Содержание к диссертации
Введение
Раздел 1. Историография, источники и методология изучения регионального политического процесса в условиях гражданской войны 1917-1922 гг . 15-96
Раздел 2. Альтернативы политического развития Дона и Кубано- Черноморья в условиях углубления кризиса власти (1917-1918 гг.). 97-172
Раздел 3. Противоречия политического самоопределения донского и кубанского казачества в 1917-1920 гг . 173-242
Раздел 4. Белые армии как основа антибольшевистского политического лагеря в 1917-1920 гг . 243-327
Раздел 5. Деятельность региональных правительств в сфере интеграции государственных новообразований Юга России. 328-378
Раздел 6. Особенности политического процесса на Дону и Кубано- Черноморье в условиях «малой гражданской войны 1920-1922 гг . 379-459
Заключение
Список использованной
Источников
Литературы
- Историография, источники и методология изучения регионального политического процесса в условиях гражданской войны 1917-1922 гг
- Альтернативы политического развития Дона и Кубано- Черноморья в условиях углубления кризиса власти (1917-1918 гг.).
- Противоречия политического самоопределения донского и кубанского казачества в 1917-1920 гг
- Белые армии как основа антибольшевистского политического лагеря в 1917-1920 гг .
Введение к работе
Актуальность исследования. Эпоха Гражданской войны 1917-1922 гг. вписала в историю России одну из наиболее драматических страниц. С одной стороны, она стала особым этапом модернизации страны, поступательно, с фатальной неизбежностью преодолевавшей очевидные реликты феодального прошлого, системные противоречия политического, социально-экономического, социокультурного порядка. Однако, с другой стороны, эпоха гражданской войны явилась временем по-настоящему трагических потерь, причем не только и не столько материальных. Утрата промышленного потенциала, деградация основного для экономики страны аграрного сектора отступают на задний план перед лицом гибели миллионов людей, ставших жертвами братоубийственного конфликта. Гигантские людские потери (около 13 млн. чел.), связанный с этим глубокий духовный кризис российского общества позволяют констатировать факт гуманитарной катастрофы.
Принципиально важно и то, что, начатая революционными событиями 1917 года, Гражданская война создала качественно новую политическую реальность, привела к возникновению уникальной модели, позиционированной ее создателями как единственно демократическая. Однако она, в итоге, обнаружила серьезные изъяны, подведя страну к политической катастрофе рубежа 1980-1990-х гг. В данном контексте полагаем очевидным, что успех оптимизации политической жизни современной России зависит не только от адекватного учета текущих политических реалий, но и от понимания сущности системы, определявшей ее развитие в недавнем советском прошлом.
Обращаясь к анализу масштабной трансформации российской государственности, важно учитывать, что в условиях общенационального кризиса происходит неизбежное усиление значения региональных политических процессов, что объективно требует их научного осмысления. В данной связи, представляется актуальным обращение к истории Северного Кавказа, который и сегодня обладает высоким потенциалом конфликтности.
Анализ состояния научной разработки проблемы, проведенный в первом разделе диссертации, показал, что она входит в число наиболее обсуждаемых и дискуссионных в отечественной историографии, а потому настоятельно требует своего дальнейшего изучения.
С учетом этого, в качестве объекта исследования определена фаза острого гражданского противостояния, связанная с падением монархии и поиском новых форм политической самоорганизации российского общества.
Предмет исследования составляет комплекс политических событий, явлений и процессов, характеризующих радикальную трансформацию социально-политического строя России в годы Гражданской войны.
Целью исследования является изучение особенностей развития российского регионального политического процесса в условиях Гражданской войны 1917-1922 гг.
Задачи исследования:
- выяснить степень научной изученности, источниковую базу проблемы, методологическую основу ее изучения и с учетом этого определить ее слабо разработанные аспекты и перспективы дальнейшего исследования;
- рассмотреть альтернативы политического развития Дона и Кубано-Черноморья в условиях углубления кризиса власти (1917-1918 гг.);
- осмыслить противоречия политического самоопределения донского и кубанского казачества в 1917-1920 гг.;
- осуществить комплексный анализ феномена Добровольческой армии как основы антибольшевистского военно-политического лагеря;
- исследовать процесс интеграции государственных новообразований Юга России и попытки создания единого союзного государства;
- выявить особенности политического процесса на Дону и Кубано-Черноморье в условиях «малой Гражданской войны» 1920-1922 гг.
