Содержание к диссертации
Введение
Глава I Традиционная калмыцкая элита как объект изучения: теоретико-методологические, историографические и источниковедческие аспекты
1 Теоретико-методологические основы исследования
2. Историографические и источниковедческие аспекты проблемы
Глава II Социальная характеристика традиционной калмыцкой элиты
1. Происхождение и социально-правовой статус нойонов
2. Состав и численность традиционной элиты калмыков
3. Уровень образования нойонов
4. Знатная калмыцкая семья
Глава III Хозяйство и служебная деятельность нойонов
1. Хозяйство нойонов
2. Служебная деятельность нойонов
Глава IV Социокультурный облик и психологический портрет нойонов
1. Обряды и обычаи жизненного цикла
2. Особенности быта и традиции повседневности
3. Эволюция социальной психологии нойонов
Глава V Калмыцкие нойоны в контексте политической жизни империи и региона
1. Центральная власть и традиционная калмыцкая элита: развитие взаимоотношений в XVIII веке 453
2. Трансформация взаимоотношений имперской власти и нойонов в XIX - начале XX века 525
3. Власть в системе политических представлений нойонов 566
Заключение 608
Приложения
- Историографические и источниковедческие аспекты проблемы
- Состав и численность традиционной элиты калмыков
- Особенности быта и традиции повседневности
- Трансформация взаимоотношений имперской власти и нойонов в XIX - начале XX века
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Формирование гражданской нации в России предполагает реализацию государственных программ интеграции этнических общностей в рамках федеративного государства и гражданского общества. Необходимость наполнения национальной политики новым содержанием, соответствующим задачам модернизации российского общества, повышает практическую и теоретическую актуальность исторических исследований этнополитических процессов. В этом плане богатый материал для изучения важности их роли дает многонациональная Российская империя, устойчивое развитие и сохранение целостности которой, во многом, зависело от интеграции этнических общностей, состояния и характера межнациональных отношений.
Анализ имперских унифицирующих механизмов позволяет изучить реальное многообразие структур, представленных в пространстве Российской империи. Особый интерес вызывает опыт интеграции инородных социумов, который обозначил для власти проблему существования периферийных элит, легитимизирующих свои претензии на политическое участие ссылками на традицию. Необходимость сохранения традиционной аристократии была связана с потребностью в наличии буфера между имперской властью и инородными подданными.
Исследовательский интерес к Калмыкии и ее традиционной элите не случаен. Актуальность подобной темы определяется совокупностью факторов:
- важностью роли взаимоотношений центральной власти и периферийных элит, одной из которых являлась традиционная калмыцкая, определявших степень интеграции разных традиций в рамках имперской культуры, в определенной мере влиявших на стабильность империи;
- своеобразием традиционного калмыцкого общества и его элиты по сравнению с другими периферийными обществами и региональными элитами Российской империи, на примере которых вырабатывались классические концепции модернизации и интеграции в России;
- необходимостью использования научного анализа для совершенствования региональной и национальной политики, корректировки ее целей, адекватного определения ее ресурсов и механизмов.
Как бы мы не относились к поиску исторических параллелей, нельзя не признать, что сегодня опыт традиционной калмыцкой элиты XVIII – начала XX в. представляет значительный интерес, причем не только сугубо научный. Одной из характеристик исторического пути развития региона является патернализм в отношениях, которые сложились между властью и народом. Трехкратная победа К.Н. Илюмжинова на президентских выборах, его губернаторство, назначение в 2010 г. главой республики политика из его ближайшего окружения; разобщенность оппозиционных сил; поддержка населением идеологии национального развития и стратегии политической элиты, направленной на ее реализацию, позволили нерегиональным исследователям сформулировать тезис о возрождении ханской власти в Калмыкии, устойчивости ее политической культуры. При этом выводы и интересы авторов, пишущих о ренессансе ханской власти в Калмыкии, их подходы к концептуализации регионального пространства зачастую политически мотивированы. Свидетельством возрастающего интереса к истории традиционной калмыцкой элиты является монументальная пропаганда (установка памятников Аюке-хану). Значительный резонанс вызвала проведенная в 2002 г. в Элисте международная научная конференция «Материальные и духовные основы калмыцкой государственности в составе России», приуроченная к 360-летию со дня рождения Аюки-хана.
Степень научной разработанности проблемы. История традиционной калмыцкой элиты в пространстве Российской империи в контексте интеграции и модернизации кочевого общества не стала предметом специального исследования. Отдельные аспекты хозяйства, культуры и быта нойонов привлекали внимание исследователей, но обобщающих работ, посвященных их истории, не существует. Литературу, связанную с нашей тематикой, уместно разделить на предметные зоны. Можно выделить три основные сферы изучения истории калмыков в целом и их традиционной элиты в частности.
Традиция этнографического описания калмыков. Исходной точкой в развитии этого направления стали труды путешественников XVIII в. и участников академических экспедиций 1768-1774 гг., которые «познакомили» россиян с калмыками, открыв серию публикаций, описавших не только природу, но и общественное устройство, повседневную жизнь кочевников. В XIX – начале XX вв. оно получило развитие в работах администраторов и миссионеров, побывавших в Калмыцкой степи или связанных с ней своей деятельностью. Наблюдая быт калмыков, авторы обратили внимание на повседневность, нравы, брачные отношения, религиозные взгляды калмыков. Наиболее интересны для нас те страницы заметок, где описаны статус и права нойонов, их хозяйственная деятельность, быт, досуг, обычаи. В советский и постсоветский периоды ряд авторов придерживался означенной традиции.
