Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Интерпретация смысла войны в консервативной мысли 32
1. Образ «германского империализма» 32
2. «Национализм» как «подлинный патриотизм» в понимании консервативной печати 62
Глава 2. Представления правых по вопросам государственного устройства 79
1. Вопрос о роли и месте общественных сил в жизни страны 80
2. Взгляд на будущее политического режима 98
Глава 3. Перспективы социально-экономического развития России 111
1. Пути ликвидации «немецкого экономического засилья» 111
2. Реформирование системы образования 142
3. «Водворение» народной трезвости 159
Заключение 175
Список источников 182
Список использованной литературы 184
Приложение 197
- Образ «германского империализма»
- Вопрос о роли и месте общественных сил в жизни страны
- Пути ликвидации «немецкого экономического засилья»
- «Водворение» народной трезвости
Введение к работе
Актуальность исследования. Тема русского консерватизма переживает в последние годы настоящий бум. Подобное внимание является, с одной стороны, закономерной реакцией на пренебрежительное отношение к ней в советское время, а с другой, определяется социальным заказом. В последние годы стало модным быть консерватором. Политические партии, подающие себя как консервативные, озабочены выработкой консервативной идеологии. Возникло стремление к сочетанию консерватизма с либеральными ценностями. Либеральный консерватизм даже пытаются предложить как образ действия президенту В. В. Путину.
В современной общественной мысли вновь актуализировалась проблема Россия — Запад. Она рассматривается не только как поиск национальной идентичности России, но и как выбор политики вхождения страны в глобальную экономику с господством опыта западного мира, которая бы соответствовала интересам большинства населения.
Все это делает актуальным изучение консервативной общественно-политической мысли России рубежа ХІХ-ХХ вв., времени, когда перед страной остро стояли схожие проблемы. Объективный процесс модернизации России, ускорившийся с Великих реформ 60-х гг. XIX в., втягивание ее в мировую экономику, трансформация традиционной социальной структуры и, наконец, необходимость приспособить старую политическую систему к новым условиям вызывали неоднозначное отношение у населения. Традиционные слои воспринимали перемены настороженно и даже негативно, ощущая угрозу для своего положения и устоявшегося мировоззрения. Данная ситуация создала благоприятную почву для развития консервативных идей и восприятия их массами, что привело к возникновению в начале XX в. правого движения и консервативных политических партий.
Актуальность работы определяется не только ее практическим, но и научным значением. В современной отечественной историографии происходит переоценка концепта консерватизма. Уходит в прошлое односторонние сугубо негативное восприятие его как приверженности всему отжившему и старому. Современных исследователей привлекает изучение адаптации консерваторов к новым условиям, их попыток найти компромисс между неизбежностью перемен и верностью традициям.
Вступление России в Первую мировую войну спровоцировало рост национального самосознания и актуализировало вопрос о выборе путей дальнейшего развития империи. Наряду с представителями других направлений общественной мысли консерваторы вынуждены были обратиться к обсуждению проблемы соотношения «традиции» и «модернизации» в жизни страны. Как это уже не раз случалось в истории России, военный конфликт стал ис-
питанием для ее государственной, общественной и экономической системы, показав их неэффективность, а значит, необходимость перемен. В последних нуждались и сами правые, и их идеология.
Активизация политической борьбы и стремление донести свои взгляды до власти и общества подняло значение публицистического слова. В связи со спадом монархического движения печатная работа стала одной из немногих устойчивых форм политической активности правых в годы войны.
Степень изученности темы. Консервативная мысль военных лет в целом и консервативная публицистика в частности остается сравнительно слабо изученной в научной литературе. Исследование данной проблемы в основном производилось в рамках истории правых партий, что вполне объяснимо, т.к. после революции 1905 г. произошла институционализация русского консерватизма в целом ряде политических организаций. Ведущие сотрудники консервативных изданий были их членами и идеологами, а некоторые печатные органы являлись партийными официозами. В последние годы консервативная идеология военных лет затрагивается и при изучении общественных представлений этого периода. В развитии историографии выделяются три этапа: 1920-30-е гг., 1970-80-е гг. и современный, начавшийся с 1990-х гг.
Дореволюционной историографии данного вопроса по понятным причинам не существует. Отдельные же работы, затрагивающие идеологию правых парий вообще, носили на себе отпечаток партийной борьбы и не ставили своей целью разобраться в ней.1 В трудах, появившихся в 1920-30-е гг., основное внимание обращалось на погромную деятельность правых в годы первой русской революции, вопросы идеологии рассматривались лишь вскользь. Правое движение считалось не самостоятельным, а созданным властью для подавления революции, иными словами, служащим ее интересам. Социальная база консерваторов сводилась к деклассированным и паразитическим элементам. В указанный период некоторые исследователи пытались проводить параллели между европейскими фашистами этого времени и русскими правыми 1905-1907 гг. Постепенно изучение консерваторов и консервативной мысли начала XX в. сходит на нет.2
Возрождение интереса к русскому консерватизму происходит с начала 1970-х гг. В работах В. В. Комина, Л. М. Спирина, Е. Д. Черменского, М. А. Бибина, А. Я. Авреха нашли свое отражение позиции правых депутатов в годы войны по некоторым вопросам внутренней и внешней политики, их
' См. напр.: Левицкий В. Правые партии // Общественное движение в России в начале XX в. Т. 3. Кн. 5. СПб., 1914; Обнинский В. П. Новый строй. 4.1. М„ 1909.
2 См. напр.: Залежский В. Н. Монархисты. Харьков, 1929; Любош С. Б. Русский фашист Владимир Пуришкевич. Л., 192.5; Ростов Н. Духовенство и российская контрреволюция конца династии Романовых. М., 1930.
отношение к правительству и Прогрессивному блоку, но идеология консерваторов в военный период специально не рассматривалась.3
В. В. Комин остался верным старым подходам к анализу правых партий, но другие советские исследователи создали труды концептуально отличные от работ предшествующего периода. Достижением историографии стало признание консервативного движения самостоятельной силой, а не творением правительства. Однако, оценивая его социальную сущность, все авторы единодушно считали консерваторов выразителями интересов дворянства. В то же время Л. М. Спирин признал участие в правом движении представителей купечества, ремесленников, торговцев. Исследователем была показана несостоятельность взгляда на правое движение как нечто единое, но в разногласиях в среде правых он, как и другие советские историки, не видел непреодолимых противоречий, предпочитая говорить о наличии более правого и менее правого направления. Их раскол в годы Первой мировой войны не считался принципиальным, а объяснялся экстремальностью ситуации. В этот же период советская историография отказалась от рассмотрения правых в качестве фашистов.
В. С. Дякин в своих работах впервые осветил дискуссию военных лет о национализме и антинемецкую кампанию в печати.4 Однако участие в них правых не нашло здесь своего отражения. В призывах к борьбе против «немецкого экономического засилья» исследователь видел лишь стремление помещиков и буржуазии снизить за счет земель немцев-колонистов остроту аграрного вопроса и завладеть предприятиями, принадлежащими германским подданным.
Новый этап изучения правых начался в 1990-е гг. Он характеризовался не только отходом от традиционных стереотипов советской историографии, но и расширением доступного круга источников, в частности, консервативной публицистики и правой периодики, что дало возможность более тщательно исследовать идеологию русских консерваторов. Эта работа проходила в двух
3 Комин В. В. История помещичьих, буржуазных и мелкобуржуазных поли
тических партий в России. Курс лекций. Калинин, 1970; Спирин Л. М Кру
шение помещичьих и буржуазных партий в России. М., 1977; Он же. Россия в
1917 году: Из истории борьбы политических партий М., 1987; Непролетар
ские партии России. Урок истории. М., 1984; Черменский Е. Д. IV Государст
венная дума и свержение царизма в России. М., 1976; Аврех А. Я. Распад
третьеиюньской системы. М., 1985; Бибин М. А. Крушение организации объ
единенного дворянства 1914-1917 гг. Автореф. дис. ... канд. ист. наук.
