Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Немецкая историческая проза 1970-80-х гг. в историко-литературном контексте 28
Глава II. Немецкая историческая повесть 1970-80-х гг.: история как восприятие и концепция 54
1. Повесть Кристы Вольф «Кассандра»: голоса истории и историческая рефлексия 56
1.1 .Особенности повествования: миф, интроспекция, поливалентность формы 58
1,2.История Кассандры на стыке времен 62
1.3.История Кассандры - история войны и гибели Трои глазами женщины .71
1.4.История Кассандры - история сильной женщины, путь к себе...78
2. Особенности исторической реконструкции и пафос повествования в повести Гюнтера Грасса «Встреча в Тельгте» 88
2.1.Особенности повествования- демифологизация истории 89
2.2.Исторический план повести Гюнтера Грасса «Встреча в Тельгте». 93
2.3.Вечный план повести Гюнтера Грасса «Встреча в Тельгте»... 104
Глава III. Человек в потоке истории в романах С.Гейма «Книга царя Давида» и «Агасфер» 112
1. Деструкция библейского мифа и демифологизация истории в романе Стефана Гейма «Книга царя Давида» 114
1.1.Особенности повествования: средства демифологизации истории и историческая рефлексия 116
1. 2.История царя Давида.на.стыке времен,.архаического и нового. 124
1.3.История Давида глазами свободного художника и проблемы истореписания 131
1 АИстория Давида: реальность и утопия 140
2. Роман Стефана Гейма «Агасфер»: полемика религий и поиск нравственного абсолюта 145
2.1. Особенности повествования: история в постмодернистском измерении 146
2.2.Мифологическое измерение в романе С. Гейма «Агасфер» 153
2.3.Историческое измерение в романе С.Гейма «Агасфер» 165
Заключение 182
Список исследуемой литературы 193
Библиографический список 194
- Немецкая историческая проза 1970-80-х гг. в историко-литературном контексте
- Повесть Кристы Вольф «Кассандра»: голоса истории и историческая рефлексия
- Деструкция библейского мифа и демифологизация истории в романе Стефана Гейма «Книга царя Давида»
Введение к работе
Современная литература —понятие, определяемое неоднозначно; История-современной литературы - это континуум, замыкание предмета между двумя временными точками во всей его совокупности.
Перед каждым исследователем современной литературы стоит «классическая проблема "последней" главы» (В.Барнер), поэтому целесообразно прежде всего ограничить объект исследования. Речь пойдет о немецкой литературе 1970-80-х гг. Во-вторых, необходимо обрисовать область литературы, в которую «вторгается» исследователь, В данном случае нас интересует историческая проза. И третий шаг на пути укрупнения объекта - это шаг к конкретным именам: Криста Вольф, Стефан Гейм и Гюнтер Грасс.
Приступая к исследованию любого этапа современной немецкой литературы (подразумевается период с 1945), считаем целесообразным оговорить ряд формулировок, которые могли бы показаться досадными неточностями или стать предметом спора в связи с дискуссиями о подходе к истории литературы этого периода, которые разгораются после объединения Германии.
Крах «великой системы идеологического противостояния» (Д. Затонский) позволяет осмыслить литературн ый процесс в Германии после 1945 без идеологических клише, что, несомненно, требует теоретического переосмысления и расширения методологических подходов к данному этапу. Историк немецкой литературы В. Эммерих описывает эту ситуацию через противоречие, перед которым оказывается исследователь, С одной стороны, нельзя игнорировать факт идеологизации литературы, что привело бы к искажению исторической ситуации в целом; с другой - было бы ошибочным представлять литературу только как пространство для бегства от действительности, так как в этом случае эстетически недооцениваются литературные произведения1, Однако самая важная проблема - это вопрос о единстве и многообразии немецкоязычной литературы после 1945, вопрос, сформулированный Урсулой Хойкенкамп в одноименной работе «Одна или несколько историй немецкой литературы с 1945?» (1995).
Историко-литературные работы последнего десятилетия о современной немецкой литературе решают этот вопрос по-разному, Вольфганг Эмлгерих,
исходя из ситуации литературного «брожения» 90-х гг. XX в., следует «идее середины» и отмечает сосуществование «региональных сцен».и их несомненную специфику (например, восточно-немецкая сцена, которая формируется «по следам литературы ГДР»)1. О подобной тенденции пишет и Ханс-Петер Эккер, Согласно его наблюденьям уже с начала 70-х гг. можно говорить о регионализации литературы как о направлении, противоположном
общенемецкому литературному сближению . Вильфрид Барнер, выбирая метод «сравнительного синопсиса», делает акцент на общих тенденциях развития, не сглаживая различий литературно-исторической ситуации3. Ральф Шмель считает любую, в том числе и литературную, историческую реконструкцию интерпретацией. Свое толкование он основывает на особенностях политического и социально-исторического развития4. Однако общим для всех исследователей является признание, что тенденции к объединению Германии и основные вехи сегодняшнего культурно-исторического сознания начинают складываться уже в 70-е гг. Для характеристики этого процесса швейцарский писатель и философ Адольф Мушг вводит термин «смена направления» ("Tendenzwende")5, «Ветер перемен» в 70-80-е гг. одинаково ощутим в обеих немецких литературах, С этого времени начинается сближение разных литературных систем, что находит отражение в темах, мотивах и жанрах. На фоне историко-литературного развития рассматриваются проблемы данного диссертационного исследования.
Актуальность диссертационного исследования. Исторические особенности развития последней трети XX в.: динамизм исторических процессов, кризисность развития эпохи НТР, драматизм противостояния социально-политических систем — обратили общественное сознание к проблемам истории» На этом фоне возрастает осознание необходимости «радикального изменения самого человеческого бытия» . В 1970-80-е гг. ещё не ясно, что означает этот
кризис: конец человеческого существования или формирование нового витка
человеческой истории. Тезис, выдвинутый немецким философом К, Ясперсом в
60-е тт. XX столетия, становится определяющим для исторического восприятия человека 1970-80-х гг.; «Понять, ощущая эту близость кризиса,-себя, и нашу современную ситуацию должно помочь нам знание истории»2. Одновременно с изменениями в общественном историческом сознании меняется характер реконструкции истории и её концепция в художественной литературе- Эти две составляющие меняют жанровую природу исторических повествований, их структуру, технику повествования и соотношение автора и изображаемого, обновляется взаимодействие с национальной традицией. Актуальность данной работы определена тем, что эти аспекты стали предметом художественно-эстетического и теоретического анализа.
Расцвет исторической прозы, связанный с непроясненностью современной ситуации и исторических перспектив, - явление, характерное не только для литературы Германии 1970-80-х гг., но и для мирового литературного процесса в целом. Активизация интереса к историческому жанру, его модификациям на новом этапе развития во многом обусловлена «открытостью» данной жанровой формы и необходимостью её более глубокого теоретического осмысления- В отечественных литературоведческих словарях и энциклопедиях, к сожалению, отсутствуют статьи об историческом романе и повести. Представленная в них статья «Историческая проза» не дает какого-либо представления о специфике жанра и завершается тезисом об отделении художественной литературы от историографии - Немецкая справочная литература подходит к определению жанра более детально: даётся дефиниция исторического рассказа / повести (Erzahlung)4 и романа, при этом добавляется, что современная историческая проза - это развивающееся, трудно определяемое явление , «Теоретическая неотрефлекгированность категории жанра в современной науке» отмечается также в одной из последних работ, посвященной французскому историческому роману6.
Объектом данного исследования является группа произведений немецкой исторической, прозы 1970-80-х гг. (повести «Встреча, в Телыте» Г.- Грасса, «Кассандра» К. Вольф и романы С. Гейма «Книга царя Давида»» «Агасфер»). Выбор произведений продиктован целым рядом причин1. В раде произведений 1970-х гг. политическая составная их идейно-тематического содержания становится ведущим началом, подчиняющим себе эстетические аспекты. Более свободными от этого нам кажутся произведения, которые обращаются к конфликтным коллизиям прошлого. Произведения этого типа, хотя и не очень многочисленны, но отмечены большей эстетической завершенностью своей структуры и характерологии. Отдаленность конфликтных коллизий во времени позволяет авторам придать им большую философскую и нравственную насыщенность. Возможно, на основании именно этих качеств исследуемых исторических повествований В. Эммер их делает вывод о значительности и репрезентативности данных произведений в восточно-немецкой литературе 1970-80-х гг. Предметом исследования стали жанровые и поэтические особенности вышеназванных исторических повествований.