Исследования общественных отношений, социально-политической истории калмыков, взаимоотношений с правительством, военной службы на благо империи. Официальную точку зрения на калмыков выразил в XVIII в. В.М. Бакунин. Его книга, посвященная описанию калмыцкого народа, его политической истории, деятельности ханов и нойонов, положила начало изучению взаимоотношений власти с ханами и нойонами. Социальные отношения, культура, хозяйственная деятельность владельцев получили в этом труде фрагментарное описание. В исследование политической истории калмыков внесли свой вклад в XIX в. ученые-востоковеды. В работах советских историков затронуты вопросы добровольного вхождения калмыков в состав России и образования ханства, эволюции правительственной политики по отношению к калмыкам, разные аспекты их социально-политической жизни, общественного строя, военной службы. Постсоветские региональные авторы, обратившиеся к этой тематике, акцентировали внимание на истории Калмыцкого ханства.
Исследования хозяйственной деятельности калмыков в XIX - начале XX в. были основаны на материалах Кумо-Манычской экспедиции 1860-х гг. Дореволюционные авторы обратились к изучению экономики Калмыкии, скотоводства, землепользования, промыслов, торговли. Ряд советских авторов придерживался мнения о том, что калмыцкое общество к моменту вхождения в состав России имело довольно сложную классовую структуру и переживало стадию развитого феодализма. Постсоветские исследователи приступили к описанию важного процесса вовлечения калмыцких улусов в орбиту всероссийского рынка и последствий реформы 1892 г., отменившей личную зависимость калмыков-простолюдинов от владельцев.
Собственно история калмыцких нойонов и зайсангов стала привлекать внимание исследователей лишь в первом десятилетии XXI в. Начало ее разработки было положено в интересной диссертационной работе, посвященной анализу социально-экономического и политического положения нойонов и зайсангов в калмыцком обществе после исхода в Китай, и ряде газетных публикаций об отдельных представителях традиционной элиты.
Таким образом, история традиционной калмыцкой элиты в Российской империи в контексте интеграции и модернизации кочевого общества практически не изучалась в отечественной и зарубежной историографии. Существующие на данный момент оценки и характеристики мало информативны, носят поверхностный иллюстративный характер, не раскрывают ни реального положения нойонов, ни результатов их хозяйственной и служебной деятельности, ни особенностей созданной ими адаптационно-деятельностной модели культуры, ни их социокультурного облика, ни опыта их взаимодействия с властью и интеграции в имперское пространство, ни роли в процессе социальной модернизации кочевого общества.
Между тем, недостаток научных исследований периферийных элит в Российской империи, а в нашем случае традиционной калмыцкой элиты, несомненно, ослабляет концептуальный потенциал не только новой истории империи, но и исторической науки в целом. Настоящая диссертация – попытка уменьшить область необъясненного при изучении традиционной калмыцкой элиты, как одной из периферийных элит империи.
Целью диссертационной работы является исследование традиционной калмыцкой элиты в Российской империи в XVIII – начале XX века в контексте интеграции и социальной модернизации калмыцкого общества.
Задачи исследования:
- на основе анализа состояния теоретической базы современной империологии и концепций модернизма и неомодернизма сформулировать теоретические подходы к изучению традиционной калмыцкой элиты в пространстве Российской империи;
- определить как степень соответствия традиционной калмыцкой элиты теоретической модели периферийной элиты империи, так и ее особенности;
- сформировать социальную характеристику калмыцкой элиты, включающую исследование сословно-правового статуса, численности, личного состава, имущественного и социального положения, уровня образования, знатной семьи и матримониальных связей;
- оценить социально-психологические мотивы, ценностные ориентации, последствия межкультурных контактов и другие факторы, влиявшие на различные формы хозяйственной и служебной деятельности нойонов;
- изучить социокультурный облик традиционной калмыцкой элиты и изменение ее социальной психологии в процессе трансформации калмыцкого общества в России в XVIII – начале XX в., соотношения традиций и новаций в социально-психологическом облике, стереотипах мышления и поведения нойонов;
- выявить нормы политического поведения традиционной калмыцкой элиты, их зависимости от макросоциальных факторов, опыт взаимодействия в регионе власти, традиционной калмыцкой элиты, местного населения и других акторов (переселенцев, казаков);
- сравнить различные модели имперской власти в регионе: традиционную форму «непрямого правления» в XVIII в., «прямой» контроль имперского центра в XIX в., частичное возрождение «непрямого правления» в новой форме в начале XX в.
Объектом исследования выступает традиционная калмыцкая элита, под которой имеется в виду сравнительно небольшая социальная группа – нойоны (владельцы улусов, т.е. подвластных людей, составлявших их домен), занимающие высшее положение в калмыцком обществе в XVIII – начале XX в.
Предметом исследования является адаптационно-деятельностная модель культуры, созданная традиционной калмыцкой элитой в процессе интеграции калмыцкого общества в социально-экономическое, политическое и социокультурное пространство Российской империи и его социальной модернизации.
Хронологические рамки исследования охватывают XVIII – начало XX в. В XVIII в., когда власть практиковала в регионе традиционное «непрямое» правление, социокультурный облик калмыцкого нойонства характеризовался традиционными, предмодерными чертами. Однако уже в этот период под влиянием социокультурного окружения в калмыцкое общество, и в первую очередь в культуру нойонов, проникают новые явления. В результате исхода 1771 г., введения прямого управления регионом, расширяющейся колонизации в первой половине XIX в. возникает проблема идентичности оставшихся в России калмыков, что влечет за собой корректировку адаптационно-деятельностной модели культуры традиционной элиты. В изменившихся условиях второй половины XIX – начала XX в. нойоны сталкиваются с проблемой приспособления к капиталистическому миру. Реакции и ответы на вызовы модернизации, найденные традиционной элитой, позволяют иначе взглянуть на нее. Мы видим не безнадежно укорененную в прошлом местную знать, а новую модернизированную элиту, вовлеченную в имперскую экономическую и политическую среду, усваивающую новые способы мобилизации ресурсов для успешного экономического развития и при этом стремящуюся под лозунгами национального и демократического движения сохранить важные элементы национальной культуры и традиционного общественного порядка.
