Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Свято-мемориальные комплексы Белозерья во второй половине XIX - первой четверти XX вв 59
1.1. Монастырская сеть Белозерья во второй половине XIX - первой четверти XX вв 60
1.2. Сонм местных святых: ментальный и топографический аспекты 74
1.3. Монастырские реликвии 86
Глава 2. Сохранение исторической памяти об основателях монастырей: эволюция форм 105
2.1. Развитие книжной традиции во второй половине XIX первой четверти XX вв 105
2.2. Богослужения и новые формы массового религиозного просвещения 125
2.3. Устное бытование исторических преданий 137
2.4. Образы святых в народном сознании: средства визуализации 153
Глава 3. Культ святых - основателей монастырей в религиозной практике Белозерья 194
3.1. Состояние паломнической традиции во второй половине XIX - первой четверти XX вв 195
3.2. Система монастырских празднеств 216
Заключение 232
Список источников и литературы 241
Приложения 284
Список сокращений
- Сонм местных святых: ментальный и топографический аспекты
- Монастырские реликвии
- Богослужения и новые формы массового религиозного просвещения
- Система монастырских празднеств
Сонм местных святых: ментальный и топографический аспекты
Хронологические рамки. В диссертации изучается период второй половины XIX - первой четверти XX столетий. Важно отметить, что именно в середине XIX века в русской религиозной мысли, публицистике, историографии, равно как и в историческом сознании в целом, происходит осмысление географической области, включающей белозерские и частично вологодские пределы Русского Севера, как некой духовной квинтэссенции, свято-мемориального пространства, воплощенного в конкретном историко-культурном локусе. Возникает феномен Северной Фиваиды, обусловивший процесс существенной активизации интереса - большей частью паломнического и исследовательского - к православным святым и святыням Белозерского края.
Нижняя временная граница предопределена начавшимся после реформ 1860-х годов процессом трансформации русского общества, отмеченным динамичными изменениями, которые затронули все сферы жизни социума: экономическую, политическую, культурную, духовную. Представители «высших сословий», а также существенная часть городского населения оказываются вовлеченными в интенсивный и необратимый процесс модернизации общества, влекущий рождение «человека новой (иной) ментальности». В то же время крестьянство, составляющее абсолютное большинство дореволюционного социума, продолжает жить в рамках традиционных бытовых устоев и ценностных ориентации. Для них опыт, накопленный многими поколениями, - нечто незыблемое, а авторитет Церкви по-прежнему велик. На фоне общероссийского модернизационного «оживления» северные губернии значительно позднее испытали влияние реформирования, что предопределило некоторую консервацию локальных социокультурных систем.
Актуализация научного внимания к данному периоду продиктована спецификой церковно-исторических тенденций второй половины XIX - начала XX вв., коль скоро именно это время, - в отличие от предыдущего (в частности, XVIII века) и последующего, советского периода, - было сравнительно благоприятным в истории русских монастырей. Для многих функцио 31 нирующих монастырских общин Белозерья этот временной отрезок был не только положительным этапом в плане их экономического благосостояния и социальной активности, но важен и с точки зрения восстановления их духовно-религиозного авторитета, оживления исконных православно-монастырских традиций.
В историко-этнографическом аспекте изучаемый хронологический этап представляет отдельный интерес. Вторая половина XIX - начало XX вв. детерминируется этнологической наукой как время «традиционной культуры русских», «этнографической действительности», «живой традиции». Именно этот период характеризуется устойчивостью этнокультурных и этноконфес-сиональных традиций, мировоззренческих моделей и стратегий поведения, сложившихся за предшествующие столетия.
Верхний хронологический рубеж исследования обусловлен 1920-ми годами - временем массового закрытия белозерских монастырей, разрушения местных церковно-административных институтов, и, в целом, началом ломки религиозной традиции и сворачивания системы православно-пространственных координат Белозерья. Последнее поставило под угрозу жизнеспособность сети локальных, главным образом, монастырских святынь, являвшихся важнейшими точками аккумуляции и кодификации исторической памяти об основателях монастырей в географических границах Белозерского края. Начавшийся после революции 1917 года вынужденный процесс деформирования религиозного уклада Белозерья предопределил и существенную модификацию местной этноконфессиональной культуры, ее видов и форм.
В отдельных разделах диссертации автор допускает расширение указанных временных границ в целях осмысления генезиса, исторической преемственности и эволюции изучаемых явлений.
