Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Социал-демократы в составе массовой политической ссылки в Сибирь в освещении ученых и мемуаристов 70
1.1. Численность, состав и партийные связи ссыльных социал-демократов региона 70
1.2. Деятельность социал-демократов в местах каторги, заключения и поселения на территории Сибири 119
1.3. Проблемные вопросы пребывания лидеров большевизма в сибирской ссылке 150
Глава 2. Рабочие Сибири как социальная база местных организаций РСДРП в исторической литературе 183
2.1. Состояние, положение и стачечное движение пролетариата Сибири в 1907-1917 гг 183
2.2. Становление и развитие концепции большевистского руководства Ленской стачкой 1912 г 241
Глава 3. Проблемы политической ориентации организаций РСДРП Сибири межреволюционного периода 292
3.1. Историография идейных позиций социал-демократических объединений региона в местах поселения 292
3.2. Изучение политической ориентации социал-демократов в работах о местных партийных организациях Сибири. 322
3.3. Идейно-политическая ориентация сибирских объединений РСДРП в обобщающих монографических трудах 369
Заключение 466
Примечания 483
Список использованных источников. 567
Перечень сокращений. 644
- Численность, состав и партийные связи ссыльных социал-демократов региона
- Деятельность социал-демократов в местах каторги, заключения и поселения на территории Сибири
- Состояние, положение и стачечное движение пролетариата Сибири в 1907-1917 гг
- Историография идейных позиций социал-демократических объединений региона в местах поселения
Введение к работе
Актуальность темы. Социал-демократия была и остается важнейшей составной частью левых сил современного мира. Она уходит корнями в массовое рабочее движение конца XIX - начала XX вв., нашедшее свое оформление во II; Интернационале. Социал-демократы представляли заметную политическую силу и в России. В случае выступления против самодержавия единым фронтом они имели шансы на историческую перспективу, особенно после Февральской революции. Однако в результате прихода к власти в октябре 1917 г. их левого крыла сама социал-демократическая идея была отвергнута. На опасность такого поворота событий в дальнейшей судьбе страны указывали как меньшевики, так и лидеры западного социал-демократизма1, но: большевики во главе с В.ИІ Лениным пошли своим < путем. В' итоге социал-демократическая перспектива для России была утеряна; Между тем, она успешно воплощалась в жизнь в странах Западной Европы. Там во второй половине XX в. социал-демократам удалось в определенной мере гармонизировать социальные отношения и добиться достойного уровня жизни народа: Их влияние периодически может ослабевать, но к настоящему моменту в целом ряде цивилизованных держав они стали: той политической силой, без привлечения которой невозможно обеспечить функционирования механизмов власти. На сегодня< в Социнтерн входят 68 партий всех континентов. Из них 27 являются правящими как самостоятельно, так и в коалиции. В рядах партий - членов Социнтерна сейчас насчитывается более 17 млн человек .
Западноевропейская социал-демократия; вплоть до конца 80-х гг. оценивалась в советской обществоведческой литературе как реформистское, а значит контрреволюционное буржуазное течение. Между тем, правые социал-демократы никогда не отвергали революцию как таковую, но выступали при этом за длительный и мирный путь ее развития. Именно
перманентные социальные реформы, по их убеждению, должны привести к
новому справедливому обществу. Еще в конце XX в. К.Каутский заявлял:
"Социал-демократия - революционная партия, но не партия, устраивающая
революцию"3. А примерно через сто лет лидер Французской
социалистической партии Ф.Миттеран по сути дела повторил сказанное; Он;
подчеркивал, что "ФСП ставит реформизм на службу революционным
надеждам", поскольку капитализм "усиливает различные формы
неравенства, эксплуатирует богатства* "третьего мира", сохраняет социальную отверженность"4. Как видно, Ф.Миттеран критически относился к обществу, в котором сам был президентом. Однако он считал, что путь к социалистическим идеалам гораздо длительнее его выборного срока.
Стержневую идею анализируемого движения Запада представляет демократический социализм. Впервые это понятие было введено Д.Б. Шоу в 1888 г. Им также пользовались в своих трудах Э.Бернштейн, О.Бауэр, К.Каутский. А начиная с 1945 г. демократический социализм становится официальной доктриной международной социал-демократии. Его главными составляющими являются социальное государство, политическая и экономическая демократия, этический социализм. Первый термин подразумевает государственное регулирование сфер экономики, социальной политики, межклассовых отношений, направленное на повышение, материального и; духовного благосостояния; всех слоев населения. Под политической демократией в рассматриваемой доктрине понимается выборность власти, многопартийность, признание оппозиции, правовое государство. Экономическая демократия согласно теории і социал-реформизма должна развиваться как на микроуровне - через непосредственное участие трудящихся в управлении предприятиями* различных форм собственности, так и на макроуровне - посредством государственной координации сфер народного хозяйства. И, наконец, этический социализм базируется на "основных ценностях", представляющих
собой триединство* свободы, справедливости и солидарности. При і этом справедливость характеризуется как реализация требования равной свободы для всех, а солидарность - как взаимодействие всех людей ради достижения свободы и справедливости. Следует также отметить, что социал-демократы резко осуждают своих идейных противников за неприятие "основных ценностей" в комплексе. Так, либерализм, по их мнению, пренебрегает солидарностью, консерватизм отрицает равенство, а коммунисты стремятся к равенству, исключающему свободу действий личности. Фашисты же критикуются социал-демократами « за демагогическое использование тезиса о солидарности в целях создания тоталитарного режима. По критериям этического социализма, преобразования в духовной сфере должны основываться не на научных законах, а на нравственных категориях, прежде всего христианских идеалах и гуманистических принципах.
Таким образом, социал-реформизм предполагает, что демократический социализм* невозможен не только без политической и экономической демократии, но и без нравственного совершенствования личности и всего общества. В итоге демократический социализм должен стать не просто новой формацией с особым характером производственных отношений; а высшей нравственной; ступенью земной цивилизации5. Как видно, данное учение не лишено элементов идеализации будущего человечества, как, впрочем, все социалистические доктрины.
В повседневной политической жизни социал-демократы борются против неоконсервативного (ультралиберального) подхода к действительности. Они противопоставляют ему социально направленную, более гуманную и тем самым менее взрывоопасную в политическом смысле модель. Не посягая * на основы существующего строя, партии рассматриваемого направления категорически против того, чтобы неизбежные издержки общественного развития возлагались на плечи наиболее ущемленных групп населения путем сокращения занятости, демонтажа социальной инфраструктуры. В
противовес либеральной ориентации на "необузданные проявления капиталистического способа производства" и "неограниченную игру рыночных сил" социал-демократы делают упор на сохранение
экономической, социальной и экологической активности государства,
~ 6
всесторонний учет интересов основной массы населения .
Очевидно, что после провала либеральных реформ в современной
России наиболее приемлемым становится социал-демократический вариант
ее дальнейшего развития. И неважно, как конкретно будет называться
политическая сила, его осуществляющая, главное - общее направление ее
деятельности. Разумеется, использовать принципы социал-демократизма на
практике необходимо с учетом отечественной? специфики общественного
развития. В этой связи закономерно встает вопрос о так называемой
"русской", а точнее - общенациональной идее, призванной цементировать
новую российскую государственность. Пока она остается
несформулированной, а между тем, смысл ее во все времена был один и тот
же. "Русская идея" всегда олицетворяла собой непреодолимое стремление
народа к социальной справедливости^ А поскольку национальная идея
должна сплачивать власть и общество, то она: в нашей истории постоянно
понималась как совместный процесс созидания справедливой
государственности ("Святая Русь", "Москва - третий Рим", "Великая
Россия"). В XIX в. все это вылилось в вполне определенную формулу -
"Православие,' самодержавие, народность", а в советское время неустанно
пропагандировался тезис о возрастающей роли государства в ходе
коммунистического строительства. Следует также подчеркнуть, что истоком
верховной власти В: нашей стране всегда являлось стремление к
справедливости. Родоначальники обеих правящих династий были возведены
на престол во многом потому, что никогда на него не претендовали и, будучи
на первых порах политически нейтральными, имели возможность "править
по справедливости". Близка, к менталитету русского человека и
коммунистическая идея всеобщего равенства, чем в свою очередь воспользовались большевики и их последователи.
На современном этапе исторического развития именно социал-демократическая идеология наилучшим образом сочетается с архитипом нашего национального сознания. Одной из основополагающих ее ценностей, как уже говорилось,„является социальная справедливость. Она понимается социал-демократами как признание одинаковой ценности всех людей, равенство граждан перед законом, оплата труда в соответствии с физическими и умственными затратами, гарантированная; государственная помощь наиболее нуждающимся; членам общества . Такое понимание справедливости в принципе не противоречит российской ментальности. Кроме того, социал-демократическая идея солидарности в целом не противоречит русской "соборности". Конечно, первое понятие основывается главным образом на рационалистических принципах, а второе - на духовных. Однако цель в данном случае преследуется одна - достижение компромисса в обществе с учетом интересов большинства. И, наконец, вера сторонников этического социализма в возможность существования высшей нравственной ступени человеческой, цивилизации гармонично сочетается с вечными чаяниями нашего народа о лучшем будущем для всех и каждого.
Итак, социал-демократическая платформа может быть не только оптимальной моделью дальнейшего развития России, но и основой для новой интерпретации общенациональной идеи. В связи с этим особую значимость сейчас приобретает изучение истории; международного социал-демократизма. Безусловно, его опыт следует использовать с учетом национальных особенностей нашей страны. В* этом плане социал-демократическое движение Сибири не может не вызвать интереса обществоведов. Своей толерантностью, примиренческой направленностью, отрицательным отношением к экстремизму оно приближалось к социал-реформизму Запада. Межфракционные раздоры в серьезной степени? не
коснулись сибирских эсдеков, благодаря их умению идти на компромиссы ради общего дела. Этим они продемонстрировали приверженность принципам истинного социал-демократизма, чем выгодно отличались от своих соратников по партии из центральных регионов России. Организации РСДРП Сибири представляли собой своеобразный; конгломерат всевозможных фракций и течений, в них сосуществовали как подпольщики, так и легалисты. Все они не мешали > друг другу отстаивать собственные взгляды, но делали все же общее дело. Примечательно, что аналогичная ситуация характерна для современной европейской' социал-демократии. По заверениям; одного из ее видных представителей- В.Бранта, члены соответствующих партий "могут иметь различное мировоззрение, но их объединяют общие моральные ценности и политические цели" . Правда, идейная терпимость и организационная сплоченность сибирских эсдеков і во многом диктовалась объективными причинами; но это не отменяет важности изучения их истории в современных условиях. К настоящему моменту, по убеждению большинства ученых и политиков, Россия исчерпала лимит гражданских войн и социальных потрясений. Поэтому на первый план сейчас выдвигаются задачи формирования идеологии примирения, толерантности и конструктивности во всех сферах общественной* жизни, что в свою очередь невозможно без существования в ней; достаточно высокой политической культуры. В решении целого комплекса указанных задач определенную помощь может оказать всестороннее исследование социал-демократического движения в Сибири, выполненное на новой* методологической г и источниковой основе. Ведь, несмотря на свои специфические черты, оно всегда являлось частью российского революционного процесса и имело с ним; одни корни. А это значит, что на его примере гораздо проще понять сущность политического примиренчества и идейной терпимости, чем на западноевропейских образцах.
Сказанное в некоторой степени подтверждается монографией СВ. Макарчука, изданной уже- в постсоветское время9. Однако при всех ее достоинствах процесс пересмотра в ней прежних концепций истории организаций РСДРП восточных регионов страны носит спонтанный характер. Он осуществлялся автором попутно с изложением собственных взглядов на те или иные вопросы и; не имел специального значения, что объясняется конкретно-историческим характером самого исследования. Не мог преследовать историографических задач И: четвертый выпуск учебного пособия М.В. Шиловского, посвященный социал-демократам Сибири10. В нем использовались как устоявшиеся положения, так и данные новейшей литературы, но сама специфика издания^ не предполагала анализа и сопоставления концепций.. Все это* наглядно показывает, что работу над созданием обновленной истории социал-демократического движения в крае лучше всего начинать с историографического- труда. Такой подход, безусловно,; существенным образом скажется на; оптимизации исследовательского процесса и будет способствовать объективному отражению изучаемых проблем.
Известно, что историография предоставляет возможность знать состояние науки на сегодняшний день, степень решения ее проблем, новую постановку вопросов, упущения и ошибки при их освещении. Функцией историографии является также изучение конкретных условий формирования ее основополагающих концепций, а также материальной и духовной среды, определяющей направление и содержание исследовательского* процесса. Обобщая опыт развития науки о прошлом; историография способствует ее поступательному движению. Поэтому даже работы, обращенные к изучению исторической мысли в прошедшие периоды, прямо или косвенно связаны с решением задач настоящего дня11. Разумеется, все это учитывалось в советскую эпоху. Не случайно в декабре 1968 г. в Кемерове состоялась первая межвузовская конференция по историографии Сибири, наметившая
пути1 развития и совершенствования этой науки. А еще через пять лет на региональной конференции в Красноярске был поставлен вопрос о разработке именно историко-партийной историографии . В середине же 80-х гг. он продолжал оставаться актуальным и даже был повторен с гораздо большей настоятельностью'3. Данная ситуация указывала на то, что ученые не справлялись со всем объемом возложенных на них задач. Действительно, несовершенство использования существовавших тогда приемов методики исследования нередко приводило к ошибочным трактовкам тех или иных вопросов, к разрыву между накоплением, описаниемs фактов; и их обобщением. В результате, с одной стороны, происходило дублирование тематики, повторение непроверенных до конца концепций, ас другой -оставались нераскрытыми новые направления исследовательской работы. Кроме того, сибирские историки> сталкивались с дополнительными трудностями при определении места и значения местных организаций РСДРП во всероссийской политической борьбе, а также при выявлении* общего и особенного в их деятельности. При этом особую? сложность вызывал тот факт, что под историей КПСС досоветского периода понималась тогда история; большевиков, которые в Сибирском* крае были объединены с меньшевиками. В итоге исследователям приходилось или искусственно вычленять ленинцев из совместных организаций, или делать акцент на проявлениях большевизма в местном социал-демократическом движении. Все эти недостатки призвана была устранить советская, историография партийных организаций дореволюционной Сибири, начавшая резко активизироваться только со второй половины 80-х гг. Однако и этот процесс,, осуществляемый в рамках единой методологии, был прерван с началом распада СССР. В результате современной историографии организаций РСДРП края достались в наследство нерешенные проблемы своей предшественницы. А между тем,, у первой из них есть и свои совершенно новые задачи. С упразднением монополии марксизма-ленинизма
в идеологии: и науке появилась возможность переоценить многие процессы политической жизни с позиции общечеловеческих ценностей, переосмыслить ряд догматических выводов и положений; затронуть ранее запретные темы, ввести в оборот новые и по-иному интерпретировать уже использованные источники. Это особенно важно в связи с несколько изменившимся в последнее время пониманием функций историографической науки. Она, по мнению некоторых ученых, должна не только фиксировать различные проявления исследовательского процесса, но и "сама разворачиваться как интеллектуальная история",4. Иначе говоря, в ее функции входит теперь и разработка новых направлений в развитии тех или иных тем, и самостоятельное осмысление их.. Таким образом, как практическая, так и теоретическая актуальность предлагаемого труда не может вызывать сомнений.
Объектом настоящей работы; избраны концепции социал-демократического движения Сибири, выдвинутые в советский период отечественной историографии. Соответственно предметом исследования стали выводы, положения, фактический материал, статистические разработки и методические приемы трудов данного времени. Специальная концентрация внимания диссертанта на литературе советского периода представляется вполне обоснованной. Именно в эту эпоху исследовательский процесс принял систематизированные, целенаправленные формы, причем при непосредственном; участии государства. Такое положение дел двояким образом сказалось на результатах деятельности ученых. С одной стороны, были созданы разнообразные учреждения и специализированные советы по изучению истории партии и рабочего класса, подготовлены многочисленные научные кадры, налажена координация их творческих усилий в масштабах всего государства.. С другой стороны, исследователи вынуждены были работать в жестких рамках официальной идеологии и пользоваться одной методологией. Естественно, неоднозначным оказался и конечный итог
рассматриваемого процесса. В целом его можно охарактеризовать как искусственный синтез достаточно высокого уровня лучших трудов советской историографии и чрезмерно политизированных, нередко оторванных от реальности, обобщающих выводов. А в такой ситуации необходим особенно тщательный анализ соответствующей литературы.
Следует также подчеркнуть, что в советской историографии? даже в рамках единой' методологии при решении частных вопросов допускался многовариативный подход в оценке каких-либо фактов или явлений. Ш это способствовало относительному разнообразию концепций. В большей степени сказанное относится к периферийным исследованиям, поскольку в СССР допускалась критика местных партийных организаций в; целях демонстрации соответствующих ленинских принципов. В результате провинциальные ученые вообще, и сибирские в частности, имели больше возможностей для высказывания собственных позиций. К тому же важно учесть, что библиография работ, в той или иной степени освещающих историю социал-демократов дооктябрьской Сибири, исчисляется, по подсчетам автора, приблизительно 3-5 тыс. единиц. А это значит,.что как в^ проблемно-концептуальном плане, так и по количеству источников советская! историография организаций РСДРП; региона может быть темой не одной диссертации. Таким образом, выбранная для* специального анализа литература, является самодостаточной; во всех отношениях. Более того, она прекрасно отражает процесс общественно-политической эволюции целой эпохи в отечественной истории.
