Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Ретроспектива уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме 17
1.1. Развитие принципов уголовно-правовой охраны избирательных прав (X-XVIII вв.) 17
1.2. Эволюция норм об ответственности за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме (XIX-XXI вв.) 39
ГЛАВА 2. Объективные признаки и modus operandi систематика преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме 78
2.1. Объект и предмет преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме 78
2.2. Объективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме общего вида (typus universus) 115
2.3. Объективная сторона коррупционных преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме
(typus corruptus) 144
2.4. Объективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме, совершаемых с принуждением (typus violentus) 174
2.5. Объективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме, связанных с обманом (typus fraudulentus) 184
ГЛАВА 3. Субъективные признаки преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме 220
3.1. Особенности субъекта преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме 220
3.2. Субъективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме 236
Заключение 246
Список сокращений и условных обозначений 256
Список литературы
- Эволюция норм об ответственности за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме (XIX-XXI вв.)
- Объективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме общего вида (typus universus)
- Объективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме, совершаемых с принуждением (typus violentus)
- Субъективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме
Введение к работе
Актуальность темы исследования. В демократическом правовом государстве, каковым, согласно основному закону страны, является Российская Федерация, единственным источником власти и носителем суверенитета считается народ. Формами непосредственного выражения власти народа полагаются свободные выборы и референдум, в организации и проведении которых объективируется воля избирателей, участников референдума и происходит реализация конституционных прав избирать и быть избранным в органы государственной власти и местного самоуправления, а также права на участие в референдуме. В этом смысле избирательные права и право на участие в референдуме выступают уникальными правовыми возможностями, в которых формализуется не только личный интерес носителя права, но и публичный интерес, характеризующийся общей направленностью на легитимацию выборных органов власти. Столь значимый аспект поднимает вопрос обеспечения надлежащей охраны избирательных прав и права на участие в референдуме разнообразными правовыми средствами, и в первую очередь уголовно-правовыми.
Реальное положение дел в области охраны прав человека свидетельствует о распространенности и массовости преступлений, совершаемых в ходе выборов, референдума. Согласно результатам опроса участников федеральных избирательных кампаний 2007–2012 гг., мнение о совершении уголовно наказуемых посягательств на избирательные права в ходе каждых выборов высказали 87 % респондентов в 2008 г. и 94 % респондентов в 2012 г. Вместе с тем, по данным Судебного департамента при Верховном Суде РФ, в период 1997–2012 гг. по ст.ст. 141–1421 УК РФ было осуждено только 422 человека, что от общего числа осужденных за преступления против конституционных прав и свобод человека (гл. 19 УК РФ) составило 0,4 %. Данные обстоятельства свидетельствуют о серьезных недостатках общей теории уголовно-правовой охраны прав человека и уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме как ее частного проявления.
Действительно, в современной доктрине уголовного права отсутствует устоявшееся представление об уголовно-правовой охране избирательных прав и права на участие в референдуме как самостоятельной области уголовно-правового знания об охране прав человека. Наряду с научными взглядами на уголовно-правовую охрану избирательных прав и право на участие в референдуме как относительно самостоятельную частную теорию встречаются мнения, отрицающие существование такой теории либо расширяющие ее содержание за счет всего комплекса политических прав человека.
Неопределенность в содержание уголовно-правовой охраны избирательных (референдумных) прав также привносит специфический характер частной теории. Понимание последней требует обращения к нормам уголовного, избирательного, административного и гражданского права, однако и в этом случае правильность такого понимания не гарантируется ввиду существующей рассогласованности положений названных отраслей правовой науки. В частности, разнится характеристика одних и тех же явлений правовой действительности в уголовном и избирательном праве (например, итогов голосования и результатов выборов), в ряде случаев отсутствует критерий разграничения предметов регулирования уголовного и административного права (например, в части подкупа на выборах, референдума или подделки подписных листов). Как следствие, обычной становится практика несоблюдения правил законодательной техники при конструировании бланкетных диспозиций уголовно-правовых норм об ответственности за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме.
Названные обстоятельства закономерно приводят к обоснованию того, что частная теория уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме нуждается в разработке. В специализированной литературе недостаточно внимания уделяется выявлению и изучению исторических закономерностей уголовно-правовой охраны избирательных (референдумных) прав, исследованию обстоятельств, обособляющих представления об уголовно-правовой охране избирательных (референдумных) прав в самостоятельную область уголовно-правового знания об охране прав человека, систематизации преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме, формулированию предложений по совершенствованию уголовно-правовых норм и практики их применения.
В этой связи разработка положений, развивающих частную теорию уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме, представляется актуальной исследовательской задачей, решение которой будет способствовать развитию доктрины и практики противодействия преступлениям против избирательных (референдумных) прав, а также совершенствованию общей теории уголовно-правовой охраны прав человека.
Степень разработанности темы исследования. В доктрине права вопрос уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме в широком виде поднимался в работах об охране прав человека, принадлежащих перу Н. И. Ветрова, Б. Д. Завидова, В. Н. Иванова, А. Н. Красикова, Л. Г. Мачковского.
В контексте исследования уголовно-правовой охраны политических прав характеристика преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме приводилась в трудах С. Г. Келиной и И. О. Соломонидиной.
Компаративистский аспект уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме представлен в работах А. В. Серебренниковой (сравнение с уголовным правом ФРГ) и Чжоу Хэн (сравнение с уголовным правом КНР), а исторический – в монографии В. Н. Белоновского и произведениях авторов XIX в.: М. М. Богословского, А. Д. Градовского, А. Л. Гурко, А. К. Кабанова, В. О. Ключевского, П. И. Люблинского, П. Н. Обнинского, С. В. Познышева, А. А. Савельева, В. И. Сергеевича, А. С. Стишинского, Н. С. Таганцева, Б. Н. Чи-черина, Н. В. Шелгунова, Г. Н. Шмелева.
