Содержание к диссертации
Введение
Глава первая Элементы структуры основной части протокола войскового комитета: от вопроса к постановлению . 40
1. Теоретико-методологические основания исследования протоколов коллегиальных органов 40
2. Зарождение. Развитие и гибель системы войсковых комитетов 50
3. Вопрос 61
4. Доклад по вопросу. 78
5. Вопросы и предложения „ 89
6. Прения 104
7. Постановление. Расширенное постановление.. 107
Глава вторая. Структурные модели протокола войскового комитета и их реализации ...» 140
1. Подлинники и копии протоколов . 141
2. Вспомогательные элементы протокола как письменного жанра 150
3. Вспомогательные жанры заседания и их отображение в протоколе.. 168
4. Типология устных жанров обсуждения вопроса в заседании 181
5. Модели протокола - 189
Глава третья. Тематика и функции постановлений протокола войскового комитета к функции постановлений 235
2. Тематика постановлений 269
Глава четвёртая. Функции протокола войскового комитета в системе управления и самоуправления российской армии 291
1. Состав и финансирование войскового комитета 291
2. Происхождение протоколов войсковых комитетов 299
3. Протокол войскового комитета как инструмент легитимации 310
4. Легитимация войскового комитета как органа самоуправления.—. 324
Заключение 354
Список использованных источников и литературы 360
Приложение. Список протоколов комитетов xi армии
- Теоретико-методологические основания исследования протоколов коллегиальных органов
- Зарождение. Развитие и гибель системы войсковых комитетов
- Подлинники и копии протоколов
- Состав и финансирование войскового комитета
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Потребность в специальном источниковедческом исследовании такого большого и важного корпуса источников, как протоколы войсковых комитетов российской армии 1917–1918 гг., давно назрела.
Во-первых, огромный интерес представляют войсковые комитеты как органы революционного самоуправления в армии. Войсковые комитеты, более известные под неточным наименованием солдатских комитетов, представляют собой своего рода символ революции на фронте. С одной стороны, комитеты стали новыми органами самоуправления, осуществлявшими часть властных функций в полку. С другой стороны, с появлением комитетов старая система управления – строевая – продолжила своё существование рядом с первой. Если «двоевластие» в центральных органах власти стало общим местом публицистики и историографии уже в 1917 г., то о механизмах реализации такового в действующей армии мы знаем сравнительно мало. Между тем важнейшим источником по проблеме войсковых комитетов является их делопроизводственная документация, и прежде всего – протоколы их заседаний.
Во-вторых, делопроизводственная документация комитетов представляет интерес сама по себе. «Двоевластная» система управления не могла не оказать влияния на делопроизводственные источники как таковые, благодаря чему привычные нам разновидности источников могли выполнять совсем не привычные функции. Каждая разновидность делопроизводственного источника в системе управления войсковых комитетов может нести в себе источниковедческую загадку в виде неожиданного сочетания самоназвания источника, его структуры и реализуемых им функций. Наконец, взрывной характер появления и развития комитетской сети и, соответственно, комитетского делопроизводства, требует ответа об источниках источника, образцах, по которым составлялась комитетская документация.
Степень изученности проблемы. Как таковые протоколы войсковых комитетов специальному источниковедческому исследованию не подвергались, поэтому изученность проблемы должна быть представлена в контексте изучения источников революционного периода, с одной стороны, и делопроизводственных источников коллегиальных органов – с другой.
Источниковедческое изучение комплекса источников, оставленных революцией, начинается в 1926 г. со статьи С. Пионтковского. До этого происходит лишь активное, но несистематичное расширение источниковой базы, в процессе которого годом ранее публикуется ставший на долгие годы уникальным сборник документов «Разложение армии в 1917 году».
В связи с изменением идеологического климата в конце 1920-х гг. серьёзные разыскания в области источниковедения революции возобновляются только во второй половине 1950-х – начале 1960-х гг. рядом масштабных документальных публикаций. Последующие десятилетия характеризуются формированием двух основных подходов к массовым источникам, под которые в любом случае подпадают протоколы войсковых комитетов. Согласно Б.Г. Литваку, принадлежность источника к массовым следует из его собственных структуры, функций и особенностей бытования. Согласно Д.И. Ковальченко, отнесение источника к массовым следует из потребностей исследователя в информации о массовых явлениях: массовым является тот источник, который такую информацию предоставляет. Различие двух подходов не ограничивается спецификой массовых источников (в любом понимании) и выводит на две различные модели источника: 1) источник как система, обладающая независимыми от исследователя структурой и функциями; 2) источник как контейнер для множества дискретных данных.
Первая модель реализуется в комплексном источниковедческом анализе, нашедшем своё применение и в анализе документов коллегиальных органов. Из трёх десятков проанализированных работ, посвящённых протоколам и журналам коллегиальных органов, особо выделим работы Л.В. Борисовой и Н.Н. Покровского о протоколах центральных органов советской власти и коммунистической партии и Н.В. Середы о журналах магистратов XVIII в.
Вторая модель служит базой как для широко распространённого неотрефлектированного «информационного» подхода, так и для дальнейшей методологической рефлексии. Модель развивается от множества случайных данных к множеству формальных или формализуемых параметров, по которым характеризуется каждый источник, фрагмент источника или фрагмент прошлой действительности. Формализация данных позволяет перейти от неупорядоченного использования отдельных «известий» к подсчёту и дальнейшей математической обработке данных, объединённых как значения одного параметра для разных объектов или экземпляров объекта – количественному методу. (Особость модели источника позволяет отвергнуть сомнения в правомерности применения термина «метод» к количественному методу.) Изучение протокольной документации при помощи количественных методик начинается со статьи В.З. Дробижева 1965 г. о статистической обработке протоколов ВСНХ и успешно продолжается в последующие десятилетия. Подробный обзор статистических методик, применяемых в историографии, дан в монографии Л.И. Бородкина о многомерном статистическом анализе.
