Содержание к диссертации
Введение
Глава 1 . Концептуальные поиски второй половины 1980-хгг. начала XXI века 31-117
1.1. Проблема перестройки и развитие исторической науки 31-53
1.2. Макрообъяснительные модели характеристики исторического процесса 54-86
1.3. Локальные исторические концепции 87-117
Глава 2 . Отечественная историография о модели власти 1930-х гг 118-205
2.1. Дискуссия о сущности власти предвоенного десятилетия ... 118-169
2.2. Проблема предпосылок и социальной опоры политического режима 169-205
Глава 3 . Современная историография о репрессивной политике 1930-х годов 206-297
3.1. Истоки, причины, цели репрессий. Роль режима и широких масс в их осуществлении 206-232
3.2. Дискуссия о масштабах насилия в обществе 232-272
3.3. ГУЛАГ. Значение принудительного труда в народном хозяйстве
страны 272-297
Глава 4 . Историография проблемы социально-экономическогоразвития страны в 1930-е годы 297-373
4.1. Преобразования в экономике: взгляд отечественных исследователей 297-333
4.2. Оценка последствий и итогов преобразований 333-373
Заключение 374-383
Список использованных источников 3 84-446
- Проблема перестройки и развитие исторической науки
- Дискуссия о сущности власти предвоенного десятилетия
- Истоки, причины, цели репрессий. Роль режима и широких масс в их осуществлении
- Преобразования в экономике: взгляд отечественных исследователей
Введение к работе
Современная Россия находится на этапе смены политической и социально-экономической модели развития. При осуществлении сложнейших преобразований во вех ключевых сферах логично обратиться к собственному историческому опыту. Адекватное понимание истории СССР (России) переломных времен (к ним относятся и 1930-е гг.) является одним из решающих факторов в выработке верного курса. И, наоборот, игнорирование опыта предыдущих поколений - как успешного, так и негативного - чревато социальными потрясениями, а в худшем случае -выбором тупикового пути развития.
Тридцатые годы двадцатого века в истории нашей страны - один из самых сложных и противоречивых периодов в жизни Советского государства. Руководство поставило цель - в предельно сжатые сроки превратить крестьянскую стра-ну в одну из ведущих индустриальных держав мира. Данная установка потребовала смены, а в чем-то и коррекции политической и социально-экономической линии развития.
Актуальность опыта 1930-х гг. состоит в том, что расширение, модернизация, обновление производственного аппарата всех основных отраслей, укрепление обороноспособности было достигнуто за счет внутренних ресурсов. Изменения в экономике, высокий темп развития обусловили и особую роль партийной элиты, которая стала использовать жесткие методы борьбы за власть, а затем репрессивные акции.
Многие проблемы современной России имеют свою предысторию, в том числе уходящую в 1930-е годы. Всестороннее, глубокое изучение процессов политического и социально-экономического развития страны, взаимообусловленности трансформаций этого периода может предостеречь от повторения ошибок. Исто риография позволяет проанализировать смену методологических подходов, концептуальные поиски ученых.
Хронологические рамки исследования охватывают вторую половину 1980-х гг. - начало XXI века. Выбор нижней границы обусловлен провозглашением руководством КПСС политики социально-экономического ускорения, а затем и перестройки. Середина 80-х гг. прошлого столетия относится к советскому историографическому этапу, но именно в это время в его рамках складываются предпосылки для нового периода историографии.
Концентрация внимания на литературе, вышедшей во второй половине 1980-х гг. - начале XXI века, представляется вполне обоснованной. Именно в этот период исследовательская деятельность претерпевает радикальные изменения. Происходит постепенный отказ от непосредственного участия государства в руководстве историческими исследованиями, что вызвало серьезную перестройку в работе научных центров.
Исторический процесс перестает восприниматься в рамках официальной идеологии и на основе одной методологической базы. Переход из моноконцептуальной среды к плюралистическому видению истории был очень болезненным и сопровождался кризисными явлениями, что привело к выходу работ различного методологического уровня. Исторические труды этого периода не лишены излишней политизации, скоропалительности выводов.
Верхняя граница связана с началом XXI в. К этому времени историография преодолела период «болезни роста», и в ее недрах созрели фундаментальные исследования по отдельным вопросам истории 1930-х гг. В такой ситуации необходим особенно тщательный анализ литературы.
Публикации по проблемам историографии (имеются в виду работы, вышедшие в 1985 г. и более поздние годы) отдельных сторон истории 1930-х гг. стали появляться только в 1990-е гг. Заслуживают внимания труды обобщающего пла на , а также серии «История и историки: Историофафический вестник» Института российской истории (основан в 1965 г., возобновлен в 2001 г.), «Исторические записки» Российской академии наук (международный альманах, основан в 1937 г., возобновлен в 1995 г.). В них, как правило, речь идет о характеристике основных процессов в историофафии страны в целом, изменениях методологического плана, которые частично затрагивают и проблематику 1930-х гг.
В 1995 г. вышла монофафия В. С. Прядеина «Актуальные вопросы методологии истории»2, в которой автор подверг критике советскую историофафию за несовершенство теоретико-методологического и методического свойства: библио-графичность, аннотационный стиль. По его мнению, мало кто из историофафов ставил задачу определить влияние объективных и субъективных факторов на развитие историофафии3.
В. С. Прядеин сформулировал задачи историофафических исследований: коренным образом пересмотреть проблематику и методологические основы, «закрыть» немало тем, направлений исследований как надуманных, искусственных или не имеющих какой-либо актуальности сегодня .
С ним не согласились Е. Б. Заболотный и В. Д. Камынин, посчитав подобную постановку вопроса излишне радикальной, ставящей историофафа над исторической наукой. Историки полагали: «Историофаф должен обобщать ведущиеся исторические исследования, заострять внимание исследователей на «болевых точках» в изучении конкретных проблем или вопросов развития самой исторической науки, высказывая свое мнение по их разрешению только в том случае, если он достаточно компетентен в понимании их сущности» .
Широкий резонанс вызвала коллективная работа «Советская историография», где были помещены статьи ведущих отечественных и зарубежных исследователей. Книга являлась составной частью серии «Россия. XX век». Общую оценку советской историографии дал Ю. Н. Афанасьев, приравняв ее к научно-политическому феномену, гармонично вписанному в систему тоталитарного государства и приспособленному к обслуживанию его идейно-политических потребностей2.
А. П. Логунов остановился на кризисных явлениях в исторической науке второй половины 1980-х - начала 1990-х гг. И хотя статья посвящена общей историографической ситуации в России, в ней кратко упомянуты проблемы, связанные с изучением сталинизма. Особое значение имеют выводы автора о концептуальных истоках споров историков, соотношении отечественной и мировой историографической традиции.
Вслед за Ю. Н. Афанасьевым, подчеркнув тенденцию сращивания науки с государственно-политическими институтами, он пошел дальше в характеристике основных черт советской историографии середины 1980-х гг. К ним он отнес: отказ от проблемного видения исторического материала, единодушие, преобла-дающую роль больших исследовательских коллективов .
А. П. Логунов справедливо выделил общие для историографических оценок моменты: признание доминирующего воздействия политического фактора на развитие историографической ситуации, высокую степень эмоциональной окраски прозвучавших выводов, формирование оснований для становления различных научных школ и направлений .
