Власть и церковь в русской провинции в 1917-1927 гг. Алленов Андрей Николаевич

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Партийные и советские органы Тамбовщины во взаимоотношениях с Российской Православной Церковью 43

1.1. Практика административной работы органов власти в отношении Российской Православной Церкви 43

1.2. Мероприятия партии и советских органов по формированию и проведению антицерковной и антирелигиозной агитации и пропаганды в 1917-1927 гг 99

Глава II. Тамбовская епархия во взаимоотношениях с местными органами власти 145

II.1. Церковь и государство: теория и практика отношений 145

П.2. «Церковная революция» 203

Заключение 280

Примечания 286

Источники и литература 318

• Практика административной работы органов власти в отношении Российской Православной Церкви
• Мероприятия партии и советских органов по формированию и проведению антицерковной и антирелигиозной агитации и пропаганды в 1917-1927 гг
• Церковь и государство: теория и практика отношений

Введение к работе

Актуальность исследования. История Русского Православия и государственно-церковных отношений относится к числу наиболее широко осваиваемых тем отечественной историографии в последние годы. Такой исследовательский интерес объясняется снятием ограничений на изучение церковной истории и церковно-государственных отношений, особенно советского периода, открытием возможности работы с малодоступными и засекреченными документами государственных, партийных и ведомственных архивов.

Процесс переосмысления прошлого нашей Родины, начавшийся во второй половине 1980-х годов, не мог пройти мимо, проблем взаимоотношений Церкви и Государства. Нет необходимости говорить, каким важным институтом была Православная Церковь в России. В начале XX века она насчитывала около 78 тыс. храмов, 1025 монастырей, десятки духовных учебных заведений. Тамбовская епархия была одной из наиболее крупных в центральной России. Конечно, Церковь не состоит только из священно- и церковнослужителей, это и ее многомиллионная и многонациональная паства. События 1917 года и последующего времени поставили Православную Церковь перед качественно новыми реалиями политической и общественной жизни. Широкий социальный состав пастырей и паствы породил различную степень подготовленности к этим реалиям и разное их восприятие. Как соотносились интересы широких масс верующих с интересами правительства? Ответ на этот вопрос не столь однозначен, как считалось раньше. Изучение церковно-государственных отношений, в том числе и на региональном уровне, в свою очередь дает более полную картину социально-политической истории послереволюционного времени. Именно в этот период начала складываться советская система церковно-государственных отношений, в него же уходят корнями внутриконфессиональные разделения, имеющие продолжение и в наше

время. Важность данной темы обусловлена необходимостью восстановления
исторической правды в отношении безвинно пострадавших людей.
Исследование проблемы церковно-государственных отношений

представляется актуальным и для нынешнего их выстраивания в условиях «религиозного возрождения» и активизации роли религиозных конфессий в общественной жизни страны.

Степень изученности проблемы. В развитии отечественной историографии проблемы государственно-церковных отношений и положения Церкви в стране, строящей социализм, можно выделить три больших периода.

Первый период (нач. 1920-х - 1930-е гг.) характеризуется становлением историографической проблемы, определением основных тем, появлением первых оценок и анализов. Авторов этого периода, прежде всего, интересовало отношение Православной Церкви к Советской власти, ее социальной и экономической политике, деятельность Церкви во время Гражданской войны, внутрицерковные разделения.

В первой половине 1920-х гг. был еще возможен относительный идеологический и научный плюрализм, поэтому наряду с изданиями авторов-марксистов появлялись работы и религиозных деятелей. В настоящее время издания тех лет, как правило, являются библиографической редкостью. В их числе следует отметить книги В.Д. Бонч-Бруевича, А.И. Введенского, П.В. Гидулянова, П. Рожицына, Б.В. Титлинова.¹ В свое время их публикация стала возможной из-за ярко выраженного пропагандистского характера. Убедительным примером здесь являются книги А.И. Введенского. Видный деятель обновленческого движения, а в последствии его митрополит и глава, Александр Иванович Введенский - смотрит на историю Церкви с позиции «прогрессивного духовенства», стремящегося удержаться на «пароходе современности», соединить христианство с революционно-коммунистической идеологией. Разумеется, он не ставит перед собой цели

поддержать атеистическую и антицерковную агитацию официальной пропаганды. Наоборот, он всячески отстаивает идеалы христианства, в своем их понимании. И вот от этих идеалов далека Православная Церковь, ее иерархи и духовенство, которые занимаются «политикой». Задача его книг -борьба с «реакционной тихоновщиной». Патриарх и послушное ему духовенство предстают в качестве «религиозных шарлатанов», виновников «церковной разрухи», насадителей «черносотенной психологии в массах». Всякий сторонник «церкви патриарха Тихона», которая противопоставляется «церкви Христа», заранее объявлялся контрреволюционером. Такой подход часто не позволял автору объективно смотреть на происходящие события, поэтому изложенные факты и цитируемые документы обычно не подтверждают его выводов, а противоречат им. Гонения на Церковь А.И. Введенский отрицает, судебные преследования Патриарха Тихона и др. духовных лиц в его описании — справедливая кара Советской власти за «контрреволюционную деятельность», за попытку установить в России «антибольшевистский» политический строй.

Авторы-марксисты рассматривали и «прогрессивное духовенство» и «реакционную тихоновщину» с «классовых позиций», доказывая «антинародную сущность» религии и Церкви вообще. Бесспорной положительной стороной книг является их большая документальность, тем более что многие приведенные документы не публиковались впоследствии до 1990-х гг.

Со свертыванием в к. 1920-х гг. возможностей издания работ отличных от господствовавшей идеологии, пропагандистско-атеистический и «классовый» подходы к проблеме, помещенные в рамки примитивных схем, окончательно утверждаются в историографии. Основная тема публикаций разоблачение «контрреволюционной деятельности» духовенства, основной прием - демагогическая критика прошлого и настоящего Церкви и священнослужителей. В целом в историографии утверждается концепция

воинствующего атеизма, в которой религиозная вера рассматривается не
иначе, как «мракобесие», а «служители культа» - «классово чуждые»
«идеологические враги» на службе контрреволюции. Так, Ф. Олещук в книге
с характерным для тех лет названием «Борьба церкви против народа»
фактически всю послереволюционную жизнь Церкви объявлял
«вредите льско-террористической деятельностью». Духовенству

приписывалась роль боевиков, погромщиков и поджигателей, шпионов и диверсантов, борцов со «Сталинской Конституцией», а лояльное отношение к власти объявлялось «замаскированной подрывной деятельностью», которую «излишне доказывать».³

Такой подход безраздельно владычествовал в агитационной литературе издательства «Атеист», Союза воинствующих безбожников (СВБ), главными рупорами его были журналы «Безбожник у станка», «Безбожник» и «Антирелигиозник». Первые два из названных журналов предназначены для малообразованных читателей, их отличало богатство иллюстраций по большей части карикатурно-хулиганского характера (с журналами активно сотрудничали талантливые советские художники Д. Моор и А. Дейнека), широкое тематическое и жанровое многообразие. Статьи в этих изданиях не носят научно-исследовательского характера, а выполняют задачи атеистической пропаганды. Однако они дают представление о методах и формах борьбы с религией и Церковью в' изучаемый период, содержат фактический материал. «Антирелигиозник» был рассчитан на партийно-идеологический актив, поэтому большое внимание уделял методическим рекомендациям по ведению пропаганды атеизма. На его страницах регулярно появлялись статьи М.И. Калинина, А.В. Луначарского, Л.Д. Троцкого, Ем. Ярославского.

Попыткой описания церковной истории новейшего периода стала работа Николая Платонова, бывшего обновленческого митрополита ставшего атеистическим агитатором.⁴ Знание событийных подробностей церковной

жизни, непосредственное участие в них, наличие определенной документальной базы и писательского таланта давали возможность автору действительно внести вклад в отечественную историографию. Однако необходимость выдержать написанное в господствовавшем идеологическом ключе и вписаться в «борьбу с религией» превратили этот труд в пасквиль.

Во время Великой Отечественной войны и послевоенные годы между
государственной властью и Православной Церковью стал возможен
кратковременный диалог. «Запущенность научно-атеистической

пропаганды» этого периода характеризуется и отсутствием более или менее значимых работ по прошлому и настоящему Православной Церкви.

Второй период отечественной историографии приходится на 1950-е - к. 1980-х гг. Эти десятилетия характеризуется периодическими, всплесками наступления государства на религию, что влекло необходимость подготовки и публикации новых пропагандистских и исторических работ. Расширяются и углубляются научные исследования по истории религиозных конфессий. Авторы, помимо научно-атеистических воспитательных целей, пытаются проанализировать социально-экономические и идеологические причины существования религии и Церкви в социалистическом государстве. Религия «существует в новых общественных условиях, как пережиток прошлого», который поддерживается отсталостью некоторых граждан, традиционными представлениями. «Живучесть религиозных пережитков усиливается теми противоречиями, которые социалистическое общество преодолевает в процессе своего развития».⁵ Такие оценки способствовали отказу от крайних форм борьбы с религией в политике Советского государства и предполагали целенаправленную просветительскую работу, а задача привлекать к антирелигиозной пропаганде «исключительно квалифицированные в научном отношении кадры» создавала необходимость появления общих и специальных исследований по истории и теории религии, и Православной Церкви в том числе.

Давая характеристику историографии этого периода, следует отметить предвзятый и ограниченный подбор авторами источников. Прежде всего, использовались труды классиков марксизма-ленинизма, законодательные документы Советской власти, периодическая печать, материалы которой приводятся совершенно не критически. Архивные источники используются редко и только в случае подтверждения ими взглядов авторов. Круг привлекаемых церковных документов тоже весьма невелик, при этом цитаты обычно вырваны из контекста и сопровождены далекими от объективности комментариями. В результате история государственно-церковных отношений предстает в сильно искаженном виде.