Территориальные границы исследования ограничены месторасположением и размещением на географической карте Российской империи в XVIII – начале XX в. Калмыцкой степи. Как известно, в XVIII в. калмыки кочевали в междуречье Волги и Яика, степях Нижнего Поволжья и Предкавказья. Поселения крещеных калмыков в течение XVII–XVIII столетий появились в районе Чугуева, на Дону, Яике, Тереке, в Оренбургской губернии, Ставрополе-на-Волге (современный г. Тольятти Самарской области). В XIX – начале XX в. калмыцкие кочевья располагались в пределах Астраханской и Ставропольской губерний. Таким образом, в основе выделения Калмыцкой степи как изучаемого микрорегиона – этнические границы.
Теоретико-методологические основы исследования базируются на полипарадигмальном подходе в рамках системных исследований. Значительными разрешающими возможностями для решения поставленной нами проблемы обладают концепции модернизации и неомодернизма, разработанные в трудах Ш.Эйзенштадта, П. Штомпки, Э Тиракьяна и др., которые выступает в качестве макрообъяснительной модели исследования, признающей многообразие форм и траекторий трансформации общества. С теорий немодернизма согласуются разработанная С.В. Лурье концепция констант ментальности, модернистская концепция этничности Ф. Барта, классификация этнических процессов Ю.В. Бромлея. Характеризуя кочевое общество и его элиту, мы будем обращаться к наработкам отечественного и зарубежного кочевниковедения. Востребованными оказались методы и подходы новой социальной истории, в сферу интересов которой входят такие вопросы, как человек и его положение в обществе, проблемы духовной жизни в широком плане, человек в различных взаимосвязях и ситуациях, в социальной среде и в системе однородных групп, в семье и в повседневной жизни. Интегральная модель, к которой склоняется автор, подразумевает анализ всех уровней социальной реальности, активность действующих лиц в сравнительно-историческом аспекте. При рассмотрении психологических сюжетов нашего исследования мы опирались на принципы исторической психологии. Перечисленные концепции, а также многие новации современной империологии были использованы в диссертации в качестве ее теоретического основания.
Итак, методология исследования включает:
- теорию модернизации, как макрообъяснительную модель;
- системный анализ, предусматривающий рассмотрение традиционной калмыцкой элиты в контексте интеграции калмыцкого общества в экономическое, политическое, социокультурное пространство Российской империи и его социальной модернизации;
- компаративистский анализ как имперской политики в отношении традиционных элит кочевников (калмыцкой, казахской, кабардинской), так различных моделей имперской власти в регионе в XVIII -начале XX в.
Поскольку помимо традиционных приемов исторического исследования используются концептуальные подходы и методы других гуманитарных наук (этнологии, социологии, исторической психологии, политологии, культурной антропологии), исследование носит междисциплинарный характер.
Источниковую базу исследования составили как опубликованные документы, так и архивные материалы, извлеченные из 46 фондов 8 архивохранилищ (12 фондов Российского государственного архива древних актов (РГАДА), 7 фондов Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА), 4 фондов Российского государственного исторического архива (РГИА), 3 фондов Архива внешней политики Российской империи при МИД РФ (АВПРИ), 2 фондов Государственного архива Российской Федерации (ГА РФ), 9 фондов Национального архива Республики Калмыкия (НА РК), 8 фондов Государственного архива Ростовской области (ГА РО), 1 фонда Государственного архива Псковской области (ГА ПО). Привлеченные источники можно объединить в следующие группы: 1) законодательные акты, 2) экономико-географические и статистические описания, 3) материалы делопроизводства государственных учреждений, 4) источники личного происхождения, 6) летописи, 7) периодика. Их детальная характеристика дается в 1 главе диссертации.
Научная новизна диссертации определяется тем, что она представляет собой первую специальную работу, где дана комплексная характеристика традиционной калмыцкой элиты в контексте проблем особенностей социальной модернизации и интеграции российской провинции.
Новизна диссертации и личный вклад автора в научную разработку истории традиционной калмыцкой элиты проявились также в следующем:
-в обосновании концепции нелинейного развития социальной модернизации и интеграции калмыцкого общества в пространство Российской империи;
- в выделении различных стратегий региональной политики власти в XVIII–начале XX в.;
- в определении адаптационно-деятельностной модели культуры традиционной калмыцкой элиты;
- в построении и введении в научный оборот обобщенного психологического портрета нойона;
- в создании генеалогической росписи и компьютерной базы данных традиционной калмыцкой элиты;
- в систематизации и формализации эпистолярного наследия нойонов.
Исследовательская гипотеза
Российская империя не преследовала задачу ассимиляции покоренных народов, она устанавливала социально-статусные и политико-иерархические границы между ними, разделяя государствообразующий народ как «цемент империи» и прочие «старшие» и «младшие» народы, подлежащие интеграции и модернизации. Принимая отмеченную тенденцию в качестве отправной точки и исторического ориентира, автор в то же время считает необходимым внести в указанную теоретическую модель уточнения и дополнения, характеризующие специфику модернизации калмыцкого общества, обусловливающую более сложный характер интеграционного процесса. Суть исследовательской гипотезы состоит в следующем:
1) Процесс интеграции калмыков носил нелинейный характер, сопровождался волнообразным подъемом этнической активности и временным усилением сепаратистских черт. Важную роль в этом процессе сыграла традиционная калмыцкая элита, вместе с тем она же выступала в роли «этнического антрепренера», инициируя этническую активность под влиянием политической ситуации.
