Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I Истоки христианства в Осетии.
1.1 Христианство у алан . 15
1.2 Православные миссии в Осетии 28
ГЛАВА II Православная церковь в Осетии во второй половине XIX — начале XX в.
2.1 Формирование осетинской церковной интеллигенции и ее миссионерская деятельность. 45
2.2 Строительство православных храмов в Осетии 81
ГЛАВА III. Роль осетинской церковной интеллигенции в развитии национальной культуры.
3.1 Вклад церковной интеллигенции в развитие народного образования 108
3.2 Культурно-просветительская деятельность осетинских священнослужителей 144
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 171
БИБЛИОГРАФИЯ 176
ПРИЛОЖЕНИЕ 1 193
ПРИЛОЖЕНИЕ 2 201
ПРИЛОЖЕНИЕ 3 204
ПРИЛОЖЕНИЕ 4 206
ПРИЛОЖЕНИЕ 5 212
- Христианство у алан
- Формирование осетинской церковной интеллигенции и ее миссионерская деятельность.
- Вклад церковной интеллигенции в развитие народного образования
Введение к работе
На протяжении последнего столетия российское общество второй раз переживает реконструкцию общественной системы. Разрушение социальных устоев неизбежно сопровождается кризисными явлениями, появлением идей духовного обновления, поисками в социальном . опыте прошлого ответов на вопросы современности. Россия, еще недавно осознававшая себя атеистическим обществом, демонстрирует сегодня глубокую трансформацию общественного сознания: увеличивается численность верующих, строятся новые и восстанавливаются старые храмы, усиливается религиозный фактор в государственной и культурной жизни. В этой ситуации актуализируется вопрос о роли православной церкви и служителей церковного ведомства в истории и культуре .народов России.
Церковная интеллигенция была активным компонентом всех социально-экономических и политических процессов, без которого невозможно составить полного представления не только о российской интеллигенции, но и об историческом процессе в целом. В годы советской власти она была отделена от общества, пережила массовые репрессии, открытые гонения, мощную атеистическую пропаганду. Атеизированная отечественная наука искусственно отделяла проблему церковной интеллигенции от основных научных направлений и не считала ее предметом исторического исследования. Снятие табу с этой темы позволяет объективно оценить деятельность церковной интеллигенции, не закрывая глаза на негативные явления, четко обозначить созданный ею позитивный социальный и культурный потенциал, его специфику в различных регионах страны.
В настоящей диссертации рассматривается деятельность осетинской церковной интеллигенции, которая внесла огромный вклад в развитие национальной культуры.
Необходимость обращения к истории церковной интеллигенции обусловлена ее неизученностью и практической значимостью в условиях возрождения церкви и появления духовного сословия, для которого чрезвычайно важен исторический опыт деятельности церковных служителей.
Объектом исследования в диссертации является осетинская церковная интеллигенция. В дореволюционной и советской историографии понятие «церковная интеллигенция» отсутствует. Этот термин встречается в исследовательской литературе только в контексте изучения эволюции российской интеллигенции и русского православия. Главная причина такого явления заключалась в различных подходах к содержанию понятия «интеллигенция», к пониманию ее назначения. В кризисные периоды истории России исследователи особенно активно обращаются к проблеме интеллигенции, ее роли в жизни общества. Поэтому, начиная с XIX века и по сегодняшний день в научной литературе накопилось более 200 дефиниций, определяющих это понятие. Некоторые из них включают и служителей церковного ведомства. Н.А.Бердяев считал, что интеллигенция - это лучшие, избранные люди страны, создатели духовной культуры нации, творцы русской литературы, русского искусства, философии, науки, религиозные мыслители; хранители общественной правды, пророки лучшего будущего.і Обновленец 20-х гг. XX в. Б.В.Титлинов, упоминая о церковной интеллигенции, включал в ее состав представителей только черного духовенства.2 Историк русской православной церкви Н.М.Никольский относил к церковной интеллигенции лишь немногих представителей городского клира, кто писал по церковным вопросам, интересовался философией и произносил «самостоятельные проповеди.»J С середины 50-х гг. в советской историографии широкое распространение получило мнение, высказанное Л.