Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Концепт «враг» в историко-литературном контексте 29
1.1. Основные термины и понятия исследования 29
1.2. К истории вопроса 43
Выводы к первой главе 59
Глава 2. Концепт «враг» в творчестве Э.М. Ремарка 61
2.1. Концепт «враг» в произведениях Э.М. Ремарка о войне 61
2.2. Концепт «враг» в антифашистских романах Э.М. Ремарка 98
Выводы ко второй главе 136
Глава 3. Э.М. Ремарк и советская «лейтенантская проза» 1950-60-х гг 139
3.1. Рецепция произведений Э.М. Ремарка в СССР 139
3.2. Специфика отечественной литературы после 1945 г 143
3.3. Контактно-типологические связи Э.М. Ремарка и В.П. Некрасова 152
3.4. Контактно-типологические связи Э.М. Ремарка и советской «лейтенантской прозы» 1950-60-х гг 160
Выводы к третьей главе 181
Заключение 184
Список использованной литературы 194
- К истории вопроса
- Концепт «враг» в антифашистских романах Э.М. Ремарка
- Рецепция произведений Э.М. Ремарка в СССР
- Контактно-типологические связи Э.М. Ремарка и советской «лейтенантской прозы» 1950-60-х гг
Введение к работе
Реферируемое диссертационное исследование посвящено изучению творчества известного немецкого писателя XX века Эриха Марии Ремарка (1898-1970) и выявлению контактных связей (влияний) и типологических схождений между его творчеством и произведениями некоторых представителей советской «лейтенантской прозы» (В.П. Некрасов, Г.Я. Бакланов, К.Д. Воробьев, В.С. Гроссман, В.Л. Кондратьев, В.П. Астафьев). Основное внимание уделяется особенностям реализации принципиального для этих авторов и вообще для XX века, эпохи войн и революций, концепта «враг».
Имя Ремарка – писателя-гуманиста, антифашиста, одного из наиболее характерных представителей «потерянного поколения» 1920-30-х годов, знакомо читателям во всем мире, а его книги о судьбе военного и послевоенного поколения издавались миллионными тиражами. С конца 1920-х годов до настоящего времени не иссякает интерес к творчеству писателя и в нашей стране, причем в самой широкой читательской аудитории, а в некоторые исторические периоды (например, в конце 1950-х и в начале 1960-х годов) Ремарк становился наряду с Э. Хемингуэем и Р. Олдингтоном самым популярным зарубежным автором. При этом изучение и осмысление наследия Ремарка значительно отстает от уровня его популярности. В зарубежном и отечественном «ремарковедении» преобладают работы популяризаторского и биографического характера. Они рассматривают романы Ремарка как явление общего духовного кризиса европейской интеллигенции XX века и ее экзистенциальных настроений. В исследованиях справедливо доминирует антифашистская позиция писателя. Интересующая нас проблема мировоззренческой эволюции Ремарка, его несомненное и весьма значительное воздействие на отечественный литературный процесс до сих пор практически не рассматривались.
Актуальность исследования определяется в первую очередь недостаточной степенью изученности творчества Ремарка как в нашей стране, так и за рубежом. Между тем, именно в его книгах поднимаются приоритетные для нашего времени морально-этические вопросы, особенно проблема превосходства общечеловеческих и гуманистических ценностей над любыми формами современного фанатизма – идеологического, национального или религиозного. Анализ произведений Ремарка посредством выделения в них концепта «враг» открыл новые возможности понимания их смысла. Подобные исследования творчества писателя еще не проводились. Ремарк был одним из первых писателей, заостривших внимание читателя на экзистенциальном конфликте в душе человека при столкновении с врагом. Изучение концепта «враг» позволило более четко проанализировать систему персонажей произведений писателя, а исследование хронотопа войны разобраться с пространственно-временными связями, что способствовало более четкому осмыслению сюжетообразующих линий, структурной организации и специфики авторского понимания концепции жизни и смерти. Проблематика предложенного исследования оказалась плодотворной при дальнейшем изучении творчества целого ряда представителей советской «лейтенантской прозы» XX века. Рассмотрение концепта «враг» способствовало также более углубленному подходу к исследованию российско-германских отношений в контексте сложных трагических отношений между Россией и Германией, которые обострились в первой половине XX столетия и привели к вооруженному противостоянию двух народов в ходе первой и второй мировых войн. Ещё более значим тот факт, что проведенное исследование позволило основательно проанализировать и объяснить «избирательное сродство», которое существовало между Ремарком и русскими писателями. Их близость засвидетельствована в большинстве случаев не только сходной концепцией художественных произведений, но и собственными признаниями советских писателей о прямом влиянии ремарковской прозы на восприятие событий военного и послевоенного времени.
Цель диссертационной работы – комплексный анализ концепта «враг» в творчестве Ремарка, рассмотрение особенностей его реализации в произведениях писателя и выявление наличия этого концепта у некоторых представителей советской «лейтенантской прозы».
Для достижения цели исследования в работе поставлены следующие задачи:
-
разработать основной терминологический аппарат исследования, связанный с понятиями «хронотоп», «концепт», «когнитивный (концептуальный) анализ» и «фрейм»;
-
систематизировать обширный немецкоязычный материал о жизни и творчестве Ремарка;
-
раскрыть роль хронотопа войны в формировании концепта «враг» в произведениях Ремарка;
-
проанализировать ядро и информационный слой концепта «враг», обозначить основные значения концепта;
-
выявить специфику реализации концепта «враг» в указанных произведениях Ремарка;
-
дать характеристику специфическому наполнению концепта «враг» и основным значениям ядра концепта – «военный противник» и «идейный враг», а также связанным с ними фреймам-сценариям, участвующим в их реализации;
-
изучить воздействие творчества Ремарка на представителей советской «лейтенантской прозы» 1950-60-х годов посредством разработки концептуального анализа;
-
определить причины, особенности и границы этого воздействия.
