Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Объединения военно-морской эмиграции и их деятельность 26
1.1 Формирование очагов военно-морской эмиграции и проведение учета офицеров и чинов флота . 26
1.2 Создание и эволюция объединений военно-морской эмиграции. 39
1.3 Образовательная, издательская, благотворительная и коммерческая деятельность объединений военно-морской эмиграции . 65
ГЛАВА 2. Политические ориентации военно-морской эмиграции в 1920-1941 гг. 119
2.1 Военно-морская эмиграция о борьбе с советским режимом . 119
2.2 От непредрешенчества к легитимизму . 136
2.3 Военно-морская эмиграция и идеология младоросского движения. 169
Заключение. 187
Список использованных источников и литературы 195
Приложения 211
- Формирование очагов военно-морской эмиграции и проведение учета офицеров и чинов флота
- Образовательная, издательская, благотворительная и коммерческая деятельность объединений военно-морской эмиграции
- Военно-морская эмиграция о борьбе с советским режимом
- От непредрешенчества к легитимизму
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется необходимостью продолжения изучения Русского Зарубежья, в котором военные моряки, благодаря корпоративной сплоченности, высокому культурному уровню и весомому вкладу в общественно-политическую жизнь эмиграции, сыграли значительную роль. Создав в 1920-30-е гг. свои структуры на принципах отличных от организационных принципов общевоинских объединений, военно-морская эмиграция была больше связана с миром Русского Зарубежья в целом, чем с общевоинской средой.
Изучение истории военно-морской эмиграции позволяет дополнить исследование общих проблем Русского Зарубежья, в частности уточнить картину формирования региональных эмигрантских диаспор, их количественной, структурной и социальной динамики; развития центров образования и просвещения; издательской, литературной, историко-мемориальной деятельности эмиграции и ее идейно-политической эволюции.
Изучение творческого наследия военных моряков в эмиграции может иметь в современных условиях определенное значение. Разработанные в 1920-1930-е гг. принципы обучения личного состава флота, порядок прохождения службы различными категориями офицеров (строевых, инженеров, тыловых) могут быть использованы при переходе к новым формам организации Вооруженных сил Российской Федерации.
В историографии изучаемой темы выделяются три основных группы исследований: эмигрантские, отечественные и иностранные.
Формирование эмигрантской историографии военно-морской эмиграции началось непосредственно после Крымской эвакуации. В июле 1921 г. в Бизерте начал издаваться первый в эмиграции военно-морской журнал -«Морской сборник», в котором публиковались некоторые материалы, посвященные военно-морской эмиграции. В 1922 в г. Мюнхене большим, по меркам Русского Зарубежья, тиражом в 3000 экземпляров вышла работа капитана 2 ранга Г.К. Графа «На «Новике». Балтийский флот в войну и революцию». Во второй ее части - «Смерть флота» - автор, опираясь на собственную оценку политических ориентаций морских офицеров, утверждал, что большинство из них были убежденными монархистами.
В 1920-е гг. в эмигрантской прессе было опубликовано несколько работ морских офицеров, посвященных флотским юбилеям и отдельным событиям, из жизни флота в Советской России. Вопросы внутренней жизни военно-морской эмиграции авторами практически не затрагивались, за исключением сообщений о Русской эскадре в Бизерте.
Важным рубежом в военно-морской эмигрантской историографии, стал 1928 г. С этого года начали регулярно выходить журналы: «Морской журнал» и «Зарубежный морской сборник» возросла творческая активность морских писателей и публицистов. В 1928-1931 гг. на страницах русскоязычной эмигрантской прессы было опубликовано более 700 статей на морские темы и 20 художественных произведений и воспоминаний о прошлом военно-морского флота. Наибольшее внимание в это время уделялось развитию флота после Русско-японской войны, его участию в Первой Мировой войне, биографиям выдающихся флотских деятелей. Вопросы повседневной жизни военно-морской эмиграции также нашли отражение в ряде работ, посвященых официальной стороне жизни объединений военно-морской эмиграции, вовлечению в них молодежи, перспективам использования флота в борьбе с большевизмом и возможностям его возрождения после победы над большевиками.
В течение 1930-х гг. интенсивность публикаций на морские темы в русскоязычной прессе снизилась. Во многом это было связано с уходом из жизни ряда видных военно-морских публицистов: контр-адмиралов С.Н. Тимирева, В.В. Трубецкого и штабс-капитана С.К. Терещенко. Изменилась и основная направленность публикаций. По-прежнему популярной темой оставалась повседневная жизнь военно-морской эмиграции. Но в ее освещении появился и новый нюанс - подведение итогов за время, проведенное в эмиграции. Характерной работой такого рода стала статья старшего лейтенанта Д.П. Жемчужина «История харбинского кружка морских офицеров», в которой автор подробно описывал жизнь военно-морской диаспоры в Харбине в 1924-1934-х гг.
Больше внимания стало уделяться учету офицеров и чинов флота. Были опубликованы сведения о судьбах офицеров всех выпусков МК в ХХ в., данные об офицерах, погибших и умерших после 1917 г.. Подобные публикации преследовали цель доказать непримиримость офицеров флота по отношению к советской власти, которая выражалась доказательстве, что их большинство оказалось в эмиграции, погибло в годы Гражданской войны, либо подверглось репрессиям на Родине. В деятельности военно-морской эмиграции повысился интерес к флотским традициям и церемониям, выражением чего стала публикация труда старшего лейтенанта М.Ю. Горденева «Морские обычаи, традиции и торжественные церемонии Русского императорского флота».
В 1950-1970-х гг. количество эмигрантских публикаций резко сократилось. Наиболее значимой в этот период стала деятельность Кают-компании в Сан-Франциско по изданию «Морских записок». В них публиковались как мемуары и художественные произведения, так и некоторые аналитические работы. Изданием «Морских записок» военно-морская эмиграция фактически подводила результат своего пребывания в «зарубежном плавании».