2) Влияние модернизации на интеграционный процесс нельзя оценить однозначно, поскольку процессы социально-культурной стандартизации могли сочетаться с возрождением этнокультурной самобытности калмыков;
3) Калмыцкий вариант экзогенной модернизации носил защитный характер, для которого характерно применение культурных новшеств ради сохранения глубинных основ традиционного порядка.
4) Тот факт, что проводником модернизационных изменений в калмыцком обществе стала традиционная элита, говорит о способности традиционных институтов приспосабливаться к современным условиям, свидетельствует о гибкости традиции.
Основные положения диссертационной работы, выносимые на защиту.
-
Власть преследовала в Калмыцкой степи цели административной интеграции. Совмещение задач интеграции и учета этнических традиций в региональной политике достигалось за счет эшелонирования различных реформ во времени, поэтому возникла поэтапная модель развития интеграции калмыцкого народа с учетом особенностей характера и темпов модернизации традиционного общества.
-
Государство использовало непрямые формы правления, сохраняло в организации жизни в Калмыцкой степи традиционные формы легитимации в XVIII в. Хотя они были значительно подорваны административными преобразованиями первой половины XIX в. и реформой 1892 г., однако сохранились вплоть до 1917 г.
-
В контактной ситуации в регионе взаимодействовали как активные акторы власть, традиционная калмыцкая элита, местные чиновники, переселенцы. Оказывали влияние на развитие контактной ситуации и акторы, находящие за пределами Калмыцкой степи: крымский хан, турецкий султан, китайский император, Далай-лама, а также соседние кочевые народы и казаки.
-
Традиционная калмыцкая элита сыграла важную роль в интеграционном процессе, который отличался нелинейным характером, сопровождался разрывами, связанными с ростом сепаратизма. Последовательное ограничение прав региональной элиты привело ее к эксплуатации этнополитических проблем. В 1771 г. нойоны оказались в роли «этнических антрепренеров», инициировавших негативную этническую мобилизацию – исход в Китай.
-
В XIX в. с наступлением времени политической стабилизации уменьшились угрозы этнического сепаратизма. Исход калмыков 1771 г. породил так называемый «кризис идентичности» и стимулировал сплочение калмыков в рамках традиционных общностей - этнической, этнополитических, конфессиональных. Если в первой половине XIX в. этническое самосознание реализовывалось в сфере бытовой культуры, то в эпоху модернизации оно стало быстро перемещаться в политическую сферу. Представители традиционной элиты с трибуны Государственной думы заявили о необходимости отмены системы попечительства и создании национальной автономии. Вместе с тем, они инициировали переход от традиционных форм самоидентификации калмыков к новым, национально-гражданским.
-
Под влиянием сил модернизации привилегированный слой традиционного калмыцкого общества медленно эволюционировал в социально-политическую группу переходного типа. Хотя она по-прежнему характеризовалась как традиционная, но уже обладала способностью вырабатывать свои собственные системные характеристики, образуя новый механизм самовоспроизводства и поддержания стабильности.
-
Первыми в калмыцком обществе приспосабливались к требованиям модернизации представители традиционной элиты, которые, казалось бы, напротив должны были выступать в качестве консервативной силы. Существенные перемены произошли в их социокультурном облике: уровне образования, образе жизни, политическом поведении. Показателем гражданской позиции нойонов стала благотворительная деятельность и меценатство.
-
В ответ на вызовы модернизации традиционная калмыцкая элита сформировала адаптационно-деятельностную модель культуры, в которой нашел отражение процесс социально-культурной стандартизации и актуализация этнокультурной самобытности.
-
Очевидно, что калмыцкая модель модернизации имела целый ряд специфических особенностей, обусловленных динамикой местного исторического процесса.
-
Формирование калмыцкой интеллигенции в последней трети XIX – начале XX в., включавшей в первую очередь представителей традиционной элиты, свидетельствовало о важных внутренних изменениях, связанных с модернизационными процессами в регионе. Привилегированное положение нойонов способствовало развитию инноваций в калмыцком обществе, упорядочению новационного процесса.
Научно-теоретическая и практическая значимость работы.
Диссертация вносит определенный вклад в разработку проблемы взаимодействия власти и периферийных элит Российской империи. Исследование позволит глубже понять роль периферийной элиты в процессе интеграции инородного социума в пространство империи и модернизации традиционной культуры.
Обоснованные в диссертации идеи и выдвинутые гипотезы могут служить отправной точкой для новых конкретных исследований периферийных элит и национальных окраин Российской империи. Материалы диссертации могут оказаться востребованными в учебном процессе. Выводы автора могут быть полезны для политической практики, совершенствования региональной и национальной политики.
Апробация работы и реализация результатов диссертационного исследования
По теме диссертации опубликовано 37 научных работ, включая 2 монографии. Личный вклад автора в эти работы составил 58,25 п.л. Полученные в ходе работы над диссертацией научные результаты были представлены на многочисленных научных конференциях, как российских, так и международных.
Диссертационный материал использован в преподавательской деятельности автора, при чтении спецкурсов: «Исход калмыков в Китай в 1771 г.», «Традиционная калмыцкая элита в пространстве Российской империи в XVIII – начале XX в.» на историческом факультете КалмГУ.
Диссертация обсуждена и рекомендована к защите кафедрой истории России исторического факультета МПГУ 27 сентября 2010 г.
Структура диссертации подчинена целям и задачам исследования. Диссертационная работа состоит из введения, пяти глав, заключения, списка литературы и источников и двух приложений (таблицы и генеалогической росписи). Объем диссертации 667 страниц.
