Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Судебные органы конституционного контроля в системе защиты прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации и государствах Центральной и Восточной Европы: теоретико-правовое и конституционно правовое исследование 12
1 Место судебных органов конституционного контроля в системе защиты прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации и государствах Центральной и Восточной Европы 12
2. Становление и тенденции развития судебных органов конституционного контроля в Российской Федерации и в государствах Центральной и Восточной Европы 36
3. Конституционное судопроизводство и его отдельные виды как формы правозащитной деятельности судебных органов конституционного контроля в Российской Федерации и государствах Центральной и Восточной Европы 58
Глава II. Особенности защиты отдельных видов конституционных прав и свобод судебными органами конституционного контроля в Российской Федерации и в государствах Центральной и Восточной Европы 85
1. Защита личных (гражданских) прав и свобод человека и гражданина конституционными судами Российской Федерации и государств Центральной и Восточной Европы 85
2. Решения конституционных судов в Российской Федерации Российской Федерации и в государствах Центральной и Восточной Европы по вопросам защиты политических прав и свобод человека и гражданина 116
3. Проблемы защиты основных экономических и социальных прав человека и гражданина судебными органами конституционного контроля Российской Федерации и государств Центральной и Восточной Европы 144
Заключение 173
Список нормативных источников и научной литературы 180
- Место судебных органов конституционного контроля в системе защиты прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации и государствах Центральной и Восточной Европы
- Конституционное судопроизводство и его отдельные виды как формы правозащитной деятельности судебных органов конституционного контроля в Российской Федерации и государствах Центральной и Восточной Европы
- Защита личных (гражданских) прав и свобод человека и гражданина конституционными судами Российской Федерации и государств Центральной и Восточной Европы
- Проблемы защиты основных экономических и социальных прав человека и гражданина судебными органами конституционного контроля Российской Федерации и государств Центральной и Восточной Европы
Место судебных органов конституционного контроля в системе защиты прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации и государствах Центральной и Восточной Европы
В настоящее время в российской и зарубежной юридической науке государственная защита прав и свобод человека и гражданина определяется как совокупность органов государственной власти (судов, правоохранительных органов), иных государственных органов (уполномоченных по правам человека, омбусманов) и учреждений (комиссий и советов по правам человека) и процедур рассмотрения, проверки, подготовки предложений и принятия решений по жалобам, заявлениям и иной информации о нарушениях прав человека, базирующихся на конституционных и отраслевых нормах внутреннего права государства1. Профессор М. Партингтон включает в структуру системы защиты прав человека и гражданина от нарушений со стороны публичной администрации следующие государственные институты - суды; конституционные и административные трибуналы и иные квазисудебные органы; институт парламентского и депутатского расследования; институт административного обжалования; омбудсманы; институты альтернативного разрешения споров: арбитраж, посредничество, согласительные процедуры . Таким образом, и российская и зарубежная юридическая наука признают, что конституционные суды (конституционные трибуналы) являются элементами конституционной системы защиты прав и свобод человека и гражданина.
Ученые - конституционалисты, исследуя механизм защиты прав и свобод человека и гражданина в современных демократических зарубежных государствах, указывают на ведущую роль в нем конституционных судов как органов, осуществляющих судебный конституционный контроль3. Однако, место Конституционного Суда в системе институтов защиты основных прав и свобод человека и гражданина обусловлено не тем, что он является высшим органом государственной власти, а его особой компетенцией, правовой природой его деятельности.
Статья 2 (п. 3, подп. «Ь») Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г. закрепляет обязанность каждого государства «...обеспечить, чтобы право на правовую защиту для любого лица, требующего такой защиты, устанавливалось компетентными судебными, административны ми или законодательными властями или любым другим компетентным органом, предусмотренным правовой системой государства, и развивать возможности судебной защиты»4. В соответствии со ст. 13 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, каждый, чьи права и свободы, признанные в данной Конвенции, нарушены, имеет право на эффективное средство правовой защиты в государственном органе, даже если это нарушение было совершено лицами, действовавшими в официальном качестве. При этом, Конвенция в ст. 6 (ч. 1) специально указывает на особую роль судебной защиты в системе государственных средств защиты прав и свобод человека и гражданина, закрепляя, что «каждый в случае спора о его гражданских правах и обязанностях или при предъявлении ему любого уголовного обвинения имеет право на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок независимым и беспристрастным судом, созданным на основании закона»5.
