Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Концепт «судьба» в индоевропейских языках и культуре 12
1.1. Термин «концепт» в современной лингвистической науке 12
1.1.1. Когнитивный подход в лингвистических исследованиях 12
1.1.2. «Концепт» в современной лингвистической науке. многообразие подходов 16
1.1.3. Структура концепта 23
1.1.4. Концептуальный анализ 30
1.1.5. Концепт «судьба» как мировоззренческая универсалия 40
1.2. Представления о судьбе в индоевропейской культуре и языках 44
1.2.1. Судьба в индоевропейской культуре и мифологии.. 44
1.2.2. Судьба в свете сравнительно-этимологического анализа индоевропейских языков 51
1.2.3. Представления о судьбе в философии 54
Выводы по главе 1 62
Глава II. Концепт «судьба» в русском языке 65
2.1. Этимология и мифологические представления 66
2.2. Судьба в русской религиозной и философской мысли 73
2.3. Языковое воплощение концепта «судьба» 76
2.3.1. Понятийный элемент концепта «судьба» по данным современных словарей русского языка 76
2.3.2. Значимостныи элемент концепта «судьба» в русском языке (парадигматические и синтагматические связи, частотность употребления) 81
2.3.3. Образный элемент концепта «судьба» в русском языке 85
Выводы по главе II 100
Глава III. Концепт «судьба» в английском языке 103
3.1. Этимология и мифологические представления 104
3.2. Влияние английской философии на концепт «судьба» 109
3.3. Языковое воплощение концепта «судьба» по
3.3.1. Понятийный элемент концепта «судьба» в английском языке по данным современных словарей... 110
3.3.2. Значимостныи элемент концепта «судьба» в английском языке 118
3.3.3. Образный элемент концепта «судьба» в английском языке 122
Выводы по главе III 143
Заключение 146
Список использованной литературы 152
Словари 166
Список художественных источников 168
Приложение 170
- Термин «концепт» в современной лингвистической науке
- Концепт «судьба» как мировоззренческая универсалия
- Этимология и мифологические представления
- Этимология и мифологические представления
Введение к работе
В конце XX - начале XXI века лингвистическая наука все большее внимание уделяет исследованию когнитивных структур представления знаний, тех идеальных абстрактных единиц, которыми человек оперирует в процессе мышления. Теоретической основой исследования для отечественных когнитивистов стали труды зарубежных ученых: А. Вежбицкой [A. Wierzbicka 1985, 1992, 1996, 1997], Р. Джакендоффа [R. Jackendoff 1983, 1992], Дж. Лакоффа [G. Lakoff 1980, 1986, 1987], Р. Лангакера [R. Langacker 1987, 1988], Э. Рош [Е. Rosch 1777, 1978], Л. Талми [L. Talmy 1983,1988], Ч. Филлмора [Ch. Fillmore 1983] и т. д.
Когнитивному анализу в отечественной лингвистике посвящается все большее количество работ, среди которых наиболее известны работы Н. Д. Арутюновой [1999], Н. Н. Болдырева [2000, 2001], В. 3. Демьянкова [1992, 1994], Е. С. Кубряковой [1991, 1992, 1994, 1998, 2000, 2004], С. X. Ляпина [1997], И. А. Стернина [2001], Р. М. Фрумкиной [1995] и многих других.
Доступ к сознанию человека посредством языка признается наиболее простым и эффективным на том основании, что «все объяснения о любых объектах выступают для человека в форме вербализованного их описания (через язык или же другие знаковые системы)» [Кубрякова 1992:11].
Особую роль в лингвистических исследованиях играет в настоящее время такая отрасль современной науки, как лингвокультурология, которая представляет собой молодое, но перспективное направление, сформировавшееся в 90-ых годах XX века в результате интегрирования языкознания со смежными дисциплинами - культурологией, этнологией и этнографией. В лингвокультурологических исследованиях язык рассматривается не только как способ материального воплощения мысли, но и как онтологический принцип осмысления бытия, не только как орудие коммуникации, но и как культурный код нации. В задачи этой научной дисциплины входит изучение и описание взаимоотношений языка и
культуры, языка и этноса, языка и народного менталитета [см. Телия 1996; Маслова 1997, 2001], а также научное обоснование существования особенностей национального менталитета. Так, Т.В. Булыгина и А. Д. Шмелев [1997] приводят выводы этнопсихологов, иностранных путешественников, русских авторов о преобладании таких черт русского национального характера, как тенденция к крайностям, эмоциональность, ощущение непредсказуемости жизни и недостаточности логического и рационального подхода к ней, тенденция к морализаторству, «практический идеализм» (предпочтение «неба» «земле»), тенденция к пассивности или даже к фатализму, ощущение неподконтрольности жизни человеческим усилиям. Однако, как справедливо отмечают исследователи, необходимо подвести под рассуждения о «русской ментальносте» объективную базу, без которой такие рассуждения часто выглядят поверхностными спекуляциями. [Булыгина, Шмелев 1997:483].