Хронологические рамки исследования охватывают период 1917-1922 гг., ознаменованный острым военным противостоянием различных социально-классовых и политических групп российского общества и определивший принципиальные основы развития страны на длительную историческую перспективу. В ходе данного гражданского конфликта на значительной части территории России существовали режимы, альтернативные центральному советскому правительству. Нижнюю границу периода определяет начало полосы революционных потрясений, верхнюю – момент затухания гражданской войны в рамках региона, охваченного широким повстанческим движением.
Территориальные рамки исследования определены с учетом сложившегося к 1917 году административно-территориального деления Юга России и ограничены границами Области Войска Донского, Кубанской области и Черноморской губернии. Территории Дона, Кубани и Черноморья с доминированием славянского (русского и украинского) населения являлись наиболее развитой частью не только Северного Кавказа, но и России в целом, представляли собой регион интенсивного товарного сельскохозяйственного производства. В то же время, объединяя ведущие казачьи области страны – Область Войска Донского и Кубанского войска, регион отличался наличием специфической общественно-политической и социокультурной среды, формируемой реалиями сословной обособленности казачества, общинными казачьими традициями, высоким уровнем государственного самосознания казачества и т.д., влияние которой на события Гражданской войны представляется весьма существенным.
Характеристика источниковой базы приводится в 1 разделе работы.
Методологическую основу диссертации составили научные принципы объективности и историзма, основанные на признании вариативности исторического процесса, исходящие из приоритета фактов, документальных свидетельств, предполагающих безусловный отказ от политической заданности, ангажированности. Автор руководствовался принципами диалектики, материалистического понимания закономерностей социального развития. Исследование проводилось с применением общенаучных (логического, исторического, системного анализа и др.), специально-исторических методов (проблемный, хронологический, сравнительный и др.) и методов смежных наук (статистический и пр.), а также с учетом необходимости использования многофакторного анализа, позитивных наработок разных исторических школ.
Научная новизна исследования определяется, прежде всего, тем, что в диссертации осуществлено комплексное научно-историческое обобщение специфики развития регионального политического процесса на Юго-Востоке России в условиях Гражданской войны 1917-1922 годов.
Исследованием установлено, что наиболее важным следствием событий 1917 г. для региона стало не общепризнанное в советской историографии «двоевластие» и даже не «многовластие», а неуклонно углублявшийся кризис власти, в большей степени связанный не с ростом политической активности и культуры населения, а с нарастанием деструктивных элементов анархии и самоуправства. Неясные ожидания перемен породили в массах целый комплекс политических иллюзий, нашли воплощение в процессах разрушения существующих и формирования различного рода новых властных структур, обернувшихся неизбежным нарастанием политической конфликтности.
Изученные материалы доказывают, что центральное значение для региона приобрел конфликт из-за земли, развивавшийся в сословно-классовом измерении. Однако его трактовка как борьбы казаков за сословные «привилегии» требует существенного уточнения, а именно, переноса акцента на борьбу с правами казаков, которые были обусловлены не только исторически, но и функционально - службой, требовавшей времени, средств, и, в конечном счете, самопожертвования. В итоге, не идеализируя казачества, следует признать его роль как носителя демократических ценностей. В данной связи, очевидно, что казаки, как сторонники народоправства, демократии стали жертвой экстремистских сил, уничтоживших особый уклад их жизни.
Отмечая демократический потенциал казачества, автор полагает, что доминировавшая в казачьем движении с 1918г. антибольшевистская составляющая была вынужденной, обусловленной крайностями большевизма. Именно это обусловило неустойчивость союза казачества с главной политической силой белого движения на Юге - Добровольческой армией, являвшейся не просто контрреволюционной, но и монархической силой, а потому не способной создать действительно массовую базу белого движения. В наиболее ярком виде внутренние противоречия в антибольшевистском лагере проявились при этом в неудаче многочисленных попыток интеграции областей Белого Юга.
