Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Генезис «молодежного направления» в литературе и политической публицистике 1917-начала 30-х гг 31
I. Институциализация «историко-молодежного» направления в отечественной исторической науке: формирование исследовательских центров в России и за рубежом 31
II. Изучение возникновения объединений и организаций молодежи в дооктябрьский период 40
III. Отражение проблем молодежного движения в послеоктябрьское время 72
Глава II Анализ процесса формирования объединений и организаций молодежи России в историографии 30-х - середины 50-х гг... 133
Глава III Становление и развитие организованного молодежного движения в России и в СССР в историографии второй половины 50-х-80-х гг 181
I. Центры исследований истории молодежного движения в СССР 181
II. Отражение в литературе процесса формирования политизированных организаций молодежи в послереволюционной России 189
III. Освещение проблем развития молодежного движения и молодежных организаций в Советской России 247
Глава IV Молодежная проблематика в постсоветский период: социокультурный акцент в новых исследовательских подходах 279
Заключение 305
Источники и литература 310
- Институциализация «историко-молодежного» направления в отечественной исторической науке: формирование исследовательских центров в России и за рубежом
- Изучение возникновения объединений и организаций молодежи в дооктябрьский период
- Отражение в литературе процесса формирования политизированных организаций молодежи в послереволюционной России
- Освещение проблем развития молодежного движения и молодежных организаций в Советской России
Институциализация «историко-молодежного» направления в отечественной исторической науке: формирование исследовательских центров в России и за рубежом
Российский коммунистический союз молодежи (РКСМ) уже к началу 20-х гг. играл значительную роль в общественной жизни страны. Он же занял главенствующее положение среди всех молодежных организаций. Эти обстоятельства во многом предопределили специфику изучения истории всего послефевральского молодежного движения в России. Свой отпечаток на исследовательский процесс накладывал разумеется, и формировавшийся в стране политический режим Необходимость осмысления истории коммунистического молодежного движения диктовалась в том числе и потребностями этого режима стремившегося с наибольшей эффективностью использовать молодежь для реализации поставленных РКП (б) задач.
Острый дефицит информации о возникавших после Февральской революции молодежных объединениях и организациях не позволял исследователям сразу же приступить к написанию истории организованного молодежного движения в России. Первоочередной задачей в таких условиях становилось формирование источниковой базы, по мере создания которой расширялись и возможности историков для анализа процесса становления различных организаций молодежи.
Выполнение этой задачи было возложено на «комиссию по изучению истории комсомола и революционного юношеского движения» (Истмол) , которая начала свою деятельность в 1921 г. и имела более 100 филиалов в разных регионах страны. Центральный и местные Истмолы создавались по аналогии и вслед за появившимися несколько ранее комиссиями по изучению «истории Коммунистической партии, Октябрьской революции и социалистического строительства» - Истпартами, причем специфика молодежного движения предопределила раздельное изучение историй РКСМ и РКП (б) Заметим что приоритетное внимание в деятельности как Истпартов так и Истмолов в течение всего периода их существования уделялось, осмыслению исторического пути одной партии и одного союза молодежи, хотя провозглашенные в момент создания этих исследовательских организаций цели были несравнимо шире.
Вскоре после своего образования Истмолы организовали выявление, учет, сбор и систематизацию материалов по истории молодежного движения и на этой основе приступили к разработке отдельных проблем возникновения и последующего развития предкомсомольских организаций. Немаловажное значение в деятельности Истмолов приобрело также создание источников по истории союзов молодежи: комиссии организовывали и стимулировали написание и сбор воспоминаний участников и очевидцев молодежного движения, способствовали воссозданию и упрочению картины движения в целом и по отдельным регионам страны как до октября 1917 г., так и после. В результате проведенной Истмолами работы было получено немало ценных сведений из истории конкретных организаций молодежи и даже целых направлений в рамках всего молодежного движения в послереволюционной России. Конечным итогом деятельности Истмолов явилось создание и публикация почти четырехсот книг и брошюр но историко-молодежной тематике2. Кроме этих работ при участии Истмола в периодической печати и ряде специализированных изданий было опубликовано немалое количество очерков, статей, заметок, воспоминаний, авторы которых касались истории молодежного движения.