Объектом исследования является компаративистский анализ творчества Ремарка и произведений представителей советской «лейтенантской прозы» 1950-60-х годов. В нашей работе не ставится задача всеобъемлющего анализа всего корпуса произведений советской «лейтенантской прозы». Отбор произведений для анализа определяется наличием в них фреймов (сценариев, комплекса мотивов), характерных для реализации концепта «враг» в прозе Ремарка. Под советской «лейтенантской прозой» понимается творчество писателей, в произведениях которых был осмыслен фронтовой, «окопный» опыт и сделана попытка переосмысления официального идеологического образа врага. Поскольку четких хронологических рамок данного явления не существует, мы сочли возможным отнести к нему и произведения писателей более позднего периода, в творчестве которых продолжается традиция «лейтенантской прозы».
Предмет исследования – художественная реализация концепта «враг» на уровне хронотопа, системы персонажей, комплекса фабульных мотивов, фреймов и лексики романного творчества Ремарка и советской «лейтенантской прозы» 1950-1960-х годов, а также выявление контактных связей и типологических схождений между немецким и русскими писателями.
Материалом исследования являются романы Ремарка «Im Westen nichts Neues» («На Западном фронте без перемен», 1929), «Der Weg zurck» («Возвращение», 1931), «Drei Kameraden» («Три товарища», 1936), «Liebe deinen Nchsten» («Возлюби ближнего своего», 1939), «Arc de Triomphe» («Триумфальная арка», 1945), «Der Funke Leben» («Искра жизни», 1952), «Zeit zu leben und Zeit zu sterben» («Время жить и время умирать», 1954), «Die Nacht von Lissabon» («Ночь в Лиссабоне», 1961) и сборник рассказов «Der Feind» («Враг», 1929-1931). В указанном аспекте исследуются также произведения русских советских писателей о войне и военном поколении: «В окопах Сталинграда» (1946), «В родном городе» (1954) В.П. Некрасова; «Южнее главного удара» (1957), «Пядь земли» (1959), «Мертвые сраму не имут» (1961), «Июль 41 года» (1959) Г.Я. Бакланова; «Крик» (1961), «Убиты под Москвой» (1963) К.Д. Воробьева; «Жизнь и судьба» (1960) В.С. Гроссмана, а также произведения писателей, которые продолжили традицию «лейтенантской прозы»: «Селижаровский тракт» (1981), «Сашка», «Дорога на Бородухино» (1979) В.Л. Кондратьева и «Прокляты и убиты» (1990), «Веселый солдат» (1997) В.П. Астафьева.
Научная новизна работы состоит в следующем:
впервые используется методика анализа произведений Ремарка с помощью выделения в них центрального концепта, реализуемого системой персонажей, мотивной структурой произведений и художественными средствами. С помощью введения концепта «враг» впервые проводится типологический и системный анализ творчества Ремарка, прослеживается творческая эволюция его военной и антифашистской прозы, уточняется этическая позиция Ремарка и ряда российских писателей. В диссертации исследуются приемы, которые перестраивают и трансформируют модель общеязыкового концепта (переход значения «военный противник» из ядра на периферию, выдвижение значения «идейный враг» в ядерную зону). В настоящей работе рассматриваются следующие основные значения концепта «враг»: а) «военный противник» – значение, реализующее концепт образами тех героев, которые в текстах прямо характеризуются как враги, однако фактически становятся врагами лишь в условиях войны; б) «идейный враг» – значение, в котором концепт воплощается в образах героев, подразумеваемых автором врагами, но прямо ими не называемых. На то, что именно эти персонажи являются истинными врагами, в текстах указывается косвенно. Анализ художественного мира Ремарка проводился с помощью выделения хронотопа войны, который сформировал концепт и повлиял на создание его ассоциативного поля. Оппозиция «свой – чужой», рассматриваемая в рамках этого хронотопа, помогла проследить и отразить политический раскол внутри немецкого общества, о котором постоянно писал Ремарк, начиная с первых военных романов («На Западном фронте без перемен», «Возвращение») до романов об эмигрантах («Возлюби ближнего своего», «Ночь в Лиссабоне»). Впервые в исследовании были выявлены и проанализированы конкретные сходные и объединённые общим концептом «враг» фабульные мотивы, фреймы и психологические коллизии, которые составили контактные связи и типологические схождения между творчеством Ремарка и советской «лейтенантской прозой».
На защиту выносятся следующие положения:
-
Концепт «враг» является одним из принципиальных, сквозных мировоззренческих и структурообразующих феноменов в картине мира Ремарка, в его понимании истории Германии и мировых войн XX века. Он находит отражение на идейно-тематическом, образном, стилистическом и коммуникативном уровнях произведений писателя.
-
В прозе военной тематики (романах «На Западном фронте без перемен», «Возвращение», рассказе «Враг») происходит гуманистическое переосмысление официального, пропагандистского образа врага. Он приобретает сложный, двойственный характер и соотносится с выявленными нами основными значениями концепта («военный противник» и «идейный враг»).
-
В антифашистских романах концепт «враг» рассматривается в контексте послевоенной истории как следствие общего неприятия
Ремарком тоталитарных порядков в Германии и в мире в целом. Хронотоп приобретает дополнительную окраску и функцию: он формирует особое враждебное пространство войны, включающее в себя все, что несет смерть и разрушение. На основе бинарной оппозиции «свое – чужое», «свой – враг» формируется художественное пространство романов. -
Реализация значений «военный противник» и «идейный враг» от романа к роману принципиально изменяется. Первоначально в произведениях о войне военный (фронтовой) противник, хотя и с оговорками, еще рассматривается как враг. Когда в творчестве Ремарка появляются первые образы будущих или реальных нацистов, концепт «враг» усложняется и приобретает двойственный характер. Значение «военный противник» полностью растворяется в значении «идейный враг», так как Ремарк находит главных врагов скорее в самой Германии, среди своих соотечественников, чем в борцах против «третьего рейха» (русских, французах и др.).