Особое место судебной защиты в системе государственных средств защиты прав и свобод человека и гражданина обусловлено особой природой судебной власти. Гарантии судебной защиты закреплены во всех конституциях и актах конституционного характера государств Центральной и Восточной Европы. Наиболее типичным является закрепление права каждого на судебную защиту его прав и свобод. Право защищать права и законные интересы в суде закреплено в ст. 60 Конституции Республики Беларусь от 24 ноября 1996 г.6; 92 Кон-ституции Латвийской Республики от 15 октября 1922 г. ; ст. 30 (ч. 1) Конституции Литовской Республики от 25 октября 1992 г. ; ст. 20 Конституции Республики Молдова от 29 июня 1994 г.9; ст. 46 Конституции Российской Федерации от 12 декабря 1993 г. (в ред. от 30 декабря 2008 г.)10; ст. 21 Конституции Румынии от 21 ноября 1991 г.п; ст.ст. 46 и 48 Конституции Словацкой Республики от 1 сентября 1992 г. N 460/1992 Z.z.12; ст. 15 (ч. 4) Конституции Республики Словения от 23 декабря 1993 г.13; ст. 29 (ч. 1) Конституции Республики Хорватия от 22 декабря 1990 г.14; ст.ст. 36-40 Хартии основных прав и свобод Чешской Республики от 9 января 1991 г.15; ст. 60 Конституции Республики Украина от 28 июня 1996 г. . В ст. II (п. 6) Конституции Боснии и Герцеговины от 14 декабря 1995 г. установлена обязанность государства, а также всех судов, учреждений, государственных органов и механизмов, используемых членами данного федеративного государства или действующими в них, осуществлять и соблюдать права человека и основные свободы17; а в Конституции Республики Польской от 2 апреля 1997 г. - запрет законодательно «закрывать судебный путь для восста-новления нарушенных свобод или прав» .
Как правило, в соответствующих положениях конституций государств Центральной и Восточной Европы закрепляется возможность судебного обжалования правовых актов органов государственной власти и органов местного самоуправления, нарушающих права и свободы человека и гражданина. В совокупности с общепризнанными принципами законности и независимости судов при осуществлении правосудия, это предполагает обязанность всех судов при рассмотрении дел, отнесенных к их компетенции, руководствоваться законом и Конституцией как нормативными правовыми актами наивысшей юридической силы.
Именно необходимость защитить основные права и свободы человека и гражданина от нарушений их актами высших органов государственной власти и привела к приобретению Верховным Судом США полномочий в сфере проверки соответствия их Конституции США, возникновению института судебного конституционного контроля и, соответственно, его «американской» модели. Если внимательно изучить правовую позицию судьи Верховного Суда США Дж. Маршалла, выраженную им по делу Marbury v. Madison19, становится очевидным, что обоснование полномочий Верховного Суда США в сфере конституционного контроля заключается в том, что суд должен применить закон, чтобы разрешить конкретное дело, в случае коллизии между двумя законами, подлежащими применению при рассмотрении дела, суд должен решить, какому закону нужно отдать преимущество; если отношения регулируются и Конституцией, и противоречащим ей законом, приоритет должен быть отдан Конституции. Профессор СМ. Гриффин, полагает, что «судебная власть должна руководствоваться Конституцией в случае прямого конфликта между нею и обычным законодательным актом», что является непосредственным следствием обязанности суда разрешать дела, отнесенные к его компетенции20. Таким образом, по мнению Дж. Маршала, «те, кто применяет норму права в конкретном деле, по необходимости, должны разъяснять и интерпретировать эту норму. Если имеется конфликт двух законов друг с другом, суды должны выбрать один из них; поскольку Конституция обязательна как для законодательных органов, так и для судов, последние не имеют никакого выбора, кроме как объявить недействи-тельный любой акт, который они найдут противоречащим Конституции» .
Однако недостатки защиты конституционных прав и свобод человека и гражданина от нарушений их законодательными актами и нормативными правовыми актами иных высших органов государственной власти, осуществляемой судами общей юрисдикции, очевидны. Так, Ю.А. Юдин и Ю.Л. Шульженко полагают, что к ним относится связанность суда при разрешении конституционных вопросов обстоятельствами рассматриваемых уголовных и гражданских дел22. Профессор М. Шапиро так определяет специфику конституционного контроля, осуществляемого судьей при рассмотрении конкретного дела: «Осуществляя правосудие, мы проверяем конституционность закона только в той мере, в какой это необходимо для нормального рассмотрения конкретного де-ла...»23.
Кроме того, решения о неконституционности законов или иных нормативных правовых актов, принимаемые судами в таком случае, обязательны лишь для сторон дела, разрешенного по существу судом. Как пишет Дж. Уолдрон, если суд просто отказывается применять закон, который он полагает неконституционным, судья не лишает закон юридической силы, а, скорее, объявляет о его неприменении24. При этом даже случается, что судьи, оставшиеся в меньшинстве при вынесении решения, объявляют, что они применили бы этот самый закон в дальнейшем при рассмотрении иных дел, несмотря на то, что неконституционность закона была признана большинством судей25.
