Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Социально-политическая сущность правления Александра I и его духовные искания
1 Освещение проблемы политического курса Александра І в историографии 61
2 Программа законно - свободных учреждений и конституционная политика Александра І 66
3 Священный союз, его доктрина и попытка русского правительства связать политический курс России с европейским легитимизмом 93
4 Отношения России с Ватиканом и Священный союз. Проблема слияния православной и католической церквей в русской дипломатии 10-20-хгодовХГХвека. Миссия генерала Мишо 112
Глава II. Католические настроения в русском обществе первой четверти XIX века и проблема возможной трансформации политической системы самодержавия
1 Жозеф де Местр и католическая пропаганда до Отечественной войны 1812 г. 141
2 Попытки европеизации России в духе легитимизма в период европейского кризиса феодальных монархий в I четверти XIX в. Жозеф де Местр и иезуиты 160
3 Русские католики-дворяне первой четверги XDC века и европейский легитимизм 170
Глава III. Культурные аспекты католицизма в России
1 Женская эмансипация в России в начале XLX века как элемент Просвещения и европеизации общества 199
2 Влияние католицизма на семейно-общественный уклад дворянской семьи 203
3 Черты культурной миссии католицизма в России 220
Глава IV: Зинаида Волконская и ее обращение в католицизм
1 Истоки духовных исканий З. А. Волконской (1800- 1810-е годы) 240
2 Московский салон З. А Волконской 20-х годов XLX века 254
Заключение 271
Библиография 279
- Программа законно - свободных учреждений и конституционная политика Александра І
- Попытки европеизации России в духе легитимизма в период европейского кризиса феодальных монархий в I четверти XIX в. Жозеф де Местр и иезуиты
- Влияние католицизма на семейно-общественный уклад дворянской семьи
- Истоки духовных исканий З. А. Волконской (1800- 1810-е годы)
Введение к работе
Актуальность исследования. «Русский католицизм» периода царствования Александра I - проблема, еще не привлекавшая специального внимания отечественных исследователей.
Католическую веру в первой трети XIX века приняли многие видные представители русской дворянской аристократии, имевшие высокое государственное и общественное положение и занимавшие активную обществешгую позицию (3. А. Волконская, П. Б. Козловский, В, Н. Головина, Е. П. Ростопчина, М. С. Лунин и др.). Основная масса этих обращений приходится на первые десятилетия ХГХ века. Отголоски католического движения александровской эпохи слышны и в более позднее время. В 30-е годы ХГХ века к католичеству после долгих раздумий приходят некоторые видные представители интеллектуальной элиты - В. С. Печерин, 3. А. Волконская, М. С. Лунин и др., уже задолго до этого интересовавшиеся католицизмом. Католицизм был основой мировоззрения русских дворян, присоединившихся к римской церкви, и определял их политические взгляды и культурные пристрастия.
В этой связи феномен «русского католицизма», как фокус актуальных общественно-политических тенденций и настроений России первой трети ХГХ века, заслуживает пристального исследовательского интереса. Его изучение позволяет выявить новые оттенки общественных настроений дворянства в связи с общеевропейскими политическими и идеологическими тенденциями того времени.
Такой подход представляется особенно актуальным с точки зрения современных тенденций развития русского общества и государства. Исторические задачи, стоявшие перед Россией в начале ХГХ века, во многом поучительны для рубежа столетий, который должно преодолеть современное общество России. Определение своего исторического места в Европе, корреляция российских общественных процессов в контексте европейской политики, приведение внутренних тенденций и приоритетов политического развития в соответствие с глобальным движением мировой цивилизации, прежде всего, исторического мира европейского континента. Все это определяет актуальность представленной темы.
Научная новизна диссертации определяется оригинальной самостоятельной постановкой вопроса. Предложен новый аспект исследования - рассмотреть «русского католицизма» в контексте политического курса Александра I и государственной идеологии того времени в эпоху развивающегося кризиса феодальных монархий в Европе под влиянием французской буржуазной революции, наполеоновских войн и складывания новой политической доктрины легитимизма, направленной на реставрашпо феодальных монархических режимов на новой основе. Впервые религиозное течение католицизма в России в первой трети ХГХ века исследуется как конкретно-исторический феномен, как
следствие и отражение объективных закономерностей и тенденций развития России и Европы этого периода, с учетом всего комплекса политических, идеологических, социальных, культурных и битовых аспектов проблемы. Исследование затрагивает многие малоизученные аспекты политики Александра I и истории католического направления в русской общественной мысли.
Кроме того, в научный оборот вводятся новые архивные материалы, имеющие отношение к биографии одной из виднейших представительниц католического направления в России исследуемого периода, - 3. А. Волконской.
Объектом исследования в настоящей работе является религиозное течение католицизма в России (феномен «русского католицизма») в эпоху складывания новой политической доктрины легитимизма, в эпоху развивающегося кризиса феодальных монархий в Европе под влиянием французской буржуазной революции, наполеоновских войн и периода реставрации феодальных монархических режимов на новой основе.
Степень изученности проблемы. Первые в отечественной историографии исследования, затрагивающие тему католицизма в России, принадлежат перу православных священников и историков официально - монархического направления, таких как Дмитрий Толстой, М. Я. Морошкин, П. К. Щебальский, Т. И. Буткевич.1 Причину обращений в католицизм русских дворян они видели в пропаганде иезуитов и французских эмигрантов, пользовавшихся в правление Александра I покровительством государства
Представители католической историографии русские иезуиты И. С. Гагарин,2 П. О. Пирлдаг, А. Буду,3 М. Ж. Руэ де Журнель4 считают, что католическая церковь притягивала лучших представителей русского высшего общества вследствие превосходства своей доктрины и клира над православием. И. С. Гагарин в отдельной работе обосновал точку зрения о том, что Александр I незадолго до смерти обратился в католичество, направив в Ватикан своего эмиссара - А. Мншо, который должен был лично сообщить папе о намерении русского императора принять католичество и обратить в него своих подданных.3 Эта точка зрения впоследствии нашла развитие в работах П. Пирлинга6 и получила поддержку со
1 Буткевич. Т. И. Устройство и управление римско - католической церкви вообще и в России в частности.
Харьков, 1916; Морошкин М. Я. Иезуиты в России. С царствования Екатерины П и до нашего времени. Ч. 1-
2. СПб., 1867-1870; Толстой Д. А Римский католицизм в России. Историческое исследование. Т. 1-2. СПб.,
1876; Щебальский П. К. Католичество в России при Екатерине и после нее.// Русский вестник. 1872. Т. 52. С.
620-644; Белоголов И. М. Акты и документы, относящиеся к устройству и управлению римско -
католической церкви в России. Т. 1. Пг., 1915.
2 Gagarin J. Tendances catholiques dans la societe russe. Paris, 1860.
3 Pierling P. La Russie et le Saint Singe. T. V. Paris, 1912; Boudou A. Le Saint Singe et la Russie: Lears relations
diplomariques au XIX siHCie. T П. Paris., 1925.
4 Rouet de Jourael. M.-5. Un college de Jesuites a Saint-Petersbonrg. 1800 - 1816. P., 1922; Idem. Une russe
catholique: la vie de Mme Swetchine (1782 -1857). P., 1938.