В советской историографии проблематика военно-морской эмиграции возникла уже в 1920-е гг. в связи с изучением истории Гражданской войны. В 1928 г. вышла в свет работа бывшего старшего лейтенанта В.А. Кукеля. Его «Правда о гибели Черноморского флота» стала своеобразным ответом на уже упоминавшуюся книгу капитана 2 ранга Г.К. Графа «На «Новике». Балтийский флот в войну и революцию». В ней В.А. Кукель, помимо изложения своей версии о затоплении части Черноморского флота в 1918 г., высказывал интересные суждения о предпосылках политического размежевания офицеров-черноморцев в годы Гражданской войны. Но в конце 1930-х гг. тираж книги был уничтожен, и она фактически оставалась в СССР неизвестной. Другие работы, касавшиеся избранной темы и опубликованные в это время, носили откровенно пропагандистский характер. Собственно военно-морской эмиграции в них особого внимания не уделялось. Фактически вплоть до конца 1940-х гг., изучение истории русской эмиграцией в СССР находились под запретом.
Лишь на рубеже 1940–1950-х гг. в СССР стали появляться работы, в которых рассматривались начальный период русской эмиграции и, отчасти, эволюция политических настроений морского офицерства. Позднее увидели свет специальные исследования, посвященные морским офицерам, перешедшим на сторону советской власти, а так же воспоминания участников событий Первой Мировой и Гражданских войн.
Косвенно вопросы, связанные с политическим кредо морских офицеров, рассматривались в работах, посвященных истории конкретных боевых судов. Раскрывая роль, место и отчасти политические убеждения большинства офицеров в тот период, авторы данных публикаций огульно относили офицеров флота в разряд ортодоксальных монархистов.
В целом, в СССР комплексное научное исследование военно-морской эмиграции было затруднено из-за недоступности ряда архивных фондов и работ, изданных за рубежом.
Изменения, произошедшие во второй половине 1980 - начале 1990-х гг. в СССР, вызвали рост интереса к изучению Русского Зарубежья в целом и военно-морской эмиграции в частности. Введение в научный оборот новых архивных источников заметно расширило тематику исследований по данной проблематике.
Появились работы посвященные проблемам комплектования и организации учебного процесса в военно-морских учебных заведениях в начале ХХ в., в которых затрагивались вопросы формирования политических убеждений морских офицеров; количественного и социального состава офицерского корпуса флота в 1917 г., его судьбам в годы гражданской войны. К.Б. Назаренко на основе анализа статистических данных о численности офицеров флота в 1917 г. и командного состава РККФ в 1918 г. пришел к выводу о переходе большей части офицеров флота на службу в РККФ.
Более глубокому анализу были подвергнуты события, связанные с расправами над морскими офицерами в 1917 г., которые, оказали существенное влияние на последующий политический выбор многих из них. Появились работы, посвященные участию морских офицеров в Гражданской войне, в том числе мемуары, опубликованные ранее за рубежом. В современных исследованиях нашли отражение проведенные флотом эвакуации, формирование локусов военно-морской эмиграции, адаптация морских офицеров к жизни за границей.
Рассматривая деятельность Русского военного Зарубежья, историки стали уделить специальное внимание военно-морской эмиграции. Так, в работе «Российская военная эмиграция и ее печать. 1920-1939 годы» были рассмотрены некоторые стороны издательской деятельности военных моряков-эмигрантов; ряд публикаций затрагивал образовательную деятельность МК в Бизерте и Морского училища в Шанхае. Новым направлением стало исследование роли бывших русских морских офицеров в становлении флотов независимых государств, образовавшихся после распада Российской Империи, их участии в вооруженных конфликтах 1920-1930-х гг. и Второй Мировой войне.
Иностранные исследователи, изучая русскую военную эмиграцию, как правило, не выделяли ее военно-морскую составляющую. Вместе с тем в работах, посвященных вооруженным конфликтам в Европе 1920-1930-х гг. а также в справочниках командного состава военно-морских флотов ряда европейских стран приводятся персональные сведения об отдельных офицерах русского императорского флота. А А. Копршивова в работе «Под сенью Андреевского флага…» рассмотрела деятельность сотрудника Русского заграничного архива в Праге, редактора и издателя «Морского журнала» лейтенанта М.С. Стахевича.
Из изданных в последнее время работ иностранных авторов, необходимо отметить труд китайского историка Ван Чжичэна «История русской эмиграции в Шанхае». В нем рассматривался не только процесс формирования «русского» Шанхая, в котором офицеры Сибирской флотилии приняли непосредственное участие, но и деятельность некоторых морских офицеров в различных общественно-политических организациях. Особое внимание было уделено общественно-политической деятельности председателя Русской национальной общины Шанхая капитана 1 ранга Н.Ю. Фомина.
Особый интерес в зарубежной историографии вызвали радикальные течения в русской эмиграции, в частности движение младороссов. Одной из первых работ на эту тему стала переведенная на русский язык книга профессора Гавайского университета Д. Стефана. В ней автор, анализируя младоросскую идеологию, отмечает ее сходство с фашистской. Упоминает в своей монографии о младороссах и У. Лакер. Однако его утверждение о том, что «влияние младороссов в основном ограничивалось русскими эмигрантами в Париже и нескольких других французских городах» представляется необоснованным. Единственным в настоящее время специальным исследованием, посвященным Союзу Младороссов (СМ), является книга французской исследовательницы М. Массип «Истина – дочь времени. Александр Казем-Бек, русский эмигрант», в котором СМ рассматривается в связи с биографией его лидера – А.Л. Казем-Бека.
В целом, несмотря на возросший интерес к военно-морской эмиграции, в современной историографии сохранился ряд «белых пятен» в освещении ее повседневной жизни и политической деятельности. По-прежнему недостаточно изучены участие военно-морской эмиграции в политической жизни Русского Зарубежья, вопросы, связанные с привлечением в ряды военно-морских организаций и объединений молодежи; организацией учета офицеров и чинов флота в эмиграции; финансированием деятельности организаций и объединений военно-морской эмиграции.
Объектом исследования являются организационные структуры русской военно-морской эмиграции: ее военно-морские организации в различных странах мира, и их объединения.
В качестве предмета исследования выступает идеологическая, политическая, организационная, и профессиональная деятельность организаций и объединений военно-морской эмиграции, ее руководителей и отдельных морских офицеров.