Защита прав и свобод человека и гражданина конституционными судами производна от института судебной защиты, а также общепризнанного принципа международного права гарантированности права на судебную и иную правовую защиту, закрепленного в ст. 2 (ч. 3) Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г., а также ст.ст. 6 и 13 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Следует заметить, что возможность граждан прибегнуть к защите Конституционного Суда также может быть закреплена Основном законе государства, но она производна от права на судебную защиту (ст. 125 (ч. 4) Конституции Российской Федерации; ст. 126 Конституции Словацкой Республики; ст. 160 (ч. 3) Конституции Республики Словения26; ст. 125 (абз. 4) Конституции Республики Хорватия; ст. 86, (ч. 1, п. «d») Конституции Чешской Республики. Только в Конституции Республики Польской (ст. 79, ч. 1) право на обращение с жалобой в Конституционный Трибунал закреплено в качестве основного права: «Каждый, чьи конституционные свободы или права оказались нарушенными, имеет право на определенных в законе принципах обратиться с жалобой в Конституционный Трибунал по вопросу о соответствии Конституции закона или иного нормативного акта, на основании которого суд или орган публичной администрации вынес окончательное решение о его свободах или правах или о его обязанностях, определенных в Конституции».
Конституционное судопроизводство и его отдельные виды как формы правозащитной деятельности судебных органов конституционного контроля в Российской Федерации и государствах Центральной и Восточной Европы
Единственно возможной формой защиты прав и свобод человека и гражданина конституционными судами государств Центральной и Восточной Европы является конституционное судопроизводство. В.И. Червошок определяет конституционное судопроизводство как урегулированную нормами конституционного права деятельность Конституционного Суда и участвующих в деле лиц и других участников процесса по поводу разрешения дел, являющихся предметом разбирательства органа конституционной юстиции . Конституционное судопроизводство - это порядок рассмотрения и разрешения дел в конституционных судах198.
Следует подчеркнуть, что конституционное судопроизводство имеет свою значительную специфику по сравнению с судопроизводством по уголовным, гражданским, административным делам. Порядок его осуществления закрепляется в специальных законах, а также в регламентах конституционных судов. Как правило, в законодательстве государств Центральной и Восточной Европы о конституционных судах устанавливается, что порядок осуществления судопроизводства в Конституционном Суде регулируется Конституцией государства и соответствующим законом. Например, в соответствии со ст. 1 (ч. 2) Закона Республики Болгарии от 16 августа 1991 г. No 67 (в ред. 5 марта 2014 г.) «О Конституционном Суде» «в своей деятельности Конституционный Суд руководствуется исключительно положениями Конституции и настоящим Законом"199. Однако, из данного правила могут быть и исключения. Так, в соответствии со 20 Закона Республики Польской от 1 августа 1997 г. (в ред. 2009 г.) «О Конституционном Трибунале» вопросы законного представительства, порядок использования языка судопроизводства, а также отвода судей регулируются Кодексом гражданского судопроизводства200.
Особенностью конституционного судопроизводства является то, что не все их конституционные принципы судопроизводства - законность, независимость судей, коллегиальность, состязательность и равноправие сторон, непосредственность, устность, гласность, государственный язык судопроизводства, воспринимаются конституционным судопроизводством в равной степени. Отдельные процессуальные принципы реализуются в конституционном судопроизводстве в своеобразных формах.
Не вызывает сомнения тот факт, что принцип законности в конституционном судопроизводстве предполагает подчинение Конституционного Суда, в первую очередь, Конституции. Поскольку Конституционный Суд проверяет соответствие законов и иных нормативных правовых актов Основному закону государства, постольку, положения законов не обязательны для него. В отдельных конституциях специально делается акцент на то, что Конституционный Суд подчиняется только Конституции (например, ст. 124, ч. 2 Конституции Республики Албании от 21 октября 1998 г.201; ст. 195, ч. 1 Конституции Республики Польской 1997 г.).
Весьма своеобразно реализуется и принцип состязательности сторон, который предполагает, что разбирательство дела происходит в форме спора сторон в судебном заседании; а каждая сторона отстаивает свои требования и утверждения и оспаривает требования и утверждения другой. Однако, как правило, в законодательстве о конституционном судопроизводстве государств Центральной и Восточной Европы закрепляется активная роль конституционных судов в добывании доказательств. Например, в соответствии со ст. 19 (ч. 2) Закона Республики Польской от 1 августа 1997 г. (в ред. 2009 г.) «О Конституционном Трибунале», Трибунал при рассмотрении дела не связан доказательствами, предоставленными сторонами, напротив, он обязан искать доказательства, необходимые для рассмотрения дела по существу. Следует также заметить, что Конституционный Суд Республики Словения в соответствии со ст. 30 Закона Республики Словения от 15 июля 2007 г. «О Конституционном Суде» Суд при вынесении решения «не будет связан предметом, указанным в запросе или требовании...»202.
Особенности имеет и реализация принципа устности судебного разбирательства. Институт письменной процедуры закреплен и в ст. 281 Закона Латвийской Республики от 14 июня 1996 г. (в ред. от 12 декабря 2008 г.) «О Конституционном Суде» - «в случаях, когда прилагаемые к делу документы достаточны для судебного разбирательства дела в письменном процессе...» ; а также в ст. 57 Закона Республики Словения от 15 июля 2007 г. «О Конституционном Суде» - для рассмотрения индивидуальных конституционных жалоб . Институт письменного рассмотрения дел был введен и в Конституционном Суде РФ - в соответствии с Федеральным конституционным законом от 3 ноября 2010 г. № 7-ФКЗ «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон «О Конституционном Суде Российской Федерации» . В соответствии со ст. 47.1 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», Конституционный Суд может рассматривать и разрешать дела без проведения слушания, если придет к выводу о том, что вопрос о конституционности нормативного правового акта может быть разрешен на основании содержащихся в ранее принятых постановлениях Конституционного Суда Российской Федерации правовых позиций и проведение слушания не является необходимым для обеспечения прав заявителя.
