Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Семантика зооморфных образов в архаическом бронзовом литье горного Дагестана 21
1.1. Семантика зооморфных образов, связанных с культом промыслового зверя 25
1. 2. Семантика зооморфной бронзы,
отражающей культ домашних животных 32
Глава II. Семантика антропоморфных образов в архаической бронзовой пластике горного Дагестана 52
2. 1. Образы адорантов в бронзовой пластике древнего Дагестана 57
2. 2. Образы божеств в дагестанском антропоморфном бронзовом литье 66
Глава III. Семантика изобразительных культовых символов в архитектурном убранстве традиционного горского жилища 90
Заключение 127
Список литературы 135
Список иллюстраций 148
Список сокращений 151
Альбом 152
- Семантика зооморфных образов, связанных с культом промыслового зверя
- Образы адорантов в бронзовой пластике древнего Дагестана
- Семантика изобразительных культовых символов в архитектурном убранстве традиционного горского жилища
Введение к работе
Актуальность темы. Последние десятилетия все более углубляется интерес отечественных ученых к проблемам, связанным с изучением древних, архаических пластов дагестанской культуры. Этот интерес обусловливается многими причинами. Одной из главных можно назвать усиливающийся процесс становления национального самосознания народов Дагестана, в котором немаловажное значение имеет поиск исконных корней этнической культуры каждой из народностей в ее классическом варианте. Ученые давно осознали, что обнаружение истоков следует искать глубже эпохи средневековья и времени распространения ислама и магометанской культуры, ибо в духовной традиции дагестанцев по сей день сохраняется много таких явлений, которые невозможно объяснить лишь влиянием идей мусульманства. В данном контексте будет не лишним подчеркнуть, что знание глубинных основ духовной, материальной, художественной деятельности далеких предков, умение выявлять их бытование в более позднее время вплоть до современности, делает людей более стойкими в борьбе с проявлениями религиозного невежества.
Кроме того, современная жизнь все более убеждает людей, что в культуре ничего не исчезает бесследно и не является ниоткуда; что даже на фоне расцвета государственности и наций и все более надвигающейся угрозы всеобщей глобализации, традиционные этнографические культуры не только не деградируют, а возрождаются, обеспечивая тем самым народам право на декларацию собственной национальной самобытности. В этой связи бесценным оказывается труд ученых - этнографов, фольклористов, археологов, историков, культурологов, пытающихся отыскивать, изучать и популяризировать великое наследие дагестанских народов, живущих на местах традиционного обитания с древнейших времен.
Усиливается интерес ко всем элементам и проявлениям этнографической культуры и среди ученных-религиоведов. Знание традиционных обрядов, обычаев, памятников архаического изобразительного искусства, мифов, фольклора
позволяют им выявлять древние доисламские формы религиозных верований, определять степень их живучести и роли в современной повседневной жизни дагестанцев.
В последнее время отмечается рост внимания к архаике и со стороны деятелей художественной культуры. В произведениях многих художников, скульпторов, мастеров декоративно-прикладного искусства, модельеров можно увидеть заимствование элементов, образов, символов из древних пластов искусства. При этом огромную роль начинает приобретать профессиональное использование этих артефактов. То есть речь идет о понимании конкретного значения каждого воспроизведенного в современном произведении искусства символа.
Духовная ситуация в современной культуре такова, что в ней явно прослеживаются две борющиеся между собой тенденции: тяга к поверхностным знаниям и стремление постичь глубинную природу вещей. Последняя представляет собой мощное оружие в борьбе против темного мистицизма и религиозного невежества.
Таким образом, мы подошли к проблеме актуальности исследовательских тем, связанных с семантикой (значением) ранних форм архаического искусства.
Реконструкция духовного мира древнего человека - дело очень сложное, которое диктуется не только научной любознательностью. Как видим, это нужно нам самим для понимания своего исторического духовного опыта, для творческой деятельности в настоящем, для прогнозирования и построения будущего. Даже формулировка подобных тем принадлежит современности. Вряд ли древний человек отчетливо осознавал ценность того, что он изображал, хотя, очевидно, хорошо знал, зачем он это делает.
Людям, отстоящим от тех времен на тысячи лет, неимоверно трудно понять, зачем древний человек рисовал на скалах, какой смысл вкладывал в литые бронзовые скульптуры или каменные изваяния. Что это? Боги, духи, тотемные предки, олицетворения сил природы, обереги? На все эти вопросы можно попытаться дать ответы, если помнить о том, что первобытная культура представ-
ляет собой синкретичной тип культуры, когда ни одна из форм деятельности древнего человека не существовала сама по себе. Это было некое нерасторжимое целое, в котором каждый элемент определяет суть и цель другого. Не существовало труда отдельно от магии, магии отдельно от различных форм художественной деятельности. Тогда чисто практические цели достигались с помощью обряда, а обряд получал художественное выражение. И весь этот труд-магически-художественный процесс являлся отражением мифологического, также синкретического по сути, мышления древнего человека. Поэтому можно утверждать, что все культурные объекты (орудия труда, оружие, утварь и т. д. ) не несущие утилитарного значения в силу своих необычных конструктивных особенностей, имеют магические, культовые функции.
