Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Коллективизация сельского хозяйства Смоленщины в 1928 - 1933 гг 27-112
1. Социально-экономическая характеристика деревни накануне коллективизации 27 - 50
2. Практика колхозного строительства на Смоленщине: формирование условий для социального протеста крестьянства 51-79
3. Ликвидация кулачества как класса — основа социального противостояния в деревне 80- 109
Глава 2. Сопротивление крестьянства государственной политике в деревне, 1928 - 1933 гг 113 - 188
1. Социальный протест крестьянства накануне массовой коллективизации, 1928-1929 гг 113-137
2. Сопротивление крестьянства государственной политике в деревне в 1930 -1933гг 138-159
3. Подавление крестьянского сопротивления государственной политике в деревне в 1928- 1933 гг 160-186
Заключение 189 - 197
Примечания 198 - 215
Список источников и литературы 216-228
Приложения 229 - 244
- Социально-экономическая характеристика деревни накануне коллективизации
- Ликвидация кулачества как класса — основа социального противостояния в деревне
- Социальный протест крестьянства накануне массовой коллективизации, 1928-1929 гг
- Подавление крестьянского сопротивления государственной политике в деревне в 1928- 1933 гг
Введение к работе
Актуальность темы исследования. На современном этапе реформирования российского государства проблема отношений власти и общества приобретает особое значение. Исторический опыт свидетельствует, что для успешного осуществления намеченных реформ государство должно получать максимальную поддержку населения страны и учитывать и уважать права и интересы каждой отдельной личности. В противном случае процесс реформирования или тормозится, или осуществляется с помощью репрессивных методов, что вызывает ответную реакцию противодействия в обществе и ведет к пассивному или активному сопротивлению населения реализуемой государственной политике.
В данном диссертационном исследовании рассматриваются отношения органов власти с крестьянством в ходе государственного реформирования деревни в конце 1920-х - начале 1930-х годов. Массовое сопротивление крестьянства политике насильственной коллективизации и ликвидации кулачества как класса, заставившее в итоге власти внести существенные изменения в практику преобразования деревни, - убедительный исторический пример того, как не надо строить отношения между властью и обществом. Этот опыт ошибок и их трагических последствий может и должен служить предостережением в практике современных и будущих преобразований в стране.
Историография проблемы.
Первые работы, посвященные различным аспектам коллективизации, стали появляться уже в конце 20-х - начале 30-х годов прошлого века. Они не были научными в своей основе и создавались прежде всего под конкретный политический заказ. Проблемы, которые рассматривались в них, были тесно связаны с осуществляемыми государством реформами. Значительное место в публикациях отводилось вопросам классовой борьбы в деревне, необходимости изоляции и ликвидации зажиточной части крестьянству как уг,-
РОС. НАЦИОНАЛЬНАЯ БИПЛИОГЕКА С.-ПетсрЯург^ ОЭ 200 y.t53&
ловия для успешного формирования новой системы хозяйствования в дерев-не'
В конце 1940-х - начале 1950-х годов появились первые систематические исследования, в которых подробно рассматривались все этапы колхозного строительства Среди них были и такие, в которых уже говорилось о проблемах взаимоотношений крестьянства и власти в эпоху коллективизации Однако об имевшем место сопротивлении деревни государственной политике речи еще не шло
Начиная со второй половины 1950-х годов, в резупьтате происходивших в стране иіменений социально-политического характера, у ученых появились более широкие возможности для проведения объективных исторических исследований В тот период были сделаны первые шаги по пересмотру многих идеологических догм эпохи сталинизма.
В некоторых исследованиях прямо говорилось о негативных последствиях административных и силовых методов при проведении массовой коллективизации Одними из первых заострили внимание на этом В П Данилов и Н А Ивницкий Авторы отмечали, что активным проводником административного нажима и принуждения по отношению к крестьянству были не только низовые звенья партийно-государственного аппарата, но и представители центральной власти3. Похожих взглядов в оценке государственной политики в деревне в конце 1920-х - первой половине 1930-х годов и ее последствий придерживались и другие исследователи, в частности, Н.И.Немаков4.
В 1960-е годы был пересмотрен тезис о массовой поддержке крестьянством колхозного движения в его начальный период, о «великом переломе», якобы наступившем в деревне в 1929 г. Историками было показано, что в так
'ЛаювисрН 1'однянский Л Социалистическое наступление и кулацкий террор VI - Л , 1930, Сиротинин ПН Кулак отступает с боем М Л ,193!
" Краев М А Побеча колхозного строя в СССР М,!954, Трапезников С П Борьба партии бо іьшевиков за коллективизацию сельского хоіяйсгва в юды первой пятилетки М 1951 Лнисимов Н Советское крестьянство М 1947 Лбрамоп Ь А Партия большевиков организатор борьбы за ликвидацию кулачества как класса М 1942
Очерки истрии ко ілскіинизании сельскою хоіяйства в союзных респубчиках М 1963 С S4 4 Нем шов Н И Коммунистическая партия -организатор массового котхизного тпижения (1928-1932 гг ) По материалам некоюрых областей и краев РСФСР М , 1966
называемых потребляющих районах страны (в число которых входила и Смоленщина) сельское население вовсе не стремилось к обобществлению своих хозяйств, так как «еще не было готово к объединению в колхозах»5.
С конца 1980-х годов начался новый этап в изучении различных аспектов коллективизации. В это время перед исследователями открылись широкие возможности для более объективного изучения истории советского государства, в том числе аграрных преобразований конца 1920-х - начала 1930-х годов.
Одной из первых попыток объективного освещения колхозного строительства в СССР стала работа Н.Л. Рогалиной «Коллективизация: уроки пройденного пути», в которой автор критикует насильственные методы втягивания крестьян в колхозы, показывает масштабы репрессий, говорит о негативных последствиях аграрной политики большевиков, которые выразились в массовом голоде и недовольстве крестьянского населения6.
Ряд работ о коллективизации, раскулачивании и голоде, опубликованных в конце 1980-х - начале 1990-х годов, принадлежат Н.А. Ивницкому, признанному специалисту по истории российской деревни и крестьянства. Так в монографии «Коллективизация и раскулачивание»7, изданной в 1994 г., автор впервые делит крестьянское сопротивление на активное и пассивное. По его мнению, насильственная коллективизация, начавшаяся с конца 1929 г., и развернувшееся в ходе ее проведения раскулачивание разных крестьянских хозяйств, а не только кулаков, вызвали недовольство и сопротивление широких масс деревни.