Степень изученности темы. С уверенностью можно сказать, что публикации по проблемам историографии социал-демократического и рабочего движения в крае стали появляться только в 60-70-х гг. Однако первые попытки осмысления содержания, соответствующей литературы начали предприниматься значительно раньше. На начальном - этапе развития советской исторической науки данный процесс осуществлялся в рецензиях
на многочисленные издания о революционной борьбе и политической ссылке в Сибири. При этом профессиональный уровень рецензентов был очень неровный, а нередко ими? становились сами участники г прошлых событий. Среди работ подобного рода чаще всего фигурировали заметки без какой-либо * критической направленности. Они напоминали скорее аннотации* на мемуары, а также смешанные сборники статей, воспоминаний и документальных материалов !.5. В таких рецензиях в лучшем случае давались рекомендации по совершенствованию оформления^ и содержания последующих изданий. Гораздо ближе к историографическим трудам были отклики на публикации журнала «Каторга и ссылка», помещавшиеся под рубрикой «Письма в редакцию». Так, например, Д.А. Пузанов внес интересные дополнения к статьям о деятельности социал-демократов в Минусинской ссылке. Он, благодаря уточненным фактам? и логическим рассуждениям, помог авторам и читателям разобраться в политической направленности газеты «Минусинский край» в разные периоды ее существования16. В свою очередь, М.М. Бирман также дополнил статью А.А. Липкина собственными воспоминаниями и предоставил свои данные о сроках выпуска изданий Союза сибирских рабочих17.
Элементы историографического анализа были присущи рецензиям Р;Хабаса, В.Д. Вегмана, И.Колычевского, В.Н. Соколова. Так, первый из них резко критиковал авторов сборника «Кара и другие тюрьмы Нерчинской каторги» за неумение обрабатывать публикуемый архивный материал и был в принципе прав . Однако при этом > Р.Хабас не учел, что большинство из них такими навыками просто не обладали, а следовательно, предъявлять подобные требования было некорректно. В свою очередь В:Д. Вегман, анализируя мемуары Б.З. Шумяцкого, пытался восстановить объективность в отношении оценки «правдистов», действовавших в Красноярске. Автор рецензии писал, что утверждать, будто только они «трезво расценили вещи и правильно шли по пути к Октябрю, будет, по меньшей мере, слишком смело
и, во всяком случае, неверно и несправедливо» . Это, разумеется, противоречило официальной трактовке вопроса, но высказывать собственные мысли в 20-х гг. еще не запрещалось. Правда, другие авторы в подобной ситуации были более осторожны. В частности, И.Колычевский критиковал материалы сборника «Сибирская» ссылка», изданного в 1927 г., именно с позиций официальной историографии. Рецензент считал его «не вполне удачным», так как в нем «общественная и политическая жизнь ссылки затронута в высшей степени слабо». И.Колычевский предъявлял претензии к членам редакции сборника за публикацию воспоминаний; В.Кухарченко о деятельности эсдеков среди черемховских шахтеров. Рецензента не устраивали высказывания автора об отрицательном отношении рабочих к фракционной борьбе. Вместе с тем, И.Колычевский дал высокую оценку статье Е.Д. Никитиной за разоблачение карательной политики самодержавия на архивных источниках. Он также положительно отозвался о работе В.Н. Соколова, настаивавшем на всеобъемлющем влиянии политической ссылки в общественной жизни Сибири . На самом же деле автор заслуживал в свой адрес критики \ за излишнюю категоричность, поскольку данный процесс в его статье выглядел явно преувеличенным. Однако И.Колычевского> это, видимо, вполне устраивало.
Примечательно, что сам В.Н. Соколов тоже выступал в качестве рецензента. В 1931 г. он подверг критике Сибирскую советскую энциклопедию за недостаточное внимание к деятелям большевизма и советской власти. Особое внимание при этом он уделил разделу о местной периодической печати дооктябрьского времени. Так, В.Н. Соколов напрочь отвергал информацию первого тома данного издания о работе М.В. Фрунзе и Е.А. Преображенского в газете «Восточнаяі Сибирь» под непосредственным руководством правого меньшевика Бешляги. Рецензент указывал, что эти* два видных большевика сотрудничали в «Забайкальском обозрении», „ редакция которого с легкой руки составителей энциклопедии ошибочно
отдавалась «на откуп Войтинскому, Церетели, Дану». В то же время, В.Н. Соколов сетовал на отсутствие в рассматриваемом издании даже намеков на попытки «последовательных социал-демократов (большевиков) организовать свои газеты («Восточная заря», «Голос Сибири», «Иркутское слово» и др.)». «А ведь это, - продолжал он, - была достаточно длительная полоса самостоятельных выступлений сибирских большевиков-литераторов в противовес ликвидаторским настроениям меньшевиков и областническому
либерализму сибирской буржуазии» . При всем этом важно знать, что сам рецензент был активнейшим публицистом своего времени. Под псевдонимом «Мих. Садко» он издал массу своих статей в местной легальной прессе. В.Н. Соколов прекрасно знал, что в межреволюционный период никаких попыток со стороны большевиков организовать собственные газеты в Сибири не было, как впрочем, не было и «длительной полосы» их «самостоятельных выступлений». В местной подцензурной печати одновременно работали эсдеки разных идейных направлений, а сам В.Н. Соколов, считая себя большевиком, трудился там бок о бок с ликвидаторами. Интересно, что сделанные в рецензии реверансы в сторону сторонников В.И. Ленина не повторялись в воспоминаниях автора «Партбилет № 0046340», которые впоследствии сами стали; объектом критики. Так, уже в 193 6 г. А.Шестаков не согласился с высказыванием мемуариста о том, что в предвоенный период «партия извивалась в судорогах собственного кризиса роста». В противовес этому оппонент заявил, будто к 1914 г. она уже представляла собой '. «единую монолитную крепость» . Осуждал А.Шестаков В.Н.Соколова и за в общем-то лояльное отношение к Н.А.. Рожкову, которого резко критиковал В.И.Ленин за ликвидаторские взгляды.
Само же несоответствие позиций В.Н. Соколова в рецензии на Сибирскую советскую энциклопедию ив собственных мемуарах объясняется довольно просто. Дело в том, что первая из работ была опубликована на страницах журнала. «Каторга и ссылка», который, начиная с 30-х гг.,
подвергся суровой критике за несоответствие марксистско-ленинской теории?3. Это в конечном итоге вылилось в откровенную травлю со стороны идеологических органов ВКП(б). Естественно, идти вразрез данному курсу В.Н. Соколов не мог.
Далее тоталитарные тенденции в развитии исторической науки неуклонно нарастали. В период утверждения «культа личности» критики как таковой уже не существовало, а изредка появлявшиеся тогда рецензии своих функций не выполняли. Они, как правило, представляли; собой хвалебные отклики на наиболее удачные литературные примеры возвеличивания партии и ее вождя. Не была забыта историками и «титаническая» деятельность И.В. Сталина в сибирской ссылке, что нашло свое отражение не только в литературе, но и в рецензиях на ее «лучшие» образцы24. Кроме рецензий, в рассматриваемое время появлялись статьи директивного характера. Одна из них посвящалась задачам \ изучения деятельности ссыльных большевиков в Якутии. В ней опять же критиковался уже несуществующий журнал «Каторга и ссылка» за проведение «линии восхваления» народничества и «полное игнорирование» истории репрессированных пролетарских революционеров. Если учесть, что бывшие деятели журнала назывались не иначе как «разоблаченные враждебные элементы», то не останется сомнений в чисто политическом характере данной критики. Нетрудно догадаться, что и решение задач, поставленных в рассматриваемой статье, не требовало от историков научных усилий. Они должны были раскрыть прогрессивное значение ссылки большевиков в Якутии, показать выдающуюся роль в; ней Е.М; Ярославского, F.K. Орджоникидзе, Р.И. Петровского, а также других ленинцев и при этом разоблачить их идейных противников. Одним словом, речь шла о создании «марксистской истории ссыльных большевиков в Якутской области на основе методологических указаний товарища Сталина» ... Разумеется, такие статьи не содержали историографического
осмысления итогов и перспектив научной мысли, но все же претендовали на это.
Труды, специально посвященные вопросам историографии рабочего и социал-демократического движения»в s России; стали ? появляться лишь после XX съезда? КПСС,, когда і рамки научной критики: заметно* расширились. Однако основная масса исследователей к этому оказалась не готова. В конце 50-х — середине 60-х гг. такие публикации, как правило, печатались в центральных издательствах и имели общероссийскую тематику .В центре страны данная тенденция* продолжала развиваться в 70-е гг., причем в ряде историографических изданий* стала фигурировать, литература о революционных событиях в Сибири . В следующее десятилетие в процессе осмысления общероссийских проблем историко-партийной науки приняли участие как столичные специалисты, так и ученые периферии . Однако интерес к сибирской, проблематике от этого не повысился. В'і историографических публикациях лишь упоминались, труды, освещавшие социал-демократическое движение в крае, причем, за редчайшим исключением, ими і были издания, выпущенные: в Москве .К собственно сибирской? историографии; изучаемой; темы практические никакого внимания проявлено не было..Такое положение дел объясняется отсутствием интереса: ученых европейской части страны к событиям; 1907-1917 гг. за Уралом. Их в лучшем случае привлекали происходившие там революции, историографическое освещение которых считалось тогда более важной задачей. В свою очередь, сами сибирские- исследователи.? по сути дела- не: участвовали в < разработке общероссийской историографии рассматриваемых проблем со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Данная ситуация стала: меняться! только в начале 90-х гг., когда некоторые ученые центра страны стали? уделять серьезное внимание социальным, процессам: межреволюционного периода за; Уралом30. Более того, они начали использовать научные разработки своих коллег из Сибири.
Правда, ив этом случае их внимание к литературе местного значения было недостаточным. Так, Г.Г. Касаров в статье, посвященной изданиям 60-80-х гг. о революционной борьбе российского пролетариата в период первой» мировой войны, упоминает монографию А.А. Мухина. Он даже решил использовать ее статистические: данные о стачечном движении, сибирских рабочих для подсчета общего числа забастовок в России за 1914-1917 гг. Между тем, делать это было опрометчиво, поскольку ровно через 10 лет после появления книги А.А. Мухина в свет вышли фундаментальные труды местных исследователей с гораздо более объективной! статистикой по рассматриваемому вопросу . Однако о них в статье Г.Г. Касарова ничего не говорится, хотя ее хронологические рамки позволяли включить данные работы в исследовательский процесс. При всем этом следует отметить, что сами усилия и успехи ученых Сибири по созданию истории регионального пролетариата были замечены их коллегами из центра страны33, но указанный факт незначительным образом сказывался на их трудах. Историографическое осмысление рабочего и социал-демократического движения России продолжилось в постсоветское время. Однако в публикациях, в той или иной мере касающихся межреволюционного периода, пока отсутствует сибирская проблематика34.
Первая работа, посвященная одной из рассматриваемых проблем, появилась в регионе в 1967 г. Ее автором стал А.А. Мухин, обратившийся к истории изучения пролетариата Сибири эпохи капитализма . В данное время, за Уралом только начали складываться предпосылки зарождения советской историографической науки. Поэтому все ее несовершенство зеркально отразилось в статье А.А. Мухина. В частности, ученый полностью игнорировал одно из важнейших правил историографического анализа, которое предостерегает судить об исследователях по тому, чего они не сделали согласно современным требованиям. Разумеется, оценивать историков следует по их вкладу сравнительно с предыдущими этапами
развития науки. Между тем, А. А. Мухин і упрекал авторов 20-х гг. за слабое отражение социально-экономических процессов в крае, расстановки классовых сил на политической арене, острой внутрипартийной борьбы в местных организациях РСДРП. Однако в их публикациях вовсе и не ставилось таких задач. И даже, если бы они сделали это, то решить данные задачи все равно не смогли бы по объективным причинам. К тому же значительную часть рассматриваемых работ составляли воспоминания. Их авторы, естественно, описывали те или иные события, опираясь на свою память, а не в соответствии с будущими концепциями советской историографии. Столь же некорректно оценивал А.А. Мухин и Сибирскую советскую энциклопедию^ предъявляя к ней те же требования, что и к специальным монографическим изданиям. В свою очередь анализ- более поздней литературы был осуществлен автором і в слишком обобщенной форме. Ученый избегал критики трудов своих современников, видимо, сознавая свое несовершенство как историографа.
В 70-х гг. уровень, научного осмысления теоретических проблем социальной базы РСДРП и стачечного движения в Сибири резко возрос, причем главная заслуга в этом: принадлежала НШ. Блинову. Его докторская диссертация и целый ряд статей стали этапным явлением местной историографии * . Они не только систематизировали имеющиеся знания по соответствующей проблеме, но и во многом предопределили дальнейший ход ее развития. Проанализировав имеющуюся* на тот момент литературу по истории пролетариата края, ученый пришел к выводу, что в ней не было установлено правильной с марксистской точки зрения зависимости между уровнем развития промышленности, рабочего класса и социал-демократических организаций. «Вопросы, идеологии, уровня политического развития рабочих, - констатировал он, - часто подменяются анализом идейно-политических взглядов авангарда, а оценки уровня развития авангарда пролетариата распространяются на весь пролетариат. В итоге местные
процессы социального и политического формирования пролетариата, деятельности партийных, профсоюзных и других организаций упрощаются,
2 «г
очищаются* от внутренней противоречивости» . По убеждению Н.Б. Блинова, главную причину слабости региональной социал-демократии следует искать в недостаточном; развитии ее: социальной базы, что в свою очередь обусловливалось объективным отставанием промышленности Сибири от индустриальных центров страны. В результате общепризнанное тогда идейное и организационное несовершенство местных объединений РСДРП провозглашалось закономерным явлением. Эти взгляды получили дальнейшее развитие в работах А.П.. Тол очко, В.В. Буханцова, А.Г. Киселева, а также в соответствующих разделах «Историографии; Сибири дооктябрьского периода» ... Правда, в 80-х гг. ученые стали выдвигать и собственные инициативы по рассматриваемому вопросу. Так, Н.Н. Щербаков: на научной конференции, посвященной шестидесятилетию освобождения Восточной Сибири от белогвардейцев и интервентов, заявил, что «пока не будет установлен хотя бы самый общий; списочный состав организаторов и руководителей; забастовок из числа местных рабочих и ссыльных, исследователям будет трудно судить о социальном облике- сибирского пролетариата, его политической зрелости и активности»39. В свою очередь А.Г. Киселев, в целом следуя позиции Н.В: Блинова, предостерегал не абсолютизировать процесс зависимости «характера деятельности» местных организаций5 РСДРП от их: социального состава40. Таковы были взгляды авторов историографических трудов по анализируемой проблеме в советское время.
Первая работа по историографии; революционного движения в Сибири также появилась в конце 60-х гг. Этот почин был предпринят В.М. Самосудовым, правда, ограничившимся лишь ее западным регионом. К тому же данная публикация представляла собой двухстраничные тезисы его сообщения на научной конференции, в которых было невозможно осветить
проблему должным образом ... Однако впоследствииэ это многократно компенсировалось в специальном- издании; автора об освещении революционного движения; в Западной Сибири советскими историками. Целый раздел данной книги отводился вопросам изучения* литературы, отражавшей рабочее движение и социал-демократическое подполье 1907-191.7' гг. При этом В .Н. Самосудов * проанализировал значительный комплекс самых разнообразных источников, от диссертационных и монографических трудов до краеведческих и биографических публикаций. Его критику в целом можно назвать не только объективной, но и конструктивной: Автор попутно ? с исследованием; соответствующих концепций, высказывал собственные взгляды, указывал пути решения тех или иных проблем. Так, анализируя; издания о рабочем движении в регионе, В .Mi Самосудов остановился на его особенностях и; поставил вопрос о* необходимости; совместных усилий ученых по созданию «состоятельной хроники стачек»42.
Заслуженный, интерес вызывает изучение В.М; Самосудовым! литературы по истории организаций РСДРП Западной Сибири. При - этом он особое внимание уделил процессу освещения* в ней деятельности, социального состава и связей1 с партийными центрами местных социал-демократов. Автор справедливо указал на - некоторые факты преувеличения і роли известных большевиков; в социал-демократическом движении региона; а также наї необходимость более тщательного изучения; тех подпольных организаций, где «значительным было влияние меньшевиков». При? всем этом, конечно же, ученый- не мог не оставаться; сторонником признания* исторического значения роли ленинской і партии в революционном процессе. Это наглядно проявилось при анализе кандидатской диссертации Г.А. Титова: «Большевики и революционное движение в; Сибири накануне первой мировойI войны». В.МІ, Самосудов; поставил в .заслугу автору демонстрацию многих ярких примеров активности большевиков в борьбе с самодержавием, а имеющиеся! упущения і исследования относил на счет недостаточной
разработки проблем местного революционного движения вообще . Вместе с тем, следует иметь в виду, что данная диссертация была защищена еще в 1955 г. и в ней превалировали концепции периода «культа личности». В частности, F.A. Титов настаивал на формальном объединении фракций в сибирских организациях РСДРП и на существовании» в крае «подлинно большевистских» партийных структур . И как раз это отрицательно сказалось на научном уровне его труда. К тому же далеко не все примеры активных действий ленинцев на территории Сибири им были документально подтверждены. Вызывают сомнения некоторые заочные дискуссии: В.М. Самосудова с другими исследователями. Например, его насторожило высказывание С.А. Сидоренко о том, что к февралю 1917 г. «о неизбежности революции заговорили не только; большевики, но и вся буржуазно-либеральная пресса Сибири»45. В.М. Самосудов опасался, будто у читателя после такого»заявления может сложиться; впечатление о революционности представителей местного капитала. Он посчитал своим долгом пояснить, что буржуазия более всего хотела добиться добровольной уступки царя в пользу «ответственного правительства»46. Однако нельзя же было требовать от ее представителей ленинского понимания социального переворота. Безусловно, в данном случае определяющую роль сыграл тезис В.И; Ленина об изначальной контрреволюционности русской буржуазии, на основе которого, судя по всему, ученый и критиковал С.А. Сидоренко.
