Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Теоретико-методологические, историографические и источниковедческие основы исследования 39
1.1. Концептуальные подходы и методология изучения социальных изменений 39
1.2. Историография исследования социальных процессов в социально-историческом и локально-историческом аспектах 56
1.3. Источниковедение изучения социальных процессов в переломный период истории 107
Глава 2. Население Европейского Севера России в условиях социальных трансформаций первой четверти ХХ века 144
2.1. Социальная структура населения северных губерний накануне революции 1905-1907 годов 145
2.2. Политические ссыльные и местная интеллигенция как фактор социальных и культурных изменений 158
2.3. Социальные характеристики активных участников общегосударственных и региональных событий 1910-х годов 195
Глава 3. Динамика социальных процессов на Европейском Севере в первой четверти ХХ века 230
3.1. Демографические изменения, процессы урбанизации и социальной мобильности в их взаимосвязи 230
3.2. Конфликт поколений как отражение процессов демографического рехода и ускоренной социальной мобильности 277
3.3. Благосостояние населения как индикатор социальных трансформаций 296
3.4. Имущественное расслоение и его влияние на процесс социальной дифференциации населения 322
Глава 4. Изменение вектора социального развития как реакция общества на кризисные явления (1905-1922 годы) 334
4.1. Межобщинные конфликты: исторические предпосылки и особенности проявления в кризисную эпоху 335
4.2. Внутриобщинная солидарность и ее разрушение 360
4.3. Формы социального поведения населения в условиях воссоздания общественной консолидации (1919-1921 годы) 400
Заключение 439
Список использованных источников и литературы
- Историография исследования социальных процессов в социально-историческом и локально-историческом аспектах
- Политические ссыльные и местная интеллигенция как фактор социальных и культурных изменений
- Конфликт поколений как отражение процессов демографического рехода и ускоренной социальной мобильности
- Внутриобщинная солидарность и ее разрушение
Введение к работе
Актуальность темы определяется важностью изучения социального опыта населения отдельных российских регионов, отличающихся разнообразными природно-климатическими условиями, яркими проявлениями самобытности на уровне социальной организации, хозяйственной жизни, бытовой культуры и менталитета населения. Своеобразие социальных процессов на Европейском Севере России связано с приспособлением к природно-климатическим условиям и влиянием патерналистских усилий государства, в результате чего население приобрело специфические формы организации социальной жизни.
Особую остроту социальная проблематика приобретает в направлении изучения реакции носителей традиционной культуры на воздействие модернизационных процессов в период крупнейших конфликтов первой четверти XX в. Подобное исследование Европейского Севера России предполагает оценку влияния процессов модернизации и урбанизации на состояние регионального социума, лишенного острых социальных противоречий и имеющего существенный запас компенсаторных механизмов.
Степень изученности темы.
Предпринятый автором анализ отечественной и зарубежной литературы касался выявления степени разработанности модели исследования региональной историко-социальной динамики как проявления исторического процесса.
Историографический анализ темы, представленный в I главе диссертации, убеждает, что исторической наукой накоплен значительный опыт изучения социальных процессов. Однако социальное развитие населения северных губерний Российской империи в условиях значительных общественных трансформаций до сих пор не являлось предметом комплексного и всестороннего исследования. Основные успехи в изучении региональной социальной проблематики сконцентрированы в области локальных вариантов макроисторических сюжетов, а также культурно-антропологических (этнографических) исследований. Методологическое разделение социально-исторических исследований, опирающихся на приоритеты макро- и микроподходов, до конца не преодолено.
Объектом настоящего исследования стало население Европейского Севера России в совокупности его исторического и общественного развития.
Предметом исследования являются наиболее динамичные и важные для изучаемой эпохи социальные процессы: социально-демографические изменения, урбанизация и социально-культурная модернизация в их региональной самобытности.
Цель исследования состоит в выявлении общего и специфического в социальной динамике жизнедеятельности населения Европейского Севера России в первой четверти XX в.
В соответствии с этим, в диссертации поставлены следующие задачи:
сформулировать теоретико-методологические основы и научную концепцию исследования, носящую междисциплинарный характер;
выявить репрезентативные возможности корпуса источников диссертации и их потенциал как основы для концептуализации версии исторического процесса;
реконструировать социальную структуру населения северных губерний накануне и в процессе коренных трансформаций первой четверти XX в., также проследить ее изменения, установив соотношение новаций и традиционных констант;
осуществить просопографическое исследование биографий уроженцев северных губерний - активных участников социальных процессов, используя синтез макро- и микро- подходов в изучении исторической реальности;
исследовать исторические формы внутриобщинной солидарности населения, а также алгоритм ее развития в условиях кардинальных общественных, экономических и политических трансформаций;
раскрыть взаимовлияние социального опыта, зафиксированного в относительно статичных структурах и устойчивых представлениях, и коллективных практик, применяемых населением в условиях радикальных политических изменений.
