Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 Содержание понятия «символ» и теоретическое обоснование его ноэтически-ноэматического характера 11
1.1 Символ и символическое в философии 11
1.2 Знак и символ 25
1.3 Проблема определения символа. Символ как опредмеченный смысл. Анализ содержания символа 36
1.4 Особенности определения границ символа и символического. Интерпретационный потенциал символа 46
1.5 Взаимосвязь символического и метафорического форматов в художественном тексте 49
1.6 Реализация интертекстуальности в символе и символическом 53
Глава 2 Методологические основания освоения смысловой сферы художественного текста 65
2.1 Герменевтический метод как способ постижения неявно данного в тексте 65
2.2 Проблема освоения смысла как идеального неявно данного в тексте 73
2.3 Способы формирования смысловой сферы художественного текста 77
2.4 Возможности и опыт системного подхода к пониманию текста 81
2.5 Текстовые основания механизма формирования смыслов 85
2.6 Внутритекстовые основы интерпретации, ее герменевтические указатели и границы 92
2.7 Ноэматичность и освоение смысла 96
Глава 3 Символ как инструмент освоения смыслов текста. Возможности усмотрения смысловых ходов при интерпретации символа 103
Заключение
Литература
Приложения
- Символ и символическое в философии
- Знак и символ
- Герменевтический метод как способ постижения неявно данного в тексте
- Символ как инструмент освоения смыслов текста. Возможности усмотрения смысловых ходов при интерпретации символа
Введение к работе
Настоящее исследование посвящено изучению потенциала символа как средства освоения смыслов художественного текста.
Гипотеза работы заключается в следующем: символ как смыслообразующее средство обладает свойством ретроактивности по отношению к культурному опыту реципиента и проактивности по отношению к тексту. Это свойство символа обеспечивает включение текста в вертикальный контекст и освоение его смыслов. При этом прямая номинация символа в тексте и его непрямая номинация могут сосуществовать в тексте как собственно «символ» и «символическое». В качестве рабочего определения вертикального контекста мы принимаем следующее: вертикальный контекст являет собой определённую культурную парадигму, в которой так или иначе коррелируют тексты, находящиеся как на синхронном, так и на диахронном уровнях, обеспечивая преемственность, сохранение и развитие соответствующей культурной традиции.
Объектом исследования являются способы освоения смысловой сферы текста в процессе интерпретации символов, репрезентированных в художественном тексте.
Предмет исследования составляют
способы репрезентации смыслов в художественном тексте через форматы символьного характера, предъявленные в тексте путем прямой и непрямой номинации;
смыслообразующий потенциал символа в процессе рецепции, при взаимодействии символов друг с другом и иными смыслообразующими элементами и структурами текста.
Символ уже долгое время является предметом научного интереса как в философии, так и в филологии. Символ в художественном тексте, помимо своего потенциала в качестве средства смыслообразования и интерпретативного средства освоения смыслов текста, обладает свойствами опредмечивать эстетические, культурные, исторические идеальные
реальности, способностью устанавливать герменевтические связи, актуальные для понимания текста. Иными словами, символ - важнейший компонент ноэзиса. Ноэзис — «процесс задействования рефлективной реальности, представленной в виде осмысленных компонентов действительности предметных представлений, действительности коммуникации, действительности смысловых и метасмысловых парадигм» [Богин 1993:43].
В данном исследовании изучаются проблемы презентации и роли символа, представленного в художественном тексте, его интерпретации, как текстового компонента, способного максимально реализовать ассоциативно-семантическую сеть личностных авторских/читательских смыслов, интегрировать смысловую и эмоциональную доминанту текста.
Работа в этом направлении является актуальной. Анализ природы и герменевтического потенциала символа позволит не только уточнить терминологию философско-филологических исследований символа и символического, отличающуюся на данный момент неоднородностью, но и прояснить вопрос о природе символа и его роли, как фактора, влияющего на производство и понимание текста.
Наиболее известные существующие теории символа разрабатывались такими известными филологами и лингвистами, как Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский, А.Ф. Лосев, В.Н. Топоров, М.К. Мамардашвили, A.M. Пятигорский.