М., 1981.
4 Дякин В. С. Русская буржуазия и царизм в годы первой мировой войны
(1914—1917). Л., 1967; Он же. Первая мировая война и мероприятия по ликви
дации так называемого немецкого засилья // Первая мировая война: 1914 —
1918. Сб. ст. М., 1968.
направлениях. Во-первых, появляются труды, в которых рассматриваются взгляды корифеев консервативной мысли конца XIX—XX в., основанные не столько на газетной или журнальной публицистике, сколько на анализе их фундаментальных произведений.5 Во-вторых, выходят исследования по истории консервативных партий начала XX в., в которых анализируются и взгляды правых по политическим и социально-экономическим вопросам. Это работы С. А. Степанова, Д. И. Раскина, В. В. Кожинова, А. В. Елисеева, О. А. Тарасова, Ю. И. Кирьянова, Д. А. Коцюбинского, М. Н. Лукьянова, П. И. Шлемина, А. В. Шевцова. 6 В то же время консервативная идеология исследуется этими авторами в основном на довоенных публицистических источниках. Никто не ставил своей целью специальное изучение ее эволюции в военный период.
Исключением является работы О. А. Тарасова и Ю. И. Кирьянова, в которых рассматривается деятельность крайне правых партий в годы Первой мировой. Однако идеология консерваторов военных лет в трудах этих исследователей затронута лишь вскользь. В них освещены позиции правых по вопросам войны и мира (участия России в войне) и их эволюция. Ю.И. Кирьянов и О. А. Тарасов, как до них и С. А. Степанов, отметили, что правые, симпатизируя до войны Германии, с началом боевых действий против нее сразу же перестроились и включились в антинемецкую кампанию. Историки объясняют это или принципиальным патриотизмом консерваторов, или стремлением представить себя самыми большими патриотами. Исследователи показали
5 См. напр.: Карцев А. С. Правовая идеология русского консерватизма. М.,
1999; Репников А. В. Проблема государственной власти в концепциях рус
ских консервативных мыслителей конец XIX — начало XX вв. Автореф. дис.
... канд. ист. наук. М., 1997; Русский консерватизм XIX столетия. Идеология
и практика. М, 2000.
6 Степанов С. А. Черная сотня в России 1905-1914. М., 1992; Кожинов В.
«Черносотенцы» и революция. 2-е. изд. М., 1998; Раскин Д. И. Идеология
правого радикализма в конце XIX — начале XX вв. // Национальная правая
прежде и теперь. Историкр-социологические очерки. СПб., 1992. Ч. 1; Елисе
ев А. В. Социально-экономические воззрения русских националистов начала
XX в. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1997; Лукьянов М. Н. Российский
консерватизм и реформа 1907-1914. Пермь, 2001; Тарасов О. А. Политиче
ская деятельность национал-монархических партий и организации России в
годы первой мировой войны (1914 — февраль 1917). Автореф. дис. ... канд.
ист. наук. М., 1997; Кирьянов Ю. И. Правые партии в России 1911-1917 гг.
М., 1998; Коцюбинский Д. А. Русский национализм в начале XX столетия:
Рождение и гибель идеологии Всероссийского национального союза. М.,
2001; Шлемин П. И. М. О. Меньшиков: мысли о России. М., 1997; Шевцов А.
В. Издательская деятельность русских несоциалистических партит! начала XX
века. СПб., 1997.
последующее усиление германофильских настроений среди части монархистов по мере затягивания войны, что вызвало открытую полемику в их рядах.
Изменения во взглядах некоторых идеологов Всероссийского национального союза в этот период по еврейскому вопросу и проблеме отношения к правительству рассмотрены Д. А. Коцюбинским.
С начала 1990-х гг. в исторической литературе господствующим становиться представление о несводимости консервативной идеологии только к защите самодержавного строя и узких классовых интересов дворянства. Большинство авторов, так или иначе, признает антимодернизационный характер консервативного движения.
Д. И. Раскин впервые высказал мысль о том, что печатная пропаганда правых была рассчитана на «агрария, ремесленника или мелкого фабриканта, страдающего от конкуренции международного рынка, не могущего обойтись без мощной государственной поддержки и тяготеющего к домонополистическим, даже докапиталистическим формам производства и обмена».7 Основным адресатом газетных кампаний консерваторов, с точки зрения исследователя, было городское население, найти же отклик у крестьян лозунги правых не могли, т.к. не отвечали их насущным интересам.
Выводы Д. И. Раскина были скорректированы А. В. Елисеевым и Ю. И. Кирьяновым. Первый, основываясь на консервативной публицистике, а второй, на анализе состава правых союзов, убедительно доказали, что консервативная идеология выражала и чаяния аграрного большинства.
С начала 1990-х гг. в отечественной исторической литературе все больше утверждается мнение не просто о противоречиях в правом лагере, но и о наличии двух качественно отличных направлений в русском консерватизме начала XX в. С. А. Степанов, Ю. И. Кирьянов, П. И. Шлемин, А. В. Шевцов отмечают значительные разногласия в среде правых по вопросам политического устройства, реформаторский, либеральный характер умеренной их части. Д. А. Коцюбинский утверждает типологическое отличие Всероссийского национального союза от черносотенных союзов, антилиберальных по своей сути. В «националистах» он видит течение, пытающееся сочетать либеральные и консервативные ценности. Исследователю переход части «националистов» в Прогрессивный блок в годы войны представляется закономерным явлением, обретением ими «национал-либеральной цельности». Иными словами, по его мнению, Всероссийский национальный союз в данный период эволюционировал в сторону либерализма.
Современные отечественные исследователи опять ставят вопрос о правомерности сравнения русских правых с фашистами. Ю. И. Кирьянов считает их принципиально различными явлениями, т.к. «если правые отстаивали
7 Раскин Д. И. Идеология правого радикализма в конце XIX - начале XX вв.
// Национальная правая прежде и теперь. Историко-социологические очерки.
СПб., 1992. Ч. 1. С. 37. .-,.
прежние социально-политические устои, то фашисты выступали против этих устоев».8 Однако другие авторы, указывая на отличия между ними, полагают возможным говорить о «фашистских потенциях» правых радикалов в России в конце XIX — начале XX вв. и определяют их как «предфашизм». 9
Постсоветский период ознаменовался появлением целого ряда кандидатских диссертаций, рассматривающих деятельность и идеологию региональных черносотенных организаций.10 Годы Первой мировой войны затрагивается в них вскользь, констатируется лишь кризис и упадок правомонархическо-го движения, идеология консерваторов в этот период не рассматривается.
Некоторые оценки войны отдельными правыми деятелями нашли отражение в трудах А. М. Смирновой, В. В. Носкова, А. В Миловановой, Д. Е. Цы-калова. Д. Е. Цыкалов рассмотрел в своей работе эволюции представлений публицистов различных политических взглядов о немецком национальном характере.
8 Кирьянов Ю. И. Правые партии в России 1911 - 1917 гг. М, 1998. С. 43.
9 См. напр.: Колоницкий Б. И. Белое движение и «Протоколы сионских муд
рецов» // Национальная правая прежде и теперь. Историко-социологические
очерки. СПб., 1992. Ч. 1. С. 129; Он же. Российское черносотенство и герман
ский национал-социализм // Национальная правая прежде и теперь. Историко-
социологические очерки. СПб., 1992. Ч. 1. С. 130-137; Раскин Д. И. Идеоло
гия правого радикализма в конце XIX — начале XX вв. // Национальная правая
прежде и теперь. Историко-социологические очерки. СПб., 1992. Ч. 1. С. 42;
Эльяшевич Д. А. Идеология антисемитизма в России в конце XIX — начале
XX вв. Обзор // Национальная правая прежде и теперь. Историко-
социологические очерки. СПб., 1992. Ч. 1. С. 56-57; 67.
10 Напр.: Абушик В. В. Деятельность монархических организаций Централь
ной России в период буржуазно-демократических революций (1905-1917 гг.).