5 Gagarin J. Les archives rasses et la conversion d'Alexandre, empereur de la Russie. Lyon, 1877.
6 Pierling P. Alexandre I-er, est-il niort catholique? Paris, 1901.
стороны историков противоположных направлений - В. Л. Бильбасова и немецкого историка-марксиста Э. Винтера.8
Во французской историографии конца ХГХ - начала XX вв. Э. Оман, Л. Пішго рассматривали проблему распространения в России начала XIX в. католицизма в русле влияния на Россию французской культуры и французской эмиграции.9
В советской историографии тема русского католицизма возникла лишь эпизодически. В исследовании М. Степанова рассматривается роль Ж. де Местра в формировании католического направления в дворянской общественной мысли.10 В статье С. С. Дмитриева вопрос о католицизме возникает в связи с распространением в России 30 - 40-х годов XIX века утопического социализма католического толка (Ламеннэ и Лакордер).11 II. Я. Эадельман проанализировал причины обращения в католицизм декабриста М. С. Лунина.12
Итальянский историк В. Джусти и польские историки Р. Блуф, В. Сливовска, Б. Муха13 видят основную причину распространения католицизма среди русского дворянства в недостатках православной церкви, которая была зависима от царской власти, изолирована от культуры и общественных запросов высшего сословия и не адаптировала свое учение к новешшгм общественным тенденциям.
Немецкий историк-марксист Э. Винтер трактует распространение католицизма в России при Павле I и Александре I как следствие целенаправленной политики властей на достижение альянса с римско-католической церковью, рассматриваемой царизмом в качестве опоры в борьбе с революционным движением и оплот против вольнодумства.
Американские историки Дж. М. Мак Эрлеан и Д. Л Шлафли15 оцешгвают «русский католицизм» александровского времени как один из этапов процесса воздействия на Россию
7 Бильбзсов В. А. Ипоземное предание об Александре I. // Русская старина. 1901. № 4. С. 33 - 41.
8 Винтер Э. Папство и царизм. М, 1964. С. 253 - 254.
9 Pingatid L. Les francais en Russie et les russes en France. Paris, 1886. Haumant E. La culture francaise en Russie
(1700-1900). Paris., 1910.
10 Степанов M Жозеф де Местр в России. II Литературное наследство. Т. 29-30. М, 1937. С. 577 - 726.
11 Дмитриев С. С. Славянофилы и славянофильство. (Из истории русской общественной мысли середины
ХГХ века.) // Историк - марксист. 1941. № 1. С. 85 - 97.
12 ЭйдельианН, Я. Лунин. М, 1970. С. 93 -104.
13 Giusti W. V irrequieto itinerario di padre Vladimir Pccerra. Trieste, 1964. P. 5 -6; Bluth R_ M. Кагйа z dziejow
katolicyzmu w Rosji w pierwszej polowie XIX wieku. M. S. Lunin. II Przegkad powszeczny. 1925. T. 166. S. 268-
283. T. 167. S. 116-131; Idem. Rosijski romantyk nawrocony о. W. Pieczerin. //Przeglad powszeczny. 1926. T.
169. S. 304-322. T. 170. S. 68-86, 200-217; Idem. Kartka z dziejow katolicyzmu w Rosji w pierwszej polonie XLX
wicku (ksiezna Z. Wolkonska). II Bluszcz. 1931. № 41-48; Sliivovska W. Mikolaj І і jego czasy. Warszawa, 1965.
S. 127 -129, Mucha B. Rosjanie vobec katolicyzmu. Lodz, 1989.
1A Winter E. Rufiland md das Papsttum. T. I - П. Berlin. 1 % 1. В русском переводе: Виптер Э. Папство и царизм. М., 1964.
15 Mac Erleaa J. М. P. Catholicism in Russia.// The Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History. Academic International Press. 1978. V. 6. P. 132 - 138; Scblafly D. L. The Rostopcliins and Roman Catholicism in Early Nineteenth Century Russia. II Dissertation abstracts international. V. XXXTV. 1973. № 1. С опубликованной частью работы Д Л. Шлафли органично сочетается автограф его рукописи «Католическое движение при Александре 1», которая является дальнейшим развитием концепции американского ученого. Копия этой рукописи имеется в архиве автора настоящей работы (Schlafly D. L. The Catholic Movement in the Russia of Alexander L (Рукопись, присланная в журнал «Родина».) // Личный архив автора).
западноевропейской цивилизации и культуры, начало которого было положено в эпоху Петра I. Исток» католических веяний начала ХК века американские авгоры находят в екатерининской эпохе, ознаменовавшейся сильным европейским влиянием в искусстве, придворных правилах и б этикете.
В современной отечественной историографии новое направление в изучении русского католицизма открывает исследование Е. Н. Цимбаевой, посвященное И. С. Гагарину и группировавшемуся вокруг него обществу русских иезуитов.16 Е. Н. Цимбаева впервые в историографии дала определение русского католицизма как «общественно-философского течения, сложившегося в России в 1830-1840-е годы и просуществовавшего до конца XDC века», главной чертой которого стало стремление к религиозному универсализму -вселенской церкви, объединяющей и православие, и католицизм.17 Е, Н. Цимбаева рассматривает католиков александровского времени лишь как «предысторию» собственно «русского католицизма».18 Благодаря работам Е. Н. Цимбаевой традиционная концепция истории консервативной и умеренно либеральной русской общественной мысли середины XIX века, обычно исчерпывающаяся двумя магистральными направлениям!? -славянофильством и западничеством, - дополняется новым направлением - «русским католицизмом».
Присутствию католической идеи в русской общественной мысли и анализу историко-культурных аспектов обращений русских в католицизм в XDC веке посвящены работы С. Яковенко19 и Е. Е. Дмитриевой.20
Новый поворот в рассмотрении католической темы определился в работах Е. А. Вишленковой, посвященных политике самодержавия первой четверти ХЕХ века в религиозном вопросе.21 Е. А. Вишленкова рассматривает католицизм в царствование Александра I как одно из важнейших политических направлений, предлагавших целостную концепцию политического развития и европеизации России.22
Высказанные в историографии оценки католического направления в русской общественной мысли делают актуальным изучение этого религиозного течения в тесной связи
Цимбаева Е. Н. Русский католицизм как общественно-философское течение ХК века. Дисс. ... канд. ист. наук. М., 1996; Цимбаева Е. Н. Русские католики: смена вер. // Вестник МГУ. Сер. 8. История. 1997. № 6. С. 39-61.
17 Цимбаева Е. Н. Русский католицизм как общественно-философское течение XIX века. Автореф. дисс. ...
канд. ист. наук. М., 1996. С. 3-4.
18 Указ. соч. С. 4.
Яковенко С. Католическая идея в России XIX века. // Европейский альманах. История. Традиция. Культура. М., 1994. С. 46 - 55.
~ Дмитриева Е. Е. Обращения в католичество в России ХК в. (историко-культурный аспект). // Мировое древо. Вып. 4. М, 1996. С. 84 - ПО.
" Вишленкова Е. А. Религиозная политика: официальный курс и «общее мнение» России александровской эпохи, Казань, 1997; Вишленкова Е. А. Духовная школа в России первой четверти ХК века. Казань, 1998. " Вишленкова Е. А. Духовная школа в России... С. 168-169.
с ключевыми проблемами политики и идеологии Александра I и рассмотрение его влияния на обществеяно-подіїтическую и культурную магзнь Россіпі первой трети ХГХ века.
Целью исследования является анализ католицизма как религиозного течения в русском обществе первой четверти ХГХ века в контексте политического курса Александра I и русской модели легитимизма.
Задачи исследования:
1) Выявить, какие политические и идеологические цели стояли перед русским
самодержавием в начале ХГХ века, какую трансформацию они претерпевали на протяжении
всего царствования Александра Г, и насколько использовались идеи европейского
легитимизма и католицизма в русской внешней п внутренней политике;
-
Рассмотреть политические взгляды лидеров и участников русского католического движения первой трети ХГХ века и их соотношение с теорией и практикой европейского легитимизма;
-
Проследить основные аспекты культурной и общественной миссии католицизма в русской жизни первой трети ХГХ века;
-
На примере жизни и литературного наследия 3. А. Волконской показать, как под влиянием идей легитимизма происходило оформление мировоззрения одной из представительниц русского католического движения александровского времени.