Конституционное судопроизводство складывается из общей процедуры (порядка подготовки дел, ведения судебных заседаний и вынесения решений) и специальных процедур рассмотрения отдельных категорий дел. Общая процедура включает порядок подачи обращений в конституционный суд управомо-ченными субъектами, предварительного рассмотрения обращений для решения вопроса об их принятии или отклонении, процессуальное представительство, права судьи-докладчика, порядок истребования необходимой информации, приглашения свидетелей и экспертов, проведения судебного разбирательства, совещания и голосования по постановлению решения, его оглашения, возобновления производства в необходимых случаях, вопрос о судебных издержках и некоторые другие положения. Специальные процедуры предусматривают круг лиц, управомоченных возбуждать по соответствующей категории дел производство в конституционном суде, особенности этого производства, правовые последствия различных возможных решений суда, положения об исполнении.
Наиболее распространенной процедурой конституционного судопроизводства в Российской Федерации и в государствах Центральной и Восточной Европы является проверка конституционности законов, иных нормативных правовых актов высших органов государственной власти по запросам управомоченных субъектов. В данном случае проверка конституционности установленных законом правил не в контексте индивидуально-конкретного дела, а скорее, отвлеченно, абстрактно. Это предполагает исследование судьями текстуального изложения нормы права, а не понимания ее содержания применительно к реальным субъектам права и фактическим юридическим спорам.
Перечень субъектов, уполномоченных конституцией государства или законом инициировать процедуру абстрактного конституционного контроля, в различных государствах Центральной и Восточной Европы различен.
A) Во всех государствах данного региона правом обращаться с запросом в судебный орган конституционного контроля наделен Президент как глава государства, а также должностное лицо, участвующее в законодательном процессе на его завершающей стадии при подписании и опубликовании закона. Исключения составляют Литовская Республика, где Президент наделен полномочием обращаться в Конституционный Суд только с запросом о проверке конституционности актов Правительства (ст. 106, ч. 3 Конституции Литовской Республики)2 6; а также Румыния и Эстония, где Президенты могут инициировать только конституционный контроль закона до его подписания (ст. 144, п. «а» Конститу-ции Румынии, ст. 107, ч. 2 Конституции Эстонской Республики) .
B) Правительство в целом как высший орган исполнительной власти или глава Правительства как высшее должностное лицо исполнительной власти также наделено правом обращения в Конституционный Суд с запросом о проверке конституционности законов. Исключение представляет Правительство Эстонии не наделено правом обращаться в Государственный суд (ст.ст. 86, 87, 152 Конституции Эстонской Республики от 28 июня 1992 г.). Согласно законодательству Республики Хорватия и Чешской Республики Правительство может направить запрос о проверке конституционности правового акта Парламента, не имеющего статуса закона (ст. 35 Конституционного закона от 29 сентября 1999 г. (в ред. от 22 марта 2002 г.) «О Конституционном суде Республики Хорва-тия» ; 64, п. 2 Закона Чешской Республики «О Конституционном Суде») .
C) Во многих государствах абстрактный конституционный контроль также может быть начат по инициативе группы членов Парламента, при этом в законодательстве возможно установление минимального числа парламентариев, которые наделены правом направления обращения в судебный орган конституционного контроля (например, 1/5 членов Сейма Литовской Республики (ст. 106, ч. 2 Конституции Литовской Республики 1992 г.), 1/5 от конституционно установленного числа членов Национального собрания Республики Болгарии (ст. 150 Конституции Республики Болгарии 1991 г.)210 или 1/3 от числа депутатов Государственного собрания Республики Словения (ст. 160, ч. 2 Конституции Республики Словении 1990 г.) . Интересно, что в соответствии с 7 Закона Эстонской Республики от 12 марта 2002 г. «О процедуре конституционного контроля», Парламент Эстонии наделен только полномочием направлять в Государственный суд запрос о толковании Конституции в системной взаимосвязи с законодательством Европейского Союза212.