Достаточно подробно была рассмотрена В.М; Самосудовым литература о политической ссылке в Сибирь. При этом ему пришлось даже нарушить хронологические и территориальные рамки своего труда. Объектом его исследований стали не только советские, но и дооктябрьские издания, причем в целом ряде случаев — посвященные ссыльным всего края. Автор верно определил временные этапы изучения проблемы, объективно оценил роль публикаций 20-х гг. в этом процессе, акцентировал внимание на специфике соответствующих материалов в; период «культа личности» и,
наконец, правильно указал, что только с 60-х гг. стали преодолеваться «узкие рамки» в исследовании политической ссылки47. Однако В.М. Самосудов не являлся специалистом по данной проблеме. Поэтому гораздо больший: интерес представляет ее историографическое освещение в работах других ученых.
Крупными специалистами по проблемам сибирской политической ссылки справедливо считаются Э.Ш. Хазиахметов и Н.Н. Щербаков. Свои историографические статьи они начали публиковать почти одновременно, но первый; из них проявил в этом деле большую активность. В начале 80-х гг. вышло несколько работ Э.Ш. Хазиахметова, в которых подводились итоги изучения массовой политической ссылки как в целом, так и по * отдельным вопросам. При этом каждая публикация заканчивалась четко сформулированными, рекомендациями по дальнейшему развитию исследовательского процесса. Среди них присутствовали такие глобальные направления как создание многотомного обобщающего труда по истории; ссылки в Сибирь, хроники и сборника документов, отражающих связи В.И.Ленина с репрессированными революционерами и местными организациями РСДРП. Автор поставил также вопрос о необходимости выработки критериев эффективности идейной борьбы ссыльных большевиков со своими политическими оппонентами48. Разумеется, в рассматриваемое время все это включалось в ряд первостепенных задач исследователей.
Среди і работ Э.Ш. Хазиахметова начала 80-х гг. особый интерес представляла статья «Советская историография сибирской политической ссылки 1905-1917 гг.». В ней давалась отчетливая характеристика вкладу ученых и мемуаристов в изучение соответствующих проблем на каждом из трех этапов развития исторической науки в СССР. Автор подчеркнул, что к моменту издания его статьи «начато систематическое изучение деятельности организаций и групп РСДРП в местах поселения, роли большевиков в
беспартийных организациях ссыльных, партийных связей ссыльных
большевиков, распространения марксистско-ленинских идей, идейной
борьбы против правого и левого оппортунизма, акций солидарности
российского и международного пролетариата с политическими
заключенными и ссыльными Сибири». Ученый признал закономерным, что
подавляющее большинство исследований посвящено ссыльным
представителям ленинской- партии. «Однако значение деятельности ссыльных большевиков, - указывал он, - получит более глубокое раскрытие, если она будет изучаться в связи* с историей всей политической ссылки, в сложных взаимоотношениях с ее мелкобуржуазной - частью». Э.Ш.. Хазиахметов призывал обратить внимание не только на идейную борьбу пролетарских и мелкобуржуазных революционеров, но и на их совместные действия и взаимопомощь. Этот призыв имел, конечно, важное значение в дальнейшем развитии историографии темы, но предпринимался все же в рамках существовавшей тогда официальной идеологии. Поэтому неудивительно, что сам ученый негативно относился к немарксистским і авторам ранней советской литературы, которые «не видели ведущей роли* пролетарских революционеров в тюрьме и ссылке», умалчивали «борьбу ссыльных большевиков против ликвидаторов и оборонцев». При этом от марксизма были «отлучены» меньшевики С.П Швецов и В.И. Николаев, что нельзя признать справедливым. Критиковал Э.Ш. Хазиахметов и авторов коллективной монографии «Борьба большевиков в Сибири против оппортунизма за создание и укрепление партийных организаций», изданной уже в 1980 г. На взгляд исследователя, им так и не удалось раскрыть борьбу ленинцев «против мелкобуржуазной революционности и национализма»?9.
Следующая серия историографических работ Э.Ш. Хазиахметова появилась в конце 80-х — начале 90-х гг., когда в стране предпринимались активные попытки пересмотра прежних устоявшихся концепций50. В такой ситуации стало явно недостаточно ограничиваться подведением итогов
исследовательского процесса и определять дальнейшие пути его развития. В новых условиях общественной жизни появилась возможность всесторонней критики литературных источников, значительного обновления политической истории, обнародования фактов, ранее запрещенных по идеологическим мотивам. С другой стороны, существовала опасность поддаться эмоциональным настроениям в условиях свободы печати и продолжить, фальсификацию истории, но с иными целями и в другом направлении. Историографические публикации Э.Ш. Хазиахметова показывают, что он с честью вышел из создавшегося; положения. В первую очередь это подтверждает его статья об освещении сибирской: политической ссылки в эпоху «культа личности». В ней прекрасно отражена сама* атмосфера; деятельности ученых того времени, приведены интересные факты бесцеремонной фальсификации истории, когда свидетельства «очевидцев» ставились выше документальных данных. В? результате Э.Ш. Хазиахметову удалось основательно развенчать существующие тогда методы создания; псевдонаучных трудов, ничего общего не имевших с марксизмом. Подверг убедительной критике он и сами эти работы, кардинально искажавшие деятельность видных большевиков в ссылке, включая самого И.В. Сталина. Не обошел автор вниманием и концепцию истории первомайской акции 1912 г. в окрестностях Нарыма, выявив ее историографические истоки5 *. Данная концепция была изначально сфальсифицирована и в общей массе литературы продолжала существовать на всем протяжении советского периода. Однако до Э.Ш. Хазиахметова в историографических работах на это внимания < не обращалось. Данный факт был упущен и в статье Ю.И. Секненкова, специально посвященною процессу изучения первомайских выступлений политических ссыльных в Сибири .
Значительный интерес представляет также работа Э.Ш: Хазиахметова, посвященная историографии деятельности известного социал-демократа Н.А. Рожкова в Сибири. В трудах советских ученых он признавался ярым
ликвидатором и убежденным противником революции. Однако в самом конце советской историографии Э.Ш. Хазиахметов поставил вопрос о кардинальном пересмотре данной концепции. Автор указывал, что этот политик так и не был принят меньшевистскими лидерами в свою среду по причине его «нефракционности». Кроме того, по сведениям ученого, Н; А. Рожков принимал участие в местном социал-демократическом подполье, а значит, не мог считаться ликвидатором; В конечном итоге Э.Ш. Хазиахметов призвал «освободиться от идеологических стереотипов», мешающих воздать должное этому незаурядному общественному деятелю53. Вместе с тем, в историографических статьях автора конца 80-х гг. можно обнаружить и старые подходы, в? оценке работ коллег. Например, он утверждал, будто журнал «Ленские волны» нельзя считать прогрессивным, так как его издавали меньшевики54. В дальнейшем же ученый оценивал соответствующую литературу вполне объективно55. Более того, уже в постсоветскую эпоху он стремится противостоять возобновившимся попыткам фальсификации темы. В > частности, Э.Ш; Хазиахметов выступает против искусственной либерализации историками карательной политики самодержавия, а также против обличений И.В. Сталина как агента царской охранки56.
В начале 80-х гг. были опубликованы историографические исследования Н.Н. Щербакова. Особый интерес среди них представляет статья о роли Всесоюзного общества бывших политических каторжан и ссыльнопоселенцев в изучении ссылки57. В ней рассматривались основные этапы становления и развития данной организации и главные направления ее творческой деятельности. В целом ученый справился с поставленными задачами, статья оказалась довольно содержательной и полезной. Следует согласиться и с ее итоговым выводом, в котором Общество оценивалось как уникальное явление отечественной? историографии, определившее «магистральные» пути в разработке проблем политической ссылки. Однако в
рамках господствовавшей идеологии предпринятый Н.НІ Щербаковым анализ соответствующей литературы не мог претендовать на объективность. Исходным его пунктом было отрицательное отношение к возможности публикации в изданиях Общества идейно разнородных позиций бывших социалистов. В результате резкой* критике подверглись авторы, повествовавшие о роли эсеров и других «представителей мелкобуржуазной революционности» в жизнедеятельности каторги и ссылки. Ученый уличал небольшевистских мемуаристов и публицистов в умышленном сглаживании идейного противоборства в местах поселения и заключения, а также в преувеличении «заслуг лидеров меньшевизма в создании легальной партийной печати» в Сибири. При этом Н.Н; Щербаков не мог не знать, что подцензурных изданий РСДРП в регионе никогда не существовало. Опровергал исследователь и высказывания бывших эсеров «об относительной мягкости царского режима на каторге» в отдельные периоды ее существования. Однако социалисты-революционеры находились там в точно таких же условиях, как и большевики. Поэтому им не было никакого смысла идеализировать пенитенциарную систему самодержавной власти.. В целом, именно «ошибки методологического характера», присутствовавшие в изданиях Общества: политкаторжан, ученый считал одной' из причин его роспуска в 193 5 г. Другие же причины данной акции он не анализировал, но из его статьи нетрудно было понять их чисто политическую подоплеку.
Вызывает также сомнение оценка Н:Н. Щербаковым статей А.А.Липкина как «сугубо исследовательских». Действительно, этот историк достаточно активно использовал документальные материалы, что в; 20-30-х гг. было большой редкостью. Однако он в должной мере не владел навыками критического анализа, поэтому говорить о нем как о сложившемся исследователе не приходится.
Встречались в работе Н.Н. Щербакова и фактологические неточности. В частности, автор полагал, будто Д.А. Пузанов при выявлении состава
Минусинской і ссылки 1910-1917гг. использовал данные соответствующего анкетного обследования. На самом же деле при составлении списка, репрессированных лиц города и окрестностей он опирался исключительно на
собственную память, о чем специально предупреждал . И тем не менее, рассматриваемая статья Н.Н. Щербакова обладает широкой информативностью и в этом смысле сохраняет свою значимость в наши дни.
Следует обратить внимание и на^ другую работу этого же автора,
посвященную историографии влияния ссыльных революционеров на
классовую борьбу и общественную жизнь Сибири59. Наряду с литературой
начального этапа советской исторической науки в ней были
проанализированы ш издания последующих лет. Правда, отношение Н:Н.; Щербакова, к публикациям периода «культа личности» осталось до конца невыясненным. С одной стороны, ученый говорил о распространении в них схематизма и упрощенчества, ас другой - утверждал, будто в сравнении с прошлыми трудами «для изданий 193 6-195 6 гг. были характерны большая аргументированность и строгая доказательность». Впрочем, основное внимание он все же сосредоточил на публикациях 60-х — начала 80-х гг..и-их-анализ следует признать довольно удачным. Автор правильно указал на существование в историографии двух подходов в исследовании темы. Один из них заключался в изучении внутренней истории ссылки; т.е. ее облика, организаций и революционных связей,, другой — представлял конкретное выявление роли ссыльных в развитии классовой борьбы и общественно-политической і жизни. Н.Н.' Щербаков j дал развернутые рекомендации по совершенствованию каждого из подходов \ и поставил вопрос о создании очерка историографии массовой ссылки в Сибирь. Он призвал также исследователей не терять «чувство научной объективности», но измерял его все же идеологическими критериями. Быть объективным в его понимании означало «не затушевывать» острых межфракционных противоречий в ссылке, не «идеализировать» содержание журналов, руководимых
меньшевиками, не «засорять» биографические очерки именами лиц, разделявших оппортунистические взгляды. Разумеется, так мыслили в советское время практически все историки, поскольку понятия «партийность» и «научность» считались неотделимыми в обществоведении. И тем не менее, идеологический крен і был более заметен; в і трудах Н.Н. Щербакова в сравнении с работами Э.Ш; Хазиахметова. Однако объяснялось это вовсе не личностными причинами, а объектом исследования авторов. Первый из них занимался именно большевистской ссылкой в Сибирь, изучавшейся в рамках истории КПСС. Второго же интересовала политическая ссылка в целом, что относилось уже к предмету отечественной истории, которая? в меньшей степени была скована идеологическими* догмами.
С середины 80-х гг. публикация < историографических работ по различным вопросам рассматриваемой темы стала привычным явлением в, научной печати60. В одной из вышедших тогда статей была затронута концепция большевистского руководства Ленской стачкой 1912 г. В ней В.П. Зиновьев; подытожив взгляды некоторых ученых и мемуаристов, пришел к выводу, что в советской литературе утвердилось мнение о существенной роли ссыльных большевиков; в данном событии61. Однако своего мнения на этот счет автор так и не высказал. Между тем, названная концепция явилась плодом очередных фальсификаций отечественной истории. В дальнейшем никто из исследователей к ее анализу не обращался, хотя другие: вопросы историографии деятельности репрессированных большевиков находились в их поле зрения62. Активнее всех в данном случае был А.И. Соколов, опубликовавший; ряд статей о борьбе ссыльных представителей ленинской партии с оппортунизмом в Сибири63. Однако это объяснялось не столько тематикой научных исследований автора, сколько предоставлявшимися возможностями печататься в сборниках по проблемам политической ссылки.
Главным; объектом внимания» А.И1 Соколова была борьба с оппортунизмом в регионе вообще, поэтому его нельзя отнести к специалистам в области изучения сибирской ссылки. Отсутствовало упоминание о ней и в названии его кандидатской диссертации, защищенной в 1986 г.64. В - ее главах в ракурсе борьбы: с оппортунизмом была рассмотрена историография деятельности сибирских большевиков в непролетарских массах, освещено их влияние в кооперативном и профсоюзном движении, а также в военно-промышленных комитетах. Литература, освещавшая все эти вопросы, была изучена автором достаточно подробно. Вместе с тем, им совсем не были затронуты издания о стачечном движении местного пролетариата, включая; Ленские события, несмотря на присутствие в них проблематики борьбы с оппортунизмом. Много внимания в диссертации уделялось историографическому освещению связей большевиков края с В.И. Лениным и руководящими органами его партии. При этом автор специально рассмотрел вопрос о роли центральных большевистских изданий в борьбе с оппортунизмом в Сибири. Остановился А.И.1 Соколов в своем исследовании и на разнообразных мнениях советских ученых по поводу идейно-политической направленности местной легальной периодики. Не опустил он также из виду процесс освещения думской тактики, сибирских большевиков в исследуемой литературе.
Естественно, в рамках официальной идеологии советского времени тема борьбы ленинцев с оппортунистами считалась одной из важнейших. Однако ее историографическое: осмысление на примере примиренческих организаций региона представляло собой довольно сложную задачу. Эта сложность, главным образом, заключалась в том, что в исследованиях, выполненных на. документальной основе, присутствовало немало фактов о лояльном і отношении местных эсдеков к инакомыслию. В результате А.И: Соколову в своем диссертационном труде пришлось > лишь вскользь коснуться таких важных вопросов, как Троицкосавская конференция
зауральских социал-демократов и их отношение к созыву и решениям VI Всероссийской конференции РСДРП в Праге. Историографию же местных партийных организаций автор вообще исключил из объекта своего исследования. Он, по понятным причинам, сосредоточил внимание на публикациях, отражавших острые межфракционные противоречия. Однако даже в этом случае ученый не мог обойти проблему примиренчества в сибирском социал-демократическом движении, поскольку она в той или иной і мере фигурировала практически в каждом издании. Более того, А.И. Соколов свел воедино все высказывания ученых середины 50-х — начала 80-х гг. по поводу причин данного явления, проделав тем самым большую и полезную работу. Впрочем, это не помешало? ему призвать историков к изучению субъективных и объективных факторові идейно-организационного размежевания в местном подполье, на каторге и в ссылке. Он считал необходимым продолжить изучение борьбы большевиков Сибири против оппортунизма и примиренчества.
Следует также отметить, что как в диссертации, так и в статьях 80-х гг. А.И. Соколов не ставил задач вьщвижения новых концепций и почти не высказывал собственных взглядов65. Довольно редко он выражал согласие или несогласие по поводу тех или иных спорных вопросов. Однако такое положение дел вовсе не свидетельствовало об ограниченности его творческих возможностей. Просто его понимание функций историографической науки сводилось к фиксации и систематизации; соответствующего материала, определение степени изученности проблем? и формулировании рекомендаций по их дальнейшему развитию. Данный; подход, безусловно, имеет право на существование. Его положительным качеством является четкая разработка перспектив научно-исследовательского процесса, с чем автор в полной мере справлялся. Но с конца 80-х гг.. историографическая ситуация стала меняться, в результате чего многие рекомендации А.И. Соколова утратили свою актуальность. И это понимал
сам автор. Уже в работах начала 90-х гг. он пересмотрел прежние приоритеты межпартийных отношений, существовавшие в советской историографии. «Следует отметить, - писал А.И.' Соколов, - что концепция взаимоотношений большевиков с непролетарскими партиями в отличие от сложившихся ритуально-идеологических и; теоретико-методологических представлений достаточно сложна и многомерна. В утверждении прежнего взгляда на эту проблематику немалую роль сыграл стереотип закономерного политического банкротства и организационного распада небольшевистских партийных образований, концепция банкротства которых существенно искажала картину подлинных взаимоотношений различных потоков революционного и общественно-политического движений в России начала XX в.»66. Такой взгляд позволил по-новому посмотреть, на оппортунистически настроенные по отношению к большевизму течения как в целом по стране, так ив Сибири. Именно в работах начала 90-х гг. автор показал, что может не только выделять существующие в научной литературе: концепции, но и создавать их. Правда, AMI Соколов по-прежнему не относил меньшевиков к когорте пролетарских революционеров67, а значит — причислял их к мелкобуржуазным партиям, что фактически является неверным..