Хронологические рамки исследования ограничїшаются первой третью ХГХ века. Время формирования в России католицизма, как самостоятельного общественно-религиозного течения русской дворянской аристократии хронологически совпадает с годами правления Александра I. К 1830 - м годам относятся последние обращения в католицизм видных представителей русского дворянства и шггеллигенщш, чей интерес к католицизму формировался и проявился в период правления Александра I.
Методологической основой исследования является совокупность научных методов, составляющих основу исторического исследования: конкретно - исторический подход к анализу явлений прошлого, научная объективность, метод исторических параллелей, сравнительно-исторический метод, комплексный подход к анализу исторических явлений, учитывающий их многоаспектность.
Источниковая база исследования охватывает широкий круг источников различных тшлов и видов, которые делятся на две группы в соответствии с поставленными задачами.
Политический курс Александра І в контексте европейского легитимизма и католицизма рассматривается на основе источников официального характера - указов, рескріштов, манифестов, официальной дипломатической переписки, «речей» Александра І в польских сеймах и публицистики. «Русский католицизм» как течение общественно-религиозной мысли русского дворянства исатедуется по материалам личного происхождения
- воспоминаниям, письмам, дневникам, литературным к публицистическим произведениям самих участников католического движения или их современников.
Привлекаемые в целях настоящей работы опубликованные документы рассматриваются в новом историографическом контексте - в контексте влияния на государственную идеологию идей легитимизма и в своей совокупности позволяют по-новому оценить основное содержание политического курса и идеологии Александра L Основной корпус использованных источников официального характера составляют Полное собрание законов Российской империи,23 издания документов по истории внешней политики России, включающие международные договоры России, принятые при ее непосредственном участии конституционные хартии и официальную дипломатическую переписку.24 Речи Александра І в польских сеймах, а также другие материалы, важные с точки зрения характеристики политики и идеологии самодержавия первой четверти XLX века, опубликованы в правительственной печати и в трудах историков официально-монархического направления, использовавших архивные документы.23 Используются литературные и публицистические сочинения западных теоретиков легитимизма - Ж. де Местра, Ф. Р. Шатобриана, Л. Г. Боналъда, Баррюэля.26 Наиболее важное место среди этих источников занимают публицистические сочинения и письма Ж. де Местра.27
Полное собрание законов Российской империи. Собрание первое. Т. 29 - 33. СПб., 1830.
Документы для истории дипломатических отношений России с западными державами от заключения всеобщего мира в 1814 г. до конгресса в Вероне в 1822 г. Часть 1. Акты публичные. Т. 2. СПб., 1825; Конституционная хартия 1815 года и некоторые другие акты бывшего Царства Польского 1814-1881. СПб., 1907; Акты для выяснения политического положения Финляндии. Гельсингфорс, 1890. (2-е нзд СПб., 1908); Внешняя политика России. Т. 8 - 13. М.. 1972 - 1982.
25 Речь Александра 115 (27) марта в польском сейме в Варшаве. //«Северная почта», 30 марта 1818 г., №26;
Речь Александра I при закрытии польского сейма 15 (27) апреля 1818 г. // Богданович МИ. История
царствования императора Александра I и России в его время. СПб., 1871. Т, 5. С. 370 - 376; «Дело о
происшествии в Царстве Польском за 1820 г.» // Богданович М. И. Указ. соч. Т. 5. С. 476; Вел. кн. Николай
Михайлович. Император Александр I. СПб., 1912. Т. 2. С. 323; «Объявление от митрополита Римских
церквей в России Станислава Сестрсвцсвича - Богуша. Преосвященным епископам, прелатам, каноникам,
деканам, провинциалам, настоятелям церквей и монастырей и всем исповедующим римско-католическую
веру. Санкт - Петербург, 25 января 1807 г. // Шильдср Н.К. Император Александр Первый: Его жизнь и
царствование. СПб., 1897. Т.2. С. 359-361.
26 Chateaubriand F. Genie du christianisme ou Beautes de la Religion chretierme. VoL 1-5. Paris, 1802;
Chateaubriand F. Les martyrs ou le Triomphe de la religion chretierme. Paris, 1809; Шатобриан Ф. P. Опыт
исторический, политический и нравственный о древних и новейших переворотах. Т. 1-2. СПб., 1817;
Barrouelle. Abrege des memories pour servir a V rusloire du jacobinisme. P., 1806; Maistre J. Considerations sur la
France. II Maistre J. Oeuvres completes. Vol. 1. Lyon, 1891; Bonald L. G. Theorie du pouvoir politique. II Bonald
L. G. Oeuvres. Vol. 1. Paris, 1854.
27 Maistre J. Oeuvres completes. T. I - XTV. Lyon. 1884 - 1886; Maistre J. Memoires politiques et correspondence
diplomatique. Paris, 1858; Maistre J. Lettres et opuscules inedites. T. 1.- 2. Paris, 1851; Maistre J. Quatre chapitres
sur la Russie. Paris, 1859; Lettres inedites du comte Joseph de Maistre. SPb., 1858; Mecrp Ж. M. де Рассуждения
о Франции. М., 1997; Местр Ж. де. Петербургские письма. 1803-1817. СПб., 1995; Mecrp Ж. де. Санкт -
Петербургские вечера. СПб., 1998; Местр Ж. де. О свободе. // Местр Ж. де. Петербургские письма. С. 188 и
след; Maistre J. Cinq lettres sur l'education publique en Russie. II Lettres et opuscules inedites. T. 2. P. 340 - 383;
Maistre J. Quatre chapitres sur la Russie. Paris, 1859; Lcttre a une dame protcstante sur la maxirne qu'un honnete
home ne change jamais de la religion; Lettre a vine dame russe II Lettres inedites du comte Joseph de Maistre. SPb.,
1858. T. 2. P. 257 - 281.
Свидетельства личной склонности и заинтересованного отношения к католицизма самого Александра I хранят письма императора к великой княгине Екатерине Павловне и к Р.
A. Кошелеву, записка А. Н. Голицына о различиях православной и католической церквей,
представленная им по просьбе императрицы Елизаветы,29 воспоминания Шатобриана о
Веронском конгрессе, содержащие запись бесед писателя с русским императором,30 а также
источники, хранящие информацию о секретной миссии в Ватикан посланника Александра I,
генерала Мишо, изданные П. Пирлгаггом.31
Для характеристики представителей «русского католицизма» важны мемуары В. Н. Головиной, записные книжки М. С. Лунина, письма С. П. Свечинон, письма П. Б. Козловского, письма и литературные сочинения 3. А. Волконской,32 мемуары представителей семьи Ростоггадаых,"'3 переписка и литературные произведения Ф. В. Ростопчина/4 переписка
B. И. Туркестановой с Ф. Крнстином,35 мемуары графини Шуазель-Гуфье, Р. С. и А. С.
Стурдза, С. Н. Жихарева, Ф. И. Иордана, А. Чарторыйского, С. Н. Глинки, А. В. Кочубея,
переписка А. А. Иванова.36
Документальные материалы ордена иезуитов в России, иезуитских пансионов п личные документы монахов ордена сосредоточены в зарубежных архивах или закрытых архивах ордена иезуитов и в силу этого мало доступны для исследователей. Для
2 Вел. кн. Николай Михайлович. Переписка императора Александра I с сестрой великой княгиней Екатериной Павловной. СПб., 1910; Александр 1 - Кошелеву Р. А. 13 января 1813 г. // Николай Михайлович вел. кн. Император Александр L СПб., 1912. Т. 2. С. 7.
2 Голицын А. Н. Мнения о разности между восточной и западной церковью с историей разделения церквей, представленные ее ими. величеству государыне императрице Елизавете Алексеевне обер - прокурором Святейшего Синода князем А. Н. Голицыным. // Чтения в императорском обществе истории и древностей российских при московском университете. Кн. 1. 1870. М., 1870. С. I-VL 1-44.