D) Кроме того, в большей части государств Центральной и Восточной Европы полномочие обращаться в судебный орган конституционного контроля с запросом предоставлено Генеральному прокурору как должностному лицу, возглавляющему систему государственных органов, осуществляющих контроль за законностью, а также возбуждающих уголовные дела и поддерживающих государственное обвинение (ст. 150 Конституции Республики Болгарии 1991 г.; ст. 17, п. 1, подп. 5 Закона Латвийской Республики от 14 июня 1996 г. (в ред. от 12 декабря 2008 г.) «О Конституционном Суде»213, ст. 25, п. «f» Закона Республики Молдова Nr.317-XIII от 13 декабря 1994 г. «О Конституционном Суде»214, ст. 191 (ч. 1, п. 1) Конституции Республики Польской от 2 апреля 1997 г. , ст. 130 Конституции Словацкой Республики от 1 сентября 1992 г. N 460/1992 Z.z.216, ст. 23а Закона Словении от 15 июля 2007 г. «О Конституционном Суде»217.
Защита личных (гражданских) прав и свобод человека и гражданина конституционными судами Российской Федерации и государств Центральной и Восточной Европы
Основой правового положения человека являются личные (гражданские) права и свободы человека и гражданина, среди которых основополагающими являются право на жизнь и право на достоинство .
Наиболее часто конституционные суды государств Центральной и Восточной Европы сталкиваются с необходимостью защиты права на жизнь при проверке конституционности законов, закрепляющих смертную казнь в качестве высшей меры наказания, а также разрешающих эвтаназию и аборты.
Однако, право на жизнь иногда рассматривалось и в других контекстах. Например, Конституционный Суд Республики Болгария в 1997 г. неоднократно рассматривал и признавал несоответствующими Конституции ряд положение Уголовного кодекса Республики Болгарии, устанавливающих пределы необходимой обороны, как установленные вопреки конституционному праву на жизнь посягающего303. Поправка к Уголовному кодексу определила множество обстоятельств, при которых самооборона не является чрезмерной, независимо от природы посягательства и реальности опасности. Суд считал, что большая часть исключений из правил о превышении пределов необходимой обороны нарушает право на жизнь посягающего (его конституционное право, закрепленное в ст. 4, ч. 2 Конституции Республики Болгарии), в том числе, исключение переделов необходимой обороны в случаях нападения со стороны 2-х или более лиц, вооруженного нападения, нападения транспортном средстве (самолет, судно или поезд), нападение в ночное время. Во всех этих случаях, законодатель полагал, что любые действия признаются законными, если они направлены на нападающего. Единственная поправка к закону о необходимой обороне, которую Конституционный Суд признал конституционной - разрешение самообороны против насильственного нападения, сопряженного с проникновением в жилое помещение, в том числе, с целью совершения хищения.
В этом случае, Суд обратился к конституционному праву на неприкосновенность жилища, и ясно дал понять, что оно имеет преимущество по отношению к праву на жизнь лица, совершающего насильственное нападение. Это заключение было весьма неординарным; поскольку в случае столкновения между двумя конституционными правами установление преимущества праву на неприкосновенности жилища перед правом на жизнь является искажением конституционных ценностей.
Традиционно, право на достоинство рассматривается конституционными судами как основополагающая возможность не подвергаться унизительному и бесчеловечному обращению, пыткам, унизительным наказаниям. Примером такого традиционного понимания права на достоинство является правовая позиция Конституционного Суда Республики Хорватия no. U-III-64744/2009 от 3 ноября 2010 г. Конституционный Суд установил, что правила содержания заключенного-инвалида в тюремной больнице, которые поставили заявителя в полную зависимость от сокамерников и персонала больницы, нарушили его право на достоинство, а потому, противоречат ст.ст. 23 и 25.1 Конституции Республики Хорватия304.
Право на достоинство личности в некоторых контекстах является самостоятельным, но не единственным основанием для признания неконституционности закона. Один интересный пример - аннулирование Конституционным Судом Венгерской Республики в 1993 г. статьи ГПК Венгрии, которая уполномочивал прокурора предъявлять гражданский иск, если истец неспособен защитить свои права . В соответствии с социалистической концепцией понимания права это процедурное средство было следствием роли прокурора как «общей гарантии законности». Суд решил, что, отказывая человеку в полном контроле за началом и движением гражданского процесса в собственных интересах, закон нарушает принцип автономии человека, его право на самоопределение, дну из основ конституционного строя правового государства - принцип верховенства права ( 2 Конституции Венгерской Республики 1949 г.), а также и право на достоинство личности ( 54, ч. 1 Конституции). Таким образом, Это - интересное использование общеправового принципа, в соответствии с которым каждый является лучшим носителем их собственных интересов, и должен решить для себя, как и когда защищать их.
Конституционный Суд Российской Федерации рассматривает право на достоинство личности именно как субъективное право, при этом оно сохраняется за человеком и после его смерти. Как вытекает из правовой позиции, сформулированной Конституционным Судом Российской Федерации в Определении от 4 декабря 2003 г. № 459-0, право на охрану достоинства личности (ст. 21 Конституции РФ), исключают незаконное воздействие на человека как в физическом, так и в психическом смысле и - поскольку понятием «физическая неприкосновенность» охватывается не только прижизненный период существования человеческого организма - служат необходимой предпосылкой для создания правовых гарантий охраны памяти об умершем, достойного отношения к нему306.