-
При сравнительно-типологическом сопоставлении творчества
Ремарка с произведениями писателей советской «лейтенантской прозы» 1950-60 годов выявляются принципиальные схождения в понимании и художественной реализации концепта «враг», обнаруживаются сходные ситуации и фреймы в реализации концепта. Так возникает «ремарковское» понимание противника.
Теоретико-методологической базой исследования является теория сравнительно-типологического изучения разных литератур, сформулированная в работах А.Н. Веселовского, М.П. Алексеева, В.М. Жирмунского, Н.И. Конрада, И.Г. Неупокоевой, Д. Дюришина, А. Дима, а также труды С.А. Аскольдова, Д.С. Лихачева, Ю.Д. Апресяна, Ю.С. Степанова, В.И. Карасика, И.А. Стернина и представителей Нижегородской лингвистической школы В.Г. Зусмана, В.Г. Зинченко, З.И. Кирнозе, разрабатывающих понятие концепта, используемое нами в качестве инструмента исследования.
Методы исследования. Сравнительно-исторический и сравнительно-типологический методы дали возможность рассмотрения литературных взаимодействий, параллелей, схождений, а также заимствований и взаимовлияний литератур. Типологический метод позволил рассмотреть сходство и различие в литературных явлениях путем выяснения степени сходства и различий культурной жизни. Структурный метод способствовал определению состава и наполнения лексико-семантических полей изучаемого концепта и построению общей модели литературного произведения. Метод когнитивного (концептуального) анализа позволил суммировать знания и представления, которые создают единую модель общеязыкового концепта.
Практическая значимость работы заключается в том, что её результаты могут быть использованы в практике вузовского преподавания, при чтении лекций по истории немецкой и русской литературы, а также в разработке спецкурсов по творчеству Ремарка, советской «лейтенантской прозе» и по проблемам взаимодействия творчества западных и русских писателей.
Соответствие содержания диссертации паспорту специальности,
по которой она рекомендуется к защите. Диссертация соответствует специальности 10.01.03 «Литература народов стран зарубежья (немецкая литература)». Диссертационное исследование выполнено в соответствии со следующими пунктами паспорта специальностей ВАК: п. 3 – проблемы историко-культурного контекста, социально-психологической обусловленности возникновения выдающихся художественных произведений; п. 4 – история и типология литературных направлений, видов художественного сознания, жанров, стилей, устойчивых образов прозы, поэзии, драмы и публицистики, находящих выражение в творчестве отдельных представителей и писательских групп; п. 5 – уникальность и самоценность художественной индивидуальности ведущих мастеров зарубежной литературы прошлого и современности, особенности поэтики их произведений, творческой эволюции; п. 6 – взаимодействия и взаимовлияния национальных литератур, их контактные и генетические связи.
Апробация работы. По материалам исследования опубликовано девять статей общим объёмом 2,9 п.л. Основные положения диссертации были изложены в виде докладов на студенческой научной конференции «Студенческая наука–2008» (Смоленск, 2008), конкурсе Молодых ученых (Смоленск, 2009), конференциях «Славянский мир: письменность и культура» (Смоленск, 2010), «Актуальные проблемы филологии XXI века» (секция «Зарубежная литература XIX–XXI веков». Иваново, 2011). Главы диссертации и работа в целом обсуждались на заседаниях кафедры литературы и методики ее преподавания Смоленского государственного университета.
Структура исследования обусловлена его задачами и логикой, а также характером исследуемого материала. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка литературы. Содержание изложено на 194 страницах. Общий объем работы составляет 224 страницы. Список использованной литературы включает 330 наименований, из них 153 – на немецком и английском языках.
К истории вопроса
Являясь порождением человеческого естества, конфликты всегда сопутствовали развитию человечества, в связи с чем сложилось мнение, что война - это высшее проявление жизни, так называемая квинтэссенция и кульминация бытия. Такого рода концепция, возможно, восходит к Гераклитову понятию о мироздании как о битве противоположных начал, которое свойственно самой природе человека, состоянию вражды всех против всех.
В конце XIX столетия и перед первой мировой войной для объяснения природы войны было принято ссылаться на учение Чарльза Дарвина и переносить открытый им закон - закон меж- и внутривидовой борьбы — на человеческое общество. Они воспринимались как общие законы природы, из-за которых война была, есть и будет. Считалось, что, как и в природе, она служит своего рода «санитарией» человечества.
Подобного мнения придерживались в свое время различные мыслители и философы. Например, немецкий генерал- и теоретик военного дела XIX в. граф Мольтке считал: «Вечный мир- — это мечта, но не слишком красивая, а война — это неотъемлемая, часть божественного контроля, над вселенной. Во время войны самые благородные достоинства вступают в игру: храбрость, самоотверженность, верность долгу и готовность к жертвам, которые не пропадают с окончанием войны»53. Близко к этой идее знаменитое учение Ф. Ницше о праве «сверхчеловека»: «Война и мужество совершили больше великих дел, чем, любовь к ближнему»54.
В военных романах XX века, особенно немецких, часто встречаются подобные ницшеанцы, адвокаты и поэты войны - например, у Э.- Юнгера в романе «В стальных грозах» (1920). Таков же и роман о первой мировой войне «Воспитание под Верденом» А. Цвейга (1927). Его герой говорит: «Война вновь обнажила в нас того первобытного лесного человека, который пил вечерний чай из черепа убитого врага». «Война всех против всех- вот правильная формула» [Цвейг 1954: 345].
