Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Теоретические и методологические основы исследования 17
1.1. Понятие языковой картины мира 17
1.2. Концепт как лингвистическая и лингвокультурологическая категория 25
1.3. Понятие времени, его свойства, подходы к изучению темпоральности в языке 35
Выводы по 1 главе 41
ГЛАВА 2. Концепт «время» в темпоральной лексике кумыкского и русского языков 44
2.1. Общие сведения о темпоральной лексике сопоставляемых языков 44
2.2. Циклическое время в кумыкской и русской языковых картинах мира 49
2.2.1. Йыл//Год 50
2.2.2. Времена года 56
2.2.3. Ай//Месяц 60
2.2.4. Жума//Неделя 63
2.2.5. Сутки и части суток 67
2.2.5.1. Эртен/УУтро .' 68
2.2.5.2. Ахшам//Вечер р 70
2.2.5.3. Гюн//День,Гече//Ночь 73
2.2.5.4. Сагьат//Час 80
2.3. Обозначение коротких временных промежутков 83
Выводы по 2 главе 86
ГЛАВА 3. Концепт «время» в фразеологических и паремиологических единицах кумыкского и русского языков 88
3.1. Концепт «время» в фразеологических единицах кумыкского и русского языков 88
3.2. Концепт «время» в кумыкской и русской паремиологии 101
Выводы по 3 главе 121
Заключение 125
Список использованной литературы 137
- Концепт как лингвистическая и лингвокультурологическая категория
- Общие сведения о темпоральной лексике сопоставляемых языков
- Обозначение коротких временных промежутков
- Концепт «время» в фразеологических единицах кумыкского и русского языков
Введение к работе
Исследование концептов в последнее время проводится на самом различном материале в пределах самых различных научных направлений. Актуализацией этнокультурной обусловленности отличается рассмотрение данного понятия в рамках лингвокультурологии, в связи с чем важным становится изучение концептов в сопоставительном аспекте [Воркачев 1995, 2002; Ляпин 1997; Карасик 1996, 2001; Карасик, Слышкин 2001; Красавский 2000; Крючкова 2005; Прохвачева 2000; Слышкин 1996, 2000; Степанов 1997 и др.].
Актуальность исследования обусловлена тем, что в кумыкском языкознании проблема темпоральности, способов выражения ее принципиальных качеств, традиционно увязывалась почти исключительно с фактором глагольного времени. Между тем явственно осознается актуальная необходимость поиска и описания соответствующих способов и средств на лексико-семантическом уровне языка. Исключительно важным это становится в условиях современных достижений лингвистической науки, особенно - в рамках теории констант или так называемых концептов, топосов.
Причиной такого пристального интереса к данному вопросу является, по-видимому, то обстоятельство, что информация, заключенная в концепте, чрезвычайно многогранна: она дает сведения об обозначаемом объекте со всех сторон, во всем многообразии его проявлений и связей с другими объектами. Несомненно, что наиболее полное раскрытие содержания концепта может обеспечить лишь сочетание различных методик, результаты которых дополняли бы друг друга. В связи с этим немаловажным оказывается вопрос эффективности тех конкретных методических приемов исследования концептов, которые предлагает современное языкознание.
Выбор темы диссертационного исследования определяется также недостаточной разработанностью теории изучения концептов и процедур их
рассмотрения, необходимостью выявления аспектов реализации концептов в языке и отсутствием в тюркологии достаточного количества работ, посвященных сопоставительному изучению концептов в их ЯЗЫКОВЫХ проекциях.
Выбор же в качестве объекта исследования концепта «время»
обусловлен, прежде всего, следующими факторами: а) концепт времени
относится к основополагающим концептам любой культуры и языка, наряду с
концептом пространства, так как они являются двумя формами организации и
существования материи и, с точки зрения лингвистики, культурологии,
философии и других наук, представляют собой неисчерпаемый источник для
исследования; б) сопоставительное изучение концепта «время» в
разносистемных кумыкском и русском языках, его базисного слоя и
интерпретационного поля в концептуально-семантическом,
фразеосемантическом и паремиологическом аспектах до сих пор не являлось предметом отдельного исследования; в) концепт «время» в своем интерпретационном поле представляет большое количество языкового материала, который до сих пор не был подвергнут детальному анализу.
Изучение связи языка и культуры в настоящее время является одним из основных направлений современной лингвистики, что также подтверждает необходимость более тщательного изучения семантических процессов, выявляющих отношения носителей языка к тем или иным предметам, явлениям окружающей действительности.
Предметом исследования стали семантическая структура концепта «время», фразеосемантическое и паремиосемантические поля времени как средства выражения концепта «время» в кумыкском и русском языках в их сопоставлении.
Степень изученности проблемы. Работы, посвященные изучению темпоральной лексики, охватывают значительное языковое пространство (имеется в виду количество вовлеченных в сферу исследования языков) и значительный промежуток времени. Материал, которым мы располагаем,
позволяет сделать вывод о том, что темпоральная лексика в русском языке изучена в гораздо большей степени, чем в других языковых семьях.
Вопросы взаимосвязи языка и культуры интересовали лингвистов, как в дореволюционные годы, так и в годы становления отечественного языкознания. Так, учёные (Ю.Д. Апресян, Н.Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, Ю.С. Степанов.и др.) считают, что полноценное познание культуры народа возможно только через язык. И в своих работах доказывают, что языковые данные играют решающую роль для понимания своеобразия культуры и менталитета народа. Культура формирует языковые категории и концепты [Маслова2004:27].
На основе идей взаимосвязи языка, культуры и мышления возникает наука - лингвокультурология, предпосылками развития которой явились труды В. Гумбольдта, Э. Сепира, А.А. Потебни и последующих исследователей до настоящего времени.