Таким образом, научная новизна данного исследования обусловлена во-первых, историко-литературной значимостью работы, До настоящего времени история немецкой литературы последней трети XX в. не представлена в полноте художественных процессов и определяющих их жанровых формах. На современном этапе развития отечественной германистики решение этой задачи стало возможным. Нового уровня достигла в исследовании жанровых направлений и эстетических систем отечественное литературоведение, освободившееся от идеологической предвзятости. Немецкие историки литературы также приступили к этой сложной работе, однако есть различия в традициях и методологии отечественной и немецкой науки о литературе в описании жанровых модификаций. Во-вторых, особенно востребованным является теоретико-литературный подход к исследованию природы исторического жанра- Естественно, что историко-литературный анализ художественных явлений немецкой исторической прозы последней трети XX в, позволяет сделать теоретико-литературные выводы о «сдвигах» в традиционных жанровых формах и их новейших структурно-содержательных модификациях.
Цель данной работы заключается в исследовании поэтического мира вышеназванных повестей и романов, выявлении концептуальных, особенностей изображения истории, обобщении типологических черт исторического жанра в литературе Германии 1970 - 80-х гг.
В рамках заявленной темы «Историческая проза в литературе Германии 70 - 80-х гг. XX в. (повести «Встреча в Тельгте» Г. Грасса, «Кассандра» К, Вольф и романы С- Гейма «Книга царя Давида», «Агасфер»)» представляется возможным решение следующих задач:
1. Определить трансформации художественного историзма в немецкой прозе 70 -80-х гг. XX века.
2. Проследить формирование в ней нового типа художественного времени,
3, Выявить методы реконструкции истории в больших и малых исторических жанрах.
4, Дать анализ соотношения мифа и истории в немецких исторических произведениях.
Методология исследования предопределена его целями и задачами. Объект исследования - исторические произведения 1970-80-х гг, - рассматривается одновременно в двух теоретических аспектах: поэтологической индивидуальности и жанровой общности исторической прозы. Соединение анализа жанровой и повествовательной поэтики отдельных произведений с системным подходом к изучению литературного произведения, сформировавшимся в российском литературоведении благодаря работам ММ. Бахтина, Д-С Лихачева, М.М. Гиршмана, H.JL Лейдермана, Ю.М, Лотмана, Л.М. Цилевича и других исследователей представляется методологически весьма плодотворным, В исследовании особенностей историзма в немецкой исторической прозе привлекаются также историко-теоретические и историко-философские исследования Т.Адорно, М.Хоркхаймера, В.Бень мина, Г.Блуменберга, М.Фуко, М.Блока Ф.Фукуямьт Х.Уайта. Анализ художественных произведений строится в диссертации на принципах сравнительно-исторического метода, метода генеративной поэтики, а также системного подхода к литературному произведению как художественной целостности.
Практическая и теоретическая значимость исследования во многом обусловлена неизученностью как проблемы, так и объекта исследования.
Известное исключение составляют произведения Г.Грасса и К.Вольф, но их осмысление не было связано с жанрово-тшюлогической характеристикой.
Имена Кристы Вольф, Стефана Гейма и Гюнтера Грасса хорошо известны не только немецкоязычному, но и русскому читателю- Их считают своего рода «моральными инстанциями», к их мнению прислушиваются при обсуждении спорных общественных проблем. Однако и любая тень, брошенная на этот статус, вызывает не меньший резонанс (достаточно вспомнить шумиху в прессе, связанную с делом «Маргариты»-Кристы Вольф в службе госбезопасности, атаки на Гюнтера Грасса и других маститых западно-германских писателей, защищавших в литературном споре своих восточнонемецких коллег). Тем не менее внимание критики распределяется не равномерно. Если пресса не обходит в своих рецензиях ни одного из вышеназванных авторов, то литературоведение более избирательно. В мире критики говорят о новой волне интереса к творчеству Кристы Вольф, что объясняется солидной временной дистанцией после дебатов периода объединения Германии ("Literaturstreit") и появления в 1996 г. «Медеи» - её первого романа после «Кассандры»(1983), а также к творчеству Гюнтера Грасса, получившего в 1999 г. Нобелевскую премию за «Жестяной барабан». К сожалению, творчество С.Гейма незаслуженно считается «малолитературным», и только в последнее время можно говорить о возобновлении к нему интереса после долгого перерыва, что, возможно, связано с публикацией его романа «из стола» «Архитекторы», где он пролежал 35 лет. На каждом из авторов и их «судьбе» в мире критической литературы следует остановиться более подробно.
Гюитер Грасс — одно из самых громких имен западной литературной сцены. Очередной ажиотаж вокруг его имени связан с присуждением Нобелевской премии в 1999 г., которую пророчили писателю сразу после выхода в свет романа «Жестяной барабан» (1959). Количество исследований по его творчеству в немецкой германистике в буквальном смысле слова необозримо. Особое внимание уделялось следующим аспектам: жанрово-теоретическому, мифологическому, психологическому, в последнее время философскому и теологическому, а также технике повествования1. Что касается рецензий и
других публикаций в прессе: интервью, отзывы, дебаты, политические выступления, то для них, пожалуй, необходим_солидный.архив. Гюнтер Грасс кроме литературной активно занимался в 60 - 70-е гг. общественной деятельностью (участие в избирательных кампаниях 1965, 1969 гс\), и к его мнению по разнообразным политическим и общественным проблемам с интересом прислушиваются до сих пор. О невозможности исследователю Грасса «начинать с самого начала» говорит Д.Штольц в связи с многочисленными сочинениями и работами # Книше предостерегает от потери ориентации в море критической литературы . Однако до 1975 года состояние исследованности творчества «полихистора» Понтера Грасса Г. Кельп-Кауфманн3, автор диссертации по грассовскому творчеству (вопросы взаимодействия литературы и политики), охарактеризовала как «безнадежное».
Отечественные исследования немногочисленны. Наиболее
фундаментальное из них - это диссертация Е,М.Крепак+, которая посвящена прозе Г-Грасса 70-х гг.(1987) и в которой среди других произведений этого периода анализируется «Встреча в Тельгте». Обзор творчества Грасса и наиболее важные вехи его биографии представлены в предисловии А. Карельского5 к сборнику «Кошки-мышки», Статья Р.Ф.Яшенькиной6 представляет интерес с точки зрения определения жанровой природы повести. Кроме того, есть ряд журнальных и газетных заметок, не заслуживающих внимания применительно к анализу «Встречи в Тельгте»7.
В определенном смысле можно говорить о необходимости жанрово-поэтологического анализа повести «Встреча в Тельгте» в контексте литературного процесса в Германии в 70 - 80-е гг. Традиционно «Встреча в Телыте» рассматривается в рамках грассовского творчества в целом, при чем довольно бегло (в сравнении с хрестоматийной «Данцигской трилогией» и монолитными объемными романами «Камбала», «Крысиха», «Широкое поле»).
Вместе с тем не существует на данный момент единого мнения по вопросу о том,_ насколько вписывается «Встреча, в Тельгте» в. западно-немецкую- и общенемецкую линию литературного развития. Так, Вернер Хофмайстер1 считает, что повесть на фоне преобладающей в 70-е гг. тенденции к психологизации внутренней жизни является «благотворно экстравертным» исключением. Антон Кретли, напротив, видит в исторической репрезентативности повести доказательство процесса литературного единения, который начинается уже в 70-е гг.