Исследованию комплекса уголовно-правовых норм о преступлениях против избирательных (референдумных) прав посвятили свои труды И. А. Биккинин, Т. Н. Елисеева, В. В. Игнатенко, Ю. Н. Климова, С. Д. Князев, А. С. Колышницын, Л. В. Кудрявцева, Н. Г. Мажинская, В. Д. Меньшагин, Н. И. Пикуров, П. С. Ро-машкин, А. П. Свигузова, Р. Р. Сеченова, Н. В. Терещенко, И. Н. Толстикова, Н. Ю. Турищева, С. М. Шапиев, Г. Н. Шевченко, И. С. Щербина, Ю. В. Щиголев.
Обособленно от остальных посягательств на избирательные права и право на участие в референдуме вопросы коррупционных проявлений в ходе выборов исследовали И. А. Дамм и О. В. Зайцева, воспрепятствование свободному осуществлению избирательных прав и работе избирательных комиссий изучала Г. А. Станкевич, неправомерное вмешательство в работу ГАС «Выборы» анализировалось А. А. Веш-няковым и В. М. Елиным, нарушение порядка финансирования избирательной кампании рассматривалось А. В. Гнетовым, М. М. Какителашвили, В. В. Красинским и С. В. Фефилиным, фальсификация избирательных документов и итогов голосования составила предмет научных изысканий И. А. Бутяйкина и А. В. Торопова.
Работы названных авторов внесли существенный вклад в развитие частной теории уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме. Тем не менее, не со всеми выводами, предложениями и рекомендациями, изложенными в науке отечественного уголовного права, можно согласиться: в формулировании одних не в полной мере использован потенциал отечественного или зарубежного опыта противодействия преступлениям против избирательных прав и права на участие в референдуме, в изложении других существует рассогласованность с положениями избирательного или административного права, третьи нуждаются в более детальной разработке.
В пользу проведения нового научного исследования также свидетельствует отсутствие должного научного осмысления и оценки на предмет совершенствования теории и практики уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме изменений УК РФ и законодательства о выборах и референдуме, произведенных в последние годы.
Объектом исследования выступают правоотношения, обусловленные совершением посягательств на свободную реализацию избирательных прав и права на участие в референдуме как высшее функциональное проявление институтов непосредственной демократии – выборов и референдума.
Предмет исследования составляют: закономерности развития уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме; уголовно-правовая характеристика преступлений против избирательных (референдумных) прав; недостатки и перспективы развития уголовно-правовой теории, законодательства и правоприменительной практики в части противодействия преступлениям против избирательных прав и права на участие в референдуме.
Цель исследования состоит в формулировании и теоретическом обосновании ряда научных положений, развивающих частную теорию уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме.
Достижению названной цели подчинено решение следующих задач:
выделение периодов и исследование закономерностей исторического развития уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме;
систематизация преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме;
осуществление уголовно-правовой характеристики преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме;
оценка опыта зарубежных стран в криминализации посягательств на избирательные права и право на участие в референдуме;
разработка предложений по совершенствованию законодательного описания и практики применения уголовно-правовых норм об ответственности за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме.
Методологической основой исследования выступают категории и принципы диалектики: всесторонность, объективность, связь теории и практики, историзм. При проведении диссертационного исследования также использовались общенаучные (индукции, дедукции, аналогии, моделирования, описания) и частнонаучные методы познания (историко-правовой, сравнительно-правовой, правовой герменевтики, формально-юридический, контент-анализа, анализа документов, социологического и экспертного опроса).
Теоретическую основу исследования образуют научные положения, посвященные вопросам: преступления и состава преступления (С. С. Босхолов, В. Н. Винокуров, Б. В. Волженкин, В. К. Глистин, П. С. Дагель, Н. И. Коржанский, В. Н. Кудрявцев, А. В. Наумов, Б. С. Никифоров, А. А. Пионтковский, С. В. Поз-нышев, Ю. Е. Пудовочкин, А. И. Рарог, Н. С. Таганцев, В. Я. Таций, А. Н. Трайнин); квалификации преступлений (Л. Д. Гаухман, Н. Ф. Кузнецова); юридической техники уголовного закона (Л. Л. Кругликов, О. Е. Спиридонова); уголовно наказуемой коррупции (С. В. Максимов, П. А. Яни); уголовно наказуемого принуждения (Т. Ю. Орешкина, Т. Д. Устинова); уголовно наказуемого обмана (Р. А. Сабитов, Е. Ю. Сабитова); уголовно-правовой охраны официального документооборота (А. В. Бриллиантов, Л. А. Букалерова, Т. Л. Сергеева); избирательного права и процесса (М. В. Баглай, Н. С. Бондарь, Ю. А. Веденеев, А. А. Джагарян, Н. Н. Еф-ремова, Е. И. Колюшин, К. В. Краснов, Д. И. Луковская, М. С. Матейкович, Н. И. Матузов, И. В. Минникес, И. В. Советников). Непосредственное развитие в диссертации получили теория предмета совершения преступления (В. Н. Вино-куров), теория основных (конституционных) и производных от них прав (Д. И. Лу-ковская) и теория квалификации сложных преступлений (Н. Ф. Кузнецова).
В работе также использовались выводы, полученные авторами произведений в области административного права, информационного права, теории и истории государства и права, истории России, философии и логики.
Нормативную основу исследования образуют международно-правовые акты, отечественные законы и подзаконные акты (действующие, действовавшие, а также их проекты), законодательство некоторых зарубежных стран (Австрии, Армении, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Голландии, Грузии, Дании, Казахстана, КНР, Кореи, Кыргызстана, Латвии, Литвы, Молдовы, Польши, Республики Сан-Марино, США, Таджикистана, Узбекистана, Украины, Франции, ФРГ, Швейцарии, Швеции, Эстонии).