Любые попытки реконструкции семантики тех или иных культовых объектов архаической культуры являются шагами по пути осознания того, о чем думал древний человек, как он воспринимал окружающие его явления, как он воздействовал на них, какие цели перед собой ставил. Выводы, к которым приходили и приходят исследователи, доказывают, что древний человек мыслил и воспринимал мир на психическом уровне иначе, чем мы. Однако ясно и другое: ему также было свойственно ставить вопросы и отвечать на них, как и нам. Ему также было присуще творческое начало в деятельности. Не существует такого столь примитивного общества, у которого не было бы обнаружено какого-нибудь изобретения или приема в области охоты, изготовления орудий труда, каких-то изделий, какого-либо «искусства» и т. д. Давно не является секретом то, что в желании найти истоки всех современных форм художественной деятельности нужно идти вспять истории, к эпохе палеолита. Причем достижения в области «изобразительных искусств» зачастую ничем не уступают, а иногда и превосходят, опыты современных художников по умению видеть и воспроизводить облик и характер зверя. А в умении абстрагировать видимое в сложные символы архаический человек вполне мог бы поспорить с символистами XX века.
Расшифровка семантики древних изображений в архаических культурах всех народов не только открывает тайну религиозных представлений первобытного человека, истоки рождения его духовности, но и дает примеры современникам в области построений истинно сакральных систем, ничего общего не имеющих с модными профанными запросами современности, уводящими в область шарлатанской мистики и магии.
Дагестанская архаика, в частности, бронзовая зооморфная и антропоморфная пластика, средневековая петрографика, некоторые архитектурные формы, являют собой такой пример глубокой эзотерической системы, которая до сих пор полностью не расшифрована. Поэтому каждая попытка добавить к имеющимся знаниям еще одну крупицу приближает нас к цели представления целостной картины духовной жизни древних дагестанских горцев.
Хронологические рамки исследования. Диссертационная работа охватывает достаточно широкие временные границы: от эпохи поздней бронзы (вторая половина II тысячелетия до н. э. ) до периода средневековья включительно. Столь обширные временные рамки объяснятся, во-первых, длительностью бытования и функционирования артефактов древнего культового изобразительного искусства на территории Дагестана, во-первых, не всегда четко выявляемой датировкой тех или иных образцов. Исследуемый материал принадлежит к одному из сложнейших в силу его отдаленности от современной эпохи периоду отечественной истории, изучение которого позволяет проследить не только органическую связь Дагестана с историей народов Кавказа и Передней Азии, но и удивительную самобытность культуры горских народов.
Эпоха поздней бронзы характеризовалась развитием древнейшей земле-дельческо-скотоводческой культуры и экономики, различных производств. Среди важных достижений эпохи огромное значение имело развитие местного очага медно-бронзовой металлургии, сложившегося еще в период ранней бронзы (кон. IV-III тыс. до н. э. ). Горские племена были хорошо знакомы со свойствами металлов, с технологией их добычи и обработки.
Эти и другие достижения обусловили соответствующие перемены в общественной и духовной жизни населения горных районов. Начался процесс разложения родового строя, имущественной и социальной дифференциации. В этот период в определенную систему складываются и религиозные верования древних дагестанцев, культовая обрядность и формы функционирования в ней элементов различных видов художественной деятельности.
Последующие века углубили этот процесс, усложнили его в связи с социальными переменами и сдвигами в общественном сознании. Появление в регионе в эпоху средневековья монотеистических религий не истребило древних воззрений народов, а лишь оттеснило их вглубь приватной жизни, где они обрели очень интересные формы сохранности, кодирования и трансляции из поколения в поколение.
Цели и задачи исследования. Главной целью диссертационной работы является комплексное исследование семантике культовых мотивов в традиционной культуре горного Дагестана с эпохи бронзы вплоть до позднего средневековья с охватом различных форм их существования (бронзовое литье, петроглифы, архитектурный декор) и сфер проявления: духовной, религиозной, материальной.
Реализация поставленной цели осуществляется посредством решения следующих исследовательских задач:
свести все выявленные образцы горно-дагестанского культового литья эпохи поздней бронзы - раннего железа в единый комплекс;
выявить основные семантические группы изображений как в области зооморфной, так и в области антропоморфной пластики;
обобщить материал по средневековой дагестанской петрографике с выявлением основных семантических групп данных изображений;
с привлечением ряда других (культовый архитектурный декор, раннеземледельческие «писаницы») артефактов традиционного искусства выявить преемственность семантики изобразительных мотивов и их эволюцию;
подтвердить определенную ранее семантику ряда культовых изображений, дать обоснованную трактовку семантики тех групп изображений или отдельных символов, которые прежде не анализировались;
проанализировать существующие фрагменты мифологических систем, которые дают возможность подтвердить ту или иную гипотезу;
выявить рудименты древней магической обрядности в современной традиционной культуре горских народов, поддерживающие определенные выводы.
Объектом исследования является древняя культовая зооморфная и антропоморфная пластика, средневековая петрографика и культовый архитектурный декор горного Дагестана.
Предметом исследования в данной диссертационной работе является семантика (значение) основных групп и типов культовых изображений.
Методологическая основа исследования. Данная диссертационная работа основывается на принципах исторической науки, - прежде всего на принципе историзма и объективизма, который предполагает изучение любого явления в конкретно-исторических условиях и связях. Однако специфика предмета исследования заставляет привлекать методологию таких смежных наук как археология, этнография, религиоведение, фольклористика, искусствоведение и ряд других, относящихся к области гуманитарного, духовно-творческого и просветительского аспектов жизни общества.
Такой комплексный подход преследует фактографические цели, то есть его интересует максимально верное описание и атрибуция изучаемых объектов культуры, их историко-стилевая оценка, семантическая значимость, этническая принадлежность и т. п. Сочетание разнообразных методов как нельзя лучше подходит к изучению таких артефактов культуры, которые имеют археологическую ценность и уникальность, что как раз и наблюдается в нашем случае.