Наиболее активно в советский период, однако, разрабатываются не протоколы и журналы, а родственные им источники, прежде всего приговоры сельских сходов в связи с масштабным проектом изучения крестьянского движения в революцию 1905–1907 гг.
В это же время возобновляется изучение революции в армии, начатое в 1920-х гг. Н.В. Крыленко, Я.А. Яковлевым, М.Н. Покровским, С.Е. Рабиновичем и др. Однако собственно источниковедческая проблематика делопроизводства войсковых комитетов как важнейшего революционного органа в армии почти не поднимается. Серьёзную источниковедческую составляющую содержит только монография В.И. Миллера о войсковых комитетах. Параллельно продолжается активная археографическая и публикаторская работа, переходящая от более масштабных к более узким темам, в том числе к деятельности отдельных органов – войсковых и военно-революционных комитетов. Тематика военных комитетов и революции в армии затрагивается также в работах, выполненных в рамках военной истории.
В настоящий момент представляются актуальными несколько теоретико-методологических установок, которые могут найти применение в анализе протоколов войсковых комитетов.
Первый подход заключается в расширении исследовательского инструментария и изменении позиции за счёт средств, открытых гуманитаристике лингвистическим поворотом. Внимание исследователей переносится на язык и другие системы символов, которыми оперируют люди прошлого. С одной стороны, то, как говорится о том или ином предмете, позволяет добыть новую информацию из источника. С другой стороны, знаковые системы, как выясняется, не только сохраняют пользовательскую информацию, но и в известной мере задают саму эту информацию. Исходя из этих позиций в последние десятилетия разрабатывается история революции в зарубежной и, отчасти, отечественной историографии. Выделим работы О. Файджеса, Б. Колоницкого, Ш. Фицпатрик и др. о языке и семиотике революции, а также С.В. Ярова непосредственно о протоколах советских коллегиальных органов. Работы С.В. Ярова, однако, выявляют существенную проблему применения дискурсивной установки к документам с устойчивым формулярам, и в частности к протоколам: исследователь вынужден выбирать протоколы тех органов, которые вели их наиболее подробно и включали в текст изложение выступлений, что не является неотъемлемым атрибутом протокола даже по современным нормативам.
Вторая актуальная установка заключается в применении к делопроизводственным источникам формулярного анализа – метода, разработанного и апробированного в дипломатике. Первым в отечественной науке систематизировал формулярный анализ А.С. Лаппо-Данилевский, описавший формуляр как последовательность клаузул. Следующий этап в развитии метода связан с именем С.М. Каштанова, заменившего линейную последовательность иерархическим деревом статей, предложений, оборотов, характеристик, элементов. Хотя С.М. Каштанов настаивает на специфичности формулярного анализа для актовых источников, в литературе существуют примеры удачного использования формулярного анализа и для других источников с устойчивым формуляров, включая письма, берестяные грамоты, записи и надписи на книгах, летописные статьи, записные книги. Представляется разумным распространение метода на протокольную документацию, что явно и неявно делается исследователями.
Важное направление в развитии формулярного анализа – автоматизация исследовательских процедур с использованием реляционных баз данных или языков разметки (прежде всего, но не исключительно, XML). Реляционная теория данных наиболее полно изложена в известной работе К. Дейта.
Наряду с важными преимуществами применительно к источникам с устойчивым формуляром, формулярный анализ на сегодняшний день имеет существенный недостаток, связанный с представлением о грамматической природе значения, неявно принимаемой теоретиками формулярного анализа. Между тем структурно-системная модель языка не смогла построить модель грамматической единицы, большей чем предложение (так называемое сверхфразовое единство), что вынуждало дипломатистов самих искать основания для выделения клаузул или статей. Наиболее ясно эти основания были ещё в 1916 г. представлены В.И. Веретенниковым, прямо сопоставившим клаузулу и совершение действия, однако между грамматической природой элементарных единиц и деятельностной природой клаузул или статей оставался зазор.
Эффективным средством преодоления разрыва между природой значения элементарных и крупных единиц формулярного анализа представляются достижения последних десятилетий в области прагматической и когнитивной лингвистики. Попытки преодолеть ограничения системно-структурной модели языка начинаются не позднее 1940-х гг. и вскоре приводят к первым успехам: обнаружению перформативных глаголов Дж.Л. Остином и созданию, под известным влиянием идей Л. Витгенштейна, теории речевых актов. Создатели теории речевых актов отказываются от рассмотрения изолированных слов и предложений с абстрактными значениями, помещая высказывание в состав речевого действия (акта), состоящего из адресанта, адресата, собственно передаваемых знаков и целей, для достижения которых действие совершается. Таким образом, теория речевых актов в своём инструментальном подходе к языку сближается с подходом формулярного анализа, предлагая более надёжные лингвистические основания для проводимого дипломатистами членения акта на составляющие. На основе теории речевых актов проведены успешные исследования, в том числе Х.Ф. ван Еемереном и Р. Гроотендорстом – структуры дискуссии для принятия решения: типичной ситуации, порождающей протокол заседания.
Вслед за и наряду с теорией речевых актов возникают концепции, стремящиеся преодолеть монологичность теории речевых актов и чрезмерную концентрацию на элементарных высказываниях, каковые недостатки отмечены А. Вежбицкой и другими исследователями. Выделим теорию речевых жанров, восходящую к статьям М.М. Бахтина. Жанроведение / генристика преодолевает недостатки классической теории речевых актов, акцентируя диалогичность речи и предлагая инструментарий для выделения и анализа крупных фрагментов речи – речевых жанров. Как и теория речевых актов, теория речевых жанров доказала свою эффективность в изучении заседаний коллегиальных органов, а также делопроизводственной документации. В рамках генристики / жанроведения исследованы протокол допроса (Н.М. Татарниковой), заседание для принятия решения с произносимыми в его рамках речами (Т.В. Анисимовой, Е.Г. Гимпельсон), допетровское делопроизводство (А.Н. Качалкиным).