Территориальные рамки исследования включают в себя места проживания представителей русской военно-морской эмиграции в 1920-1930-е гг.: в Западной Европе: Францию, Королевство Сербов, Хорватов, Словенцев, (Королевство СХС), Чехословакию, Бельгию; в Африке: Тунис и Алжир; а так же Турцию, США; Китай.
Хронологические рамки исследования охватывают межвоенный период: 1920-е гг. - 1941 г., то есть от проведения Крымской эвакуации до начала Великой Отечественной войны.
Цель и задачи исследования. Целью данной диссертации является исследование деятельности русской военно-морской эмиграции. Для ее достижения ставятся следующие задачи:
-
Исследовать процесс формирования и эволюции центров военно-морской эмиграции; выявить количественные и качественные характеристики военно-морской эмиграции и ее организационных структур.
-
Изучить деятельность организаций и объединений военно-морской эмиграции по поддержанию профессиональных знаний офицеров на современном уровне, привлечению в ряды организаций эмигрантской молодежи; их культурную и благотворительную работу, а так же усилия по изысканию необходимых для этого средств.
-
Проанализировать представления военно-морской эмиграции о наиболее целесообразных формах и методах борьбы с советским режимом.
-
Изучить эволюцию политических взглядов и политическую деятельность военно-морской эмиграции ее объединений и отдельных представителей в 1920-1941 гг.
Источниковая база. Круг привлекаемых к исследованию источников и их классификация определялись происхождением и информационными возможностями этих источников для решения поставленных задач.
Важнейшими источниками по исследуемой теме являются материалы эмигрантской периодической печати.
Огромное значение для военно-морской эмиграции имел издаваемый в 1921-1923 гг. в Бизерте журнал «Морской сборник». На его страницах печатались обзоры событий, происходивших на кораблях Русской эскадры, наиболее важные приказы ее командующего, уставные и отчетные документы отдельных военно-морских эмигрантских организаций. Так же публиковались многочисленные воспоминания морских офицеров о событиях Первой Мировой и Гражданских войн, очевидцами и участниками которых они являлись.
Важным вспомогательным пособием для изучения помещенных в «Морском сборнике» материалов, является вышедший в 2003 г. под редакцией В.В. Лобыцына «Бизертинский морской сборник». В нем материалы первоисточника распределены по тематически-хронологическому принципу: о Первой Мировой войне, о Гражданской войне и о русских моряках в эмиграции. Приводится большое количество материалов по персональному составу военно-морских диаспор и военно-морских организаций в различных странах, а так же комментарии к некоторым работам, опубликованных в «Морском сборнике».
В Чехословакии в 1928-1942 гг. издавался «Морской журнал», который был официальным печатным органом пражской Кают-компании и Всезарубежного Объединения Морских Организаций (ВОМО). Это издание содержит огромный массив информации о создании и повседневной деятельности организаций и объединений военно-морской эмиграции. На его страницах можно встретить воспоминания офицеров, статьи, отражавшие идейно-политические разногласия в военно-морской эмигрантской среде, обзоры опубликованных печатных трудов. Помимо этого, в нем помещалась информация обо всех усопших, имевших отношение к военно-морской эмиграции.
Из других периодических изданий, используемых в исследовании, необходимо отметить издававшийся в 1928-1931 гг. в Чехословакии «Зарубежный морской сборник», в котором публиковались обзоры деятельности военно-морских организаций, а также журнал брненского отдела морского кружка «Звено», полный комплект номеров которого хранится в фонде № 5862 Государственного архива Российской федерации (ГА РФ). В последнем содержатся статут отдела, протоколы собраний, годовые отчеты правления, раскрывающие повседневную жизнь этой молодежной организации. Кроме того, публиковались письма членов морского кружка «Звено», проживавших вне Чехословакии, которые дают представление о жизни, политических убеждениях и планах молодых офицеров и гардемаринов в США, Франции и Бельгии. Большой интерес представляет «Вахтенный журнал», выходивший в 1934-1938 гг. в Сан-Франциско. Анализ журнальных публикаций позволяет проследить процесс постепенной «американизации» морских офицеров, оказавшихся в США.
Работа также опирается на периодические издания младороссов, в том числе издававшуюся с 1934 г. в Сан-Пауло лейтенантом В.В. Рюминским газету «Младоросское слово». В числе авторов ряда этой популярной в странах Латинской Америки газеты были морские офицеры, сочувствующие младоросскому движению. Они анализировали происходившие в СССР события и рассматривали возможные варианты трансформации советской политической системы.
Отдельную группу источников составляют политические произведения моряков-эмигрантов, издававшиеся в виде книг и статей в периодических изданиях.
Среди них выделяются сочинения, теоретически обосновывавшие естественность для России монархического порядка. Особое место среди них принадлежало произведениям капитана 1 ранга А.Н. Щеглова. доказывавшего, что западный мир и его демократические политические институты губительны для России, а единственно возможная форма политического устройства для России - монархия.
Идеологи военно-морской эмиграции доказывали необходимость после победы над большевиками восстановить Российскую Империю во главе с Кириллом Владимировичем. Капитан 2 ранга Г.К. Граф и другие бывшие морские офицеры призывали бывших сослуживцев и всех соотечественников примкнуть к движению легитимистов.
Наконец, большое внимание уделялось методам свержения советского строя. Важнейшей предпосылкой этого должна была стать консолидация военно-морской эмиграции. Идея объединения в рамках «морской семьи» пользовалась популярностью. Впервые о необходимости этого было заявлено в 1921 г. капитаном 1 ранга М.В. Казимировым. Некоторые идеологи военно-морской эмиграции призывали идти за приделы из узко-корпоративных рамок. Так, капитан 1 ранга А.Н. Щеглов призывал к объединению всю здравомыслящую эмиграцию, а капитан 1 ранга Н.Г. Фомин разработал теорию «национально-освободительной борьбы» участниками которой должны были стать «все русские люди, проникнутые чувством здорового патриотизма, независимо от социального и имущественного положения».