3. Фрейд объяснял безумие современной войны давлением цивилизации на естественные инстинкты человека. По логике Фрейда, прогресс и усложнение цивилизации не ликвидирует войны, а — скорее -порождает. Но существует и противоположное мнение55.
Другие популярные философы XX века — экзистенциалисты — считали, что война может быть предотвращена, если все противники, все, кому она не нужна, поднимут голос и заявят о нежелании воевать. А они ведь всегда составляют большинство человечества. И войны не будет. Но люди не делают этого (по лени, эгоизму, трусости...), поэтому они получают свою войну и их используют как материал для нее. Можно сказать, что война — это всегда сознательный выбор человечества. Примерно так писал о первой мировой войне Н.А. Бердяев: «Мы все виноваты в войне, все ответственны за нее и не можем уйти от круговой поруки: Зло, живущее в каждом из нас, выявляется в войне [Бердяев 2005: 288]-.
Говоря об антивоенной тенденции, нельзя не упомянуть Льва Толстого с его осуждением насилия, с его принципами, отрицавшими не только войну, но и вообще оружие и армии. Толстой призывал правительства распустить армии, а граждан не прикасаться к оружию по соображениям совести- и религии.
Следует отметить, что на заре цивилизации, в древности и в эпоху Средневековья, даже еще в XIX столетии, войны имели еще более или менее благопристойный характер, свои правила игры и нормы поведения -и для армии в целом, и для каждого отдельно взятого солдата. Владимир Короленко сделал по этому поводу следующую запись в своем дневнике: «10 февраля 1916 года: "Прекрасно нападать и прекрасно защищаться. Рыцарство состояло Ві признании законности и красоты в действиях обеих сторон. Это значило — вообще прекрасна война... В нашей нынешней войне нет ни капли рыцарства... Причин много, но одна из важных - глубоко свою агрессию и враждебность, корни которой уходят в детство, на любого врага, на которого ему может указать общество. Так, К. Меннингер писал: «Война - это отражение многократных... маленьких войн в душах людей... Война между нациями -это усиление борьбы человеческих инстинктов и мотивов... Нелепо отрицать, что существует общественное давление, но это давление является следствием накопления и организации детского опыта взаимоотношений с родителями» // Цит. по: Лешан Л. Если завтра война? Психология войны. - М., 2004. - С. 19. психологическая. Это отрицание самого права войны. Умерло "право и закон войны"... И оттого она теперь общепризнанное преступление..."» [Короленко 1968: 265].
Первые перемены к худшему произошли с появлением огнестрельного оружия, которое, по сути дела, уничтожило средневековое рыцарство и более или менее пристойные способы и правила борьбы. Такие качества, как честь и личное мужество, потеряли прежнее значение, поскольку теперь последний трус, вооружившись мушкетом или пистолетом, не говоря уже о современном автомате, мог с безопасного расстояния убить такого героя, на которого вблизи он и глаз не смел бы поднять. Шансы героев и трусов начинают уравниваться. Еще Сервантес (нач. XVII века) устами своего знаменитого Дон Кихота возмущался этим, по еге мнению, «оружием трусов». У нас об этом с сожалением и ностальгией по честной военной романтике писал А. Блок: «Там пушки новые мешают / Сойтись лицом к лицу с врагом, / Там вместо храбрости — нахальство, / А вместо подвигов - психоз».
Впрочем, какие-то понятия» о рыцарственности, порядочности и правилах игры еще долго сохранялись в Европе. Вот, например, эпизод из знаменитой войны за Испанское наследство между Францией и Англией начала XVIII века в описании У. Теккерея в романе «Генри Эсмонд»: «Наши пикеты были отделены от неприятельских лишь узенькой речкой; Канихе, так, кажется, она называлась. Часовые переговаривались с берега на берег, если они понимали друг друга; если же нет, то просто ухмылялись.и протягивали через ручей то фляжку со спиртным, то кисет с табаком. И однажды, в солнечный июньский день, полковник Эсмонд, очутившись у реки вместе с офицером, объезжавшим аванпосты, застал там целую гурьбу англичан и шотландцев в дружеской беседе с неприятельскими солдатами на другом берегу» [Теккерей 1977: 350].
Но, может быть, это лишь выдумка автора? Не совсем. Вот, например, еще одна подобная сцена, практически документальная, ибо взята из очерка Л. Толстого «Севастополь в мае» (1855), написанного по личным впечатлениям в ходе Крымской- войны: чтобы убрать и похоронить погибших, французские и русские (враги) договариваются о перемирии на несколько дней, во время которого офицеры противных сторон запросто общаются» друг с другом, словно находятся где-то в светской гостиной Петербурга. Такова война доброго старого времени. Она была романтичной, воинственной, была рассказом о подвигах и героях. Таковы знаменитые поэмы Гомера, такова «Энеида» Вергилия, таков-весь героический эпос («Песнь о Роланде», «Песнь о моем Сиде», «Кольцо Нибелунгов», «Старшая Эдда», «Слово о полку Игореве»).
Возможно, что именно в раннем Средневековье была теоретически обоснована концепция войн справедливых и- несправедливых, характеризующая и современную общеевропейскую культуру. Ее основы заложил еще Св. Августин (354-430), а позднее развил Св. Фома Аквинский (ок. 1225-1274). Именно Св. Августин признавал . право вооруженной защиты христианского миропорядка и считал, что решения о начале и конце вооруженного конфликта должны принимать, политики и нести за них ответственность. Конечной целью справедливой войны является; установление прочного мира и справедливости. Эти-основополагающие идеи и по сей день присутствуют в римско-католической доктрине (энциклики Павла VI и Иоанна Павла II).
Начиная с эпохи Средневековья возникают и кодифицируются jus ad bellum (право на справедливую войну), jus contra bellum (предпосылки и поводы решения конфликтов мирным путем), jus in bello (законы ведения войны), что отразилось также в рыцарском кодексе чести.