Вопрос определения жанровой природы «Встречи в Тельгте» тоже остается на сегодня открытым. В целом мнения можно поделить на две группы. Часть рецензентов склонна видеть в повести ввиду преобладания аллегорического начала своего рода «историзированную копию литературы Германии» периода конца Второй мировой войны и устанавливать определенные параллели между поэтами барокко и членами группы М7 (в основном это первые литературно-критические отклики на публикацию произведения)3. Профессиональные критики и литературоведы придерживаются мнения, что такой подход является несколько односторонним, хотя и не отрицают притчевости произведения. Так, Г.Формвег рассматривает «Встречу в Тельгте» как «примиряющую сказку», «ненавязчивую утопию»4, но не историческую повесть, С ним соглашается и X. Дитгбернер. По его мнению, Тельгте как место встречи поэтов-это некое «утопическое место», где литература первоначально обрела свое общественное значение и где находятся корни поэтики Грасса5. Основной термин, используемый исследователями при определении жанра «Встречи в Тельгте», -понятие фикции. При этом фикция рассматривается двояко: как соответствующий изображаемой эпохе вымысел и как «анахронизм» (М.Райх-Раницки). Вымышленная Грассом встреча абсурдна по своей сути, т.к. выступить с идеей организации подобного собрания в условиях Тридцатилетней
войны равнозначно добровольному признанию себя сумасшедшим (М.Райх-Раницки)1- Таким образом, «Встреча в Тельгте» - это «утопия,.обращенная в прошлое», «сказка о дружных поэтах». Противоречие вымысла фактам отмечает и А,Хаслингер, характеризуя повесть как «пример каузальной поэзии», историчность которой носит барочный характер и редуцирована до структурных гомологии с современностью . Подобные рассуждения мы находим у Кельп-Кауфман, Ремпе-Тимана (который видит в подобном структуралистском подходе мифологизацию истории в повести как форму возможного) и у Ноихауза- Последний считает, что «Встреча в Тельгте» - это попытка Грасса выдумать «более точные факты» и создать аисторичный контрпроект4- История как контристория в творчестве Грасса, согласно В.Фильцу, предполагает вымышленные и в определенной мере более точные факты, чем те, которые официально признаны. Таким образом автор может создать более динамичный образ истории5, чему способствует и грассовский метод изображения истории «снизу», по замечанию К.Штальбаума6. На соотношении исторической правды и вымысла фокусирует свое внимание также МДурцак. На примере художественного образа Гарсдерфера он делает вывод, что образ поэта изображен исторически достоверно. Сделанные Грассом добавления хотя и отражают поэтологическую позицию автора, тем не менее не противоречат аутентичной информации, а дополняют ее7.
Более однозначны определения жанра повести в работах отечественных исследователей, Р,Ф. Яшенькина характеризует «Встречу в Тельгте» как историческое произведение и видит в нем «говорящую историю», «жизненный поток», «само время», отмечая при этом, что историческая реконструкция не является самоцелью писателя . А.Карельский говорит о повести-притче, которая имеет «серьезные основания называться исторической» , Е.М.Крепак считает,
что до Г.Грасса исторического романа в ФРГ не было и что историческая тема -ось. грассовского творчества. Она отмечает_ также, изменения, классической. модели историзма во «Встрече в Тельгте», обусловленные пониманием истории Грассом. Обращение с историей автора свободно, даже произвольно: вымышленное тесно переплетается с документальным, официальная история растворяется в частных и бытовых историях. На основе этих наблюдений Е.МКрепак пишет о «приватизации» истории и «мнимом историзме».
Поэтому совершенно прав М-Дурцак, говоря об эстетической многомерности повести «Встреча в Тельгте»1. Существует масса расхожих толкований (Lesearten), преодолеть которые является не простой задачей для диссертационного исследования (в то же время «киига превосходно подходит для диссертационной темы» как авторитетно заявил Марсель Райх-Раницки) . Наряду с этим нужно отметить царящее среди критиков единодушие в том, что «Встреча в Тельгте», безусловно, одно из самых выдающихся мастерских произведений писателя, в котором он отказался от эпатажа и прочих свойственных ему провокаций- «Более миролюбиво Г.Грасс не писал никогда, это самая безобидная и добродушная из его книг»3.
Криста Вольф - писательница, которая уже с 1963 г. (год публикации «Расколотого неба») считается автором Германии. Несмотря на малый интерес читательской публики ФРГ в 50 — 60-е гг. к книжному рынку ГДР, её книги пользовались успехом в обоих немецких государствах. Возможно, потому, что техника повествования и постановка проблем хотя внешне и соответствовали намеченному «биттерфельдовскому пути», тем не менее воспринимались в официальных кругах Демократической Республики весьма критично4. Творчество Кристы Вольф всегда представляло интерес для исследований литературоведов как в ГДР, так и в ФРГ- Поэтому одной из задач современной литературной науки является анализ предшествующих этапов научных исследований. В 1995 п вышла в свет библиография критической литературы
под редакцией Хенк де Вильд, в которой работ только по интересуемой нас
повести_((Кассандра» более ста наименований ,
Публикация «Кассапдры»(1983) сразу вызвала как в Германии, так и за рубежом значительный отклик. Однако Стефани Риссе отмечает, что дискуссия вокруг произведения разгорелась еще до его появления и была вызвана лекциями, прочитанными Кристой Вольф в университете Франкфурта-на-Майне в 1982 г, Тираж книги был огромен, её называли «самой успешной книгой» Кристы Вольф у «культовой книгой целого поколения» . Р. Реннер давал прогноз, что «Кассандра» для Кристы Вольф означает конец авторства5, подобные ожидания связывают теперь с её новым романом «Медея» (1996)1 С публикацией «Медеи» появляется новая волна сравнительных интерпретаций «Кассандры»7, которая, по замечанию Кристины Фосс, и через 13 лет остается «необыкновенной книгой»8.
Среди традиционных публикаций в первую очередь необходимо назвать неоднократно переиздаваемый сборник «Text+Kritik». В четвертое9 издание вошли статьи и интервью, посвященные разным аспектам творчества Кристы Вольф. Большинство из них объединяет проблема статуса писательницы после политических событий 1990 г. и разгоревшегося так называемого «литературного спора». Этому вопросу посвящены статьи Х.Бёттигера «Угроза и приманка одновременно», X. Гидеон «Ногтевая муштра», Дитер Аккер «Что останется. Что лежит в основе моего государства и отчего оно погибнет», Томаса Вольфарта «Дикая бездна». В последних двух работах ставится вопрос о политической ангажированности Кристы Вольф, о нарастающем в 70 - 80-е гг. ощущении тупика с вопросом о том, как это повлияло на поэтику произведений данного периода, «Обращает на себя внимание, - пишет Д.Аккер, - что в творчестве К.Вольф последних лет (повестях «Нет места нигде», «Кассандра»,
«Что остается» и эссе) определяющим становится тип одинокой женщины,
предоставленной самой себе»1, Т.Вольфарт отмечает способность Кристы Вольф тонко воспринимать происходящее вокруг и говорит о двух способах
i реализации пережитого в её произведениях. Во-первых, это «сейсмографическая
точность» в фиксации исторической ситуации в её тенденциях (общественной и психологической приметой начала 80-х гг., по замечанию Т. Вольфарта, становится «настроение конца времени», которое положено в основу повести «Кассандра»). Во-вторых, несмотря на трезвое восприятие действительности, Криста Вольф не желает отказываться от идеального представления об общественном устройстве, положенном в основу социальной модели ГДР , Этим объясняются утопические настроения писательницы, которые нашли отражение
, в том же произведении («женщиной, которая верит в утопию», называет Кристу
Вольф Хельга Гребинг). Наблюдения ХВольфарта находят подтверждение в беседе Биаты Пинкернайль с Гюнтером де Бройном и Фритцем Раддатцом («Беседы о Кристе Вольф»), На вопрос Б. Пинкернайль о том, можно ли поставить произведения Кристы Вольф 70-80-х гг. в контекст немецкой традиции интроспекции (Innerlichkeit), для которой характерен уход от общественных проблем и погружение во внутренний мир отдельного человека, Г, де Еройн отвечает возражением, ибо, по его мнению, в такой формулировке недооценивается политический аспект творчества Кристы Вольф. Вместе с тем Где Бройн отмечал, что нельзя отрицать разочарования писательницы в политических идеалах, Ф.Раддатц видит в книгах этого периода «поворотный
пункт», «пробуждение», которые знаменуют собой попытку преодолеть
«искаженное мышление» ("verfuhrtes Denken")3. Об этом же пишет и Фрауке Майер-Гозан: «...с середины 70-х гг. утопические ценности, определяющие в текстах Кристы Вольф, приобретают наступательное ("offensiv") значение»4. Автор статьи считает необходимым отметить, что особенностью стиля Вольф является техника «поиска следов» ("Spurensuche"), т.е. реконструкция времени, настоящего или прошедшего, ориентированная на связь факта с опытом, непосредственное восприятие индивида. Эту особенность письма К.Вольф т Манфред Йегер обозначает категорией «субъективная аутентичность» (термин
Кристы Вольф), которую он определяет как путь к новым образам через опыт собственных переживаний1. Писать «от себя и о себе» — такой подход ведет к неразрешимому противоречию: всегда быть правдивым, даже в своих заблуждениях.
