения слова, а является результатом столкновения словарного значения слова с личным и народным опытом человека... Потенции концепта тем шире и богаче, чем шире и богаче культурный опыт человека»48. Таким образом, понятие «концепт» подразумевает наличие круга ассоциаций, которыми «обрастает» слово в сознании и восприятии личности. Именно на этом уровне существует в лирике А. Ахматовой концепт «Петербург — Петроград - Ленинград» (или «Город»). Каждое из наименований для неё не просто название города, но и его судьба, и её судьба, поскольку она неразрывно связана с этим городом и ощущает глубокие корни этой связи, уходящие далеко в историко-культурное прошлое.
В последнее время в литературоведении утвердилось понятие «место как текст» (городской текст, провинциальный текст, усадьба как текст, город как текст и т.п.): проводятся конференции, выходят статьи, сборники и монографии, защищаются диссертации49.
«"Городской текст" - семиологическое понятие... Складывается своеобразная философия города, творятся «городские» мифы, в которых реальность причудливо переплетается с вымыслом и традицией»50. В широком смысле слова город — это способ окультуривания и структурирования масштабного пространства, введение человеческого измерения в природный мир. Город-идея преобразовывает, преображает среду обитания специфическими средствами (архитектура, планировка и др. функционально-эстетические способы градостроительства). Город имеет особые свойства, характерные структуры, которые делают его принципиально новой, семиотически насыщенной средой человеческого обитания. В итоге - город становится культурной семиосферой, не только средоточием цивилизации и культуры, но и подчас и неким сакральным топосом, на которую накладывается сетка символико-мифологических представлений.
Сакральность города связана с тем, что в городском пространстве сосредоточены материальные и духовные ценности цивилизации, там приносятся жертвоприношения, творится культура и история. В городе также находятся духовная и светская власти, которые призваны приблизить человека к Богу. Город противостоит внешним стихийным силам природы и пытается привнести внутреннюю гармонию в отношения человека и природы, он может превратиться в город-сад.
Кроме того, город воплощает идею организации пространства обитания человека (соотносясь с понятиями род / дом /родина), включая различные формы телесности: самого человека и внешнюю «телесность» (жилища, здания, улицы). Город - это проекция сознания человека во внешнее пространство. И одновременно город - это разворачивающееся пространство, он устремляется вверх и в глубину. Сакральный центр задаёт вертикаль, позволяющую соотнести земные ценности с небесными. Блаженный Августин в своем знаменитом труде «О Граде Божьем» обосновал идею символической антиномии двух типов городов - Града земного и Града Небесного, соотнеся их бытие с «двуипостасностью» человеческой природы - греховной и божественной.
Петербург в лирике А.А. Ахматовой 1913-1917 гг
В ранний период творчества лирика Ахматовой (и, в частности, её петербургский текст) развивается в традициях акмеизма133 - направления русского модернизма, которое сформировалось в 1910-е годы и в своих поэтических установках отталкивалось от символизма, преодолевая его. Образ Города занимает в поэзии Серебряного века существенное и значимое место. В творчестве А.А. Ахматовой перед читателем проходят профили многих городов: Москва, Павловск, Бахчисарай, Царское Село, Петергоф, Новгород, Киев, Слепнёво, Ташкент и т.д. Но первое место, несомненно, принадлежит Петербургу (Санкт-Петербургу, Петрограду, Ленинграду). Петербург является составной частью художественного мира Ахматовой.
Поскольку в своём исследовании мы ставим задачу рассмотреть петербургский текст А.А. Ахматовой в его эволюции, нам важно рассмотреть стихотворения в том порядке, как они рождались под пером поэта134.