Одновременно с А.И. Соколовым^ защитил кандидатскую диссертацию В.В. Буханцов. Темой его исследования являлась историография большевистского руководства революционным движением в Сибири 1914-1917 гг. Однако непосредственно организациям РСДРП; региона автор отвел сравнительно немного места. Первая глава его труда посвящалась анализу ленинского теоретического наследия, а вторая — литературе о рабочем движении в крае. При; этом историографическое освещение пролетарской базы и стачечного движения в Сибири осуществлялось ученым в соответствии с концептуальной позицией Н.В; Блинова. Поэтому В.В. Буханцов так и не внес ничего нового в разработку данной проблемы. Лишь в
третьей главе диссертации автор обратился к историографическим аспектам деятельности сибирских большевиков в период первой мировой войны и Февральской революции. Впрочем, относительная компактность конкретных историко-партийных исследований его труда позволила сконцентрироваться на самых важных, узловых вопросах темы. Это в совокупности с одной і из задач диссертации — «предложить свои взгляды на решение некоторых спорных проблем» - способствовало появлению на ее страницах достаточно интересных положений; Так, например, В.В. Буханцов правильно подметил, что в- годы войны в местном социал-демократическом движении одновременно действовали как «центростремительные», объединительные тенденции, так и «центробежные» силы. Действительно, с одной- стороны, эсдеки региона стремились к дифференциации в силу тактических разногласий, но с другой — опасались«окончательно расколоть движение в трудных условиях военного времени. Определенную научную ценность представляет также следующий * вывод диссертанта: «В отличие от центра страны, в Сибири существовало множество оттенков? центризма, а социал-шовинизм развития не получил. Ъ то же время* часть большевиков,, находившихся в* Сибири, оказалась на позициях непоследовательного интернационализма и центризма»69. Такому положению дел во многом способствовало примиренчество местных организаций РСДРП, причины которого ученый объяснял прежде всего несовершенством «социально-классового облика» пролетариата края. По крайней мере, из всех точек Зрения,. существовавших на этот счет в советской литературе, он поддержал именно эту. Какой-либо новой версии в рамках действовавшей методологии автор предложить, естественно, не мог. В заключении исследования: В.В. Буханцов. поставил перед учеными задачу уточнить сами понятия «пораженец», «интернационалист», «антиоборонец», «правый центр», «левый центр», а также изучить степень распространения и применения ленинских лозунгов в отношении империалистической войны в Сибири.
Такую постановку вопроса следует признать правильной, поскольку без этого объективное освещение темы невозможно.
Кроме диссертационной, заслуживают внимания историков и другие работы В.В. Буханцова70. Всем им присущ полемический характер изложения материала в сопровождении с высказыванием собственных мыслей и предложений. В частности, это относится к дискуссии о времени появления ленинских «Тезисов о войне» в регионе. Примечательно, что в начале 90-хтт. В.В. Буханцов опубликовал статью, написанную в соавторстве с А.Иі
Соколовым . Этот факт свидетельствует о совпадении в данное время взглядов обоих ученых по вопросу о функциях историографической науки, чего ранее не наблюдалось.
В 1991 г. СВ. Новиковым была защищена еще одна кандидатская! диссертация по проблемам, историографии социал-демократического движения в Сибири .По хронологическим рамкам она полностью совпадала с аналогичным исследованиям А.ИІ Соколова. Более того, СВ. Новиков так же, как и его коллега, много внимания уделил историографическому освещению деятельности местных большевиков в массах, правда, преследуя несколько иные задачи. Особенно тщательно им анализировалась литература, посвященная социал-демократической работе среди крестьян, военнослужащих, учащейся молодежи. Вопросы большевистского влияния на рабочее движение СВ. Новиков рассмотрел в процессе изучения изданий о деятельности профсоюзов, кооперативов, культурно-просветительных обществ, военно-промышленных комитетов региона. При этом так же, как и А.И. Соколов, автор упустил из виду стачечную борьбу местного пролетариата. Он решил ограничиться замечанием о том, что в> 20-х гг. изучались по преимуществу Ленские события, а издание сборника соответствующих материалов в 1932 г. положило начало документальному освещению проблемы. Однако источники о Ленской забастовке стали публиковаться на страницах различных журналов еще в самом начале
советского периода, а первое отдельное издание такого рода вышло в свет уже в 1923 г.73
Особое внимание в рассматриваемой диссертации было уделено проблеме осуществления тактики «левого блока» в Сибири. Интересно, что применительно к межреволюционному периоду она специально не анализировалась в трудах ученых, поэтому вряд ли заслуживала историографического освещения. Однако СВ. Новиков буквально по* крупицам: собрал воедино высказывания советских историков на этот счет и, дополнив их новыми архивными материалами, по сути дела, сконструировал свою концепцию проблемы. Согласно ей такие революционные образования, как Военно-социалистический союз, Союз сибирских рабочих и Союз: иркутских рабочих являлись блоковыми организациями. И именно в этом статусе они, на взгляд автора, еще исследованию* не подвергались. Действительно, все перечисленные объединения неизменно вносились советскими историками» в список социал-демократических организаций, но вместе с тем, начиная с 20-х гт. они стали указывать на смешанный; состав данных структур. В * причинах такой ситуации. ученый і разбираться не стал, поэтому ему так и не удалось поставить точку в рассматриваемом вопросе.
В диссертации СВ. Новикова получили также освещение проблемы историографии социал-демократического подполья Сибири- 1907-1917 гг. Автор посчитал необходимым обратиться к анализу его состояния на разных этапах межреволюционного времени. Между тем, вопросы партийного строительства в регионе не получили целостного освещения в советской! литературе, в связи с чем у СВ. Новикова так и не получилось полноценного выполнения поставленной задачи. К тому же при ее решении ученый упустил некоторые важные факты процесса развития темы. Так, например, он утверждал, будто в исследуемых им изданиях отсутствовали! обобщающие данные по численности: местных организаций РСДРП периода первой мировой войны. Однако они содержались в монографии М;Д. Зольникова74,
которая, судя по тексту диссертации, была автору прекрасно известна. Совершенно выпали из его поля зрения историографические труды В.В. Буханцова, выдвигавшие обновленные положения внутрипартийных отношений сибирской социал-демократии. Кроме того, анализируя связи большевиков края; с ленинскими; партийными центрами, СВ. Новиков не догадался использовать .такой важный источник, как хроники. Впрочем, все это в определенной степени компенсировалось изложением собственных мыслей автора по рассматриваемым- вопросам. В;частности, систематизируя многие высказывания советских историков по поводу идейной направленности Троицкосавской конференции 1910 г., он предложил ученым обратить- внимание на- ее антиотзовистский характер. С такой трактовкой вопроса трудно согласиться, но сам призыв автора стимулировал процесс осмысления данной проблемы» уже в новую эпоху. Кроме того, им было предложено рассматривать обособление большевиков после января 1912 г. как стремление к разрыву с ликвидаторами, а не со всеми меньшевиками < вообще, как это традиционно считалось ранее.- Конкретно для- сибирских условий политической жизни такая >, постановка вопроса была очень важна. Правда, ив данном случае не обошлось без ошибок. Так, по мнению ученого,, в Красноярской и Читинской организациях РСДРП процесс размежевания с ликвидаторами был завершен еще до Февральской революции, но веских оснований для такого утверждения нет до сих пор. И тем не менее, именно, диссертация СВ. Новикова завершала процесс историографического изучения темы в советский период. В ней закономерно соединились как прежние, так и новые концепции. Поэтому она имеет одновременно и итоговое, и перспективное значение. Это можно отнести и к опубликованным работам автора .
Историографические статьи последнего десятилетия существования СССР были следствием не только рассматриваемых диссертационных трудов. В данное время практически каждый исследователь сибирской
социал-демократии решил попробовать себя в новом качестве. Однако это были лишь эпизоды в их творческой деятельности. Подавляющее большинство работ такого рода посвящались конкретным аспектам деятельности эсдеков региона и решали локальные; задачи7 .Социал-демократическая тематика занимала важное место и в публикациях по историографии партийно-политического и общественного движения края, что нашло отражение в исследованиях М.В і Шиловского и А.П. Толочко7 . При этом последний из них продолжил освещение соответствующих проблемі в постсоветское время, в т.ч. на монографическом уровне. Это следует признать необходимым; и своевременным шагом, предпринятым; в новейшей историографии; политических партий Сибири; начала XX в., поскольку ее; проблемы, как показал: АЛ: Толочко, продолжают выноситься на повестку дня современными учеными. Вместе с тем, следует согласиться с автором в; том, что на сегодня, сделаны лишь «первые шаги» в процессе концептуального обновления истории* сибирских социал-демократов . Данный тезис прозвучал и на международной научно-практической конференции «Социал-демократия: революция и эволюция», прошедшей в мае 2003 г. в Омске. Ее материалы наглядно демонстрируют, как творческий'? потенциал, так и стремление ученых к кардинальному переосмыслению соответствующих проблем. Это прямым, образом следует из докладов? и сообщений М.В. Шиловского, F.A. Ноздрина, АЛ. Толочко, Д.И. Попова, Э.В. Костяева, М.И: Воейкова,- других коллег из - разных регионов России и ближнего зарубежья.
Рассматриваемые проблемы затрагивались также в обобщающих работах историофафического характера по; периоду капитализма . В) них, как правило, указывалось, на необходимость изучения пролетариата и крестьянства Сибири, деятельности в их среде революционных социал-демократов; Прямым откликом на эти призывы стало издание во второй половине 80-х - начале 90-х гг. хроник по крестьянскому и рабочему
движению- региона:. Судя по названию данных книг, в них должна была присутствовать и историография указанных проблем. В хрониках по аграрному движению ей действительно; посвящались первые главы монографий80. Однако вопросы деятельности эсдеков среди сельского населения там освещались лишь фрагментарно. А в аналогичном издании «Рабочее движение Сибири» историографии как таковой вообще нет. Она в первом его томе подменялась обзором существующих хроник классовой
Q 1
борьбы пролетариата России . Из историографических трудов местного значения следует выделить якутские издания, в которых была представлена социал-демократическая тематика . Правда, уровень ее историографического освещения оставляет желать лучшего.
Таким образом, на сегодняшний день существует немало работ по историографии социал-демократии Сибири межреволюционного периода. Однако чисто количественные показатели далеко не всегда отражают степень изученности темы. При выборе объекта научных исследований на первый план должны выступать качественные критерии изученности тех или иных вопросов. В такой ситуации важно также определить базисные или производные от них проблемы анализировались в работах ученых до сих пор. И, наконец, решающим условием при выявлении состоятельности темы диссертационного труда должен быть уровень соответствия ее изученности в прошлом требованиям современной науки. Согласно перечисленным критериям и следует анализировать состояние выбранной темы исследования на сегодняшний день.
Итак, до сих пор не существует крупного обобщающего труда по историографии сибирской политической ссылки, а имеющиеся по данной проблеме многочисленные статьи и тезисы не в состоянии восполнить этот пробел. К тому же в основной массе рассматриваемых публикаций лишь подводились, итоги изучения деятельности ссыльных социал-демократов и намечались пути дальнейшего исследовательского процесса. А решением
этих задач историографическая наука не исчерпывается, что было известно еще в советское время. Поэтому не случайно в 1985 г. был специально поставлен вопрос о создании труда по историографии ссылки в Сибирь . Эта задача до сих пор осталась невыполненной. Более того, ее решение в настоящий: момент должно осуществляться на обновленной методологической основе. В отношении вопросов социал-демократической ссылки начало этому процессу положено Э.Ш. Хазиахметовым, но его новые публикации пока являются лишь эпизодом в современной науке. К тому же следует учесть, что в существующих историографических диссертациях деятельность ссыльных представителей РСДРП рассматривалась в. составе местных партийных организаций. Поэтому сегодня особенно важно обратить внимание на освещение в литературе процесса пребывания социал-демократов непосредственно в местах поселения и заключения. Как видно, к настоящему моменту можно говорить только о самом начале историографического изучения сибирской политической ссылки вообще, и ее социал-демократической части в частности.
В свою очередь историографии рабочего класса региона была посвящена докторская диссертация Н.В. Блинова, которая сыграла определяющую роль в становлении данной темы. Однако она была защищена четверть века назад и, естественно, не охватила фундаментальных трудов по истории пролетариата Сибири, изданных в 80-х — начале 90-х гг. А их научное обобщение в нашш дни представляется очень актуальным. Кроме того, в рассматриваемой диссертации; в недостаточной степени освещался межреволюционный период темы. Особенно это относится к ранней советской* литературе о рабочих края. Изучая ее, Н.В. Блинов опирался, главным образом, на сведения о первой русской революции. Это объяснялось тем, что именно они давали возможность судить о процессе освещения в 20-х гг. рабочего движения по Сибири в целом. Однако ученый, видимо, несколько поторопился с обобщениями. Как выяснилось, в публикациях того
же периода, но посвященным событиям 1907-1917 гг. в крае, присутствовал иной взгляд на проблему. Поэтому выводы Н.В. Блинова в данном случае требуют корректировки. Важно также учесть, что его исследования не имели историко-партийного характера. Рабочие региона прежде всего интересовали автора как таковые, а не как социальная база РСДРП," хотя и последней проблеме он уделил определенное внимание. И, наконец, следует признать, что принципы марксистской методологии, которые блестяще были использованы в трудах Н.В. Блинова, не всегда могут служить ключом для открытия конкретных научных положений. Таким образом, есть смысл в новом историографическом освещении социально-экономического состояния, политической зрелости И' стачечной борьбы местного пролетариата. Кроме того, важно отметить, что в советской литературе вообще не подлежала анализу концепция большевистского руководства Ленской забастовкой-1912 г. Ее переосмысление представляет значительный интерес в плане разоблачения фальсификаций истории нашей страны.
По историографии сибирской социал-демократии межреволюционного периода на сегодняшний день защищены три кандидатские диссертации. Однако даже при- таком положении дел тему нельзя считать- до конца изученной. Дело в том, что в указанных трудах рассмотрению подлежали в основном различные формы деятельности эсдеков и их роль в развитии революционного движения. Поэтому неудивительно, что содержание диссертаций в целом, ряде случаев; совпадало. Теоретические же вопросы темы были отражены на их страницах явно недостаточно. Практически выпала из поля зрения авторов историография местных организаций РСДРП Сибири, а проблема их политической ориентации? не анализировалась в процессе изложения материала. Правда,, диссертантами были предложены рекомендации по; дальнейшему расширению и углублению темы. Однако даже в случае их последующей реализации никаких принципиальных изменений;в исторической науке произойти не могло, так как авторы вели
РОССИЙСКАЯ
ГОСУ.длрстіп::-пГ40
БИБЛИОТЕКА речь лишь о совершенствовании; и дополнении исследовании, причем в
рамках существовавшей тогда методологии. В настоящий же момент процесс
расширения тематики исследований должен развиваться на качественно
новой основе. К тому же следует заметить, что в диссертациях А.И. Соколова
и-СВ. Новикова получила отражение только литература последнего этапа
советской историографии. В свою очередь в исследовании В.В. Буханцова
объем историографических источников был достаточно полным, но из всего
межреволюционного периода его интересовали лишь военные годы.
Таким образом, тема настоящего труда является уже частично
изученной. При этом малоисследованными или совсем неосвященными
оказались такие проблемы, как историография социал-демократической
ссылки, социальной! базы РСДРП и политической ориентации местных
партийных организаций в Сибири. Между тем, вопросы изучения советскими
учеными деятельности эсдеков > региона по развитию революционного
процесса нашли в 80-х — начале 90-х гг. свое диссертационное воплощение.
Такое положение дел противоречило самой логике осмысления; историко-
партийных проблем в СССР, поскольку оценка деятельности партийных
структур в советской историографии находилась в прямой зависимости от их
идейной направленности^ а она в свою очередь — от состояния социальной
базы РСДРП на данной территории и в конкретное время. В специфических
условиях Сибири в эту цепь взаимозависимых факторов нередко включалась
политическая ссылка, влияние которой на идейное становление партийных
организаций всегда признавалось значительным, хотя и не решающим. В
такой ситуации малоизученными оказались как раз основополагающие
историографические проблемы сибирской- социал-демократии (социальная
база, ссылка, политическая ориентация). В то время, как зависимая от них
при оценке советскими исследователями деятельность местных объединений
РСДРП получила довольно широкое освещение в специальных трудах по
историографии (работа в массах, пропаганда и агитация, борьба с
оппортунизмом, участие в революционном движении, использование связей с руководящими центрами и т.д.). К тому же следует подчеркнуть, что малоизученные аспекты исследуемой темы с уверенностью можно отнести к объектам проблемной историографии. При освещении же деятельности эсдеков региона дискуссии чаще всего возникают по поводу достоверности тех или иных сведений, что в историографическом плане имеет меньшую актуальность. Итак, как по критериям советского периода, так и с точки зрения современной науки, именно проблемы социальной базы РСДРП, ссылки и политической ориентации местных партийных организаций Сибири представляют наибольшую ценность в процессе изучения темы настоящего труда. К тому же, они не замыкаются в рамках только своего содержания. Так, исследование историографии политической ссылки позволит по-новому оценить связи и взаимоотношение социал-демократов региона со своим-руководством в России; ш за рубежом, а также с представителями; других левых партий на местах. В свою очередь решение проблем политической ориентации организаций РСДРП Сибири невозможно без историографического анализа их печатных изданий, участия в легальной прессе, вопросов партийного строительства. А параллельное изучение: литературы о рабочем классе и репрессированных эсдеках края прямым і образом выводит на концепцию возникновения местного социал-демократического движения: Таким образом^ в ходе исследования трех вышеназванных проблем будут решаться и многие другие вопросы историографии темы.