Наибольший интерес для данного исследования представляют статьи Хайнца-Петера Пройсера «Проекции и непонимания» и Ирены Хайдельберг-Леонард «Литература о женщинах - женская литература?»1, Хайдельберг-Леонард пишет о литературной практике и эстетической теории Кристы Вольф и видит исходную посылку писательницы в стремлении показать способы самореализации женщины, её борьбу за автономию и преодоление «женской "болезни" раскола», неизбежной в мужском обществе. Все героини Кристы Вольф не идут дальше «феминистической фазы протеста», т.к. путь к себе для них возможен только через «технику умерщвления». Даже Кассандра не смогла преодолеть противоречия мысли и чувства. Мысль о матриархате побеждает чувство к Энею. Кассандра предпочитает смерть и становится «классической героиней». И.Хайдельберг-Леонард заключает: «Общественная рамка остается той же, меняется только картина:, на место "скота Ахилла" встает Кассандра». Исключение составляет, пожалуй, Каролина Гюндероде - романтическая писательница (1780-1806), - которой Криста Вольф посветила эссе и рассказ и творчество которой является, по мнению Кристы Вольф, прообразом творческого пути Иигеборг Бахмйнн (австрийская поэтесса и прозаик, 1926-л 1973)3. К критическому материалу относится также статья Х.П. Пройсера «Проекции и непонимания», в которой автор критикует не столько само произведение, сколько западных рецензентов, упрекая их в проекции собственных интересов на текст и в почти намеренном непонимании «Кассандры», что делает возможным включение текста в современный дискурс. Таким образом, по утверждению Пройсера, традиционная критика сосредоточила внимание на несуществующих, примыслепных аспектах повести. Не хменее резкие упреки звучат в адрес Кристы Вольф. Во-первых, это редукционизм повести и её автора в сравнении с заявленной в «Предпосылках» программой- Во-вторых, «Кассандра» объявляется «редким случаем работы по справочному пособию», его адаптацией для художественного чтения. Однако и
сам автор статьи не до конца последователен. Если повесть является «резервуаром» для интерпретаций, то остаётся непонятным, почему он настаивает на прочтении произведения как попытки Кристы Вольф «узаконить романтически-консервативный социализм», плавно сменяемый феминизмом1.
Отправной точкой для любого исследователя творчества Кристы Вольф является сборник статей «Память о будущем» , который был издан Вольфрамом Маузером в 19S5 г, с целью представить разные подходы к творчеству Кристы Вольф. Большинство предлагаемых в нем публикаций посвящены «Кассандре», при анализе которой авторы используют разные методологические подходы: историко-ориентированный, дискурсионный, психологический,
структуралистский- Проблемы языка и стиля выходят на первый план в работах Ирмгард Рёблинг и Герхарда Нойманна . О глубоком проникновении в языковые пласты, о роли языка в процессах формирования и расщепления личности пишет Ирмгард Рёблинг. Герхард Нойманн видит в археологии голоса Кассандры реализацию языка, альтернативного стандартной логике разума. Основным принципом реконструкции мифологически далекого прошлого в «Кассандре», по мнению ПНойманна, является восстановление картины чувственного опыта, языка тела. Языковые аспекты тесно связаны с психологическим дискурсом, В статье Рольфа Гюнтера Реннера4 рассматриваются принципы работы над мифологическим проектом «Кассандра» сопоставительно с методами Т.Манна и П.Хандкс, Оценка Реннером психологизации мифа в повести звучит критично:: «взрывной потенциал» мифологического образа Кассандры редуцируется «психологическими константами», с которыми работает Криста Вольф. История троянской царевны превращается в историю молчания, лишенную утопической силы. Бернхард Грайнер5 исследует психологизм содержания в повести «Кассандра». Он выдвигает тезис о том, что основополагающий метод творчества Кристы Вольф направлен на «потрясение инстанции «я" . Анализ этой структуры позволяет вскрыть тесную психологическую связь между Кристой Вольф и ее героинями и установить, что сложное взаимодействие сознательного и бессознательного в кризисе личности ведет к расширению
границ знания человека о себе (например, статья Кристель Цальманн «Образы детства - проза на грани сознания»1). Шок или глубокое потрясение является исходной точкой для работы памяти и становления автономного субъекта, а значит, и повествования, считает Гутьяр Ортруд . Путь к себе становится возможен через воспоминание, вскрытие неосуществленных вариантов прошлого. Такая «траектория повествования» требует «незакрытого исторического контекста», понимания взаимопроникновения временных пластов,.поэтому Криста Вольф выбирает образы из прошлого, у которых было отобрано слово, и возвращает им голос, О новой перспективе повествования Кристы Вольф пишет и Ютта Маркс : это рассказ с точки зрения побежденных н проигравших как поиск нереализованных возможностей истории. Интерес к неосуществленным альтернативам диктуется, по мнению Вольфрама Маузера4, радикальным неприятием героинями Кристы Вольф традиционных форм жизни как нежизнеспособных, поэтому «немецкие биографии» превращаются в «немецкие виды смерти» (Генрих Клейст, Каролина фон Гюндероде, Ингеборг Бахманн). Привлечь читательское внимание, традиционно ориентированное на официальную историю» к субъективно переживаемым историям, которые зачастую не совпадают с официальными выводами, и показать, что историю делают не факты; вымысел иногда оказывается более правдивым, - в этом видит историческое значение произведений Кристы Вольф Хайнц-Дитер Вебер5 (автор анализирует поэтологические особенности воплощения вымысла, прослеживает в творчестве Кристы Вольф традицию Р.Музиля и Ф. Достоевского). Какие бы проблемы ни рассматривалась в статьях авторов данного сборника, все они могут быть объединены мыслью Генриха Мора : творчество Кристы Вольф для читательской публики и литературоведов — это одновременно знаменатель и реакция на современные события.
Тесная взаимосвязь истории и современности лежит в основе интереса Кристы Вольф к мифу - это сквозной тезис Сони Хицингер в разделе её монографии, посвященном повести «Кассандра»7. Её автор вслед за Кристой
Вольф видит в мифе большой критический потенциал и попытку плюрализации возможностей познания, необходимую для преодоления искажений рационализма Просвещения, Т.Хёрнигк пишет о том, что сама историческая ситуация 70-80-х п\ - ощущение близости атомной катастрофы - как бы «подталкивает» писательницу к мифу. Таким образом, обращение к истории следует рассматривать не как бегство от действительности, а как «взгляд вперед». Генезис мифа и истории делает повесть своего рода исследованием возможностей для действий отдельного человека.
Для Т.Хёрнигк «Кассандра» - попытка реализовать эстетическую стратегию, альтернативную традиционной — аристотелевской, — «эстетику противостояния» (П.Вайс). Эту поэтическую способность Кристы Вольф ХДиттвернер называет ее «вторым искусством» - способность идти непроторенными путями в самые глубины внутреннего мира человека, опираясь на потенциал аутентичного опыта, который способен взорвать любые догмы2.
«Это книга о настоящем», - утверждает Шоро Пак ; он полагает, что Криста Вольф использует миф для анализа современных проблем. Поэтому ILL Пак рассматривает «Кассандру» как повесть-миф, в основу которой положены утопическая модель и поворотный исторический момент. Б-Шулер4 ставит на первый план аллегоризм повествования. Она считает, что миф помогает автору «Кассандры» вскрыть познавательный потенциал, заложенный в действительности. Это попытка «новой прозьо овладеть «новой действительностью», которая оказывается утопичной. Константные элементы, характерные для древних мифов и современной истории, позволяют прочитать повесть как «психограмму истории возникновения власти». Обращение к далекому прошлому и его анализ необходим для определения перспектив развития будущего.