К. Ерманом, согласно которому служащие в церковном ведомстве не являлись интеллигенцией.4 Отрицал принадлежность духовенства к интеллигенции грузинский историк В.С.Ониани.5 Констатируя факт «смыкания городского духовенства с буржуазной интеллигенцией, особенно профессорско-преподавательского корпуса духовных академий и семинарий», известный ученый П.Н.Зырянов отмечал, что речь идет об однородности в имущественном положении и образе жизни, но не о социальной однородности. Как социальная группа духовенство, по его мнению, не может быть отнесено к интеллигенции, так как последняя обеспечивает себе средства к существованию тем, что использует свои личные таланты и багаж приобретенных знаний, а священнослужители могут использовать этот багаж лишь принадлежа к определенной организации: лишенные сана, они лишаются возможности использовать свой интеллектуальный потенциал, но ничего не теряют в своей профессиональной подготовке.б
Другая группа историков допускала частичное или полное вхождение духовенства в состав российской интеллигенции. В.Р. Лейкина-Свирская зачисляла в состав интеллигенции тех служителей культа, которые отошли от своих профессиональных функций и стали учеными-историками церкви, церковного права, древнерусской письменности и археографии.7 В.М. Селунская относила к интеллигенции только «синодальное высшее духовенство».8 За полное зачисление духовенства в состав российской интеллигенции выступали Е.А.Преображенская и А.В.Ушаков.9 А.Г. Данилов считает, что к интеллигенции следует относить духовенство, кроме псаломщиков, дьячков, монахов, послушников, церковных певчих, должностных лиц при церквях. По материалам переписи населения Российской империи все они были причислены к духовенству. А.Г. Данилов предлагает к церковной интеллигенции относить только лиц, получивших солидное богословское и некоторое общее образование в духовных семинариях и духовных академиях, ю Отсутствие четких методологических ориентиров свидетельствует о недостаточной разработанности проблемы.
В настоящей диссертации под интеллигенцией понимается, прежде всего, духовенство, независимо от наличия высшего образования. Профессия священнослужителя изначально сочетала в себе такие признаки интеллигенции как интеллектуальный труд, широкую образованность, высокую культуру личности; священники являлись носителями духовности, проповедниками высоких моральных принципов - гуманности, человеколюбия, милосердия. Используя потенциал своего образования и следуя исторически сложившимся традициям, представители духовенства вели широкую общественную деятельность, которая сближала их с народом, делала идейными наставниками. Однако духовенство лишь основная часть церковной интеллигенции, в состав которой следует отнести также и преподавателей церковно-приходских школ и других духовных учебных заведений, по правам и обязанностям прямо принадлежавших к церковному ведомству. Объектом настоящего исследования является и так называемая «полуинтеллигенция» - дьяконы, псаломщики.
Предметом исследования является профессиональная и культурно-просветительская деятельность осетинской интеллигенции, внесшей ценный вклад в национальную культуру.
Хронологические рамки исследования (середина XIX - начало XX вв.) охватывают период формирования и активной деятельности осетинской церковной интеллигенции. В первой, вводной главе диссертации, верхняя граница отодвигается с целью выявления истоков христианства в Осетии.
Территориально работа ограничена Северной Осетией, что обусловлено несхожестью конфессиональной среды в двух частях Осетии.
Методологической основой диссертации стали достижения современной исторической науки. Применение принципа историзма позволило воспроизвести реальную общественно-культурную среду, в которой появилась и развивалась церковная интеллигенция. В процессе исследования применялся структурно-функциональный метод для определения места и роли осетинских священнослужителей в истории и культуре Осетии. В работе использован метод контент-анализа, позволивший целенаправленно изучить массив отечественной периодики, архивных источников и монографической литературы, выявив информацию о деятельности церковной интеллигенции.
Степень изученности проблемы.