Учет всего сказанного дает возможность сформулировать цель настоящего труда: Она заключается в анализе существующих и формировании новых концепций социал-демократической ссылки, социальной базы рабочей партии и политической ориентации организаций РСДРП в Сибири. Достижению указанной цели будет способствовать решение главных задач? исследования. Для этого потребуется выявить
основные закономерности, тенденции, положения, выводы, методические приемы в разработке рассматриваемых проблем, показать достижения этого процесса, вскрыть имеющиеся в нем недостатки, указать дальнейшие пути совершенствования научной деятельности, определить новые направления в развитии проблематики исследований. Данные задачи в свою очередь будут решаться в процессе изучения следующих вопросов историографии социал-демократического движения Сибири:
численный и социально-партийный состав ссыльных эсдеков внутри массовой политической ссылки;
партийные связи репрессированных членов РСДРП;
деятельность социал-демократов в местах заключения и поселения;
межпартийные взаимоотношения на каторге и в ссылке;
- пребывание видных деятелей большевизма на поселении;
-поведение депутатов большевистской фракции IV Государственной
думы на царском суде ив ссылке;
- положение и состояние местного рабочего класса как социальной базы
РСДРП;
-стачечное движение 1907-1917 гт. и роль социал-демократов в: его развитии;
-характер и руководство Ленской забастовки 1912 г.;
- реакция эсдеков края на созыв VI Всероссийской конференции РСДРП
в Праге;
- отношение местных социал-демократов к первой мировой войне;
-специфика восприятия и реализации интернационалистских идей в
социально-политических условиях региона;
-идейная направленность и значение Троицкосавской* партийной конференции 1910 г.;
-политическая ориентация образований РСДРП в сибирских городах и местах гласного надзора;
-причины примиренчества и объединительства в рядах местной социал-демократии.
Перечисленные вопросы в той или иной мере получили отражение в советской исторической литературе самого различного характера, уровня и концептуального направления. Ее неоднородность объясняется главным образом теми политическими и социально-экономическими условиями, в которых она создавалась на конкретных этапах государственного строительства. Процесс становления и развития исторической науки в советской стране достаточно полно изучен к настоящему моменту. Усилиями ученых разных лет уже рассмотрены такие проблемы, как создание и функционирование архивных, пропагандистских, научных учреждений, состояние издательского дела, подготовка профессиональных исследователей, внедрение официальной идеологии и марксистской методологии в творческую среду. Все это получило обобщение не только в огромной: массе имеющихся на сегодняшний день статей, но и в брошюрах, очерках, монографиях, диссертациях . Сказанное в равной степени относится и к Сибири . Следует также подчеркнуть, что чисто техническая сторона: исследуемого процесса никаких разногласий у отечественных историков не вызывала, в то время, как оценка роли в * нем государства в самом начале 90-х гг. стала пересматриваться. Если раньше ведущая и направляющая роль КПСС,, государственных органов в деле развития исторической науки признавалась закономерным и * необходимым фактором, то в самом конце советского периода это уже считалось негативным явлением, способствовавшим фальсификации действительности. Последнее положение продолжало свое развитие в соответствующих публикациях современной эпохи86. И с данной позицией трудно не согласиться..
Таким образом, рассматривать условия предшествующего изучения темы настоящего труда нет никакой необходимости. Она, естественно, развивалась в общем русле советской историографии, поэтому обстановка и
особенности освещения сибирской социал-демократии на разных этапах науки хорошо известны. Вместе с тем, границы между отдельными периодами советской историографии нередко варьируются в работах ученых в зависимости от объекта исследований. Принимая это во внимание, есть смысл сделать некоторые оговорки. Первые публикации по истории политической ссылки за Урал появились в 1919 г.. . Однако они были написаны еще в дооктябрьское время и представляли собой единичные переиздания работ марксистского направления прошлой эпохи. Поэтому с ними не следует связывать начало изучаемого процесса. Гораздо больше оснований: считать первым историко-революционным изданием в Сибири;. сборник «Три года борьбы за диктатуру пролетариата», вышедший в 1920 г. Несколько позже приступил к выпуску печатной продукции Сибистпарт, а Всесоюзное общество политкаторжан посвятило специальный сборник ссыльным края только в 1927 г. В свою очередь издательство «Старый большевик» обратилось к освещению социал-демократического движения в регионе лишь в последний год своего существования, о чем свидетельствует выпуск в 1935 г. сборника статей и воспоминаний «Сибирский союз; РСДРП»90. Все это дает веские основания датировать начальный этап в развитии исследуемой темы 20-ми гг. и первой половиной 30-х гг. включительно. Разумеется, в данном случае, кроме учета времени распространения печатной продукции харизматических издательств того периода, важен учет общеполитической обстановки в стране; Не случайно многие ученые завершение начального этапа советской историографии связывают с опубликованием открытого письма И.В: Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма» к редакции журнала «Пролетарская революция». Оно появилось на страницах «Большевика» в 1931 г. и активно перепечатывалось другими периодическими изданиями.. В письме ставилась задача «поднять вопросы истории большевизма на должную высоту, поставить дело изучения партии; на научные большевистские рельсы и
заострить внимание против троцкистских и всяких иных фальсификаторов истории нашей партии, систематически срывая с них маски»9l. В результате до середины 30-х гг. с инакомыслием в стране было покончено. Это в некоторой степени коснулось литературы о событиях межреволюционного периода в Сибири, но все же в общей массе таких работ соответствующие изменения произошли лишь во второй половине рассматриваемого десятилетия.
Таким образом, начало следующего этапа историографии сибирской социал-демократии правомерно отнести не к середине, а ко второй половине 30-х гг. Требует определенных оговорок и дата его завершения. Она обычно связывается с разоблачением культа личности на XX съезде КПСС в 1956 г., что одновременно* послужило началом третьего периода в развитии советской исторической науки. Действительно, после этого события стала издаваться концептуально новая і литература, в том числе и о ссылке в Сибирь, где в 1913-1917 гг. находился И.В. Сталин. Однако сразу же после указанного съезда работ по данной? проблеме было крайне мало, и они являлись лишь незначительным эпизодом в кампании по преодолению культа личности и» его последствий. Непосредственно в Сибири концептуально новая литература по рабочему и социал-демократическому движению стала появляться только в конце 50-х — начале 60-х гг. Не случайно в 1963 г. на конференции историков партии в Новокузнецке была высказана благодарность в адрес «ЦК КПСС во главе с Н.С. Хрущевым за огромную работу, проведенную по ликвидации вредных последствий культа личности Сталина в области общественных наук» .
Таким образом, третий период в историографии изучаемой темы начался не ранее конца 50-х гг. Дата же его окончания опять же требует соответствующих пояснений. Как известно, в апреле 1985 г. руководство страны взяло курс на перестройку всех сфер советской системы и обновление социализма. Началась новая волна пересмотра ряда концепций истории
КПСС под непосредственным руководством идеологических структур. В конце 80-х гг. этот процесс стал неуправляемым, что привело к появлению совершенно новой литературы, как в методологическом, так и в идеологическом отношении. Однако это коренным образом не отразилось на сибирских исследованиях, в которых пересмотр прежних концепций осуществлялся; эволюционным путем. Данный факт не дает оснований для выделения! еще одного самостоятельного периода в развитии изучаемых проблем. Правильнее будет вести речь о своеобразном подпериоде конца 80-х — начала 90-х гг. в рамках последнего этапа. советской историографии. Следует также подчеркнуть, что его завершение необходимо связывать с ликвидацией в 1993 г. Советов как политической основы государства, а не с распадом СССР. Поэтому литературу, изданную в промежутке указанных событий, правомерно также считать советской.
Итак, анализ источников в предлагаемом исследовании осуществляется < в рамках следующих периодов историографии: 1 )20-е — первая половина 30-х гг.; 2) вторая половина 30-х — конец 50-х гг.; 3)конец 50-х — начало 90-х гг. При этом стоит обратить внимание на их условность, ибо одни и те же концепции могли существовать на разных этапах развития науки, на рубежах которых нередко синтезировались старые и новые взгляды. Таким образом, историографически хронологические рамки настоящего труда датируются 1920-1993 гг., а территориальные — охватывают административные единицы Советской России, СССР и Российской Федерации, в которых на протяжении этого времени издавалась, изучаемая литература. В конкретно-историческом смысле хронологические рамки ограничиваются периодом между двумя і буржуазно-демократическими революциями в России; который продолжался с июня 1907 по февраль 1917 гг. Этот выбор объясняется расширением научных интересов автора,, поскольку более ранние этапы> социал-демократического движения Сибири им уже анализировались93. Правда, исследуя литературу о ссыльных эсдеках, он в редких случаях использовал
данные ученых, охватывающие годы первой российской революции. Это делалось для лучшего понимания вопросов массовой политической ссылки в Сибирь, которая началась еще до 1907 г. В географическом отношении территориальные границы предлагаемого труда распространяются на Тобольскую, Томскую, Енисейскую, Иркутскую губернии, Забайкальскую, Якутскую области, а также Омский уезд Акмолинской области..Именно эти субъекты Российской Империи начала XX в. традиционно признавались Сибирью в трудах историков.
Источи и ко вую базу настоящего исследования составляют монографии, очерки, брошюры, статьи, диссертационные работы, опубликованные доклады и сообщения конференций, мемуары, учебники, хрестоматии, энциклопедии, методические издания, журнальные заметки, в любой степени касающиеся рассматриваемых проблем. Они представляют собой научную, научно-популярную, мемуарную, биографическую, краеведческую, учебную и справочную литературу.
В' силу специфики работы оценка конкретным источникам дается непосредственно в главах диссертации. В данном же случае есть смысл остановиться только на общей их характеристике. Главными источниками настоящего труда являются научные и мемуарные публикации. На начальном этапе советской историографии доминирующим: видом литературы были воспоминания. Мемуаристика тогда была целым явлением своей эпохи. Это объяснялось идеологическими и воспитательными потребностями государственной политики в восстановлении фактов революционного прошлого. Немаловажно было и то, что непосредственные участники сравнительно * недавних событий представляли собой, по сути дела, «живую историю». Их память сохранила поистине уникальные явления политической жизни. Целый ряд воспоминаний тех лет содержал не только информацию о воспроизводимых событиях, но и попытку их интерпретации, элементы авторской концепции. Отличительной чертой мемуарной литературы 20-х —
первой половины 30-х гг. была ее идейная неоднородность. Это было связано с активной издательской деятельностью Общества бывших политкаторжан, в состав которого входили; сторонники; разных социалистических течений. Следует также отметить достаточно высокую степень достоверности рассматриваемых воспоминаний. Часть из них поступала в печать только после обсуждения»группой участников описываемых событий, и тем самым представляла собой плод коллективного творчества. Некоторые воспоминания создавались» с помощью документальных источников. Их тогда называли! монографически-мемуарными- работами?4. Но даже? написанные исключительно4по памяти труды, как правило, были близки к объективному освещению действительности. В частности; многие положения і воспоминаний о ссылке были впоследствии подтверждены специальными исследованиями ученых. Таким*образом; мемуарная % литература начального этапа советской\ историографии была не: только самым массовым, но^ и вполне самостоятельным источником.
Кардинально изменилось положение дел в период «культа личности». Воспоминания становятся теперь средством пропаганды государственной идеологии. Без тщательной предварительной обработки соответствующими отделами ВКП(б) к выпуску не допускалось ни одно издание подобного рода: Более того, мемуары становятся в данное время средством создания угодных государству концепций. Таким» способом, например, была внедрена в историографию і концепция большевистского руководства Ленской стачкой 1912 г., для* научнош разработки которой не: было документальной базы. Конечно, изучать = историю по воспоминаниям тех лет нет смысла, но в их подтексте отчетливо отражалась;сама эпоха «культа личности» со всеми ее атрибутами. В свою? очередь в мемуарах периода «оттепели» иногда прослеживается отход от общепринятого восприятия і тех или иных явлений. политической жизни прошлого. Правда,. это не относится : к воспоминаниям видных деятелей партии и их родственников, контроль за созданием которых
оставался; по-прежнему очень жестким. Со второй половины* 60-х гг. отклонения' от официальных версий в мемуарной литературе стали пресекаться. В результате она в концептуальном плане перестала отличаться от исследовательских работ и тем самым і утратила свою ценность. № если воспоминания, изданные в прошлом, еще использовались учеными в качестве вспомогательного источника; то* новая советская мемуаристика практически не замечалась ими. Вместе с тем, воспоминания, написанные как с привлечением* документов, так и только по памяти, остаются важнейшим историографическим материалом.. Они дают представления* о і формированию и развитии исторической мысли, политическом менталитете и социальной і психике их авторов, особенностях эпох, в которые они* создавались.
Еще одним главным источником предлагаемой работы является научная литература. Она стала издаваться еще в і начале: советской историографии, правда, количество ее было незначительным. Научные публикации резко» отличались между собой: по кругу решаемых в них вопросов,, широте: ш методам і использования документов, обоснованности выводов и положений. Данная ситуациям объясняется неодинаковым уровнем профессионализма историков того времени. Их условно можно разделить на три 5 группы. К первой относились ученые, делавшие лишь первые шаги на новом для себя поприще, но активно участвовавшие в становлении * советской исторической науки; Вторую группу составляли- профессионалы, стремившиеся овладеть марксистской методологией и утвердиться в качестве ведущих специалистов; Кроме этого, продолжали свою научную деятельность некоторые последователи традиционных школ русской историческою науки. Они, разумеется, не занимались >разработкой? истории социал-демократического и пролетарского движения. Однако* их труды по* промышленности,, рабочей силе в Сибири имели косвенное отношение к социальной* базе местных организаций РСДРП.
При такому раскладе только что появившиеся ученые мало чем отличались от публицистов и просто любителей истории; В их работах, как правило, фигурировал архивный* материал, но правильно использовать его они не могли, поскольку не владели навыками критического анализа.. Историки нового поколения, например, полностью доверяли жандармской і документации,, нередко ошибочной* по объективным и субъективным причинам. Их статьи* отличались от так называемых монографически-мемуарных работ лишь объемом? использованных источников, но отнюдь не качеством? их анализа. В: свою очередь» труды уже сложившихся к тому времени исследователей имели достаточно высокий» научный уровень. Несмотря на< то; что большинство из них представляли официальное-направление в историографии, позволить умышленное искажение действительности они- себе не могли і из чувства профессионального долга.
* Поэтому ряд научных публикаций 20-х - первой половины 30-х гг. не утратил своего значения в наши дни.
В: 1935 г. была; проведена: специальная: кампания по дискредитации; российского наследия» исторической науки, в; ходе которой- Б.Н1 Чичерин, G.Mi Соловьев, В.О. Ключевский^ С.Ф. Платонов, А.А. Корнилов^ объявлялись буржуазными учеными. Более того, академик А.М^ Панкратова доказывала, что их труды «оказывают непосредственное влияние на
"'" выработку определенной, враждебной пролетариату меньшевистской политической идеологии»93. В итоге оставшиеся приверженцы традиционных научных школ были вытеснены, из; исследовательского > процесса. Профессионализм же историков» марксистского направления оказался невостребованным. Идеологизация^ исторического знания привела к схематизму и упрощенчеству в методике работы с документальным материалом. Данные источники в трудах тех лет не служили > основой доказательств,, а искусственно * подгонялись под заранее сформулированные выводы и; положения. Довольно распространенным явлением того времени
была вольная интерпретация фактов в работах ученых. В период же апогея культа личности процветал идеологический догматизм, освобождающий историков от необходимости выявления и доказательства роли большевиков в тех или иных событиях. В конце 30-х — 40-х гг. исследовательской литературы по рассматриваемой теме практически не было. В лучшем случае можно вести речь о научно-популярных изданиях, но и они в количественном отношении уступали биографическим и краеведческим публикациям. Таким? образом, несмотря і на укрепление материальной и кадровой базы науки на втором; этапе советской историографии, исследовательская деятельность ученых не получила распространения. В этом не было заинтересовано государство. Только в первой половине 5 0-х тт. объективный ход развития исторической мысли привел к появлению трудов с достаточно репрезентативной документальной основой и профессиональной методикой ее обработки. Однако они представляли собой всего лишь эпизоды в общей деятельности ученых. К тому же эти труды, естественно, не были лишены апологетики «культа личности».
