Духовенство и крестьянство в политике большевистской партии и советской власти в 20-х - начале 30-х годов : По материалам Тверского Верхневолжья Полищук Иван Спиридонович

Содержание к диссертации

Введение

Глава I. Социально-политическое и правовое положение Православной религии, церкви и духовенства в советском обществе 41

1. Религия и церковь, их место и роль в крестьянском жизнеустройстве 41

2. Власть и церковь: государственно-правовые отношения 63

3. Церковная смута и поиски путей сосуществования с советской властью 94

Глава II. Духовенство и крестьянство в условиях модернизационного преобразования деревни 116

1. Духовенство и крестьянство в 20-е годы 116

2. Крестьянство и духовенство в период коллективизации деревни 139

3. Культурные преобразования деревни в условиях государственного атеизма 158

Заключение 186

Примечания 202

Приложение 239

• Религия и церковь, их место и роль в крестьянском жизнеустройстве
• Духовенство и крестьянство в 20-е годы
• Крестьянство и духовенство в период коллективизации деревни

Введение к работе

Теоретическое обоснование темы и ее актуальность. В разнообразии духовных ценностей, которыми христианство обогатило человеческую мысль, одной из наиболее важных является способность религиозного осознания смысла мировой истории. Христианство научило воспринимать историческое время в неразрывной связи с религиозным познанием и позволило ощутить сам исторический процесс как одно из проявлений Божественного Промысла. Его присутствие видится христианами в самых различных сторонах исторического процесса. Но один аспект этого процесса выделяется нами в качестве такого, в котором Божественная воля проявляет себя наиболее выразительно, — это история церкви.

Полнота исторического знания невозможна без исследования истории религии, так как она является необходимым компонентом общества в его прошлой истории и в современном состоянии. Она дает людям чувство идентичности, обеспечивает их единство в социальной жизни, служит духовной опорой их социальных связей. Поэтому существование религии закономерно в естественно-историческом процессе и обусловлено развитием общества. Невозможно раскрыть многообразие истории нашего Отечества, минуя тысячелетний опыт русской церковности, которая органически вписывалась в крестьянский народный быт и культуру. Вековой опыт жизнедеятельности русского крестьянства свидетельствует о глубоком уцер-ковлении его в православности. По мысли российского философа П. А. Новгород-цева, «русская культура немыслима вне связи с историческим прошлым, вне религиозно-нравственных ее оснований, вне вековых связей и вечных святынь».¹ Мир культуры крестьянства, по мнению известного специалиста по истории русской общественной мысли А. И. Клибанова, просто «непознаваем, если не принимать во внимание место и значение, отводимое в нем «старине», «предкам», «началам», «вершинам».²

Поместный Собор (1988 г.) отметил, что русская культура в своих лучших творческих проявлениях оказалась исторически способной сохранить верность основополагающим духовным началам церковной традиции и навсегда запечатлеть в сознании русских людей убеждение в невозможности для них созидать подлинную -4-культуру, минуя тысячелетний опыт церковного творчества.³ По справедливому замечанию религиозного философа и историка Л. П. Карсавина, «нет в человеческой культуре ничего, чтобы в существе своем не было церковным, хотя все и не вполне церковно».⁴

Особенно глубоко Православие пронизало жизнедеятельность деревни, обусловливая и саму крестьянскую культуру как проявление своеобразной формы крестьянской духовности. Моральные начала народной жизни, по мысли религиозного мыслителя, историка Г. П. Федотова, «связаны с хранением религиозной и национальной культуры».⁵

Православная церковь уже более десяти веков связана с народом неразрывными духовными узами. В религиозном мире крестьянина отразилась тысячелетняя традиция, выпестованная Русским православием. Поэтому деревенское жизнеустройство и жизнедеятельность нельзя исследовать вне связи с православной религией. Именно церковные установления формировали традиционный образ жизни деревни, ее духовно-нравственные устои. Практическая трудовая деятельность крестьянина во многом определялась церковными установлениями. Церковь стимулировала, поощряла, воспитывала стремление к труду духовному, размышлению о душе, о грехе и покаянии. От рождения и до кончины вместе с крестьянином шествовал батюшка.

Однако, в отношениях церкви и власти наблюдались кризисные явления, которые с особой силой обнаружились в годы революции, что наложило на эти отношения «на долгий период драматический отпечаток». В церкви ослабевало соборное начало.

Со снижением же авторитета церкви общество теряло стабилизирующий фактор, что было важно в период революционных бурь и потрясений.. Февральская, а затем октябрьская революция 1917 г. создали в России новую социальную реальность, поставили церковь перед необходимостью адаптации к принципиально новым условиям существования, чем те, в которых она находилась ранее. Она была более сложной, так как церковь не умещалась в традиционные рамки, отводимые ей государством. Она стала новым институтом и в правовом и в духовно-нравственном смысле. К новому положению церковь оказалась не готова, как и все -5-общество в целом. Ее базой не могло быть государство. Изменилась и сама социально-экономическая база ее существования.

Актуальность темы определяется тем, что: на современном этапе развития общественный интерес к проблемам православия и церкви не затухает, а наоборот, возрастает. Общество нуждается в научном познании своей истории, формировании исторического сознания, прежде всего молодого поколения, чтобы утвердить в его мировоззрении, исторической памяти непреходящие православные духовно-нравственные ценности; насильственная переделка общественного сознания крестьянства, его мировоззрения, частью которой была борьба с Русским православием, церковью, духовенством явилась не созидательной, а разрушительной силой, подтачивавшей духовно-нравственные устои общественного жизнеобеспечения, что в определенной мере обусловило развитие негативных тенденций в сознании, мировоззрении, психологии людей; поставленная в диссертации проблема фактически мало изучена в Тверском регионе, поэтому есть настоятельная необходимость в ее исследовании для полноты истории Верхневолжского края.

Русский народ за многие десятилетия идеологического «богоборчества» не утерял своей православности: крестьянин по православному молился, думал, чувствовал и жил как в дореволюционное, так и в советское время. Коммунистическая идеология была усвоена им лишь внешне, ибо внутренне в нем сохранились корневые, вековым опытом формированные, основы его православности.

Сегодня, когда мы переживаем кризис общественного сознания, как никогда велика цена исторического знания, на базе которого формируется историческое сознание - высшее отражение человеком прошлого своей страны, включая и прошлое самого человека.

Хронологические рамки исследования охватывают период 20-30-х годов. Избранные нами для исследования временные границы отражают внутреннюю логику движения объекта исследования, изменения качественной определенности, которое начинается первыми годами советской власти, когда церковь стояла на по- зициях нелояльности к ней, и заканчивается периодом переориентации ее в сторону вынужденного признания нового строя и лояльного отношения к нему. Это время мучительных поисков церковным руководством путей легализации патриаршей церкви в новых общественно-социальных условиях, когда осуществлялась, с одной стороны смена церковного курса ориентации на аполитичность церковной деятельности, а с другой - происходило усиление государственного давления на религию и церковь.

Территориальные рамки исследования охватывают Тверское Верхневолжье.

Тверская губерния для исследования выбрана не случайно. Это был один из характерных регионов Центрально-промышленной полосы России в социально-экономическом и социокультурном отношении. Она была крупнейшей в России. На 1 декабря 1923 г. ее территория равнялась 63426 кв. км. Из 6343600 га земли 70,3% находилось в трудовом пользовании. В губернии проживало 2242350 человек, из них в деревне - 87,2%. Самодеятельного населения насчитывалось 95,3%. Основными жителями губернии являлись крестьяне - 77,4%.⁸ До коллективизации в Тверской губернии имелось 25,0%) бедняцких хозяйств, для которых характерными были безлошадность, недостаточность крупного рогатого скота, пашни, сенокосов. Середняцких хозяйств было 57,0%.

В социальном составе деревни основной фигурой был единоличник-середняк. На его долю приходилась основная масса производимой сельхозпродукции. Нэп позволил большинству товаропроизводителей избежать разорения, раскрестьянивания. Коллективный сектор в середине 20-х годов составлял всего лишь 0,1% ко всем крестьянским дворам.¹⁰ При всем этом в крестьянских хозяйствах наблюдалась тенденция к дроблению. С 1923 по 1928 гг. их количество увеличилось на 11,2%.¹¹ В результате преобладали мелкие хозяйства с посевом до 4 десятин, кото-рые давали 93,9%) всей товарной продукции. Многие крестьяне вынуждены были заниматься отходничеством. В 1925 г. в губернии насчитывалось 113 тыс. отходников или 6,0%о сельского населения. Пятую часть из них составляли женщины.¹³

Тверская епархия, - церковно-административная единица, находилась в пределах границ Тверской губернии, как в до-, так и в послереволюционное время. При новом районировании в середине 1929 г. она осталась в тех же границах. В на- -7-чале 1936 г. с образованием области, стала называться Калининской епархией. Тверская епархия одна из старейших в России, образовалась еще в XIII в. На протяжении всей многовековой истории, на ее территории основной конфессией всегда было православие. На 1901 г. она из 38 епархий Российской империи по количеству православного населения занимала 13 место. По данным Тверской епархии, в 1917 г. православными верующими считали себя 91,7% ее жителей.¹⁴ Среди других епархий Русской православной церкви на 1901 г. она занимала 4-е место по числу приходских церквей и монастырей, обладавших значительными земельными угодьями и другим имуществом (см. табл. 1); по количеству белого духовенства -8-е место и черного (монашества) - 7-е (см. табл. 1). В Тверской епархии развивалось монастырское и церковное хозяйство. По уровню доходов церковнослужители (дьяконы, псаломщики) приближались к середнячеству, доходы священнослужителей соответствовали примерно доходам зажиточной части деревни.

В Тверской епархии была развита система церковного образования. На 1900-1901 гг. по числу духовно-учебных заведений она стояла наравне с Новгородской и Рязанской епархиями и занимала 2-е место.

Священно- и церковнослужители были не только тесно связаны с деревней, но и со столицами, где они получали образование, и имели связи с иерархами церкви, что сказывалось на их позициях, культуре, мировоззрении.

Состояние научной разработки проблемы. В советский период отношение к религии, церкви, духовенству было негативное. Коммунистическая доктрина общественного преобразования требовала изменения прежде всего экономического уклада деревенской жизни. Религия согласно этой доктрине являлась надстройкой над материальным базисом. Следовательно, стоит лишить церковь ее материальной основы, и это приведет к ее ликвидации. С доктринальных позиций в «социалистическом преобразовании» доминировала идея и практика насильственного изменения общества, его материальных и духовных начал на безрелигиозной, т.е. атеистической основе. Большевистский постулат, гласивший, что «религия - тормоз социалистического строительства», становится клише политического атеизма и определяет содержание советского религиоведения вплоть до середины 80-х годов. В литературе имела место прямая фальсификация. На современном этапе появилась -8-возможность взглянуть на историю религии и церкви с позиции объективности, научности, историзма. Такой подход важен в связи с тем, что история Русской церкви органическая часть народной жизни и памяти, так необходимой в условиях возрождения нашей страны на принципах гуманизма, демократии и свободы.