Согласно концепции Сепира-Уорфа, структура языка и системная семантика её единиц коррелируют со структурой мышления и способом познания внешнего мира у того или иного народа. Это значит, что язык может служить источником сведений о культуре народа, его мировидении. Сквозь призму языка прослеживаются особенности национального характера, этических и моральных установок и др. Это1 позволяет учёным подходить к языку, как к объекту, способному объяснить такой феномен, как культура, мышление и т.д.
Целью исследования Ю. С. Степанова является описание констант культуры в их диахронном аспекте. Н. Д. Арутюнова исследует термины культуры, извлечённые из текстов разных времён и народов. Эти учёные ведут свои исследования с точки зрения внешнего наблюдателя, а не реального носителя языка. В. Н. Телия и её ученики исследуют языковые сущности с позиции рефлексии носителя живого языка.
Таким образом, лингвокультурология изучает национальный язык и проявляющуюся в языковых категориях материальную и духовную культуры.
Языковая концептуализация как совокупность приёмов семантического представления плана содержания лексических единиц, очевидно, различна в разных культурах [Вежбицкая 1997: 238], однако одной лишь специфики способа семантического представления для- выделения концепта как лингвокультурологической категории, видимо, недостаточно: языковые и культурные особенности здесь в значительной мере случайны и не отражают национально-культурного (собственно этнического) своеобразия семантики, и далеко не все различия во внутренней форме отдельных лексических единиц должны осмысливаться как концептологически значимые [Добровольский 1997: 37]. Обращение к внутренней форме фразеологических единиц (образно-метафорической или символьной в своей основе) позволит, как представляется, выявить существенные межъязыковые различия, фиксирующие несовпадения в интерпретации определённых фрагментов действительности разными языковыми сообществами, причём, по-видимому, лишь некоторые из этих концептуальных различий окажутся культурно-значимыми [Там же: 42].
Если совокупность концептов как семантических единиц, отражающих культурную специфику мировосприятия носителей языка, образует концептуальную область, соотносимую с понятием ментальности как способа видения мира, то концепты, отмеченные этнической спецификой, входят в область, соотносимую с менталитетом как множеством когнитивных, эмотивных и поведенческих стереотипов нации [Добровольский 1997: 42; Телия 1996:235].
Все расхождения языков и культур выявляются при их сопоставлении. Однако на уровне языковой картины мира эти различия не видны, и слова разных языков выглядят обманчиво эквивалентными. Все эти проблемы обнаруживаются только при сопоставительном изучении, по крайней мере, двух языков и, соответственно, культур [Гюльмагомедов 2004: 62-66].
Лингвистические исследования темпоральности характеризуются различными подходами к выбору объекта в зависимости от поставленной
цели. В некоторых работах рассматривается функционально-семантическая категория темпоральности [Бондарко, Буланин 1967], анализируется грамматико-лексическое поле темпоральности [Гулыга, Шендельс 1969], исследуются элементы функционально-семантического поля темпоральности [Жалейко 1980, Резник 1988]. Лексическое и грамматическое выражение времени представлено в работе Е. Н. Широковой [1996].
Категория именной темпоральности описывается в работах М. В. Всеволодовой [1982], Г. В. Звездовой [1996].
Лексические средства выражения времени анализируются в работе Д. Г. Ищук [1995], только наречную темпоральность рассматривают Р. А. Семергей [1983], Ф. И. Панков [1996], Г. М. Зельдович [1999].
Категории синтаксического времени посвящена работа Т. Е. Шаповаловой [2000], фразеологические единицы со значением времени "стали предметом исследования С. В. Столбуновой [1985], русские пословицы и поговорки с пространственно-временными характеристиками избрал для анализа Кипсабит Кипкоэч Нгетунь [2002].
Различные языковые средства темпоральности рассматриваются и на материале других языков: английского [Бабушко 1998], немецкого [Волкова 1981, Терехова 2000], французского [Бутина 1996], португальского [Пеетерс 1997], белорусского [Евтухов 1981], бурятского [Дамбиева 1999].
К области сопоставительного исследования темпоральной лексики относятся работы И. В. Волянской [1973], И. Н. Георгиевой-Кириленко [1990], Н. В. Сороколетовой [2000], С. Н. Вековищевой [2000].
Этнокультурную специфику образа времени в сознании русских, казахов и англичан представляет в своем исследовании С. В. Дмитрюк [2001].
Рассмотрению вопросов, связанных с пространственно-временным синкретизмом, посвящена работа О. А. Радутной [1988].
Время как культурный концепт анализируется в работе 3. X. Бижевой [1999], концепт «время» в дискурсе современной публицистики становится предметом изучения Н. Б. Грушиной [2002].
В работе М. В. Пименовой «Душа и дух: Особенности концептуализации», подготовленной на материале русского и английского языков, одна из глав посвящена исследованию темпоральных признаков у концептов внутреннего мира [Пименова 2003].
Фрагменты языковой картины времени подвергнуты тщательному анализу в монографии Е. С. Яковлевой «Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия)» [Яковлева 1994].
Описание категории времени в языке русской поэзии нашло отражение в работе Е. А. Стальмаховой [1998], концепция времени в творчестве Б. Пастернака изучалась И. Н. Ивановой [2002].
Из других направлений можно отметить, например, исследование специфики речевого функционирования категории «время» в автобиографической прозе [Погодина 2002].