Проделанная в 20-е гг. сетью Истмолов работа с количественной точки зрения несомненно засуживает самой высокой оценки. Достигнутые результаты выглядят совершенно иначе, если их рассматривать с учетом качества созданной литературы. На истмольской «продукции» не могло не сказываться то, что Истмолы являлись составной частью аппарата Коммунистического союза молодежи, подобно тому, как Истпарты были включены в аппарат правящей партии (на правах отделов соответствующих комитетов РКСМ и РКП (б)). Этот организационный момент вкупе с содержательной стороной деятельности придавал трудам истмольских исследователей более или менее явно выраженный идеологический характер и предопределял важнейшую качественную характеристику авторов как представителей советской исторической школы - их политическую ангажированность правящим режимом.
Необходимо отметить, что данную особенность не устраняло даже имевшееся у истмольских исследователей различие во взглядах на историю молодежного движения и молодежных организаций, поскольку «разброс» мнений был довольно мал и вполне укладывался в русло формационного подхода. Но наиболее важной причиной информационно-публицистического характера большинства истмольских публикаций был соответствующий уровень профессиональной подготовки авторов работ.
Общеизвестно, что в начале 20-х гг. советская историческая наука и изучение проблем развития молодежного движения в рамках ее - в качестве самостоятельного направления - лишь начинали складываться. Результат незавершенности этого процесса сказывался даже на Истпартах, где уровень подготовки исследователей был несравненно выше, чем в Истмолах, Среди работников последних, занимавшихся молодежной проблематикой в центре и особенно на периферии, можно обнаружить немногочисленных функционеров партии большевиков, активистов комсомола, непосредственных участников и очевидцев событий, но среди них невозможно найти ни одного профессионального историка с дореволюционным опытом работы в соответствующей области. Крайне малочисленны среди истмольских авторов специалисты с высшим и тем боттее гуманитарньтм образованием Вполне очевидно что последствия подобной подготовки исследователей не могли не сказываться самым нега н обриом на деятельности самих Истмолов. Крайне слабое владение теорией вопроса изначально вело истмольских авторов к одностороннему и упрощенному восприятию молодежного движения как общественного явления, а неизбежная ограниченность их опыта «соприкосновения» с некоммунистическими юношескими организациями за время существования последних не позволяла отразить всю совокупность имевшихся молодежных кружков и союзов. Кроме того, из-за неэквивалентной «представленности» в исторических источниках разных организаций молодежи авторы работ по объективным причинам могли проанализировать историю только тех из них информация о которых была наиболее полной, вне зависимости от истинной роли того или иного союза в молодежном движении страны В конечном итоге именно в СИЛУ вышеотмеченных причин упоминания .о разного рода «непролетарских» молодежных организациях в трудах истмольских историков носят констатирующий характер не позволяющий получить достаточно полное представлен о том как конкретно возникали и развивались эти организации конкретно возникали развивалис Сказанное выше отчасти проясняет, почему появившиеся в 20-х -первой половине 30-х гг. сборники документов и материалов по истории молодежного движения , а также специализированные документальные разделы, имеющиеся в ряде работ , равно как и сами эти работы, содержат в основном информацию о движении фабрично-заводской молодежи, симпатизировавшей большевикам, и почти ничего - об организациях учащихся студентов молодых военнослужащих а также национальных и религиозных кружках и союзах.
