Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление органов политической цензуры на Европейском Севере РСФСР/СССР в 1920-1930-е гг.
1. Структура цензурных органов 37-66
2. Изменение кадрового состава цензурных органов 66-76
3. Контроль над информационным пространством Европейского Севера РСФСР/СССР в 1920-1930-е гг. 76-106
Глава 2. Механизм реализации контроля над каналами и средствами массовой информации на Европейском Севере РСФСР/СССР в 1920-1930-е гг.
1. Политический контроль над печатью 107-138
2. Политический контроль над радиовещанием 138-155
3. Чистки библиотечных фондов и книготорговой сети 155-184
Заключение 185-190
Список использованных источников и литературы 191-212
Приложения 213-246
- Структура цензурных органов
- Изменение кадрового состава цензурных органов
- Политический контроль над печатью
Введение к работе
Актуальность исследования заключается в анализе специфики советской политической цензуры в силу всё возрастающего интереса к концептуальному осмыслению опыта советского периода в контексте всей российской истории, с целью выявления её общих закономерностей и специфических особенностей, которые могут быть учтены в связи с современными политическими процессами в России.
В этой связи немаловажное значение изучения советской политической цензуры приобретает в виду неутихающих споров по поводу институционального оформления цензуры. Подобные дискуссии происходят на фоне всё увеличивающейся тенденции снижения в обществе ценности «индивидуальной свободы» в сторону идеи «социального равенства», оправдывающей приоритет государства в обеспечении справедливости и порядка.1 Поэтому исследование процесса ограничения свободы слова и печати в советский период может помочь избежать крайних тенденций и повторения прошлых ошибок, а также выработать необходимые условия для сочетания социально-культурной традиции, либеральных ценностей и современных запросов нынешнего российского общества.
Степень изученности проблемы. Историография работ по истории цензуры в СССР и деятельности цензурных органов достаточно обширна. Она представлена монографиями, научными статьями, комментариями в сборниках документов, тезисами и материалами целого ряда непосредст-венно посвященных советской цензуре семинаров и конференций. Изучение истории цензуры затронуло различные стороны её проявления по от-
1 Горшков М.К., Петухов В.В. Перспективы демократии в России: угрозы реальные и мнимые
// Социологические исследования. - 2004. - №8. - С.29.
2 Полный обзор литературы по данной проблеме см.: Горяева Т.М. Политическая цензура в СССР. 1917-
1991. - М., 2002. - С.23-44; Зеленое М.В. Аппарат ЦК РКП (б) - ВКП (б), цензура и историческая наука в
1920-е годы. - Н.-Новгород, 2000. - С.25-60.
ношению к литературе, кино, театру, средствам массовой информации и издательствам, науке. В своём большинстве это работы, увидевшие свет в 1990-е - начале 2000-х гг.1
Однако изучение советской политической цензуры началось задолго до ликвидации Главного управления охраны тайн в печати и СМИ в 1991 г. Основу для этого заложили многочисленные свидетельства и воспомина-ния деятелей русского зарубежья , а также работы немецких исследовате-лей и журналистов. В их работах давался общий обзор законодательства о печати, а также рассматривался вопрос о свободе прессы в России с 1917г. В числе крупнейших западных исследователей советской цензуры необходимо назвать М. Дьюхерста, Р. Фарелла, М.Т. Чолдин, М. Фридберга.4 Что же касается советской исторической науки, то она, в силу закрытости данной темы, рассматривала её опосредованно, главным образом, за счёт изучения руководящей роли партии различными сферами общественной жизни5, а также идеологической борьбы партийного руководства с инакомыс-
1 Бабиченко Д.Л. Писатели и цензоры. Советская литература 1940-х годов под политическим контролем
ЦК. — М., 1994; Литературный фронт. История политической цензуры 1932-1946. Сб. док-в
/Сост. Д.Л. Бабиченко.-М., 1993; «Счастьелитературы». Государство и писатели. 1925-1938 гг. Док-ты / Сост. Д.Л. Бабиченко. - М., 1997; Марголит Е., Шмыров В. Изъятое кино. - М., 1995; Красовицкая Т.Ю. Власть и культура. - М., 1992; Громов Е.С. Сталин: власть и искусство. - М., 1998; Максименкова Л.В. Сумбур вместо музыки. Сталинская культурная революция. 1936-1938. - М., 1997; Горяева Т.М. Радио России. Политический контроль радиовещания в 1920-х - начале 1930-х годов. Документированная история. - М., 2000; Горчева А.Ю. Пресса ГУЛАГа. - М., 1995; Жирков Г.В. История советской цензуры: период комиссародержавия (1917-1919 гг.)// Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер.2. История, языкознание, литературоведение. - СПб., 1994. - Вып. 1 (№2). - С.82-92; Он же. История советской цензуры: период диктата государственного издательства (1919-1921 гг.) // Там же. - 1995. - Вып.2 (№ 16). -С.78-86.
2 См., напр., Гуль Р. Цензура и писатели в СССР // Современные записки. - 1938. - №66. - С438-449; Его
же. Одвуконь. Светская и эмигрантская литература. - Нью-Йорк, 1973; Лутохин Д. Советская цензура
(поличным воспоминаниям)//Архив русской революции.-Т. 11-12.-М., 1991.-С. 157-166.
3 Kandler G. Die Pressezensur in Sowjet-Russland II Osteuropa. 1925/1926. - S.256-258; Artur W. Die Presse
der Sowjetunion II Osteuropa. 1925/1926. - S.559-563.
4 The Soviet Censorship I Ed. by M. Dewhirst, R.Farrell. - Metuchen, New Jersey, 1973; The Red pencil. Artists,
Scholars, and Censors in the USSR I Ed. by M.T. Choldin and M. Friedberg. - Boston, 1989.
5 Еголин A.M. Расцвет социалистической культуры в СССР. - М., 1946; Он же. Тридцать лет советской
литературы. - М., 1948; История советского драматического театра. В 6 т. — М., 1966; Горячев Ю.И.,
Шинкаренко В.В. Источник силы. О партийном руководстве развитием советского кинематографа. - М.,
1984; Белков А.К., Верёвкин Б.П., Конохин H.M. История партийной и советской печати. - М., I960;
Будников В.П. Большевистская печать- важнейшее идеологическое оружие партии. - М., 1978: Окоро
ков A.3. Октябрь и крах русской буржуазной прессы. - М., 1970; Гуревич П.С., Ружников B.H. Совет
ское радиовещание: Страницы истории. — М., 1976; Летунов Ю.А. О развитии документальной радио
журналистики.-М., 1971; Абрамов К.И. История библиотечного дела в СССР. - М., 1980; Дергачева
Л.Д. Библиотечное дело в первые годы советской власти. - М., 1973 и др.
4 лием (буржуазной идеологией, внутрипартийной оппозицией).1 По известным причинам, такая литература содержала в себе сознательное искажение многих исторических событий.
В рамках историографического обзора, в силу специфики затрагиваемых в исследовании сюжетов, представляется возможным остановиться на рассмотрении отдельных аспектов изучения советской политической цензуры, имеющих прямое отношение к диссертационному исследованию. Прежде всего, это касается определения места цензуры в системе политической власти в СССР в 1920-1930-е гг. На Западе, несмотря на большое количество работ о Советском государстве, появившихся в рамках исследования тоталитаризма (с конца 1940-х гг.), вопрос о механизме власти в СССР и соотнесение с ним советской цензуры, оставался практически не изученным. Долгое время историки-советологи вынуждены были следовать в рамках определения критериев тоталитаризма, предложенных К. Фридрихом и 3. Бжезинским в 1956 г. Одним из этих критериев был «почти полный контроль» партии над всеми средствами массо-вой информации. Однако реальный механизм осуществления этого контроля со стороны большевистской партии оставался долгое время малоизученным.
Главной причиной этого было отсутствие доступа к советским архивам вплоть до конца 1980-х гг. Некоторым исключением являются материалы Смоленского архива (около сотни дел) вывезенного на Запад в годы Второй мировой войны. Именно на его основе стало возможно появление в конце 1950-х гг. работ М. Фэйнсода, в которых впервые была предпринята попытка реконструировать на примере Западной области реальный меха-
1 Сергеев А.И. Роль партийно-советской печати в идейно-политической борьбе с мелкобуржуазными
партиями (1917-1920). —Л., 1983; Савиченко О.Н. Роль и место партийных журналов в борьбе партии
против троцкистско-зиновьевского блока (1926-1927). Автореф...канд. ист. наук. - М., 1972 и др.
2 Игрицкий Ю.И. Концепция тоталитаризма: уроки многолетних дискуссий на Западе // Отечественная
история (далее - ОИ). - 1990. - №6. - С. 177.
3ХоскингД. История Советского Союза (1917-1991)/Пер. с англ. П. Кузенкова. - Смоленск. 2000; Верт Н. История советского государства. 1900-1991 / Пер. с фр. - М., 1998; Боффа Дж. История Советского Союза. - Т.1. От революции до второй мировой войны. Ленин и Сталин. 1917-1941 / Пер с итал. И.Б. Левина. - М., 1990; Малиа М. Советская трагедия: История социализма в России. 1917-1991 / Пер. с англ. — М., 2002 и др.
5 низм власти в провинции, в том числе воссоздать рычаги руководства цензурными органами со стороны партийных инстанций.1
И только в связи с демократическими преобразованиями в стране, с начала 1990-х гг. стали появляться работы, указывающие на прямую взаимосвязь между складывающейся политической системой в СССР в 1920-1930-е гг. и цензурой, как неотъемлемым элементом её функционирования. Так, И.В. Павлова, полагает, что уже к середине 1920-х гг. власть в стране была сосредоточена в руках узкого круга партийного руководства и носила «конспиративный» характер, немыслимый без цензурных ограничений.
В этой связи примечательны исследования, как раскрывающие процесс формирования советских цензурных органов в общем процессе формирования советской политической системы3, так вскрывающие механизм взаимодействия руководящих органов ЦК РКП (б) - ВКП (б) (Политбюро, Оргбюро, Секретариат) с непосредственно цензурными ведомствами.4
В 1990-е гг. становится возможным рассмотрение цензуры не просто как одной из структур политической власти в СССР, но и как важной составляющей всей общественной жизни, как социокультурного феномена. В данной связи, важным показателем более качественного осмысления исследуемой проблемы, является появление работ, изучающих цензуру с точки зрения системного подхода, то есть рассматривающих её влияние на различные области общественной жизни. К числу данных исследований необходимо отнести работы А.В. Блюма, Т.М. Горяевой, М.В. Зеленова. Так, А.В. Блюм первым среди отечественных учёных попытался не только изучить механизм деятельности цензурных органов, но и рассмотреть их функционирование во взаимодействии с партийными и карательными ин-
Фейнсод М. Смоленск под властью Советов/ Пер. с англ. Л.А. Кузьмина. -Смоленск, 1995.