Наиболее ярко перспективы коммуникативного, или прагмалингвистического подхода видны в большой статье А.А. Гиппиуса о новгородских берестяных грамотах. Перенося фокус внимания с бытовой, или социальной ситуации составления берестяного письма на более узкую коммуникативную ситуацию (ситуацию общения), автор приходит к совершенно новым выводам о функциях берестяных грамот, соотношении устной и письменной речи в общении посредством берёсты, а значит, и о новгородском обществе как таковом, которое оказывается значительно более архаичным, чем представлялось ранее. Замена структурной модели языка инструментальной позволяет как придать более прочные семиотические основания формулярному анализу, так и расширить возможности комплексного источниковедческого анализа. Если А.С. Лаппо-Данилевский говорил в своё время об историческом источнике как реализованном продукте человеческой психики, то сегодня мы можем добавить к этому определению направленность источника на другого субъекта – получателя сообщения (интенциональность), в каковой модели источник предстаёт в первую очередь не продуктом, а инструментом действия.
Методологические основания исследования. В основе методологии исследования – феноменологический источниковедческий метод исторического познания, предполагающий, в том числе, разработку целостных видовых (разновидностных) комплексов исторических источников как социокультурных феноменов, в качестве таковых, а не только через элементы своего содержания, презентирующих соответствующую историческую реальность. Основной метод исследования – формулярный анализ, пересмотренный в соответствии с достижениями смежных дисциплин (коммуникативным подходом). Каждый элемент структуры описывается как элемент коммуникативной единицы (речевого жанра), характеризуемой соответствующими параметрами: коммуникативной функцией, адресантом, адресатом, пропозициональным содержанием и проч. Каждый элемент структуры (формуляра) прямо или косвенно связан с коммуникативными параметрами, потому что именно ради успешного выполнения некоего коммуникативного действия создаётся не только источник как целое, но и каждая его составляющая, вплоть до элементарной.
Кроме формулярного анализа, закладывающего методологический фундамент и основание работы, используются ряд других методов и методик, которые в данном случае играют роль вспомогательных. Во-первых, речь идёт о текстологическом анализе, эффективном для выявления генетических взаимосвязей наследующих друг другу фрагментов речи. Во-вторых, для выявления подлинников и копий и системы, по которой создавались и распространялись те и другие, используются палеографические методики и техники.
Хронологические рамки работы определяются временем существования войсковых комитетов в действующей армии и, в частности, в XI армии. На Юго-Западном фронте войсковые комитеты появляются во второй половине марта и к началу апреля охватывают подавляющее большинство частей. Это нижняя граница работы. Верхняя граница работы связана с распадом XI армии в январе–феврале 1918 г. Из рассмотрения исключены протоколы военно-революционных комитетов, возникших параллельно войсковым комитетам и заменивших последние (в основном это комитеты соединений), но включены протоколы тех военно-революционных комитетов, которые представляют собой переименованные войсковые комитеты без разрыва делопроизводственной традиции и часто даже без перевыборов (подавляющее большинство комитетов частей). Военно-революционные комитеты последнего рода (переименованные) не отличали себя от войсковых комитетов, на что указывает и непоследовательность в самоназвании: большинство военно-революционных комитетов отдельных частей через раз продолжают называть себя просто «комитетами».
Объект и предмет исследования. Объект исследования – корпус протоколов войсковых комитетов частей и соединений XI армии за март 1917 – февраль 1918 г. Все материалы хранятся в Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА) в фондах частей, соединений и объединений. Всего обследованы несколько десятков фондов, материалы 28 из них привлечены в качестве источников.
Небольшая часть протоколов опубликована в документальных сборниках (в основном советского периода), посвящённых революции 1917 года, революции в армии и непосредственно войсковым комитетам. Однако документы в эти сборники отбирались по тематическому принципу (для описания той или иной темы в рамках общей тематики революции), в результате чего пропорциональное соотношение затрагиваемых тем в сборниках и в архивных комплексах существенно различаются, а текст искажается (в частности, удаляются оригинальные заголовки).
Предметом исследования является протокол войскового комитета как элемент системы управления и делопроизводства (коммуникации) российской армии, каковой угол зрения позволяет наиболее полно раскрыть его информационные возможности.
Цель и задачи исследования. Цель исследования – выявление видовых характеристик протоколов войсковых комитетов (частей и соединений XI армии) как важнейшего источника по истории социально-политических изменений в армии 1917 г. как части российского общества. Достижение этой цели требует решения двух задач. Первая задача – выявление структуры источника в контексте коммуникации войскового комитета. Эта задача разбивается на две подзадачи. Первая подзадача – выявление важнейших структурных элементов так называемой основной части протокола. Вторая подзадача – выявление структуры начальной и конечной частей протокола и общей структуры протокола. Необходимость раздельного исследования структуры основной части и обрамляющих её начальной и конечной частей показана по ходу работы. Вторая задача – выявление функций источника. Функции источника могут быть поняты двояко, в связи с чем вторая задача также распадается на две подзадачи. Первая подзадача – выявление функций и тематики отдельных постановлений как самостоятельных элементов коммуникации. Вторая задача – определение функций протокола как целого. Решение всех поставленных задач позволяет определить место и роль протокола в системе управления революционной армией 1917–1918 гг.
Источниковая база исследования. Протокол заседания является основным документом войскового комитета. Поскольку войсковых комитетов в действующей армии существовало несколько десятков тысяч, все или подавляющее большинство их вели протоколы или журналы заседания и значительная их часть сохранилась, главная проблема в работе с протоколами заключается в отборе источников. При этом мы руководствовались следующим принципами.
Во-первых, как основной источник исследовались только протоколы общевойсковых комитетов, их руководящих органов и общих собраний частей. Протоколы органов, ограниченных какой-либо сферой деятельности (комиссий, кружков), социальным или национальным составом избирателей (крестьянских советов, украинских рад – кроме украинизированных частей, мусульманских шуро), партийных организаций были исключены.