Уже в 1986 г, С.Риссе заявляет в своей работе5 о попытке анализа «Кассандры» без политической подоплеки, т.к. сама тематика произведения взрывает узкие политические границы. По мнению С. Риссе, обращение к мифу
К.Вольф нужно рассматривать как знак времени — кризис рационального мышления, ревизию духовной традиции Европы, Поэтому «Кассандра» — это поиск истоков женской истории и попытка переосмыслить её нереальное, неисторическое современное существование по требованию «моральной памяти».
Ф. Церциньяни1 исследует в своей монографин категории бытия и геройства в произведениях К. Вольф «Расколотое небо» и «Кассандра», главное сходство которых он видит в самопожертвовании главных героинь. Такой выбор интерпретируется автором монографии как становление нового героического культа - абсолютная верность идеалу, которая требует личной жертвы. Новая героиня Кассандра являет пример для возможных последователей, это и составляет её надежду и основу концепции героического понимания бытия, -так заключает свои рассуждения Ф.Церциньяни.
Исследование Б.Розер2 также носит компаративный характер: в нем сравниваются два мифологических проекта Кристы Вольф tf Кассандра» и «Медея». Б.Розер стремится проследить изменения в поэтике писательницы, рассматривая оба произведения как «параллели», и делает вывод, что. «вольфовское понимание мифа» остается неизменным. Это мнение разделяет и К. Фосс3: В «Медее» мифологическая концепция Кристы Вольф не получает дальнейшего развития, роман «Медея» мог бы быть «необыкновенной книгой, если бы не было «Кассандры». Тем не менее К. Фосс считает важным проанализировать «Кассандру» и «Медею» в синхронии, т.к. оба произведения являются зашифрованным пониманием Кристы Вольф ситуации в Германии до и после её объединения, и такой исследовательский подход дает возможность искать ответы на самые актуальные вопросы времени. Отмечая многочисленность критических работ по творчеству К. Вольф и повести «Кассандра» в том числе, Р.Николаи4 видит свою задачу не в очередной интерпретации повести, а в разборе «Кассандры», который должен помочь понять произведение, т.е. в дидактизации повести с рецепционно-исторической
точки зрения- Особое внимание обращает Р.Николаи на двойную хронологию и «пол и валентность повести-сетки», её открытый характер, что связано с особой манерой письма Кристы Вольф, которое она сама называет «женским письмом».
Щ В отечественной литературной критике повесть Кристы Вольф «Кассандра»
вызвала заслуженный интерес. В 90-е гг. творчество Кристы Вольф стало предметом диссертационных исследований. ПА. Гуров исследует соотношение истории и современности в художественном мире писательницы в обозначенный период1. В результате анализа повестей «Нет места. Нигде», «Кассандра», Франкфуртских лекций и эссе о женщинах романтической эпохи автор диссертации обнаруживает в прозе Кристы Вольф 70 - 80-х гг. приметы мифотворческого мышления, которые, на его взгляд, являются результатом U, критического неприятия современной культуры и мышления. Исследованию
жанровой природы повести «Кассандра» посвящена диссертация Б.Д, Вреде2, в которой написание повести рассматривается как движение к новому мифу. Размышления автора вышеназванной диссертации (1998) перекликаются с идеями статьи Р.Ф. Яшенькиной, опубликованной ещё в 1988 г.3, которая обращает внимание на сложную жанровую природу повести. По определению Р.Ф- Яшенькиной «Кассандра» — это «историческое повествование философской, притчево-интеллектуальной и одновременно социально-политической направленности», повесть-миф, в которой миф является «языковым способом постижения прошлого» и дает выход на новый характер" художественного времени. Исследуя повое в особенностях хронотопа
де литературы XX в., Н.С. Лейтес обращается к повести Кристы Вольф
«Кассандра» как к примеру художественной реализации целостного времени и взаимодействия исторически-конкретного изображения с вечными образами. Г,С. Руцкая исследует проблемы трагического в произведении с мифологическим стержнем, в котором писательница осовременила прошлое . Основная жанровоопределяющая и задающая эмоционально-оценочный тон
тема «Кассандры» это тема нравственности. Нравственный абсолютизм героини дает основание для трактовки её образа как трагического.
Спектр интерпретаций повести Кристы Вольф «Кассандра» кажется необозримым. Предпринятая попытка их охвата и анализа убеждает в том, что
наиболее актуальной является проблема определения жанра.
Стефан Гейм - неудобный и противоречивый представитель литературы ГДР. Его имя хорошо известно, известность эта приобрела ореол скандальности после публикации Геймом в ФРГ романа «Пять днейЕ в июне» о берлинских событиях 17 июня 1953 г. Последующие свои произведения писатель был также вынужден публиковать в Западной Германии и платить за это в ГДР штрафы за нарушение закона о валюте. Эта ситуация неоднократно служила для западных \ рецензентов поводом для острых политических шуток об экономических
методах ГДР, а для правительства ГДР поводом для репрессивных мер, направленных против строптивого автора (запрет на публикации произведений, написанных после 1960, и исключение из союза писателей в 1976).
В связи с данным положением писателя в ГДР был предпринят сходный ряд аналогичных мер и в Советском Союзе: после 1961 г. его произведения больше не издаются, а имя его практически обходится молчанием1. Таким образом, до 90-х гг. Стефан Гейм являлся автором, творчество которого интересовало, пожалуй, только германистов (интерес этот, однако, не имел широкого резонанса). Ситуация, возможно, несколько изменилась с публикацией перевода его романа «Книга царя Давида» (1972) в «Иностранной литературе» в 1990 г, и Щ с последующим выходом в свет перевода романа «Агасфер» (1981) в 1994 г2.
Этот пробел в отечественной истории немецкой литературы существует до сих пор, что позволяет говорить об особой актуальности исследования творчества Стефана Гейма, В данной работе будут рассмотрены романы «Книга царя Давида» и «Агасфер» с целью внесения корректив в существующие представления об истории литературы ГДР и жанрово-типологической характеристики исторических повествований.
Исследованность геймовского творчества в Германии также не может быть
признана удовлетворительной. Для большинства работ и рецензий характерен односторонний подход. Основой акцент критики делают на политическом аспекте произведений (исключение, пожалуй, составляет Вальтер Дитрих, его как специалиста по Ветхому Завету интересует прежде всего вопрос о степени соответствия хмифологической основы романа библейской легенде) . Кроме того, считается, что произведения СГейма не самый интересный материал для литературоведческого исследования.
Такой взгляд закрепился с легкой руки РЛС Цахау, автора диссертации (1978) и монографии о Стефане Гейме(1982) , В монографии он пишет, что Стефана Гейма не особенно интересуют эстетические категории, для него первоочередным является содержание, которое «пребывает в сфере не интересной для литературоведения». Ещё одна более ранняя диссертация Отто Ернста (1965) - политическое «свидетельство холодной войны» - посвящена вопросам полемики СГейма с фашизмом, милитаризмом и капитализмом на образном уровне его романов. Наибольший интерес представляют две диссертации, посвященные роману «Агасфер»; «Поэтизация как критика. Новое воплощение образа Вечного жида в романе СГейма» Х.-П.Эккера (1987); «Образ Христа в современной немецкой прозе» Х.С.Кима (1994)4. Ханс-Петер Эккер также отмечает малоисследованность геймовского творчества и незаслуженную предвзятость критики. Эккер считает одной из своих зада", показать, что эстетический уровень «Агасфера» соответствует самым притязательным вкусам. Он полагает, что будет пересмотрено место писателя и истории немецкой литературы .
Вальтер Дитрих анализирует библейскую основу романа «Книга царя Давида» (1972) и определяет метод Гейма как метод фактической деструкции, а жанр произведения характеризует как «библейско-исторический политический
роман». Сатирический аспект романа подчеркивает Кристиане Бонерт и анализирует сатиру как «структурируемую текстовую систему»2. «Сатирическим памфлетом-притчей» в духе Вольтера или Гуцкова называет
Щ роман Р.Михаелис, который считает, что библейская легенда — это только
«маскирующая драпировка» политической аллегории «одной революции», не скрывающая тем не менее автобиографического тона. «Лингвосатирическая мимикрия» не мешает определить жанр «Книги». Это политический роман о художнике3. Марсель Райх-Раницки в своей рецензии, не затрудняя себя определением жанра, категорически отрицает историчность романа4. Во-первых, он сомневается в необходимости современного исторического романа, а во- вторых, указывая на малолитературный характер геймовской прозы, отмечает, II что история для Гейма — это просто «упаковка» современных критических
прогнозов, Р.К,Цахау пишет о «псевдоисторическом» романе Гейма, главная тема которого — избранность писателя богом и протест против политической опеки литературы . Общий негативный тон откликов и рецензий смягчается статьей Генриха Бёлля6 и компенсируется монографией Михаила Шедлиха7, Бёлль видит в романе «апокрифическое продолжение библии», в котором содержится ответ на вопрос: почему писатели всегда доставляют неприятности. Шедлих называет Гейма человеком, «высокого духа» и «гражданского мужества»; он пишет, что его роман — «великий интеллектуальный исторический роман», «кульминация творчества» Стефана Гейма. Такая рецензия появилась после публикации романа в ГДР в 1978 г. - с опозданием в
$ шесть лет.