В практической части работы символ рассматривается как средство смыслопостроения и средство актуализации в процессе освоения смыслов текста. Использованный в работе иллюстративный материал составили дроби художественных текстов русских и английских авторов.
Актуальность исследования определяется необходимостью описания роли символа как одного из герменевтических внутритекстовых механизмов смыслоформирования, важностью выявления его смыслообразующего
потенциала в художественном тексте и возможности использования метода интерпретации символа как механизма освоения смысловой сферы текста.
Необходимостью изучения специфики формирования понимания с опорой на символически насыщенные текстовые конструкты для выхода к смыслам текста объясняется синтетичный характер исследования, которое выполнено с привлечением теоретической базы и методов исследования лингвистики, филологической герменевтики и стилистики текста. Исследование символа как одного из текстовых средств организации понимания может пролить свет на такие проблемы герменевтики и общего языкознания, как проблема понимания текста, проблема освоения смыслов, проблема множественности интерпретаций, проблема интертекстуальности.
Для понимания любого художественного текста важным является знание содержания репрезентированных в нем смыслов культуры, которые могут быть выражены посредством разного рода символов. Символ позволяет установить взаимосвязь текста с другими текстами культуры, другими словами, символ является важным фактором реализации культурной традиции и истинности герменевтической интерпретации текста.
Постановка в XIX-XX веке проблемы организации индивидуального понимания классической зарубежной философской (в особенности теософской) и филологической герменевтикой (Ф. Брентано, Ф.Шлеермахер, Э.Гуссерль, П.Рикер, В.Дильтей, Г.Гадамер и др.), а затем экзистенциальной философией (М.Хайдегер, М. Мерло-Понти и др.) привела к тому, что к настоящему времени вполне сложился категориальный и терминологический аппарат современной герменевтики, в центре которого стоят такие понятия как «понимание», «интенциональность», «рефлексия», «герменевтический круг», «герменевтическая ситуация», «интерпретация», «смысл».
Формирование теоретической базы современной отечественной филологической герменевтики, в силу известных историко-идеологических причин, происходило в основном в течение последней четверти XX века. Сложность проблематики, связанной с организацией понимания текста,
состоит в том, что для изучения феноменов языка предполагается собственно материал языковых знаков, взятых в значащей функции. Одно из наиболее плодотворных современных направлений науки о понимании сложилось в отечественной, в том числе и в Тверской герменевтической традиции на основе филологии. Оно характеризуется проникновением философии языка в филологию и значительным влиянием философско-методологических идей Г.П. Щедровицкого на подходы к разработке техник и технологий индивидуального понимания.
Настоящее исследование имеет своей целью изучение возможности освоения смысловой сферы текста на основе интерпретации символа как способа опредмечивания смыслов, а также организации мыследействования реципиента при понимании художественного текста на основе символьных структур.
В соответствии с общей целью в диссертационном исследовании решаются следующие задачи:
выявление особенностей символа как методологического основания освоения смысловой сферы художественного текста;
определение символа как смыслообразующего элемента в художественном тексте с учетом философского, культурного и лингвистического аспектов его существования и функционирования;
определение места и роли символа как средства интерпретации художественного текста;
выявление техник понимания при освоении смыслов, репрезентированных в символьных структурах художественного текста;
практическое обращение выявленных возможностей интерпретации символа на текст и демонстрация интерпретационного метода при освоении смыслов, опредмеченных символами.
Материалом исследования послужили дроби литературных текстов на английском и русском языках. Под дробью текста мы понимаем, вслед за
Э.Ауэрбахом, отрывок текста, ограниченный определенной художественной идеей, достаточный для интерпретации и анализа рефлективного акта.
Теоретическую основу исследования составили труды российских и зарубежных ученых, теоретиков и философов, посвященные изучению символа и методологии понимания художественного текста.
Методологическая база исследования определяется спецификой материала и задачами исследования, связанными с проблемой понимания: опорная методология обусловлена герменевтическим подходом, заключающимся в выявлении непрямо номинированных смыслов текста и текстовых средств, пробуждающих рефлексию; а также онтологическими картинами, не имеющими прямой связи с осваиваемым гносеологическим опытом. Интерпретация рассматривается как высказанная рефлексия, позволяющая актуализировать понимание, связывающее опыт реципиента с гносеологическим образом.