Отдельные фрагменты временных представлений башкирского этноязыкового сознания мы находим в работе Р. X. Хайруллиной, посвященной рассмотрению фразеологической картины мира. Говоря о том, что универсальные семантические категории языка реализуются и в значениях устойчивых оборотов, Р. X. Хайруллина приводит примеры закрепления в семантике русских и башкирских фразеологизмов таких характеристик времени как длительность, периодичность, завершенность [Хайруллина 1996: 11].
Отдельные фразеологические единицы башкирского языка с темпоральным значением рассматриваются в диссертационном исследовании 3. М. Раемгужиной «Языковая картина мира в башкирской фразеологии» [Уфа 2000].
Традиционные сопоставительные исследования русского и тюркских языков ориентированы на грамматику пассивного типа. Они характеризуются атомарным подходом к анализу языковых явлений и основаны на элементарном сравнении лежащих на поверхности фактов, которое сводится
к констатации совпадения/несовпадения их содержания и оформления, что не дает целостной картины их живого употребления [Зайнуллин, Кильдибекова 1999: 16].
Важным при выборе темы послужило то обстоятельство, что концепт «время» справедливо называется одним из наиболее существенных для построения всей концептуальной системы [КСКТ 1996: 91], а сопоставительное межкультурное изучение темпоральности, несомненно, поможет лучше понять специфику русской и кумыкской ментальности.
Концепт «время» как лингвокультурологическая категория не был предметом специального исследования в кумыкском языкознании Кроме того, сопоставительный анализ кумыкской темпоральной лексики с другими языками входит в сферу теоретических и практических исследований.
Контрастивное описание темпоральной лексики, безусловно, позволяет выявить национальную специфику временных представлений и помогает лучше понять способы мировосприятия и его оценки разными этносами, в том числе русским и кумыкским, которые, с одной стороны, относятся к различным геополитическим культурам (европейской и восточной), а с другой — уже много веков контактируют, проживая на одной территории.
Цель работы заключается в выявлении семантической структуры концепта «время» и рассмотрении способов его реализации в языковой системе, в частности, на фразеологическом и паремиологическом уровнях.
Для достижения данной цели решались следующие исследовательские задачи: а) изучить методологические основы исследования концептов и проанализировать развитие представлений о времени в современной лингвистике; б) определить семантическую структуру концепта «время», основываясь на компонентном и дефиниционном анализе словотермина «время» в исследуемых языках, и выявить уровни данной структуры; в) вычленить корпус ФЕ с семантикой «время» в кумыкском и русском языках, изучить внутреннюю форму и источники образности ФЕ в сопоставляемых языках, определить на этом основании лингвокультурологические
особенности фразеосемантического поля «время» для изучаемых языков; г) вычленить корпус паремий с семантикой «время» в кумыкском и русском языках, определить их лингвокультурологическую составляющую.
Фактическим материалом исследования являются словарные, толкования словотермина «время», фразеологические и паремиологические единицы с семантикой «время», и примеры из литературных художественных произведений и электронных корпусов русского языка (Национальный корпус русского языка). Фактический языковой материал анализа изучаемых языков насчитывает около 1200 лексических единиц. Кроме того, широко использованы словосочетания, почерпнутые из словарей. Материалом исследования послужили также словари русского и кумыкского языков.
Многоаспектное рассмотрение вопроса обусловило выбор методов исследования: а) наблюдение, которое применялось для выявления существенных особенностей использования языковых единиц; б) сопоставительный (контрастивный) анализ, который позволил выделить важные аспекты языковых картин мира изучаемых языков; в) лингвокультурологический метод, который применялся для выявления связей между языком и культурой; г) контекстологический метод, который использовался для выявления связи между языковыми единицами и ситуативным и социальным контекстом их использования; д) метод концептуального анализа, предполагающий выяснение семантической структуры концепта; е) метод лексикофафического анализа, направленный на развернутое представление лексического значения слова.
Кроме того, для решения поставленных задач применяется описание, систематизация и интерпретация речевого материала, а также метод дедукции, позволяющий на основании интерпретации выявленных частных языковых фактов сделать обобщенные выводы.
Теоретической базой настоящего исследования послужили положения, разрабатываемые в работах по изучению концептов — Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, С. А. Аскольдова, А. Бежбицкой, Г. Г. Волощенко, С. Г.
Воркачева, В. Г. Зусмана, В. И. Карасика, Д.С.Лихачева, 3. Д. Поповой, Г. Г. Слышкина, Ю. С. Степанова, И. А. Стернина, Р. М. Фрумкиной и др.; по фразеологии - Е. Ф. Арсентьевой, Л. К. Байрамовой, В. В. Виноградова, А. В. Кунина, В. Н.Телия, Н. М. Шанского, Р. М. Фрумкиной и др.; по лингвокультурологии - Н. Д. Арутюновой, В. И. Карасика, В. А. Масловой, Ю. С. Степанова, В. Н. Топорова, 3. К. Тэрланова, 3. М. Дударевой и др.
Особое значение имели исследования по кумыкскому и дагестанским языкам А. А. Абдуллаевой, Н. Э. Гаджиахмедова, Н. X. Ольмесова, А. Г. Гюльмагомедова, У. М. Батырмурзаевой, К. X. Даибовой, К. Р. Керимова, М. И. Магомедова, Д. С. Самедова, М. Д. Самедова, М.-Ш. А. Исаева и др.
Рабочая гипотеза исследования состоит в том, что семантический анализ темпоральной лексики, паремий и фразеологизмов о времени позволяет раскрыть содержание одного из наиболее значимых концептов, вербализируемых средствами сопоставляемых языков, и выявить ассоциативные связи между ними.