Chateaubriand F. R. Congress de Verone. Т. 1. Paris, 1854. " Пирлинг П. Не умер ли католиком Александр I? Историческая загадка. М, 1914.
32 Golovine. Souvenirs de la comtesse Golovine. nee princesse Galirzine. Paris, 1910; Fallout Madame Swetchme.
Sa vie et ses oeuvres. Paris, 1860. Пирлинг TL Софья Петровна Свечпна. Ее жизнь и переписка. // Русская
старина. 1900. X» 9 - 11; Lettrcs dc madame Swetchine. Т. 1. Paris, 1862; Струве Г. Русский европеец.
Материалы для биографии и характеристики князя П. Б. Козловского. Сан-Франциско, 1950№ Лунин М. С.
Сочинения, письма, документы. Иркутск, 1988; Volkonsky Z. Oeuvres choisies de la princesse Zencide
Volkonsky, nee princesse Beloselsky-Belozersky. Paris-Carlsruhe, 1865.
33 Ростопчина Л. Семейная хроника. М, [1912]; Naricbkme N. 1812, le comte Rostoptchine et son temps. SFb.,
1912;SegurA Vie du comte Rostopchine gouverneur de Moscou en 1812. Paris, 1871.
34 Письма графа Ф. В. Ростопчина к князю П Д. Цицианову (1803 - 1806). // Девятнадцатый век Кн. 2. М.,
1872. С. 1-113; Ростопчин Ф. В. - Александру I. 17 декабря 1806 г. // Русский архив. 1892. Т. 2. С. 420 -
421; Письма Ф. В. Рсстопчпна А. Ф. Лабзину // Русская старина. 1913. № 2. С. 423 - 426; Ростопчин ф. В.
Ох, французы! // Отечественные записки. 1842. Т. 24; Ростопчин Ф. В. Мысли вслух на красном крыдьпе.
М, 1807; Ростопчин Ф. В. Вести или Убитый живой. Комедия в одном действии. М., 1808.
34 Ferdinand Chrisrin et la princesse Tourkestanow. Lettres ecrites de Petersbourg et de Moscou, 1813 - 1819. T. 1.
Moscou, 1882. Публикация П. А. Бартенева.
35 Шуазель - Гуфье. Воспоминания об Александре I и Наполеоне I. СПб. [Б. г.]; Edling R. Memoires de la
comtesse Edling nee Stourdza. Moscou, 1888; Stourdza A. Oeuvres postfeumes. T. 3. Paris, 1859: Жихарев С. П.
Записки современника. М-Л., 1955; Записки ректора и профессора императорской академии художеств
Федора Ивановича Иордана.// Русская старина. 1891. Т. 70. № 4; Czartoryski A. Memoires du prince Adam
Czartoiyski et correspondence avec Гегарегеиг Alexandre I. T. 1 - 2. Paris, 1887 ; Глинка С. H. Записки. СПб.,
1895; Кочубей А. В. Семейная хроника. 1790 - 1873. СПб., 1890; Александр Андреевич Иванов. Его жизнь и
переписка. 1806-1858. СПб., 1880.
характеристики роли и места иезуитов в русском обществе первых десятилетий XIX века используются работы историков М. Я. Морошкина и М Ж. Руэ де Журнеля, которые полны ценных архивных публикаций по истории ордена иезуитов в Российской империи,37 а также устав Ришельевского лицея в Одессе, созданного в 18IS году распоряжением правительства по образу и подобию иезуитских пансионов.38
Из источников, имеющих непосредственное отношение к биографии 3. А. Волконской, первостепенное значение имеют материалы Российского государственного архива литературы и искусства (ф. 172 3. А. Волконской), Рукописного отдела Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова - Щедрина (ф. 850 С. П. Шевырева), Рукописного отдела Института русской литературы (Ф. 187 Собрание Модзалевского, Ф. 57 Архив С. Г. и М. Н. Волконских), Государственного архива Российской Федерации (Ф. 1146 князей Волконских), Российского государственного исторического архива (ф. 1035 Репниных, ф. 934 П. П. Дурново, ф. 844. Волконских). Используется также обширный корпус опубликованных источников эпистолярного, мемуарного и дневникового характера, а также проекты Волконской на поприще просветительства.40
Практическая значимость. Материалы исследования могут быть использованы при написании обобщающих трудов и научно-популярных работ по истории России первой трети XIX века, по истории русской культуры XDC века, а также при разработке учебных пособий,, общих лекционных и специальных курсов как для средней школы, так и для высших гуманитарных учебных заведений.
Апробация исследования. Основные положения исследования отражены в опубликованных научных статьях автора, учебных лекциях, прочитанных на историческом факультете Mill У, и тезисах докладов, сделанных на научных конференциях, проводивпшхся
37 Морошкин М. Я. Иезуиты в России с царствования Екатерины II до нашего времени. Ч. 1-2. СПб., 1867 -
1870. Rouct de Journel М. J. Un college des jesuites a Saint-Petersbourg. Paris, 1922.
38 Образование и устав Ришельевского лицея в Одессе. СПб., 1818.
39 Карасиньская И. Дневник Елены Шимаковской. // Русско-польские музыкальные связи. М., 1963. С. 85 и
след.; Дю Монте А. Листки из воспоминаний баронессы Дю Монте.// Русская старина. 1905. Т. 124. № 10. С.
237; Обер Л. Мое знакомство с Пушкиным. // Ф. Б. Венок на памятник Пушкину. СПб., 1880; Miss Berry.
Extracts of her journals and correspondence from the years 1783 to 1852. Vol. 3. London, 1863; Шесть писем
Александра I к княгине 3. Л Волконской. // Сборник русского исторического общества. Т. 3. СПб., 1868. С.
310-316; Письма м. А. Волковой В. И. Ланской // Русский архив. 1872. С. 2397 и сх; Киреевский И. В. О
русских писателях (письмо к А. П. Зовтаг, 10 декабря 1833 г.). // Киреевский И В. Полное собрание сочи
нений в 2-х томах. Т. 2. М, 1911. С. 69; Волконская 3. А - Пушкину А. С. Октябрь 1826 тМ Пушкин А. С.
Полное собрание сочинений. Д, 1937. Т. 13. С. 299, 560-561; Вяземский П. А. Мицкевич о Пушкине //
Вяземский П. А. Полное собрание сочинений. Т. 7. М., 1882. С. 329; Муравьев А. Н. Знакомство с русскими
поэтами. Киев, 1871; Веневитинов М. К биографии поэта Д. В. Веневитинова. // Русский архив. 1885. Т. 1. С.
119-120; Ильин В. Воспоминание о князе А. Н. Волконском. // Русский архив. 1878. Т. 3. С. 251 и ел.;
Булгаков А. Я Письма к брату К. Я Булгакову. // Русский архив. 1901. Кн. 2. С. 411 и ел.; Мицкевич А.
Собрание сочинений в 5-ти тт. Т. 5. М, 1954; Волконская М. Н. Записки. СПб., 1906 и др.
Волконская 3. Проект Эстетического музея при Императорском Московском университете.// Телескоп. 1831. Ч. 3. С. 385-399. Волконская 3. А. - Председателю Общества истории и древностей Российских. Не позднее 28 апреля 1827 г. // Труды Общества истории и древностей российских. Ч. 4. 1828. Летопись Общества истории и древностей российских. Т.2. С. 43-45.
в Москве в 1995 и 1998 годах Институтом отечественной истории Академии наук РФ и Государственным историческим музеем.
Структура исследования определялась поставленными задачами. Работа состоит из введения, четырех глав, разделенных на параграфы, заключения и списка использованных источников и литературы.