Изучение возникновения объединений и организаций молодежи в дооктябрьский период
Более или менее подробно рассмотрев социально-экономические условия, в которых находилась рабочая молодежь, историки показывали причины, побуждавшие ее к протесту и борьбе за свои права в самых разных формах еще до февраля 1917г. Вместе с тем, исследователи констатировали, что организованного движения рабочей молодежи вплоть до самой революции не существовало. А. Киров, О. РывКИн, А. Шохин и другие авторы сходились во мнении, что причиной тому служило отсутствие даже минимума буржуазно-демократических свобод и беспощадный террор царизма, подавлявшего малейшее стремление молодых рабочих к организации16.
Выделяя эти причины в качестве основных, препятствовавших созданию союзов рабочей молодежи в предфевральской России, исследователи тем не менее не ограничивались только ими. А. Киров отмечал, что традиционное отношение взрослых квалифицированных рабочих к заводскому юношеству также не способствовало его организации. С одной стороны, срабатывал такой фактор, как классовая солидарность, и взрослые рабочие во время забастовок, манифестаций и иных акций протеста отстаивали не только свои собственные права, но также и требования учеников, подмастерьев, «мальчиков» и т.п. С другой, подчеркивал исследователь, в среде профессиональных рабочих достаточно сильным было влияние традиции, согласно которой неквалифицированный рабочий, ученик, подмастерье в принципе не мог претендовать на всю полноту прав, которые имел рабочий профессионал. Среди этих прав выделялось и право на профессиональную организацию, причем такое положение сохранялось неизменным вплоть до самой Февральской революции17.
А. Шохин выделил еще одну причину, негативно влиявшую на процесс создания организаций рабочей молодежи в России в течение первой мировой войны, не указав, однако, насколько сильно она влияла непосредственно перед февралем 1917 г. Этот автор отметил, что определенное противодействие созданию самостоятельной юношеской организации исходило от «взрослых революционеров», выступавших против распыления «революционных сил»18. При этом А. Шохин показал и альтернативу, возникавшую перед социально-зрелыми и политически активными молодыми рабочими - им предлагалось сразу же вступить в партию бoльшeвиков19. В самом конце историографического периода О. РывКИН отмечал, что такая позиция была характерна не только для партии большевиков, но и для других политических сил левой ориентации, стремившихся привлечь в свои ряды наиболее подготовленных молодых рабочих20.
С активной пропагандистской деятельностью представителей политических партий в среде рабочей молодежи целый ряд исследователей связывали и возникновение различных нелегальных объединений и организаций, существовавших непосредственно перед Февральской революцией на Юге России, в столицах, на Урале. Значительно завышая истинную роль этих конспиративных кружков, А. Киров утверждал, что они становятся «непосредственными предшественниками коммунистического юношеского движения» . Однако никто из историков так и не смог продемонстрировать хотя бы единственный случай, когда нелегальный до февраля 1917 г. кружок молодых рабочих или хотя бы кружок с их участием сразу после свержения самодержавия преобразовывался в предкомсомольский союз. Вопрос о «непосредственной преемственности» так и не был разрешен историками в течение всего историографического периода, хотя еще в начале 20-х гг. один из участников прежнего «подпольного» кружка показал принципиальную невозможность трансформировать его в легальный союз рабочей молодежи большевистской ориентации. Я. Менис, рассматривая причины нежелания членов нелегального прежде объединения молодых рабочих преобразовать его после февраля 1917 г. в организацию рабочей молодежи посредством вовлечения новых участников, вспоминал : « в обновленном кружке нам хотелось видеть молодежь, сознательно (имеется в виду «осознанно» - Н.М.) разбирающуюся в революционных событиях»". Иначе говоря, крайне жесткие критерии членства, необходимые и вполне справедливые для нелегального объединения, по прежнему применялись его участниками и в кардинально изменившихся условиях, что закрывало доступ в него рабочей молодежи после февраля 1917 г.