Эмпирическая основа исследования. Достоверность выводов, предложений и рекомендаций, представленных в диссертации, подтверждается:
итогами изучения материалов 85 уголовных дел о преступлениях против избирательных прав и права на участие в референдуме, возбужденных в период 1997–2012 гг. в 27 субъектах РФ, расположенных во всех восьми федеральных округах РФ;
итогами изучения материалов 37 дел, открытых по фактам совершения административных правонарушений, смежных с преступлениями против избирательных прав и права на участие в референдуме;
результатами анализа статистических данных Судебного департамента при Верховном Суде РФ о числе осужденных за преступления против избирательных (референдумных) прав в 1997–2012 гг.;
результатами анализа разъяснений и правоприменительной практики Верховного Суда РФ и Конституционного Суда РФ по более чем 250 делам, прямо или косвенно затрагивающим вопросы ответственности за посягательства на избирательные (референдумные) права;
данными опросов 400 участников федеральных избирательных кампаний 2007–2008 гг., 2011–2012 гг. и 67 правоприменителей (следователей и судей), проводившихся на территориях трех федеральных округов РФ (Центрального, Приволжского, Дальневосточного);
данными контент-анализа более 500 публикаций в печатных и электронных СМИ, содержащих сообщения о фактах совершения преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме.
Научная новизна исследования заключается в разработанных положениях, развивающих частную теорию уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме, в рамках которых:
-
-
получили обоснование нетрадиционная модель исторического развития уголовно-правовой охраны избирательных (референдумных) прав, институт уголовно-правовой охраны избирательных (референдумных) прав и протоглава УК РФ о соответствующих преступлениях, modus operandi систематика преступлений против избирательных (референдумных) прав;
-
введено понятие квазиизбирательного документа и даны определения основного непосредственного объекта преступлений против избирательных прав и избирательного документа, документа референдума;
-
представлена уголовно-правовая характеристика предмета преступлений и вины в преступлениях против избирательных (референдумных) прав, воспрепятствования свободному осуществлению избирательных прав и права на участие в референдуме, охраны тайны волеизъявления на выборах и референдуме, незаконного вмешательства в работу ГАС «Выборы», подкупа и продажности на выборах и референдуме, нарушения порядка финансирования избирательной кампании и кампании референдума, принуждения и обмана на выборах и референдуме, подделки избирательных документов, документов референдума и их бланков, фальсификации итогов голосования и результатов выборов и референдума.
Основные положения исследования, выносимые на защиту.
1. Выделена историческая периодизация уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме, включающая:
– этап развития принципов уголовно-правовой охраны избирательных прав (X–XVIII вв.), состоящий из трех однородных периодов и описывающий смену типа выборов и трансформацию основания уголовной ответственности за совершение преступлений против избирательных прав до появления специальных норм об ответственности за одноименные преступления;
– этап эволюции норм об ответственности за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме (XIX–XXI вв.), складывающийся из четырех однородных периодов и отображающий изменение типа выборов, а также формы и содержания уголовно-правовых норм, посвященных преступлениям против избирательных прав и права на участие в референдуме.
2. Институт уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме обоснован как комплекс взаимосвязанных норм об ответственности за соответствующие преступления, нашедший отражение в протоглаве о преступлениях против избирательных (референдумных) прав, de facto существующей в рамках главы 19 УК РФ. С целью совершенствования теории уголовно-правовой охраны прав человека и обеспечения единообразного правоприменения предложено обособление данной протоглавы в главу 181 «Преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме» (с нумерацией статей 1351–13511).
3. Сформулировано определение непосредственного объекта преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме как охраняемых уголовным законом общественных отношений, связанных с реализацией субъективных основных (конституционных) прав избирать и быть избранным, участвовать в референдуме, производных от них прав, а также их гарантий с целью избрания представителей в органы государственной власти, местного самоуправления и принятия решений по наиболее важным вопросам государственного и местного значения.
4. К предмету преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме отнесены: а) компьютерная информация, содержащаяся в ГАС «Выборы», а также программные и технические средства ГАС «Выборы»; б) подлинный избирательный документ, документ референдума и соответствующий бланк (при уничтожении, повреждении и т. п.).
Избирательный документ, документ референдума предложено определять как документированную информацию, создаваемую в связи с подготовкой и проведением выборов, референдума и удостоверяющую факты предоставления или реализации избирательных прав, права на участие в референдуме либо содержащую основание для такого удостоверения. Документы, появление которых не было обусловлено подготовкой и проведением выборов, отнесены к неизбирательным, а документы, созданные в связи с избирательным процессом, но не имеющие удостоверительных свойств, к квазиизбирательным.
Обосновано, что поддельный избирательный документ, документ референдума или соответствующий бланк (при изготовлении, использовании и пр.), а равно коррупционное вознаграждение на выборах, референдуме, т. е. денежные средства, материальные ценности и иные выгоды имущественного характера, относятся не к предмету преступления и объекту как элементу состава, а к объективной стороне преступления. Поддельный избирательный документ, документ референдума или соответствующий бланк проявляется как предмет совершения преступления либо как орудие или средство его совершения, а коррупционное вознаграждение – как предмет совершения преступления.
5. С использованием в качестве классификационного критерия способа совершения преступления (modus operandi) предложена modus operandi систематика преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме, включающая в себя четыре разновидности преступлений:
– преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме общего вида (typus universus): к ним отнесены преступные посягательства, описанные в чч. 1, 3 ст. 141 УК РФ и действиями, последовательно перечисленными в диспозиции ст. 1421 УК РФ под № 6, 7;
– коррупционные преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме (typus corruptus): их образуют преступные деяния, обрисованные в п. «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ (с квалифицирующим признаком «подкуп») и ст. 1411 УК РФ;
– преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме, совершаемые с принуждением (typus violentus): их характеризуют преступные посягательства, предусмотренные п. «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ в части таких квалифицирующих признаков, как принуждение, применение насилия и угроза применением насилия;
– преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме, связанные с обманом (typus fraudulentus): к ним отнесены преступные деяния, изложенные в п. «а» ч. 2 ст. 141 (с квалифицирующим признаком «обман»), ст. 142, ст. 1421 УК РФ.