Программа законно - свободных учреждений и конституционная политика Александра І
Позднейшие историки будут писать об Александре I как о государе, использовавшем лишь декларацию реформ и либерализма, самое большее - как о политике, стремившемся к весьма и весьма умеренным реформам. Между тем, дело обстояло сложнее. Письмо будущего царя к Лагарпу от 27 сентября 1797 года помогает понять истинные устремления тогда еще цесаревича Александра Павловича и оценить его будущее политическое кредо. "Наконец-то я мог свободно насладиться возможностью побеседовать с вами, мой дорогой друг..., - обращается ученик к почтенному учителю, - и спросить ваших советов и указаний в деле чрезвьиайной важности - об обеспечении блага в России при введении в ней свободной конституции (constitution libre). Не устрашайтесь теми опасностями, к которым может повести подобная попытка; способ, которым мы хотим осуществить ее, значительно устраняет их..., мне кажется, что это было бы лучшим образцом революции, так как она была бы проведена законной властью, как только конституция была бы закончена, и нация избрала бы своих представителей".162 Молодой наследник престола в этих строках дает емкое определение основ политики в духе легитимизма: "революция, проведенная законной властью сверху". Учитывая печальный опыт французской революции, которая под знаменем идей свободы ниспровергла извечный политический порядок и, совершив деяние разрушения, оказалась неспособной закрепить в ожидаемом новом общественном устройстве громогласно провозглашенные идеалы, будущий русский самодержец осознает свою двоякую миссию: с одной стороны его цель - провести необходимые преобразования, следуя задачам, поставленным историей (потому-то монарх и выступает в роли реформатора), с другой - сделать реформы безболезненными, избежать общественного возбуждения и добиться постепенной трансформации традиционных основ общественного строя.
Два главных направления правительственной деятельности, определенные европейскими революциями и нарастающим кризисом политики российского самодержавия конца ХУШ - начала ХГХ века, стали шдущими для Александра I. Этими направлениями были: установление конституционного строя, понимаемого как верховенство "коренных законов", охраняющих граждан от любого рода произвола, и урегулирование на твердой законодательной основе отношений помещиков и крепостных крестьян, не доводя, впрочем, дело до отмены крепостного права Подобная политическая программа была предопределена эволюцией русской общественной жизни, в которой все более определенную роль играло выросшее из западноевропейских корней прсюветительство. Как отметил М. М. Сафонов: "существование прсюветительской идеологии, осуждавшей наиболее вопиющие проявления крепостничества и деспотизм самодержавия", было "важнейшим моментом внутриполитического развития России на рубеже ХУШ и ХГХ вв." и "составляло питательную среду для распространения среди наиболее образованной части дворянства и высшей бюрократии реформаторских настроений, выразившихся в стремлении к умеренным реформам".
Восшествие на престол Александра I вызвало всплеск ожиданий, томившихся в сердцах представителей просвещенного русского общества, ожиданий, загнанных глубоко деспотическим режимом Павла и тем самым еще более обостренньгх. Правление Павла I, не желавшего быть "дворянским царем", и стремившегося "в порывах нервического личного деспотизма пробить брешь в крепости дворянских привилегий"1 4, преподало тяжелый урок русской аристократии и заставило ее размышлять над проблемой ограничения самовластья монарха. В поисках ее решения сановная дворянская оппозиция укрепилась в конституционных чаяниях.
Начало правления Александра I было ознаменовано не только потоком не поддающихся учету приветственных од, песен, гимнов и славословий, в которых часто говорилось "о законе как о подлинном властелине людей, перед которым сам царь становится рабом",166 но и целым рядом проектов ограничения абсолютной власти самодержца Сам Александр I, воспитанный на идеалах просвещения радикальным республиканцем Лагарпом, был, казалось бы, приверженцем этой идеи. Смерть его отца от руки заговорщиков не могла не укрепить его в мысли о полезности для государства твердых законодательных установлений, способных защитить как монархию, так и все общество от произвола дворцового переворота и олигархического правления. Временами казалось, как убежденный сторонник необходимых политических реформ, Александр I был готов поступиться даже собственными неограниченными правами самодержца Вступая на престол, он торжественно декларировал, что отныне в основании политики будет положена не личная юля или каприз монарха, а строгое исполнение законов. Манифест от 2 апреля 1801 года гласил, что в "благоустроенном государстве все преступления должны быть объемлемы, судимы и наказуемы общею силою законов".
В первую половину царствования Александра I основной чертой легитимизма в политике и идеологии самодержавия становится принцип законности . Религиозная составляющая этой идеологии не вполне проявлена в политическом курсе Александра І в первое десятилетие ХГХ века
Однако весьма скоро выяснилось, что благие намерения монарха и тех немногих приближенных, которые выступали инициаторами реформ, имеют серьезные препятствия к осуществлению. Даже самые невинные попытки ограничения власти монарха и урезывания дворянских привилегий показали, насколько чреваты опасностью подобные начинания и какое сопротивление со стороны дворянского сословия они могут вызвать.
Весь спектр главных проблем и противоречий рельефно отразился в так называемом "деле о сенатском представлении" . 8 сентября 1802 года увидел свет "Указ о Сенате", принципиально изменявший традиционные отношения монарха и Сената. Указ гласил: "Дозволяется Сенату, если бы по общим государственным делам существовал указ, который был бы сопряжен с великими неудобствами в исполнении или по частным судным не согласен с прочими узаконениями, или же неясен, представлять о том императорскому величеству".
Таким образом, Александром I был сделан пусть небольшой и несмелый, но все-таки шаг к дворянскому представительству. Сенат получал право совещательного голоса Пока еще не выбранный орган - Сенат - фактически должен был наделяться правом советника государя. Кроме того была декларирована ответственность министров перед Сенатом. Логика Александра I была ясна: следуя "духу времени" он надеялся подкрепить свои реформаторские начинания одобрением, пусть даже молчаливым, общественного мнения. Расширение полномочий Сената было выгодно сановной аристократии, мечтавшей о том, чтобы дворянство перестало быть "под царем" и встало бы "рядом с ним", и связывавшей осуществление своих надежд с превращением Сената в орган дворянского представительства. Такая позиция изложена, в частности, в памфлете АРВоронцова "Записка о России в начале нынешнего века" (1801 г.).169 Выступая за сохранение самодержавия, АРВоронцов, однако, надеялся на "предоставление Сенату права вето и превращение Сената в "блюстителя закона во всем государстве" и тем самым фактически высказывается за принципиальное ограничение прерогатив монарха.
Нововведение, узаконенное Александром, было куда менее радикально, но даже столь безобидное новшество не преминуло обернуться скандалом. Право представления было тотчас же использовано. Сенатор С.ОЛотоцкий предложил Сенату протестовать против указа Александра о двенадцатилетнем сроке обязательной службы для дворян унтер-офицером, видя в нем нарушение положений "Манифеста о вольности дворянской", освобождавшего дворян от обязательной службы. Его доводы встретили одобрение и Сенат сделал представление Александру. Узнав о "сенатском бунте", монарх в негодовании воскликнул: "Я им дам себя знать!", - и тотчас же поставил сенаторов на место, вежливо разъяснив, что право представления относится лишь к ранее изданным законам.
Александр I сумел силой своей власти усмирить сенатских оппозиционеров, однако ему довелось с первых же шагов на пути реформ слшкнуться с тем, что орган, состоявший из высшего дворянства, и при этом не выборный, подал свой голос в защиту дворянских привилегий. "В потоках дворянского возмущения тонули голоса сторонников преобразований", - констатирует М.М. Сафонов, рассматривая сенатский инцидент.