Одним из актуальных направлений современного языкознания, позволяющим изучать особенности национального менталитета того или иного народа, является исследование концептов в лингвокультурологическом и лингвокогнитивном аспекте. Концепт в настоящее время рассматривается учеными как многомерное идеализированное образование, квант структурированного знания, основная ячейка культуры в ментальном мире человека, основной элемент культуры этноса (Д. С. Лихачев, С. X. Ляпин, Ю. С. Степанов, И. А. Стернин и др.). Концепт, с одной стороны, соотносится с мыслительными процессами человека, а с другой стороны, с миром культуры и находит проекции в языке. Таким образом, изучение концептов в современной лингвистической науке представляет собой постижение закономерностей и особенностей взаимодействия языка, сознания и культуры, поскольку концепт «принадлежит сознанию, детерминируется культурой и опредмечивается в языке» [Слышкин 2000: 9].
Многие концепты стали в настоящее время объектом плодотворных исследований лингвистов («душа», «любовь», «труд», «счастье», «страх»,
«истина», «красота», «свобода» и многие другие). Изучение концептов позволяет исследовать механизмы извлечения, хранения и передачи знаний посредством языка, выделить универсальное, общечеловеческое и этноспецифическое, национальное в мышлении.
В связи с возросшим интересом со стороны ученых к антропологической проблематике понятие «судьбы» начинает занимать одно из центральных мест как в осмыслении сущности человека, так и в определении путей развития культуры и цивилизации. Многие исследователи отмечают, что «судьба» является ключевым компонентом мировидения и относится к числу наиболее древних и универсальных [Понятие судьбы в контексте разных культур 1994]. Изучение судьбы способствует более полному исследованию духовной, культурной и социальной сущности человека. Представления о судьбе универсальны и, вместе с тем, национально-специфичны. Судьба выступает важнейшей категорией сознания, с помощью которой строится картина мира, это концепт высшего уровня, относящийся к мировоззренческим универсалиям.
Настоящее диссертационное исследование, выполненное в русле когнитивной лингвистики и лингвокультурологии, посвящено изучению концепта «судьба». Предметом исследования стала специфика проявления концепта «судьба» в русском и английском языках.
Актуальность исследования обусловлена следующими факторами:
1) лингвокогнитивное и лингвокультурное изучение концептов
представляет одно из наиболее активно развивающихся направлений
современного языкознания;
2) «судьба» является важнейшей мировоззренческой универсалией,
активно действующим началом жизни человека; концепту «судьба»
посвящены многие научные труды [Wierzbicka 1992; Понятие судьбы в
контексте разных культур 1994; Чернейко, Долинский 1996; Печенкина 2001;
Сергеева 2005; Погосян 2005];
3) системного сравнительного описания универсальных и культурно-специфических характеристик концепта «судьба» в русском и английском языках, по нашим данным, еще не проводилось.
Научная новизна исследования состоит в том, что впервые в рамках одой работы определены индоевропейские основы формирования концепта «судьба», проанализированы историко-философские особенности его развития в русском и английском языковом сознании, установлены его важнейшие понятийные, ценностные и образные характеристики, выявлена национальная специфика в русском и английском языке. С целью комплексного исследования концепта изучение его проводилось с широким привлечением данных мифологии, этимологии, философии, лексикографии, художественного творчества русско- и англоязычных авторов.
Цель исследования состоит в выявлении ментальных и лингвистических особенностей концепта «судьба» в русском и английском языках.
Достижение указанной цели предполагает решение следующих конкретных задач;
установить индоевропейские мифопоэтические и этимологические основы формирования концепта «судьба» в русском и английском языках;
рассмотреть концепт «судьба» как мировоззренческую универсалию в научном (философском) сознании;
установить культурное пространство концепта «судьба» в славянской и западной (английской) культурах через обращение к мифопоэтической традиции;
выявить особенности проявления концепта «судьба» в русском и английском философско-религиозном сознании;
установить языковые способы и средства воплощения концепта «судьба» в анализируемых языках, понятийный, образный и значимостный его элементы;
6) сравнить основные характеристики концепта «судьба» в
русском и английском языках, выявить общие индоевропейские
компоненты и национальную специфику концепта в каждом из
анализируемых языков.
Материалом для анализа послужили мифологические и этимологические данные, труды русских и английских философов, словарные статьи толковых, энциклопедических и специальных словарей, данные сплошной выборки из художественных произведений выдающихся писателей Великобритании и России (Ш. Бронте, Г. Грин, Ч. Диккенс, Дж. К. Джером, Р. Киплинг, А. Кристи, У. С. Моэм, Р. Олдингтон, М. Спарк, Г. Уэлс, О. Хаксли, Б. Шоу; М. А. Булгаков, В. Гроссман, Ю. О. Домбровский, Ф. М. Достоевский, В. Д. Дудинцев, Ю. М. Нагибин, Г. Семенов, А. И. Солженицын, Л. Н. Толстой). Всего нами было проанализировано около 10 000 страниц английской и русской художественной литературы XIX - XX века и выявлено 490 случаев употребления слов, вербализующих концепт «судьба» в русском и 890 случаев в английском языках.