Автор также осознает, что в его исследовании происходит определенная реконструкция семантических систем, поэтому в работе использовались такие
инструментальные приемы, как анализ, изучение по аналогии, обобщение, по-лагание.
Источниковая база исследования. В процессе работы над диссертацией в качестве источников привлекались данные археологических экспедиций, опубликованные в Отчетах о работе ДАЭ Дагестанского государственного объединенного историко-архитектурного музея, в «Материалах по археологии Дагестана». Большое внимание уделялось трудам видных ученых, вошедшим в тома и выпуски Кратких сообщений Института археологии РАН, Института истории материальной культуры РАН, Сборника Музея антропологии и этнографии, в иные публикации.
Большое количество ценной информации было получено из сводного обобщающего труда по археологии Дагестана А. И. Абакарова и О. М. Давудо-ва «Археологическая карта Дагестана». Важные дополнительные сведения по теме диссертации черпались из коллективной монографии «Традиционный фольклор народов Дагестана», созданной отделом фольклора Института истории, языка и литературы им. Г. Цадасы Дагестанского научного центра РАН.
В диссертации были подвергнуты анализу памятники бронзовой пластики, хранящиеся в собраниях Государственного Эрмитажа, Дагестанского государственного объединенного исторического и архитектурного музея, Дагестанского музея изобразительных искусств, а также петрографические изображения в кладках домов горного Дагестана и некоторые резные каменные и деревянные детали их интерьеров, сведенные Г. Я. Мовчаном в капитальном труде «Старый аварский дом».
Степень изученности проблемы. Впервые о необходимости расшифровки значения бронзовых изображений, которые стали находить в горном Дагестане со второй половины XIX в. , заговорили одновременно с их обнаружением. Даже неспециалистов в области археологии интересовало предназначение столь необычных образцов искусства древних жителей гор. Так, А. П. Ипполитов, изучавший этнографию народов, населявших во второй половине XIX века Аргунский округ (Этнографические очерки Аргунского округа\\Сборник сведе-
ний о кавказских горцах. Вып. 1. Тифлис, 1868), в своих поисках натыкался и на литые статуэтки, родственные, как оказалось позже, дагестанской пластике. Уже тогда исследователь отмечал что «предания туземцев молчат о том, какому народу принадлежали эти изображения и каково было назначение их».
A. А. Захаров, изучавший антропоморфную бронзовую пластику в 20-30-
х годах XX века (178) занимался, в основном, систематизацией всего известно
го на тот период материала, среди которого встречаются как подлинные, инте
ресные образцы пластики из горного Дагестана и других регионов, так и явные
подделки. Захаров четко выявил основные типологические группы объектов, но
об их значении в культе, об их информационной значимости практически не
говорил.
Позже Е. И. Крупное (90) исследовал входившие в состав Казбегского клада зооморфные и антропоморфные изображения, происходившие из Осетии. Позиция специалиста в определении семантики некоторых фигурок животных укладывается в тотемистическую концепцию Тейлора и Фрезера, но весьма проблематично может быть применима к дагестанским образцам. Что же касается определения автором места в магических обрядах антропоморфной пластики, то его предположения вполне допустимы.
В небольшом по объему, но достаточно емком и богатом различными сведениями труде 3. И. Нечушкиной (127), рассматривается только одна дагестанская фигурка: женская статуэтка с ритоном. Автор делает попытку связать данную фигурку с каким-то культом горских народов Восточного Кавказа, посвященным солнечному божеству.
B. И. Марковий в своей крупной работе «Культовая пластика Кавказа»
(114) практически не подступается к определению семантики тех или иных
групп статуэток или отдельных образцов бронзового литья. Основной заслугой
ученного нам видится его большой труд по систематизации всей массы извест
ных фигурок. В тех же редких случаях, когда автор пытается объяснить смысл
или назначение некоторых групп статуэток, его суждения отличает некоторая
поверхностность и бездоказательность.
Перу Д. М. Магомедова, затратившего много труда на изучение истории, культуры и быта Дидоэтии - области в юго-западном углу горного Дагестана, принадлежит статья «Древние религиозные воззрения дидойцев (цезов)» (103), в которой автор не обходит вниманием культовую гору Киделишан (Кидила-шан), и находимые как на ней, так и в других культовых местах бронзовые человеческие фигурки. Ученый считает, что они играют немаловажную роль в определении религиозных представлений дидойцев. Автор пишет, что при помощи этих статуэток «древние поселяне думали оказать магическое действие на явления природы»
Тема диссертации В. В. Кривицкого на соискание ученой степени кандидата исторических наук представляется нам особенно интересной, поскольку звучит так: «Религиозные представления населения Северного Кавказа в эпоху поздней бронзы и раннего железа по памятникам прикладного искусства». (87)
К сожалению, в нашем распоряжении имелся только автореферат диссертации, однако его материалы дали достаточно полное представление о работе в целом. В ней автор пытается «с точки зрения идеологических представлений и установлений семантических связей изображений проследить зарождение и развитие различных образов в религии и искусстве, понять их смысл и значение в общей системе мировоззрения древнего населения Кавказа и его религиозно-магических представлений и обрядов». В данном контексте большой интерес для нас представляет вторая глава диссертации, посвященная религиозным представлениям в эпоху раннего железа, поскольку в ней анализируется целый ряд бронзовых статуэток, происходящих из Дагестана, и предпринимаются весьма толковые попытки определения их смыслового значения.
Помимо вопросов семантики, Кривицкий затрагивает и тему практического использования статуэток. Здесь автор не предлагает ничего нового, и озвучивает уже имеющиеся и наиболее здравые суждения на сей счет.