М., 1995; Лавриков СВ. Правомонархическое движение в Тверской губернии
в 1905—1915 гг. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Тверь, 1996; Станкова М. В.
Черносотенно-монархическое движение в Западной Сибири в 1905-1917 гг.
Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Омск, 1999; Толочко А. П. Черносотенцы в
Сибири (1905 - февраль 1917 гг.). Омск, 1999.
11 Смирнова А. М. Столичная интеллигенция в годы Первой мировой войны
(июль 1914 - февраль 1917 г.). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. СПб., 2000.
Милованова А. В. Первая мировая война в восприятии российских религиоз
ных мыслителей (1914 - февраль 1917 г.). Автореф. дис. ... канд. ист. наук.
Саратов, 1999; Носков В. В. «Война в которую мы верим»: начало Первой
мировой войны в восприятии духовной элиты России // Россия и первая ми
ровая война (материалы международного коллоквиума) СПб., 1999; Цыка
лов Д. Е. Проблема «Россия и Запад» в отечественной публицистике периода
первой мировой войны. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Волгоград, 2003.
В ряде работ современных авторов затронут вопрос о развернутой печатью кампании по ликвидации «немецкого экономического засилья» и ее причинах. Но эта важнейшая для понимания идеологии правых и произошедших в ней переменах кампания сводится в них только к вопросу о конфискации земель и предприятий немецких подданных.12
Зарубежная историография мало интересуется русскими правыми. В то же время необходимо остановиться на рассмотрении распространенного среди западных авторов подхода к их изучению. Традиционно история европейского право-консервативного движения рассматривается ими в связи генезисом фашизма. У. Лакер в своей работе «Черная сотня: происхождение русского фашизма» практически отождествляет их, воспроизводя тем самым идеи советской историографии 1920-30-х гг.13 Другие западные исследователи Н. Гудрик-Кларк, Э. Нольте, Э. Хобсбаум, указывая на идейную преемственность фашистов с консерваторами конца XIX-XX вв., подчеркивают качественное отличие между ними.14
Актуальность темы и степень ее изученности определили цель и задачи диссертации.
Цель и задачи исследования.
Целью данной работы является реконструкция видения русскими консервативными публицистами времен Первой мировой войны проблемы дальнейшего развития России. Реализация поставленной цели достигается посредством решения следующих исследовательских задач.
выявить общее и особенное в видении консервативными
публицистами смысла войны, специфику понимания ими происходившего;
выяснить изменение их взглядов на характер взаимоотноше-
ния власти и общества и будущее политического режима;
12 Сергеев Е. Ю. Россия и Запад в 1900-1917 гг. // Россия и Запад. Формиро
вание внешнеполитических стереотипов в сознании российского общества
первая половина XX века. М., 1998; Соболев И. Г. Борьба с «немецким за
сильем» в России в годы первой мировой войны. Автореф. дис. ... канд. ист.
наук. СПб., 1998.
13 Лакер У. Черная сотня: происхождение русского фашизма. М., 1994.
14 Гудрик-Кларк Н. Оккультные корни нацизма. Тайные арийские культы и их
влияние на нацистскую идеологию. СПб., 1993; Нольте Э. Фашизм в его эпо
хе. Аксьен Франсез. Итальянский фашизм. Национал-социализм. Новоси
бирск, 2001; Хобсбаум Э. Эпоха крайностей. Короткий двадцатый век 1914 -
1991. М., 2004.
определить понимание ими приоритетов и перспектив соци-
ально-экономического развития страны, проанализировать степень готовности пойти на модернизацию в этих областях.*
Объектом исследования является русская консервативная периодическая печать периода с июля 1914 по февраль 1917 гг.
Предметом исследования является отражение в периодической печати взглядов консерваторов по вопросам политического и социально-экономического развития России.
Территориальные рамки ограничены территорией Российской империи.
Хронологические рамки: Период с конца июля 1914 г. по февраль 1917 г. Хронологические рамки связаны со следующими причинами. В июле 1914 г. в связи с началом Первой мировой войны происходит рост национального самосознания, сопровождаемый активизацией общественной мысли и размышлений о будущем развитии страны. Февраль 1917 г. — Февральская революция, уничтожившая царский режим, прекращение существования монархических партий и большинства консервативных печатных органов.
Методология исследования имеет своей исходной основой принцип историзма и социокультурный подход. Методика включает общенаучные методы: индукции и дедукции, анализа и синтеза, описания и измерения, экстраполяции, аналогии, структурно-функциональный и др. Кроме того, используются специальные методы: сравнительно исторический, сравнительно-генетический, историко-системный, контент-анализ.
В основу исследования положено представление об активизации процесса модернизации России начиная с 60-х гг. XIX века. В ходе модернизации на смену традиционному обществу с господством аграрного сектора, низкой производительностью труда, жесткой сословной иерархией, приходит про-мышленно развитое (индустриальное) общество современного типа. Этот переход сопровождался болезненным становлением новых экономических, политических и социальных структур. Столкновение аграрной и индустриальной цивилизаций приводило к активизации противостояния стоящих за ними сил, отстаивающих тот или иной вариант развития.
Под консерватизмом в исследовании понимается антимодернизационная идеология традиционных социальных слоев общества, апеллирующих к традиционным ценностям и отстаивающих приоритет аграрного развития. Подобный подход к рассматриваемому феномену характерен для работ Э. Тоф-флера, М. Н. Лукьянова, И. Д. Раскина, А. В. Елисеева.1
* Мы не ставим перед собой задачи проследить связи консервативных изданий и публицистов с правыми партиями в Думе, а также влияние последних на их взгляды.
15 Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999; Елисеев А. В. Социально-экономические воззрения русских националистов начала XX в. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1997; Лукьянов М. Н. Российский консерватизм и ре-
Для анализа такой составляющей идеологии русских консерваторов, как этнофобия, в работе были использованы наработки современных отечественных и зарубежных авторов.16 Важной концептуально-теоретической посылкой настоящего исследования является идея о возникновении образа «тотального врага» и распространении антисемитизма в России как реакции на процесс модернизации.17
Следующим методологическим основанием работы является положение о неоднородности консерватизма и способности консерваторов под воздействием новых условий принимать в различной степени те или иные новшества социально-экономической и политической жизни.18 В настоящей работе предлагается деление консерватизма на два варианта: традиционалистский (радикальный, крайне правые) и либеральный (реформистский, умеренно правые, либерал-консерваторы) в зависимости от отношения к процессу модернизации. Традиционалистский вариант имел целью сохранение аграрного общества, свойственных ему социально-политических институтов, и таким образом откровенно антимодернистичен. Либеральный консерватизм представляет собой «синтез базовых ценностей консерватизма с существенными
форма 1907-1914. Пермь, 2001; Раскин Д. И. Идеология правого радикализма в конце XIX - начале XX вв. // Национальная правая прежде и теперь. Исто-рико-срциологические очерки. СПб., 1992. Ч. 1.
16 Оболенская С. В. Немцы в глазах русских XIX в.: черты общественной пси
хологии // Вопросы истории, 1997. № 12; Она же. «Немецкий вопрос» и пред
ставления в России и немцах в годы первой мировой войны // Россия и Гер
мания. М, 2001. Вып.2; Сергеев Е. Ю. Россия и Запад в 1900-1917 гг. // Рос
сия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в сознании
российского общества первая половина XX века. М., 1998; Яковенко И. Г.
Социально-культурная логика трансформации образа Запада в первой поло
вине XX в. // Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереоти
пов в сознании российского общества первой половины XX в.; Сеняв-
ская Е. С. Психология войны в XX веке. Исторический опыт России. М.,
1999; Евреи и революция. История и мифология. «Круглый стол» // Отечест
венная история. 2000. № 2.
17 Гудков Л. Идеологема «врага»: «Враги» как массовый синдром и механизм
социокультурной интеграции // Образ врага / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конра-
дова. М., 2005; Шнилерман В. «Отмстить неразумным хазарам...» Хазарский
миф и его создатели // Образ врага / Сост. Л. Гудков; ред. Н. Конрадова.