Среди используемых в работе мемуаров необходимо выделить несколько групп. Первая группа – воспоминания офицеров, занимавших руководящие посты в дореволюционном флоте. Мемуары второй группы принадлежали перу офицеров флота, не занимавших до 1917 г. высоких должностей, сражавшихся в годы Гражданской войны под «белыми» знаменами и ушедших в эмиграцию. Третья группа мемуаров была оставлена офицерами, еще до 1917 г. примкнувшими к революционному движению, что предопределило их участие в гражданской войне на стороне красных. В четвертую группу входят воспоминания офицеров, перешедших на сторону большевиков после захвата ими власти. Внутри этой группы особо выделяются воспоминания, оставленные офицерами военного времени, чей образ мыслей и психология существенно отличалась от мышления кадровых офицеров. Как специфический вид мемуарной литературы можно рассматривать и некоторые художественные произведения, авторы которых, являлись современниками, но и участниками описываемых событий.
В работе широко использовались эмигрантские справочно-инфомационные издания. Наиболее ценными из них является военный справочник «Армия и флот», вышедший в свет в Париже в 1931 г. В нем содержится обширная информация о Военно-Морском Союзе (ВМС): официальная история его создания, уставные документы, а так же состав его подразделений (групп). В 1968 г. лейтенантом А.А. Герингом были опубликованы «Материалы к библиографии русской военной печати за рубежом», в которых имеются сведения обо всех периодических изданиях военно-морской эмиграции и всех трудах, объединенных в «Русской Морской Зарубежной Библиотеке».
Диссертация так же опирается на труды, содержащие персональные сведения об участниках военно-морской эмиграции. Наиболее информативным из них является изданный в 2004 г. труд В.В. Лобыцына «Офицеры флота и морского ведомства». В нем собраны сведения о 5711 лицах, имевших отношение к русскому флоту и остававшихся в живых к осени 1917 г. Использовались и другие аналогичные издания.
Важнейшим элементом источниковой базы диссертации являются архивные материалы.
Документы ГА РФ, отражают жизнь и повседневную деятельность военно-морской эмиграции. Материалы Российского Государственного Военного архива (РГ ВА), позволяют судить о деятельности младоросской партии, в которой активно участвовали морские офицеры-эмигранты.
В фонде ГА РФ № 5903 собрана переписка военно-морского агента во Франции. В нем имеются сведения по персональному учету офицеров и чинов флота и помощи нуждающимся офицерам и членам их семей в Финляндии и Королевстве СХС. Помимо этого есть материалы, связанные с образованием и деятельностью объединений военно-морской эмиграции, а так же переписка военно-морского агента с офицерами и чинами флота. Документы об организации учебного процесса в Севастопольском МК, эвакуированного позже в Бизерту представлены в фонде ГА РФ № 5915.
В фонде РГ ВА № 64 большой интерес представляют документы, связанные с деятельностью партии младороссов: устав партии, переписка ее главы с представителями на местах, картотека членов, а так же донесения о пропагандисткой работе среди советских моряков во французских портовых городах.
Важными архивными источниками являются также личные фонды ГА РФ. Фонд № 5970 содержит переписку, бывшего морского министра адмирала И.К. Григоровича. В фонде № 6023 находится дневник мичмана П. В. Репина, в котором подробно описывается повседневная жизнь и представления офицеров Русской эскадры в Бизерте, а так же первые шаги молодых офицеров и выпускников МК, прибывших для обучения в чехословацкие ВУЗы. В фонде № 6666 содержится переписка командующего Русской эскадрой вице-адмирала М.А. Кедрова с морскими офицерами и некоторыми известными эмигрантами.
Важные материалы, необходимые для решения задач исследования, находятся в фондах архивов ФСБ и СВР, до недавнего времени остававшихся недоступными для исследователей. Часть их была опубликована в серии «Русская военная эмиграция 20-40-х годов».
Методологическая основа исследования. В основу методологии исследования была положена теория структурно-функционального анализа, согласно которой, «любая системная единица организации обязана быть функциональной, то есть вносить свой вклад в деятельность по достижению организационных целей, а значит, способствовать адаптации системы в целом: повышать ее устойчивость, эффективность взаимодействия с другими организациями, осуществлять регуляцию внутренних связей и поведения отдельных частей системы».
Военно-морская эмиграция рассматривается как динамически развивающаяся и функционирующая система. В качестве ее элементов выделяются организации, объединения организаций военно-морской эмиграции и отдельные офицеры. При этом она выступает как элемент системы более высокого порядка – Русского военного Зарубежья.
Военно-морская эмиграция исследуется во всей совокупности ее общественно-политических, и экономических связей и взаимодействии с другими элементами Русского Зарубежья, а так же с социально-экономическими и политическими институтами стран пребывания.
Большое значение для исследования имело использование сравнительно-исторического метода для определения общего и особенного в идеологии и деятельности военно-морских эмигрантских объединений: ВОМО, ВМС и Объединение Морских организаций в Чехословакии, а так же входивших в их состав отдельных организаций и морских офицеров-эмигрантов.
Исследование основано на принципах объективности и историзма.
В последние годы появились работы, которые вольно или невольно искажают реальный облик эмиграции 1920-30-х гг. С одной стороны, их идеализируют как «рыцарей белой борьбы», с другой – осуждают за отсутствие патриотизма и готовность вести вооруженную борьбу против СССР в союзе с внешними силами. В результате, создаются односторонние, зачастую диаметрально противоположенные образы русской эмиграции. Только следование принципу объективности позволяет избежать подобных крайностей, проанализировать противоречивые тенденции в ней и представить жизнь военно-морской эмиграции во всем ее многообразии.
Применение принципа историзма к изучению феномена военно-морской эмиграции дает возможность проанализировать исторические ситуации, в рамках которых происходило ее становление и эволюция, выявить исторические корн и пути эволюции ее идейно-политических ориентаций.
Научная новизна исследования заключается в комплексном изучении жизни и деятельности русской военно-морской эмиграции в 1920-1941 гг. как важной составляющей Русского военного Зарубежья.
Феномен военно-морской эмиграции рассмотрен в диссертации в различных аспектах: общественно-политическом, социально-экономическом и идеологическом. Впервые рассмотрена финансовая сторона ее деятельности. Так же уточнены количественные и качественные характеристики организаций и объединений военно-морской эмиграции в 1920-1930-е гг. и предложены критерии для их классификации.
Исследовано участие военно-морской эмиграции в политической жизни Русского Зарубежья, в разработке обосновании необходимости реставрации монархии в постбольшевистской России и способов изменения политического строя в СССР. Также впервые проанализированы роль и место представителей военно-морской эмиграции в младоросском и легитимистском движениях.