В 1960-80-е гг. окончательно утверждается «официальная» концепция истории Русской Церкви, в том числе и советского периода, в работах Н.С. Гордиенко, А.И. Клибанова, И.А. Крывелева, М.С. Корзуна, В.А. Куроедова, Р.Ю. Плаксина' и других.⁶ Впоследствии она войдет во всю справочную литературу, учебники и т.д. По исследуемому периоду эта концепция сводилась к следующему. С падением самодержавного строя - главной опоры православия в России - и победой Великой Октябрьской социалистической революции, Русская Православная Церковь переживает острый и продолжительный кризис. «Она лишилась прихожан из числа эксплуататорских классов и сословий, из нее ушли также многие верующие трудящиеся, порвавшие с религией под воздействием революционных преобразований, социалистического строительства и культурной революции». Большинство епископата и священнослужителей «оказались в стане явных или тайных врагов молодой Республики Советов, жаждавших реставрации в стране дореволюционных порядков». «Все они поначалу полагали, что революция потерпит поражение». «В ответ на ленинский декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» Патриарх Тихон анафематствовал Советскую власть и призвал верующих на активную борьбу с ней» (Широко используется термин «тихоновщина» - как

направление в религиозно-политической деятельности контрреволюционного православного духовенства). «Объявив Советскую власть «безбожной», а ее деятельность по реализации принципа свободы совести «гонением на веру», церковное руководство призвало прихожан православных храмов к гражданскому неповиновению властям и к противоправительственной деятельности». «Церковникам-антисоветчикам удалось спровоцировать какую-то часть верующих рабочих и крестьян на контрреволюционную деятельность, проводившуюся под лживым лозунгом «защиты попираемой веры». Когда не сбылись надежды, возлагавшиеся на контрреволюционеров и интервентов, они сделали «ставку на голод, обрушившийся на страну в начале 1920-х годов из-за небывалой засухи». Однако массы верующих «пошли не за церковным руководством, не за контрреволюционерами в рясах, а за Советской властью, которую они считали своей, народной, и в установлении, защите и укреплении которой непосредственно участвовали». «Русская православная церковь все большим числом рабочих и крестьян воспринималась как антинародная сила, осколок дореволюционного прошлого, исторический анахронизм, у которого нет никаких выходов на современность, а значит, и перспектив на существование в социалистическом обществе». «Наиболее дальновидная часть епископата и духовенства» образовали обновленческую церковь, взявшую курс на «политическую переориентацию русского православия и его модернизацию в соответствии с новыми социальными условиями жизни прихожан». «Основная масса верующих, приветствовавшая обновленческую идею политической переориентации русского духовенства, поддержанную затем и сторонниками патриарха Тихона, не одобрила ни демонстративного консерватизма староцерковников, цеплявшихся за традиции и игнорировавших новые запросы паствы, ни чрезмерного радикализма обновленцев». Все это в конечном итоге заставило руководство Церкви встать на лояльные позиции по отношению к Советской власти и заняться поиском форм приспособления

к новым социалистическим условиям, разумно сочетавших традиционализм с модернизмом, что и начало делать духовенство, объединившееся вокруг митрополита Сергия (Страгородского) с 1927 года. В числе причин «эволюции русского православия» указаны изменение экономической базы Церкви после Октябрьской революции, перемены в социальном составе прихожан (имелась в виду «ликвидация эксплуататорских классов» с оговоркой, что «какое-то время в церковных приходах оставались кулаки, нэпманы .и другие мелкобуржуазные элементы»), потеря государственного статуса, сужение сферы религиозного влияния и масштабов деятельности Церкви. Политика Советского государства по отношению к Православной Церкви полностью одобряется. Разумеется,- замалчивалась роль органов власти в организации церковных расколов, административном давлении на духовенство и верующих, насильственное закрытие храмов и т.п. Только в публикациях конца 1980-х' появляются робкие оговорки: «К сожалению, в прошлом советское законодательство о религиозных культах не всегда соблюдалось. В 30-е годы разгул беззакония повлек за собой необоснованные репрессии, жертвами которых стали ни в чем не повинные советские люди, в том- числе и священнослужители русской православной церкви, представители ее епископата... Ныне эти нарушения решительно осуждены, как противоречащие политике КПСС и . Советского государства по отношению к религии, церкви и верующим».⁸ Наличие репрессивной политики по отношению к духовенству и верующим до 1930-х, таким образом, и в это время замалчивалось или отрицалось. В таком отрицании гонений на религию и Церковь авторов советского периода также виден идеологический подход в оценке исторических событий, дополнительной задачей которого было противостояние «буржуазной пропаганде» «в условиях ожесточенной идеологической борьбы на международной арене».⁹ Апологетическая направленность видна и в утверждении, что Великая Октябрьская социалистическая революция. создала «все условия для

осуществления глубоко научных принципов взаимоотношения между церковью и государством». Они предполагали свободу совести, полное отделение Церкви от государства и школы от Церкви, отмену обязательного церковного брака и др. таинств и обрядов, равенство граждан перед законом, не взирая, на .их вероисповедание. Все это и осуществляла Советская власть, борясь' с происками внутренних и внешних врагов.¹⁰

Среди исследований этого периода по некоторым специальным вопросам важное место занимает книга А.А. Шишкина, посвященная обновленчеству.¹¹ В оценке А.А. Шишкина картина обновленческого движения отображает «историю приспособления русской православной церкви к новым социально-экономическим и политическим условиям, порожденным победой Октябрьской социалистической революции».¹² В работе содержится привычное для этого времени отрицание факта гонения на веру в СССР, обвинение духовенства в реакционности и желании восстановить прежнюю власть и противопоставление ему «трудящихся верующих», которые «не разделяли взглядов церковных реакционеров на политику Советской власти в отношении религии, в большинстве своем поддерживали эту политику». Обновленцы характеризуются автором, как «передовые церковники», отмежевавшиеся от «контрреволюционной политики» Патриарха Тихона. Реформаторские устремления обновленцев вторичны по сравнению с главным вопросом — отношения с Советской властью. Лояльность к Советской власти стала главным элементом «приспособления», реформы же должны были привлечь сторонников из критически относившихся к существовавшему церковному строю. В концепции А.А. Шишкина после признания Патриархом Тихоном Советской власти между староцерковниками и обновленцами остались разногласия лишь внутрицерковного характера, а с переходом староцерковников под руководством митрополита Сергия (Страгородского) на окончательные позиции лояльности, церковная иерархия «пошла тем курсом, который

проложили так называемые обновленцы».¹⁴ Таким образом, при постепенном организационном крахе обновленчества, оно фактически одержало победу в Российской Церкви.

Развитие светской немарксистской историографии по теме государственно-церковных отношений в указанный период могло осуществляться только подпольным способом. Исследователи этого направления не имели возможности пользоваться государственными архивами, а потому в основном опирались на архивы частные, среди которых важнейшее место занимает документальное собрание М.Е. Губонина. Будучи по собственной оценке «каталогизатором документов», он подготовил фундаментальный археографический труд по церковной истории 1917-1943 гг.¹⁵ Это и некоторые другие подобные собрания помогли появиться значительным историческим работам. Прежде всего, это обширное по объему и блестящее по стилю написания историческое исследование А.Э. Левитина-Краснова и В.М. Шаврова «Очерки по истории русской церковной смуты», . разошедшееся в машинописном варианте, а в 1978 г. опубликованное за-границей.¹⁶ В книге дается развернутая история русской церковной жизни периода 1920-1930-х гг. с акцентом на обновленческом движении, непосредственным участником которого был А.Э. Левитин-Краснов. Авторы приводят множество документальных материалов, бывших уже в то время библиографической редкостью обновленческих публикаций, дают подробную характеристику церковным и светским деятелям, с большинством которых одному из авторов довелось быть знакомым. В оценке некоторых событий и персонажей авторы расходятся, что в книге оговаривается, и что, однако, никак отрицательно не сказывается на их общем труде. Касаясь главной темы своей книги — «церковной смуты», т.е. обновленческого движения - А.Э. Левитин дал ему позже такую оценку: «Раскол 20-х годов - это своеобразное отражение Русской революции в Церкви. Более того, обновленческое движение - это русская революция со

всеми ее трагическими противоречиями, опрокинутая в Церковь, и ни понять, ни правильно оценить раскол в отрыве от политической ситуации невозможно».¹⁷

Результатом работы группы исследователей стала и другая известная в советское время книга - «Трагедия Русской Церкви 1917-1945», впервые изданная в 1977 г. в Париже под авторством Л. Регельсона.¹⁸ В первой части книги содержится авторская оценка «узловых моментов русской церковной истории» послереволюционного периода, причем внимание акцентируется на событиях' в канонической Православной Церкви, хотя вопросы расколов так же затрагиваются. Политика Советского государства в отношении Церкви, в том числе и в репрессивной её части, находит отражение на страницах этого исследования. Она характеризуется следующим образом: «Курс на уничтожение Церкви, как и вообще всякой религии, неуклонно проводился с ноября 1917 г. Вплоть до Великой Отечественной войны. При этом, однако, задача властей заключалась в том, чтобы уничтожаемая Церковь не только не взывала к сопротивлению со стороны верующей народной массы, но в процессе своего уничтожения помогла перевоспитать эту массу в духе преданности советской власти и идеалам коммунизма».¹ Деятельность Патриарха Тихона получает восторженную оценку, он назван «носителем духовной традиции Собора, хранителем полноты и единства Русской Церкви», сумевшим «удерживать вокруг себя разнородные, тяготевшие к взаимному разрыву, захватываемые мирскими страстями и раздорами человеческие элементы Церкви». Административная деятельность митрополита Сергия (Страгородского), оказавшегося во второй половине 1920-х гг. во главе церковного управления, подвергается критике. Вторая часть книги включает собрание документальных, справочных и биографических материалов по исследуемому периоду.

Юбилей 1000-летия Крещения Руси стал прологом нового периода в отечественной историографии проблемы. И если подготовка к нему

способствовала выпуску большого количества изданий выдержанных в тонах и подходах «официальной» концепции истории Русской Церкви, то сами юбилейные торжества, совпавшие с периодом социально-политических изменений в стране, возбудили интерес к прошлому и настоящему Православия, поставили перед необходимостью переосмысления его исторического пути, выработке новых подходов и оценок, формированию более объективного и глубокого взгляда на роль религии и Церкви в обществе.

Становление и развитие современной российской историографии следует выделить в отдельный период, нижней границей которого является начало 1990-х гг. Он характеризуется ростом интереса исследователей к проблеме взаимоотношений Советского государства и Православной Церкви, изменением методологии научных исследований, расширением источниковой базы, возможностью различия оценок исторических событий и явлений.

