Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Отражение немецкого вопроса в центральной периодической печати на первом этапе войны (июль 1914—начало 1915 гг.) 37
1.1. Становление немецкого вопроса как политической проблемы в рамках национальной политики России 37
1.2. Специфика восприятия «образа врага» 56
1.3. Шпиономания на страницах центральных изданий 78
1.4. Отношение прессы к разработке и реализации первых правительственных мероприятий по борьбе с «немецким засильем» 96
1.4.1. Аграрная сфера 96
1.4.2. Торговля и промышленность 111
1.4.3. Образование и культура 121
1.5. «Патриотические» погромы 1914 г. и их освещение в печати 131
Глава 2. Немецкий вопрос на страницах периодических изданий на втором этапе войны (апрель 1915-февраль 1917 гг.) 146
2.1. Эволюция представлений об «образе врага» 146
2.2. Перемены в отражении шпиономании 155
2.3. Печать и борьба с «немецким засильем» 172
2.3.1. Проблема немецкого землевладения и землепользования 172
2.3.2. Борьба с «германизмом» в сфере промышленности и торговли 188
2.3.3; Антинемецкая кампания в области образования и культуры 199
2.4: Немецкий погром в Москве (май 1915 г.) и его освещение в прессе 203
Заключение 224
Источники и литература 229
Приложение 277
- Становление немецкого вопроса как политической проблемы в рамках национальной политики России
- Аграрная сфера
- Эволюция представлений об «образе врага»
- Немецкий погром в Москве (май 1915 г.) и его освещение в прессе
Введение к работе
Актуальность темы исследования. Оперативность обнародования общественно-значимых сведений, широкий круг обсуждаемых тем и разнообразие жанров обеспечивают периодической печати популярность среди читательской аудитории и, вместе с тем, облегчают возможность пропагандистского воздействия на общественное сознание с целью формирования определенных стереотипов, взглядов и установок.
В данном ракурсе период Первой мировой войны, когда народы России и Германии оказались в положении противников, а всплеск националистических настроений воспринимался как выражение патриотических чувств, является более чем показательным. Доминирующей идеологической тенденцией в политике воюющих стран стал шовинизм, представители вражеских народов воспринимались существами низшего сорта, чужая культура – враждебной, а инородческое влияние – угрожающим. Решение внутренних проблем за счет притеснения выходцев из враждебных государств выглядело более чем привлекательным. Однако такая политика была бы невозможна без использования механизмов пропагандистской машины с целью создания мифа о национальном единении против «внутреннего врага». В таких условиях мощнейшим инструментом политического воздействия стала «четвертая власть» – периодическая печать.
Рассмотрение этих аспектов помогает глубже понять суть и методы национальной политики царизма по отношению к немецкой диаспоре и составить объективное представление о настроениях, царивших в русском обществе в годы Первой мировой войны. Исследование немецкого вопроса в центральной периодической печати дает возможность воссоздать полную картину взаимоотношений между народами в рамках многонационального государства. Это, в свою очередь, необходимо для преодоления националистических стереотипов и переосмысления негативного опыта в истории межнациональных отношений в России как в прошлом, так и настоящем.
Степень изученности. Историография темы достаточно обширна, однако это объясняется скорее не ее разработанностью, а разноплановым характером. Все исследования можно разделить на две группы.
Первую группу составили работы, затрагивающие политические, экономические и культурные аспекты немецкого вопроса. В советской литературе история российских немцев в начале XX в. длительное время оставалась вне поля зрения исследователей, что было напрямую связано с государственной политикой в сфере национальных отношений, а также с изучением периода Первой мировой войны с точки зрения развития рабочего и революционного движения. В связи с этим изредка появлявшиеся упоминания об отдельных проявлениях антинемецкой кампании, в частности, о немецких погромах, трактовались как попытки властей отвлечь трудящиеся массы от революционной борьбы.
Только со второй половины 60-х г. наметился интерес исследователей к истории военного периода и, в частности, ограничительной политике царизма в области немецкого вопроса, что нашло отражение в работах ленинградского ученого В. С. Дякина. Его труды, основанные на широком круге источников, в том числе материалах крупнейших периодических изданий, явились важным шагом в изучении дискуссии военных лет о национализме, реализации правительственных мероприятий по борьбе с «немецким засильем» в аграрной и промышленной сферах, которые, с точки зрения автора, призваны были разжечь шовинистические настроения среди трудящихся, дабы отвлечь их внимание от помещичьих землевладений, в промышленности – обеспечить поддержку правительству со стороны буржуазии и усилить государственно-капиталистическое вмешательство.
В работах Е. Д. Черменского, М. Ф. Флоринского, А. Я. Авреха на фоне описания внутриполитического кризиса затрагивался вопрос о разработке и применении «ликвидационных» мер, деятельности Особого Комитета по борьбе с немецким засильем и немецких погромах.
Начало 90-х г. стало своеобразной отправной точкой качественно нового этапа в исследовании Первой мировой войны и истории немецкого этноса в контексте национальной политики самодержавия. Первые статьи, посвященные немецкому вопросу, вышли в сборнике «Немецкий российский этнос: вехи истории», изданном в 1994 г. Так, В. Г. Чеботарева рассмотрела отражение данной проблемы в исторической литературе конца XIX – начала XX вв. и провела подробный анализ её обострения в военные годы.
В этот период появляется ряд работ, раскрывающих ход и результаты депортационных и ограничительных мероприятий царизма. Петербургский исследователь И. Г. Соболев, анализируя роль российской общественности и печати преимущественно консервативного направления в борьбе с «немецким засильем», пришел к выводу, что общественная инициатива бурно расцвела лишь в форме чтения патриотических лекций, публикации списков вражеских фирм, организации погромов, поискам по болотам баз немецких аэропланов, однако повлиять на политику правительства она не могла, так как к разработке ограничительного законодательства общество и близко не допускали.