К числу несомненных достоинств данного исследования следует отнести широту и разнообразие освещаемых вопросов, гибкость мыслей автора, хорошее знакомство с историей архаического искусства. Главными же недостатка-
ми, по нашему мнению, является размытость и отсутствие конкретики в определении семантики тех или иных образов, порой чрезмерно прямолинейная их трактовка. Также обращает на себя внимание часто применяющееся автором нагружение конкретного архаического религиозного символа целым набором различных сакральных функций и смыслов, что приводит к тому, что многие образцы древней культовой пластики Северного Кавказа представляются излишне полисемантичными.
В работе О. М. Давудова «Некоторые культовые места горного Дагестана» (51), освещается феномен как самих культовых мест, так и огромного количества находимых там антропоморфных бронзовых статуэток. Автор вслед за другими исследователями делит все эти фигурки на три группы, отталкиваясь от характерных для них поз, и выдвигает предположения относительно семантики фигур адорантов.
Весьма подробно автор описывает несколько статуэток, найденных у сел. Гигатль, время создания которых он относит к эпохе скифской экспансии в горы Дагестана. Наиболее выразительной среди них, автор считает статуэтку бородатого воина.
Немалый интерес представляет для нас книга Я. В. Доманского «Древняя художественная бронза Кавказа» (56). В этом богато иллюстрированном издании поднимается история открытия кавказских бронз так называемой кобан-ской культуры (Северная Осетия). Помимо определения времени их появления, художественной значимости и уникальности, автором в ряде случаев выявляется и семантическая содержательность многих образцов, для чего исследователь прибегает к привлечению аналогичных артефактов из соседних кавказских регионов, в частности, из Дагестана. Так, Доманский останавливается на двух мужских фигурках, оснащенных военными атрибутами, и связывает их с божествами войны. Для нас представляются очень важными суждения этого автора и относительно сути и предназначения многочисленной зооморфной группы кобанской бронзы так называемого «звериного стиля», хотя они заметно отличаются своеобразием художественной обработки от дагестанских образцов. К
последним исследователь практически не обращается в силу того, что они не являются непосредственным объектом его научных интересов.
Нельзя также не упомянуть труды В. М. Котович, ученого, деятельность которой была связана, главным образом, с расшифровкой архаических образов и символов, отображенных в так называемых «писаницах» - наскальных рисунках, выполненных минеральными красками, и раскиданных по территории горного Дагестана. И, хотя в подавляющем большинстве случаев даты создания «писаниц», бронзовых зооморфных и антропоморфных фигурок и петроглифов заметно разнятся, мы считаем, что можно смело заявить о преемственности культовых образов, многие из которых перекочевали с писаниц, как более древних памятников, в культовое бронзовое литье и в петрографику. Здесь особое внимание хочется уделить двум работам В. М. Котович - «Зооморфные образы древнеземледельческого культа плодородия в горном Дагестане» (86) и «Антропоморфные образы в древних наскальных рисунках горного Дагестана» (85). В первой из указанных работ автор весьма убедительно раскрывает семантику образов таких животных, как олень, лошадь, бык, привлекая попутно многочисленные примеры из истории архаического искусства, дополняющие и подтверждающие выдвинутые автором предложения.
Вторая работа, посвященная антропоморфным образам, также, безусловно, предоставляет богатую информацию, которая может быть использована при определении семантики бронзовых антропоморфных статуэток и некоторых средневековых гравировок. О преемственности культовых образов говорит здесь сам автор, считая, что можно поставить вопрос об их пантеоне и эволюции, что отражало бы последовательные этапы формирования мировоззрения их создателей. В поле зрения ученого здесь попадают, главным образом, изображения божеств, связанных с культом плодородия, переданных в виде знакомых нам фигурок с поднятыми к голове руками, с раскинутыми руками, с руками, опущенными вниз. Весьма примечательны также суждения В. М. Котович о многократно встречающихся среди наскальных росписей изображениях всадника. Эти образы - одни из самых поздних, как считает автор, из запечат-
ленных на скалах, и могут относиться к рубежу 2-1 тысячелетий до н. э. Для нас это имеет большое значение, поскольку в этом случае можно с долей уверенности говорить о хронологическом соседстве появившихся всаднических мотивов в наскальных росписях, с одной стороны, и некоторых образцов бронзовой пластики, изображающих всадников, с другой.
В данной ситуации количество смысловых аналогий может быть достаточно велико, и определение семантики образа всадника может оказаться менее проблематичным, что характерно при работе с бронзовой пластикой. Так или иначе, но вклад В. М. Котович в дело расшифровки древней культовой символики нельзя не признать весомым, он представляет большой научный интерес.
Говоря о дагестанской петрографике следует заметить, что первые попытки ее исследования относятся к 20-м годам XX века. Они принадлежат А. С. Башкирову, который в своих публикациях выделил две отличающиеся друг от друга по стилю группы памятников резьбы по камню: «северную резьбу» - примитивную, близкую рисункам типа graffiti (с. Тидиб, Ругуджа, Корода и др.) и «южную пластику» - монументальные рельефы аулов Кубачи, Амузга и др. Кроме того, он впервые описывает ряд петроглифов, из которых особый интерес в контексте нашего исследования представляют образцы из первой группы. Ученый считал, что обладая реально-бытовой основой, и зачастую внешне превращать в орнамент, изображения на петроглифах имеют сложное, отчасти символическое значение. (18.126).