М„ 2005.
18 Консерватизм как течение общественной мысли и фактор общественного
развития (материалы «круглого стола») // Полис. 1995. № 4. С. 35.
элементами типичного буржуазного либерализма». В целом, являясь анти-модернизационной силой, в то же время не выступает против модернизации принципиально, допуская крайне умеренный и осторожный ее вариант, в по-своему понимаемых интересах аграрного большинства страны.
Источниковую базу исследования составили различные виды опубликованных источников: публицистика, периодическая печать, мемуары, личная переписка, научно-справочные и библиографические издания. В первую группу источников, наиболее значимую по объему и информативности для раскрытия заявленной темы, входит отечественная печать изучаемого периода. В работе были использованы наиболее авторитетные в правой среде газеты, такие как «Новое время», «Земщина», «Московские ведомости», «Русское знамя», «Голос Руси», «Колокол», локальные издания «Русский рабочий», «Сибирская правда», «Томский вестник», триумвират официальных СМИ, воплощающих уваровскую триаду: «Правительственный вестник», «Приходский листок» и «Сельский вестник». Для сопоставления с взглядами либералов привлекался «Вестник Европы». Наибольший интерес представляет именно газетная периодика, т.к. в условиях увеличения динамики общественно-политической жизни она реагировала на перемены особенно оперативно. Основное внимание в работе уделено публицистике, т.к. именно в ней оценивались важнейшие события рассматриваемого периода.
Привлекаемые издания представляют собой два основных течения в русском консерватизме данного периода. Крайне правое в его «народном», элитарном и официальном вариантах, а также либерально-консервативное. Благодаря этому консервативное движение может быть рассмотрено во всем своем многообразии.
Газетные тексты всегда создаются для той или иной аудитории и детерминируются ей. Они отражают представления правых публицистов и их читателей, т.е. рядовых членов консервативного движения, являясь незаменимым источником для их изучения. Исследуя консервативную прессу военного периода, следует учитывать некоторые ее особенности.
Во-первых, из-за низкой популярности она не была серьезной силой, способной формировать общественное мнение. Большинство изданий не вызывали серьезного интереса у читателей, что признавали сами монархисты. Лучшим доказательством этого являются их тиражи. Тоже можно сказать и об официальной печати. Поэтому рассмотрение правой пропаганды с точки зрения воздействия на массы в данный период не заслуживает особого внимания.
Во-вторых, консервативная печать еще со времен М. Н. Каткова ориентировалась кроме массовой аудитории на власть: царя и его окружение. В годы
Пустарнаков В. Ф. Либеральный консерватизм и либерализм в России XIX - начало XX вв. различия и сходства // Либеральный консерватизм: история и современность. М., 2001. С. 18.
же мировой войны в связи с потерей ее влияния на население император с «камарильей» становятся главными адресатами.
В-третьих, проблематично говорить о правой пропаганде в современном понимании этого слова, так как ее методы только вырабатывались в рассматриваемый период. В определенной мере пропагандистскими можно признать лишь антинемецкие материалы «Нового времени». В одном издании в разных статьях оценки могли противоречить друг другу, возникали споры, не давалось четких и ясных ответов, что недопустимо при пропагандистском воздействии. Однотипная тиражируемая информация встречалась не часто. Консервативная пресса, кроме разве что «Нового времени», совершенно не владела новаторскими способами воздействия на массы, на что указывают современные исследователи. Таким образом, мы имеем дело с традиционной публицистикой. Она не столько искажала реальность в угоду каким-либо политическим целям, сколько отражала ее восприятие публицистом. Поэтому изучать ее следует не как средство воздействия, а как свидетельство воззрений самого автора.
Не все материалы печати представляют одинаковую ценность для раскрытия заявленной темы. Первым по значимости источником для настоящей работы являются публицистика, содержащая оценку (анализ) тех или иных явлений общественно-политической и экономической жизни. Она представлена в таких жанрах, как передовая, редакционная или авторская статьи, обозрение, обзор печати, очерк, комментарий.
Наиболее важными являются статьи, что определяется как месторасположением этих материалов на страницах печатного органа (первая или вторая полоса), так и особенностями самого жанра. В них анализируются актуальные, общественно значимые процессы, ситуации, явления и управляющие ими закономерности. Особенно интересны редакционные статьи, выражающие мнение редакции, т. к. обычно остальные материалы следуют в их русле. Аналогичными по значению следует считать статьи и комментарии ведущих публицистов, определяющих лицо газеты. Например, М. Меньшикова в «Новом времени» в постоянных рубриках «Письма к ближним» и «Должны победить», материалы С. Глинки, Г. Бутми, Е. К. в «Земщине», «Политические письма» Витязя в «Колоколе». Обзоры печати встречаются во всех газетах. Они содержат оценки важнейших событий. Нередко именно в них составитель вступает в спор с другими изданиями и высказывает свою позицию.
В следующую группу источников входят различные источники личного характера: послереволюционная публицистика, воспоминания, переписка. Они носят вспомогательный характер. Публицистические произведения, посвященные еврейскому вопросу, некоторых лидеров консервативного движения начала века, написанные в эмиграции и изданные отдельными книгами, помогают лучше понять сущность и особенности антисемитизма правых, ра-
зобраться в его политических функциях. С этой же целью привлекаются воспоминания В. В. Шульгина и письма других деятелей правого движения.21 Представление о восприятие происходящего монаршей четой дает переписка Николая II и Александры.22
В качестве источников использованы также справочно-библиографические издания, позволяющие установить тиражи газет, имена и личности ведущих публицистов. Несмотря на то, что некоторые из них вышли из правой среды и идеологически ангажированны, они содержат достоверные данные о происхождении тех или иных деятелей консервативного движения начала XX в., об их участии в общественно-политической жизни, сотрудничестве в различных изданиях.23
В целом, используемый комплекс источников позволяет решить поставленные задачи.
Научная новизна. Научная новизна исследования состоит в том, что в нем впервые систематически изучены взгляды правых публицистов по проблемам политического, социального и экономического развития России и их изменение под влиянием военного времени. В диссертации показано, что консерваторы видели цель войны не столько в решении внешнеполитических задач, сколько во внутренних преобразованиях внутри страны. Они усматривали смысл происходившего в изгнании всего иностранного из русской жизни, что фактически означало пересмотр проделанного Россией за последние десятилетия пути модернизации. Правые с первых же дней конфликта призвали превратить внешнюю войну в гражданскую.
Анализ проблемы «немецкого засилья» занял центральное место в правой печати. Германия, став воплощением Запада, оттеснила на задний план «евреев». В работе показаны место и роль этнофобии в сознании русских правых. Проанализированы ее происхождение, уровни и функции, соотношение
Марков Н. Е. Войны темных сил. М., 2002; Шульгин В. В. Что нам в них не нравиться. Об антисемитизме в России. СПб., 1992.
2 Шульгин В. В. Последний очевидец. Мемуары. Очерки. Статьи. М., 2002; Правые в 1915 - феврале 1917 г. По перлюстрированным Департаментом полиции письмам // «Минувшее» М.; СПб., 1993. Вып. 14.
22 Платонов О. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке.
М., 1996.
23 Библиография периодических изданий России 1901 — 1916 гг. Л., 1960.
Т. 1—3; Массанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и
общественных деятелей. М., 1956. Т. 1—4; Отечественная история. История
России с древнейших времен до 1917 года. Энциклопедия. М., 2000. Т. 3; По
литические партии России конец XIX — первая треть XX века. Энциклопедия.
М., 1996; Святая Русь. Большая энциклопедия русского народа. Русский пат
риотизм. М., 2003; Смолин М. Энциклопедия имперской традиции русской
мысли. М., 2005.
антисемитизма и германофобии, связь этих явлений с антибуржуазными и антикапиталистическими настроениями, показана их эволюция в изучаемый период.