Историографические и источниковедческие аспекты проблемы
Использование в качестве макрообъяснительной модели исследования теории модернизации предполагает обращение к определению значения этого термина. Под модернизацией, как правило, подразумевают 1) все прогрессивные социальные изменения; 2) современность; 3) определенный комплекс социальных, экономических, политических и культурных трансформаций, происходивших в мире с конца XVIII по XXI вв. В последней трактовке модернизация означает процесс превращения традиционного общества в индустриальное.
Современная ситуация в России актуализирует и такое значение термина «модернизация», которое распространяет этот процесс только на страны, отстающие в своем развитии и, предпринимающие усилия догнать ведущие государства мира .
Под модернизацией также понимается совокупность инноваций в сферах, направленных на достижение более высоких, желаемых жизненных стандартов: в экономике речь идет о индустриализации, в расселении и поселениях - об урбанизации, в политике - о демократизации, в сфере духовных отношений - о секуляризации, в сфере брачных отношений - о эмансипации; в сфере становления современного типа личности - об изменении ценностных ориентации. Научные основы теории модернизации были заложены в 1960-х- 1970 х гг. в исследованиях А. Алмонда, П Бурдье, С. Липсета, Б.Мура, Л.ГГая,
Д.Ростоу, Ш.Эйзенштадта, С.Хантингтона1. Классики модернизма рассматривали все прогрессивные изменения как неизбежный «естественный» процесс, который может быть замедлен или приостановлен, но затем продолжится вновь. Главной задачей являлось выявление факторов, тормозящих дифференциацию слаборазвитых обществ. Задача устранения барьеров на пути движения общества к прогрессу адресовалась политической элите. Предполагалось, что технология имеет собственную, имманентную логику развития, которая приводится в действие последовательностью открытий и инноваций. Новейшие технологии рано или поздно влекут за собой появление синдрома современности, что выражается во все большем сходстве и даже единообразии различных культур.
Для классического модернизма характерно представление о культурных традициях, как о «пережитках прошлого», преимущественно негативном факторе, тормозящем историческое развитие. Для Э. Шилза традиция не является «чем-то саморепродуцирующимся и самовырабатывающимся. Только живущее, познающее, обладающее желаниями человеческое существо может воспринять ее и модифицировать. Традиция развивается потому, что тот, кто является ее носителем, стремится создать что-то лучшее, более подходящее»2.
Еще одной слабой чертой классического модернизма являлось абсолютизация стандартизирующего влияния модернизации, которая неизбежно должна была привести к стиранию региональных и этнических различий.
Однако реальность внесла коррективы в ожидания модернистов. Модернизация стран «третьего мира» не привела к желаемым результатам. Не оправдала себя ориентированная на Запад концепция целей модернизации, так как многие новые современные страны успешно развивались не по пути европейских национальных государств. Критики классической концепции модернизации заявили об ошибочности оппозиции традиция — модернизация и последовательности стадий модернизации, о преимуществах традиционализма в некоторых областях. Американские исследователи, прежде всего Дж. Гусфельд, пришли к выводу, что «традиционные символы и формы лидерства могут оказаться жизненно важной частью ценностной системы, на которой основывается модернизация» .
Классики модернизма постепенно отходили от взгляда на традицию, как на застывшую форму. Так, Л. Пай утверждал, что вынужденная модернизация порой «может вызвать широкий спектр очень глубоких разрушительных реакций, грозящих нарушением идентичности индивидов»4. Автор концепции «переходного общества» Ф. Риге признал, что традиционное общество «под влиянием сил модернизации эволюционирует в социально-политическую систему нового типа и такая система, часто характеризуемая по-прежнему как традиционная или как переходная, вырабатывает свои собственные системные характеристики, образуя оригинальный механизм самовоспроизводства и поддержания стабильности»5.
Критика модернизма сыграла важную роль в его реабилитации во второй половине 1980-х гг. и оформлении неомодернизма в трудах Э.Тиракьяна, Р.Дарндорфа, П.Штомпки, Ш.Эйзенштадт . В отличие от классиков они рассмотрели в качестве движущей силы модернизации мобилизацию масс, т.е. деятельность «снизу», которая часто противостоит инертному и консервативному правительству. Главными агентами модернизации были признаны спонтанные общественные движения и харизматические лидеры. Модернизация перестала трактоваться как решение, принятое образованной элитой и навязанное сопротивляющемуся населению, которое стремится сохранить традиционные ценности и уклад жизни. Неомодернисты говорят о массовом стремлении граждан изменить условия существования в соответствии с западными стандартами под влиянием средств массовой коммуникации или личных контактов.
Унифицированный процесс модернизации заменяется ее более разнообразным, многоликим процессом. Приходит осознание того, что темпы, ритм и последствия модернизации в различных областях социальной жизни различны. В действительности наблюдается отсутствие синхронности в усилиях по модернизации.
Вместо акцента на эндогенных, имманентных факторах модернизации во внимание принимаются экзогенные факторы, включающие мировую геополитическую расстановку сил, внешнюю экономическую и финансовую поддержку, открытость международных рынков и доступность убедительных идеологических средств. Если в классической теории модернизации существовала универсальная модель современности - США, которую в качестве образца должны были бы брать на вооружение отсталые общества, то неомодернисты ввели идею «движущихся эпицентров современности». Об эффективности модернизации говорят не с позиций экономического роста, признается важная роль ценностей, культурных отношений и символических смыслов.
Состав и численность традиционной элиты калмыков
Хотя история традиционной калмыцкой элиты в пространстве Российской империи не стала предметом специального исследования, отдельные аспекты хозяйства, культуры и быта нойонов привлекали внимание исследователей. Литература о традиционной элите калмыков, с точки зрения хронологии, состоит из дореволюционной, советской и современной, каждая из которых имеет свои характерные особенности. Ее анализ призван обозначить основные направления исследования.