Научная новизна работы определяется аспектами рассмотрения материала — концептуально-семантическим, фразео семантическим и паремиологическим, а также изучением концепта посредством исследования отдельных семантических полей, являющихся языковой реализацией концепта, с привлечением фразеологического материала кумыкского и русского языков, который формирует интерпретационное поле концепта. Новым являются и принципы классификации лексико-семантических способов выражения категорий времени в обозначенных языках, самих темпоральных единиц. Естественно, такая классификация представляет собой факт системно-структурного осмысления способов выражения темпоральности самих темпоральных единиц (в лексике), их филолого-философской и лингво-культурологической природы. В научный оборот вводится системное семантическое описание групп лексики кумыкского языка, имеющих темпоральное значение, лексические средства темпоральности рассматриваются в плане контрастивного исследования
русского и кумыкского языков с учетом лингвокультурологической специфики соответствующих лексем.
В диссертации впервые проводится комплексный анализ ключевого культурного концепта время и языковых средств его репрезентации в двух с типологической точки зрения различных языках и лингвокультурах - в кумыкской и русской.
Методологической базой исследования послужило- представление о культуре как сложном, многомерном образовании, включающем традиции, обычаи, представления, верования, нормы и образцы, разделяемые представителями национальной общности, а также символические средства их закрепления, среди которых самое важное место занимает естественный язык. Язык в работе рассматривается в соответствии с принципами историзма и системности.
Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается в описании теоретических основ сопоставительного изучения концепта «время» в различных аспектах его языковой реализации, а также в определении фразеосемантического и паремического полей в качестве средства реализации концепта как ментальной единицы высокой степени абстракции в языке.
Практическая ценность диссертации заключается в том, что ее результаты могут быть использованы при составлении концептуария изучаемых языков, в теории и практике лексикологии, фразеологии и паремиологии, ряд ее теоретических положений и выводов может использоваться в общих и специальных курсах по лингвокультурологии и этнолингвистике, по межкультурной коммуникации в университетах и педагогических колледжах.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. Концепт «время» играет важную роль в системе языка и культуры, позволяя выявить как универсальные, так и уникальные особенности изучаемых языков. Национально-специфические черты
характера русских и; кумыков? прослеживаются при реализации времени в высказывании по более конкретным: семантическим линиям, структурирующим концепты и концептуальные пары.
Семантическая* структура концепта «время» обусловлена всеми типами сем, составляющих значение: данного концепта, является универсальной для сопоставляемых языков.
Репрезентацию; времени; в сопоставляемых языках можно конструировать В; полевую модель - лексико-семантическое поле «время», которое представлено; совокупностью единиц, связанных между собой семантической общностью и структурными отношениями.. По, своей структурно-семантической организации поле «время» претендует на статус макрополя; и представлено рядом микрополей; или функционально-семантических зон, конституенты. которых отражают разные ипостаси восприятия времени.
Для-выражения темпоральной семантики в кумыкском и русском языках используются; языковые средства, среди: которых большое место занимает темпоральная * лексика., фраземика и паремика. Представления о времени в разной форме - отразились в семантике устойчивых выражений. Одни устойчивые выражения обозначают собственно время; основу других устойчивых оборотов составили наименования бытовых предметов и явлений, ассоциативно отражающих, понятия о времени. Этнокультурная информация' представлена в семантике фразеологизмов и паремий; как эксплицитно (в денотативном/ аспекте значения); так и имплицитно (в коннотативном аспекте).
Языковая реализация семантической структуры концепта происходит при помощи семантических и других видов полей, в частности, лексического, фразеосемантического и паремиосемантического полей, что позволяет выявить национально-культурную специфику изучаемого универсального концепта. Сам концепт признается абстрактной ментальной
единицей, существующей в коллективном и индивидуальном сознании и реализующейся в речевой деятельности.
6. Этнокультурное своеобразие темпоральной лексики и фраземики проявляется прежде всего на семантическом уровне и находит отражение в нетрадиционности и нестандартности образов, легших в основу наименований. Этнокультурным содержанием обладают те темпоральные единицы, в семантике которых нашли отражение особенности становления, развития и жизнедеятельности русских и кумыков.
Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на расширенном заседании кафедры дагестанских языков Дагестанского государственного педагогического университета, ряд положений диссертационного исследования освещались в докладах на научных сессиях профессорско-преподавательского! состава ДГПУ, региональной научной конференции «Семантика языковых единиц разных уровней» (Махачкала, 2008) и международной научно-практической конференции «Теоретические и методические проблемы национально-русского двуязычия» (Махачкала, 2009).
Содержание исследования отражено в 8 публикациях:
Лексемы со значением "время" в кумыкском языке // Вопросы тюркской филологии. Вып.1. - Махачкала, 2007. С.35^40
Темпоральные фразеологизмы в кумыкском языке // Современные проблемы дагестанской филологии. Вып. 1. - Махачкала, 2007. С.23—31.
Концепт утро и вечер в кумыкской и русской языковых картинах // Вопросы типологии русского и дагестанских языков. Вып. 4. - Махачкала, 2008. С. 244-248
К интерпретации концептосферы день/ночь в кумыкском и русском языках // Вопросы типологии русского и дагестанских языков. 4. Махачкала, 2008. С. 248-251.
Лексические способы выражения временной экстенции // Вопросы тюркологии. № 3. — Махачкала, 2008.
Особенности отражения категории времени в русской и кумыкской лингвокультурах // Семантика языковых единиц разных уровней. Материалы региональной конференции - Махачкала, 2008. С. 130-133.