Первое стихотворение, в котором обозначен петербургский топос , написано А.А. Ахматовой в мае 1913 г. В тексте стихотворения «Ты пришел меня утешить, милый...» нет упоминаний о Петербурге, наименование города появляется, так сказать, за текстом — при обозначении места написания стихотворения: «Петербург, Крестовский Остров». А.А. Ахматова далеко не всегда указывает, где написано то или иное её стихотворение, но там, где она делает это, место написания стихотворения для неё принципиально важно и обязательно связано с содержанием и настроением произведения. Следовательно, петербургский топос в обозначении места создания данного стихотворения важен и не случаен: в доме № 12 на Крестовском острове на набережной Средней Невки жил отец Ахматовой А.А. Горенко, которого она иногда навещала в 1910—1915 гг. и жила в его доме во время болезни отца в мае 1913 г. (I, 747). Обращено же стихотворение, как предполагает Н.В. Королёва в комментариях к стихотворению, к М.Л. Лозинскому, в архиве которого имеется автограф другой редакции стихотворения с подписью Ахматовой (I, 747). Трудно сказать, собствен-ная ли болезнь отражена в стихотворении , или болезнь отца определила скорбный настрой текста и, в частности, ощущений лирической героини, находящейся то ли в больнице, то ли в тюрьме («...на окнах частые решёт-ки», I, 123) и притом при смерти («От подушки приподняться нету силы», «Мёртвой, думал, ты меня застанешь», «Что теперь мне смертное томленье!», I, 123). В конце жизни, во время своего последнего пребывания в больнице, Ахматова напишет в дневнике 10 февраля 1966 г.: «Сегодня три месяца, как я в больнице. Теперь могу решительно записать следующее: существует закон, по которому каждая больница от долговременного в ней пребывания медленно, но верно превращается в тюрьму. А через 6 дней объявят карантин для довершения сходства» (VI, 336). Как видим по тексту стихотворения «Ты пришёл меня утешить, милый...» (1913), подобные ассоциации возникли у Ахматовой ещё в юности, в начале её творческого пути. В рамках изучаемой нами темы весьма примечательно, что эти настроения увязываются автором с образом Петербурга, точнее, с началом формирования этого образа в лирике А.А. Ахматовой.
В стихотворении «Ничего не скажу, ничего не открою...» (июль 1913) лирическая героиня Ахматовой вспоминает впечатления от обряда бракосочетания («Как-то раз и меня повели к аналою...», I, 125). Во второй строфе воспроизводится городской пейзаж:
Из окна моего вижу красные трубы,
А над трубами лёгкий клубящийся дым.. .(I, 125)
Петербургский топос в этом стихотворении номинально не обозначен - ни в тексте, ни вне текста. Дата написания (июль 1913 г.) тоже не даёт однозначного ответа: биографически это может быть и Петербург, и Царское Село, и Слепнёво. Но в контексте стихотворения важно не это, а другое — эмоциональное состояние героини: она «не знает», с кем шла «к аналою», только помнит, что это было «давно». Но взгляд из окна, увиденное пробуждает в ней чувство любви, отягчённое тревогой, напряжением:
Это - ранивший душу взглянул напряжённо,
Так ли рана, как прежде, ярка. (I, 125)
Психологическое состояние героини («То не сон...», I, 125), видимо, совпадало с тревожно-взволнованным состоянием самой А.А. Ахматовой.
Комментатор считает, что, «по-видимому, речь идёт о Н.С. Гумилёве, вен чание с которым состоялось 25 апреля 1910 г.» (I, 748). Красные трубы -не случайное словосочетание с символическим эпитетом. Возлюбленный не просто взглянул, он ранил душу, и «рана, как прежде, ярка». Эпитет «красные трубы» перекликается с кровоточащей раной, определяет её цвет, т.е. её боль. Городской пейзаж, безусловно, усилил впечатление страдания.
Единственный петербургский топос в стихотворении «Покорно мне воображенье...» (июль 1913) - строка «На левом берегу Невы» во второй строфе. Но стихотворение заслуживает того, чтобы рассмотреть его в нашей работе подробнее. Мы разделяем мнение исследователей о том, что достаточно трудно определить адресата этого ахматовского стихотворения. Комментатор Н.В. Королёва отмечает, что исследователи указывают двух возможных адресатов - Н.В. Недоброво и А.А. Блока (I, 748 — 749). Как известно, «Ахматова и Блок» - это целая тема, активно разраба-тываемая . Возможно, что обращение «мой знаменитый современник» А.А. Ахматова адресовала Блоку. «В это время он был уже знаменит» (V, 73), - писала Ахматова в автобиографической прозе, вспоминая своё первое публичное выступление с чтением стихов осенью 1913 г. (она должна была читать сразу после Блока и пугалась этого). С Блоком А.А. Ахматова лично познакомилась в апреле 1911 г. (I, 749), с Н.В. Недоброво - в апреле 1913 г. (I, 748). К ахматовскому «царскосельскому другу» Н.В. Недоброво обращение «мой знаменитый современник» вряд ли может иметь место. Летом 1913 г. отношения с Недоброво только начинались и посвященные ему стихотворения ещё были впереди, а с Блоком личные отношения так и не сложились. «Как у меня не было романа с Блоком» (I, 72-84) - так назвала один из фрагментов своей автобиографической прозы Ахматова. М.М. Кралин в своих комментариях к стихотворению его адресатом назы вает именно Н.В. Недоброво, а в эпитете «знаменитый» видит либо «дружеское преувеличение», либо «элемент лёгкой иронии над увлечением Недоброво своей родословной, которую он возводил к Пушкину»; отсюда, по М.М. Кралину, и строка Ахматовой «в моём тверском138 уединеньи», в которой исследователь прочитывает цитату из письма Пушкина: «Я скучаю в моём псковском уединении»; аргумент в пользу Недоброво комментатор видит и в ахматовской строке «Прекрасных рук счастливый пленник»: «О прекрасных руках жены Недоброво говорилось часто, и это как бы было её особенностью» . На наш взгляд, всё это так и не так. И Блок, и Недоброво, возможно, оставили след в тексте стихотворения, но пребывали они, прежде всего, в сфере творческо-дружеских контактов Ахматовой. Здесь же говорится о любви. Мотив любви тесно переплетён с мотивами творчества, вдохновения. Идёт очень интересный и сложный диалог между «Я» и «Вы». Это не только графически выделено («Вы», «Вам»), но и связано с творческими планами, с неким ахматовским провидением. «Кто стать звенящими поможет / Ещё не сказанным словам?» Вопрос риторический, ибо для героини стихотворения совершенно ясно, кто поможет. Только этот «Вы».