Духовно-нравственная, культурная сущность православия изучалась с разных концептуально-идеологических, исторических, правовых, мировоззренческих, этических и эстетических позиций. Советское религиоведение было наполнено набором обвинений и обличений религии и церкви. Концептуально атеистическая мысль, находясь в условиях «теоретической косности», «идеологической зашорен-ности», объясняла религию преимущественно с позиций атеистического «обличения».¹⁵ Духовенство рассматривалось преимущественно как контрреволюционная, антисоветская, антиколхозная сила, а идеология как антисоветская пропаганда, направленная на реставрацию капитализма. Такая позиция не могла быть продуктивной. Другое направление было связано с дореволюционной историко-философской мыслью, а также наработками русского зарубежья, эмиграции, где раскрывались духовно-нравственные, историко-философские и другие аспекты православия. Однако и это направление не избежало политизации и идеологизации, что не всегда было на пользу церкви. Долгие годы притеснений, гонений на религию и церковь в советский период поставили отечественную гражданскую и церковную историю с точки зрения научного изучения, в сложное положение. Практически не осуществлялась публикация источников по этой теме. Исследования советских авторов большей частью носили узко-пропагандистский, обличительный, агитационно-антицерковный характер. Церковные авторы издавались лишь Московской патриархией в небольшом количестве и были малодоступны или недоступны для использования в научных целях.

В советском религиоведении исследование религии, ее исторических, мировоззренческих и культурных концепций сдерживалось системой партийно-идеологических установок, где религия рассматривалась как зло, пережиток прошлого в сознании людей, а атеизм как благо. Эта тенденция приобрела крайние формы развития, когда атеизм был возведен в ранг не только партийной, но и государственной политики. Религия стала рассматриваться как нечто исключительно -9-реакционное, подлежащее искоренению. Такое представление возобладало с конца 20-х годов.¹⁶ Согласно коммунистической апологетики общественного устройства религия представлялась пережитком прошлых эпох. Религиозная мораль, православное изобразительное искусство, культура выступали неким феноменом не вписывавшимся в светский социалистический образ жизни.

В 40-х — первой половине 50-х годов представления о религии несколько смягчаются, когда патриотическая позиция церкви использовалась политическим руководством страны.

На рубеже 50-60-х годов разворачивается очередная идеологическая кампания, в которой ставится задача скорейшего преодоления «религиозных пережитков» в сознании людей. Такой подход определил и теоретическое содержание советского религиоведения. Эта тенденция сохранилась и в 70-х — первой половине 80-х годов. Только во второй половине 80-х — 90-е годы открылась возможность плюралистического подхода к исследованию религии и церкви. Однако одни авторы остались на прежних позициях советского атеистического религиоведения, в освещении истории церкви (Н. С. Гордиенко), другие, шли по пути переосмысления идейно-духовного, нравственного, историко-философского и культурного наследия Русского православия (А. И. Клибанов, Г. С. Лялина, С. Н. Савельев).

Историографическому анализу советским атеистическим религиоведением сущности православия, его исторических, философских, идеологических, правовых, мировоззренческих, культурных, этических, эстетических и других аспектов посвящена значительная литература. Она достаточно тенденциозна. В нашем обзоре исторической литературы мы ставим задачу выяснить изученность той стороны религии и церкви, которая обращена к православности крестьянского жизнеустройства, к «миру». В соответствии с этой задачей мы выделяем четыре группы литературы: советскую; отечественную, в том числе, эмигрантскую; зарубежную и тверских историков.

В первой группе литературы - советской - многие проблемы места и роли религии и церкви в новом обществе, историками 20-30-х годов подавались исключительно с обличительных позиций. Русское православие определялось как фактор, тормозящий общественное развитие, консервировавший отсталые патри- -10-архальные отношения в деревне. Религия объявлялась суеверием, пережитком, заблуждением. Игнорировался вековой опыт тесной связи духовного и практического мира русской деревни с православной церковью, взаимоотношений, взаимовлияния духовенства и крестьянства.

С этих позиций писал в 20-30-е годы Н. Морозов, исследовавший с критических позиций христианство, его историю.¹⁸ Однако крупных работ, раскрывавших научное содержание религии, в 20-30-е годы не появляется. Вышедшие работы отвечали политическим и идеологическим запросам строительства новой общественной системы, к чему обязывали установки ЦК ВКП (б). XVI съезд партии большевиков предписывал Наркомату просвещения усиливать борьбу с «религиозным дурманом». В этой связи публикуются соответствующие «труды» П. Бляхина, М. Горева, Н. Моторина и других авторов.¹⁹ О «вредительской роли» религии и религиозных организаций писали А. Головкин и М. Попов, 3. Крайнюк, С. Попов.²⁰ С позиций «воинствующего безбожия» Ю. Арди описывает деятельность Тверского Николо-Столбенского монастыря. П. Фиалковский в очерках по истории Звенигородского Савво-Сторожевского монастыря отмечает его «классово-реакционное содержание» быта, его «тлетворное», по авторскому определению, влияние на крестьян окрестных деревень.²¹

В деревне православное благочестие через религиозные праздники - давняя, идущая из глубины веков традиция совместной жизни духовенства и крестьянства. Не случайно они занимали важнейшее место в жизнедеятельности крестьянства, его быте, мировоззрении. И в этой связи религиозные праздники, олицетворявшие, по мнению коммунистических апологетов старый, патриархальный, а потому отсталый мир русской деревни, должны изживаться. В наибольшей мере «разоблачению» подвергались престольные, двунадесятые праздники, особо чтимые крестьянским миром. Так, В. Рожицин, «вскрывая» экономический и идеологический смысл важнейших пасхальных обрядов, подчеркивал их якобы «контрреволюционное значение».²² Н. Румянцев, освещая место и роль религиозных праздников в крестьянском быту (престольных и так называемых «осенних» - Рождества Богородицы, Покрова и Введения Богородицы во храм, Воздвижения Креста Господня, Семенова, Дмитриева, Юрьева дней), подчеркивает их реакционный характер.

Аналогично «повествуют» о религиозных праздниках А. Агиенко, Н. Инцертов, А. М. Самсонов.²⁴ Массовыми тиражами издавались и разные сборники, «учившие» как разоблачать религиозные праздники, агитационно-пропагандистская литература. Следовательно, литература 20-30-х годов пыталась раскрывать сущность Русского православия лишь с позиций его атеистического отрицания. Не могли рассматриваться православные ценности, которые благотворно сказывались на крестьянской жизнедеятельности, создавая своеобразный духовный и культурный мир деревни и семьи.

Хозяйственная деятельность крестьянства и духовенства 20-х годов, осуществляемая на основе новой экономической политики, отвечала трудовым традициям, которые православие сформировало своим прошлым многовековым опытом. В 20-е годы появляются работы по данной проблематике, осмысляющие роль церкви в хозяйственной жизни деревни. Однако они так же страдали тенденциозностью, атеистической нетерпимостью и слабой аргументацией.²⁵ Так, Ф. Шевяков, давая обозрение классовой борьбы в деревне конца 20-х - начала 30-х годов, раскрывает «антинародную», по его мнению, позицию церковников на примерах противодействия хлебозаготовкам, но обходит стороной их насильственный характер. Фрагменты церковного сопротивления хлебозаготовкам мы находим в работах -^-г Oft

Е. Олютина, П.Ульянова и других авторов. Эти проблемы рассматривались исключительно через призму классовой борьбы, с позиции экономического прагматизма, государственной целесообразности. Поэтому сопротивление хлебозаготовкам крестьянства и духовенства показывались как враждебная антинародная борьба. На этой основе оправдывалось государственное насилие над крестьянами, а вместе с ним над духовенством. Эта проблема нуждается в рассмотрении под новым ракурсом современного исторического видения.

Значительное место в литературе 30-х годов занимает тема коллективизации. С. М. Худяков, С. Попов, А. Головкин и М. Попов, А. Лукачевский, А. П. Мариин-ский, И. Князев, Е. Олютин, И. Я. Элиашевич, В. Д. Бонч-Бруевич, Е. М. Ярославский, А.Ростовцев, Н.Н.Николаев, В. Шишаков, В. Зыбковец и другие,²⁷ с яростью антирелигиозной непримиримости обрушиваются на «реакционное», по их представлению, духовенство за тесную его связь с кулачеством, отмечают беском- - 12-промиссный характер борьбы кулачества и духовенства, диапазон которой начинался с нелепых слухов о колхозах и заканчивался террористическими актами. Ни один из указанных авторов ни словом не обмолвился о причинах антиколхозной борьбы зажиточного крестьянства и духовенства, о насилии и беззаконии, творимых властью по отношению к ним. Изучив данные работы, мы полагаем, что они крайне тенденциозны, нетерпимы к зажиточному крестьянству (кулачеству), духовенству (эмоции «захлестывают» этих авторов, что выражено в оскорбительных пассажах, по отношению к религии, церкви, да и в самих названиях этих «книг»). Эти работы легковесны с точки зрения аргументации, неудачны, многие факты в них поданы предвзято. Мы считаем необходимым подойти к исследованию проблем этого периода, показав истинные причины, которые обусловили антиколхозную борьбу крестьянства и духовенства.

На наш взгляд, анализ литературы показывает, что наиболее критическое, обличительное отношение к религии, церкви и духовенству отразилось в 20-30-е годы в работах С. А. Каменева, Ф. Н. Олещука, Е. М. Ярославского, Н. А. Бухарина, А. И. Клибанова, Л. Сутулова и других, посвященных рассмотрению культурных преобразований в городе и деревне (просвещение, образование, воспитание и т.д.). Например, Н. А. Бухарин в докладе на Втором съезде союза безбожников (июнь 1929 г.), «обосновывает» свой тезис, что «борьба с религией является одним из важных моментов культурной революции, которая в свою очередь является од- ной из составных частей социалистического строительства».

Обличительная «тональность» является и лейтмотивом в работах Г. Ножницкого, М. Чудновцева, И. Флерова, К. Дружницкой и других, доказывавших несовместимость религии и школы и устраняющих церковь от «культурных начинаний» в деревне. По их мнению, советская школа должна была воспитывать воинствующих материалистов. Им же вторит К. Н. Беркова в своих очерках, где в беглой и схематичной форме «предписывает» усиливать антирелигиозное воспитание в семье. Эту же линию продолжает в своей статье и А. Костицын, указывая на необходимость «освободить» женщин от религиозно-церковного влияния и воспитывать детей в атеистическом духе.³¹

Деятельность культурно-просветительных учреждений, библиотек, музеев, печати, кино, радио в период культурного преобразования деревни в плане преодоления «религиозных заблуждений» у крестьянства рассматривается в работах Ф. Н. Олещука, И. Я. Элиашевича, Ю. Когана, А. Я. Тарараева, В. Кандидова, Н. Шагурина, М. Кефала, М. Шамбадала, Е. Олютина и других. Однако эта литература носила методический характер, разъясняла и рекомендовала формы и методы антирелигиозной борьбы и пропаганды через школу, культпросветучреждения и т.п. По своей сути она не могла содержать сколько-нибудь глубокого анализа и выводов.

Идейно-организационное оформление в 1925 г. антирелигиозного движения в стране во всесоюзной организации «Союза безбожников» привело к появлению литературы, популяризовавшей ее, разъяснившей суть новой организации, ее цели, задачи и т.п. Об этом писали Ф. Олещук, А. Стахурский, М. Попов и другие. Значительное место в этой литературе заняло рассмотрение проблем организации антирелигиозной пропаганды (А. Трюханов, А. Костицын, Ф. Абрамов, В. Воробьева, И. Степанов и другие).³⁴ Например, Ф. Н. Олещук в шестнадцати небольших главах работы «В поход против бога»³⁵ сформулировал узловые организационно-тактические задачи бюрократического атеизма. Аналогичный стиль прослеживается и в «трудах» других авторов.