О формах крестьянского сопротивления также говорится и в коллективном исследовании под редакцией В.П.Данилова, Е.И.Зеленина, Н.А. Ивниц-кого, М.А. Вылцана и В.М. Селунской - «История крестьянства СССР: история советского крестьянства в период социалистической реконструкции на-
! История КПСС В 6-ти томах Т 4 Кн 2 М . 1971 С 62 Рогалина Н Л Коллективизация уроки пройденного пути М, 1989 С 221 Ивницкий Н А Коллективизация и раскулачивание М , 1989
родного хозяйства, конец 1927-1937 гг.» . Том второй этого пятитомного издания посвящен коллективизации и раскулачиванию В главе третьей - «Общественно-политическая жизнь деревни» - говорится об обострении классовой борьбы в деревне в период коллективизации и выделяются такие формы крестьянского сопротивления как: нажим на бедняка; попытки воздействия на крестьян через подкулачников; кулацкие тайные совещания; сеяние раздора между бедняками и середняками: срыв отчетных и избирательных собраний; участие кулаков и подкулачников в избирательных комиссиях: борьба за право голоса; избрание кандидатов, выдвигаемых кулаками; защита кулаков и другие
В 1990-е годы исследователями были пересмотрены методы и масштабы крестьянского сопротивления в эпоху коллективизации В некоторых работах сделаны выводы о том, что борьба крестьянства с властью приняла всеобщий характер и активно велась в большинстве регионов страны Так И Е Зеленин по отношению к периоду зимы-весны 1929/30 г. уже употребляет термин «крестьянская война» и подчеркивает, что в 1931-1932 годах эта война разгорелась с новой силой9. В настоящее время термин «крестьянская война», применительно к эпохе коллективизации признается многими исследователями Так же, как и тезис о том, что крестьянское сопротивление государственной политике в деревне в исследуемый нами период имело место практически во всех регионах страны Пример - работа коллектива историков под наіванием «История крестьянства Западного региона России, 1917- 1941 гг.»!0.
Выверенные исторической наукой оценки исследуемой проблемы нашли свое отражение в недавно опубликованной монографии Ю.В Журова «Ликвидация кулачеова как класса, насильственная коллективизация, репрессив-
* 1К юрия крестьянина СССР R 5 томах Том 2 Конец 1927-19^7 гг М , 19R6
ЗсипимИ! Ос) и'ес гм ісмие птитики « іиквидации куіачества как класса» Осень 1930-194^ гг //Исто рия( ССР 1990 №0
'" Фипимонон В Я ЖчровЮВ Будаев Д И История крестьянства Запаїного региона России, 1917-1941 гг Кал>іа 2002
ная политика в деревне встретили сопротивление со стороны тех слоев деревни, которые подвергались репрессиям и насилиям» - заключает автор".
В западной историографии интерес к российской истории периода 1920-х - 1930-х годов был значительным всегда. Бесспорно, что в послевоенный период наиболее существенный вклад в исследование проблем коллективизации внесла британская школа историков-экономистов. Это Эдвар Карр, Алек Ноув, Моше Левин, Ричард Дэвис и другие12. В их работах коллективизация представлена не только как неизбежная составляющая общего процесса модернизации страны, но и как «меньшее из зол», которое деревня вынуждена была принять в результате жестокого подавления государством массового крестьянского сопротивления в начале 1930-х годов.
С 1960-х годов в зарубежной историографии начинает утверждаться новое направление в советологии - школа социальных историков. Появляются первые исследования настроений сельского населения, его взаимоотношений с властью в ходе осуществления коллективизации. И здесь на первое место следует поставить работы Шейлы Фицпатрик. А обобщающим, в определенной степени, ее трудом по данной проблеме стала недавно вышедшая книга «Сталинские крестьяне. Социальная история советской России в 30-е годы: деревня»13. В ней автор вновь обращается к практике коллективизации. В работе рассматриваются различные стратегии, взятые на вооружение российскими крестьянами, чтобы справиться с последствиями удара, нанесенного им государством в ходе коллективизации, и те способы борьбы с государством, с помощью которых они пытались поставить колхозы на службу собственным интересам, а не только интересам государства.
1' Журов Ю В Четверть века страны Советов Брянск, 2004 С 47
12 Сагг, Е Н The Russian Revolution from Lenin to Stalin, New York, 1979, Nove, Alec, Economic rationality and
Soviet politics, or, Was Stalm really necessary15. New York, 1964, Lewin, Moshe, Russian peasants and Soviet
power a study of collectivization, New York, 1968, Davies, R W , The Socialist offensive the collectivization of
Soviet agriculture, 1929-1930, Cambridge, Mass , 1980
13 Фицпатрик, Шейла Сталинские крестьяне М.2001
Большой общественный и научный резонанс вызвала вышедшая ВІ988 г. работа ашлийского исследователя Роберта Конквеста «Жатва скорби»14. Автор называет в ней преступной даже саму идею коллективизации, а созданную колхозную систему определяет как неотъемлемый атрибут тоталитарно-10 режима С точки зрения итальянского ученою Андреа Грациози. события, происходившие в советской деревне в годы коллективизации, были ничем иным, как «величайшей крестьянской войной»15.
Однако самым значительным вкладом в разработку проблемы крестьянского сопротивления из числа зарубежных исследователей стали, с нашей точки зрения, рабоїьі Линн Виолы, особенно ее монография 1996 г. «Крестьянские повстанцы при Сталине: коллективизация и культура крестьянского сопротивления». В ней имевший место социальный протест крестьянства объясняется с позиций не столько классовой, сколько гражданской войны в деревне. И одновременно высказывается мысль, что в конечном итоге крестьянское сопротивление послужило интересам государства в гораздо большей степени, чем крестьянским, поскольку этим протестом «можно было манипулировать, чтобы поддерживать состояние насильственности государственных кампаний и объяснять применение репрессий к самому крестьянст-
16 ву» .
В 1995 г. впервые на русский язык была переведена работа профессора Гарвардского университета Мерла Фэйнсода «Смоленск под властью Советов»'7 Данное исследование была написано автором еще в 1958 г. исключительно на основе документов «Смоленского архива». Оно и сегодня представляет собой яркий пример проявления тоталитарной модели управления на уровне одного российского региона, в данном случае, Смоленщины.