Позже, в 50-е годы, Е. М. Шиллинг, придерживаясь того же деления дагестанской резьбы по камню на «слой развитого искусства растительного стиля» и «слой искусства областей внутреннего Дагестана», также обращает внимание на скрытую значимость отдельных элементов и их сочетаний в композициях памятников аваро-дидойской территории. (107.122).
Он писал, что «петрографика есть своего рода письменные документы, в которых слова и фразы выражены знаками и изобразительными мотивами (167,121). Кроме того исследователь отмечает, что эти камни явно местного производства и что наблюдалось беспорядочное перенесение блоков с графиче-
скими мотивами из кладок одних сооружений в другие. Последнее, по нашему мнению, шло во вред сохранению первоначального прочтения смысла этих «текстов». Таким образом, в середине XX в. был впервые поставлен вопрос о возможном наполнении древней дагестанкой петрографики значимым для местного населения содержательным смыслом. Причем смысл этот развертывается в процессе религиозно-обрядовой деятельности древних горцев.
В конце 50-х годов с критикой позиций Башкирова и Шиллинга выступил Л. И. Лавров. Он писал: «Нельзя считать все рисунки на камнях в Дагестане только магическими. Поступать так, - это значит, преувеличивать религиозно-магическое мышление народа и совсем забывать о существовании у него эстетических запросов» (96. 181). Ученый отчасти прав. Однако следует подчеркнуть, что для архаического человека в системе приоритетных ценностей все-таки на первом месте стояли его насущные витальные потребности, достижение которых обеспечивалось с помощью магического ритуала. Последний как правило обретал художественное воплощение. Но его чисто эстетическое восприятие тогда было все же явлением второго плана.
С 60-х годов интенсивное исследование дагестанской петрографики ведут Д. М. Атаев, В. И. Марковин, П. М. Дебиров. Особый интерес представляет для нас статья Д. Атаева и В. Марковина «Петрографика горной Аварии» (13. 342-371). В ней был проанализирован предшествующий опыт исследователей, изучавших этот феномен, определен ареал скопления основной массы резных камней, произведена систематизация по доминирующим изобразительным элементам, дано значение ряда геометрических символов. В статье есть описание и нескольких петроглифов с изображением человека и животных. Однако попытки определения их семантики кажутся несколько упрощенными, не подкрепленными данными смежных наук.
В 1988 г. В. И. Марковин (115.102-108) опубликовал статью, которую можно рассматривать как еще один шаг в осмыслении ранее выявленного и введенного в научный оборот материала по дагестанской петрографике. Важным методологическим аспектом данной работы следует признать тезис о не-
16 обходимости учитывать факт переосмысления семантики петроглифических текстов во времени. Исконный смысл этих артефактов активно действовал в эпоху их создания. Поэтому при изучении резных камней следует искать первопричину их появления. Ученый склонен усматривать сходство в содержательном аспекте петроглифических и фольклорных сюжетов, что дает возможность исследователям изучать интересующие их объекты по аналогии с другими памятниками культуры.
П. М. Дебиров в своих трудах (52-55) основное внимание сосредоточивает на анализе стилистических особенностей дагестанского орнамента, используемого в различных видах народного декоративно-прикладного искусства. В рамках исследований, посвященных резьбе по камню, он говорит и о петрогра-фике. Но, рассматривая ее лишь как «древнейшее дагестанское камнерезное искусство», не делает попыток разъяснения семантики описываемых образцов (53.15).
Большое количество полевого материала по петрографике было собрано Г. Я. Мовчаном, долгие годы занимавшимся изучением традиционной архитектуры горного Дагестана. Главным итогом его научной деятельности можно считать труд «Старый аварский дом» (123), в котором, в частности, уделяется некоторое внимание петроглифам как культовым деталям убранства фасадов традиционного жилища горцев и крупным деревянным резным формам в его интерьере. Однако, также, как и Дебиров, ученый практически не касается проблемы семантики этих элементов.
В контексте исследуемой нами проблемы определенную ценность представляет труд С. О. Хан-Магомедова «Дагестанские лабиринты» (167.110-161). Невзирая на узкую направленность исследования, автором отведена в книге целая глава наскальным рисункам и петроглифам, где представлен богатый иллюстративный материал. Однако ученый не выходит за границы намеченных ранее направлений в исследовании этих культурных памятников. Им говорится об особенности размещения петроглифов в кладке зданий, об их самостоятельности как декоративных элементов. Ученый дает свою более дробную система-
тизацию памятников. Хан-Магомедов признает изначальное культовое значение петроглифов и то, что по мере утраты в памяти народа их символического смысла, возрастала их роль как декора в художественном оформлении фасадов. К сожалению, разбор семантики описываемых образцов не производится.
В данном контексте хочется особо выделить имя А. Ф. Гольдштейна (А. Голана), который в своем крупном как по объему, так и по широте и разнообразию освещаемых вопросов труде «Миф и символ» (44), выявляет историю домонотеистическои культовой символики, обнаруживаемой в археологических материалах и архаических пластах народного искусства Европы, Передней Азии и Кавказа. Определяется также время и место ее возникновения, пути распространения и характер эволюции. В числе многих символов, которые ученому удалось, как он надеется, расшифровать, присутствуют некоторые дагестанские петроглифы, ряд дагестанских культовых статуэток, а также некоторые стилизованные архитектурные детали в горском домостроительстве. Эти символы, по выражению автора, представляют собой «графическую (или объемную, как в случае с бронзовым литьем) фиксацию религиозных понятий». К данному исследованию автора мы будем часто обращаться и далее.