6. Обосновано, что преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме с материальным составом совершаются с прямым или косвенным умыслом, а характеристика умышленной формы вины в преступлениях с формальным составом исчерпывается установленным осознанием злоумышленником общественной опасности своего деяния (т. е. одной частью интеллектуального элемента умысла). В этой связи содержание умышленной формы вины предложено рассматривать раздельно для преступлений с формальным и материальным составами.
7. По результатам анализа фактов наиболее непоследовательного применения уголовно-правовых норм об ответственности за преступления против избирательных (референдумных) прав, не получивших освещения в науке уголовного права, сформулированы следующие правила квалификации:
– в уголовно-правовой оценке фактов воспрепятствования свободному осуществлению избирательных прав, совершаемого с принуждением или обманом (п. «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ), предложено использовать правило квалификации сложных преступлений, суть которого состоит в том, что совокупность преступлений существует лишь в случаях, когда вспомогательное преступление, использующееся для совершения основного преступления, относится к равной или более высокой категории по сравнению с основным;
– уголовная ответственность за незаконное изготовление бланка избирательного бюллетеня (ч. 3 ст. 142 УК РФ) наступает только тогда, когда планируемая подделка избирательного бюллетеня была прервана на этапе состоявшегося незаконного изготовления бланка избирательного бюллетеня и не дошла до его заполнения (состав с двойной превенцией);
– основанием для наступления уголовной ответственности за включение неучтенных избирательных бюллетеней в число бюллетеней, использованных при голосовании (ст. 1421 УК РФ), служит факт заведомо незаконного учета необоснованно добавленных бюллетеней, осуществленный при подсчете голосов членом избирательной комиссии, а вовсе не незаконный вброс бюллетеней в избирательную урну;
– квалификацию подделки протокола об итогах голосования, результатах выборах не в части данных об этих итогах, результатах (т. е. искажение сведений о количестве поступивших жалоб, подделка подписи члена избирательной комиссии и пр.) предложено осуществлять по норме о подделке избирательных документов (ч. 1 ст. 142 УК РФ).
8. С помощью компаративистского исследования уголовного законодательства выявлены решения в области противодействия преступлениям против избирательных прав и права на участие в референдуме, отвечающие историческим закономерностям отечественной уголовно-правовой охраны избирательных (референдумных) прав и могущие быть полезными для развития современной теории и практики охраны прав человека. К ним отнесены:
– криминализация бесправного, многократного голосований и персонации на выборах, референдуме;
– применение компактных диспозиций уголовно-правовых норм об ответственности за преступления против избирательных (референдумных) прав, исключающих казуистический способ их формулирования;
– использование общего субъекта преступления в конструировании состава подделки избирательного документа, документа референдума.
9. В целях обеспечения полноты уголовно-правовой охраны избирательных прав, права на участие в референдуме и совершенствования соответствующего правового института научное обоснование получили:
а) редакции уголовно-правовых норм об ответственности за:
– воспрепятствование свободному осуществлению избирательных прав и права на участие в референдуме;
– нарушение тайны волеизъявления на выборах, референдуме;
– незаконные предоставление и использование финансовой (материальной) поддержки на выборах, референдуме;
– незаконное вмешательство в работу ГАС «Выборы»;
– подделку избирательного документа, документа референдума;
– незаконное изготовление бланка избирательного бюллетеня, бланка бюллетеня для голосования на референдуме, бланка открепительного удостоверения;
– фальсификацию итогов голосования или результатов выборов, референдума;
б) установление уголовной ответственности за:
– незаконные уничтожение или повреждение, а равно похищение или сокрытие избирательного документа, документа референдума;
– подкуп на выборах, референдуме;
– продажность члена избирательной комиссии, комиссии референдума с правом решающего голоса.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что сформулированные в работе выводы, рекомендации и предложения развивают частную теорию уголовно-правовой охраны избирательных прав и права на участие в референдуме, а также учения о преступлении (в части характеристики признака общественной опасности), составе преступления (в части анализа содержания объекта преступления, использования неклассического признака объективной стороны преступления, характеристики вины в преступлениях с формальным и материальным составами), квалификации преступлений (в части обоснования новых правил квалификации).
Практическая значимость исследования. Результаты проведенного исследования внедрены в учебный процесс Негосударственного образовательного частного учреждения высшего профессионального образования «Академический правовой институт» и применяются в преподавании курса уголовного права. Они также могут быть использованы в совершенствовании правовой базы противодействия преступлениям против избирательных прав, права на участие в референдуме и в правоприменительной практике при квалификации преступлений. Равным образом выводы, рекомендации и предложения, представленные в диссертации, могут применяться в научно-исследовательской работе при дальнейшем анализе уголовно-правовой охраны избирательных прав, права на участие в референдуме и в деятельности по повышению квалификации сотрудников правоохранительных органов и избирательных комиссий.
Апробация результатов исследования. Выводы, предложения и рекомендации, изложенные в диссертации, прошли апробацию путем участия в международных и всероссийских конкурсах и конференциях: г. Йошкар-Ола (2011 г.), г. Краснодар (2012 г.), г. Курск (2010 г.), г. Москва (2007 г., 2010–2013 гг.), г. Новосибирск (2010 г., 2013 г.), г. Одесса, Украина (2010 г.), г. Пенза (2010 г., 2011 г.), г. Сибай (2010 г.), г. Тамбов (2010 г.).
Диссертант также участвовал в коллективной разработке двух учебных пособий по повышению правовой культуры будущих избирателей, за создание которых был отмечен лауреатством конкурсов, проводившихся Центральной избирательной комиссией России в 2005/2006 и 2006/2007 гг.
Структура диссертации слагается из введения, трех глав (содержащих девять параграфов), заключения и трех приложений.
Эволюция норм об ответственности за преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме (XIX-XXI вв.)