Об особом интересе современной зарубежной исторической науки к исследованиям на региональном российском уровне наиболее ярко свидетель-
ы Коиквест Роберт Жаіва скорби советская коллективизация и террор голодом Лондон ]988 (опубликован.! на русском языке в «Вопросах истории» 1990, № 1,4)
'М'р.тиози Л Петикая крестьянская война в СССР Боїьшевики и крестьяне 19] 7.)933 M.200I "'Viola ! упне Peaiant lebels undei Stalin collectivization and tile culture of peasant resistance \'ew Yoik, 1996
p пс-пГ
7Ф)Инсол Мерз Смоленск под взастью Советов Смоленск, 1995 С 10
ствует изданный в 2000 г. Смоленским госуниверситетом сборник научных трудов «Смоленщина на страницах американской исторической литературы»18. В него включены работы тех американских исследователей, которые занимались и продолжают заниматься изучением советского периода в истории Смоленщины вплоть до предвоенных лет. В рамках нашего исследования наибольший интерес представляют работы Ольги Наркиевич и Даниела Броуэра, в которых рассматриваются различные аспекты практики коллективизации на Смоленщине. Общий концептуальный подход можно выразить словами Броуэра: «Смоленская область была мобилизована на ведение войны с крестьянством»1 .
Целью данной диссертационной работы является всестороннее рассмотрение сопротивления смоленского крестьянства государственной политике в деревне в 1928-1933 годах.
Для осуществления поставленной цели определены следующие задачи:
- проанализировать кризисные явления в экономике Смоленщины в
1927-1928 годах, повлиявшие на принятие решения о ликвидации нэпа и пе
реводе сельского хозяйства на коллективные формы хозяйствования;
изучить практику колхозного строительства и раскулачивания на Смоленщине как основу для крестьянского сопротивления государственной политике в деревне в 1928-1933 годах;
определить формы и масштабы социального протеста смоленского крестьянства государственной политике в деревне в указанный период;
проанализировать механизм подавления крестьянского сопротивления на Смоленщине с использованием судебных и внесудебных органов репрессии.
Объектом диссертационного исследования являются взаимоотношения органов власти и крестьянства в ходе реализации государственной политики в деревне в конце 1920-х - начале 1930-х годов
'* Смоленщина на страницах американской исторической литературы Под редакцией Е В Кодина и Майкла Хики Смоленск, 2000
1 Броуэр, Данисл Коллекі авизированное сельское хозяйство Смоленщины партия, крестьянство и кризис 1932 года // Смоленщина на страницах американской исторической литературы С 244
Предметом исследования являются практика колхозного строительства и раскулачивания, ставшая основой для социального протеста смоленского крестьянства в 1928-1933 годах, непосредственно само крестьянское сопротивление и механизм его подавления репрессивными органами государства
Хронологические рамки исследования охватывают период 1928-1933 годов. Он включает в себя два основных этапа колхозного строительства: подготовительный (1928-1929 гг.) и этап, так называемой, сплошной коллективизации (1930-1933 гг ). Указанный период являлся переломным в политике модернизации деревни, временем, когда шел наиболее болезненный для крестьянства и трудный для власти процесс ломки старых и формирования новых отношений, вызвавший повсеместное сопротивление крестьянства государственной политике в деревне.
Территориальные рамки исследования включают в себя в основном регион бывшей Смоленской губернии В октябре 1929 г. из Смоленской, Брянской, части Калужской, Тверской, Московской и Псковской губерний была образована Западная область с административным центром в Смоленске. Область просуществовала до 1937 г. Поэтому документы и материалы архивов Смоленской области позволяют наиболее полно и достоверно рассмотреть сформулированные цель и задачи исследования не только в заданных терри-юриальных рамках, но и более широко, что дает возможность провести сравнительный анализ одних и тех же процессов в соседних регионах, выявить общее и особенное в практике социального протеста крестьянства западного региона России в указанный исторический период. Документы и материалы по всей Западной области используются в исследовании в том случае, когда они отражают типичные для всего региона исторические процессы.
Методологической основой диссертационного исследования являются принципы историзма и научной объективности Исторические события и явления рассмотрены в причинно-следственной связи и во взаимодействии с основными социально-политическими процессами того времени
Комплексный подход к изучению темы обусловил применение общих методов исторического исследования: сравнительно-исторического анализа, исторического описания, статистических методов. Исследование проведено в историко-проблемном и аналитическом ключе.
Источниковую базу исследования составляют архивные документы и опубликованные материалы. В зависимости от характера источники подразделяются на три группы.
К первой группе источников относятся архивные документы. Широкий пласт документов находится в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ). Особого внимания заслуживают фонды Минюста РСФСР (А-353), Главного управления местами заключения НКВД РСФСР (Р-4042), Прокуратуры СССР (Р-8131), Народного комиссариата внутренних дел РСФСР (Р-393), в которых сосредоточены директивные указания разных ветвей и уровней власти по означенной проблеме исследования, материалы судебно-следственных органов, протоколы, отчеты, соответствующая статистика и др. Эти материалы дают реальную возможность для юридического анализа форм крестьянского сопротивления.
Российский государственный архив экономики (РГАЭ) содержит документы, отражающие социально-экономическое положение страны на разных этапах ее развития. Наибольший интерес для изучения темы представляют три фонда: фонд 1562 - Центральное статистическое управление (ЦСУ) при Совете министров СССР, фонд 7486 - Министерство сельского хозяйства СССР и фонд 396 - редакция «Крестьянской газеты». Их документы позволяют в довольно полной мере анализировать практику колхозного строительства и раскулачивания в стране, а также некоторые формы социального протеста крестьянства.
Значительное количество источников по изучаемой проблеме находится в Государственном архиве Смоленской области (ГАСО): фонды Смоленского губисполкома (р-13, 1917-1929 п.), Западного облисполкома (р-2360, 1929-1937 гг) и Западной областной прокуратуры (2683, 1923-1935 гг.). Здесь
имеются сведения о масштабах и формах крестьянского сопротивления в регионе по сводкам и отчетам милиции, прокуратуры, рабоче-крестьянской инспекции и ОГПУ, их классификация на «активные» и «пассивные», включая антисоветскую агитацию, уничтожение скота и имущества срыв хлебозаготовительных кампаний, террористические акты, поджоги, убийства и др.
Фонды Государственного архива новейшей истории Смоленской области (ГАНИСО) содержат как партийные директивы по многочисленным кампаниям в деревне, так и сведения о формах сопротивления проводимой по-лиіике (Смоленский губком и Запобком ВКП(б), фонды 3 (1918-1928 гг ) и 5 (1929-1937 гг.) Особую группу источников составляют здесь документы «Смоленского архива», возвращенного в 2003 году в Смоленск из США (541 дело бывшего Смоленского партийного архива).
