Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Философия языка и язык философии, философский дискурс .
1.1. Философский дискурс – язык и трансценденция, герменевтический характер философского языка
1.2. Символ и смысл в языке философии .
1.3. Категориальный инвентарий философского дискурса
1.4. Верифицируемость и критерии истинности .
1.5. Философский дискурс – узус или окказионализм (разрушая правила) .
1.6. Философия – индивидуальный язык или индивидуальный смысл .
Выводы .
Глава II. Филологическая феноменологическая герменевтика как новый подход к анализу смыслопорождения .
2.1. Основания метатеоретичности понимания и о-сознания философского дискурса .
2.2. Теория прототипов во взаимосвязи с иерархической ноэматикой .
2.3. СМД-методология при анализе смысла философского дискурса
2.4. Филологическая феноменологическая герменевтика
2.5. Феноменологическая рефлексия как основа понимания многомерного смысла .
2.6. Константы интенциальности, субъективности и модальности в герменевтическом понимании смысла
Выводы .
Глава III. Общие принципы смыслопорождения в философском дискурсе .
3.1. Морфосинтаксическая иерархия значения, структура предикации .
3.2. Смыслопорождение и условия формирования смысла .
3.3. Общие принципы смыслопорождения окказиональных образований философского дискурса .
3.4. Метафора как основа смыслообразования в философском дискурсе
3.5. «Игровое» смыслопорождение и его коммуникативно-прагматический эффект .
3.6. Декодирование смысла в философском дискурсе: основные типы трансформаций суперструктуры .
Выводы .
Глава IV. Языковая картина мира, лингвокультура и смыслопорождение
4.1. Смыслопорождение на ультра- и гиперуровнях .
4.2. Языковая картина мира и ноэматика .
4.3. Смыслопорождение и концептуализация мира (когнитивный аспект)..
4.4. Лингвокультура и смыслопорождение (концептуальный аспект)
4.5. Лингвокультура и смыслопорождение (грамматический аспект)
4.6. Особенности порождения и декодирования концептуализируемых понятий в иероглифических лингвокультурах .
4.7. Интерпретативное смыслопорождение .Выводы
.Глава V. Ноэматика и семантика. Иерархическая структура смысла
5.1. Ноэматическая структура смысла философских концептов. Смыслопорождающие механизмы
5.2. Металогические формы мышления и порождение парадоксальных высказываний
5.3. Трансформации суперструктуры смысла как базовые элементы смыслопорождения
5.4. Этимологическое переразложение и синтез как базовые механизмы дифракции и модификации суперструктуры смысла .
5.5. Сдвиги в семантических полях при актуализации периферийных ноэм как способ порождения многомерного смысла .
5.6. Смыслотворчество как определяющая трансформация суперструктуры смысла при рецепции философского дискурса Выводы .
Глава VI. Метасмыслы в порождении и декодировании. Глагольные и субстантивные метасмыслы .
6.1. Метаединицы декодирования .
6.2. Динамические схемы действования и многомерный смысл .
6.3. Метаструктуры схем действования в герменевтическом акте
6.4. Порождение неузуальных многомерных глагольных смыслов в текстах М. Хайдеггера .
6.5. Смыслообразование в производных субстантивных конструктах философского дискурса.
6.6. Трансформации как метасредства в декодировании имманентного многомерного смысла
Выводы .
Заключение
Библиография .
Словари .
Источники
- Символ и смысл в языке философии
- Теория прототипов во взаимосвязи с иерархической ноэматикой
- Смыслопорождение и условия формирования смысла
- Языковая картина мира и ноэматика
Введение к работе
Реферируемое диссертационное исследование посвящено разработке новой модели описания суперструктуры смысла филологической феноменологической герменевтике и анализу иерархической ноэматической структуры смысла в философском дискурсе.
Наряду с дифференциацией, учитывающейся при разработке методологической базы и проблематики гуманитарной науки как науки о духе (Geisteswissenschaft), одной из актуальных тенденций её развития является о-со-знание и понимание необходимости интегративного метатеоретического подхода к сложным естественно-развивающимся системам, коей и является смысл. Правомерность его применения в данной работе диктуется системной природой смысла как такового.
Систему смысла текста можно обозначить как некое единство, органично появляющееся из целостности значения и появления и развития смысла. Главным условием данной системы является её эмерджентность, твори-мость, иерархическая структура и многомерность структурирующих её элементов, благодаря которым исследуемая система, с одной стороны, противодействует процессам энтропии, сохраняя возможность для декодирования, а с другой – дает возможность порождения новых неузуальных структур. Выход за пределы, снятие ограничений, смешение разнообразных форм, синкретизм и полиморфизм всего пространства смысла – вот что характеризует феномен смыслопорождения в философском тексте.
Данная диссертация посвящена иерархической ноэматической структуре смысла в философском дискурсе. Мы полагаем, что исследование по замыслу должно предполагать не анализ наличия неузуальных образований в философских текствах, вербализующих многомерные смыслы, а раскрытие концепции ноэматического смыслопорождения, и объяснение самого смысла текста как некой иерархической структуры, имеющей в своём основании ноэмы различного вида, служащие для функционирования и развития всех возможных надстроек многоуровневого смысла.