Впервые комплексно рассмотрены основные течения в русском консерватизме этого времени, общее и особенное в понимании правыми смысла войны, восприятие дальнейшего взаимоотношения власти и общества, а также перспектив социального и экономического развития страны.
Практическая значимость.
Материалы и выводы диссертации могут найти применение в дальнейшей научно-исследовательской работе по проблемам отечественной истории периода Первой мировой войны, по истории российских политических партий и общественной мысли, в чтении лекций, спецкурсов, проведении семинаров, при подготовке учебных и методических пособий.
Апробация исследования. Отдельные положения и результаты исследования изложены автором на международных, всероссийских, региональных научных конференциях в Петербурге, Самаре, Новосибирске и Новокузнецке. По теме диссертации автор опубликовал 9 научных статей и тезисов докладов. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры отечественной истории Новосибирского государственного университета.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованных источников и литературы, приложения.
Образ «германского империализма»
Осознание смысла войны в правой печати происходило через конструирование образа врага-немца.3 Характерно, что изначально в него включались не только германские подданные, но и так называемые российские немцы, т.е. враг мыслился и внешним и внутренним одновременно. Данное обстоятельство свидетельствует о том, что антинемецкая кампания определялась не только задачами военной пропаганды, с ее помощью пытались решить еще и сугубо внутренние российские проблемы.
Выбор именно такого способа осмысления войны не случаен, он определяется двумя факторами. Во-первых, в отечественной культуре, как указывает С. В. Оболенская, «все размышления о прошлом и будущем России, о характере и путях ее развития часто были связаны с осмыслением роли немцев в России».4 Во-вторых, традиционно русскими правыми большинство стоящих перед страной проблем рассматривались через призму национального вопроса. Разобраться в причинах последнего обстоятельства важно для понимания изменений, происходящих в идеологии русского консерватизма в рассматриваемый период.
Традиционно этнофобия правых сводится к юдофобии, что не совсем верно. Возникновение последней обычно связывается с конкуренцией русских купцов и буржуазии с более предприимчивыми торговцами и промышленниками еврейского происхождения особенно острой в юго-западных районах империи, которые и давали большинство правых депутатов в Думу.5 Не отрицая справедливости данных аргументов, следует заметить, что они не объясняют всей сложности рассматриваемого феномена. Во-первых, при таком подходе непонятно, почему антисемитизм пусть и в незначительной степени, но существовал в других губерниях страны, где население не сталкивалось с евреями. Во-вторых, такой подход не дает ответа на вопрос, почему превращение иудеев в массовом сознании в олицетворение абсолютного зла произошло только в конце XIX - начале XX вв., хотя население Малороссии сожительствовало с ними на протяжении нескольких сотен лет.
Демонизация евреев определялась более глубокими причинами, нежели экономическая конкуренция. По мнению социолога Л. Гудкова, категория «враг», в смысле смертельной угрозы для существования некого сообщества, приобретает особое значение только в ходе или после разрушения закрытого сословного общества с переходом к массовому, что имело место в России именно в конце XIX - начале XX веков.6 Традиционное сознание болезненно реагировало на усиление процессов социально-экономической трансформации российского социума в этот период, что нашло свое выражение в негативном отношение к «западному», «иностранному», «чужому» ставшим синонимом «современного». Специфика Юго-западного края как раз и заключалась в том, что здесь в наибольшей степени столкнулись два мира: аграрный в лице русского сельского населения и индустриальный в лице более приспособленных к современным условиям российских подданных-инородцев: поляков, немцев и евреев. Поэтому правильнее будет говорить не о юдофобии правых и даже не об этнофобии вообще, а о неприязни ко всем более развитым народам, приспособленным к товаро-денежным отношениям, которые ассоциировались с Западом (модернизацией), что являлось выражением глубокого системного кризиса российского общества.
Но все же именно евреи стали «выражением духа модернизации».7 Они идеально подходили для данной роли. Во-первых, иудеи являлись одним из немногих неземледельческих народов империи, что делало их наиболее близкими к индустриальной цивилизации. Уже одно это должно было внушать подозрение людям аграрного общества, не мыслящим свое существование без земли. Думается, прав В. Булдаков, когда говорит, что еврей «самим своим жизненным укладом и манерами ставит под сомнение» «самость» русского крестьянина. Воплощая собой модернизацию, неминуемо ведущую к разрушению традиционного образа жизни аграрного общества, иудеи превратились в массовом сознании в главного врага -виновника всех бед и несчастий.
Другой причиной, способствующей росту юдофобии, да и вообще нелюбви к инородцам, стал тот факт, что бурное развитие капитализма в России с 60-ых гг. XIX в. сопровождалось притоком иностранных капиталов и предпринимателей, благодаря которым и были созданы многие отрасли промышленности.9 Таким образом, индустриальное развитие изначально воспринималось как нечто чужеродное, иноземное, навязанное извне.
Немаловажную роль сыграло и то, что на юго-западе империи именно евреи издавна составляли большинство в торгово-промышленном классе. Следует согласиться с В. В. Кожиновым, который, ссылаясь на Ю. И. Гессена, объясняет причины еврейских погромов на юге России в конце XIX - начале XX вв. объективными причинами - реакцией сельского населения на повышения аренды на землю, чему способствовали богатые евреи арендаторы, и господством евреев в финансово-промышленном секторе экономики региона.1 Историк признает, что факты погромов свидетельствуют «о деловой несостоятельности» погромщиков, неумении бороться с конкурентами не силовыми, а экономическими методами.
В то же время рассматривать данный межнациональный конфликт только как конкуренцию между более приспособленным к современным условиям и менее приспособленным народом, что делают как защитники, так и противники погромов, было бы не совсем верно. За ним стояли более глубокие причины. Втягивание населения юга в товарно-денежные отношения после Великих реформ, столкновение его со всеми негативными чертами нарождающегося капитализма неизбежно должны были породить недовольство, которое в условиях господства евреев в финансово-промышленном секторе закономерно переносилось на них. Таким образом, подчеркиваемое современными исследователями парадоксальное разделение в правой идеологии предпринимателей на плохих эксплуататоров евреев и хороших русских не было иррациональным порождением национальной ненависти, а являлось осмыслением через опыт юго-западных районов России социально-экономических процессов, происходящих в стране. В Малороссии, в меньшей степени в остальной империи, в конце XIX - начале XX вв. сложилась обстановка, когда антикапиталистические настроения находили выражение в антисемитизме, а ненависть к евреям стала формой неприятия буржуазного развития.
Рубеж XIX - XX вв. ознаменовался дальнейшей интеграцией России в мировую экономическую систему: в страну приходят крупные иностранные фирмы и банки, возникают монополистические объединения, нередко носившие транснациональный характер, растет влияния финансового капитала, создаются могущественные банковские группы, которые в Российской империи были тесно связаны с зарубежными финансовыми институтами. Для традиционного сознания, порожденного замкнутой самодостаточной аграрной экономикой, эти новшества были крайне болезненны, т.к. противоречили представлениям о национально-государственном организме как законченном едином целом. Они рассматривались не как созидательные силы, а как паразиты, губительные для народного хозяйства. Подобное видение определялось и восприятием аграрного сектора экономики как основополагающего и приоритетного. В условиях же России начала XX в. именно за счет последнего происходило развитие промышленности и обслуживающих ее финансовых учреждений.