Во-вторых, было решено не делать выборку по всей действующей армии, а выбрать единый архивный комплекс, ядро которого можно было бы изучить в ограниченный период времени. Таким комплексом стали протоколы комитетов XI армии. Полностью без выборки обойтись не удалось (протокольный комплекс достаточно объёмен), но, учитывая существенные различия между единицами следующего уровня войсковой иерархии – корпусами, – армия представляется минимальной единицей, в которой как в модели может быть представлена вся действующая армия (т.е. все воюющие вооружённые силы страны).
Выбор XI армии объясняется её нахождением на одном из двух южных фронтов – Юго-Западном. В виду удалённости от революционных центров южные фронты исследованы слабее Северного и Западного. Более важно, однако, то, что процесс создания и функционирования комитетов здесь протекал иначе, чем на Севере – в тесном взаимодействии со строевым начальством, что ранее почти не исследовалось. Из всех армий Юго-Западного и Румынского фронтов XI армия привлекает внимание своей величиной, что облегчает её использование в качестве модели, отсутствием осложняющего фактора в виде расположения на чужой (румынской) территории в окружении чужого населения, что характерно для Румынского фронта, и связью с делопроизводственной традицией комитетов соседней Особой армии, что позволяет на материале одной армии представить фактически две.
Всего исследованию подвергнуты 1287 протоколов заседаний войсковых комитетов. В качестве дополнительных источников привлекались протоколы частей и соединений других армий (прежде всего, Особой), другие документы комитетского делопроизводства (воззвания, постановления, переписка), документы строевого делопроизводства (переписка, приказы, приказания и объявления), протоколы других коллегиальных организаций (военно-революционных комитетов, офицерских собраний, земских организаций, политических партий), нормативные акты (Свод военных положений 1869 г., частные положения офицерских собраний).
Научная новизна исследования.
Во-первых, в исследовании даётся системная характеристика видового (разновидностного) комплекса источников, чего в отношении протоколов войсковых комитетов ранее не делалось, причём большинство источников впервые вводятся в научный оборот.
Во-вторых, делопроизводственные источники в работе подвергаются формулярному анализу, более распространённому в дипломатике и применительно к делопроизводству XX в. в эксплицитной (явной) форме применявшемуся нечасто, а сам формулярный анализ подвергается модернизации в целях расширения его возможностей при помощи полученных в последние десятилетия достижений других отраслей гуманитарного знания (прагматической лингвистики).
Наряду с исследованием ранее не изученного, но важного для понимания революции корпуса источников, работа представляет собой апробацию метода на конкретном материале. Применение коммуникативного подхода позволило выявить две основные модели протокола, на которые ориентировались протоколисты войсковых комитетов, объяснить диспропорцию между применением той и другой в делопроизводственной практике, впервые поставить проблему функций протокола заседания войскового комитета и предложить её решение.
Таким образом, новизна диссертационного исследования проявляется в двух сферах: 1) эвристической; 2) методологической.
Практическая значимость исследования определяется его научной новизной.
Во-первых, впервые введённые в научный оборот, систематизированные и источниковедчески описанные источники могут послужить основой для дальнейших научных разысканий в области революции в армии, а также для учебных курсов высшей школы по той же тематике.
Во-вторых, апробированная на протоколах войсковых комитетов корректировка формулярного анализа может быть распространена на другие делопроизводственные источники, что должно позволить выявить новые информационные пласты в уже известных источниках и, возможно, пересмотреть те или иные устоявшиеся взгляды в соответствии с вновь открывшимися методологическими возможностями.
Апробация работы. Текст диссертации дважды обсуждался на заседаниях кафедры источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин Историко-архивного института РГГУ. Основные результаты исследования были представлены автором на научных конференциях: «Вспомогательные исторические дисциплины – источниковедение – методология истории в системе гуманитарного знания» (междунар. науч. конф. Москва, 31 янв. – 2 фев. 2008 г.», «Историография источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин» (междунар. науч. конф. Москва, 28–30 янв. 2010 г.), «Социокультурные коммуникации и гуманитарное знание» (в рамках Гуманитарных чтений РГГУ, 1 апр. 2011 г.).
Теоретико-методологические основания исследования протоколов коллегиальных органов
Ключевым для понимания протокола заседания, каковым является и протокол заседания войскового комитета, является концепция первичных и вторичных речевых жанров. Концепция первичных и вторичных жанров подразумевает тесную взаимосвязь двух жанров, один из которых является в том или ином смысле исходным по отношению к другому. У М.М. Бахтина и его последователей встречается несколько пониманий такой взаимосвязи двух жзнров.
Во-первых, как первичный и вторичный могут рассматриваться жанр разговорной речи и созданный на его основании жанр документальный, литературный, риторический. В таком случае различие между первичным и вторичным жанром заключается в том, что вторичный жанр является отрефлексированным и, в соответствии с произведённой рефлексией, переработанным первичным. Первичный жанр существует в среде неформального общения, вторичный - в той или иной институционализированной сфере, специфические потребности которой он обслуживает79. Так, бытовая просьба связана с прошением или ходатайством как первичный жанр со вторичным. Вторичный жанр происходит из первичного, так что это представление о первичных и вторичных жанрах может быть названо историческим (диахронным по Т. Добжиньской). Взаимосвязь ограничивается структурой и функциями жанров, но не касается переменных составляющих их содержания.