Стихотворения А. Ахматовой 1913-1941 гг. в английских переводах: своеобразие «Петербургского текста»
Зарубежные слависты, в частности английские, давно проявляют интерес к жизни и творчеству А.А. Ахматовой. Ирма Кудрова характеризует исследователей и переводчиков, занимающихся русской культурой, как некое особое сообщество: «Они в чём-то существенном - наши, русские, очень уж близкого нам душевного склада. ... Какая-то внутренняя предопределённость заставляет человека, родившегося вдали от России, выбрать вдруг для изучения эту экзотику - русский язык» . Пермская исследовательница А.В. Пичкалева права, что для темы «Петербургский текст» характерно «разнообразие ракурсов изучения образа Петербурга и петер-бургского пространства в литературе» . В рамках нашего исследования рассмотрим своеобразие «Петербургского текста» в переводах ахматов-ских стихотворений на английский язык.
Столь характерную для лирики Ахматовой связь деталей внешнего и внутреннего мира стараются уловить и отразить в переводах её стихотворений на английский язык Ирина Железнова (Irina Zheleznova), Ольга Шарце (Olga Shartse), Сергей Рой (Sergei Roy), Петер Темпест (Peter Tempest). Анализируемая в нашей диссертации книга «Анна Ахматова. Стихотворения на английском языке с параллельными русскими текстами» (М., 1988)194 включает основные лирические произведения поэта из стихотворных сборников, расположенных в хронологическом порядке: «Вечер» («Evening»), «Чётки» («Rosary»), «Белая стая» («A white birds flight»),
«Подорожник» («The plantain»), «Anno Domini», «Тростник» («Reeds»), «Седьмая книга» («The seventh book»), «Нечет» («Odd number») и др. Русский текст стихотворений приводится параллельно с английским; для облегчения сопоставительного анализа и его восприятия даём подстрочный перевод; знак «звёздочки» над некоторыми словами в английских переводах означает отсылку переводчика к примечаниям (на английском языке) в конце книги; в ходе анализа «Петербургского текста» в переводах стихотворений мы будем обращаться к этим примечаниям. Кроме того, для сравнения мы взяли переводы Ильи Шамбата195. Заметим, что мы ограничиваемся указанными текстами, поскольку не ставим задачи рассмотреть все англоязычные переводы стихотворений А.А. Ахматовой (это и невозможно сделать!), нам важно было уловить своеобразие переноса ахматов-ского слова на английский язык - и не в лирике в целом, а только в стихотворениях, которые можно рассматривать в рамках «Петербургского текста». Автор комментариев Л. Стефанова объясняет слова, помеченные «звёздочкой», - Исаакиевский собор и конный памятник Петру I на Дворцовой площади, известный, по одноимённой поэме А.С. Пушкина как «Медный Всадник» (р. 258).
«Конь великого Петра» в русском тексте из четвёртой строки перенесён в третью в английском тексте, поэтому если у Ахматовой этой стро кой заканчивалась и строфа, и её авторская мысль, то у переводчицы Оль ги Шарце не отражён замысел поэта.
Во второй строфе исчезло очень важное междометие «Ах!» а после слова «гарь» {soot — копоть в переводе) нет в английском тексте многоточия, что, безусловно, вновь меняет смысл ахматовской строфы. И ещё очень важно: вместо русского государь в английском тексте стоит emperor (император), а в конце второго стихотворения (последняя строка последней строфы) вместо русского «императора Петра» в переводе идёт «Peter / Riding», что по-английски значит «Пётр-всадник» (с. 63).