Наиболее заметными исследованиями начала 1990-х по теме церковно-государственных отношений стали работы В.А. Алексеева, М.И. Одинцова.²¹ Монография В.А. Алексеева охарактеризована автором как «очерки по истории взаимоотношений Советского государства и церкви». Наиболее полно. им рассмотрено первое десятилетие после Октябрьской революции. Причина такого внимания именно к этому периоду объяснена тем, что, во-первых, «здесь больше всего «белых пятен» в научной и популярной литературе, умолчаний, тенденциозности, искажений», во-вторых, «без истинного, лишенного ретуши понимания событий и фактов, имевших место в отношении церкви и государства в тот период, трудно представить себе объективную картину развития этих процессов в дальнейшем». Работа В.А. Алексеева стала одной из первых крупных отечественных публикаций нового направления, где говорилось об искажении картины церковно-государственных отношений в прошлом, а «умолчание-об имевшихся фактах

преследования духовенства и верующих, нарушениях законности со стороны государственных органов и отдельных должностных лиц, порочности многих прежних . подходов к религии и церкви» квалифицировалось как «вред партий». М.И. . Одинцов философски осмысливая государственно-церковные отношения, говорил об их «социалистической» модели, которая

имела атеистический вектор.

Волна интереса к истории Православия и возможность работы с
широким кругом источников сделали последнее десятилетие особенно
насыщенным исследованиями и публикациями по теме отношений
государства и Российской Православной Церкви. Десятки статей и
монографий подготовлено О.Ю. Васильевой, Н.А. Кривовой, И.И. Осиповой,
С. Л. Фирсовым, М.В. Шкаровским и другими отечественными
исследователями.²⁵. . - /

Давая характеристику современной библиографии, следует отметить ее общие черты:

а) В исследованиях анализируется более широкая источниковедческая база. Прежде всего, это ранее закрытые документальные материалы государственных и ведомственных архивов. Например, работа И.И. Осиповой «Сквозь огнь мучений и воды слёз...»'написана на материалах следственных и личных дел заключенных, сводных отчетов ГУЛАГа СССР, приказов и шифротелеграмм ОГПУ-НКВД-МГБ и воспоминаниях бывших заключенных; М.В. Шкаровский исследовал малодоступные материалы в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ) фонда Совета по делам Российской Православной Церкви и в Российском центре хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ; ныне Российский Государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), введя в научный оборот значительный объем прежде секретных партийных документов. В этот же период российские исследователи получили возможность работать с архивными собраниями в странах Запада

(эмигрантскими, государственными и общественными) и пользоваться изданными там материалами. Публикация в 1990-е гг. мемуаров, дневников, автобиографий, писем и т.п. также позволила расширить источниковую базу.

б) Исследования затрагивают весь комплекс проблем государственно-
церковных отношений. Снятие цензурных ограничений позволило авторам
затрагивать любые вопросы. В первую очередь это анализ государственной
политики в отношении религиозных конфессий не только через
декларативные заявления, программные документы партии и официальное
законодательство, как это было прежде, а, исследуя дополнительно
циркулярные распоряжения, инструкции и пр. руководящие документы,
выходившие под грифами «для служебного пользования» и «секретно»,
которые определяли реальные действия местных органов власти. В этой
связи по-новому были исследованы темы формирования законодательной
базы советской «церковной политики» и выработки ее основных
направлений, государственного участия в организации церковных расколов,
репрессивной политики, народного сопротивления проводимым
мероприятиям и т.п. Одновременно произошел отказ от «лозунговых» оценок
отношения Православной Церкви к Советскому государству и начался их
глубокий анализ. Попыткой последнего, например, является книга С.Л.
Фирсова «Время в судьбе: Святейший Сергий Патриарх Московский и всея
Руси. К вопросу о генезисе «сергианства» в русской церковной традиции XX
века».

в) Выстраиваются новые причинно-следственные связи и объяснения
процессов и явлений прошлого. Так, в названной выше работе С.Л. Фирсов
указывает на дореволюционное прошлое Русской Церкви, характеризуя
«сергианский» характер церковно-государственных отношений в советское
время: «это новое издание старой болезни, своего рода извращенный
атеизмом «византийский грех», стремление Православной Церкви найти себе
место в политической структуре государства и, одновременно, стремление

государства иметь влияние на ход внутрицерковных дел».²⁶ Причем «неподготовленность» Церкви к новым политическим реалиям формировалась долго: «церковный организм подтачивался изнутри, скрыто, по мере отождествления Церкви с Российской империей, в размывании границ между Церковью и Царством».²⁷ Н.А. Кривова доказывает политический характер решения об изъятии церковных ценностей в 1922 г. в противовес распространенной некогда точке зрения об изъятии как последнем оставшемся на тот момент способе спасения голодающих.

г) Исследуются специальные вопросы, что приводит к более глубокому пониманию и общей картины в целом. М.В. Шкаровский исследовал «иосифлянское» движение в 1920-40-е гг., определив его как попытку «части духовенства и верующих найти самостоятельный... путь развития в форме легальной и полулегальной оппозиции советскому государству в условиях утверждавшегося в стране тоталитарного режима».

В 1997 г. коллективом авторов была предпринята попытка «с православных историко-богословских позиций» изложить церковную историю Новейшего времени и «дать анализ важнейших явлений и процессов», результатом чего стало фундаментальное исследование, изданное под общей редакцией М.Б. Данилуиікина. Поставив цель «понять и осмыслить непостижимую легкость, почти «мгновенность» победы воинствующего атеизма над народом, более тысячелетия исповедующим Православие», и низведение Церкви «до уровня безынициативной иерархической структуры - бесправной, затравленной и привыкшей подчиняться светской власти», авторы пытаются увидеть истоки произошедшего в событиях предшествующих веков. Они констатируют далекое от идеала состояние Церкви накануне революционных потрясений: «под оболочкой внешнего процветания и стабильности, в Церкви, как и во всем обществе, назревал тяжелейший кризис». Отрицательную оценку получает фактическое одобрение Синодом результатов Февральской

революции. В послании Патриарха Тихона от 19 января 1918 г. авторы видят «четкую позицию Церкви в отношении богоборческой власти» и «программу действий для клириков и мирян: отказ от сотрудничества с большевиками... активное и пассивное сопротивление, создание антисоветских организаций и союзов».³¹ Вопрос о нейтралитете Патриарха во время Гражданской войны в книге оставляется открытом. Несмотря на удары власти по Церкви (конфискация имуществ, закрытие монастырей, вскрытие мощей и т.п.), Патриархия «вышла из Гражданской войны несокрушенной в своей основе». Выдержала Церковь и новый «натиск безбожного государства» нач. 1920-х гг., вынудив его перейти «от хвастливого «штурма небес» к долгой унизительной «осаде». Истоки обновленчества, по мнению авторов, просматриваются в дореволюционных настроениях и деятельности части белого духовенства, движимого «своекорыстными и карьеристскими расчетами», «обычным конформизмом». Однако в нем «болезненно отразилась нерешенность застарелых проблем, вызванных двухвековой зависимостью от светской власти». В послереволюционное время «у карьеристов появилась объективная возможность широко спекулировать на Церковных проблемах, искать виновников этих проблем и создавать себе репутацию «радетелей за Православие». Довольно подробно описывается история обновленчества в 1920-40-е гг., даются характеристики его вождей, однако, роль государственных органов в организации и стимулировании раскола исследовательскому анализу не подвергается. Отдельная глава посвящена развитию атеистической пропаганды, целью которой было «развенчать Церковь в глазах народа и особенно - изолировать Ее от молодого поколения». В результатах «развенчания» по 1920-м гг. авторы находят и положительные моменты: «притеснения сделали Церковь малопривлекательной для стяжателей и карьеристов. От Нее отошел слой номинальных христиан, но верные сплотились и духовно окрепли. К Церкви

потянулись рабочие, интеллигенты, разочарованные в социалистических

идеях, патриотически настроенная молодежь».

Особый ракурс государственно-церковных отношений рассматривается в диссертационном исследовании Н.В. Медведева.³³ Автор анализирует законодательную базу «церковной политики» в Советской России, ее административно-правовые аспекты, пытается реконструировать историю создания, основные направления и результаты деятельности органов власти и управления, которые непосредственно проводили «религиозную политику», показать различные подходы в руководстве страны к решению вопросов положения религии и Церкви в стране.

Вместе с публикацией работ пытающихся описать государственно-церковные отношения в центре и обзорно в масштабах всей страны в 1990-е гг. проводятся региональные исследования, посвященные этой тематике. Такие труды проделаны по Русскому Северу, Уралу, Поволжью, Сибири, некоторым национальным республикам.³⁴ Авторы пытаются показать региональные особенности «церковной политики» Советской власти, существенно дополняя и корректируя своих коллег из Москвы и Санкт-Петербурга, углубляя понимание общероссийского исторического процесса, уточняя событийный ряд и биографии многих церковных и светских деятелей описываемой эпохи, вводя в научный оборот местные архивные и другие материалы. '

В отдельную историографическую группу следует отнести труды духовенства и мирян Русской Православной Церкви Московского Патриархата, которые стали появляться с 1950-х гг. Как правило, они не публиковались вплоть до конца 1990 гг. и были известны в машинописи.³⁵ Это был один из немногих легальных «островков» немарксистской историографии советского времени, который, однако, мог пользоваться только весьма ограниченной свободой в постановке исследовательских задач и узкой источниковой базой. Разумеется, обращение священнослужителем к

самой проблемы государственно-церковных отношений в то время представлялось невозможным. Поэтому основное внимание церковных авторов послевоенных десятилетий могло быть сосредоточено исключительно' на истории церковных расколов, жизнеописаниях иерархов, клириков и мирян той эпохи. Но и в этих вопросах авторы обязаны были старательно избегать темы государственного участия в организации церковных расколов, репрессивной политики Советской власти по отношению к духовенству и верующим (поэтому в биографиях многих участников событий заметны значительные лакуны, приходящиеся обычно на 1920-1940-ее гг.), вынужденно замалчивать реальное положение Церкви в СССР, как в довоенное, так и в послевоенное время. Такой подход сохранялся в изданиях Московской Патриархии вплоть до начала 1990-х гг.

В 1988 г. выходит коллективный труд «Русская Православная Церковь 988-1988», второй выпуск которого посвящен новейшей истории Церкви. Это был последний взгляд церковной историографии в рамках дозволенных советской цензурой подходов к истории Церкви в СССР. Большинство его оценок имело цель пройти между «Сциллой» критики действий властей в вопросе государственно-церковных отношений и «Харибдой» умолчания реально существовавших в прошлом и настоящем проблем.