Более объективные оценки в западной критике вызвал выход в свет романа «Агасфер» (1981) в мюнхенском издательстве «С. Bertelsmann». Отзывы большей частью неоднозначны, но о недостатках говорится редко. Грегор- Деллин э например, сравнивает грандиозный замысел «Агасфера» с
«тематической анемией современных романов» и отдает должное выбору
материала и философской глубине его обработки, И хотя он считает роман в целом удачным, несмотря на рискованный эксперимент Гейма с образом Агасфера, он не обходит критикой художественный метод автора и его стилистические имитации изображаемых эпох. Петере Юрген считает, что С. Гейм находится под сильным влиянием принципа иллюстративности, характерного для литературы соцреализма, и объясняет этот факт ориентированностью автора на восточно-немецкого читателя2- Несмотря на «развлекательность и поучительность», считает ПЮрген, «Агасфер» проигрывает из-за нежелания автора оставить некоторые вопросы открытыми (весьма спорное, на наш взгляд, утверждение, которое как-то не вяжется с финалом произведения), Иохим Кайзер уже в заглавии своей статьи объявляет роман «неудачей» и объясняет это «огромной честолюбивой претензией» писателя. Традиционны критика языковой стороны и сравнение с «мастерскими» стилистическими имитациями Ветхого Завета у Т.Манна и стиля барокко у Г.Грасса. И.Кайзер оценивает работу Гейма как «кустарную художественность». Этими рецензиями мелкие «пощипывания» критики, пожалуй, и ограничиваются.
Так, Петер Павлик4 особо подчеркивает жанровую комплексность «Агасфера»: «скорее можно сказать, чем эта книга не является, чем то, что она есть» - и определяет произведение как «роман воззрения и мнения», который, вероятно, замышлялся Геймом как эссе, но для представления своих размышлений и прогнозов автор решил использовать романную форму- В целом речь идет о предстоящей гибели человечества, т.к. мир ни в коем случае «не протянет долго» при настоящем положении дел. С этим определением соглашается Г, Шаде , который за «игрой со многими масками» видит страдания автора из-за несовершенства человечества» Тем не менее, по Шаде, нельзя говорить об «Агасфере» как об историческом романе. Юрек Беккер в статье, опубликованной в журнале «Шпигель»6, дает развернутый анализ романной структуры «Агасфера» и полагает, что произведение представляет собой опровержение сомнений, высказанных Анной Зегерс по поводу возможности
создания в современной литературе образа дьявола, который можно было бы сравнить с образами, созданными Т. Манном или Ф. Достоевским. Хей-Сук Ким, автор диссертации об образе Христа в современной немецкой литературе, считает, что перед нами исторический роман социокритичесой направленности в котором С-Гейм протестует против христианского принципа смирения и отстаивает принцип бунта, критикуя установленный порядок, т.к. «овца, которая дает сожрать себя, укрепляет тем самым порядок волков» (Люцифер) . Ханс-Петер Эккер анализирует роман с точки зрения соотношения истории, мифа и поэзии, которое составляет особенность «Агасфера» - как произведения глубоко критической направленности (Эккер даже определяет роман как «апологию критики»). Цель автора, по мнению Эккера, привести читателя в состояние «когнитивного диссонанса», чтобы заставить его таким образом заново переоценить сложившиеся моральные и познавательные установки, В статье отечественного литературоведа Г. Ишимбаевой , посвященной роману «Агасфер» - «постмодернистской притче о конце века», травестия гетевской фаустианской темы рассматривается как черта современного постмодернистского романа, который не оставляет от прежних содержательных категорий камня на камне Очевидно, что в.литературной критике и современных исследованиях не существует единого подхода к определению жанра исторических произведений,. С одной стороны, это объясняется сложной жанровой природой произведений XX в.} с другой, — спецификой немецких исторических произведений в целом.
На основании данных наблюдений в диссертационном исследовании выдвигается гипотеза о специфическом философском измерении немецкой исторической прозы 1970-1980-х гг. Гипотеза была апробирована автором работы в лекционном курсе «История немецкой литературы после 1945 года», предназначенном для студентов Пермского госуниверситета специальности «Лингвистика. Межкультурная коммуникация» (III—IV курсы). Анализ исторических произведений 1970-80-х гг. органично вписался в семинарские занятия по данному периоду.
В апреле 2001 г. автор диссертации приняла участие в семинаре (который имел большое значение в формировании диссертационной концепции) «Немецкая документальная литература - литературные свидетельства разных лет XX века», проводимом на базе Гете-института г. Москвы референтом из Иенского университета (Германия), доктором Региной Вернер. Опубликован также ряд работ, связанных с темой диссертационного исследования:
1. Повесть Понтера Грасса «Встреча в Тельгте»: особенности исторической реконструкции и пафос повествования/ТПроблемы метода и поэтики в зарубежных литературах: Межву.сб.науч.тр. Пермь, 2003- С. 89-105.
2. Немецкая историческая проза 70-80-х гг. XX века//Традиции и взаимодействия в мировой литературе: Межвухбліауч.тр./ Перм.ун-т, Пермь, 2004. С. 169-175,
3. Миф как метаязык литературы XX века (новая волна ремифологизации в немецкой литературе 70-80-х гг.)//Изменяюіцийся языковой мир: Тез,докл. междунар.науч.конф./Перм.ун-т. Пермь, 2001, С, 36-39.
4. Ситуация на стыке культур в повести К.Вольф «Кассандра» // Зарубежная литература: проблемы изучения и преподавания: Межвуз.сб, науч.тр./ Вятский ун-т, Киров, 2005- С. 183-188.
5. Исторические романы Стефана Гейма «Книга царя Давида», «Агасфер»: демифологизация истории и историческая рефлексия//Филологические заметки: Межвуз.сб,науч.тр. / Перм, ун-т; Ун-т в Любляне. Пермь, 2005, ВыпА Дб п.л, (в печати).
Структура и объем диссертации: диссертация состоит из Введения, трех глав и Заключения, Список использованной литературы включает в себя 190 наименований.
Немецкая историческая проза 1970-80-х гг. в историко-литературном контексте
Историческая проза — особое явление в мировой литературе. Ее становление традиционно связывают с историческим романом Вальтера Скотта и относят к 10 - 20-м гг. XIX в. Это был период формирования наций, именно в это время складывался новый подход к изучению истории. История рассматривается теперь как структурно-сложное явление: между прошлым, настоящим и будущим устанавливаются закономерные отношения преемственности, настоящее понимается как этап схождения прошлого и будущего. Прошлое теперь - не просто история человеческих ошибок и «презренных заблуждений», как считали просветители, а необходимый этап исторического развития. Познавательный интерес к изучению прошлого, который разбудил в своих современниках В.Скотт, позволил осознать бесконечное разнообразие человеческой истории, понять прошлое как основу, в которой «корни нашей жизни», с которой мы должны сохранять связь, «если хотим не бесследно исчезнуть, а внести свой вклад в бытие человека»1. «Исторический роман Скотта был крупным общественным и нравственным актом, и только потому он с такой силой захватил воображение и сердца целого поколения» . Творчество Скотта способствовало в Англии окончательному формированию новой эстетики «правдоподобия», «подготовило почву для возникновения в 1840-х гг. английского политического романа, заложив многие его идейно-художественные и структурные гены». Повышенный интерес к историческим сочинениям во Франции Стендаль объяснял в первую очередь влиянием В.Скотта. Французская историография взяла за основу его исторический метод. Бальзак считал Скотта одним из своих «учителей» и, развивая его метод, применял его к изображению современности. Большой интерес вызвало творчество В.Скотта и у русских писателей (А.С. Пушкин, В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов). Его исторические романы «побудили американских писателей искать сюжеты для художественных произведений в АЬ отечественной истории».