Проблема осетинской церковной интеллигенции не становилась предметом самостоятельного исследования ни в дореволюционной, ни в советской историографии. В кавказоведении не сложилось церковно-историческое направление. В той или иной степени проблема христианства рассматривалась дореволюционными авторами. Известный декабрист-кавказовед B.C. Толстой в «Очерке проповеди на Кавказе Великороссийской православной веры» пытался определить пути проникновения христианства на Северный Кавказ, описывал деятельность грузинских и русских миссионеров в Осетии, открытие Моздокской епархии, затем духовной осетинской епархии в Тифлисе. Автор указывал, что «не найдя никаких сведений ни в военных, ни в гражданских архивах Кавказа, вынужден был собирать порознь рассказы и отдельные сведения». Процесс христианизации Осетии более обстоятельно описан в историческом очерке протоиерея И. Беляева «Русские миссии на окраинах», где разбирается деятельность «Осетинского подворья», «Общества восстановления православного христианства на Кавказе», отдельных миссионеров. В работе приводятся сведения о результатах миссионерства среди осетин.12 В работе П.Г. Буткова «Материалы по новой истории Кавказа с 1722 по 1803 годы» подробно рассматривается процесс христианизации Северного Кавказа и Северной Осетии в частности, описывается деятельность Осетинской духовной комиссии, приводятся обширные статистические данные, исторические факты и описания жизни и быта осетин. Большой интерес представляют различные официальные документы, регулирующие процесс восстановления христианства на Кавказе.
Особое место в дореволюционной историографии занимает исследование А. Гатуева «Христианство в Осетии», где кроме вышеуказанных вопросов описывается деятельность первых осетинских священнослужителей в горных приходах, п церковно-приходских школах, конфессиональное состояние местного населения. 4
Интересные сведения о Владикавказской епархии содержатся в работе И. Попова «Преосвященный Иосиф, епископ Владикавказский». Автор описывает деятельность Иосифа (Ивана Чепиговского) по составлению русско-осетинского словаря, по переводу священных и богослужебных книг на осетинский язык, по управлению осетинскими приходами и причтами, духовными учебными заведениями.
В советской историографии также нет работ, посвященных осетинской православной церкви и ее служителям. Но отдельные аспекты проблемы рассматривались в контексте других исследований. Так, в работах профессора М.М. Блиева по истории русско-осетинских отношений приведен архивный материал по «Осетинскому подворью» («Осетинской духовной комиссии»), по «Обществу восстановления православного христианства на Кавказе» и показана роль православия в политике России в Осетии.16 В работе Гедеона, бывшего архиерея Ставропольского и Бакинского «История христианства на Северном Кавказе до и после присоединения его к России» на основе многочисленных источников рассматриваются древнехристианские археологические памятники, история Кавказской и Владикавказской епархии, миссионерская деятельность среди горцев Северного Кавказа.17 В новой монографии В.А. Кузнецова «Христианство на Северном Кавказе до XV века» рассматриваются пути проникновения христианства в Аланию, его распространение и следы в археологии, современной горной Осетии.1
Большим вкладом в изучение православия в Осетии стала монография И.А. Сланова «Ардонская духовная семинария», где рассматривается не только история учебного заведения, но и деятельность его выпускников.19
Особого внимания заслуживает исследование Л.А. Чибирова «Аксо Колиев», где подробно изучены факты биографии протоиерея Аксо Колиева, его ценный вклад в дело просвещения Северной Осетии и развитие женского образования.
В монографии В.Д. Таказова «Журналистика и литературный процесс в Осетии (2 половина XIX - начало XX)» показан вклад осетинских священников в развитие журналистики, издательского дела, национальной литературы." Жизни и творчеству отдельных представителей осетинской церковной интеллигенции посвящено несколько работ. Литературная деятельность С. Гадиева освящена в специальный исследованиях филологов.
В постперестроечное время, когда в периодической печати обозначилось движение по возвращению незаслуженно забытых имен, появились очерки об осетинских священниках Харлампии Цомаеве, Моисее Коцоеве, Николае Цопанове.