Декрет СНК РСФСР «О свободе совести, церковных и религиозных обществах» не мог подвергаться критике, поэтому идея отделения Церкви от государства одобрялась. Оговаривалось, что «проведение в жизнь законодательных мер относительно Церкви не было легким и безболезненным процессом». Однако можно было сделать выводы, что виной тому была недостаточная подготовленность иерархов и духовенства к «новым правовым отношениям между Церковью и государством», а также то, что декрет проводился в. жизнь «в тяжелых для страны условиях: мировая и гражданская войны, голод, разруха, политические заговоры».³⁷ «Духовная мудрость» помогла Патриарху Тихону «освободиться от груза предвзятых

понятий и осознать историческую обусловленность Октябрьской революции и следовавших за ней социалистических преобразований». Однако ниже говорилось об «идеологической конфронтации», имевшей следствием в 1919 г. кампанию по вскрытию и изъятию мощей, закрытие духовных учебных заведений и монастырей.³⁸ Истинные причины изъятия церковных ценностей под видом борьбы с голодом в 1922 г. авторам, скорее всего, были не известны и не могли бы быть названы, отсюда объяснение появления постановления ВЦИКа: «ввиду продолжающегося ухудшения положения в Поволжье». Случаи конфликтов при изъятии не обойдены молчанием, но объяснены недостаточной выдержкой «с обеих сторон».³⁹ Большое значение придается воззванию Патриарха Тихона («Завещание»), датированному днем кончины Святейшего - 7 апреля 1925 г., в котором увиден «итог осмыслению им современного исторического процесса». Таким итогом авторы назвали «принцип лояльности Русской Церкви к Советскому государству».⁴⁰ Отдельная глава посвящена обновленчеству, история которого выводится из дореволюционного «реформаторства», особенно ярко вспыхнувшего после Февраля 1917 г. Из-за невозможности указать на главную движущую силу обновленческого раскола в 1920-е гг. - властные органы, в изложении авторов он выглядит затеей рвавшейся к церковной власти группы «безответственных клириков».

Несмотря на первоначальную масштабность негативных для Церкви последствий этой затеи, она уже к концу 1920-х гг. терпит очевидный крах в виду неприятия её верующим народом и духовенством, сплотившихся вокруг Патриарха Тихона, а позже - митрополита Петра (Полянского). «Незавершенность процесса нормализации положения Церкви в Советском государстве» оставалась во второй половине 1920-х гг. одной из важнейших проблем. Попытку «нормализации» осуществил митрополит Сергий (Страгородский), возглавивший церковное управление в 1927 г. и получивший возможность организовать «Временный Патриарший

Священный Синод», что было декларировано в «Послании к пастырям и пастве» от 29 июля 1927 г. В целом решение задачи обойти острые вопросы государственно-церковных отношений авторам удалось.

Социально-политические изменения в стране конца 1980-х гг. способствовали переоценке истории государственно-церковных отношений. Отмена цензурных запретов, открытие и публикация ранее неизвестных архивных материалов сделали возможным появление нового взгляда клириков на церковную историю новейшего периода. Наиболее значимыми работами из них в отечественной историографии с начала 1990-х гг. являются труды игумена Дамаскина (Орловского), протоиереев Г. Митрофанова, В. Цыпина.⁴¹ Работы этих авторов содержат богатый документальный материал, включающий архивные источники, воспоминания современников событий и документы их личных архивов, что позволило ввести в научный оборот множество ранее неизвестного. Однако в концептуальном плане они представляют собой апологию Московской Патриархии, что приводит к соответствующим оценкам событий и деяний иерархов прошлого. Особенно характерен такой подход для протоиерея В. Цыпина, выпустившего в 1990-е гг. несколько монографий по послереволюционной церковной истории, обобщенных в фундаментальный том «История Русской Церкви 1917-1997». Этот труд, принесший автору Макариевскую премию, на сегодняшний день можно считать официальной историей Московской Патриархии. Книга имеет традиционную для церковного издания периодизацию истории по времени правления патриархов, исключение составляют главы, посвященные Поместному Собору 1917-1918 гг., религиозному просвещению, церковной диаспоре и заграничным епархиям и учреждениям Русской Православной Церкви. Автор главным образом сосредотачивается на реконструкции исторических событий. Декрет об отделении Церкви от государства расценен как «юридическое прикрытие для гонения на Церковь», большое место

отводится теме государственной репрессивной политике, нарушению прав верующих, оскорблению их религиозных чувств. Деятельность Патриарха Тихона, безусловно, одобряется, ее цель в период Гражданской войны — «внести умиротворение в жизнь страны». Активное содействие властей организации церковных расколов, их спланированность также находят отражение на страницах монографии, но анализ государственной политики не входит в исследовательскую задачу работы. Подробно описывается история обновленчества и борьбы с ним клира и мирян оставшихся верными Патриарху Тихону. Причины же появления обновленче.ства и как движения и как раскола не анализируются.

С 1920-х гг. начала складываться и зарубежная историография темы отношений Православной Церкви и Советского государства, которую также следует выделить в отдельную группу. В довоенное время это происходило главным образом в среде русской эмиграции, настроенной , резко отрицательно к Советской власти. Отсюда острая полемичность и публицистичность изданий, опиравшихся в основном на личные свидетельства, воспоминания, вывезенные из Советской России архивы и современную печать.

Определяющее воздействие на оценки происходящего в России в области государственно-церковных отношений оказало наличие за пределами Отечества трех религиозных центров притяжения русской церковной эмиграции: Западноевропейский экзархат с центром в Париже, Американская митрополия, Русская Православная Церковь Заграницей (РПЦЗ), находившихся во взаимном противостоянии.

Из авторов первой юрисдикции (в терминологии современников «евлогианской» - по имени ее главы митрополита Евлогия) значительный историографический вклад сделал И.А. Стратонов, в начале 1930-х присоединившийся- к Московской Патриархии и ставший искренним защитником её руководства в церковных спорах. Им издано несколько статей

и книг, наиболее известной из которых является «Русская церковная смута 1921-193 І гг.».⁴² Книга подчеркнуто направлена против РПЦЗ, названной «карловацким расколом», обновленчества, «иосифлян» и других противников митрополита Сергия, чья церковно-административная деятельность полностью одобряется. В дальнейшем в Париже образуется круг авторов, связанных со Свято-Сергиевским Богословским Институтом, которые публикациями в эмигрантских журналах и отдельными изданиями значительно обогатят зарубежную историко-церковную библиографию. Большой личный вклад в историографию сделал глава Парижского экзархата митрополит Евлогий (Георгиевский), оставив обширные воспоминания, дающие представление о перипетиях церковной жизни на Родине и за рубежом в первой половине XX в.⁴³

Наиболее значимые работы авторов Американской митрополии, впоследствии преобразованной в Православную Церковь в Америке (ПЦА), приходятся на последние десятилетия. Их концепции и оценки определяются общим курсом ПЦА, идущей в авангарде экуменического движения и модернизма и стремящейся «органически существовать в условиях свободы и плюрализма западного общества».⁴⁴ Соответственно ценности «западного общества» кладутся в основу анализа процессов и явлений в российской церковной истории и государственно-церковных отношений. «Религиозная политика» Советского государства, безусловно, критикуется: «Церковь была реально отделена от жизни всего остального общества, вначале путем гонений на духовенство и провоцируемых расколов, затем путем репрессий и законодательного закрепления изоляции духовенства».⁴⁵ Исходя из общего неприятия тесной связи Церкви и государства, отрицательно оценивается и готовность к подчиненному положению церковной иерархии. Обновленчество как раскол осуждается, вместе с тем, реформаторские идеи, озвученные некогда обновленцами, получают положительную оценку.

Предельно развернуто вопросы положения Православной Церкви в СССР даны в работах самого плодовитого историка ПЦА, канадца русского происхождения Д.В. Поспеловского, обобщенных в его объемном труде «Русская Православная Церковь в XX веке».⁴⁶ Автор не предлагает периодизации истории государственно-церковных отношений. Исследуемый период 1917-1927 гг. освещен в трех главах «Церковь и революция», «Раскол в Русской православной церкви», «Страшные судьбы подвижников» и частично затронут в главе «Расколы «справа»». Первые шаги «церковной политики» Советской власти автор персонифицирует, связывая ее, главным образом, с В.И. Лениным. По его мнению, В.И. Ленин «первое время был всецело убежден в том, что он разом покончит с церковью одним ударом -попросту лишив ее собственности».⁴⁷ Декрет 20 января 1918 г. оценивается, как «классическое свидетельство попытки Ленина- дословно следовать заветам Марксова учения о религии как духовной надстройке на материальном базисе». Логика действий большевиков проста: следует убрать этот базис - имущество и средства доходов Церкви, — и Церковь отомрет сама по себе. Отсюда выводятся энергичные и последовательные мероприятия большевиков в отношении Православной Церкви в первые месяцы после прихода к власти. Однако, к 1921 г. «становится ясно, что Церковь отмирать не собирается», тогда «начинают применяться уже меры прямого централизованного преследования».⁴⁸ Реакция Церкви характеризуется следующим образом: «Церковь не могла быть положительно расположенной к политическому строю с программой уничтожения религии на его знаменах. Противостояние Церкви было упреждающей и защитной реакцией на наступление государства и насилие его над Церковью. Но это не равнозначно априорной враждебности Церкви по отношению к этому новому государству, которую приписывали ей советские авторы».⁴⁹ Д. Поспеловский склонен оценить главенствующую линию отношения Церкви к новому государству, как «политический нейтралитет», «позицию гражданской