2 Павлова И.В. Механизм власти и строительство сталинского социализма. - Новосибирск, 2001.
3 Гимпельсон Е.Ф. Формирование советской политической системы: 1917-1923. - М., 1995; Шишкин
В.А. Власть. Политика. Экономика: Послереволюционная Россия (1917-1928).-СПб., 1997.
4 Зеленое М.В. Указ. соч.
станциями, показав их родственную природу.1 Ему же принадлежит заслуга в комплексном изучении различных проявлений цензурной практики по отношению к книжным издательствам, массовой прессе, изобразительному и музыкальному искусству, русской классической, эмигрантской, советской литературе. В дальнейшем, А.В. Блюму удалось не только расширить временные рамки исследования советской цензуры, пополнив их до-полнительными сюжетами , но и продемонстрировать механизм функционирования цензуры в виде подборки документов и их комментирования в сборнике: «Цензура в Советском Союзе. 1917-1991. Документы» (2004). Ценность этого сборника представляется для нас тем более значимой, в связи с использованием большого комплекса материалов, освещающих деятельность Ленгуб/обллита - органа, параллельного цензурным ведомствам Европейского Севера.
Большой вклад в исследуемую проблему внесла московский исследователь Т.М. Горяева. Заметим, что её первые научные публикации о цензуре увидели свет на страницах советской печати в 1990 г., то есть ещё в то время, когда её выход контролировался действующими цензурными органами (Главлит/ГУОТ).3 Благодаря усилиям Т.М. Горяевой и возглавляемым ею коллективам исследователей стало возможным появление целого ряда работ4, важнейшими из которых стали комментируемый сборник документов и монография «Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг.» (2002). В этих исследованиях, основанных на богатейшем фактическом материале, впервые предпринята попытка рассмотреть историю цензуры на протяжении всего советского периода. Более того, в
' Блюм А.В. За кулисами «министерства правды». Тайная история советской цензуры. 1917-1929. - СПб., 1994 Блюм А.В. Советская цензура в эпоху тотального террора. 1929-1953. - СПб., 2000.
3 Горяева Т.М. Журналистика и цензура (По материалам советского радиовешания 20-30-х годов. Источ
никоведческий аспект)//История СССР. - 1990.— №4.-С.112-123.
4 Исключить всякие упоминания...Очерки истории советской цензуры / Сост. Т.М. Горяева. - Минск -
М., 1995; Горяева Т.М. Радио России. - М., 2000; Институты управления культурой в период
становления. 1917-1930-е гг. Партийное руководство; государственные органы управления: Схемы
/ Сост. Л.М. Бабаева, Т.М. Горяева, Н.К. Дрезгунова, А.Л. Евстигнеева, Л.П. Кошелева, Е.Л.
Луначарский, Л.А. Роговая. - М., 2004.
5 История советской политической цензуры. Документы и комментарии / Отв. сост. Т.М. Горяева. - М.,
1997.
7 монографии Т.М. Горяевой советская цензура осмысливается с точки зрения социокультурной традиции, с учётом исторически сложившихся в России властно-подчинённых отношений. Для этого привлечён широкий комплекс работ из различных областей знаний, включая культурологические, социологические, философские, филологические, искусствоведческие исследования. Важной заслугой исследователя является использование системного анализа, позволяющего наиболее чётко обозначить советскую политическую цензуру в системе политической власти в СССР, как её особую подсистему. Однако такое понимание исследуемой проблемы выходит далеко за рамки её институционального проявления. Так, проанализировав многочисленные источники института творческих союзов, созданных для реализации монопольного права на определение эстетических и этических норм в искусстве, автор приходит к выводу о том, что функционирование репрессивного аппарата партийно-государственной цензуры по отношению к творческой интеллигенции, зачастую основывалось под давлением «снизу», то есть инициировалась самой же интеллигенцией.
Существенный вклад в осмысление значения советской цензуры принадлежит М.В. Зеленову.1 Особого внимания заслуживает его монография, в которой система политической цензуры расчленяется на подсистемы, каждая из которых выполняла свои специфические функции: подсистема контроля над издательствами, цензурная подсистема, подсистема контроля над распространением произведений печати. Основным связующим стержнем всех частей цензурной системы, является Главлит, руководимый органами ЦК РКП (б) — ВКП (б) и их аппаратом. Кроме того, важным интегрирующим началом, связывающим воедино все подсистемы, по мнению исследователя, была идея ограничения текста, окрашенная «социально-
' Зеленое М.В. Главлит и историческая наука 20-30-х годов // Вопросы истории (далее - ВИ). - 1997. -№3. -С.21-36; Он же. Спецхран и историческая наука в СССР в 1920-ЗОе годы //ОИ. -2000. - №2. -С. 129-141; Он же. The Library Purges of 1932-1937 in Soviet Russia II Solanus. International Journal for Russian & East European Bibliographic, Library & Publishing Studies. New Series. - Vol.14. - London, 2000. -P.42-57 и др.
8 классовым подходом».1 Это позволяет наполнять термин «субъект цензурной практики», качественно иным смыслом, далеко выходя его за рамки институционального подхода. Не менее важной в определении цензуры является субстанциональная характеристика, то есть осознание «цели (идеи) ограничения информации или её свободы». В этом смысле, по мнению М.В. Зеленова, «применение термина «цензура» корректно только в том случае, если ограничение информации осознаётся какой-либо социальной группой (участвующей в качестве субъекта или объекта ограничения) как внешнеположенные им идея и действие».
В целом, соглашаясь с мнением автора, заметим, что реализация идеи ограничения информации тем или иным субъектом цензурной практики могла осуществляться и на бессознательном уровне, за счёт воспроизводства устоявшихся в обществе моделей поведения или сформированных пропагандой стереотипов мышления.
Отдельного внимания, в том числе исходя из системного подхода, заслуживают исследования, раскрывающие взаимоотношения между советской политической системой и остальным миром. Здесь цензура рассматривается в качестве одного из важнейших средств поддержания необходимого властям информационного режима внутри государства за счёт ограничения контактов советского общества с заграницей, а также, совместно с органами пропаганды, создания у своих граждан и иностранцев, находящихся в СССР, ложного представления о реальном положении страны на международной арене. В то же время, необходимо обратить внимание на то, что среди исследователей нет единодушного мнения по поводу степени закрытости советского общества. Одни из них говорят «о полной информационной блокаде населения СССР» уже с начала 1930-х гг., что явилось
1 Зеленое М.В. Указ. соч. -C.XI.
2 Голубев А.В. Советская культурная дипломатия 1920-30-х гг. / Россия и мировая цивилизация. - М.,
2000. - С.339-354; Он же. «Строительство дома цензуры» (К вопросу о закрытости советского общества)
// Россия и современный мир. - М., 2000. - № 3. - С.73-88; Голубев А.В., Яковенко И.Г. Запад глазами
русских (межвоенный период) // Россия и современный мир. - М., 2000. -№ 3. - C.119-135;
Куликова Г.Б. Под контролем государства: пребывание в СССР иностранных писателей в 1920-1930-х гг.
// ОИ. —2003. -№4. -С.43-59; Россия и Запад. Формирование внешнеполитических стереотипов в соз
нании российского общества первой половины XX века. - М., 1998.
9 необходимым условием для окончательного утверждения «сталинской идеократии». Другие отмечают лишь создание общих предпосылок «за-крытого общества». Третьи подчёркивают необходимость разнесения понятий «государства» и «общество», считая возможным применение определения «закрытое» только в отношении советского общества и не вполне корректным применительно к советскому государству (в силу наличия, хотя бы, дипломатических, торговых и культурных отношений).3
Региональный аспект исследования предполагает изучение работ, посвященных деятельности цензуры на местном уровне. Их появление совпало с началом изучения советской политической цензуры столичными историками, и являлось результатом общего процесса рассекречивания фондов цензурных ведомств по всей стране.4 Это работы преимущественно описательного характера. Подобное положение дел обусловлено плохо сохранившейся источниковой базой провинциальных цензурных органов, что, зачастую, ведёт к использованию местного материала столичными авторами в качестве иллюстративного дополнения к общей картине деятельности цензурной системы.5 Заметим, что это вовсе не означает бесперспективность исследования цензуры на региональном уровне, хотя бы в силу использования системного подхода, в соответствии с которым каждый из структурных компонентов системы (в нашем случае - местные цензурные органы), обладает сущностным значением для её эффективного функционирования.
1 Павлова И.В. Понимание сталинской эпохи и позиция историка// ВИ. — 2002. — №10. - С.10.
2 Шишкин B.A. Россия в годы «великого перелома» в восприятии иностранного дипломата (1925-
1931 гг.).-СПб., 1999. - СЮ 1.
3 Голубев А.В. «Добро пожаловать или посторонним вход воспрещён»: К вопросу о закрытости межво
енного советского общества // ОИ. - 2004. - № 6. - С.33.
4 Мартынова Л.С. Деятельность ОкрЛита Омска в 1925 г. // Известия Омского государственного истори-
ко-краеведческого музея. — 1994. -№ 3. - С. 174-177; Олейникова T.B. Деятельность специальных орга
нов идейно-политической цензуры литературных произведений в СССР в конце 1920-х - начале 1930-х
гг. (По материалам Сибири) // Развитие книжного дела в Сибири и на Дальнем Востоке (Советский пери
од): Сб. науч. трудов. — Новосибирск, 1993. - С.66-82; Тортев Д.Г. Цензура в Горьковской области (1938-
1953) // Цензура и доступ к информации: история и современность. Тезисы докладов международной
научно-практической конференции. 16-18 марта 2005.-СПб., 2005.-С.81-82 и др.
5 Местный материал используется в работах: Суров А.В. Цензурная политика советского государства в
1917 - начале 1930-х гг. Автореф...канд. ист. наук. - Ярославль, 2002; Зеленое M.B. Указ. соч.; Блюм
А.В. Советская цензура в эпоху тотального террора; Левченко И.Е. Цензура как общественное явление.