Историк определил три направления в историографии середины 1980-х -середины 1990-х гг. К первому он отнес консервативное. Ко второму причислил исследователей признававших закономерности развития истории и рассматривавших исторический процесс как цепь альтернатив. Третье связал с деятельностью Ю. Н. Афанасьева в методологической области демонстрировавшего предпочтение принципам школы «Анналов»2.
А. П. Логунов считал, что в рамках последнего направления был найден новый ключ к изучению истории советского государства как государства тоталитарного типа. Однако хотелось бы отметить, что этот «новый ключ» скорее был не найден, а заимствован у зарубежных исследователей.
Значительный интерес представляет статья доктора исторических наук из Франции М. Ферретти, открывающая третий раздел книги «Отечественная историография» под названием «Историческая наука во 2-ой половине 80-х - начале 90-х гг.: новые черты и старые догмы»3. По мнению исследователя, либеральная интеллигенция обратилась к оценке сталинского перелома по причинам политического плана. Целью обращения являлось не установление исторической истины, а желание «... сломать хребет старой официальной истории, используемой в качестве основного инструмента для подтверждения лигитимности власти»4. М. Ферретти справедливо отметила тенденцию рубежа 80-90-х гг. XX века в отечественной историографии - принятие западной модели развития капитализма, как естественной и универсальной, а, следовательно, применимой к российской действительности и оправдывающей тогдашний политический выбор5.
Следует признать значительный вклад историков РГГУ в развитие отечественной историографии. На научной конференции 12 мая 2006 г. «Историографическая культура в контексте движения к «обществу знания», проводившейся на базе факультета истории, политологии и права историко-архивного института РГГУ, была поставлена задача написания качественно нового учебника по историографии. По итогам конференции издан сборник «Интеллектуальная культура современной историографии»1.
В 1997 г. Г. Д. Алексеева обратила внимание историографов на недостаточное освещение таких вопросов, как: связь науки и идеологии, влияние политики и политической борьбы на историческую науку, использование исторических знаний в борьбе с политическими противниками, в создании государственной идеологической системы и укреплении господствующего режима2.
Ценность работ обобщающего плана заключается и в постановке проблемы о принципах и методах историографических исследований. В частности, Е. Б. За-болотный и В. Д. Камынин показали расхождения и разночтения в понимании принципов историзма и объективности у отечественных исследователей . Историки обратились к характеристике природы и предпосылок методологического кризиса в исторической науке, проблемам теории и методологии в историографии второй половины 80-х - начала 90-х гг. XX в. Они обобщили материал о методологических и концептуальных поисках, имевших место в 1990-е гг.
Ряд статей посвящен рассмотрению процесса развития исторической науки во второй половине 1980-х гг. - начале XXI в. Это работы Г. Д. Алексеевой, A. П. Логунова, Ю. А. Полякова, А. Ю. Ватлина, А. Н. Сахарова, В. А. Козлова, B. П. Данилова, А. А. Искендерова, Б. Г. Могильницкого, В. В. Согрина, Н. Б. Се лунской и др. В них освещен ряд проблем: кризис в исторической науке, новые историографические тенденции, изменения в методологии. Авторы анализируют перемены, произошедшие в источниковой базе, выделяют дискутируемые темы. Н. Б. Селунская тщательно проанализировала общую современную историографическую ситуацию и специфику ее проявления в отечественной историографии в аспекте взаимоотношений между методологическим знанием и профессионализмом историка. Она пришла к обоснованному выводу, что профессиональная историческая наука вступила в полосу острой борьбы за формирование исторического сознания общества на информационном поле, где действуют законы рынка. Это обстоятельство порождает более жесткие требования к квалификации кадров историков2.
В регионах можно отметить введение в изучение историографии отечественной истории В. А. Дмитренко (Томск, 1988), Н. В. Ефременкова3 и И. Г. Сере-гиной (Калинин, 1986); учебные пособия В. А. Балашова и В. А. Юрченкова «Ис ториография отечественной истории (1917- начало 90-х гг.)» (Саранск, 1994), Е. Б. Заболотного и В. Д. Камынина «Историческая наука в преддверии третьего тысячелентия» (Тюмень, 1999). Исследователи рассмотрели многие теоретические проблемы, основные направления и школы исторической науки.
Позитивную роль сыграли и историографические обзоры по отдельным темам, относящимся к истории 1930-х гг., содержащимся в монографиях, диссертациях и авторефератах диссертаций1. Историки показывают степень изученности избранной темы и формулируют задачи исследования. До начала 1990-х гг. в историографии присутствовали работы, посвященные изучению основных классов общества 1930-х гг.2, затем на первый план выходят проблемы политической истории, особенно это касалось темы репрессий .
Элементы историографического анализа присущи рецензиям. В частности, П. М. Полян дал рецензию на книгу С. А. Красильникова «Серп и Молох. Кресть янская ссылка в Западной Сибири в 1930-е годы» . С. В. Журавлев опубликовал отзыв на монографию В. Н. Земскова «Спецпоселенцы в СССР, 1930-1960», а совместно с А. К. Соколовым на работу «Совершенно секретно»: Лубянка - Стали-ну» . И. В. Павлова проанализировала содержание сборника «Сталинское Политбюро в 30-е годы»3. Например, в рецензии С. А. Красильникова содержится детальная характеристика всех составляющих компонентов сборника «Сталинские депортации. 1928-1953. Россия. XX век. Документы»: перечень публикуемых документов, научно-справочный аппарат, именной указатель, авторские аналитические фрагменты издания. Рецензент не обощел спорные сюжеты, касающиеся терминологического содержания ряда понятий («кулаки», «социально-опасные», «антисоветские»). Полезно привлечение внимания ученого и к неточностям в целом фундаментальной и высокопрофессиональной работы4.
Основную массу историографических публикаций составляют статьи. Вышел ряд сборников статей, как в центре5, так и в регионах . Такого рода издания освещают различные историографические темы, в том числе и историю 1930-х гг. Ряд статей посвящен проблеме сталинизма (при этом одни авторы выделяют 1930-е гг., другие берут более широкие хронологические рамки)1.
Вышло немало историографических статей, посвященных отдельным проблемам развития СССР в 1930-е гг. Широкий отклик получила публикация А. С. Кана о постсоветских исследованиях политических репрессий в России и СССР, увидевшая свет в журнале «Отечественная история» . Материал статьи представлял вариант главы из книги «Исследование коммунистических режимов. Краткий очерк» . В статье обозначена прямая связь таких процессов, как перестройка и гласность, а также «антикоммунистическая номенклатурно-демократическая революция» августа 1991 г. с возросшим объемом публикаций о репрессиях4.
1990-е гг. А. С. Кан называет временем прорыва в исследовании данной темы, что вызвало необходимость создания новых московских журналов - «Родина», «Источник», «Исторический архив», «Кентавр». Стали выходить бюллетени и книжные серии (особенно по инициативе «Мемориала» - общества бывших узников сталинских лагерей и их потомков). Были выпущены авторитетные справочные издания, документальные сборники.
В литературе о репрессиях А. С. Кан выделил две главные группы: публицистические повествования на основе документов (большая часть всех изданий) и научные исследования о политических репрессиях, репрессивном законодательстве и соответствующих органах, о группах населения, подвергавшихся репрессиям1.
Научный интерес представляет и перечень публикаторов подобных работ. Это отечественные издательства (государственные, акционерные, частные, расположенные как в центре, так и на периферии). Соиздателями, партнерами и спонсорами во многих случаях выступали иностранные инвесторы - американские, французские, немецкие, британские, канадские и тому подобные научные учреждения.