О. В. Ерохина, рассматривая социально-экономическое и культурное развитие немецких колоний области Войска Донского, уделила внимание отношению российской печати к «немецкому засилью». Опираясь на публикации XIX в. и отдельные периодические издания военных лет, автор утверждает, что именно прессе принадлежало первенство в постановке вопроса о необходимости побороть «немецкое засилье» в русской жизни.
Важной вехой в изучении немецкого вопроса в Государственной Думе стали работы омского исследователя С. В. Бааха. Он делает вывод, что обсуждение немецкого вопроса в парламенте происходило в два этапа. На первом этапе (1907 по 1914 гг.) данный вопрос не выделялся как отдельная проблема, поэтому его решение во многом зависело от отношения правительства к национальным меньшинствам. С началом военного конфликта наступил второй этап, когда на страницах периодической печати и в брошюрах развернулась шовинистическая пропаганда.
Диссертация Т. А. Белогуровой посвящена отражению общественных настроений в российской периодической печати (1914–февраль 1917 гг.). Среди основных тем, волновавших население (таких как война, помощь фронту и беженцам, дороговизна), автор справедливо выделяет шпиономанию и борьбу с «немецким засильем».
Серьезная работа была проделана по изучению динамики патриотических настроений и проявления насильственных действий по отношению к представителям немецкого этноса. Значительный вклад в разработку данной темы внесла Н. В. Савинова, рассмотревшая погромные акции как специфическую форму проявления национализма. Автор приходит к выводу: отсутствие понимания в обществе, что война ведется против Германии, а не против российских немцев, привело к тому, что немецкие погромы и погромные настроения явились одним из сильных дестабилизирующих факторов для российской государственности в рассматриваемый период. Продолжая изучение немецких погромов, О. Айрапетов акцентирует внимание на особой активности московских либеральных изданий в антинемецкой агитации.
Проявлением новых тенденций в исторических исследованиях стали публикации, вызванные стремлением осмыслить существовавшие среди русских представления о Германии и «внутреннем враге», так как начавшаяся война не только изменила курс официальной политики в отношении немцев, но и вызвала глубокие сдвиги в общественном сознании. Исследователи главным образом раскрывают влияние социокультурных и психологических факторов на восприятие «чужого».
Обстоятельностью и глубиной отличается кандидатская диссертация Д. Е. Цыкалова, посвященная отражению в отечественной публицистике проблемы «Россия и Запад». Ученый изучил психологическую атмосферу военного времени и изменения в представлениях о Германии и германском народе, происходящие на фоне ухудшения военно-политической ситуации: от пренебрежения и отвращения до проявления уважения к хорошо подготовленному и дисциплинированному неприятелю. Д. В. Эйдук углубляет описание категории «образа врага» на основе печатного органа московских промышленников газеты «Утро России».
Особенности восприятия образа «германского империализма» и ликвидации «немецкого экономического засилья» в русской консервативной печати раскрываются в диссертации М. В. Лыкосова. По мнению автора, антинемецкая кампания отвечала не только задачам военной пропаганды, но и стремлениям консерваторов отмежеваться от ранее занимаемой германофильской позиции.
Новейшие исследования обогатили историографию конкретными данными об эмоционально-психологической обстановке в регионах в условиях широкомасштабной шовинистической пропаганды. Так, А. А. Меленберг рассмотрел кампанию в печати против остзейских немцев.
Духовная жизнь этнических немцев в военные годы, положение национальных школ, гонения на немецких учителей, немецкий язык, запрет союзов рассмотрены в трудах Н. Э. Вашкау и И. В. Черказьяновой.
История российских немцев в период Первой мировой войны активно исследуется за рубежом. А. И. Флейшхауер, затрагивая положение немцев в военные годы, уделяет внимание «ликвидацонному» законодательству. В монографиях В. Деннингхауса подробно рассматривается борьба с «немецким засильем», в частности, немецкий погром (май 1915 г.). Э. Лор проанализировал меры властей по национализации торговли и промышленности, решению земельного вопроса, депортации и высылке лиц, уличенных в пособничестве врагу. Положение немецкой школы в военные годы представлено в работе немецкого ученого В. Зюсса.
Отражением новых тенденций стали исследования, раскрывающие особенности восприятия немцев русскими и русских немцами в условиях широкомасштабной пропаганды против врага. По мнению П. Яна, до начала войны нельзя говорить о каком-либо едином образе немца в массовом сознании россиян. Именно вовлечение в мировую бойню привело к тому, что отношение к Германии и немцам было отрефлексировано в массовом масштабе. И. А. Коэн, исследуя представления о Германии и немцах на страницах крупнейшей газеты «Русское слово», полагает, что в обеих странах еще за десять лет до начала конфликта сформировались «образы врага», война лишь подтвердила мнение о немцах как об агрессивном и милитаризированном народе.
Политический образ и особенности функционирования периодических изданий в годы войны нашли отражение в многочисленных работах по истории печати, которые составили вторую группу исследований. Изучение национальных отношений способствовало появлению работ, посвященных истории немецкоязычной прессы, включая период антинемецкой кампании.
Среди зарубежных исследований заслуживает внимание статья американского ученого Дж. Дейли, посвященная отношениям между прессой и государством в 1906–1917 гг. Автор приходит к выводу, что после начала войны популярная печать в стремлении подогреть интерес читателей предлагала сенсационные изображения «внутреннего врага», надвигающегося кризиса, коррупции и некомпетентности в верхах, чем способствовала подрыву легитимности правительства и правящей династии.
Таким образом, анализ имеющейся историографии по проблеме показал, что, несмотря на достаточное количество литературы, немецкий вопрос в периодической печати как самостоятельный предмет исследования ранее не поднимался. Авторы, как правило, использовали материалы отдельных изданий для изучения общественных настроений в военный период.