Все эти изменения отразились и в литературе. Но надо оговорить тот факт, что все эти эпохи сближало наличие некой общей идеи, которая консолидировала вокруг себя душевный мир каждого человека, давала солдату ответ на главный вопрос: зачем я здесь? XIX же век дал нам целый ряд прекрасных книг о войне, после которых читателю уже не очень хочется браться за оружие. Наряду с героическими? и романтическими произведениями о «подвигах, о доблестях, о славе» (А. А. Блок) постепенно складывается: более трезвая и правдивая литература,, новая; традиция. Примечательно;.. что авторами такого рода произведению чаще всего-были писатели, которые знали-войну не понаслышке, а по собственному опыту, которые собственными глазами видели изнанку героических и романтических событий;. Эпиграфом "(или девизом) этой; новой разоблачительной литературы XIX века могут стать слова- американского генерала Шермана, который; командовал армией северян в гражданскойвойне между севернымии южными американскими-штатами: (1861-1865). Несмотря на победу Севера; генерал Шерман заявил, что «война-этоад, а слава— ее мираж.Ею не стоит гордиться»;.
Концепт «враг» в антифашистских романах Э.М. Ремарка
В эмигрантских романах реализующий концепт «враг» фрейм борьбы, сражения, битвы сменяется фреймом бегства — преследования. Здесь герои пытаются скрыться от наступающего на Европу нацизма. Ситуация бегства-преследования оказывается столь же напряженной, чреватой опасностями, пограничной ситуацией между жизнью и смертью, как и сражения с врагом в первых романах.
«Liebe deinen Nachsten» / «Возлюби ближнего своего» Роман «Возлюби ближнего своего» рассказывает о поистине печальной, подчас трагичной судьбе беженцев из «III империи» и открывает цикл эмигрантских произведений. Подобно Ремарку, сотни тысяч немцев оказались лишенными родины и гражданских прав только за то, что не захотели подчиниться и стать в стройные ряды национал-социалистов1 во главе с фюрером или же в них оказалось недостаточно «арийской» крови.
Главными героями романа Ремарк выбирает полуеврея Людвига Керна64 и бежавшего из концлагеря немца Йозефа Штайнера. Они, как и другие беспаспортные эмигранты, обречены на унизительное «хождение по мукам» в Чехии, Австрии, Швейцарии, Франции. Без советов более зрелого и дальновидного Штайнера молодому Керну было бы труднее приспособиться к жизни «вне закона» на чужбине65. Нов своем скитании Керн встречает первую любовь, Рут Холланд, что намного облегчает ему существование. Штайнер же, безумно любивший свою жену Марию, узнав, что она смертельно больна, возвращается назад в Германию. Там его арестовывает гестапо. Однако Штайнер после смерти жены, несмотря на то, что его охраняют, успевает выброситься из окна, увлекая за собой гестаповца Штейнбреннера. Но нельзя сказать, что роман пессимистичен. Автор уделяет много внимания процессу становления юного Керна, истории его любви, что, несмотря на общий трагический пафос, вызывает симпатию. Длительные лишения закаляют его волю и учат бороться за существование. Герой же Штайнера, несомненно, несет в себе ненависть к нацистам. Хотя мы и не можем узнать, почему он попал в концлагерь, все же, по некоторым сценам из книги, в которых Ремарк описывает отношение к евреям и людям, не признававшим нацистов, его восприятие становится понятным.
Для нас же роман интересен вопросами, которые раньше не появлялись в его книгах. В первую очередь, это изменение манеры повествования. Ремарк отказывается от характерного для него повествования от первого лица и заменяет его на третье, более нейтральное66. На наш взгляд, это не следует расценивать каким-либо вызовом своему писательскому мастерству, скорее, это было желание описать жизнь в эмиграции как можно правдоподобнее, объективнее, а-«форма повествования от третьего лица позволяет добиться объективности» [Antkowiak 1977: 73]. Следует также отметить, что подобная форма продиктована и требованиями структуры романа: большую часть книги герои Ремарка проводят в разных странах и городах, поэтому она и кажется предпочтительнее.
Роман «Возлюби ближнего своего» наряду с прежними, привычными. мотивами (трагическое переживание первой мировой- войны, умирающая женщина, месть) открывает новые темы, которые затем получат мощное развитие и в других открыто антифашистских романах Ремарка 1940-1950-х годов: судьба личности в тоталитарном государстве, противостояние человека и государственной машины, тема личной мести. Следует отметить, что некоторые мотивы он уже пытался затрагивать (судьба человека в тоталитарном государстве была рассмотрена на примере эмигранта первой волны Орлова в книге «Три товарища»). Вот как сам Ремарк писал в неопубликованном комментарии к книге в 1940 году: «...это всего лишь человеческие взгляды, которые положены в основу данной книги. То, что в ней нередко затрагивается политика, вытекает из ее содержания. Жестокость изложения диктуется самой судьбой действующих, лиц. Если книга способствует восприятию изложения событий, помогая пережить судьбу невинных людей, ставших жертвами, то она достигла поставленной цели. Это произведение не претендует на какие-либо» художественные изыски» [Remarque Paziflst 1998:21].
Концепт «враг» в этом романе продолжает формироваться хронотопом, который оказывает влияние и на создание ассоциативного поля концепта. Спецификой эмигрантских произведений является то, что и враждебное пространство начинает обладать отличительными особенностями. Ретроспективно Штайнер соотносит свой фронтовой опыт со своей вынужденной эмиграцией: «Die Wirtin sass noch imBtiro. Siefuhr zusammen, als sie Steiner erblickte. - "Sie konnen hier nicht wohnen ", sagte sie rasch - "Doch!" Steiner legte den Rucksack ab. - "Herr Steiner, es ist unmoglich! Die Polizei kann jeden Tag wiederkommen. Dannschliesslien sie mir die Pension!" — "Luischen ", sagte Steiner ruhig, "die beste Deckung, die es im Kriege gab, war einfrisches Granatloch. Es кат fast nie vor, dass es gleich darauf noch einmal hineinschoss. Deshalb ist im Moment Ihre Bude eine der sichersten in Wien!"» [Remarque LiebdNach 2004: 45-46].