Автореф...канд. филос. наук. - Екатеринбург, 1995.
Нет специальных работ по истории советской политической цензуры и на Европейском Севере, причиной чего является только недавнее рассекречивание архивных фондов Архгуб/Севкрай/Севобл/Архобллита. Исключением является работа М.М. Коловангиной, раскрывающая деятельность цензурных органов в Ненецком национальном округе в 1930-е гг.1
Одним из тех, кто первым указал на негативные стороны партийного руководства культурным строительством на примере Европейского Севера, является Ф.Х. Соколова. В своей кандидатской диссертации (1991), она упомянула об изъятиях «идеологически вредных» произведений (Троцкого, Каменева, Зиновьева), ограничении репертуара и закрытии театральных заведений (театр музыкальной комедии), как результате «насаждения идеи о верности выбранного курса и политики ВКП (б)».2 В последующем, ей принадлежит ряд статей, освещающих средства и механизмы взаимодействия властей с местной интеллигенцией, в том числе и путём принуждения к сотрудничеству.3
К числу исследований близко связанных с проблемой ограничения свободы слова относятся работы, занимающиеся изучением тоталитарного режима в СССР. Одной из них является монография Ю.Ф. Лукина, в которой автор тщательно исследует сопротивление и протест против произвола советских властей как внутри самой партии, так и со стороны различных слоев общества. Ряд исследований, построенных на конкретном материале, раскрывает осуществление репрессивной политики региональных властей по отношению к различным категориям населения (Ю.В. Дойков, Е.В.
Коловангина М.М. К вопросу о цензуре в Ненецком национальном округе в 30-е годы // XIV международные Ломоносовские чтения. Сб-к науч. трудов. - Архангельск, 2002. - 114-116. " Соколова Ф.Х. Культура Европейского Севера конца 20-х-середины 30-х годов: некоторые аспекты исследования (на материалах партийных организаций Северного края). - Автореф...канд. ист. наук. - Л., 1991.-С.16-17.
J См.: Соколова Ф.Х. Власть и интеллигенция Русского Севера в первые годы советской власти. К проблеме взаимоотношений // Вестник Поморского университета. Серия гуманитарные и социальные науки. - 2002. - №2. - С.87-93; Она же. Власть и интеллигенция Северной области в годы гражданской войны // ВИ.-2003.-№12.-114-121. 4 Лукин Ю.Ф. Из истории сопротивления тоталитаризму в СССР (20-80-е годы). — М., 1992.
Овсянкин, Р.А. Ханталин) , изучает механизм функционирования лагерей системы ГУЛАГа (М.В. Буторин, Н.А. Морозов, А.В. Сметанин, Н.В. Упа-дышев) , анализирует проблемы, связанные с принудительной колонизацией Европейского Севера (В.И. Коротаев).3
Отдельного внимания заслуживают работы, исследующие механизм функционирования местной власти (А.П. Воробей, Ю.А. Перебинос)4, а также её взаимоотношения с центром (СИ. Шубин).5 Это тем более ценно для нас в силу уяснения степени инициативы и участия местных руководителей в установлении цензурного контроля над информационным пространством исследуемого региона.
Существенную трудность в исследуемой проблеме представляет крайне незначительное количество работ, посвященных культурному строительству в изучаемом регионе.6 Но даже и те, что имеются, отличаются идеологической выдержанностью, что, соответственно не могло не сказаться на характере изложенных в них трактовок и представленных документов. Немалую трудность для исследования заявленной проблематики представляет изучение таких мало изученных сюжетов - составных элементов культурного строительства, как история развития периодической печати, книгоиздательства, радиовещания, библиотечного дела в 1920-1930-е гг.7
1 Дойков Ю.В. Красный террор на Севере. - Вып.1. - Архангельск, 1993; Репрессии в Архангельске: 1937-1938. Документы и материалы / Общ. ред. и вступ, статья Р.А. Ханталина. - Архангельск, 1999; Овсянкин Е.И. Жестокая народная трагедия // Поморский мемориал: Книга памяти жертв политических репрессий. - T.1. - Архангельск, 1999. - С.6-20. Буторин М.В., Сметанин А.В. Гулаг на Севере. - Архангельск, 1992; Морозов Н.А. Гулаг в Коми крае, 1929-1956. - Сыктывкар, 1997; Упадышев Н.В. История исправительно-трудовых лагерей в Архангельской области. 1937-1953. - Дисс... канд. ист. наук. -Архангельск, 2002.
3 Коротаев В.И. На пороге демографической катастрофы: принудительная колонизация и демографиче
ский кризис в Северном крае в 1930-е годы XX века. - Архангельск, 2004.
4 Воробей А.П. Влияние структурной перестройки органов ВКП (б) на ход и результаты коллективизации
в Северном крае. 1929-1930-е годы. - Автореф...канд. ист. наук. - Архангельск, 1999; Перебинос Ю.А.
Провинциальное чиновничество Европейского Севера России 1930-х годов. - Вологда, 2000.
5 Холодный дом России. Документы, исследования, размышления о региональных приоритетах Европей
ского Севера / Ред.-сост. С.И.Шубин. - Архангельск, 1996; Шубин СИ. Северный край в истории Рос
сии. Проблемы региональной и национальной политики в 1920-1930-е годы. — Архангельск, 2000.
6 Козлов В.А. Культурная революция и крестьянство 1921-1927 г. По материалам Европейской части
РСФСР. - М., 1983; Судакова О.М. Культурное строительство на Севере за 50 лет Советской власти. -
Архангельск, 1967.
7 Буторин М.В. Местная периодическая печать и её влияние на социально-экономическую жизнь Архан
гельского Севера в 1921-1925 годах. Автореф... канд. ист. наук. - Архангельск, 1998; Дремов Е. Юбилей
Таким образом, к настоящему времени появилось большое количество исследований, рассматривающих различные проявления советской политической цензуры. Вместе с тем, наблюдается почти полное отсутствие обобщающих работ, изучающих деятельность органов цензуры на местном уровне, что не даёт возможности воссоздать картину функционирования различных элементов цензурной системы во взаимосвязи на протяжении всей истории её существования, и, прежде всего, в период её зарождения и развития. Это тем более важно, так как, если исходить из системного подхода, эффективное существование всей системы возможно только при условии функционирования всех её элементов.
Объектом данного исследования является становление советской политической цензуры, предметом - содержание, структура и механизм её функционирования в структуре советской политической системы на Европейском Севере РСФСР/СССР в 1920-1930-е гг.
Хронологические рамки исследования охватывают период в два десятилетия — 1920-1930-е гг. Начальная грань — 1920-й г. — связана с окончательным установлением советской власти в Архангельске, а вместе с ним и на всей территории Европейского Севера. С этого времени начинается постепенная перестройка всей системы цензурного контроля с военного на мирный лад, с учётом реалий переходного времени от военного коммунизма к НЭПу. Верхняя хронологическая граница приходится на конец 1930-х гг. В это время происходит окончательное оформление цензуры в важную составляющую советской политической системы. Именно к этому времени, вследствие осуществления индустриализации, коллективизации, культурной революции, массовых репрессий, приведших к коренным изменениям в политической, социально-экономической и культурных сферах страны, полностью сложился механизм политико-
издательства // Вестник политической информации. - 1980. - №8. - С.21-24; Зашихин А.Н. Местная периодическая печать: Основные этапы истории и проблемы изучения: Учеб. пос. с методич. разработкой. - Архангельск, 1992; Рехачев М. К истории печати в Архангельской области. - Архангельск, 1996; Шубин СИ. Печать и развитие кооперативного движения в первые годы НЭПа. Автореф... канд. ист. наук. -Л., 1990; Жуков И.В. Архангельской радиовещательной станции - 50 лет// Памятные даты Архангельской области. - Архангельск, 1981. —С.30.
13 государственного управления страной. В последующем, вплоть до начала 1990-х гг., несмотря на определённые попытки реорганизации и перестройки этого механизма, его содержание не претерпело существенных изменений.
Территориально исследование ограничено той частью Европейского Севера РСФСР/СССР, административный центр которой находился в Архангельске. До 15 июля 1929 г. это были Архангельская и Вологодская губернии, которые наряду с Северо-Двинской губернией, автономной областью Коми (Зырян) (Коми АО) и Ненецким национальным округом — потенциальными административными единицами Северо-Восточной области, вошли в состав Северного края. Образованный Северный край состоял из новых административно-территориальных единиц: округов (Архангельского, Вологодского, Ненецкого национального, Няндомского и Северо-Двинского), которые, за исключением Ненецкого национального округа, просуществовали до своего упразднения 25 июля 1930 г., области (Коми АО) и районов. В декабре 1936 г. Коми АО была выведена из состава края и преобразована в Автономную Советскую Социалистическую Республику (Коми АССР). На месте ликвидированного в конце 1936 г. Северного края первоначально образовалась Северная область, которая постановлением ЦИК от 23 сентября 1937 г. разделилась на Архангельскую и Вологодскую области. Таким образом, Европейский Север РСФСР/СССР нами ограничен рамками Северо-Восточной области/Северного края.
Раскрытие методологии и методов исследования невозможно без концептуального уяснения места и роли советской политической цензуры в системе политической власти в РСФСР/СССР, определения того смысла, который вкладывается в само понятие «цензура». Сделать это не просто, так как на разных исторических этапах, в зависимости от каждой конкретной культуры и устоявшихся социально-политических отношений в обществе, цензуре отводилась своя особая роль. Однако содержательное
14 наполнение цензуры (независимо от того, как она называлась) оставалось примерно одинаковым, то есть включало систему запретительных мер и ограничений, осуществляемых в системе властно-подчинённых отношений, а также механизм их осуществления.
В данной связи, приведём определение цензуры, предложенное одним из советских юристов М.А. Федотовым: «Цензура родовое понятие. Оно охватывает различные виды и формы контроля официальных властей за содержанием выпускаемых в свет и распространяемой массовой информации с целью недопущения или ограничения распространения идей и сведений, признаваемых этими властями нежелательными и вредными. Контроль осуществляется в зависимости от вида СМИ ... Необходимо различать цензуру, налагающую запрет на обнародование сведений определённого рода, и цензуру, вторгающуюся в творческий процесс».1
Однако такое институциональное определение цензуры не совсем полно учитывает её зависимость от политического режима, на службе которого она находится. Очевидно, что в цивилизованном правовом государстве цензура обладает иными, нежели при тоталитарном типе власти функциями. Однако полное понимание того, чем является цензура в жизни того или иного общества невозможно без осознания определяющих её компонентов, складывающихся в результате исторического развития.
