Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Становление личности князя В.П. Мещерского
1. Семья Карамзиных-Мещерских и ее традиции 30
2. Детство и юность 37
3. Формирование и эволюция политического мировоззрения князя В.П. Мещерского
1) Формирование мировоззренческих принципов В.П. Мещерского 46
2) Эволюция политической позиции князя 58
Глава 2. Князь-публицист
1. «Гражданин» - дело жизни 88
2. Роль и место публицистики В.П. Мещерского в общественной жизни России 121
3. Беллетристика как инструмент политической борьбы 136
Глава 3. Князь Мещерский и его социальная значимость
1. Общественная репутация князя В.П. Мещерского и ее истоки 149
2. «Влиятельность» Мещерского 155
3. Общественные занятия князя В .П. Мещерского 194
Заключение 209
Библиография
- Формирование и эволюция политического мировоззрения князя В.П. Мещерского
- Эволюция политической позиции князя
- Беллетристика как инструмент политической борьбы
- Общественные занятия князя В .П. Мещерского
Формирование и эволюция политического мировоззрения князя В.П. Мещерского
Князь Владимир Петрович Мещерский родился 14 января 1839 г. ] Он был младшим сыном от второго брака князя Петра Ивановича Мещерского (1802-1876) - с Екатериной Николаевной Карамзиной, - и имел двух братьев: Николая (1829-1894), ставшего к концу жизни попечителем Московского учебного округа, и Александра, преображенца и флигель-адьютанта (1837-1875), и сестру Екатерину (вышедшую замуж за гр. В.П. Клейнмихеля, сына николаевского министра). Род Мещерских восходил к XIII веку и был внесен в 5 книгу Дворянских родов, в Бархатную книгу, во вторую часть российского гербовника. Князь Петр Иванович, выпускник Пажеского корпуса, не сделал большой карь-еры, рано вышел в отставку (14 декабря 1835 г. ), имея звание подполковника гвардии и «ни одного ордена» 4. Его племянник, князь Александр Васильевич Мещерский скажет потом, что это был единичный случай в николаевском Петербурге: «Государь не любил неслужащих; он считал тунеядцами всех молодых людей, которые не служили» 5.
Мать Мещерского, Екатерина Николаевна (1805-1867), старшая дочь от второго брака писателя и первого русского историографа Николая Михайловича Карамзина, привнесла в семью культ своего отца. Старший брат В.П. Мещерского Николай писал впоследствии: «Моя мать до последнего дыхания свято хранила память об отце, которого она любила безгранично и благоговейно; ей было уже восемнадцать лет, когда скончался Николай Михайлович; но и кроме того, память ее вообще была изумительна. Природы крайне впечатли тельной и развита не по летам, она быстро и сознательно усвоила все, чему была свидетельницей» 6. Выйдя замуж, Екатерина Николаевна поселилась в одном доме с матерью, этажом выше, и ее семья составила единое целое с семьей покойного историографа: «Мещерские-Карамзины» - называли их в свете .
Для современников имя Карамзина, уже тогда вызывавшее споры, значило немало. 1 декабря 1866 г. с большой торжественностью по всей России отмечалось столетие Карамзина. Состоялись торжественные заседания в Академии Наук в Петербурге (присутствовали лица императорской фамилии, министры и представители семьи Карамзина), в Московском университете и других городах. В тот же день Владимир Карамзин, один из двух оставшихся в живых сыновей историографа, был пожалован орденом Св. Станислава I степени, а внук - штабс-капитан лейб-гвардии Преображенского полка А.П. Мещерский -флигель-адъютантом. Получили награды К.С. Сербинович и П.М. Строев (за участие в издании «Истории Государства Российского»). К юбилею вышло несколько книг, в частности - прекрасная биография Карамзина, составленная М.П. Погодиным, которому помогали Е.Н. Мещерская и П.А. Вяземский.