Территориальные границы исследования охватывают земли, локализованные в районе Белого озера, известные как летописная историко-культурная область и консолидированное территориальное образование (Бе 32 лоозеро), располагавшиеся на границе между центральными землями средневековой Руси и ее северной периферией. Географические контуры исторического Белозерья (с 1238 г. - удельного Белозерского княжества) не были строго фиксированы и варьировались во времени, то в сторону расширения, то уменьшения его территориальных пределов. В XIV в. границы Белозерского княжества охватывали весь бассейн Белого озера, речную систему Шексны и земли по ее притокам1. В 80-х годах XIV столетия Белозерское княжество теряет политическую автономию и переходит под власть князей московского дома; в конце XV в. край становится уездом единого Русского государства.
В рамках заявленной хронологии в территориально-административном аспекте под Белозерьем понимается географический ареал в составе трех уездов Новгородской губернии: Белозерского, Кирилловского и Череповецкого. В настоящее время исторические земли Белозерья включают современные Белозерский, Кирилловский, Вашкинский, Шекснинский, Кадуйский, час-тично Бабаевский и Череповецкий районы Вологодской области .
Выбор Белозерья в качестве ареала диссертационного исследования аргументирован целым рядом факторов. Политическое развитие белозерских земель в ходе формирования государственной территории Северо-Восточной Руси в X - XIV вв., особенности этнической истории и интенсивные процессы колонизации края, органичное сочетание природных и антропогенных компонентов в его историческом ландшафте, предопределили складывание здесь локального комплекса севернорусской культуры, с характерным для него самобытным укладом жизни.
Монастырские реликвии
В Ферапонтовой обители находились мощи преподобного Мартиниана Белозерского (f 1483; память - 12 января, 7 октября). Мартиниан был захоронен у южной стены собора Рождества Пресвятой Богородицы. Через тридцать лет (7 октября 1513 г.) святые останки игумена были обретены нетленными1. Несмотря на это, их оставили покоиться под спудом. В XVII столетии (1640 - 1641 гг.) над мощами Мартиниана была возведена церковь, освященная в честь его имени. Раку над погребением разместили в нише стены на северной стороне за левым клиросом2.
В Нило-Сорской пустыни почивали мощи ее основателя - преподобного Нила Сорского (f 1508; память - 7 мая). В соборе во имя Тихвинской Бо-жией Матери, близ юго-восточного придела, соименного преподобному Нилу, под арочным сводом была сооружена рака угодника, расположенная, по преданию, над захоронением святого3.
В Кирилло-Новоезерской обители единственно открыто покоились нетленные мощи Кирилла Новоезерского (f 1532; память - 4 февраля, 7 ноября). По кончине святого игумена, братия похоронила его у стены деревянной соборной церкви Воскресения Христова. В 1649 г., при начале строительства первого каменного монастырского храма были обретены святые останки угодника. После освидетельствования и признания нетленности мощей, последние были помещены в открытую раку и в 1652 году установлены в южном приделе во имя преподобного Кирилла вновь возведенного Воскресенского собора4.
В Красноборской Свято-Троицкой Филиппо-Ирапской пустыни находились мощи преподобного Филиппа Ирапского (f 15275; память - 14 нояб ря). Мощи угодника покоились под спудом в приделе его святого имени. Придел Филиппа Ирапского примыкал к правой стороне главного монастырского храма - собора Живоначальной Троицы . Ранее придел находился на северной (левой) стороне соборной церкви, но в 1873 г. его окончательно перенесли на правую сторону (на место бывшей ризницы), во избежание возможного подтопления и разрушения в период весеннего половодья на реке Андоге2.
Мощи некоторых святых угодников оставались в местах упраздненных и преобразованных в соборные и приходские храмы монастырей и пустыней. В Череповецком Воскресенском соборе под спудом почивали мощи священ-ноиноков Феодосия (f 1382) и Афанасия («Железный посох») (f 1392) Череповецких. Память преподобных совершалась: 11 января (тезоименитство преподобного Феодосия), 5 июля (тезоименитство преподобного Афанасия), 25 сентября (как учеников Сергия Радонежского, чтимого в этот день) и 26 ноября (преставление преподобного Афанасия).
В Антониевой пустыни на Черных озерках находились мощи Антония Черноезерского (f 1598; память - 17 января). После кончины монастырена-чальника ученики погребли своего настоятеля возле устроенного им храма Рождества Пресвятой Богородицы. При последующих настоятелях - преемниках Антония, над его захоронением была возведена часовня, впоследствии замененная церковью. В 1764 г. пустынь была упразднена, а сохранившаяся на ее месте церковь с 1821 г. приписана к Чуровскому приходу Череповецкого уезда. Как уже было сказано выше, 7 июня 1911 г. Антониево-Черноезерская обитель была возобновлена.