С началом коллективизации все больше усиливается антирелигиозная пропаганда в колхозах. Этой теме посвящены многие работы авторов 20-30-х годов. Е. Олютин, И. Князев, В. Шишаков, В. Л. Пименов, И. Игнатьев формулируют общие принципы и практические указания по работе колхозных ячеек «Союза воинствующих безбожников», подчеркивают необходимость массовой пропагандистской антирелигиозной работы среди крестьян-колхозников, формирования у них атеистического мировоззрения.³⁶

Советские историки в основном ориентировались на выполнение социального заказа обеспечения и оправдания сталинской политики «социалистического строительства» в деревне. У авторов 20-30-х годов в их работах бедна источниковая база, они прямолинейны, грубо примитивны. Из содержания их «трудов» назойливо лезет революционно-атеистическая непримиримость, выражавшаяся в тенденциоз- -14-ном названии самих книг, в грубых выпадах и вульгаризмах по отношению к религии, церкви, духовенству, в стремлении показать антинародную роль религиозных объединений и т.д. Неслучайно поэтому Н. А. Бердяев вслед за Г. П. Федотовым отмечает низкий интеллектуальный уровень советской религиоведческой литературы, ибо она «эстетически непереносима по своему стилю - это самый низкий род литературы в Советской России». Атмосфера подозрительности и недоверия к людям иных взглядов (религиозных), а также практика притеснений, гонений в отношении религии и церкви, отрицательно сказались на религиоведении, отечественной истории. Сама атеистическая агитация и пропаганда в 20-30-е годы велась однобоко. Она строилась на отрицании религии и церкви как явления пережиточного, «затуманивающего» сознание крестьянства, а потому мешающего формированию «правильного», по мнению коммунистических идеологов, материалистического мировоззрения, духовного мира крестьянина. В этой связи, проблема атеистической пропаганды, как мы думаем, нуждается в освещении с позиции аксиологии современных исторических подходов.

Другое направление в 20-30-е годы сформировали авторы эмигрантского религиоведения и истории. Они с позиции обличения атеизма писали о «богоборче- стве» в стране. Г. П. Федотов, касаясь положения православия в Советской России, отмечал низкий уровень большевистской эстетической культуры.³⁹ Протоиерей В. Зеньковский в статье «Окаменненное нечувствие»⁴⁰ подчеркивал пронизан-ность всей общественной жизни страны «богоборчеством», которое создало целую организацию агрессивного безбожия, что нашло отражение и в советской исторической литературе. С аналогичной точки зрения о «богоборчестве» говорил и Ф. Степун в статье «Бесы» и большевистская революция».⁴¹ В этих статьях с большой долей неприятия Советской России, с неоправданными эмоциональными «перехлестами» показывается новое мировоззрение, массовая культура, образ жизни.⁴² В конце 30-х - первой половине 50-х годов количество работ по изучаемой проблематике заметно сокращается. Издававшиеся работы не внесли ничего нового по сравнению с предшествовавшими. Книги этого периода писались в погромном стиле по отношению к религии и церкви. Это подтверждает анализ работ В. Олещука, И. Амосова, Б. Беляева, В. Клишко, А. Юрина и других.⁴³ Не учитыва- -15-лось изменение позиции церкви, ее переориентация в сторону лояльного отношения к светской власти, тогда как большинство авторов всю церковь и духовенство продолжали относить к лагерю контрреволюции. И. В. Сталин задавал вопрос: «Подавили ли мы реакционное духовенство?». И по обыкновению сам себе отвечал: «Да подавили. Беда только в том, что оно не вполне еще ликвидировано».⁴⁴ Для И. В. Сталина все духовенство было реакционным. Этот тезис и определял характер религиоведческой и исторической литературы. Авторы оказались совсем не способны к интеллектуально-познавательному творчеству, их установки исключительно эмоциональны (отсюда их «ругательная» тональность). По мысли одного из крупнейших эмигрантских философов Н. О. Лосского, «раболепие, очень характерное для советских авторов, боязнь отстать от генеральной линии партии, и стремление к тому, чтобы все, что ими говорится, было свидетельством их правоверности».⁴⁵ Научно-историческая ценность таких работ невелика, они страдали, помимо всего прочего, оторванностью от жизни, обилием цитат, декларативностью, узко политической направленностью.

После XX съезда КПСС усиливается теоретическое проникновение в сущность исторических, философских, идеологических, культурных, этических процессов на основе расширявшейся источниковой базы. Однако появившиеся исследования страдали той же претенциозностью, односторонностью, идеологической апологетикой, т. е. проникновение в суть причин исторических событий не отличалось теоретической глубиной. Например, Ф. Н. Олещук, А. В. Вещиков, подчеркивая важную мысль о коллективизации как переломной вехе для судеб религии и церкви в деревне, молчаливо обошли ее принудительный характер, репрессии против крестьянства и духовенства.⁴⁶ Взаимосвязь крестьянства и духовенства продолжала рассматриваться через призму классовой борьбы. Задавал тон и воинствующий атеизм.

Отличительной чертой исследований 70-х — начала 80-х годов являлось известное расширение региональных рамок, круга изучаемых проблем, введение в научный оборот новых источников богатых фактическим материалом. Однако работы Г. В. Воронцова, И. Д. Эйнгорна, Э. И. Лисавцева, А. И. Барменкова и других написаны с позиций партийно-идеологической односторонности в изображении взаимоотношений власти и церкви, они не показывали объективное положение религии, церкви, духовенства и верующих в 20-30-е годы.⁴⁷ Это было и невозможно, так как каждый исследователь должен был действовать в русле жестких партийных установок, что и как писать. И дело здесь не только в том, что авторы обходили «острые углы» в исследовании советской и партийной политики в период коллективизации, раскулачивания крестьянства, захватившего и духовенство. От них и не ждали творческих поисков. Публикации на эту тему под предлогом возможных «нежелательных» идеологических последствий долгое время оставались зоной, закрытой для взыскательной критики. Авторам трудов, действительно творческих и глубоких (Н. А. Ивницкий и другие)⁴⁸ приходилось выдерживать нелегкую борьбу с издателями и рецензентами. Инакомыслие рассматривалось как диссидентство или проявление идеологической диверсии. Любое отступление грозило остракизмом, которому подвергалось немалое число деятелей науки и культуры, часть из которых вынуждены были творить в эмиграции.

Со второй половины 80-х годов постепенно суживается сфера обличительного подхода к религии и церкви. Одновременно идет славословие в их адрес. Между тем объективный анализ требует от исследователя объективности, устранения крайностей и апологетики. Г. Г. Прошин в книге о русском монастыре⁴⁹ раскрывает мировоззренческую, социальную, идеологическую, духовно-нравственную и культурную роль монастырей, дает анализ средств, использовавшихся монастырями в проповеди религиозных идеалов и ценностей, показывает монастырь как хранителя религиозно-православных традиций, здоровый консерватизм которых нашел отражение в русском национальном самосознании, в хозяйственно-трудовой, семейно-бытовой и духовно-нравственной жизни крестьянства. Монастырь, как показал Г. Г. Прошин, сыграл выдающуюся роль в формировании этической и эстетической культуры крестьянства, его нравственных императивов в образе жизни, ее укладе. Однако выводы автора в целом критические по отношению к православию, церкви и духовенству.

Заметным явлением в формировании новых подходов стал выпуск книги «Русское православие: вехи истории», которая представляет собой значительный вклад в развитие отечественного религиоведения, гражданской и церковной исто- -17-рии. Авторы книги П. Н. Зырянов, Б. Г. Литвак, Г. С. Лялина, Я. Е. Водарский, А. И. Клибанов, Н. С. Гордиенко исследовали многие проблемы Русского православия. Положительным моментом являлось исследование землевладения церкви (основы ее материального положения). Важность этой работы проистекала из того, что работы дореволюционных авторов не давали полной картины. Однако эти исследования определили лишь первые шаги в изучении проблемы. Выводы Я. Е. Водарского явились концептуально важными для нас при рассмотрении материальных аспектов жизнедеятельности церкви и духовенства, их материального положения.⁵⁰

П. Н. Зырянов в этом же сборнике анализирует материальное положение монастырей, сельского духовенства, его доходов, различий и противоречий разных категорий церковной иерархии и рядового духовенства, а также некоторые этические положения, вытекающие из социальной доктрины церкви, например, осуждение некоторыми иерархами стяжание земных благ и т.д.⁵¹

Авторы сборника указали и на причины устойчивости традиций в быту деревни, укладе и образе жизни крестьянства, суть которых сводится к патриархальности, консервировавшей хозяйственно-трудовую, семейно-бытовую сферу деревенского бытия. По мнению П. Н. Зырянова, в Русском православии сильно укоренен консерватизм, так как оно жило «представлениями прошлых веков». Однако на исходе XIX — начала XX вв. Русская православная церковь начинает терять контроль над обществом. Медленно и незаметно в деревне разрушается былая (традиционно-консервативная) религиозность, начинается отход от церкви. Ее влияние в деревне слабеет, церковную паству поражает эрозия веры.⁵² Охлаждение к церкви отмечает и Б. Г. Литвак, что выразилось в несоблюдении исповеди, росте религи-озного индифферентизма и т.д. Б. Г. Литвак, Г. С. Лялина показали также некоторые аспекты светского развития образования, культуры и отношение к ним церкви, духовенства.⁵⁴

Н. С. Гордиенко, рассматривая положение церкви в советское время объясняет с объективных», как он полагает, позиций «богоборческую» политику новоус-тановленной власти, при этом подчеркивает, что «безбожные» кампании, практиковавшиеся в 20-е и начале 30-х годов, не были инспирированы «сверху». Они воз- -18-никли по его мнению, как живое творчество молодежи, в представлениях которой религия и церковь сливались с образом старого мира, свергнутого революцией. В качестве аргументов он ссылается на В. И. Ленина.⁵⁵ По представлениям Н. С. Гор-диенко, провозглашенный лозунг «борьба с религией - борьба за социализм»,⁵⁶ в корне противоречит марксистским идеям.⁵⁷ Антирелигиозная пропаганда в той мере, в которой она реализовывала этот лозунг (в смысле «добить» религию), себя дискредитировала.⁵⁸ Н. С. Гордиенко исследовал и многие другие проблемы Русского православия с обличительно-критических позиций.

Труды Г. Г. Прошина, А. И. Клибанова, П. Н. Зырянова, Б. Г. Литвака, Г. С. Лялиной, Я. Е. Водарского, Н. С. Гордиенко в сочетании скрупулезности в подборе фактов, их научного анализа, аргументированности выводов (хотя и не равнозначных в идеологическом смысле) становятся в ряд значительных явлений религиоведческой литературы, гражданской и церковной истории.

В сборнике «Малая Церковь. Настольная книга прихожанина»,⁵⁹ обосновывается догматическое содержание веры, ее традиционная укорененность в народном сознании в до- и послереволюционный период. Вера существовала, по мысли авторов, и в советское время в атмосфере гонений, секуляризма и утилитарной бездуховности, ибо она есть исконное свойство человеческого духа. В указанном сборнике отмечены особенности православной веры, «русской святости», откуда мы концептуально выводим наше понимание характерных черт народной веры русского крестьянства, его обрядовой стороны, роли молитвы, литургийной службы и т.д., в формировании нравственных императивов поведения крестьян в семейно-бытовой и хозяйственной жизни.

Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн (Снычев) в труде «Битва за Россию» с духовно-нравственных позиций на уровне историко-философской культуры раскрывает многие аспекты Русского православия. Он отмечает его характерную особенность - русскую соборность как осознание духовной общности народа. Разрушение религиозно-нравственного идеала явилось причиной бед и других «нестроений» в нашей истории.⁶⁰

Огромный духовный мир русской деревни невозможно представить без обращения к его «истокам», «началам», «вершинам». Это с достаточной научной глу- -19-биной показал А. И. Клибанов в своей книге «Духовная культура средневековой Руси». Он раскрыл многие аспекты внутреннего мира человека, его духовно-нравственное содержание, взаимосвязь, взаимовлияние, взаимодействие духовенства и крестьянства, отношение последнего к религии и церкви.⁶¹

М. М. Громыко в работе «Мир русской деревни», отметила связь народных трудовых (хозяйственных) традиций с православием. Она раскрыла характерные черты крестьянского милосердия, в основе которого лежала сострадательность и готовность подать милостыню. Такая закрепленная христианскими понятиями о милосердии традиция была присуща русским крестьянам и формировала нравственно-духовную сторону крестьянской души. В своей монографии М. М. Громыко пытается очистить представления о русской деревне от всякого наносного, ложного, хулительного, искажающего ее лицо. В этой связи важное значение имеет ее анализ уровня крестьянской культуры, в том числе религиозно-православных корней, что способствовало крестьянскому воцерковлению, которое означало не только восприятие православия во всех его проявлениях, но и активное начало в церковном поведении самих крестьян. Автор показала, что восприятие религии и церкви, отношение к ним крестьянства, религиозность были цельной, слитой с его укладом и образом жизни. Для большинства крестьян православная вера служила духовно-нравственной основой самого их существования.

Хочется подчеркнуть концептуально-важное значение исследовательской работы СВ. Кузнецова «Религиозно-нравственные основания русского земледельче-ского хозяйства». Автор показал, что именно духовной и культурной традицией, исторически сложившейся в русской деревне, явилась этика труда. Труд русского земледельца в морально-психологическом отношении был немыслим вне осознания ответственности перед Богом и исполнения Его заповедей по отношению к земле, твари и своему ближнему в процессе хозяйственной деятельности. Отсюда, по мнению автора, то трепетное отношение к земле, которое было характерно для русского крестьянина. Автор также отмечает, что в конце XIX — начале XX вв. усиливается процесс, известный отечественной литературе как раскрестьянивание (разрушение полунатурального крестьянского хозяйства, его вымывание под воздействием рыночных, социально-экономических процессов). Одним из факторов и -20-показателей раскрестьянивания было развитие отходничества, характернейшего явления и для тверской деревни. При этом происходила ломка традиционных, устоявшихся этических норм крестьянского мира, нередко сопровождавшаяся ростом пьянства, ослаблением семейных связей. Оставив земледельческий труд, насквозь проникнутый духом православия, вчерашний крестьянин выпадал из сферы действия своего прихода, лишался пастырской опеки, тем самым нарушались основы его бытия. Это во многом объясняет причины такого страшного бича деревни как пьянство и других «нестроений» как в до- так и в послереволюционное время.

В работах Н. А. Ивницкого 90-х годов⁶⁴ исследованы проблемы коллективизации и раскулачивания деревни, показаны причины гонений, преследований, репрессий по отношению к крестьянству, захвативших в этом процессе и духовенство. Выводы автора о том, что определяющим фактором обострения классовой борьбы в деревне в ходе сплошной коллективизации являлась антикрестьянская, антицерковная политика большевистской партии, советской власти и другие, явились важным и для формирования концептуальных оснований диссертации.

Во второй группе литературы, российская, в том числе эмигрантская религиозная, историко-философская и богословская мысль не остались в стороне от анализа процессов, происходивших в России, а затем в СССР. Н. Ф. Федоров, П. А. Флоренский, Н. А. Бердяев, В. В. Розанов, С. Н. Булгаков, Г. П. Федотов, В. В. Зеньковский, С. Л. Франк, Л. П. Карсавин, П. И. Новгородцев и другие, занимались интеллектуальным, моральным и религиозным переосмыслением прошлого, оценкой настоящего и прогнозированием будущего. Это была попытка, по мысли В. А. Кувакина, взглянуть на прошлое глазами прошлого с «территории» настоящего (первой половины XX в.).⁶⁵ В работах указанных авторов и отразился мировоззренческий итог общественного сознания определенных классов старой России, что нам представляется весьма важным. Они пытались в своих трудах показать процесс отражения в православии идеологического, идейного, историко-философского и религиозного наследия дореволюционной России. Итог их работы не лежит мертвым грузом за чертой настоящего, а входит в современную жизнь, в борьбу идей и идеалов. -21-Для сущностного понимания крестьянского бытия важнейшее значение имеет трудовая концепция православия. Протоиерей С. Булгаков, Н. А. Бердяев, Н. О. Лосский подвергли анализу взаимосвязь, взаимодействие религии и народного хозяйства, религии и труда.⁶⁶ При этом С. Булгаков указал на недостаточную изученность этой проблемы. Он также отметил важную роль культуры в формировании православного понимания труда. Отношение человека к миру и самому себе, по мысли С. Булгакова, должно быть творческим, но это тогда «когда человек на свой труд в мире налагает печать своего духа».

Значительное внимание в русской религиозной историко-философской и богословской мысли уделено культуре, что нашло свое отражение в работах А. Н. Карташева, В. В. Зеньковского, С. Н. Булгакова, С. Л. Франка, А. С. Изгоева и других.

Н. Ф. Федоров, раскрывая сущность православия, его нравственный базис, отметил укорененность в нем народной веры. Понятие православия и народной веры, как он полагает, тождественны и находит проявление ее в делах, молитвах.⁷⁰ О глубине народной веры писал отец Сергий Булгаков, в понимании которого народное мировоззрение и духовный уклад определяются христианской верой.⁷¹ О восприятии человеческой веры писали отец Павел Флоренский, В. В. Розанов и другие.⁷² С концептуальных позиций Русского православия, показывается важное значение иконы как духовно-нравственного восприятия народной молитвенной веры (отец Павел Флоренский), формирование русской святости (В. В. Розанов), молитвенное настроение верующих (отец Сергий Булгаков), создание эстетических пред-ставлений у верующих (Е. Н. Трубецкой).

В первое советское десятилетие за церковью, по мысли Г. П. Федотова, потянулся груз упаднического обскуратизма старой церковности, что осложнило адаптацию патриаршей церкви к условиям новой социально-политической, правовой и духовно-нравственной реальности. Церковь, порвавшая мучительно с кровной для нее традицией «православного царства», пыталась адаптироваться к советской действительности, новым правовым условиям существования. Этот процесс проходил трудно, по мнению Г. П. Федотова из-за того, что ядро церкви составляли люди консервативного православного склада, большинство из них не примирилось с па- -22-дением самодержавия. Они не делали различия между февралем и октябрем 1917 г. и надеялись, что церковь объединит все силы для активной борьбы с революцией и спасет Россию. Но церковь не пошла этим путем, она решительно вышла из политической борьбы. Коллизии государственно-правовых отношений власти и церкви в послереволюционный период отразили в своих работах Г. П. Федотов, Н. А. Бердяев, В. С. Шульгин, С. П. Карсавин, Б. П. Вышеславцев и другие.⁷⁴

О политической переориентации церкви в сторону лояльного отношения к советской власти, о позиции аполитичности церкви писали многие авторы, видя в том (новом церковном курсе Московской патриархии) заслугу Святейшего Патриарха Тихона, его сподвижников - митрополитов Сергия (будущего патриарха), Серафима (ставшего управляющим Тверской епархией) и других. Эти сюжеты нашли отражение в работах Г. П. Федотова, Е. Н. Трубецкого, митрополита Елевферия (Богоявленского) и других.⁷⁵

Отмечая положение церкви в Советской России 20-30-х годов, Г. П. Федотов указывает, что «продолжалось очищение Церкви кровью мучеников и аскетическим пребыванием во внутренней пустыне», карательные органы «вытянули из Церкви последние старорежимные соки ...», при этом он пишет, что в церковь усилился приток «нового слоя» (из «бывших»), потерявших связь с привычным обще-ственным укладом. Для них церковь была «единственным прибежищем».

Однако отношения церкви и власти далеко не изучены, и потому эти проблемы мы постарались исследовать в нашей работе.

В начале XX в. церковь переживала «нестроение», «церковную смуту». Этой проблеме посвящены работы Б. В.Титлинова, А. В. Карташева, В.А.Алексеева, священника Георгия Митрофанова и других.⁷⁷

Исследуемому нами периоду русской истории значительное внимание уделялось и за рубежом. Между тем, большинство работ русских эмигрантов при всей их документальности, чаще всего субъективны, пристрастны, порой тенденциозны и обычно затрагивают ограниченный круг вопросов какого-то конкретного периода времени. Оценивая работы, вышедшие на Западе по нашей теме, сошлемся на канадского проф. Д. В. Поспеловского, известного за рубежом автора исследований по истории Русской православной церкви. Он утверждает, что даже новейший -23-эмигрант А. Э. Левитин-Краснов не избежал субъективизма в оценках церковной истории.⁷⁸ Не избежали этих недостатков и работы М. Приходько, Н. П. Струве и

Другие.

В третьей группе литературы, - зарубежной, - также отражены некоторые проблемы, поставленные в диссертации. Однако, западные авторы, по мнению Д. В. Поспеловского, были озабочены не столько строгим отношением к фактологии, сколько желанием обратить внимание западного читателя на страдания верующих.⁸⁰ Ряд авторов, плохо знающих гражданскую и церковную историю России, допускают ошибки в суждениях и сравнениях, проявляя неспособность понять органические церковные процессы, внутреннюю (мистическую) жизнь церкви. Священник П. Ф. Штенцель писал с позиций осуждения церковной политики большевиков А. Макерман, И. Фролерг и С. Бергоф писали в аспекте критики государственно-церковных отношений.⁸¹ Разоблачению «плана ликвидации религии в СССР», деятельности союза безбожников посвятили свои работы К. Альгермиссен, П. Андерсон, У. Флетчер и другие.⁸²

В последующие годы выходит ряд публикаций, в которых делается попытка показать положение религии, церкви в Советской России. Некоторые аспекты, раскрывающие положение духовенства, верующих нашли отражение в работах В. Коларза, К. Онаш.⁸³

Историю Русской православной церкви изучал также, Р. Росслер, который в отличие от других авторов пытался быть объективным. Он верно отметил трагическое и угнетенное положение церкви, гонения и преследования духовенства.⁸⁴ Е. Байхлер исследует путь формирования советской антирелигиозной политики, характер отношений государства и церкви.⁸⁵

Изданная в конце 80-х - 90-е годы на Западе историческая литература, раскрывающая положение религии, церкви, духовенства и верующих в СССР, концептуально мало изменилась, по сравнению с ранее опубликованной. Например, Г. Штриккер в своих работах,¹¹³ довольно верно описывая религиозную ситуацию 20-30-х годов в Советском Союзе, акцентирует внимание на том обстоятельстве, что большевики соединили свою борьбу за власть и уничтожение старого строя с борьбой против православной церкви как своего идеологического противника. Од- -24-нако, заметим, что большевики, хотя и вели антирелигиозную борьбу, но она для них не имела самостоятельного значения, как пытается уверить Г. Штриккер. Он в целом негативно относится и не приемлет советскую действительность.⁸⁶

Советскому периоду истории Русской православной церкви посвящена работа Л. Регельсона «Трагедия Русской Церкви 1917-1945».⁸⁷ В первой части своей книги он с авторских позиций рассматривает узловые моменты русской церковной истории 1917-1945 гг. Вторая часть посвящена истории Русской церкви этого же периода в документах. Он полагает, что «курс на уничтожение Церкви..., неуклонно проводился с ноября 1917 г. вплоть до Великой Отечественной войны» и в этой связи будто существовала некая «программа уничтожения Церкви». С самого начала установления новой власти среди иерархии и приходского духовенства возникло, по мнению Л. Регельсона, «духовное предубеждение против новой государственной идеологии».⁸⁸ Для понимания концепции Л. Регельсона, по нашему мнению, важно то, что его история есть преимущественно история русского епископата в послереволюционный период: в книге очень мало данных о жизни и взглядах рядового духовенства и приходских общин и т.п.