Исследование показало, что все еще имеющие место рецидивы взгляда на казаков как «контрреволюционную» силу, а области их проживания – как оплот контрреволюции, «Вандею» можно объяснить лишь устаревшей трактовкой большевиков как единственной подлинно революционной силы. Автор полагает, что на деле значительный демократический потенциал как казачьих областей Дона и Кубани, так и, в равной степени, крестьянского Черноморья был подавлен в ходе так называемой «малой Гражданской войны» большевиками, добивавшимися власти любой ценой.
Научно-теоретическая и практическая значимость диссертации состоит в научном анализе феномена регионального политического процесса на этапе максимального обострения общенационального кризиса, связанного с переходом от монархии к республиканскому строю, в выявлении объективных закономерностей, а также общего и особенного в эволюции политического строя России, в политической культуре населения страны. Практическая значимость работы заключается в возможности применения ее фактологического и концептуального содержания в научной и преподавательской работе. Основные положения и выводы диссертации могут найти применение при подготовке новых научных трудов, в разработке общих и специальных курсов по российской политической истории.
Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации изложены в монографиях, других научных публикациях, общим объемом более 60 печатных листов. О результатах исследования автор докладывал на кафедре общественно-гуманитарных дисциплин филиала Санкт-Петербургского института внешнеэкономических связей, экономики и права в г. Краснодаре. Выводы доводились до сведения научной общественности на ряде всероссийских, международных и региональных научных конференций.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, шести разделов, заключения и списка литературы и источников.
Историография, источники и методология изучения регионального политического процесса в условиях гражданской войны 1917-1922 гг
Приступая к изучению российского регионального политического процессатэпохи гражданской войны 1917-1922 гг., следует отметить, что для; народа;, стремящегося,построить.демократическое гражданское сообщество политическая самореализация» граждан, в повседневной жизни;, в том числе; в-; сфере организации жизнедеятельности; отдельного регионах приобретает; огромное, по-настоящему принципиальное значение; В5тожег время, как это еще-раз показал опыт недавних российских реформі 1990-х годов, в- условиях; резкого ослабления; центральной власти,, именно стихийное- возрастание региональных процессов?- самоопределения; суверенизации во многом? определяет реальное: течение- жизнш значительношчастичїюдей; преждевсего
В заметим, чтош;Р6ссийском; государстве - огромном многоэтничном; образовании, отличающемся весьма существенной региональной; спецификой; - вплоть до началамXX в: вместо объединяющей идеишации. действовала феодальная; эклектическая;формула «православие, самодержавие, народность», которая- затем: была затем? заменена? политизированной идеей «пролетарской классовой солидарности». Несколько забегая вперед, заметим, что последняя помогла большевикам, прибегая, к революционному, а затем тоталитарному насилию, сохранить государство почти в тех же границах бывшей империи. Тем не менее, на историю) гражданской войны, региональный политический! процесс, особенно на Юге России, наложил поистине неизгладимый отпечаток.
Вполне естественно, что в отечественной и зарубежной историографии он всегда изучался весьма внимательно. Причем начало этой работе положили еще современники.
В частности, решая вопрос о «могущественности» тех или иных группировок, П. Сорокин, наряду с территориальными группировками, особо выделял группировку по языку, которая «является формальным и твердым признаком расслоения населения и его группировки по характеру цивилизации», подчеркивая при этом связующую «одну культуру: сходный быт, нравы, традиции, сходные формы мышления, короче - сходную духовную и материальную культуру», «общий фонд идей и учреждений».2 Выделяя «солидарность» таких групп как «суть солидарность лиц одной культуры, одного социально-психологического покроя», Сорокин особо отмечал при этом «стремление к объединению в одно политическое тело» и разложение на этой основе многоэтничных государств как устойчивую тенденцию XIX века. Интенсивности этого процесса, полагал он, «мешало отсутствие централизованной организации». С появлением таковой развивается» «победоносная борьба языковой группировки с государственной», «опрокидывание и переделка последней в пользу первой».3 Наблюдая эту тенденцию как набирающую силу и в России (ее со всей очевидностью выявила революция и гражданская война), блестящий теоретик-социолог квалифицировал ее все же как тормозящую «ход человеческого прогресса», тем самым, показывая глобальность, фундаментальность проблемы, этого столкновения традиции с модернизацией, при котором и революции, и войны лишь формы ее проявления.