лояльности». Такая позиция не могла найти поддержку государства, которое «только меняло тактику . борьбы против религии, но не сущность». Глубокому анализу автор подвергает причины обновленческого раскола, обращаясь к противоречиям и проблемам Российской Православной Церкви дореволюционного периода. Среди предпосылок обновленчества названы проблемы духовной школы, трения между «белым» и «черным» духовенством, формирование епископских кадров из вдовых священников и «ученого монашества», критикуемого и «белым» духовенством, и богословами, и монашеством монастырским, возвращение в Церковь интеллигенции, к голосу которой прислушивались городское духовенство и церковные интеллектуалы. Наиболее важным фактором, вызвавшим обновленческий раскол, названо «стремление властей подорвать Церковь изнутри», что было одним из элементов изощренной тактики борьбы с религией. История церковно-обновленческого движения, по Д. Поспеловскому, есть «история вырождения добросовестных христианско-социалистических исканий и церковного реформаторства в систему самого беспринципного сотрудничества с ГПУ и открыто богоборческим государством».⁵⁰ Анализирует Д. Поспеловский и причины краха обновленчества. По его мнению, «судьбу обновленцев предрешили их собственные просчеты и ошибки». Вместе с этим, он называет еще несколько факторов: невозможность для людей, не принявших «советский эксперимент», «избрать для себя Церковь, которая сотрудничала с режимом»; «верующая масса вообще с самого начала сохраняла верность патриаршей Церкви»; «неприятие оголтелого . интернационализма коммунистической доктрины и. коммунистической практики уничтожения национальной культуры» со стороны возвращавшейся в Церковь «интеллигенции и традиционалистски, патриотически настроенных людей».⁵¹ Из-за провала обновленцами «возложенной на них миссии» «власти отказались от принципа «разделяй и властвуй» и перешли... к линии на

воссоединение церковных направлений» для решения другими средствами задачи «поставить патриаршую Церковь под тотальный государственный контроль».⁵²

Обширна по объему библиография трудов клириков и прихожан РПЦЗ. На протяжении десятилетий здесь собирались архивные материалы, подготавливались публикации статей и книг по истории Русской Церкви. Среди авторов этого направления протоиерей М. Польский, Н.Д. Тальберг, И.М. Андреев, архиепископ Антоний (Синкевич), епископ Григорий (Граббе) и др. РПЦЗ объединила монархические круги русской эмиграции, которые отличало резкое неприятие советского строя, консервативно-охранительные подходы, в том числе и к церковной истории, идеализация прошлого, острая критика «советской церкви». Полемическая направленность публикаций часто приводила авторов, этого направления к поспешности выводов, неточности оценок, а ограниченность источников к фактологическим ошибкам. Вместе с тем, их труды до сих пор являются значительнейшим вкладом русской эмиграции в историографию темы Российской Церкви в XX веке.

Специальной обобщающей работой по послереволюционной истории Православной Церкви в СССР стал труд епископа Григория (Граббе) «Русская Церковь перед лицом господствующего зла». Епископ Григорий, урожденный граф Граббе, участник и свидетель многих церковных событий XX в., многолетний бессменный секретарь Синода РПЦЗ, имел возможность работы с большим пластом эмигрантских архивных материалов и печатных трудов, документов зарубежных архивов. Его труд отличает ярко выраженная полемичность и публицистичность, авторские оценки событий, явлений и личностей эмоциональны и категоричны. Епископ Григорий, как и многие авторы Зарубежья, освещает достаточно ограниченный круг тем. Главное для него - показать ход событий. Основное внимание, естественно, уделяется происходившему в центре, в руководстве Православной Церкви, а

государственная политика зачастую связывается с действиями Е.А. Тучкова. Большое место отводится описанию репрессивных мер Советской власти. По оценке владыки Григория, Декрет 20 января 1918 г. развязал руки «разбойничьим элементам», способствовал гонениям на Церковь, которая в лице Собора не признавала юридической силы за новым законодательством и «обличала» власть предержащих. Кризис церковного управления позволил обновленческой группе попытаться захватить церковную власть. Само движение характеризуется как нечто чуждое Церкви, но примыкающее к ней: «Обновленцы вышли из кругов русской интеллигенции, проявлявших интерес к религиозным вопросам. Эти лица приближались к Церкви, но не входили по настоящему в ее жизнь и не воспринимали ее учения полностью».⁵⁴ Обновленчество не имело никакой опоры в народе и «скоро вылилось в особую форму протестантского движения восточного обряда».

Помимо эмигрантских исследователей на Западе сформировалось несколько центров изучения истории Русской Церкви. Наиболее известным является основанный в 1917 г. Папский Восточный институт, объединивший вокруг своих исследовательских программ международные католические научные силы. Зарубежная историография насчитывает десятки работ, опубликованных на разных языках и цридерживающихся различных подходов и методов исторического анализа. Для многих ее авторов справедлива оценка их деятельности Д.В. Поспеловского: «плохо зная историю России и историю Русской православной церкви дореволюционного периода, они нередко совершали ошибки в суждениях и сравнениях, проявляли неспособность. понять органические церковные процессы... писали историю, так сказать, извне, а не изнутри».⁵⁶ Но, отдавая должное западным исследователям, нужно сказать, что и тут накапливался значительный пласт документов и сведений и появлялись исключительные по своей значимости публикации.

К числу крупных работ последних лет принадлежит труд англичанина В.

Мосса «Православная Церковь на перепутье (1917-1999)». Автор предлагает свой взгляд на историю Православной Церкви на Западе, в Греции, Румынии и славянских странах, пристальное внимание уделено и российской послереволюционной церковной- истории. Принадлежность В. Мосса к Истинно-православной Церкви определила его критическое восприятие «мирового православия», советской «церковной политики» и действий отечественных иерархов, шедших на компромиссы с атеистическим государством, что в свою очередь привело к отрицательным отзывам о книге в официальной церковной прессе. Однако книга В. Мосса продолжает оставаться единственным обобщающим трудом о Православной Церкви в XX столетии.

В работах общего характера в связи с различными событиями, как правило, Тамбовщина только упоминается, вместе с тем, она не могла быть обойдена исследователями стороной. Как родина многих форм русского сектантства, типично крестьянская губерния Черноземья, на территории которой до сих пор распространены, берущие свое начало в 1920-30-х гг. различные направления Истинно-православного христианства (ИПХ), Катакомбная Церковь (или Истинно-православная Церковь), она привлекала внимание ученых. В 1950-60-ые гг. здесь работала экспедиция Института Истории АН СССР под руководством А.И. Клибанова. По материалам ее подготовлено несколько публикаций.⁵⁸ В это же время написана работа Л.Н. Митрохиной «Изучение сектантства в Тамбовской области». Естественно, они носят печать своего времени, часто примитивные трактовки фактов и событий перемежаются с полуправдой или ложью.

Попыткой в этом ключе исследовать церковно-государственные отношения на примере трех черноземных губерний в 1917-1922 гг. явилась диссертационная работа В.Н. Дунаева.⁶⁰ В его понимании «православные церковники» - активная контрреволюционная сила, которая при всяком

удобном случае старается навредить Советской власти. Любое их действие однозначно осуждается, они могут находить поддержку только у кулаков, торговцев, бывших помещиков и других «социально чуждых» слоев населения, если же это представители иных «слоев», то они движимы только «темнотой и невежеством». Напротив, всякие действия Советской власти признаются правильными и заслуживают одобрения. Репрессивная политика властей объясняется «вынужденностью», при этом оговаривается, что духовенство преследовалось «не за принадлежность к сану священнослужителей, а за политическую деятельность». Причем расстрелы скрываются под словом «наказание» или выдаются за «арест» и служат предметом политической демагогии.⁶¹ Суждение о том, что «декрет выражал интересы всех трудящихся, в том числе и верующих, поскольку он положил конец их экономической и духовной эксплуатации со стороны господствующей церкви», приводит к утверждению: «политика Советской власти в религиозном вопросе не могла вызвать недовольства масс».⁶² А всякое «недовольство» выдавалось за результат «поповской агитации». Если «в период кулацких выступлений 1918и 1919 годов» священнослужители, по мнению В. Дунаева, проявили контрреволюционную активность, то во время «Антоновщины» «участие духовенства в бандитском движении» не носило массового и открытого характера. Но из этого не следует, что «они изменили свои политические взгляды и смирились с революционными преобразованиями». Объяснение дается такое: «Духовенство почувствовало силу народной' власти и поняло, что ее нельзя свергнуть разрозненными бандитскими шайками. Избавление от большевизма казалось ему возможным только с помощью иностранных империалистов».⁶³ Но с падением надежд «на Антанту» и отсутствием «подходящей ситуации для активных политических действий», «внимание церковников переносится на область идеологической борьбы».⁶⁴ Таким образом, духовенство становится главным идеологическим врагом Советской власти и использует любые трудности для

противодействия ей. Основная его «масса» «практически не принимала участия в борьбе с голодом и даже пыталась иногда препятствовать проведению кампании помощи Поволжью», не стесняясь при этом «заниматься поборами в свою пользу». «Возникшие в связи с засухой и голодом трудности церковники активно стремились использовать для поднятия религиозного настроения населения. Они... нередко прибегали к шантажу: подстраивали «обновления» икон, появление «святых источников», писем «от имени бога» и т.д.».⁶⁵ Успех борьбы с «идеологическим врагом», по В.Н. Дунаеву, мог находиться на путях распространения «научного марксистского мировоззрения» и административных мер.

Исследованием смежных вопросов в этот же период занимался А.И. Демьянов, изучавший становление и развитие Истинно-православного христианства в Черноземье, начало которого приходится на конец 1920-х и лежит, таким образом, за хронологическими рамками нашего исследования.⁶⁶ Заслуживают внимания «конкретно-социологические» исследования 1970-72 гг., проведенные А.И. Демьяновым, на основании которых им подготовлено несколько публикаций. Он приводит массу сведений о религиозных воззрениях, политической идеологии, образе жизни и численности истинно-православных христиан, обращаясь и к событиям 1920-х гг. Сегодня можно сказать, что многие его оценки, обусловленные идеологическими клише того времени, были не верны.

Характеризуя современное состояние изучения истории Православной Церкви на территории Тамбовщины, нельзя не отметить работ В.А. Кученковой. Они имеют историко-культурную и биографическую направленность, однако затрагивают и вопросы государственно-церковных отношений.⁶⁸ Прежде всего, это касается тем закрытия храмов и монастырей, утраты культурного наследия, репрессий по' отношению к духовенству и верующим в советский период.

Церковной истории Кирсановского уезда Тамбовской губернии (ныне района Тамбовской области) посвящена книга «Кирсанов православный», где значительное место занимает послереволюционный период.⁶⁹ Тема государственно-церковных отношений здесь описывается на основе архивных источников, а также воспоминаний участников событий и личных архивов. Однако комплексного исследования государственно-церковных отношений первого послереволюционного десятилетия на материалах Тамбовской губернии до сего времени не проводилось..