Работы известного за рубежом автора фундаментальных исследований по истории Русской православной церкви канадского ученого проф. Д. В. Поспеловского содержат значительный фактический материал, показывающий трагическую историю Русской церкви после 1917 г., судьбы ее иерархов.⁸⁹

Следует заметить, что работы зарубежных авторов проникнуты идеологемами неприятия всей истории советского народа. Они страдают тенденциозностью, предвзятостью. Вызывает недоверие и сомнительная статистика, слабо подтверждаемая документально, особенно когда речь идет о количественных фактах гонений, репрессий по отношению к духовенству, верующим. Даже работы Г. Штрик-кера, Л. Регельсона, Д. В. Поспеловского страдают отмеченными недостатками. Немного с научной точки зрения стоят рассуждения Д. В. Поспеловского о том, будто церкви и приходы закрывались «бродячими бандами вооруженных матросов и дезертиров, именовавших себя большевиками».⁹⁰ Д. В. Поспеловскому, как мы полагаем, изменил такт ученого в угоду распаленному идеологическому гневу и политическому неприятию всего советского. При этом он, как и другие авторы, не -25-стесняется заявлять о своем стремлении освещать гражданскую и церковную историю СССР, России с «объективных позиций».

Особо следует сказать об историографической изученности проблемы тверскими историками. В 20-е годы здесь также выходили брошюры пропагандистского содержания, не оставившего историографического следа.

Работы тверских историков, составляющие четвертую группу литературы, -позволяют выявить общий фон социально-экономического пространства и базу для исследования нашей темы. При этом следует указать, что тверские историки не ставили задачу изучения места и роли религии и церкви в крестьянском жизнеустройстве и жизнедеятельности, отношений власти и церкви, региональных коллизий «церковной смуты», взаимодействия духовенства и крестьянства в историческом процессе социально-экономических и культурных преобразований 20-30-х годов.

Исследования отдельных проблем истории крестьянской религиозности и духовенства, их быта, культуры начались с конца 40-х годов. В 50-е - начале 60-х годов появляются статьи, краеведческие очерки, публикации документов. Раскрывая духовно-нравственный мир тверской деревни, Л. А. Анохина и М. Н. Шмелева отметили характерную черту приходской жизни крестьянского «мира», заключавшуюся в заботе о религиозности, т. е. о православно-молитвенном состоянии души и нравственности прихожан. Они также подвергли анализу религиозно-культовую сторону жизни тверской деревни, где на примерах живой действительности прошлого, показали укорененность религиозных православных обрядов, обычаев и т.д., формировавших традиционную сферу крестьянской деятельности, тесной взаимной связи ее с церковно-приходской деятельностью духовенства, консервативно сохранявшейся и в советский период истории тверского села.⁹¹

Положительный опыт изучения культуры, быта, религиозности тверского крестьянства на примере Молдинского микрорайона связан с выходом в 1968 г. коллективной монографии, подготовленной под руководством профессора В. Г. Карцева «Опыт историко-социологического изучения села».⁹² Анализируется бытовая культура дореволюционного и советского крестьянства, проблема воспитания крестьянских поколений, культурная революция. Религиозность крестьянства и отношение к духовенству, к сожалению, преподносится с позиций воинствующего ате- - 26 -изма. Иного и не могло быть. Однако фактические данные, приведенные в книге, сегодня заставляют по-иному посмотреть на проблему. Можно обращаться и к богатому экспедиционному материалу этой книги, хранящемуся в Государственном архиве Тверской области, введение в научный оборот в 60-е годы было просто невозможно.

Исследователи истории тверской деревни И. Г. Толок и Р. Т. Богомолова в г- 93 своей работе показали отношение крестьян к религии, церкви, духовенству, характерную для них «приверженность ко храму», т. е. религиозность. По представлению авторов, именно в Русском православии лежит корневая основа нравственности крестьян. «Клир» и «мир» — два взаимосвязанные звена, составившие «церковный народ». Во взаимосвязи, взаимодействии, взаимовлиянии духовенства и крестьянства авторы видят те устои, которые обеспечивали жизнеспособность, жизнеутвержденность и жизнедеятельность крестьянского мира. Однако эти сюжеты показаны фрагментарно, так как не являются основной темой их работы.

С критических позиций советского религиоведения, положение церкви и духовенства в Тверском крае, фрагментарно раскрывает работа ржевского краеведа Н. М. Вишнякова. Ценность его работы, на наш взгляд, проявилась больше во включении в книгу историко-документальных фактов, свидетельств религиозно-церковной истории Верхневолжской земли.⁹⁴

Некоторые аспекты положения причта, его социального положения, приходской деятельности, в том числе и на ниве церковного просвещения, мы находим в небольшом фрагменте работы удомельского краеведа Н. А. Архангельского.⁹⁵

Уровень и полнота историографической разработанности проблем социально-экономического развития Тверского Верхневолжья в 20-30-е годы показаны в работах Н. В. Ефременкова, Г.С.Сергеева, И. Д. Корзуна, И. Г. Серегиной, В. А. Смирнова и других.⁹⁶ Наиболее полно социально-экономическая история тверского края и губерний Центра России представлена в трудах Г. С. Сергеева, которые дают широкую панораму жизни деревни 20-30-х годов.

Проведенный историографический обзор показывает необходимость рассмотрения в едином социально-культурном и духовном аспекте всех социальных слоев, классов тверской деревни, в том числе духовенства, которое было связано много- -27-вековыми узами совместной жизнедеятельности с крестьянством. В этом мы видим новизну нашего подхода к решению поставленной проблемы, так как без учета факторов взаимодействия, взаимовлияния духовенства и крестьянства в 20-30-е годы не будет полной отечественной гражданской и церковной истории, истории Тверского края.

Состояние историографии показывает, что не изучена вся плоскость проблем, анализируемых в диссертации. В первую очередь, это религиозно-нравственная и социальная связь духовенства и крестьянства, которая, несмотря на идеолого-атеистическое давление советского государства, не прерывалась в 20-30-е годы. Во-вторых, социальные и нравственные составляющие, обуславливающие сохранение православных ценностей во всех сферах жизни и крестьянского быта. В-третьих, правовые основы государственно-церковных отношений, обеспечивающие существование церкви как института, ее приспособления к новым политическим и идеологическим реалиям. В-четвертых, влияние на позиции церкви и верующих «нестроения», обновленчества, раскола, нестабильности в условиях государственного атеизма. В-пятых, влияние коллективизации как нового «черного передела», государственного обобществления, культурной революции на духовно-нравственные, материальные устои существования церкви, духовенства, крестьянства. В-шестых, борьба духовенства, верующего крестьянства за сохранение религии, церкви, православных, духовных и культурных ценностей русской деревни. В-седьмых, историческое и теоретическое переосмысление рассматриваемых проблем с позиций объективности и исторической правды, искоренение атеистических представлений о церкви как контрреволюционной силы деревни, мракобесия и невежества.

Цель исследования: комплексно изучить общественно-исторические, социально-правовые, хозяйственно-трудовые, культурно-идеологические, духовно-нравственные отношения и условия существования в тверской деревне религии и церкви, духовенства и крестьянства во взаимообусловленности социальных связей в 20-30-е годы. - 28 -В соответствии с целью диссертационного исследования нами поставлены следующие задачи: определить место и роль Русского православия в жизнеустройстве и жизнедеятельности крестьян, выявить православные ценности, которые послужили формирующей основой духовно-нравственных, трудовых, се-мейно-бытовых устоев тверской деревни; рассмотреть государственно-правовую политику советской власти по отношению к религии, церкви, духовенству, верующему крестьянству и показать те неблагоприятные условия, которые она создала для их существования, образа жизни, морали, нравственности; проанализировать внутрицерковное положение, показать борьбу церкви с «расколами» за свое единство и обусловленные этим трудности и поиски церковным руководством путей подхода к верующим крестьянам и сосуществования с советской властью; раскрыть взаимосвязь и взаимозависимость крестьянства и духовенства в драме коллективизации, показать политику администрирования, репрессий, гонений на церковь, духовенство, верующих при организации колхозов; проанализировать противоречивый характер культурного процесса в деревне, его негативные аспекты с началом нового общественного переустройства на антирелигиозной основе; рассмотреть характер антирелигиозной агитации и пропаганды, ее становление и развитие как условий для утверждения коммунистической идеологии в мировоззренческой ориентации крестьянства на основе государственного атеизма.

Поэтому необходимо, на наш взгляд, рассматривать отношение крестьянства к религии, церкви и духовенству в их взаимодействии, взаимовлиянии. Таково наше концептуально-историческое видение проблемы, на основе чего сформирована и сама методология исследования.

В проводимом исследовании мы базируемся на общеметодологических принципах научности и объективности, на сочетании логического и исторического в -29-системно-структурном анализе, синтезе и обобщении общественно-исторической практики.

Общеметодологический подход позволяет осуществить наиболее полную, с нашей точки зрения, теоретическую реконструкцию объекта исследования. Этот метод познания историко-философских процессов помог выяснить теоретическую сущность основных проблем поставленных в работе.

Исторический метод дает возможность воспроизвести (реконструировать) не только сам исторический процесс, но и его конкретные этапы, специфические формы развития. В рамках чистой логики объяснить особенности развития религии, ее «встроенность» в человеческую жизнедеятельность, путем имманентного анализа не вполне возможно. Лишь выявив объективные основания взаимодействия материальных, духовно-религиозных факторов, можно объяснить своеобразные формы проявления исторических процессов, событий, явлений. Исторический метод обеспечивает познание объекта исследования в его становлении и развитии, в органической связи с породившими его условиями.

При интерпретации фактов возможны разные исходы, исторический плюрализм, однако надо иметь ввиду возможную ошибку при установлении разногласий. В сущности приемы исторического анализа одинаковы, различие в вере. «У одного вера - в законы дольнего, а у другого - законы горнего», - указывает отец Павел Флоренский. В методологическом аспекте сходные мысли высказали Н. Ф. Федоров, митрополит Иоанн (Снычев).⁹⁹ И согласно вере своей, каждый говорит, раскрывая в объективных по виду приемах доказательств свои представления («чаяния своего сердца»). «Где сокровище ваше, там и сердце ваше будет (Марк. 6.21; Лук. 12.31), где оно полагается, туда устремляется, «ориентируется» все существо. И потому доводы исторической критики еще не значат, что они основательны.

На основе историзма автор стремится реконструировать, интерпретировать и объяснить православие, историю жизнедеятельности церкви (в земной, «мирской» ее ипостаси), духовенства и крестьянства, стараясь преодолеть старые, традиционные для советского религиоведения догмы и идиологемы, т. е. освободиться от привычного разоблачительного и обличительного отношения к религии, церкви и ее пасомых в церковной ограде.

При этом мы старались исходить из методологического принципа совпадения исторического и логического в познании, что позволило не только копировать в движении понятий основное содержание исторического процесса освоения крестьянством духовно-нравственного содержания православия, его отношения к нему, но и теоретически воссоздать неизвестное на основе известного. Диалектика совпадения исторического и логического в процессе познания дает методологический ключ к решению проблемы реконструкции исторических событий, явлений крестьянской жизни на религиозно-церковном базисе. Мы стремились использовать практику исторического подхода, используемую в отечественной гражданской и церковной истории. В этом проявляется новизна нашего подхода. Нами делается попытка расширить «методологическое поле», привлекая для исследования научные достижения старой, русской, в том числе эмигрантской, историко-философской и богословской мысли, что расширяет объем и содержание представлений о гражданской и церковной истории с точки зрения научного плюрализма.