Попытки европеизации России в духе легитимизма в период европейского кризиса феодальных монархий в I четверти XIX в. Жозеф де Местр и иезуиты
Отвергнув возможность превратить Россию в «законную монархию» путем проведения реформ сверху, как это намеревался сделать Александр I, преодолевая свои сомнения, Местр искал способы косвенного ограничения власти монарха путем постепенного создания условий модернизации русского государственного строя. Признание невозможности быстрого реформирования русской монархии в ключе европейского легитимизма привело его к убеждению в необходимости более осторожного подхода - европеизации самодержавия, используя такие приемы как духовное просвещение и усиление влияния религии и церкви на общество. Местр как идеолог легитимизма делал ставку на католическое просвещение аристократии, где он намеревался использовать иезуитов, привлекая к католичеству детей высшего дворянства. Вера Местра в возможность в обозримый промежуток времени «окатоличить» русскую политику проистекала из его убежденности в том, что основы государственного устройства определяет аристократическое меньшинство. «Что есть нация? -задается вопросом Местр в письме к Сен - Реалю в начале 1817г., уже после того как попьпки католического просвещения в России потерпели крах, - Это, любезный друг, монарх и аристократия. Голоса надобно взвешивать, а не считать. Не знаю, сколько у тебя слуг, но если их даже пятьдесят, то я взял бы на себя смелость оценить все эти голоса вместе взятые несколько менее, чем один твой. Именно высшее сословие поддерживает охранительные принципы и здравые государственные идеи».4
Планы Местра по внедрению католического просвещения в России при помощи иезуитов держались в тайне. В переписке с сардинским дюром и с западными корреспондентами, которая часто пфлюстрировалась, Местр не мог касаться такого щекотливого вопроса, как католическая пропаганда, затрагивающего интересы господствующей православной церкви, тем более что сам Местр признавал, что в России «на самом деле нет иной религии, кроме вражды к римской церкви». Лишь после выдворения иезуитов из Москвы и Петербурга в декабре 1815 года, означавшего крушение планов католической пропаганды в высшем российском обществе, Местр признает свое влияние на русское общество, хотя формально отрицает свою причастность к этому, отсылая обвинявших его к иезуитам. Тем не менее, сам характер подобных высказываний недвусмысленно выдает собственную причастность Местра к целенаправленной пропаганде католицизма В письме к графу де Валезу, написанному по горячим следам указа об изгнании иезуитов, Местр признается, что католическая пропаганда была едва ли не главным его интересом в России: «После декабрьских событий ничто не удерживает меня в Санкт - Петербурге: по сути дела теперь здесь совсем нет католического богослужения Иезуиты, обманувшиеся числом и высоким положением новообращенных, уже почитали, как говорится, город взятым, но действовали они с излишней поспешностью».443 В другом письме, архиепископу рагузскому, относящемся к тому же периоду, Местр снова возвращается к необходимости перехода русских в католицизм: «Допущены оплошности при обращениях, которые делались с неуместной поспешностью и слишком открыто. . Не видя опасности, они (иезуиты - А. К.) полагали что пришло их время и уже пали все преграды. Воистину множественность и быстрота обращений среди высшего общества представляли собой великолепное зрелище, но в то же время и для правительства было невозможно не обеспокоиться». Но в официальных объяснениях русскому правительству и лично Александру I Местр отрицал свою причастность к обращениям. 5
Несмотря на то, что Местр поспешил дистанцироваться от иезуитов и по возможности скрывал свою причастность к обращениям, его роль как главного светского проповедника католицизма вовсе не была секретом для современников. Княжна В. И Туркестанова, бывшая одним из завсегдатаев светских салонов Петербурга в первые десятилетия ХГХ века, замечает в одном из своих писем: «Кн. Елизавета Куракина под руководительством графа Местра..., по всей видимости, восприняла его идеи, ибо каждое воскресенье ездит к католической мессе. ... Но для меня то, что посланник сардинского короля играет роль св. Ксаверия, представляется делом крайне неуместным». По свидетельству такого знатока и живого свидетеля истории русского католицизма ХГХ века, как И С. Гагарин, каждый русский, обратившийся в католицизм в первые десятилетия ХГХ века, делал себе копию двух пропагандистских писем Местра к А И Толстой, расписывавших преимущества католической церкви по сравнению с православной, а также сочинение видного представителя ордена иезуитов в России о. Розавена на ту же тему.447 Планы Местра по распространению католичества в России при помощи иезуитов не были секретом для его постоянных собеседников. Одним из них была Р. Стурдза, с которой Местр встречался в доме своего близкого друга адмирала Чичагова. В своих воспоминаниях Р. Стурдза так характеризует Местра: «Мы сходились во всем, кроме католической религии, ревностным защитником которой он был. Тесно связанный с иезуитами, он питал надежду увидеть день, когда русская церковь вступит в союз с ними, и не покладая рук трудился над воплощением этого плана».
Однако планы католической пропаганды при помощи иезуитов, которые вынашивал Местр, все же запечатлелись и в его официальных документах. Это прежде всего записки Местра, предназначавшиеся для высших государственных чиновников российской империи и самого царя, которые должны были сформировать положительное отношение министров и русского царя к иезуитам и обеспечить ордену государственное покровительство.
Первой попыткой Местра заявить тему иезуитов в государственной политике России стали уже упоминавшиеся выше его письма к министру просвещения графу А. К. Разумовскому, с которым Местр был достаточно близко знаком и часто общался в свете. В 1810 году Местр воспользовался проектом Сперанского по учреждению царскосельского лицея и выступил с поддержкой требований иезуитов о преобразовании их базовой в России полоцкой коллегии в академию. Именно с этой целью и были написаны «Пять писем об общественном образовании в России» («Cinq lettres sur l education publique en Russie»). В письмах к Разумовскому Местр наряду с критикой светского образования в противовес образованию религиозному, а также критикой собственно проекта лицея превозносит педагогические способности иезуитов как столпов классического образования и «сторожевых псов», пгаюляюших уберечь юношество нации от антицерковных и антимонархических влияний века Прсювещения.450 «Уже три века существует общество, специально призванное к воспитанию юности, — пишет Местр, подразумевая иезуитов, - которое возвещает беспрестанно народу и особенно молодежи, столь ценной для государства: суверенитет не принадлежит народу, или, если он и принадлежал ему в первобытные времена, то лишившись его, он не вправе требовать его обратно. Источник суверенитета - Бог, это ему народ подчиняется в лице государя, никакие причины не позволяют судить государя или не подчиняться ему, кроме как в преступлении .».451 Как очевидно, Местр стремился представить иезуитов в качестве охранительной силы, могущей оказать поддержку монархии в период политических кризисов и вести религиозную пропаганду в интересах государства и царя, стремящегося преодолеть рецидивы «азиатского деспотизма» - дворцовые перевороты -и утверждающего в то же время свою власть, прежде всего, на основаниях закона Иезуиты становились, таким образом, вполне осязаемым дополнением проповеди лепггимизма.
Более развернутую программу отношений русского государства с католической церковью уже не только в лице иезуитов, а вообще как таковой Местр изложил в сочинении «Четыре главы о России». Об этой публицистической работе Местра следует сказать особо. В 1810 году по просьбе своего постоянного салонного собеседника графа Разумовского Местр записал основные тезисы своих салонных речей в форме записок, не предназначавшихся для печати. Записки были изданы впоследствии его сыном Рудольфом де Местром. Рудольф де Местр в предисловии к публикации этого сочинения характеризовал его етедующим образом: «Их разговоры превратились в цикл лекций, в которых граф свободно излагал свои идеи об административных мерах, имезших большое значение для будущего процветания империи.
Вследствие этих повторяющихся встреч граф Разумовский попросил графа де Местра изложить письменно мнения, которые он высказывал вслух, распределив их в зависимости от поднятых в них вопросов». Одним из источников «Четырех глав о России» послужили упоминавшиеся выше письма к Разумовскому об общественном образовании. 3 ноября 1811 года эта записка была прочитана А. Н. Голицыным Александру I (текст передал Голицыну сам Местр) и, по выражению самого монарха, доставила ему удовольствие.