В лингвистике есть предметная область, которая практически не изучена. На данный момент существует довольно много работ по языку философии, попыток ухватить организацию и структурировать смысл текста, но ни одна из них не ориентируется на ноэматическую структуру и не избирает в качестве руководящего принципа новый подход филологической феноменологической герменевтики. Сама же ноэма обсуждается лишь в рамках понимания смысла (Г. И. Богин), причём как «самая малая единица с функцией установления связи и отношений между элементами коммуникативной и дея-тельностной ситуации, которая необходима для смыслообразования. Ноэма –
это указание, осуществляемое рефлективным актом сознания, обращенного на минимальный компонент онтологической конструкции. С этой точки зрения ноэма соответствует семе, играющей ту же самую роль при определении уже не смыслов, а выводимых из их совокупности значений, что необходимо для построения словарей и грамматик. <...> Существенно, что ноэмы неделимы. Они усматриваются субъектом прямо в своей душе» [Богин 1993: 10–11]. Существует несколько работ по проблемам смыслопорождения в контексте этой теории – они кратко характеризуются в данной работе. Во всех терминологических словарях, глоссариях и специальных исследованиях по языку философии рассматриваемые случаи как противоречащие правилам (окказиональное смыс-лопорождение), так и соответствующие языковому узусу (общефилософский терминологический материал) анализируются только с философской или же семантической точек зрения (рассматривается стандартное закреплённое словарное значение), но не даётся их ноэматического (в действительности – смыслового) анализа. В связи с вышеизложенным библиографический список данной работы содержит большое количество философских работ.
В последнее время заметен прогресс в описании структуры смысла, однако и по сей день в большинстве работ смыслопорождение рассматривается как некая семиотическая структура, которая не терпит членения на более мелкие единицы смысла. На наш взгляд, описание семиотической структуры в качестве морфоноэматического иерархического единства в процессе изучения смыслопорождения и смысловосприятия является основным аспектом, позволяющим считать данную работу актуальной в свете сегодняшних попыток придать новое звучание общей теории смысла. Что, в свою очередь, становится возможным благодаря тщательной разработке теории семантической и семной структуры слова представителями когнитивной лингвистики, а также разработке теории ноэматической структуры смысла представителями филологической герменевтики.
Как нам видится, смыслопорождение есть результат отображения и представления в сфере мышления условно-рефлекторной деятельности языка как структуры «периферийных, живых» отношений. Когнитивная языковая деятельность показывает, что образование новых смыслов (творческая деятельность) требует больших усилий и, очевидно, особого склада ума, чтобы в нужный момент зафиксировать, отметить соответствие смысла и его смыслопорождающей конструкции, которые, к тому же находятся в процессе взаимного формирования.
В настоящей диссертации делается попытка преодолеть указанный «разрыв» между философским, семантическим, лингвокультурологическим и герменевтическим модусами освещения проблемы и выработать ноэматиче-ский метод анализа на третьем уровне абстракции. Для нас главным является построение непротиворечивой, функциональной и универсальной методоло-4
гии анализа смыслопорождающих механизмов. Мы стремимся доказать, что процесс окказионального смыслообразования с учётом феноменологической рефлексии является не частным случаем, а реализует закономерную модель философского смыслопорождения. Немаловажным для нас является примирение аппарата феноменологии, герменевтики и когнитивной лингвистики.
Таким образом, объектом данного исследования выступают глубинные иерархические структуры смысла, репрезентирующего особый тип мышления «на грани и за границами языка».
В качестве предмета изучения нами избраны разнообразные возможности смыслопорождения путём оперирования некоторым набором интенци-ально релевантных ноэм как мельчайших квантов смысла и деривационных моделей, по которым многоуровневый смысл может быть построен.
Целью настоящего исследования является описание иерархической ноэматической структуры многомерного смысла в актах его порождения и декодирования, вербализованного в философском дискурсе, в рамках научного предмета лингвофилософии, в связи с чем важным представляется решение следующих конкретных задач:
-
Описание философского дискурса как особого вида деятельности, направленной на работу со смыслами и репрезентацию специфического типа мышления.
-
Анализ различных теорий и методологических подходов к анализу порождения и понимания смысла, традиционной семантической модели, филологической герменевтики Г. И. Богина, CМД-Методологии Г. П. Щедро-вицкого, феноменологии Г. Г. Шпета как основы метатеории описания языка философии и др.
-
Выработка нового подхода к анализу смыслопорождающих механизмов, на основе вышеперечисленных систем и дополняющего их, названного нами как феноменологическая филологическая герменевтика.
-
Структурный анализ грамматических, лингвокультурологических, концептуальных и когнитивных аспектов философского смыслопорождения на основе текстов экзистенциальной философии М. Хайдеггера.
-
Описание возможных трансформаций иерархической суперструктуры смысла философского дискурса с учетом четырех планов хронотопа в немецкой лингвокультуре на фоне сходного герменевтического восприятия, присущего иероглифическим лингвокультурам, в частности, японской.