В не меньшей степени это относится и к России. Осмысление феномена советской политической цензуры, вычленение её характерных особенностей невозможно без рассмотрения всей русской истории, тех отношений, которые сложились в ходе многовековой традиции между властью и обществом. Определяющее значение здесь играли базовые особенности русского менталитета, важной составляющей которого был культ сильной власти, воплощённый в лице абсолютной монархии. Впрочем, это не дает основания говорить о «монархическом правосознании» русского, по пре-
Федотов М.А. Гласность и цензура: возможность существования // Советское государство и право. — 1989.-№7.-С.80-89.
15 имуществу крестьянского, населения. По мнению И.А. Ильина, наличие правосознания (не только монархического), означает признание за каждым человеком личности, не только как субъекта правовых отношений, но и уникального самоуправляемого духовного центра.1 Вероятно, по отношению к общему собирательному образу русского человека правомерно говорить о наличии «инстинктивного монархизма» (Р. Пайпс) или о монархизме на ментальном уровне. Его основание коренилось в представлении о сильной власти, как носителе Правды, основанной на справедливости, но никак не на праве. Право и правовая форма жизни воспринимались как что-то внешнее и притом самодовлеющее.
По мнению некоторых отечественных и зарубежных учёных, власть в стране носила структурирующий характер, являясь единственной сдерживающей силой на пути реализации волевых, архаических устремлений к догосударственному устройству и всеобщей уравнительности, крайним проявлением которых являлся русский бунт. Это вело к чрезмерному участию государства в жизни общества, при весьма незначительном присутствии в ней элементов правовой культуры.
Ослабление авторитета власти, вызванное, прежде всего, неспособностью идеологического обеспечения реформ, предпринятых руководством страны во второй половине XIX - начале XX вв. (в первую очередь, аграрного характера), привело к внутриобщинному расколу и подрыву авторитета власти. Мировая война только усугубила все тяготы патернализма эпохи лихолетья, не добавив к ним чувства защищённости. Всё это, в совокупности с напряжённым ожиданием крестьянами осуществления всеобщего передела земли, готового в любой момент вырваться из-под оков страха, на фоне общего политического движения в стране, во
' Ильин И.А. О монархии и республике// ВФ. - 1991. -№4.-С.124.
2 Пайнс Р. Русская революция. - В 3 Ч.: Ч.1.— М., 1994; Ахиезер А.С. Россия: критика историческою опыта (Социокультурная динамика России). T.f. От прошлого к будущему. - Новосибирск, 1997; Ахиезер А.С, Давыдов А.П., Шуровский М.А., Яковенко И.Г., Яркова E.H. Социокультурные основания и смысл большевизма. - Новосибирск, 2002 и др.
многом предопределило конечный исход революций 1917 г. с торжеством самых крайних идей.1
Приход к власти «большевизма», который сам являлся проявлением одной из глубочайших стихий русской души, обозначил внутреннюю потребность в обуздании иррациональной «стихии русского безудержа».2 Восстановление сильной государственной системы управления, на фоне активизации архаических идеалов, было воспринято в мифологическом сознании масс как ликвидация вакуума власти.
Уже в скором времени партия превратилась в организацию власти -идейную наследницу бывшей автократической монархии. Одним из первых шагов на пути создания идеократического государства, которое, по словам Н.А. Бердяева, претендовало на объяснение себя «как священного царства, как обратную теократию»,3 стало возрождение аппарата государственного управления, важной частью которого был институт принуждения. В качестве одного из его средств борьбы с инакомыслием выступала цензура. В отличие от своей царской предшественницы, первые узаконенные распоряжения о которой появились ещё при Екатерине II4, советская политическая цензура пыталась не только пресечь критику, направленную против действующей власти, но и скрыть истинное содержание власти. Создание настоящего господствующего класса в лице партийно-советской номенклатуры предполагало наличие полной секретности информации о механизме действительной государственной власти в СССР.
Заметим, что цензура является неотъемлемым атрибутом любого государства, независимо от формы политического режима. Так, в цивилизованном правовом государстве цензура ориентирована на обеспечение внутренней и внешней безопасности государства и политической системы при максимальной гарантии прав и свобод человека. Такая цензура вы-
1 Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. - М., 1997. - С.53.
2 Кантор В.К. Фёдор Степун: российская мысль в контексте европейских катаклизмов // ВФ. - 1999. -
№3.-С122.
3 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. - М., 1990. - С.117.
4 Скабичевский А.В. Очерки истории русской цензуры (1700-1863 г.). - СПб., 1892. - С.69-70.
17 полняет контрольную, регламентирующую, охранительную, профилактическую, эталонизирующую, санкционирующую функции.1 Наоборот, в условиях власти авторитарной и тоталитарной направленности, когда небольшая группа людей претендует на абсолютный и ненормативный контроль над всеми областями общественной жизни, характеристика и порядок запретов существенно отличается. Ни о каком правовом регулировании цензурных ограничений не может быть и речи. Понятие «цензура» наполняется здесь иным, отличным от традиционно очерченных функций и задач значением. Для неё характерно осуществление манипулятивной, репрессивной и контрольно-запретительной функций, направленных на управление обществом и отдельными гражданами.
Следовательно, направленность воздействия в системе властно-подчинённых отношений зависит от характера политической системы, уровня развития в обществе политической культуры, обусловленной историческими традициями и социально-психологическими особенностями народа. Понятно, что в России, где доминировала патриархальная и подданническая политическая культура, действие цензуры и пропаганды было особенно сильным.
Характер политической цензуры в СССР был обусловлен особенностями сложившегося политического режима, отличался политико-идеологической направленностью. Являясь частью пропагандистского заказа советской системы, политическая цензура контролировала и руководила всеми сферами общественной жизни, использовала все формы давления и воздействия на информационно-творческий процесс. Кроме того, для неё, как важной составляющей контрольно-запретительного механизма системы, было присуще наличие внеинституциональных связей, что обеспечивало эффективность её деятельности. Цензурные функции, кроме своих непосредственных исполнителей в виде специально созданных ве-
' Левченко И.Е. Указ. соч.-С.11.
2 Там же. -СИ; Горяева Т.М. Политическая цензура в СССР. - Сб.
18 домств, были возложены на различные партийные, советские, профсоюзные и карательные органы. Такую особенность советской цензуры наиболее точно охарактеризовала американская исследовательница Марианна Тэкс Чолдин: «В царской России цензор и цензура, которую он осуществлял, могли быть легко описаны. Гораздо труднее выявить советского цензора, который не был признан официально существовавшим до самого последнего времени. Действительно, советская цензура не легко поддаётся определению, потому, что её положение не официально, не признано, а также потому, что любой, кто связан с издательским делом, печатью, театром и кино, радио и телевидением и другими культурными учреждениями выполнял обязанность цензора тем или иным образом».1 Скажем больше. Потенциальным «цензором», если иметь в виду ограничение любой общезначимой информации, противоречащей идеологическим установкам власти, в силу культурно-исторических особенностей, мог, в той или иной степени, выступать каждый член советского общества. Различия заключались в степени осознанности цензурной деятельности и способов её осуществления. Отсюда, необходимость изучения советской цензуры как явления общественно-политической жизни, социокультурного феномена, характеризующегося различными формами своего проявления. В этом случае, правомерно использовать термин «всецензура» (М.Т. Чол-дин) как адекватный термину «советская политическая цензура». Таким образом, можно говорить о цензурной подсистеме, пронизавшей собой различные уровни советской политической системы. Отсюда, термин «цензура» используется нами не только в узком смысле, то есть в качестве обозначения деятельности цензурных органов, но и как одно из главных условий (принципов) существования всей советской политической системы.
1 Цензура в царской России и Советском Союзе / Материалы конференции 24-27 мая 1993. Москва. - М.,
1995. -С. 10.
2 Горяева T.M. Политическая цензура в СССР. - С.7.
19 Изучение механизмов деятельности цензуры как важной дефиниции советской политической системы, социокультурного феномена жизни советского общества, невозможно без реконструкции её основных составляющих, формирующихся вокруг станового хребта всей цензурной системы — партийных органов. Именно на них, как и во всём остальном, были тотально завязаны «приводные ремни» управления всей советской политической системой и её цензурной подсистемой по горизонтали.
Особое значение в определении места цензуры в советской политической системе занимает системный подход. Его применение предполагает структурный анализ политической системы, то есть выявление входящих в неё подсистем, их элементов, взаимообразных связей и отношений.1 В этой связи, применение системного подхода поможет рассмотреть политическую цензуру не «как таковую», а с учётом её места как подсистемы в советской политической системе в целом. Вычленение политической цензуры как части целого позволит выявить в ней не только общие, характерные для системы свойства, но и установить целый ряд присущих только для неё особенностей. Вместе с тем, рассмотрение деятельности политической цензуры на местном уровне (как отдельного элемента) даст возможность более точно и полно изучить состояние всей системы советской политической цензуры на протяжении исследуемого периода.
Таким образом, методологической основой исследования является системный подход, основанный на совокупности общенаучных (анализ и синтез, индукция и дедукция, статистический) и специальных исторических методов (проблемно-хронологический, историко-сравнительный, историко-генетический).
Целью исследования является изучение становления и развития политической цензуры, как важной составляющей власти в РСФСР/СССР в 1920-1930-е годы (на примере Европейского Севе-
1 Марков Ю.Г. Функциональный подход в современном научном познании. — М., 1982. —С.8, 13.
20 pa). В этой связи были поставлены следующие задачи: 1) проследить изменения, произошедшие в механизме функционирования политической цензуры в процессе становления и развития партийно-государственной власти в РСФСР/СССР в 1920-1930-е годы; 2) исследовать проявления политической цензуры в различных областях культурной и общественной жизни (издательское дело, средства массовой информации, библиотеки) на Европейском Севере РСФСР/СССР в 1920-1930-е годы; 3) выявить специфику в деятельности политической цензуры на Европейском Севере РСФСР/СССР в 1920-1930-е годы.