Методы исследования, позволяющие выявить природу символа как свернутого текста культуры, обусловленную его смыслообразующим потенциалом, представлены методами интроспекции, классификации и систематизации, а также методом интерпретации с элементами семантико-стилистического анализа.
На защиту выносятся следующие положения:
Символ является особого рода ноэтически-ноэматическим форматом (смыслообразующим и смыслоуказующим средством), обладающим знаковой формой, и культурно закрепленными интерпретациями, реализуемыми в контексте.
Смыслообразующий потенциал символа характеризуется свойством ретроактивности по отношению к культурному опыту реципиента и проактивности по отношению к тексту.
Смыслообразующая функция символа обусловлена его интертекстуальным характером, реализующимся в создании системы внутри-и внетекстовых связей, определяющих ту культурную традицию, в пределах
которой осуществляется интерпретация текста и создается его вертикальный контекст.
^ 4. Интерпретация символа представляет собой механизм
распредмечивания смыслов текста и освоения реципиентом его смысловой сферы.
Научная новизна работы определяется герменевтическим подходом к символу как особому способу опредмечивания смысла, а также использованием метода интерпретации символа как механизма освоения смысла (смыслов) текста. Символ понимается как закрепленный за определенным форматом смысл культуры, взаимодействующий с другими
:^ структурами единого смыслообразующего внутритекстового механизма.
Теоретическая значимость работы связана с совершенствованием теории и практики понимания текстов, разработкой теоретических основ исследования внутритекстового механизма смыслоформирования и систематизацией теоретических основ роли символического компонента в художественном тексте. Символ рассматривается с герменевтических позиций как мощный смыслообразующий компонент текста, фактор реализации культурной традиции, а интерпретация символа - как механизм
4; і организации процесса понимания с целью освоения смыслов
художественного текста.
Практическая ценность работы вытекает из возможности использования ее выводов в теоретических и практических курсах при обучении интерпретации текста, стилистическому анализу, а также для разработки общих и специальных курсов по теоретической и практической стилистике, филологической герменевтике и методике литературного чтения и интерпретации текстов.
Апробация результатов исследования осуществлялась на
,^ международной научно-практической конференции «Детская литература и
воспитание» (ТвГУ, Тверь, 2004), интернет-конференции «Текст и образ»
(, 15 октября - 30 ноября, 2004
ounterThesis=l&id_thesis=4092). По теме диссертации опубликовано 6 работ
Гі' общим объемом 1,85 п.л.
Структура и содержание работы отражают этапы реализации поставленных в ней задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка литературы и приложения.
Во введении обрисовывается специфика настоящего исследования, определяется его актуальность, методологическая и теоретическая база, намечаются цели и задачи, формулируются теоретическая и практическая значимости исследования.
:4& Первая глава посвящена определению содержания понятия «символ»
и теоретическому обоснованию его ноэтически-ноэматического характера. Рассматривается становление феномена символа и символического в философии и лингвистике; разграничиваются понятия «знак» и «символ» с точки зрения интерпретационного подхода. На основании понимания символа как формата, закрепляющего смыслы, выводится его определение как средства, замещающего тексты культуры, интертекстуально взаимодействующего с другими репрезентированными в тексте смыслами
f;. при формировании смысловой сферы текста. Это определение служит
основанием для разграничения механизмов реализации и принципов существования авторской символики и общекультурных символов.
Вторая глава посвящена описанию методологических основ исследования проблемы понимания, смысла и смыслообразования, рассматриваемых с позиций герменевтического подхода. Раскрывается сущность герменевтического метода как способа усмотрения неявно данного в тексте. Возможности и опыт системного подхода к пониманию текста освещаются с точки зрения представления о художественном тексте как о
'М\ взаимопроникновении и взаимодействии трех пространств: содержания,
смысла и метасмысла. Перечисляются техники усмотрения смыслов в тексте, а также рассматривается вопрос о совместимости и взаимодействии
различных техник понимания. Дается определение внутритекстового механизма смыслоформирования и выделяются основные функции художественного текста и критерии, регулирующие процесс интерпретации текста. Установление связей в тексте и реализация принципа диалогичности смыслов рассматриваются как необходимые условия смыслообразования. Герменевтические указатели определяются как факторы, определяющие границы интерпретации.