Качественно иной характер политических взаимоотношений представляла предметная деятельность земских соборов по выборам царей. Так, в 1584 г. соборным решением на престол был возведен Федор Иванович, в 1598 г. - Борис Годунов, в 1606 г. - Василий Шуйский, ав 1613 г. - Михаил Федорович. Однако ученые сомневаются в правдоподобности созывов земских соборов 1584 и 1606 гг., бесспорно признавая достоверное существование лишь двух других: 1598 и 1613 гг. Два избрания за два столетия существования земских соборов-это весьма немного, но если учесть, что сама мысль о выборном царе была невероятно чужда народной массе, воспринималось ею как нарушение законов природы, нечто такое же несуразное, как выборный отец или выборная мать , то окажется, что это весьма неплохое достижение на тернистом пути взращивания выборного начала на неплодородной почве монархического государства.
Порядок деятельности избирательного собора имел много общих черт с работой обычного собора, но отличался характером политической обстановки принятия решений: ему был свойственен высокий накал политической борьбы1, которого не знали ни обычные соборы, ни даже выборы соборных представителей и местных должностных лиц. Можно даже сказать, что это единственный и уникальный в своем роде случай проведения конкурентных выборов в Московском государстве, где ни избирателям, ни кандидатам не был безразличен их исход. И тому есть немало исторических свидетельств. К примеру, на земском соборе 1598 г. четырежды пересматривался предварительный состав собора, многие уча-стники которого были подкуплены . Не последнюю роль в этом деле сыграли кандидат Борис Годунов и его сестра Ирина. Известный историк С. М. Соловьев писал: «Царица призывала к себе тайно сотников и пятидесятников, стрелецких, деньгами и льстивыми обещаниями склоняла их убеждать войско и горожан, чтоб не выбирали на царство никого, кроме Бориса. Правитель приобретал приверженцев с помощью монахов ... вдов и сирот, благодарных ему за решение своих продолжительных тяжб, с помощью людей знатных, которых он снабжал деньгами, обещая дать и больше, когда будет избран в государи»3. Позже замечен был Годунов и в проведении хитросплетенной агитации: обращения к избирателям, компромиссы с соперниками, особая тактика соборных заседаний - все имело целью обеспечение его избрания на престол уже не подтасованным составом собора, а такими действиями, которые вынудили бы правильно составленный собор уступить народному движению . В итоге хорошо продуманная избирательная кампания и поддержка Годунова при дворе позволили ему победить соперников5.
Немало примеров нарушений содержали и выборы на земском соборе 1613 г. Со слов В. О. Ключевского, собор распался на партии, каждая из которых продвигала своего кандидата: «...многие вельможи и даже невельможи подкупали избирателей, засылали с подарками и обещаниями», а когда средств не хватало, все решалось «предрассудком и интригой» . На это указывали также Никоновская и Псковская летописи: «...мнозии-же от вельмож, желающих царем бытии, под-купахуса, многим дающи и обещающи многие дары» . Кроме того, есть свидетельства, что и князь Дмитрий Пожарский «искал престола и потратил немало денег на происки»3. Как видим, два избирательных собора с выборами царей продемонстрировали гораздо больший политический азарт в борьбе за власть (и, как следствие, нарушений), чем сотни формальных губных, земских выборов и выборов соборных представителей за огромный период с XVI в. по XVII в.
Но как подходил к последствиям такого азарта законодатель? Норм об ответственности за преступления против избирательных прав не выработалось, однако развитие общих норм, на наш взгляд, проходило в русле, адекватном реальной перспективе их появления. Во-первых, еще более широким стало понятие преступления. Уже в Судебнике 1497 г. под понятие «лихое дело» можно было подвести любое деяние, которое «приносило вред всему господствующему классу в целом, нарушая его интересы или посягая на установленный в государстве порядок»4. Во-вторых, произошел переход от простого осуждения взяточничества в более ранних актах и Судебнике 1497 г. (ст.ст. 1, 38, 67) к установлению ответственности за его совершение в Судебнике 1550 г. (ст.ст. 3-5, 32). В-третьих, появилось новое преступление - «подписка» (подделка документов) - сначала в Судебнике 1550 г. (ст. 59), а затем в Соборном уложении 1649 г. (в гл. IV), что особенно актуально в свете проанализированной челобитной о подделке воеводой «выборами за руками». Более того, отсутствие норм, посвященных преступлениям против избирательных прав, не препятствовало применению наказаний за уклонение от участия в выборах, за избрание лица, не соответствующего цензам, и прочие нарушения, предписания о которых содержались, например, в Губной грамоте селам и деревням Троицкого Сергиева монастыря в Бежецкий уезд 1541 г. Другое дело, что грамоты такого рода имели не нормативный, а индивидуальный характер , поэтому о повсеместном их действии речи не идет.
Таким образом, периодом укрепления принципов уголовно-правовой охраны избирательных прав оказались охвачены не только выборы конкурентного характера - выборы царей на земских соборах, но и лишенные свойства политической борьбы неконкурентные выборы в губные и земские учреждения, а равно выборы соборных представителей. По сравнению с предыдущим данный период также внес изменения в правовую основу ответственности за нарушение выборных процедур, заменив правовой обычай на общие уголовно-правовые нормы (о взятке, «подписке» и т. п.) и нормы индивидуальных актов. XVIII в. ознаменовал собой период материализации принципов уголовно-правовой охраны избирательных прав. Превращение сословно-представительной монархии в абсолютную повлекло существенные преобразования в системе органов власти. Так, в системе центральных органов произошла замена царя импера тором, Боярской думы Сенатом, приказов коллегиями, появился Синод . Среди местных органов власти - губернаторов, земских камериров, воевод, обер-комендантов и пр. - широкий выборный характер следует искать лишь в порядке формирования городских учреждений, которые, в соответствии с указами Петра I 0 городской реформе 1699 г., также подверглись изменениям. Во-первых, торго во-промышленным людям Москвы было предоставлено право выбирать «добрых и правдивых людей, кого они меж себя и по скольку человек похотят» (позднее двенадцать человек), на должности бурмистров
Объективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме общего вида (typus universus)
Установление объекта преступления является одним из ключевых действий в процессе квалификации преступного деяния2. Его высокая значимость недвусмысленно подчеркивается указанием на связь множества случаев неправильной квалификации преступных деяний с ошибками в определении именно объекта преступления . И действительно, учение об объекте преступления - один из наиболее сложных разделов науки уголовного права, ибо даже во взгляде на понятие объекта преступления до сих пор не выработалось единого мнения. Наибольшее распространение приписывается двум группам научных воззрений.