В Конституции Республики Польской принцип достоинства личности (ст. 30) был сформулирован не как право, а как источник прав307, и поэтому не может использоваться как самостоятельное основание для проверки конституционности закона. Как объяснил Конституционный Трибунал в одном из его решений: «Статья 30 Конституции определяет исходные основания прав и свобод, гарантируемых в соответствии с Конституцией, ... она имеет общую природу, и ее содержание далее конкретизировано в конституционных нормах о конкретных правах и свободах»308. Годом ранее, Трибунал использовал конституционный принцип «достоинства личности», чтобы лишить юридической силы подзаконный акт, но только как вспомогательный принцип, используемый, чтобы интерпретировать конкретные конституционные права309. Предметом рассмотрения в Трибунале был декрет Министра здравоохранения, который установил определенную форму медицинского свидетельства о временной нетрудоспособности. Уполномоченный по правам граждан Республики Польской обжаловал в Трибунал требование о включении номера статистического кода, который позволял идентифицировать болезнь в таком свидетельстве. Трибунал согласился, что это нарушает конституционное право на неприкосновенность личной жизни (ст. 47 Конституции Республики Польской 1997 г.) и праву на защиту личной тайны (ст. 51), при этом в ходе слушания дела присутствовали ссылки на принцип достоинства личности (ст. 30). В мотивировочной части решения Трибунала также содержится обращение к достоинству личности, но оно имеет декоративный характер.
Одной из главных сфер общественной жизни, в которых право на жизнь имеет специальное применение, является решение вопроса об установлении в законе высшей меры наказания. В течение социалистического периода, смертная казнь широко использовалась в государствах Центральной и Восточной Европы. Все уголовные кодексы соответствующих государств содержали широкие каталоги преступлений, наказуемых смертной казнью, включая государственные преступления, а также убийство, преступления против социалистической собственности, спекуляцию, и т.д.310 После изменения государственного политического режима, большинство государств Центральной и Восточной Европы отменило смертную казнь; этому, в значительной степени, способствовало их присоединение к Совету Европы, которое подразумевала также (хотя не как очевидное юридическое обязательство, но как политическое последствие) ратификацию Протокола № 6 к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод относительно отмены смертной казни. В настоящее время, все государства Центральной и Восточной Европы (кроме Республики Беларусь) подписали Протокол, все, кроме России, ратифицировали его311. Ясно, что, перед лицом широкой общественной поддержки, направленной на отмену смертной казни в этих странах312, потребность реализовывать международные стандарты защиты прав человека была решающим фактором для отказа от законодательного закрепления смертной казни313.
В некоторых случаях, смертная казнь явно не упомянута в конституциях, но эта санкция исключена из уголовного законодательства, как имеет место в Польше и Болгарии. В трех конституциях314 смертная казнь явно разрешена (обычно как «исключительная мера наказания за особенно тяжкие преступления»). Интересно, что Республики Молдова ратифицировала Протокол № 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. При этом нет никакой реальной несогласованности между этими нормами, поскольку в Уголовном кодексе Молдовы смертная казнь не закрепляется как возможная мера наказания за какие-либо преступления. Неправительственная правозащитная организация «Международная амнистия» заявляет, что Молдова отменила смертную казнь в 1995 г. (перед ратификацией Протокола № 6), и все же соответствующие конституционные поправки не были сделаны. Однако, такие поправки не были необходимы, потому что Конституция Молдовы содержит точную формулировку о том, что смертная казнь может применяться «до ее отмены». Единственным государством, из исследованных здесь стран, где фактически применяется смертная казнь (а не просто закрепляется в законе) согласно данным Международной неправительственной правозащитной организации «Международная амнистия» является Республика Беларусь .
Несколько других конституций в явном виде устанавливают запрет смертной казни 16. В дополнение к этому, конституционные суды инициировали отмену смертной казни в Албании, Литве, Венгрии и Украине. При этом, решение Конституционного Суда Венгерской Республики № 23/1990 от 31 октября 1990 г. имеет особое значение . Как впоследствии заметил Л. Шольом - один из судей, принимавших участие в рассмотрении дела, решение Конституционного Суда «свидетельствовало о действительной юридической силе и значении конституционного контроля и потрясло неприготовленный Парламент, а также широкую публику». Это «потрясение» было тем более очевидно, поскольку в то время приблизительно 70 % граждан Венгрии поддерживали смертную казнь. Главной дилеммой, перед которой оказался Суд, было то, что, с одной стороны, он имело дело с конституционным текстом, который настоятельно подразумевал допустимость смертной казни. Только «произвольное» лишение человеческой жизни было конституционно запрещено в 54 (ч. 1) Конституции Венгерской Республики. Таким образом, подразумевается приемлемость непроизвольного лишения. С другой стороны, большинство членов Суда высказывалось за запрет смертной казни. Это было признано Л. Шольомом, заявившим, что «общие ценности, на которых основывалось решение, были установлены вне Конституции»318.