В третьей главе на примере интерпретации дробей литературных текстов демонстрируются возможности усмотрения смыслов текста при интерпретации символа.
В заключении подводятся итоги проведенного исследования, а также намечаются проблемные узлы и темы будущих исследований.
*
Символ и символическое в философии
Философия рассматривает символ (от греч., «бросание, метание совместно несколькими лицами чего-либо»; «знак, опознавательная примета») как «знак, в понятие которого входят, не поглощая его, художественный образ, или аллегория, или сравнение» [Современный философский словарь 1996:449]. Философское осмысление понятия символа восходит к античности; именно с античной культурой нередко принято связывать само появление отвлеченных смыслов, абстрактного мышления. Платон дал целостную трактовку символа как интуитивно постигаемого указания на высшую идеальную форму объекта. Смысл символа, согласно греческому определению, - быть разделением единого и единением двойственности.
Неоплатоническое учение в христианстве рассматривает символ как невидимую и сокровенную сущность Бога и приобретает аналогическую функцию. Интуитивистская трактовка символа (отделяемого от рассудочных форм познания), развитая неоплатониками, стала основой христианского символизма, в котором все сущее мыслилось как символ высшей непознаваемой сущности. В средневековье этот символизм существовал наряду с дидактическим аллегоризмом. Мистическое, интуитивистское, сверхъестественное понимание символа, перенесенное в сферу эстетического, характерно для романтизма и литературного символизма (символ как указание на невыразимое, мистическое, потустороннее содержание). Лишь в немецком романтизме произошло окончательное размежевание аллегории, символа и мифа как органического тождества идеи и образа. В основе этого размежевания лежит трансцендентальная философия И. Канта.
Кант отделяет символическое изображение от схематического: оно есть изображение, а не обозначение. Символическое изображение не изображает понятие непосредственно, как схематизм, а «делает это косвенно, благодаря чему выражение содержит в себе не настоящую схему для понятий, а лишь символ для рефлексии» [Кант 1993:349]. В понимании символа немецкие романтики шли от Гете, для которого все формы природного и человеческого творчества суть символы вечно живого становления. Гегель, в отличие от романтиков, выделял знаковый аспект символа. По Гегелю, символ - это некоторый знак, основанный на «условности», являющийся препятствием для мышления и подлежащий преодолению в понятии. В своей «Логике» он отмечает: «Все, что должно было бы служить символом, способно самое большее - подобно символам для природы Бога — вызывать нечто намекающее на понятие и напоминающее его; но ... внешняя природа любого символа не подходит для этого и отношение скорее оказывается обратным: то, что в символе намекает на некоторое внешнее определение, можно познать только через понятие и сделать его доступным можно только удалением этой чувственной примеси» [Гегель 1969: 168]. В.Ф. Шеллинг, подводя итог исследованиям символа в романтизме, вскрывает его смысловую и диалогическую природу: «... где ни общее не обозначает особенное, ни особенное не обозначает общее, но где и то, и другое абсолютно едины, есть символ» [Шеллинг 1966: 211].