В XVIII - начале XX в. вопросами, связанными с историей и культурой калмыков в Российской империи, политикой государства в отношении них, процессом их христианизации, развития хозяйственной деятельности, занимались многие российские ученые, церковные деятели, представители чиновничества. Общность мировоззренческих позиций в подходе к настоящим вопросам не означала аналогичности в видении проблем и в их оценке. Выявленные различия в немалой степени определялось спецификой деятельности авторов, конкретными целями, которые они преследовали. Различно и время обращения их к указанным вопросам, что отражает разновременность возникновения достаточно тесных и постоянных контактов с калмыками. Исходной точкой в изучении истории и культуры калмыков стали академические экспедиции, организованные Петербургской Академией наук в XVIII в. в регионах Урала, Поволжья, Сибири, Северного Кавказа. Путешественники XVIII в.: Лерхе, И. Потоцкий, Н.П. Рычков и участники академических экспедиций 1768-1774 гг.: П.И. Рычков, С.Г. Гмелин, П.С. Паллас, Соколов, И.И. Лепехин, И.Г. Георги, И.П. Фальк «познакомили» россиян с калмыками, открыв серию публикаций, в которых описанию подлежали не только природа, но и общественное устройство, повседневная жизнь кочевников65. Лерхе (1732 и 1746), Паллас (1773), Потоцкий (1797) путешествовали вдоль Волги и предгорий Кавказа. В степь углубились С. Гмелин и студент Соколов, заметки которых стали первыми достоверными материалами о калмыках66. Фиксация внешнего вида, жилища, поведенческих особенностей калмыков и взаимоотношений между ними -все свидетельствовало об интересе, выходящем далеко за пределы любопытства к экзотике, о действительном «столкновении культур» в рамках колониальной ситуации. Избранный жанр наблюдения выступал в качестве наводящего моста между различными культурами. Участники академических экспедиций обращали внимание на патриархальность калмыцкого общества и полагали, что необходимым условием его модернизации является усвоение российских ценностей, в особенности православной культуры. Так, П.И. Рычков считал высшим благом для представителей калмыцкой знати - «сих тьмою идолослужения помраченных людей» христианское просвещение67. Сторонник идеи просвещения инородцев П.И.Рычков преувеличивает значение школы для калмыцких детей в Самаре, открытой по инициативе В.Н. Татищева: «из калмык, татар, мордвы, из чуваш и других подобных им народов, восприявшие святое крещение, многие из них по-русски так уже хорошо говорят, что их от русских отличить не можно, а дети некоторых прежнего их языка и совсем не разумеют, хранят только одно звание, из которого они произошли; особливо же те, кои на прежних их местах живут»68. Подобного взгляда придерживался И.И.Лепехин, отметивший «разность калмыков идолопоклоннических от крещеных». Он высоко оценивал роль калмыков в защите южных границ России, а также в освоении ими степей Нижнего Поволжья: «они (калмыки) занимают пустые степи, ни к какому обитанию неугодные... В них мы имеем, кроме других военных служб, хороших и многочисленных сберегателей наших пределов от набегов киргис-кайсаков и кубанцев. От скотоводства мы получаем наилучший убойный и рабочий скот»69. Целью христианизации калмыков И.Г. Георги назвал приучение «к единоместности и надежнейшей жизни, в отвлечении от кочевой и приучении к земледелию». Оценивая промежуточные итоги христианизации, он выразил надежду на то, что «желаемое правительством событие (христианизация) ежели не во втором, то, конечно, в третьем их роде» принесет результаты70. Вклад участников академических экспедиций в изучение прошлого калмыков неоценим. Опубликованные материалы содержат немало ценной информации о быте, образе жизни, хозяйственной деятельности, языке и религии калмыков. Официальную точку зрения на калмыков выразили в XVIII в. В.М. Бакунин и В.Н. Татищев. Книга Бакунина посвящена описанию калмыцкого народа, его политической истории, деятельности ханов и нойонов71. Являясь непосредственным участником событий, имевших место в Калмыцком ханстве в конце XVII в. - 1735 г., автор изучил эволюцию взаимоотношений центральной власти с ханами и нойонами. Социальные отношения, культура, хозяйственная деятельность владельцев получили в этом труде фрагментарное описание. Вместе с тем заметки по поводу административного устройства ханства, функций Зарго — существовавшего при ханах судебно-административного органа, прерогатив штата должностных лиц, организации инаугураций правителей и праздников Цаган-Сар, Урюс, тактики калмыцкого войска не утратили своей научной значимости и сегодня. Недостаток этой работы — тенденциозность в изложении калмыцкой истории связана с взглядами Бакунина, имперского чиновника и дворянина, на «калмыцкий вопрос», отражавшими , в определенной мере официальную точку зрения.
Историк В.Н.Татищев, являвшийся в 1741-1745 гг. астраханским губернатором, известен также как сторонник просвещения народов России. В его статье «Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах» проводится мысль о необходимости включения народов, населяющих империю, в российский историко-культурный процесс. В ходе полемики двух приятелей выясняется , что крещение и обучение русскому языку превратят калмыков в настоящих православных и приведут к оседлости. Однако, оговаривает историк, «разность вер» не мешает использовать их в военных целях. По убеждению Татищева, изучение истории населяющих страну народов способно принести пользу государству в деле управления этими народами .