Объектом исследования являются материалы центральных периодических изданий России, выходивших в годы Первой мировой войны, а предметом – отражение в них немецкого вопроса, включающего политические, социальные, экономические, правовые и культурные аспекты отношений между государством и немецкой диаспорой.
Цель исследования состоит в анализе роли центральной периодической печати различных политических направлений в формировании и развитии общественного мнения по немецкому вопросу в 1914–1917 гг.
Для достижения поставленной цели определены следующие задачи:
– охарактеризовать состояние немецкого вопроса как политической проблемы в публицистике и периодической печати довоенного периода;
– выявить общее и особенное в восприятии «образ врага»;
– исследовать влияние прессы на рост шпиономании среди населения;
– рассмотреть обсуждение в печати кампании по борьбе с «немецким засильем» в экономической и культурной сферах;
– выяснить своевременность освещения и характер откликов на немецкие погромы.
Источниковая база исследования. В комплексе источников можно выделить несколько групп: 1) законодательные акты; 2) периодическую печать; 3) публицистические произведения; 4) делопроизводственную документацию; 5) документы личного происхождения.
К первой группе источников относятся законодательные акты. Для общей характеристики изменений в положении российских немцев важную роль сыграли издававшиеся в 1914–1917 гг. распоряжения правительства.
С учетом специфики предмета исследования основную группу источников составили материалы легальных центральных периодических изданий. Всего в работе использовано 30 органов прессы разной политической и жанровой направленности: официальное издание – газета «Правительственный вестник»; военная газета «Русский инвалид»; церковный еженедельный журнал «Церковные ведомости»; крайне правые газеты «Русское знамя» и «Земщина»; националистические – «Колокол» и «Голос Руси»; старейшая консервативная газета «Московские ведомости»; внешне независимые, а по сути консервативные газеты «Новое время», «Вечернее время», журнал «Русская будущность»; либеральные издания – газеты «Русские ведомости», «Биржевые ведомости», «Петербургский курьер» (с августа 1914 г. «Петроградский курьер»), журналы «Русская мысль», «Вестник Европы»; орган партии «Союз 17 октября» – «Голос Москвы»; издания партии кадетов – «Речь», «Современное слово»; газета московских промышленников – «Утро России»; общеинформативное либеральное издание «Русское слово»; газета бульварного типа «Петербургский листок» («Петроградский листок»); либерально-народнический журнал «Русское богатство»; издания, вокруг которых группировалась радикально настроенная интеллигенция, – газета «День», журналы «Современник», «Современный мир», «Наше дело»; сатирическое издание «Новый сатирикон»; немецкоязычные газеты – «St. Petersburger Zeitung» (Petrograder Zeitung), «Moskauer Deutsche Zeitung».
Привлечение автором широкого круга изданий позволило выяснить основные политические позиции и взгляды, существовавшие в обществе по немецкому вопросу.
В работе использованы публицистические произведения, частью агитационно-пропагандистского характера. Автор намеренно обращается к изданиям более раннего периода, с целью показать становление и развертывание рассматриваемой нами дискуссии к началу Первой мировой войны.
Отдельный вид источников составляет делопроизводственная документация, включающая как опубликованные, так и неопубликованные документы. Прежде всего это материалы секретных заседаний Совета Министров, в ходе которых затрагивались вопросы о пресечении подстрекательства в прессе против русских подданных немецкого происхождения и деятельности московских властей в ходе немецкого погрома (май 1915 г.).
Данные, собранные в фонде Канцелярии Московского градоначальника (ф. 46) Центрального исторического архива г. Москвы (ЦИАМ), содержат информацию об отношении властей к евангелическо-лютеранской церкви. Материалы Московского городского общественного управления (ф. 179) дают ценные сведения для изучения немецких беспорядков 1915 г. Описание настроений среди «внутренних немцев» отражено в сообщениях губернаторов, отложившихся в хранилищах Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ) .
Пятая группа источников представлена материалами личного происхождения, способствующими детальной реконструкции событий. В мемуарах депутатов Государственной Думы С. И. Шидловского и В. В. Шульгина, генерала Генштаба Ю. Н. Данилова отразилось отношение современников к распространению шпиономании, когда обвинения в измене и германофильстве, в конце концов, достигли представителей царской семьи. Для анализа московского погрома 1915 г. важную роль играют воспоминания товарища министра внутренних дел В. Ф. Джунковского и действительного статского советника Н. П. Харламова, расследовавшего причины и ход указанных событий. Дневник французского посла М. Палеолога интересен с точки зрения восприятия иностранцем общественных настроений в России.
Особую ценность для исследования представляют перлюстрированная переписка и письма, обнаруженные среди документов Департамента Полиции (ф. 102) и фонда лидера партии кадетов П. Н. Милюкова (ф. 579), хранящиеся в ГАРФе. Эти материалы проливают свет на социально-психологическую обстановку военного времени, восприятие населением «внутренних врагов» и борьбы с «немецким засильем». Не менее значимы в этом плане письма в редакции изданий, сохранившиеся в Российском государственном архиве литературы и искусства: Ф. 459 (А. С. Суворина) и Ф. 595 (газеты «Русское слово»).
Источниковедческий обзор свидетельствует о репрезентативности отобранных источников и их соответствии исследовательским целям и задачам.
Хронологические рамки охватывают период с июля 1914 по февраль 1917 гг. В качестве отправной точки исследования взято вступление России в мировой конфликт 19 июля (1 августа) и последующая политизация немецкого вопроса. Несмотря на окончание войны для России 3 марта 1918 г., в качестве завершающей хронологической точки взят февраль 1917 г. Февральская революция стала причиной смены общественно-политических ориентиров, вызвала пересмотр государственной политики в отношении немцев. Перемены произошли в условиях функционирования периодической печати, а некоторые консервативные издания прекратили свое существование.