Влияние католицизма на семейно-общественный уклад дворянской семьи
Конфликт православия и католицизма в контексте семейно-бьповых ценностей в России первой четверти ХIХ века наиболее остро и достоверно прослеживается на примере семьи Ростопчиных. Екатерина Петровна Ростопчина, в девичестве Протасова, жена известного государственного деятеля, министра иностранных дел при Павле I и знаменитого московского генерал - губернатора периода Отечественной войны - Федора Васильевича Ростопчина -принадлежала к «московской ветви» русских католичек первых десятилетий ХIХ века
В то время, как петербургская аристократия находилась под влиянием Жозефа де Местра и иезуитов, в Москве зрели качественно иные условия для распространения католического влияния. Русский католицизм в московском обществе, несомненно, имеет много общего с «петербургским» католицизмом. Однако есть достаточные различия в происхождении той или иной вариации этого религиозного увлечения. Московское аристократическое общество увлекалось католицизмом, наступая на патриархальные семейно-бытовые устои, которые господствовали в Москве. Московское дворянство оставалось в своей массе консервативным. Католицизм выступил своего рода «вакциной» против этих устоев и с трудом пробивался сквозь толщу патриархальных предубеждений. В Москве не бьшо таких открьпък центров притяжения, симпатизирующих католицизму, как пансион иезуитов, церковь Св. Екатерины на Невском проспекте или салон В. К Головиной. Московская колония французских эмигрантов была гораздо более малочисленна и представлена в основном выходцами из французской провинции, в то время как в Петербурге было сосредоточено многочисленное общество знатных и высокопосгавленньк эмигрантов, которые оказывали существенное влияние на формирование положительного отношения к католицизму русской знати.599 В 1809 году в Москве насчитывалось всего семь католических священников (в 1803 году - всего пять), в то время как в Петербурге число только монахов ордена иезуитов составляло около тридцати.600 Настоятелю московского храма Св. Людовика аббату Сюрюгу приходилось прибегать к конспирации и идти на различные уловки, тайно исповедуя и причащая русских прихожан-католиков. Для тайного причащения аббат Сюрюг имел специальный серебряный ящик - дароносицу, где хранились облатки, которыми русские католички причащались сами. Число католиков и обращенных в католицизм русских в Петербурге во много раз превосходило московскую паству.
Основанием для утверждения о том, что католицизм в московском дворянском обществе стал знаком протеста против патриархальных традиций, служит пример семьи Ф. В. Ростопчина, жена которого, Екатерина Петровна Ростопчина, урожденная Протасова, в первое десятилетие XIX века приняла католическую веру, вступив в открытую религиозную конфронтацию с мужем, сохранявшим твердые антикатолические и антизападные убеждения.
Истоки склонности к католицизму Екатерины Ростопчиной, как и многих ее современниц, можно найти в екатерининском времени. Подобно другим русским католичкам она сформировалась в придворной среде, в традициях европейской культуры и на сочинениях французских прсюветителей. Как становится известно со слов А. Сепора, мужа одной из дочерей Е. П Ростопчиной - Софьи, она «бьша воспитана под руководством своей тетки, которая отличалась светским легкомысленным нравом и для которой религия бьша лишь частью обыденной жизни и этикета», вследствие чего и сама Ростопчина «была почти полностью чужда каких бы то ни было религиозных убеждений».602 Тем не менее, Ростопчина сохранила эстетическую симпатию к христианству и веру в его возвышенную сущность. В молодости она говорила о христианской религии так: «Как жаль, что такое прекрасное учение не является истинным!».603 Впоследствии Ростопчина вынуждена бьша отречься от скептицизма века Просвещения и нравов, царивших в екатерининском придворном быту, но при этом многим бьша обязана своему воспитанию при дворе. По словам биографа Ростопчиной Д. Л Шлафли, ей было свойственно «пристрастие к интеллектуальным поискам, независимость суждений и твердость в убеждениях, которые вели ее по трудной дороге обращения и сделали столь динамичным и решительньм апостолом новой веры».
Вопрос о точной датировке принятия Е. П Ростопчиной католицизма остается спорным. Со слов внучки Е. П Ростопчиной - Лидии, дочери ее младшего сына Андрея Федоровича, известно, что толчком к принятию ею католицизма послужила смерть семейного доктора Ростопчиных, близкого друга семьи: «У меня живо сохранился в памяти рассказ матери о первоначальной причине версюпсстугшичества ее свекрови (Е. П. Ростопчиной - А. К), - пишет Лидия Ростопчина - Почтенного доктора Крафта, скончавшегося в 1804 году605, заменил врач-англичанин, совершенный атеист, материалистические убеждения которого имели большое влияние на ум графини, склонной к беседе о вопросах высшей философии и к религиозным диспутам. (...) В один прекрасный день доктор упал с лошади, смертельно расшибся и, призвав мою бабку, сказал ей, что чувствуя себя на пороге смерти, слишком поздно сознал свои заблуждения и заклинает ее подумать о спасении своей души».606 По свидетельству той же Я Ростопчиной, после этого происшествия Екатерину Ростопчину начали мучить видения, что побудило ее искать утешения в религии. Беседы с православным сельским священником из Воронова ее не удовлетворили. Как свидетельствует Л. Ростопчина, после первого же разговора с ним «она вернулась смущенная и разочарованная». Старшая дочь Е. Ростопчиной, Наталья Ростопчина, в замужестве Нарышкина, в своих воспоминаниях в основном подтверждает свидетельство Лидии Ростопчиной, но отличие ее рассказа состоит в том, что она утверждает, будто доктором, смерть которого потрясла Ростопчину, был именно Крафт, а не кто-то другой.
Таким образом, если верить Л. Ростопчиной и Н Нарышкиной, интерес Екатерины Петровны Ростопчиной к католицизму мог вшникнуть не ранее 1804 года В известной переписке Ф. В. Ростопчина с Пициановьм, которая охватывает время с 1803 по январь 1806 года и подробно освещает все события семейной жизни Ростопчиных, включая такие, как приглашение гувернеров и докторов, доктор - англичанин не упоминается. Если считать рассказ Лидии Ростопчиной достоверным, то можно предположить, что доктор англичанин, смерть которого так потрясла Е. П Ростопчину, мог появиться в семье Ростопчиных как раз во второй половине 1806 года или несколько позднее. Это предположение дает некоторые основания к утверждению И. С. Гагарина, - известного знатока судеб русских католиков ХГХ века, а также мнению А. Сегюра, что обращение Ростопчиной датируется 1806 годом.608 Нарышкина, в свою очередь, утверждает в своих воспоминаниях, что ее мать стала католичкой в 1810 году. Однако это свидетельство может относиться не к самому факту смены религии, а к факту раскрытия Е. П. Ростопчиной своего тайного католичества, которое имело большой резонанс в семье и наверняка запомнилось тогда еще юной Нарышкиной. Со слов Сегюра известно, что Ростопчина не фазу, а лишь спустя восемь-девять месяцев призналась мужу в том, что сменила вероисповедание, и это признание так потрясло его, что он больше недели не разговаривал с женой. Весьма вероятно, что именно это признание и датирует Н. Нарышкина 1810 годом по своим личным воспоминаниям, но при этом оговаривается и уточняет, что не знает точно, когда ее мать стала католичкой. Действительно, она могла и не знать подробностей обращения своей матери, поскольку эта тема с момента раскрытия истины об обращении стала в доме Ростопчиных запретной. Ущемленное самолюбие Ф. В. Ростопчина заставило впоследствии всячески обходить молчанием факт религиозного отступничества супруги. Лидия Ростопчина также подтверждает, что ее бабка какое-то время скрывала от домашних свой переход в католицизм. Д Л. Шлафли соглашается с тем, что Е. Ростопчина приняла католицизм между 1806 и 1810 годами. С учетом всех рассмотренных выше свидетельств мемуаристов и исследователей, можно расширить хронологические грани постепенного формирования склонности Е. П. Ростопчиной к католицизму, то есть датировать его 1804-1810 годами.