А. С. Кан дал перечень работ, характеризующих советскую эпоху в целом, в том числе и проблему репрессий. Особо остановился на сталинских репрессиях предвоенного времени - 1928 - 1939 гг., коллективизации, большом терроре, экономике ГУЛАГа. Бесспорна заслуга автора в систематизации значительного пласта литературы по обозначенным вопросам, однако рамки статьи объективно не позволили дать более детальный анализ всех составляющих компонентов темы.
Отечественный исследователь И. В. Павлова опубликовала статью «Современные западные историки о сталинской России 30-х годов»2. В ней выделено два основных направления в западной историографии: ревизионистское и тоталитарное. Главной целью своей работы И. В. Павлова обозначила критику ревизионистского подхода в изучении сталинской России 1930-х гг.
Отметив, что анализ социальной проблематики способствует более объемному видению советской истории, она не согласилась с рядом выводов западных исследователей относительно сущностной оценки этого периода. В частности, главную задачу сталинской власти она видела «...не в модернизации России, ... а в построении социализма»3. Репрессии, по ее мнению, служили основным спосо бом мобилизации, дисциплинирована и побуждения к труду для подавляющей части населения страны.
В связке «власть - массы» историк однозначно утверждала, что именно власть давила на массы, а не наоборот. Таким образом, она сформулировала наиболее спорные вопросы, дискутировавшиеся в западной историографии, и обозначила свое видение их решения. Исследователь поддержала концепцию, в соответствии с которой приоритет отдается изучению истории «сверху».
Достоинством статьи является обращение И. В. Павловой к понятийному аппарату, который использовался при характеристике 1930-х гг. Она справедливо заметила наличие «смыслового контраста» и «смыслового несоответствия» при употреблении таких понятий как «коллективизация», «индустриализация», «культурная революция», «революция сверху» и т.п.1.
В 2002 г. И. В. Павлова высказалась на предмет изменений, произошедших в 1930-е гг. в языке. Она считает, что обществу был навязан «тоталитарный язык». Отметив вклад В. М. Мокиенко и Т. Г. Никитиной в разработку этой проблемы, историк заострила внимание на необходимости введения в научный оборот концептуально переосмысленных понятий.
Так переход от трактовки термина «коллективизация» как «объединение мелких крестьянских хозяйств в крупные «социалистические хозяйства» к осознанию «коллективизации» как результата нового государственного закрепощения крестьянства - это, по ее мнению, уже переход на уровень концептуального осмысления3.
И. В. Павлова выказала обеспокоенность нерешенностью проблемы интерпретации источников, которые оставляет после себя идеократия. С начала 1930-х гг., по ее мнению, существовала полная информационная блокада населения СССР. Поэтому современному историку необходимо при работе с документами этого времени учитывать исторический контекст и обязательно проверять их содержание другими источниками или свидетельствами1. Бесспорно, что учет этих обстоятельств приведет к объективному концептуальному осмыслению истории.
Сходные проблемы поднимали С. А. Красильников и В. Н. Земсков. Они проявили озабоченность проблемой понятийного аппарата применительно к «кулацкой ссылке». Историки проанализировали смысловое содержание терминов, использовавшихся как в 1930-е гг., так и впоследствии в работах исследователей («кулаки-переселенцы», «спецпоселенцы», «спецпереселенцы» «трудпоселенцы» и т.п.).
Определенный вклад в освещение историографии репрессий в Красной ар-мии внесли М. И. Мельтюхов и А. В. Короленков . Они выделили основные историографические тенденции, проанализировали работы ведущих специалистов по истории репрессий в Красной армии, обозначили наиболее изученные, а также требующие дальнейшего внимания исследователей вопросы.
Достоинством работы М. И. Мельтюхова является подробный анализ публикаций, вышедших с конца 1980-х до второй половины 1990-х гг. Историк внимательно проанализировал представленные статистические выкладки на предмет числа репрессированных накануне Великой Отечественной войны и пришел к обоснованному выводу о необходимости продолжения исследования фактов и документов в этом направлении.
Среди трудностей, стоящих перед историками, М. И. Мельтюхов назвал недостаточно широкую источниковую базу. Он посчитал не решенными вопросы о целях чисток офицерского корпуса, о межведомственных трениях в те годы, о на личии и взаимоотношениях различных группировок в Красной Армии, о месте и роли офицерства в тоталитарном государстве1.
А. В. Короленков продолжил изучение темы и обратился к наиболее значимым работам о репрессиях военных, включая издания, вышедшие в начале XXI века. Он не согласился с «пессимистическим выводом» М. И. Мельтюхова. Заслугой исследователей, А. В. Короленков посчитал сам историографический вывод о неизученных вопросах темы.2
Он отметил появление новой тенденции в историографии рубежа XX-XXI вв. - о наличии «заговора военных», хотя появились новые монографии, написанные в духе «проармейской» версии. Историк обратил внимание на определенный диссонанс: накоплен большой фактический материал, сделано немало интересных наблюдений, но концептуальное осмысление в плане исключения противоречивой интерпретации оставляет желать лучшего3.
А. В. Короленков поддержал версию о том, что репрессии второй половины 1930-х гг. в вооруженных силах коренным образом не повлияли на боеспособность армии, хотя и обернулись на войне потерями десятков и сотен тысяч жиз-ней .
Историографически значимым явлением было создание в начале 1990-х гг. Центра крестьяноведения и аграрных реформ при Московской высшей школе социальных и экономических наук. Под эгидой Центра в сотрудничестве с Институтом российской истории РАН осуществляются крупные международные проекты. В 1992 г. В. П. Данилов организовал международный теоретический семинар «Современные концепции аграрного развития»5.
В настоящее время также существуют научные центры, занимающиеся исследованием политической и социально-экономической истории 1930-х гг. Научную программу «Возрождение России» (2004-2007 гг.) выполняет коллектив института истории РАН. Ее составной частью является международный проект «Россия в XX веке» (руководитель проекта - академик РАН А. Н. Сахаров), в рамках которого вышли или готовятся к изданию трехтомник «Население России в XX веке» (руководитель проекта академик РАН Ю. А. Поляков), коллективная монография в 2-х томах «История советского общества». 1917-1991» (отв. редактор д.и.н. А. К. Соколов). При институте истории РАН работает теоретический семинар «Российский исторический процесс», выходит периодическое издание «История России. Теоретические проблемы» (отв. редактор А. С. Сенявский)1.
Весомый вклад в изучение проблематики 1930-х гг. вносят историки Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Новосибирска, Томска, Омска и др. Институт истории Уральского отделения РАН обозначил в качестве основного направления научных исследований модернизационные процессы в России (региональный аспект). В июне 2006 г. в Екатеринбурге успешно прошла международная конференция «Промышленная политика в стратегии российских модернизаций XVIII-XXI вв.» . «Сибирь в контексте российских и всемирно-исторических моделей модернизаций: типологические особенности, междисциплинарные подходы» - одно из основных научных направлений историков Томского государстенного университета3.
Плодотворно работает научный центр института истории СО РАН по проблемам: «Социально-экономические и демографические факторы региональных процессов в Сибири в XX веке», «Власть и общество в Сибири (1917-1945 гг.)». Ощутимых результатов в этом направлении достиг сектор истории общественно политического развития (зав. сектором В. И. Шишкин) и сектор истории социально-культурного развития (зав. сектором С. А. Красильников)1.