Территориальные рамки определяются территорией Российской империи, что объясняется, во-первых, широким ареалом проживания немецкого населения: Прибалтика, Поволжье, Новороссия, Закавказье, Сибирь, Волынь, две «столицы» Москва и Санкт-Петербург (Петроград); во-вторых, тем, что антинемецкие настроения охватили все регионы государства.
Методологическая основа исследования. Благодаря системному подходу удалось наиболее полно исследовать немецкий вопрос, с одной стороны, как часть более широкого вопроса о государстве и национальности, с другой, – как целостную конструкцию, состоящую из взаимосвязанных элементов. Структурно-функциональный анализ позволил выявить и рассмотреть компоненты немецкого вопроса. Принцип историзма позволил проследить дискуссию о немцах и «немецком засилье» в России, в ее развитии и конкретной обусловленности. В качестве общенаучных методов в процессе исследования применялись анализ, синтез, сравнение, обобщение. Среди специально-научных методов отметим прежде всего историко-сравнительный, давший возможность раскрыть общие и специфические черты предмета исследования, тенденции и качественные характеристики его развития. С помощью историко-типологического метода удалось выделить отдельные направления в системе отечественных периодических изданий и определить особенности каждого из них. Проследить развитие происходивших в российском общественном сознании процессов позволил историко-генетический метод. Для работы с архивными материалами применялся метод исторического описания. С целью изучения динамики в освещении исследуемой проблематики использовался прием сплошного просмотра годовых комплектов привлекавшихся в качестве источника газет и журналов. При работе с текстами-источниками автор обращался к приемам внутренней и внешней критики, идейно-тематическому анализу, установлению авторства как способу более глубокого понимания произведения.
Научная новизна состоит в следующем:
1) Доказано, что с началом Первой мировой войны одним из центральных вопросов, активно обсуждавшихся в печати, стал немецкий вопрос, восприятие и отражение которого напрямую зависело от изменения общественно-политической и социально-психологической ситуаций.
2) Самостоятельным явлением общественного сознания стал «образ врага», включавший представления как о внешнем, так и «внутреннем» врагах. В начале войны в публикациях соседствовали презрительное отношение к противнику – «озверевшему германцу» и восприятие российских немцев в качестве «внутренних врагов». В условиях ухудшения военной ситуации на фронте в 1915 г. произошли перемены в восприятии «образа врага». Искаженный образ «зверя-немца» сменился представлениями о хорошо подготовленном к войне народе. Вместо борьбы с «немецким засильем» в публицистике получило распространение мнение о необходимости решения национального вопроса.
3) Антинемецкая кампания в печати повлияла на активизацию немцефобии и шпиономании среди населения. Попытки военных и гражданских властей ограничить поток провокационного материала оказались безрезультатными.
4) Несмотря на то, что именно печати принадлежало первенство в постановке вопроса о борьбе с «немецким засильем» во всех областях общественной жизни, серьезным образом повлиять на позицию правительства она не смогла, так как ограничительное законодательство было принято в обход общественности. В условиях патриотического подъема основная масса консервативной и либеральной прессы поддержала правительственный курс, однако дальнейшая реализация ограничительных мер, в сочетании с усугублением социально-экономического кризиса вызвала волну критики со стороны всех политических сил. Постепенно антинемецкие публикации приобретали антиправительственную окраску.
5) Агитация против «внутренних» немцев в печати определенным образом инициировала погромные акции на национальной почве. Сопоставительный анализ отражения и оценок немецких погромов показал, что, в отличие от событий, произошедших в июле (Санкт-Петербург) и октябре (Москва) 1914 г., московский погром 1915 г. не нашел должного освещения в центральной периодике в результате деятельности военной цензуры.
Практическая значимость заключается в том, что выводы и обобщения, содержащиеся в работе, могут быть использованы в специальных исследованиях по истории России и источниковедению. Представленные автором положения могут быть полезны при подготовке обобщающих работ по истории российских немцев, влиянию печати на формирование общественного мнения в отношении конкретного этноса в условиях обострения международных и межнациональных конфликтов, вопросам развития прессы в начале XX в. Результаты исследования могут применяться в процессе преподавания в системе высшего и среднего образования, при разработке лекционных курсов, семинаров и факультативов по политическим, экономическим и социокультурным аспектам межнациональных отношений в России.
Апробация результатов исследования состоялась на научных сессиях Волгоградского государственного университета в 2007–2009 гг., XIX региональной научной конференции «Краеведческие чтения» (Волгоград, 2007 г.), на научном семинаре Германского Исторического Института (Москва, 2008 г.), Международной научно-практической конференции «Немецкий акцент: Германия в истории, науке и культуре Калмыкии» (Элиста, 2010 г.).
Структура диссертации соответствует цели и задачам исследования и включает в себя введение, две главы, разделенные на параграфы, заключение, список источников и литературы, приложение. Главы диссертации соответствуют этапам решения немецкого вопроса в центральной периодической печати в связи с изменением общественно-политических и социально-психологических условий: первый (июль 1914–начало 1915 гг.), второй (апрель 1915–февраль 1917 гг.).
Становление немецкого вопроса как политической проблемы в рамках национальной политики России
Ни с одним из европейских народов русские не имели столь сложных и тесных отношений, как с немцами. Связи между Россией и немецкими землями установились еще на границе I и II тысячелетий. В городах селились ремесленники, военные, торговцы. Руководствуясь идеей европеизации страны, Петр I уделял особое внимание привлечению иностранных специалистов -ученых, инженеров, немецких офицеров, архитекторов, не без помощи которых Россия стала одной из могущественных стран на международной арене.