Методологической базой исследования прослужили идеи и теории по когнитивной лингвистике, философской и филологической герменевтике, теории познания, философии языка и мифа, философскому дискурсу, определившие подходы решения авторских задач и позволившие выработать метод филологической феноменологической герменевтики как основу анализа ие-5
рархической ноэматической структуры смысла, английской и американской лингвистической школы (О. Есперсен, Дж. Лакофф, Ч.У. Морис, Э. Сэпир, Р. Джекендофф, K. Яшчоут, Р.С. Трагессер, Р. Карнап, К. Лаурер), немецкой философской традиции (И.Г. Гердер, И.Г. Гаман, Фр. Шлейермахер, В. фон Гумбольдт, Фр. Ницше, В. Дильтей, Э. Кассирер, М. Хайдеггер, Т. Адорно, Х.-Г. Гадамер, Л. Витгенштейн, Ю. Хабермас, Э. Гуссерль, Г. Лейзеганг, Ф.Э.Д. Шлейермахер), японской школы лингвокультурологии и лингвофило-софии (Инукаи К., Накамура Х., Обаяши Т., Ямада Р., Ноути Р., Тэрасава М., Хага Т.), отечественной методологии и лингвистики (В. З. Демьянков, А.А. Потебня, П.А .Флоренский, Г.Г. Шпет, А. Ф. Лосев, С.С. Аверинцев, М.К. Мамардашвили, В.В. Бибихин, Г.И. Богин, Н.О. Гучинская, Б.В. Марков, О.А. Радченко, В.Н. Телия), работы по лингвистической семантике, теории концепта (Н.Д. Арутюнова, М.В. Никитин, П. Рикер, Х. Вайнрих, Г. Блюменберг, Ю.С. Степанов, Е.С. Кубрякова, Ю. Дитман, А. Вежбицкая, И.М. Кобозева, Ю.М. Лотман, Ч.Дж. Филлмор, К. Аллан), по теории смысла и когнитивной семантике (Н.Ф. Алефиренко, А.Ю. Агафонов, О.А. Алимура-дов, Н.Н. Болдырев, П. Бурдье, А.Л. Вольский, К.И. Декатова, Р.И. Павиленис, Л.А. Сараджева, Дж.Т. Биверс), по проблемам понимания, интерпретации и декодирования (Г.И. Богин, Р.С. Аликаев, С.А. Васильев, Т.А. ван Дейк, В.И. Карасик, Е.Н. Лучинская, Г.П. Щедровицкий).
Выбор методологии диссертационного исследования обусловлен прежде всего метатеоретическим, междисциплинарным характером феномена философствования и лингвофилософским системным подходом к герменевтическому осмыслению ноэматической иерархии смыслового суперконструкта. В работе комплексно применяются лингвистический, культурологический и философский подходы к рассмотрению проблем смыслопорождения. В связи с этим были использованы методы, разработанные как в филологических науках, так и в философии, когнитивной психологии, культурологии, социологии и других смежных науках. Базовой в диссертации является филологическая феноменологическая герменевтика как логическое развитие когнити-вистики, филологической герменевтики, герменевтической феноменологии и герменевтико-семасиологического метода.
Учитывая специфику слова в философском языке, в работе герменев-тико-ноэматический метод реализуется в следующей последовательности:
1) характеристика мышления философа в тех аспектах, которые могут быть релевантными для интерпретации новых или устоявшихся деривационных моделей;
2) сопоставление контекстуальных значений и отдельных граней смысловой иерархии, выявленных в тексте единиц, с данными словарей с целью верификации и подтверждения достаточной понятийной определённости;
-
анализ результатов ассоциативного эксперимента на базе метода свободных ассоциаций как символической или фоновой проекции внутреннего, часто неосознаваемого содержания со-знания смыслового конструкта;
-
сопоставление семной структуры значения с ноэматической структурой смысла для выявления различного вида трансформаций смысловой структуры в процессе неузуального смыслопорождения;
-
анализ ноэматической структуры смысла для иерархического переразложения и описания структурно-ноэматических связей, выявления и структурирования метаединиц в схемах действования.
При определении этапов, постановке его целей и задач мы отталкивались от следующей гипотезы: смысл философского текста, репрезентирующего особый тип мышления, представляет собой иерархическую структуру интенциально релевантных ноэм (трех типов); смыслопорождение и декодирование в рамках философского дискурса происходит на лучах феноменологической и ноэматической рефлексии по определенным схемам (деривационным моделям), структурированным как естественные развивающиеся системы и имеющим имманентную таксономию узловых элементов, членящихся в свою очередь на кванты.
Основные положения, выносимые на защиту:
-
Философский дискурс как определенный самостоятельный тип дискурса имеет свои особенности (вариативность, многогранность, незавершенность и т.д.), соответственно, порождение его является творением неузуального многомерного смысла, недоступного прямому восприятию на базе функциональной логики, понимание которого, по сути, есть повторное распредмечивание реципиентом вербализованных интенциальных смыслов на луче феноменологической рефлексии.
-
Концептуализированные понятия, вербализующие особый тип мышления в философском тексте, представляются комплексными, иерархически организованными когнитивно-культурологическими структурами ин-тенциально релевантных ноэм. Их внутренняя глубинная структура обусловливается не только универсальными и национально-специфическими аксиологическими установками (в поле ноэм-доминант), социально-историческим опытом – константами фонового знания и ситуативности (в поле ноэм-культурных-основ), но и личностными мотивами при вербализации когни-тивно-валерной системы продуцента – константами интенциальности и субъективности (в поле периферийных ноэм).
-
Философствование есть особый тип дискурса и является специфичным культурным кодом, в котором реализуются потенциальные, имманентно присущие той или иной языковой единице скрытые в узусе грани смысла; данный тип обнаруживает гибридную метаструктуру по-знания и со-знания в
процессе продуцирования и декодирования философского текста, что предполагает комплексное оперирование несколькими знаковыми системами, выступающими на различных уровнях абстракции.
-
Процесс порождения и декодирования смысла в философском дискурсе представляет собой особый алгоритм (схему действования), где на каждом этапе процесса герменевтического интегративного вос-приятия и о-сознания происходит мутация и трансформация смысловой структуры. Философский текст, в отличие от других типов текстов, предполагает возможность максимально использовать особенности многогранных, потенциальных, скрытых смыслов. Как продуцент, так и реципиент каждый раз при декодировании и интерпретации находятся в пограничной ситуации и вовлекают в сферу рефлексивной реальности все новые и новые грани смысла при этом базисом данного включения служат определенные типы трансформации суперструктуры.