Проблемы защиты основных экономических и социальных прав человека и гражданина судебными органами конституционного контроля Российской Федерации и государств Центральной и Восточной Европы
Экономические и социальные права и свободы человека и гражданина касаются поддержания и нормативного закрепления социально-экономических условий жизни индивида, определяют положение человека в сфере труда и быта, занятости, благосостояния, социальной защищенности с целью создания условий, при которых люди могут быть свободны от страха и нужды451. Независимо от результатов научных дискуссий о правовой природе экономических и социальных прав, отказ от их закрепления в конституциях государств Центральной и Восточной Европы не является возможным выбором в конституционном развитии данных государств. Это обусловлено, во-первых, тем, что экономические преобразования в данных государствах способствуют резкому увеличению социального неравенства, безработицы и обеднению большей части населения, при провозглашении идей относительного экономического равенства, полной занятости и всеобщей системы социальной защиты. Исключение экономических и социальных прав из текстов «демократических» конституций свидетельствует о безразличии авторов конституций и новых «демократических» политических элит тяжелому положению большинства населения в этих странах. Экономические и социальные права и свободы, таким образом, являются зримым выражением многочисленных требований большинства народа на формирование социальной политики в новых сложных условиях, в которых «социальная политика используется ... чтобы компенсировать непосредственные социальные последствия экономических преобразований»452. Идеи о том, что граждане имеют право на определенный уровень жизни, гарантированные работу, отдых и образование особенно хорошо укреплены в общественном сознании .
Это объясняет укорененность в конституционной доктрине государств Центральной и Восточной Европы идеи о необходимости конституционного закрепления социально-экономических прав и свобод. Например, профессор Т. Зелински (бывший Уполномоченный по правам граждан Республики Польской) утверждает, что, если социально-экономические права не закреплены на конституционном уровне, государство будет иметь полную свободу в дальнейшем еще более уменьшить, или даже игнорировать их. Исходя из собственного практического опыта, Т. Зелински утверждает, что в этом случае даже решения законодательных и исполнительных органов государственной власти, противоречащие Европейской социальной хартии, не могут быть оспорены в судебном порядке . Профессор Г. Шварц утверждает, что многие социально-экономические прав подлежат защите в судебном порядке. Он полагает, что противники конституционного закрепления социально-экономических прав на деле являются противниками самой реализации данных прав, вне зависимости от характера их правового закрепления .
Следует заметить, что возможно «минимальное» или «максимальное» использование социально-экономических прав как в исполнительно-распорядительной деятельности государства, так и в рамках судебного контроля. Минимальное использование права предполагает его рассмотрение как гарантии против произвольных и дискриминационных условий доступа к конкретной социально-экономической программе. Другими словами, конституционное закрепление социального или экономического права обязывает государство осуществлять специальные социальные программы (в области образования, жилищной политики или здравоохранения); однако, если такие программы осуществляются, закрепление в Конституции социального или экономического права является гарантией равного доступа граждан к ним. Такое понимание социально-экономических прав было предложено Г. Шварцем456. Максимальное использование социально-экономических прав, с другой стороны, предполагает не только простое запрещение произвольных или дискриминационных условий. Оно предполагает принятие правительством эффективных мер, нацеленных на достижение программных целей, как определено авторами Конституции.
В закреплении широких каталогов социально-экономических прав, авторы текстов конституций государств Центральной и Восточной Европы ничем не отличаются от разработчиков западноевропейских конституций, которые, в отличие от американской модели конституции, включают эти группы прав в текст конституции, наряду с гражданскими и политическими. В большей части конституций «старых демократических» государств Европы, принятых после Второй мировой войны, закреплена модель государства всеобщего благоденствия457. Западноевропейские конституции закрепляют социальное государство как одну из основ конституционного строя (ст. 20, ч. 1 Основного закона ФРГ), широкий каталог социально-экономических прав (например, в ст.ст. 23 и 24 Конституции Бельгии) или сделали и то и другое (ст.ст. 39-52 Конституции Испании, ст.ст. 29-47 Конституции Италии).
Кроме того, эту тенденцию западноевропейского конституционализма мы видим в Хартии Европейского Союза об основных правах458. Хартия закрепляет множество социальных прав, сгруппированных, главным образом, в Главе IV («Солидарность»), отдельные социальные права закреплены в Главе II («Свободы») и III («Равенство»). Некоторые из них сформулированы категорическим способом, что предполагает установление строгих требований для правовых актов меньшей юридической силы и обязанность исполнять их как для всего ЕС, так и для национальных законодателей. Это права на образование (включая, чтобы бесплатное обязательное общее образование); права детей на защиту и заботу, на поддержание контакта с обоими родителями (ст. 24, ч.ч. 1 и 3); свобода выбора рода деятельности и право трудиться по найму (ст. 15); права, связанные с материнством - запрет увольнения и право на оплачиваемый отпуск по беременности и родам, а также по уходу за ребенком (ст. 33, ч. 2) и т.д. Другие социальные права зависят для их защиты их иными правовыми актами ЕС и национальными законами; поэтому они не могут использоваться как основания для признания правовых актов ЕС противоречащими Хартии (хотя, возможно, отказ от реализации данных прав представляет нарушение Хартии). Эта категория включает права на социальное обеспечение и социальную помощь (ст. 34), право на охрану здоровья (ст. 35), право на пользование публичными услугами (ст. 36) и т.д. Наконец, некоторые положения в Хартии сформулированы не в форме «прав», (даже при том, что они содержатся в «Хартии основных прав») а, скорее, как направления социальной политики направленные на достижение определенных социально-экономических целей. Например: цели достижения высокого уровня системы здравоохранения (ст. 35), обеспечения юридической, экономической и социальной защиты семьи (ст. 33, ч. 1), гарантирования социальной интеграции инвалидов (ст. 26), достойной и независимой старости (ст. 25). Таким образом, конституции государств Центральной и Восточной Европы следуют европейской конституционной традиции, и противостоят конституционной традиции США, где все попытки вывести право на благосостояние из содержания Конституции 1787 г. были последовательно и решительно отвергнуты Верховным Судом.