Увеличение числа иностранцев на государственной службе, особенно ярко проявившееся в годы правления Анны Иоанновны (1730-1740), вызвало сильнейшее недовольство в обществе. Недаром эти годы отмечены в истории как время засилья иностранцев (В.О. Ключевский). Елизавета Петровна (1741-1761), несмотря на еще не остывшие антигерманские настроения, задавалась вопросом освоения плодородных свободных земель юга силами приглашенных земледельцев. Однако массовая колонизация немцев началась в годы царствования Екатерины II (1762-1796), по мнению которой привлечение в Россию иностранных колонистов, владевших умениями и знаниями, могло способствовать включению в хозяйственный оборот огромных территорий пустынных степных окраин:
Конечно не все сразу, складывалось, благополучно: неудачи в освоєний. земель из-за незнания природных и климатических особенностей, местной агротехники которую еще предстояло разработать, болезни и смерти от специфических инфекций, конфликты с окружающим населением, набеги кочевников и разорение хозяйства - многое пришлось пережить первым переселенцам . Несмотря на трудности, протекционистские меры властей делали Россию чрезвычайно привлекательной для иностранцев. Эта политика заключалась в систематическом ведении колонизационного дела, в организации общины на основе самоуправления, в уважении к этническим культурным традициям, религиозным верованиям, освобождении от воинской повинности и гражданской службы, что позволяло при высокой рождаемости (самой высокой в России) сохранять трудовые ресурсы в колониях . Усердный труд и рациональное ведение хозяйства, демонстрируемые приезжими, объективно приводили к усилению немецкого элемента в отечественной экономике.
Развитие сотрудничества и повседневное общение с немцами, проживающими в городах (особенно в Санкт-Петербурге и Москве), занятыми на гражданской и военной службе, способствовало знакомству русских с западной культурой. Для образованных слоев российского общества Германия являлась по-настоящему центром передовых знаний. Именно туда ехали постигать гранит науки русские дворяне.
Тем не менее ранее благоприятная государственная политика по отношению к немцам, выразившаяся в сохранении привилегий, коренным образом начинала меняться после восстаний в Царстве Польском в 1830 и 1863 гг., когда возникла реальная угроза сохранению государственной целостности. Центральной задачей для правительства стала ассимиляция национальных окраин и подчинение их центру.
Поиск национального самосознания и культурной- самобытности через осмысление образа «чужого», охвативший Россию в XIX в., повлек актуализацию немецкой проблемы, которая наиболее отчетливо проявилась в ходе идейной дискуссии между славянофилами и западниками, прежде всего относительно влияния реформ Петра I на русское общество и культуру. Первые полагали, что немцы, составлявшие значительную часть высшей столичной бюрократии и офицерства, не могут понять потребностей русского народа76. Как ни странно, но западники, считавшие, что Отечество должно идти по европейскому пути, присутствие немцев в России воспринимали как зло. Часто репрессивные черты царского режима относили за счет «немецкого засилья» в государственных органах, армии и при дворе, а военные неудачи объясняли пристрастием царя к прусским военным порядкам77. Примечательно, что в предмет полемики не входило рассмотрение германской культуры, продолжавшей оставаться объектом почитания для отечественных мыслителей.
Великие реформы Александра II не только внесли изменения в положение немецкой диаспоры в России , но и повлекли оформление немецкого вопроса как внутриполитической проблемы. Исследовательница СИ. Бобылева относит возникновение данной темы на страницах российской прессы к 70-м гг. На наш взгляд, уместнее говорить о конце 60-х гг., на который пришелся пик обсуждения так называемого остзейского вопроса. Немцы, проживающие на территории Восточной Прибалтики, вошли в состав России по Ништадскому мирному договору 1721 г. За немецкими дворянами и бюргерами сохранилась система сословных привилегий, органов местного самоуправления (ландтаги), широкое распространение получил немецкий язык и лютеранская церковь . При этом коренное население края - эсты и латы, составлявшие большую часть населения, оказались в фактически бесправном положении.
В русской печати наметилось три направления в освещении проблемы:
1) социологическое, представленное Ю.Ф. Самариным, требовавшим поддержки нарождающегося антинемецкого движения среди местного населения;
2) политико-философское, к которому относились М.Н. Катков, высказывавшийся за жесткое подавление любого инакомыслия и сепаратистских устремлений, и И.С. Аксаков, выступавший против ослабления государственного единства;
3) историческое направление представлял историк М.П. Погодин, пытавшийся доказать необоснованность претензий немцев-потомков тевтонских рыцарей и христианских епископов на господство в крае и выступавший за осуществление культурной экспансии православия и русского языка81.
Все русские оппоненты остзейских немцев сходились в необходимости утвердить в Прибалтике общерусское законодательство, русский язык - в качестве государственного, уравнять в Прибалтике в правах с немцами коренное население края, провести земельную реформу - наделить крестьян землей по русскому образцу реформы 1861 г., ввести в школы русский язык, реформировать суд, провести реформу городского управления, поддержать православие в крае.
Напротив, представители проостзейской публицистики, такие как Е.П. Сивере, Ю. Эккарт, Э. Каттнер, К. Ширрен полагали, что как таковой прибалтийской проблемы не существует, перенося рассуждения в плоскость национальной ненависти русских к немцам.
Аграрная сфера
Одним, из дискуссионных вопросов обсуждавшихся на протяжении всей войны, стала кампания по борьбе с «немецким засильем», в постановке которой первостепенная роль принадлежала периодической печати. 1 сентября 1914 г. в газете «Вечернее время» появилось открытое письмо «группы русских» с призывом к «бескровной борьбе с немецким началом в России» . Цель начатой кампании сводилась к уничтожению немецкого влияния- в различных сферах общественной жизни и прежде всего - в аграрной. Начало военного конфликта явилось толчком к активизации ранее неоднократно поднимавшегося вопроса о судьбе немецкого землевладения и землепользования, о чем свидетельствовало появление многочисленных публикаций в печати. Например, «Новое время» настаивало на выселении из западных губерний всех немцев, находящихся в русском подданстве, недвижимую собственность которых следовало передать через Крестьянский банк во владение как русских, так и польских крестьян. Правительству предлагалось «уплатить стоимость отбираемого недвижимого имущества по справедливой оценке» или обменять на земли на Востоке европейской части России258. При этом немецкие колонисты представлялись в образе вероломных захватчиков, воспользовавшихся беспечностью русского народа для продвижения интересов Фатерланда. Так, газета «Утро России» сообщала о случаях обнаружения среди пленных германских солдат - колонистов из внутренних губерний, объясняя подобные факты тем, что у последних имеется ответственная задача быть «надежными проводниками армии по русским дебрям»259.