Категория времени в кумыкском и английском языках сравнительно-сопоставительный аспект // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А.Некрасова. 2008. № 2. С.139-141
Кумыкские пословицы и поговорки о времени // Теоретические и методические проблемы национально-русского двуязычия. Международная научно-практическая конференция. 27-28 мая 2009 г. Махачкала, 2009. С. 401-403
Структура диссертации обусловлена кругом исследуемых вопросов и включает в себя введение, три главы, заключение, список использованной литературы и список справочной литературы. Каждая глава состоит из разделов и сопровождается выводами.
Во введении обосновывается актуальность темы исследования, определяются цели и задачи, формулируются теоретическая и практическая ценность работы, указываются методы исследования и перечисляются основные положения, выносимые на защиту.
В первой главе «Теоретические и методологические основы исследования» акцентируется внимание на мультидисциплинарных подходах к исследованию сферы «время», на специфике когнитивного, лингвокультурологического и собственно лингвистического подходов к исследованию времени. Заявленная тема исследования предполагает также обращение к проблемам соотношения языка и культуры, языка и этнического видения мира. Обращение к национальной языковой картине мира позволяет выявить некоторые особенности языковой репрезентации понятия времени в культуре разных народов.
Во второй главе «Концепт «время» в темпоральной лексике кумыкского и русского языков» рассматриваются основные, ключевые лексемы лексико-семантического поля времени в кумыкском и русском
языках.
Третья глава «Концепт «время» в фразеологических и паремиологических единицах кумыкского и русского языков» посвящена сопоставительному анализу устойчивых оборотов и паремий в концептуальном поле времени.
В заключении подводятся итоги исследования, формулируются
основные выводы и намечаются перспективы дальнейшего контрастивного
исследования темпоральности в лингвистическом,
лингвокультурологическом и когнитивном аспектах.
Концепт как лингвистическая и лингвокультурологическая категория
Следует сказать, что на современном этапе развития лингвистики особенности концептуализации мира языком были продемонстрированы на огромном фактическом материале. В ходе описания экзотических языков (австронезийских, австралийских и др.) было выявлено различие в способах концептуализации, присущих этим языкам, с одной стороны, и индоевропейским языкам, с другой (работы Э. Сепира, Б. Уорфа, X. Хойера, А. Вежбицкой и многие другие). Результатом развития семантики явились описания целых семантических полей, или фрагментов языковой картины мира, представленных в литературных европейских языках, а также сравнение этих полей в разных языках (труды Ю. Д. Апресяна, исследования А. Вежбицкой, В. Г. Гака, В.З. Санникова, Е. С. Яковлевой).
Начиная с 60-х годов, проблема картины мира рассматривается в пределах семиотики при изучении первичных моделирующих систем (языка) и вторичных моделирующих систем (мифа, религии, фольклора, поэзии, прозы и др.). Сторонники этого подхода (Б. А. Успенский, Ю. М. Лотман) трактовали культуру как «ненаследственную память коллектива», и её главную задачу видели в структурной организации окружающего человека мира, что находит своё выражение в понятии модели мира.
Современное состояние изучения картины мира представлено исследованиями, разворачивающимися в двух основных направлениях. Во-первых, анализируются отдельные характерные для данного языка концепты. Это, прежде всего «стереотипы» языкового и культурного сознания. С другой стороны, это специфичные коннотации неспецифичных концептов, например, символика цветообозначений в разных культурах [Апресян 1995: 17]. Ю.Д. приводит любопытные данные о различиях в культурных ассоциациях и реакциях на тот или иной цвет, экспериментально установленные при эксплуатации компьютеров с цветными экранами. Во-вторых, ведётся поиск и реконструкция присущего языку цельного, донаучного взгляда на мир.
В современной лингвистике в результате бурного развития семантики и прагматики, сопоставительного изучения языков, усилившихся контактов с поэтикой и логикой, идея систематической и национально своеобразной организации семантического материала в каждом языке получила новые мощные импульсы. Реконструкция наивной модели мира на основе полного описания лексических и грамматических значений начинает рассматриваться как важнейшая задача семантики и лексикографии. С другой стороны, реконструкция наивной модели мира позволяет изменить стратегию описания языковых значений, сделать её более общей. Раньше лингвисты рассматривали языковые значения как более или менее непосредственное отражение фактов действительности. Однако понятие наивной модели мира даёт семантике новую возможность. Языковые значения можно связывать с фактами действительности не прямо, а через отсылки к определённым деталям наивной модели мира, как она представлена в данном языке. В результате появляется основа для выявления универсальных и национально своеобразных черт в семантике естественных языков, открываются некоторые принципы формирования языковых значений.
В ходе исследований понятие картины мира органически влилось в современную лингвокультурологию и семиотику, в число задач которых входит осмысление ситуации множества культур в мире и процессов генезиса человечества.
Таким образом, можно констатировать, что на современном этапе развития лингвистики, языковые модели мира становятся объектом описания и интерпретации в рамках комплекса наук о человеке. Картина мира любого языка рассматривается не только в контексте фольклора, мифологии, культуры, истории, обычаев и психологии данного народа, но и в контексте лингвистики. Важнейшей задачей семантики и лексикографии на современном этапе развития становится реконструкция наивной модели мира на основе описания лексических и грамматических значений.
Существенным является то, что представления, формирующие картину мира, входят в значения слов в неявном виде. Пользуясь словами, содержащими неявные, "фоновые" смыслы, человек, сам того не замечая, принимает и заключенный в них взгляд на мир. Напротив того, смысловые компоненты, которые входят в значение слов и выражений в форме непосредственных утверждений и составляют их смысловое ядро, могут быть (и нередко бывают) осознанно оспорены носителями языка. Поэтому они не входят в языковую картину мира, общую для всех говорящих на данном языке [Шмелев 2004].
