Содержание к диссертации
Введение
Глава первая. Заглавие поэмы Эринны "Прялка ": происхождение и смысл 23
1. Постановка проблемы 23
2. АР IX, 190, 5; VII, 12,4: прялка или "Прялка"? 31
3. Tatian. Or. adGraec. 33, 5: Эринна и пряхи-христианки 49
4. АР II, 108-110: молчащая поэтесса 57
5. Выводы 61
Глава вторая. Ретроспективные эпизоды в поэме Эринны 65
1. Fr. [404] SH: TCpOTtsurcxiKOv Эринны 68
2. Fr. 401, 5-17 SH: игра в черепаху 83
3. Выводы 108
Глава третья. Трагические реминисценции в поэме Эринны 112
1. Сопоставление брачного и погребального факелов: Эринна 112
2. Сопоставление брачного и погребального факелов: Еврипид 122
3. Выводы 136
Глава четвертая. Эринна в Риме? (судьба одного псевдосвидетельства) 139
Заключение 162
Приложение:
Экскурс 1. Theogn. 1229-1230 165
Экскурс 2. Eur. Suppl. 992-995 176
Список цитируемой литературы 184
- Tatian. Or. adGraec. 33, 5: Эринна и пряхи-христианки
- Fr. 401, 5-17 SH: игра в черепаху
- Сопоставление брачного и погребального факелов: Еврипид
- Эринна в Риме? (судьба одного псевдосвидетельства)
Введение к работе
В очерке античной женской поэзии, принадлежащем перу французского критика и филолога-эрудита Филарета Шаля (1799-1873), короткий экскурс о Эринне завершается фразой: "Erinna, с'est un nom; с'est rien de plus pour nous" ("Для нас Эринна - это имя и ничего более").1 Эффектные афоризмы часто грешат преувеличениями; в целом, однако, эти слова адекватно характеризуют тот материал, с которым вплоть до двадцатых годов XX в. приходилось иметь дело исследователю, обращавшемуся к творчеству Эринны. Число известных в ту пору фрагментов наследия этой поэтессы, первая попытка собрать которые была предпринята в 1568 г. Фульвио Орсини,2 исчерпывалось тремя антологическими эпиграммами (АР VI, 352; VII, 710 и 712; со-временная филология оспорила их подлинность) и несколькими еще более запутывавшими дело pseudepigrapha;4 в течение первой половины XIX в. уси-
1 Ph. Chasles. Des femmes grecques avant Г ere chretienne II Ph. Chasles. Etudes sur l'anti-
quite. Paris, 1847. P. 289.
2 Carmina novem illustrium feminarum Sapphus, Myrtidis, Praxillae, Erinnae, Corinnae, Nossi-
dis, Myrus, Telesillae, Anytae [...] aliorumque fragmenta nunc primum edita / Ex bibliotheca
F. Ursini. Antverpiae, 1568. P. 38-43.
3 Атетеза этих эпиграмм, предложенная в 1893 г. Р. Райценштайном (R. Reitzenstein. Epi-
gramm und Skolion. GieBen, 1893. S. 141. Anm. 1), после находки папирусного фрагмента
Эринны была подкреплена целым рядом убедительных доводов. Подробнее см.: М. L. West.
Erinna IIZPE. 1977. Bd 25. S. 114-115; Further Greek Epigrams: Epigrams before AD 50 from
the Greek Anthology and Other Sources, Not Included in "Hellenistic Epigrams" or "The Gar
land of Philip" I Ed. by D. L. Page, rev. and prep, for publication by R. D. Dawe and J. Diggle.
Cambridge, 1981. P. 127-128; 155; C. Neri. Studi sulle testimonianze di Erinna. Bologna,
1996. P. 195-201; Я В. Звлъченко. Эринна и трагики // MNHMHZ XAPIN: Сб. ст. к 100-летию
со дня рождения проф. А. И. Доватура. СПб., 1997. С. 123; 129. В пользу неподлинности
эпиграмм говорят, в частности, употребление несвойственных Эринне диалектных форм;
не находящее соответствий на папирусе имя подруги Эринны - Всшксо (АР VII, 712, 4; ср.
ниже с. 114, прим. 5); неправдоподобная для реальной эпитафии комбинация имен в АР
VII, 710 (в этих стихах упомянуто имя автора, т. е. Эринны, но нет имен родственников
умершей); и др. Не считая вопрос окончательно закрытым, мы тем не менее последова
тельно исключаем антологические эпиграммы из рассматриваемого в работе корпуса
текстов Эринны. По-видимому, эти стихотворения представляют собой литературную
фикцию эллинистической эпохи, вызванную к жизни широкой популярностью нашей
поэтессы; две из них (эпитафии Бавкиде АР VII, 710 и 712) написаны на сюжет поэмы
Эринны и, таким образом, могут быть использованы как свидетельства. О предположи
тельной датировке эпиграмм и их роли для изучения "подлинной Эринны" см. ниже
с. 112-113.
4 Прежде всего это написанный сапфической строфой гимн Мелинно Ец 'Pcout|v, сохра
нившийся у Стобея (III, 7, 12 = 541 SH). Атрибуция Эринне была произвольно предложе
на в 1549 г. Конрадом Гесснером и в результате цепи недоразумений (подробнее см.: С. Neri.
Studi... P. 102-103) стала рассматриваться как восходящая к самому Стобею; авторство
Мелинно было подтверждено Ф. Г. Велькером (Fr. G. Welcker. De Erinna et Corinna poetriis
[1816] II Fr. G. Welcker. Kleine Schriften fur griechischen Litteraturgeschichte. Bd 2. Bonn, 1845.
S. 160-168). О "фрагменте Эринны" у Плиния Старшего (XXXIV, 57) см. ниже с. 139.
Много позже Ф. Бласс атрибутировал Эринне гексаметрический отрывок РОху I, 8 (= Lyr. in-
cert. fr. 9 Powell), в четырех читающихся стихах которого (4-7) описывается от первого
лица явление девяти девушек в храм Деметры. Бласс, консультировавший издателей пер-
лиями сначала Иоганна Швайгхойзера, а затем Августа Майнеке к числу фрагментов Эринны добавились в общей сложности пять гексаметров, сохраненных Афинеем (VII, 283 d = Erinn. fr. [404] SH)5 и Стобеем (IV, 50а, 14 = Erinn. fr. 401,46 SH; IV, 51,4 = Erinn. fr. 402 SH).6
На фоне столь незначительного по объему материала особенно интригующе выглядели похвалы, расточаемые Эринне поэтами Греческой антологии:7 Асклепиад, Антипатр Сидонский, Мелеагр наперебой прославляют юную поэтессу, не скупясь на самые лестные сравнения ("триста ее стихов равны Гомеру", "насколько Сапфо превосходит Эринну в мелосе, настолько Эринна превосходит Сапфо в гексаметрах" -АР IX, 190, 3; 7-8) и противопоставляя "малую песнь" {АР VII, 713, 2) Эринны многословным творениям своих современников. Согласно биографическим сведениям, которые удается вычленить из этого потока славословий, девушка-затворница, обреченная суровой матерью на труд за прялкой и ткацким станком {АР IX, 190, 5-6), сложила свою прославленную поэму в девятнадцать лет {АР VII, 11,2; IX, 190, 4) и вскоре после этого умерла, так и не выйдя замуж {АР VII, 11,3-4; VII, 12, 1-А; VII, 13, 1-3). Словарь "Суда" (s. v. "Hpivva = г, 521 Ad-ler) и Евстафий Фессалоникийский {ad П. 326, 46 sqq.; vol. I, p. 509 Van der Valk), источник которых, по всей видимости, воспринял метафоры эпиграммы IX, 190 буквально, называют Эринну современницей и даже подругой Сапфо; заманчивой версии о дружбе-соперничестве двух поэтесс, наставницы и ученицы, отдали дань не только филологи,8 но и литераторы нового
вого тома "Оксиринхских папирусов" Б. Гренфелла и Э. Ханта, сначала приписал эти строки Алкману, но в добавлении к той же статье высказался в пользу авторства Эринны {F. Blass. Neustes aus Oxyrhynchus //NJA. 1899. Bd 3. S. 44-47; 80); почти сразу же Вила-мовиц отверг оба эти предположения {U. von Wilamowitz-Moellendorff. Die Textgeschichte der griechischen Lyriker. Berlin, 1900. S. 53-54 und Anm. 3-4). Тем не менее атрибуция Бласса была принята целым рядом исследователей Эринны (перечень см.: С. Neri. Studi... P. 106. N. 62) и окончательно отклонена только в 1977 г. М. Л. Уэстом на основании анализа диалектных особенностей фрагмента; при этом Уэст произвольно приписал эти стихи Аните (М. L. West. Erinna. S. 114; см. также: SH. P. 193; A. Pardini. Problemi dialettali greci ed in-terpretazioni antiche e moderne II ZPE. 1991. Bd 85. S. 2-3). He вдаваясь в вопрос о времени создания и возможном авторстве фрагмента РОху I, 8, укажем, что его ст. 5 выдает влияние Каллимаха {Hymn. Dian. 14 = 43).
5 Animadversiones in Athenaei "Deipnosophistas" / Post I. Casaubon conscripsit I. Schweig-
hauser. Vol.4. Argentorati, 1803. P. 96. До Швайгхойзера, впервые использовавшего чтение
важнейшей рукописи Афинея A (cod. Marcianus 447), эти стихи на основании испорчен
ного текста deteriorum приписывались Коринне; подробнее о фрагменте см. ниже с. 68 слл.
6 Fragmenta comicorum Graecorum I Coll. et disp. A. Meineke. Vol. 4: Fragmenta poetarum
comoediae novae. Berolini, 1841. P. 712-713 (Майнеке устранил многоступенчатое искаже
ние в тексте Стобея). О fr. 401, 46 (такая нумерация связана с тем, что начало этого стиха
было впоследствии обнаружено на папирусе) см. ниже с. 27, прим. 16; о fr. 402 - с. 76-77.
7 АР И, 108-110 (Христодор); IV, 1, 12 (Мелеагр; предисловие к "Венку"); VII, 11 (Аскле
пиад); 12 (аноним); 13 (Леонид Тарентский или Мелеагр); 713 (Антипатр Сидонский); IX,
190 (аноним); IX, 26, 5 (Антипатр Фессалоникийский; перечень поэтесс); ср. также XI, 322, 3
(Антифан).
История развития и упадка этой теории (включавшей, в качестве компромиссного варианта, также и гипотезу о двух Эриннах) прослеживается в работах: Н. А. Чистякова.
времени. Если эта фантастическая датировка усилиями ряда ученых была опровергнута к середине XIX в., то образ наивной девушки, слагавшей свои безыскусные гексаметры за прялкой, в глухом уголке эллинского мира, еще долго оказывал на исследователей определяющее влияние.10
Хотя посвященные Эринне труды филологов XVIII-XIX вв. содержат множество ценных замечаний,11 а подчас и удивительных прозрений, однако в 1928 г. история изучения нашей поэтессы началась фактически с новой страницы. В январе этого года группа флорентийских археологов во главе с Эваристо Бречча, по инициативе "Итальянского общества по разысканию греческих и латинских папирусов в Египте" проводившая раскопки на тер-
Греческая поэтесса Эринна // Вопросы античной литературы и классической филологии. М., 1966. С. 223-224; С. Neri. Studi... P. 127 е п. 1.0 источниках "СудьГ и Евстафия см. ниже с. 23, прим. 1; о выражении AeaPiov KTpiov, примененном к стихам Эринны в АР IX, 190, 1,см. с. 37, прим. 53.