Цели и задачи исследования определили использование в работе ряда методов: понятийный, интроспективный, интерпретативный, сравнительно-сопоставительный анализ, элементы компонентного и количественного анализа.
Теоретическая значимость исследования состоит в развитии и уточнении научных представлений о характеристиках концептов, в выявлении того специфического преломления, которое получает концепт «судьба» в конкретном языковом воплощении.
Практическая ценность работы заключается в возможности использования результатов исследования в преподавании теории и практики перевода, лексикологии русского и английского языков, стилистике и интерпретации текста, лингвокультурологии, когнитивной лингвистике, межкультурной коммуникации. Материалы диссертационного исследования
окажутся также полезными при составлении учебных курсов и программ по сравнительному изучению индоевропейских языков. На защиту выносятся следующие положения:
1. Концепт «судьба» относится к числу базовых концептов,
являющихся особо значимыми в жизни и сознании человека, его сущность
определяется через наличие бинарных оппозиций необходимости и
случайности, предопределенности и свободы, познаваемости и
непредсказуемости, активности и пассивности человека, внеположности и
присущести человеку изнутри, изменяемости и неизменности, разумности и
иррациональности, всеобщести и индивидуальности, справедливости и
несправедливости, линейности (целостности) и точечности.
2. Концепт «судьба» представляет собой ментальное образование,
имеющее сложную структуру; его понятийной составляющей является идея
существования в мире детерминирующих сил и зависимость от них
жизненного пути человека; образной составляющей - гештальты «сила
(часто персонифицированная), которая обладает властью судить и
средствами воплощать приговор в действие, но также является причиной
движения человека по жизненному пути, дает и отнимает что-то», «предмет,
объект, который дается человеку этой силой, принадлежит ему, несется им»,
а также «нить, связь», «часть», «текст», «суд», «дорога», «река», «весы»;
значимостной составляющей - наличие большой синонимической и
словообразовательной сети в русском и английском языке, что является
следствием аксиологической окраски данного концепта, его значимости для
носителей языка.
3. Общие характеристики концепта «судьба» в русском и английском
языке объясняются существованием единых индоевропейских мотивов на
уровне мифологии и этимологии в славянской и западной лингвокультурах и
сводятся к таким ядерным признакам, как предопределенность,
обусловленность, наличие внешней силы, имеющей потустороннее, высшее
происхождение, неконтролируемость человеком. Общими для русского и
английского сознания являются образы «нити, связи», «части», осмысление судьбы в категориях пространства (вертикаль, горизонталь) и времени. «Судьба» связана с пониманием человеком целостности и единства мира, существования в нем некоего порядка и последовательности, непрерывного изменения и преобразования, соотношения между тем, что было, есть и будет.
Основные национально-специфические характеристики концепта «судьба» в русском языковом сознании связаны с акцентом на идеях суда, части и целого, покорности, смирения, но также необходимости и возможности искупления и победы над оковами материального мира, перерождения человека, его участия в общем деле. Исходя из анализа понятийного и образного элементов концепта «судьба», можно сделать вывод о существовании таких особенностей русского менталитета, как коллективизм, мистицизм, психологизм.
Основные национально-специфические характеристики концепта «судьба» в английском языковом сознании связаны с существованием двух «полюсов» понимания судьбы, к которым тяготеют все вербализации данного концепта в английском языке: судьба-fate (destiny, doom) и судьба-fortune (chance, luck). Отличительной особенностью первого «полюса» является идея «конца», «завершенности» (в современном английском языке слова этого ряда играют все меньшую роль), второй «полюс» отмечен признаками «случайности» и «везения-невезения». Английскому менталитету свойственен меньший, чем для русского, мистицизм, а также индивидуализм, приоритет собственных усилий, прагматизм.
Для русского языкового сознания в большей степени характерна модель Судьбы Судьи, для английского - Судьбы Играющей. Судьба для носителей русского языка - это то, что требует толкования и понимания, русский человек судит о судьбе, пытается понять смысл происходящего. Судьба для современных носителей английского языка - это то, что требует действия.
Структура работы. Диссертация включает введение, три главы, заключение, список использованной научной литературы, справочно-словарной и иллюстративной (художественных источников), приложение.
В первой главе проводится аналитический обзор научных работ, посвященных проблемам когнитивной лингвистики и лингвокультурологии, уточняются основные понятия и определяются границы их использования, описывается возможное понимание структуры концепта, определяется сущность используемого метода исследования - концептуального анализа и указывается специфика изучаемого концепта.