Источниковая база исследования. Для разрешения поставленных задач в диссертационном исследовании использован широкий спектр опубликованных и неопубликованных источников периода 1917-1927 гг. По своему происхождению и содержанию использованные источники можно разделить на несколько групп.

К первой группе источников следует отнести архивные документы государственных и партийных органов, касающиеся вопросов «церковной политики». Это законы и подзаконные акты правительства страны и народных комиссариатов, постановления и решения исполнительных комитетов советов народных депутатов разных уровней, их переписка с центральными органами власти, протоколы заседаний, материалы церковной комиссии при Тамбовском губернском исполнительном комитете, делопроизводственная документация административных органов, документы статистического характера, договоры с религиозными общинами, переписка с религиозными организациями.

В Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ): фонд «Постоянная Центральная комиссия по вопросам культов при Президиуме ЦИК СССР» (Р-5263); в Российском Государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ): фонды 17 «Центральный Комитет КПСС (ЦК КПСС)» (опись 60) и 89 Е.М. Ярославского; в Государственном архиве Тамбовской области (ГАТО): фонды Губернского исполнительного комитета

(Р-1), уездных исполнительных комитетов Кирсановского (Р-17), Моршанского (Р-20), Тамбовского (Р-11), Козловского (Р-18), окружных исполнительных комитетов Козловского (Р-4), Тамбовского (Р-2), городских исполнительных комитетов Кирсановского (Р-9), Тамбовского (Р-6), Тамбовского губернского отдела юстиции (Р-518), Тамбовского губернского суда (Р-524), Тамбовского губернского отдела управления (Р-394), Тамбовского губернского административного отдела (Р-395), Тамбовского окружного административного отдела (Р-396), Тамбовского уездного административного отдела (Р-408), Кирсановского уездного отдела управления (Р-400), Кирсановского уездного административного отдела (Р-409), Кирсановского районного административного отдела (Р-2453), Тамбовского губернского совета народных судей (Р-648), Тамбовской губернской прокуратуры (Р-655), Тамбовской окружной прокуратуры (Р-659), Тамбовской уездной милиции (Р-425), Кирсановской уездной милиции (Р-2731).

Документы этой группы отражают внешнюю, формально-юридическую сторону отношений государства и Церкви. Они позволяют проследить развитие советской «церковной политики» от принятия законодательного и инструктивного решения в центральных органах власти, прохождение его через губернское и уездное звено управления до волостных советов, увидеть исполняемость указаний, их практическое воплощение, результаты. Здесь же отражены трудности, с которыми приходилось сталкиваться органам власти при осуществлении своих действий в отношении Церкви и верующих. Неправильное понимание, поставленных задач, методов их решений, искаженная информация о положении религиозных организаций, представляемая низовыми властными органами в вышестоящие структуры, административное рвение, попирающее правовые основы, также хорошо видны в источниках этой группы. Документы судебных органов и прокуратуры позволяют увидеть следственно-судебные действия в

отношении духовенства и верующих. Однако большая часть следственных дел, дающая представление о репрессивной политике, остается недоступной для исследователей.

Документы партийных органов показывают скрытую для внешних наблюдателей политическую подоплеку принятия решений и формирования «церковной политики». Здесь хорошо видны идеологические установки этой политики, которые часто входят в противоречие с нормами существовавшего тогда законодательства и официальными заявлениями руководства страны. Протоколы заседаний, стенограммы партийных форумов, письма рядовых коммунистов дают представление о настроениях, царивших в умах политических активистов, определявших на местах конкретику проводимых мероприятий в'вопросах «отделения Церкви от государства», отношение к духовенству и верующим и т.п. Руководствуясь идеологическими установками, местные партийные органы постоянно оказывали нажим на исполкомы, что часто приводило к не правовым действиям в отношении религиозных организаций. Эта же группа документов позволяет исследовать становление и развитие атеистической пропаганды, как части идеологической работы, проводимой партией среди населения, ее методы, трудности и результаты. Одной из составляющих этой работы было руководство партийной печатью, осуществлявшееся путем воздействия агитационно-пропагандистских отделов губернских, областных и районных комитетов партии на редакции своих печатных органов, что также находит отражение в документах.

Основной материал партийных архивов, использованных при написании работы, сосредоточен в Центре документации новейшей истории Тамбовской области (ЦДНИТО). Это протоколы и стенограммы заседаний партийных организаций, съездов, отчеты о работе, решения съездов и конференций, переписка с местными партийными организациями, инструктивные письма, докладные записки. Перечисленные источники изучаемого периода

находятся в фондах Тамбовского губернского комитета Российской Коммунистической Партии (большевиков) (840), Тамбовского горкома (735), Тамбовского окружного комитета (855), Кирсановского (837), Моршанского (997), Козловского (834) уездных комитетов, Козловского окружного комитета партии (835).

Ко второй группе источников относится документация церковных учреждений фонда 831 Российского Государственного Исторического архива (РГИА), содержащего документы канцелярии Патриарха Тихона и Священного Синода. Здесь находятся постановления и деяния (журналы заседаний) органов Высшего Церковного Управления (ВЦУ) - Священного Синода и Высшего Церковного Совета (ВЦС), переписка с епархиальными центрами, об органах и составе ВЦУ, учреждении епископских кафедр, донесения из епархий, включая письма духовенства и верующих о положении дел на местах, информация о состоянии духовных школ, о церковном имуществе. Этот массив документов дает возможность увидеть панораму российской церковной жизни, реакцию Церкви на правительственные решения, попытки налаживания работы церковно-административных органов в новых условиях. В фонде широко представлены документы церковно-дисциплинарного характера, решения церковного суда, донесения о захватах церковной собственности, противоправным и кощунственным деяниям местных органов власти и распоряжения по мерам противодействия им. Репрессивная политика также находит отражение в докладах о положении дел в епархиях, письмах Патриарху Тихону и патриарших ходатайствах перед государственной администрацией.

Документальные материалы Тамбовского епархиального управления хранятся в ГАТО в фонде Тамбовской духовной консистории (фонд 181). Они представлены протоколами заседаний епархиального совета, документами церковного делопроизводства, перепиской. Епархиальные архивные материалы 1920-х гг. сохранились в разрозненном виде и не

выделены в специальный фонд, а в части отношения с местными органами власти, находятся в различных фондах ГАТО, что затрудняет исследовательскую задачу. Тем не менее, сопоставление документальных источников разных архивов и других групп позволяет реконструировать события епархиальной жизни, показать положение местного церковного управления, взаимодействие духовенства и верующих с архиереем, их реакцию на действия властных органов.

Третья группа источников включает опубликованные сборники постановлений, резолюций партийных и советских органов власти, а также церковных документов: «КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК», «О религии и церкви: сборник высказываний классиков марксизма-ленинизма, документов КПСС и Советского государства», «Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг.», «Крестьянское восстание в Тамбовской губернии в 1919-1921 гг. («Антоновщина»): Документы и материалы», «Акты- Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943 гг.», «Русская Православная Церковь в советское время (1917-1991). Материалы и документы по истории отношений между государством и Церковью», «Русская Православная Церковь и коммунистическое государство. 1917— 1941. Документы и фотоматериалы».

Наиболее представительным сборником документов, относящихся к советской «церковной политике» исследуемого периода, является двухтомное издание «Архивы Кремля. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг.», подготовленное Н.Н. Покровским и С.Г. Петровым. Составители впервые ввели в научный оборот ранее ' засекреченные материалы четырех тематических дел фонда Политбюро (3) Архива президента Российской Федерации (АПРФ), посвященных выработке и осуществлению в январе 1922 - апреле 1925 гг. генеральной линии партии и правительства по отношению к

религии и религиозным организациям, в первую очередь к Российской Православной Церкви. Здесь же представлены документы других дел Центрального архива Федеральной службы безопасности (ЦА ФСБ), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) и Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ; ныне Российский Государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ), помогающие лучше понять материалы четырех тематических дел. Эти дела примыкают к протоколам заседаний Политбюро и содержат инициативные и подготовительные материалы к рассмотрению вопросов, выписки из постановлений Политбюро по этим вопросам, дальнейшую служебную переписку по реализации постановлений. Среди документально отраженных в сборнике вопросов «церковной политики» кампания 1922 г. по изъятию церковных ценностей, судебные процессы по «делам» духовенства, в т.ч. следствие над Патриархом Тихоном, антирелигиозная работа.

Самой значительной публикацией церковных документов является изданный Православным Свято-Тихоновским Богословским Институтом (ПСТБИ) сборник «Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943 гг.», составленный М.Е. Губониным и основательно дополненный сотрудниками института как документами, так и

дополнительными справочно-биографическими материалами. Основу содержания сборника составили официальные документы Церкви: послания, распоряжения, указы по каноническим, административным и общественным вопросам, здесь также имеется переписка иерархов по проблемам церковной жизни, некоторые текущие распоряжения и сообщения.

Четвертая группа источников - это периодическая печать исследуемого периода, которая помогает реконструировать событийный ряд по истории церковно-государственных отношений. Прежде всего, это Тамбовские епархиальные ведомости, выходившие до начала 1918 г., а также губернские

газеты «Тамбовская правда» и «Известия Тамбовского Губернского Исполнительного Комитета Совета Рабочих, Крестьянских и Красноармейских депутатов». К этой же группе источников следует отнести и издания 1920-х гг. Как правило, это пропагандистские брошюры, листовки, журнал «Безбожник», обновленческий журнал «Голос живой веры» и другие полемические и агитационные издания обновленцев, журнал «Союз молодежи».

Прессе и печатной агитации в исследуемый период отводилось одно из главных мест в пропагандистской работе. Резолюции съездов коммунистической. партии регулярно отмечали печать как могущественное орудие в борьбе за влияние на массы. В.И. Ленин утверждал необходимость «бороться с религиозным туманом чисто идейным оружием, нашей прессой...».⁷² Подверженные партийной цензуре и строго руководствовавшиеся указаниями партийных органов местные газеты и издания отражали события' церковной жизни в искаженном виде, стараясь найти отрицательные факты, давали поверхностные, «идеологически выдержанные» оценки. Даже новые правила грамматики и орфографии несли в себе элемент пропагандистской борьбы. Так, распоряжениями Главлита было запрещено печатать с больших букв слова «бог», «господь», «дух», названия религиозных праздников следовало писать сокращенно и т.п. При анализе печати исследуемого периода обращает на себя внимание большое количество антирелигиозных заметок, опубликованных анонимно или под различными псевдонимами. На страницах прессы затрагивались и вопросы взаимоотношений государства и Церкви, советской «церковной политики». Наибольшее внимание пресса уделяла этим вопросам в период проведения кампаний (вскрытие мощей, изъятие церковных ценностей, судебные процессы и др.), оказывая пропагандистскую и информационную поддержку действиям органов власти.