Евреи с их интернационализмом, широкими контактами с западным бизнесом и заграничными финансовыми учреждениями, где представители данной национальности играли заметную роль, стали воплощением мирового капитала и отождествлялись со всеми негативными появлениями капиталистического развития. На это указывает и Д. И. Раскин, когда говорит, что «в глобальном смысле конфликт между «национальным», «народным» хозяйством и международной банковской системой правые представляли в виде борьбы с мировым еврейством, агентами которого выступали банки, биржи, а также ... анонимные акционерные общества».13 Не случайно не только русские, но и европейские консерваторы считали влиятельных финансистов Ротшильдов главными агентами «Кагала», как впрочем, и все банки вообще. По словам Э. Хобсбаума, европейский антисемитизм был реакцией «маленьких людей»: среднего класса, торговцев, ремесленников, отчасти фермеров на мощь финансово-монополистического сектора экономики.14 Как показали в своих работах современные отечественные исследователи Д. И. Раскин, А. В. Елисеев, Ю. И. Кирьянов, именно эти слои населения и составляли социальную базу правых партий в России. А. В. Елисеев отмечает, что русские консерваторы начала XX в. выражали взгляды «аграриев, ремесленников и мелких фабрикантов, имеющих сильнейшую конкуренцию в лице крупного банковского и промышленного капитала».15 Тот факт, что идейное ядро правых составляли дворяне, не является чем-то уникальным. Ведь в России именно представители этого сословия задолго до буржуазии стали носителями и защитниками либеральных идей и буржуазных ценностей.
Вопрос о роли и месте общественных сил в жизни страны
Специфика Первой мировой войны заключалась в необходимости тотальной мобилизации воюющих стран. В XX веке военные конфликты превратились из борьбы армий в противостояние народов. В этих условиях консолидация армии и тыла становилось не просто важным, но и необходимым условием для достижения победы. Традиционно настороженное отношение российской правящей верхушки к общественной инициативе не благоприятствовало этому объединению. Камарилья опасалась, что расширение участия общественных сил в хозяйственной жизни страны усилит влияние оппозиции и предоставит ей легальные возможности для пропаганды своих идей. Кроме того, царское окружение беспокоило то обстоятельство, что сделанные обществу уступки нельзя будет забрать после войны назад. В то же время в течение первого военного полугодия вначале под впечатлением всеобщего патриотического подъема, а затем под давлением обстоятельств Николай II согласился на привлечение общественных сил к заботе о раненых и беженцах, а позже и к снабжению войск, и на создание Всероссийского Земского союза и Всероссийского Городского союзов.
Термины «общество» и «общественность» в работе являются синонимами. Под ними понимаются «цензовые слои населения», а также их представительские учреждения (земства, городские управления, военно-промышленные комитеты (ВПК), Дума) и органы печати. Под «общественными силами» имеются в виду все неправительственные организации, включая кооперативы, последние виделись правым способом народной самоорганизации, над которым «общественность» хочет обрести контроль, и обычно не включались в это понятие.
Со времени русско-японской войны правые насторожено воспринимали деятельность цензовых общественных организаций, подозревая, что в них не столько идет полезная работа, сколько готовиться революция. Но всеобщий патриотический подъем и благожелательно принятые императором общественные инициативы, заставили даже самых непримиримых из них изменить свой взгляд.
С августа 1914 по осень 1915 г. для всех консерваторов было характерно положительное отношение к совместной работе на нужды фронта власти и общественных организаций. Однако уже на данном этапе за внешним сходством позиций прослеживается различное понимание сущности происходящих процессов.
Крайне правые хотя и считали помощь общественных сил правительству необходимым делом, свидетельством возрождения единения царя с его подданными, но продолжали относиться с недоверием к интеллигенции, т.к. в годы первой русской революции именно она была настроена наиболее радикально и деструктивно. Поэтому, безусловно, положительно оценивался лишь рост самодеятельности кооперативов, который и следовало поощрять, деятельность же организаций цензовых слоев предлагалось ограничить. В развитие крестьянской кооперации монархисты видели залог подъема хозяйственной активности русского крестьянства. Е. К. считал, что участие в поставках для армии кооперативных учреждений «дает возможность нуждающимся в заработке и не при таких кабальных условиях, как у агентов-посредников». «Томский вестник» объявлял это «громадной победой», которая «открывает перед нами широкие экономические перспективы».2 Увеличение же значения «общественности» в жизни страны вызывало опасения, т.к. могло усилить влияние оппозиции и умалить власть. Вот почему против нее начинается кампания, до весны 1915 г. главным ее объектом являлся Земский союз.
Е. К. обвинил Союз в увлечении административными делами и карьерными интригами, «создании излишней шумихи вокруг своей работы в ущерб практическому делу». Для того чтобы ограничить масштабы его деятельности, выдвигался лозунг необходимости проводить помощь раненым исключительно на частные пожертвования и с целью экономии государственных средств прекратить финансирование земств.
Но потребности военного времени заставили правительство проводить иную политику и дальше идти на расширение полномочий Союзов. Распространение их компетенции с начала 1915 г. на снабжение армии, мобилизацию мелкой промышленности, а затем и борьбу с дороговизной постепенно меняло саму их природу, превращая в важные общеимперские организации.
В этих условиях меняется характер кампании и отношение правых монархистов к Земскому союзу. Признавая полезность его работы, они предлагали властям мероприятия, которые позволили бы предотвратить политизацию Союза. Е. К. беспокоило наличие у земств координирующего органа, который мог стать центром оппозиции. Публицист убеждал монарха в необходимости ликвидировать Главный комитет. В пользу подобного решения выдвигалось два аргумента. Во-первых, именно «централизация» объявлялась главной причиной невозможности земств развернуть свою работу в полную силу и принести максимум пользы отечеству.4 Во-вторых, утверждалось, что у руля Союза стоят политиканы, которые в партийных интересах стремятся взять на себя постоянное исполнение некоторых функций администрации, «расширить свои действия на мероприятия, имеющие не столь временный характер».
Последние утверждение особенно интересно и не только потому, что до осени 1915 г. именно оно станет главным лейтмотивом кампании против общественности. Как известно, весенне-летние неудачи русских войск в 1915 г. еще больше активизируют буржуазную общественность, которая потребует расширения участия ее представительских учреждений в снабжении фронта, регулировании экономики и начнет выдвигать политические требования. Противопоставление плохих руководителей патриотам рядовым членам союзов и ВПК демонстрирует понимание правыми монархистами пользы деятельности общественных организаций. Показательны в этом плане слова «Московских ведомостей»: «Рано или поздно общество должно было выступить облеченным всеми полномочиями, взявши на себя всю ответственность, - это время теперь наступило».6
«Московские ведомости» говорили о необходимости разделять Союзы как практические организации, созданные для помощи фронту, и как орудия «политических спекулянтов», стремящихся использовать их в своих интригах. «Политиканы все время старались использовать эти союзы, напрасно выдавая их за концентрацию «общественных сил», возникшую будто бы совершенно самостоятельно, и как силу автономную, требующую дальнейшего своего развития в умалении государственной власти. Каждым съездом парламентарии тыла пользовались для возбуждения вопроса о широких государственных преобразованиях в направлении левых партийных программ».7
Критерием, отделяющим «подлинную общественность» от «политиканов», являлась готовность признать главенство правительства, действовать под его контролем в четко очерченной им области: «...Обеспечить работу власти, оказать ей содействие в тех пределах и на тех путях, где это признает необходимым сама власть». Общественность не должна была быть самостоятельной, самодовлеющей силой. Передача ей некоторых функций администрации и умелое исполнение их не означало, что они должны остаться у нее после войны. Только в таком варианте и на таких условиях частная инициатива признавалась полезной сейчас и даже возможной в будущем. Контроль власти над работой неправительственных организаций требовался для противостояния «вожделениям политиканов», иными словами, являлся гарантией от движения в сторону гражданского общества.
Общественность пока что мыслилась конструктивной силой, а вину за ее политизацию («развращение») публицисты возлагали исключительно на «левые партии» и «евреев». «Московские ведомости», например, считали, что именно евреи и связанные с ними политические организации, используя печать, «умело распылились, растеклись в тонкую-тонкую паутинную сеть и ей опутали русское общество». С. Глинка связывал появление политических резолюций съезда ВПК с подрывной работой евреев, подчеркивая при этом, что буржуазия в душе остается «русской»:
«Даже промышленный класс, находящийся под наибольшим давлением немцев и жидов, захвативших власть в банках и акционерных обществах, - и тот заговорил об объединении с целью облегчить армии победу над озверелым врагом. ... Жид требует политических резолюций, - и "прогрессивный" съезд их выносит, хотя тут же возбуждает вопрос и об общем отпоре врагу».10
Подобные высказывания показательны. Дело в том, что консерваторы воспринимали весь русских народ как единый организм, обладающей в целом одинаковыми не противоречащими друг другу интересами. Общественность (как и буржуазия) виделась неотъемлемой его частью, лишенной какой-либо «партийности», все оппозиционные настроения объявлялись порождением чужеродных, антисистемных элементов. Господствующие в правом сознании этнические категории однозначно указывали виновника - евреев и «еврейские» (у правых синоним левые) партии.