Во второй главе выявляются характеристики концепта «судьба» в русском языке на основании анализа мифологических и научно-философских представлений, анализа словарных дефиниций, сочетаемости слов, представляющих данный концепт в русском языке, их этимологии, частотности употребления, анализа примеров, полученных методом сплошной выборки из современной русской художественной литературы.
В третьей главе выявляются характеристики концепта «судьба» в английском языке на основании анализа мифологических и научно-философских представлений, анализа словарных дефиниций, сочетаемости слов, представляющих данный концепт в английском языке, их этимологии, частотности употребления, анализа примеров, полученных методом сплошной выборки из современной английской художественной литературы.
Апробация работы. Основные положения и результаты исследования докладывались на ежегодных научных конференциях Новгородского государственного университета (апрель 2003-2006 гг). По теме исследования опубликовано 4 работы.
Термин «концепт» в современной лингвистической науке
Современная когнитивная наука, или когнитология, как наука о ментальных процессах, системах представления знаний и обработке информации, ставит перед собой задачу «понять, каким образом человек с его относительно ограниченными возможностями оказывается способным перерабатывать, трансформировать и преобразовывать огромные массивы знаний в крайне ограниченные промежутки времени» [Петров 1987: 10].
Следует отметить, что сама теория познания (гносеология) не нова, ее зарождение датируется эпохой Античности, а именно трудами Платона (V-IV века до н.э.) и Аристотеля (IV век до н.э.). Теория познания продолжала развиваться в Средние века благодаря работам Августина Великого, Фомы Аквинского и достигла расцвета в Новое время (исследования Р. Декарта, Дж. Локка, Г. Лейбница и др.).
В XX веке проблемы теории познания не только не утратили своей актуальности, но и послужили отправным моментом для возникновения и активного развития новых направлений в математике, психологии, моделировании искусственного интеллекта, теории информации, философии, логике, лингвистике. При этом, если раньше философы стремились познать идеальные умопостигаемые сущности (Платон), так называемые «вещи-в-себе» (термин И. Канта), или ноумены, то объектом изучения когнитологии в XX и XXI веках становятся феномены, явления, данные нам в опыте чувственного познания, «projects of things» по Р. Джакендоффу [1983] -образы вещей, отраженные в человеческом сознании.
Смена научной парадигмы гуманитарного знания с системоцентризма на антропоцентризм объясняет пристальное внимание современных исследователей к человеку, проявившееся, в частности, в теории воплощения (embodiment) Дж. Лакоффа, установлении «точки отсчета» от наблюдателя (Р. Лангакер) и т. д.
Современная когнитивистика связывает в единый узел все проблемы, касающиеся формирования и функционирования структур сознания и общих принципов, управляющих мыслительными процессами. «Когнитивная наука» в настоящее время - это «зонтиковый» термин для обозначения отдельной междисциплинарной программы, нацеленной на изучение тех процессов, которые, так или иначе, связаны с накоплением знаний и передачей информации» [Кубрякова 1994: 35].
При этом лингвистика рассматривается учеными как наиболее простой и естественный (по сравнению с другими науками) доступ к человеческому сознанию.
Несмотря на то, что когнитивная лингвистика складывается в последние два десятилетия XX века, ее предмет - особенности усвоения и обработки информации с помощью языковых знаков - был намечен уже в первых теоретических трудах по языкознанию в XIX веке (А. А. Потебня, И. А. Бодуэн де Куртенэ и др.). Становление современной когнитивной лингвистики связано, в первую очередь, с работами американских ученых Дж. Лакоффа, Р. Лангакера, Р. Джакендоффа и ряда других.
Когнитивное направление в российской лингвистике еще достаточно молодое, оно начало развиваться с 1980-ых годов, когда в нашей стране стали публиковаться труды зарубежных исследователей и работы отечественных лингвистов, посвященные их анализу и дальнейшему развитию данной проблематики (см., например, работы Е. С. Кубряковой, заложившей фундаментальные основы когнитивной лингвистики в России, В. 3. Демьянкова, Р. М. Фрумкиной, 3. А. Харитончика и др.).
В настоящее время исследования российских ученых охватывают весьма широкий круг вопросов: методология и направления когнитивной лингвистики, когнитивные аспекты грамматики и лексики, номинации и словообразования, категории языковых единиц, метафора, концепт, его природа, концептуализация и концептуальный анализ.
Новые подходы к исследованию традиционных проблем лингвистики породили теорию айсберга, согласно которой «все поверхностные языковые формы (знаки и знаковые образования) рассматриваются как средства материального доступа к их значениям как материальным сущностям, определяемым путем особых стратегий интерпретации языковых упаковок и операций семантического вывода (инференции)» [Кубрякова 1998: 39].