Деятельность православных храмов и их служителей в городе Владикавказе рассматривается в монографии З.В. Кануковой «Старый Владикавказ. Историко-этнологическое исследование».
В работах, посвященных светской культуре Осетии, общественной мысли, истории педагогики, также затрагиваются вопросы православия, называются имена и работы осетинских священников и учителей. Но в них нет четкого определения роли церковной интеллигенции в рассматриваемых сферах культуры.24
Неизученность проблемы, теоретическое отрицание принадлежности духовенства к интеллигенции в российской науке диссонирует с высокой духовно-нравственной и общественной активностью осетинской церковной интеллигенции, ее ценным вкладом в национальную культуру.
Источниковую базу исследования составляют архивные материалы, периодическая печать, а также публикации самих представителей церковной интеллигенции.
Обширный материал содержится в ЦГА РСО-А о состоянии епархии, ее приходах, церквях, монастырях и школах. Интересны документы фондов 11 (Терское областное правление), 12 (Канцелярия начальника Терской области), 123 (Дирекция народных училищ), 125 (Инспектор народных училищ 2 района Терской области), 143 (Владикавказская духовная консистория), 147 (Дирекция народных училищ Терской области), 149 (Владикавказское духовное училищ), 150 (Ардонская Александровская духовная семинария), 269 (Церкви Терской области). В них заключена ценная информация о деятельности представителей осетинской церковной интеллигенции, биографические данные, сведения об учителях церковно-приходских школ, Ардонской духовной семинарии, осетинских училищ, осетинского женского приюта; о перемещениях по службе первых представителей осетинской духовной интеллигенции; о борьбе осетинских просветителей с предрассудками.
Так, например, ценнейшие сведения о деятельности осетинской церковной интеллигенции содержатся в отчетах Благочинных церквей 10, 11 и 12 округов, представленных во Владикавказскую духовную консисторию (ф.143, оп. 1, д.д. 4, 34, 35, 109, 109 а, 118, 118 а, 119, 119 а, 130, 139, 212, 212 а, 217, 217 а, 218, 218 а, 221, 221 а, 307, 308, 660, 661, 679,680.)
В фонде 143 Владикавказской духовной консистории имеются личные дела осетинского духовенства, сведения об их перемещениях по службе, их переписка с Владикавказской духовной консисторией, из которой мы узнаем об их культурно-просветительской деятельности. Так, например, из этого фонда мы получили сведения о деятельности таких священников как А. Бугулиев (д.436), X. Ватаев (д.437), Александр Газзаев (д.383), Н. Гутиев (д.270), Моисей Коцоев (д262), К. Леков (д.406), Борис Мадзаев (д.384), Александр Сохиев (д.264) и др.
В фонде 149 Владикавказского духовного училища (ВДУ) были обнаружены обширные сведения о педагогической деятельности осетинской церковной интеллигенции, содержащиеся в формулярных списках училища - А. Колиеве, Т. Моргоеве (ф.149, оп.1, д.ЗЮ, 8 л.), учителе Кантемирове (ф. 149, оп. 1, д.363, 1-8 л.), священнике Николае Харебове (ф.149, оп.1, д.371, 3 л.), М. Коцоеве (ф.149, оп.1, д.479, 1-6 л.)
Обширный материал по деятельности осетинского духовенства был обнаружен также в фонде 147 Владикавказского окружного отделения епархиального училищного совета за 1876-1919 гг., где имеются подробнейшие отчеты, содержащие сведения о церковно-приходских школах.
В фондах 147, 11, 296 были обнаружены ранее неизвестные и мало известные имена священников: Александр Бацазов (ф. 147, оп. 1, д. 89, л. 54 а), Бекоев Георгий Григорьевич (ф. 11 ТОП, оп. 1, д.716, все дело; ф.123, оп.2, д. 982, л.5); Битиев Ражден (ф.147, оп.2, д.77, л.99-100), Борис Гатиев (ф.П ТОП, оп. 53. д.1, все дело), Дигуров Николай Михайлович (ф. 296, оп. 1, д.119, лл. 141-142).