В целом, эпоха крушения абсолютистской монархии существенно усложнила российскую внутриполитическую ситуацию. Остро поставив вопрос о власти, она не только стимулировала политическую активность населения, дала толчок развитию партийно-политической системы, но и породила серьезные деструктивные явления и процессы, в том числе на региональном уровне, разрушавшие основы российской государственности.
Многомерность и противоречивость российского политического процесса создают несомненные трудности для его осмысления, ставят сложные задачи отработки методологии, адекватной масштабу исторического явления.
Актуальность отмеченной задачи дополнительно усиливается тем, что, начиная с конца 1980-х годов, в силу углублявшегося общенационального кризиса, в российской науке наступило время полного методологического хаоса. В условиях глубокого идейно-политического и методологического кризиса, вызванного стремительным дистанцированием от прежде доминировавшей идеологии, ученые испытывали Серьезные трудности. В частности, это косвенно отразилось в том, что многие из историков, дружно ругая политическую конъюнктуру, незаметно превратились по сути в популяризаторов работ западных историков. Для многих ссылки на западных исследователей стали заменителем привычных цитат из «классиков» марксизма-ленинизма.
В условиях острого методологического кризиса, вызванного дистанцированием с рубежа 1990-х годов от прежде доминировавшей идеологии, ученые начали поиск новых исследовательских парадигм. При этом обозначившиеся в российской исторической науке теоретические концепты отличала крайняя пестрота.
Альтернативы политического развития Дона и Кубано- Черноморья в условиях углубления кризиса власти (1917-1918 гг.).
Общенациональный кризис, в феврале 1917 года нашедший логическое продолжение в падении монархического строя, с одной стороны, поставил россиян перед необходимостью политического самоопределения, а с другой - потребовал формирования новой системы властных отношений, создания адекватных задачам времени новых органов управления. Ввиду редкой непопулярности власти последнего императора, известие об его низложении, исключая немалое число откровенно равнодушных, среди массы населения практически повсеместно порождало ожидания перемен к лучшему, а нередко вызывало и прилив энтузиазма. В частности, оно надеялось на окончание войны, решение наболевших социально-экономических вопросов.
В силу довольно мирного характера развития событий даже в «революционных центрах» - столицах, где дело в основном ограничивалось погромами помещений репрессивно-карательных структур царизма и дезорганизацией их деятельности, в регионах Февральская революция и вовсе протекала предельно вяло - главным образом, в формах патриотически окрашенных манифестаций, демократических собраний, митингов и т.д.
Это в полной мере подтверждают события, разворачивавшиеся на Дону, Кубани и Черноморье, где даже в городских центрах сохранялась спокойная, мирная обстановка, лишенная ярко выраженного политического накала.
Так, полученное в Екатеринодаре 1 марта 1917 года (по другим источникам - 28 февраля245) телеграфное сообщение о Февральской революции в столице не вызвало какой-либо бурной общественной или Очерки истории Кубани... С. 495. политической реакции, тем более, экстремистского характера. В целом, население региона восприняло это событие спокойно: «Телеграмма была задержана начальником области генералом М.П. Бабичем, но через служащих почты копия ее попала к большевику П.В. Асаульченко и ... была оглашена... на собрании рабочих... внешне же городская жизнь шла по-прежнему». Объясняя, каким образом телеграфисту Павлу Васильевичу Асаульченко стало известно о событиях в Петрограде, А. Гелдыш указывает, что тот «добился доступа к секретной корреспонденции, а затем получил право расшифровывать телеграммы жандармского управления. Все сведения поступали от него в подпольный центр своевременно, регулярно».