Постепенно мы, осознаем, что истинно гибельным и вражеским, для Штайнера является пространство его родины, Германии. Примечательно, что, если в более г ранних (военных) романах структура ядра концепта приближалась автором, к проблеме войны и послевоенной адаптации, то здесь (мы показали начало этой трансформации на примере истории эмигранта Орлова) составляющая максимально меняется. Такая смена объясняется как изменением социального статуса Ремарка, так и событиями на родине писателя, в Германии.
С самых первых страниц вместе с героями мы попадаем в Чехию, Австрию и далее. Нахождение немцев в ранее оппозиционных Германии странах (чуэюое пространство), там, где они являются «нелегалами» и где они чувствуют себя такими же чужестранцами, как до этого и в самой Германии (свое пространство), дает нам возможность проследить реализацию оппозиции «свое — чуэюое», на которой строится художественное пространство произведения. Следует отметить, что отношение как к Керну, так и Штайнеру в «чужих» странах намного лучше, чем до этого было в тоталитарной, нацистской Германии. Достаточно вспомнить знаменитые сцены на- границе или частое проявление жалости к тому же Керну. Все эти мелочи не случайны и вводятся автором умышленно.
Как нам кажется, одной из сюжетных линий писателя было противопоставление пребывания героев в чужой, но более дружелюбной загранице пребыванию в «своей» нацистской Германии: В, основном проявление оценки того или- иного явления действительности, как-«своего», так и «чужого», выражается посредством коннотации (т.е. в самом значении слова есть созначения, например, фашистский — заведомо негативная оценка), что можно понять из контекста. По сюжету романа в самой Германии Штайнер был заключен в концлагерь, затем бежал и прятался у знакомых на чердаке. «Nach seiner Flucht aus dem Konzentrationslager hatte Steiner sich eine Woche long bei einem Freunde verbogen gehalten» [Remarque LiebdNach 2004: 28]. Как видно из примера, такие лексемы, как das Konzentrationslager (концентрационный лагерь), bei einem Freunde verbogen gehalten (прятаться у друга) создают негативную составляющую нашей оппозиции.
Рецепция произведений Э.М. Ремарка в СССР
. Роман «На Западном фронте без перемен» впервые был опубликован в конце 1928-го- года в газете «Фоссише Цайтунг». Его восприятие в Германии оказалось, неоднозначным. В СССР в том же году роман был опубликован в журнале «Молодая гвардия» (№ 14). Вскоре появилась и рецензия на роман 3. Липпай . В том же 1929-м году публикуется письмо (перепечатано в Литературной газете. 1973. 16 мая) автора знаменитого окопного романа «Огонь» А. Барбюса А.В. Луначарскому. А. Барбюс считал, что немецкий роман «На Западном фронте без- перемен» лишь повторяет то, что он сказал первым. Однако А. Барбюс указывал, что при всем сходстве между этими окопными произведениями есть и очень принципиальные различия. «Огонь», по мнению А. Барбюса,. - это революционная книга, отрицающая существующий буржуазный строй, а книга Э.М-. Ремарка в этом смысле носит поверхностный характер и уклоняется от общественных и политических проблем. Именно поэтому пацифисты так превозносят Ремарка .
Такого рода критика довольно часто раздавалась по адресу Ремарка и в Германии, и в России, так как он действительно был убежденным противником войны и сторонником нейтралитета в делах, касавшихся политической борьбы, избегал всякого рода публичных заявлений и деклараций. Он избегал открытого диалога с националистами и либералами, давая им полную свободу в оценке своего творчества. Подобная позиция писателя вполне естественна для него. Э.М. Ремарк, человек скромный и аполитичный, сам в это время находился на распутье и еще четко не определил своей социально-политической позиции (что в дальнейшем нашло отражение во-втором:романе «Возвращение»). Еще.в 1929; году А. Цвейг, автор нашумевшего романаї «Спор об унтере Грише», опубликовал статью, посвященную произведениям о первой мировой войне. А. Цвейг при .этом; упрекал многих: авторов? за то, что- они;, по; выражению; И(, Бехера; листали страницы войны, «как альбом со страшными картинками». Ио мнению А. Цвейга, Э:М; Ремарк,, подобно многим; так и, не сумел «копнуть поглубже, поэтому выводы его безнадежны, а не беспощадны» [Книпович 1973: 421 ];.
Появление романов в СССР также породило немало споров по поводу их достоверности и художественной . ценности: Возникали и морально-этические вопросы. Некоторые критики І даже пытались навязать писателю чуть ли не- ярлык «растлителя» советской молодежи. При этом: возникала любопытная и- примечательная перекличка; с обвинениями немецких националистов:: Советская критика; также: считала; что в» его романе нег было главного -г социальнотполитическош определенности; которая- была, .например;, присущая AY Барбюсу. Вот как писал Б. Єучков: «Герои Ремарка, не борцы, а-жертвы. Поэтому такой обреченностью и печалью веяло от книги: Э.М! Ремарк не увидел. реальной? перспективы исторического: развития. Реализм Э;М: Ремарка был односторонним- и неполноценным» [Єучков 1976: 139-174].
Бесспорно положительной особенностью советской критикой признавалось беспощадное разоблачение в.нем милитаристской идеологии и политики правящих кругов? кайзеровской Германии. Ремарк, особо заострял; внимание наположении и судьбе маленького человека в старой Германии; так как, он сам; был выходцем; из подобной среды. Ему были близки все те проблемы, которые стоят перед его героями.