-
Ассоциативный эксперимент выявляет характерологические признаки речепорождения и структурирует динамические схемы действования продуцента и реципиента в процессе смыслопорождения и декодирования в русле особого философского типа мышления (мышления на грани и за границами языка). Владение общецивилизационными и культурными коннотациями (не сводимыми к языковой компетенции, т.е. возможность интерпретировать и переосмысливать имеющиеся в наличии языковые единицы и деривационные модели через соотнесение их с категориями узуса и окказиональности), формирует особый тип компетенции философствующего.
-
В философском и общеязыковом узусе конкретной лингвокультуры фиксируется степень прагматической освоенности того или иного концептуализированного философского конструкта, являющегося важным элементом миропонимания в определенной философской парадигме, а часто и в об-щелингвокультурной концептосфере, и представляющего собой определенные основополагающие лингвокультурные параметры, определяющие homo reflectibus (человека рефлексирующего).
Теоретическая значимость диссертационной работы состоит в разработке нового методологического подхода (филологической феноменологической герменевтики) к анализу суперструктуры смысла в рамках лингвофило-софии, в определении основных типов трансформации смысловой структуры при неузуальном смыслопорождении, в получении ноэматических характеристик концептуализированных понятий философии экзистенциализма. Результаты изучения данной проблематики могут быть использованы при чтении вузовских теоретических курсов и проведении практических занятий по теории СИМО (единой многоуровневой системы средств формального описания), общей теории язвка, общей теории дискурса, теории смысла, герменевтике, феноменологии, а также в спецкурсах, посвященных проблемам смыслопорождения и смыслодекодирования.
Научная новизна настоящего исследования заключается в системном описании глубинных структур и ноэматики как основного принципа порождения и декодирования смысловых структур; в демонстрации иерархической структурированности философского смысла, фиксирующего момент движения мысли в философском дискурсе; в дефиниции ноэмы как мельчайшего кванта смысловой суперструктуры в контексте теории ноэм; в установлении возможных путей изучения смысла (а не только значения), встречающегося в текстах, порождаемых «языковой игрой», или же текстах «потока сознания», в отношении которых традиционные методы дефиниционного и дефиници-онно-компонентного анализа оказываются неработающими; в выделении 14 видов трансформаций, позволяющих изменять иерархическую суперструктуру смысла; а также в прояснении «мышления» философов средствами «лингвофилософии» как нового метаязыка третьего уровня абстракции.
Практическая значимость работы заключается в возможности её применения в следующих областях: лингвосемиотике, общем языкознании, при изучении основ философии на материале оригинальных текстов, разработке авторских курсов по семантике философского текста, а также в лексикографической практике при создании словарей по языку философии. Результаты и выводы были реализованы нами в учебных пособиях и авторском курсе лекций по «Транслатологической интерпретации текста» и апробированы в учебном процессе по данному авторскому курсу.
Достоверность исследования основывается на логической последовательности теоретических материалов для доказательства гипотезы, на представительности выборки практического материала, а также на валидности методологии и методов, положенных в основу данной работы.
Выбор в качестве эмпирического материала философских текстов экзистенциализма обусловлен универсальной значимостью данной системы философствования, а привлечение японских философских источников в качестве фонового материала вызвано некоторой схожестью герменевтики М. Хайдеггера и японского философствования, построенного на особенностях иероглифической модели, что позволяет продемонстрировать феномен смыслопорождения в «нестандартных» для традиционной философии синкретических формах.
Выбор данного эмпирического материала обоснован также тем, что, философия представляет собой особый вид метанаучного дискурса, вербализующего рефлексию и собственно суждения над онтологическим, нетривиальное познание объективной реальности, глубже любого предмета познания, она направлена на постижение сущности феноменов, в том числе и сути вербализующего компонента. Производство новых смыслов, как и трансформация суперструктуры в переосмысленных смысловых конструктах, формирующихся в новом философском дискурсопорождении, превращается в процесс постоянного перетекания и мутации, пронизывающий всю когнитивную сферу.
Апробация теоретических положений и результатов исследования.
Основные положения и результаты диссертации изложены в докладах на международных, всероссийских и межвузовских научных конференциях (в Москве, 2007; Санкт Петербурге, 2010; Праге, 2012; Нижнем Новгороде, 2011; Ростове-на-Дону, 2008, 2010, 2011; Ставрополе, 2010, 2012, 2013; Пятигорске, 2011, 2012; Краснодаре, 2011; Нальчике, 2013; Таганроге, 2011; Тамбове, 2013, а также на заседаниях кафедры немецкого языка КБГУ им. Х. М. Бербекова, заседаниях научных семинаров «Textus» (г. Ставрополь) и «Герменевтика 2» (г. Пятигорск), в монографиях «Пролегомены к общей теории смысла философского дискурса: введение в иерархическую ноэматику смысловых структур» (Ставрополь, 2012), «Ноэматическая иерархия философского текста в аспекте смыслопорождения и интерпретации» (Ставрополь, 2014), а также в 22 публикациях в журналах, рекомендованных ВАК МОН РФ для публикации результатов диссертаций на соискание ученых степеней доктора и кандидата наук, и в 42 публикациях в других научных изданиях. Материалы диссертации использованы автором также при подготовке учебно-методических пособий, лекционных курсов и докладов в СКФУ, ИДНК (г. Ставрополь).
Общий объем опубликованных по теме работ составляет 75,91 п.л.