Особенности быта и традиции повседневности
Важная заслуга конкретно-исторического изучения экономической истории калмыков в ХІХ — начале XX в. принадлежит А.Н. Команджаеву. Описав важный процесс вовлечения калмыцких улусов в орбиту всероссийского рынка и последствия реформы 1892 г., отменившей личную зависимость калмыков-простолюдинов от владельцев, исследователь доказал, что в начале XX в. пастбищное животноводство в Калмыкии развивалось достаточно динамично, претерпев изменения, вызванные рыночной конъюнктурой. Характеризуя правительственную политику в Калмыкии в конце ХІХ - начале XX в., автор наряду с отрицательными сторонами: сохранением системы попечительства, отчуждением калмыцких земель в пользу переселенцев, продолжавшейся христианизации, отметил положительные - повышение закупочных цен на калмыцкий скот, устройство конных заводов, ограничение выпаса «постороннего» скота, наличие общественного калмыцкого капитала 35.
Политическая история Калмыцкого ханства, его административная система, феодальные войны первой половины XVIII столетия нашли описание в работах М.М. Батмаева, А.В. Цюрюмова, В.И. Колесника, высказавших немало интересных аргументов о сложных вопросах социально-политической истории . Анализируя развитие калмыцкого общества до 1771 г., авторы пришли к общему выводу, что правительству удалось ликвидировать относительную самостоятельность Калмыцкого ханства и подчинить кочевников действию общероссийского законодательства. Однако в оценке политики имперской власти по отношению к калмыкам их взгляды расходятся. В версии М.М. Батмаева и А.В. Цюрюмова, русификаторское государство проводило ограничительную политику в отношении сопротивляющегося местного населения, в версии В.И. Колесника — просветительское, цивилизующее государство заботилось о неблагодарном сопротивляющемся населении региона.
Традиция изучения военной истории калмыков получила развитие в работах К.П. Шовунова и А.В. Цюрюмова. Исследователи отмечали, что частое привлечение калмыков к участию в войнах России в XVIII в. дорого обходилось калмыцкому народу. Шовунов полагал, что главным звеном правительственной политики по отношению к калмыкам до 1771 г. была идея постепенного перевода их военной силы в составную часть русской армии: с середины XVIII в. преобладающими стали методы директивных указаний государственных и военных ведомств по отношению к ханской власти137. Описав участие калмыков в Русско-турецкой войне 1768-1774 гг., он отметил, что личные конфликты наместника Калмыцкого ханства Убаши и генерал-майора И.Ф. де Медема стали причиной исхода калмыков. А.В. Цюрюмов уточнил: конфликты «лишь усугубили политическую ситуацию и подтолкнули наместника к уже намеченному шагу» .
Различные уровни федеративных связей Калмыкии в составе России описаны в работе К.Н. Илюмжинова и К.Н. Максимова . Отчасти они вызывают интерес в связи с анализом взаимоотношений традиционной калмыцкой элиты и правительства. Однако складывается ощущение, что авторы находились в поиске адекватных форм для выражения своей гражданской ангажированности. В результате вместо того, чтобы написать политологический текст об актуальных современных политических вопросах, они попытались дать ответы на них в своем историческом сочинении.
Одним из ключевых вопросов калмыцкой истории исследователям представляется исход 1771 г. Разные точки зрения на эту проблему представлены в работах А.Б. Насунова, А.И. Чернышева, Щ.Б. Чимитдоржиева, А.Г. Митирова, М.М. Батмаева, В.П. Санчирова, Е.В. Дорджиевой, В.И. Колесника140. А.Б. Насунов основное внимание сосредоточил на изучении роли Тибета в организации исхода калмыков, А.И. Чернышев, Ш.Б. Чимитдоржиев, В.П. Санчиров, А.Г. Митиров, М.М. Батмаев повторили концепцию о социально-экономической обусловленности событий 1771 г. Интересную точку зрения на исход калмыков выразил В.И. Колесник, предпринявший попытку обосновать роль «торгоутского побега» в мировом историческом процессе. Исследователь назвал откочевку традиционным способом преодоления демографического кризиса, когда этническая общность разделяется, и слабейшие улусы уходят на новые территории. Последняя точка зрения заслуживает внимания, однако автор забывает, что в Китай в 1771 г. откочевали в основном самые обеспеченные скотом улусы, а на Волге остались, по словам астраханского губернатора Н.А. Бекетова, «калмыки бедные и безскотные». В той или иной степени история традиционной калмыцкой элиты получила отражение в ряде работ, посвященных семейно-брачным отношениям калмыков141, их этнической142 и демографической истории143, религиозной культуре144, генеалогии145. В первом десятилетии XXI в. вновь наблюдался подъем интереса к истории калмыцкого нойонства. В 2004 г. в интересной работе В.В. Батырова146 впервые рассмотрены социально-экономическое и политическое положение нойонов и зайсангов в калмыцком обществе после исхода в Китай. К сожалению, сосредоточив свое внимание на фиксации изменений в социально-экономическом и политическом статусе нойонов и зайсангов, автор не обратился к анализу их социокультурного облика, эволюции социальной психологии нойонов в период модернизации империи. Кроме того, представления Батырова о взаимодействии центральной власти и калмыцких нойонов и зайсангов, на наш взгляд, страдают некой односторонностью, характерной для национального нарратива. Нойоны и зайсанги выступали не только как объект воздействия власти, но и самостоятельные акторы, а правительство далеко не во всех случаях выступало как репрессивная машина по отношению к региональным акторам. Принципиальное отличие настоящей работы от диссертации Батырова заключается в изучении традиционной калмыцкой элиты в контексте модернизации и интеграции. Изменения социально-политического положения нойонов нас интересуют меньше, нежели трансформация культурной традиции нойонов. Кроме того, мы расширили хронологические рамки работы, начав ее не с исхода 1771 г, а охватив в исследовании весь XVIII век. За пределами нашей диссертации осталась история калмыцких зайсангов, которых автор не идентифицирует как традиционную калмыцкую элиту.