Под спудом церкви Живоначальной Троицы Покровского Шухтовского прихода (Череповецкого уезда) в правом приделе, за правым клиросом, покоились мощи преподобного Сергия Шухтовского (f 1609і; память - 19 мая).
Несколько подвижников были погребены в церквях упраздненных обителей, располагавшихся в пределах Белозерского уезда. В приделе Даниила Столпника, храма Преображения Господня, почивали мощи основателя Шужгорского монастыря - преподобного Даниила Шужгорского (f вторая половина XVI в.; память - 21 сентября)2.
В упраздненной Иродионовой Озадской пустыни был погребен ее основатель Иродион Илоезерский (f 1541; память - 28 сентября). Мощи преподобного Иродиона находились под спудом соименного придела, в церкви Похвалы Пресвятой Богородицы, возведенной на месте бывшей часовни3.
Мощи Зосимы Ворбозомского (f около 1550) находились под спудом каменного храма Благовещения Пресвятой Богородицы, построенной в 1809 г. на месте деревянной монастырской церкви, в левом приделе, освященном во имя преподобного5. Память преподобного Зосимы совершалась 7 ноября (день кончины) и 4 апреля (день памяти Зосимы Палестинского).
Таким образом, в действующих, а также упраздненных в разное время и реорганизованных в приходские храмы монастырях Белозерья сохранялись мощи двенадцати преподобных - родоначальников местных монастырских поселений, основанных в период с XIV по конец XVI вв. Вне белозерских пределов погребенным оказался лишь преподобный Ферапонт Белозерский (мощи подвижника находились в Лужецком Можайском монастыре Московской епархии).
Богослужения и новые формы массового религиозного просвещения
Помимо участия в литургии, долгом каждого богомольца, прибывшего в обитель, было непременное поклонение месту упокоения святого подвижника и служение молебна у его раки. Материалы источников красноречиво свидетельствуют об этой традиции. Граф П.С. Шереметев, в обществе А.А. Бобринского побывавший в Кирилло-Белозерском монастыре на рубеже XIX - XX столетий, вспоминал: «Мы отстояли молебен у раки преп. Кирилла. Служба ничем не отличалась от обыкновенной, только тропарь пели каким-то особенным напевом. «Яко крин пустыни Давидски процвел еси, отче Кирилле, злострастия терние искореняя...», - пропели монахи, видимо, древним напевом»2.
Обращают внимание и мемуары отца Владимира (Тимофеева) о паломническом посещении учениками Чуровской церковно-приходской школы (Череповецкого уезда) монастырей Кирилловской округи. «Тотчас после утрени, - вспоминал отец Владимир, - мы отправились в холодный [Успенский] собор, отстояли обедню... Затем, облачившись в епитрахиль и фелонь, у раки преподобного, я вместе с детьми отпел молебен преподобному Кирил-лу [Белозерскому], при чем был прочитан ему акфист» . В Нило-Сорской пустыни дети «...слушали утреню, служили пред ракою преподобного Нила молебен, который пропет был самими учениками...»4. Как видим, многие верующие принимали самое активное участие в отправлении службы чтимому святому.
Еще один немаловажный элемент праздничного богослужения - чтение жития святого, прославляемого в этот день. Так, например, во время палом 0 ничества в Кирилло-Новоезерский монастырь, воспитанники Белозерского духовного училища «подробно познакомились... с рукописным житием преподобного Кирилла, прочитываемым за всенощной и во время трапезы в день обнесення мощей преподобного, ежегодно совершаемого 15-го июня»1. В конце XIX в. священнослужителями Ферапонтовской приходской церкви в литургических целях использовались рукописные жития преподобных Фера-понта и Мартиниана Белозерских. Агиографический сборник XVIII в., писанный «в лист крупным уставом», был пожертвован в монастырь в 1766 г. «для души своея поминовения» дьяконом Ферапонтова монастыря Самсоном Васильевым Фалиновым, им же «безденежно» написанный. Как свидетельствовал И.И. Бриллиантов, рукопись находилась в числе востребованных богослужебных книг, «так как по ней доселе правят службу пр. Мартиниану, ко-торой тоже не имеется в печати» . Важно отметить, что введение агиографических материалов в состав богослужения, углубляло содержание, и существенно усиливало его информационный (историко-агиологический) потенциал.