Мотив государственности, державности Петербурга, переданный Ахматовой в образе памятника императору Петру I (и в первом, и во втором стихотворениях именно он в центре лирической композиции), в английском тексте стушёвывается: Пётр в последней строке назван не императором, а просто «всадником на ретивой лошади». Петербургские топонимы сохранены в переводе: и Галерная с аркой, и Летний сад, и Нева, и Исаакиевский собор. Понятно, что такое большое и трудное стихотворное полотно потребовало от переводчика много усилий. Есть попытка сохранить синтаксис оригинала, но есть и явные потери - и смысловые, и эмоциональные.
Луна196, месяц постоянно присутствуют в петербургском тексте Ахматовой среди других «небесных» образов и появились среди них едва ли не первыми. Уже в цикле «Стихи о Петербурге» (1913) упомянут в петербургском контексте образ восходящего месяца: «.. .над Летним садом / Месяц розовый воскрес» (в английском переводе: «When rosily the moon appeared / Above the shadowed Summer Gardens...». Важно, что все переживания героев стихотворений неразрывно связаны с Петербургом, обусловлены его аурой, лирические события вписаны в пространство города. Ольга Шарце в английском варианте старается сохранить этот контекст.
Заметим, что «душа Петербурга» (выражение Н.П. Анциферова197) -это не только его архитектура, мосты, сады и парки, но и не менее важное -белые ночи, петербургские небо, солнце, звёзды, луна. В поэзии А.А. Ахматовой солярно-лунарно-астральные образы входят неотъемлемой частью в её «петербургский текст», в его психологию, отражая ахматовское восприятие мира. Их употребление поэтом стилистически и эмоционально многогранно: они антитетичны (свет - тьма), как пейзажные зарисовки и как метафоры, но всегда психологически значимы.
Стихотворения А. Ахматовой 1941-1966 гг. в английских переводах: своеобразие «Петербургского текста»
Огромную роль в организации стихотворения играет время: от зарождающегося гула звука приближающегося снаряда, грозящего «гибелью ребёнку моему». А. Ахматова рисует жуткую картину надвигающегося ужаса и смерти. При переводе данного стихотворения на английский язык были внесены некоторые изменения как в смысловом, так и в содержательном плане. Эти изменения начинаются с самого заглавия стихотворения: ахматовское заглавие «Первый дальнобойный в Ленинграде» Темпест переводит как «The First Shelling of Leningrad» (первый обстрел Ленинграда). При всей кажущейся близости, такой перевод никак нельзя считать точным, даже адекватным. Прежде всего, версия Темпеста создаёт проблему несоответствия заглавия стихотворения его содержанию: у Ахматовой в заглавии речь идёт об одном снаряде, и его же образ представлен в стихотворении (точнее, его восприятие, осознание того, что это не гром, а несущий смерть снаряд). Переводчик изменил «дальнобойный» на «обстрел», но в стихотворении по-прежнему повествуется об одном снаряде.
Похожим образом смещены переводчиком акценты и во второй части заглавия. У Ахматовой «Первый дальнобойный в Ленинграде» ясно подразумевается первое появление, первый «визит» снаряда, а следовательно, и войны в город. Именно в том смысле, что страшная реальность войны пришла в Ленинград, а Темпест стёр все эти смысловые элементы, заменив художественное, поэтическое заглавие сугубо содержательным, более подходящим для газетной статьи. Причины подобных действий Темпеста вполне ясны - сделать ахматовский текст максимально понятным для зарубежного читателя, а при таких мотивах точный перевод заглавия мог создать излишние трудности в восприятии произведения. Необходимо отметить, что сам образ первого снаряда и произведённый им эффект также претерпел искажения в английском переводе.