Поскольку конфигурации идей, заключенные в значении слов родного языка, воспринимаются говорящим как нечто само собой разумеющееся, у него возникает иллюзия, что так вообще устроена жизнь. Но при сопоставлении разных языковых картин мира обнаруживаются значительные расхождения между ними, причем иногда весьма нетривиальные.
Особый интерес представляют те конфигурации смыслов, которые повторяются в качестве фоновых в целом ряде языковых единиц. Анализ русской лексики позволяет выявить целый ряд мотивов, устойчиво повторяющихся в значении многих русских лексических единиц и фразеологизмов, и многие из таких "сквозных мотивов" представляются особенно характерными именно для русской языковой картины мира.
На основании выделенных особенностей формулируется следующее определение языковой картины мира: это универсальная система знаний о мире, зафиксированная в языковой форме и характерная для всех носителей данного языка.
Общие сведения о темпоральной лексике сопоставляемых языков
В словарях сопоставляемых языков нашли отражение самые разнообразные стороны и свойства категории времени: обобщенное представление о времени как длительности (время измерять); понятие временной последовательности, общего временного порядка (последовательность событий) и одновременности; понятие направленности движения (течения) времени от прошлого к будущему, связанное с линейным восприятием времени, его необратимости - отсюда деление на прошлое, настоящее, будущее относительно точки отсчета (отношения «раньше», «позже» и «тогда», «сейчас», «потом» и т.д..
Т. В. Булыгина и А. Д. Шмелев объясняют такого рода парадоксы и аномалии двояким подходом к событийной упорядоченности. При «архаичном» подходе мир кажется стабильным, неподвижным, а время -движущимся мимо него в направлении от будущего (позднего) к прошлому (раннему). Это представление отражено в таких выражениях, как заман гете//время идет, течет; заман гелди//пришло время; алдагъы гюн//предыдущий день; гелеген къаттыгюн//следующее воскресенье; гетген йыл/ /прошедший год. То, что было раньше, воспринимается как идущее впереди, предшествующее, а то, что должно произойти позже, - как идущее следом, следующее [Михеева 2004: 153].
Именно это представление лежит в основе темпорального употребления многих первоначально пространственных наречий и послелогов в кумыкском и предлогов в русском языке: алда//прежде, ону алдында//перед тем, ону арты булан//вслед за тем, сонг//затем, артда//после и т. п. В более позднем представлении время стало постоянно и неподвижно, а «лицо» движется «мимо» него в направлении от прошлого к будущему, что более соответствует научной картине мира. С таким пониманием связаны темпоральные употребления наречий алдаїI впереди и арт да//позади, представление о будущем как о предстоящем [Булыгина, Шмелев 1992: 375— 376]. Носители сопоставляемых языков воспринимает будущее стоящим впереди, а прошлое находящимся позади нас.
В соответствии с двумя базовыми моделями времени в сопоставляемых языках можно выделить такие части темпоральной лексики: 1) существительные со значением длительности времени (йыл//год, ай//месяц) и наречия со значением его повторяемости {кёп//часто, аз//редко, бир-бирде//иногда), слова, характеризующие протекание явления, процесс по длительности и продолжительности (жагьшлик//молодостъ, яй//лето, узакъ//долго), - безотносительное время; 2) разные части речи, обозначающие временную соотнесенность (прошлое—настоящее-будущее: тюнегюн//вчера, бугюн//сегодня, тангала//завтра), — относительное (релятивное) время. При этом единицы двух полей взаимосвязаны, что проявляется в процессе речевой актуализации.
Как показывают словари и различные классификации, время в виде семантической категории присуще не только глаголу, но также имени, часто именной группе, которая в тексте выражает свойство, приписываемое, как правило, непосредственно внеязыковому объекту. Преимущественно существительные, прилагательные и наречия составляют семантическое поле времени в русском языке, объединяемое наличием во всех словах поля существенного компонента значения, заключенного в слове «время».
Имена существительные называют сами явления, «предметы времени» - общее понятие времени и его отрезки, периоды различной степени определенности и протяженности, в том числе те, которые используются как единицы измерения времени: время, период, день, год, век и т. п. Также существительные называют лица, предметы и явления, имеющие ту или иную временную характеристику: яш//ребвнок, къарт//старик, гележек//будущее и т. п.
Темпоральные существительные могут быть сгруппированы по тематическому признаку: 1) метрические отрезки: асру//еек, йыл//год, ай//месяц, экума//неделя, сутка//сутки, сагьат//час, минут//минута, секунд//секунда; 3) этапы различных циклов: язбаш//весна, гюз//осень, къыш//зима, яз//лето; эртен//утро, гюн//день, ахшам//вечер, гече//ночъ; яшлыкъ//детство, къартлыкъ//старость; 4) счет внутри цикла: итнигюн//понеделъник, талатгюн//вторник, арбагюн//среда и т. д., январь, февраль, март и т. д.
Существуют и другие классификации темпоральных существительных. Прилагательные и глаголы обозначают признаки предметов (и явлений) или их действий, связанные с временем, характеризующие процесс: гюзгю/1 осенний, тезги//давншиний; гене къалма//ночевать, асталашма// медлить, башлама//начинатъ, битдирме//закончить и т. д. В сопоставляемых языках нет сколько-нибудь ясно очерченной группы глаголов, обозначающих временные понятия. Однако можно говорить об особой семантической микросистеме временных прилагательных типа гечеги/1 ночной, гюндюзгюІІ дневной. Данная микросистема прилагательных больше представлена в русском языке. Так, в кумыкском языке нет прилагательных префиксально-суффиксального образования типа минута — поминутный.