Языковая деятельность рассматривается как «один из модусов «когниции», составляющий вершину айсберга, в основании которого лежат когнитивные способности, не являющиеся чисто лингвистическими, но дающие предпосылки для последних» [Демьянков 1994: 22]. К числу таких когнитивных способностей относятся конструирование образов и репрезентаций, моделирование новых структур знаний на основе имеющейся приобретенной информации.
Кроме того, лингвистика конца XX - начала XXI века активно разрабатывает подход, при котором язык изучается не только как орудие познания и коммуникации, сохранения и передачи информации, но и как культурный код нации. Большинство исследователей сегодня отмечают, что каждый язык отражает характерный для данного этноса взгляд на мир, картину мира.
Когнитивный подход к изучению концептуальной основы древних и современных языков дает интересные результаты в толковании миропонимания тех или иных этносов.
На стыке когнитивной лингвистики, с одной стороны, и культурологии и этнографии, с другой, возникает лингвокультурология, в задачи которой входит изучение и описание взаимоотношений языка и культуры, языка и этноса, языка и народного менталитета (см. труды Н. Д. Арутюновой, С. Г. Воркачева, В. В. Воробьева, В. И. Карасика, В. А. Масловой, Ю.С.Степанова, В. Н. Телии).
Центральными проблемами современной языковой науки, получившими освещение с когнитивной точки зрения, являются проблемы категоризации и концептуализации. Процессы концептуализации и категоризации являют собой примеры классификационной деятельности и протекают в сознании параллельно. Однако, как отмечают некоторые исследователи [Кубрякова 1996: 93], результаты этих процессов различны. Процесс концептуализации ведет к выделению минимальных содержательных единиц ментального уровня, являющихся результатом практического опыта в процессе познания человеком окружающего мира. Процесс категоризации нацелен на объединение сходных в том или ином отношении явлений в более крупные разряды. Категория - это «одна из познавательных форм мышления человека, позволяющая обобщить его опыт и осуществить его классификацию» [Кубрякова 1996: 45].
Интересной для понимания этих процессов представляется метафора, приведенная А. А. Павловой, которая сравнивает сознание человека со своеобразным «библиотечным систематическим каталогом с большим количеством отсеков, в которых содержится информация, касающаяся того или иного предмета. Данные отсеки в когнитивной науке получили название «концептов» [Павлова 2004: 54].
Концепт «судьба» как мировоззренческая универсалия
Как единицы сознания концепты могут быть индивидуальными и коллективными. Г.Г.Слышкин разделяет последние, в свою очередь, на микрогрупповые, макрогрупповые, национальные, цивилизационные, общечеловеческие [Слышкин 2000:14]. А.Вежбицкая пишет о существовании протоконцептов - «универсальных концептов» (которые Г. Лейбниц называл «алфавитом человеческих мыслей») и концептов - автохтонов, содержащих в своей семантике и «предметные» и «этнокультурные» семы [Вежбицкая 1999].
Особо интересным в этой связи представляется изучение соотношения универсального, общечеловеческого, и национального в наиболее значимых концептах различных языков (таких как «душа», «истина», «свобода», «счастье», «любовь» и др.), так как это может помочь в понимании национального менталитета, а также общечеловеческих ценностей, моделей мышления и сознания, т.е. воссозданию «образа человека по данным языка» [Апресян 1995, Т. 2:348].
К таким особо значимым в жизни и сознании человека концептам можно, безусловно, отнести концепт «судьба». Многие исследователи считают, что такие абстрактные понятия, как душа, судьба, истина, свобода, дух, добро, совесть и т.д., являются базовыми, ключевыми концептами любой культуры. Представление о судьбе является универсальным, оно встречается во всех языках и культурах. По мнению Н.Д. Арутюновой, концепт «судьба» присутствует не только во всех мифологических, религиозных, философских и этнических системах, он составляет ядро национального и индивидуального сознания. Это понятие принадлежит к числу активно действующих начал жизни, так называемой «практической философии человека», которую отличает от собственно философских терминов «постоянное взаимодействие с реальными механизмами жизни» [Арутюнова 1993: 3].
Таким образом, не удивительно, что идея судьбы привлекала и продолжает привлекать к себе внимание ученых [см. Вежбицкая 1994; Горан 1990; Чернейко 1996]. Понятию судьбы в контексте разных культур посвящен одноименный сборник под редакцией Н. Д. Арутюновой [1994], в котором судьба рассматривается в различных философских системах, культурах, языке, индивидуальном сознании.
Однако, как справедливо отмечает Л. О. Чернейко, «появляющиеся исследования оставляют свободным то пространство, в рамках которого могут ставиться новые вопросы и пересматриваться старые ответы». Особенно это касается исследуемого концепта, поскольку «ментальный объект, стоящий за именем Судьба,... исходно многомерен и допускает множество интерпретаций» [Чернейко 1996: 21].