Источниковая база исследования. Приступая к анализу используемых в работе источников, отметим их специфичность, обусловленную сложностью исследуемого периода отечественной истории. Прежде всего, это касается проблемы доступа к источникам, а также трудности вычленения из них (расшифровывания) необходимой информации.1 Причиной этого явилось постепенное засекречивание и искажение всего, что относилось к деятельности политической цензуры в советский период. Впрочем, до 1960-х гг. наличие цензуры в СССР всё же признавалось, правда, с обязательным разъяснением её классового характера.2 «Конечно, цензура неприятна и является государственным установлением отрицательного порядка, от которого нравственно страдают и культурный цензор, и цен-зурируемый», — писал ещё в 1922 г. известный советский журналист М. Щелкунов. Но, по его мнению, в отличие от цензуры в государствах буржуазного типа, охраняющих «интересы класса, являющегося угнетателем по отношению к классам трудящихся», цензура рабоче-крестьянской Рес-
О сложности понимания источников советского периода см.: Кабанов В.В. Источниковедение истории советского общества: Курс лекций. - M., 1997; Он же. Исторические источники советского периода / Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории. - М., 1998. - С.505-666; Павлова И.В. Понимание сталинской эпохи и позиция историка//ВИ.-2002.- № 10.-С.3-18. 2 В статье о цензуре в т. 46 БСЭ (2-е изд.), ещё утверждается, что цензура в СССР «носит совершенно иной характер, чем в буржуазных государствах» (М., 1957. - С.518). В различных последующих энциклопедических изданиях, например в «Советской исторической энциклопедии» 1974 г., о советской цензуре уже не упоминается.
21 публики является одним из условий, обеспечивающих охрану прав «освобождённого от цепей народа».1
Да и сама цензура с первых дней своего существования пыталась скрыть своё истинное назначение. В одном из цензурных циркуляров (1926 г.) по этому писалось следующее: «В некоторых местах до настоящего времени практикуется обозначение - «цензор», «цензура». Это неправильно и с точки зрения официальной — у нас нет цензурных органов, а есть органы контроля и таковыми они должны являться. Кроме того, и по качеству Окрлиты, Улиты, Гублиты и Обллиты - не цензура и в своих видах работы резко отличаются от последних. Поэтому и употребление это-го термина было бы несомненно ошибкой». Отсюда, появление таких эвфемизмов как «РВЦ» (разрешено военной цензурой, до 1922 г.), «гублит», «обллит», «окрлит», «горлит» и т.п. При этом даже в ранних советских справочных изданиях, упоминание о некоторых из них («Главлит», «Главрепертком») исчерпывалось отсылкой на «Наркомпрос».3 Правда, со временем, и эти, мало привлекающие внимание обозначения, были упразднены. В соответствии с цензурным циркуляром от 1940 г., с целью «ужесточения контроля» над единым порядком «выдачи органами цензуры разрешительных номеров на издания по всем Глав/край/обллитам» и повышения «ответственности каждого цензора за их выдачу», в качестве цензурных обозначений вводились специальные литеры и номера. Так, например, обозначение «СЛ 60780», зашифровывало в себе наименование Глав/край/обллита (в данном случае, «СЛ» - Архангельская область), и порядковый номер цензора. Как говорилось по этому поводу в циркуляре: «литер с номером», должен был печататься «на последней странице любого издания, мелким шрифтом», не выделяясь от шрифта всего издания».4
Щелкунов М. Законодательство о печати за пять лет. Краткий очерк // Печать и революция. - 1922. -Книга 7. -С.186-187.
2 ГААО. Ф. 2242. Оп.1. Д.16. Л.З.
3 Большая советская энциклопедия / Гл. редактор О.Ю. Шмидт. -Т. 17. — М., 1930.-С.136, 143.
4 ГААО. Ф.2795. Оп.5. Д.25. Л. 18-19.
Таким образом, советская цензура, охраняя государственные тайны, сама являлась тайной из тайн, зорко следя за своей конспирацией. Об этом свидетельствует целый ряд циркуляров, один из которых: «О существовании различных видов цензуры» (1923 г.) запрещал раскрывать сущность форм и методов работы цензурных органов.1 В соответствии с другим (1925 г.), запрещалось «печатание всякого рода статей, заметок и объявлений, обращающих внимание на работу органов предварительного и последующего контроля печатного материала».2 Кстати, не желая вызывать ненужные параллели и сравнения советской цензуры с цензурными установлениями дореволюционной России, Главлит запретил «печатание на обложках пьес, книг и т.п. царские цензурные рекомендательные пометы».3
Одновременно, происходило ужесточение требований, предъявляемых к работе с секретной документации. Для конспиративной работы отбирались проверенные люди. Назначение на цензорские должности, а также проверка хранения секретной документации (в соответствии с инструкциями «О порядке хранения и движения секретных документов» (1922 г.), «О порядке ведения и хранения секретной переписки» (1926 г.) и др.), осуществлялась органами ГПУ/ОГПУ/НКВД. Так, в соответствии с ними, устанавливался жёсткий порядок движения документов. Любой документ с грифом «секретно» или «совершенно секретно», после ознакомления с ним, подлежал пересылке обратно или уничтожался на месте. Показателен, в данной связи, циркуляр, отправленный Гублитом в соседний с Архгублитом Северо-Двинский гублит (1927 г.). В соответствии с ним, в губархив разрешалось сдавать «только секретную разную переписку» за прошлые годы. Правда, при этом делалась серьёзная оговорка: «сдавать не следует следующие материалы: совершенно секретные директивы Главлита по печати, как-то: циркуляры, перечни, инструкции, отношения
1 ГА АО. Ф.2242. Оп. 1. Д.20. Л. 15.
2 Цитируется по: Блюм А.В. За кулисами «министерства правды». - С. 124.
3 ГА АО. Ф.2242. Оп. 1. Д. 11. Л. 16.
23 Главлита по оперативной работе Гублита и другие руководящие распоряжения, которые необходимы для последующего руководства в работе».1
Не подлежали сдаче в архив и печатные материалы, находящиеся на хранении в органах местной цензуры. Этими материалами были гранки и тексты рукописей, предоставляемые для предварительной цензуры, а также экземпляры разрешённых изданий или конфискованные тиражи книг, газет или брошюр. По истечению одного года, в соответствии с указаниями Главлита, все конфискованные материалы («макулатурного» характера) должны были сдаваться в Главбум или утилизироваться на местах.2 Подлежали уничтожению гранки и тексты рукописей, «как имеющие следы делопроизводства в виде ремарок сотрудников цензуры и штампов о выпуске в свет»3, а также карточки с цензурными вычерками из рукописей, допущенных к печати. Что же касается обязательных экземпляров, то по истечению срока хранения в архиве цензуры, по усмотрению заведующего Гублитом они могли быть распространены между партийными органами или ответственными партийными товарищами, а также сданы в библиотеки, школы и т.д.4
Как правило, осуществление фильтрации документов, передаваемых цензурным ведомством в архив, производилось лично начальником цензуры или секретарём губ/край/обллита. При этом существенную роль здесь играл субъективный фактор, позволяющий отбирающему и передающему документацию лично решать судьбу того или иного документа. Некоторые неожиданные находки, обнаруженные нами в материалах цензурных ведомств на Европейском Севере РСФСР/СССР в 1920-1930-х гг., на наш взгляд, непосредственным образом связаны с тем, что отбор делопроизводственных документов для передачи на архивное хранение производился в условиях частой сменяемости руководства цензурных ведомств. Понятно, что при их временной деятельности (пересидеть до лучших вре-
1 ГААО. Ф.2242. Оп.1. Д.20. Л.46.
2 Там же. Оп.2. Д.2.Л.І5.
3 Исключить всякие упоминания. - СП.
4 ГААО. Ф.2242. Оп.2. Д.1. Л.27.
24 мён), не о какой заинтересованности в неукоснительном соблюдении указаний «сверху» не могло быть и речи.
Но даже и после того, как цензурные делопроизводственные документы попадали в архив, допуск к ним был строго ограничен. В соответствии с «Правилами пользования архивными материалами ЕГАФ» (1926 г.) ведомства получали возможность самим определять степень доступа к своим материалам, произвольно относя свои документы к категории секретных или открывая их для пользования.1 Очевидно, что последнее случалось гораздо реже, а в отношении даже изрядно вычищенных документов цензурных фондов это было заведомо невозможно. Всё это привело к тому, что к началу 1930-х гг. едва ли не треть всех документов, находившихся в архивах, стала практически недоступной.2 Такое необоснованное засекречивание информации являлось одним из главных средств манипулирования сознанием общества и тотальным контролем над ним.
Это, а также «выемки», то есть уничтожения документов, производимые по указаниям властей, в том числе - вышестоящих цензурных инстанций3, списание документов в ходе работы специальных архивных комиссий , не могло не сказаться на изучении деятельности политической цензуры. Можно всецело согласиться со словами А.В. Блюма, предвосхищающими в качестве своеобразного рефрена первое отечественное монографическое исследование по истории советской цензуры (1994): «Главная проблема нашей работы — это проблема источника, вернее — проблема доступа к нему».5 Правда, в настоящее время, благодаря кропотливой работе отечественных и зарубежных исследователей, удалось ввести в научный оборот большое количество документов, восполняющих
1 ХорхординаТ.И. История и архивы.-М., 1994.-С. 105-106.
2 Козлов В.П. Публичность архивов и свобода архивной информации / Советская историография. — М.,
1996.-С.523.
3 Dewhirst М. Censorship in Russia, 1991 and 2001 II The journal communist studies and transition politics. -
2002.-№I.-P.24.
4 О массовых уничтожениях архивных материалов «разборочными комиссиями» в провинциальных ар
хивах см.: Сорина Л.М. Архивное дело в российской глубинке в советский период (на примере Вышне
волоцкого госархива)//Отечественные архивы. - 1993. —№2. -С. 13-24.
5 Блюм А.В. За кулисами «министерства правды». - С.8.
25 лакуны в изучении советской политической цензуры.1 Однако, по преимуществу, это материалы столичных архивов (московских и петербургских), что не могло не отразиться на характере исследований, ориентированных на изучении данной проблематики с позиции «центра», как определяющей во взаимоотношениях между властью и его производной — цензурой. Такой подход, бесспорно, не только оправдан, но является одним из важнейших в изучении функционирования цензуры, а вместе с ней, и всей советской политической системы. В то же время, «взгляд сверху», не всегда различает специфику реализации цензурной практики на местах. Он проецирует сложившиеся взаимоотношения в «центре» на места без учёта местных особенностей, характерных для каждого конкретного региона, что не позволяет диагностировать состояние системы в целом.