Диссертация вводит в научный оборот новый источниковый материал, в частности: сведения об участии морских офицеров в младоросском движении; о межличностных и деловых отношениях лидеров военно-морской эмиграции; об участии морских офицеров в политической жизни Русского Зарубежья; уставные документы ряда объединений военно-морской эмиграции.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации были обсуждены на кафедре новейшей истории России Пермского государственного национального исследовательского университета, а также представлены в виде доклада на Международной заочной научно-практической конференции «Актуальные проблемы науки» (2011 г., г. Тамбов) и ежегодной научной конференции Пермского государственного национального исследовательского университета (2011 г.). В 2008-2011 гг. автором было опубликовано 9 статей по тематике диссертации, 5 из них – в изданиях, входящих в перечень периодических изданий Высшей аттестационной комиссии Министерства образования и науки Российской Федерации.
Теоретическая и практическая значимость работы. Выводы, полученные в диссертации, могут быть использованы при написании общих работ по отечественной истории, а так же в специальных исследованиях по истории Русского Зарубежья и Русского военного Зарубежья.
Структура исследования. Структура диссертации соответствует цели и задачам исследования. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы и приложений.
Формирование очагов военно-морской эмиграции и проведение учета офицеров и чинов флота
Формирование очагов военно-морской эмиграции в начале 1920-х гг. стало следствием массовых эвакуации русского флота из Новороссийска, Крыма и Владивостока, а так же исхода небольших групп и отдельных морских офицеров из пределов бывшей Российской Империи.
В целом, для Балкан, Северной Африки, Китая и Турции было характерным компактное проживание бывших офицеров и чинов флота, а для Северной Америки и западноевропейских стран - рассеянное. Формирование центров военно-морской эмиграции продолжалось вплоть до конца 1920-х гг. Его ход зависел от наличия в местах образования российских миссий, представительств или хотя- бы проживания ранее там этнических русских, а так же от отношения к ним местных властей.
Первый крупный очаг военно-морской эмиграции возник в ноябре 1920 г. в Константинополе после прибытия туда Черноморского флота. Перед переходом в Бизерту часть офицеров пожелала остаться в Константинополе, перейдя в разряд беженцев. Всего к 1 марта 1922 г. в Константинополе находилось 349 офицеров и чинов морского ведомства , причем подавляющее большинство из них считало свое пребывание временным и при первой же возможности уезжали". Их желанию покинуть Константинополь способствовали и циркулировавшие в среде русских эмигрантов слухи о том, что, после передачи турецким властям их столицы, все русские будут переданы представителям Советского правительства . Из Константинополя морские офицеры уезжали преимущественно в европейские славянские страны, реже во Францию. К концу 1923 г. почти все морские офицеры покинули Константинополь. Самая крупная колония военно-морской эмиграции возникла в Бизерте после прихода туда в декабре 1920 г. Русской эскадры. Помимо 649 офицеров, 13 чиновников, 8 священнослужителей и 28 врачей4, 117 кондукторов и 3836 матросов5 на ее кораблях находилось 370 гардемарин и кадет , а так же 529 женщин и 220 детей .
С лета 1921 г. французские власти стали принимать меры к сокращению численности находящихся на их обеспечении чинов эскадры, и членов семей моряков. Они не препятствовали списанию с судов офицеров и матросов для поиска работы в Тунисе, способствовали отправке морской молодежи для обучения в Чехословакию и Королевство СХС, а остальных - в другие страны Европы и Америки. В результате этого в июле 1924 г. в списках эскадры и
Сиротского дома (бывшего МК) оставалось всего около 220 человек . После признания в октябре 1924 г. Францией СССР Андреевский флаг с оставшихся кораблей Русской эскадры был спущен, и, после закрытия в мае 1925 г. Сиротского дома, все русские учреждения в Бизерте были ликвидированы. Однако часть офицеров осталась в Бизерте и после этого, причем 54 из них навсегда9. ,
В ряде славянских стран так же возникли очаги военно-морской эмиграции. Наибольшее их количество образовалось в начале 1920-х гг. в Королевстве СХС. Основная волна военно-морской эмиграции туда была обусловлена Крымской эвакуацией. В ноябре 1920 г. многосемейные офицеры флота и члены команд, а так же желающие офицеры были из Константинополя отправлены в Сербию10.
В 1920-21-х гг. военно-морская диаспора в Королевстве СХС постоянно росла, и по данным военно-морского агента капитана 2 ранга Б.П. Апрелева в октябре 1921 г. в 93 населенных пунктах королевства проживало «адмиралов, флота генералов 29; флотских офицеров и инженер-механиков 198; офицеров прочих корпусов и по адмиралтейству 162; чиновников Морского Ведомства и морских врачей 21; воспитанников (гардемарин, кадет, юнкеров и вольноопределяющихся) 131; команды 127; семейств при оных 405» . Таким образом, даже без учета членов семей и команд, в начале 1920-х гг. там проживало более 500 членов морской семьи, что делало военно-морскую диаспору в Королевстве СХС второй по численности в Европе. С начала 1930-х гг. начался отток бывших военных моряков в другие страны, в основном во Францию.
В начале 1920-х гг. очаги военно-морской эмиграции возникли и в других европейских странах. В 1921 г. в Финляндии проживало более 100 ", в Германии - около 9013; в Греции - 20 морских офицеров14; в 1924 г. в Эстонии - 52 офицера и 6 чиновников морского ведомства15; в Бельгии — 24 офицера и 7 гардемаринов , в Болгарии около 30 офицеров17, в Чехословакии в середине 1920-х гг. более 80 офицеров и гардемаринов.
Центр военно-морской эмиграции в 1920 — 1930-е гг. находился в Париже, где ко второй половине 1920-х гг. проживало более 400 морских офицеров и чиновников морского ведомства18. В других городах Франции так же существовали очаги военно-морской эмиграции. Наиболее крупные из них к середине 1920-х гг. были в Марселе, Лионе и Тулоне.