В конце сентября 1914 г. в печати появилась информация о разработке правительством ограничительного законодательства. 25 сентября «Биржевые ведомости» опубликовали интервью с управляющим Департаментом государственных земельных имуществ П.П. Зубовским. Чиновник заявил, что долгий опыт убедил ведомство в том; что «немцы могут считаться русскими подданными лишь формально», в действительности по своим политическим убеждениям, языку, обычаям и религии они тяготеют к своим «зарубежным сородичам» . Поэтому разработка ограничительного законодательства рассматривалась как необходимая мера. Крайне правая газета «Земщина» отмечала, что в разрабатываемом законопроекте «немцам, хотя бы и русским подданным, но явно чуждым по духу России, будет запрещено приобретение земли вне городской черты»261. Националистический «Голос Руси» выразил поддержку правительственным мерам, так как, «таща на своей спине семипудового толстяка, нельзя вытянуться во весь рост» .
В октябре «Биржевые ведомости» опубликовали проект министра внутренних дел Н.А. Маклакова, запрещающий австрийским, германским подданным владеть на праве собственности недвижимым имуществом вне городов в 25 пограничных и прибрежных к Балтийскому, Черному и Азовскому морям губерниях. Земли немецких выходцев, принявших русское подданство, также подлежали ликвидации, если были приобретены после 1-го июня 1870 г., когда был издан Германией закон о двойном подданстве . Запрет планировалось распространить на наем и аренду внегородских имуществ. «Эта категория, -писал сотрудник газеты «Голос Москвы» В. Быстренин о немцах, ставших гражданами России после 1-го июня 1870 г., - является по существу авангардом германизации России, и с нею во имя государственной безопасности и сохранения экономических интересов русского населения необходимо покончить» 4.
Либеральная газета «Петроградский курьер» выступила с критикой разрабатываемого законопроекта, считая недопустимым обхождение стороной земель прибалтийских немцев, так как «рыцарство как раз и является1 тем элементом, который захватил со времен памятного России Бирона в- плен, всю русскую государственную машину» . По мнению бульварного издания «Петроградский листок» несмотря на игнорирование в проекте землевладений остзейского дворянства, его осуществление «будет встречено с искренней радостью всеми русскими людьми, лукаво не мудрствующими» Тем не менее часть населения была вполне удовлетворена законопроектом. Земельный вопрос был стержневым в российской жизни, однако обработка земли велась экстенсивно, практически без использования современной для того времени техники, пашня удобрялась скудно, повышение урожайности связывалось с увеличением площади и количества наделов, поэтому освобождение принадлежащих «захватчикам лучших земель», то есть обработанных более эффективно, являлось для многих исполнением крестьянской мечты
Известия о разработке ограничительных мер вызвали негодование среди немцев. Для выяснения ситуации в Петроград выехали представители от земских гласных Таврической губернии и предводителей дворянства, обеспокоенных грядущими последствиями разрабатываемых законов для экономики губернии. 1-4 ноября делегация в составе пяти человек посетила председателя Совета Министров, министров внутренних дел, юстиции, финансов, главноуправляющего землевладением и землеустройством и государственного контролера . Депутатов заверили, что их опасения беспочвенны и при разработке проекта будут учтены все мнения.
Большинство периодических изданий, публицистов и политиков поддержало в, той или иной форме кампанию по борьбе с «германизмом»- в аграрной- сфере, тем не менее отдельные общественно-политические деятели, несмотря на то, что их голоса были каплей в море, пытались убедить власть и население в несправедливости и необоснованности разрабатываемых мер. Значительную роль в этой борьбе сыграл К.Э. Линдеман. Так, в начале войны меннониты, пытаясь избежать экспроприации земель, объявили себя голландцами . Подобные заявления в сочетании с отказом по религиозным соображениям отбывать воинскую повинность с оружием в руках, несмотря на войну, воспринимались в глазах общественности крайне подозрительными, что нашло отражение в ряде публицистических работ, ставящих под сомнение верноподданническую позицию сектантов . В связи с этим 26 октября 1914 г. в органе октябристов газете «Голос Москвы» вышла статья К.Э. Линдемана с разъяснением, что в силу религиозных требований меннониты не могут отбывать воинскую повинность, поэтому до войны им было даровано право исполнять эту повинность в лесничествах, причем содержание призванных возлагалось на колонии.
С началом военных действий подлежащие призыву сочли своим «долгом перед родиной Россией» принять более близкое участие в военных тяготах и обратились с просьбой заменить службу в лесничествах на службу в роли санитаров, в чем им не было отказано. Помимо этого колонисты принимали активное участие в сборе пожертвований и содержании лечебниц В благодарственном письме от меннонитов отмечалось: «Нам приходится приносить большие жертвы на содержание всех, состоящих на государственной службе в лесничествах молодых людей - меннонитов, которым приходится в казенных лесах нести обязанности; ... исчитаем нашей, обязанностью отдаться, хотя и не с оружием в руках, но со всеми имеющимися у нас средствами, всецело в распоряжение нашего горячо любимого Монарха и Императора Его Величества Николая II и нашего отечества и служить нашей дорогой родине России» .
Эволюция представлений об «образе врага»
Отступление русской армии весной-летом 1915 г. принесло с собой отрезвление российского общества. Пессимизм и отчаяние, хоть и косвенно, но проявлялись в печати, и эти минорные ноты на фоне внутриполитического кризиса перечеркивали пропагандистский настрои первого года воины .