В свою очередь, настроения армавирских горожан после получения из Петрограда известия о том, что самодержавная власть пала, также были весьма далекими от революционного экстремизма. По сообщению местной газеты: «У редакции непрерывная смена одной толпы другой. Везде веселое, бодрое, праздничное чувство одерживает верх.! День проходит в порядке».248
В целом, после свершения февральской революции при некоторой институциональной активности местных властей и граждан, их повседневную деятельность отличала известная сдержанность, неторопливость в выполнении приказов сверху. Эта неторопливость вполне объяснялась крестьянской и казачьей консервативной психологией, определенной инерцией мышления, позже сменившимися «деловито-спокойным настроением». В принципе, население региона пребывало в неведении относительно целей революции и возможного развития общественно-политической ситуации. Соответственно, политическую жизнь здесь характеризовала достаточная степень стабильности и устойчивости, показывавшая, что даже факторы внешнего порядка пока не могли коренным образом изменить ее характер.
Тем не менее, революционные события, в известном смысле, разрешившие вопрос о власти, повлекли за собой изменения в системе органов государственного управления, в том числе региональных. После отречения императора от престола, в течение нескольких дней в стране были упразднены старые органы государственной власти, разогнаны полиция и жандармерия. В регионы были назначены комиссары Временного правительства.
В казачьи области в этом качестве назначались казаки-кадеты IV Государственной Думы. В Кубанской области это был К.Л. Бардиж, в Черноморской губернии — Н.Н. Николаев. В свою очередь, на Дону представителем новой власти стал М.С. Воронков. Таким образом, наказных атаманов и губернатора в регионе заменили «правительственные комиссары». Данные комиссары, в свою очередь, начали работу по формированию местных структур. В округа (Дон, Черноморье), отделы (Кубань) были направлены комиссары для организации гражданских исполкомов.
Противоречия политического самоопределения донского и кубанского казачества в 1917-1920 гг
Обращаясь к анализу ситуации, сложившейся в стране после Февральской революции и фиксируя закреплявшее обстановку властной неопределенности усиление политической самодеятельности в центре, и в регионах страны, в то же время, полагаем, что масштабы происходивших изменений нельзя преувеличивать. В консервативной аграрной стране вновь возникавшие самодеятельные структуры, претендовавшие на роль органов власти, на протяжении известного времени являлись все же скорее революционной приставкой к существующей системе управления, в основном сохранившейся в прежнем виде.
В данном контексте, в областях Всевеликого Войска Донского и Кубанского казачьего войска, несмотря на очевидные элементы революционного хаоса, реальная власть все более сосредотачивалась в руках наиболее консолидированной социальной группы - казачества. И если в городских центрах все же возникали различного рода Советы, исполкомы, комитеты, то в станицах практически повсеместно власть полностью сосредотачивалась в местных казачьих учреждениях -станичных и хуторских правлениях во главе с атаманами. В довольно редких случаях, и то значительно позднее, действительной властью в станицах обладали исполкомы (там, где было много казаков-фронтовиков), но, как правило, даже здесь они действовали совместно с казачьими органами.441
Анализируя поведение донского и кубанского казачества в 1917-1920 гг., необходимо учитывать социально-психологические особенности этой социальной группы, не знавшей крепостничества и издревле несшей охрану рубежей России. Социальная психология казачества складывалась на протяжения нескольких столетий. С одной стороны, она вобрала в себя те черты аграрной, крестьянской жизни, которые сформировались в процессе повседневной трудовой деятельности. У крестьян как класса, отмечал В.И. Ленин, налицо особая психология: крестьяне труженики и собственники; «крестьяне трезвые деловые люди, люди практической жизни».
Наряду с общинной психологией крестьянства все эти качества в равной степени были присущи казачеству. Ему были свойственны и такие черты крестьянства, как патриархальность, наивный монархизм, косность и эгоизм, который усиливался у казачества сословным мышлением. Как положительную черту крестьян Ленин выделял их скрытое или открытое бунтарство.443 Позже он, однако, отмечал и такую особенность их общественной психологии, как массовую заразительность мятежнических действий,441 которой в годы становления Советской власти было подвержено крестьянство и казачество в том числе.