9 Так, в заключительном разделе первого тома "Знаменитых женщин" Мадлен де Скюде-
ри (1642) - книги, построенной по образцу "Героид" Овидия, - Сапфо обращает к Эрин
не речь о высоком предназначении женской поэзии, побуждая ученицу посвятить себя
творчеству (см.: J. DeJean. Fictions of Sappho: 1546-1937. Chicago; London, 1989. P. 102—
103). Много позднее в стихотворении-манифесте Теодора де Банвиля ("Эринна", 1861) уже
Эринна, продолжая дело погибшей Сапфо, будет наставлять юных лесбосских поэтесс.
Сравнение Эринны и Сапфо (по-видимому, подсказанное эпиграммой АР IX, 190, 7-8)
послужило темой восьмистишия "К Эринне" Александра Поупа и написанной дистихами ид
иллии "Эринна" Юрия Верховского (Ю, Н. Верховский. Стихотворения. Т. 1. М., 1917. С. 59-
60); авторы, отделенные друг от друга двумя столетиями, согласно оценивают Эринну выше,
нежели ее прославленную "наставницу". В драматическом монологе "Эринна" (1911) со
временницы Верховского, американской поэтессы Сары Тисдэйл героиня на смертном
одре беседует с Сапфо; превосходство Эринны, прикоснувшейся к трагическим тайнам жизни
и смерти, утверждается и в этих стихах. Сопоставив между собой стихотворные послания
"Эринна Сапфо" Эдуарда Мёрике (1864) и "Эранна Сапфо" Р. М. Рильке (1905), мы не толь
ко выявим полемическую перекличку младшего поэта со старшим, но и убедимся в не
поверхностном знакомстве Рильке с учеными дискуссиями о времени жизни Эринны.
В самом деле, несмотря на остроумные, но малоубедительные доводы Г. Химмеля (Н. Ніт-
mel. Rilke und Sappho II ZDPh. 1962. Bd 81. S. 478-484), Рильке, в отличие от Мёрике, едва
ли имел в виду нашу поэтессу: замена Эринны Эранной, как можно предположить, явля
ется откликом на филологическую критику популярной гипотезы Т. Бергка, который
отождествлял с Эринной упоминаемую во фрагментах Сапфо Эйрану (Eipavn; ср. Sapph.
fr. 77 и 88 Bergk4= fr. 91 и 135 Voigt). Во второй половине XIX в. тема взаимоотношений
Сапфо и Эринны получает новое освещение: гомоэротические мотивы (подспудно звуча
щие уже в упомянутом стихотворении Банвиля с его аллюзиями на бодлеровский "Лесбос")
ощутимы в поэме А. Ч. Суинберна "Анактория" (1866), где имя Эринны вновь фигурирует
среди участниц сапфического кружка, равно как и в картине друга Суинберна, живопис
ца-прерафаэлита С. Соломона "Сапфо и Эринна в Митилене" (1864). Сапфо действовала
и в "биографическом" романе Бетти Асквит (В. Askwith Erinna. London, 1937), известном нам
только по рецензиям. Тема "Эринна в новой европейской литературе" заслуживает спе
циального исследования; помимо этих кратких заметок см. ниже с. 42 (прим. 73); 111
(прим. 197); и др.
10 См. ниже с. 111.
1 Таковы, в частности, гипотеза Ф. Якобса о заглавии "Прялка" (ниже с. 24 слл.), атетеза эпиграмм Эринны Р. Райценштайном, реконструкция обстоятельств замужества и смерти Бавкиды, предложенная Бергком и Виламовицем (ниже с. 63-64, прим. 146), интерпретация свидетельства Tat. Or. adGraec. 33, 5 Г. Флахом (ниже с. 54); и др.
ритории античного Оксиринха, обнаружила в числе прочих, не менее знаменательных находок (14 стихов Гиппонакта; большой отрывок Вакхилида; бітіучоек; к ямбам Каллимаха и др.)12 шесть фрагментов папирусного свит-ка второй половины II в. н. э. с гексаметрами, которые были записаны стандартными столбцами по 20 в каждом (PSIIX, 1090 = Erinn. fr. IB Diehl = fr. 401 SH).14 В руках исследователей оказались окончания 14 стихов условно первого столбца (как правило, по три последних слога), а также начала 20 стихов третьего (от 6 до 4 слогов); второй, наиболее полно сохранившийся столбец после убедительной реконструкции Эдгара Лобеля, Пауля Мааса и Аккиле Вольяно дал 20 гексаметров с пропусками в среднем по две стопы в каждом (в большинстве случаев лакуны приходятся на 4-ю и 5-ю стопы, реже на 3-4 и 2-3).15
Плохая сохранность фрагментов в какой-то степени искупается каллиграфическим почерком переписчика. Знакомя с находкой членов парижской Академии надписей, Поль Коллар охарактеризовал наш папирус как "un exemplaire de luxe", добавив в свойственной ему эмоциональной манере: "Может быть, неведомый почитатель разворачивал этот свиток с дрожью восторга, чтобы прочесть строки своей любимой поэтессы."16 Судя по опубликованным фотографиям, перед нами действительно прекрасный образец маюскульного письма, снабженный знаками препинания, а в трудных для чтения случаях - также и ударениями, придыханиями и обозначениями количества гласного;17 в ряде слов безударные гласные несут на себе гравис, что является признаком особой тщательности переписчика (v. 22 7rox6p0pov;
12 Их перечень приведен в заметке А. Вольяно, первым оповестившего ученый мир о на
ходке: A. VogUano. Neue Papyrusfunde in Agypten II Gnomon. 1928. Bd 4. S. 455. Большая
часть этих материалов вошла в девятый том PSI (Firenze, 1929).
13 Датировка Э. Лобеля (The Oxyrhynchus Papyri. Vol. XXIII. London, 1956. P. 79).
14 Editio princeps осуществлена Джироламо Вителли при участии Медеи Норса: G. Vitelli.
Frammenti della "Conocchia" di Erinna II Bulletin de la Societe Royale archeologique d'Ale-
xandrie. N. s. 1928. № 24. P. 9-16 (нам недоступно); под тем же заглавием с поправками и
дополнениями перепечатано: PSI. Vol. IX. Firenze, 1929. P. 137-144 е tav. IV (ниже ссыл
ка "G. Vitelli. Op. cit." всюду имеет в виду эту повторную публикацию). В дальнейшем
текст папируса, равно как и других фрагментов Эринны, цитируется по последнему кри
тическому изданию X. Ллойд-Джонса и П. Парсонса (SH. Р. 186-193); отступления от
принятых ими чтений всякий раз оговариваются.
15 Е. Lobel apud G. Vitelli. Op. cit. P. 138. N. 2; 142; P. Maas. Addenda et corrigenda II PSI.
Vol. IX. Firenze, 1929. P. XI-XIII; A. VogUano. Nachtrag zu den neuen Erinnafragmenten II
Gnomon. 1929. Bd 5. S. 288; фототипическое воспроизведение восстановленного второго
столбца: P. Maas. Erinnae in Baucidem nenia II Hermes. 1934. Bd 69. S. 209. Своеобразным
парадоксом явилось то, что эта реконструкция, принятая ныне всеми исследователями,
так и не была признана Вителли (G Vitelli. Op. cit. P. XIII; 138. N. 2; 142; 144). К обосно
ванию расположения фрагментов второго столбца см. также: J. М. Edmonds. Erinna PSI
1090 II Mnemosyne. 3 ser. 1938. Vol. 6. P. 195-196; C. Neri. Erinna a Ossirinco // ZPE. 1997.
Bd 115. S. 57-62 (обстоятельное исследование папируса, на которое мы постоянно опира
емся в этой части работы).
16 P. Collart. La poetesse Erinna IICRAI. 1944. P. 184.
17 С Neri. Erinna a Ossirinco. S. 66-68.
v. 27 07C(ibfl;av и др.). В пользу высокой квалификации последнего говорит и тот факт, что акцентуация папируса учитывает диалектные особенности текста (дорийские ударения - v. 24 ftefiaXoi, v. 33 уоаоси; по всей видимости, эолийское - v.. 38 eaopei[aoc?).19 В четырех местах (w. 28; 33; 34; 50) поверх основного текста различима правка manu secunda - очевидно, результат сверки с другим экземпляром; по мнению первого издателя папируса Дж. Вителли, этой же руке принадлежит и интерпункция.20 На левом поле третьего столбца (напротив v. 51) есть стихометрическая помета, читающаяся лишь предположительно;21 как известно, подобного рода значками пользовались исключительно переписчики-профессионалы.22 На мысль о заказной профессиональной работе наводит, кроме того, использование только лицевой стороны папируса, а также отсутствие ошибок. В 1955 г. Э. Тернер отождествил почерк нашего папируса и еще двух оксиринхских текстов, высказав и обосновав предположение, что копия была сделана для нужд филологов в специальной высококвалифицированной мастерской.
Атрибуция фрагмента особых споров не вызвала: уже при первой публикации Вителли и Норса назвали его автором Эринну. Основанием для такого решения послужило четырехкратное упоминание имени Бавкиды (w. 18; 30; 48; 54) - адресата эпиграмм АР VII, 710 и 712, дошедших в Па-латинской антологии под именем Эринны; читающееся в ст. 39 слово -к&тау (согласно Suda м 521 Adler, "Прялкой" ['Н>.акатт|] называлась прославленная гексаметрическая поэма Эринны из 300 стихов; см. ниже гл. I, passim); имя самой поэтессы, реконструируемое в зачине ст. 38 ('Hpivva[i т]є фіХси); числительное єууєа[каі]5єкато<; в соседнем ст. 37 (согласно эпиграммам АР VII, 11, 2 и IX, 190, 4 - авторы которых ориентировались, очевидно, на автобиографические признания самой поэтессы, - в 19 лет Эринна написала свою поэму; см. ниже с. 39, прим. 62); кроме того, Вителли угадал в
См.: F. Kenyon. Palaeography of Greek Papyri. Oxford, 1899. P. 29. В этой связи ошибочной представляется данная издателями SH интерпретация стоящих на папирусе ударений в формах вокатива от имени Бавкиды (стт. 18; 48; 54: Всожі или Вбижі) как Всижі. Ниже в цитатах мы сохраняем орфографию Всшкі, которая засвидетельствована в том числе и рукописной традицией эпиграмм Псевдо-Эринны АР VII, 710, 6 и 712, 1.
19 На это последнее обстоятельство обратил внимание А. Пардини (A. Pardini. Op. cit.