Во-вторых, первичный и вторичный жанр могут быть связаны не только структурно и функционально, но и содержательно. Связь осуществляется не только между схемами двух жанров, но и между конкретными экземплярами первичного и вторичного жанров. Экземпляры первичного и вторичного жанров связаны в каждой конкретной коммуникативной ситуации, так что первичный жанр инициирует вторичный. Так, просьба в бытовом диалоге инициирует ответную реплику или действие. Однако просьба и ответ, или вопрос и ответ в общем случае еще не представляют собой первичного и вторичного жанров: оіги скорее дополняют друг друга, чем наследуют другу. Взаимосвязь же между первичным и вторичным жанрами предполагает наследование вторым части структуры» речевого материала и значений первого80. Первичный н вторичный жанры можно было бы сравнить с деревом рукописей в текстологии, с тем, однако, отличием, что первичный жанр может быть не только письменным, но и устным. Действительно, одна из наиболее распространенных ситуаций использования первичного и вторичного жанров -составление письменного жанра на основании устного. Именно с такого рода случаем мы сталкиваемся в изучении любого рода протоколов, журналов, стенограмм, постановлений и прочих документов, составляемых по итогам заседания коллегиального органа. Если первое понимание первичных и вторичных жанров историческое, то это - конкретно-коммуникативное (синхронным по Т. Добжиньской).
В-третьих, первичные и вторичные жанры могут быть сопоставлены как простые и сложные (составные) жанры . Первичные (простые) речевые жанры приобретают черты речевого акта в представлении жанроведов. Это структурное различение первичных и вторичных жанров.
Мы будем использовать понятия первичного и вторичного жанров во втором, конкретно-коммуникативном понимании.
То, что протокол составляется по итогам заседания, отчетливо осознаётся не только теоретиками, но и практиками делопроизводства- Однако обычно заседание и протокол представляются гетерогенными феноменами: заседание — событие, протокол — документ. Между тем хотя различие между письменными и устными жанрами действительно велико, те и другие обладают принципиальной общностью. И устные, и письменные жанры обладают собственной структурой (в особенности в таких институционализированных сферах деятельности, как управление), имеют собственного адресанта (отправителя, от которого «исходит» сообщение), адресата (получателя), функции. Некоторые авторы отказывают таким сложным структурам, каким является заседание коллегиального органа в имени жанра и называют их речевыми событиями. Бытуют также термины «сценарий» и «фрейм» . Как бы то ни было, заседание обладает ярко выраженной и типичной структурой, которая может быть сопоставлена с композицией более «обычного» жанра, такого как доклад или протокол. В дальнейшем мы будем именовать заседание коллегиального органа жанром.
Но если и заседание, и протокол представляют собой структурированные феномены, то отдельные злемеїггьі структуры протокола могут быть сопоставлены отдельным элементам структуры заседания. Из этого следует два методологических преимущества.
Во-первых, как показала Н.М. Татарникова, зависимость элементов структуры первичного и вторичного жанров может быть разнонаправленная: не только элемент структуры протокола может зависеть от элемента структуры устного жанра (допроса у Н.М. Татарниковой), но и наоборот. Так, наличие в бланке протокола граф для личных данных допрашиваемого инициирует соответствующие вопросы в ходе допроса, т.е. вторичный жанр (протокол) оказывает обратное влияние на первичный (сам допрос)8 .
Во-вторых, вторичный жанр не просто «отражает» и «искажает» пассивную «объективную действительность», а взаимодействует с первичным жанром. «Объективная действительность», понимаемая как первичный жанр, столь же активна, как и вторичный жанр протокола. Взаимоотношения первичного и вторичного жанров определяются коммуникативной функцией и структурой обоих жанров. Целью вторичного жанра может и не быть точное и полное воспроизведение первичного. Так, протокол, не содержащий речей выступающих, часто называют кратким или неполным. Между тем для своих целей этот неполный протокол, скорее всего, полон и достаточен. Но даже если вторичный жанр явно направлен на воспроизведение первичного жанра (подобно стенограмме), составитель будет производить отбор информации. Стенографист, стенографируя заседание, записывает не всю возможную информацию о состоянии окружающего мира на данном участке времени и пространства. Стенографист записывает реплики с мест, относящиеся к производимому в данный момент выступлению, но не записывает частный разговор между участниками заседаниями, не имеющими в данный момент слова- Таким образом, стенографист записывает не всю «объективную действительность», а только часть её, выделенную из окружающего мира не только пространственно-временными ограничениями, но и специфической, социально и коммуникативно обусловленной структурой. Стенографист стенографирует заседание,
Зарождение. Развитие и гибель системы войсковых комитетов
Ззседание есть основная форма деятельности коллегиального органа, поэтому исследованию структуры протокола и заседания для большей ясности разумно предпослать краткое описание самого коллегиального органа. Исследовав структуру и функции протоколов, в конце работы мы вновь вернймся к войсковым комитетам уже на новом уровне.
Процесс складывания войсковых комитетов в действующей армии состоял из двух частей. Часть комитетов, особенно в тыловых районах армий и на Северном и Западном фронтах, образовалась самостоятельно, под воздействием известий о революции в Петрограде и приказов Совета рабочих и солдатских депутатов Дэ1 и №2, а также слухов о них. На Юго-Западном, Румынском и Кавказском фронтах старт массовому образованию комитетов был положен приказами высшего командования: корпусов, армий, фронтов, Ставки. В XI армии приказ о создании системы войсковых комитетов был отдан 16 марта 1917 г.90 Командир б армейского корпуса отдаст приказ о создании комитетов в частях и дивизиях 22 марта 1917 г.91 В соседней Особой армии собрание представителей частей, вырабатывающее «Устав и наказ Совету армейских выборных Особой армии», собирается ещё 15 марта 1917 г., а приказы о создании комитетов частей и дивизией отдаются сепаратно по корпусам: в 5 армейском корпусе 16 марта, в 25 армейском корпусе - 22 марта92. Того же 22 марта новый командующий Особой армии генерал Балуев отдает общий приказ о создании комитетов по всей армии. Таковые основные приказания, на основании которых создавалась система комитетов в XI и Особой армиях. Большинство комитетов создаётся в соответствии с этим распоряжениями во второй половине марта -начале апреля 1917 г.