В условиях закрытия местных монастырских обителей, восприемником должного порядка поминовения белозерских подвижников стал церковный приход. Так, в храме Покрова Пресвятой Богородицы г. Кириллова регулярно отправлялись молебны преподобному Кириллу Белозерскому. Об этом факте сообщили информаторы - представители старшего поколения прихожан По-кровского храма: «Отец Георгий , когда служил у нас, монастырь тогда еще закрыт был. Он за правило ввел: в воскресенье перед литургией - молебен с акафистом преподобному Кириллу. Каждое воскресенье! И все собирались. Тогда много к Покрову ходило. Тогда очень многих он привлек. Ведь [на] молебен-то рано-рано надо было приходить. И дороги-то еще этой не было ведь. И все, все приходили рано! И он [отец Георгий] всегда говорил: «Там [в монастыре] все закрыто. Так кто же почтит преподобного, если не мы?!» Здесь в храме он сам читал акафист Кириллу Белозерскому. Потом подходили на благословение к нему, прикладывались к иконе»1. Подобный обычай, как видим, не только стал благочестивой традицией, но и определенно явился фактором, препятствующим нарушению преемственности почитания бело-зерских святых.
Начиная с XVII столетия, в литургический обиход церковноприходской и монастырской общины плавно входит практика живой проповеди. Церковная проповедь, как в лингвистическом, так и в содержательно-идеологическом аспекте, была принципиально важным, качественным дополнением, расширяющим информативное поле богослужений. Известно, что на практике интеллектуальный разрыв между официальным богословием и религиозным мироощущением паствы был велик. Поэтому именно проповедническое слово, произнесенное на общедоступном языке, являлось в узком смысле адаптацией религиозно-догматических истин к народным представлениям, взглядам и образам.
Отдельным объектом нашего исследовательского внимания стали проповеди, произносимые в дни празднования памяти местных святых. В начале июня 1901 г. на ежегодных Кирилловских торжествах присутствовал архиепископ Новгородский и Старорусский Гурий, путешествующий в это время по Белозерскому краю. Владыка принимал активное участие в отправлении праздничных монастырских служб. Стоит отметить, что само по себе участие архиерея в праздничной литургии создавало особую атмосферу торжественности, способствуя возвышенному настрою присутствующих; более того Владыка Гурий привнес в богослужение важный нравственно-назидательный момент. Так, 9 июня при колоссальной аудитории верующих, перед оконча ниєм литургии он произнес «слово о подражании жизни и подвигам преподобного Кирилла»1.
Поучительная речь была сказана и Кирилловским епископом Иоанни-кием, присутствующим 12 января 1908 г., в день памяти Мартиниана Белозерского, на богослужении в Ферапонтовом монастыре. «После окончания литургии Владыка сказал слово, в котором приветствовал паству с праздничным торжеством... Как путеводную звезду к благочестивой жизни, указал на просиявших жизнью Святых и празднуемого преподобного Мартиниана» . Непревзойденная по своему нравственно-дидактическому и глубоко богословскому содержанию проповедь была произнесена иеросхимонахом Нилом (Прихудайловым) в день памяти Нила Сорского .
Система монастырских празднеств
Аналогично по своему исполнению и «Изображение Свято-Троицкой Филиппо-Ирапской пустыни» (литография XIX века)1. Обращает внимание патетическое изображение Святой Троицы Новозаветной, размещенное по центру над ансамблем Филиппо-Ирапской пустыни. Справа - образ преподобного Филиппа в коленопреклоненной позе, слева - икона Казанской Бо-жией Матери. Огненный столп на стороне Красного бора, напоминает о чудесном знамении, предопределившем, согласно агиографическому источнику, основание нового монастыря.
Круг гравюр и литографических изображений, передающих образы святых обителей Белозерского края и их основоположников, как мы видим, довольно обширен и разнообразен. В целом, для большинства листов был характерен ряд композиционных закономерностей, повторяющихся в картинах с видами других монастырей. Центральное поле композиции, как правило, занимает изображение иноческой обители, зачастую переданное с учетом всех исторических и архитектурных частностей. Над ним помещена главная святыня монастыря, имя которой носит главный храм обители, либо мест-ночтимая икона/иконы в окружении ангелов. Рядом (сбоку или внизу) - фигура святого родоначальника в предстоянии. Изображение сопровождается лаконичным комментарием, сообщающим имена святых угодников, краткие сведения из истории монастыря и подписью с указанием его месторасположения. Нередко основное изображение могло быть дополнено второстепенными, но чрезвычайно важными с информативной точки зрения деталями. В их числе - существенные компоненты монастырской топографии (памятные часовни), а также сакральные локусы сопредельного пространства (Маура, Кобылина гора), широко представленные на печатных листах с видами бело-зерских обителей.