Важный ключ к пониманию общественной психологии казачества состоит в своеобразии экономического и социального положения этой специфической, наиболее патриархальной, и достаточно замкнутой части русского крестьянства. С одной стороны, как уже отмечалось, казака роднила с крестьянином особая психология труженика и собственника одновременно, с другой - наблюдалась обособленность казачества, основывающаяся на воинском укладе его жизни, его военно-сословной организации, войсковой системе землевладения.
Эта обособленность, дисциплина и государственные начала мышления военно-служилых людей, а также сравнительная зажиточность основной массы казачества способствовали усилению его консервативных качеств. Казачество по сравнению с крестьянством было более взвешенным, консервативным. Сословные интересы являлись в системе его жизненных приоритетов определяющими.
С самого начала своего существования казачество жило с сознанием собственной исключительности. Эта корпоративность в дальнейшем искусно культивировалась самодержавием с использованием как моральных, так и материальных факторов.
Казачество обладало существенными сословными правами, причем не только земельными. Весьма важное значение для него имели традиции сословного самоуправления. На основании «Положения об общественном управлении станиц казачьих войск» от 3 июня 1891 года, атаманы станиц избирались станичными сборами всеми самостоятельными казаками-домохозяевами, достигшими 25-летнего возраста. При этом невойсковое население посылало на станичный сбор своих представителей, участвовавших в обсуждении тех вопросов, которые касались иногородних.
Особым элементом казачьей психологии являлся стихийный монархизм. Как известно, казаки составляли конвой «Его Императорского Величества», наследник которого царевич Алексей был атаманом всех казачьих войск. Нередко сам царь становился крестным отцом ребенка казака-конвойца. Традиционным было христосование царя-батюшки с конвойцами, с которыми он иногда выпивал и чарку водки. Монарший патернализм проявлялся и в том, что земельный надел, причитавшийся казаку, нарезался ему как пожалованный в дар от государя-императора.
Отличие казачества от крестьянства заключалось и в том, что, во-первых, основной фигурой в станице был середняк, более зажиточный, чем его деревенский собрат. Во-вторых, классовые противоречия тесно переплетались, с сословными, в силу чего социальный; статус и линия поведения различных слоев? казачества далеко г не всегда совпадали. Это привело . к тому, что значительная часть трудового казачества или оказалась в стане контрреволюции или колебалась, подобно маятнику, между красными и белыми. Вместе с тем известны и противоположные: примеры, когда выходцы иззажиточных казачьих семей; безоговорочно принимали; революцию:, К примеру, племянник атамана; станицы Тихорецкой СИ. Фастовец стал первымs. председателем Совета5 станицы которая: с 1930 г. носит его имя- В- семье казака-лавочника; станицы Троицкош родился? будущий; секретарь ІДИК Кубано-Черноморской; а затем; Северо-Кавказской республики, секретарь Северо-Кавказского подпольного комитета РКП(б); В;Ф. Черныш Брат атамана станицы АфипскойА.М: Воронов1 стал1 комбригом Красной4 Армии;
Белые армии как основа антибольшевистского политического лагеря в 1917-1920 гг.
Разразившись на просторах бывшей Российской империи, гражданская война очень быстро приняла самые радикальные и крайние формы. При этом в ее хаосе наиболее организованной в военном, организационном и, в конечном счете, в политическом плане антибольшевистской силой стали крупные формирования «белого» движения.
Не стал исключением из общей картины и исследуемый регион. Несмотря на очевидное стремление большинства местного казачьего населения к миру, вооруженный гражданский конфликт очень быстро приобрел здесь формы полномасштабной гражданской войны, по существу, войны «всех против всех». Появились не только многочисленные фронты, на которых сражались десятки тысяч человек, но и то, что называется глубинным гражданским противостоянием, когда военно-политическая борьба и насилие захватили все слои, все классы и социальные группы регионального социума.