Кроме того, несмотря на большое количество научных работ, посвященных судьбе, концепт «судьба» в английском языковом сознании не получил достаточного освещения в современных лингвистических исследованиях. Такую научную лакуну можно объяснить тем, что судьба считается малозначимым понятием в английской лингвокультуре (даже словарь Longman в статье Fate отмечает: «Fate is not an important idea in the lives of British or American people» - «Судьба не является важной идеей в жизни британцев и американцев» - пер. наш) [LDELC: 470].
Подобный подход (малозначимость концепта «судьба» в английской лингвокультуре) был обоснован А. Вежбицкой, в исследовании которой рассматриваются такие единицы русского языка, как судьба, рок, а также английские fate и destiny, польская los, немецкая schicksal, итальянские destino и sorte, французские destin и sort [Wierzbicka 1992]. Компьютерные данные, использованные А. Вежбицкой, свидетельствуют: в корпусе 1 миллиона английских слов обнаружено 33 случая употребления слова fate и 22 - destiny. В таком же корпусе русских слов обнаружен 181 случай употребления слова судьба и 2 случая -рок. Приводимые данные позволяют исследовательнице сделать закономерный вывод, что для русского менталитета слово судьба имеет намного большее значение, чем соответствующие английские слова (fate/destiny) для носителей английского.
Но можно ли утверждать, что незначительным в сознании представителей английской культуры является концепт судьбы? Очевидно, что это противоречило бы утверждению очень большого числа ученых (культурологов, социологов, философов, лингвистов и др.) об универсальности концепта «судьба», который составляет ядро национального и индивидуального сознания (см. Арутюнова 1993), представляет собой один из центральных концептов индоевропейской культуры (см. Степанов, Проскурин 1993), занимает центральное место в осмыслении сущности человека (см. Денисов 1999).
Как известно, концепт может быть выражен языковой единицей, но не обязательно выражается только ею. Нами уже отмечалось выше, что наряду с ядром, выражаемом в языке ключевым словом - именем концепта, в концепте также существует периферийная часть с достаточно размытыми границами и множеством сопутствующих ассоциативных связей. Для данного исследования особо важно, что концепт может иметь лексическое выражение, но быть связанным в языковой системе не обязательно с одним словом, а с целым рядом словообразовательных гнезд, исходные лексемы которых входят в синонимический ряд. Лишь рассмотрев их все, можно говорить о значении того или иного концепта в языке, сознании и культуре того или иного народа.
Итак, «судьба», как и все базовые концепты, или концепты-универсалии, обладает и общечеловеческими, и культурно-специфическими признаками. Таким образом, следует рассмотреть соотношение универсального и национального в концепте «судьба» в русском и английском языках и культурах.
Отличительной особенностью базисных, или ключевых, концептов, концептов-универсалий является то, что они непосредственно связаны с миропониманием человека, с системой его наиболее общих представлений о мире и своем месте в нем, чем объясняется их историческая стойкость и внутренняя защищенность от влияния времени, большая устойчивость в человеческой культуре по сравнению с другими концептами [см., например, Понятие судьбы в контексте разных культур 1994].
Этимология и мифологические представления
Анализ языковой семантики концептуального ядра предполагает изучение этимологии слов, вербализующих данный концепт (в особенности, имени концепта), а также обращение к мифологическим представлениям, обрядам и ритуалам, обусловившим внутреннюю форму, смысловые характеристики языковых знаков, связанные с их исконным предназначением и системой духовных ценностей, т. е. все то, что исследователи называют «этимологической памятью» [Апресян 1995. Т. 2: 170] или «культурной памятью» [Яковлева 1998: 43-73] слов, выражающих тот или иной концепт.
Изучение фактов диахронии, по нашему убеждению, имеет огромное значение, поскольку настоящее - это «следствие» прошлого и обращение к историческому прошлому слова может помочь в уяснении его смысла, закономерностей употребления и на синхронном уровне.
Е. С. Яковлева отмечает существование определенной «культурной программы», которая заложена в каждом слове и которая часто продолжает действовать, независимо от того, что перестает осознаваться носителями языка [там же].
«Наш язык есть продукт долгой эволюции и содержит в себе (в упакованном виде) многое такое, что отдельным рассудочным усилием индивидуального ума мы не можем раскрутить, но тем не менее невольно раскручиваем, когда употребляем слова. Ибо употребление слов как раз и тянет за собой то понимание, которое в них вложено, но которое в то же время может и не быть достоянием нашего эксплицитного сознания» [Мамардашвили 1993:215 - 216].
Итак, судьба в русском мифопоэтическом сознании - «существо всепроникающее, и щупальца ее видны повсюду. Семантическое поле судьбы почти безгранично и очень густо засеяно» [Никитина 1994:130].
Этимологически судьба восходит к старославянскому sodbba и связана со значением «суд» (ЭСРЯ, ИЭССРЯ). Первоначально слово судьба употреблялось в древнерусском языке в первую очередь именно со значением «суд», «судилище», «правосудие», «приговор». Судьба в русской культуре мыслится как результат некоторого действия, причем действия завершенного, содержит в себе признак перфектности, это то, что «суждено».