Таким образом, мы видим, что до сих пор не существует труда, в котором были бы в наиболее полном объеме представлены сведения о памятниках архаического и средневекового культового искусства горного Дагестана с определением семантики наиболее часто употребляемых в нем изобразительных (зооморфных, антропоморфных) символов. Эта проблема нуждается в глубоком специальном изучении.
Научная новизна диссертационного исследования. В содержательном плане научная новизна диссертационного исследования выражается в том, что анализ бронзовой зооморфной и антропоморфной пластики осуществляется с позиций единой методологической установки на культовую принадлежность этих памятников. Подтверждая ранее существовавшие гипотезы о значении ряда зооморфных и антропоморфных образов благодаря привлечению многочисленных данных из области дагестанской этнографии и фольклористики, впер-
вые будет сделана попытка определения семантики некоторых рацее не исследовавшихся антропоморфных скульптур. Параллельно с этим определяется возможный способ употребления отдельных образцов бронзового литья в магических обрядах древних горцев.
В диссертации предполагается раскрытие семантики ряда петрографических изображений, многие из которых никогда не расшифровывались. Впервые выявляется значение некоторых изобразительных форм в архитектурном декоре традиционного аварского дома и доказывается их культовое происхождение.
Автором прослеживается преемственность культовых образцов, находивших распространение как в древнем искусстве Дагестана (наскальные росписи, бронзовая пластика), так и в эпоху средневековья (петрографика), что не делалось ранее. Обозначены закономерности трансформации семантики этих образов под влиянием изменений мировоззрения и религии.
Теоретическое значение диссертации состоит в том, что впервые были сведены в единый комплекс культовые изображения древнего и средневекового горного Дагестана, расшифрована семантика выявленных артефактов и определено место многих мотивов в религиозно-обрядовой деятельности населения этого района.
Практическая значимость исследования заключается в том, что его результаты могут быть внедрены в практику обучения студентов истории Дагестана; использованы при разработке спецкурсов и спецсеминаров для студентов исторических факультетов вузов, при написании обобщающих трудов и разделов, посвященных духовной культуре народов Дагестана.
Апробация исследования. Основные положения и результаты диссертации были изложены в докладах, прочитанных на научной сессии преподавателей и сотрудников Даггоспедуниверситета «Инновационная деятельность в вузе - условие развития методологии современного образования» (Махачкала, 2002 г. ), на Всероссийской научно-методической конференции «Интеграция культур в
смысло-созидающем образовании» (Махачкала, 2002 г.) и на научной сессии «Историческая наука Дагестана: сегодня и завтра» (Махачкала, 2003 г.).
Результаты исследования были обсуждены на расширенном заседании кафедры теории и истории культуры и кафедры отечественной истории ДГПУ.
Структура диссертационного исследования.
Диссертационная работа состоит из введения, трех глав, списка литературы, списка иллюстрации и альбома иллюстраций.
В первой главе «Семантика зооморфных образов в архаическом бронзовом литье горного Дагестана» излагается история обнаружения, изучения и атрибуции зооморфных изображений. В данном контексте раскрывается феномен культовых мест на территории горного Дагестана; ибо большая часть исследуемого археологического материала найдена именно там. Логика исследования привела к мысли о целесообразности деления главы на два параграфа: 1. «Семантика зооморфных образов, связанных с культом промыслового зверя» и 2. «Семантика зооморфной бронзы, отражающей культ домашних животных». Выводы подкрепляются большим количеством фактов из области этнографии и фрагментами сохранившихся мифов и фольклорных мотивов.
Вторая глава «Семантика антропоморфных образов в архаической бронзовой пластике горного Дагестана» строится по тому же принципу, что и первая. Правда, обилие очень разных по типу групп антропоморфной бронзы усложнило структуру и содержательное определение разделов данной главы. В первый параграф «Образы адарантов в бронзовой пластике архаического Дагестана» выведен анализ бронзовых статуэток с характерным положением рук. Второй параграф «Образы божеств в дагестанском антропорфном бронзовом литье» посвящен определению семантической принадлежности тех или иных изображений к определенным мифологическим персонажам, являющимся олицетворением либо сил природы, либо верховной власти в пантеоне древнейших дагестанских божеств.
В третьей главе «Семантика культовых символов в архитектурном убранстве традиционного горского жилища» анализируются такие артефакты древне-
го искусства, как петрографика. Именно их систематизации и определению семантической принадлежности уделяется здесь основное внимание. Рассматриваются и некоторые другие элементы архитектурного декора горского дома, которые, на взгляд автора, имеет под собой изначально культовую, религиозную основу. Все приведенные в данной главе памятники так или иначе вовлечены в структуру «вселенной в миниатюре», как мыслилось древним горцем его жилище, насыщенное культовой символикой. Поэтому было решено выстроить эту главу цельно, без дробления на параграфы
Семантика зооморфных образов, связанных с культом промыслового зверя
Как можно было заметить, археологами, проводившими свои изыскания в глубинных районах горного Дагестана, и находившими скопления статуэток на достаточно ограниченном пространстве, констатировалось, что здесь же прослеживаются остатки какого-то строения: сохранность его может варьироваться от достаточно приличной, как то было в случае исследованного О. М. Давудо-вым Хосрехского святилища, до состояния, когда его былое существование определялось лишь по многочисленным плитам песчаника, укрытых слоем дерна и гумуса. В таком виде, например, обнаружены были следы древнего святилища экспедицией А. П. Круглова на вершине горы Берак, у с. Арчо (88). Обнаружение статуэток в пределах некоего сооружения, которое, вероятнее всего, являлось святилищем, заставляет задуматься о том, что статуэтки могли использоваться с определенной практической целью в рамках ритуальных действий, проводимых на этом месте. Обращает на себя внимание еще и то, что фигурки находились в большинстве случаев в местах труднодоступных, явно не пригодных для жилья: это условие, даже при отсутствии каких-либо следов древнего сооружения, лишний раз подтверждает культовый характер статуэток. Именно такие места, располагающиеся на господствующих высотах, на горных перевалах имели, для древних жителей высокогорного Дагестана сакральное значение.