Всего в двух центральных (ГАРФ, РГАЭ) и двух региональных архивах (ГАСО, ГАНИСО) были исследованы документы и материалы 18 фондов.
Вторую группу источников составляют опубликованные документы. Это, в первую очередь, сборники документов20, а также материалы партийных съездов, конференций, пленумов ЦК ВКП(б)2', постановления, циркуляры, распоряжения ЦИК и СНК РСФСР и СССР22. В них отражены общие принципы государственной политики в деревне, ее основные направления в 1920-е- 1930-е годы.
К третьей группе относятся, существенно расширяя источниковую базу исследования, материалы местной периодической печати. Это такие издания как - «Рабочий путь». «Партиец» и «Смоленская деревня» Сведения из них берутся только в комплексе с архивными документами и другими источни-
" I рагсдин совеїхкои деревни Котлективизация и раскулачивание 1927-1939 Документы и материалы в 5 том.іх Пол редакцией R П Данилова, Р Маннинг, Л Виолы ТТ 1-3 М 1999-2001, Советская деревня гл.иами ВЧК 01 ПУ НКІЇД 1918-1939 гг Документы и материалы В 4-х томах Под редакцией А Бе-реловича 13 П Данипові История стазинского ГУЛАГа Конец 1920-х - первая поювина 1950-х голов I ом 1 Массовые репрессии в С( СР Отв редакторы Н Верз, С В Мироненко М,2С04, Котлективизация an скої о хоінйствз в Западном районе Т>СФСР 1927 1937 гг Сборник документов под редакцией Д И Будаева Смоленск 1968 и тругие
"' К1К С в реюлюциях и решениях съездов конференций и пленумов ЦК Изд 9-е Т 2-6 М 1983-1985 "СУ РСФ( Р 1929 1935 С 3 СССР, 1928-1931
ками, и используются большей частью лишь как иллюстративный исторический материал
Таким образом, использование в диссертации значительного количества документов и материалов, разнообразных по видам, источникам происхождения, фондовой принадлежности, создает условия для комплексного изучения выбранной темы.
Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что впервые на региональном уровне Смоленщины практика колхозного строительства и раскулачивания исследуется не как изолированное историческое явление, а одновременно и как основная причина широкого социального протеста крестьянства государственной политике в деревне в конце 1920-х - начале 1930-х годов. Не становились до настоящего времени предметом отдельного исторического исследования в регионе также ни сами формы крестьянского сопротивления массовой коллективизации, ни механизм его подавления репрессивными органами государства
Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные результаты и выводы, а также обобщенные в диссертации материалы дополняют и расширяют исследования отечественных и зарубежных ученых по истории крестьянского сопротивления государственной политике в деревне в конце 1920-х - первой половине 1930-х годов. Они будут способствовать дальнейшей теоретической разработке ряда вопросов, связанных с изучением общей проблемы отношений власти и общества на разных исторических этапах Результаты исследования могут найти широкое применение в преподавательской и научно-исследовательской работе.
Апробация результатов исследования. Диссертация подготовлена на кафедре истории и права Смоленского государственного университета, где проводилось ее рецензирование и обсуждение. Основные положения и выводы исследования изложены в научных статьях Материалы исследования используются в педагогической деятельности.
Структура диссертации определяется целью и задачами исследования Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, примечаний, списка литературы и источников, приложений.
Социально-экономическая характеристика деревни накануне коллективизации
В XX век Россия вступила как многонациональная крестьянская страна со средним уровнем развития капитализма. Здесь, по словам Ленина, было «самое отсталое землевладение, самая дикая деревня, самый передовой промышленный и финансовый капитализм»1, которые рождали сложные классовые противоречия, дополнявшиеся сословной разобщенностью и национальной враждой. Многочисленные докапиталистические пережитки в хозяйственной и социальной структуре, огромная культурная отсталость наложили свой отпечаток на ход исторического процесса.
В начале двадцатых годов прошлого века Россия переходила в качественно новый этап своего развития. Это время характеризуется отказом от политики «военного коммунизма» и переходом к новой экономической политике.
Нэп начал осуществляться с 1921 года по решению X съезда ВКП (б). Основными составляющими новой экономической политики стали: замена продразверстки продналогом, разрешение частной торговли, мелких капиталистических предприятий, допущение государственного капитала в виде концессий, аренды мелких промышленных предприятий и земли под строгим контролем государства, перевод государственной промышленности на хозрасчет, замена натуральной заработной платы денежной по количеству и качеству труда.
Новый курс социально-экономической политики власти выражался, с одной стороны, в том, что были определены форсированные темпы развития промышленности, а с другой, в том, что развитие индустрии происходило непропорционально, с обеспечением явных приоритетов производству средств производства в ущерб средствам потребления. В поисках источников для необходимых капиталовложений государство встало на путь перераспределения национального дохода страны посредством перекачки значительной его части из деревни в город, из сельского хозяйства в промышленность.
В какой-то момент это должно было негативно сказаться на самом сельском хозяйстве. Кризисные явления в деревне начнут проявляться уже во второй половине 1920-х годов. По меньшей мере, так было в Смоленской губернии.
Сельское хозяйство Смоленской губернии в 1926-1927 гг. продолжало развиваться и по завершении восстановительного периода. Однако темпы этого развития оставляли желать лучшего.
С 1922 года в губернии начинается процесс перестройки крестьянских хозяйств. Это было связано с изданием основного закона о трудовом землепользовании и началом землеустроительных работ.
Землеустройство в Смоленской губернии началось еще с 1907 года (реформа Столыпина) и выражалось исключительно в разверстании земель на хутора, отруба и в выделе земель из общества отдельным дворам. Оно было бесплатным. Однако даже это обстоятельство не способствовало его успеху в крестьянской среде. Бедняк при своем малоземелье видел в этом, в первую очередь, опасность разорения. Середняк рисковал получить плохие земли. На обособленные участки охотно шел кулак.
После революции 1917 года крестьянство само взялось за распределение нетрудовых земель на основе принципа уравнительности. Земельные органы бездействовали. Создалась серьезная земельная запутанность, порождавшая массу конфликтов.
Начавшиеся в 1922 году плановые землеустроительные работы проводились в увязке с агрономией и мелиорацией. И были платными. Но это обстоятельство не пугало крестьян. Наоборот, спрос на эти работы был настолько велик, что соответствующие организации не могли его в полной мере удовлетворить.