Представители первой группы в качестве объекта преступления рассматривают общественные отношения, на которые направлено общественно опасное деяние и которым причиняется вред или в части которых создается реальная опасность причинения вреда (Н. И. Коржанский; Б. С. Никифоров; А. А. Пионт-ковский; В. Я. Таций; А. Н. Трайнин)4. Будучи сложным образованием, общест венные отношения включают в себя ряд элементов: их участников, предмет отношений и деятельность (коррелятивные позиции) участников1. Нарушение общественного отношения осуществляется путем воздействия на эти элементы2. Являясь единственно правильной в советской науке уголовного права, данная теория и с кардинальным изменением государственно-правовых условий не утратила универсального характера и лидирующих позиций, что подтверждает ее научную состоятельность, не зависящую от идеологической приемлемости.
В рамках второй группы научных воззрений объект преступления рассматривается как правовое благо или интерес. Со слов профессора Н. С. Таганцева, «преступным почитается деяние, посягающее на юридическую норму в ее реальном бытии»; «деяние, посягающее на охраненный нормою юридический инте-рее» . Сторонники данного взгляда (О. Затепелин; А. В. Наумов; И. Упоров, А. Хун; Е. Фесенко)4 полагают, что только такой подход позволяет учитывать «абсолютную ценность человека как биологического существа», не превращая его в «носителя общественных отношений»5.
Несмотря на внешнюю полярность изложенных мнений, думается, что неразрешимых противоречий между ними нет. Causa causarum укоренения двоякого подхода к объекту преступления видится в установлении различных (широких или узких) границ исследования одного и того же явления действительности.
Во-первых, охрана правового блага имеет ценность только в среде людей, т. е. неразрывно связана с функционированием общественных отношений соответствующего типа. Поэтому «реальным бытием юридической нормы», на которую, со слов профессора Н. С. Таганцева, осуществляется посягательство, можно считать воплощение такой нормы в правоотношении, которое в свою очередь яв Наумов А. В. Российское уголовное право. Т. 1. С. 304. ляется формой общественного отношения. Не менее очевидной связь с общественными отношениями видится и в определении преступления как «посягательства на охраненный нормою юридический интерес», ибо интересы неразрывно связаны с людьми как их носителями и закреплены, по замечанию профессора В. Я. Тация, в охраняемых уголовным законом общественных отношениях1.
Во-вторых, поскольку право является регулятором общественных отношений , то употребление в сочетании с существительным «благо» («интерес») прилагательного «правовое» неизбежно заключает первое в систему общественных отношений. Примечательно, что данный вывод находит подтверждение во взглядах представителей обеих концепций объекта преступления: «право ... регулирует отношения лиц между собой, а не отношения человека к его собственным благам и интересам» (Н. С. Таганцев)3; «...отношение существует только между людьми по поводу вещей, а не между лицами и вещами» (Н. И. Коржанский)4.
В-третьих, уголовный закон не признает за правовыми благами (интересами) абсолютной ценности. Деяние, причиняющее вред определенным благам, может не рассматриваться как преступление, если отсутствуют охраняемые уголовным законом общественные отношения, сложившиеся по поводу таких благ (например, в случае лишения жизни человека при необходимой обороне).
Наконец, в-четвертых, формально-материальному определению преступления (ст. 14 УК РФ), сочетающему признаки противоправности и общественной опасности, в полной мере отвечает понимание объекта преступления как общественных отношений, сложившихся по поводу соответствующих благ (интересов); альтернативный подход к изложению объекта, по точному замечанию профессора Л. Д. Гаухмана, способен отразить лишь формальное определение преступления .
Опираясь на приведенные аргументы, в настоящем исследовании мы будем придерживаться теории общественных отношений как объекта преступления. В целях наглядного раскрытия специфики объекта преступлений против избирательных прав воспользуемся классификацией объектов преступных деяний. Применительно к отечественному уголовному закону сложилась четырех-звенная классификация объектов преступлений по вертикали, т. е. по широте круга общественных отношений, на которые происходит посягательство. Различаются общий, родовой, видовой и непосредственный объекты преступления.
Понятием общего объекта преступления охватываются все общественные отношения, охраняемые УК РФ от преступных посягательств. Их перечень сконцентрирован в содержании ч. 1 ст. 2 УК РФ и является единым для всех преступлений, в т. ч. посягающих на избирательные (референдумные) права1. Вместе с тем, как справедливо отмечает профессор С. С. Восходов, данный перечень нуждается в законодательном уточнении, ибо при сопоставлении с конституционной иерархией объектов охраны и их ранжированием на основе строгости санкций статей Особенной части УК РФ выявляются его непоследовательность (например, в Конституции РФ на второе место после прав и свобод человека (ст. 2) поставлен конституционный строй (ст.ст. 3-5)) и неполнота (так, в ч. 1 ст. 2 УК РФ не отра-жены общественные отношения в сфере экономической деятельности) .
Объективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме, совершаемых с принуждением (typus violentus)
Следовательно, в целях полноценной уголовно-правовой охраны выборов и референдума положениями ч. 1 ст. 141 УК РФ должна защищаться деятельность всех специфических субъектов, причем их перечень для удобств правоприменительной практики следует изложить развернуто. В прямом указании на общих субъектов в рамках ч. 1 ст. 141 УК РФ необходимости нет. Их деятельность будет охраняться данной нормой в той степени, в которой это послужит целям обеспечения свободной реализации специфическими субъектами избирательных прав, права на участие в референдуме и их гарантий, а также другими нормами УК РФ.