Хронологические рамки исследования охватывают первую четверть XX века. В качестве нижней даты взят рубеж XIX-XX вв. - начало российской индустриализации и связанного с ним демографического перехода, которые в совокупности «включили» механизм ускорения социальных процессов. Верхней датой условно определен 1925 г., «вершина» нэпа, в условиях которого произошло возвращение к социальным отношениям и стандартам жизни, характерным для предреволюционного периода, хотя и в несколько деформированном виде.
Этот хронологический интервал разбивается на три этапа: 1) период поступательного, но при этом неравномерного социального развития 1900-1914 гг.; 2) период резких, разнонаправленных, иногда взаимоисключающих процессов, происходивших в военно-революционную эпоху (1914-1920 гг.); 3) восстановительный период, представляющий собой возвращение общества к нормальному развитию (начало 1920-х гг.). Происходившие изменения носили
как эволюционный, так и революционный характер, с неизменными «откатами» на тех участках социальной жизни, где резкие изменения отдельных ее сторон вели к существенному их отрыву на фоне более равномерного общего развития.
Территориальные рамки исследования определены как Европейский
Север, а именно, территории Архангельской, Вологодской и Олонецкой
губерний в рамках 1917 г. В настоящее время это территории Архангельской,
Вологодской и Мурманской областей, Республики Коми и Республики Карелии.
Кроме конкретных административных границ, неоднократно подвергавшихся в
изучаемую эпоху изменениям, данное понятие представляет собой
территориальное обозначение, которое обеспечивается общими природно-
географическими, ресурсно-экономическими, историко-культурными
характеристиками.
Методология исследования определена с учетом специфики поставленной цели и исследовательских задач. Работа выполнена в русле новой социальной истории и опирается на опыт социально-исторических, историко-антропологических и локально-исторических исследований. Подробное обоснование методологии представлено в I главе диссертации.
Исследование основано на совокупности аналитических подходов и общенаучных принципов, способствующих анализу, обобщению и интерпретации эмпирических данных. Специфика объекта и предмета, хронологические рамки исследования, включающие наиболее активную фазу перехода от традиционного к современному обществу, потребовало применения системного подхода, позволяющего свести многообразные стороны изучаемого объекта в единую исследовательскую схему.
Применение в диссертационном исследовании междисциплинарного подхода и методологического синтеза вызвано следующими мотивами:
1. Социальные процессы как совокупность взаимодействий людей и
постоянных изменений с известными трудностями поддаются верификации, что
существенно осложняет их описание, изучение и интерпретацию.
2. Изучение социальности массового поведения в эпоху резких
исторических изменений предполагает анализ множества происходивших на
микроуровне явлений и событий. Среди них - проявления коллективного опыта,
исторически сложившегося в этой среде и воспроизводившегося его носителями
на подсознательном уровне в экстремальных ситуациях. Необходимость
адекватного объяснения этого аспекта данной социально-исторической
реальности потребовала применения разработанного в других социально-
гуманитарных дисциплинах понятийного аппарата.
3. Диссертация выполнена на основе разнохарактерных источников, что обусловило многообразие приемов работы с ними. В каждом отдельном случае выбор метода был связан с особенностями и возможностями конкретного источника и формулировкой исследовательского вопроса. Наряду с традиционными для исторического исследования методами (историко-генетическим, сравнительно-историческим, ретроспективным), в диссертации применялись методы, разработанные в других дисциплинах социально-гуманитарного блока и широко используемые в социально-исторических и историко-антропологических исследованиях.
Источниковой базой исследования являются документы из 320 фондов пятнадцати архивов России, в том числе центральных: Государственный архив Российской Федерации, Российский государственный исторический архив, Российский государственный архив социально-политической истории, Центральный государственный архив историко-политических документов, Российский государственный военный архив, Российский государственный военно-исторический архив, Российский государственный архив военно-морского флота; региональных: Государственные архивы Архангельской и Вологодской областей, Вологодский областной архив новейшей политической истории, Национальный архив Республики Карелия; ведомственных: Архив РУ ФСБ по Архангельской области, научные архивы Карельского научного центра РАН, Архангельского и Вельского краеведческих музеев.
Наиболее важными для исследования явились документы, отражающие деятельность местных органов власти, поскольку в изучаемый исторический период именно они обладали законодательной инициативой и административной самостоятельностью, проявлявшейся на уровне губерний, уездов, городов, волостей, сельских обществ. К этим документам относятся протоколы и наказы различных собраний и сходов, отчеты местных органов управления, аналитические записки и доклады, следственная и судебная документация.
Особое значение для проблематики диссертационного исследования имеют документы личного происхождения, в первую очередь коллекции воспоминаний, находящиеся на хранении в государственных и ведомственных архивах.
Значительная часть использованных в диссертации источников введена в научный оборот впервые. Применялись и опубликованные материалы, в первую очередь официальные документы центральных и местных органов власти, статистические и справочные издания, аналитические записки и отчеты, а также
тематические сборники архивных документов, перечисленные в списке источников.