На третьем этапе советской историографии значительно возрос научный уровень исторических исследований: Этому способствовали существенное развитие источниковой базы и постоянное совершенствование методики ее анализа. Научно-исследовательская литература становится явно преобладающей во всей; массе издаваемых работ. Данный факт свидетельствовал о заметном расширении* круга специалистов и тематики исследований. Привычным явлением научной жизни становятся авторские и коллективные монографии, защита докторских и кандидатских диссертаций, проведение проблемных конференций. Однако говорить о высоком t уровне многих исследований , того времени \ можно лишь в рамках существовавших тогда единых методологических принципов и идеологических постулатов, требовавших от историков вполне определенных результатов.. Поэтому в трудах ученых 60-х - начала 90-х гг. чисто научные выводы переплетались с
пропагандистскими лозунгами, которые были своеобразным ритуалом своей эпохи. И если ориентироваться на них, то даже о самых лучших трудах советской историографии складываются весьма превратные представления; которые вряд ли; следует считать объективными.. В такой ситуации есть смысл сосредоточить главное внимание именно на научных достижениях рассматриваемых изданий; Целый их ряд, если абстрагироваться, от идеологических формулировок, может составить достойное наследие отечественной историографии.
Другие виды литературы о политической* ссылке, рабочем* m социал-демократическом движении; в Сибири ? использовались автором в гораздо-меньшем» объеме, чему былш свои причины. Несмотря на> обилие работ биографического характера, освещавших пребывание видных представителей; ленинской партии в регионе, данный источник подлежал лишь выборочному анализу. Это объясняется» отсутствием» проблемности в; подавляющем* большинстве указанных изданий в силу их пропагандистского * назначения.. Между тем, автор постарался заострить внимание как раз на дискуссионных вопросах данной тематики.. В этом случае наибольший интерес представляли работы о ссылке И.В; Сталина; ЯМл Свердлова, В.В;- Куйбышева:, Еще в меньшем г количестве: использовалась в і диссертации учебная ш справочная литература. В подобных трудах общероссийского характера важно было выявить степень отражения t там; событий, происходивших в 1907-1917 гг. за с Уралом. В свою очередь при изучении Сибирской советской энциклопедии и Хрестоматии* по* истории; Сибири необходимо? былог узнать, труды каких именно авторов? использовались при их составлении. Все это сыграло определенную роль в понимании; процесса?развития? исторической- мысли в центре страны и на местах. Крайне редко в настоящем: исследовании приходилось обращаться к краеведческим; публикациям. Они; в основном использовались в том случае, когда приводимые в них сведения отсутствовали в другой литературе по теме диссертации..
Вспомогательные функции в предлагаемом труде выполняли библиография, хроника и статистика; что определялось спецификой исследовательской работы. И все же исключение в данном случае составил третий том без преувеличения уникального издания «Рабочее движение в Сибири». Содержащиеся в нем статистические сведения способствовали; не только качественному историографическому анализу конкретных положений, но и формированию автором диссертации собственных позиций по вопросам взаимозависимости пролетарского и социал-демократического движения в крае. Ко всему вышесказанному следует подчеркнуть, что главными критериями при отборе анализируемого материала служили состояние общего теоретического уровня источников на определенном этапе развития науки; и их вклад в разработку изучаемых проблем. Учитывались также: оригинальность суждений авторов и новизна выдвигаемых ими концепций. Особое внимание в диссертации уделено историко-партийным трудам, а также, монографиям, включающим в себя соответствующие разделы. Необходимо также отметить, что автор настоящего исследования поставил задачу использовать именно опубликованные источники историографии, поскольку как раз они оказывают решающее воздействие на ее развитие. Впрочем, - исключение в данном: случае составили кандидатские диссертации, специально посвященные историографическим проблемам социал-демократического движения в Сибири, поскольку монографического дублирования их не было. Кроме этого, учитывая уникальность издания Сибирской советской энциклопедии; автор позволил себе обратиться к макету ее четвертого тома, так и не опубликованного по политическим причинам,96-
Что же касается документальных источников, то в историографическом исследовании им принадлежит второстепенная роль. Автор специально не ставил задачи решать с их помощью частные, конкретно-исторические вопросы. Разумеется, если в ходе создания данного труда такая возможность
появлялась, диссертант считал нелишним этим воспользоваться. Например, в процессе изучения проблемы политической ориентации социал-демократических организаций Сибири попутно удалось установить принадлежность антивоенного журнала «Накануне», и тем самым поставить точку в многолетней дискуссии ученых. Однако главную ценность тех или иных документальных данных автор видел в возможности использовать их для конструирования собственных историографических концепций. Естественно, это делалось при сопоставлении их с другими разнообразными материалами и в соответствии с логикой исследовательского процесса.
В этом плане особую ценность для диссертации представляют документы, опубликованные в сборниках «Большевики» и «Меньшевики». Первый из них включает в себя уникальные факты по истории большевизма с 1903 по 1916 гг., накопленные Московским охранным отделением. Впрочем, они подлежали публикации еще в 1918 г., но- учеными практически не использовались. Новое же издание сборника было предпринято только в 1990 г. В результате советские исследователи так и не успели воспользоваться его материалами.. А после распада СССР внимание историков было уделено, прежде всего, правым социал-демократам, следствием чего стал выпуск в 1996 г. сборника «Меньшевики: Документы и материалы. 1903-1917 гг.». Этот труд содержит в себе ряд сведений, дающих возможность переосмыслить традиционные представления о сущности меньшевизма и его течений, теоретической деятельности их представителей, в особенности в годы первой мировой войны.
Определенную роль в формировании собственных взглядов, автора сыграли; некоторые архивные материалы. Это в равной степени относится к неопубликованным воспоминаниям, содержание которых нередко служило поводом для нового осмысления тех или иных проблем. В данном случае они? использовались не как историографические, а как конкретно-исторические источники. Разумеется, критический подход к ним при этом нисколько не
ослабевал. Кроме того, следует отметить, что часть документов фонда Департамента полиции, местных жандармских управлений и судебных органов; уже была в научном обороте, однако в целях выполнения: задач настоящего труда был смысл к ним обратиться вновь. При этом автора чаще всего интересовали вопросы: насколько доводы историков в конкретных случаях были аргументированы и каким образом: в их исследованиях осуществлялась интерпретация анализируемых источников.
В связи с необходимостью планомерного анализа всего комплекса имеющихся материалов закономерно встает вопрос о выборе методологии и методики исследования.. На сегодняшний день он как никогда широк и разнообразен. После утраты марксизмом монополии в отечественной науке проблема метода познания истории стала поистине судьбоносной в своей сфере и вызвала значительный резонанс в кругах ученых97. Он еще больше усилился после опубликования в 1995 г. статей И.Д. Ковальченко. В них признавалась возможность существования плюрализма парадигм, междисциплинарных методов и альтернативных подходов при изучении
ОЙ'
общественных явлений . Примечательно, что большинство ученых с определенными оговорками или без них согласились с данным мнением. Так, например, Н.С. Розов считает нормой теоретической истории «использование по возможности разнородных подходов, методов, данных о различных фрагментах предметной области»99. Особенно часто звучат в наши дни призывы к сочетанию и даже синтезу формационного и цивилизационного подходов . В частности, Л.Б. Алаев утверждает, что теория исторического материализма «никогда не была должным образом разработана», а «теории цивилизационного подхода до сих пор нет». И лишь «полное и органичное слияние» их, по убеждению ученого, «может дать полезную для историков теорию исторического процесса»101. В этом же направлении мыслит и Н.И.1 Смоленский. Он не сомневается в возможности создания общеисторической теории, в основе которой должен лежать «теоретический плюрализм»'02. В
1999 г. исследователь заявил: «Плюрализм конкурирующих интерпретаций, если речь идет о научном плюрализме, представляет собой как бы совокупность потоков, впадающих в одно общее русло, - движение познания к приблизительно верному в каждый данный момент отображению инвариантности истории»103. Безусловно, если речь вести о постижении исторического процесса вообще, то такое сравнение вполне уместно. Однако при изучении конкретных тем следует выбирать именно тот метод, который является наиболее удобным и эффективным в их разработке. Кроме того, в случае использования разнородных подходов, они не могут играть равнозначную роль. Один из них обязательно должен быть главным, а другие могут выполнять лишь вспомогательные функции;. При этом: последних, не может быть много по определению. Одного - два второстепенных подходов вполне достаточно для любого исследования. Важно также подчеркнуть, что сочетаться; могут только более или менее близкие элементы разных подходов, но никак не взаимоисключающие. И, наконец, непременным условием успешного творческого процесса является однородность методологической основы и главного подхода. В противном случае нарушается концептуальная преемственность в ходе исследовательской работы. Что же касается частных методов анализа конкретных источников или, лучше сказать, приемов исследования, то их набор может быть довольно широким; и разнообразным. Такова позиция автора диссертации по рассматриваемой проблеме.
Методологическую основу настоящего труда составляет материалистическая диалектика, которая представляет собой учение об универсальных законах развития явлений объективной реальности и процесса познания. Наиболее общими и основными из них признаются законы перехода количественных изменений; в качественные и обратно, отрицание отрицания, единства и борьбы противоположностей. Все они достаточно отчетливо проявляются в ходе развития историографического процесса. Так,
нарастающее количество новых фактов, выводов; методов, используемых в трудах ученых, неизменно приводит к возникновению качественно новой концепции. И, наоборот, когда концепция становится общепринятой, она начинает тиражироваться» в общей- массе литературы, т.е. качество) уже переходит в количество. Сам же историографический процесс представляет собою наглядное подтверждение действия* закона «отрицание отрицания», поскольку в ходе его ниспровергаются; казалось бы, незыблемые положения, но и они, в. конечном счете, оказываются* невечными: В свою» очередь, дискуссии» исследователей* являются ничем иным,, как борьбой? противоположностей; однако она ведется у ради единой' цели - постижение истины. Своеобразный характер носило действие данного закона в советское время, когда в рамках одной методологии * и идеологии: существовали разные точки зрения по конкретным вопросам:
Диалектический метод до сих пор популярен- в исторических исследованиях, но> еще большую ценность он представляет для историографических работ. Если документальный источник заключает в себе причинно-следственные связи тех или иных явлений, то литература способна раскрыть и эти; связи; и основные факторы, оказывающие воздействие на развитие исторической; мысли, и творческую позицию автора, и распространенность знаний о прошлом, и воздействие исторической науки на общество. Таким; образом; при? изучении историографического источника особую значимость приобретают такие требования материалистической диалектики, как применение синтеза и анализа, учет общего и особенного, рассмотрение всех предметов и явлений во взаимосвязи и развитии с учетом единства их формы и содержания:
Главным- подходом^ при решении задач предлагаемого исследования выбран формационный, что объясняется тремя причинами. Во-первых, он не противоречит методологической» основе диссертации. Во-вторых, данный подход; по своему определению является наиболее эффективным приі
изучении классов, партий, общественных движений, а значит, полностью согласуется с изучаемой темой. И в-третьих, исследовать литературу советской эпохи будет логично на той теоретической основе, на которой она создавалась. Разумеется, исторический материализм, используемый обществоведами в СССР, и формационный подход в трудах современных ученых нельзя отождествлять. Первый из них был в значительной степени деформирован в силу идеологических потребностей государства. На нынешнем же этапе историографии появилась возможность использовать марксизм в чисто научных целях, что невозможно без его модернизации. Суть ее заключается не только в отказе от устаревших тезисов этого учения, но и во введении в его понятийный аппарат новых положений104. Данный процесс не следует считать способом искусственной реанимации исторического материализма, ведь обновлению уже подлежали многие учения, возникшие в прошлом. «Поэтому исследования, - как справедливо утверждает В.И. Кузишин, - опирающиеся на обновленное материалистическое понимание истории, столь же правомерны и могут быть столь же плодотворны, как и те, которые будут исходить из концептуальных установок модернизированных Макса Вебера, положений культурной антропологии или историософии Фернана Броделя»-05.
Естественно, при любом теоретическом обновлении? основы учения всегда остаются незыблемыми. В силу этого анализировать труды советских историков с позиций главного диссертационного подхода представляется < не только полезным, но и необходимым. Это помогает лучше уяснить основополагающие выводы ученых и разобраться в механизме их творческой деятельности; Именно формационный подход эффективно способствует выявлению негативных факторов советской историографии, поскольку они как раз и стали результатом абсолютизации, искажений и подмены истмата идеологическими догмами; Особенно большой вред нанесло исследовательскому процессу явное злоупотребление принципом
партийности в ущерб принципам научности и историзма. Даже во второй половине 80-х гг. он продолжал провозглашаться «высшим выражением научной объективности и исторической правды»106. Во избежание ошибок прошлого автор диссертации вообще исключил его из методологического арсенала и попытался быть политически нейтральным при? анализе конкретных источников. В свою очередь принципы научности и:историзма являются теоретическим инструментарием не только марксизма, но и многих других методологических систем. Поэтому они носят всеобщий характер, хотя могут иметь иные названия. Этих двух принципов автор неуклонно придерживался в ходе исследовательской работы.
Безусловно, формационный подход, как и любой другой, не может быть самодостаточным. Он, например, малоэффективен для понимания внутреннего состояния человека как персонажа конкретных событий, а также межличностных отношений. В качестве компенсаций указанных недостатков довольно часто сейчас применяется цивилизационныи подход, но вряд ли это можно считать оправданным. Во-первых, он сам по себе шире формационного и поэтому использовать первый из них для^ дополнения второго непродуктивно с научной точки зрения. Во-вторых, само понимание человека при: обоих подходах представляется антагонистическим. Если в цивилизациологии личность, как правило, воспринимается объектом истории, то в марксизме — субъектом . Учитывая все сказанное, автор в своих исследованиях решил использовать в качестве вспомогательного историко-антропологический подход. И{ этот выбор нельзя назвать случайным. Данный подход не претендует на замену других направлений ? в процессе познания истории. Он лишь создает более емкий контекст, в котором надлежит рассматривать прошлое108. Конкретно-исторический индивид — вот центральный момент рассматриваемого направления антропологии, проецируемого прежде всего на социальное развитие. При этом различные аспекты ментальностей включаются во всеобъемлющую
социально-историческую систему и v не рассматриваются как независимые от нее самодовлеющие феномены109. В свою очередь современные приверженцы исторического материализма, развивая это учение, приходят к выводу, что субъективный фактор является постоянным і источником социального* развития! и именно поэтому его следует определять «как проявление; субъективности во взаимодействии с условиями существования человека в процессе его деятельности»110. В такой ситуации главный и вспомогательный подходы настоящего исследования не могут вступить в противоречие, а значит — их использование вполне оправдано.
Историко-антропологический подход, являясь дополнительным, в отдельных, разделах диссертации; играет достаточно существенную роль. Ведь «твердокаменные» пролетарские революционеры, прежде всего, были людьми со своими слабостями и эмоциями. Об этом можно судить, например, по письмам Я.М. Свердлова жене, поведению большевистских депутатов IV Государственной думы на суде, настроению И.В. Сталина в ссылке, внутренним переживаниям руководителей Ленской забастовки. Важен индивидуальный подход и к самим создателям советской исторической литературы. Не все из них спокойно воспринимали идеологический диктат государства. Смятенье, протест, неудовлетворенность собой и обстоятельствами чувствуются порой при анализе трудов некоторых авторов. В них можно обнаружить и стремление овладеть «эзоповским» языком и умение писать «между строк». Разумеется, не завуалированные мысли и чувства историков легли в основу данного исследования, а их конкретные выводы, положения, методы. Однако все сказанное небезынтересно в социально-психологическом плане. Значимость личности авторов четко прослеживается и по периодам развития исторической науки. Так, лучшие работы 20-х — первой половины 30-х гг. были глубоко индивидуальны. За каждым значимым произведением стояла яркая личность. В период становления и упрочения тоталитаризма все издания
нивелируются. Порой кажется, что все тогда писалось одним коллективным историком. И, наконец, начиная с 60-х гг. рядом ученых был найден способ творческого проявления своих способностей в условиях идеологического диктата. В* их трудах чисто научные разработки сосуществовали с идеологическими выводами. Все это вело к вполне прогнозируемым? противоречиям, происхождение которых не было понятно цензуре.
В общенаучном плане основными методами материалистической! диалектики > являются исторический и логический. Первый * из них связан с освещением различных этапов развития объекта исследования в конкретных формах его проявления- которые могут выражаться как всеобщее, необходимое, так и особенное, единичное и даже случайное: Таким образом, исторический метод предоставляет возможность описать объект в процессе развития во всем его многообразии с учетом имеющихся* индивидуальных особенностей. Однако, чтобы вскрыть сущность изучаемого объекта, отразить его внутренние и внешние связи, выделить главные этапы, его эволюции, необходимо теоретическое обобщение. Другой метод — логический — как раз и предназначен для этого. Он в теоретической форме одновременно отражает сущность, структуру и историю объекта исследования. Именно поэтому, несмотря на органическое единство исторического? и логического методов, последний представляет для историографической науки наибольшую ценность.
В і рамках логического метода в диссертации * были использованы онтологический, герменевтический, гносеологический и аксиологический приемы исследования; Первый из них способствует пониманию внешней» сущности рассматриваемых материалов. С его помощью выясняется, что изучалось, когда, кем, с какой целью, с каких позиций, на какой документальной основе, каков общетеоретический уровень, той; или иной работы. Онтологический прием методики исследования дает также возможность разобраться, насколько содержащиеся в источнике факты
распространены в науке и общественном сознании, отражены ли они в учебниках и справочной литературе, подтверждаются ли историческими документами. Все это было прослежено в предлагаемой диссертации.
В свою очередь герменевтический прием способствует пониманию; внутренней сути источника. Чтобы понять подлинный смысл текста, исследователь должен поставить себя на место автора, сравнить, сопоставить себя с ним, уяснив тем самым его индивидуальность. А для этого необходимо конкретное, детальное знание исторических условий появления самого источника. Таким образом, чем; полнее исследователь постигает смысл текста, тем глубже будет его понимание прошлой эпохи. Но с другой; стороны, постижение содержания источника невозможно без всестороннего знания времени, в которое он создавался. Этот «герменевтический круг» активно использовался диссертантом в ходе исследовательской работы.