Чтобы побороть апатию и недовольство, охватившие российское общество, печать прибегла к усилению антинемецкой пропаганды. Количество материалов, посвященных немецкому вопросу, значительно возросло не только в консервативной, но и либеральной прессе .
Продолжение публикации сообщений о немецких зверствах нередко вызывало у читателей открытое возмущение. Так, в одном из писем к редактору газеты «Вечернее время» Б.А. Суворину отмечалось: «Я знаю мать, которая не получала 3 месяца письма от сына, прочитав Ваши статьи о мучениях наших пленных в Германии, сошла с ума. Нужно же быть человечнее и осторожно писать, нужно выбрать другой способ повлиять, чтобы обратили на это должное внимание, а не делать еще жертв, довольно и так много» .
Увлекшись описанием немецких зверств и характеристик «образа врага», консервативные издания дошли до изобличения друг друга в наличии прогерманских симпатий. Старейшая монархическая газета «Московские ведомости» обвинила в германофильстве авангард борьбы с «германизмом» -«Новое время», ссылаясь, на то, что еще четверть, века назад указывали на . опасность «немецкого засилья», чем вызвали протест со стороны суворинскои газеты . Такие обвинения привлекали внимание либеральной прессы. «Охранительная печать, - указывала газета «Речь», - начиная с вороно-черного "Русского знамени" и кончая грязно - серым "Новым временем" вплоть до начала войны вела яркую германофильскую политику»435. В доказательство приводились статьи за 1908 и 1909 гг., в одной из которых М.О. Меньшиков писал, что «только враги России могут желать нашей ссоры с немцами», «только евреям и евреиствующим кадетам эта ссора желательна»
Обсуждение образа «современной» Германии чаще встречалось в журналах, нежели в газетах, сконцентрировавшихся в основном на освещении внутренних вопросов. Как и в начале войны, противник изображался умалишенным. «Ницше зачах в сумасшедшем доме; а германский народ, пожелавший в себе воплотить преступный облик, созданный в литературе этим безумцем, превратил в дни кровавого своего безумия всю Германию в гигантский дом сумасшедших»437. Церковные издания продолжали видеть главную причину «преображения» германцев в культуре, пропитанной «духом антихриста», поэтому торжество противника понималось как «водворение царства антихриста в мире»438.
Следуя представлениям о войне как расовой борьбе, публицисты нередко прибегали к известным приемам сопоставления германцев и славян. «Но.,на пути к мировому владычеству Германии стояли три расы: латинская, англо-саксонская и славянская, первых двух можно было завоевать только оружием, а третью, менее просвещенную и склонную ко всему иностранному легче было поработить изнутри, постепенно вводя губительный- яд в душу русского народа; науку, духовную культуру, экономику, занимая государственные должности», - писал консервативно настроенный публицист А. Виленец439.
Травля «своего» немца как главного виновника военных неудач призвана была отвлечь народное внимание от внутренних проблем. «Немецкое засилье» продолжали ассоциировать с реакцией. «Бюрократическая система целиком проникнута немецким. ... Если борьба с немецким засильем ограничится борьбой с немцами в тесном смысле слова, из нее выйдет не много, может быть, ничего не выйдет. Недостаточно прогнать немца, надо радикально продезинфицировать то место, в котором все прогнило, надо истребить именно немецкий дух, все, что заражает русскую жизнь мертвящим влиянием неметчины», - предлагала газета «Вечернее время»440. «От соединенных усилий внутреннего и внешнего немца в деле насаждения всякого мракобесия и реакции, - писал консервативно настроенный публицист А.Е. Кауфман, страдали ... и русские инородцы, поляки, латыши, эсты, евреи» .
С позиции В.В. Шульгина в том, что немецкий дух проник в чиновничью сферу, не было ничего удивительного, так как аккуратность и усидчивость, необходимые для такой службы, не являются нашими национальными чертами. Напротив, свобода и простор полей способствуют выработке «широкого русского размаха», но отнюдь не выработке этих качеств, если же нас загоняют в эту «клетку», то мы «становимся неврастениками и мизантропами, вечно переутомленными, раздражительными, желчными господами, которые в лучшем случае ссорятся с домашними, и с подчиненными а в худшем.- бросают бомбы в своих сограждан» . .
Интересную точку зрения представил священник-миссионер И. Ильигорский, полагавший, что России далеко до национального пробуждения, так как в периодической печати проповедуется зоологический национализм, налагающий на человека обязанности простой защиты своих грубых интересов через угнетение и стеснение инородцев. Такой национализм чужд русскому духу, так как русский народ никогда не может отстаивать свое беспринципное существование и человеконенавистничество в отношении сожительствующих народов. Отстаивать же русское государство, русское племя, русский язык и русский быт необходимо во имя лишь «религиозно-моральных принципов»
Рассуждая о тактике борьбы с «засильями всякого рода», публицист Н.Н. Новиков из «Русской будущности» не стал подобно другим авторам ограничиваться травлей инородцев, считая единственно возможным выходом из ситуации повышение нравственного и научного уровня народных масс, развитие и подчинение общественному контролю торговли и промышленности, чтобы заставить их служить «не узкоклассовым интересам предпринимателей и капиталистов, а действительно национальным, то есть народным интересам», увеличение производительности труда путем предоставления трудящимся возможности организованной защиты своих интересов
Немецкий погром в Москве (май 1915 г.) и его освещение в прессе
Сообщения об отступлении русской армии из Галиции в сочетании с резким повышением цен на продукты питания в. апреле 1915 г. произвели крайне удручающее впечатление на население. Патриотический подъем сменился разочарованием в действиях командования и в целом самодержавии. В этих условиях националистически настроенные круги с новой силой активизировали антинемецкую агитацию, раскручивая до предела идею о подрывной 644 деятельности «внутренних немцев» . Апофеозом массового недовольства стали погромы в Москве, которые продолжались три дня с 27-го по 29-е мая и сопровождались зверскими г " 645 убийствами пяти лиц немецкого происхождения, в том числе четырех женщин . На Тверской, Петровке, Мясницкой и других улицах были разгромлены торговые помещения, имевшие иностранные вывески. За все дни беспорядков было разбито 732 отдельных помещения: магазинов, складов, контор и даже частных квартир с убытком по определению потерпевших на сумму более 50-ти млн. рублей. Число погромщиков в общей сложности достигло более 100 тысяч человек.