Опираясь на принципы системности и целостности при решении исследовательских задач, диссертант широко привлекал и другие виды источников, в частности периодические издания, относящиеся к 1898-1926 гг. Был осуществлен выборочный просмотр центральных изданий и сплошной анализ выходивших на территории северных губерний газет и журналов, в общей сложности 124 наименования. Автором также использовались этнографические материалы, бытовые очерки, путевые заметки и другие документы, содержащие информацию о населении Европейского Севера России.
Анализ информативного потенциала источников, принципы их выборки и научной критики представлены в I главе исследования.
Положения, выносимые на защиту:
-
Сформулированная в диссертации авторская методологическая концепция заключается в совмещении социально-исторических и историко-антропологических подходов к такому объекту исследования, как население отдельного региона. Социальная динамика в этом ракурсе рассматривается как взаимодействие длительных и кратковременных исторических процессов, имевших объективные и субъективные аспекты.
-
Поскольку диссертация выполнена в русле исторической антропологии, то логика исследовательского процесса имеет индуктивный характер: причину и смысл событий макроистории автор видит в массовых явлениях микромира -судьбах рядовых людей, которые, руководствуясь личными мотивами в достижении жизненных целей, своими пристрастиями, надеждами и заблуждениями влияют на ход исторического процесса. При этом их судьбы подвергаются давлению значимых для «большой истории» событий (войн, революций).
-
Информационный потенциал мемуарных источников, авторами которых были современники основных событий первой четверти XX в., заключается в том, что в них отражена конкретная региональная культура, элементы коллективной памяти, что позволяет объективно оценить социокультурное поведение населения региона в переломную историческую эпоху.
-
Основополагающие культурные, психосоциальные характеристики жителей региона, разделенных на социальные группы (имущественные, профессиональные, возрастные, сословные и пр.), были порождены особенностями природно-климатической среды и предшествующим опытом проживания на данной территории. Поэтому они длительное время оказывали
сопротивление объективным обстоятельствам и усилиям властей, направленным на замену традиционных социальных связей отношениями, построенными на личных достижениях.
-
Факторами социальных изменений, происходивших в российских регионах в первые десятилетия XX века, кроме процессов объективного характера являлись ново-образовавшиеся элитные группы предреволюционной России. На Европейском Севере такими группами оказались интеллигенция, политические ссыльные, учащаяся молодежь. Они явно поспособствовали формированию в регионе политической и социально-культурной среды, в которой складывалась личность массового участника политических событий.
-
Поколение активных участников политических событий 1910-х гг. представляло собой поколение россиян так называемого «большого демографического перехода», который пришелся на 1890-е гг. Социализация этих людей происходила в условиях ломки традиционной системы личностных, семейных и иных социальных ценностей, ставших последствием процессов урбанизации, социально-культурной модернизации, ускоренной социальной и территориальной мобильности и иных новшеств, которые, являясь содержанием первых десятилетий XX в., были отягощены политическими катаклизмами военно-революционной эпохи. Совокупность этих обстоятельств создала условия для быстрого, но поверхностного приобщения народных «низов» к образцам культуры, к образу жизни и мышления высших слоев, что создало предпосылки для еще более резкого межпоколенного и социокультурного разрыва, с особой силой проявившегося в революционную эпоху.
-
Среди последствий имевшего место в начале XX в. имущественного и социального расслоения стоит выделить слом традиционных устоев, который создавал психологическое напряжение в отдельных группах населения, подготавливая почву для их политической радикализации. При этом период 1918-1921 гг. показал, что потенциал традиционной культуры не был израсходован. Ее формы актуализировались в период кардинальных общественных перемен и возникшей для людей необходимости приспособиться к новым условиям жизни.
8. Модернизационные процессы начала XX века не привели к разрушению
социально-культурного «анклава», каким оставался Европейский Север России.
Локальность северной провинции была нарушена агентами внешнего
культурного влияния в лице демобилизованных солдат и социально активной
молодежи, которые начали ломать традиции и устои населения.
Научная новизна диссертационного исследования состоит в
интерпретации региональной истории через коллективный опыт населения как носителя традиции, и через судьбу конкретного поколения, являвшегося в значительной степени носителем инновационного потенциала общественного развития.
Предложено авторское понимание ключевого термина диссертации население: самовоспроизводящаяся в процессе смены поколений совокупность жителей определенной территории, которая, будучи включенной в господствующие в обществе отношения, выступает носителем их локальных вариантов. Самобытность населения формируется внутри территориального контекста и обусловлена спецификой природно-климатических, демографических, исторических условий его существования, что обеспечивает накопление населением уникального социального опыта.
В научный оборот введен обширный фактический материал, извлеченный из ранее не опубликованных архивных документов. Осуществлен синтез разнохарактерных источников, благодаря чему удалось применить при исследовании многофакторный подход. Поскольку предметом диссертации является динамика массовых социальных процессов, то автор прибег к использованию и изучению источника, который соответствовал ему по своим качествам: массовости и наличию информации социокультурного характера. Воспоминания современников и участников социально-политических процессов первой четверти XX века позволяли использовать по отношению к ним количественные (как серийный источник) и качественные методы. Использование последних осуществлялось с учетом ментальности мемуаристов, сформированной в процессе получения традиционной для данного региона социализации.