Заслуживают внимания попытки современных авторов описать биографию и деятельность отдельных представителей традиционной калмыцкой элиты в научно-популярном жанре. Е. Бембеев представил интересный материал о представителе традиционной калмыцкой элиты, депутате Государственной Думы Д. Тундутове147. Л. Манжикова и Н. Манджиев достигли успехов в изучении деятельности известного мецената нойона М.М. Гахаева и депутата II Государственной думы С. Тюменя148. Э. Чурюмову заинтересовали нойоны Бату Чакдорджапов, М. Гахаев, Чимет Батуров, С. Убушиеву - тайша Дайчин149. Приветствуя интерес региональных авторов к настоящей тематике, отметим как явную особенность их работ тенденцию к этнизации, локализации истории, нациоцентричный взгляд.
Трансформация взаимоотношений имперской власти и нойонов в XIX - начале XX века
В итоге формализации данных переписки был получен систематизированный сопоставимый материал, который можно использовать в различных проблемных исследованиях. Сведениями таблиц можно оперировать с точки зрения частот встречаемости и связанности. Комплексный подход позволил многоаспектно использовать информацию переписки, создать своеобразный микробанк данных, что открывает перспективы детального изучения структуры источников и, реконструкции породивших их особенностей сознания социальной группы.
Проведенный анализ показал, что письма нойонов - информативно богатый и перспективный источник, дающий возможность реконструкции основных ценностных систем, их взаимовлияния, характера контактов, механизма психологической сплоченности, действие которого проявилось в важнейших сферах жизни традиционной калмыцкой элиты XVIII - начала XX в. Однако контент-анализ не может охватить все богатство содержания изучаемых текстов, поэтому автор не ограничился лишь этим методом при воссоздании сложнейших социально-психологических процессов.
Эпистолярные источники в работе были подвергнуты дополнительной обработке с целью составления психологического портрета калмыцкого нойона, включающего несколько блоков. Первым блоком является потребностно-мотивационная сфера, в которую входят потребности во власти, в достижении своих целей, в одобрении со стороны других людей, самооценка и потребность в ее повышении, компенсации в случае, если она занижена. Раскрыть ее в работе поможет анализ борьбы за ханскую власть во второй четверти XVIII в. между наследниками Аюки-хана, которая нашла отражение в письмах нойонов.
Потребность в достижении своих целей тесно связана с потребностью во власти. Особый интерес при построении психологического портрета нойона торгоутской династии, ставшего ханом или наместником ханства, представляет то, как он ведет себя после достижения конкретной цели, какие чувства охватывают его после удачного взятия барьера, стремление расслабиться или же, наоборот, неудовлетворенность. Изучить эту потребность можно путем анализа и интерпретации содержания писем ханов Аюки, Церен-Дондука, Дондук-Омбо, Дондук-Даши, наместника Убаши. Второй блок составляют характеристики познавательных процессов: мышление, личный стиль принятия решений, воспроизведение информации, подход к ее получению, система убеждений и система ценностей. Мышление представляет интерес с точки зрения нойонами важнейших /принятия1 внешнеполитических решений. При построении психологического портрета первостепенное значение имеют такие черты мышления, как стереотипность, склонность к упрощению или, наоборот, усложнению мыслительной задачи, способность к анализу. Стиль принятия внешнеполитических решений характеризуют такие черты, как гибкость или жесткость, быстрота или замедленность, склонность к риску или осторожность. В сложной структуре системы убеждений калмыцкого нойона выделим убеждения относительно добра и зла, религиозные убеждения. Третий блок - основные черты поведения в экстремальной ситуации. В четвертый блок входят социально-психологические характеристики калмыцкого нойона, прежде всего стиль межличностных отношений. Наконец, в последний, пятый блок можно объединить лингвистические характеристики личности. Образность, яркость, эмоциональность речи авторов писем имеют важное значение для понимания их поведения.
Помимо писем традиционной калмыцкой элиты в качестве источников изучения ее истории выступили материальные формы культуры: жилище и костюм, в которых объективировались ценностные приоритеты калмыцкого нойонства XVIII - начала XX в. Костюмный текст как предмет нойонского костюма передавал определенным образом господствующие в социальной общности социально-психологические установки, ценностные ориентации, нормы. Что касается традиционного жилища калмыков - кибитки, то ее структура и содержание представляют собой миниатюрную «картину мира» степных кочевников. Переход к стационарному типу жилья знаменовал, помимо прочего, изменения в сложившейся картине мира.
Необходимость составления социодемографического портрета традиционной калмыцкой элиты определила направления генеалогического поиска. Генеалогические росписи и таблицы традиционной элиты и княжеского рода калмыцкого происхождения нам удалось обнаружить в фонде 199 «Портфели Г.-Ф. Миллера» РГАДА, ПО «Псковское дворянское депутатское собрание» ГА ПО, 887 «Гейдены, графы Волковы» ГАРФ. По первичным архивным материалам разработана база данных, включающая несколько сот персоналий. Автором применен метод персонификации исследуемой социальной группы на основе составленной базы данных о калмыцких нойонах и знатном роде калмыцкого происхождения. В сочетании с вышеперечисленными источниками (статистикой, мемуарной
литературой, периодическими изданиями, архивными документами) база данных позволила осветить важные проблемы истории традиционной калмыцкой элиты XVIII — начала XX в.: истоки и процесс становления, структурирования знати, тенденции ее социокультурной и социометрической эволюции, изменения в персональном составе в связи с исходом части калмыков в Китай в 1771 г. и последовавшей за этим ликвидацией Калмыцкого ханства, отменой обязательных отношений в 1892 г.
В области истории российского дворянства существует обширная литература по генеалогии знатных родов. К сожалению, мы не можем сказать того же о генеалогии калмыцкой знати, которая являет собой огромное «темное царство» с небольшими «лучами света» в виде отдельных изысканий по родословию князей Дондуковых и хоитских нойонов Тюменей .