Очень важно отметить и тот факт, что Ремарк стал одним из разрушителей мифа, - создававшегося профашистской и националистической литературой о первой мировой войне как о «великой» войне, «войне упущенных возможностей», в которой Германская империя не была побеждена своими внешними врагами, а проиграла лишь из-за предательского «удара в спину» (то есть из-за Ноябрьской революции 1918-го года). В СССР 1920-30-х гг. очень настороженно воспринимались такого рода умонастроения в немецком обществе, так что книга Э.М. Ремарка с ее антимилитаристской направленностью при всех оговорках пришлась по душе большинству советских критиков. Ремарк дискредитировал ложные романтические представления о войне и фронте, которые насаждала в сознании,- немцев- будущая националистическая литература.
Не обошла вниманием советская критика и тему знаменитого «ремарковского»- солдатского братства: Как известно, устами своих героев писатель утверждал, что фронтовое товарищество — это единственно хорошее, что удалось породить- войне. Но среди наших критиков существовало мнение, что ремарковское-. братство — это еще один либеральный миф." «Но что- представляет собой воспеваемое- им-товарищество? Это-близость людей, объединенных.общей- опасностью -необходимостью, защищать свою жизнь или добыть в. трудную минуту пропитание. В этом чувстве много человечного, но оно - недейственно, оно -прямое следствие инстинкта самосохранения» [Сучков 1976: 154].
Разумеется, отрицательное отношение к идее «фронтового братства» было также продиктовано и чисто идеологическими и политическими причинами. Сразу же насторожил советских критиков и необычный гуманистический подход писателя к образу врага (концепту «враг»). Тем более что именно, этот пресловутый «абстрактный гуманизм» стал его отличительной чертой в дальнейшем. Герой Ремарка Пауль Боймер не понимает, почему эти русские бородатые крестьяне, военнопленные, стали его врагами и он должен с ними сражаться 81.
Следующий роман Ремарка «Возвращение» (рус. пер. 1931) также был принят у нас очень противоречиво. И в этом случае советская общественность опять-таки не хотела и не могла принимать политическую незаинтересованность немецкого автора. По мнению критики, фронтовики, вернувшиеся с войны, раздавленные грузом воспоминаний о пережитом, пережившие все военные ужасы, не могут не участвовать в послевоенной гражданской борьбе (политических распрях), которая идет в их стране. Как положительная сторона книги отмечается свойственный Ремарку демократизм, его апология простых людей, сочувствие «солдатской массе». Он говорит их языком, он видит мир их глазами, он оценивает ситуацию с их точки зрения. Все это делает его книги популярными среди обычных советских читателей, как это уже было с немецкой публикой.
В целом, главная особенность творчества Э.М. Ремарка, которую ни в коем случае не могла принять советская! критика, — это ремарковский пацифизм. По мнению Л.Я. Гинзбург, литературоведа; пережившего ленинградскую-блокаду, роман ЭМ. Ремарка - это «типовое проявление того индивидуалистического пацифизма, который стал реакцией на Первую мировую войну. Люди тех лет (особенно западные) не хотели понимать, что социальная жизнь есть взаимная социальная порука. Мы уже знали, что про тот день, когда, любого из нас убьет гитлеровским осколком, - где-нибудь будет сказано: "Ленинград под вражескими снарядами. Зато каждый здесь говорил: мы окружаем Харьков, мы взяли Орел". За формулами суммированных действий — тысячи единичных людей, которые в них участвовали, погибли, но не пожнут плодов. А за ними - еще миллионы, которые не участвовали, но плоды пожнут. Что за дело до этого погибающим и зачем это им? Незачем.
Контактно-типологические связи Э.М. Ремарка и советской «лейтенантской прозы» 1950-60-х гг
Как когда-то в XIX веке, по словам Ф.М. Достоевского, «все мы вышли из "Шинели" Гоголя», так в 1950-60-е годы мастера советской «лейтенантской прозы», по их неоднократным признаниям, выходили из «сталинградских окопов» В. Некрасова, а также — где прямо, где косвенно — из «окопных» же романов Э.М. Ремарка.
Вспомним душевные мучения Пауля Боймера из романа «На Западном фронте без перемен»» после убийства своего противника — француза (фрейм прямого контакта с врагом). Они производили на читателя огромное впечатление. Герой Ремарка, как в озарении, проникается мыслью, что враг — такой же человек. Подобное виденье врага раз за разом встречается и в «лейтенантской прозе». До нее литература воспевала воюющий и побеждающий народ, оставаясь равнодушной к отдельному человеку.
Известно, что война — это всегда убийство. Одни делают это с истинно патриотическим энтузиазмом, другие невольно, с тяжелым сердцем. Последние не соответствовали официальным советским идеологическим нормам. Поэтому повести с таким контекстом подвергались критическому разгрому. По этому поводу в те годы звучали обвинения в дегероизации, очернительстве, в чрезмерном внимании к «окопной жизни» и, главное, в абстрактном гуманизме и ремаркизме.