К последней, пятой, группе источников относятся собранные автором в ходе исследования документы и материалы личных архивов, частная переписка 1920-х гг., свидетельства очевидцев, родственников участников описываемых событий. Они помогают восстановить картину церковной жизни исследуемого периода, увидеть реакцию на происходящее рядовых прихожан, духовенства и членов их семей, охарактеризовать конкретного человека (в т.ч. епископов и священников). Уникальным источником явился тюремный дневник 1925-1926 гг. бывшего члена Тамбовской духовной консистории и председателя Епархиального совета протоиерея С.Н. Лаврова. Он дает представление о методах воздействия на духовенство с целью заставить- принять обновленчество и склонить к «сотрудничеству», показывает тамбовских священников в условиях заключения в период проведения следственных действий, их настроения и мысли о происходивших процессах в стране и в Церкви, дает личную оценку автора участникам событий из церковной среды и репрессивных органов.

Предлагаемая источниковая база позволяет решить поставленные в диссертации задачи.

Объектом исследования является комплекс взаимоотношений между Российской Православной Церковью и Советским государством в лице властных.структур всех уровней и общественных организаций, проводивших государственную «религиозную политику».

Территориальные рамки исследования включают границы Тамбовской епархии Российской Православной Церкви, совпадавшие с границами Тамбовской губернии, с учетом административно-территориальных изменений до 1927 года. До 1923 г. Тамбовская губерния оставалась в дореволюционных границах, площадь ее территории составляла более 58,5 тыс. верст. С 1 февраля 1923 г. Тамбовская губерния имела в своем составе 7 уездов: Борисоглебский, Кирсановский, Козловский, Лебедянский (упразднен в феврале 1924 г.), Липецкий, Моршанский,

Тамбовский. На территории губернии проживало достаточно однородное по своему национальному (95% русских) и вероисповедному (98% православные) составу население, подавляющее большинство которого составляли жители сельской местности (92%). Это. позволяет выделять Тамбовскую губернию в качестве показательного региона со своей спецификой в системе государственно-церковных отношений.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1917 по 1927 гг. Нижняя граница обусловлена победой Октябрьской революции и принятием первых законодательных актов Советской власти. Верхняя граница определена 1927 годом, когда начался качественно новый этап церковно-государственных отношений. Со стороны государства он обозначился курсом на усиление административного и идеологического давления' на Церковь и началом нового витка репрессивной политики. Церковное же руководство в лице митрополита Сергия (Страгородского) и созданного им «Временного Патриаршего Священного Синода» предприняло вынужденные шаги по организации подконтрольного органам власти существования церковных структур.

Целью диссертационного исследования является реконструкция истории взаимоотношений между государством и Православной Церковью на Тамбовщине. Исходя из указанной цели, автором ставятся следующие задачи:

рассмотреть характер взаимоотношений государства и Церкви, их представления друг о друге, основные подходы к осуществлению взаимоотношений;

показать сущность политики Советского правительства в религиозном вопросе, ее основные направления, методы проведения и результаты;

- изучить административную деятельность и организацию
антирелигиозной и антицерковной агитации и пропаганды местных органов
власти в отношении Православной Церкви;

41 K^y^^SL*«

исследовать реакцию духовенства и мирян Православной Церкви на социально-политические перемены в стране и действия властей в отношении религиозных организаций;

раскрыть механизм, формы и методы организации обновленческого раскола в Православной Церкви, его истоки и отношение к нему духовенства и мирян.

Методологическая база работы включает общенаучный, общеисторический и конкретно-исторический подходы.

К первому относится принцип объективности, ориентирующий исследователя на всесторонний анализ и оценку фактов в вопросе взаимоотношений государства и Церкви, что позволяет двигаться к достижению истинности научного знания. Исторический и логический подходы позволяли оптимально соотнести эмпирическую и теоретическую, части исследования.

Принцип историзма, относящийся к числу основных общеисторических методов, на котором базировалось данное исследование, позволяет видеть исторические процессы и события в их развитии и взаимосвязи.

К числу специальных методов исторического исследования следует отнести источниковедческий и статистический. Источниковедческий анализ позволил выявить и рассмотреть фактологическую базу исследования. Для сбора и анализа цифровых сведений, выявления соотношения количественных показателей применялся статистический метод. В основу исследования положен также проблемно-хронологический принцип.

Научная новизна исследования состоит в том, что впервые в отечественной историографии предпринята попытка комплексного исследования истории взаимоотношений государства и Российской Православной Церкви на материалах однородной по своему национальному, вероисповедному, социальному составу территории Центральной России, какой являлась Тамбовская губерния в 1917-1927 гг. Значительная часть

фактических данных, архивных материалов впервые вводится в научный оборот.

Практическая значимость работы состоит в возможности использования ее материалов при создании обобщающих трудов по истории Тамбовского края и Черноземья в целом, истории крупнейшей религиозной конфессии нашей страны - Православной Церкви, при разработке специальных курсов и учебных пособий, краеведческой работе.

Результаты исследования позволяют внести определенные коррективы в привычные представления об особенностях государственно-церковных отношений 1917-1927 гг., присутствующие, в общественном сознании и исторической литературе, и могут быть учтены при осуществлении государственной политики по отношению к Русской Православной Церкви на современном этапе.

Апробация работы. Результаты и основные положения диссертационного исследования отражены в выступлениях автора на исторических конференциях, опубликованы в монографии и статьях. Значительный фактический материал по тематике работы использован в «Тамбовской энциклопедии». Собранные автором документальные материалы и редкие издания составили основу историко-краеведческой выставки посвященной 320-летию Тамбовской епархии.

Практика административной работы органов власти в отношении Российской Православной Церкви

С победой Октябрьской революции и приходом к власти большевиков, Православная Церковь оказалась в новых общественно-политических условиях,- в которых продолжилась работа Поместного Собора, состоялись выборы Патриарха: Уже в первых документах новой власти закладывались основы взаимоотношений Церкви и государства. Так, Декрет о земле провозглашал: «Земли... монастырские, церковные, со всем их живым и мертвым инвентарем, усадебными постройками и всеми принадлежностями переходят в распоряжение волостных земельных комитетов и уездных Советов крестьянских депутатов».1 Правда, вопрос о земле (как и др.) в полном объеме должно было разрешить Учредительное Собрание. На Учредительное Собрание по всей стране, в том числе и Церковью, возлагались определенные надежды. На Соборе С.Н. Булгаковым был даже оглашен текст послания по поводу выборов в Учредительное Собрание. Идея Учредительного Собрания была широко поддержана и на местах. Однако в сложившейся обстановке благоприятное решение «церковного вопроса» вряд ли могло состояться. Тамбовский Губернский Крестьянский Съезд, ведомый партией социалистов-революционеров, в наказе депутатам Учредительного Собрания требовал: «Необходимо отделение церкви от государства, потому что вера есть частное дело каждого гражданина. Служители церкви не должны зависеть от государства, а заниматься только вопросами веры и духовного воспитания и не вмешиваться в политическую борьбу». В листовке Тамбовского Губернского Революционного Исполнительного Комитета от 28 ноября 1917 г. содержался призыв: «Вся власть Учредительному Собранию», далее шли страстные слова: «Безумец тот, кто осмелится поднять на него руку. Вся страна, как один человек, должна встать для защиты своих избранников. Помните граждане, только Учредительное Собрание может дать Вам мир, землю и волю. Тамбовский Губернский Революционный Исполнительный Комитет призывает Вас все внимание, все надежды собрать вокруг Учредительного Собрания и быть готовым во всеоружии встретить всякую попытку насилия над ним, откуда бы она не исходила». Но, как известно, этим надеждам не суждено было оправдаться.

2 ноября 1917 г. обнародована «Декларация прав народов России», отменявшая все национально-религиозные привилегии и ограничения. 11 декабря СНК принял постановление «О передаче, дела воспитания и образования из духовного ведомства в ведение комиссариата по народному просвещению». Этим постановлением в ведение Комиссариата передавались «все церковно-приходские (начальные, одноклассные, двуклассные) школы, учительские семинарии, духовные училища и семинарии, женские епархиальные училища, миссионерские школы, академии и все другие, носящие различные названия, низшие, средние и высшие школы и учреждения духовного ведомства». В нем же сообщалось, что будет принят декрет об отделении церкви от государства. 16 и 18 декабря ВНИК и СНК принимают декреты «О расторжении брака», «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния», по которым все акты гражданского состояния (регистрация рождений, смерти, браков) передавались в ведение исключительно государственных органов.4 После издания этих декретов церковный брак не имел юридической силы. Наконец, 14 января 1918 г. было упразднено ведомство придворного духовенства, а 20 января приказом Народного комиссара государственного призрения прекращена выдача государственных средств на содержание церквей и духовенства. В декабре 1917 г. для разработки проекта декрета о свободе совести была создана комиссия в состав которой вошли: А.В. Луначарский, П.И. Стучка, П.А. Красиков, М.А. Рейснер, М.В. Галкин. Понятно, что в контексте событий ни духовенство, ни верующие в большинстве своем не ждали от готовящегося декрета ничего хорошего. Митрополит Петроградский Вениамин (Казанский) направил письмо в центральные органы власти, в котором, предостерегая от роста недовольства, призывал не принимать декрет. Ознакомившись с письмом, В.И. Ленин направил записку: «Очень прошу коллегию при комиссариате юстиции поспешить разработкой декрета об отделении церкви от государства». Сам Владимир Ильич внес в проект ряд поправок.