Характеризуя социально-экономическое и политическое развитие СССР в 30-е гг. XX века историки используют термин «модель развития». Однако речь идет, как правило, о рассмотрении этой проблемы в узком ключе. Г. А. Бордюгов и В. А. Козлов в 1992 г. писали: «в повседневной «рабочей» модели 30-х годов, которой пользуется современный человек, преобладает «позитив» или «негатив», но обычно отсутствует диалектика. В результате разрушается целостное воспри-ятие эпохи» . Историкам в начале 1990-х гг. удалось сформулировать наиболее уязвимую сторону исследований относительно сложного периода. Но при этом в задачу ученых не входило рассмотрение всей полноты понимания модели развития 1930-х гг.
Экономист Р. А. Белоусов третью главу своей монографии озаглавил «Неудачная модель кооперирования крестьянства»3. В ней он проанализировал ход коллективизации, ее негативные стороны и многоаспектные последствия.
Исследователь социальной истории А. К. Соколов в 2002 г. ставил задачу построения полноценной модели взаимодействия человека, общества и власти в нашей стране4. А. С. Сенявский в монографии, вышедшей в 2003 г., говорит о советской общественной модели5.
Таким образом, исследователи употребляют термин «модель» применительно к истории развития страны в 1930-е гг. как в узком, так и в широком смысле слова. Однако в историографии не ставилась задача комплексного анализа модели развития в предвоенное десятилетие. В то же время наработки отечественных ис ториков позволяют обобщить накопленный в ходе изучения материал по отдельным сторонам политической и социально-экономической системы 1930-х гг.
Термин «модель исторического развития» представляется достаточно емким, с тем, чтобы вместить в себя многообразие происходивших процессов, а так же учесть роль объективных и субъективных предпосылок, повлиявших на линию исторического развития. Проблема комплексного изучения истории 1930-х гг. позволяет увидеть диалектическое единство этого периода, не исключавшего противоборство в различных слоях общества.
Стоит обратить внимание на понятие «исторический процесс». Подобно точке зрения А. С. Сенявского, под этим термином автор диссертации понимает весь комплекс реальных общественных изменений в единстве закономерного и случайного, внутреннего и внешнего (если это касается конкретной страны). «Исторический процесс» подразумевает количественные и качественные изменения в обществе, происходящие во времени, в результате действия закономерностей и случайных факторов1.
В историческом процессе как целом сплетаются объективные тенденции развития и те субъективные составляющие, которые продиктованы поведением определенных политических сил и отдельных личностей.
Любое общество, как и общество 1930-х гг., - сложнейшая система, в рамках которой все взаимосвязано. Оно состоит из большого числа подсистем разного уровня, находящихся в постоянной взаимосвязи. Отсюда вытекает, что в обществе не может существовать только однонаправленное движение. Последнее (движение) предопределено взаимодействиями подсистем. Отсюда напрашивается вывод: в рамках конкретного исторического периода возможны позитивные изменения в одних подсистемах, в то время как в других не исключены застойные явления или даже негативные.
В целом имеется немало историографических работ об отдельных сторонах истории 1930-х гг. В своем большинстве это статьи, тезисы, рецензии. Исключение составляет кандидатская диссертация И. В. Волошиной, но она посвящена только историографии переселенческой политики1. К тому же в основной массе работ лишь подводятся итоги изучения частных вопросов и намечаются пути дальнейшего исследовательского процесса. Решением этих задач историографическая наука не исчерпывается. Важно также учесть, что историографические обзоры, как правило, охватывают литературу 1990-х гг. При этом нет ни одной обобщающей публикации об историографии политического и социально-экономического развития страны в 1930-е гг. Поэтому важно создать такого рода труд с учетом обновленной методологической основы.
Источниковую базу настоящего исследования составляют монографии, очерки, брошюры, статьи, диссертации, авторефераты диссертаций, опубликованные доклады и сообщения на конференциях, материалы дискуссий, мемуары, учебники, хрестоматии, энциклопедии, методические разработки, журнальные заметки, касающиеся проблемы политического и социально-экономического развития страны в 1930-е гг. Они представляют собой научную, научно-популярную, мемуарную, биографическую, краеведческую, учебную и справочную литературу.
Вспомогательные функции в предлагаемом труде выполняли библиография, хроника и статистика, что определялось спецификой исследовательской работы.
В диссертации используются документальные источники. С их помощью конструируются собственные историографические взгляды, а также аргументированно поддерживаются или опровергаются те выводы, которые приводятся исследователями. В ряде случаев логика исторического анализа требует обращения к документам 1930-х гг.
Радикально документальная база об истории 30-х гг. XX века начала обновляться с конца 1980-х - начала 1990-х гг. В Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС находился фонд И. В. Сталина, выделенный в особое, тщательно засекреченное хранение. Только по распоряжению М. С. Горбачева в 1987 г. были составлены некоторые подборки документов с резолюциями и визами Сталина.
Как отмечал Н. А. Зенькович (известный мастер «литературы факта», автор более 25 книг, основанных на ранее не публиковавшихся секретных материалах), сначала рассекречивали сталинский фонд избирательно. Как правило, открывались только те материалы, которые работали на версию кровавого тирана. Нейтральные, а тем более не вписывавшиеся в разоблачительную линию сведения замалчивались1.
Указом Президента от 24 августа 1991 г. архивы партии и госбезопасности были переданы в ведение российской архивной службы. В бывшем Центральном партийном архиве (ЦПА) Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС (впоследствии Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории - РЦХИДНИ, а затем РГАСПИ) исследователи получили возможность познакомиться с ранее недоступными материалами Пленумов ЦК, протоколов Политбюро, Оргбюро, секретариата ЦК, личными фондами руководящих деятелей КПСС.
По утверждению В. П. Козлова, только в 1992 - 1993 гг. историки получили доступ к 4,5 млн. дел2. Появились новые журналы «Родина», «Исторический архив», «Кентавр». В 1990-е гг. начал публиковаться «Вестник архива Президента Российской Федерации», который с 1995 г. один раз в два месяца выходит под обложкой журнала «Источник». Стали издаваться бюллетени и книжные серии.
Особую роль сыграла инициатива «Мемориала». В Петербурге, Москве, Томске, Тюмени, Омске, Пскове, Архангельске, Новосибирске, Тамбове, Кемерове и других городах вышли книги памяти, мартирологи, рассказывающие о жертвах политических репрессий. Списки включали краткие биографии репрессированных, иногда документальные снимки, письма пострадавших и их родственников, воспоминания оставшихся в живых, географические карты, схемы расположения лагерей и захоронений погибших1. В 1998 г. обществом «Мемориал» совместно с ГАРФ был выпущен справочник «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР», включавший более 500 статей обо всех лагерях сталинского периода, управленческих кадрах аппарата ОГПУ-НКВД-МВД.
Общества бывших узников сталинских лагерей и их потомков проводили конференции, посвященные различным аспектам репрессивной политики. Большую работу проделало Московское историко-литературное объединение «Возвращение». Оно организовало четыре международные конференции, посвященные сопротивлению в ГУЛАГе. Первая прошла в мае 1992 г., четвертая в мае 2002 г. Главную задачу участники форумов видели в предостережении новых поколений от повторения ошибок прошлого2.
Большое значение имели документальные сборники. Они строго научны, снабжены вступительными статьями, указателями. Наиболее впечатляющие подборки изданы по следующим проблемам: трагедия советской деревни, деятельность сталинского Политбюро, ОГПУ, НКВД, ГУЛАГа3. Например, в сборнике «Сталинское Политбюро в 30-е годы» включены постановления Политбюро, его комиссий, решения о правилах конспирации и контроля за выполнением принятых постановлений, сведения о составе Политбюро, переписка руководства.