Однако есть существенное различие между отношением к социально-экономическим правам как к допустимому политическому выбору, и тем, чтобы включить их в Конституцию. Среди ученых-конституционалистов как в самих государствах Центральной и Восточной Европы, так и за их пределами высказано весьма незначительное количество возражений идее конституционализации социальных и экономических прав. Важно подчеркнуть, что причины для отказа от их конституционного закрепления сводятся к отказу государства от проведения социальной политики459. Некоторые участники этих дебатов противопоставляют государства всеобщего благоденствия, в конституциях которых отсутствуют социально-экономические права, государствам, в которых сложилась бедственная ситуация в социальной сфере, но имеются внушительные каталоги конституционных социально-экономических прав. Другие ученые фактически делают следующий шаг, утверждая наличие обратной зависимости между присутствием социально-экономических прав в конституции и существовании развитой системы социального обеспечения. Например, У. Пройс, известный исследователь посткоммунистической конституционной системы правления, заметил, относительно конституций Центральной и Восточной Европы, это «поразительно, что множество имеющихся в них конституционных символов - заявленных целей или социальных прав - увеличиваются в обратной пропорции способности и реальной готовности данных государств реализовывать принципы социального государства на практике»460. Практика во всем мире показывает, что нет никакой тесной связи между тем, насколько широко представлены социальные права в конституции, и как активно осуществляется социальная политика.
Таким образом, основополагающая причина неодобрения конституционного закрепления социальных прав состоит в том, что это производит перераспределение институциональные изменения в системе разделения властей и наделяет конституционные суды несвойственными им полномочиями461. Возможно, самая красноречивая критика подобного перераспределения полномочий представлена профессором А. Шайо, который подверг критическому анализу ряд решений Конституционного Суда Венгрии о проверке конституционности ряда законов, направленных на осуществление политики строгой экономии.
Среди других Суд лишил юридической законы, изменявшие размер пособия по беременности и родам, сокращавшие семейные пособия, а также размер государственных пособий по болезни, а также повышавшие процентной ставки по государственным ссудам на строительство жилых домов .
Перспектива осуществления конституционного контроля Конституционным Трибуналом Республики Польской в рамках новой Конституции, которая содержит широкое множество «программных» социально-экономических прав, позволила некоторым ученым высказывать обоснованные опасения о возможности вмешательства Трибунала в политическую жизнь. Ведущий польский конституционалист Е. Хемневски предупреждает, что если Трибунал приобретет полномочия по контролю конституционности законодательства социально-экономической направленности, «он ступит на весьма опасный путь, объединяя функции и полномочия различных ветвей государственной власти, нарушая предметы ведения и конституционную природу полномочий законодательных, исполнительных и судебных органов»463. Таким образом, очевидно, что интерпретация сферы применения социально-экономических прав обеспечивает конституционные суды самой очевидной возможностью участвовать в формировании направлений социальной и экономической политики государства. Этот факт был признан, например, профессором Л. Гарлицким, который положительной относится рассмотрению Конституционным судом дел о проверке конституционности законов, регулирующих социально-экономические права граждан. Он признает что, «если одним из оснований ограничения социальных прав граждан является дефицит государственного бюджета, ... тогда Конституционный Трибунал Польской Республики может приобрести полномочия принимать решения в сфере экономики». «Обращение к принципу социальной справедливости и к сущности социальных прав ... оставляет большой простор для вполне оправданного вмешательства Конституционного Трибунала»464.
Второй причиной отказа от конституционного закрепления социально-экономических прав является опасение «загрязнения» всей хартии основных прав, теми правами, которые, по своей природе, не могут быть реализованы в полном объеме465. При этом, терпимость к неполной реализации отдельных конституционных прав может разрушить конституционный принцип гарантирован-ности полной реализации всех других прав, включая гражданские и политические. Этот аргумент опровергает Г. Шварц: «Положение о том, что если отдельные права, оказываются не эффективными, другие тоже, в каком-то смысле, теряют свою ценность является полностью несостоятельным»466.