Из исследованных нами протоколов определены точные даты организации некоторых комитетов. Комитет 24 Финляндского стрелкового полка собрался на первое заседание ранее 22 марта, 12 гренадерского полка - 24 марта, 40 пехотного полка - не позже 24 марта, соединенный комитет штаба и учреждений 10 пехотной дивизии - 25 марта, 15 пехотного полка - 26 марта, 27 пехотного полка - ранее 29 марта, 617 пехотного полка - 31 марта, собрание представителей частей 4 пехотной дивизии (протокомитет) -29 марта, комитет 182 пехотного полка - ранее 30 марта, комитет 25 мортирного артиллерийского дивизиона - 1 апреля, комитет штаба 4 Финляндской стрелковой дивизии-1 апреля 1917 г.9ї Первое общее собрание 2 батареи 10 артиллерийской бригады состоялось 21 марта, I батареи той же бригады - ранее 22 марта, штабной роты 10 пехотной дивизии - 23 марта94. В 11 гренадерском полку, по-видимому, комитет был первоначально создан без приказания сверху: имеются сведения о заседаниях Совета солдатских депутатов от 14 и 16 марта 1917. 6 апреля 1917 г. его заменяет офицерско-солдатский комитет, выстроенный в соответствии с приказаниями по 25 корпусу и Особой армии95. Протокол первого организационного собрания комитета 10 гренадерского полка датируется 8 мая, что указывает на то, что, скорее всего, ранее составленный комитет был переформирован96. Причиной этого мог послужить переход к организации по приказу №51 или приказу №213, о которых ниже.
Унификация системы войсковых комитетов в масштабах всей действующей армии началась 30 марта 1917 г., когда исправляющий должность верховного главнокомандующего генерал Алексеев подписал приказ №51, вводивший в действие «Временное положение об организации чинов действующей армии» . Комитеты были призваны решить три задачи: 1) усиление боевой моши «дабы довести войну до победного конца и тем способствовать укреплению народившейся свободы» (дисциплинарно-политическая, или агитационная); 2) «выработка новых форм жизни воина-гражданина свободной России» (организационная); 3) содействие просвещению (культурно-просветительская). Система составлялась из постоянно действующих комитетов и периодических съездов. Приказ главковерха предполагал довольно своеобразное чередование сьездов и комитетов по уровням иерархии. Комитеты предполагались: ротные, полковые, дивизионные, армейские; съезды: корпусные, фронтовые, центральные. Основной задачей ротного комитета по приказу №51 полагалось посредничество между командиром роты и солдатами «во всех вопросах внутреннего быта» со строгим запретом вмешательства в вопросы боевые и учебные. Кроме того, ротному комитету вменялись в обязанность поддержание дисциплины, борьба с провокацией, контроль над распределением вещей и денег довольствия, ведение очереди отпусков. Как видим, функции ротного комитета прописаны не слишком систематично. Этот недостаток характерен и для всех других положений о комитетах: революционная эпоха требовала быстрых действий, препятствуя систематичности.
Полковой комитет по приказу №51 выбирался ротными выборными, т.е. двухступенчатыми выборами. Задачей его, в противовес задачам ротного комитета, называлось только поддержание боевой мощи полка посредством понимания и выполнения дисциплинарных правил, обязанностей, работ и занятий. Затем, однако, задачи полкового комитета конкретизировались следующим образом: борьба с дезертирством и нарушениями порядка, расследование преступлений, организация праздников и лекций, контроль полковых сумм и отчётности. Таким образом, к дисциплинарным задачам прибавлялись, хотя и бессистемно, задачи хозяйственные (контрольные), культурно-просветительские и юридические. Последние понимались не как разрешение конфликтов, а как проведение следствия по преступным деяниям.
Дивизионный комитет, судя по всему, понимался как чисто апелляционная инстанция. Никакой компетенции, кроме разрешения несогласий полковых комитетов с командирами полков, им не приписывалось. Своеобразно должен был быть устроен армейский комитет. Армейский комитет по приказу №51 фактически представлял собой съезд, избиравшийся от дивизионных комитетов (т.е. посредством четырёхступенчатых выборов). По решении основных вопросов армейский комитет выделял из себя постоянный совет в Л своих членов и распускался. Задачами армейского комитета назывались: 1) поддержание боевого духа и дисциплины (дисциплинарно-агитационная); 2) «укрепление отношений в армии на новой основе гражданских прав» (по-видимому, организационная); 3) проверка жалоб для доклада командарму (конфликтно-юридическая). Приме ніпельно к армейскому комитету было, также довольно туманно, намечено делопроизводственное обеспечение его взаимодействия с другими инстанциями. Во-первых, комитет должен был руководить «общей работой всех комитетов армии, выпуская воззвания и путем докладов». Под докладами подразумевались, надо полагать, доклады командующему армию для принятия последним обязательных для исполнения решений. Сам по себе по отношению к армии комитет мог выпускать только воззвания, т.е. не обязательные документы, выходящие за рамки иерархической системы управления. Во-вторых, по «отдельным вопросам, не имеющим общего характера» комитет должен был выпускать «постановления, вручая, когда нужно, копии их заинтересованным лицам». Поскольку о введении в жизнь посредством приказа командарма говорится только применительно к «мероприятиям общего распорядка», можно предположить, что по неким частным вопросам комитет мог выпускать обязательные к исполнению распоряжения, противопоставленные воззваниям по «общим» вопросам. О корпусном и фронтовом съездах приказ не говорил ничего, кроме того что они должны были быть собираемы.
Подлинники и копии протоколов
Изучению структуры протокола заседания войскового комитета как целого должна предшествовать краткая характеристика степени той формы, в которой дошли до нас протоколы, а именно проблему соотношения подлинников и копий, поскольку в общем случае структура документа при копировании может претерпевать изменения.