Изучению цензурной системы во всей её полноте должно способствовать введение в научный оборот местных источников, в том числе, отражающих деятельность цензурной системы на Европейском Севере РСФСР/СССР в 1920-1930-е гг. Но это вовсе не означает отказа от уже накопленного опыта в изучении советской цензуры, а также от использования документальных источников центральных архивов. Среди них — документы Российского государственного военного архива (РГВА): Ф.6 — Полевой штаб Реввоенсовета Республики и Ф.25863 — Управление Беломорского военного округа; Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ): Ф.17 (Оп.60 - Отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС, Оп.85с - Секретный отдел ЦК ВКП (б)) и Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ): Ф.9425 — Главное управление по охране государственных тайн в печати при СМИ СССР (Главлит), Ф.2306 - Народный комиссариат просвещения (Наркомпрос) РСФСР, Ф.17 — Отдел иностранных дел Временного правительства Се-
1 См.: История советской политической цензуры. Документы и комментарии / Отв. сост. T.M. Горяева. -М., 1998; «Литературный фронт». История политической цензуры. 1932-1946 гг. Сб-к док-в / Сост. Д.Л. Бабиченко. - М., 1994; «Счастье литературы». Государство и писатели. 1925-1938. Документы / Сост. Д.Л. Бабиченко.- М., 1997; Цензура в Советском Союзе. 1917-1991. Документы /Сост. А.В. Блюм. - М., 2004.
26 верной области. Особый интерес вызывает непосредственно фонд Главлита (ГАРФ), содержащий материалы о структуре и деятельности этого ведомства, а также сведения о движении кадров, как в его центральном, так и местном аппарате. Однако, несмотря на всю свою важность, роль материалов этого фонда в нашем исследовании ограничена. Это вызвано отсутствием в фонде документов с 1922 по 1937 гг., то есть с момента образования главного цензурного ведомства. Как сообщает по этому поводу известный специалист по истории советской цензуры Т.М. Горяева, в соответствии с официальным заявлением руководства Центрального архива Федеральной службы контрразведки (бывший Центральный архив КГБ), документы за почти шестнадцатилетний период деятельности Главлита были полностью уничтожены.1 Если принять во внимание, что и до, и после 1937 г. (именно этим годом датируется массовое уничтожение документов Главлита), цензурный фонд, как, впрочем, и других партийно-советских органов, подвергался регулярным чисткам, то становится понятным, что имеющиеся документы не раскрывают всей полноты цензурной практики и носят, по преимуществу, организационно-распорядительный характер.
Конечно, это вовсе не означает, что история деятельности Главлита и учреждений его системы безвозвратно утеряна или скупо освещена. Несмотря на серьёзные лакуны, введённый в настоящее время в оборот корпус источников позволяет реконструировать деятельность главных советских цензурных органов на протяжении всей истории их существования.2 Немаловажную роль в изучении деятельности цензурных органов должны сыграть материалы местных архивов, содержащих в себе фонды структурных подразделений Главлита. Так, по мнению Т.В. Олейниковой, проанализировавшей материалы двух фондов Государственного архива Новосибирской области (ГАНО) - Сибкрайлита и Запсибкрайлита, эти
1 Исключить всякие упоминания. - С. 10.
2 Наиболее полный корпус источников, введённый в оборот, а также методика их реконструкции, пред
ставлены в работе: Горяева T.M. Политическая цензура в СССР. - М., 2002.
27 документы «представляются нам на сегодняшний день, в виду их лучшей сохранности и большей доступности, едва ли не более ценными, чем документы ЦГАОР (ныне - ГАРФ - ЯА*.)»-1 Не оспаривая это утверждение, согласимся с тем, что на местах, в отличие от центра, подобное положение дел в принципе возможно, хотя бы потому, что где-то (например, в Новосибирской области) могли случайно сохраниться документы, подлежащие уничтожению, но не уничтоженные. Кроме того, вместо них могли отложиться их копии (или подтверждающие документы) - важный источник в реконструкции изучаемого явления.
Бесспорным является то, что, несмотря на свою содержательную скудость, материалы цензурных ведомств являются неоценимым источником при изучении деятельности функционирования советской политической цензуры как подсистемы советской политической системы. Понимание процесса становления и развития советской цензуры невозможно без изучения состояния дел во всех её звеньях, начиная от руководящего аппарата Главлита и заканчивая его структурными подотделами на уровне уездов и районов. На наш взгляд, именно состояние дел среднего и низового звена (губ/край/обллиты и уезд/райлиты) отражало общее положение дел в цензурной системе.
Определяющее место среди источников, используемых в работе, представляют местные архивные материалы. Это, прежде всего, документы тридцати фондов Государственного архива Архангельской области (ГААО) и Государственного архива общественно-политических движений и формирований Архангельской области (ГА ОПДФ АО). Однако важнейшим здесь выступает комплекс документов непосредственно цензурных ведомств - Губ/Севкрай/Севобл/Архобллита, находящийся на хранении в ГААО. Это: Ф.2242 — Архангельское губернское отделение по делам литературы и издательств при Архгубоно (1923-1929), Ф.2790 -
1 Олейникова T.B. Указ. статья. - С.69. К настоящему времени в научный оборот введены архивные материалы, раскрывающие деятельность местных цензурных органов на территории нынешних Ленинградской, Московской, Нижегородской, Омской, Свердловской, Ярославской областей, республики Карелия и др.
28 Северное краевое Управление по делам литературы и издательств при Севкраионо (1930-1937) и Ф.2795 — Архангельское областное управление по охране военных и государственных тайн в печати при Архгубисполко-ме (1937-1990). Исходя из личного знакомства с материалами фондов, сопроводительными справками, прилагаемыми к фондам и данными о фондообразованиях, любезно предоставленными руководством архива, можно сделать следующие выводы об общем состоянии дошедших до нас фондов: Ф.Р. 2242. Рассекречен: вторая половина 2002 г. Количество дел: 45 единиц, из них: оп.1. - 35 дел, оп.2. - 5 дел. Поступление в архив: 28.09.1940. Изъятий не производилось1; Ф.Р. 2790. Рассекречен: 2003 г. Количество дел: 77 единиц, из них оп.1. - 51 дело (засекречено 6 дел); оп.2. — 20 дел. Поступление в архив: 28. 09. 1940. Изъятий не производилось2; Ф.Р. 2795. Количество дел - 184 (из них по 1941 г. включительно -41 дело): оп.5. (едина опись) - 184 дела. Поступления в архив: первое -6.09.1941, последнее - в 1992 г. Выбывание документов по итогам работы экспертно-проверочных комиссий в 1964, 1983 гг.
Все представленные здесь документы имеют делопроизводственный характер. Они отражают структуру и механизм функционирования органов политической цензуры на Европейском Севере РСФСР/СССР в изучаемый период. Среди самих материалов можно выделить две группы документов. Одну из них составляют материалы местного происхождения. В их числе - циркуляры, инструктивные письма, отчёты о проделанной работе, сводки нарушений, обнаруженных в результате предварительной и последующей цензуры. Ко второй группе отложившихся материалов относятся документы, подготовленные в Главлите и Главреперткоме и адресованные местным органам Лита. Как правило, это копии директивных и инструктивных указаний общего характера.
1 ГААО. Информация о результатах рассекречивания документов за 1987-2004 годы. Л. 155.
2 Там же. Л. 158.
Особое место среди документов фондов занимают дела, сформированные на основании переписки Гублита с ОГПУ, партийными и другими организациями. Несмотря на ограниченный объём данных материалов, само их наличие является для исследователя большой находкой и позволяет частично воссоздать некоторые стороны механизма взаимоотношений между властью и подчинёнными ей контрольно-запретительными органами. Кроме того, на основании переписки Гублита с государственными органами, стало возможным не только очертить приблизительный круг участников цензурной практики и восстановить отдельные связи между ними по цензурной линии, но и выявить механизм реализации цензурных запретов. Большой интерес представляют материалы, содержащие отчётность местной цензуры перед Главлитом. С их помощью были восстановлены различные стороны цензурной деятельности, определено поле характерных для региона нарушений цензурных предписаний, выявлен цензорский состав (количественно и персонально).
Таким образом, весь комплекс документов трёх основообразующих фондов цензурных органов на Европейском Севере РСФСР/СССР за 1923-1941 гг. состоит из текущей документации технического характера (отчёты, справки, письма, циркуляры, приказы, распоряжения, инструкции и т.д.), отражающей переписку цензуры с партийными, карательными, советскими органами.
В то же время, практика внутриведомственных изъятий привела к тому, что многие стороны деятельности цензуры остались практически неизвестными. Прежде всего, это касается её содержательной стороны, связанной с реализацией запретов и навязыванием своих требований по отношению к художественному творчеству. Восполнение этого пробела -кропотливая и, подчас, трудновыполнимая работа. Она требует выявления не только возможных участников цензурной деятельности, раскрытия связей между ними, но и уяснения механизмов работы всей цензурной системы — важной части советской политической системы. В результате та-
кой реконструкции (выступающей в качестве важнейшего методологического принципа работы) нами осуществлён поиск необходимых документов на основе материалов деятельности различных партийно-советских органов. В результате такого поиска, с разной степенью полноты, было изучено 17 фондов различных советских органов, находящихся на хранении в ГААО. В качестве критериев, позволяющих установить круг субъектов цензурной практики, в нашем случае, выступили: 1) статус по отношению к Губ/Севкрай/Севобл/Архобллиту в структуре государственной вертикали власти; 2) отношение к издательской, типографской деятельности, библиотечному делу, радиовещанию и т.д.
В соответствии с первым критерием, объектом изучения стали, например, фонды таких учреждений как: Архгубоно (Ф.273) и Севкрайоно (Ф.2838), в ведении которых находилась цензура до 1936 г. В 1920-е гг. непосредственные цензурные функции в Губоно осуществлял его подотдел - Гублит, который, в свою очередь, руководил работой заведующих уездных оно, исполняющих цензурные функции на местах по совместительству. В связи с этим, объектом рассмотрения стал фонд Архангельского уездоно (Ф. 1179). В число фондов, выявленных по второму критерию, вошли: Ф.2707 — издательство газеты «Правда Севера», Ф.2817 — Архангельская областная библиотека им. И.А. Добролюбова, Ф.3485 — Архангельский областной радиокомитет и др.