Символ и смысл в языке философии
Наиболее интересным в проблемах философии языка и языка философских текстов является определение параметров метаязыка философствования как средства для вербализации ментальных конструкций. Ведь, как было показано выше, философия не есть наука как таковая и не есть социокультурное явление, она следует букве того дискурса, в ситуации порождения или описания которого она находится. Исторический или же гуманитарный подход к описанию философии как истории некоторых учений, впрочем, как и естественно научный подход для действительного герменевтического понимания, неприемлем, хотя общее допущение о научной природе знания репрезентируемого в философском дискурсе неоспоримо. Постулирование некой промежуточной позиции (отграничивающей философию как от сциентистского, так и от внутренне гуманитарного подхода) является главной проблемой. Этот подход можно было бы назвать метатеоретическим или трансцендентальным, для философского дискурса релевантно познание объективной реальности, находясь не внутри и не вне его, а на границе для восприятия целостной картины мира. Именно поэтому необходимо рассматривать философское знание с точки зрения метатеоретического подхода.
Если философия есть лишь мысль, то релевантно высказывание Л. Витгенштейна об ограниченности мысли вербализованной, но и возможность существования философствования в неязыковой форме не представляется ни познаваемой, ни о-сознаваемой. Если же её анализировать только с позиций лингвистических, как языковой феномен, то некоторые смыслы, рождаемые ею, остаются нераскрытыми.
«Специфика философии проявляется в особенностях ее языка, который отличается как от «доязыковой» практики «образного» мышления Мифа, так и от «понятийного» (знаково-денотативного) языка науки (теории). Собственно, в этом нет ничего удивительного, если предположить отличие философии как от Мифа, так и от Науки. В историческом плане феномен философии занимает «пограничное» положение между феноменами исчезающего Мифа и возникающей Науки» [Катречко 1995: 44].
Для философских текстов характерно использование различной символики, воспринимаемой реципиентом не разумом, но с помощью интуитивной ноэматической рефлексии, или же, при более детальном прочтении и реконструкции системы символов, – рефлексии феноменологической. Если рассматривать понятие «символ» только в философском контексте, можно говорить об обязательности наличия символов, так как они представляют своеобразный каркас из фоновых знаний, на основе которого строится понимание и восприятие философского текста. В отличие от конкретных предметов физической реальности, символы не «существуют» как объекты физической реальности, но имеют метафизический статус своего существования.
Гипотеза о превалировании символа и метафоры в языке философствования должна пролить свет на специфику подобного рода дискурса как на рассуждение о каком-либо феномене в русле его бытийности. Философия вынуждена оперировать некими знаками-символами, которые обладают минимумом денотативности и максимумом смысловости. Это по сути дела «игра в бисер», методика языковой игры для объяснения смыслопорождения и смыслодекодирования символов в некой системе самоссылающихся друг на друга терминов и категоризованных понятий. Смысл каждого из элементов системы подобного рода существует лишь при наличии и строгой определенности смысла других элементов данной системы. Это подобно играм о прояснении сущности того или иного феномена через его правила и рассмотрение другого термина: как «сознание» детерминируется при допущении существования «материи», и уточняется при сопоставлении с другими категориальными понятиями философской системы.
Но в этом случае мы не усматриваем других сущностных характеристик этого вида дискурса и сводим все к анализу языковых фактов и возможностям вербализации и концептуализации неких ментальных образований. Но, изучив эту систему более детально, можно предположить, что символьный язык философствования есть репрезентация более глубинной характеристики её как особого рода деятельности, а именно, репрезентации самого предмета философствования. Особые метафизические единства составляют суть философского дискурса. Эти категориальные ментальные единства проясняются в тезисе С. Л. Катречко о целостности «мира». «Одной из них является «мир», и, в этом смысле, нередко говорят, что философия являет собой мировоззрение (воззрение на мир). Конечно, мир как некоторая совокупность вещей может изучаться и «физикой» (науками в широком смысле), но в этом случае из поля зрения исследователя выпадает то, что собственно и делает мир «миром» (целостность мира), а не просто совокупностью вещей. В отличие от обычного научного изучения философия подходит к объектам своей работы именно как к «целостностям», которые познающий субъект не может изучать как обычные объекты, поскольку объемлющий человека характер этих «целостностей» в принципе исключает стандартный научный подход к их познанию» [Катречко 1995: 48].
Теория прототипов во взаимосвязи с иерархической ноэматикой
Процессы категоризации семантизирующих характерологических признаков в структуре смыслового конструкта служат базисом образования значения. Их исследование строится на принципах выявления денотативных критериев прототипического смысла путем организации и вычленения базового уровеня категоризации как ядерной структуры ноэм-доминант. В настоящее время доказано, что язык является частью когнитивной системы с помощью которого протекают процессы рецепции, интерпретации, анализа, хранения, распредмечивания и опредмечивания смысловой реальности. Способность к производству речи в когнитивном аспекте так же важна, как и восприятие, и представление, запоминание и обучение, категоризация и образование понятий, решение проблем или планирование и координация действий. Значения как особые ментальные явления непосредственно связаны с этими способностями, в том числе с категоризацией и образованием понятия.
Под категоризацией мы будем понимать когнитивные процессы, при которых объекты систематизируются и распределяются по определенным категориям. Процесс категоризации есть возможность объединения класса характерологических признаков в один класс, некое единое множество, дающее общее представление. Однако следует заметить, что не каждое множество является категорией. Вернее, члены категории должны быть примерами одного и того же вида, а именно, всеми возможными примерами для этого вида. Например: Категория Mensch – обобщение объектов, инстанций вида «Mensch», охватывает все настоящие, прошлые, будущие, а также мнимые Menschen.
Категория может содержать субкатегории. Категория 1 является субкатегорией категории 2, если и только если каждый объект, член, который принадлежит категории 1, действительно также является членом 2.