В процентном соотношении по основным видам землеустроительная площадь земли по годам к концу восстановительного периода распределилась в Смоленской губернии следующим образом:
Как видно из таблицы, хутора и отруба стали на Смоленщине основными формами землепользования. Община уходила в прошлое. Ее заменило индивидуальное крестьянское хозяйство. Причем по отдельным уездам и волостям процент хуторов был абсолютно преобладающим. Так, в Ярцевском уезде они составляли 95,4 %, из которых только 33%) имели дореволюционное происхождение3. В Тесовской волости Сычевского уезда под поселковой формой с внутренним хозяйственным устройством было лишь 0,6% земель. Даже в 1929 году в районах будущего Ржевского округа хутора все еще будут составлять 82-95% всех крестьянских хозяйств, из которых 68% выделились за годы советской власти4.
Массовый выход крестьян на хутора и отруба в середине 1920-х годов шел под влиянием реальных преимуществ крепких индивидуальных хозяйств. Эти преимущества определялись наличием у них более производительного сельскохозяйственного инвентаря в сравнении с общиной: на одну тысячу хозяйств 93,3 усовершенствованных плугов и 74,1 усовершенствованных борон, тогда как у общины, соответственно, только 41,0 и 33,3. В 1928 году в Смоленской губернии 43,6% единоличных хозяйств принадлежало 82,2% всех ручных и 70% конных молотилок, 70,4% сенокосилок, более 68%) пароконных плугов и т.п.5. Это вело к лучшей обработке земли. Здесь больше применялось удобрений, шире развивалось многополье. В итоге выше была урожайность.
В целом динамика развития хуторской и отрубной форм землепользования за период с 1918 по 1928 гг. показывает, что хуторизации в Смоленской губернии было осуществлено в 2,5 раза больше при советской власти, чем при Столыпине. Однако 1928 год впервые дает существенное снижение количества земель, выделяемых под единоличные формы хозяйствования. Причем выделение на хутора и отруба в 1928 году объясняется исключительно окончанием дел, начатых в 1927 году. По плану землеустроительных работ на 1929 год хуторов не предусматривалось вообще6.
Таким образом, с 1928 года происходит отход от хуторской системы землепользования. Данное явление объясняется несколькими причинами, главная из которых - снижение товарности сельского хозяйства вследствие чрезмерного дробления крестьянских хозяйств.
Примитивность сельскохозяйственных орудий и техники крестьянского хозяйства, низкий культурный уровень, а отсюда и весьма ограниченные потребности семьи, - не служили большим препятствием к разделу и образованию нового обособленного хозяйства на прежних основах.
На XVII Смоленской губернской партийной конференции (ноябрь 1927 г.) отмечалось, что дробимость крестьянских хозяйств возросла благодаря семейным разделам, которые составляли 7-10 тысяч ежегодно7. Так, если взять за 100% 1916 год, то в 1928 году количество крестьянских хозяйств в губернии возросло на 47%, в то время как население увеличилось только на 19% .
По оценкам местных властей основными причинами дробления крестьянских хозяйств были:
1) налоговая политика государства, которая определенно создавала благоприятную обстановку для дробления. В некоторых случаях для хозяйства, освобождающегося от налогов, не столько важна была сумма налога, как признание его необлагаемым, со всеми вытекающими отсюда последствиями;
2) переход в трудовое пользование бывших помещичьих, казенных и церковных земель и образование на их базе новых хозяйств;
3) боязнь некоторых середняцких хозяйств обнаружить внешними признаками свое благополучие. Происходило это потому, что социальные группировки в деревне определялись в большинстве случаев внешним признаком: лошадности, коровности, посевности, часто без учета количества душ в семье, найма работников, сдачи или найма в аренду земли.
Ликвидация кулачества как класса — основа социального противостояния в деревне
Составной частью коллективизации сельского хозяйства стала политика ликвидации кулачества как класса. Проблема кулака существовала в деревне и до этого. Самым трудным в вопросе о кулаке оказалось определение данной социальной группы сельского населения, т.е. кого включать в это понятие.
В толковом словаре В.И.Даля словом «кулак» обозначен следующий ряд хозяйственных типов: «перекупщик, переторговщик, маклак, прасол, сводчик ... живет обманом, обмером, обсчетом» . Все это социальные фигуры, действующие на рынке, а не в производстве. Однако словарь Даля отразил словоупотребление первой половины XIX века.
В письмах «Из деревни» А.Н. Энгельгардта (70-е годы XIX века) кулачеством называются уже любые формы кабальной эксплуатации, включая и сферу производства.
В.И. Ленин в «Развитии капитализма в России» (90-е годы XIX века) показал, что кулачество и в производстве, и в социальных отношениях являлось формирующимся слоем сельской буржуазии. Составляя ничтожное меньшинство крестьянства, писал Ленин, оно «по своему значению, во всей совокупности крестьянского хозяйства, - в общей сумме принадлежавших крестьянству средств производства, а в общем количестве производимых крестьянством земледельческих продуктов, - ... является безусловно преобладающей. Она - господин современной деревни»163.
Известные ученые-экономисты того времени Н.Д.Кондратьев и А.В. Чаянов к кулацким относили хозяйства «полукапиталистические», «полутрудовые», ведущиеся наполовину собственным трудом, наполовину чужим, т.е. - «промышленного типа» или предпринимательские164.
Исследование социально-экономических отношений в деревне 1920-х годов показывает, что кулак того времени - это далеко не фермер, организующий крупное товарное производство на основе наемного труда и машинной техники, а в значительной мере старый российский «мироед», в целом фигура, сочетающая в себе черты и свойства, способы хозяйственной деятельности и того, и другого. Смоленские архивные документы не оставляют сомнений в том, что такой реальный кулак-эксплуататор действительно имел место в деревне. Таким образом, можно сказать, что социальная эволюция этого представителя крестьянства прервалась где-то на середине пути превращения докапиталистического «мироеда» в капиталистического фермера.
В советский период в понятие «кулак» власти стали вкладывать иной смысл. Связано это с тем, что в период нэпа произошло осереднячивание деревни и заметное увеличение зажиточной части хозяйств. Поэтому закономерно возник вопрос: не приведут ли хозяйственный подъем и рост политической активности в деревне к усилению кулачества и кого считать кулаком в новых условиях.
В данный период даже кратковременное использование наемного труда в хозяйстве считалось признаком кулачества. В Смоленской деревне практиковали наем рабочей силы 20% крестьянских хозяйств, но это вовсе не означало, что все они являлись кулацкими. Следовательно, подобный критерий не мог служить определяющим в делении хозяйств на кулацкие и остальные. Ленинская концепция также не допускала использование вышеуказанного признака для определения кулацких хозяйств: «... Сплошь и рядом по неопытности советских работников, по трудности вопроса, удары, которые предназначались для кулаков, падали на среднее крестьянство...»165.