Немаловажную роль в деле реконструкции деятельности цензурных ведомств на Европейском Севере СССР сыграли материалы фондов ГА ОПДФ АО. Прежде всего, это касается документов руководящих партийных органов — Архгубкома ВКП (б) (Ф. 1, on. 1, 3), Севкрайкома ВКП (б) (Ф.290, оп.1, 2, 10) и Архоблкома ВКП (б) (Ф.296, оп.1, 9). Сведения о деятельности цензуры нашли здесь частичное отражение в протоколах заседаний Бюро, Секретариата и Коллегии Агитпропотдела, а также в прилагаемых к ним материалах. К числу партийных документов, раскрывающих отдельные стороны деятельности цензурных органов, а также механизм
31 взаимоотношений между руководящими парторганами и цензурой, необходимо отнести материалы «особой» папки. Представленные в них документы с наибольшей яркостью отражают непосредственное участие парт-органов в цензурной практике, получившей наибольшую реализацию в 1930-е гг. К их числу относятся отзывы и рецензии, вынесенные по поводу отдельных произведений. Это тем более важно, если учесть, что экземпляры рукописей, предоставляемых для цензурного контроля, подлежали уничтожению.
Региональный аспект работы предполагает изучение рассматриваемой проблематики на основе местных архивов. Работа с материалами Государственного архива Вологодской области (ГАВО) и Вологодского областного архива новейшей политической истории (ВОАНПИ) показала, что интересующие нас документы, отражающие деятельность цензурных органов, до сих пор не рассекречены, что противоречит закону «О государственной тайне» (1993) и «Положению об Архивном фонде РФ» (1994).' В соответствии с этими нормативными документами доступ к архивным материалам, содержащим государственную или иную охраняемую законом тайну, ограничивается 30-летним сроком, а к документам, содержащим сведения о «личной жизни граждан» — 75 годами. Между прочим, в законе отстаивается очень чёткая позиция, в соответствии с которой не могут оставаться в тайне документы, содержащие сведения о преступлениях или нарушениях против прав человека и гражданина (ст. 7). Естественно было бы полагать, что под это положение целиком попадают и документы советской цензуры. Однако, как свидетельствует ознакомление с содержанием доступных фондов архивов в Вологодской области, это не так. И если положение с фондами непосредственно цензурных органов ещё можно как-то объяснить явно обозначившимся к началу
1 Собрание законодательства РФ.- 1997- 13 октября. -№41.-С. 8220-8235; Отечественные архивы. -1994.-№3.-С.З-8.
32 1994 г. кризисом с рассекречиванием архивов1, замедлившим процедуру экспертной оценки документов (наглядным примером чему, является перевод на открытое хранение двух цензурных фондов в ГААО только в 2002-2003 гг.), то совершенно непонятной остаётся ситуация с рассекречиванием документов в бывших партийных архивах. Так, в отличие от ГА ОПДФ АО, где с 1993 г. была рассекречена большая часть из документов заседаний Архгуб/Севкрай/Архоблкома ВКП (б) за 1920-1930-е гг., в том числе — около двух десятков «особых» папок, в бывшем партийном архиве Вологодской области (ныне — ВОАНПИ) документы Вологодского обкома ВКП (б), Вологодского горкома ВКП (б) и Вологодского обкома ВКП (б), идущие под грифом «секретно» или «совершенно секретно», остались практически нетронутыми. Подобная ситуация, по словам директора ВОАНПИ С.Н. Цветкова, объясняется тем, что основной упор в рассекречивании партийных документов был сделан на материалы периода Великой Отечественной войны и более поздних лет.
Тем не менее, даже отсутствие доступа к работе с секретными документами, не помешало найти ряд ценных для нашей работы документов. К их числу можно отнести отложившиеся в фондах Вологодской губернской центральной библиотеки (ҐАВО, Ф.635) и Вологодского губкома ВКП (б) (ВОАНПИ, Ф. 1853) протоколы совещаний по вопросам просмотра книг и изъятия литературы из учреждений массового пользования. Кроме того, некоторые сведения о численном составе и отдельных цензорах были почерпнуты из материалов Вологодского губоно (ҐАВО, Ф.111).
Несколько схожая ситуация сложилась и в отношении материалов, фиксирующих деятельность органов Лита в Коми АО/АССР. Однако отсутствие документов здесь связано не столько с их засекреченным состоянием, сколько с проблемой их наличия вообще. По имеющимся у нас данным, часть делопроизводственного архива Коми обллита была унич-
Козлов В.П. Проблемы доступа в архивы и их использования. Некоторые размышления над опытом работы российских архивов 90-х годов XX века. - М., 2004. - С.23.
33 тожена. Об этом свидетельствует акт, составленный уполномоченным НКВД и заместителем начальника Коми обллита от 25 сентября 1934 г., в соответствии с которым были уничтожены архивные секретные дела Коми обллита с 1923 по 1930 гг.1 С большим основанием мы можем утверждать, что подобные уничтожения (полные или частичные) производились и в последующем. Данное предположение отчасти подтверждается ответом на наш запрос, любезно предоставленным руководством Национального архива Республики Коми (НА РК). Из полученного письма следует, что в некоторых фондах НА РК всё же отложились сведения, имеющие косвенное отношение к деятельности Коми обллита. Среди упоминаемых фондов: Отдел Народного образования при Коми облисполкоме (Ф.Р.148), Коми книжное издательство (Ф.Р.1477), Государственное издательство Коми АО при Коми облисполкоме (Ф.Р.876). Что же касается сохранившейся документации непосредственно коми цензурных ведомств, то она относятся к периоду, выходящему за рамки данного исследования.2 Наряду с архивными источниками, важное значение в изучении исследуемой проблемы занимают нормативные документы и инструкции, вышедшие из недр цензурных органов и опубликованные в специальных изданиях в 1920-1930-е гг.3 В числе использованных источников, проливающих свет на цензурную практику, прежде всего в деле реализации библиотечных чисток, необходимо назвать сводные списки книг, подлежащих исключению из библиотек и книготорговой сети. Сюда же следует отнести и документацию, фиксирующую количество книг в фондах специального хранения на протяжении всего их существования (до начала 1990-х гг.). Несмотря на неполноту и фрагментарность данных сведений (что, прежде всего, объясняется плохой сохранностью материалов), они
1 ГААО. Ф.2790. Оп.1. Д.36. Л.11-12 (об.).
2 Деятельность цензурных ведомств в Коми АССР более позднего периода представлена фондом Управ
ления по охране государственных тайн в печати при Совете Министров Коми АССР (НА РК. Ф.Р.-1665).
3 Законы о печати. Сб-к декретов, постановлений, уставов, инструкций и распоряжений с разъяснениями
... / Сост. Н.М. Николаев. - Часть I. - М., 1924; Действующее законодательство о печати. Сист. сб-к /
Сост. Л.Г. Фогелевич. - Изд. I. - М., 1927; Изд.2. - М., 1929; Изд.З.- М., 1931; Основные директивы и
законодательство о печати. Сист. сб-к / Сост. Л.Г. Фогелевич. - Изд.4. - М., 1934; Изд.5. - М., 1935;
Изд.6. - М., 1937; Сборник директив по библиотечной работе. - М.-Л., 1935- Ростов-на-Дону, 1935 и др.
34 являются важным дополнением к спискам книг подлежащих конфискации и инструкциям, регламентирующим данный процесс, обнаруженным в архивных фондах местных и центральных цензурных ведомств.
К числу специфического, но важного источника, относятся учётные документы. Они представлены материалами номенклатурной системы и во многом пересекаются с упоминаемыми выше личными делами, содержащими анкеты на руководящих работников, их характеристики и автобиографии. Этот комплекс источников включает различные формы статистической отчётности по личному составу аппарата, списки, сведения, сводки, справки о состоянии кадров и т.д. Всё это позволяет не только воссоздать представление о структуре и численном составе цензурного аппарата, но и проследить через него общую динамику усиления репрессивной политики власти.
Немаловажную роль здесь играют материалы местной и центральной периодической печати. К числу первых относятся газеты: «Правда Севера» (носившая в разное время названия «Известия Архангельского Совета рабочих и солдатских депутатов», «Известия временного комитета профессиональных союзов», «Известия Архангельского губернского ревкома», «Известия Архгубисполкома Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и губкома РКП (б), «Волна») (1917-1937), «Красный Север» (1929-1930), «Маймаксанский рабочий» (1931) и журналы: «Большевистская мысль» (до 1925 г. - «Рабочее звено», 1925-1939), «Соловецкие острова» (1926). Кроме того, при написании работы была привлечена информация из бюллетеней Северной краевой научной библиотеки (1932) и Временного организационного комитета ВЦИК по Северному краю (1929). Кроме большого количества фактического материала, позволяющего воссоздать недостающие факты в изучении культурного строительства в регионе, важную роль здесь играют любые сведения, прямо или косвенно, относящиеся к проявлению цензурной практики. Это заметки и статьи, либо обличающие произвол и
35 самоуправство цензуры (что, по понятным причинам, встречалось не так часто), либо отдельные сведения, упоминающие вскользь о деятельности цензурных органов. Кроме того, представленный на страницах журналов в 1920-е - начале 1930-х гг. полемический и критический материал, даёт возможность восстановить недостающие сведения об участии цензурных органов в реализации принципа единообразия в культурной и общественной жизни, в соответствии с руководящими указаниями высших партийных органов. С той же целью нами использованы материалы центральных изданий - «Правда» (1935-1937), «Красный библиотекарь» (1923-1932), «Говорит СССР» (1933-1936).
Таким образом, охарактеризованный комплекс источников является важным фундаментом, позволяющим на его основе реконструировать деятельность советской политической цензуры на примере Европейского Севера, более или менее полно раскрыть её различные проявления и особенности. В то же время, заметим, что ряд изложенных в диссертационном исследовании фактов и событий не подтвержден документально, что, тем не менее, даёт основание автору предположить об их существовании. Понятно, что использование подобного метода экстраполяции основывается на аргументации и логике всех предшествующих описываемому факту или явлению выводов.
Научная новизна работы в том, что она представляет первый опыт системного исследования процесса реализации цензурных ограничений на региональном уровне. Впервые рассмотрен не только механизм осуществления цензурных запретов, в том числе, характерных и для Европейского Севера РСФСР/СССР, но и произведена реконструкция широкого числа участников реализации идей ограничения информации — представителей разных социальных групп и профессий.