Есть еще один весьма характерный признак, присущий многим из обнаруженных статуэток, который наталкивает на мысль о практическом их использовании. Речь идет о тех фигурках, которые представляют собой подвески, либо навершия, которые могли венчать древко флага, штандарта или жезла (илл. 1,2).
Анализируя проблему предназначения этих древнейших изображений, можно допустить несколько вариантов их применения, причем обращает на себя внимание определенная повторяемость изобразительного приема, использованного древними мастерами при изготовлении статуэток. Бросается в глаза не только манера изображения и позы, в которых представлены животные, но и весьма ограниченный набор их видов.
Своего рода каноничность стиля и достаточно обширный ареал, в границах которого обнаруживались фигурки, подводят нас к осмыслению предметов зооморфной бронзовой пластики как элементов комплекса обрядовых действий, вовлеченных в структуру религиозно-мистических представлений древних горцев.
Когда мы касаемся вопроса практического применения статуэток, изображающих то или иное животное, прежде всего следует понять, каким именно образом древний горец воспринимал эти фигурки, как бы дублирующие реальную натуру. Бесспорно, что все эти предметы бронзовой пластики не есть изображения конкретных животных, как результат синтезирования наблюдений за фактами окружающей природы. Они являлись своего рода двойниками, замещающими отдельные виды фауны, с которыми было проще вступать в контакт, но которые, тем не менее, обладали всеми качествами, свойствами и значением реальных объектов. Таким образом, становится практически очевидным, что зооморфные статуэтки как бы исполняли роль живых животных. Леви-Брюль по этому поводу писал, что первобытные люди считали пластические изображения существ, столь же реальными, как и их живые прообразы. В подтверждение своих мыслей он привел слова де-Гроота, изучавшего культуру древних китайцев, у которых «нарисованное или скульптурное изображение, более или менее похоже на свой оригинал, является вторым «Я» живой реальности, обиталищем души оригинала, больше того, это сама реальность» (99. 27). Первобытное мышление, согласно Леви-Брюлю, тотально воспринимает тождественность: оно не видит ни малейшей трудности в том, чтобы относиться с одинаковым вниманием и одинаковой оценкой и к оригиналу, и к изображению, наделяя их и одинаковой жизненностью, и одинаковыми свойствами. Между оригиналом и изображением устанавливается «мистическая» связь, - т. е. такое отношение ко всем объектам, составляющим его мир, когда восприятие и чувство, объективное и субъективное, тайное и явное неразрывно связаны между собой. Сформированный Леви-Брюлем закон партиципации (сопричастия) подразумевает наличие определенной мистической силы, проводником которой может являться та или иная вещь - в нашем случае, это бронзовая фигурка животного. Но так как эта мистическая сила является не каким-то исключительным свойством данной вещи, а чем-то общим для целого ряда вещей, иногда весьма различным по своим объективным свойствам, то первобытное сознание в сочетании или ассоциировании представлений считается не с реальными свойствами вещей, а с мистическими силами, которые в них заключены, которые действуют в них в качестве причин и которые являются для такого сознания единственно подлинно действующими в мире причинами. Таким образом, становится понятно, что и объекты, и существа, т. е. все сущее, так или иначе входящее в поле зрения первобытного мышления, является проводником неких сил мистического свойства, каковые для этого мышления предстают имеющими первостепенное значение перед реальными и объективными (на наш взгляд) свойствами и функциями этих объектов и существ.
Образы адорантов в бронзовой пластике древнего Дагестана
Большинство статуэток, происходящих из горного Дагестана, были обнаружены учеными случайно при археологических раскопках культовых мест, реже - могильников. Занимавшийся исследованиями в дидоиской котловине уже упоминавшийся энтузиаст конца XIX в. Г. Бапст, очевидно, еще не догадывался, что поднятые им статуэтки происходят из крупнейшего культового центра всего Цунта, расположенного на горе Кидилашан (Кукольная гора). Поблизости от вершины здесь выявлен культурный слой, насыщенный костями животных и угольками. В скальном выходе отмечены врезанные в материк углубления и желобки, видимо, предназначенные для жертвоприношений (51.64). Обильные археологические материалы собрала в свое время на Кидилашане экспедиция под руководством И. В. Мегрелидзе. В Цунтинском районе известны, кроме этого, еще целый ряд культовых мест: у селений Кимятли, Асахо, Кидеро, между ее. Китури и Гениятль. Все они сопровождаются находками многочисленных антропоморфных статуэток. А. П. Круглов дал краткую характеристику культовых мест, выявленных у ее. Арчо и Согратль, произвел анализ найденных здесь бронзовых статуэток. Исследователь сообщает о едва прослеживающихся остатках какого-то сооружения, находившегося в древности на вершине горы Берак, у с. Арчо. Речь, вероятно, идет о следах некогда существовавшей здесь культовой постройки (88). О культовых местах в высокогорном Дагестане 3. И. Нечушкина пишет, что «все они находятся на отдельно стоящих вершинах горного хребта, которые еще до недавнего времени почитались местными жителями как священные. На этих вершинах еще недавно при сильных засухах совершали жертвоприношения богу природы» (127.16). Действительно, следы почитания некоторых горных вершин все еще прослеживаются. У ди-дойцев, в пределах территории которых найдено огромное количество