Темпоральные наречия, соответственно, дают временную характеристику действию: тез//рано, геч//поздно, бир бирде//иногда, гъар заман//всегда, тюнегюн//вчера, язбашда//весной. Они хорошо группируются по антонимичному принципу: чалт//быстро — аста//медленно, тез//рано — геч//поздно, кёп//часто — аз//редко, башда//сначала — артда/Мотом. Наречия составляют довольно четко выраженный семантический разряд темпоральной лексики.
Временные наречия, определяя глаголы, более всего соответствуют по значению глагольной категории [Михеева 2004: 162—163]. В частности, есть группа слов, соотношение между значениями, которых в большой- мере изоморфно і соотношению между . значениями отдельных форм4 грамматической категории времени глагола: гетген заман//прошедшее время — гъалиги заман//настоягцее время — гележек заман//будущее время w тюнегюн//вчера - бугюн//сегодня — тангала//завтра, алда//тогда — гъали//сейчас - сонг//потом. Принцип сохраняется;, если даже слово соответствует давнопрошедшему или второму будущему времени: тюнегюн тюгюл бирисигюн/Мозавчера — тангала тюгюл бирисигюн/Мослезавтра, тезден//давно-биразалда/Унедавно;
Обозначение коротких временных промежутков
Г. В. Звездова, рассматривая русскую именную темпоральность в историческом и функциональном аспектах, обращает внимание на тот факт, что слово cas имело в славянских языках весьма широкое, но в основном временное значение, при этом слово могло иметь как общее значение времени, так и значение временного отрезка, мига [Звездова 1996: 120—121].
Это подтверждает исследования М. М. Покровского, который отмечал что «слово час обозначает в русском языке обыкновенно 1/24 часть дня, но в выражении сейчас, тотчас имеется в виду очень короткий момент времени; с другой стороны, в народных оборотах много часу (=времени) у Бога впереди или порою — горою, а часом — и низом... под словом час разумеется время как нечто неопределенное. Нетрудно убедиться, что час в народном употреблении нередко І совпадает с более общим термином время: часу нет (южн.) -нет времени, свободного времени» [Покровский 1896: 351].
Русская лексема час и кумыкская сагьат имеют этимологию с общим значением «нечто, служащее для измерения (отсчета) времени». Час восходит к балто-славянскому корню kes— и означает первоначально «засечка, зарубка», т.е. метка на каком-либо деревянном предмете, служившем для отсчета времени. Слово сагьат заимствовано из арабского языка, что первоначально означало «кол», поскольку время измерялось по тени, отбрасываемой столбом солнечных часов [Ахметьянов 2001:173]. Семантическая структура лексем час и сагьат, представленная в толковых словарях, характеризуется почти полной идентичностью, что, на наш взгляд, связано с влиянием русского языка на кумыкский. Оба языка актуализируют терминологическое значение «единица времени, равная 1/24 части суток (60 минутам)», например: бир сагьат ген гелме— прийти на час позлее. Сагьат и час функционируют также как единицы суточного времени, начало отсчета которых ведется с момента наступления полудня или полуночи. В этом качестве они могут употребляться в сочетании с числительными и нередко конкретизируются именами прилагательными, образованными от названий частей суток: эртен — утро, гюндюз — днем, ахшам — вечером, гече — ночью, например: эртен сагьат еттиде «утром в семь часов», ахшам сагьат алтыда « в шесть часов вечера» и т.д. Сочетание слова сагьат с указательным местоимением шо, сохраняет прежнюю двуплановость. В контексте же, где действия субъектов связаны причинно-следственными отношениями, дейктическая формула шоссагъат имеет значение «сразу, мгновенно», ср.: Ол шоссагъат инанып къалмай (М. Абуков) «Он сразу не верит»; Къайгъылы хабар тюгюлюн шоссагъат англады (И. Керимов) «Он сразу понял, что известие не печальное». В отдельных случаях одному словосочетанию кумыкского языка могут соответствовать различные темпоральные понятия русской языковой системы. В то же время структурная конгруэнтность лексем час и сагъат не говорит об их семантической эквивалентности, поскольку лексическая сочетаемость указанных единиц, осуществляющих базовую вербализацию концептов, свидетельствует об отсутствии предполагаемого тождества. В коррелятивной линии: час//миг//мгновение временные показатели час и миг описывают нечто, поднятое над повседневностью, особо важное с точки зрения говорящего, но миг при этом вне планов, неожидан, всегда нов; час же мыслится в терминах неотвратимости и предрешенности, что подтверждается эпитетами, приложимыми к часу, урочный, определенный, должный, заветный, неизбежный, т.е. такой, каким миг быть не может [Мокиенко 1999: 269-270). Для концепта кумыкского языка, репрезентированного словом сагъат, подобная лексическая сочетаемость ключевого слова не характерна. Такие концептуально значимые характеристики русского часа, как «духовность», «судьбозначимость», «неизбежность» в структуре кумыкского концепта отсутствуют. Из устойчивых сочетаний в структуре кумыкского концепта сэгэт следует отметить, пожалуй, лишь выражение сагьаты етгенде в значении «смертный час (предопределенный роком)», которое имеет ограниченную религиозными рамками сферу употребления. Основное различие концептов час и сагъат связано с их периферией, где располагаются фразеологизированные словосочетания, пословицы и поговорки. В составе концепта, репрезентированного словом час, это такие формулы, как час от часу, роковой час, звездный час, битый час, час пробил, час настал; делу время, потехе час; русский час долог; много часу у бога впереди и др., которые, показывают осмысление концепта в разное время, при разных обстоятельствах. Периферия кумыкского концепта сагъат характеризуется почти полным её отсутствием. Кумыкская паремиология не актуализирует в своем составе указанный концепт, что лишний раз подтверждает мысль о «равнодушии» кумыков к обозначениям коротких промежутков времени. Рассмотрение концептов час и сагъат привело нас к следующим выводам: а) указанные концепты совпадают в плане терминологической отнесенности; б) в структуре кумыкского концепта отсутствуют такие концептуально значимые характеристики, присущие русскому часу, как «духовность», «судьбозначимость», «неизбежность»; в) кумыкская паремиология не актуализирует указанный концепт, что исторически связано, на наш взгляд, с «равнодушием» к вербализации коротких промежутков времени.