На уровне теоретического анализа был задействован гносеологический прием изучения историографического материала. Он играет определяющую роль в исследовании концептуальной направленности тех или иных трудов..С его помощью были проанализированы сущность и составляющие рассматриваемых концепций, прослежен процесс их становления и развития на разных этапах науки и в различных изданиях, выявлено общее и особенное в их содержании. При использовании данного приема методики исследовательской работы детальному разбору подлежали очные и заочные дискуссии по изучаемой теме, выявлены причины их происхождения, их продолжительность и актуальность. Опираясь на гносеологические принципы, удалось также установить степень объективности интерпретации документального материала, соответствия научных разработок обобщающим выводам, обнаружить логические противоречия в целом ряде изданий рассматриваемой эпохи.
И, наконец, использованный в диссертации аксиологический прием исследования предполагает выдвижение оценочных положений в ходе
изучения соответствующей литературы. Их формирование возможно- с учетом знания идейно-политических взглядов авторов; и степени их зависимости от государства. Данный прием плодотворно способствует выявлению «социальных заказов» в историографии на разных этапах ее развития; Ш в этом* плане он был использован в - настоящем труде. Вместе с тем, для итоговой оценки конкретной; работы необходимо знать научную и общественную значимость выдвинутых в ней положений, степень их влияния на дальнейшее развитие; исторической^ науки. Важно также выяснить научные перспективы отдельных проблем, обнаружить выводы и концепции подлежащие пересмотру, дифференцировать отжившие и соответствующие требованиям современной науки элементы исследовательского процесса. Все это при использовании аксиологического приема осуществлено- в; данной? диссертации. Кроме того, его принципы требуют формирования собственной» позиции исследователя для? осуществления; конструктивной? критики; изучаемого объекта. Данное условие является? одним из; самых важных в* настоящем труде. Согласно очередности перечисленных приемов; исследования и строится изложение материала в; главах диссертации.. Оно проходит развитие от демонстрации содержащихся: в литературе взглядов, положений, концепций; до» их анализа, в; ходе которого формируется собственная позиция автора.
В; рамках исторического метода чаще всего использовались такие исследовательские приемы, как сравнительно-исторический, историко-генетический, ретроспективный,.социально-психологический и проблемно-хронологический. С помощью первого из них осуществлялось, сравнение изложенных в конкретных работах фактов с документальными материалами, общепринятыми официальными концепциями, представлениями досоветской эпохи, современными взглядами^ собственной позицией автора. Разумеется, в каждом отдельном случае была задействована определенная часть указанных компонентов. В' этом плане наиболее глубокое осмысление получила
концепция характера и руководства Ленской стачки 1912 г., которую не удалось сравнить лишь с.современными взглядами по данной проблеме по причине отсутствия таковых.
Историко-генетический прием дает возможность выявить факты зарождения- качественно новых идей в общей массе устоявшихся представлений по той или иной проблеме. Так, например, в советской историографии прочно утвердилось мнение о том, что одной из главных причин существования примиренчества среди сибирских социал-демократов было отсутствие у них тесных связей с партийными центрами. Серьезные сомнения на этот счет, которые так и не были услышаны коллегами, высказывал лишь М.М. Валивач. Однако именно он в конечном итоге оказался прав. Таким, образом, рассматриваемый прием методики исследования помогает обнаружить уникальные единичные проявления исторической мысли и проследить их генезис во времени.
В свою очередь ретроспективный прием анализа источников предполагает умышленное нарушение хронологических рамок исследования в сторону прошлого с целью выяснения истоков того или иного явления. В частности, в настоящей диссертации пришлось ссылаться на литературу по первой российской революции, обращаться к концепции возникновения социал-демократического движения в регионе, использовать некоторые статистические данные ученых, охватывающие более ранние временные отрезки относительно межреволюционного периода. Все это способствовало лучшему пониманию проблем политической ориентации местных организаций РСДРП, их взаимодействия со своей социальной базой; а также вопросов численного и социально-партийного состава массовой политической ссылки в Сибирь.
Определенное значение в диссертации отводится социально-психологическому приему исследовательского процесса. Советская историческая литература создавалась в обстановке постоянного нагнетания
идей классовой борьбы, враждебности к инакомыслию, что в разной степени проявлялось на. всех этапах общественного развития. Это не только сказывалось на характере творческой деятельности; ученых, но и во многом формировало их психологию, что в свою очередь не могло не отразиться в их трудах. Так, в период «культа личности», когда меньшевики провозглашались не просто врагами революции, но и «профашиствующими элементами», писать о них без нередко искренней предубежденности было невозможно. Или, например, с началом «перестройки» авторы некоторых работ логично подводили читателя к мысли о неготовности пролетариата Сибири к Февральской революции и неспособности большевиков свергнуть царизм собственными силами: Однако сформулировать это в выводах своих трудов они были психологически не готовы. В; данном случае сказывались факторы многолетнего воспитания в строго определенном направлении^ для преодоления которых требовалось время. Таким образом, без учета принципов социальной психологии историографическое исследование не может быть объективным.
Наконец, нельзя не отметить, что в историографической работе невозможно обойтись без использования: проблемно-хронологического приема анализа источников. Это определяется самим ее характером и не требует специальных объяснений.
В рамках вышеизложенной методологии и методики исследования достигалась цель и решались задачи, поставленные в диссертации.
Научная новизна настоящего труда заключается в том, что в нем впервые комплексно изучена советская литература по истории социал-демократической: ссылки, социальной базы РСДРП и политической ориентации эсдеков в Сибири. Данный процесс представляет собой никогда ранее не предпринимавшуюся попытку рассмотрения отдельных проблем как единого целого с обязательной концептуальной преемственностью содержания глав диссертации. В ходе анализа источников, большинство из;
которых еще не подвергалось историографическому исследованию, были сформированы новые подходы к созданию следующих концепций:
-концепция поведения депутатов большевистской фракции IV Государственной думы на царском, суде и во время Монастырского совещания в Туруханской ссылке;
- концепция характера и руководства Ленской стачки 1912 г;
-концепция взаимовлияния организаций РСДРП и их социальной базы в і условиях Сибири;
-концепция причин примиренчества в социал-демократическом движении края;
-концепция: идейной и организационной; эволюции местных объединений РСДРП Сибири межреволюционного периода.
Кроме этого, новые взгляды были изложены диссертантом при; освещении таких вопросов как восприятие идей пораженчества ссыльными большевиками за Уралом, приоритеты межпартийных отношений на каторге ив ссылке, пребывание ШВІ Сталина на поселении, степень готовности пролетариата края к свержению самодержавия,.результаты Троицкосавской социал-демократической конференции. Во многом по-новому был прослежен в диссертации генезис позиций советских ученых по поводу уровня социальной зрелости местных рабочих в сравнении с пролетариатом европейской России. Рассмотрен также был до этого неизученный процесс освещения рабочего движения Сибири 1907-1917 гг. на начальном этапе советской историографии. Собственные взгляды были изложены автором при оценке источниковои базы численного и социально-партийного состава сибирской политической ссылки и сделаны новые выводы о степени его соответствия представлениям марксистско-ленинской теории. Впервые в отечественной историографии на. примере большевистской, ссылки была рассмотрена специфика сбора, материала в историко-партийной науке и выявлены ее негативные стороны. И, наконец, автор диссертации с новых
методологических позиций проанализировал тактические установки в отношении империалистической войны правого и левого центра российской социал-демократии и раскрыл специфику расстановки интернационалистских сил в условиях Сибири.
Практическая значимость работы заключается в использовании ее результатов в дальнейшем изучении как политической истории вообще, так и социал-демократического движения в частности. Именно в этих целях она и создавалась. В случае признания положений и рекомендаций диссертации коллегами, она; сможет выполнять справочные функции в деле совершенствования и углубления; существующих знаний по истории организаций РСДРП и рабочего класса Сибири. Кроме этого, ее материалы могут быть использованы в учебно-методической деятельности, при освоении политических аспектов отечественной истории, в историографических спецкурсах. Для облегчения данного процесса автором опубликованы две брошюры методических указаний и несколько работ соответствующего характера112.
Основные положения исследования апробированы на специальных историко-партийных конференциях «Проблемы историографии и источниковедения истории партийных организаций Сибири» (Томск, 1987 г. — региональная);; «История? политических партий в вузовском курсе политической истории: Проблемы, теории, методологии, методики» (Москва, 1991 г. - всесоюзная); «Политические партии, организации, движения в условиях кризисов, конфликтов и трансформации общества: Опыт уходящего столетия» (Омск, 2000 г. - международная); «Общественная мысль, движения и партии в. России» (Брянск, 2001,2002 гг.. — всероссийские с международным участием);. «Социал-демократия: революция: и эволюция» (Омск, 2003г. — международная). Кроме этого, автор выступал с докладами и сообщениями: на других многочисленных конференциях, состоявшихся в 1986-2003 гт. в Москве, Санкт-Петербурге, Иванове, Нижнем Новгороде,
Перми, Тюмени, Омске, Томске, Кемерове, Якутске, Кокшетау. В 2001 г. по теме диссертации опубликована монография «Очерки социал-демократического движения Сибири (1907-1917 гг.)», получившая положительный отзыв в печати пз. Издан ряд научных статей, в т.ч. в журнале Российской академии наук «Вопросы истории», а также «Ползуновском вестнике», рекомендованных ВАК для апробации основных положений докторских исследований 114.
Численность, состав и партийные связи ссыльных социал-демократов региона
Политическая ссылка и каторга оказали огромное влияние на становление и развитие социал-демократического движения в Сибири. Поэтому в советской историографии всегда уделялось пристальное внимание сосланным за Урал представителям РСДРП; В особой мере сказанное относится к истории сибирской социал-демократии 1907-1917 гг., которую изучать в отрыве от политической ссылки практически невозможно. Это объясняется массовостью правительственных репрессий после наивысшего подъема первой российской революции и всеми вытекающими отсюда последствиями.
Для того, чтобы представить степень влияния РСДРП на ход революционных событий в стране, а также выяснить ее потенциальные возможности непосредственно в Сибири, необходимо определить удельный вес социал-демократов среди других ссыльных региона. Это было понято еще на начальном этапе советской историографии. В 20-х - первой половине 30-х гг. усилиями Всесоюзного общества политкаторжан, ряда партийных издательств были опубликованы десятки работ, в той или иной степени освещавших поставленную проблему. Их можно разделить на три группы: 1)воспоминания бывших узников царизма; 2)материалы анкетных обследований, проводимых репрессированными революционерами в местах заключения и поселения; 3)научные исследования.
Публикации первой группы были тогда самыми- многочисленными. В них авторы повествовали о численном; партийном, социальном, национальном составе сибирской ссылки, причем, как правило, в узких хронологических и территориальных рамках и без привлечения источников1. При этом ни в одной из работ не были отражены все перечисленные компоненты состава репрессированных. Нередко мемуаристы ограничивались демонстрацией только численности или партийности сосланных революционеров, причем в последнем случае не всегда приводились конкретные цифры. Что же касается вопроса об удельном весе членов той или иной партии в общей массе ссыльных, то в подавляющем большинстве публикаций он был решен в пользу социал-демократов. При этом следует подчеркнуть, что авторы-большевики настаивали на преобладании представителей своей фракции над меньшевиками. Так, B.Mi Косарев, В.Н. Залежский, А.В. Шотман. фиксировали существенное численное превосходство большевиков в Нарымской ссылке после Ленских событий 19121 г.2 В свою очередь бывшие меньшевики, как правило, не разделяли эсдеков на фракции, а лишь подчеркивали их преобладание над членами других партий. Об этом заявлял, например, СП. Качурин в отношении ссыльных села і Черемхово предвоенного времени . Несколько иная ситуация наблюдалась в воспоминаниях В.Д. Виленского-Сибирякова об Якутской ссылке. Там, по его мнению, эсеры не уступали социал-демократам по численности, но последние были значительно «более организованными и инициативными»4.
О преобладании социалистов-революционеров над эсдеками писал И. Цинговатов-Корольков, имея в виду Ангарскую ссылку периода реакции5 . Аналогичную ситуацию прослеживали М.А. Спиридонова и И.С. Каховская в женских каторжных тюрьмах . Как известно, обе они являлись членами партии эсеров: Однако даже большевики в рассматриваемое время не склонны были скрывать факты численного преобладания представителей тех или иных политических сил над ленинцами в некоторых частных случаях. Например, по утверждению В.Н. Залежского, среди ссыльных села Тогур в самом конце периода реакции «подавляющую массу составляли поляки ППС» . И все же в целом воспоминания 20-х — первой половины 30-х гг. способствовали формированию представлений о количественном приоритете членов: РСДРП в сибирской: ссылке и: представителей ПСР — на каторге. В данном случае можно говорить об объективном отражении действительности в анализируемой литературе. Интересно также и то, что в мемуарах 50-60-х гг. соотношение социал-демократов и эсеров в местах поселения и заключения Сибири осталось в принципе неизменным8.
Значительно меньше внимания в публикациях начального этапа советской историографии было уделено вопросам социального состава репрессированных революционеров. И все-таки, по мнению ряда авторов, например, Д.Яковлева, среди ссыльных региона преобладали «рабочие-металлисты, ткачи, столяры», а вслед за ними следовали служащие и интеллигенция9. Это расходилось с данными СМ. Розеноера конкретно по Якутской; области на 1912 г., согласно которым «рабочие и ремесленники составляли две пятых всей ссылки, интеллигенты — столько же»1 . А по словам Д.А. Пузанова, среди всех сосланных в Минусинский край за 1910-1917 гг. преобладали служащие и лица интеллектуального труда, что он подтверждал списком из 98 репрессированных по политическим делам, «фамилии которых сохранила память»11. Разумеется, эти отрывочные сведения не могли сформировать сколько-нибудь определенных представлений о социальном составе ссыльных Сибири.
Гораздо большую ценность для исторической науки представляли материалы анкетирований, проводимых в местах поселения и заключения их же обитателями; По подсчетам Э.Ш; Хазиахметова, в 1906-1917 гг. было осуществлено не менее 65 таких обследований . Результаты некоторых из них публиковались тогда в легальных журналах «Современный мир», «Вестник Европы», «Просвещение», «Сибирские вопросы». Другую часть соответствующих материалов издать по тем или иным причинам не удалось и г о них стало известно историкам лишь в советское время. Однако ив новую эпоху далеко не все из них появились в печати. Опубликованные же данные рассматриваемых анкет гармонично вписались в авторские работы, в результате лучшие из них приобрели характер достаточно серьезных социологических исследований. Это в первую очередь относится к трудам, созданным на основе анкетного опроса репрессированных лиц в Енисейской; и Нарымской ссылках. Первой из них посвятил свою статью И.В. Вар дин (Мгеладзе). Она была написана еще летом 1916 г. для издаваемого Максимом Горьким журнала «Летопись». В 1922 г. автор опубликовал ее без каких-либо изменений13. Через два года данные анкет по Енисейской; ссылке будут использованы в мемуарах А.К. Цветкова-Просвещенского14. Этот материал, найденный случайно в личных бумагах, оценивался автором очень высоко. И неудивительно, что мемуарист еще неоднократно возвратится к нему в своем литературном творчестве15.
Деятельность социал-демократов в местах каторги, заключения и поселения на территории Сибири
Важное место в советской историографии всегда уделялось деятельности социал-демократов в тюрьмах, на каторге, в традиционных местах поселения, и гласного надзора. Данный вопрос имел; прежде всего идейно-воспитательное значение, поскольку касался морально-волевых качеств борцов с самодержавием. Именно поэтому еще в 20-е гг. он становится доминирующим в общей проблематике истории политической ссылки и каторги в Сибири. Уже тогда, благодаря главным образом; мемуарным публикациям, были освещены основные формы революционной работы репрессированных представителей РСДРП в крае. Многочисленные издания тех лет демонстрировали борьбу ссыльных, с местными административными и силовыми структурами за свои права, давали представления о проведении учебы по подготовке партийных кадров и организации побегов на волю . Не могли оставить читателей равнодушными и эпизоды празднования 1 мая в тюрьмах и ссылке, а также политические похороны товарищей «по классовой борьбе», в которых участвовали эсдеки. В; литературе 20-х гг. рассказывалось о нелегальной печати, выпущенной репрессированными революционерами, их библиотеках, включавших марксистские и народнические издания3. Данные публикации, безусловно, создавали впечатление о достаточно активной политической жизни ссыльных, а в отдельных случаях и заключенных края.
Наряду с этим в литературе 20-х гг. довольно скромно оценивалась деятельность социал-демократов (как, впрочем, и членов других партий) среди местного населения в традиционных районах ссылки.. Так, например, Ю.П. Гавен, вспоминая свое пребывание в Чадобской колонии ссыльных, подчеркивал: «Систематической революционной работы в массах сибирского крестьянства не велось, по крайней мере на Ангаре. Подпольные организации из крестьян не создавались, - для этого не было почвы». Попав в Енисейск, где возможности для работы среди населения были более широкие, автор пришел в принципе к аналогичному выводу. Он констатировал, что местная «группа большевиков почти не имела связей среди енисейских рабочих, которых можно было по пальцам пересчитать». Не было «почвы для настоящего дела», по словам Ю.П. Гавена, и в «мещанском Минусинске», где только в январе 1917 г. удалось сагитировать типографских рабочих на забастовку4. В свою очередь СП. Швецов заявлял о том, что ссылка для, ведения: подобной деятельности не располагала необходимыми силами, поскольку политическую активность в ней проявляли на фоне всей массы репрессированных лишь отдельные лица5.