В диссертации поставлен и решен ряд новых исследовательских проблем, а именно, влияние важнейших социальных процессов, происходивших в изучаемую эпоху (демографический переход, социальная и культурная модернизация, урбанизация), на формирование основного субъекта политических событий, ставших содержанием изучаемой эпохи. Впервые предпринято рассмотрение истории Европейского Севера России на протяжении первых десятилетий XX в. как поступательное движение общественного развития, на пути которого революции и иные политические события выступали как катализаторы социальных процессов. Применение таких пространственно-временных координат, как население, поколение, человек, позволило рассмотреть изучаемые процессы в разных масштабах.
Собран значительный фактический материал, позволяющий утверждать,
что в силу специфики исторического и социокультурного развития населения региона здесь отсутствовали социальные и экономические предпосылки для внутреннего раскола, который в значительной степени имел психологический характер и был спровоцирован ускоренной социально-культурной модернизацией и резкими изменениями общественной жизни под влиянием событий Первой мировой войны.
Впервые применен для решения заявленных задач метод просопографии. Составленная автором просопография основана на информации, включающей демографическую историю региона, специфику социальной и культурной жизни населения, конкретные проявления соотношений инновационных форм общественного развития и репрессивных механизмов традиционной среды, а также «жизненные истории» представителей поколения, чей активный возраст пришелся на 1914-1920-е гг.
Осуществлен культурно-исторический и историко-антропологический анализ событий, происходивших в изучаемый период на Европейском Севере России. Собран значительный материал, касающийся форм и способов реакции локальных сообществ на вызовы социальной, культурной, экономической, политической модернизаций. Осуществлен историко-сравнительный анализ социального опыта населения северных губерний, реализуемого в схожих обстоятельствах.
Предложена новая интерпретация социального поведения населения как обусловленной временем защитной реакции традиционной культуры на резкие изменения внешней среды и исходя из существования таких феноменов народной жизни, как социальный контроль, коллективная солидарность, взаимная ответственность. Одновременно обоснован вывод, что население региона было подготовлено к новым историческим и социальным реалиям.
Теоретическая значимость диссертации. Исследование вписано в парадигму поиска новых координат и масштабов изучения социальной жизни в условиях значительных общественных трансформаций и находится в русле современных изысканий по данной тематике. В диссертации решается научная проблема, имеющая важное социальное и культурное значение, чем она вносит немаловажный вклад в развитие отечественной исторической науки.
Сформулированные в диссертации положения и выводы дополняют и расширяют сферу научного знания в области истории населения российских регионов в переходный период и могут стать отправной точкой для дальнейшего изучения и осмысления региональной и исторической специфики.
Автор обобщил опыт социально-исторических и локально-исторических
исследований, дополнил их новыми данными, сформировав теоретические предпосылки для изучения региональной истории в ее ретроспективе, с учетом предшествующего социального опыта, который является основой формирования конкретного человека как субъекта социальных изменений и оказывает существенное влияние на специфику протекания социальных процессов.
Историография исследования социальных процессов в социально-историческом и локально-историческом аспектах
Проблема, взятая диссертантом для рассмотрения в ее историко-региональном аспекте, изучается в предметном поле ряда социальных наук. В связи с этим, в работе используется заимствованная из них терминология, что связано с задачами и методологическими принципами исследования. Поскольку используемые понятия многозначны, диссертант счел нужным дать пояснение базовым для исследования понятиям «социальный процесс», «динамика», «направленность».
Под процессом принято понимать совокупность необратимых, взаимозависимых, длительных изменений, которые могут быть спонтанными или управляемыми, самоорганизованными или организуемыми. Социальные процессы являются упорядоченной формой взаимодействия на уровне различных групп. Любые общественные изменения, по мнению П.А. Сорокина, представляют собой комбинации множества социальных взаимодействий. Изучение социального процесса предполагает рассмотрение его изменения «в течение определенного времени, будь то изменение его места в пространстве, либо модификация его количественных или качественных характеристик»
С помощью понятия «социальная динамика» в социологической науке обозначается определённая траектория общественных изменений. Взятое диссертантом для описания исторического развития понятие динамика обозначает объективные процессы, естественную трансформацию общества по пути поступательного движения и перехода от одного состояния к другому. Учет особенностей социальной динамики, ее темпа и ритма, ее соотношения со «статикой» позволяет объяснить нарушение поступательного движения общества.
Исследование истории показывает, что ее развитие находится под влиянием множества факторов, которые могут нарушить или изменить направление исторического процесса. Возмущающим фактором может быть, в частности, деятельность людей. Поскольку люди обладают сознанием и в процессе своей деятельности ставят себе определенные цели, они нередко действуют разнонаправлено, руководствуясь собственными интересами и представлениями (Ф. Хайек). Люди также находятся под влиянием травмирующих личность обстоятельств (П. Штомпка), возникающих, в частности, при столкновении традиции и инновации. В исторической перспективе подобные разнонаправленные действия людей могут придать общественному развитию определенное, иногда неожиданное направление; это понятие используется в данном исследовании для обозначения субъективной составляющей процессов социального развития.