Э. Кассирер делает символ универсальной категорией: все формы культуры рассматриваются им как иерархия «символических форм», адекватная духовному миру человека (который определяется им как «символическое животное») [Кассирер 2002]. Для Кассирера язык, миф, религия, искусство и наука суть «символические формы», посредством которых человек, с одной стороны, упорядочивает окружающий его хаос, а с другой - осуществляет единение самих людей. Понятие символа у Кассирера является модификацией кантовской «априорной формы», т.е. означает формальный синтез чувственного многообразия. Кассирер подчеркивал, что воображение у Канта есть отношение всего мышления к созерцанию, «synthesis speciosa» (фигурный синтез). «Синтез является основной способностью всякого чистого мышления. Кант рассматривает синтез, который относится к видам. Все это в конечном счете подводит нас к самой сути понятий культуры и символа» [Кассирер 2002:93]. Кантовская трансцендентальная схема однородна в одном отношении с категориями, а в другом отношении с явлениями и поэтому опосредует возможность применения категорий к явлениям. У неокантианца Кассирера слово не могло бы «значить» вещь, если бы между ними не существовало по крайней мере частичного тождества. Связь между символом и его объектом полагается не только условной, но и естественной, а акт наименования зависит от процесса классификации, т.е. дать имя — это значит отнести его к определенному классу понятий. Если бы это отнесение раз и навсегда предписывалось природой вещей, оно было бы уникальным и неизменным. Имена не только предназначены для отнесения к субстанциальным вещам, но скорее определяются человеческими интересами и целями.
Знак и символ
Представляется необходимым разграничить понятия знака и символа. Мы подробнее рассмотрим существующие взгляды на знак и символ и соотношение между ними для дальнейшего выявления релевантных в рамках данного исследования оснований определения символа и его функции в создании и освоении смыслов текста.
В «Современном философском словаре» [«Современный философский словарь» 1996:187] знак определяется как предмет, служащий замещению и представлению другого предмета (свойства или отношения) и используемый для хранения, переработки и передачи сообщения. Знак - это интерсубъективный посредник, структур-медиатор в обществе.
Поскольку язык является примером семиотической системы, языковые явления всегда функционируют как знаки. Языковые знаки не возникают и не функционируют раздельно: любой языковой элемент получает обозначение в рамках той или иной системы и строго подчиняется двум структурным изменениям человеческого языка — парадигматическому, представленному различными оппозициями, группировками, парадигмами означающих и означаемых, и синтагматическому — сочетаемости знаков в линейном ряду. Уникальность естественного языка основывается на характерной для него скрытой способности обходить излишние детали и на учете контекста. Обобщенные значения языковых знаков уточняются и индивидуализируются под давлением изменчивых контекстов или невербализованных, но потенциально вербализуемых ситуаций коммуникации. Многообразные типы отношений между означающим и означаемым являются обязательным отправным пунктом любой классификации семиотических (знаковых) структур.
В индо-европейских языках, отмечает К. Бюлер, этимоны двух основных групп знаковых слов указывают на область видимого. Один из них - «ясность», «видимость» или «сделать ясным, видимым», а другой - «поместить в поле зрения». Смысл «прояснение» обращает внимание на себя; смысл «помещенное в поле зрения» входит в область восприятия. Иначе говоря, показ (обнаружение) вещей для наблюдателя или, напротив, подведение наблюдателя (наблюдающего взгляда) к вещи - вот понятия, характерные для многокорневого ряда индоевропейских слов-знаков [Бюлер, 1993].
Родоначальник семиотики, американский философ Ч.С. Пирс подразделял все знаки на индексные, иконические и символические [Пирс 2000].
Предложенное Ч.С. Пирсом разделение знаков основывается на двух дихотомиях. Одна из них - это противопоставление смежности и сходства, другая - это противопоставление фактичности и условности. Индексное отношение между означающим и означаемым зиждется на их фактической, существующей в действительности смежности. Типичный пример индекса -это указание пальцем на определенный объект. Иконическое отношение между означающим и означаемым - это, по словам Пирса, «простая общность, по некоторому свойству», то есть относительное сходство, ощущаемое тем, кто интерпретирует знак. В символическом знаке означающее и означаемое соотнесены «безотносительно к какой бы то ни было фактической связи». Смежность между двумя составляющими компонентами символа можно назвать, по Пирсу, «приписанным свойством». Элемент конвенциональности связи присутствует и в двух остальных типах знаков, индексных и иконических. Ни один род живописи не свободен от символического компонента. Та или иная традиция «принуждает» видеть ее изобразительные или выразительные элементы в живописи в свете «приписанных свойств» (трехмерное или двухмерное пространство, различная величина человеческих фигур и т.п.).