Кульминацией поиска ответа на вопрос «Кого считать кулаком, кого -тружеником» - следует считать апрель 1925 года. В конце месяца прошли пленум ЦК (23-30 апреля) и XIV конференция РКП (б) (27-29 апреля). В своем выступлении на пленуме М.И.Калинин говорил, что к кулаку следует причислять тех, кто нажил состояние преступной и кабальной деятельностью, то есть накопил средства способами, запрещенными советскими законами (наем рабочей силы в нарушение кодекса законов о труде, плата жалования вперед, пониженная заработная плата и т.п.)166. В резолюции «Очередные задачи экономической политики партии в связи с хозяйственными нуждами деревни» в той части документа, где говорилось о необходимости устранения всяких административных препятствий, тормозящих рост и укрепление крестьянских хозяйств и проведение законных, в первую очередь экономических мер борьбы против кулачества, сказано, что к кулацким хозяйствам следует относить такие, которые связаны «с деревенским ростовщичеством и кабальной эксплуатацией бедноты» 7.
Расхождения в партии по крестьянскому вопросу не позволили в течение 1924 и 1925 годов выработать определение кулака. Однако в 1928 году, когда разразился самый острый за всю историю нэпа хлебозаготовительный кризис, вопрос о кулаке из области политических споров перешел в плоскость практической политики местных партийных и советских органов. Последние, исходя из собственных представлений о величине эксплуататорских тенденций того или иного крестьянского хозяйства, сами определяли, кого лишать избирательных прав и подвергать усиленному налогообложению, а кого нет.
Решение о переходе к политике наступления на кулачество было принято еще XV съездом партии. Но тогда оно означало последовательное ограничение эксплуататорских возможностей и устремлений кулацких хозяйств, их активное вытеснение экономическими методами, а не методами разорения или принудительной ликвидации. Задачи наступления на капиталистические элементы и в городе и в деревне формулировались с большой осторожностью: обеспечить относительное сокращение при возможном еще росте абсолютном.
С получением в начале 1928 года директив ЦК ВКП (б) о форсированном нажиме на зажиточную верхушку деревни для выполнения плана хлебозаготовок местные органы оказались в весьма затруднительном положении. Тот круг хозяйств, который официально был занесен в разряд кулацких (3,9% от общего числа крестьянских дворов), не мог обеспечить даже под самым крепким для него нажимом перелом в резко упавшем, по сравнению с предыдущим годом, темпе хлебозаготовок.
Тогда было решено при заготовках и сборе платежей проводить классовую линию. В соответствии с постановлением ЦИК и СНК СССР от 28 февраля 1929 года «О введении в действие положения о едином сельскохозяйственном налоге» 35% наиболее бедных хозяйств полностью освобождались от уплаты налога, а три процента наиболее зажиточных подвергались повышенному обложению не по обычным расчетным ставкам, а по решению сельских советов на местах в индивидуальном порядке. Одновременно экономическая помощь беднякам в форме сельхозкредита и других вспомоществований возросла. Были также приняты меры по увеличению заработной платы батраков, занятых в кулацких хозяйствах. Кулакам отказывали в сельхозкредитах и технике, их изгоняли из аппарата сельсоветов кредитных и кооперативных организаций, преследовали за спекуляцию зерном и сокрытие излишков зерна. Постепенно на шее кулака, как пишет Мерл Фэйнсод, начала затягиваться петля168.
В постановлении бюро обкома ВКП (б) от 30 августа 1929 года речь уже шла в основном о чрезвычайных мерах по отношению к кулаку: «Отмечая, что основной причиной значительной задолженности и недоимок является отсутствие реальных мероприятий по принудительному взысканию всех недоимок с кулацкой и зажиточной части крестьянского населения -предложить фракции Облисполкома и ОК ВКП (б) усилить принудительные меры взыскания в первую очередь с кулацкой и зажиточной части населения, одобрить мероприятия ОБЛИКА о взыскании с индивидуалов к 25 сентября полностью с.х. налог, а Прокуратуре и Суду ускорить разбор таких дел - более жестко подходить при их разрешении»169.
С 1929 года на крестьянские хозяйства области с доходом от 500 до 1000 рублей и выше была установлена процентная надбавка с разницей от 5 до 10% /w. В итоге в отчете Смоленского окрисполкома «О мероприятиях по подрыву экономической мощи кулачества в округе за октябрь-декабрь 1929 г.» читаем: «К 1 октября было привлечено к индивидуальному обложению 1382 хозяйства с исчисленной суммой налога 276 465 руб., или 13,1% всей суммы сельскохозяйственного налога. На 1 января 1930 г. выявлено к обложению3317 кулацких хозяйств на сумму 573 878 руб., что составляет 27,3% суммы сельскохозяйственного налога. Перенесение налоговой тяжести на верхушечную часть деревни имеет следующие показатели: 1,7% всех хозяйств, имеющих процентную надбавку, платят 14,3% общей суммы налога и 2,1% индивидуально обложенных хозяйств уплачивают 30% налога. Таким образом, верхушка деревни в текущем году уплачивает 44%»171.
Такая практика уже вела к росту социальной напряженности в деревне172. Но хлебозаготовительная кампания 1929 года резко обострила ее. В течение осени 1929 года только по Смоленскому округу на 6654 кулацко-зажиточных хозяйства было наложено задание по поставкам ржи в количестве 1776,7 центнеров, или 49,3% ко всему наложению, по овсу 6624 хозяйства должны были поставить 2706,3 ц, или 37,9%, по картофелю - 5740 хозяйств, наложено 8446,6 ц, или 25% ко всему наложению. За несдачу гарнцевого сбора 92 кулацких хозяйства уже получили штраф в размере 17 875 рублей .
Социальный протест крестьянства накануне массовой коллективизации, 1928-1929 гг
К концу двадцатых годов XX века экономическая политика большевиков столкнулась с серьезными проблемами. Выход из кризисной ситуации был предложен в решениях XV съезда ВКП (б) в декабре 1927 года. Съезд поручил центральному комитету принять практические меры по усилению подъема сельского хозяйства на основе дальнейшего кооперирования крестьянства и постепенного перевода распыленных крестьянских хозяйств на рельсы крупного производства с одновременным наступлением на кулачество1. В итоге государственная политика в деревне вылилась в массовую коллективизацию и ликвидацию кулачества как класса.