Практическая значимость работы заключается в вовлечении в научный оборот значительного объёма сведений по социально-политической и культурной истории Европейского Севера РСФСР/СССР.
36 Исторический материал и выводы диссертации могут быть использованы для дальнейшего всестороннего изучения советской политической цензуры, в том числе и на региональном уровне, в краеведении и при разработке спецкурсов по региональной истории и истории журналистики.
Апробация исследования. Отдельные положения диссертации были обсуждены на Всероссийской научной конференции студентов и аспирантов «Молодые исследователи - региону» (Вологда, 2004) и международной научно-практической конференции «Цензура и доступ к информации: история и современность» (Санкт-Петербург, 2005).
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка источников и литературы, приложений.
Структура цензурных органов
Создание советской политической цензуры, как подсистемы советской политической системы, началось сразу после прихода к власти большевистской партии и растянулось на долгие годы. Первым шагом, заложившим основу для цензурных ограничений новой власти, стал Декрет о печати, принятый СНК 27 октября 1917 г. В соответствии с ним, в целях «пресечения потока грязи и клеветы» против молодого государства, на всей территории России вводился «ряд мер против контрреволюционной печати разных оттенков». Как следовало из Декрета, административные воздействия на печать носили временный характер и подлежали отмене, после упрочения «нового порядка». После этого гарантировалось «установление полной свободы» в «пределах ответственности перед судом, согласно самому широкому и прогрессивному в этом отношении закону».
Впрочем, гарантии соблюдения закона на самом деле не было. В обстановке обострения классовых противоречий, вылившихся в скором времени в кровопролитную гражданскую войну, ни о какой свободе слова по отношению к небольшевистской печати — важному инструменту политической борьбы, не могло быть и речи. Решение вопроса о законодательном регламентировании деятельности печатных органов откладывалось на неопределённое будущее.
И всё же, цензурное преследование в послеоктябрьский период не носило строго последовательного характера, что объяснялось в целом негативным отношением к цензуре, как к «институту свергнутого царизма». Кроме того, в подавляющем большинстве регионов страны большевики не имели реальной власти или вынуждены были делить её с представителями других социалистических партий.
Примером подобной ситуации стала Архангельская губерния, где вплоть до начала 1918 г. Архгубревком и Архгубисполком, в силу наличия в них эсеро-меньшевистского большинства, неоднократно выносили решения против таких «контрреволюционных» мер, как введение монополии на размещение в социалистических газетах объявлений1, так и закрытие оппо-зиционных газет. В то же время, на закрытии ряда газет («Архангельск», «Северное утро»), допускающих «провокационный тон статей, открыто и беззастенчиво агитирующих против народного правительства» , настаивали представители пробольшевистского Центрального Комитета флотилии Северного Ледовитого океана (Целедфлот), поддерживаемые собраниями экипажей ряда судов (ледокол «Святогор») и рабочих (Соломбальский судоремонтный завод). В итоге, не дождавшись положительного решения в отношении своего требования и, несмотря на протесты Исполкома Совета и Ревкома, моряки Целедфлота насильственно закрыли архангельские газеты.
В советской историографии, данный сюжет трактовался не иначе как противостояние большевистски настроенных моряков с меныпевистско-эсеровскими Ревкомом и Исполкомом. При этом защитники «свободы печати» выставлялись в самом неблаговидном свете, характеризуясь как «контрреволюционное» меньшинство, захватившее всю полноту власти в губернии. Вместе с тем, ничего не говорилось о выступлениях протеста против закрытия газет представителей самых различных профессий — служащих транспортных, пароходных, шкивидорных, экспедиторских и страховых предприятий, а также работников Союза печатников.1 В то же время, нельзя не отметить, что лозунг «свободы слова» мог быть навязан под давлением социалистов, пытающихся таким образом воздействовать на большевиков, а выступление, скажем, печатников носило материальную подоплёку (опасение потерять жалование и остаться без работы).2
Тем не менее, закрытие архангельских газет стало первым серьёзным отголоском на ограничительную политику по отношению к свободе слова, проводимую большевистским руководством в столицах и подконтрольных им регионах страны.
Кстати, цензурные ограничения этого времени не были последовательными, а цензурные наказания, предусмотренные Декретом о печати, постоянными. Как правило, закрытые издания возобновляли свою работу под другими названиями. Широкое распространение получил институт подставных редакторов. Похожая ситуация сложилась и в Архангельской губернии. Так, несмотря на своё формальное закрытие, продолжали выходить архангельские газеты «Архангельск» и «Северное Утро», правда, уже под другими названиями: «Беломор» и «Северный День».3
Изменение кадрового состава цензурных органовs
Изучение механизма деятельности советской политической цензуры невозможно без рассмотрения её кадрового состава. Это потребует определения профессионального, образовательного и половозрастного статуса, а также морально-нравственного облика служителей от цензуры. Перечисленные характеристики будут рассмотрены в динамике, с учётом тех изменений, которые произошли в исследуемый период.
Немаловажную роль в воссоздании общего портрета цензора должно сыграть определение общественного статуса рассматриваемой профессии, то есть восприятие её в тех слоях общества, которые, по роду своей деятельности были вынуждены постоянно соприкасаться с цензурой.
Для лучшего понимания того, кем же был цензор в Советской России, взглянем на общественное положение данной профессии в дореволюционной период. При всей своей непопулярности, во многом её общественный статус зависел от личных качеств того или иного чиновника, понимания им своего долга, уровня его профессионализма. Если цензор был широко образован, придерживался прогрессивных взглядов и был прост в общении, то его уважали. Если же цензор был невежествен, консервативен и имел плохой характер, то не пользовался популярностью в кругах литераторов и даже своих коллег. И в том, и в другом случае, правомерно говорить о персонификации профессии цензора, в соответствии с качествами исполняющего её человека. Недаром, отечественная дореволюционная цензура являлась местом службы многих блестящих писателей и поэтов, таких как И. Гончаров, К. Аксаков, Ф. Тютчев, А. Майков, Я. Полонский. Несмотря на свою видимую «благонадёжность», цензор мог помогать или даже покровительствовать тому или иному изданию.
В Советской России общественно-социальный статус цензурной должности выглядел несколько иначе.2 При всём негативном отношении к данной профессии, в общественном мнении цензор представал скорее не в качестве кого-то конкретно, а как олицетворение всей действующей политической системы. Жёсткий характер отбора по партийному принципу превращал их в безликих представителей замкнутой социальной группы. Заметим, что обезличивание и унификация профессии цензора в советский период объяснялось ещё и её многократным количественным превосходством по сравнению с дореволюционным временем.
Одним из главных критериев, позволяющих определить место и роль, которое отводилось цензурным органам в системе советского государства, является количество должностных лиц, назначаемых партийными инстанциями на цензорские должности. Вместе с тем, необходимо принимать во внимание, что речь идёт о непосредственных сотрудниках цензурных ведомств, а не о цензорах по совместительству, обязанность цензурирования (рецензирования) которых вменялась им характером занимаемой должности. Это касалось редакторов газет, директоров издательств, председателей комитетов радиовещания и других должностей разного уровня, число которых неизменно возрастало и включалось в число утверждаемых партией. Советская номенклатура как принцип назначения должностных лиц, являлась одним из важнейших способов партийного управления страной.3 Источником изучения положения цензуры в иерархии партийно-государственных органов Советского государства, а значит и всей жизни советского общества, являются списки номенклатурных должностей за разные периоды времени. В данном случае, нами рассмотрены номенклатуры Севкрайкома ВКП (б) и Архангельского обкома ВКП (б) за 1929, 1935, 1939 и 1944 гг., каждая из которых отразила изменения, произошедшие в расстановке и порядке назначения ответственных должностей в государственной системе управления. Из сравнительного анализа номенклатур следует, что в первой из них, утверждённой Бюро Севкрайкома, в связи с образованием Северного края, должность инспектора по делам печати и зрелищ числилась на правах одного из заведующих подотделами Крайо-но и назначалась по номенклатурному списку № 2.1
Политический контроль над печатью
Одним из условий обеспечения контроля над информационным пространством любого закрытого общества является установление монополии на средства массовой информации, важнейшим из которых в 1920-1930-е гг. являлась печать.1 Ещё задолго до прихода к власти, лидеры большевистской партии теоретически обосновывали такую подчинённую роль печати, видя в ней неотъемлемую часть любой политической организации. При этом в зависимость от партии должны были попасть не только газеты, но и «издательства и склады, магазины и читальни, библиотеки и разные торговли книгами», а также и литераторы, которые «должны войти непременно в партийные организации».2 Осуществление контроля над печатью, «без единого исключения», возлагалось на «организованный социалистический пролетариат», который должен был вносить в эту работу «живую струю пролетарского дела, отнимая, таким образом, всякую почву у старинного, полуобломовского, полуторгашеского российского принципа: писатель пописывает, читатель почитывает».3
Понятно, что реализация данных положений после октября 1917 г., подверглась существенной корректировке, однако неизменной осталась общая линия превращения печати, уже в общероссийском масштабе, в важное «колесико» партийной машины. Первым этапом на этом пути стало насильственное закрытие или способствование к прекращению существования целого ряда оппозиционных газет. Так, по самым общим подсчётам, уже к августу 1918 г., в стране перестало выходить около 470 газет.1 Уничтожение антибольшевистской прессы поставило перед руководством партии вопрос о необходимости заполнения информационного поля подконтрольной им территории соответствующей информацией, направленной на идеологическое обеспечение новой власти. В ситуации нестабильного положения в стане и разгорающейся гражданской войны, одним из важнейших условий удержания государственной власти в руках большевиков было скорейшее донесение до масс близких и понятных им лозунгов. Для этого требовалось не только создание соответственно направленной и разносторонне ориентированной на различные слои населения сети печатных изданий, но и подготовка качественно иных писательских и журналистских кадров. Определяющим фактором создания своей печатной продукции (периодической печати и литературы агитационного характера) в первые годы советской власти являлась борьба за недостающие ресурсы, прежде всего, бумажные запасы. Частично они восполнялись за счёт конфискации бумажных резервов закрытых небольшевистских изданий, а также ведомственных организаций. Правовая основа для этого была обеспечена декретом СНК о национализации всех запасов бумаги и передачи её в ведение Главного управления государственными предприятиями бумажной промышленности (Главбум) от 27 мая 1919 г.2 Одним из источников пополнения недостающих бумажных запасов в это время являлись макулатурные кампании, связанные с архивными чистками