S. 3), оспоривший необоснованную унификацию папирусных ударений издателями SH.
20 G Vitelli. Op. cit. P. 137.
21 "От нее остался один слабый штрих" (G. Vitelli. Op. cit. P. 143). Об этой помете см.:
М. L. West. Erinna. S. 100; 112; С. Neri. Erinna a Ossirinco. S. 62. Если предполагаемое Уэс-
том и отстаиваемое Нери чтение Г (т. е. 300 стихов) верно, то мы имеем дело с заключитель
ной частью поэмы Эринны: ср. АР IX, 190, 3: оі 5є тріг|к6о"іоі тЬхщ axi%oi taoi 'Оцтірю;
Sudar\ 521 Adler: eypayev 'HXccKcmrv- лоітща 8' ecm [...] kn&v %'.
22 K. Ohly. Stichometrische Untersuchungen. Leipzig, 1928. S. 90-92 (= Zentralblatt fur Biblio-
thekswesen. H. 61).
23 E. G. Turner. Scribes and Scholars of Oxyrhynchus II Akten des VUI internationalen Kon-
gresses fur Papyrologie. Wien, 1956. S. 146 (= Mitteilungen aus der Papyrussammlung der 6s-
terreichischen Nationalbibliothek. Bd 5); Idem. Greek Papyri: An Introduction. Princeton,
1968. P. 92-93; 190. Речь идет о POxy. 2373 (= fr. 693 PMG; лирический фрагмент на бео-
тийском диалекте) и 2404 (отрывок из речи Эсхина против Ктесифонта).
отрывочном ст. 46 начало гексаметра Эринны, засвидетельствованного -как попутно выяснилось, с Ошибкой - у Стобея (IV, 50а, 14).
Содержание сохранившейся части поэмы, насколько его позволяют уловить многочисленные лакуны, таково. Лирическая героиня (фрагмент написан от первого лица) обращается к подруге Бавкиде, вышедшей замуж и вскоре (или - что менее вероятно - незадолго до свадьбы) погибшей; в 20 стихах лучше сохранившегося второго столбца воспоминания о счастливом детстве Эринны и Бавкиды, сменяющие друг друга картины игр, будней и праздников чередуются с погребальными причитаниями. Сложный диалектный состав фрагмента в целом соответствует свидетельству "Суды" о "Прялке" Эринны (1ос. cit.): тгоігщсс 5' єсті АіоХіїсп косі Аюрібі біаХєкхф (то же у Евстафия, Іос. cit.: єураує лоігща 'НЛакатггу АіоАлбі у^иоагі каі Дсорі-5і) - или, вернее, дает понять, каким образом это свидетельство могло возникнуть. Основу идиолекта Эринны, представляющего собой индивидуальное искусственное образование и не сводимого к какому-либо локальному говору, составляют дорийские формы, ряд из которых (напр., окончание 1 pers. plur. -цєд [fr. 401, 20 SH] или ace. sing, местоимения 2 лица xt> [fr. 401, 18; 31; 47 SH]) не вписываются в рамки литературного дорийского наречия хоровой мелики или лирических партий драмы и отражают, по всей видимости, родной диалект поэтессы. На этот дорийский "фон" накладываются элементы эпического языка25 и - что особенно интересно - изолированные эолийские словоформы, отсылающие к лесбосскому диалекту и, более кон-кретно, к словарю Сапфо. Таким образом, "aolische Farbung" (выражение А. Вольяно, более точное, нежели формулировки "Суды" и Евстафия, которые неправомерно уравнивают эолийские элементы языка Эринны с дорийскими) представляет собой своего рода манифестацию литературного родства: используя формы, ассоциирующиеся с лирикой Сапфо, Эринна implici-te причисляет себя к "сапфической" традиции женского поэтического твор-
чества.
О языке Эринны см.: L. A. Stella. Intorno ai nuovi frammenti di Erinna II RIL. 2 ser. 1929. Vol. 62. P. 829; P. Maas. Erinna II RE. Supplbd 6 (1935). Sp. 55; J. Vara Donado. Notas sobre Erina (sic) II Estudios clasicos. 1972. Vol. 16. P. 77-78; A. Pardini. Op. cit. S. 1-7; C. Neri. Studi... P. 159-168 (Нери более осторожен: "Различия между поэзией Эринны и хоровой лирикой являются в большей степени тематико-стилистическими, нежели лингвистическими").
25 Ср. fr. 401, 21 SH GaXcqiounv (то же окончание в стт. 23 и 43 - но ср. 10 (puXXoiq,
23 єрєібоц, 46 Ovcccovq); fr. 401, 34 yuuvcaaiv %aixaiaiv; fr. 402, 2 SH veKUeaci (также fr.
401, 33 (paee[aai(v?) - но ср. 15; 26 noaai); анастрофическую позицию предлога в fr. 401,
32 SH: ]&7to 8йца; безаугментные формы avaa (fr. 401, 16) и акоохтад (fr. 401,29) - наря
ду с р.єт(ЗаХХєт' (fr. 401, 27); и др. О гомеровских заимствованиях у Эринны см. ниже с. 63,
прим.146; 92; 107; 110 и прим.193.
26 Ср. fr. 401, 6; 12 SH ae?idvva; fr. 401, 5; 7; 16 xe^bvva; атематические формы слитных
глаголов уотр[і (fr. 401, 18) и eaopeifoa (fr. 401, 39); возможно, также eacu в пассаже
АР VII, 712, 3, представляющем собой цитату из поэмы (см. ниже с. 112-113, прим. 2).
27 A. Vogliano. Neue Fragmente der Erinna II Gnomon. 1929. Bd. 5. S. 171.
28 Еще до находки папируса Виламовиц, основываясь на Suda т) 521, предположил, что
эолийские формы в "Прялке" объясняются неосознанной ориентацией на Сапфо (U. von Wi-
Вслед за editio princeps папируса наступает черед восполнения лакун и попыток реконструировать содержание поэмы. У истоков этого богатого событиями периода в истории изучения Эринны стоят С. М. Баура29 и
Дж. М. Эдмондс, в течение 1930-х годов предложившие две прямо противоположные версии фрагмента; в дальнейшем именно восстановление лакунарного текста (подчас зависящее от субъективных представлений о творческой манере и литературных ориентирах нашей поэтессы; ср. ниже прим. 37) явилось основной задачей работ М. Червелли, К. Латте, Ф. Шайдвайлера и М. Л. Уэста; двое последних восполняют не только средний столбец, но также первый и третий, от которого на папирусе сохранились лишь незна-
чительные обрывки стихов. Более общему восстановлению сюжетных перипетий и хода изложения в поэме посвящены заметки А. Вольяно и А. Кёрте, а также статьи М. Микелаццо Магрини и Дж. Раука.32
lamowitz-Moellendorff. Hellenistische Dichtung in der Zeit des Kallimachos. Berlin, 1924. Bd 1. S. 109. Anm. 2). Точку зрения, утвердившуюся после анализа нового фрагмента Эринны, лучше всего выражает лапидарная формулировка Уэста: "Sappho, yes; unconsciously, no" (M L. West. Erinna. S. 116. Anm. 37). Библиография вопроса приводится у Нери (С. Neri. Studi... P. 163. N. 35); попытка рассмотреть творчество Эринны sub specie Sapphonis предложена в работах Н. А. Чистяковой (см. прежде всего: Н. А. Чистякова. К вопросу о становлении эллинистической эпиграммы: Поэзия Эринны // AAntHung. 1970. Vol. 18. P. 270-271) и Н. М. Тонна (Н. М. Тониа. Феномен Сафо и женская поэзия античной эпохи: Автореф. докт. дисс. Тбилиси, 1993. С. 20; 23; 28 слл.). Подробнее о следах "Sappholek-Шге" во фрагментах Эринны см. ниже с. 75-76; 95-98.
1 С. М. Bowra. [Erinna] II New Chapters in the History of Greek Literature. 3d series I Ed. J. U. Powell. Oxford, 1933. P. 180-185; Idem. Erinna's Lament for Baucis II Greek Poetry and Life: Essays presented to G. Murray. Oxford, 1936. P. 325-342 (с изменениями и дополнениями перепечатано: С. М. Bowra. Problems in Greek Poetry. Oxford, 1953. P. 151-168). Для того, чтобы читателю легче было разобраться в хронологии ученых мнений о Эринне, в дальнейшем мы будем цитировать эту последнюю работу по изданию 1936 г., отсылая к версии 1953 г. только в тех случаях, когда речь пойдет о позднейших дополнениях, отсутствующих в первоначальном варианте. Аналогичным образом будут даваться ссылки на переиздававшуюся в обновленном виде статью К. Латте (см. ниже прим. 31); также и при обращении к антологиям Т. Бергка и Э. Диля всякий раз называется то их издание, в котором интересующее нас чтение или сопроводительный комментарий появились впервые.
30 J. М. Edmonds. Erinna PSI 1090. P. 195-203.
31 M. Cervelli. Erinna e Г eta che fu sua II AlSCh. 1953. Vol. 4. P. 195-246; K. Latte. Erinna II
NAWG. 1953. Bd 3. S. 79-94 (с дополнениями перепечатано: FL Latte. Kleine Schriften zu
Religion, Recht, Literatur und Sprache der Griechen und Romer. Miinchen, 1968. S. 508-525;
в этой важной работе предпринят также анализ языка и метрики Эринны); F. Scheidwei-
ler. Erinnas Klage um Baukis II Philologus. 1956. Bd 100. S. 40-51; M. L. West. Erinna. S. 95-119.
Э. Диль также включил во второе издание своей антологии восполненную версию папирусно
го текста (см.: Anthologia lyrica Graeca / Ed. E. Diehl. Vol. I, 4. Lipsiae, 19362. P. 207-213).
Мы далеки от того, чтобы a priori оценивать работы подобного рода скептически: пред
положительный характер их результатов признают сами авторы, а любая попытка устано
вить, каким образом могли соединяться между собой фрагменты папирусного текста, уже са
ма по себе ценна.
32 A. Vogliano. Neue Fragmente der Erinna. S. 171 (нам осталась недоступна другая работа
того же автора: A. Vogliano. Erinna 'АХаката I В, v. 25 sgg. [Diehl2] II Athenaeum. N. s.
1943. Vol. 31. P. 32-37; ср., кроме того, ниже с. 91-92, прим. 104); A. Korte. Literarische Texte
mit AusschluB der christlichen: Erinna, 'АХаката II APF. 1931. Bd 10. S. 21-23; Idem. [рец.
Другой не менее значительной, но и не менее дискуссионной проблемой остается поиск в папирусном тексте реминисценций и прямых заимствований из античных писателей - равно как и следов влияния Эринны у авторов более поздней поры. Изучение эпиграмматической "эриннианы" Па-латинской антологии как источника сведений о творчестве нашей поэтессы представлено работами супругов Кэмерон, Н. А. Чистяковой и К. Нери.33 В незаслуженно редко используемой исследователями статье Луиджи Акки-леа Стелла отмечаются переклички папирусного фрагмента с треноди-ческими частями гомеровских поэм и трагедий Еврипида, мелосом Сапфо и идиллиями Феокрита; таким образом, Л. А. Стелла еще в 1929 г. очертила круг авторов, с которыми будут сопоставлять Эринну все последующие толкователи. Так, в статье Мэрилин Скиннер35 убод Эринны по Бавкиде определяется как развернутая реминисценция погребальных плачей "Илиады", а Хосе Вара Донадо вслед за Л. А. Стелла пробует выявить общие черты в языке Эринны и афинских драматургов V в. до н. э.36 С. М. Баура в уже упоминавшейся работе прослеживает ряд лексических и синтаксических параллелей (в разной сте-
пени убедительных) между Эринной и Феокритом; учитывая эпиграмму-
на издание Э. Диля, названное в предыдущем прим.] // Gnomon. 1939. Bd 15. S. 488-494; М. Michelazzo Magrini. Una nuova linea interpretativa della "Conocchia" di Erinna II Prometheus. 1975. Vol. 1. P. 225-236; J. Rauk. Erinna's "Distaff and Sappho fr. 94 II GRBS. 1989. Vol. 30. P. 101-116.