Сопротивление крестьянства было одновременно как ожидаемо, так и неизбежно. Причем практически во всех своих формах оно проявилось уже весной 1928 года в связи с очередной волной хлебозаготовок. Обзор заявлений и ходатайств, поступивших во ВЦИК до 1 июля 1928 года, содержит общий вывод о том, что в весенних кампаниях хлебозаготовок, сбора налогов и самообложения деревню захлестнуло «море беззакония». «Разоряют трудовика, не дают жить, обдирают как липку...», - так оценивали крестьяне села Подъяблонки Тесовской волости Вяземского уезда Смоленской губернии действия властей . Еще жестче экономическое давление на крестьянина было в течение всего 1929 года. В такой ситуации государственное насилие не могло не вызвать негативной реакции, протеста и сопротивления со стороны крестьянства.
С позиций самого крестьянства коллективизация сельского хозяйства представляла собой серьезную угрозу его образу жизни. «Крестьяне разных социальных слоев, - заключает Линн Виола, - ответили на это, объединившись как культура ..., как класс ... для защиты своих семей, веры, общины ...
Крестьянское сопротивление происходило из самой крестьянской культуры... Формы его были обычными, прагматичными и гибкими, позволявшими подстроиться под каждую ситуацию и угрозу»3.
В целом, проявления крестьянского сопротивления государственной политике в деревне в конце 1920-х годов являлись динамичным процессом, где зачастую переплетались несколько факторов. По мнению В.П. Булдакова, «крестьянин изначально вписан в природу, а не в политику ...», и потому он всегда выступал против властей «не для их устранения (политическая задача), а с демонстративной целью, дабы сообщить о своем почему-то не расслышанном мнении»4.
В советской юридической литературе термин «сопротивление» отождествлялся с понятием «сопротивление представителю власти» и трактовался как преступление, посягающее на деятельность органов власти. Нормальная же деятельность органов власти предполагала беспрекословное подчинение должностным инструкциям и различного рода указаниям партии. Такое повиновение должно было наблюдаться также во всех действиях по реформированию экономики страны.
В освещаемом аспекте проблемы можно говорить о крестьянском сопротивлении двух видов: активном и пассивном. За основу данной классификации берутся действия и бездействие крестьян этого периода по отношению к экономической политике государства в деревне.
К активным формам сопротивления относятся крестьянские бунты и вооруженные выступления, террористические акты, убийства представителей власти, деревенских активистов, поджоги. К пассивным - антисоветская агитация, убой скота и сознательное уничтожение личного имущества, создание лжеколхозов, крестьянские письма и жалобы.
Данные формы сопротивления признаются многими исследователями проблем коллективизации. Так, Н.А. Ивницкий в монографии «Коллективизация и раскулачивание» отмечает, что недовольство крестьян, их сопротивление насильственной коллективизации и раскулачиванию принимали различные формы - как активные, так и пассивные5. Подобной классификации форм крестьянского сопротивления придерживались также В.П.Данилов, И.Е.Зеленин, зарубежные исследователи Линн Виола, Андреа Грациози и другие.
Уже 1928 год показал, что в деревне начинали формироваться антисоветские настроения. Именно таким понятием оперируют в это время аналитические службы ОГПУ. Доклад секретного отдела, подготовленный в октябре 1928 года, так и назывался «Антисоветское движение в деревне». То есть официально, хотя и секретно, признавалось, что в деревне имели место не просто настроения, а явления, уже перераставшие в движение. Потому на документе предупреждение: «Совершенно секретно. Хранить наравне с шифром. Перепечатка воспрещается»6.
В первую очередь социальный протест крестьянства 1928-1929 годов выразился в форме антисоветской агитации.
Агитация - термин латинского происхождения (от латинского agitatio), что означает приведение в движение, побуждение к чему-либо. Термин «агитация» в политологическом словаре трактуется как распространение идей для воздействия на сознание, настроение, общественную активность масс с помощью устных выступлений или средств массовой информации.
«По своим размерам антисоветская агитация, - отмечалось в указанном докладе ОГПУ, - является наиболее распространенной массовой формой борьбы кулачества за политическое влияние в деревне, но и наименее организованной ее формой. В большинстве случаев агитация проводится в легальных формах разговоров, групповых бесед и выступлений на съездах, различных собраниях, конференциях и т.д...» . Здесь социальная база уже сознательно сведена только к кулачеству. Однако в действительности дело обстояло далеко не так.
Характер антисоветской агитации устанавливался в зависимости от проводимых государством кампаний. Довольно часто она проявлялась как демагогическая критика работы органов советской власти, сопровождающаяся антисоветскими выпадами. Но в основном агитация все же была направлена против хозяйственной и политической работы государства в деревне, против бедноты и местных партийных организаций.
Налоговая, хлебозаготовительная, землеустроительная политика государства в деревне, самообложение и перевыборы советов вызывали резкое повышение антисоветских агитационных выступлений. Эти выступления нередко сводились к призывам свержения власти («Советы без коммунистов!»). Яркая речь крестьянина Арбузова на собрании в деревне Самодуровке Смоленской губернии в декабре 1928 года хорошее тому подтверждение: «Советы потому плохо работают, что ими руководят коммунисты. Те, кого лишают избирательных прав, - это цвет нашей жизни, передовые культурники, беднота - лодыри. Добьемся мы освобождения своей собственной рукой»8.
По своим видам агитация делилась на письменную и устную, а по форме на скрытую и открытую.
К письменной агитации относились листовки, а также анонимные лозунги и угрозы. Отличительной особенностью листовок являлось то, что они часто содержали общие призывы к сопротивлению власти и ее политике. Преобладающими лозунгами были - повстанчество, протест против хлебозаготовок и угрозы террористическими актами. Но одновременно листовки могли включать в себя и конкретные угрозы. Кроме того, листовки часто подписывались от имени какой-либо «боровшейся» с режимом организации и распространялись не в единственном экземпляре.
Наиболее характерный пример - листовка «Центрального комитета Всесоюзной Крестьянской партии», появившаяся в деревнях в марте 1929 года. Обращаясь к крестьянам, авторы листовки призывали их не расходовать сил зря «по мелочам». Следовало выждать главный момент. А он, по утверждению готовивших листовку, был неизбежен и уже близок: «Дни сталинской диктатуры сочтены. Сталинского социализма наша страна больше не хочет, как не захотела его Европа. Хозяйство страны хиреет. Продовольствия становится все меньше. Материальная база власти рушится. Ваша задача, товарищи крестьяне, должна заключаться, во-первых, в том, чтобы, открыто не выступая пока против режима, всячески задерживать дома и не выпускать на рынок продовольствие и сырье; во-вторых, в организации на местах из честных и толковых крестьян тайных ячеек Крестьянской партии. Когда придет время, Центральный Комитет Крестьянской партии уведомит Вас о необходимости организованно выступить и сменить власть. Долой диктатуру!»9.