В восприятии современников семья Карамзиных-Мещерских была неотделима от историографа. Как сказал на торжественном обеде в московском университете гр. А.В. Соллогуб, «семейство Карамзиных всегда отличалось тою особенностью, что в нем, так сказать, чувствовал и как бы продолжал жить сам
Карамзин» . Его вдова, Екатерина Андреевна вывозила своих сыновей Андрея (1814-1854) и Александра (1816-1868) в Дерпт, так как, согласно воле отца, они должны были окончить образование в германском или Дерптском университете. «Сыновьям Карамзина мало иметь обыкновенное воспитание, - писал по этому поводу П.А. Вяземский, - им нужно явиться в свете и с Карамзинским образованием» 9.
Мещерский в полной мере разделял царивший в семье культ Карамзина. Он очень гордился родством с историографом, и когда нужно было сказать о себе, неизменно подчеркивал это обстоятельство ю. Они сильно разнились друг с другом: ни по характеру, ни по образу жизни вспыльчивый, нервный, импульсивный князь Владимир Петрович не походил на своего уравновешенного, миролюбивого деда. Живой, деятельный характер Мещерский унаследовал от матери: «от нее несется электричество», характеризовал Е.Н. Мещерскую М.П. Погодин в одном из писем П.А. Вяземскому . В отличие от Н.М. Карамзина, всячески избегавшего полемики («Браниться не люблю и не хочу», - пи-сал он И.И. Дмитриеву ) и старавшегося искоренить в себе суетность , князь В.П. Мещерский, страдавший этими двумя пороками в гораздо большей степени, чем дед, был далек от того, чтобы бороться с ними. Человек сугубо практического склада, князь Мещерский даже в политических дискуссиях крайне редко поднимался до теоретических обобщений, останавливаясь на позициях утилитаризма. В равной мере не склонен он был абстрагироваться от насущных проблем современности и в своих художественных произведениях. Кроме того, князь был очень сентиментален, даже слезлив: «известный слюнявец» 14 Мещерский, - писал о нем А.К. Толстой. В отношениях с близкими людьми князю свойственны были восторженность и патетика (милый, родной, дорогой, мо люсь за вас - так обращается он к Победоносцеву в ответ на полуофициальное «любезнейший князь Владимир Петрович» последнего ] ). К тому же, князь Владимир Петрович был крайним идеалистом, даже утопистом (именно это определение употребил относительно нескольких заключений Мещерского то 17 гда еще совсем юный цесаревич Александр Александрович ). Он верил в им же созданные картины, в высшую справедливость, в торжество правды над ложью, причем не в исторической перспективе, а в данном конкретном случае. Он думал (хотя и быстро разочаровался), что гордым молчанием и самоустранением можно заставить замолчать сплетников, что «честная» газета сможет переиграть популистские издания, что «заговором добра» можно нейтрализовать «заговор зла» и так далее. Чувство («сердце») было для него важнее разума. Ему гораздо больше импонировало действие, вызванное первым движением души, нежели спокойно обдуманное. Призыв к этому он нашел у Шекспира и им не раз оправдывал свою горячность и увлеченность . На практике это неоднократно приводило к тому, что многие утверждения и предложения князя, в том числе - составившие его репутацию «махрового реакционера», оказывались не результатом долгих раздумий и глубоких убеждений, но лишь следствием увлеченности его пера и носили, таким образом, случайный характер. Результатом такой увлеченности неоднократно становилась и явная абсурдность некоторых его предложений, что вызывало град насмешек в адрес князя. Так, он советовал решить вопрос проливов простой их покупкой у султана -пока этого не сделала Англия
Эволюция политической позиции князя
Начало царствования Александра II явилось во многом переломным этапом в истории России, определившим все ее дальнейшее развитие. Ощущение настоятельной необходимости перемен захватило все общество, причем поиск пути развития шел в направлениях, определенных еще в первой половине века. Уже тогда, несмотря на всю разноголосицу мнений (от Хомякова до Герцена) общим убеждением стало: Россия - не Европа 74. Но если одни делали из этого вывод о необходимости особого, самобытного пути развития, то другие, наоборот, говорили о настоятельной потребности войти в европейскую семью путем приобщения к западной (в том числе и политической) культуре. Поражение в Крымской войне и разочарование в том пути, по которому вел Россию Николай I, усилили именно это, последнее направление. И в начале эпохи Александра II была предпринята попытка опереться в намеченных преобразованиях на европейские традиции, к чему, в том числе и на самом высоком уровне, призывали наиболее последовательные реформаторы. Однако со временем она встретила все более сильное противодействие части общества, не только быстро уставшего от реформ, постоянных компромиссов, от отсутствия стабильности, но и все больше ощущавшего принципиальную чуждость России многих нововведений, только расшатывающих государство, что, казалось, подтверждалось и всплеском революционных настроений (Польское восстание 1863 г., выступления радикальной демократической печати, выстрел Д.В. Каракозова 4 апреля 1866 г.). «Нам здесь, не поверите как, надоели преобразова ния, как мы в них изуверились, как хотелось бы на чем-нибудь твердом остановиться», - писал 14 декабря 1866 г. некогда довольно либерально настроенный К.П. Победоносцев своей постоянной корреспондентке Е.Ф. Тютчевой .