33 A. andAv. Cameron. Erinna's "Distaff II CQ. N. s. 1969. Vol. 19. P. 285-288 (в этой работе
свидетельства поэтов Антологии исследуются в связи с проблемой заглавия "Прялка"; см.
ниже гл. I, passim); Н. А. Чистякова. Греческая поэтесса Эринна. С. 223-230; С. Neri. II рое-
metto е l'epigramma: Note sulla fortuna dell'opera di Erinna in eta alessandrina II AevAnt.
1996. Vol. 9. P. 193-215.
34 L. A. Stella. Op. cit. P. 827-838.
35 M.B. Skinner. Briseis, the Trojan Women, and Erinna II CW. 1982. Vol. 75. P. 265-269.
36 J. Vara Donado. Notas... P. 83-86; Idem. Cronologia de Erinna II Emerita. 1973. Vol. 41.
P. 368-373. См. ниже с. 137-138.
37 С. M. Bowra. Erinna's Lament... P. 328-329; 340; общую оценку перекличек между
Эринной и Феокритом см.: М. Michelazzo Magrini. Op. cit. P. 227. N. 7; R. L. Hunter.
Theocritus and the Archaeology of Greek Poetry. Cambridge, 1996. P. 17. Вопреки скепсису
X. Вара Донадо (J. Vara Donado. Notas... P. 86), число приведенных Баурой примеров мо
жет быть умножено (ниже с. 82 и 107; о "Прялке" Феокрита см. с. 29-30); другое дело, что
в работе Бауры, как и у следующего за ним в этом отношении Д. Л. Пейджа, ощутима
тенденция заполнять лакуны в папирусном тексте Эринны с помощью цитат из Феокри
та. В качестве иллюстрации поучительно проследить историю восполнения стиха fr. 401,
19 SH. В версии Бауры он звучит так: тос]Ота uoi ev кра[біаі косі vOv уоє]роа i'xvicc кєТтаї /
Gepjx' єті... (та]0та и кра[5іса suppl. Vitelli), что дает повод для сопоставления с берца
\ууг\ из Theocr. 17, 121-122 (С. М. Bowra. Erinna's Lament... P. 326; 340). Пейдж делает
выбор в пользу другого "феокритизма": ...ev крос[5іси тєОд, й> ко]рос, 'i%vicc кєітса (Greek
Literary Papyri / Ed. by D. L. Page. Vol. 1: Poetry. London; Cambridge [Mass.], 19503. P. 486; cf.
Theocr. 11, 25). Между тем оба эти восполнения меньше лакуны (cf. SH. P. 189, ad loc:
"circa 13 litt[eras]"); слово кора у Эринны имеет дорийскую огласовку (fr. 401, 4 SH:
Ktbpaq), что делает вариант Пейджа неприемлемым метрически; наконец, как указал Диль, в
папирусном тексте стоит, по-видимому, nai^via кєітси (Anthologia lyrica Graeca I Ed. E. Diehl.
Vol. I2, 4. P. 209, ad loc). Невзирая на сомнения Бауры, высказанные в рецензии на издание
Диля (CR. 1937. Vol. 61. Р. 14: "Would Erinna speak of play-things lying warm in her heart?"),
предисловие к "Прялке", написанную Асклепиадом (АР VII, 11), а также выделенное О. Крузиусом беглое критическое упоминание нашей поэтессы у Геронда (6, 20), наблюдения Бауры позволяют говорить о стойком интересе к наследию Эринны у поэтов т. наз. "косского кружка".39
Эта правдоподобная теория доводится до последнего предела в работе М. Л. Уэста, объявившего поэму Эринны литературной мистификацией одного из косских поэтов рубежа IV—III вв. до н. э.40 Хотя Уэст высказывает ряд важных наблюдений о связи Эринны с поэзией раннего эллинизма, а характеристика "Прялки" как "a veritable eiMAAiov, but presented to the public as an actual girl's lament" представляется нам совершенно справедливой (см. ниже с. 111 и 162), однако в основном его аргументация сводится к доводам следующего типа: "В реальной жизни неискушенные девушки-подростки не пишут отшлифованными гексаметрами стихов, сразу входящих в золотой фонд национальной поэзии".42 Дело здесь даже не в том, что история литературы богата примерами ранней творческой зрелости; находясь в плену у полулегендарной биографической традиции о девятнадцатилетней затворнице (см. ниже с. 42 слл.), Уэст неоправданно отождествляет Эрин-ну-героиню и Эринну-автора "Прялки".43
Основная проблема, с которой приходится сталкиваться исследователям композиции, образного строя и, в целом, поэтики фрагментов Эринны, заключается в ощутимом недостатке контекста - как в узком смысле (поскольку традиция сохранила для нас лишь disiecti membra poetae), так и в смысле широком: ведь время жизни поэтессы остается дискуссионным, а ее произведение - гексаметрический плач (!) - во многих отношениях уникально. На глаз определить высоту дерева, одиноко стоящего на открытом месте, довольно трудно - его не с чем сравнить; так и в нашем случае отсутствие ориентиров приводит подчас к угрожающе широкому разбросу мнений. К примеру, один и тот же эпизод девичьей игры в черепаху (fr. 401, 13-17 SH; см. ниже с. 83 слл.) для Г. Занкера представляет собой "живописно-
согласиться с чтением жхі%уш тем легче, что горизонтальная верхняя перекладина буквы, предшествующей дифтонгу, отчетливо различима на опубликованных фотографиях папируса - между тем как ро в нашем тексте имеет устойчивое написание Р. Форму 7tai%viov не следует считать специфически ионийской; см.: A. Pardini. Op. cit. S. 4-7.
38 О. Crusiiis. Untersuchungen zu den Mimiamben des Herondas. Leipzig, 1892. S. 118;
С Neri. Erinna in Eronda II Eikasmos. 1994. Vol. 5. P. 221-232; ниже с. 112, прим. 2.
39 О косском поэтическом кружке см., напр.: Е. Bignone. Teocrito: Studio critico. Bari,
1934. P. 56-130.
40 M. L. West. Erinna. S. 116-119; ср.: Idem. Die griechische Dichterin. Stuttgart; Leipzig, 1996.
S. 24-25. Атетезу Уэста, в сущности, предсказал в 1938 г. А. Кёрте (см. ниже с. 74, прим. 29).
41 М. L. West. Erinna. S. 117.
42 Ibid. S. 116.
43 Полемику с названным тезисом Уэста (его оппоненты в основном выступали с феми
нистских позиций) см. в работах: М. Arthur. The Tortoise and the Mirror: Erinna PSI1090 II
CW. 1980. Vol. 74. P. 53-55; M. B. Skinner. Op. cit. P. 265; S. B. Pomeroy. Supplementary
Notes on Erinna//ZPE. 1978. Bd 32. S. 17-22.
реалистическую" бытовую зарисовку, а для М. Артур и С. Помрой- проникнутую глубоким пессимизмом аллегорию жизни и смерти.45
Наконец, весь комплекс вопросов, связанных с наследием Эринны, рассматривается в монографических статьях Д. Н. Левина и У. Шольца,46 в цикле исследований X. Вара Донадо47 и в уже упоминавшейся книге К. Нери, которая в известной степени подводит итог семидесятилетнему изуче-
нию папирусного фрагмента; по ходу диссертации мы не раз будем обращаться к работам этих авторов и разбирать их основные положения.
В заключение этого беглого обзора коснемся отечественных исследований, посвященных Эринне. Уделить им отдельный абзац тем более естественно, что одна из первых монографий о нашей поэтессе принадлежит московскому уроженцу С. С. Мальцову, знакомому Пушкина из числа "архивных юношей".49 Столетие спустя А. В. Болдырев, занимаясь историей жанра TtpoTCEiiTTUKOV, анализировал сохранившийся у Афинея Erinn. fr. [404] SH в его связи с фольклорными оберегами.50 В 1960-е - 1990-е гг. Эринной активно занимается Н. А. Чистякова, сосредоточившая свое внимание в первую очередь на анализе трех антологических эпиграмм.51 В названной док-
G. Zanker. Realism in Alexandrian Poetry: A Literature and Its Audience. London; Sydney; Wolfeboro, 1987. P. 57; cf. p. 192-193.
45 M. Arthur. Op. cit. P. 53-66; S. B. Pomeroy. Supplementary Notes... P. 17-19.
46 D. N. Levin. Quaestiones ErinneanaeIIHSCP. 1962. Vol. 66. P. 193-204; U. W. Scholz. Erinna//
A&A. 1973. Bd 18. S. 15-40.
47 Помимо работ, перечисленных в прим. 36, см. также: J. Vara Donado. МеХос, у elegia //
Emerita. 1972. Vol. 40. P. 433—451; Idem. Obra de Erinna у algunas reconstrucciones textuales II
Habis. 1973. Vol. 4. P. 41-79. Еще одна статья этого автора осталась нам недоступной: Idem.
Demos a Erinna lo que de Erinna es II Studia philologica Salmanticensia. 1980. Vol. 5. P. 303-313.
48 C. Neri. Studi... P. 90-204. Тема этой монографии существенно шире, чем позволяет пред
полагать ее заглавие; выступая с комментированным критическим изданием античных сви
детельств о нашей поэтессе, Нери уделяет немало страниц разностороннему изучению так
же и фрагментов Эринны. Эта работа была продолжена Нери в цикле статей, большей
частью уже упоминавшихся выше; см., кроме того: С. Neri. Cambio di ritmo: Erinna SH. 401.
14 sqq. e Carm. pop. fr. 30 (c) II Prometheus. 1998. Vol. 24. P. 19-24; Idem. Baucide e le bambole
(Erinna: SH 401, 1-4, 19-22) II Athenaeum. 1998. Vol. 86. P. 165-178; Idem. La sorte piu crudele:
'Erinn.' AP VH 712 [HE 2], 5 s. II Eikasmos. 2000. Vol. 9. P. 205-218.
49 S. Malzow. De Erinnae Lesbiae vita et reliquis: Diss. Petropoli, 1836. О магистре Дерптско-
го университета Сергее Сергеевиче Мальцове (1813-1838) см.: Н. А. Чистякова. Из исто
рии изучения древнегреческой эпиграммы в России // Античность и современность: Сб.