На региональном уровне также был сделан прорыв в публикации документов 1930-х гг.1. Определенную роль в формировании собственных взглядов автора сыграли, помимо опубликованных документов, некоторые неопубликованные архивные материалы. В частности в Новосибирском государственном архиве мною были взяты материалы фонда П-4 «Особая папка», который содержит уникальный материал о настроениях масс, сводки о работе Запсибкрайсуда, доклады о состоянии и деятельности административных органов Западно-Сибирского края. Фонд П-3 содержит подборки писем, заявлений секретарей парткомов ВКП(б), рядовых коммунистов в крайком ВКП(б) о коллективизации, мясо - и хлебозаготовках, нарушении социалистической законности.
Особое значение этих документов - в постижении языка эпохи. С их помощью появляется возможность реконструкции социальной истории. Ранее недоступные документы «особых папок» помогают понять настроения людей 1930-х годов, их менталитет.
В Кемеровском государственном архиве были взяты отдельные документы Сталинского горкома партии и Кузнецкого металлургического завода (Ф. П-74, Ф. П-85). Они позволяют составить представление о реакции рядовых граждан, партийных работников в отношении важнейших решений центра.
Определенную информацию о 1930-х гг. дают воспоминания и беседы поэта Ф. Чуева с В. Молотовым и Л. Кагановичем1. Мемуары Н. С. Хрущева неоднократно издавались в России и зарубежом. В них содержится информация о Сталине, атмосфере 1930-х гг., голоде 1932-1933 гг., механизме выработки решений государственными лидерами. В. Молотов позволил себе отдельные откровенные высказывания о 1930-х гг. в беседах с Ф. Чуевым. В «Памятных записках» Л. Кагановича преобладает информация о биографических фактах, изложение партийных документов, трудов Ленина и Сталина. Этот пробел в определенной степени закрывает переписка высших советских руководителей: докладные отчеты, сопроводительные записки, телеграммы, личные письма2. Таким способом осуществлялась связь, согласовывались решения. Данные источники помогают реконструировать механизм принятия решений, проследить взаимоотношения в руководстве.
Обращение к опубликованным и неопубликованным первоисточникам помогло автору определить собственное мнение по спорным проблемам, а также сформулировать историографические задачи.
Цель работы заключается в выявлении основных тенденций отечественной историографии второй половины 1980-х гг. - начала XXI в. относительно концептуального осмысления политического и социально-экономического развития СССР в 1930-е годы. Ядром данной проблемы является политическая и социально-экономическая модель Советского Союза этого периода. Именно на этой сущностной составляющей сосредоточено максимальное внимание автора при характеристике основных историографических тенденций, проявившихся в работах отечественных исследователей второй половины 1980-х гг. - начала XXI в.
В диссертации ставятся следующие задачи.
1. Выявить основные изменения в положении исторической науки в обществе в связи с политикой перестройки, провозглашенной во второй половине 1980-х гг.
2. Проследить динамику смены основных макро- и микрообъяснительных концепций применительно к характеристике истории 1930-х гг.
3. Дать периодизацию историографии второй половины 1980-х годов - начала XXI века по отношению к политическому и социально-экономическому развитию СССР в 1930-е гг.
4. Выявить развитие взглядов отечественных исследователей относительно сущности власти 1930-х гг.
5. Определить научные результаты в раскрытии репрессивной политики предвоенного десятилетия в отечественной историографии.
6. Охарактеризовать уровень достигнутого исследователями последнего двадцатилетия в осмыслении модели социально-экономического развития страны 1930-х гг.
Последовательное решение поставленных в диссертации задач позволило определить достижения историографии в оценке политического и социально экономического развития СССР в 1930-е гг., а также выявить лакуны в исследованиях.
Объект работы - современная отечественная историография. Соответственно предмет исследования - историография второй половины 1980-х гг. - начала XXI в., посвященная политическому и социальноэкономиче-скому развитию СССР 1930-х гг.
В связи с необходимостью планомерного анализа всего комплекса имеющихся материалов закономерно встает вопрос о выборе методологии и методики исследования. В исторической литературе последних лет набирает силу тенденция, призывающая к синтезу методологических подходов. Впервые это прозвучало применительно к теории формаций и цивилизаций. Однако стоит заметить, что теория модернизации вполне имеет «точки согласования» как с формационной теорией, так и с цивилизационной.
Автор диссертации исходит из признания факта специфики российской цивилизации, не отрицая наличия общих черт в ее развитии с другими странами, народами и цивилизационными формированиями.
Вполне логично в этой связи не только видеть горизонтальные связи между макрообъяснительными концепциями, но и признать наличие связи в вертикальной плоскости между макро и микрообъяснительными концептуальными построениями. Эта связь достаточно сложна и отнюдь не является односторонней. В дис I сертации будет предпринята попытка синтеза макро и микрообъяснительных концепций, исходя из соотношения общего и частного, главного и вспомогательного.
В рамках цивилизационного подхода отдается предпочтение развитию страны как целостности, придается доминирующее значение внутренним явлениям. Однако эта сильная сторона концепции порождает одновременно и слабую - малую соотнесенность с внешним миром и формами взаимодействия с ним.
Устранить этот недостаток может помочь признание необходимости исследования конкретной цивилизации с учетом вызова мировой исторической ситуации в целом. По мнению многих ученых, главным вызовом для СССР и России в течение ряда веков был экспансионизм европейской, шире - западной цивилизации1. В 1930-е гг. он связан, прежде всего, с угрозой новой мировой войны. Это обстоятельство должно быть обязательно учтено при анализе модели развития страны в предвоенное десятилетие.
В общенаучном плане основными методами являются исторический и логический. Принцип историзма и научной объективности требует исследовать все историографические факты по изучаемой проблеме без исключения, учитывая мнения профессиональных историков, публицистов, практических работников. Очень важно оценивать историографические события с учетом тех конкретно-исторических условий, в которых они происходили, не прибегая к их модернизации, т.е. оценки с позиций сегодняшнего дня.
Исторический метод представляет возможность описать объект в процессе развития. В его рамках чаще всего использовались такие исследовательские приемы, как сравнительно-исторический, историко-генетический, ретроспективный и социально-психологический. С помощью первого из них осуществлялось сравнение изложенных в конкретных работах фактов с документальными материалами, общепринятыми официальными концепциями, современными взглядами, собственной позицией автора.
Историко-генетический прием дает возможность выявить зарождение качественно новых идей в общей массе устоявшихся представлений о событиях политической и социально-экономической жизни 30-х гг. XX века.
В свою очередь, ретроспективный прием анализа источников предполагает целенаправленное нарушение хронологических рамок исследования в сторону прошлого с целью выяснения истоков того или иного явления. Все это способствует лучшему пониманию проблем 1930-х гг. в общеисторическом контексте.
Определенное значение в диссертации отводится социально-психологическому приему исследовательского процесса. Именно с конца 1980-х гг. начинается постепенный отказ от приоритета классовых ценностей. Широкое развитие и признание получают работы, написанные в контексте социальной истории, и это нашло отражение в предложенной работе.