В своем исследовании мы старались избегать партийно-классовой односторонности, рассматривая факты, явления, события в многомерном историческом пространстве, с учетом всех социальных категорий крестьянства и духовенства, не смещая акцентов в сторону обличения кого-либо из них, искажения исторической правды. Классовый и партийный подход, напротив, детерминирует предвзятость, коньюктурщину, граничат с объективизмом и субъективизмом, апологетикой фактов, не терпит инакомыслия.

Научная новизна работы заключается и в том, что данная диссертация является одним из первых региональных исследований в посткоммунистической отечественной историографии, посвященных специальному научному анализу проблемы взаимоотношения крестьянства и духовенства, религии и церкви в переломный период истории российского общества, связанной с подготовкой и осуществлением насильственной атеизации крестьянства, исключения религии и церкви из их быта, сознания, трудовой жизнедеятельности. В обработке статистического материала нами использован количественный анализ, применяемый в социологическом исследовании. По этой модели построено большинство таблиц «Приложения» и в значительной мере статистические данные диссертации.

Научность и новизна нашей работы заключается в том, что нам удалось собрать значительное количество статистических материалов из архивных документов, разбросанных по множеству нецерковных (светских) фондов, обобщить и ввести их в научный оборот.

В своей работе мы «заглядывали» и в историю дооктябрьскую, полагая увидеть там, как завязывались узлы исторических коллизий, противоречий и т.д., для уяснения, осмысления, понимания уже истории советского времени. Не осмыслив должным образом историческое прошлое, нельзя правильно понять будущее.

Источниковую базу диссертационного исследования составляют документальные материалы пяти архивов: Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского государственного архива экономики (РГАЭ), Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Государственного архива Тверской области (ГАТО), Тверского центра документации новейшей истории (ТЦДНИ). В общей сложности исследованы материалы 51 фонда, 605 дел, которые мы делим на компоненты по признакам функциональной принадлежности к государственным, партийным, церковным, антирелигиозным учреждениям. Даем видовую группировку источников по проблемам: документация официальная, церковная, делопроизводство, статистика, периодика. В таком делении архивно-документальных материалов соблюдается примат целостности над ее составляющими частями, сохраняется принцип системно-структурной субординации и координации документов по их атрибутивным свойствам, территориальному охвату социально-экономических, политико-правовых, культурно-идеологических, религиозно-церковных, атеистических процессов, явлений, событий, фактов, отражающих историю страны и ее регионов в 20-30-е годы.

В Г АРФ мы выделяем две части фондов. В первой из них изучены документы Всесоюзного Центрального Исполнительного Комитета Советов (ВЦИК), Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР и РСФСР, Народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции (РКИ), Всесоюзной избирательной комиссии, Колхозцен-тра СССР и РСФСР. Они раскрывают сущность экономической, политической, социальной, правовой, культурной политики советской власти; показывают отношение государства к церкви, законодательное сужение правового пространства ее -32-деятельности; дают сведения об антисоветской, антиколхозной борьбе кулачества и церковников (духовенства и мирян). Эти документы, обладая обобщающим характером анализа, историческую действительность отражают однобоко, не указывают на государственно-правовое насилие по отношению к церкви, духовенству, верующим; религия в них представлена пережиточным явлением прошлой эпохи, препятствием на пути к социализму.

Вторую часть источников представляют фонды Постоянной комиссии при Президиуме ВЦИК СССР по делам религиозных культов, Центрального совета Союза воинствующих безбожников (ЦС СВБ). В делах Постоянной комиссии прослеживается нарастание с конца 20-х годов административных мер по закрытию церквей, приходских общин, произвол по отношению к духовенству со стороны местной власти. Документы позволяют сделать вывод о том, что в стране не соблюдалась элементарная законность.

О практической работе по вытеснению религии и церкви из крестьянского обихода можно судить изучив архивные дела фонда «Союза безбожников». Документы СВБ дают возможность для анализа, обобщения и вывода об антирелигиозном движении, увидеть всю динамику развития агрессивности воинствующего «бо-гоборничества» на общесоюзном уровне.

Заметную часть источников составили документы РГАСПИ. Важнейшее место среди них в диссертационном исследовании заняли дела Антирелигиозной (антицерковной) комиссии Агиационно-пропагандистского отдела (АПО) ЦК РКП (б). Изученные документы свидетельствуют о внедрении «безбожия» в планы работы всех советских, партийных, карательных, хозяйственных, политико-просветительных, культурно-массовых организаций и учреждений, о всеохватном вовлечении в антирелигиозную деятельность широких масс трудящихся города и деревни.

В нашем исследовании выделены документы Всесоюзного партийного совещания в ЦК ВКП (б) от 27 апреля 1926 г., на котором была выработана стратегия антирелигиозной деятельности в стране. Совещание, определив религию как «контрреволюционную силу» тормозящую социалистические преобразования, указало и главные направления, формы, методы, содержание борьбы с Русской православной церковью в 20-е и последующие годы.

В фонде РГАЭ нами изучены дела «Народного комиссариата земледелия РСФСР» (Наркомзема РСФСР), характеризующие становление и развитие кооперативного движения в стране. В этом фонде мы выделили и исследовали те дела, которые дают представление о динамике, количественных и других показателях отходничества, кооперации в Тверском крае в первое советское десятилетие. Результат изучения этого фонда нашел отражение в диссертации.

Таким образом, документы ГАРФ, РГАСПИ, РГАЭ позволяют воссоздать историческую ситуацию 20-30-х годов, политику советской власти и партии большевиков по отношению к религии, церкви, увидеть взаимосвязь духовенства и крестьянства в отстаивании своих материально-хозяйственных интересов, социально-политических прав.

Местные архивы составляют важнейшую группу источников. В ГАТО фонды губисполкома, РКИ, административного отдела губисполкома, земельного управления, профсоюза, колхозсоюза, прокуратуры и суда, отделов народного образования, позволяют из разных архивных дел сложить общую картину о политике органов власти, учреждений и организаций по отношению к духовенству, разным социальным слоям и группам деревни. Так, дела фондов РКИ раскрывают прежде всего правовую деятельность государственных учреждений и организаций. Из документов губернской прокуратуры и суда, ОГПУ видно, что социально-экономическая, классово-политическая ситуация в деревне была гораздо сложнее, драматичнее нежели это показывали официальные власти. Этот аспект нашел отражение в диссертации. Из фонда губернской РКИ мы выделяем «Стенограмму XVI губсъезда Советов», давшую значительный материал для раскрытия проблем нашей работы.

Следующую подгруппу документов составляют фонды окружных исполкомов, их административных отделов, контрольных комиссий, ОГПУ-НКВД. Материалы сельсоветов, как часть из них, показывают действия местной власти по принуждению крестьян вступать в колхозы. Дела райисполкомов, как часть документов, дают сведения о раскулачивании зажиточного крестьянства и духовенства. Однако сведения о духовенстве малочисленны, их собирать приходилось буквально по крупицам, чтобы воссоздать динамику его участия в борьбе против коллективизации, антицерковной политики властей.

Заметную подгруппу материалов представляют документы фондов местных отделов народного образования, они позволили представить процесс культурных преобразований в Верхневолжском регионе. Обобщение этих документальных материалов приводит к выводу, что атеизм становится агрессивным, нетерпимым по отношению к православию, духовенству и верующим в деревне. Эту тенденцию в культурном строительстве на селе мы старались раскрыть в своем исследовании.

В делах фондов ГАТО содержатся документы о деятельности «Союза безбожников», которые послужили источником в нашем исследовании антирелигиозной деятельности в Тверском крае. В этих материалах содержатся сведения, свидетельствующие о насильственном внедрении атеизма в сознание крестьянства. Они дали возможность определить количественный состав участников антирелигиозного движения в деревне.

Для исследования диссертационной проблематики важным источником послужил фонд «Епархиального Совета», дела которого позволили охарактеризовать монастырскую хозяйственную деятельность в период после октябрьской революции и первые годы нэпа.

Значительную группу источников, которую мы изучили, составляют документы ТЦДНИ. Они дали в нашей работе основу не только для критического анализа деятельности партийных органов, но и подробно осветить их работу в деревне. Документы губкома, окружкомов, укомов (райкомов) позволили проследить динамику социально-экономических и политических процессов 20-30-х годов в тверской деревне, получить сведения о массовых антиколхозных, антисоветских выступлениях крестьянства и духовенства. Из анализа документов возникает широкая панорама социально-политической и хозяйственно-экономической ситуации в деревне: недовольство кулацко-зажиточного крестьянства и духовенства государственным насилием в ходе коллективизации, сопровождавшейся закрытием церквей, снятием колоколов и запрещением колокольного звона, преследованием священно- и церковнослужителей.

Документы окружных и районных фондов позволяют представить в нашей работе ситуацию в тверской деревне конца 20-х - начала 30-х годов, которая сви- -35-детельствовала о терроре со стороны непримиримого к советской власти кулачества против деревенского актива.

Среди материалов в фондах окружных комитетов ВКП (б) содержится группа ранее секретных документов ОГПУ. Их изучение и анализ позволил в диссертационной работе отразить настроение основной массы крестьянства, его выжидающее, недоверчивое и негативное отношение к коллективизации. Исследуя эти документы, нам удалось определить и использовать в своей работе количественные параметры о деятельности ОГПУ, прокуратуры и суда: число арестов, осуждений по статьям УК РСФСР, социальный состав, данные о массовом закрытии церквей с нарушением юридических норм, т. е. без правового обоснования. Это позволило дать количественную характеристику государственного насилия по отношению к крестьянству и духовенству.

Изученные материалы фондов уездных (районных) комитетов ВКП (б) дают возможность для обобщений и выводов о культурной политике, формировании духовно-нравственной атмосферы, религиозных настроениях в деревне.

Таким образом, изученный и проанализированный архивно-документальный материал позволяет воссоздать целостную духовную и трудовую жизнь тверской деревни, прийти к выводу о том, что основным средством политики советской власти и партии большевиков являлось подавление, а затем и ликвидация духовенства и кулачества как социальных слоев в системе складывавшихся общественных отношений 20-30-х годов в деревне, насильственное навязывание крестьянству таких хозяйственно-экономических, социально-политических, культурно-этических, идеологических, правовых преобразований, которые зачастую меняли корневые основы вековым опытом сформированные православно-традиционные, духовно-нравственные, этико-трудовые устои жизни и взамен внедрялись социально-коммунистические утопии в духовный и практический обиход деревни.

Многие архивные документы вводятся в научный оборот впервые. Большинство материалов и документов местных архивов по исследуемой проблематике мало систематизированы, разбросаны по разным фондам. Многие фонды целиком или частично пострадали в годы Великой Отечественной войны (особенно уездные, волостные, районные). Это значительно осложнило исследование проблемы.

Важным источником послужили документы советских, партийных органов власти. Первым структурным компонентом документов являются Декреты советской власти, конституционные акты, собрания узаконений и распоряжений правительства, постановления ЦИК и СНК СССР и РСФСР, президиума ЦИК СССР, которые дают возможность показать в нашей работе правовые основы, на которых строились отношения государства и церкви, религиозно-приходская и епархиальная жизнь духовенства и верующих.

Информационные сводки административного отдела ВЦИК и отдела печати СНК СССР и СТО, Колхозцентра СССР и РСФСР, выступления, речи государственных и партийных деятелей позволяют в исследовании осветить положение в стране: о политической дифференциации и обострении классовой борьбы в деревне, вызванных перегибами и насилием в коллективизации, раскулачивании, в том числе и духовенства; раскрывают настроения крестьян, их недовольство хозяйственными мероприятиями советской власти, отмечают широкий размах антисоветской агитации и пропаганды индивидуальной, групповой и массовой кулачества и духовенства направленной против политики советской власти, ущемлявшей их кровные интересы.