Идея суда, который синхронен моменту рождения человека, находит отражение в славянских мифологических представлениях и связанных с ними ритуалах и обрядах.
Суд, или Усуд, в славянской мифологии - существо, управляющее судьбой. В сербской сказке Усуд посылает Сречу или Несречу - воплощения судьбы - доли. Считалось, что когда Усуд рассыпает в своем дворце золото, рождаются те, кому суждено быть богатыми; когда Усуд рассыпает черепки, рождаются бедняки [Мифы народов мира 1997, Т. 2: 47]. С Судом связаны также персонифицированные воплощения судьбы - суденицы.
Суденицы - мифические существа женского пола, определяющие судьбу человека при его рождении, участвующие в акте «суда». Суденицы ходят вместе как три сестры, они бессмертны и приходят издалека, обычно в полночь на третий (реже - на первый или седьмой) день после рождения ребенка в его дом, чтобы «судить» или наречь ему жизненную судьбу (южнославянские верования). С этим верованием был связан специальный ритуал: роженица в ожидании судениц наводила порядок, переодевалась в чистую одежду, пеленала ребенка в чистые пеленки. Возле ребенка ставили
стакан вина, клали специально испеченную лепешку, ветку базилика и золотую монету [Словарь славянской мифологии http://www.pagan.ru].
Другие мифологические персонажи славян носят имена орисниц, наречниц, речениц (т. е. производных от глагола речи). По верованиям болгар, орисницы также посещают ребенка вскоре после его рождения и предсказывают ему судьбу. Они наделяют ребенка долей и описывают его жизненный путь, его важнейшие события (женитьбу, рождение детей, болезни, смерть и т.д.). Считается, что у каждого человека есть своя орисница, которая приходит к нему и в момент смерти. Изменить предначертанное орисниц, как правило, невозможно.
Орисниц чаще бывает три, реже одна. Приходят они ночью с веретеном, карандашом и бумагой, встают у изголовья кровати, у порога, очага, у открытого окна или двери. Орисницы произносят вслух или записывают судьбу ребенка. Они долго спорят, перед тем, как вынести окончательный приговор. Побеждает то первая, которая предвещает бедствия, то вторая, которая предсказывает добро, то третья, примиряющая оба предсказания. Чаще всего последнее слово остается за последней, самой старшей [Там же].
Согласно славянским представлениям, судьбой, долей человека наделяют также божества Род и Рожаницы (отсюда и выражение на роду написано).
Интересно отметить, что и женитьба, и смерть (как важнейшие моменты жизни человека) назывались в русском фольклоре судом или судом Божьим. Как известно, жених и невеста назывались сужеными, а сторонка, на которую едет невеста - судимой (в плачах) [Никитина 1994: 131]. В. И. Даль приводит поговорки: быть ему нынче на Божьем суду или идти на Божий суд, т. е. венчаться [Даль 1989, Т. 2: 238 -239 - Цит. по Толстая 1994: 146]. Не к суду пришлось значит «не к смерти», серца судьбу чуить значит предчувствует смерть [Добровольский 1914: 888 - Цит. по Толстая 1994: 146]. Как отмечает Г. М. Яворская, славянский материал является особенно богатым в отношении свидетельств о связи судьбы и брака [Яворская 1994: 118].
Однако судьба имеет двойной смысл: она содержит в себе не только сему суда, но и отражает связь со словом и истолкованием, которая также является чрезвычайно архаичной, как об этом свидетельствуют этимологические данные.
Мы уже отмечали, что имена некоторых славянских персонификаций судьбы (орисницы, реченицы, наречницы) являются производными от глаголов речи.
Слово судить имеет как одно из своих значений «обдумывать, полагать» (ср. сам посуди - «подумай»; обсуждать; рассуждать; судить да рядить - «обдумывать, разговаривать», где рядить может иметь значение «управлять, распоряжаться, располагать по порядку, создавать порядок»). Таким образом, русская судьба оказывается связанной с «обдуманным», «осознанным», «изреченным», имеет в себе элемент мысли, смысла и речи.
Другое важнейшее наименование судьбы в русском языке - доля (так же, как и сходные с ним этимологически участь, удел, жребии) - связано с идеями «часть», «резать», «делить» (ЭСРЯ, ИЭССРЯ).
Этимология и мифологические представления
Мифологические истоки концепта судьба в английском языке, благодаря специфике английской истории, лежат сразу в трех мифологиях -германской, кельтской и античной.