Пояснение содержания других понятий, которыми пользуется диссертант, дано непосредственно в тексте.
Исследование столь динамичной эпохи, как первые десятилетия ХХ века, наполненной изменениями и резкими разрывами и исторического времени, и социальной ткани общества, принято, основываясь на парадигмах формационной и модернизационной теорий. Именно в их рамках диссертант рассматривает такие важные для развития социальных процессов обстоятельства, как географическая и социальная мобильность, урбанизация, культурная и социальная модернизация.
Изучение регионального варианта общенациональных событий требует исследования их специфики в рамках цивилизационного (социокультурного) направления. Из всего многообразия методов, подходов, направлений научного поиска, включенных в общее понятие «цивилизационная теория», диссертант выбрал природно-климатический фактор и его влияние на формирование социальной организации и хозяйственной жизни населения, а также на его менталитет. С особой силой менталитет проявляется в мотивации и поведенческих установках его носителей в переломные периоды истории, ставящие индивидуума перед проблемой личного выбора.
Осуществленный диссертантом с целью всестороннего рассмотрения предмета исследования синтез формационного и цивилизационного подходов можно определить как системный подход, сочетающий принципы сравнительно-исторического и структурно-функционального анализа исторической реальности и ориентированный на сведение многообразных сторон исследуемого объекта в единую исследовательскую схему.
Для данного исследования большое значение имеет историко-демографическая концепция во всех ее модификациях. Она позволяет интерпретировать факты, связанные с изменением традиционной семейно-брачной структуры, половозрастными отношениями, объяснить специфику взаимоотношений между «народом» и «элитой», выявить мотивацию экономического, политического, социального поведения населения северного региона в изучаемый период.
Содержанием настоящего диссертационного исследования являются сосуществующие, борющиеся друг с другом, взаимоисключающие, переплетающиеся социальные процессы. Такая сложная научная задача оправдывает претензию автора на проведение междисциплинарного исследования. Объединяющим моментом, позволяющим одновременно использовать теоретико-методологические концепции, заимствованные из различных наук, является факторный подход. Он предполагает изучение разнообразных сил, влияющих как на динамику изучаемых процессов (объективные обстоятельства), так и на их направленность (субъективные). В рамках факторного подхода признается сочетание закономерностей и случайностей, эволюции и революции, типичного и индивидуального.
Приходится учитывать, что все факторы в той или иной степени оказывают корректирующее влияние на общее направление исторического процесса. Диссертанту представляется, что применить многофакторный подход во всем его многообразии есть возможность в рамках «новой локальной истории», поскольку происходящими на ограниченной территории событиями можно верифицировать те объяснительные концепции, которые историки создали при изучении более крупных научных объектов, масштабы которых не позволяют вникать в детали.
Политические ссыльные и местная интеллигенция как фактор социальных и культурных изменений
Выделяются социальные подходы к изучению культурных и демографических факторов в политической истории, различных практик людей и определенно структурированных групп в условиях социальных изменений. Осуществляется социальный подход к изучению институтов, например, исследуются взаимоотношения государства и населения, включая формы и способы проявления противодействия государству и его инициативам со стороны различных социальных групп. Изучаются причины и формы проявления агрессии на уровне поколенческих или профессиональных (например, рабочих, солдатских) групп.
Учет опыта социально-исторических исследований поставил перед диссертантом вопрос о замене традиционного для социальной истории объекта (в виде «народных масс» или других крупных групп) населением – совокупностью людей, проживающих на одной территории, в общественной организации, культуре и менталитете которых отразилась как общая судьба народа, так и специфический коллективный опыт, накопленный в результате приспособления к природно-климатическим и социальным условиям.
Категория население (народонаселение) было введено в научный оборот в конце XIX века и пришло на смену понятиям «народ», «жители», которыми первоначально оперировали этнографическая и демографическая науки. В 1920-е годы понятием население стала пользоваться и социологическая наука, описывая проблемы, связанные с процессами индустриализации и урбанизации, которые способствовали усилению географической и социальной мобильности.
Взаимосвязь между общественной жизнью и материальной основой общества – людьми – являлась одной из центральных тем в классической социологии. Население как материальный субстрат общества, включающий людей, пространство их обитания, определенный вид духовных и моральных отношений между ними (культуру), создающий соответствующие коллективные формы жизни, рассматривали Эм. Дюркгейм, К. Маркс и другие социологи1. П.А. Сорокин, автор теории стратификации, в своих ранних работах пользовался категорией население как нейтральным понятием, отмечая, что нельзя говорить об «обществе», поскольку существует несколько «обществ», в которые группируются жители определенной территории1.
Результатом исторического развития населения становится его структурирование, включающее как внутренние характеристики (демографический состав, взаимоотношение власти и подчинения, в том числе внутри половозрастных групп), так и внешние, явившиеся результатом адаптации населения к существованию в больших образованиях. Например, включение в государство предполагает наличие больших социальных групп (классов, страт), определенным образом упорядоченных и взаимодействующих между собой.