До середины 1920-х гг. происходило постоянное увеличение количества морских офицеров и чинов флота во Франции в целом. Со второй половины 1920-х гг. количество приезжающих сократилось, и при этом наметился незначительный отток из Франции в США. В целом до конца 1930-х гг. численность бывших военных моряков во Франции была стабильной, а парижская диаспора оставалась самой крупной в мире.
Наиболее крупный очаг военно-морской эмиграции в Азии образовался в Шанхае. Численность военно-морской диаспоры в конце 1920-х гг. там достигла почти 100 человек19; и вплоть до конца 1930-х гг. оставалась относительно стабильной.
До начала 1920-х гг. в США находилось всего несколько морских офицеров в составе Императорского посольства." . Необходимо отметить, что в тот период российским генеральным консулом в Нью-Йорке был отставной мичман М.М. Устинов, который оказывал формирующейся военно-морской диаспоре на восточном побережье существенную помощь.
По мере крушения белых фронтов в России начался приток на восточное и западное побережья (из Китая и азиатских стран) небольших групп офицеров и чинов флота. Несмотря на трудности получения въездных виз, в середине 1920-х гг. в окрестностях Нью-Йорка проживало более 12021, а в Сан-Франциско и Сиэтле около 5022 и 1023 соответственно морских офицеров и чинов флота. В дальнейшем тенденция перемещения бывших моряков за океан сохранялась вплоть до конца 1930-х гг., но при этом часть из них переселялись спобережий во внутренние штаты.
Условия проживания и адаптации бывших моряков, зависели от страны проживания, возраста, наличия специальности. Наиболее благоприятными они были в США, Франции и Бельгии24, а для морской молодежи, помимо того, в Чехословакии и Королевстве СХС" , правительства которых предоставляли возможность получения высшего образования за государственный счет.
Вопрос о численности морских офицеров и чинов морского ведомства, оказавшихся в эмиграции до начала 2000-х гг., не вызывал среди историков особых разногласий. Выражая устоявшееся мнение, В.А. Климутин отмечал, что «приблизительное общее число представителей военно-морской эмиграции следует считать около 2000, в соответствии со сведениями, собранными составителями «Мартиролога русской военно-морской эмиграции» на основе публиковавшихся в эмигрантской печати сведений о кончине чинов российского флота»27.
Образовательная, издательская, благотворительная и коммерческая деятельность объединений военно-морской эмиграции
Оказавшись в изгнании, большинство морских офицеров, как и прежде, были готовы служить своей Родине. При этом исполнять свой долг они желали в качестве офицеров флота. А потому их профессиональная подготовка должна была соответствовать современным требованиям.
Осознание этого стало приходить к отдельным офицерам еще на кораблях Русской эскадры. Так, один из ее офицеров писал в 1921 г.: «если морская практика не нулсна здесь, в Тунисе, то вряд ли найдется морской офицер, который бы сказал, что это не пригодится там, в России, когда мы вернемся». Объективно оценивая свой уровень подготовки и считая, что техника и военно-морское искусство за последние годы существенно продвинулись вперед, многие из офицеров признавали, что, «мы, оставшись на уровне полузабытых познаний 1916 года, едва ли сможем, когдапонадобиться, оказаться на должной высоте» ,. ;
Поэтому перед руководителями объединений военно-морской эмиграции к середине 1920-х гг. с особой остротой встала задача по поддержанию специальных и технических знаний своих членов; на современном уровне. Эта проблема была одинаково актуальна, как для, возрастных (старше 40 лет) и ; более молодых, военного производства офицеров, так и для выпускников МК в Бизерте. Учитывая, что значительная часть морской молодежи к концу 1920-х гг. получила высшее,, преимущественно техническое, образование, а старшее поколение еще не успело забыть материальную часть кораблей, редакция «Зарубежного морского сборника»; была уверена, что: «по возвращении на палубы кораблей техническую часть офицеры освоят быстро. Труднее, будет обстоять дело с,освоением тактической части военно-морского дела».Солидарные в необходимости поддержания своих профессиональных: знаний руководители отдельных объединений военно-морской эмиграции по-разному видели этот, процесс/
Представители старшего поколения военно-морской; эмиграции, стоявшие к середине 1920-х тт . во главе большинства объединений, имея личный опыт возрождения , флота между Русско-японской и Мировой войнами, считали, что совершенствование военно-морских знаний офицеров должно было происходить в военно-морских самообразовательных кружках. Впервые такие кружки были образованы молодыми офицерами после Русско-японской войны. Они, по мнению многих современников, дали блестящие результаты, «подняв уровень высшего образования офицеров на чрезвычайно высокую ступень»130. Полагая, что офицерство в конце 1920-х гг. переживало еще более тяжелый период, чем после Русско-японской войны, старшее поколение военно-морской эмиграции было уверено, что кружки, созданные при существующих организациях, будут способствовать возрождению флота. Одним из ярых сторонником военно-морских самообразовательных кружков являлся контр-адмирал А.Д. Бубнов, который в прошлом сам был членом петербургского кружка. Убежденный, что в условиях эмиграции занятия в таких кружках это единственно целесообразный путь распространения в офицерской среде военно-морских знаний, он в одной из своих работ просто и доходчиво объяснял своим молодым- товарищам их сущность: «члены кружка разрабатывают и делают в общем заседании доклады по различным вопросам военно-морских знаний; после каждого доклада производятся всесторонние прения по докладу, и эти прения являются наилучшим методом самообразования w развитияі дисциплины военного мышления» 31. По мнению Бубнова, в, деятельности кружка периоду докладов обязательно должен предшествовать период изучения современной военно-морской литературы. Для этого отдельным членам кружка должно быть поручено изучение определенного сочинения на военно-морскую тему для последующего доклада остальным. При таком подходе все члены кружка смогут быстро и глубоко ознакомится со всей иностранной военно-морской литературой.
Традиционная корпоративность и условия эмигрантской жизни объективно подталкивали молодых офицеров к подобной самоорганизации для получения профессиональных знаний. Довольно подробно организация процесса самообразования была описана председателем брненского отдела морского кружка «Звено» мичманом П.В. Репиным. Находясь в то время фактически, в «автономном плавании», правление Отдела в конце 1925 г. распределило своих членов на группы, поставив каждой из них задачу по изучению одного конкретного вопроса. Для этого члены группы собирали все возможно доступные материалы, после чего составлялся доклад, который читался всему Отделу. В дальнейшем прочитанные доклады представлялись для оценки одному из старших офицеров флота, проживавшему в Чехословакии. И только после знакомства с критическими замечаниями по докладу вопрос считался полностью изученным.