Концепт «время» в фразеологических единицах кумыкского и русского языков
Исследование речевого использования фразеологических единиц (далее — ФЕ) со значением времени на материале кумыкского языка проводится в статье Н. Э. Гаджиахмедова «Категория времени ФЕ кумыкского языка [1984: 137—141]. Как отмечает автор, ФЕ кумыкского языка со значением времени составляют отдельный пласт общего фразеологического фонда и формируют фразеомакрополе времени. В основе ряда ФЕ со значением времени лежат концептуальные метафоры времени, раскрывающие такие аспекты, как внутренняя форма, образная составляющая изучаемых фразеологизмов. Употребление ФЕ со значением времени в речи характеризуется как узуальным, так и окказиональным характером. Последнее может быть внутрисистемным или индивидуально-авторским.
Глагольные ФЕ могут иметь как полную, так и неполную парадигмы. Система форм глагольного фразеологизма, ее употребление в речи полностью определяются видовременной принадлежностью глагольного компонента. В кумыкском языке встречаются ФЕ с фиксированными видовременными формами. Так, ФЕ абурдан тюшме (букв, упасть из уважения) «выйти из доверия, потерять авторитет», авзундан сют ийиси таймагъан (букв, изо рта запах молока не прошел) «молоко на губах еще не высохло», къашларын тюйме «нахмурить брови», употребляются только в форме точечно-однократного аспекта.
Как известно, самым естественным способом времяпровождения лентяя является бездельничание. Однако соматических фразеологизмов с признаком абсолютного безделья в кумыкском языке немного: бармагъын сама тийдирмей (букв.: палец о палец не ударить), бир зат да этмей «ничего не делает». Председатель бир зат этмей (И. Керимов) «Председатель ничего не делает». Стройкада ол бар оди, тек бармагъын сама тийдирмеди (И. Ибрагьимов) «На стройке он был, но пальцем не тронул».
В кумыкском и в русском языках представлены глагольные ФЕ, застывшие в отрицательное форме: бармагъыны учун тийдирмес «пальцем не тронет», айгъа-гюнге гёрюнмейсен (букв, не показываешься луне-солнцу) «сколько лет, сколько зим» и т.п.
Источником фразеологической образности является фразеологический образ или внутренняя форма фразеологизма, в которой запечатлены те или иные моменты, ситуации, фрагменты действительности в виде представления, своеобразной «картинки». Образное отражение фрагментов действительности, связанных с восприятием времени, отличается от понятийного отражения, прежде всего, осязаемой «картинностью», наглядностью, в нем доминирует художественное восприятие, основанное чаще всего на зрительных образах и слуховых восприятиях. Зрительные и слуховые образы и ассоциации лежат в основе таких ФЕ как тавукъ чакъдан турма «вставать с петухами», танг намаздан турма «вставать с утренним намазом»
Ирреальное время выражают фразеологизмы: Аллагъ билсин къачан болагъанны «Бог знает когда, черт знает когда», къар явгъанда «когда пойдет снег», атам сав заманда «когда был жив мой отец». Эти ФЕ имеют ироническую коннотацию. Конкретно представленная ситуация, возникающая за счет буквального значения словесного комплекса-прототипа, вызывает недоумение, так как вступает в противоречие со знанием, что в действительности отец не родится и летом снег не пойдет. Алогичная ситуация воспринимается на фоне целостного обобщенно-переносного значения, получившего трактовку «никогда», в которой отражается фразеологический образ, его внутренняя форма. Целостное обобщенно-переносное значение фразеологизмов — это результат глобальной семантической трансформации семантического комплекса прототипа. Многие фразеологизмы со значением «время» имеют компонентами конкретные временные отрезки «время», «час», «век», «день», «минута», однако содержанием их является не объективное время, а их общее временное значение - кратковременные отрезки и долговременные отрезки.
С точки зрения фразеологической активности наиболее продуктивным является компонент время, во-первых, из-за его частотности, во-вторых, по давности происхождения слово время опережает остальные интересующие нас компоненты ФЕ со значением времени. ФЕ с компонентами минут//минута, секунді/секунда, момент составляют меньшую долю исследуемого материала. Фразеомикрополе повторяемость характеризуется такими дифференциальными семами, как «постоянно» (гьар заман), «иногда» (заманда бир).
В исследуемом материале доминирующими являются адвербиальные и глагольные ФЕ. Значительно меньшее количество составляют ФЕ прочих классов.
В соответствии с системным характером семантических отношений между составляющими фраземакрополя, фразеологизмы вступают в синонимико-антонимические отношения.
При анализе интепретационного слоя концепта «время» наиболее прозрачным для «воплощаемых в языке концептов культуры» [Телия 1999: 8— 9] является фразеологический уровень его реализации. Концепт, будучи ментальной сущностью, принадлежащей к сфере индивидуального и коллективного сознания, реализуется в языке в качестве определенного рода языковых проекций, в чем и проявляется его лингвистическая природа. В нашем исследовании такой языковой проекцией является фразеосемантическое поле «время».