При всем этом следует отметить, что в; рассматриваемой литературе деятельность эсдеков: внутри колоний, как правило, не отделялась от аналогичною работы других ссыльных. Роль, социал-демократов- в тех или иных случаях специально подчеркивалась лишь эпизодически. Так, например; С.Корочкин настойчиво акцентировал внимание на преобладании в правлении кассы взаимопомощи ссыльных Киренского уезда членов РСДРП над эсерами6. В целом же в условиях существования общих союзов, колоний, корпораций, кооперативов ссыльных речь можно было вести только о фракциях или ячейках конкретных партий . Однако о них в публикациях 2 0-х гт. упоминалось нечасто .В - основном объединения репрессированных лиц воспринимались авторами как единое целое. Так, по мнению А.Г. Водолазского, «колонии жили весьма дружно» и «несмотря на разнообразие политических партий, которыми была представлена ссылка, временами казалось, что это одна политическая семья»?. Подобный вывод содержался в работе И.С. Каховской о репрессированных революционерках Нерчинской каторги. По ее утверждению, «общий быт, а главное — общая социалистическая идеология, совершенно нивелировали всех членов коммуны». Поэтому «фракционного антагонизма» в ней вовсе не было10. Видимо, в рассматриваемое время подобные «миротворческие» заявления вполне устраивали редакцию журнала «Каторга и ссылка». Не случайно в 20-х гг. на его страницах появлялись высказывания, критикующие утверждения о резких противоречиях в среде репрессированных социалистов. Например, С. Сандомирский в рецензии на «Тюремные записки» Е. Васильевой заявлял, что у эсеров и эсдеков «солидарных выступлений4 было значительно больше, чем «мелких склок». И это, на его взгляд, подтверждал сам факт создания Общества бывших политкаторжан11. Судя по анализируемым публикациям, возникавшие на каторге и в ссылке межпартийные противоречия не выходили за рамки политических дискуссий. Особенно они обострились в годы первой мировой войны, но это никак не отразилось на внутренней жизни колоний и коммун.
Упомянутые тенденции в развитии изучаемого вопроса нашли свое воплощение и в литературе первой половины 3 0-х гг.12 Однако наряду с ней стали одновременно появляться публикации противоположного концептуального направления. Их ярким примером могут служить воспоминания А.Н. Башурова, изданные в 1933 г. В них автор проводил четкую грань между большевиками и представителями других партий, настаивая на непримиримых противоречиях между ними. Так, описывая идейный раздор по вопросам войны в і Красноярской пересыльной- тюрьме, АН. Башуров характеризовал поведение меньшевиков следующим образом: «Они боялись революции, а поэтому всеми силами ненавидели большевиков... они со всей энергией трусов из мелкобуржуазной взбесившейся твари клеветали на нас, обливая нас помоями из меньшевистской политической лоханки»13. Подобные споры возникали и среди заключенных Александровского централа, но в 1927 г. В. Ульянинский описывал их совсем по-другому. Называя данную дискуссию «свирепой», автор считал оппонентов «товарищами с весьма самостоятельным умом», которые «великолепно умели защищать свои взгляды и обосновывать свой русский патриотизм»14. Приведенные высказывания: не требуют каких-либо комментариев- Их контраст объясняется известными общественно-политическими переменами, происходившими в советском обществе на рубеже второго и третьего десятилетий XX в.
«Дрязги, склоки, порой доходившие до рукопашной», А.Н; Башуров автоматически переносил в своей работе на Ангарскую ссылку. При этом, по словам автора, участвовали в них в основном интеллигенты, под которыми подразумевались меньшевики и эсеры. Далее мемуарист уверял, будто под влиянием рабочих и «большевистского ядра» произошло постепенное оздоровление обстановки, что в конечном счете привело к созданию Корпорации ссыльных Приангарского края. Однако, судя по содержанию анализируемых воспоминаний, все это лишь обострило межпартийные отношения, поскольку большевики развернули: борьбу за свое влияние В; руководстве корпорацией и ее подразделениях. Победа в данном случае была одержана, как указывал А.Н. Башуров, ленинцами, что впоследствии утвердили съезды ссыльных Приангарья?5. Таким образом, большевики стали рассматриваться уже как особая политическая сила, ведущая борьбу с идейными противниками даже в общих объединениях репрессированных революционеров.
Состояние, положение и стачечное движение пролетариата Сибири в 1907-1917 гг
Согласно марксистской теории идейно-политический уровень партийных организаций пролетариата находится в прямой зависимости от состояния их социальной базы. В свою очередь классовая зрелость рабочего класса; по убеждению приверженцев данного учения, определяется степенью экономического развития того или иного общества. Поэтому без историографического1 анализа социальной базы РСДРП! практически невозможно разобраться в основополагающих выводах советских ученых по проблемам социал-демократического движения. В особой мере это относится к работам исследователей Сибири, где в силу острого недостатка квалифицированных кадров,изучение указанного вопроса началось лишь в конце 50-х гг. Историки же центра страны в 20 — 40-е гг. практически не интересовались зауральским пролетариатом,, даже в книгах по рабочему движению он или совсем не упоминался, или только в связи с событиями 1912 г. на Лене V
Тем не менее в ранних публикациях местных авторов и участников революционных событий в крае можно было обнаружить некоторые штрихи, касающиеся состояния и положения сибирских пролетариев. Так, Р.А. Знаменская утверждала, что рабочий класс Иркутска в 1913—1914- гг. «находился в стадии своего классового оформления, и индустриального пролетариата, организованного и спаянного, не было»2. Примерно так же характеризовался томский и барнаульский пролетариат к началу 1917 г. на страницах журнала «Северная Азия»3. Впрочем, указанные города никогда и не считались промышленными центрами региона. Однако, судя по изданиям 20-х гг., роль «большевистского оплота» после первой российской революции утратила и Чита. Например, fLH. Баранский в своих мемуарах отмечал, что в период реакции железнодорожные мастерские города не могли уже быть центром рабочего движения4. В принципе с ним соглашался П.А. Окунцов5. Влияние социал-демократической партии было обеспечено, пожалуй, только среди рабочих Красноярска. По крайней мере, на этом настаивала А.К. Фефелова6. На рассматриваемом этапе историографии существовало уже единое мнение ученых, мемуаристов, публицистов об уровне развития промышленности и пролетариата Сибири к 1917 г. В данном случае обращает на себя внимание сходство мыслей однофамильцев Бориса и Якова Шумяцких. Первый из них в 1927 г. писал: «Февральский переворот застал такую негородскую, такую непромышленную страну,, как Сибирь, совершенно неподготовленной к закреплению революционных завоеваний... Дооктябрьский сибирский город — в большинстве случаев только административный центр. Его- пролетарская база ничтожна». Однако даже там, «где имелись очаги, фабричной или добывающей промышленности», советская власть рождалась в муках7. В свою очередь Яков Шумяцкий как бы преломлял сказанное через призму условий и возможностей деятельности большевиков;в массах, которую он считал в целом;неудавшейся. Основную причину этого автор видел в «отсутствии в Сибири твердой пролетарской базы для широкой революционной работы», или, иначе говоря, в «отсутствии, за редким исключением; крупных промышленных предприятий, рабочая масса которых, всегда восприимчива к пролетарским революционным идеям»8.
Данные выводы не встретили каких-либо возражений в печати, даже, наоборот, получили в ней дальнейшее распространение. Такое единомыслие историков казалось на первый взгляд странным, поскольку никто из них не занимался изучением проблемы специально, не осуществлял необходимых статистических подсчетов. А чисто декларативные высказывания, как правило, ведут к разнообразию выводов. Однако при детальном рассмотрении соответствующих работ становится понятно, что в них автоматически была перенесена еще дореволюционная концепция о крайне слабом развитии промышленности и пролетариата Сибири. Это относится, например, к трудам Б.Н. Шлаина и А.А. Шиши9. Более того, еще до 1917 г. некоторые марксистские публицисты активно утверждали и популяризировали данную концепцию в периодической печати. Так, например, М.К. Ветошкин в журнале « Современный мир» высказывал мысли о «крайне слабом» промышленном развитии региона, медленном росте численности его пролетариата, представленного в основном рабочими мастерских и депо железных дорог10. Такого же мнения придерживались тогда Н.Ф. Насимович (Чужак), и В.Н. Соколов (Мих. Садко)1!. В советское время они не только не изменили своих взглядов по данному вопросу, но и продолжали пропагандировать их12.
Проблема уровня классовой зрелости и революционной сознательности сибирских рабочих рассматривалась в 20—30-х гг. почти исключительно на примере Ленской стачки. В других же случаях можно встретить отрывочные указания на этот счет. Например, В. Кухарченко отмечал в своих воспоминаниях «темноту и беспробудное пьянство» пролетарской массы на Черемховских копях. Однако при этом он же утверждал, будто работа по организации угольщиков велась социал-демократами совместно с другими партийными группировками «дружным хором»13.. Каким образом произошел перелом в сознании шахтерской массы, причем в кратчайшие сроки, автор не объяснял.. В свою очередь С. Качурин считал восприимчивыми к социал-демократической агитации лишь рабочих механических мастерских по обслуживанию оборудования шахт.. И все же, это вполне правдоподобное замечание не помешало ему рассуждать о самых разнообразных формах деятельности эсдеков среди местного пролетариата14 .Данные противоречия так и не были разрешены на начальном этапе советской историографии. Объективное описание рассматриваемого вопроса содержалось в мемуарах старого большевика A.M. Буйко, изданных уже в период хрущевской «оттепели». В них констатировалось, «что работа в области политической пропаганды среди рабочих продвигалась крайне медленно», так как «приходилось иметь дело с исключительно отсталыми, неразвитыми шахтерами, задавленными долгой изнурительной работой, казарменной обстановкой и пьянством». «Политических ссыльных в Черемхове, — продолжал автор, — было много — больше ста человек. Многие из них были аполитичны, неактивны, не принимали участия ни в работе среди рабочих, ни в жизни самой ссылки»15. Другими словами,. узкий круг революционеров контактировал с ограниченным контингентом угольщиков, трудно поддающимся какой-либо организации. Даже в их профсоюзе в 1914 г. состояло не более ста человек, в то время как всего в Черемховском районе трудилось тогда около 2400 шахтеров1 .Таким образом,; говорить о развитом классовом сознании местных горняков не приходится. В отношении же: прочих категорий пролетариата Сибири данный вопрос в 20-30-х гг. вообще не ставился.
Историография идейных позиций социал-демократических объединений региона в местах поселения
Социал-демократическое движение Сибири было единым. Фракционное размежевание в нем началось лишь, в период развертывания Февральской революции, а представлявшие его партийные объединения до 1917 г. не имели; четкой идейнош направленности. В их деятельности с BI разном соотношении переплетались большевистские, меньшевистские и центристские тактические установки. Поэтому не случайно» проблема политической; ориентации! сибирской?социал-демократии!является одной из самых сложных в историко-партийной историографии. В целях ее тщательного анализа вполне оправдано обратиться к рассмотрению идейнойЇ направленностиЇ местных комитетов и групп, действовавших на территории Сибири. Кроме традиционных формирований! РСДРП; здесь в местах поселения» и гласного надзорам существовали партийные объединения? репрессированных эсдеков. Из них в советской ; исторической литературе больше всего вниманияі было уделено организациям; и; группам? Нарыма, Минусинска, а также Якутска.
Уже в; 1922 г. на страницах журнала «Сибирские; огни» были» опубликованы воспоминания BlMi Косарева о Нарымской ссьшке1 .Они сразу же стали; заметным явлением в советской; историографии; о чем; свидетельствует их переиздание; в; первом; сборнике Сибистпарта2. В г дальнейшем материалы из работы В:М1 Косарева! использовались, в хрестоматии по истории» Сибири и местной энциклопедии"?. По заверениям; автора,, в самом начале нового революционного подъема; в Нарыме была оформлена большевистская «фракция» во главе с выборным «коллективом».. Впоследствии она установила связи с центральными органами, РСДРП объединила ссыльных большевиков близлежащих колоний в «краевом масштабе» и даже провела съезд в 1915 г.4 Таким образом, мемуарист настойчиво подводил читателя к мысли о существовании в Нарымской ссылке полноценной организации большевиков, управляемой комитетом. Однако рассматриваемую структуру он называл не более чем фракцией, и это вызывало массу недоумений. Не развеяли их и воспоминания другого участника событий В.Н. Залежского. Он тоже указывал на присутствие во время, войны крепкой большевистской фракции в Нарыме5. Судя по всему оба автора вели речь о социал-демократической фракции в составе общей организации политических ссыльных. А поскольку среди местных эсдеков явно преобладали представители ленинской партии, то и их объединение они называли соответствующим образом.
На следующем этапе историографии большевистский характер Нарымской организации считался уже само собой разумеющимся фактом. По убеждению историков, иначе быть и не могло, ибо ее основатели Я.М. Свердлов и В.В. Куйбышев ни в коем случае не потерпели бы в своих рядах меньшевиков. Последние же поголовно объявлялись ликвидаторами, а значит противниками революционной работы. Поэтому в трудах историков второй половины 30-х — конца 50-х гг. меньшевики в принципе не могли участвовать в подпольных структурах. По утверждениям Г.У. Бузурбаева и Н.А. Кудрявцева, ядром рассматриваемой; организации была партийная школа В.В. Куйбышева. При всем этом историки, как правило, не заботились о документальных доказательствах своих измышлений. Правда, Г.У. Бузурбаев все же приводил сведения прокурора Томской судебной палаты об участии В.В. Куйбышева в работе кружка ссыльных социал-демократов, но это было вовсе недостаточно для подтверждений сложившейся концепции изучаемого вопроса6.
В 60-е гг. благодаря усилиям Э.Ш. Хазиахметова началось специальное исследование истории Нарымской партийной организации. В статье, посвященной процессу ее формирования, автор не настаивал на исключительно большевистском составе данного объединения. Так, по мнению ученого, в ноябре: 1910 г. в организацию входило девять большевиков, пять бундовцев, один меньшевик и один социал-демократ неизвестной ориентации . Эти же данные Э.Ш. Хазиахметов использовал ив монографии, выполненной на основе его кандидатской диссертации. Более того, в книге: подчеркивалось, что несмотря «на очень пестрый состав»» рассматриваемой организации, большевики: не только преобладали в ней і численно, но и занимали руководящее положение. Дальнейший ее: количественный и качественный рост ученый связывал с приездом в ссылку ряда известных ленинцев, имена: которых были незаслуженно забыты в период «культа личности». По утверждению историка, члены организации «горячо одобрили» созыв и решения VT Пражской конференции РСДРП, а во время войны единодушно, за исключением двух-трех человек, заняли пораженческую позицию. В такой ситуации созданный! в Нарыме Военно-социалистический союз после правительственного; решения о призыве в армию ссыльных не мог не иметь четкой большевистской направленности. Это по крайней мере следовало из логики рассуждений автора .
По мнению Э.Ш; Хазаихметова, первый шаг в координации действий нарымских большевиков был предпринят в мае 1912 г. на общем съезде представителей местных колоний. Все его делегаты оказались большевиками. Поэтому, на взгляд автора, съезд превратился в партийную конференцию соответствующей направленности. Так было положено начало деятельности краевой организации- ссыльных большевиков Нарыма. Ее периферийные группы, по утверждению ученого, включали и меньшевиков, «но их насчитывались буквально единицы». Влияние большевиков в; ссылке было настолько ощутимым, что случаи перехода в их ряды бундовцев, эсеров, анархистов были нередки. По крайней мере автор располагал такими фактами9. Правда, не все утверждения; Э.Ш. Хазиахметова сопровождались сносками на источники. Это объяснялось научно-популярным характером изложения его книги. Однако без соответствующих ссылок некоторые высказывания историка по рассматриваемому вопросу выглядели излишне категоричными. И тем не менее с главным выводом Э.Ш1 Хазиахметова о большевистской направленности изучаемой организации нельзя не согласиться. В условиях заметного преобладания представителей партии Ленина в Нарымской ссылке другого положения быть и не могло. Кстати, и сам автор в целом был настроен против чрезмерного восхваления деятельности большевиков. Он, например, являлся первым советским? ученым; решившимся назвать.роль,В.В. Куйбышева в создании партийной организации Нарыма явно преувеличенной 0. Однако это ни в коей мере не отразилось на дальнейшем изучении вопроса. В трудах ученых конца 60-80-х гг. большевистский? характер данной организации по-прежнему тесно связывался с пребыванием в Нарымском крае видных революционеров-ленинцев, в первую очередь Я.М. Свердлова и В.В. Куйбышева11.
Заметное внимание в советской историографии было уделено Минусинской колонии ссыльных. Это объяснялось функционированием там группы марксистов, называвшими себя «революционными социал-демократами». Она действовала в 1915 — начале 1917 гг. Примечательно, что один из; ее активных участников В.А. Быстрянский (Ватин) считал себя вправе: вести речь даже о «группе революционно сознательных социал-демократов», куда входил ряд большевиков12. Состояли ли в ней меньшевики, по содержанию его работы понять невозможно, хотя она и была выполнена с использованием источников. При этом следует отметить, что данные высказывания относились к 1924 г., когда меньшевикам не было отказано в революционности. Однако с другой стороны, не ясно, что подразумевал автор под термином «сознательные социал-демократы».