На это во многих отношениях переломное время и пришлось формирование политического мировоззрения князя В.П. Мещерского, вступившего в сознательную жизнь в последние годы царствования Николая I и со всей силой юношеской впечатлительности воспринявшего все колебания общества и правительства рубежа 50-60-х годов. Рассмотрение политических взглядов Мещерского во всем их объеме - задача не одной работы. Тема предпринимаемого исследования иная. Однако необходимо выделить основные составляющие политической позиции Мещерского по двум причинам. Во-первых, князь был идейным человеком, даже «фанатиком» идеи, как назвал его один из обижен-ных его резким пером . Без учета общественно-политического мировоззрения Мещерского невозможно понять причины того или иного его отношения к событиям и лицам. И, во-вторых, освещение его воззрений представляется тем более важным, что ни клишированное восприятие этой фигуры современниками и исследователями (как советскими, так и зарубежными), ни появляющиеся работы молодых историков не представляются в этом смысле удовлетворительными и исчерпывающими. Человек сугубо практического склада, В.П. Мещерский не оставил цельного изложения своих общественно-политических взглядов. Однако обилие его суждений по множеству конкретных поводов делает возможной реконструкцию как его политического мировоззрения в целом, так и эволюции отдельных его составляющих.
По рождению, воспитанию, кругу общения Мещерский принадлежал к старой консервативной традиции, одним из основоположников которой был его дед, а отличительными чертами - безусловное признание сакральности царской власти (наследие московской Руси): царь - помазанник Божий; про светительство и большое значение, придаваемое нравственному совершенствованию - наследие XVIII века; эволюционизм; отношение к народу как к исключительно пассивному, безгласному началу, нуждающемуся в постоянной опеке и руководстве и не способному на какие-либо самостоятельные действия.
Убеждения Мещерского, отразившиеся на страницах его журнала «Гражданин», в письмах и воспоминаниях - во многом параллельны высказываниям таких видных представителей консервативной мысли, как Н.М. Карамзин, митрополит Филарет (Дроздов), СТ. Строганов. Множество точек соприкосновения было у Мещерского со славянофилами, с К.П. Победоносцевым 77. Однако выделить кого-то, с кем князь был особенно близок, кто оказал на его становление наибольшее влияние нельзя. В этом смысле Мещерский был всем обязан своей семье. Именно в салоне родителей были заложены основы политических убеждений князя, в сущности своей остававшиеся неизменными до конца его жизни. Непреложным нравственным и политическим ориентиром для него был Н.М. Карамзин. «С ранних лет, - вспоминал потом Мещерский, - в душе моей стали жить идеалы, идеалы любви к России, идеалы правды и честности. Отчетливо помню, как в ранние уже годы детства я постиг в атмосфере моих родителей, как надо любить Царя... Они жили в карамзинских преданиях этой любви к Царю. Это был глубокий и высокий культ, но именно потому он не допускал ничего, похожего на ложь, на холопство, на заискивание того, что удовлетворяет чванству ... . Дух гордой, чистой и беспредельной любви к Царю Карамзина царил в нашей семье» . И этот дух князь усвоил вполне. «Я дорожу одним и только одним в этой жизни, - писал он 31 декабря 1887 г. К.П. Победоносцеву, - возможностью последнюю искру моего разума, последнее дыхание моей души отдавать на службу идее порядка, олицетворенной в моем и Вашем государе»
Впервые с изложением взглядов князя В.П. Мещерского в довольно полном виде мы встречаемся в его письмах к наследнику престола рубежа 60-х-70-х гг., где князь выступает убежденным сторонником сильной власти и национальной внешней политики, но в то же время - неоднократно апеллирует к общественному мнению и с увлечением говорит о Великих реформах, от про ЯП тивников которых он дистанцируется . Однако это не означало близости Мещерского к либеральным кругам. В отличие от многих своих современников, князь не испытал либеральных увлечений, и принятие им (как и другими консерваторами: И.С. Аксаковым, К.П. Победоносцевым) Великих реформ покоилось на совершенно иных основах, нежели у видевших в них залог выбора Россией европейского пути западников.