Три перечисленных типа знаков не являются категориально автономными, но существуют в различной иерархии, приписываемой взаимодействующим типам отношений между означающим и означаемым данных знаков. В действительности наблюдаются такие промежуточные варианты знаков, как символико-иконические, иконическо-символические и т.п. Одностороннее рассмотрение знаков как всецело конвенциональных ведет к неадекватному упрощению действительного положения дел. Иконичность (принцип подобия) играет существенную и необходимую, хотя и явно подчиненную, роль на разных уровнях языковой структуры. Индексальный (указательный) аспект языка занимает все более важное место в лингвистических исследованиях. Вместе с тем, трудно найти пример чистого индекса, полностью свободного от символических и/или иконических черт. А.Ф. Лосев предлагает вместо «трудов по знаковым системам» говорить о «трудах по символическим системам» [Лосев 1993:57]. Он отмечает, что «знак, и особенно языковый знак, вовсе не обладает каким-то изолированным и внесистемным существованием. Он несет на себе функции разумно-жизненного общения людей между собой и не может быть заменяем произвольно любым другим знаком и относиться к другому какому-нибудь произвольно выбранному значению» [Лосев, там же]. Знак вещи, по Лосеву, есть
Герменевтический метод как способ постижения неявно данного в тексте
Особенности терминологического аппарата настоящего исследования обусловлены спецификой категориального аппарата герменевтики как одного из методов понимания текста через его интерпретацию. Герменевтика представляет собой деятельность человека или коллектива при понимании или интерпретации текста или того, что может трактоваться как текст [Богин 1999:62], а также науку и искусство понимать и интерпретировать текст [Арнольд 1992:34], поскольку герменевтика сосредоточивается на внутренней стороне обращения с «миром знаков или, лучше сказать, на таком глубоко внутреннем процессе, как речь, которая извне предстает как освоение мира знаков» [Гадамер 1991: 60]. Ключевыми категориями герменевтики являются понимание как усмотрение и освоение идеального, представленного в текстовых формах [Богин 1999:62], и интерпретация как высказанная рефлексия [Богин, там же], как «модель культурно предопределенных «пониманий» [Литвинов 1993:37], основанная на готовности личности понимать чужие речевые произведения и создавать свои, оформляющие собственное понимание. В данной работе мы рассматриваем интерпретацию как основной механизм освоения смыслов текста, опредмеченных в символе. А символ - как одно из средств смыслообразования в ходе интерпретации текста. В лингвистике понимание часто истолковывается как достижение общности представлений у слушающего и говорящего или читающего с автором за счет общих для них языковых значений, при этом, если значение является центральной лингвистической категорией, то понимание таковой не является, и может возникнуть только на периферии собственно лингвистической работы [Литвинов 1986:3]. Если для лингвиста понять текст означает выявить все нормы и потенции, заложенные в нем как в отдельном фрагменте языковой системы в целом [Сусов 1979:91], или просто определить степень правильности содержащейся в нем информации [Fries 1957], то в герменевтике понимание представляет собой феномен, который связывает содержание сознания каждого человека с содержанием сознания других людей [Арнольд 1992: 34]. Важнейшая для герменевтики идея диалогичности интерпретации как взаимодействия текста и реципиента отмечена Шлейермахером [Schleiermacher 1974]. В литературоведении она разрабатывалась М.М. Бахтиным [Бахтин 1975], который показал, что каждый литературный текст есть звено в общей цепи культуры и помимо голоса автора в нем звучат отголоски многих других голосов. Центральная идея Бахтина, выделенная И.В. Арнольд [Арнольд 1992:34], заключается в том, что диалог - основа взаимопонимания людей, их духовного единения. Человек должен научиться понимать другого, оставаясь самим собой. Целью же филологической герменевтики является преодоление непонимания человека человеком [Богин 1992:18]. В рамках данного исследования принципиально значимыми являются идеи диалогичности интерпретации как взаимодействия текста и реципиента и непрерывности культурного пространства, в котором каждый текст представляет собой часть общего культурного процесса и таким образом служит созданию контекста для новых текстов и новых смыслов. Истолкование дает широкие возможности для организации понимания в целом и освоения смыслов текста, в частности, через символ: «Формирование понимания мы