Процессы категоризации возможны, только если когнитивная система предоставляет для дефиниции категорий определенные ментальные представления. Такие представления являются концептуализирующими схемами, точнее, категориальными концептами. Категориальный концепт определяет общие признаки членов категории, ментальным представлением которых является концепт.
Допустим следующее порождение категориального концепта как набора семантизирующих характерологических признаков, образующих некий Платоновский эйдос, то общее, что дает понимание феномена при речепроизводстве каждому члену лингвокультурного сообщества.
Концепт Mensch – ментальное представление, которое определяет категорию – Mensch. Оно определяет общие признаки человека как феномена, то есть физические характеристики, функциональные особенности, форму существования и т.д.
В данном случае при категоризации и порождении понятия как некой структуры устойчивых признаков, изначально наличествовавших в разных употреблениях единицы, т.е. представлявших собой ноэмы различного порядка, мы наталкиваемся на ряд вопросов, решение которых необходимо для понимания процесса формирования значения: 1. Являются ли концепты самостоятельными психическими/ментальными категориями или лишь особыми нейрофизиологическими состояниями человеческого мозга? 2. Являются ли концепты результатом когнитивного освоения мира или заданными образцами когнитивной системы, с помощью которых структурируется содержание восприятия? 3. Существует ли совокупность основных и действительно универсальных концептов, которые закреплены в человеческом сознании и лежат в основе всех концептов? 4. Имеют ли концепты образную, символическую или геометрическую структуру, и в результате каких операций образуются новые концепты? [Grdenfors 2000: 47]
Мы полагаем, что категориальный концепт как описательная структура значения может выступать в роли несущих смысловую нагрузку лексем или развернутых суждений. Описательное значение выражения как его денотат определяет категория. Такие особые категории обозначаются как семантические категории.
Однако, безусловно, не всякий концепт является структурной схемой значения лексемы. Многие концепты вербализируются только в сложных синтаксических выражениях или вообще не вербализируются, т.е. не для каждой категории существует вербальное обозначение, иногда они понимаются имманентно на уровне ноэматической рефлексии, не воспринимаясь, а как бы намекая на себя.
Очевидно, что схематизация – тот путь, по которому идет образование значения, и в отличие от смыслопорождения (структурации), является способом сокращения измерений и уменьшения вариантов хронотопического восприятия (например, Dasein как философская категория) и, как правило, более абстрактна, то есть содержит меньше признаков, чем индивидуальные авторские концепты (например, семантизирующие признаки Бытия и Человеческого существа и т.д. в работах М. Хайдеггера).
Классическая модель категоризации (построения значения из некоего набора употреблений – индивидуальных смыслов), – это модель необходимых и достаточных условий (модель НДУ). Она восходит к аристотелевскому учению об определениях. Категория детерминируется множеством условий, которые в итоге являются также достаточными для категоризации.
Смыслопорождение и условия формирования смысла
Чем же можно объяснить появление смысла как особого феномена? Его порождение, декодирование, а значит и просто наличие появляется лишь при определенных условиях. В работе Г.И. Богина «Обретение способности понимать» (2001) даются следующие условия смыслопостроения в тексте: 1. Есть некоторое содержание. 2. Это содержание взято в определенной модальности. 3. Есть некоторая ситуация либо в деятельности, либо в коммуникации, либо в том и другом, но при этом ситуация состоит из элементов. 4. Эти элементы способны перевыражаться в рефлексивных актах. 5. Часть этих элементов способна еще до образования смысла бытовать в виде минимальных смысловых единиц – ноэм. 6. Эти ноэмы участвуют в интенциональном акте, то есть а акте направления рефлексии. 7. Ноэмы образуют определенную конфигурацию отношений и связей. 8. Эта конфигурация служит основанием для интендирования – и как техники, и как акта указания на топосы онтологической конструкции, что и приводит к перевыражению ноэматических отношений свойств компонентов онтологической конструкции субъекта [Богин 2001].
В современной науке существует несколько точек зрения на вопрос наличия/появления смысла. Так Р. Г. Альжанов ратует за трактовку смысла как некоего идеального конструкта «в мозговых нейродинамических системах» [Альжанов 1985: 144], да и мнение о том, что смыслы являются предметом изучения, в первую очередь психологии, весьма широко распространено. С данным утверждением спорить трудно, и нет препятствий к подобной трактовке и изучению таких идеальных структур психологической наукой. Однако, как нам представляется, сама психика и психические процессы в ракурсе рассмотрения смыслопорождающих механизмов являются весьма второстепенным аспектом, неким инструментарием по отношению к смыслопорождению. Как отмечает А.П. Стеценко, «изначальная наделенность мира значениями и смыслами организует чувственные впечатления, обеспечивает постижение ребенком физических закономерностей окружающей реальности, например, за счет прогрессирующей дифференциации сенсорных модальностей» [Стеценко 1987: 28].
Не работающей в лингвистике оказывается и эпистемологическая концепция позитивизма, ведь она, по сути, отрицает само существование таких иерархических идеальных конструкций, как смысл. Релевантно в этом отношении высказывание Ч. Пирса, вскрывающее саму суть позитивистских воззрений: «Сначала человек объявляет, что удививший его предмет есть удивительное, но по размышлении убеждается, что это есть удивительное только в том отношении, что он удивлен» [Feibleman 1970: 232].
Отсюда можно сделать вывод о непосредственном существовании только самого психологического «состояния удивленности» – это и есть объективная реальность, которую и можно изучать. Считается, что существуют не смыслы, а следы памяти об увиденных вещах [Hannay 1973: 183]. Боязнь встретиться с идеальными сущностями, невнимание к субъективному в когнитивном, что, собственно, и представляет из себя один из краеугольных камней понимания механизмов смыслопорождения и смыслодекодирования, влечёт за собой невозможность построения стройной теории смысла.