Первоначальные секретарские записи, насколько можно судить, делались двумя способами. Первый способ - запись отдельных постановлений, повествований об открытии и закрытии заседания на отдельных листах, или, вернее, разноформатных клочках бумаги. После заседания записи отдельных постановлений сводятся в черновой или сразу беловой протокол. Черновиков такого рода сохранилось ничтожное количество. К такого рода черновикам можно отнести черновик протокола штабного комитета 4 Финляндской стрелковой дивизии от I апреля 1917 г.2" Второй способ ведения черновиков - составление по ходу заседания не отдельных записей, а целостного чернового протокола, в котором все основные части протокола следуют один за другим на одном или нескольких упорядоченных листах бумаги. К этой разновидности черновиков относятся остальные черновики протоколов штабного комитета 4 Финляндской стрелковой дивизии. Черновики этого комитета входят в единственный обнаруженный протокольный комплекс, в котором черновики некоторое время регулярно сопровождают беловики. Сосуществование черновиков и беловиков в комплексе протоколов штаба 4 Финляндской стрелковой дивизии продолжается с 1 апреля по 8 июня (протоколы №№ 1, 3, 4, 5, 6, 7, 8), после некоторого перерыва следуют ещё два протокола с черновиками (№№16, 17 от 14, 28 августа), вслед за тем черновики снова исчезают212. Составление протоколов сразу набело - задача почти невозможная, так что следует предположить, что ведшие делопроизводство комитетов лица просто не видели смысла в хранении черновиков.
Черновики писались от руки, преимущественно карандашом. Заседания могли устраиваться в необорудованных помещениях и на открытом воздухе, на что иногда явно указывалось213, в особенности заседания общих собраний частей и подразделений. Вести записи в таких условиях пером вряд ли было удобно. Подписывались черновики несистематически. По-видимому, участники заседания считали, что раз черновик представляет собой предварительный документ, то и подписывать его нет необходимости.
Проблему представляет собой вопрос, что считать подлинником протокола. С одной стороны, можно выделить черновики, с другой - копии, составлявшиеся с готовых документов секретарями комитетов или строевыми канцеляриями. Между ними, однако, располагаются, по меньшей мере, два состояния протокола, которые могут рассматриваться как подлинники.
Первая материальная форма, в которой сохранились протоколы и которая может претендовать на то, чтобы рассматриваться как подлинник - запись в книге, журнале или тетради протоколов. Исследовано 6 таких тетрадей и журналов: комитетов 15, 27, 38, 617 пехотных полков, 12 гренадерского полка, 13 Финляндского стрелкового полка. Протоколы 27, 617 пехотных полков, 13 Финляндского стрелкового полка известны нам преимущественно из тетрадей протоколов. Тетрадь протоколов 12 гренадерского полка охватывает только последний месяц существования комитета (конец декабря - конец января). Журнал протоколов 38 пехотного полка может быть сопоставлен с некоторым количеством машинописных копий. Книга протоколов 15 пехотного полка охватывает весь период действия комитета-рады (первый протокол датирован 26 марта, последний - 7 декабря 1917 г.). За весну - начало лета 1917 г. с ним соседствует комплекс постановлений и протоколов, представлявшихся командиру полка для наложения резолюций. Без сомнения, список комитетов, использовавших книги, журналы или тетради для записи протоколов, этими шестью комитетами не ограничивается.
Главный вопрос, возникающий в связи с этой формой записи протоколов, -являются ли записи протоколов в них беловиками, списанными с черновиков, или копиями, списанными с беловых оригиналов. Все записи в книгах, журналах и тетрадях велись от руки, большей частью чернилами, но также и карандашом. Подавляющее большинство протоколов в них подписано должностными лицами комитета: председателем и секретарём. Иногда для подписи председателя сделана заготовка, но сама подпись пропущена. Ясно, однако, что предполагалось, что подписи под протоколами в книгах, журналах и тетрадях должны были быть проставлены везде. Формат тетрадей, журналов и книг различен. У комитетов 27 и 617 пехотных полков это небольшие тетради, у комитета 15 пехотного полка это журнал большого формата в твердом переплёте.
По всей видимости, вопрос о первичности/вторичности книг, журналов и тетрадей протоколов должен быть решён отдельно для каждого комитета, каждой тетради и даже части тетради. Решение это должно зависеть от функции, выполнявшейся каждой данной записью в коммуникации войскового комитета (делопроизводстве и системе управления). Журнал, или книга протоколов комитета 15 пехотного полка214 может быть разделён на две части. Первая часть писалась параллельно с постановлениями, а затем протоколами войскового комитета, писавшимися для предоставления командиру полка. Текст первых протоколов в книге протоколов и первых постановлений и протоколов, представлявшихся командиру полка, очень различен. Протоколы и постановления, представлявшиеся командиру, содержат гораздо более сухое описание так называемого «хода заседания»: они сосредоточены на изложении принятых решений. Протоколы в книге протоколов более повествовательны. Исправления в протоколах и постановлениях для командира показывают, что первичными были тексты, попавшие в книгу протоколов. Однако остаются два вопроса. Первый вопрос таков: можем ли мы быть уверены, что тексты в книге протоколов не являются, в свою очередь, копией с недошедших до нас оригинальных беловиков? Ответ на него приходится дать отрицательный. Протоколы №№1-5 от 26 марта - 1 апреля комитета и исполнительного комитета полка подписаны от имени секретаря рядового П. Соколовского. Однако текст их, как и якобы подпись Соколовского, написаны рукой выбранного на заседании 6-7 апреля нового секретаря рядового Додонова. Подписи сохранившего свой пост после перевыборов председателя штабс-капитана Бслсвича в этих протоколах подлинные. Таким образом, либо протоколы за первые пять заседаний до 6-7 апреля сохранялись исключительно в форме черновиков, либо им предшествовали не дошедшие до нас беловики. Первый вариант возможен, но в отсутствие каких-либо доказательств, кроме argument! ex silentio, не более вероятен, чем второй. Второй вопрос в следующем: даже если записи в книге протоколов производны непосредственно от черновиков, не можем ли мы считать их также черновиками к протоколам, представлявшимся командиру полка и, в конечном счёте, вводившимся действие? Поскольку текстуальные расхождения между теми и другими в первое время велики, этот вопрос также не может быть разрешён однозначно. Как бы то ни было, после перерыва в заседаниях комитета в конце июня - начале июля 1917 г., второй комплект протоколов исчезает. Начиная с протокола № 23 от 17-18 июля, командир полка начинает накладывать свои резолюции на записи в книге протоколов, и проблема подлинности протоколов для этого комитета исчезает.