называем истолкованием. В нем понимание, понимая, усваивает себе свое понятие. В истолковании понимание становится не чем иным, но самим собою. Истолкование экзистенциально основывается на понимании, а не последнее возникает благодаря первому. Истолкование есть не принятие к сведению понятого, но разработка тех возможностей, которые набросаны в понимании" [Хайдеггер 1994:9]. Любое истолкование должно оберегать себя от произвольных внушений, от ограниченных мыслительных привычек, которые могут быть почти не заметны, оно должно быть направлено на самую «суть дела» [Хайдеггер 1978]. Представляется необходимым акцентировать внимание на том, что проблема понимания одна из самых сложных в филологии. Это объясняется тем, что до сих пор не существует универсального определения феномена понимания текста. В научном обращении находится множество определений понимания: «Понимание - ассоциация образа единицы текста со значением этой единицы»; «Понимание - процесс постижения внутренних связей в содержании текста»; «Понимание — это движение к знанию в процессе чтения или слушания текста»; «Понимание - проникновение в человеческие переживания, мысли, намерения и решения, неявно присутствующие в тексте» [Богин 1986: 14]. Г.И. Богин определяет понимание как освоение разумом того, что присутствует или дается неявно [Богин 1993: 3]. Как правило, в роли неявно данного выступает смысл текста. Это подтверждается и определением понимания, которое дает И.В. Арнольд: «Пониманием называют постижение смысла текста через его элементы с опорой на опыт (тезаурус) читателя» [Арнольд 1992:35]. Важным моментом является то, что смысл появляется при определенных условиях: «В частности для появления смысла должна быть некоторая ситуация, либо в деятельности, либо в коммуникации, либо в том и другом. При этом ситуация должна быть тем материалом, на который обращена рефлексия» [Богин 1993: 34-35]. Понимание пронизывает все связи человека с миром и является активной деятельностью, использующей лингвистический, культурный и жизненный опыт человека. Достаточно глубокое понимание пробуждает у читателя состояние переживания прочитанного, его духовное присвоение. Понимание в герменевтике выступает в роли особого вида деятельности читателя с текстом и рассматривается как одно из инобытии рефлексии.
Символ как инструмент освоения смыслов текста. Возможности усмотрения смысловых ходов при интерпретации символа
Мы подошли к проблеме интерпретации символа. Символы, указывают Мамардашвили и Пятигорский, - это самостоятельная внезнаковая категория, «которая может быть только понята (или псевдопонята), но не познана»; «... символы соотносятся с пониманиями, и поэтому оперирование символом как "знаком" предполагает не реконструкцию денотата этого знака, а реконструкцию субъективной ситуации порождения, как денотата, так и знака, то есть ситуацию понимания. Следовательно, символ предполагает необходимость очень тонкого и непрямого обращения с собой. Понимание символа выступает как результат того, что "Я" оказывается в ситуации его понимания» [Мамардашвили, Пятигорский 1997: 99-100].
Оказаться «в ситуации понимания» символа, по Мамардашвили, и есть встретиться с впечатлением и его топосе распредметить, десемиотизировать символ, чаще всего являющийся нам в жизни как знак, но принципиально отличный от знака свой глубинной непрозрачностью, наличием некоей «тени» между его явлением и тем, что стоит дальше и глубже явления. О «теневой сущности» символа, познать которую невозможно, а можно лишь понять, ощутить ее присутствие в себе, писал Л. Витгенштейн: «Любое объяснение символа не может ничего сделать, кроме того, чтобы быть добавленным к символу. Наше понимание символа состоит в том, что он выходит за свои пределы к некоей теневой сущности, стоящей между символом и фактом, к тени своего исполнения, которая предназначена для посредства между символом и фактом» [Wittgenstein 1979:292]. Следовательно, «ситуация понимания символа» - это его открытие, исполнение в себе (ведь, как подчеркивает Мамардашвили и о чем свидетельствует наш жизненный опыт, понять что-то можно только самому - никто другой не может сделать это за нас). Вновь обратимся к Витгенштейну: «Когда мы объясняем значение знака посредством указания, мы делаем символ полным. Мы задаем дальнейшие условия, необходимые для понимания символа, которые сами принадлежат символу. Объяснение дает нам нечто, что дополняет символ, но не заменяет его, символ остается с нами (курсив наш.). ... И все то, что с необходимостью дает символу значение или смысл, является частью символа» [Wittgenstein 1979:296].