Одновременно в этих материалах содержится ряд постановлений, распоряжений законодательного свойства, которые обосновывают государственное насилие по отношению к зажиточному крестьянству, духовенству, придавая им законный вид. Так, «Собрание законов и распоряжений рабоче-крестьянского правительства» постулировали нарушение элементарных норм защиты прав человека. Репрессии по отношению к крестьянству и духовенству, подкрепленные законодательством от имени народа, попирали главные права человека - на жизнь и кусок хлеба.

Вторым компонентом источников является группа партийных документов и материалов съездов, конференций, пленумов, их постановлений, резолюций, обращений ЦК ВКП (б) к низовому партзвену, совещаний, писем ЦК (многие из них ранее не публиковались) и другие.

В них можно проследить партийную политику по отношению к Русской православной церкви, которая носила императивный характер для низового партийного звена и служила идеологической основой формирования мировоззренческих ус- -37-тановок крестьянства, всей политикопросветительной и культурно-массовой работы в деревне.

Структурным элементом источников являются местные партийные документы. Материалы партконференций, пленумов, постановлений, резолюций, отчетов, совещаний, информационных сводок Тверского губкома, Московского, Западного обкомов, окружных, уездных (районных) комитетов и контрольных комиссий ВКП (б) дают возможность для анализа региональной политики по практической реализации установок ЦК и ЦКК ВКП (б) по вопросу социально-экономического и культурного строительства на селе, атеистической пропаганды. Из них мы узнаем о государственной политике правящей партии, формах и методах реализации задач по проведению хлебозаготовок, коллективизации, отношении к крестьянству и духовенству.

Комплекс документов советских и партийных органов власти позволяет изучить положение религии, церкви и духовенства, в том числе и количественные параметры, дать представление о церковной политике местных властей и т.д., о деятельности союза воинствующих безбожников, формах, методах антирелигиозной пропаганды в насаждении воинствующего атеизма.

Значительную часть источников представляет центральная и местная печать, содержащая фактический материал по нашей проблематике. Общесоюзные советские, партийные, атеистические журналы «Антирелигиозник», «Революция и церковь», «Коммунистическое просвещение» и другие, газеты «Известия», «Правда», «Крестьянская газета» и другие дали для нашего исследования обширные и подробные сведения о политике советских и партийных органов власти по отношению к церкви, об участии зажиточно-кулацких слоев крестьянства и духовенства в антисоветской и антиколхозной борьбе в деревне, о неразрывной связи между «миром» и «клиром», о фактах кулацкого террора, формах, методах, содержании религиозно-церковной проповеднической деятельности.

Местная печать, журналы «Тверской край», «Эхо Тверской кооперации», «Спутник агитатора», «По ленинскому пути» и другие, газеты «Тверская деревня», «Тверская правда», издававшиеся в губернском центре, а также газеты, издававшиеся в Бежецком, Вышневолоцком, Кимрском, Осташковском и других уездах, -38-дали для исследования не только многообразные сведения, факты о практической жизни деревни 20-30-х годов, но и возможность осмыслить и понять социально-психологическую настроенность людей, мотивы и эмоциональные проявления их поведения, классово-политические страсти кипевшие в деревне той поры. При всей своей эмоциональной окрашенности и тенденциозности этот источник незаменим для анализа деревенских настроений.

В исследовании использованы статистические материалы. Это сборники, справочники, бюллетени центрального и местного уровней, дающие возможность количественно изучить изменение качественной определенности движения самых разных явлений социально-экономической и культурной жизни страны, в том числе Тверского Верхневолжья.

Важным источником по истории Русского православия, деятельности церкви и духовенства в дооктябрьское время и первые годы советской власти служат церковные материалы. Отдельную группу документов составляют материалы Поместных Соборов Русской Православной Церкви (1917-1918 и 1988 гг.), постановления, определения Священного Синода. Они послужили определенным аксиологическим ориентиром в подходах к церковной истории. Следующую группу источников представляют послания, обращения, письма и другие документы Патриархов Тихона, Сергия, Пимена, труды архипастырей и пастырей, — митрополитов Евлогия (Георгиевского), Елевфтерия (Богоявленского), Иоанна (Снычева), Кирилла (Гун-дяева), иеромонаха Дамаскина (Орловского), священника Георгия Митрофанова и других¹⁰⁰, которые дают оценки религии, церкви и духовенства в послереволюционное время; их государственно-правовое положение, отношение к власти и церкви; понимание причин и характера «церковного нестроения», «расколов», «смут», осмысление насколько драматично проходила адаптация церкви, духовенства к новой социальной реальности, сложность выбора Московской патриархией правильного церковного курса в условиях советской действительности.

Состояние религии, церкви, положение духовенства, их место, роль и значение в жизни крестьянства, воцерковление его в православности, в приходской, хозяйственной, семейно-бытовой и других сферах жизнеустройства и жизнедеятельности раскрывают труды церковных авторов П. Светлова, Б. В. Титлинова, -39-А. В. Карташева, И. А. Стратонова, В. Вострышева и других,¹⁰¹ которые нами использованы как источники.

Важнейшей частью источников послужили документы и материалы Тверской епархии, ее иерархов, клириков и мирян. Они отражают на епархиальном уровне те процессы, которые имели место в России, в синодальный и патриарший период гражданской и церковной истории; раскрывают место и роль религии и церкви в формировании православных основ в приходской, хозяйственной, семейно-бытовой, культурной жизнедеятельности крестьянства.

Количественное состояние, материальное положение церкви и духовенства документально отражено в дореволюционных епархиальных статистических сбор- никах, списке церквей и монастырей, отчете о церковных школах и т.д. Именно эти материалы послужили основой для анализа и синтеза, обобщения количественных изменений религиозно-церковного комплекса в Тверском Верхневолжье.

В церковных источниках есть часть материалов, которая в определенной мере показывает обновленчество. Резолюции, послания, обращения Собора 1923 г. раскрывают отношение к «социальной революции», советской власти, патриаршей церкви, показывают разные направления, группы в самом обновленческом движении, формы и методы проповеднической деятельности духовенства и распространенность ее в Тверской епархии в 20-е годы.

Реальные факты истории религии и церкви, взаимосвязи, взаимодействия духовенства и крестьянства раскрывает общественно-религиозная и церковная печать, это «Журнал Московской Патриархии», «Церковные ведомости», «Путь» (издававшийся в 20-40-е годы духовной эмиграцией в Париже), «Тверские епархиальные ведомости», «Тверской мирянин» и другие. Они дали важнейший материал, позволяющий на основе догматического и нравственного богословия, святоотеческого традиционализма судить об уцерковлении крестьянства, приверженности к христианской вере, православным ценностям (духовности, русской святости, культурных основ церковности, благочестия) и утверждении их в крестьянском жизнеустройстве и жизнедеятельности. Внешние и внутренние процессы, развивавшиеся в обновленческом религиозном движении 20-х годов (количественные данные о церквах и прихожанах, о проповедничестве и попытках внести модернизационные -40-«новшества» в церковный уклад и канонический строй приходской жизни и т.д.) показывают периодические материалы, издававшиеся обновленцами, в частности, журналы «Вестник Святейшего Синода», «Живая Церковь», «За Христом» и другие. Однако, после 1917 г. издательская база церкви сокращается. После 1919 г. перестают выходить журналы и газеты Тверской епархии. Возобновление их издания в конце 80-х - 90-е годы нашего времени и публикация в них материалов о положении религии, церкви, духовенства, верующих, информации о гонениях, репрессиях, о коллизиях государственно-церковных отношений в 20-30-е годы дополнило наше исследование.

Следует отметить специфику источниковой базы состоящую в том, что в советских и партийных документальных материалах зачастую речь идет о кулаках и церковниках и дифференцировать духовенство сложно, ибо оно фактически не выделяется как самостоятельный субъект исторического процесса. Это затрудняло исследование нашей проблематики.

В целом изученный нами комплекс разнообразных источников, их сравнительный анализ, сопоставление полученных данных позволяет составить объективную историческую картину исследуемой проблемы.

Результаты диссертационного исследования апробированы в читаемом нами в Тверской государственной медицинской академии спецкурсе «Религия и церковь в истории России: советский и постсоветский период», в элективе «Русское православие в духовном мире человека».

Религия и церковь, их место и роль в крестьянском жизнеустройстве

Религиозное мировосприятие большей частью отражается именно в сфере морали, традициях, ритуалах, обрядах, обычаях. Именно поэтому православная религия привлекала крестьян, так как через неё обожествлялась та часть «мира», которая была вовлечена в процесс их собственной жизнедеятельности. Для крестьян религия представляла форму, которая способствовала существованию их духовной жизни, исконным основанием которой являлась вера.

Формирующее влияние веры на сознание начиналось в крестьянской семье через домашнюю и приходско-литургическую жизнь: прикладывание детей к святому Кресту, Евангелию и святым иконам, осенение крестным знамением, окропление святой водой, богослужение, благословение священника и т. д. — всё это являлось источником освящения и благодати. Они создавали устойчивое и цельное религиозное сознание. Для формирующего восприятия веры крестьянским сознанием был характерен помимо онтологического аспекта, психологический: не просто знание о чем-то, а эмоциональное отношение к этому, т. е. религиозное переживание.

Крестьянское сознание черпало веру из глубины внешнего и внутреннего опыта. Крестьянская вера не была в полной мере догматичной (о догматах веры крестьяне мало знали). Она формировалась на культурных традициях народных верований, уходящих в глубь веков, включая дохристианский опыт. Судили о ней по постоянству посещения церкви, соблюдению постов и обрядов, по хождению на богомолье, но особенно по степени выполнения норм (церковных предписаний) в целом. Православную веру крестьянина отличали особенности русского благочестия: теплота и искренность её, дух единомыслия и соборности, особая чуткость к лику страждущего Христа. Это как бы внутренне невидимое проявление крестьянской веры, благочестия. Видимое проявление благочестия состояло в молитве, доб -рых делах (милостыне), самоограничении (посте) и находило свое выражение в душевной отзывчивости, смирении, милосердии.

Таким образом, характер, привычки и условия жизни, наклонности, опосредствованные православной верой, оставаясь неизменными на протяжении исторически длительного времени, формировали религиозно-нравственные традиции в крестьянском мировоззрении, миросозерцании, которым крестьянин следовал в своей жизнедеятельности. Крестьянская православная вера помогала русскому народу «вопреки всем потрясениям удержаться на своей нравственной орбите».1 Для большинства крестьян вера служила основой их существования, способом их жизни.

Важнейшим компонентом веры является святость. Она, как культурно-исторический феномен была формой, через которую выражалось отношение крестьян к духовно-личностному началу. Культ святых в крестьянском сознании имел чрезвычайно большое значение. Общераспространенным явлением было почитание святых не только общерусского сонма, но и на локальной территории прихода или небольшой округи, монастыря (в пределах епархии). Для тверских крестьян местночтимыми являлись благоверный святой князь Михаил Тверской, уроженец г. Старицы первый на Руси Святейший Патриарх Иов, первый епископ Тверской блаженный Симеон, преподобный Макарий Калязинский, Ефрем Новоторжский, Антоний Краснохолмский, Нил Столбенский. Из пантеона общерусских святых особым почитанием у тверских крестьян пользовались преподобные Сергий Радонежский, Иоанн Кронштадский, Серафим Саровский и другие.