Беллетристика как инструмент политической борьбы
Так что к агонии и печальному концу своего детища, в 1879 г. проданному на аукционе за 50 рублей 69, Мещерский не имел уже никакого отношения. Тем не менее, возобновляя в 1882 г. издание «Гражданина», князь счел своим долгом вознаградить своих подписчиков «за ущерб, понесенный ими в 1879 г.» 70
Уход князя из журнала не означал прекращения его публицистической деятельности. Лишенный собственной журнальной трибуны, Мещерский издает целый ряд публицистических брошюр («Кавказский путевой дневник» (1878), «В улику времени» (1879), «Что нам нужно» (1880), «О современной России» (1880) и др.); печатает свои дневники , что, вместе взятое, даст ему в последствии возможность, отмечая юбилеи «Гражданина», не учитывать трехлетний перерыв (1879-1881) в его издании.
С 1881 года князь Мещерский возвращается к редакторской деятельности. Одно из распространенных обвинений в адрес консерваторов, в том числе и князя Мещерского, заключалось в слишком мрачном изображении ими действительности и пессимистических прогнозах 7 . Мещерский старался переломить это отношение и восполнить действительно ощущавшийся недостаток светлых красок. Мещерский предпринимает издание журнала «Добро» (1881), основным содержанием которого (помимо необходимого для привлечения читателей и потому неизбежного беллетристического отдела) была «Летопись добрых дел» - сообщение «о фактах и людях, проявляющих добро». За содействием в сборе подобных сведений Мещерский обращался как к читателям «Добра», так и к земским управам, как наиболее заинтересованным в подобном издании . Однако ожидаемой поддержки Мещерский не получил. С 1882 г. князь прекращает издание «Добра», сохраняя, однако, «Летопись добрых дел», как одну из рубрик возобновляемого им «Гражданина». Одной из причин такого решения была слишком узкая для князя программа «Добра». «Говорить в настоящее время о добре исключительно - крайне недостаточно», - считал Мещерский. «Добро - добром, а зло оставлять без внимания теперь нельзя, ибо оно несравненно сильнее добра» 74. Помимо «Гражданина» князь издавал в 1882 г. еще один журнал - предмет его гордости и надежд - еженедельный сатирический журнал для семейного чтения «Добряк», программа которого включала карикатуры и картины из современно жизни, заметки, стихотворения, ребусы, шарады, загадки с премиями. «Далеко недостаточно обличать заблуждения наших противников, - считал князь, - надо осмеивать и беспощад ПС но осмеивать все смешные стороны современной жизни» . Это был один из немногих опытов подобного издания в консервативном лагере, и сатирический талант Мещерского мог развернуться здесь в полную силу. Однако у осторожного Победоносцева этот журнал не вызывал положительных эмоций. Он даже не советовал Мещерскому присылать его в Гатчину вместе с «Гражданином». В тексте, предупреждал он князя, «так много гадостей, что он может произ-весть неприятное впечатление» 7 .