Таким образом, путь к символу проходит не через познание, но через понимание. Слово «объяснение», используемое Витгенштейном, с сохранением его контекстуального содержания, мы заменим герменевтическим термином «интерпретация» (ср.: «Символы не понимают, их интерпретируют» [Арутюнова 1988:129]). Интерпретация, в отличие от анализа, предполагает возможность разных, в том числе и субъективных, толкований. Своеобразие интерпретации символа определял М.М. Бахтин: «Всякая интерпретация символа сама остается символом, но несколько рационализированным, то есть несколько приближенным к понятию. ... В какой мере можно раскрыть и прокомментировать смысл (образа или символа)? Только с помощью другого (изоморфного) смысла (символа или образа). Растворить его в понятиях невозможно. ... Истолкование символических структур принуждено уходить в бесконечность символических смыслов, поэтому оно и не может стать научным в смысле научности точных наук» [Бахтин 1975: 382]. Иначе говоря, как замечал А.Ф. Лосев, «существует непосредственно-интуитивный способ пользования вещами и существует мыслительно-дискурсивный» [Лосев 1995:149]. Понимание символа, естественно, предполагает использование непосредственно-интуитивного способа, хотя само построение толкования и изложение его результатов с неизбежностью заставляет нас использовать мыслительный дискурс.
Остается вопрос о «границах» произвола в нашей интерпретации символа. С позиции Мамардашвили и Пятигорского, «граница» понимания символа будет проведена самим пониманием: она исключительно ситуативна, вне ситуации все, что сказано о символе, - ложь; обращение символа в знак или идеологему - вот внутренняя граница его существования и толкования [Мамардашвили, Пятигорский 1997]. Во многом близкой к тому оказывается позиция Бахтина: превращение символа в «безгласную вещь», то есть его рационализация и, следовательно, самоуничтожение -граница интерпретации. В континууме художественного текста, руководствуясь логикой Бахтина, ценностным ориентиром интерпретации будет выступать авторский смысл образа-символа, понимание которого определяется уже общей процедурой вхождения читателя в диалог с автором и прочитывания им авторской точки зрения. Хотя с позиций современной культуры, текст - всего лишь «место смысла», а значит, пределы его конструирующей смыслы «деконструкции» поистине неустановимы. Видимо, к бытию символа можно отнести характеристику текста в парадоксальном единстве его предельности/беспредельности, данную Б.М. Гаспаровым: «...Текст представляет собой единство, замкнутое целое, границы которого ясно очерчены — иначе он попросту не воспринимается как текст; но это такое единство, которое возникает из открытого, не поддающегося полному учету множества разнородных и разноплановых компонентов, и такое замкнутое целое, которое заключает в своих пределах открытый, растекающийся в бесконечность смысл (а значит, и бесконечные возможности его интерпретации), — в силу неисчерпаемых потенций взаимодействия составляющих этот смысл компонентов и источников» [Гаспаров 1996: 283].
«Память символа, — указывал Ю.М. Лотман, - всегда древнее, чем память его несимволического текстового окружения. ... Являясь важным механизмом памяти культуры, символы переносят тексты, сюжетные схемы и другие семиотические образования из одного пласта культуры в другой» [Лотман 1992:192]. «Вертикаль», по которой собираются и располагаются разнообразные варианты его инвариантного значения, именуется в «Словаре символов» Керлота «символической линией». «Так, меч, железо, огонь, красный цвет, бог Марс, скалистая гора - все соотносятся между собой, поскольку ориентированы вдоль "символической линии". Все они подразумевают стремление к "духовной определенности и физическому уничтожению", в чем и состоит глубочайшее значение их символических функций» [Керлот 1994:43].
Похожие диссертации на Роль символа в освоении смысловой структуры художественного текста