статей к 80-летию Ф. А. Петровского. М., 1972. С. 471-476; Л. А. Черейский. Пушкин и его
окружение. Л., 19882. С. 251-252. Ряд трудов по классической филологии конца XVIII -
начала XIX в., хранящихся в Российской национальной библиотеке, имеют помету "In
memoriam Sergii Malzow" - это дар его старшего брата И. С. Мальцова, секретаря грибо-
едовской миссии в Тегеране и единственного, кто уцелел при ее разгроме.
50 А. Б. Болдырев. Из истории античных поэтических напутствий // УЗ ЛГУ. 1941. № 63.
Серия филол. наук. Вып. 7. С. 110-111.
51 См. выше прим. 8, 28 и 49; кроме того, Эринне посвящены разделы в трех монографиях
этой исследовательницы: Н. А. Чистякова. Греческая эпиграмма VIII—III вв. до н. э.
Л., 1983. С. 146-151; Она же. Эллинистическая поэзия: Литература, традиции и фольк
лор. Л., 1988. С. 33-37; Она же. История возникновения и развития древнегреческого эпоса.
СПб., 1999. С. 101.
торской диссертации Н. М. Тонна (выше прим. 28) Эринна рассматривается в ряду других античных поэтесс, испытавших влияние Сапфо. Наконец, в самое последнее время появились коллекция лингвистических наблюдений К. Г. Красухина над текстом тех же эпиграмм и известного из Стобея fr. 402
SH, а также первый русский перевод папирусного фрагмента, выполненный
0. Смыкой. Таким образом, сожалеть о невнимании отечественных исследо
вателей к творчеству Эринны не приходится.54
Завершая "историографическую" часть введения, приходится признать, что находка папируса не принесла однозначных ответов на главные вопросы, возникающие при изучении любого античного автора: о дате и месте рождения Эринны, о ее биографии, о составе корпуса ее сочинений, наконец, о смысле необычного заглавия "Прялка" мы по-прежнему не имеем бесспорных свидетельств. Ряд перечисленных проблем станут предметом специального обсуждения в диссертации; сейчас нам хотелось бы остановиться на одной из них - не столько в надежде дать окончательное решение трудного вопроса, сколько для предварительного уточнения тех позиций, с которых будет вестись наше исследование. Речь пойдет о времени жизни Эринны.
Отклонив к середине XIX в. версию "Суды" - Евстафия о Эринне-современнице Сапфо, филологи оказались перед лицом двух конкурирующих датировок. В Иеронимовом переводе хроники Евсевия (р. 121 g, 17 Helm) под
01. 107, 1 (= 352 г. до н. э.) значится: Herinna poetria agnoscitur. С другой
стороны, в "Речи к эллинам" Татиана (33, 2) есть упоминание о статуе
Эринны, изваянной Навкидом. Плиний Старший (XXXIV, 50) относит акмэ
Навкида к 400-396 гг. до н. э.; таким образом, эта дата дает нижний предел
для хронологии Эринны.
К. Г. Красухин. Эринна: из лингво-стилистического комментария // Ранняя греческая лирика: Миф, культ, мировоззрение, стиль. СПб., 1999. С. 205-220.
53 Эллинские поэты УШ-Ш вв. до н. э.: Эпос, элегия, ямбы, мелика/ Изд. подгот. М. Л. Гаспа-
ров и др. М., 1999. С. 206-207. Основным изъяном этой интересной работы следует при
знать то, что переводчик, стремясь представить читателю более или менее законченный
текст, взял за основу восполненную версию Уэста (см. выше прим. 3); в этой последней,
как мы помним, реконструируются даже те стихи, от которых на папирусе уцелело по од
ному начальному слову. Таким образом, переведенный О. Смыкой отрывок более чем на
треть принадлежит не эллинской поэтессе, но ее английскому интерпретатору; к приме
ру, в строках "Помни, что быстро прядут свою нить веретена у Мойры, / Помни, что ру
ки Гелло обнимают объятием крепким" папирусному тексту соответствуют, в сущности,
лишь два выделенных курсивом слова (cf. fr. 401, 40—41 SH). Примером стихотворного пе
ревода Эринны, успешно совмещающего связность и удобочитаемость с максимальной вер
ностью фрагментарному оригиналу, может служить опыт Дитриха Эбенера (Griechische
Lyrik I Aus dem griechischen ubertr. von D. Ebener. Berlin; Weimar, 19822. S. 432).
54 В качестве курьезного добавления к "русской эринниане" (представленной, между про
чим, и упомянутым выше в прим. 9 стихотворением Ю. Н. Верховского) укажем, что Ма
рно Червелли, сравнивая описания лунной ночи у Сапфо и Эринны, уподобил первую из
этих поэтесс Шелли, а вторую Пушкину (М Cervelli. Op. cit. P. 211). Оценить эту смелую
параллель трудно, поскольку от ночного пейзажа в папирусном тексте уцелели два слова:
ae]Mvva (fr. 401, 6 SH; idem in v. 12: ce]Xdvvav) и, по-видимому, (puXXou; (fr. 401, 10 SH).
Выбор между свидетельствами Евсевия и Татиана - иначе говоря, между серединой четвертого века до новой эры и, самое позднее, последней четвертью пятого - затруднен целым рядом обстоятельств. Есть основания подозревать Татиана в' ошибках памяти, а то и в сознательном искажении фактов;56 вместе с тем у Евсевия с его буквенной цифирью при желании нетрудно постулировать описку. Кроме того, первая половина IV в. до н. э. - по всей видимости, отнюдь не золотой век в истории греческой поэзии - не оставила нам сколько-нибудь представительного корпуса текстов, которые можно было бы использовать для сопоставления.58
Современная филологическая "вульгата" отдает предпочтение дате Евсевия; напротив, в пользу свидетельства Татиана после находки папируса высказывались Д. Н. Левин (с осторожностью), X. Вара Донадо и К. Нери.60 Сознавая всю сложность проблемы, сошлемся на предпринятый Куртом Латте и тем же Нери анализ метрики фрагментов Эринны, сочетающей доэллинистические и "александрийские" элементы и, таким образом, подкрепляющей скорее датировку Евсевия; с другой стороны, как мы надеемся показать далее, апелляцию Нери к текстам АР II, 108-110 и VII, 13, ко-
Как подчеркнул Т. Бергк, из сообщения Татиана естественнее всего заключить, что Эринна жила хотя бы несколько ранее Навкида (Poetae lyrici Graeci / Tertiis curis rec. Th. Bergk. Lipsiae, 1867. P. 927). Согласно Г. Липпольду, который считает нужным скорректировать дату Плиния, Навкид известен с 448 г. до н. э. (G. Lippold. Naukydes 2 II RE. Bd 16 [1935]. Sp. 1966). Он же - в том числе и в связи с интересующим нас пассажем Татиана - с осторожностью допускает существование младшего Навкида (Ibid.); ранее аналогичным "удвоением" воспользовался Баура, пытаясь примирить датировки Татиана и Евсевия (С. М. Bowra. [Erinna]. P. 184. N. 2).
56 Подробнее о полемике вокруг свидетельств автора "Речи к эллинам" о греческих поэ
тессах и увековечивших их ваятелях см. ниже с. 49 слл.
57 Об этом и других источниках хронологических ошибок у Евсевия см.: R. Helm. Hiero-
nymus' Zusatze in Eusebius' Chronik und ihr Wert fur die Literaturgeschichte. Berlin, 1929
(= Philologus. Supplbd 21. H. 2). S. 93-96; Хельм рекомендует в каждом конкретном слу
чае проверять приводимую Евсевием датировку по другим доступным свидетельствам.
Исследуя вопрос о хронологии Эринны, X. Вара Донадо (J. Vara Donado. Cronologia...
P. 366) и К. Нери (С. Neri. Studi... P. 137-138) пытаются реконструировать возможное ис
кажение даты в греческом оригинале Евсевия, "подгоняя" ее под свидетельство Татиана.
Согласно образной характеристике Ф. Ф. Зелинского, которая не утратила актуальности и после папирусных находок XX в., "вся поэзия четвертого века представляет из себя обширный пустырь, покрытый лишь развалинами" (Ф. Ф. Зелинский. Новонайденная эротическая поэма александрийской эпохи // ФО. 1896. Т. 11. С. 187. Паг. 1-я). В целом неутешительную оценку как греческой поэзии этого периода, так и наших знаний о ней см. также: A. Lesky. Geschichte der griechischen Literatur. Bern; Munchen, 19713. S. 715.
59 Перечень исследователей, принимающих эту датировку: С. Neri. Studi... P. 130. N. 4.
60 D. N. Levin. Op. cit. P. 194 ( "I'm not convinced that this question will ever be answered
with precision"); J. Vara Donado. Cronologia... P. 349-376 (в доказательство Вара ссылает
ся на общность языка Эринны и афинских драматургов V в. до н. э.; этот тезис, однако,
ничего не дает для хронологии и, кроме того, проиллюстрирован некорректными приме
рами; см. ниже с. 137-138); С. Neri. Studi... P. 129-138.
61 К Latte. Erinna. S. 80-81 (с общим выводом на с. 94: "...они [стихи Эринны. - В. 3.] при
надлежат концу эпохи, переходному времени"); С. Neri. Studi... P. 134-136.
торые как будто подтверждают реальность упомянутой Татианом статуи, нельзя признать основательной.62
Именно вторая половина IV в. до н. э., в противовес предыдущим полутора столетиям, отмечена актуализацией творчества Сапфо, которое становится объектом восхищения и подражания; насколько мы можем судить, поэтессы V в., писавшие - как впоследствии Эринна - на местных диалектах и использовавшие в своем творчестве локальный материал (таковы Те-лесилла, Праксилла и, возможно, Коринна; vexata quaestio о времени жизни этой последней не может быть предметом рассмотрения в настоящей работе), свободны от какого-либо сапфического влияния. Напротив, с середины IV в. н. э. (Анита и особенно Носсида, насмешливо названная Герондом [6, 20] "дочерью Эринны") наследие и образ Сапфо становятся определяющими для греческой женской поэзии.63 Таким образом, реминисценции из Сапфо у Эринны, равно как и aolische Farbung ее фрагментов, также свидетельствуют скорее в пользу даты Евсевия, нежели Татиана. Разумеется, Эринна, как всякий оригинальный автор, могла выйти за пределы литературных канонов своего времени; однако предположение о панэллинской славе этой поэтессы в конце V - начале IV в. до н. э. не кажется правдоподобным, и статуя Эринны едва ли могла появиться ранее знаменитой статуи Сапфо, изваянной Силанионом. В этой связи знаменательно, что уже наиболее ранние эпиграммы о Эринне в Палатинской антологии (VII, 11 [Асклепиад]; IX, 190 [аноним]; см. ниже с. 31 слл.) насыщены литературно-полемическими мотивами; по-видимому, раннеэллинистические эпиграмматисты, провозглашая высокие достоинства поэзии Эринны, вступали в демонстративный конфликт с традиционными вкусами предшествующей эпохи.
Эти соображения заставляют нас присоединиться к сторонникам датировки Евсевия и считать временем акмэ Эринны середину IV в. до н. э. Вместе с тем следует указать, что механизм ошибки Татиана пока не может считаться проясненным, а построение Г. Липпольда (среди засвидетельствованных произведений Навкида есть статуя юноши по имени Бавкид, которого Татиан спутал с героиней "Прялки") представляется натянутым.64
Что касается места рождения Эринны, то здесь приходится произнести "ignoramus". Упоминание в ряде источников Лесбоса (Tatian. Or. ad
См. ниже с. 58.