При многоуровневости смысла неизбежна многозначность языковых единиц, и каждый реципиент выбирает то или иное значение при встрече с той или иной многозначной языковой единицей. Этот выбор и есть то, что приводит к отказу от объективности декодируемого, универсальности порождённого, это даёт нам личностность, индивидуальность актов смыслопорождения и смыслодекодирования.
По второму правилу, которое Г. И. Богин вывел в своей работе, главнейшим является учет констант субъективности и модальности (как основных условий индивидуального авторского смыслопорождения), только при придании объекту исследования данных категориальных характеристик проявляются важнейшие условия и признаки самой ситуации семиозиса (в нашем случае мы более склонны говорить о ситуации ноэзиса), – все это послужит базой для декодирования смысла как упорядоченной ноэмной иерархической структуры, являющейся абсолютно мобильной и текучей в актах текстопорождения. При введении в анализ базисных констант субъективности и модальности сами процессы понимания и декодирования приобретают имманентную индивидуальность, что даёт основания следовать в анализе смыслопорождения утверждению Г. Фреге о том, что смыслы выражаются, а значения обозначаются.
Именно константы субъективной модальности выстраивают личностное миропонимание, определяет языковую картину мира конкретного члена лингвокультурной общности, «генезис смысла определяется тем уникальным отношением человека к окружающему миру, в котором рождается система сложнейших функциональных взаимосвязей (субъект – объект), динамика которых формирует и составляет смысл» [Вейн, Голубев 1973: 129]. Константа модальности, намеренности в выражении конкретного содержания, также является неоспоримым условием наличия смысла, она кроется в интенциях, часто неосознанных, проявляющихся лишь в поле ноэматической рефлексии действиях продуцента/реципиента, все это неимоверно усложняет и нагружает иерархическую структуру смыслопорождения. Модальность есть отношение высказывания к объективной реальности, только так смысл вырастает в мире, а значит определяется его возможное действие и интерпретация у других членов лингвокультурного сообщества, смысловость уходит в мир. «Самые разные эффекты и впечатления представлены в тексте в качестве причин превращения тех или иных текстовых явлений в ноэмы» [Богин 2001: 324], это и есть идентификаторы текстовой информации, опорные моменты для реципиента текста. Перевыражаясь в рефлексивной деятельности целого сонма реципиентов и узуализируясь, они в данной ситуации могут служить в качестве продуктивной модели порождения смысловых конструктов, и являться в этой структуре модификаторами и катализаторами изменения структуры как целого, неделимого единства. В качестве некой конкретной сущьности, структурирующей связи суперконструкта, выступает константа ситуативности. При распредмечивании этих связей происходит декодирование смысла в рефлективной реальности реципиента, ситуативность в данном ракурсе всегда субъективна.
Главными условиями возникновения и функционирования смысла в текстовой реальности служит имманентная речевая многозначность, возможность языковых единиц выступать в разных контекстах, которая не является аналогом многозначности языковой, на основе этого возникает текстовая ситуативность. Как отмечал в своей работе Ф. А. Литвин речевая многозначность является «естественным следствием знакового характера слова – единицы с неоднородным содержанием – во взаимодействии с функциями высказывания, в котором слово используется в речи» [Литвин 1984: 108]. Главным условием смыслопорождения в философском дискурсе, да и в дискурсе любой направленности выступает многогранность и многоуровневость языковой единицы в ткани текста (ноэматические аспекты различных единиц вербализуются и о-сознаются в конкретном контексте), именно благодаря этому каждый реципиент в аморфном (не структурированном изначально продуцентом) контексте не в состоянии разработать единую и непротиворечивую ноэматическую модель распредмечивания смыслового суперконструкта. Так рождается интенциальная амфиболия с возможностью бесконечного выбора и актуализации некоторого набора ноэмных характеристик, именно это и есть важнейший принцип рождения и декодирования смысла.
Языковая картина мира и ноэматика
Особый интерес на данном этапе исследования представляют отдельные аспекты зависимости ноэматической структуры смысла от различных языковых картин мира. Анна Вежбицкая в работе «Японские культурные сценарии: психология и «грамматика» культуры» пишет: «К задаче описания культуры можно подходить по-разному, но мне кажется, что один из наиболее эффективных и показательных способов ее решения состоит в том, чтобы, следуя лингвистической модели, описать «ключевые слова» (воплощающие ключевые для данного общества культурные концепты) и «грамматику культуры» – то есть интуитивные законы, формирующие особенности мышления, чувствования, речи и взаимодействия людей» [Вежбицкая 2001: 123].
Н. Н. Ефремов указывает, что у носителей тюркских языков наблюдается относительно ярко выраженное субстанционально-функциональное, а также детализирующе-функциональное языковое мышление [Ефремов 1998:14–20]. В рассмотрении вопроса о языковой картине мира концентрированно выражена главная задача по взаимообъединению разнородных семиотических конструктов – языка и культуры. Сложность этого кроется в парадоксе попытки включения мира культуры в естественный язык, ведь объектом коммуникации выступает реальный мир и непредметная рефлексивная реальность, репрезентированная в знаковых формах, и в то же время культура включает в себя язык как важнейшую компоненту.