Эмигрантские исследователи, рассматривая ход возникновения и последующее становление организаций молодых рабочих после Февральской революции, также обратились к предфевральскому периоду истории молодежного движения. Но при этом в меньшевистской публицистике проблема нелегальных молодежных кружков очень жестко увязывалась со вполне определенной партийно-политической ориентацией их участников. Подразумевалось, что в «подполье» до февраля 1917 г. могли находиться лишь молодые рабочие - члены РСДРП или симпатизировавшие этой партии выходцы из пролетарской среды. Каких либо документальных подтверждений этому тезису не приводилось, но упоминания о том, что на своих нелегальных собраниях «рабочая молодежь повышала уровень своей идейно-теоретической подготовки и углубленно изучала марксизм»23, должны были восполнить этот пробел. При этом социал-демократические авторы не забывали в очередной раз продемонстрировать свои общеполитические воззрения, заявляя, что несмотря на все неудобства «еще не сметенного революцией подполья», молодые (и взрослые) члены РСДРП были подлинно свободными, поскольку могли беспрепятственно знакомится с новейшими теоретическими разработками западноевропейской социал-демократической мысли" . Вполне естественно, что проблема преемственности дореволюционных и послереволюционных организаций рабочей молодежи меньшевистскими авторами не поднималась, поскольку взгляды на формы организации юношества в РСДРП принципиально отличались от большевистских25.
Иным был подход эмигрантских авторов и к послереволюционному движению молодежи и рабочей молодежи в частности. Здесь не было столь отчетливо выраженного «крена» в сторону молодых рабочих, равно как и любой другой категории молодых людей. Организованный протест и борьба за свои права старшеклассников и студентов, молодых крестьян и военнослужащих рассматривались как вполне естественная реакция на неудовлетворительное социально-экономическое положение российской молодежи в целом. Авангардная роль пролетарской молодежи при этом по существу отвергалась, поскольку причины, побуждавшие ее к борьбе за свои права и интересы, виделась зарубежным исследователям несколько иначе, чем историкам Советской России. Этих взглядов придерживались как меньшевистские, так и эсеровские и анархистские авторы, однако наиболее завершенную форму соответствующие воззрения обрели все же под пером социал-демократических публицистов.
Именно они, не отвергая в принципе формационной теории и классового подхода, при исследовании послефевральского молодежного движения в России стремились учесть факт объективно неизбежного отставания нашей страны в сравнении развитыми государствами Запада к моменту свершения в России Февральской революции. Ссылка на значительную «недоцивилизованность» России, оказывавшую самое негативное воздействие на ход становления молодежных организаций, в том или ином виде присутствует почти во всех публикациях «Социалистического Вестника», посвященных историко-молодежной тематике.
Отражение в литературе процесса формирования политизированных организаций молодежи в послереволюционной России
На таком же, фактически сугубо констатационном уровне, освещалось в советской литературе и публицистике возникновение разного рода политических группировок, образовывавшихся в студенческой среде в середине и второй половине 20-х гг. под воздействием различных оппозиций в правящей партии. Во многом информативный характер таких публикаций обуславливался стремлением авторов донести до читателя в первую очередь социально-классовое содержание того или иного «уклона» или «платформы», а характер их организации отступал на второй план. При этом подчеркивалось чаще всего соответствие непролетарского происхождения студентов-«уклонистов» и мелкобуржуазного характера той или иной оппозиции в РКП(б) вызывавших отклонение от «генеральной линии партии». Сама же высшая школа называлась наиболее благоприятным каняттом ттпгтедения мелкобуржуяяного влияния на молодежь в сИЛУ своей спики как социального института222.
Общественные организации студентов, неявно вовлеченные в политическую борьбу (кассы взаимопомощи, кооперативы и т.п.) зачастую вообще выпадали из поля зрения исследователей и публицистов. Интерес к ним проявлялся только тогда, когда в их состав входили студенты-оппозиционеры. Кроме того, исследователи не видели каких-либо принципиальных изменений в работе таких организаций вплоть до самой их ликвидации в конце 20-х гг223.