Возобновившийся «Гражданин» не прекращался больше до самой смерти своего издателя. Активная политическая позиция Мещерского сделала издание журнала для него жизненной необходимостью. Здесь присутствовал даже некоторый элемент подвижничества. Так, собираясь издавать ежедневную газету, князь писал императору: «Я знаю, что принимаясь с Божьею помощью за такое дело, я прощаюсь с последними днями свободы и силами, но я слишком убежден, что это безусловно необходимое и верное средство постоянно помогать делу порядка, чтобы не считать преступным не предлагать его и не предлагать себя...» .И хотя возраст и здоровье не раз подвигали князя на заявления о прекращении издания (в 1901, 1906, 1910 гг.), претворить это намерение в жизнь смогла лишь смерть Мещерского - слишком живо интересовался он по «жизнью и людьми» и с годами интерес этот отнюдь не слабел . Однако неверно было бы предполагать, как это иногда делалось в историографии, что Мещерский был едва ли не единственным сотрудником «Гражданина» на всем протяжении его существования. С самого начала князь не испытывал недостатка в авторах, а редакторство Достоевского еще более расширило число сотрудников «Гражданина» 79. Князь и впоследствии будет собирать вокруг «Гражданина» единомышленников. Так, издавая на первых порах возобновившийся в 1882 г. «Гражданин» почти в одиночку князь спустя уже полгода сумел со-брать достаточно большой коллектив сотрудников . В конце 1886 г., начиная издание журнала «Воскресенье», Мещерский писал: «сотрудников имеется до 20, из лиц самого твердого закала, и большинство - военные» 82. Год спустя среди сотрудников ежедневного «Гражданина» фигурировали: «Кн. Голицын бывший редактор Варшавского Дневника, Леонтьев, который из Оптини Пус тыни пишет замечательные статьи и проснулся во всей силе своего оригинального таланта, Граф Кутузов, молодой Князь Голицын, талант обещающий крупного развития, и большой умница, Князь Волконский талантливый беллетрист, и несколько других единомышленников из хороших фамилий» 83.
Необходимо отметить, что несмотря на то, что тема эта не однажды при од влекала внимание исследователей , проблема финансирования «Гражданина» и других изданий Мещерского до сих пор освещена не достаточно. Причиной такого положения является, на наш взгляд, прежде всего не вполне четкое разделение всего времени издательской деятельности Мещерского (а это более 40 лет) на несколько этапов: 70-е, 80-е - середина 90-х и последующий период. Это же слитное восприятие всего периода привело к тому, что число подписчиков «Гражданина» на январь 1873 г., то есть на начало второго года издания ос 1800 - распространялось на все время его существования . К тому же за рамками внимания исследователей оставались другие издания Мещерского.
Общественные занятия князя В .П. Мещерского
С чисто художественной, эстетической точки зрения, произведения Мещерского действительно отличались крайней слабостью, хотя сам князь склонен был объяснять пренебрежительное отношение к ним прежде всего идеологическими причинами. Рецензентами неоднократно отмечалась растянутость его произведений, проникнутых мелочною моралью и дидактикой и переполненных банальнейшими романическими мотивами, героями и героинями, чьи характеры в большинстве случаев выписаны грубо и мелко, а также примитивный. неряшливый и неправильный язык256. Именно по этой причине Ф.М. Достоевский в самый разгар популярности романов Мещерского, предсказывал недолговечность его успеха. Князь «пишет свои романы с маху, то есть не обрабатывая идейную и не отделывая литературно-техническую сторону их», -говорил он, - а «так писать нельзя». «Теперь он пока в моде, потому и держится... Продержится еще лет пять, шесть, а там и забудут его... А жаль будет, по-тому что у этого был несомненный талант» . Мещерский действительно обращал мало внимания на литературную сторону своих произведений (и это относится не только к беллетристике князя, но и к его публицистическим сочинениям) - для него гораздо более важным представлялось быстрее донести свою мысль до читателя, нежели художественно оформить ее. Несмотря на очевидный успех, литература оставалась для князя на втором плане. И хотя все, казалось бы, способствовало тому, чтобы именно это призвание получило наиболее полную свою реализацию, ни тяга самого Мещерского к литературным кругам, ни гораздо большее уважение которое встречал в свете этот род деятельности, ни даже сопутствовавший князю с первых же его романов успех, - ничто не победило его желание посвятить себя публицистике.