Пути ликвидации «немецкого экономического засилья»
С конца XIX в. начала реализовываться государственная программа индустриализации страны, основной акцент в которой был сделан на стабилизацию финансового положения и изыскание необходимых денежных резервов для модернизационного рывка. Выработанный С. Ю. Витте план предполагал введение золотого рубля с жестким контролем эмиссии и широкое привлечение иностранного капитала. Отдав приоритет развитию промышленности, правительство задевало интересы аграрного сектора экономики.
Как отмечает В. С. Дякин, поддерживая высокий курс русского рубля для нужд индустриального развития, оно вынуждено было отказаться от организации доступного сельскохозяйственного кредита.1 Да и само по себе чрезвычайное ограничение денежной массы делало деньги и кредит очень дорогими. Нападки на золотое обращение начались в правой печати сразу после финансовой реформы. А. В. Елисеев связывает их именно с потребностями «аграриев», средних и мелких предпринимателей и торговцев в дешевом кредите. Инфляция была особенно выгодна и помещикам, т.к. давала возможность выплачивать ссуды за заложенные имения в обесцененной валюте, низкий курс рубля благоприятствовал экспортерам хлеба. Так «золотой рубль» и его автор - стали «врагами» «сельской России».
Зарубежные инвестиции тоже воспринимались правыми негативно неспроста. Дело здесь не только в локальности мышления или в этнократизме, как думает А. В. Елисеев. Кроме иррациональной неприязни ко всему чужеземному, подобное отношение определялось и другими факторами. Консерваторы претендовали на выражение интересов аграрного большинства и связанных с ним промысловой, мелкой и ремесленной промышленности, что и позволяло им считать себя защитниками «всего русского народа». Все, что не способствовало развитию данного сектора, а тем более как-либо ущемляло его, воспринималось ими как «чужеродное», «нерусское», «иностранное», «еврейское».
Сказывалось влияние традиционного сознания людей аграрного общества, где прибавочный продукт только обеспечивал простое воспроизводство, с этой точки зрения постоянная уплата процентов с прибыли за рубеж воспринималась как дань, лишающая народ-производитель необходимого для выживания продукта. Иностранный капитал, направлявшийся на создание крупного производства, лишь косвенно способствовал развитию мелкого и вообще обходил стороной его докапиталистические формы и сельское хозяйство. К тому же крупное фабрично-заводское производство постепенно вытесняло кустарное. На компрометацию иностранного капитала играла и его тесная связь с финансово-монополистическим сектором экономики.
Политика С. Ю. Витте принесла с собой развитие частных кредитных учреждений и возникновение монополий. Появившись на волне индустриализации и мало связанные с потребностями аграрного сектора и мелкого производства, они не давали им никакой пользы. Более того, синдикаты стали непобедимыми конкурентами для мелких и средних производителей и немонополистической буржуазии. Поскольку банки выступали как главная движущая сила роста монополистических объединений, а финансовый капитал в России в важнейших отраслях зарождался как иностранный, то идея «иностранного засилья» в промышленности приходила сама собой. По словам М. Ф. Гиндин, в русской публицистике процесс монополизации и повышения синдикатами цен тесно связывался с интересами иностранного капитала и считался именно его характерной чертой.4 Вот почему борьба с монополиями воспринималась противостоянием мировому капиталу (еврейству) и связанным с ним русским банкам.
Частные банки предпочитали кредитовать крупную промышленность и торговлю, отставляя без ссуд всю массу средних предприятий.5 Все больше увеличивалась их роль в торговли хлебом, но кредитовать сельских хозяев они также не считали выгодным. В. Я Лаверычев отмечает, что к 1911 г. влияние коммерческих финансовых учреждений настолько возросло, что Государственный банк уже не мог без них эффективно проводить политику поддержки аграриев, но банки «уклонялись от прямого интенсивного участия в этом деле, отказавшись одобрять некоторые меры, намечаемые чиновниками».6
Таким образом, теми слоями населения, интересы которых выражали консерваторы, частные финансовые учреждения и монополии не могли восприниматься как созидательная сила. Учитывая все выше сказанное, убежденность правых в том, что все они принадлежат евреям (иностранцам), т.е. являются чужеродными, не национальными, что иностранный капитал работает не на развитие отечественной экономики, а лишь паразитирует на ней, становится понятной. Данные институты наряду с покровительствующим им министерством финансов превращались в их глазах в агентов или щупальца «мирового капитала», высасывающего из «сельской России», которая и мыслилась как подлинно национальная, все соки. Отождествление всех негативных черт капиталистического развития с евреями заставляло считать происходящее звеном «всемирного еврейского заговора». В подобных представлениях выразилось недовольство правительственной политикой и опасение того, что интересы аграрного большинства приносятся в жертву форсированному развитию промышленности.
Россия из-за своей экономической отсталости проигрывала и в международной торговле. Иностранные товары (особенно германские) господствовали на российском рынке, иностранные (германские фирмы) держали в своих руках посредническую торговлю, в то же время русские зерновые все больше вытеснялись с мирового рынка заокеанскими, конкуренцию им составлял и германский хлеб, а покровительственные меры Берлина своим аграриям снижали возможности российского экспорта. Все это, учитывая активный ввоз промышленной продукции и оборудования из-за рубежа, грозило империи финансовой катастрофой, что демонстрировало неправильность проводимой властью экономической политики.
Так сложности промышленной модернизации России на рубеже XIX-XX вв. и неудачи интеграции страны в мировое экономическое пространство в условиях нерешенности аграрного вопроса делали в глазах консерваторов Запад виновником всех проблем империи. Чем больше осложнялись последние, тем сильнее обострялось неприятие всего иностранного (западного). В совокупности с наличием в стране развитого инородческого землевладения и активным привлечением иностранных специалистов для развивающейся индустрии из-за отсутствия своих (русских) квалифицированных кадров - это вело к распространению представления о «иностранном засилье» как главной опасности для будущего России.
Начало войны с Германией создало благоприятные условия для активизации в правой печати кампании по ликвидации «немецкого экономического засилья». В ней через анализ отношений с «ближним Западом» (Германией) происходило как осмысление взаимоотношений с Западом вообще, так и обосновывалась необходимость переориентации экономической политики правительства от форсирования индустриального развития к преимущественной заботе об аграрном секторе экономики как основе для процветания империи. Вот почему представляется не совсем правильным сводить кампанию против «немецкого экономического засилья» только к вопросу о ликвидации немецкого землевладения и конфискации предприятий, принадлежащих германским подданным, как это делается в советской и современной историографии.7
Ликвидация немецкой предприимчивости и землевладения считалась лишь первым этапом освобождения страны от «экономического рабства». Следующим шагом публицисты объявили избавление от зависимости от германских (иностранных) товаров. В противном случае считалось, что и после победоносной войны Россия осталась бы на положении «немецкой полуколонии». Вот почему проблема конструирования будущих русско-германских торгово-экономических отношений (а по существу, вообще торгово-экономических отношений с Западом) привлекала большое внимание печати.8
Прекращение товарного обмена с Германией, являвшейся крупнейшим импортером промышленных изделий и оборудования для России и одновременно важнейшим покупателем российского хлеба, иными словами, воплощением торгово-экономических связей страны с Западом, тяжело ударило по отечественному потребительскому рынку, промышленности и сельскому хозяйству. Оно продемонстрировало опасность зависимости от иностранных товаров, да и вообще от мирового рынка, о чем всегда предупреждали правые.9 В то же время минимизация экономических контактов с Западом давала надежды на возможность воспользоваться войной для достижения большей хозяйственной независимости от него. Правая пресса развернула активную кампанию под лозунгом: максимально уменьшить торговые контакты с Германией и предлагала власти различные варианты решений проблемы.