Вскрыть сущность, выделить главные этапы эволюции взглядов исследователей помогает логический метод. Он представляет для историографической науки большую ценность. В рамках логического метода в диссертации были использованы онтологический, гносеологический и аксиологический приемы исследования. Первый из них позволяет разобраться, насколько содержащиеся в источнике факты распространены в науке и общественном сознании, отражены ли они в учебниках и справочной литературе, подтверждаются ли историческими документами. Все это было прослежено в предлагаемой диссертации относительно оценки модели развития СССР 1930-х гг.
Гносеологический прием играет определяющую роль в исследовании концептуальной направленности тех или иных трудов. С его помощью были проанализированы сущность и составляющие рассматриваемых концепций, прослежен процесс их становления и развития. На разных этапах науки и в различных изданиях выявлено общее и особенное в их содержании.
Аксиологический прием исследования предполагает выдвижение оценочных положений о политическом и социально-экономическом развитии СССР в 1930-е гг. в ходе изучения соответствующей литературы. Их формирование возможно с учетом знания идейно-политических взглядов авторов и степени их зависимости от государства. Данный прием позволяет выявить степень идеологической заданности той или иной концепции. Аксиологический прием требует фор мирования собственной позиции исследователя для осуществления конструктивной критики изучаемого объекта.
Важнейшее методологическое требование - системный подход к анализу исторических явлений. Речь идет об умении вписать: а) сначала предмет рассмотрения в конкретное исследование, которое всегда тематически, хронологически, территориально ограничено; б) затем в более широкий проблемный, событийный, международный контекст. Это поможет избежать чрезмерной исторической локализации избранной темы, с одной стороны. С другой - позволит увидеть локальные события в контексте общих тенденций развития страны, мира.
Научная новизна диссертации состоит в том, что в ней:
• выявлены основные тенденции отечественной историографии второй половины 1980-х - начала XXI в. относительно концептуального осмысления политического и социально-экономического развития СССР в 1930-е годы;
• показано влияние изменений, произошедших в Советском Союзе в связи с перестройкой, на состояние исторической науки, ее источни-ковой базы, методологии в контексте освещения истории 30-х гг. XX века;
• предложена периодизация историографии выбранной темы в рамках нового историографического этапа;
• рассмотрены отдельные проблемы (власть, репрессии, социально-экономическая ситуация), как единое целое с обязательной концептуальной преемственностью;
• показаны достижения отечественной историографии второй половины 1980-х гг. - начала XXI века о политическом и социально-экономическом развитиии СССР в 1930-е годы, сформулирован комплекс проблем, неизученных или требующих дальнейшего изучения.
Представленные в диссертации основные идеи и результаты изложены в монографии, статьях в журналах списка ВАК, материалах и тезисах международных, всероссийских, региональных, областных и городских научных конференций.
Материалы диссертации включены в спецкурсы по истории развития СССР в 1930-е гг. для студентов Кемеровского государственного университета.
Проблема перестройки и развитие исторической науки
Для историографии середины 80-х гг. XX в. было характерно в значительной степени единодушие и высокий уровень политизированности в оценке исторического материала. Многие исследователи отметили фактор сращивания исторической науки с государственно-политическими институтами. По мнению Ю. Н. Афанасьева, в тоталитарном обществе историческая наука была репрессирована. Но «...будучи репрессированной, она и сама стала мощным средством репрессий. Фальсифицируя историю, деформируя сознание, насаждая мифы...»1. Однако сторонники более умеренного подхода в каждом отдельном случае предлагают учитывать, что в исторических исследованиях было искажено, а что отвечало и отвечает критериям научности. В методологическом ключе единственно верным (а стало быть, и научным) признавался формационный подход. Отечественную историографическую ситуацию характеризовала изолированность от зарубежных научных центров. Положение начинает меняться в 1985 г. М. С. Горбачев, избранный в 1985 г. Генеральным секретарем ЦК КПСС, провозгласил программу ускорения социально-экономического развития страны, а затем перестройки. Неотъемлемой частью этих документов было концептуальное переосмысление прошлого страны. От этого зависело определение вектора дальнейшего движения.
На первый план вышли вопросы о верности учения классиков марксизма-ленинизма, социалистическом выборе, роли масс и личности в истории, соотношении теории и практики строительства социализма. Особо болезненным был вопрос об оценке событий 1917 г., 1920 - 1930-х гг., как качественно изменивших траекторию исторического развития. Руководство страны пришло к ряду выводов, имевших концептуальное значение: социалистический выбор 1917 г. был верным; теория социализма, разработанная Марксом, Энгельсом, Лениным не предлагала конкретных рецептов созидания нового строя, не объясняла деталей этого процесса, но содержала верные методологические установки. Она и сегодня является руководством к действию социалистический строй в СССР себя не исчерпал и имеет далеко идущие перспективы в развитии и совершенствовании .
Исходя из выше обозначенного, М. С. Горбачев определил перестройку как «...процесс революционный, ибо это скачек в развитии социализма, в реализации его сущностных характеристик»2. Предполагалось, что во имя созидания необходимо произвести ломку сложившихся стереотипов, устаревших порядков, догматического мышления.
М. С. Горбачев в работе «Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира» непрестанно клянется социалистическому выбору и считает невозможным поворот к капитализму. «Мы будем всемерно социализм развивать и укреплять,... как мы можем согласиться с тем, что и 1917 год был ошибкой, и все 70 лет нашей жизни, труда, борьбы и сражений - тоже сплошная ошибка, что мы шли «не туда»?! Нет, на основе строгой и объективной оценки фактов истории можно сделать только один вывод: именно социалистический выбор привел бывшую отсталую Россию как раз «туда» - на то самое место, которое занимает Советский Союз сейчас в прогрессе человечества» .
Лидеры партии и правительства не призывали менять сложившуюся систему. Характерно, что некоторые черты перестройки (казалось бы, новаторской политики), выглядели как бы механическим воспроизведением ряда ленинских постулатов. Буквально аналогом марксистско-ленинских правил восстания было утверждение: «С перестройкой, как и со всякой революцией нельзя играть. Тут нужно идти до конца, добиваться успехов буквально каждый день, чтобы массы чувствовали на себе ее результаты...»1.
Если исходить из понимания, что определение перестройки - это точка отсчета для стратегии развития страны, то подобные совпадения больше похожи на игру слов, чем на попытку глубоко осмыслить суть исторического процесса. Внешне привлекательные высказывания, по сути, не выходили за рамки декларативности. Однако большинство историков стало руководствоваться данными положениями.
Партийную оценку получили выводы XX съезда КПСС. Сам съезд назван крупной вехой, внесшей большой вклад в теорию и практику социалистического строительства, мощной попыткой повернуть страну в сторону освобождения от негативных моментов, порожденных культом личности Сталина2. Практически опять налицо заклинания 1950-х гг., которые для начала дали импульс процессу реабилитации, оттепели, но дальше «косметического ремонта» системы не пошли и обречены были на неуспех. Во второй половине 1980-х гг. руководство страны видело истоки всех проблем в субъективизме, волюнтаризме, самоуспокоенности и (по крайней мере, внешне) не покушалось на изменение модели власти.
Дискуссия о сущности власти предвоенного десятилетия
Рассуждая об оценке сущности власти 1930-х гг., истоках ее формирования, механизме функционирования и хронологии, исследователи высказывали различные точки зрения. На первом этапе дискуссии, исходя из ценностей формаци-онного подхода, они были убеждены в коренном отличии ленинского плана построения социализма и его сталинского варианта реализации. Принципиальное значение имел классовый подход.