В общественных науках население рассматривается как доклассовая или внеклассовая общность, как правило территориальная. Поэтому данным понятием оперируют историки, занимающиеся исследованиями в области археологии, этнографии, исторической демографии и исторической географии. В связи с возрастанием научного интереса к обществам, находящимся в состоянии социокультурного кризиса и дестратификации, понятием население стали пользоваться историки повседневности. На базе применения методов социологии и социокультурной антропологии ими описываются и изучаются способы конструирования социальных связей, которые объединяют людей в общность или общество, культурные формы и социальные практики населения в различных исторических обстоятельствах, процесс социализации отдельного человека и способы воспроизводства им усвоенных социальных и культурных норм
Понятие население включает в себя пространственный контекст. Под про странством понимается не только система географических координат, но и вре-менных, поскольку в конкретных природно-климатических и социальных условиях формируется специфический социальный опыт проживающего на определенной территории населения, его менталитет. В связи с этим, учет пересечения географической и культурной составляющих имеет особое значение.
Изменения, которым подвергается население в процессе своего общественного развития, проявляются в социальных процессах. Социологическая наука предложила арсенал понятий, отражающих различные стороны движения населения, процесс общественных изменений, их формы и последствия. В своем исследовании диссертант пользуется категориям социологической науки: социальные отношения, социальная структура, социальная стратификация (дифференциация), социальная и географическая мобильность, социальный лифт, социальные роли и статусы. Эти понятия выработались в социологии в результате изучения большого количества схожих событий, происходивших в различных группах населения и на разных этапах общественного развития. Тем самым их использование в историческом исследовании дает генерализирующий метод познания, позволяющий осмыслить множество частных фактов и явлений социальной реальности в их единстве и взаимозависимости, охватить состояние всех ее уровней и секторов одновременно, учитывая и состояние изменчивости.
Социальность принято рассматривать как способ организации отношений между людьми. Отмечается, что в современном обществе одновременно присутствуют две формы организации населения, построенные на различных принципах взаимодействия. Одна – традиционная, основанная на первичных способах социальной солидарности, предоставляющей людям жизненную предсказуемость и защиту в обмен на полное подчинение личных интересов коллективным, описана Ф. Тённисом с помощью понятия общност
Конфликт поколений как отражение процессов демографического рехода и ускоренной социальной мобильности
В Республике Карелия были изучены дела Истпарта и «комиссий по делам бывших красных партизан», хранящиеся в фондах Национального архива2, а также записи воспоминаний участников рабочего и революционного движения, Гражданской войны, которые собирались сотрудниками Карельского научного центра в 1940 – 50-е годы. Схожие материалы отложились в научных архивах музеев3.
Следует отметить, что в региональных архивах сохранились более непосредственные, не «вычищенные» тексты. Кроме собранных Истпартами, к ним относятся воспоминания, комплектовавшиеся в 1960-70-е годы областными партархи-вами. Между этими двумя группами источников существуют значительные различия. Последние, например, составлялись уже пожилыми людьми. С одной стороны, они находились под влиянием сформировавшейся идеологии. К тому же их целью нередко было создать перед потенциальным читателем, перед потомками некий, соответствующий социальным стандартам «образ». Но с другой стороны, осознавая и оценивая пройденную жизнь, у мемуаристов 1960-70-х годов возникало желание больше написать о своем детстве, оценить, с высоты прожитого, те стартовые возможности, которыми они обладали изначально.
Воспоминания, написанные «по горячим следам» событий еще совсем молодыми их участниками, более искренни, непосредственны, наполнены большим количеством фактов, связанных с событиями 1914 – 1920 годов.
Чтобы выяснить репрезентативные возможности данного вида источников, следует рассмотреть процесс их комплектования. Историки-постмодернисты обращают внимание на память как способ и результат манипуляции общественным мнением. Безусловно, и сбор воспоминаний, предпринятый Истпартами, и сами авторы воспоминаний ставили перед собой не только научные, но и воспитательные цели. Это был своего рода ответ на «вызов потомков», которые «вопрошали», кем же были участники Революции и Гражданской войны, чем они руководствовались в своих действиях, нередко производящих впечатление жертвенности ради неких иллюзорных целей, вдруг приобретших для представителей этого поколения актуальность.
В какой-то степени создание Истпарта было реакцией на появление в эмигрантской прессе потока воспоминаний. Из опасения, что потомки будут судить о событиях революционной эпохи по свидетельствам только одной стороны, было решено переориентировать деятельность Центральной комиссии по истории партии на сбор массовых воспоминаний «победителей». Мотивировать их на написание мемуаров оказалось сложнее, чем «побежденных», и причина была не только в том, что в массе они были менее образованны и не склонны к рефлексированию. Немаловажным стало и то обстоятельство, что вчерашние красноармейцы и партийцы, включившись в выполнение созидательных задач, воспринимали недавние героические события как пройденный этап своей жизни. «Оглядываться назад» они не могли и не хотели. Поэтому Комиссиям по истории партии пришлось использовать некоторые рычаги влияния на потенциальных мемуаристов.