Принцип историзма как осознанное отношение к особенностям исторического времени утверждается в немецкой литературе в период романтизма. Если йенские романтики выступают как историки культуры и искусств, то в период позднего романтизма на первый план выходит проблема отношения индивида к нации и методы воссоздания исторического колорита. Размышления о движущих силах истории, независящих от человека, носят, скорее, интуитивный характер. Метод В. Скотта, основополагающий в мировой исторической прозе XIX в., не нашел среди немецких романтиков серьезного отклика. Исторические повествования немецких романтиков Г.Гейне сравнивал с «ткаными обоями» и видел в них «одну лишь пеструю поверхность» скучной «средневековой ветоши».
«Местные качества элементов» не особенно интересовали йенских романтиков; осознанное соотношение «красок» и «места» проявляется только в позднем романтизме2. Становление исторического жанра в Германии начинается с гейдельбергских романтиков. Однако быт и описания людей - «густейший жанризм» их произведений (Н.Я. Берковский) - не подчинены, как у Скотта, историческому времени. Нельзя не согласиться с Гейне в том, что у гейдельбержцев преобладает декоративность антикварного романа. Анализируя, произведения Новалиса, Брентано, Арнима, Гауфа, Н.Я. Берковский отмечает, что, пожалуй, только в поэтической драме Брентано «Основание Праги» (1814) за исторической декорацией проглядывает подлинно исторический мир, сохраняющий связь со стихией движения и творчества3. Он подчеркивает, что бытовая деталь, реальные исторические лица «цементируют» конкретность изображаемого, «заражают» произведение историческим реализмом, но не переплавляются в целостную и последовательную историческую концепцию истории. При этом Н.Я. Берковский видит заслугу гейдельбержцев в разработке национально-исторической проблематики («Изабелла Египетская», «Стражи короны», «Хозяева майората» Арнима, «Лихтенштейн» Гауффа). Однако поэтика исторического (повышенный интерес к «субстанции народной жизни», идеализация патриархального уклада в Германии XV-XVII вв., противопоставление прошлого и настоящего, использование фольклорных мотивов как средства художественного познания действительности) в произведениях поздних романтиков принимает, на его взгляд, форму «фольклора цивилизации», который в большей степени соответствует фольклору барокко1. Более последовательное воплощение историзма в немецкой литературе прослеживается только во второй половине XIX в. Этот процесс связан с именами Гейне, Раабе, Фонтане. Немецкий исторический роман второй половины XIX в. представлен именами Риля, Шеффеля, Фрейтага, Хезекиля, Мюльбаха и Мейера, творчество которых повлияло на формирование культурно-исторического «профессорского» романа Г.Эберса и Ф.Дана. Историческая концепция авторов «профессорских» романов позволяет рассматривать их как разновидность «романа культуры» . Национальная специфика исторической прозы позволяет говорить о разных её вариантах в немецкоязычной литературе: немецкий, швейцарский (Г. Келлер, К.Ф. Мейер), австрийский (А. Штифтер, Ф. Грильпарцер, Ф. Верфель, М.Брод, Й. Рот).
Если немецкий роман становится «явлением мировой культуры» (Г.Манн) только на рубеже веков, то расцвет исторического романа в Германии приходится на 20 - 30-е гг. XX в. Это было время поиска новых художественных средств, способных отразить сложный кризисный характер времени, — происходит последовательная интеллектуализация прозы. Об этом поиске Н.С. Павлова пишет: «Разными способами литература пыталась нащупать и обнажить закономерности истории. Поиски смысла истории стали восприниматься к 1923-24 гг. как насущная задача не только научного или философского анализа, но и художественного творчества»4. Эту точку зрения разделяют СВ. Тураев и И.М. Фрадкин и обосновывают причины возросшей популярности исторического жанра. Время поставило «множество трудных вопросов. Чтобы решить их или, по крайней мере, наметить это решение, надо было обрести исторический взгляд на события последних лет, осмыслить их как звено в цепи больших исторических процессов. С этим и связан расцвет исторического романа в 30-е гг., что отнюдь не означало ухода от жгучих проблем современности» . Роман исторических аналогий (Л.Фейхтвангер, Г.Манн, С.Цвейг) тяготеет к условно-историческому типу, его не редко определяют как разновидность интеллектуального романа2. В исторической условности романов Л.Фейхтвангера И.М. Фрадкин видит стилевую примету интеллектуального романа первой половины XX в. В 20-е гг. «в творчестве ряда писателей отмечается стремление предельно сократить путь от наблюдения конкретных, выступающих в пластических формах явлений действительности к абстракции выводов и обобщений. В связи с этим1, сюжетным ситуациям придается часто философско-иносказательный характер, индивидуальные образы обретают второе эстетическое бытие в качестве выражения тех или иных политических и культурно-исторических понятий. Вся полнота философского содержания сюжета часто раскрывается через его соотнесенность с известными событиями истории, мифами или классическими сюжетами из литературы прошлого. Непосредственное содержание является моделью некоего подразумеваемого, более общего содержания. Параболичность, аллегоризм, двуплановость, условность становятся важными стилеобразующими элементами реалистического метода».
Повесть Кристы Вольф «Кассандра»: голоса истории и историческая рефлексия
Задача, которую поставила перед собой Криста Вольф, требует особого подхода к материалу. На примере Кассандры Криста Вольф хотела показать историю превращения женщины в «объект». Её исследовательский взгляд направлен на женскую историю вообще, на неизбежные последствия существования женщины в условиях патриархата. Главный недостаток патриархальных структур, по мнению писательницы, заключается в однобоком подходе к человеку. Зацикленность на непременно успешном результате -победе - искривляет жизнь человека, превращает её в объект. Гомеровская поэма о битве героев, победе и поражении заставляет «скучать» Кристу Вольф, так как основу гомеровского повествования составляет одноуровневый принцип построения фабулы. Линейное повествование с последовательным «препарированием» изображаемого в композиционных и исследовательских целях есть, таким образом, не что иное, как закрытость автора многообразию явлений - превращение их в объект, - так рассуждает К.Вольф.
Эстетический тезис Кристы Вольф, постулируемый уже в эссе «Чтение и письмо», а также и в «Предпосылках одной повести», утверждает необходимость создания повествовательной техники, которая не требует дистанции и отстраненности между изображаемым и изображающим. Такой подход позволяет распутать почти неразъединимые связи и переплетения разных элементов целого (процесса развития например), понять их и по возможности изменить. Криста Вольф называет такой метод «субъективной аутентичностью», он неизбежно ведет писателя к самоисследованию, к проникновению в самые глубокие слои психики. Автор вводит в текст свое «четвертое измерение». Субъективные процессы оказываются тесно связанными со временем, внутренняя история с внешней. Перекрещение этих «нитей» дает «плетение» - «произведение-сетку». Его отличительными признаками являются: 1) демонстрация узора, возникающего за счет одновременного переплетения нитей, хронология объявляется фикцией; 2) «открытость» текста произведения. Криста Вольф называет такую технику повествования «женским письмом». Предложенное определение не указывает, однако, на женское авторство. Примеры «женского письма» Криста Вольф находит и у Гёте, и у Бюхнера. Первостепенно важным оказывается сам подход — бережное отношение к изображаемому, показ явления в его многообразии и противоречивости. Самым ярким примером «грамматики многократных одновременных отношений» Криста Вольф считает творчество Ингеборг Бахманн.
В «Предпосылках одной повести» писательница не только комментирует процесс возникновения произведения, воссоздает ассоциативную творческую «паутину», но и подробно говорит также о том, какой бы она хотела видеть «Кассандру». Сослагательность в данном случае неизбежна. В литературе о творческом процессе много и неоднократно писалось о непредсказуемом факторе в творчестве, когда материал становится в некотором роде самостоятельным и своей смысловой энергией уводит писателя в сторону от первоначального замысла1. Поэтому критика, подробно разбирающая непоследовательность Кристы Вольф - расхождения между посылками и конечным результатом, - нас не особенно интересует2. Значимым для данного исследования является — определить, что именно удалось писательнице и какими средствами это было достигнуто.