Листы с изображением святых мест предназначались в основном для продажи или безвозмездной раздачи в среде богомольцев, дабы последние могли унести с собой память о благодатной встрече. Круг «некоторых священных вещей», приносимых из монастырей крестьянами Белозерского уезда, по наблюдению местного корреспондента Этнографического бюро, преимущественно, составляли «картины с изображением монастыря [и] священных мест близ него лежащих»1. На рубеже XIX - XX столетий гравюры и литографии с видами святых обителей повсеместно имелись в домах представителей практически всех социальных слоев, но, прежде всего, «картины священного содержания» служили украшением изб русских крестьян . Выполненные типографским способом листы с изображением монастырских обителей и преподобных отцов-основателей заменяли сравнительно дорогостоящие иконы, но почитались, равно как и святые образа.
Распространителями религиозных картин с указанными сюжетами являлись сами белозерские обители. Известно, что в Кирилло-Белозерском монастыре была своя «листопечатная», где тиражировались «чюдотворные листы». В монастырской книге прихода и расхода 16 марта 1743 г. была сделана запись: «Того же числа выдано в листопечатную Рїлье Стоумову в олифу для печатания чюдотворных листов сурику четверть фунта, белил полфунта» . Описания паломнических путешествий нередко содержат упоминания, подтверждающие факт приобретения литографических изображений в монастыре. Руководитель группы учащихся Череповецкого городского училища, посетивших в 1902 г. Кирилло-Белозерский монастырь, вспоминал: «Общее наше довольство... увеличивалось еще весьма радушным приемом, какой нам оказал...казначей монастыря и необыкновенной любезностью проводника нашего... иеромонаха Антония, снабдившего нас целым ворохом картин и книг о монастыре»1. Те же паломники получили в подарок от игумена Нило-Сорской пустыни картины с ее изображением, в знак доброй памяти о посе-щенной обители . Все приведенные выше примеры позволяют делать вывод, что печатные видовые картины являлись важнейшим визуальным источником информации, расширяющим общенародные познания о святых и святынях конкретной историко-культурной области.
В конце XIX - начале XX вв. печатные листы с видами монастырей были не только благословением конкретной обители и памятью о совершенном паломничестве, но и служили своего рода рекламами для сбора материальных средств на монастырское строение. Таковыми, в частности, являлись монастырские воззвания. Распространялись они обычно целенаправленно, в рамках чрезвычайных единовременных акций, проводимых в пользу нуждающейся обители, либо посылались конкретному лицу (потенциальному благотворителю) в подарок от архимандрита или строителя монастыря. Кроме основного содержания воззвания, где излагалось прошение об оказании помощи, оно могло быть дополнено изображением архитектурного ансамбля монастыря или храма, ликом святого угодника и кратким историческим повествованием. Все это позволяет расценивать подобные памятники как существенный источник распространения информации о локальных святынях.
В архиве КБИАХМЗ сохранилась целая группа аналогичных документов, представленных обращениями различных обществ и монастырей о сборе пожертвований на строительство и реставрацию храмов, в том числе на восстановление соборного храма Рождества Пресвятой Богородицы Ферапонтова монастыря, церкви Зосимы Ворбозомского и прочих.
Отдельного внимания заслуживает обращение «На возобновление хра-ма во имя угодника Божия Зосимы Ворбозомского» , выпущенное в 1896 г. по настоянию игуменьи Воскресенского Горицкого монастыря Арсении4.
В первой половине XVIII столетия заштатная Благовещенская Зосимова пустынь пребывала в очевидном запустении, а в 1764 г. была упразднена и обращена в приходскую церковь. За отсутствием материальных средств храм Благовещения стал быстро ветшать; покоившаяся в нем святыня - мощи Зо-симы Ворбозомского, равно как и память о местночтимом угоднике, казалось, были преданы забвению. Церковные богослужения совершались здесь крайне редко: «разве только когда почитатели преподобного, с верою в его молитвенное предстательство..., служили здесь у... мощей преподобного обедни, молебны и панихиды по усопшим родителям» .
Инициативу по возобновлению храма и традиции почитания преподобного Зосимы приняла Горицкая девичья обитель, в лице игуменьи Нилы, «движимой горячею любовью и благоговением к преподобному Зосиме» . По настоятельной просьбе последней, указом высокопреосвященного Исидора, митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского, от 29 июня 1890 г. Ворбозомский скит переходил под протекцию Воскресенского Горицкого монастыря3. Окончательное благоустройство пустыни пришлось на время управления игуменьи Арсении. Новая настоятельница приложила немало усилий для возобновления древней святыни и традиции почитания ее преподобного родоначальника. Не имея в распоряжении достаточных средств для ремонтных работ по восстановлению Благовещенского храма, Арсения активно привлекает широкую общественность для содействия благому начинанию.