27 мая кадетская «Речь» сообщила в отделе «Московская хроника» об обращении рабочих фабрики Гюбнера к администрации предприятия с просьбой незамедлительного увольнения всех лиц германского происхождения646. В следующие два дня газета вышла с «белыми пятнами», то есть информация в отделе была вырезана цензурой.
28 мая в отдельных московских изданиях было опубликовано предписание градоначальника А.А. Адрианова немедленно сменить вывески с немецким текстом на аналогичные вывески на русском языке647. На следующий день вышло постановление генерал-губернатора Ф.Ф. Юсупова, запретившего всем жителям города появляться на улицах-с 10 часов вечера до 5.часов утра . Октябристский «Голос Москвы» и столичное суворинское издание «Вечернее время» напечатали обращение к населению городского головы М.В. Челнокова, заявившего, что «грабеж и насилие вчерашнего дня составляют неслыханный и невиданный позор для родной столицы»649. В остальной прессе информация о постановлениях вышла только 30 мая-1 июня, то есть тогда, когда погром уже закончился.
Одним из первых изданий, высказавшихся по поводу событий, стала старейшая консервативная газета «Московские ведомости», по мнению которой «внутренние немцы» не менее, а более опасны для России, чем «германские солдаты», поэтому винить народные массы, действовавшие «под влиянием порыва, гнева и ярости», нельзя650. Для «Голоса Москвы» «стихийный порыв» стал ответом на «необдуманные деяния берлинских отравителей», использовавших против русской армии удушливые газы651. «Русское слово» опубликовало заявление рабочих машиностроительного завода братьев Кертинг к московскому губернатору Н.Л. Муравьёву, с просьбой «принять все меры, чтобы германское имущество ... было секвестрировано и обеспечено на пользу всего русского народа, а не разрушено и уничтожено» . Авторы указывали: «Не желая участвовать в погромах в городе Москве, мы сегодня продолжили работать. Все заработанные сегодня деньги отсылаем на передовые позиции нашим братьям, задерживающим злейшего врага»653.
С позиции протоирея И. Восторгова, погромы произошли, так как «омрачилось наше духовное око, потому что свет, который в нас, стал тьмою» . Автор уточнял, несмотря на осуждение погромов, пастыри не «стоят за немцев». Напротив, представители церкви признают «общую всем.намлгяготу-от немецкого засилья», негативно отзываясь о беспорядках только как о всяком проявлении насилия.655.
С июня обсуждение трагических событий можно было встретить как в московской, так и столичной прессе. Например, «Речь» рассказала о позиции князя Ф.Ф. Юсупова, по мнению которого, беспорядки начались из-за «стремления удалить с заводов подданных враждебных нам государств»656. Беспорядки имели резонанс. По сообщению финансово-промышленного издания «Утро России» в Подмосковье выехала специальная группа в составе главноначальствующего Московской губернией Н.Л. Муравьева, прокурора, управляющего губернской канцелярией с целью ликвидации антинемецких погромов657.
Официальная точка зрения на причины бесчинств нашла отражение в отчетах московских властей в Департамент Полиции. «Причиной возникших беспорядков в Москве 27-29 мая, - по мнению М.В. Челнокова, - стала неопределенность отношения правительственных органов к положению проживающих в России подданных враждующих с нами государств ... и открывшаяся в связи с этим в некоторых органах периодической печати настойчивая кампания против немецкого засилья, превратившаяся в розыск и травлю отдельных лиц германского происхождения, с опубликованием списков торговых и промышленных предприятий с призывом к бойкоту их послужили, по-видимому, причиной возникновения в Москве 27-29 мая сего года уличных беспорядков» . В докладе говорилось, что громилы рыскали по Москве небольшими партиями от 15-25 человек, состоящими по преимуществу из подростков и женщин. При этом погромы совершались спокойно, по какому-то определенному плану, во главе погромщиков стояли руководители, имевшие у себя списки магазинов и квартир.
О наличии руководителей упоминается и в показаниях очевидцев. Например, гласный М.Г. Холмогоров писал: «Исследуя психологию толпы, я вступил в переговоры с вожаком, вверх по Кузнецкому мосту, из слов которого выяснил, что погром будет два дня и мешать им никто не станет, и действительно творилось совершенно спокойно как бы с разрешения власти»659. Описывая разграбление магазинов, гласный присяжный поверенный В. Шевелев, отмечал: «Когда толпа подошла к магазину Эйнем, один из несших национальный флаг, ткнул этим флагом в оконное стекло соседнего магазина «Эрманс» и сделал в нем дыру. В это время присутствующий здесь же в толпе чин полиции (судя по форме, околоточный надзиратель) взглянув на какую-то бумажку, находившуюся у него в руке, замахал рукой и крикнул: «Этого нельзя, за это нам достанется». Толпа, разгромив магазин Эйнем, магазин Эрманс больше не тронула»660. «Озлобление населения Москвы против немцев и всего «немецкого» - отмечалось в одном из рапортов, - возникло не сразу, а нарастало постепенно, под влиянием массы причин, из которых главнейшими явились ежедневные сообщения прессы всех направлений, в особенности вечерних дешевых изданий о немецких зверствах и о широком немецком шпионаже, и засилье, и сведения о наших военных неудачах»661.