По мере того, как пролетарское студенчество все более занимало доминирующие позиции в высшей школе и вытесняло утрачивавшие прежнее положение «старое студенчество» из всех студенческих организаций (землячеств, научных кружков, кооперативов и т.д.), исследователи стали все более переключать свое внимание на полулегальные формы классовой борьбы в вузах. В первую очередь под этим подразумевалось противодействие видоизменявшихся органов студенческого самоуправления всей системе «новых» студенческих организаций. Именно в таком ключе рассматривалось в ряде публикаций существование в высших учебных заведений неоформленных групп и разного рода объединений ставивших в той или иной форме под сомнение марксистскую доктрину и правильность политики РКП(б) А Косарев выступая на VI Всесоюзной конференции ВЖСМ в июне 1929 г заявлял что «на философских отделениях вузов совсем нередки даже часты группировки идеалистов неокантианцев и других враждебных марксизму течений» Подобные выступления в студенческой среде списывались на влияние все тех же оппозиций в РКЩб) так или иначе связанных с враждебным мелкобуржуазным окружением, но проявлявшихся лишь при непосредственном влиянии антикоммунистически настроенных профессоров и преподавателей.
Не забывали авторы работ отмечать и факты явного противодействия и классовой борьбы в высших учебных заведениях. Н. Туткин отмнетил, что « ... в наших вузах учится известный процент студенчества с явно враждебной нам контрреволюционной идеологией»224.
Такое явление, как «академизм» и его разновидность - «делячество», возникшие в студенческой среде в конце 20-х гг. как неизбежное следствие политической борьбы в обществе, историки в Советской России рассматривали не иначе, как одно из проявлений «правого уклона» в РКП(б). Соответственно, отдельные студенты и даже целые студенческие группы из числа «академистов» почти автоматически попадали в разряд «правых уклонистов», даже если они не являлись членами правящей партии. За «приклеиванием» подобного политического «ярлыка» чаще всего следовали «оргмеры» по отношению к «виновным», но сама проблема в официальной исторической литературе оказывалась совершенно неисследованной. Меньшевистские публицисты прояснили ситуацию, хотя подошли к проблеме совершенно иначе. Воспользовавшись предложенным «ярлыком», но только для обозначения самого явления, они показали глубинную причину, лежавшую в основе «академизма» - дезориентацию «значительной части студенчества», разочаровавшегося в старых общественных идеалах, уставшего от политической борьбы и стремившегося так или иначе определиться в советской жизни, адаптироваться к ней при отсутствии либо недоформированности целостного мировоззрения, неприятия официальной марксистской доктрины и неверии в навязываемые в высшей школе установки и ценности225.
Затронули исследователи и нелегальное студенческое движение. Причиной тому послужило, как ни странно, «шахтинское дело» и последовавший за ним судебный процесс, на котором прозвучало откровенное оскорбление студентов-рабфаковцев со стороны группы студентов-«нелегалов», направивших письмо Н.В. Крыленко, обвинителю на этом процессе. Процитированное в статье Г. Козьмина, оно вызвало широкий резонанс в студенческой среде и наглядно продемонстрировало, что антисоветски настроенные студенты относятся к организованному студенческому движению «советского образца» резко негативно. В конце 20-X гг. «старых» студенческих организаций в высшей школе, разумеется, уже не существовало, хотя соответствующий настрой в среде студентов в ряде вузов все еще сохранялся. Подтверждением этого явилось выступление на процессе судебного обвинителя Н.В, Крыленко, процитировавшего полученное им письмо, в котором, в частности, давалась косвенная характеристика «нового» студенческого движения. «На кого Вы сможете опереться в вузах? - Вопрошали студенты-«нелегалы».- Ведь нельзя же всерьез рассчитывать на тупоголовых рабфаковцев... . Единственная живая сила в вузах - это мы, а мы клянемся более тонко и обдуманно продолжить дело, так грубо и неумело проводимое теми, кого Вы судите сейчас»226. Но из-за нелегального характера деятельности подобных объединений и организаций детального освещения их истории на страницах периодики в тот период быть, разумеется не могло.