Несколько обстоятельств сказывалось на ходе дискуссии в условиях гласности: методологический монизм, ограниченный понятийный аппарат, узкий круг документов, вовлеченных в оборот, изоляция от зарубежных центров историографии. Свою роль играл фактор давления как со стороны власти, так и со стороны народа. Общественность желала услышать объяснения на предмет трудных вопросов истории (особенно в связи с тем, что свою роль в это внесла публицистика). Что касается руководства страны, то в партийных документах давались определенные оценочные утверждения, которые большинством историков воспринимались как руководство к действию.
На первом этапе дискуссии ученые исходили из постулата, что в 1917 г. произошла социалистическая революция и установилась власть государства диктатуры пролетариата в форме Советов, законодательно оформленная Конституцией 1918 г.. С завершением переходного периода, во второй половине 1930-х гг., начался процесс его перерастания в общенародное государство, отраженный в Конституции СССР 1936 г. Он завершился на рубеже 1950-1960-х гг. и был зако 118
нодательно закреплен Конституцией 1977 г. О протяженности этапов высказывались и другие мнения, но общая тенденция никем не оспаривалась.
Сохраняли свое значение выводы XX съезда КПСС и Постановления ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий» от 30 июня 1956 г. В соответствии с этими документами «культ личности» - это пройденный этап в жизни страны, противоречащий природе социалистического строя. Данное явление выражалось в возвеличивании личности Сталина, умалении роли партии и народных масс, принижении коллективного руководства в партии и «нередко приводило к серьезным упущениям в работе, к грубым нарушениям социалистической законности»1.
Считалось, что ни культ личности Сталина, ни связанные с ним репрессии, нарушения социалистической законности и ограничения демократии не изменили сущности общественно-политического строя СССР, так как сохранялась общественная собственность на средства производства и власть рабочего класса и крестьянства. Советы являлись органами подлинного народовластия2.
Данная трактовка вытекала из анализа причин культа личности Сталина, содержавшегося в Постановлении ЦК КПСС от 30 июня 1956 г. К таковым были отнесены следующие: - СССР первым строил социализм и был единственной страной в капиталистическом окружении; - существовала реальная военная угроза со стороны империалистических государств, усилившаяся в связи с приходом к власти Гитлера; - внутри страны долгое время шла ожесточенная классовая борьба, активизировались враждебные течения (троцкисты, правые оппортунисты, буржуазные националисты, стоявшие на позициях отказа от ленинской теории о возможности победы социализма в одной стране); - страна должна была в кратчайший срок, без помощи извне ликвидировать свою технико-экономическую отсталость ; - «.„приходилось идти на некоторые ограничения демократии, оправданные логикой борьбы нашего народа за социализм в условиях капиталистического окружения»2. К числу субъективных причин Постановление ЦК КПСС относило личные качества Сталина, уверовавшего в собственную непогрешимость. Большой вред делу строительства социализма, указывалось в документе, нанесла ошибочная формула Сталина о том, что по мере продвижения СССР к социализму классовая борьба будет все более и более обостряться. Одновременно говорилось, что Сталин как крупный теоретик и организатор много сделал в борьбе за претворение в жизнь ленинских идей, успешно разоблачал троцкистов, правых оппортунистов .
Таким образом, Постановление ЦК КПСС от 30 июня 1956 г. рассматривало культ личности как явление, паразитировавшее на достижениях советского народа в строительстве социализма. С началом перестройки историки пошли дальше, как они считали, в восстановлении исторической правды. В ходе дискуссии на методологическом семинаре кафедры советского общества МГУ утверждалось: «Сталин и его единомышленники отошли от ленинских принципов социалистического строительства, что привело к серьезным искажениям облика социализма во всех сферах общества»4.
Большое внимание было уделено понятийному аппарату. Термины «культ личности Сталина», а также «культ личности Сталина и его последствия» по-прежнему звучали в работах, но им стали придавать гораздо большую смысловую нагрузку, чем они были способны нести. О. Волобуев и С. Кулешов писали: «Культ личности Сталина в Советском Союзе был, в сущности, проявлением авторитарного политического режима» . О. Лацис отождествлял понятие «культ личности» с феноменом массового сознания2. Ю. А. Щетинов считал, что термин «культ личности Сталина и его последствия» не точен, а А. П. Бутенко оценивал его как «неудачный» и «компромиссный», отразивший незавершенность в раскрытии негативных явлений прошлого3. В этой связи в литературе прозвучали попытки ввести в оборот новые определения власти 1930-х гг.
На роль собирательного термина претендовал «сталинизм», определяемый как «извращенная теория и практика социализма»4. Д. Волкогонов писал: «Сталинизм - это одномерное видение мира. Сталинизм породил глубокое противоречие между экономическим базисом и политической надстройкой, народом и бюрократией, подлинной культурой и ее суррогатами, социалистическими идеалами и их реализацией. Это историческая аномалия социализма. Сталинизм означает отчуждение человека от власти»5.
Истоки, причины, цели репрессий. Роль режима и широких масс в их осуществлении
За последние два десятилетия вышло огромное количество работ, посвященных репрессиям 1930-х гг. Во второй половине 1980-х гг. проблема рассматривалась через судьбы отдельных пострадавших деятелей. Широкий резонанс получили публикации художественно-публицистического плана и воспоминания1. В конце 1980-х гг. прошла серия «круглых столов», встреч отечественных и зарубежных исследователей, где состоялся обмен мнениями о репрессивной политике 1930-х годов . В рамках этого периода в оборот еще не был введен широкий круг новых документальных источников. Исключение составляли статьи В. В. Цапли-на, В. Н. Земскова, А. Н. Дугина, В. П. Попова3. В начале 1990-х выходят отдельные документальные сборники по проблеме репрессий. Первым таким изданием стал сборник документов «Гулаг в Карелии», давший достаточно полное представление о деятельности этого репрессивного органа в масштабе целого региона4. В середине и второй половине 1990-х гг. это широко распространенное явление. Среди публиковавшихся источников значительное место занимали списки репрессированных граждан. Помимо перечня имен в них содержались краткие биографические данные, документальные снимки1. Часто инициатором издания мартирологов выступало историко-просветительское общество бывших узников сталинских лагерей и их потомков «Мемориал». По подсчетам Е. X. Хачемизовой, защитившей кандидатскую диссертацию в 2004 г., всего в РСФСР опубликована и собрана информация (в «Книгах памяти» и «Списках») более чем на 1 491 400 репрессированных2.