Верующим крестьянкам были ближе покровительницы Тверской земли: Анна Кашинская, Иулиания Новоторжская, Агриппина Ржевская и другие святые женщины. Они являли собой канон праведной жены, образец высокой нравственной чистоты, семейной благоверности, добродетели, смирения и терпения в труде, образ святой женственности, того своеобразного типа женской святости, который знала и любила Православная Русь. Эти черты находили закрепление и в «Домострое».

Духовенство и крестьянство в 20-е годы

Православие сформировало традиционное отношение русского крестьянства к земле и всему, что на ней произрастает, как к земле Божией. Это религиозно-нравственное понятие выражало целостный взгляд «православного крестьянства на мир, как творение»1. Хранителем православных этических основ хозяйственной жизнедеятельности, зиждившейся на заповедях Божиих (Матф. 6.25; 11.12; 12.30; 13.1-23; 19.16-23; 20.21; Марк. 4.1-20; 10.41; Лук. 8.4-15; 12.33; 20.26; Иоан. 13.34-35; 15.5; 1. Фес. 5.12-13;2. Фес. 3.7.12), выступал крестьянский «мир», община, определенные этические нормы сельского труда, хозяйственного жизнеобеспечения. Понимание того, что материальное благополучие благотворно лишь тогда, когда оно рассматривалось как средство для духовного «преуспеяния», помогало формировать традиционный русский уклад крестьянской хозяйственной жизнедеятельности.

В православном понимании труд — это закон человеческого существования (Втор. 5.13-14). Отношение к трудящемуся человеку в христианстве - очень высокое (Исх. 35.31-33; Матф. 11.18; Рим. 12.11). Христианско-православное трактование труда было созвучно крестьянским представленьям о его важности и необходимости, как основе жизненного благополучия.

Следует упомянуть и еще об одной стороне трудовой этики, характерной для тверского крестьянства. Скудная земля Тверского Нечерноземья могла обеспечить лишь хозяйственно-материальное прозябание для большинства крестьян. Поэтому тверские крестьяне искали лучшей доли на стороне, устремляясь в «отход», на заработки в промышленные центры (Петербург, Москву, Тверь, в уездные и другие города). Этот процесс усилился после реформ 60-70-х годов XIX века, породивших тенденцию разрушения замкнутого, полунатурального крестьянского хозяйства под воздействием проникновения капиталистических элементов в сельское хозяйство. Однако из-за незавершенности сельскохозяйственного переворота деревня оставалась отсталой, что вело к ее обнищанию, аграрной перенаселенности, и это выталкивало крестьян в «отход» в среднем до 50%, а в бедняцких хозяйствах до 70%. Отходничество, характерное для тверской деревни при самодержавии, сохранилось и в советское время. Например, в 1925 г. в губернии насчитывалось 113000 отходников, почти 6,0% сельского населения, свыше пятой части из них приходилось на женщин.2 Для Верхневолжского края отходничество, как социально-экономическое явление, стало неотъемлемой чертой крестьянской жизни. Из деревни в город мужика гнала беспросветная нужда. Даже к концу 20-х годов в Тверской губернии числилось 25% бедняцких хозяйств, для которых была характерна безлошадность, недостаточность рабочего и крупного рогатого скота, пашни, сенокосов. В крестьянских хозяйствах наблюдалась тенденция к их дроблению. Так с 1923 по 1928 г. их количество увеличилось на 11,2%. В результате преобладали мелкие хозяйства (с посевом до 4 десятин). В этих хозяйствах применялись довольно примитивные сельхозорудия, а труд был тяжелым, малопроизводительным, урожаи невысокими. Своего хлеба губернии всегда не хватало, а потому она относилась к потребляющей. Поэтому крестьяне вынуждено занимались отходничеством.3

Но и в городе крестьянин не находил своего места. Там он мог найти лишь тяжелый, «черный», часто непривлекательный, а порой унизительный труд. С религиозно-этической стороны труд в отходничестве для крестьянина терял духовно-православное, нравственное основание, ибо не освящался Божьей благодатью и тем обесценивался. Часто бесприютность и беспризорность становились уделом крестьянина-отходника. Он выпадал из привычного семейно-соседского круга, сельского «мира», своего прихода, из под пастырского влияния, опеки «батюшки» и тем самым ослабевали его религиозно-нравственные основания. Это часто рушило самые глубокие корни крестьянского православного бытия, традиционные устои жизни, этические принципы и нормы духовности в крестьянской жизнедеятельности.

О пронизанности православием хозяйственной жизни крестьянства свидетельствует и ее церковно-обрядовая сторона. Во многом, по мысли С. А. Кузнецова, «внешний аспект влияния Православия на хозяйственные традиции русских связан с церковно-обрядовой стороной жизни» и что «обряды, осуществленные в

-Несоответствии с устоявшейся церковной практикой и дополненные определенными нормами и правилами, закрепленными в форме народного обычая, составили важнейшую черту культурно-хозяйственной жизни русских».4 Следовательно, в крестьянской жизнедеятельности Православие наполняло ее духовно-нравственным содержанием, являлось путеводной нитью и в хозяйственно-практической жизни деревни.

Важнейшую роль в крестьянском хозяйственном жизнеобеспечении играли монастыри. Ради спасения души монах бежал из мира в лесную пустынь, а мирянин, цепляясь за него и с его помощью, заводил в этом лесном краю новый русский мир. Монастырь служил для крестьянина-земледельца не только духовным центром, приходской церковью, но и хозяйственным руководителем, опорным пунктом крестьянского жизнеобустройства. Совершая, например, традиционное для православного крестьянства паломничество по святым местам, в монастырские обители, крестьяне там добровольно, в качестве «трудников», помогали братии в земледельческих и иных сельхозработах. Под влиянием монастырского хозяйственного уклада у них формировались и передавались другим крестьянам представления о труде как особом религиозном «делании», что отпечатывалось в крестьянском сознании в виде этических норм их жизнедеятельности.

Крестьянство и духовенство в период коллективизации деревни

Русское общество на исходе XIX и в начале XX вв. зиждилось во многом на православном консервативно — традиционном жизнеустройстве особенно в деревне. В исторической памяти крестьянства генетически удерживалось консервативное религиозно — политическое воспоминание о прежней жизни. Например, крестьянство видело в барине паразита, так как в деревнях еще были живы «дряхлые старцы», помнившие время крепостного рабства. Для крестьянства социально — экономическая проблема сводилась к изъятию земли из нехозяйственных барских рук. Социальное самосознание крестьянства боялось даже тени помещика.73 В правовой психологии крестьянства еще присутствовал консервативный принцип верховной собственности государства, уравнительности, крестьянского представления о равенстве и справедливости. Груз этих представлений в значительной мере все еще довлел над сознанием, психологией, мировоззрением крестьянства и в послереволюционное время. Русская деревня унаследовала значительную часть противоречий, оставшихся от прошлого. Осуществляемый после революции «черный передел», четвертый за 70 лет в истории аграрных отношений, не приносил желаемых результатов. Политика сдерживания развития зажиточных (кулацких) хозяйств (в условиях предусмотренных и нэпом) с помощью прогрессивного налогообложения и помощи малоимущим (беднякам) объективно вела к осереднячиванию крестьянства. Однако середняцкие хозяйства в тверской деревне — это чаще всего хозяйства мелкотоварные, потребительские, с тенденцией к очень медленному и неустойчивому, зависимому от многих факторов (малопродуктивные почвы, примитивные орудия труда и другие) росту производства. Хозяйствование на мелких клочках земли с помощью примитивных орудий, обрекало крестьян на тяжкий ручной труд, обеспечивая им всего-навсего поддержание существования. Ставка на кооперацию также предусматривала медленный эволюционный путь преобразова--НО-ний в деревне. До поры до времени крестьянские хозяйства еще удовлетворяли потребности сравнительно небольшого городского населения, но рано или поздно вопрос об ускорении развития сельскохозяйственного производства должен был встать на повестку дня. Начавшаяся индустриализация, рост городского населения потребовали увеличения производства сельхозпродуктов. В продовольственном снабжении городов наступило резкое ухудшение. Стали проявляться признаки общего недовольства и социальной напряженности. Тверское ОГПУ, допросив в январе — марте 1929 г. свыше 100 рабочих, выявило серьезное недовольство рабочих и служащих администрацией, партийными организациями фабрик и заводов, снабжением хлебом. Рабочие тверских предприятий («Вагонзавода», текстильной фабрики им. Вагжанова и других) говорили: «Дайте сначала хлеб, накормите, а потом спрашивайте работу. Жить нельзя, дети голодают... Все дорого и нет ничего».

Таким образом, кризис хлебозаготовок стал тем катализатором, который ускорил и обострил социальные и политические процессы в деревне и послужил поводом смены курса политического руководства страны. В деревне нарастает агрессивность и озлобленность бедняков против зажиточных крестьян. Среднее крестьянство также было недовольно, так как их хозяйства облагались дополнительными налогами, а тех кто занимался промыслами, органы советской власти нередко переводили в разряд «кулаков» и «лишенцев». Имевшее место в дореволюционное время стихийное отходничество к концу 20-х годов еще более распространилось. Однако оно лишь в незначительной степени сглаживало социальные противоречия тверской деревни.

Опыт заготовок конца 20-х годов и полученные в ходе их тактические уроки подталкивали сталинский режим к решению, что репрессивно-карательная мощь (государственная номенклатура, руководители парторганизаций, органы прокуратуры и суда, ОГПУ и милиции на местах) должна быть брошена на коллективизацию. Заготовки фактически подготовили для нее почву. И. В. Сталин и его окружающие (В. М. Молотов, А. А. Андреев, Л. М. Каганович и другие) выступили сторонниками «социального наступления» и «свертывания» нэпа. Атака проводилась по всем правилам военных действий (благо опыт имелся еще со времени «военного коммунизма»), с провозглашением «фронта коллективизации», «фронта ин - 141 дустрилизации», «идеологического фронта», «культурного фронта», «литературного фронта» и т.д.75

Похожие диссертации на Духовенство и крестьянство в политике большевистской партии и советской власти в 20-х - начале 30-х годов : По материалам Тверского Верхневолжья

Материально-бытовое положение рабочего класса Урала в середине 20-х - начале 30-х годов : I тыс. до н. э. - первой половины II тыс. н. э.Петько, Ольга Михайловна

Культурно-просветительная деятельность музеев Петрограда-Ленинграда : 20-х - начала 30-х годовМаксименко, Людмила Валерьевна

Теоретические проблемы культуры в общественно-политических дискуссиях 20-х - начала 30-х годов в Советской РоссииБойко Мария Ивановна

Сельское население Ставрополья во второй половине 20-х - начале 30-х годов XX века: изменения в демографическом, хозяйственном и культурном облике Булгакова Наталья Ивановна

Профсоюзы в советском культурном строительстве в 20-е - начале 30-х годов XX века (Северо-Кавказский регион) Чупрынников Сергей Алексеевич

Формирование художественной интеллигенции и ее участие в культурной жизни советского общества в 20-е - первой половине 30-х годов : На материалах Верхнего ПоволжьяБазанков, Алексей Михайлович

Государственная политика и практика социальной работы с инвалидами в 20 - 30-е годы XX века : На материалах РСФСРКошкин Дмитрий Сергеевич

Социальная политика Советского государства в 30-е годы XX века : По материалам Среднего ПоволжьяЖигалина, Ирина Васильевна

Развитие гражданских отношений городских сословий в 30-50-е годы XIX века : По материалам Москвы и Московской губернииЗайцева Елена Александровна

Формирование системы продовольственного обеспечения в российской деревне в 30 - 90 - е годы XIX века : по материалам Орловской и Тамбовской губернийРогожина, Ангелина Сергеевна