В кельтской традиции, как отмечают ее исследователи, «концепт судьбы в конкретных своих воплощениях оказывается неожиданно смутным, неясным и мало вербализованным» [Михайлова http://www.ruthenia.ru/logos/number/2001_l/2001_l_10.htm]. Вместе с тем, мотив предречения судьбы героям встречается достаточно часто как в ранней мифопоэтической кельтской традиции, так и в более позднем фольклоре. Античные авторы свидетельствовали о необычайной важности института друидов и пророчиц и самих ритуалов предсказания у кельтов. Причем вера в данные прорицания была настолько сильна, что, например, в случае, когда галльским воинам предстояло вступить в битву с римскими солдатами в неблагоприятный день, они, зная, что исход битвы будет неудачным, заранее убивали своих женщин и детей, чтобы избавить их от рабства [Михайлова 1994:171].
Однако, несмотря на всю предрешенность предсказанных событий, герой кельтских эпосов имеет свободу выбора - он волен выбирать остаться ли ему на месте, не принимать предсказанного будущего, либо принять свою судьбу и перейти в новую фазу своего существования. Гадания в кельтской культуре были призваны предостеречь человека от вступления на путь, приводящий к гибели, и облегчить его участь, если он на него уже вступил [Михайлова 1994:168 -173].
В древнегерманской мифологии судьба, по мнению А. Я. Гуревича [Гуревич 1994: 148 - 156], характеризуется многоплановостью, двойственностью.
Представления о судьбе у германских народов связывались в первую очередь с идеей мироустройства и Мирового Древа, Древа Жизни и Судьбы -Ясеня Иггдрасиль, соединяющего три мира, под корнями которого у источника Ur5r живут три норны, определяющие судьбы людей. Имена норн - urdr («судьба, смерть»), ver5andi («становление») и skuld («долг») очень символичны. Норны также поливают дерево влагой из источника, чтобы оно не засохло. У источника Урд асы (боги) вершат свой суд [Мифы народов мира 1997, Т. 1:288, Т. 2: 226].
Еще одно название Ясеня Иггдрасиль - Mjot- vi6r «древо меры» (ср. одно из названий судьбы в древнеанглийском metod - букв, «отмеренное») [Проскурин 1999: 60].
Поприще развертывания судьбы - это прежде всего Мир людей, или «Срединный двор» (Midgar5r), окруженный непрекращающейся борьбой богов, с одной стороны, и великанов, с другой (т.е. сил космоса и хаоса).
Кроме того, в германской мифологии судьба понимается не только как судьба людей, но и в своем космологическом значении. «Прорицание вельвы» («Старшая Эдда») пронизано идеей мировой судьбы, силы превосходящей не только человека, но и богов, которая является причиной неизбежного конца и нового возрождения мира.
Другие персонификации судьбы в германской мифологии - валькирии, воинственные девы, выполняющие распоряжения верхового бога Водана и участвующие в распределении побед и смертей в битвах.
В основе древнегерманских эпосов также лежит идея судьбы. Но в отличие от силы, которая управляет всем Космосом, судьба в истории складывается не без участия людей, добивающихся собственных целей. У каждого человека в германских эпосах - своя участь, судьба, но понимается она как степень удачливости, везения. Так, состязание или схватка между людьми моут быть истолкованы как сопоставление их «везений» - gcefa, hamingja («Боюсь, что твое везенье осилит мое невезенье») [Гуревич 1994: 152].
Однако такая «удача» или «везенье» не предопределены человеку раз и навсегда. Она нуждается в том, чтобы человек постоянно подкреплял ее делами, иначе она может и покинуть человека. От степени «везенья» зависит результат его поступков, но только при предельном напряжении всех его сил он может добиться обнаружения своей удачи.
Как видим, в германской традиции нет и намека на пассивное восприятие судьбы, на покорность ей или смирение перед высшей силой.
Германский герой может бросать вызов судьбе, он может добровольно включаться в цепь роковых событий для того, чтобы остаться верным своему «Я» и «собственному закону». Более того, некоторые исследователи полагают, что герой германских эпосов не отделен от своей судьбы, они едины, судьба выражает внеличную сторону индивида, и его поступки только раскрывают содержание судьбы. Судьба - это двойник, который существует бок о бок с самим человеком, таинственным образом связан с ним и может являться и покидать его [Гуревич 1994: 155].
В античной культуре понятие судьбы также играло существенную роль. Древнейшим античным смыслообразом, фиксирующим данное мифологическое понятие, является образ мойры (греч. ріоіраї «часть, доля»). Наиболее распространенный греческий миф повествует о трех сестрах -мойрах: Лахесис («дающая жребий»), Киото («прядущая») и Антропос («неотвратимая»). Мойры являются либо дочерьми Ночи (наиболее архаические мифы), либо дочерьми Зевса и Фемиды (богини Правосудия), либо дочерьми Ананке - «необходимости», - вращающей мировое колесо (версия Платона) [Мифы народов мира 1997, Т. 2: 169]. Мойры воплощают идею судьбы - части, судьбы - нити, а также идею предопределенности и космической необходимости.