Джеймс Харрис в XII веке в работе «Hermes, or a philosophical inquiry concerning Universal Grammar» (Harris J. 1971) говорит о том, что каждый язык является особой картиной мира, состоящей из универсальных, общих идей и идиоэтнических, особых идей, которые и представляют собой гений языка [Harris 1971: 330]. К подобным выводам автор приходит в результате изучения различных способов и средств вербализации конкретного универсального грамматического понятия, данные средства являются различными в каждом конкретном языке и лингвокультуре, а потому закономерна идея различающихся картин мира.
Понятие «языковая картина мира», как известно, восходит к идеям Вильгельма фон Гумбольдта: «…Мышление не просто зависит от языка вообще, оно до известной степени обусловлено также каждым отдельным языком»; «…условия и причины различия языков – в различии «духа народа» [Гумбольдт 1984: 317].
В. фон Гумбольдт приписывает языку созидающую силу, которая создаёт благодаря своей классифицирующей и структурирующей роли своеобразный мир языковых содержаний. Для упорядочивания некоего хаотичного опыта при структурировании и формировании целостной картины мира в процессе мышления и по-знания в конкретном языке и лингвокультуре творческое начало в языке является примарным. А.А. Потебня подчеркивал, что язык есть средство не выражения уже готовой мысли, а средство создания ее: «…язык мыслим только как средство (или, точнее, как система средств), видоизменяющее создание мысли: его невозможно было бы понять, как выражение готовой мысли» [Потебня 1989: 31]. Говоря о реализации значения слова в речи, А.А. Потебня пишет: «Слово в речи каждый раз соответствует одному акту мысли, а не нескольким, т.е. каждый раз, как произносится или понимается, имеет не более одного значения» [Потебня 1989: 53]. Однако с этим можно поспорить в свете многоуровневости смысла, например в философском тексте. Между человеком и действительностью Л. Вайсгербер помещает «посредствующий мир мышления» и язык. Восприятие мира, по Л. Вайсгерберу, осуществляется мышлением, но с участием средств родного языка. Способ же отражения действительности носит у Л. Вайсгербера идиоэтнический характер и соответствует статичной стороне языка.
Понятие Вайсгербера «языковой промежуточный мир» (sprachliche Zwischenwelt), которое имеет в своей основе внутреннюю форму языка, репрезентируется как свойственная родному языку «картина мира» (Weltbild), это есть некая структурирующая мир инстанция духовного порядка, содержащая «монады смысла», которые реализуются в различных высказываниях (для нас это ноэмы), данные монады идеального связывают объективную и рефлексивную реальность, структурируя и конституируя процесс миро-по-знания посредством естественного языка, в процессе «вербализации мира» (Worten der Welt) путём понятийного развёртывания. Так, Хуго Шухардт подчеркивал зависимость развития значения понятия от некоей имманентной мотивировки, которая мотивируется актуальностью условий, порождения, переосмысления и фиксации смысла в различных значениях, а развивались они, как мы можем предположить, на основе тех смыслов, которые реализовывались в речи (благодаря различным видам мутации смысла на основе уже имеющихся в потенции ноэм). Целый сонм проблем логики символов, оснований математики и анализа языка в пределах логики является сферой внимания Л. Витгенштейна в его работах. Интереснейшие идеи Г. Фреге, Б. Рассела и др. побуждают к рассмотрению Витгенштейном максимально универсальной и логически верифицируемой модели языка, структурно целостной матрицы предложения как базовой структуры любого высказывания. Разработанная Л. Витгенштейном концепция базировалась на трех принципах: 1) толкование предметных терминов языка как имен объектов; 2) элементарные высказывания как логические картины простейших ситуаций; 3) сложные высказывания (логические комбинации элементарных высказываний) как картины соответствующих им комплексных ситуаций. Важнейший тезис Л. Витгенштейна «значение слова есть его употребление» соответствует мысли о том, что первичную роль в формировании, развитии и закреплении значения играет смысл (а его иерархическая структура формируется ноэмами). Э. Сепир и Б. Уорф, с одной стороны, разграничивают понятия «картина мира» и «языковая картина мира», но с другой стороны, указывают на их тесную взаимосвязь. «Наивно думать, что можно понять основные принципы некоторой культуры на основе чистого наблюдения, без того ориентира, каковым является языковой символизм, только и делающий эти принципы значимыми для общества и понятными ему» [Сепир 1993: 261].
В последние десятилетия проблематика, связанная с понятиями «картина мира», «языковая картина мира», начала рассматриваться в обособленных лингвистических областях, например, в когнитологии. Так, А. Г. Баранов говорит об индивидуальной когнитивной системе, которая состоит из двух ступеней: 1) фиксирование когнитивными моделями стереотипных ситуаций, отражающих субъективный опыт индивида; 2) введение новой информации, переработка, образование новых познавательных структур (оперативный уровень) [Баранов 1993]. О. Л. Каменская оперирует понятиями «концептуальная картина мира» и «концептуальная система», под которыми понимается совокупность моделей, структурирующих знание о мире. Но помимо знаний, мышление индивида включает и мнение его о действительном и виртуальном мирах [Каменская 1990]. В.А. Пищальникова считает понятия «концептуальная картина мира», «языковая картина мира» синонимичными и предлагает включать в понятие языковой картины мира не только «стереотипные способы языковой репрезентации мышления, а скорее, принципиальную возможность вербализации любого содержания мышления» [Пищальникова 2001: 484–489]. З. Х. Бижева относительно соотношения общей и языковой картин мира заключает следующее: «Картина мира подвижна и изменяется по мере освоения человеком действительности; языковая картина мира изменяется вместе с общей картиной мира, так как изменения в понимании мира человеком отражаются в языке. Одновременно возможно и обратное: язык влияет на общую картину мира, предопределяя ее развитие» [Бижева 2000: 4].