«Водворение» народной трезвости
Пропаганда народной трезвости была достаточно традиционна для правой печати. И дело здесь не только в стремлении облагодетельствовать народ и избавить от страшной социальной язвы. По мнению американского историка Артура Мак-Ки, борьба с пьянством являлась поиском эффективного механизма социального контроля.
Модернизация российского общества, усилившаяся с 60-х гг. XIX в., сопровождалась разрушением традиционных институтов общественного контроля. Великие реформы положили конец одному из них - крепостному праву. Переход общества от сельского состояния к городскому вел к размыванию традиционных общественных структур. Эмигранты из деревни, хлынувшие в города, оказались вырванными из традиционных социальных связей. Социальная неадаптированность новых горожан часто выливалась в девиантное поведение. Процесс маргинализации все больше затрагивал и крестьянский социум.151
Рост девиаций происходил в условиях своеобразного вакуума, когда старые методы социального контроля уже не действовали, а новые еще не выработались. Даже исключительно насильственные формы воздействия были невозможны, т.к. полицейских сил в империи явно недоставало.152 Все это порождало в обществе страх перед возможным хаосом. При этом в общественном сознании увеличение «социальных девиаций» связывалось, прежде всего, с алкоголизацией населения.15 Неслучайно появление оценки революции 1905 г. как результата буйства пьяной толпы. В распространении водки видели и одну из главных причин обнищания и хозяйственной отсталости русского крестьянства, что заставляло сельских жителей уходить на заработки в города. «Народная трезвость» превращалась в способ предотвратить маргинализацию населения, становилась залогом сохранения общественной и политической стабильности. Пьянство же воспринималось образованным обществом как концентрированное выражение всех русских бед. Артур Мак-Ки пишет: «Пресса подчеркивала, что, если не предпринять мер для обуздания пьянства, Россия зачахнет в экономической отсталости, периодически сотрясаемая народными бунтами».154
В июле 1914 г. в действие вступило постановление правительства о приостановлении торговли спиртными напитками на период мобилизации войск. Это решение было принято, прежде всего, исходя из военно-стратегических соображений, и не имело прямого отношения к целенаправленной борьбе с пьянством. Но многочисленные прошения на имя царя со стороны сельских обществ, земств и городов о продлении этого запрета заставили Николая II 22 августа подписать повеление о запрещении продажи водки на все время войны. В дальнейшем последовал еще целый ряд ограничительных постановлений. В частности, в октябре было разрешено всем земствам, городским думам, сельским и волостным сходам подавать прошения о закрытии у них питейных заведений. К концу февраля 1915 г. этим правом воспользовались 22% губернских и уездных земств и 50 % городов.156 Энтузиазм населения был с восторгом встречен консерваторами.
В довоенной России продажа водки была хорошо организованной государственной монополией, приносящей огромные деньги в государственный бюджет, что являлось поводом для постоянных обвинений правительства в спаивании «мужика» и наживе за его счет. Консерваторы еще до войны возлагали именно на царя надежды на отрезвление народа, считая, что только он может обуздать чиновников и отменить «винную монополию». Всплеск антиалкогольных настроений, многочисленные прошения о запрете пьянства навсегда, в ответ на инициативу власти, дали им повод увидеть в этом восстановление единения царя и народа, нарушенного бюрократией. Запрещение водки стало в глазах многих вехой, знаменующий собой новый этап в истории Росси. Оно должно было навсегда ликвидировать угрозу социальных потрясений и стать гарантией экономического процветания русского народа.
Водворение трезвости воспринималась также как одна из главных составляющих борьбы против «немецкого» (инородческого) экономического засилья» в России. Подъем хозяйственной активности народа в результате отрезвления должен был стать гарантией его материального благоденствия, а значит, и роста конкурентоспособности русского населения, навсегда избавив его от инородческого засилья. «Не страшны нам будут ни Иудей, ни немцы, никакие другие нации, ибо тогда русский гений получит простор для свободного своего и всестороннего развития». Но для этого было мало просто приостановить торговлю водкой. Так в правой печати возникло требование запретить ее продажу не только на период военных действий, а «навечно». Тон в антиалкогольной кампании правых задавал В. Розанов.
Основное внимание уделялось финансовым аспектам ликвидации пьянства. Ведь главным препятствием отмены «винной монополии», на что указывали ее сторонники, была огромная зависимость государственного бюджета от поступлений с продажи водки. В 1913 г. они достигали 26, 3%.158 Потеря таких доходов тяжело бы ударила по финансовому положению России, а ведь война требовала огромных средств. Неслучайно министр финансов П. Л. Барк планировал восстановить продажу водки в августе и даже удвоить на нее цены для финансирования военных действии.
Правая печать развернула кампанию с целью убедить верховную власть в необходимости пожертвовать этими доходами. Во-первых, утверждалось, что финансовые потери в значительной своей части окажутся мнимыми и быстро окупятся за счет сокращения расходов, направляемых на борьбу с последствиями пьянства. Д. Бодиске отмечал: «Если принять во внимание, что при наступлении трезвости освободиться % тюрем, арестантских домов, психиатрических больниц, уменьшатся расходы на полицию и прочие, думается, что убыток от прекращения винных доходов будет возмещен с лихвою...».160
Второй аргумент заключался в утверждение об огромной финансовой отдаче этого мероприятия в долгосрочной перспективе. Отрезвление страны должно было привести к росту важнейшей составляющей общественного богатства - народного труда. Это вылилось бы невиданный экономический подъем и, как следствие, пополнение государственного бюджета, но уже не за счет спаивания народа, а благодаря интенсификации труда. «...Богатство сырыми продуктами и масштаб труда необыкновенно быстро возросло бы и дало через другие пути, через торговлю и промышленность, все то, что теперь финансы получают через винную монополию», - объяснял В.В. Розанов.
Подчеркнем, что все перечисленные аргументы были адресованы вовсе не к правительству, а лично царю. Определялось это традиционным для консервативного мышления противопоставлением Царя и правящей бюрократии, где последняя воспринималась как инертная сила, заботящаяся только о собственном благе и отделяющая народ от самодержца. Понимая, что правительство не может поступаться доходами от продажи водки, правая печать обращалась с призывами непосредственно к верховной власти, считая царя единственным подлинным борцом с «зеленым змеем». Только его прямое вмешательство становилось залогом народного спасения. «Да и никто не в силах его (пьянство - М. Л.) победить, как только один Царь: все будут полумеры, слова, полурешения, с «обходами» и «хитростью». ... Все оживилось и воскресилось ныне: поперек всего лежит «зеленый змей». И ему срубить голову освободить царство от его власти не может никто как Царь. Он - старая, историческая надежда Руси», - писал В. Розанов.
Публицист прекрасно понимал, что само правительство не способно стать инициатором ликвидации пьянства. Оно живет не будущим, а настоящим, ему нужно решать сегодняшние проблемы, а для этого необходимы деньги здесь и сейчас. Последствия же искоренения пьянства проявились бы во всей полноте, по оценке публициста, только через 5-Ю лет. «А дело заключается именно в «сразу». Ни один учитель, чиновник, судья не может отложить получение жалования даже на месяц»,163 - сетовал В. Розанов. Он видел два варианта действия в данной ситуации. Можно было оставить все как есть. А можно пойти на решительные меры, взять нужные средства из других источников, прежде всего, через повышение налогов, и тем самым вызвать народное недовольство, что было совершенно неприемлемо, особенно в условиях войны.
Похожие диссертации на Проблема развития России в русской консервативной печати в годы Первой мировой войны июль 1914 - февраль 1917 г.