Подавление крестьянского сопротивления государственной политике в деревне в 1928- 1933 гг
На практике большевистский нажим обернулся введением статей УК РСФСР в качестве юридического обоснования широкого использования репрессий: статья 107 - против частных скупщиков-хлебников и держателей хлебных запасов (в основном крестьян); и статья 60 - против недоимщиков при взимании налогов и других платежей.
Статья 107 Уголовного кодекса, принятого в 1926 году, имела в виду спекулянтов и перекупщиков. С января 1928 года она стала применяться и к «держателям хлеба», в том числе и к крестьянам-производителям, отказывающимся сдавать имеющийся у них хлеб заготовителям по явно заниженным ценам. Новая трактовка ст. 107 не сопровождалась необходимыми юридическими разъяснениями и ограничениями, что с неизбежностью приводило к расширенным толкованиям и произволу в практике ее применения.
1 февраля 1928 года Сталин послал из Сибири телеграмму в ЦК партии с установками как проводить государственную политику в деревне. Основное положение этой резолюции сводилось к следующему: «План заготовок выполнить безусловно и полностью». Используя в этих целях ст. 107 УК, «организовать удар по спекулянту и кулаку, взвинчивающим цены, не выпускающим товарного хлеба на рынок»152. И то, и другое обвинение можно было предъявить любому крестьянину, отказывающемуся сдавать хлеб госзаготовителям по заниженным ценам.
С этого времени местные партийно-советские работники стали руководствоваться принципом: «Лучше перегнуть, чем недогнуть!». Что само по себе уже предполагало неизбежные злоупотребления властью.
На Смоленщине за первые месяцы 1928 года по 107 статье Уголовного кодекса было арестовано 695 человек153.
Нарастание государственного насилия в форме прямых репрессий (аресты, суды, высылки) сопровождалось усилением роли карательных органов, выдвижением на передний план ОГПУ.
Еще за день до указанного постановления политбюро от 5 января 1928 года ОГПУ разослало своим территориальным органам телеграфное распоряжение о прямом и непосредственном участии в хлебозаготовках именно в собственном качестве карательных органов: «Предлагается немедленно ... произвести аресты наиболее крупных частных хлебозаготовителей и наиболее злостных хлеботорговцев, срывающих конвенционные заготовительные и сбытовые цены». Задание носило своего рода боевой характер: «Следствие провести быстро, доказательно. Результаты влияния арестов на рынок сообщите немедленно»154.
Уже эта первая волна репрессий на хлебозаготовках дала по стране на начало апреля 1928 года свыше 16 тысяч арестованных155.
Смоленская губерния в течение 1928 года явно не стремилась быть лидером в этом отношении. При этом судебные и другие карательные органы губернии были заняты чисткой по так называемому «смоленскому нарыву». В итоге за весь 1928 год по линии ОГПУ в губернии было подвергнуто репрессиям около 50 человек156 (см. Приложение, диаграмма №3).
Однако если в 1928 году власти еще пытались ограничить непосредственное участие ОГПУ в операциях, связанных с хлебозаготовками в деревне, то с осени 1929 года именно этому органу политических репрессий поручается осуществление репрессий в хозяйственной сфере и к тому же против не запрещенной законом деятельности. В середине сентября руководством ОГПУ «были даны конкретные указания ряду ПП (полномочных представительств - O.K.) наиболее хлебных районов о выравнивании линии удара по кулаку, злостному держателю излишков и спекулянтским элементам»157.
Тогда же на места ушло циркулярное письмо ОГПУ «О борьбе с деревенской контрреволюцией». В нем имевшие место массовые выступления в деревне определялись как «начавшиеся в значительном количестве с конца марта-начала апреля» . Задача ставилась в первую очередь на предупреждение антисоветских выступлений в деревне через оперативную работу органов ОГПУ, а не на подавление уже происходивших. Дела по терактам категорически предписывалось рассматривать только во внесудебном порядке159.
Перелом наступил после 3 октября 1929 года, когда политбюро ЦК ВКП (б) направило в органы ОГПУ и Наркомюста директиву «Об усилении репрессий». В ней указанным ведомствам поручалось «принять решительные и быстрые меры репрессий, вплоть до расстрелов, против кулаков, организующих террористические нападения на совпартработников и другие контрреволюционные выступления». Такие дела предписывалось проводить «как правило, через судебные органы», но «в отдельных случаях, когда требуется особая быстрота, карать через ГПУ»160. Буквально через день, 5 октября 1929 года, эту партийную установку продублировал по своей структуре Наркомюст РСФСР. На дела, «когда действительно требуется немедленная реакция», давалось добро проводить через органы ОГПУ161. Другими словами, внесудебное разбирательство выдвигалось на первое место.
Число арестов стремительно возрастает: к 24 октября 1929 года ОГПУ насчитывает уже 17 904 арестованных, а к 31 декабря - 95 908 человек . И это еще до начала массовой коллективизации и ликвидации кулачества как класса, когда крестьянство выразило свое несогласие лишь с хозяйственными кампаниями в деревне.
Основной в репрессивной практике становится к этому времени ст. 58 УК РСФСР, в которой все перечисленные действия квалифицировались как контрреволюционные. В соответствии с этой статьей, введенной в судебную практику еще в феврале 1927 года, контрреволюционным признавалось «всякое действие, направленное к свержению, подрыву или ослаблению власти ..., или к подрыву или ослаблению внешней безопасности Союза СССР и основных хозяйственных, политических и национальных завоеваний пролетарской революции»163.
Наиболее часто в практике судебных и внесудебных органов при подавлении крестьянского сопротивления государственной политике в деревне будут применяться части 8, 9, 10 и 11 данной статьи.
Статья 58-8 гласила - «Совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов, хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации» - расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и лишением гражданства, при смягчающих обстоятельствах -лишение свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества.
Статья 58-9 за разрушение или повреждение с контрреволюционной целью «взрывом, поджогом или другими способами ... общественных складов и иных сооружений или государственного или общественного имущества» определяла меру наказания расстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и лишением гражданства, а при смягчающих обстоятельствах - лишение свободы на срок не ниже трех лет, с конфискацией всего или части имущества.