20 января 1918 г. декрет «Об отделении церкви от государства и школы от церкви» был принят. Он явился важнейшим документом, определившим взаимоотношения Церкви и государства. Декрет провозглашал отделение Церкви от государства, отмену преимуществ и привилегий на основании вероисповедной принадлежности, право исповедовать- любую религию или не исповедовать никакой, отделение школы от церкви и запрет преподавания религиозных вероучений во всех учебных заведениях, где преподаются общеобразовательные предметы. В нем оговаривалось право по религиозным мотивам по решению народного суда замены одной гражданской обязанности другой. Вместе с тем, декрет содержал положения, которые ставили религиозные объединения в полную фактическую зависимость от государства: религиозные общества лишались прав юридического лица, не имели права владеть собственностью, все имущества существующих в России религиозных обществ объявлялись народным достоянием, здания и предметы, предназначенные для богослужебных целей, «отдаются по особым постановлениям местной или центральной власти в бесплатное пользование соответственных религиозных обществ».5

Мероприятия партии и советских органов по формированию и проведению антицерковной и антирелигиозной агитации и пропаганды в 1917-1927 гг

Антирелигиозная борьба, как составная часть идеологии новой власти, имела своим основанием хорошо известные материалистические взгляды классиков марксизма, деятелей мирового коммунистического движения. Сами классики могли говорить о религии, как о «сердце бессердечного мира»,150 указывать на глубокие корни религиозного мировоззрения в социальной психологии и быте народов, удовлетворении им, порой иллюзорно, духовных интересов. При этом понималось, что для «исчезновения» «религиозного отражения действительного мира» «необходима определенная материальная основа общества или ряд определенных материальных условий существования, которые представляют собой естественно выросший продукт долгого и мучительного процесса развития».151

Однако революционное сознание более обращало внимание на другие положения марксизма, характеризующие религию как форму классовой борьбы. «Религия есть один из видов духовного гнета, лежащего везде и повсюду на народных массах... Религия - род духовной сивухи, в которой рабы капитала топят свой человеческий образ», - писал В.И. Ленин в работе «Социализм и религия», - «...мы основали свой союз, РСДРП, между прочим, именно для такой борьбы против всякого религиозного одурачения рабочих».152 При этом по тактическим соображениям атеизм в пропаганде коммунистов можно было не выставлять на первые места, т.к. «единство... революционной борьбы угнетенного класса за создание рая на земле важнее для нас, чем единство мнений пролетариев о рае на небе».

Если в дореволюционное время отношение различных партий к религии и Церкви, оставаясь в области далекой философской и политической полемики, редко выходящей за рамки межпартийной или внутрипартийной борьбы, могло мало интересовать духовенство и мирян, то 1917 год выплеснул теоретические постулаты по этому вопросу на страницы общедоступных газет и изданий. Наличие же у революционных партий реальной власти не могло не вызвать озабоченности угрозой перехода власть предержащих от теории к практике. И. Сурин в статье «Духовенство и революция», опубликованной в местных «Известиях», указал, например, такой вариант развития церковно-государственных отношений в новых условиях: «Если церковно-бюрократическая организация станет поперек революции, мы ее разрушим. Если духовенство причислит себя к лику погибнувшей бюрократии - прислужников старого режима, - мы постараемся спихнуть это почтенное сословие в пропасть истории. Нам думается, что если бы это нужно было, мы могли бы это сделать, не потеряв веры в Бога».154

Центр «потерей веры в Бога» был озабочен гораздо меньше. Идеологическая установка в статье- «Известий» Петроградского Совета

«Отделение церкви от государства», данная в качестве довеска к провозглашаемой необходимости отделения Церкви от государства и школы от Церкви, выглядела так: «Эти два обязательные правила нашей жизни (отделение Церкви от государства и школы от Церкви - А.А.) обеспечат нас от постоянного навязчивого засилья духовенства, которое в большинстве — черносотенное, всегда помогало свергнутому правительству в его злодейской деятельности. Недаром попов всюду звали «жандармами в рясах». Духовенство повсюду с церковного амвона проповедовало всегда самые гнусные, человеконенавистнические идеи, стараясь также в том направлении влиять через школы на юношество, вливая в молодые, наивные души тлетворный яд черносотенных мыслей, этому надо положить решительный конец».155 Названная статья была перепечатана в «Тамбовских епархиальных ведомостях», и, конечно, подобные «откровения» не могли удовлетворить большинство верующих и духовенство епархии.

Церковь и государство: теория и практика отношений

Основанная в 1682 г., Тамбовская епархия к началу XX в., располагавшаяся в пределах тогдашней губернии (58511 тыс. верст), имела прочные, вековые традиции.1 На 1 января 1914 г. население Тамбовской губернии достигло 3 млн. 820 тыс. 485 человек «обоего пола», 95% из которых составляли русские. Из этого числа лишь более 287 тыс. человек проживало в городах.2 Только 61,5 тыс. человек официально причислялись к неправославным вероисповеданиям. Из них ок. 34,5 тыс. составляли мусульмане (в подавляющем большинстве жители татарских сел), ок. 20,8 тыс. сектанты (разных течений), ок. 2,8 тыс. иудеев (в основном жители городов), ок. 1900 католиков (примерно половина проживала в губернском центре).3

Количество православных храмов ежегодно возрастало и достигло почти 1400, в которых несли свое служение более 2160 священников и диаконов, более 1440 псаломщиков.4 Приходы были объединены в благочиннические округа (более 50). Значительную роль в жизни епархии играли монастыри. На 26 монастырей (10 мужских и 16 женских) приходилось соответственно 270 монахов, 519 послушников и 1002 монахини и 2435 послушниц.5 К этому числу нужно прибавить скиты, женские общины. Особой известностью пользовались Саровская Успенская пуетынь, Шацкая Вышенская пустынь. При монастырях было устроено 5 больниц и 18 богаделен. При церквах имелось 1175 библиотек, действовало 15 двуклассных, 1047 одноклассник школ, 32 школы грамоты (всего 1094), в которых состояло 67865 учащихся.6 Образовано 1050 церковно-приходских попечительств, братств различного назначения. Кадры священно-церковнослужителей готовились в Тамбовской духовной семинарии, нескольких духовных училищах, регентско-псаломщицких школах.

Управлялась епархия архиереем, носившим титул «Тамбовский и Шацкий», на которого возлагались обязанности от охраны и распространения Православия до рассмотрения . дел о похищениях из церквей. Второй архиерей в епархии - викарный епископ, носивший титул «Козловский», также имел обширные обязанности, в круг которых входило: дела духовных училищ, о браках, перемещении и посвящении церковнослужителей, о спорах между клириками духовного звания, о присоединении иноверцев и пр. К органам церковного управления при епархиальном архиерее относилась Духовная Консистория. Она вела все дела епархии, секретарь Духовной Консистории назначался Обер-прокурором Св. Синода.

Характеризуя религиозную жизнь епархии, нужно отметить значительное количество местночтимых святынь: святых колодцев и источников, икон и др. На начало XX века приходится канонизация двух тамбовских святых. В 1903 году в Саровской пустыни, при участии Императора Николая II прошли торжества по прославлению известного всей России подвижника Серафима Саровского (І754-1833). А в июле 1914 года был торжественно прославлен второй епископ Тамбовский Питирим (1645-1697). Конечно, это способствовало активизации религиозной жизни.

Во время I Мировой войны Тамбовская епархия не осталась в стороне от нужд фронта, общепатриотический подъем захватил и ее. При монастырях были устроены лазареты на 209 человек, приюты для детей павших воинов на 113 человек, мастерские для воинов-калек. Только за год войны отчислено монастырями до 25 тыс. рублей процентных доходов, изготовлено женскими обителями более 20 тысяч разных вещей (особенно в этом деле отличался Тамбовский Вознесенский женский монастырь).7 Подобная деятельность неоднократно с благодарностью отмечалась императором, довольно часто руководство епархии за оказанную помощь благодарила известная благотворительница, основательница Марфо-Мариинской обители в Москве, великая княгиня Елизавета Федоровна.

Впечатляющие статистические показатели Тамбовской епархии нач. XX в. не отражали множества серьезных социально-экономических и прочих проблем церковной жизни этого времени. Материальная неустроенность клириков была постоянной темой обсуждения епархиальных съездов и частных разговоров. Средний годовой оклад священника в 300 рублей, диакона в 150 и псаломщика в 100, не мог обеспечить потребности многодетных семей, стремившихся дать детям образование и приблизить уровень жизни к .«городскому». Но ведь оклад полагался только части духовенства, большинство же зависело от прихожан. Война только обострила вопрос содержания духовенства, которое просило епархиальное начальство возбудить ходатайство перед Синодом о назначении священнослужителям казенного жалования. Да и сам архиепископ Кирилл понимал слабые стороны существовавшего порядка содержания, толкавшего клириков к «вымогательству», происходившему, по слову владыки, от «безысходной нужды и унижения, которой доведен носитель высочайшего из человеческих Призваний до решимости выговорить эти страшные слова: прибавь хоть пяточек!..».8 Разность и нестабильность доходов приводила к противоречиям и конфликтам в среде духовенства, что явится впоследствии питательной почвой для церковно-политических разделений и предпочтений.

Похожие диссертации на Власть и церковь в русской провинции в 1917-1927 гг.

Становление и развитие советской культуры в Российской Федерации, октябрь 1917 - 1927 гг.Александрова Елена Васильевна

Политические позиции дальневосточной интеллигенции, октябрь 1917 - 1927 гг.Шапиро Светлана Анатольевна

Динамика образа жизни студенчества России, октябрь 1917 - 1927 гг.Платова Екатерина Эдуардовна

Взаимоотношения Русской Православной Церкви и государственной власти в СССР в 1927-1938 гг.Каплин Павел Владимирович

Сельское учительство и власть в условиях коллективизации деревни в 1927-1932 гг. : по материалам Верхнего ПоволжьяЖуравлёв Александр Михайлович

Крестьянство и власть в Центральном Черноземье накануне и в годы коллективизации : 1927-1933 гг.Олиферовская Ирина Викторовна

Русская Православная церковь и власть в годы Гражданской войны в Восточной Сибири : декабрь 1917 г. - август 1921 г.Новикова, Татьяна Михайловна

Православная российская церковь и императорская власть, 1900 - 1917 гг.Бычков Сергей Сергеевич

Светские органы власти и Православная Церковь в Северо-Восточной Руси во второй половине XII- первой половине XIV в.Буданов Максим Александрович

Государство и церковь : Отношения органов власти, религиозных организаций и верующих на Архангельском Севере в 1918 - 1929 гг.Михайлов, Сергей Владимирович