Такой подход к литературе в принципе был характерен для отрицавшей саму возможность чистого искусства второй половины XIX века. Критику (и особенно либеральную) мало интересовали художественные особенности литературных произведений; о них зачастую даже не упоминалось. Видный сотрудник «Искры» и некрасовского «Современника» Г.Е. Елисеев (Григорий Захарович, 1821-1891), писавший под псевдонимом «Грицько», так характеризовал сложившуюся ситуацию: «Прошли те времена, когда литературную известность можно было приобретать ловкой фразой, гладким стихом, даже блестящим остроумием, даже уменьем сочинять повести и романы. Ныне всякому... известно, что талант, который не имеет искреннего стремления служить общественному делу, не заслуживает никакого уважения, а талант, употребляющий свои силы на разрушение этого дела, достоин полного презрения» 258. Такого же подхода придерживался и А.Г. Горнфельд («Русское Богатство»), требовавший безусловной «идейности» помещаемых в беллетристическом отделе журнала произведений 259. Соответственно, отнюдь не художественные достоинства того или иного литературного произведения определяли согласие либо отказ редакторов «толстых» журналов его напечатать. В своих воспоминаниях К. Головин приводит любопытный эпизод: пытаясь опубликовать свой первый роман «Серьезные Люди» (как и сочинения Мещерского посвященный «великосветской» теме), он получил отказ в «Вестнике Европы» и согласие «Русского Вестника». Причем не испытывавший дефицита в хорошей литературе Катков опубликовал это чрезвычайно слабое, по более поздней оценке самого автора, произведение рядом с «Братьями Карамазовыми» Достоевского, а тщательно отредактировавший роман Стасюлевич, обращаясь к автору, мотивировал свой отказ тем, что «вместо психического анализа, вы даете летопись ве черов и балов». «Этот упрек мне делали потом часто, - продолжает К.Головин, - «к чему, мол, заниматься так называемым светом, который задыхается от пустоты и безделия»? Мне кажется, откровенно говоря, что психическая жизнь бывает в салонах точно также, как в избах, только в первых она посложнее и поинтереснее» . О подмене либеральной критикой художественных достоинств произведения идеологическими штампами предупреждал П.А. Валуева, автора романа «Лорин», И.А. Гончаров. Изображение в романе исключительно высшего круга, писал он Валуеву 6 июня 1877 года, весьма чревато. Никакие оправдания автора, что изображение низших кругов не входило в его задачу не будут учтены критиками, которые будут утверждать, что даже Л. Толстой не отсекает в своих произведениях народ. И если даже авторские объяснения могут еще быть приняты разумной и вдумчивой критикой, то «летучие фельетонные отзывы не задумаются перед ними», «не захотят видеть в новом произведении ничего другого, кроме «пристрастного и одностороннего аристократического протеста против прогресса новых идей, против реальности в искусстве», то есть собственно говоря против грязи, цинизма и злоупотребления искусством» ш.
Примерно такая же ситуация в либеральной литературной критике сложилось и применительно к «великосветским» романам Мещерского. Однако неприятие его беллетристических произведений усугублялось активной публицистической деятельностью автора, так что большей частью критический разбор его романов ограничивался осуждением его политической позиции, ироническим пересказом содержания, иногда даже чрезвычайно поверхностным, сужением авторского замысла автора262 либо, в лучшем случае, похвалой за критику высшего света. В какой-то мере это оправдывалось общей политизированностью и даже злободневностью романов Владимира Петровича. Князь и сам был далек от чистого искусства
Похожие диссертации на Князь В. П. Мещерский в общественной жизни России, последняя треть XIX - начало XX в.