Особую роль в исследовании играют материалы о благотворительной и просветительской деятельности осетинской церковной интеллигенции. Они извлечены из переписки сельских причтов с духовной консисторией, отчетов о состояний попечительств и богаделен, о сборах и пожертвованиях на нужды неимущих, о приходских школах (ЦГА РСО-А, фонды 147 - Владикавказского окружного епархиального училищного совета и др.)
Большая часть указанных источников впервые вводится в научный оборот.
В работе используются и опубликованные источники. Самыми ценными из них являются работы самих представителей церковной интеллигенции. Информативными документами являются отчеты Общества восстановления православного христианства на Кавказе за 1888-1913 гг. , которые позволяют обстоятельно описать деятельность православных церквей в каждом осетинском приходе, определить численность церковных служителей, оценить их работу с паствой. Ценные сведения содержатся также в отчетах Владикавказской духовной консистории, Владикавказской епархии, в рапортах Благочинных округов, отчетах настоятелей отдельных церквей, которые публиковались во «Владикавказских епархиальных ведомостях».
Ценный материал содержится в ежегодных отчетах начальника Терской области и наказного атамана Терского казачьего войска, где характеризуется сословный состав населения, приводятся подробные статистические данные. Его сопоставление с материалами Первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 года позволяет проследить динамику в формировании и развитии церковной интеллигенции.
Участие священников и учителей церковно-приходских школ в культурной t жизни отражено в церковной и светской периодической печати. Во «Владикавказских епархиальных ведомостях» публиковались сведения не только о проповеднической и миссионерской деятельности, но факты, свидетельствующие о благотворительной и культурно-просветительской работе. Особую ценность имеют некрологи, посвященные памяти священнослужителей и учителей. Аналогичный материал содержит и газета «Терские ведомости». В работе использованы материалы, опубликованные в сборнике «Периодическая печать Кавказа об Осетии и осетинах», составленном Л.А. Чибировым. В него вошли публикации самих представителей осетинской церковной интеллигенции и другие материалы, извлеченные из дореволюционных газет.
Цель диссертации заключается в обосновании принадлежности служителей церкви и учителей церковно-приходских школ к интеллигенции, изучение ее просветительской, миссионерской, культурно-просветительской и общественной деятельности.
Конкретными задачами исследования являются:
— изучение истоков христианства в Осетии;
-выявление источников формирования осетинской церковной интеллигенции;
-исследование ее проповеднической и миссионерской практики;
-определение роли церковной интеллигенции в развитии народного образования;
-анализ ее культурно-просветительской и общественной деятельности.
Научная новизна диссертации заключается, прежде всего, в постановке проблемы осетинской церковной интеллигенции, ранее не изучавшейся. В результате проведенного исследования впервые предпринята попытка определения места и роли осетинской церковной интеллигенции в истории и культуре Осетии. В научный оборот введены новые источники, дана новая трактовка использованных в научной литературе материалов, выявлены неизвестные ранее имена священнослужителей и факты их профессиональной, общественной и культурно-просветительской деятельности.
Практическая значимость исследования заключается в возможности применения его результатов в учебном процессе при разработке общих и специальных курсов по истории Осетии и Кавказа. Фактический материал, приведенный в диссертации, может быть рассмотрен православным духовенством Осетии на предмет изучения предшествующего опыта и восстановления утраченных форм общения с прихожанами.
Научная апробация. Основные положения диссертации опубликованы в следующих статьях:
Бирагова Ф.Р. Культурно-просветительская деятельность осетинских священнослужителей. // Сборник «Ритмы истории». Вып. 1. Владикавказ: СОГУ.
2003.
Бирагова Ф.Р., Канукова З.В. Владикавказ на рубеже XIX-XX веков:
исторический опыт межконфессионального общения. // Сборник «Ритмы истории». Вып. 1. Владикавказ: СОГУ. 2003.