В общем, сама идея самообразования военно-морской эмиграцией была воспринята позитивно, и уже в конце 1920-х гг. в большей части военно-морских объединений читались доклады на специальные темы и обсуждались труды военно-морских теоретиков. С 1928 г. информация о прочитанных в разных организациях докладах стала регулярно публиковаться в «Морском журнале» и «Зарубежном морском сборнике». При этом особо отмечалось образование новых центров военно-морского самообразования в отдаленных уголках Русского Зарубежья. Так, например, в июльском номере «Морского журнала» за 1932 г. было помещено сообщение об открытии в Сан-Пауло Курсов военных знаний, на открытии которых с докладом, посвященном боевым действиям флота в Мировой войне, выступил лейтенант В.В. Рюминский .
Военно-морская эмиграция о борьбе с советским режимом
Подавляющее большинство офицеров и чинов флота, еще до ухода в эмиграцию, стали свидетелями жестоких и бессмысленных расправ, познали унижение от беснующейся толпы, страх за жизнь родных и близких и иные негативные последствия крушения старого порядка. Прошедшие гражданскую войну моряки считали большевиков виновниками гибели императорского флота и зачинщиками революционной смуты.
Поэтому, оказавшись в изгнании, они уже имели общее представление о большевизме и советской власти. В целом, оно совпадало с консолидированным мнением эмиграции, пророчившей России гибель от рук большевиков. В последующем те отрывочные и далеко не полные сведения, доходившие до эмигрантов, только усиливали неприязненное отношение к советской власти.
Некоторым морским офицерам в 1920-х гг. пришлось на собственном опыте познать особенности советской жизни, а отдельным даже удалось занимать высокие посты в советском государственном аппарате. Их свидетельства1, ставшие достоянием всей «России № 2» усилили восприятие негативных сторон в образе всей советской системы. Для большинства морских офицеров, не знавших всех ее особенностей, свидетельства бывших сослуживцев о советских порядках казались безальтернативной истиной.
По мнению военно-морского атташе СССР в Константинополе и Стокгольме в 1920-х гг. бывшего старшего лейтенанта А.А. Соболева, эмиграция должна была разбираться в тонкостях системы, созданной в СССР для борьбы с прежней Россией и всем остальным миром. Он считал, что, только познакомившись с ее сильными и слабыми сторонами, можно найти адекватные способы борьбы с ней.
Первой составной частью советской системы, по мнению Соболева, была коммунистическая партия. Он был убежден, что коммунистическая партия периода революции и гражданской войны, то есть та, которую знали эмигранты, и партия, правившая в СССР в конце 1920-х гг., были абсолютно разными. Его аргументация выглядела следующим образом. В 1920-х гг. постоянно происходил количественный рост партии. При каждом изменении курса партии в ее ряды вливались новые члены, поддерживающие его и подходящие по морально-деловым качествам для его выполнения. Одновременно партия «очищалась» от членов, не поддерживающих или не способных реализовывать эти изменения. Наиболее яркими примерами таких «смены исполнителей» были кадровые изменения в партии во время внутренней борьбы с оппозиционными группировками и коллективизации в деревне. С одной стороны, новые члены партии были необходимы, так как ее силы в деревне были слабы, а с другой - прием в партию фанатиков коллективизации, лодырей и доносчиков, желавших раскулачивать тех, с которыми они не могли сравниться, привело к существенному изменению облика партии. Аналогичные изменения происходили при любом изменении партийного курса. В результате, полагал Соболев, «члены партии составляют все время контингент людей, максимально отвечающих расширению усилий партии в направлении ее последнего (то есть того, при котором они влились) движения»". Вследствие этого к концу 1920-х гг. «компартия в ее теперешнем виде представляет объединение людей готовых «проводить» генеральную линию партии, соответствующую данному моменту» .
Но так как изменения курса определялись руководством партии, то постепенно она избавилась от людей, неспособных беспрекословно выполнять любые поставленные задачи. С течением времени все большую часть в ней составили члены, для которых суть генеральной линии была безразлична, а важны были лишь те преимущества, которые давало членство в партии. В конечном счете, во второй половине 1920-х гг. курс партии, по убеждению Соболева, отвечал интересам, прежде всего завистников, лодырей и рвачей, и она все более и более наполнялась людьми с невысокими моральными принципами4. Естественно, что при таком составе партии фискальство стало не только обычным, но и совершенно неизбежным делом.
Подводя итог своим размышлениям, Соболев указывал, что «не «чека -агенты» как принято думать за границей, следят, подслушивают, доносят и предают окружающих, а вся масса «партийцев», ибо это их хлеб, их «служба», их «долг». Миллионная армия «людей, имеющих права» -желающих доносить и судить, армия лишенных моральных устоев, для которой все хорошо - и есть важнейший элемент фундамента «системы» коммунистического государства»5.
Второй важнейшей частью ее являлись органы ГПУ. Информация о деятельности советских карательных органов в виде сообщений о репрессиях в отношении офицеров и чинов флота, оставшихся на территории СССР, периодически публиковалась на страницах военно-морских изданий6. Однако, по мнению Соболева, роль ГПУ заключалась не только в непосредственном проведении карательных акций. Он был убежден, что в СССР происходил процесс постепенного сближения ГПУ, партийных, профсоюзных и общественных организаций в процессе деятельности по «выкорчевыванию остатков капитализма» и борьбы с «некоммунистическим образом мыслей». Это сближение, прежде всего, проявлялось в том, что часть функций по слежке, доносам и расправам взяли на себя партийные, советские и даже общественные организации. «Почитайте советские газеты и в отделах о «перегибах» легко можно найти как различные «бригады» «фабзавкомы» и даже «домкомы» лишали граждан всех гражданских прав, выселяли их, лишали «пайки» и т. д.» - писал Соболев. Естественно, что в роли руководителей политических кампаний выступали члены партии либо партийные активисты. Поэтому повседневная деятельность членов партии все чаще и чаще пересекалась с деятельностью сотрудников ГПУ. С другой стороны, энергия ГПУ все больше и больше направлялась на решение внутренних вопросов жизни партии, советских и общественных организаций. Разумеется, далеко не все в СССР одобряли и поддерживали внутреннюю политику ВКП(б). Это заставляло партию создавать «войска специального назначения» на случай возникновения массовых протестов среди населения. Соболев был уверен, что «обособленное положение этих войск от остальной красной армии (туда тоже может проникнуть зараза), исключительно привилегированное положение, комплектование командных кадров только отборными коммунистами дает возможность в современных условиях вполне на них рассчитывать - даже в том случае, если бы речь шла о столкновении с небольшой частью красной армии» . По мере того, как партия вела Россию к «обобществлению» и «коммунистическому образу мыслей», части специального назначения ГПУ, составлявшие вторую часть коммунистической системы власти, становились все нужнее.