Основной смысл упоминания подобного рода фактов заключался в иллюстрации необходимости борьбы с фракционными проявлениями в комсомоле и РКП(б), а также исключения из них «явно неисправимых» элементов различных оппозиций. Именно о рецидиве троцкистских взглядов на молодежь как на «барометр» партии, но применительно к условиям начала 30-х гг., когда пролетарское студенчество стало безусловно доминирующим в высшей школе, шла речь в периодических изданиях этого периода. Подразумевалось что на этом и заканчивалась история некоммунистического студенческого движения: с начала 30-х гг в высшей школе существовала лишь одна молодежная организация - комсомол.
Интенсивная разработка его истории истмольскими исследователями и ее пропаганда в широких слоях молодежи в то же время не сопровождалась соответствующим интересом к национальным молодежным организациям, существовавшим в России после октября 1917 г. О них писали Г. Левгур, Е. Цейтлин, Е. Герр, В. Мирошничесвский227 и другие авторы. Но их «теория» «мертворожденного дитяти буржуазии», как определил судьбу всех непролетарских союзов молодежи в целом и национальных в частности (которые автоматически попадали в разряд националистических) В. Орлов228, не позволяла пристально вглядеться в процесс их развития после прихода к власти большевиков Именно поэтому была на практике реализована идея Г Левгура что «достаточно лишь упомянуть» о «кое-где возникших и существовавших» молодежных организациях националистического характера чтобы понять что «комсомол вьгоастал неодиноким.
Освещение проблем развития молодежного движения и молодежных организаций в Советской России
Уже к концу 20-х гг. Коммунистический союз молодежи становится одним из важнейших институтов сформировавшегося в Советском Союзе политического режима. На месте прежней организации революционной молодежи коммунистической ориентации, каким был РКСМ в момент своего возникновения, находилась не просто единственная молодежная организация, но мощней-ший инструмент нроведения интересов, взглядов и установок Коммунистической партии в среду подрастающего поколения. В этом качестве комсомол «образца» 1930-х гг. не имел реальных возможностей самостоятельно выбирать различные варианты осуществления провозглашенных им целей и поставлен-ных задач и был, по существу, обречен на строгое следование указаниям и предначертаниям Центрального Комитета ставшей «орденом меченосцев»1 коммунистической партии Она же определила и функцию ВЛКСМ - быть «инструментом», «подсобным орудием».
Столь конкретно и однозначно определенный статус комсомола повлек за собой и соответствующее отношение к его истории, а следовательно и к истории иных молодежных организаций и всего молодежного движения в стране в 1917 - начале 1930-х гг. Изучение прошлого коммунистического молодежного движения становилось чрезвычайно эффективным средством идеологического воздействия на подрастающее поколение, и значимость такого изучения возрастала, поскольку в самостоятельную жизнь в 30-е гг. и позднее вступала моло-дежь, не принимавшая непосредственного участия в событиях февраля - октября 1917 гг., гражданской войне и других важных политических событиях. Таким образом, идеологическая в освещении истории молодежного дви-жения приобретала исключительно важное значение. Акцент на нее делался еще и потому что в условиях сложной международной а отчасти и внутренней обстановки власть стремилась придать изучению исто,рии комсомола мобилизующую направленность.
В такой ситуации кардинально изменялись требования как к самой литературе, отражавшей те или иные вопросы истории молодежного движения, так и к деятельности историков и тех учреждений, где готовились их работы. Конечным результатом труда исследователей вынужденно становилась такая публикация, в которой предельно отчетливо расставлялись социально-классовые приоритеты деятельности тех или иных союзов молодежи, максимально заострялось внимание на линии размежевания их политических противников и в со-ответствии с этим была доведена до логического конца их «историческая судь-ба». Разумеется, вся вновь издаваемая литература должна была содержать единую и «единственно верную» точку зрения на проблемы развития молодежного движения и коммунистического движения молодежи в особенности. Следовательно, со страниц книг по истории комсомола должны были исчезнуть малейшие оттенки автобиографичности, что являлось причиной сохранявшегося до конца 1920-х гг. некоторого «разброса» мнений историков молодежного движения, хотя и писавших уже в это время, как правило, с позиций приверженно-сти лишь одной единственной идеологии и методологии. Методологическая ориентация исследователей в новых условиях предполагала полный и абсолютный отказ от малейших элементов плюрализма и переход на жесткую и выверенную монистическую позицию.