Центральным Истпартом была разработана программа сбора материалов. На места направлялись инструкции по выявления необходимых материалов в архивах и библиотеках, а также распоряжения записывать воспоминания, для чего рекомендовалось устраивать тематические собрания участников определенных событий, на которых они бы совместно выявляли истину, поправляя и дополняя друг друга. Впоследствии практиковалось обсуждение опубликованных или подготовленных к публикации воспоминаний, в результате чего происходила их корректировка и дополнение.
Были разработаны вопросники для сбора воспоминаний, включавшие вопросы, касающиеся, кроме прочего, событий, предшествовавших революционной эпохе. Иначе говоря, предлагалось собирать сведения, которые сохранила память информантов, о жизни в начале ХХ века. Вопросники были тщательно детализированы, чтобы будить память человека, подтолкнуть его к рассказу об условиях, в которых протекало его детство, заставить вспомнить, когда, с чьей помощью в нем проснулось «классовое сознание». Предлагалось охарактеризовать экономическую ситуацию населенного пункта, в котором происходило взросление информатора, описать жизнь социального слоя, к которому относились его родители.
Разумеется, основные вопросы касались участия опрашиваемого в Революции и событиях Гражданской войны. Но в целом предложенный вопросник направлял память информатора, позволяя, если он обладал соответствующими способностями, раскрыться и оставить полноценные воспоминания «о времени и о себе». Авторы таких воспоминаний, искренние, не очень грамотные и не страдающие рефлексией люди, рассказывали о событиях так, как они их увидели и поняли. Концепция истории Революции и Гражданской войны в те годы еще не оформилась, поэтому в воспоминаниях представлены самобытные оценки и интерпретация событий. Многие воспоминания написаны хорошим, образным языком, притом, что их авторы нередко имели неполное начальное образование. Несмотря на недостатки орфографии и грамматические ошибки, им нередко удавалось своеобразно, ярко, образно описывать события и людей, передавать собственные ощущения. Диссертант видит в этом положительные результаты деятельности народных учителей, а также подтверждение социально-преобразующего потенциала, которое раскрылось в изучаемом поколении в результате свершившейся революции.
Северные Истпарты отнеслись к работе по сбору воспоминаний особенно серьезно, поскольку в силу обстоятельств многие архивы здесь погибли, как это случилось во время стихийных эвакуаций из Архангельска и Вологды1. При помощи свидетельств современников предполагалось воссоздать события и собрать подтверждения конкретного участия тех или иных лиц в партийной и революционной деятельности. Сбором материалов, касающихся Северо-Двинской губернии и Республики Коми, занимался Вологодский Истпарт. Архангельский Истпарт собирал воспоминания о событиях в Мурманским крае и в северной Карелии, территории которых первоначально входили в состав Архангельской губернии.
Работой по составлению воспоминаний были охвачены участники событий, как проживавшие в отдаленных уездах, так и те уроженцы северных губерний, которые работали в центральных органах власти. Привлекали людей различными способами, включая требования партийной дисциплины. Печатным органом Ист-парта был журнал «Пролетарская революция». Подобные издания выходили и в губерниях. В Архангельске это был журнал «Большевистская мысль», в котором публиковались очерки по истории региональной партийной организации, построенные на архивных документах и источниках личного происхождения; подборки документов; отдельные воспоминания. Выходили подготовленные Истпартами тематические сборники воспоминаний и документов. В 1925 году были опубликованы воспоминания о событиях местного значения, происходивших в 1905-1907 годах. В 1927 году вышли издания к 10-летию Октябрьской революции. Однако средств выделялось все меньше, не удавалось осуществить публикацию собранных воспоминаний, угасал и энтузиазм работников и активистов. К концу 1930-х годов сформировалась нужная власти идеология, и региональная специфика исторических событий перестала быть актуальной.
Внутриобщинная солидарность и ее разрушение
Среди негативных последствий деформированного протекания социальных процессов в российской провинции в начале ХХ века выделяются те формы, которые приобрели межпоколенные коммуникации, а именно «конфликт поколений», ставший отражением демографического перехода и ускоренной социальной мобильности.
Историческая преемственность, основанная на устойчивом сочетании традиции и новаторства, прежде всего в форме преемственности поколений, является необходимым условием развития общества. Однако, в условиях появления и расширения новых каналов получения информации, молодежь может критически относиться к наставлениям старших. Конфликт поколений усугубляется и на раннем этапе демографического перехода, в связи с резким повышением средней продолжительности жизни при высокой выживаемости детей, поскольку тем самым возникает конкуренция при распоряжении семейным имуществом.
Процесс разрыва внутрисемейных связей на культурном уровне межпоколенных отношений в российском обществе первоначально происходил в дворянской среде и у интеллигенции. В консервативной среде духовенства, а также в купечестве, где между старшим и младшим поколениями существовала значительная материальная зависимость, этот процесс долго не отмечался. Распространение образования, общий настрой критического отношения к «косности» старших, пренебрежительное отношение к своим сословиям привели к межпоколенному расколу в форме ценностного конфликта и в этих слоях общества.