Нормативное расположение. Обнимая и воспрепятствование свободному осуществлению избирательных прав, права на участие в референдуме, и воспрепятствование надлежащему исполнению своих обязанностей членом избирательной комиссии, комиссии референдума (и прочими субъектами - в проекте), диспозиция ч. 1 ст. 141 УК РФ подчеркивает их теснейшую связь и взаимную обусловленность. Такой же вариант в изложении обеих разновидностей воспрепятствования используют уголовные кодексы Армении (ч. 1 ст. 149), Казахстана (ч. 1 ст. 146), Кыргызстана (ч. 1 ст. 139) и Таджикистана (ч. 1 ст. 150).
Альтернативный подход выражен в ИК Франции (ст.ст. L. 102, L.107), УК Грузии (ст.ст. 162, 163) и УК Эстонии (ст.ст. 161, 162), которые рассматриваемым видам воспрепятствования отводят по две самостоятельные статьи. Вероятно следуя ему, некоторые отечественные авторы предлагают реформировать ч. 1 ст. 1 УК РФ и выделить виды воспрепятствования в две обособленные статьи (А. П. Свигузова) или две части одной статьи (Н. Ю. Турищева) . Однако ни теоретической, ни практической ценности в этом не видится, т. к. осуществление избирательных прав и работа избирательной комиссии - две взаимодополняющие стороны единого процесса, иногда настолько переплетенные, что сложно провести грань, разводящую составы посягательств на них. К примеру, по ч. 1 ст. 141 УК РФ была квалифицирована кража 4598 бланков избирательных бюллетеней, произведенная в Республике Дагестан в октябре 2010 г. из здания муниципальной избирательной комиссии3. Данный случай иллюстрирует пример сложного воспрепятствования, когда посягательство в равной степени распространяется как на избирательные права (без бланков бюллетеней избиратели не смогут реализовать свое активное избирательное право), так и на надлежащее исполнение своих обязанностей членами избирательной комиссии (они не смогут организовать голосование, подсчет голосов и т. п.). Избежать сложностей и споров в квалификации таких деяний поможет единая для обеих разновидностей воспрепятствования статья. Основание такого вывода имеет и официальное подтверждение: в 1999 г. был снят с рассмотрения законопроект, предлагавший содержание ст. 141 УК РФ обособить в две отдельные статьи, посвященные воспрепятствованиям осуществлению избирательных прав (ст. 141) и работе избирательных комиссий (ст. 141 )4.
Более того, как уже отмечалось, реализация субъективных избирательных прав фактически охватывает работу избирательных комиссий. Законодательно такая мысль воплощена в уголовных законах Болгарии (ст. 167), Голландии (ст. 125) и Польши (ст. 249), указывающих на наказуемость воспрепятствования лишь осу ществлению избирательных прав. Вместе с тем отказываться от российской модели в пользу вышеназванной смысла тоже нет, ибо указанием на наказуемость воспрепятствования надлежащему исполнению своих обязанностей членом избирательной комиссии, комиссии референдума (и прочими субъектами - в проекте) особо подчеркивается гарантия реализации избирательных прав, права на участие в референдуме, да и характер нормы при этом выглядит более равновесным. 3. Межотраслевая демаркация. Под понятие уголовно наказуемого воспрепятствования подпадает содержание некоторых административно-правовых норм (ст.ст. 5.1, 5.3-5.7, 5.13-5.16, 5.25 и др. КоАП РФ). Сложившаяся ситуация губительна для практики правоприменения и требует разработки критерия разведения норм УК РФ и КоАП РФ. В современной юридической науке можно выделить три группы воззрений исследователей на содержание такого критерия.
Представители первой группы критерием отграничения преступления от административного правонарушения считают общественную опасность, присущую обоим деяниям, но в различной степени: преступление более опасно (А. А. Герцензон; Е. Л. Поцелуев)1. Приверженцы второй группы научных воззрений такой критерий также связывают с общественной опасностью, но полагают, что присуща она только преступлению, тогда как административное нарушение обладает общественной вредностью (Э. А. Васильев; Н. Д. Дурманов)2. Взгляды третьей группы имеют компромиссный характер: общественно опасны все преступления и лишь некоторые административные правонарушения (А. М. Николаев) . Поскольку законодатель признак «общественно опасный» использует для описания только преступного деяния и его последствий (ч. 1 ст. 5 УК РФ), а характеристику последствий административного правонарушения производит с по мощью понятия «вредный» (ст. 2.2 КоАП РФ), правильными представляются воззрения второй группы исследователей. Разного рода расширительные толкования в пользу наделения правонарушений свойством общественной опасности вызывают сомнения, ибо не основываются на законе. Следовательно, критерий отграничения преступления от административного правонарушения качественный. Количественный критерий может служить основанием внутриродового деления на виды, но использовать его для межродового сопоставления недопустимо.
Видимое выражение качественного разграничительного критерия проявляется в виде так называемого демаркационного показателя. Последний может связываться с любым признаком состава преступления, причем не одним. Однако в деле разведения норм УК РФ (ч. 1 ст. 141) и КоАП РФ главный демаркационный показатель логичнее видеть в числе признаков объективной стороны преступления. На его роль, исходя из теории и практики уголовного права, претендуют: 1) характер нарушения: создание существенного препятствия в реализации избирательных прав образует состав преступления, описанный в ч. 1 ст. 141 УК РФ, а формальное отступление от избирательных норм- состав административного нарушения (С. Д. Гринько; Г. А. Шевченко)1; 2) охват нарушения: если действия по препятствованию свободному осуществлению избирательных прав совершены в отношении нескольких или неопределенного числа лиц, то они являются уголовно наказуемыми по ч. 1 ст. 141 УК РФ; если же в отношении одного гражданина, то нака-зываются по соответствующей статье КоАП РФ (И. Н. Толстикова) ; 3) способ нарушения: преступлением считается воспрепятствование, совершенное одним из способов, указанных в ч. 2 ст. 141 УК РФ; совершение воспрепятствования другим способом должно влечь ответственность по КоАП РФ (Т. Н. Елисеева; Г. А. Станкевич)3.