На фоне отмеченной стихии с течением времени выделилась сила, наиболее определенно и последовательно заявившая о необходимости восстановления российской государственности и превратившаяся в ядро антибольшевистского политического лагеря на Юге России -Добровольческая армия.
На протяжении длительного времени в литературе политический облик Добровольческой армии существенно упрощался и упрощается. В советской историографии он ассоциировался с примитивным монархизмом. В современной историографии политическое лицо армии также остается во многом неясным. В основном авторы акцентируют внимание на политике «непредрешенчества» - принципиального отказа армии от определения характера будущего политического строя России, либо же переносят внимание на анализ политической программы кадетов, позиционируемых в качестве «доминирующего звена в политическом механизме белого движения на юге России».633 Тем самым, по сути, политический облик белого движения существенно упрощается, подменяясь политической платформы одной из партий, наиболее эффективной лишь в написании массы нереализованных, а порой и нереализуемых политических программ и проектов.
В данной связи более перспективным представляется анализ белого движения в целом и Добровольческой армии - в частности, как сложного по своему составу охранительного государственного движения. К примеру, в освещении А.В. Венкова: «Течение было далеко не едино, на взаимоотношения между его составными частями огромное влияние оказывали две тенденции развития общества: медиационная, либеральная (либералы по мнению П.Н. Милюкова, пытались сохранить государственность на «позиции буржуазной революции») и рафинированно-государственническая, охранительная, представители которой исповедовали идею: спасать «разрушающуюся государственность и наиболее яркое ее выражение во время войны — армию»».654 К представителям «охранительного крыла государственнического течения» А. Венков отнес, в частности, Л. Корнилова, выступившего против крайностей революционного разрушения. Соответственно, с корниловского «мятежа» он констатировал раскол на либералов и монархистов.
Не открывая дискуссии, заметим лишь, что, по нашему мнению, данный раскол с очевидностью проявился много ранее и активно вызревал с первых дней Февраля (отчасти и раньше). Уже первые шаги Временного правительства и Советов в сфере военного строительства привели к тому, что против начавшихся преобразований выступила значительная часть офицерства.
По словам А.И. Деникина, они дали «первый и главный толчок к развалу армии».655 Определенная ее часть (прежде всего, офицеры) сразу выразила оппозиционные настроения. В апреле 1917 г. зародилась идея создания общероссийского Союза офицеров армии и флота, целью которого была защита интересов офицерства и предотвращение анархии в стране, к которой толкала страну бездеятельность Временного правительства. Политические интересы той части офицеров, которые вошли в эту организацию, выразил генерал А. Деникин: «Нужна единая, твердая правительственная власть, власть приказывающая, но не взывающая... Нужна железная дисциплина и начала, поддерживающие ее».
Проблема состояла, однако, в том, что в России такую власть лишь предстояло создать. Пока же деятельность Временного правительства в вопросах армии не отличалась профессионализмом, впрочем, как и в других вопросах. Данный факт отмечали в своих воспоминаниях многие очевидцы российской революции. Следствием этого стала стремительно набиравшая силу дезорганизация армии. В полной мере «моральный разгром русского фронта» открылся в июльские дни. В частности, 16 июля на совещании главнокомандующих и министров, которое состоялось в ставке, генерал А. Деникин, будучи тогда Главнокомандующим Западным фронтом, делая доклад, даже заявил, что в России нет армии, а потому нечем противостоять серьезному наступлению немцев. Таким образом, уже летом 1917 г. русский генералитет объективно столкнулся с необходимостью взять на себя решение вопроса о власти.
В этой ситуации выступление Л. Корнилова стало первым по-настоящему серьезным выступлением армии против анархии в стране. Причем здесь мы имеем дело в первую очередь именно с инициативой армии как таковой, с одной стороны, показавшей, что у нее было вполне определенное собственное лицо, а с другой — выявившей всю глубину разложения войск и неготовность армейского руководства в полной мере взять на себя ответственность в обстановке общенационального кризиса.
Похожие диссертации на Региональный политический процесс в условиях Гражданской войны 1917-1922 гг. : на материалах Дона и Кубано-Черноморья