статуэток, бытует поверье, что если взять с того места, где находят человеческие фигурки (т. е. с древнего святилища) какой-нибудь бронзовый предмет, то этим можно рассердить бога небесных стихий, который может послать град (127.20-23). В обрядах, еще совсем недавно совершаемых местными жителями, отчетливо прослеживается языческая подоснова. Описание святилищ, сохранившихся до этнографической современности, и обрядов, совершаемых на них, дано М. А. Агларовым (4.36-42). Им приведены сведения о более чем семи таких культовых местах, расположенных на вершинах Шалбуздаг, Тлимеэр, Ад-далашухгельмеэр, Цоболгох («Божья гора», Андийский хребет), Ханибатль (Цумадинский район), Халарикунна на горе Бахарган (граница Андийского и Гумбетовского районов). На многих из них были языческие капища, где паломники совершали жертвоприношения. Лакцами почиталась гора Вацилу, в рай оне Кумуха. В день летнего солнцестояния здесь проводилась церемония встречи солнца, сопровождаемая ритуальными танцами. А. Г. Булатова пишет, что в этом обряде ясно выявляется солярная семантика, он был направлен на магическое обновление солнца (26.317). Горные святилища в Дагестане не являются исключительным явлением. Хорошо известны святилища в горах Чечни и Закавказья. Особенно богата ими Кахетия, где их выявлен целый ряд. В каждом из них обнаружено до нескольких тысяч разнообразных предметов материальной культуры, в том числе антропоморфные бронзовые статуэтки (51.66). У хеттов и хурритов боги считались обитателями горных вершин - это, вероятно, и служило причиной почитания и обожествления ими каких-либо необычных, примечательных гор. Подобные же представления существовали уже в III тысяч, до н. э. у шумеров. Вовсе не случайно, что одним из типов храма в Шумере был зиккурат - «дом горы» или «горный дом», мыслившийся, как жилище божества, вознесенное в высоту на искусственной, рукотворной горе (24.60).
Семантика изобразительных культовых символов в архитектурном убранстве традиционного горского жилища
В главе, посвященной семантике зооморфных образов в архаическом бронзовом литье горного Дагестана, нами вскользь упоминались петроглифы -отдельные камни с процарапанными (гравированными) изображениями, размещавшиеся в кладке горских жилищ. Делалось это с целью более полного освещения многообразия форм выражения древним горцем своих религиозно-мистических воззрений. В данной же главе петроглифы будут основным объектом нашего внимания. Наряду с петрографикой мы рассмотрим и некоторые другие элементы архитектурного убранства традиционного горского дома, которые, на наш взгляд, имеют под собой изначально культовую, религиозную основу. Причем, как следует из названия, нами будет рассматриваться именно изобразительная символика, - то есть, в отличие от графической, предстающая в виде зооморфных или антропоморфных фигур, или знаков, производных от этих форм.
Говоря о традиционном горском жилище, мы имеем в виду, главным образом, традиционный аварский дом. В этом нет ничего удивительного. Еще Г. Я. Мовчан в 40-х годах прошлого века назвал Аварию «бесценным «затерянным миром», сохранившим очаги древнейших реликтовых форм домостроительного искусства» (123. 13). Действительно, строительные традиции в областях горного Дагестана, заселенных аварцами и родственными им народностям андо-цезской группы, имеют глубокие корни и весьма развитую структуру. Многие образцы домостроительного искусства горцев Аварии могут поразить воображение специалиста своей функциональностью, лаконичностью, мастерством обработки камня и т. д. Но не только эти качества, присущие горской архитектуре, обращают на себя внимание. Традиционное жилище горца, мыслившееся им как своего рода «вселенная в миниатюре», как не только функциональный объект, но и как «сакральная территория», весьма насыщено разного рода символами. И если мы заговорили о традиционном жилище аварцев, то весьма справедливым будет утверждение, что именно в нем эта символика фигурирует в наиболее полном объеме.
Для нас это важно также и потому, что зооморфная и антропоморфная бронзовая пластика, которая нами рассматривалась в соответствующих главах, происходит в подавляющем количестве с территории расселения аварцев; таким образом, мы имеем возможность проследить, как на одной, сравнительно небольшой территории, язык культовой символики «перекочевывал» из эпохи в эпоху, с бронзы - на камень, дерево, от форм малых - к формам монументальным.
Во введении нами была отмечена недостаточная степень изученности этой проблемы. Как правило, вопроса семантики изобразительных мотивов в системе декоративного убранства горских домов, ученые касались в рамках собственных научных интересов, не выдвигая его в качестве приоритетного (13, 18-20, 52-55, 96, 115, 123, 128, 167). Поэтому, считая весьма перспективным рассмотрение различных элементов архитектурного облика традиционного горского жилища в комплексе, в данной главе диссертации мы ставим ряд задач, которые учеными до сих пор не выделялись как самостоятельные:
1. Проследить преемственность и живучесть древних культовых символов в традиционной культуре горцев (прежде всего, аварцев) Дагестана.
2. Подтвердить сохранность семантики ряда изобразительных мотивов, вне зависимости от их расположения.
3. Выявить, по возможности, смысловое содержание некоторых изображений, символов, фигур, сюжетов.
В ходе работы группы древних памятников будут нами объединяться по принципу аналогии, с выявлением общим черт и признаков. Наиболее интересные из этих памятников мы подвергнем анализу, решая тем самым обозначенные выше задачи.