Выводы проведенного исследования излагались на научной конференции «Религия в современном обществе» (Северо-Осетинский государственный университет, февраль 2003 г.)
Диссертация обсуждалась на кафедре российской истории и кавказоведения Северо-Осетинского государственного университета им. К.Л. Хетагурова.
Структура исследования соответствует поставленным задачам, оно состоит из введения, трех глав, заключения, приложений и списка использованных источников и литературы.
Христианство у алан
Религия алан представляла собой скифо-сарматскую религиозную традицию, восходившую ко временам арийского единства. В ходе эволюции религиозного мышления характерный для нее семибожный пантеон был заменен верой в единого Бога. Большое влияние на религиозные представления алан оказало раннее знакомство с христианством. Оно связано с именем одного из ближайших учеников Христа - святого апостола Андрея Первозванного, который в середине I в. проповедовал среди алан учение Христа. По церковному преданию, св. апостол Андрей в 40-м году нашей эры проповедовал христианское вероучение среди горских народов: алан, абазгов и зикхов.
Это предание было записано некоторыми авторами III — IV веков, например Оригеном и Евсевием Памфилом. Апостол Андрей Первозванный также вел христианскую проповедь в Скифии по северо-восточному и восточному Ы побережью Черного моря, в Ахайе, среди тетран (торетов, керкетов) и других народов Северо-Западного Кавказа. О пребывании апостола на Кавказе пишет и св. Дорофей (307 — 322), епископ Тирский. Другой автор начала V в., Епифаний Кипрский, пишет: «А Симон и Андрей отправились в Соланию (Аланию) и в г. Фусту». По обращении там многих жителей в христианство, они затем побывали в Авазгии и в Севастополисе (Сухуми). Андрей Первозванный, оставив там Симона Кананита, «ушел в Зикхию. Зикхи, до сих пор наполовину неверующие. Они хотели убить Андрея, но, увидя Й его убожество, кротость и подвижничество, оставили свое намерение».
Это же сказание имеется в более поздних трудах Праксейса, а также в грузинской хронике и в православных Четьях Минеях. Грузинское «Житие» апостола Андрея сообщает о нем: «Андрей с Симоном отправился в землю осетинцев и достиг города, Фостофором называемого». Там он многих обратил в христианскую веру и оттуда направил свои стопы в Абхазию, а затем в Севасте (Сухуми). «Блаженный Андрей в сем городе оставил Симона Кананита с прочими учениками, а сам отправился в землю джигетов. Обитатели этой страны джиги... не приняли проповеди апостола, а искали случая умертвить его». Апостол Андрей принужден был удалиться, оставив джигетов в неверии. «Могила же Симона Кананита находится в городе Никополе (в древнем Никопсисе Зихийском), лежащем между Абхазией и Джигетией».31
В Грузинском синоксарии (кратком «Житии Святых»), составленном в XI в. Георгием Мтацминдели, также говорится: «Апостол Андрей проповедовал Евангелие в странах приморских: Вифинии, Понте, Фракии и Скифии, и, просветив обитателей Востока, отправился в великий город Севастополь (прежде Диоскурия — нынешний Сухуми), где изливаются в море реки Фас (ныне Рион), и Псар (р. Апсара), у Анакопсии (ныне Псцырцха). Отсюда он ходил к обитателям внутренней Скифии и затем, вернувшись в Патру Ахайскую, был распят Антипатром Эгеатии».
В православных Четьях — Минеях читаем: «Симон же и Андрей идоста в Аланию и в Фистград». После обращения там многих в христианство апостол Андрей прошел через Авазгию и Севастград, где «учиста Слову Божию и мнози приаша касози. Андрей же оставив с ученики, сам йде в Зикхию». Зикхи хотели его умертвить, но, видя его «не имуща имениа», оставили свое намерение/3 Монах Епифаний (IX в.) даже обошел те места, где апостол вел проповедь на Кавказе.