Последнее могло быть достигнуто лишь одним путем: изучением истории молодежного движения в России в 1917 - начала 1930-х гг. сквозь призму взглядов и установок, «имевшихся на вооружении» Коммунистической партии. Лишь в таком случае у читателя исчезали самые незначительные поводы для возникновения вопросов, сомнений и размышлений относительно истории движения молодежи и деятельности тех или иных ее организаций. Обсуждением всех возникавших на данном пути проблем и выработкой «технологии» создания своего рода «эталонного» труда по истории коммунистического союза молодежи был посвящен специальный Пленум Центрального Комитета ВЛКСМ, состоявшийся еще 19 марта 1932 г., т. е. в конце предшествующего историографического периода .
Формально обсуждавший вопрос «Об итогах просмотра литературы по истории ВЛКСМ и КИМ», Пленум ориентировал будущих историков молодежного движения на иллюстрацию в своих трудах положения, гласившего, что «вся огромная работа комсомола протекала под непосредственным руководством партии, ее вождей - Ленина, Сталина, определялась политикой партии, ее директивами»3. Исследователей фактически направляли на путь показа последствий реализации тезиса И. В. Сталина, утверждавшего, что «обеспечение руководства партии есть самое главное и самое важное во всей работе комсомола»4. Вполне очевидно, что любой труд, созданный на основе соблюдения подобного требования не мог не фиксировать «истину в последней инстанции» и тем более допускать какие-либо альтернативные точки зрения на проблемы развития молодежного движения.
С целью предотвратить доступ читателей к сведениям из ранее опубликованных работ, «противоречащих» «единственно верной» точке зрения, Пленум ЦК ВЛКСМ принял решение изъять многие из них, расцененные как «политически вредные»5. Тем самым и читателей, и историков комсомола ориентировали на изначальное заужение проблематики, «спрямление» и «упрощение» реального исторического пути молодежных союзов и процесса развития молодежного движения в целом, на его превращение из объекта анализа в мифологизированную схему. Для практической реализации и неукоснительного выполнения принятых решений Пленум ЦК ВЛКСМ фактически вводил цензуру на всю вновь издаваемую литературу по комсомольско-молодежной тематике, а телеологическая установка работ поддерживалась применением более или менее жестких репрессивных мер по отношению к тем исследователям, которые ее не придерживались. Вполне очевидно, что создавшаяся уже в начале 1930-х гг. обстановка в «молодежном секторе» отечественной исторической науки не способствовала применению принципа объективности при написании авторами своих работ Диапазон искажения действительности в этих публикациях простирался от «дозирования» информации и умалчивания некоторых проблем истории молодежного движения до откровенной и грубой фальсификации.
В связи с этим представляют несомненный интерес уже те немногочисленные работы, которые вышли из печати вскоре после Пленума ЦК ВЛКСМ, состоявшегося 19 марта 1932 г. Это - труды переходного типа: в них отчетливо прослеживаются черты, характерные для публикаций предыдущего историографического периода, и, одновременно, уже явственно видимы те тенденции и направления, которые будут присутствовать в работах по истории коммунистического молодежного движения, изданных с середины 30-х до середины 50-х гг. Среди этих тенденций - восхваление руководителей Коммунистической партии и в первую очередь И В Сталина а также рассмотрение всего процесса разви-тия движения молодежи сквозь призму воздействия на него со стороны РКШб.