Наиболее ярко разрыв поколений проявлялся в отсутствии близости между родителями и детьми, что в начале ХХ века отмечалось во всех слоях российского общества, и не только в форме естественной «революционности» молодежи. В 1909 году А.С. Изгоев фиксировал все более распространявшуюся в среде российской интеллигенции тенденцию, когда «родители не имеют влияния на своих детей. Заботятся ли они о “развитии” своих детей или нет, предоставляя их прислуге и школе, знакомят ли они детей со своим мировоззрением или скрывают его, … результат получается один и тот же. Настоящей, истинной связи между родителями и детьми не устанавливается, и даже очень часто наблюдается более или менее скрытная враждебность: душа ребенка развивается “от противного”»1.
Высланный в 1904 году в Олонецкую ссылку студент в письме отцу осуждал его за свое «неправильное» воспитание, в результате которого он «до 25 лет жил беспечно, и только на 26-м году» нашел свой путь в жизни: «Вы меня воспитывали, как могли, но правильного воспитания вы мне не дали…»2
В связи с массовым ученическим движением в годы Первой русской революции вологодский священник обращал внимание на то, что «отрицательные условия» разрыва между родителями и детьми сложились в семьях духовенства «и в семьях всех почти сословий и групп современного общества». Именно по этой причине «могли разыграться с такой легкостью и распространенностью среди учащейся молодежи возмутительные поступки, вроде массовых протестов и школьных забастовок»3.
В пролетарской среде, в городских низах результатом эгалитарных межполовых отношений и отсутствия экономической ценности семейных уз стало то, что эта часть населения практически не была структурирована по возрастному признаку и проблемы межпоколенных отношений здесь не возникло. Разумеется, были, и в бльших размерах, чем в других социальных группах, такие проблемы, как детская беспризорность, одинокие и брошенные старики, вынужденные вести асоциальный образ жизни «безнадзорные» женщины. Однако эти социальные проблемы не явились результатом раскола некогда сплоченного по вертикальным возрастным связям общества.
В крестьянской среде внутрисемейные конфликты, разумеется, были. Между братьями, между родителями и детьми возникали имущественные споры1. Были и проявления ценностных межпоколеных конфликтов, которые на уровень социума долго не выходили, локализуясь в рамках традиционной молодежной культуры, что давало возможность выпустить излишек энергии допускаемыми обществом способами. До последней трети XIX века общество строго требовало ранней брач-ности для молодежи, что позволяло направить ее энергию на полезный труд, связанный с необходимостью обеспечивать семью. Однако по ряду причин, изложенных выше, сроки вступления в брак стали отодвигаться. Активность молодежи по объективным и субъективным (как результат деятельности агентов радикальных идеологий) причинам стала представлять опасность и для крестьянского общества.
В начале ХХ века межпоколенный раскол получил явные проявления, которые были узнаваемы для представителей других страт российского общества, и в этой среде. Командированный в 1920 году в отдаленные северные районы белогвардейский офицер констатировал, что там «старики, как и везде, консерваторы, молодежь – вольнодумцы»2. Этнограф В.Г. Тан-Богораз, анализируя информацию о межпоколенных отношений в послереволюционной деревне, полученную этнографической экспедицией, работавшей в северных губерниях России в 1924 году, сравнивал этот процесс с происходившим в высших слоях общества в 1860-е годы3. И действительно, модернизация всех сторон жизни, способствовавшая ценностному разрыву поколений в других группах российского общества, проникла в крестьянскую среду именно в начале ХХ века. Пик этого разрыва пришелся на революционное и послереволюционное время, будучи в значительной степени поддержанным и углубленным соответствующей идеологией и политикой властей.
Значительных материальных и ценностных оснований для внутрисемейного и межпоколенного конфликта в среде северных крестьян долгое время не было. Крестьянство продолжало быть носителем традиционных ценностей, что имело вполне конкретные экономические и социальные основания. Общинное землевладение поддерживало экономическую заинтересованность человека жить в неразделенной семье, включавшей несколько супружеских пар, чаще всего связанных родственными узами, а государственная политика вплоть до последней трети XIX века ограничивала право крестьян на семейные разделы. Низкая продолжительность жизни способствовала тому, что крестьянин в относительно молодом возрасте естественным порядком становился «домохозяином», то есть главой семьи как хозяйственной ячейки, что ослабляло внутрисемейную конкуренцию. Специфика землепользования в северных губерниях, когда семья имела надел в виде отдельных участков, разбросанных нередко на большом расстоянии, делала затребованным труд всех членов семьи, в том числе к внедомашним занятиям привлекались все молодые и здоровые женщины. Старухи, инвалиды, приемные дети и сироты-«захребетники» использовались для выполнения домашних работ и присмотра за малышами.
В земледельческих районах конфликт поколений, выразившийся в пренебрежительном отношении к старшим, стал одним из наиболее ярких проявлений социальной и культурной модернизации. Нарастающее малоземелье, когда каждый лишний «рот» воспринимался как обуза, усугублял недоброжелательное отношение к нетрудоспособным группам населения.