63 Подробнее о влиянии Сапфо в литературе IV в. до н. э.: W. Schmid, О. Stahlin. Geschichte der
griechischen Literatur. Bd I, 1. Miinchen, 1929. S. 426; A. Szastyhska-Siemion. Liryka archaiczna
w zwierciadle poezji alexandryjskiej (melos, jamb) II Studia Hellenistica. Wroclaw, 1967. S. 93-95;
H. M. Тонна. Указ. соч. С. 23 слл.; S. Barbantani. I poeti lirici del canone alessandrino nell'epi-
grammistica II AevAnt. 1993. Vol. 6. P. 33; M. L. West. Griechische Dichterin. S. 22-23. Судьба
наследия Сапфо вписывается в общую картину рецепции архаических лириков в V-Ш вв. до
н. э.; см.: U. von Wilamowitz-Moellendorff. Die Textgeschichte der griechischen Lyriker. S. 11-16.
64 G. Lippold. Op. cit. Sp. 1966. Сомнения и возражения см.: The Greek Anthology: Hellenistic
Epigrams I Ed. by A. S. F. Gow and D. L. Page. Vol. 2. Cambridge, 1965. P. 281. N. 2; С Neri.
Studi... P. 131. N. 7. Липпольд ссылается на похожую ошибку Плиния Старшего (XXXIV,
57; см. ниже с. 139), смешавшего скульптора Мирона и девушку Миро в эпиграмме АР VII,
190; однако эта последняя путаница спровоцирована прежде всего контекстом.
Graec. 33, 2; Suda ті 521; Eust. in II. 326, 45; лемматист и корректор Палатин-ского кодекса Греческой антологии к VII, 12; 710; 713; IX, 190) связано с традицией о "современнице Сапфо"; ср. аналогичные inscriptiones к эпиграммам локриянки Носсиды в том же кодексе Р. С другой стороны, в "Суде" наряду с Лесбосом перечисляются (с оговорками &>q 5є оЛЯої... и -civet;... e56^aaav) также Теос, Телос и Родос - последний назван, по-видимому, только из-за географической близости к значительно менее знаменитому Телосу. Стефан Византийский (s. v. Tfjvo<;; p. 621-622 Meineke2) добавляет к этому перечню Тенос - остров или город в Лаконике, неясно. В эпиграмме АР VII, 710, написанной от имени Эринны и "по мотивам" ее поэмы, в сильно испорченном тексте 7-го стиха называлось, по всей видимости, место рождения Бавкиды: ттрл бшсєі 5(ovxi Р] Trivia, cbg S'eiScovxi Pauw. После рецензии Ф. В. Шнайдевина на упоминавшуюся диссертацию С. С. Мальцо-ва65 исследователи вплоть до нынешнего дня отдают предпочтение дорийскому Телосу, поскольку эта кандидатура хорошо согласуется с доризмами у Эринны (Шнайдевин даже предложил читать в АР VII, 710, 7 Тг|А,іа). Изложив историю вопроса, Нери - скорее для того, чтобы показать произвольность общепринятой версии, чем на основании аргументов - высказывается в пользу лаконского Теноса, ближе почти не известного.
Как показывает перечень "Суды", вопрос о родине Эринны был спор-
ным уже для эллинистических грамматиков. Отсюда, по-видимому, следует, что в самой поэме Эринны топоним назван не был (характерно, что Та-тиан, знакомый с "Прялкой" не только по панегирикам поэтов Антологии -см. ниже с. 56 ел., - ошибочно называет нашу поэтессу уроженкой Лесбоса); если это так, то и свидетельство автора АР VII, 710, 7 не может считаться решающим. Остается присоединиться к формулировке Д. Н. Левина: "С уверенностью мы можем утверждать лишь то, что родиной двух подруг (Эринны
/го
и Бавкиды. - В. 3.) было некое место на букву Т ".
Оговорив эти важные предпосылки, мы можем теперь перейти непосредственно к исследованию.
65 Zeitschrift fur die Alterthumswissenschaft. 1837. Bd 25. Sp. 212.
66 С Neri. Studi... P. 120-128.
67 Об источниках этой части статьи "Суды" см. ниже с. 25, прим. 11.
68 D. N. Levin. Op. cit. P. 196.
Tatian. Or. adGraec. 33, 5: Эринна и пряхи-христианки
В той части Огайо ad Graecos, которая в немецкой науке традиционно именуется "каталогом мастеров" (Kunstlerkatalog; гл. 33-3497), Татиан перечисляет прославленных эллинских скульпторов, увековечивших недостойные, по его мнению, образцы. Авторитет этого свидетельства, которое содержит обильный, а зачастую и уникальный материал для хронологии греческого искусства и литературы, был существенно подорван статьей А. Калькмана, появившейся в 1887 г. С тех пор подчеркнуто категоричный вывод Калькмана ("для истории искусств данные Татиана [...] не представляют ни малейшей ценности") не единожды оспаривался в целом и в частностях;99 кроме того, незадолго до второй мировой войны при раскопках на Марсовом поле были обнаружены фрагменты базиса одной из статуй, упоминаемых в перечне Татиана (IGUR I, 210-212),100 - однако полностью оправиться от удара, нанесенного Калькманом, христианскому апологету было все же не суждено.101 Сравнительно недавняя попытка тотальной реабилитации "каталога мастеров", дав образец противоположной крайности в на шем вопросе, тем самым, как представляется, еще раз указала на спасительность среднего пути. Невозможно отрицать (этого, впрочем, не делал и Калькман), что Kiinstlerkatalog содержит известный процент достоверного материала; очевидно также, что наш автор действительно опирается на собственные знания и опыт, перечисляя статуи, виденные когда-то в Риме (Tati-ап. Or. ad Graec. 35, 1). Все это, однако, не освобождает татиановский перечень от неточностей, недомолвок и прямых ошибок - обусловленных, как можно предполагать, отчасти памятью, отчасти тенденциозным характером изложения. Из сенсационных находок в театре Помпея, равно как и из подтверждения части татиановских свидетельств другими авторами,104 безусловно не следует, что мы должны верить в реальность подозрительно рифмующихся поэтесс Мнесархиды, Фалиархиды и Праксагориды (33, 2-3) или именовать Главкиппой даму, которую независимая латинская традиция знает как Алкиппу (33, б).105 Таким образом, вопрос о достоверности каждого отдельного татиановского сообщения приходится решать, исходя из внутренних оснований; завет "every case is a given case", данный А. Э. Хаусме-ном по несколько иному поводу,10 сохраняет свою силу и в нашем вопросе.
Таковы, в самых общих чертах, те предпосылки, из которых мы будем исходить при разборе свидетельств Татиана о Эринне. В гл. 33, 2 в числе прочих языческих кумиров апологет упоминает статую "Эринны Лесбосской" работы скульптора Навкида; это указание, не раз обсуждавшееся в связи с хронологией нашей поэтессы, анализировалось выше во Введении. Сейчас нас будет интересовать другой пассаж из той же главы Oratio ad Graecos (33, 5), непосредственно следующий за перечнем поэтесс и как бы резюмирующий его. Полемика, которая развернулась вокруг свидетельства Татиана о статуе Эринны, отодвинула эти строки в тень, и внимание толкователей они привлекают существенно реже.
Кого имеет в виду Татиан под ц яар "bpTv яаТс,? Все известные нам переводчики и комментаторы "Речи к эллинам" относят эти слова к Сапфо. В пользу этого как будто говорит паралеллизм конструкции - начало второй части периода соответствует словам yovaiov Tcopvixov epco cop.aveq в первой (христианское благочестие оттеняет бесстыдство древней поэтессы), а конец - словам каі xfjv Earnfic, doeXyeiav абєі (содержание песен боговдох-новенных девиц выгодно контрастирует с творчеством язычницы). Употребление слова тсац применительно к Сапфо само по себе также не вызывает возражений; ср. хотя бы Ног. Сагт. IV, 9, 11-12: vivuntque commissi calores I Aeoliae fidibus pueПае.
Между тем уже в так называемых схолиях Арефы (начало X в.), сохранившихся в cod. Parisin. Gr. 174 (Р),108 к последним словам процитированной выше фразы сделано примечание (р. 80, 107 Marcovich): ГАшжітс-nr\v Хєуєі. О некоей Главкиппе, удостоившейся статуи за то, что родила слона (младенца со слоновьей головой? ср. Liv. XXVII, 11, 5),109 Татиан будет говорить чуть ниже (33, б),110 и здесь она, разумеется, ни при чем; существенно, однако, что подходящую кандидатуру для ті лсср t)p.Tv каїс, схолиаст пытается отыскать не в предыдущих, а в последующих словах текста, отказываясь видеть в татиановской "девице" Сапфо и предостерегая от этого естественного отождествления читателей. Логика схолиаста, по всей видимости, такова: яац не может относиться к той, которая в начале фразы была названа yovcaov.
Эта трудность была осознана автором editio princeps Татиана (Цюрих, 1546) Конрадом Гесснером, который, впрочем, видел в naxq Сапфо и даже готов был защищать такую интерпретацию ценой исправления текста: "Quod si cui поп placet, Sappho y-ovaiov simul ас лсаба nominari, hoc est, mu-lierculam et puellam, is, si libet, pro izaxboq legat лсабєіад, eodem sensu rema-nente".111 Сомнения вызывало это место и у Калькмана, который, приводя текст гл. 33 и 34 в цитированной выше статье, ставит после хщ лар щх\ 7гаі86 ; вопросительный знак.
Хотя у слова fj пахе, в нашем отрывке можно предполагать пейоративные коннотации, несколько нивелирующие его обычное значение, соседство с yuvatov все же кажется существенным препятствием для отождествления с Сапфо.112 И.-К. Отто, возражавший Гесснеру при помощи цитаты из словаря Папе, s. v. YVVTI ("Das Weib, zunachst als Gegensatz des Man-nes [...], ohne Rucksicht auf Alter und darauf ob sie verheirathet ist oder nicht"),113 на наш взгляд, подменяет одну проблему другой. Безусловно, греческое yuvfj представляет собой nomen genericum и в этом качестве не может иметь никаких возрастных ограничений; однако в со- и противопоставлении с izaxq или, допустим, 7tapGevoq значение yovrj неминуемо сужается: см., напр., Хеп. АпаЪ. III, 2, 25: yovai i косі 7uap0evoi ; ouiXeiv; IV, 5, 9: Yuvai-Kaq каі xopaq KaxaXapPdvei; Aesch. fr. 99, 5 Radt; Soph. Track. 148-149; [Theocr.] 27, 65-66 et saepius; у Татиана ср. 33, 1.
Fr. 401, 5-17 SH: игра в черепаху
Семидесятилетняя история изучения папирусного фрагмента Эринны покоится, словно на двух китах, на двух ключевых восполнениях, равно заслуживающих звания coniectura palmaris. Первое из них было сделано Паулем Маасом в 1929 г., вскоре после публикации оксиринхской находки. Показав, как следует соединять между собой части стихов, до того считавшиеся разрозненными, Маас для примера предпринял реконструкцию ст. 28, намертво скрепившую два обрывка папирусного текста.