От непредрешенчества к легитимизму
По подсчетам историков, в начале 1920-х гг. за пределами Советской России оказалось более 300 тысяч солдат и офицеров бывшей императорской и различных антибольшевистских армий25. Наиболее значительная и организованная ее часть покинула Отечество в ходе Крымской эвакуации осенью 1920 г. в составе Русской армии. Ее Главнокомандующий генерал-лейтенант П.Н. Врангель считал, что именно его солдаты и офицеры должны стать ядром консолидации всей военной эмиграции.
С 1921 г. эмиграции стала предприниматься попытки координации антибольшевистских усилий различных партий и эмигрантских объединений. Врангель пытался организовать взаимодействие различных организаций, прежде всего центристского и монархического толка, для объединения их вокруг своих сторонников26. Причем с учетом особенностей политического спектра формирующегося Русского Зарубежья такое объединение было возможно лишь «при неуклонном проведении в жизнь главного «кредо» армии: борьба не за монархию, не за республику, а за- Отечество» . Однако его контакты с представителями различного рода политических группировок остались фактически безрезультатными.
Политическая борьба, разгоравшаяся в эмиграции в начале 1920-х гг. не могла не оказывать влияния на офицеров и солдат армии, вызывая озабоченность ее командования. Стоит отметить, что, по мнению Врангеля, главная угроза «независимости» армии исходила справа. «Если в первые годы нашего изгнания Армии приходилось отстаивать свою самостоятельность от посяганий слева, то ныне ей приходится оберегать свою независимость от посягательств справа. Священные-для лучшей части офицерства, слова «За Веру, Царя и Отечество» используется как средство отторжения этих офицеров от Армии, якобы не сочувствующей этим заветам. Опыт 1917г. ясно показал несовместимость воинского начала с политикой и политиканством», - писал он в своем циркуляре № 03738 от 10 сентября 1923 г. . Одновременно с этим циркуляром Врангелем был подписан приказ № 82 по Русской армии, который запрещал армейским чинам входить в какие либо политические организации и объединения29.
После издания Великим Князем Кириллом Владимировичем манифеста 0 принятии титула «Императора Всероссийского» генерал Врангель 1 сентября 1924 г. на собрании высших чинов армии,огласил приказ № 35 о создании РОВ С, в который входили все офицерские общества и союзы, а так же отдельные военнослужащие, не имевшие возможности состоять в местных союзах, но желавшие числится в составе Русской армии30. После этого понятия «РОВС» и «Армия» в идеологическом отношении начали отождествляться. Суть своей платформы Врангель сформулировал следующим образом: «Мы боремся за Россию. Мы готовы идти со всеми партиями, которые искренне желают отдать свои силы на службу русскому народу и со всеми теми, которые там, в России, делают тоже дело, что и мы. Мы не ищем для себя ничего и думаем, что русский народ сам должен определить свою будущую судьбу. Он сам выберет себе форму будущего правления, монархию или республику»31. Еще проще объяснял конечную цель русского воинства в эмиграции Великий Князь Николай Николаевич: «наша цель только освободить, а потом взять под козырек и отойти» .
Создавая образ будущего российского государства в контексте «единой и неделимой России», лидеры Русского военного Зарубежья выступали за непредрешенчество и созыв Учредительного Собрания, но на деле тяготели к имперским формам правления и восстановлению монархии. По их мнению, переходный период от момента свержения власти большевиков до созыва Учредительного Собрания «должен был вовсе не подготавливать переход страны к демократическому режиму, а предшествовать установлению монархии, причем не в конституционном, а в самодержавном варианте» .
Приверженность высшего руководства армии монархической идее в первую очередь была обусловлена традиционными для русской армии идеологическими установками, которые они пронесли и сквозь огонь Первой Мировой и Гражданской войн. Так, например, в январе 1922 г. генерал-лейтенант П.Н. Врангель в одном из писем отмечал, что «Все прошлое России говорит за то, что она, рано или поздно, вернется к монархическому строю»34.
Однако младшие и часть старших офицеров армии, чей социальный состав кардинальным образом изменился за годы Первой Мировой и Гражданской войн, относились к монархической идее по иному. Для них монархическая идея являлась лишь одним из вариантов идеологии Белого движения. «Идея национальной государственности - высшая ценность — родила Белое движение, которое с таким упорством сопротивлялось самому страшному натиску разрушительных сил, какой только знает история. Идея монархическая — ценность меньшая в сравнении с идеей государственности — так же явилась импульсом к патриотическим действиям, но этот импульс оказался менее плодотворным», - писал официальный орган РОВСа «Часовой»35.
Социальный состав офицеров и чинов флота в эмиграции отличался от довоенного незначительно, что во многом определяло его политические убеждения. Для подавляющего большинства кадровых морских офицеров монархические идеалы была ближе и понятней, нежели абстрактная «белая идея».
В начале 1920-х гг. значительная часть морских офицеров находилась на кораблях Русской эскадры, где сохранялась относительная дисциплина и власть прежних начальников. Имевшие место в первой половине 1921 г. случаи неповиновения36 и массового ухода на берег судовых команд37, дали основания местным властям считать их проболыневистски настроенными. В донесении о положении на судах Русской эскадры в апреле 1923 г. анонимный автор, между прочим, указывал, что «настроение масс, как офицеров, так и солдат, всецело на стороне сов. России» .