Состав и финансирование войскового комитета
Анализ функций протокола заседания войскового комитета не может ограничиться выявлением коммуникативных (иллокутивных) функций, но должен включать и рассмотрение более общих функций, выходящих за рамки собственно коммуникативной ситуации, - интеракциональных и социальных (перлокутивных). Последние основываются на социальных связях между участниками системы управления и в то же время эти связи конституируют. Следовательно, для их правильного понимания предварительно необходимо кратко охарактеризовать самих участников коммуникации, и прежде всего войсковой комитет, его состав и некоммуникативные зависимости от других инстанций.
Положения о комитетах регулировали только порядок выборов и соотношение офицеров и солдат в комитете, но не непосредственное звание делегатов или их воинскую профессию- Рассмотрим те звания и должности, под которыми фигурируют участники войсковых комитетов в протоколах. Поскольку эта задача очень трудоёмка, рассмотрим только тех делегатов, которые хотя бы в одном заседании исправляли должность председателя или секретаря. 1287 протоколов соответствуют 1281 заседанию комитетов, исполнительных, руководящих органов, общих собраний 124 частей и соединений (подразделения учитывались в составе тех частей, в которые они входят). 1281 заседание составляет 2562 возможности занятия места председателя или секретаря. Только 119 мест председателей и секретарей остались неизвестны. Это составляет 4,6%. Учитывая небрежное ведение многих протоколов н не всегда хорошую сохранность, показатель в 4,6% неизвестных можно счесть очень хорошим результатом. В качестве председателей и секретарей этих заседаний упоминаются 765 воинских чинов. Частота встречаемости одного и того же лица в председателях или секретарях нескольких заседаний следующая:
Как видим, 42,5% персоналий упоминаются в качестве председателя или секретаря лишь единожды. В то же время около половины мест председателя и секретаря (1237, или 48,3%) занимают персоналии, упомянутые более 5 раз. Таких персоналий 110. Среднее число участия в заседании в качестве председателя или секретаря - 3,2 раза. Поскольку многие протокольные комплексы сохранились фрагментарно и представлены лишь несколькими протоколами, средняя частота исправления должности председателя или секретаря на одного человека должна быть выше. Нас в данный момент, однако, интересуют сами личности, а не частота их упоминаний.
Основной показатель воинского чина, наиболее систематично указываемый в протоколах (наряду с фамилией) - это его воинское звание или должность. Следует отметить, что звание и должность для рядового и унтер-офицерского состава и специалистов (врачей, инженеров, священников) различались не всегда. Так, писарь -было и званием, и должностью, причём должность писаря могло замещать лицо со званием по роду войск - рядового, ефрейтора, младшего унтер-офицера, канонира и проч.
Динамика замещений должностей председателя и секретаря в заседаниях войсковых комитетов представлена на следующих графиках. Для удобства обработки информации все встреченные звания и должности были объединены в несколько группы. Рядовые - это рядовые и ефрейторы, а также соответствующие звания из артиллерии (канонир, бомбардир), кавалерии (гусар, улан, кирасир и т.п.), казачьих (казак), стрелковых (стрелок), гренадерских (гренадер) и гвардейских (гвардеец) войск. Унтер-офицеры - это младшие и старшие унтер-офицеры, фельдфебели и подпрапорщики, а также соответствующие звания из артиллерии (младший, старший, взводный фейерверкер) и казачьих (младший и старший урядник) войск. Писари также относятся к нижним чинам (солдатам), но по причинам, которые разъяснены ниже, должны быть выделены отдельно. Офицеры в российской армии 1917 г. считались начиная с прапорщика (корнета, хорунжего). В категорию «врач, чиновник, техник» определены специальные звания и должности, не попадавшие в нижние чины (солдаты) и (в целом) приравнивавшиеся к офицерам. Это врачи, чиновники (включая зауряд-военных чиновников), инженеры, священники.
Второй график резко отличается от первого. Число офицеров-секретарей во вед время существования комитетов остается не очень значимым. В первый, организационный период деятельности комитетов (весна 1917 г.) определяющую роль играют рядовые и писари. Если исключить существенный процеїгг секретарей, звание которых осталось неизвестным, то писари занимают в первый период деятельности комитетов около четверти всех мест секретаря, считая по заседаниям. Та и другая кривые (рядовых и унтер-офицеров) совершают резкие колебания весной и летом, чтобы стабилизироваться осенью на значениях, близких остальным двум главным кривым: офицерской и унтер-офицерской. Унтер-офицерская кривая достигает этих значений после заметного роста, начиная от совсем незначительных показателей весной 1917 г. Кривая секретарей, звания которых остались неизвестны, в целом аналогична такой же кривой в графике председателей с тем отличием, что начальные значения её достаточно велики.
Анализ графиков позволяет сделать два важных вывода. Во-первых, весь период развития комитетов может быть определён как период неуклонного роста значения унтер-офицеров в войсковых комитетах. Унтер-офицеры были, в основном, командирами (хотя и низшими), имели боевой и служебный опыт и иногда хоть какое-то образование. С другой стороны, офицерами унтер-офицеры всё-таки не являлись и к интеллигенции обычно не относились (в противном случае им было бы нетрудно произвестись в прапорщики). Находясь в такой промежуточной позиции, унтер-офицерский состав, по-видимому, играл роль посредника между силами, которые в течение всего революционного периода явно или неявно рассматриваются как антагонистические. Во-вторых, следует отметить роль писарей в первый период действия комитетов, да и в последующее время. Писари исполняют обязанности секретарей как минимум в четверти всех ранних заседаний войсковых комитетов, действительное их число за счёт непоследовательности соответствия воинских званий и должностей в армии 1917 г. должно быть ещё выше.