Перед нами мифотворческий проект: моделирование истории на мифологической основе. Криста Вольф, следуя своей концепции «плетения», преломляет общественную историю в индивидуальной, показывает диалектику объективного и субъективного. Форма повествования - монолог-воспоминание — позволяет обнаружить множество узоров «одновременного многократного переплетения отношений».
1. Используемый материал является очень разнородным. Во-первых, это обусловлено множеством мифологических версий, которые Криста Вольф привлекает в процессе создания произведения . Во-вторых, авторский вымысел включает не только новые образы (Андрон и дворцовая стража, Эвмел, Пантой), но и новые сюжетные ходы (языковая война, восхождение Эвмела, отношения между Энеем и Кассандрой, Андроном и Поликсеной). Вся история Кассандры -её путь от любимой дочери царя к обществу на Скамандре, и само общество в пещерах — плод авторской фантазии, опирающейся, разумеется, на различные археологические и исторические данные.
2. Временной план. В повести интересно переплетаются несколько временных пластов: время воспоминания, время воспоминаемого и время автора-медиума. Авторское время образует повествовательную рамку. Время воспоминаемого, по мнению Р.Николаи, образует двойную хронологию: турбулентность процесса воспоминания, с одной стороны, и хронологическая последовательность событий - с другой.
3. Повествовательный план. Монологическое высказывание при ближайшем рассмотрении оказывается полилогом. В поток воспоминаний Кассандры вплетаются её обращения к «вспоминаемым» образам, вставляются диалоги, реплики других персонажей вкрапляются в речь Кассандры как несобственно-прямая речь.
4. Топографическая основа повествования определяется противопоставлением двух миров: «мира пещер» и «мира крепости».
5. Сюжетно-ситуативный ряд определяется поливалентностью образов и ситуаций. В воспоминаниях Кассандры сложные взаимоотношения людей, которые обусловлены психологическими, социальными, экономическими факторами, не сглаживаются. Образы Энея и Гекубы в воспоминаниях Кассандры до конца не проясняются. Ряд ситуаций получает двойную интерпретацию (цель и результат экспедиций в Грецию, похищение Тесионы и Елены). История Кассандры - центральная сюжетная линия - может быть прочитана и как история индивидуально-психологического развития женщины, , и как метафора истории человечества.
Деструкция библейского мифа и демифологизация истории в романе Стефана Гейма «Книга царя Давида»
Популярность Стефана Гейма как яркой незаурядной личности сомнений не вызывает. К сожалению, литературное творчество С.Гейма не пользуется той же популярностью среди читателей и критиков. Весьма вероятно, что в немецкоязычной литературной критике нередко происходит подмена одного понятия другим. Принято считать, что литературное кредо Стефана Гейма -политическая критика и сатира, его произведения - «дискуссионная литература» , создаваемая из диалога и ради диалога. Политическая ангажированнность писателя мешала западногерманским критикам по достоинству оценить литературное качество геймовской прозы.
Для Западной Германии произведения С.Гейма стали интересны благодаря политической критике и «расчетам» с социалистической системой. Основные поэтологические черты прозы С. Гейма Р. Цахау сформулировал следующим образом: 1) «грубо очерченное действие», 2) «неожиданная кульминация» и 3) «неотшлифованные литературные формы» . В общем и целом ему вторят М.Райх-Раницки, М.Рольф и К. Бонерт. В бывшей ГДР политическая откровенность и критичность С.Гейма мешала настолько, что в 60-70-е гг. геймовские произведения находились под негласным запретом для публикации. В 1979 его исключают из союза писателей.
После объединения Германии литературная общественность «реабилитировала» имя писателя, однако в связи с литературным спором и полной перестройкой литературного рынка экс-ГДР творчество С.Гейма так и осталось под грузом клише и штампов.
За «Книгой царя Давида» (после публикации романа в ФРГ в 1972 г. и в ГДР в 1978 г.) закрепилось определение «кульминационной точки» творчества С. Гейма. После выхода в свет этой книги в ФРГ имя С. Гейма стало известно широкой читательской публике. Прочтение романа, однако ограничилось прочтением одного уровня конфликта - политического, -который связан с тремя основными образами романа: Давидом — Ефаном — Соломоном. Для западногерманской критики интерес представляло видение Давида Ефаном, эта сюжетная линия интерпретировалась как критика автором сталинизма и ленинизма и критика деформации марксистской теории. Восточно-германские исследователи освещали другую сторону того же самого конфликта — судьбу писателя, находящегося под давлением государственного резона. Такой подход соответствовал настроениям восточно-немецкой художественной интеллигенции в 70-е гг. и удачно вписывался в контекст целого массива прозы о художниках XIX в.
Однако такой подход ориентирует читательское восприятие на самые близкие примеры из истории. Смысловой объем текста не укладывается в заведомо узкие рамки. Исторический роман, в основу которого положен миф, «сопротивляется» только соотнесению по аналогии с близкой или более отдаленной исторической ситуацией; не исключая подобия, он вбирает в себя всю историю человечества. В широком смысле история восхождения и царствования Давида - это история на стыке времен, нового и старого. «Книга царя Давида» — роман о проблемах истореписания, великих личностях и маленьких людях в истории, искателях правды и трусливых храбрецах, которые осознают свою несвоевременность, но не могут жить вопреки своему мироощущению. Как правило, такая доля выпадает художникам, в этом смысле «Книга царя Давида» - роман о художнике и его восприятии истории.
С.Гейм охарактеризовал свой роман как «три в одном»: «Книга царя Давида» — это библейский, исторический и актуально политический роман. О последнем аспекте было сказано довольно много. Для данного исследования основной интерес представляет исторический аспект романа.
Как и в повестях К.Вольф и Г.Грасса, в романе «Книга царя Давида» исторический конфликт представлен двупланово: глобально и локально. С одной стороны, изображается смена эпох, формирование прообраза современной цивилизации. На исторически конкретном уровне представлена борьба за власть между племенными старейшинами и первыми царями раннеизраильского государства, которая в итоге заканчивается централизацией власти при царе Давиде. Важно отметить, что обе стороны конфликта для редактора «Книги царя Давида» Ефана уже являются историей. Таким образом он имеет возможность сравнить результаты с первоначальными замыслами.
Основная задача жанрово-поэтологического анализа романа — определить структуру соотношения исторического и художественного конфликтов и средства их воплощения.
Свою магистерскую работу в Чикагском университете С.Гейм писал о Г. Гейне, в творчестве которого С.Гейм нашел для себя модель литературной деятельности. Не случайно М. Рольф видит за «библейской драпировкой» «Книги царя Давида» «сатиро-критический памфлет» в духе Вольтера или Гуцкова1. Р. Цахау считает, что автор задействовал в романе все возможные средства политической сатиры2. К. Бонерт также рассматривает «Книгу царя Давида» как многоуровневый роман-сатиру3. Интересным является подход М.Шедлиха, который характеризует роман С.Гейма как «двойную пародию»: пародию на библейскую легенду и на произведения документальной прозы, разоблачающие подобные легенды (П.Вайс, Р.Хоххут, Х.Киппхард)4.
По всей видимости, истина как всегда где-то по середине. Для С. Гейма, как и для его литературного «учителя», основной интерес направлен на так называемую «оперативную литературу»5 - литературу, дышащую проблемами современности. Однако уже у Гейне понятие политического художника расширяется и подразумевает пристальное внимание к проблемам дня сегодняшнего и в то же время надпартийную позицию как художника. За это Гейне нередко упрекали в беспринципности. Однако самая горькая плата за независимость ожидала Гейне уже после смерти — почти полная безвестность в своем отечестве. Тем не менее немецкие историки литературы называют Гейне наряду с Гете и Гофманом единственным автором своей эпохи, который получил европейское признание6. В этом судьба Гейне очень схожа с судьбой главной фигуры романа С.Гейма «Книга царя Давида» - редактором Ефаном.
Несомненно, что «Книга царя Давида» имеет социокритическую направленность. Весьма спорным, однако, представляется утверждение, что С.Гейм ставил своей задачей осмеяние и разоблачение мифов, как библейских, так и современных политических. Скорее всего, автор ведет игру, ироничную и философскую одновременно, которая направлена на демифологизацию истории