При том, что это восполнение не отнесешь к числу самоочевидных, его попытался оспорить лишь один из нескольких десятков исследователей, занимавшихся с тех пор поэмой Эринны.65 Это нисколько не удивляет - фидологической интуиции Мааса (в дальнейшем предпочитавшего высказываться о фрагментах "Прялки" с образцовой осторожностью) мы обязаны вычленением одного из ключевых мотивов поэмы.
Другое, в неменьшей степени важное дополнение предложил С. М. Бау-ра, давший в 1933 г. частичную, а три года спустя полную реконструкцию второго, лучше сохранившегося на папирусе столбца (строки 15-34).66 Трижды повторяющееся в тексте упоминание черепахи (лиры?)67 оксфордский ученый связал с девичьей игрой xe ixetabvri. Прежде чем обратиться к соответствующему эпизоду "Прялки", разберем сохранившиеся античные свидетельства об этой игре. a.) XeAi%eAcbvri: Поллукс, Евстафий, Гезихий Сведения о хелихелоне дошли до нас в составе трех взаимосвязанных источников. Locus classicus находится в "Ономастиконе" Поллукса (IX, 125 = Carm. pop. fr. 876[с] PMG): Н 5е %e/U%eA.(bvr TtapGevcov eariv f naibia, Ttapouoiov ті %ox oa xf\ %x -тра- f\ uv yap кабптса, каі каХєітаї xe cbvn,, ai 8e TCpiTpe%oiJcnv dvepco-тшсси XeXixeXcovri, ті 7ГОІЄЦ ev тф цєаф; f) 5e ccKOKpivexai єрісс царгюцса каі крокву MiA,rciav. Evr Kivca TtaXiv &K(JOCUOW 6 5 EKjovoq GOV ті TCOICOV сотсЬХєто; f) 5є фТ]аі XEDKOCV аф vjr.7r.cov eiq GaXaaaccv ссХато. Хеліаелона - это игра девушек, кое в чем напоминающая игру "Горшок": одна из них садится [на корточки] и называется черепахой, а другие бегают вокруг, расспрашивая: "Хелихелона, что ты делаешь в кругу?" Та в ответ: "Тку уток из милетской шерсти". Тут они снова кричат: "А сын твой как погиб?" На что она: "С белых кобылиц прыгнул в море".
Практически ничего нового о хелихелоне не сообщает Евстафий, мельком упоминающий ее в комментарии к "Одиссее" (р. 1914, 56); в его изложении немало дословных перекличек с Поллуксом. Заслуживают внимания, однако, метрическая характеристика песенки (eKDvedvovxo косі CCVTTIKOUOV 81 ацофаТол. іаирбі),68 а также экскурс о названии игры: Ltov OJV Et 5є хц оїетаї каі то %г1гі %.Xu vr[ той хє ЗоУіацог) єхєаВса, їатсо щ аЯ,А,о ті єстл тошо- [...] "Еотл 8 ev тогжнд то %еХгі лроахакпкоу Sf]8v, TTCcprixo UH.evov -rfi xeXcbvr). Если же кто-то думает, будто хелей-хелона тоже имеет отношение к хелидонисму (колядам, сопровождавшимся песенкой fjX0 fjA.0e %єАл8ож - В. 3.), то пусть знает, что это нечто совершенно иное. [...] ХЄХЕІ здесь- как бы форма повелительного наклонения, созвучная слову xe tbvT). Источники данных пассажей Поллукса и Евстафия можно, как представляется, считать установленным после работ А. Фрезениуса, Л. Кона и Ж. Тайарда. Вкратце перескажем их основные выводы: Евстафий напрямую (правда, в эксцерптах, вероятно, уже утративших имя автора) пользовался греческим трактактом Светония "О играх у эллинов" (Пері rcov пар "ЕХХЇ]ОІ naidmv); его фрагменты, дополненные в 1865 г. афонской находкой Э. Миллера, не содержат описания хелихелоны (как и еще шести игр из числа засвидетельствованных у Евстафия), но множество других совпадений делают предположение о том, что соответствующий пассаж комментария к "Одиссее" также восходит к Светонию, в высокой степени вероятным ("leur attribution a Suetone est quasi certaine" - Тайарда). Что до Поллукса, то он, по всей видимости, черпал из того же источника, что и Светоний, -а именно из колоссального (95 книг) труда Памфила Пері yXcooecov fjroi Xe ecov, опиравшегося, в свою очередь, на Дидима.
К тому же Памфилу через посредство лексикографов Юлия Вестина (кстати сказать, коллеги Светония по секретариату императора Адриана) и Диогениана восходят и материалы словаря Гезихия,71 в единственной сохранившейся рукописи которого читается неясная словарная статья хєА.є о-%eA,(bvri (х 320 Schmidt). Первый издатель Гезихия МаркМусур (1514) исправлял текст на хеЯегх;- xe cbvri; в середине XIX в. М. Шмидт восстановил исходное чтение, но устранил колон, получив, таким образом, изолированную лемму хє єй xe (bvr, которая у Гезихия открывала утраченную статью о нашей игре.7 Эту убедительную конъектуру, как представляется, не поколебали протесты Ф. Шпехта, указавшего на параллель с соседним % 321 (ХЄ єгх;- каОара):73 если бы александрийский лексикограф действительно имел в виду лиру, он безусловно употребил бы не редкое xeA,ovr (значения лира для этого слова Гезихий, судя по х 343, вообще не знает), и даже не более частотное хеАдх; (то, что xi kvq может означать музыкальный инструмент, служит в его словаре предметом разъяснений: см. х 335 и 340), а обычное Ад)ра или кібосра.
Как видим, каждый из трех авторов называет игру по-своему; сюда надо добавить, что в рукописях Поллукса %eXi xeA,d)vr пишется в два слова. Этот разнобой, по всей видимости, отражает недоумение как самих древних авторов, так и их переписчиков перед необычным удвоением, пришедшим из народного и детского языка;74 своего рода визитной карточкой этой лингвистической и текстологической проблемы стало аристофановское по-vam6vr]poq versus 7tovcp л;оугр6д (Vesp. 466; Lys. 350). Сопоставление с такими словами, как свадебный рефрен еккорікорікоршуг) (рукописное чтение для Horapoll. I, 8 [= Carm. pop. fr. 881(b) PMG]; ср. Schol. in Pind. Pyih. 3, 32)76 или сочиненное
Сопоставление брачного и погребального факелов: Еврипид
То обстоятельство, что сопоставление свадебного и погребального факелов впервые засвидетельствовано для нас именно в произведениях младшего из трех великих трагиков, представляется неслучайным. Ряд наблюдений над композицией и образным строем трагедий Еврипида позволяют предполагать, что дело здесь не только в слепой прихоти традиции, не сохранившей большей части пьес Эсхила и Софокла, не говоря уже об их соперниках по драматическим состязаниям. В самом деле, начиная с "Алкестиды" и заканчивая поставленной посмертно "Ифигенией в Авлиде" Еврипид активно и разнообразно использует богатые возможности топоса у&цої 6Аі9рші,43 не только усиливая соответствующие обертоны при разработке традиционных мифологических тем ("Медея", обе "Ифигении", "Троянки", "Умоляющие"), но и прямо изобретая дополнительные сюжетные коллизии, позволяющие рельефно выделить антитезу "свадьба - смерть" ("Фаэтон").44
Направление и характер этих поисков удобно проследить на примере мотива "погребальные причитания вместо свадебных песен", uuevaicov убое, avxinakoo, {Ale. 992); засвидетельствованная уже у Эсхила (ср. также Pind. Pyth. З, 17-20) и многократно встречающаяся в надгробных надписях,45 эта антиномия является, по-видимому, одной из наиболее древних во всем комплексе "свадьба - смерть". В произведениях двух старших трагиков названное противопоставление представлено в той вполне традиционной форме, в которой оно, по всей видимости, бытовало и в подлинных погребальных плачах: персонажи и / или хор либо вспоминают о звучавших некогда свадебных гимнах, на смену которым теперь приходят рыдания (Aesch. Agam. 705-711; Prom. 555-560), либо оплакивают безвременную и потому вдвойне трагическую гибель того, кому при жизни так и не пришлось услышать величальную песню (Soph. Ant. 810-816). У Еврипида на фоне ряда аналогичных пассажей (Ale. 915-925; Iph. Tanr. 856-860 [cf. 364-368]; Tro-ad. 350-351; отдельно отметим Hipp. 550-555, где тема (povtoi -ojievaioi вводится в рамках мифологической параллели, без непосредственной связи с фабулой, и уже потому носит характер отчасти самодостаточный) можно выделить также и примеры, в которых контраст, заложенный в самом существе сопоставления, оказывается многократно усилен за счет реализации метонимии: иными словами, превращение свадебной песни в похоронный плач не просто используется в качестве поэтического тропа, но в буквальном смысле происходит на глазах у зрителя / читателя.
Так, в уже упоминавшемся "Фаэтоне" тсара%ортіугМ-а девушек, вместе с Меропом идущих к царскому дворцу, исполняет стилизованный брачный гимн в честь Фаэтона и его невесты (227-244 Diggle); навстречу им выходит встревоженный слуга с рассказом о (в подробностях еще не ясном) несчастье и уводит Меропа внутрь. Еще прежде, чем из покоев раздадутся стенания (286), основной хор, ранее уже осведомленный о гибели жениха, запевает пространный плач, сетуя о погубленном браке (270-288); затем к нему присоединяются Мероп и, по всей вероятности, раб-педагог (290-327).46 Схожим образом построен третий стасим "Ифигении в Авлиде": строфа и антистрофа (1036-1079) заняты эпиталамием Пелею и Фетиде, а в эподе торжественная интонация неожиданно сменяется жалобной - хор обращается к Ифигении (1080-1090), предсказывая ей смерть вместо свадьбы.47 Плач и почти сразу вслед за ним свадебный гимн слышали со сцены и зрители "Троянок" (278-291 и 308-340 resp.).48
В дальнейшем, разбирая мотив "двух факелов" у Еврипида, мы столкнемся с тем же стремлением к конденсации драматического эффекта, к реализации, а то и прямой инсценировке образа: не просто "похоронный огонь вместо свадебного", но "факел, который является вместе и свадебным, и похоронным". Отрывки, которые будут привлекаться для анализа, располагаются не по хронологии трагедий, но по степени важности для нашего рассмотрения: в "Троянках" роковой факел непосредственно появляется на сцене, в "Ифигении" служит предметом диалога, наконец, в "Умоляющих" занимающая нас антитеза только намечена. Надеемся, что эта последовательность поможет продемонстрировать свободу, которой достиг Еврипид в обращении с мотивом, если и не впервые введенным им в литературу, то во всяком случае получившим детальную разработку именно в его творчестве. По ходу изложения мы будем обращать внимание также на текстологические и интерпретационные проблемы, которые ставят перед исследователями пассажи "Троянок" и "Умоляющих".