Субъективная сторона преступлений против избирательных прав и права на участие в референдуме
Тип насилия, составляющий содержание рассматриваемой угрозы, уголовным законодателем не конкретизирован. Значит, в сравнении с законами ряда зарубежных стран, которые уголовно наказуемыми способами воспрепятствования осуществлению избирательных прав считают «угрозу жизни лица» (ст. 181 УК Молдовы), «угрозу причинения серьезного вреда» ( 108 УК ФРГ, ст.ст. 279, 280 УК Швейцарии) и «опасную угрозу» ( 262 УК Австрии), УК РФ содержание угрозы насилием связывает с любым типом последнего. Однако в практике особое внимание следует уделять случаям воспрепятствования с угрозой убийством или причинением тяжкого вреда здоровью, ибо такая угроза составляет самостоятельное преступление (ст. 119 УК РФ). Руководство правилом квалификации сложных преступлений позволяет видеть совокупность преступлений только в варианте: п. «а» ч. 2 ст. 141 + ч. 2 ст. 119 УК РФ. Совершение деяния, приведенного в ч. 1 ст. 119 УК РФ, полагается преступлением-способом, выступающим компонентом единого сложного преступления, охватывается правовым объемом п. «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ и дополнительной квалификации не требует. Так, на выборах главы Поройского сельского поселения Добровского района Липецкой области в 2010 г. кандидат Ж. за вознаграждение предложила Н. заставить двух других кандидатов снять свои кандидатуры с выборов. Согласившись, Н. прибыл к дому первого кандидата и предъявил требования отказа от участия в выборах под угрозой физической расправой и уничтожением имущества. Затем злоумышленник направился к дому второго кандидата и, угрожая физической расправой, нанес ему два удара в лицо. Судебный приговор был вынесен Н. по п. «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ1.
В исследуемом контексте к угрозе применением насилия очень близко прилегает «запугивание», используемое в Своде законов США (ст. 594 разд. 18, п. «Ь» ст. 1973і разд. 42) и УК Кореи (ст. 128). Вопреки научным мнениям, определяющим угрозу как запугивание , полагаем, что угроза и запугивание не являются тождественными категориями. Безусловно, угроза всегда направлена на запугивание потерпевшего, но достигает его лишь при своем постоянстве: со слов
С. И. Ожегова, «запугать» значит «постоянными угрозами сделать робким, пугливым»1 (курсив наш. -А. К). Схожего мнения придерживается В. Г. Зарипов, отмечающий, что запугивание имеет «продолжительный, как правило, систематиче-ский и неоднородный характер» . Криминализация запугивания в качестве способа воспрепятствования осуществлению избирательных прав вряд ли станет полезной, ибо сдвинет момент наступления ответственности с одной угрозы до нескольких.
Наконец, перечень остальных видов физического и психического принуждения рекомендуем отразить в п. «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ обобщенной формулировкой «иное принуждение». Наличие статей уголовного закона, корреспондирующих последнему, требует соблюдения правила квалификации сложных преступлений: если категории основного и вспомогательного преступлений равны либо категория второго выше категории первого, речь может идти о совокупности преступлений. Так, совокупность с преступлением, описанным в п. «а» ч. 2 ст. 141, образуют деяния, запрещенные ст. 126, чч. 2, 3 ст. 127, ч. 2 ст. 128 УК РФ. В этой связи мнение исследователя В. Д. Мостовщикова об охвате правовым объемом п. «а» ч. 2 ст. 141 положений ч. 2 ст. 127 УК РФ3 считаем спорным.
Нормативное расположение. В отечественном уголовном законе принуждение излагается как способ воспрепятствования свободному осуществлению избирательных прав, причем корни этого уходят в правовые памятники прошлого (ст.ст. 328 , 3284 Уложения о наказаниях в ред. 1906 г.). Аналогичного взгляда на нормативное расположение принуждения сегодня придерживаются большинство иностранных законодателей ( 262 УК Австрии, ст. 125 УК Голландии и др.).
Попыткой по-новому взглянуть на традиционный вопрос стало предложение депутатов от партии ЛДПР, которыми в 2011 г. в Государственную Думу Федерального Собрания РФ был внесен законопроект, предлагавший дополнить УК РФ нормой об ответственности за принуждение на выборах, референдуме, поскольку «ст. 141 УК РФ не отражает общественной опасности за принуждение гражданина к участию в голосовании, отказу от голосования либо определенному голосованию на выборах, референдуме, если он находится в служебной или иной зависимости» . Обоснование представляется сомнительным, ибо об отнесении использования служебной, материальной и иной зависимости потерпевшего к видам принуждения неоднократно упоминалось в доктрине уголовного права (например, Б. Д. Завидовым). Солидарными в видении дефектов обоснования оказались Верховный Суд РФ и Правительство РФ, в официальных отзывах которых введение нормы не было поддержано ввиду ее охвата положениями ч. 2 ст. 141 УК РФ.
Но не только в недостатках правовой нормы видится критическая оценка законопроекта. Полагаем, что для криминализации принуждения в качестве самостоятельного деяния сегодня не существует ни внутренних, ни внешних причин: принуждение тесно связано с воспрепятствованием, т. к. попытка склонения участника выборов к определенному варианту поведения путем применения насилия, угрозы насилием и пр. есть создание препятствий . свободному осуществлению его избирательных прав и их гарантий; следование правилу квалификации сложных преступлений позволяет осуществлять грамотную квалификацию по п. «а» ч. 2 ст. 141 УК РФ. Следовательно, дополнению УК РФ новой нормой об ответственности за принуждение на выборах, референдуме в реалиях сегодняшнего дня целесообразно предпочесть исправление недочетов изложения принуждения как способа воспрепятствования свободному осуществлению избирательных прав, права на участие в референдуме в рамках новой ст. 1351 главы 18 УК РФ «Преступления против избирательных прав и права на участие в референдуме».
Похожие диссертации на Уголовно-правовая охрана избирательных прав и права на участие в референдуме
-