В стихотворении «Постучись кулачком — я открою...» ленинградская тема представлена образом невской воды, и переводе Сергея Роя данный образ достаточно точно сохранён. Строчки Ахматовой «Принеси же мне горсточку чистой, / Нашей невской студеной воды» переведены практически без изменений, но с некоторые добавлениями. У Роя это выглядит как «Bring a handful of the Neva s icy / Crystal water» (Принеси горстку невской ледяной / Кристальной воды). При таком переводе не совсем ясно (хотя и можно понять), кому следует принести воду, тогда как у Ахматовой чётко указано - «мне». Но ещё больший удар по ахматовскому образу невской воды в данном произведении наносит ликвидация переводчиком слова «нашей». А благодаря этому местоимению становилось понятным, что стихотворение посвящается именно ленинградцу, для которого с Ахматовой студёная вода Невы имеет особый смысл, особенно во время её пребывания в жарком Ташкенте, где и было создано произведение. Но из-за изменений в переводе такой контекст пропадает. «Nox. Статуя "Ночь" в Летнем саду» («Nox. The Statue of Night in the Summer Gardens»)
Очень похожие проблемы (как в предыдущем переводе) наблюдаются и с переводом стихотворения «Статуя «Ночь» в Летнем саду». Здесь, как и в случае с «Первым дальнобойным в Ленинграде» изменения начинаются с перевода названия, которое превращено в «Статую ночи в Летнем саду» («Nox. The Statue of Night in the Summer Gardens»). Первая строка стихотворения тоже переведена не самым удачным образом: нежное, ласковее слово Ахматовой «ноченька» заменено восклицанием «О Night!» (О Ночь!). Перевод строк о ленинградских «страшных» ночах тоже не совсем точен: «awesome» - это «удивительные», «внушающие трепет», «устрашающие», а у Ахматовой эпитет не несёт в себе никаких дополнительных эмоций, он конкретен и точен: «.страшные сестры твои», т.е. страшные ночи в Ленинграде - ночи войны и блокады. Ахматовское «над городом нашим» в переводе утратило местоимение (over the city - над городом), но получило уточнение «high up» {высоко). Для переводчика Сергея Роя стояла вообще немыслимо трудная задача - этот профольклорный, «плачевый» текст передать по-английски. Оттолкнувшись от образа статуи «Ночь» в Летнем саду, Ахматова создала действительно плач. Ноченька -Доченька — глубокая и точная рифма, поразительная в своей психологической выразительности (возникает мотив материнской заботы, совершенно отсутствующий в переводе). И эти пронзительные ноченька — доченька «не прозвучали» в английском тексте. Для ахматовских десяти строчек переводчику на английский язык потребовалось двенадцать.
В этом стихотворении строки с упоминанием ленинградцев вызвали у переводчика Сергея Роя определённые затруднения. Ахматовский текст «И ленинградцы вновь идут сквозь дым рядами - / Живые с мертвыми: для славы мертвых нет» 292 переведён со значительными добавлениями. Так первая из указанных строк превратилась в «And Lenmgraders march again through gloom and light» (и ленинградцы идут снова через мрак и свет).
Из-за того, что переводчик опустил слово «рядами» существенно исказился весь смысл произведения, т.к. пропала подчёркиваемая Ахматовой организованность, сплоченность, более того - единство жителей Ленинграда перед лицом войны и смерти. Также нельзя признать удачным перевод «дым» как «gloom» {мрак, темнота, сумрак). Точнее, следовательно, лучше было бы использовать слово «smoke», при этом не произошла бы потеря смысла, т.к. у Ахматовой явно подразумевается дым сражений, дым войны и разрушений,,через который вынуждены были пройти ленинградцы. А благодаря не очень точному переводу {дым заменён на мрак или даже сумрак) появляется чуждый данному произведению мистический подтекст, тогда как боевой мотив совершенно исчезает.
С последней строкой этого стихотворения переводчик поступил похожим образом - исказив изначальный смысл: «The living and the dead: there is no death for glory» {живые и мертвые: нет никакой смерти для славы). Первая часть строки почти сохранена - только произошла замена предлога «с» (так у Ахматовой) на союз «и» (у Роя). Но вариант Роя сохраняет подразумевающееся единство живых и мёртвых. Зато вторая часть строки переведена далеко не самым лучшим образом. Трагический текст Ахматовой заменён на текст с чисто героическим содержанием - перед славой смерть бессильна. Но ведь поэтесса писала о совершенно другом, более того, противоположном тому, что увидел переводчик.
Не очень удачной выглядит и попытка Роя заменить «мёртвых» (как у Ахматовой) на «смерть». В результате происходит новое искажение -Ахматова писала о мёртвых, погибших людях, а переводчик только об абстрактной смерти. Всё это приводит даже не к изменению смысла произведения, а к его переосмыслению — фактически это не ахматовский текст, а уже творчество Роя.
Стихотворение «С грозных ли площадей Ленинграда...» - из цикла «Луна в зените» (1942—1944). Ленинградский топос представлен такими выражениями, как «грозные... площади Ленинграда», «ограды», «Летей-ские поля» (кладбища, поля смерти - от мифологического образа Леты, реки забвения, смерти в подземном мире); «летейскими полями», «Летой» в стихотворениях о блокадном Ленинграде Ахматова называла Неву.
Это короткое стихотворение насыщено характеристиками, образами Ленинграда и требует от переводчика особой осторожности с целью сохранения данных образов в переводном тексте. Не все нюансы ахматовско-го восприятия Ленинграда были сохранены С. Роем.