Истоки духовных исканий З. А. Волконской (1800- 1810-е годы)
Зинаида Александровна Волконская - не только ярчайшая представительница русского католицизма, но и одна из самых замечательных женщин в истории русской культуры. Она запечатлела свое имя в искусстве как самобытная писательница, писавшая на нескольких европейских языках, как блистательная певица и актриса, как хозяйка модных салонов, собиравших весь цвет современного ей общества. Как заметил С. Дурылин, "ее разговора искали придворные, дипломаты, полководцы, цари и на них сыпались не только благоуханные лепестки ее изящного остроумия, но кололи порой и острые шипы ее тонкой иронии".
Тем не менее, многие обстоятельства жизни Волконской и, в особенности, связанные с ее религиозными исканиями, остаются невыясненными, а подчас заведомо умалчиваются. Католический эпизод ее биографии ставит в тупик многих поборников национальных начал. Невозможно любить русскую культуру ХIХ века и не восхищаться Волконской. Но следует отдать должное и ее духовным исканиям. Они во многом стали продолжением и развитием идеи синтеза западноевропейской и русской культур, которая была отличительной чертой мировоззрения Волконской.
Тесная связь религиозных идей с западноевропейским культурным влиянием прослеживается у Волконской с самых первых лет домашнего воспитания.
Детское воспитание Волконской прошло под знаком идеалов Просвещения XVHI века благодаря влиянию отца - русского дипломата Александра Михайловича Белосельского - Белозерского, посла в Дрездене и в Турине. Александр Белосельский - Белозерский после скоропостижной смерти своей жены, матери Зинаиды, Варвары Яковлевны Татищевой в 1792 году в Турине, целиком принял на себя заботы о воспитании дочери. Будучи человеком европейского образования, он сумел привить дочери тягу к умственным занятиям, обучил ее итальянскому, французскому, латинскому и греческому языкам. Отец Вожонской был известен в России и Европе как писатель, поэт, меценат, автор философских сочинений и коллекционер произведений искусства. Его сборники стихов, вышедшие в Париже в 1784 и 1789 годах, вызвали положительный отклик Вольтера, заметившего, что автор пишет по-французски лучше, чем все молодые люди французского двора735 Философское сочинение А. М. Белосельского «Дианиология или Философская картина интеллекта», вышедшее в Париже в 1790 году, было удостоено положительного отзыва Эммануила Канта и демонстрировало владение логическими и литературными приемами французских энциклопедистов. Если через А. М. Белосельского в воспитание Волконской вплетаются идеи французского Просвещения и основы европейской культуры XVUI века, то первыми религиозными наставлениями она обязана своей бабушке по матери княгине Татищевой, которая была набожна, но неизвестно, принадлежала ли она к католическому или православному исповеданию.737 Домашняя среда благоприятствовала восприятию Волконской религиозных наставлений. Ранняя смерть матери Волконской и тоска А. М. Белосельского по безвременно ушедшей жене создали «атмосферу ностальгического культа неизвестной матери», с ранних лет окружавшую маленькую Зинаиду. В своей неопубликованной автобиографии Волконская впоследствии вспоминала, что в детстве не могла даже разговаривать с отцом о своей матери - так велика была его скорбь: «Разговаривать о ней с отцом было нельзя, он ее так любил и так горевал о ней, что у него не хватало даже сил развернуть бумагу, в которой хранились ее волосы: его руки дрожали, и он прятал эту драгоценную реликвию. Я только помню, что он называл ее «моя святая».
Автобиография З. А. Волокнской до сих пор не опубликована и местонахождение ее рукописи неизвестно. Выдержки из Автобиографии 3. А. Волконской приведены в работе М. А. Гаррис, которая, судя по всему, ознакомилась с этой рукописью, посетив виллу Волконской в Риме в начале XX века, еще до того, как архив 3. А. Волконской был распродан.
Представление о смерти, полученное в раннем возрасте, определенным образом повлияло на Волконскую и придало религиозную направленность ее интеллектуальному развитию. В юности ее занимают духовные проблемы, а интеллектуальные и литературные интересы преломляются через призму религиозности. В письме к египтологу И. А. Гульянову Волконская вспоминает о своей юности: "Мои молодые годы были окружены старостью,... я любила старость, как приятный сон, как тихий вечер. Я была так далека от игр и танцев других юношей и девушек и не могла понять, что заставляло их отдаваться этим увлечениям, резвиться, петь и не воздавать хвалу бессмертному Богу. Ради какого блага, спрашивала я себя, эти слова, эти "па", эти звуки? И я смотрела на них с набожностью и страхом. Я ощущала молодость лишь как воспоминание старости. (...) И я всем сердцем желала ускорить наступление своей старости. Я хотела, чтобы эта цветущая, но такая опасная своими соблазнами жизнь прошла как можно скорее. Я заточила остаток своей молодости в замке грозного Бога, врага смеха и удовольствий,... там, где ничто не могло отвратить меня от суроюй идеи смерти, которая является лучшим руководителем к мудрости Я отвергла тунику юности, чтобы принять вуаль божественной мудгххли".741 Строки из альбома Волконской, относящиеся к 1807 году, когда Зинаиде было всего лишь 15 лет, неоспоримо свидетельствуют о том, что взгляд на мир сквозь призму религии был свойственен ей уже в самом раннем возрасте, а не только в католический период, как считали ранее. "Отпущение грехов - редкая добродетель. Именно ее мы просим у Бога всякий раз, именно в ней мы более всего нуждаемся в этом мире и ее мы не в силах никому оказать сами. Мне кажется однако, что отпущение грехов должно быть истинным наслаждением для любой чувствительной души; но злословие, которое составляет сейчас обаяние общества, стало для него привычкой и удовольствием. Счастлив тот, кто в действительности является христианином и философом и, внутренне испытывая себя, отмеряет свое прощение другим, в чем он сам так сильно нуждается, и делает это если не вследствие склонности характера или соображений религии, то по крайней мере в результате смиренных раздумий. Стократно счастлив тот, кто по естеству носит прощение в своей душе, и дарит его другим, следуя заповеди Евангелия!"742 В мироощущении юной Волконской религиозно-вдохновенная тематика тесно переплеталась с романтическими ощущениями, почерпнутыми, видимо, из французской литературы, из сочинений Руссо и Шатобриана 11 марта 1807 года Волконская записала в своем альбоме: "Откуда это очарование, которое возникает у меня, когда я смотрю на лазурный свод небес, на меланхолическую и величавую луну, на ручей, в котором отражается красота небес? Откуда это умиротворение, это святое восхищение? Не исходит ли оно от присутствия Бога? О, насколько надо быть бесчувственным, чтобы не отдать дань почтения Божеству, хотя бы в эти минуты созерцания, когда беспорядочные чувства обнаруживают себя, когда душа и сердце на несколько мгновений словно наполняются нежным и восхитительным очарованием окружающего мира.."
Религиозность юной Волконской была предопределена аурой эпохи, на которую пришлось становление ее характера. Ее жизнь с малых лет протекала отнюдь не в монастыре, а среди соблазнов света, в аристократических гостиных и библиотеке отца Чувствительная душа Волконской отразила в себе религиозный голод светского общества начала ХГХ века, когда, по выражению современницы, баронессы Дю Монте, "легкая поэзия вышла из моды... и женщины пишут сочинения по философии и религии".
Религиозный опыт великосветских русских интеллектуалов - и в этом Волконская не являлась исключением - имел мало общего с православной мистикой и находился под влиянием католической традиции и сентиментальной французской литературы, выросшей на почве католической религиозности. Альбомы Волконской содержат многочисленные выписки из произведений современных: ей авторов, популярных писательниц тех лет, представительниц сентиментализма и зарождающегося романтизма: Жанлис, Риккобони, Нэккер, Сталь. Из всех перечисленных авторов лишь мадам де Сталь нельзя заподозрить в симпатиях к католицизму и христианской религии как таковой.