Отличительной чертой второй половины 1990-х гг. - начала XXI в. становится публикация большого числа справочных изданий, энциклопедий и документальных сборников4. В энциклопедиях были даны биографии репрессирован 1 Уроки гнева и любви. СПб. 1990; Мартиролог заключенных. - Сыктывкар, 1999; Мартиролог Башкоторстана. Уфа, 1990; Реквием. - Орлов, 1999; Мемориальная книга. 1917-1980 гг. - Екатеринбург, 1994; Белая книга в 11 т. - Самара, 1997-1999; «Забвению не подлежит» - мартиролог Нижнего Новгорода за 1918-1984 гг.: В 2-х кн. - Нижний Новгород, 1994; «Мартиролог заключенных» Республики КОМИ (вЗ-х частях). - Сыктывкар, 1999; Адибеков, Г. M. Спецпереселенцы - жертвы сплошной коллективизации // Исторический архив. - 1994. - № 4; Так это было: Национальные репрессии в СССР. 1919-1952 годы: Худ.-док. Сб. / Сост. СУ. Алиева. - М., 1993. - Т. 1-3.; Исторические сборники «Мемориала». Репрессии против польских граждан. - М., 1997; Расстредьные списки. Москва. 1937-1941. «Коммунарка», Бутово. Книга памяти жертв политических репрессий. - М., 2000; Книга Памяти жертв политических репрессий: Смоленский мартиролог: Т. 4. - Смоленск, 2004;
Хачемизова, Е. X. Общество и власть в 30-е - 40-е годы XX века: политика репрессий (на материалах Краснодарского края): Дис.... канд. ист. наук. - Майкоп, 2004. - С. 18. Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923-1960: Справочник. / Сост. М. Б. Смирнов. - М., 1998; Кто руководил НКВД. 1934-1941. Справочник. - М., 1999; ГУЛАГ: его строители, обитатели и герои / Г. И. Иванова, Т. И. Славко, Г. Ф. Весновская и др. - Франкфурт-на-Майне. - М., 1999; ГУЛАГ: Главное управление лагерей. / Сост. А. И. Кокурин и Н. В. Петров. М., 2000; Залесский, К. А. Империя Сталина: Биографический энциклопедический словарь. - М., 2000; Историческая энциклопедия Кузбасса. В 3 т. Т. 1. / [В. П. Машковский и др.; ред. В. В. Бобров и др.]. - Познань: Издательский концерн «Штамма», 1996. - 380с; Уральская историческая энциклопедия. -Екатеринбург, 1998; Энциклопедия Новосибирск - / Гл. ред. В. А. Ламин. - Новосибирск: Новосибирское книжное издательство, 2003. -1071 с. И др. 4 Реабилитация. Сб. док. - М., 1991; История российских немцев в документах / Сост. B.A. Ауман и В.Г. Чеботарев. T.1 (1763-1992). - М., 1993; Материалы февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б) 1937 г. // Вопросы истории. -1995. -№ 1,2,6,8,10,12; Архивы Кремля и Старой площади//Архивно-информационный бюллетень. Сер. 1. - 1993. -№ 3. Вып. 2; Трагедия советской деревни в 1929-1933 гг. - М., 1998; Сталинское Политбюро в 30-е годы. Сборник документов.- М., 1995; Генрих Ягода. Нарком внутренних дел СССР. Генеральный секретарь госбезопасности. Сб. док. - Казань, 1997; Спецпереселенцы - жертвы «сплошной коллективизации». Из документов «Особой папки» Политбюро ЦК ВКП(б). 1930-1932 гг. // Исторический архив. -1994. - № 4; Нарымская хроника. 1930-1945. Трагедия спецпереселенцев. Документы и воспоминания. / Сост. В. H. Макшеев. - М., 1997; Краснодарский край в 1937-1941 гг.: Документы и материалы / Сост. Беляев А. М., Бондарь И. Ю. - Краснодар, 1997; Кубанский ЧК. Органы Госбезопасности Кубани в документах и воспоминаниях. - Краснодар, 1997; 1930-е гг.: Общество и власть: Повествование в документах. - М., 1998; Дугин, A. H. Неизвестный ГУЛАГ: Документы и факты. - М., 1999;Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. - Т. 3. Кн. 1. 1930-1931. Документы и материалы. - М., 2003; Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. - Барнаул, 2001. Т. 3, ч. 1: 1930-1937; Жертвы политических репрессий в Алтайском крае. - Барнаул. Т. 3: 4.2: 1937 - 2000; Т. 3.: Ч. 2 - 2000; То же. - Т. 4: 1938 - июнь 1941 - 2002; Забвению
Преобразования в экономике: взгляд отечественных исследователей
В отечественной историографии до второй половины 1980-х гг. утверждалось, что в 1930-е гг. в СССР был построен в основном социализм. В экономической сфере это означало, что утвердилось две основные формы собственности -государственная и колхозно-кооперативная. Подобные изменения произошли благодаря реализации научнообоснованных планов индустриализации и коллективизации. Основы этих программ заложил В. И. Ленин, а затем они были конкретизированы ВКП(б) на партийных форумах (особое внимание в этой связи уделялось XIV и XV съездам КПСС, а также XVI партконференции).
Ученые плодотворно трудились над такими проблемами, как: источники индустриализации, ее необходимость и особенности; причины коллективизации, формы и этапы кооперирования. Особое внимание уделялось классовой основе проводимых мероприятий. Практически все исследователи исходили из приоритета интересов рабочего класса, беднейшего крестьянства. Проводилась грань между бедняками, середняками и кулаками. При таком подходе политика ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации подавалась как впол не оправданная высокими целями строительства социализма. Репрессивная составляющая всех этих преобразований рассматривалась как печальная, но допустимая мера.
Во второй половине 1980-х гг. начинается процесс переосмысления экономического развития страны в 1930-е гг. Сильные позиции сохранили сторонники формационной теории, исходившие из первоочередности развития материально-технической базы общества, что являлось, согласно этой теории, первейшим условием построения социализма.
А. Колесниченко и В. Лельчук обозначили основные звенья концепции социалистической индустриализации: - победа Октябрьской революции создала условия для преодоления отставания советского государства от передовых промышленных держав мира; - благодаря нэпу возродилось сельское хозяйство, а промышленность подошла к довоенному уровню; - весной 1929 г. XVI конференция ВКП(б) одобрила, а V съезд Советов окончательно утвердил основные направления пятилетнего плана; - ведущей задачей первой пятилетки было новое строительство. Сама пятилетка выполнена досрочно; - тяжелая индустрия и производство средств производства являлись главными звеньями индустриализации, хотя предпринимались меры для органичного сочетания интересов всех сфер экономики; - технико-экономическая отсталость СССР в результате политики индустриализации была преодолена. Страна вышла на второе место в мире по объему промышленной продукции1.
Однако среди сторонников формационной теории уже в этот период появились критические высказывания. Их суть можно свести к противопоставлению ленинского плана строительства социализма практике его реализации Сталиным. Одним из первых в этом ключе высказался О. Лацис1. Подвергнув критике крайности индустриализации, он обратил внимание на «сухой остаток» - достижения предвоенной экономики.
Одновременно стало набирать силу критическое направление, ориентированное на приоритет либеральных ценностей и преимущества рыночной экономики. Широкий резонанс вызвало обсуждение вопроса о целесообразности отказа от нэпа и перехода к форсированной индустриализации. По мнению В. Попова и Н. Шмелева слом нэповской модели был неоправданным . Этот критичный подход поддержал Г. Лисичкин3.
Сторонники цивилизационной теории высказались за объективную необходимость модернизации. Из этого постулата органично вытекали задачи: индустриализация, урбанизация, коллективизация и культурная революция. Многие отмечали отставание СССР, России от западных стран, угрозу возникновения войны, что, в свою очередь, являлось основанием для более высоких темпов экономического развития.
Логика рассуждений С. Кара-Мурзы исходила из цивилизационного подхода. По его мнению, в 1920 - 1930-е гг. в СССР стал складываться особый тип хозяйства и жизни людей. Это была разновидность хозяйства, присущего традиционным обществам. Различия между хозяйством традиционного общества и рыночной экономикой, замечает ученый, фундаментальны. Различна их антропология - представления о человеке, его теле и естественных правах. Для рыночной экономики нужен субъект. Ни в России, ни в СССР не произошло превращения общинного человека аграрной цивилизации в свободного индивида4.