За пределами нашего анализа сознательно оставлены недошедшие пьесы. Сюжетные коллизии "Протесилая" или того же "Фаэтона" как будто наводят на мысль о том, что противопоставление брачного факела погребальному костру могло быть использовано Еврипидом и в этих трагедиях; однако реконструкции такого рода, не находящие надежной опоры в тексте, представляются все же слишком рискованными.50 а.) "Тропики" В первом эписодии трагедии (308-352) общий плач по погибшему граду прерывается внезапным явлением Кассандры, одетой в наряд невесты и распевающей эпиталамий.51 Невзирая на слезы матери и хора, она зажигает брачный факел для своей свадьбы: В центре приведенного отрывка - сопоставление имен Гименея и Гекаты, усиленное анафорой и синтаксическим параллелизмом. Судя по схолиям к 323 стиху (vol. II, р. 357 Schwartz), неожиданное упоминание Гекаты в "свадебном" контексте требовало разъяснений уже для читателей поздней античности. Схолиаст регистрирует два противостоящих друг другу решения: " Q Еката- rnv EK&xrV ларєні є 5іа то ЦЕТ oAiyov djcoBavetv %0ovta yap ті Beoq. f[ оті ya\if(kioq ч Екбхп..54 Гекату она присовокупила оттого, что вскоре умрет: ведь это богиня подземного царства. Или же дело в том, что Геката связана с браком.
Эти конкурирующие мотивировки заложили основу для двух интерпретаций нашего места - и, шире, эпизода с Кассандрой в целом - в классической филологии нового и новейшего времени. Первая исходит из того, что перед нами эпиталамий Кассандры, и вся его необычность, в том числе и обращение к Гекате, естественно вытекает из сюжетной ситуации.55 Вторая трактовка сконцентрирована, напротив, на том обстоятельстве, что перед нами эпиталамий Кассандры; любое отступление от традиционной топики брачного гимна разрушило бы стройное здание всей сцены, построенной на трагическом контрасте. Эту точку зрения, опирающуюся на вторую часть процитированного схолия, разделяли, в частности, И. А. Хартунг, с/ СП Г. Меррей и Л. Парментье; с ее развернутой защитой выступал Ф. А. Пэли; особенное распространение она получила в работах по истории греческой со религии. В. Биль, автор одного из последних комментированных изданий нашей трагедии, хотя и говорит о "двойном смысле" инвокации Кассандры, примиряя таким образом оба схолия, однако исходит прежде всего из интерпретации Гекаты как Эеод yaufiXiog.59 В подтверждение правоты схолиаста Биль указывает на ст. 324 и, кроме того, ссылается на уже упомянутый труд Л. Преллера и К. Роберта.
Сразу же скажем, что инвокация "брачной Гекаты" в устах Кассандры кажется нам не только нежелательной, но и прямо невозможной, причем по целому ряду причин. Вместе с тем нам хотелось бы не просто присоединить свой голос к представительному хору исследователей, перечисленных выше в прим. 55, но и заново рассмотреть еврипидовский пассаж - в надежде упрочить и дополнить доводы предшественников.
Эринна в Риме? (судьба одного псевдосвидетельства)
В заключительной главе мы обратимся к еще одному спорному вопросу, связанному с рецепцией Эринны в античной литературе. Речь пойдет о темном пассаже Проперция (II, 3, 21-22), в текст которого популярная гуманистическая конъектура вводит имя Эринны. Рассмотрение и переоценка этой эмендации тем более важны, что речь идет о фактически единственном упоминании Эринны в римской литературе (курьезная ошибка памяти в Plin. Nat. hist. XXXIV, 57 не в счет),1 которое, на первый взгляд, удостоверяет интерес к творчеству нашей поэтессы у элегиков века Августа. С другой стороны, исследователи, отвергавшие - как мы попытаемся показать, обоснованно - названную поправку, предлагали взамен не менее уязвимые интерпретации этого трудного двустишия. Таким образом, мы видим свою задачу в том, чтобы помимо отрицательного вывода сделать также и положительный - т. е. не только отклонить конъектуру carminaque Erinnes в пользу чтения наиболее авторитетных рукописей NFP, но и по-новому объяснить это последнее. a.) Prop. II, 3, 21-22: текст и контекст Третья элегия второй книги Проперция открывается обращением к самому себе: поэт с горечью признается, что несмотря на все зароки и клятвы вновь не смог устоять перед чарами Кинфии. Далее (9-22) следует пространная фигура умолчания, содержащая своего рода реестр достоинств избранницы: пес me tarn fades, quamvis sit Candida, cepit, ... nee... comae..., поп oculi etc.
Пытаясь понять, что именно стало причиной новой вспышки страсти, Про-перций выводит на первое место не прелести Кинфии, а ее не менее многочисленные таланты (17-22); за исключением выделенного курсивом pun-ctum dolens, о котором в дальнейшем и пойдет речь, текст этих стихов мож-но считать установленным надежно (расе Luck et Giardina): ...quantum quod posito formose saltat Iaccho, egit ut euhantes dux Ariadna choros, et quantum Aeolio cum temptat carmina plectro, par Aganippaeae ludere docta lyrae; et sua cum antiquae committit scripta Corinnae, carmina quae guivis non putat aequa suis. Qu(a)e quivis, читающееся как в лучших рукописях обеих ветвей традиции (NFP), так и в большинстве recentiores (включая так называемое семейство А, т. е. DVVo), выделяют крестами отчаяния Э. А. Барбер, последний издатель Проперция в серии Oxford Classical Texts, и П. Федели, последний его издатель в Bibliotheca Teubneriana. Не проясняет дела и альтернативное чтение qu(a)e lyrines (V2mg.,5 а также jj/uho и еще несколько гуманистических списков XV в. - в вариантах ilyrines, Urines, lyrnes, lyricis etc.). Число различных интерпретаций ст. 22 достигло уже тридцати; большая их часть собрана в соответствующем разделе "Критического тезауруса к тексту Проперция" У. Р. Смита,7 а также в нескольких статьях обзорного характера, среди которых следует особенно выделить последнюю по времени, написанную Габриеле Бурдзаккини.8
Прежде чем обратиться к quae quivis / lyrines, необходимо коснуться вопроса о cum в ст. 21. Союз или предлог? Мнения интерпретаторов на этот счет издавна расходятся. В пользу первого толкования как будто говорит синтаксис периода: поп tam... quantum quod... et quantum cum... et cum (впрочем, сочинение стихов и готовность состязаться с Коринной суть явления одного порядка, и здесь вполне достаточно соединительного et), в пользу второго - более привычное, хотя и не единственно допустимое, управление глагола committere.9
На обеих чашах весов есть и более серьезные доводы. Так, Д. Р. Шекл-тон Бейли в 1956 г. объявил проблему решенной, поскольку предлог cum, в отличие от союза, у римских элегиков нигде более не элидируется. Признавая всю серьезность просодического аргумента, следует, однако, учесть, что именно от Проперция мы вправе были бы ожидать в этом пункте исключения. В своем вольном отношении к элизии этот поэт, как известно, резко выделяется на фоне других авторов элегического канона, "приближаясь скорее к Катуллу, чем к Овидию".11 Наблюдение над трактовкой Про-перцием односложных слов подтверждает эту характеристику. Так, он не только элидирует моносиллабы чаще, чем Тибулл и Овидий-элегик, вместе взятые (при соотношении объемов Т,6!),12 но и не боится скопления таких элизий (ср. II, 21, 7-8) и, наконец, расширяет круг элидируемых слов: к примеру, ни в Corpus Tibullianum, ни в дистихах Овидия не встречается элизия turn {Prop. II, 26а, 9).13 Кроме того, предлог cum элидируется в одной из элегий Катулла (67, 42).14
С другой стороны, уже гуманистами было замечено, что в той же книге Проперция есть строка-близнец II, 8, 23: et sua cum [sc. ossibus] mise-rae permiscuit ossa puellae (о Гемоне и Антигоне).15 Этот последний аргумент, на наш взгляд, перевешивает: при полном несходстве двух контекстов машинальная автореминисценция кажется более правдоподобной, чем сознательное варьирование.16 Поэтому в дальнейшем изложении мы будем считать cum в ст. 21 предлогом. Ъ.) Эринна, Анита, Аонида и другие: конъектуры к ст. 22 Первые восемь печатных изданий Проперция (с 1472 по 1486 г.) без объяснений воспроизводили в ст. 22 quae qui vis. Следующий, и важнейший, шаг был сделан Ф. Бероальдом-старшим (Филиппо Бероальдо, 1453-1505), который обратил внимание на альтернативное чтение carminaque lyrines и увидел в нем имя Эринны (carminaque Erynes): "Ait poeta Cynthiam non putare carmina Erynae cum suis esse comparanda utpote excellentioribus".17 По догадке Бероальда, Проперций последовательно уподобляет свою возлюбленную трем знаменитейшим поэтессам древности: Сапфо (Aeolio plectro - см. ниже), Коринне и наконец Эринне, которую эллинистические эпиграмматисты ставили вровень не только с лесбосской "десятой музой", но и с самим Гомером (АР IX, 190, 3-4; 7-8).
Не упоминая Бероальда и ошибочно изменив -que на quae, эту конъектуру незамедлительно использовал в своем издании Проперция А. Вольск (Антонио Вольско да Пиперно), которому ее нередко приписывают и поны-не. В дальнейшем она была принята в изданиях Альда Мануция (1502; 1515), Симона де Колин (1529), Марка-АнтуанаМюре (1558) и др.; следы знакомства с чтением carminaque Erinnes можно различить не только в ученой литературе, но и в новолатинскои поэзии. В последней четверти XVI в. конкуренцию Бероальду и Вольску составила эмендация И. Скалигера carmmaque aequaevis поп putat esse suis, и последующие два столетия прошли в полемике "скалигеристов" (Ж. Пассера, Г. Вольпи, Я. Ван Брукхёй-зен) с "эриннистами". Наконец, после капитального посмертного издания П. Бурманна Второго (Петер Бюрман, 1714-1778)21 авторитет чтения саг-minaque Erinnes сделался на долгие годы непререкаемым. В истории издания и изучения Проперция девятнадцатый век был веком палеографической революции Лахмана, результаты которой были впоследствии пересмотрены Беренсом; предпринятого тем же Лахманом разделения Второй книги; авантюрных перекомпоновок О. Ф. Группе и Д. Карутти; и т. д. и т. п. Все эти бури никак не затронули наше место: в столетнем промежутке между Ф. Г. Бартом (1777) и А. Палмером (1876), кажется, ни один издатель не усомнился в чтении carminaque Erinnes, а комментаторы спорили только о том, кто именно - Вольск или Бероальд - имеет больше прав на лавры первооткрывателя. Любопытное сочетание истинных и ошибочных представлений являет полемика между О. Бенндорфом и Т. Бергком: первый из них использовал пассаж Проперция, доказывая датировку Эринны середи- ной IV в. до н. э. (тезис, в ту пору революционный); Бергк, напротив, относил Эринну на несколько столетий раньше, но в оценке Prop. II, 3, 22 проявил редкий для своего времени - и, как мы постараемся показать ниже, плодотворный - скептицизм: "Propertianus ille versus tam foede corruptus est, ut omnino sit dubium, an recte Erinnae nomen ibi sit restitutum".