Э.М. Ремарк и Г.Я. Бакланов
Г. Бакланов, возможно, самый типичный из писателей-«окопников» (именно его по праву считают пионером фронтовой повести нового типа), вспоминает: «В чем же обвиняли- меня? Я стал основоположником так называемой "окопной правды". Это в нашем государстве "рабочих и крестьян" считалось чем-то низменным. Но в окопах сидел народ, окопная - значит, народная правда. Этого не стыдиться, этим гордиться следовало» [Бакланов 2005: 201-204]. Первая военная повесть Г. Бакланова, хотя и прошла почти- незамеченной, была полна драматизмом и вызвала отклик у простых читателей. С первых строк здесь все было по-другому. Во-первых, необычный сюжет: отступление и обидная смерть за несколько месяцев до окончания войны. Во-вторых, немцы, которые, казалось бы, находятся в безвыходной ситуации и должны сдаваться, — воюют и отстаивают каждый метр. В-третьих, даже «окопная» фактура повести нарушала привычные и общепринятые рамки: у Г. Бакланова нет героической, общей панорамы последних месяцев войны. Он заостряет внимание на мелочах: каше в котелках, старых гимнастерках и, главное, на повседневных солдатских переживаниях и заботах, которые были свойственны каждому нормальному человеку — во что бы то ни стало все-таки остаться в живых. И такого рода настроения у него отнюдь не проявление слобости: «Поблизости от него сидит новый командир огневого взвода Назаров, мальчишка совсем. Он прислан в батарею, когда Беличенко был в госпитале. - ...Такая, понимаете, досада, — жалуется Назаров своему соседу, пехотному капитану. - Как раз наш выпуск и еще два- перед ним попали под приказ. Если бы я месяцев на восемь раньше поступил, так-, я бы тоже вышел лейтенантом. А теперь вот только с одной звездочкой. И, главное, война кончается» [Бакланов 1983: 29].
Именно по поводу такого рода психологических состояний и реалистических фронтовых подробностей писатель подвергался разгромной критике и обвинениям в дегероизации, абстрактном гуманизме: «Он с удовольствием повторял про себя: "огневой", "огневики", "командир огневого взвода". И видел себя рядом с пушками, в расстегнутой шинели, всего в отблесках пламени. Но вот он — командир огневого взвода, и сейчас начнется бой, а на душе у него — растерянность. Страшился Назаров не самого боя, а что в этом бою вдруг окажется трусом и все это увидят и поймут. "Пусть лучше убьет сразу", - подумал он горячо» [Бакланов 1983: 44].
Интересны в этом контексте и мысли автора о смерти на передовой, которая не принесет почета и славы, а будет лишь зафиксирована в официальных статистических сводках. И самое обидное - умереть в последний момент, накануне победы (именно так чувствовали и вели себя герои Ремарка в его романах о первой мировой войне): «Теперь уже все, даже немцы, знают, что война скоро кончится. И как она кончится, они тоже знают. Наверное, потому так сильно в нас желание выжить. В самые трудные месяцьь сорок первого года, в окружении, за одно то, чтобы остановить немцев под Москвой, каждый, не задумываясь, отдал бы жизнь. Но сейчас вся война позади, большинство из нас увидит победу, обидно погибнуть в последние месяцы»«[Бакланов 1983: 150].
Не обходит Г. Бакланов и концепт «враг», который у него, однако, претерпевает некоторые изменения. Вот, например, сцена с немецким перебежчиком: «К Бабину я опаздываю. Немца уже привели. Час таскали его по передовой, и он, на местности показывал систему обороны, огневые точки. Он сидит ближе всех к свету. Длинные редкие с сединой волосы зачесаны назад. Перхоть и вылезшие волосы на плечах, на воротнике. Сухое лицо. Погасшие, словно присыпанные пеплом глаза. В них смертельная усталость. ... - Чего он перешел к нам? - тихо спрашиваю стоящего рядом со мной лейтенанта. Тот ответил тоже шепотом: - Семью у него при бомбежке убило в тылу. Говорит, давно хотел перейти, за семью боялся. И хохотнул, обнажив желтые от табака зубы: - Брешет, как все. .. . Немец в это время, отвечая на чей-то вопрос, заговорил хрипло. Переводчик, сосредоточенно упершись взглядом в стол, напрягая лоб, переводит: - ...Мы никогда не слышали о человечности. Поощрялась жестокость, жестокость, жестокость! Две тысячи лет учило христианство смирению, любви к ближнему. И ничего не добилось. Нам сказали, защищать надо сильного. Злом стали утверждать добро. И взошло зло. Кровью и ненавистью затоплен мир. Теперь эта ненависть хлынет на Германию. Надо остановить безумие, охватившее людей. ... " - Есть вещи, о которых стыдно вспоминать. Перед самой войной шла у нас картина "Если завтра война". Там было место, как сбили нашего летчика над Германией и он попал в плен. И немецкий солдат, открыв ворота 164 ангара, помогает ему бежать на самолете и винтовкой салютует ему с земли"» [Бакланов 1983: 219-220].
В приведенном отрывке мы находим сразу несколько важных мотивов, которых не принято было касаться в предшествующей советской литературе. Подобно Э:М. Ремарку Г. Бакланов освобождается от негативной лексики по адресу пленного немца, предпочитает нейтральные обозначения он и немец. В описании военнопленного появляются ноты жалости и сочувствия. Как это было у Ремарка, он отказывается от привычного негативного изображения любого «немца», пытается развести «простого немца» и «эсэсовцев». Очевидно желание Г. Бакланова глубже проанализировать психологию человека на войне. Сам вопрос, поставленный им, нов, что находит отражение- и в структуре ядра концепта. Значение «военный противник» становится основным, так как основная часть повествования происходит именно на фронте и соответсвует основным фреймам (сражение, борьба, атака, налет и так далее). Образ военнопленного описывается им неоднозначно и не соответсвует основному значению - враг на поле боя. Г. Бакланов усугубляет конфликт и коннатативно производит типологическое-деление персонажей-врагов на «немцев» (рядовых солдат) и «эсэсовцев», на невольных участников (враг в силу обстоятельств) и фанатиков, что свидетельствует о принципиально новом отношении автора к военному противнику. Писатель подтверждает это и на коннотативном уровне. Военнопленный из повести Г. Бакланова явно не нацист.
Похожие диссертации на Концепт "враг" в творчестве Эриха Марии Ремарка и советской "лейтенантской прозе" 1950-60-х гг. : контактные связи и типологические схождения