Таким образом, по всем указанным здесь источникам, апостол Андрей Первозванный первым возвестил Слово Божие в горах Северного Кавказа. Совершенно прав немецкий ученый Г. Мерцбахер, писавший, что «христианскую веру на Западном Кавказе, в Колхиде впервые (40 г. по Р. X.) проповедовал апостол Андрей, а ввели ее немного позже Матвей и Симон Кананиты... Эти проповедники Слова Божия, во всяком случае, привлечены были сюда многочисленными древнееврейскими колонистами, оставшимися в постоянном сношении со своими соплеменниками в Иудее, о чем свидетельствует Досифей, патриарх Иерусалимский».
Формирование осетинской церковной интеллигенции и ее миссионерская деятельность
После Кавказской войны началась усиленная колонизация края, которой сопутствовал процесс восстановления православного христианства. Нехватка священников в епархии вызвала приток диаконов из России. С появлением в начале XIX в. в Северной Осетии миссионерских школ и духовных училищ, наблюдается рост осетинских просвещенческих кадров. Многие из выпускников духовных училищ и семинарий становились учителями, юристами, врачами и т.д. Осетинская интеллигенция того времени в основном состояла из духовных лиц. В 50-60 годах XIX в. десятки одаренных осетинских юношей, окончив Владикавказское духовное училище, продолжили учебу и получили высшее образование в учебных заведениях Кавказа и России. В 70-х годах в Северной Осетии появились выпускники светских учебных заведений. Это была первая волна осетинских просветителей, которая сыграла выдающуюся роль в развитии культуры своего народа. Весомый вклад в формирование осетинской церковной интеллигенции внесла Тифлисская духовная семинария, для осетинских юношей здесь были введены уроки осетинского языка. Осетины изучали его по составленной епископом Гаем и академиком Шегреном азбуке.
Чтобы создать пастырей-миссионеров при Тифлисской духовной семинарии в 1866 году был создан Духовный комитет, который наблюдал за процессом обучения осетин. Они писали на осетинском языке, переводили тексты с русского,дважды в неделю для них проводили богослужение на родном языке.
Так, одними из первых осетин, получивших богословское образование в Тифлисской духовной семинарии в 40-х годах 19 в. были Алексей Колиев, сын жителя Нарского общества Беса Колиева, и Василий Цораев, житель Фыдхузского общества.
За ними последовали Алексей Аладжиков, Соломон Жускаев, Георгий Кантемиров, Михаил Сухиев и т.д. Все эти имена мы встречаем во «Владикавказских Епархиальных Ведомостях», где они упоминаются в качестве действующих священников в различных приходах Северной Осетии. В 1863 году окончили семинарию священники Цаликов и Гудйев; в 1865 году - К. Токаев, Я. Туаев; в 1867 году - Гатуев, Хетагуров, Цаголов; в 1869 году - Мамитов, Габараев, Сикоев, Джиоев. Все они стали священниками в осетинских приходах.88
Современные исследователи культуры северокавказских народов в дореволюционный период, указывая на небольшое количество школ и неграмотность на Северном Кавказе, отмечают: «Некоторое исключение составляла Северная Осетия, имевшая свою интеллигенцию, учителей, ряд школ, в том числе женских».89 Ими приводятся также следующие данные: в 1914 г. дети школьного возраста посещали школу: у балкарцев - 2,3%, народов Дагестана - 10%, у кабардинцев -12,8%, у осетин и русских - 33%.90 Из материалов первой всеобщей переписи населения Российской империи 1897 г. мы узнаем, что число владеющих русской грамотой на Северном Кавказе распределяется таким образом: чеченцы и ингуши -0,3%, осетины - 5,7%, кабардинцы - 0,7%), адыгейцы и черкесы- 1,8%), карачаевцы -1,5%, балкарцы - 0,3%.91
Таким образом, в Северной Осетии появились собственные образованные кадры, в том числе и учительские. Из отчета начальника Терской области в 1909 г.: «В существующие начальные горские школы (за исключением осетинских) приходится назначать учителей, совершенно не знакомых ни с языком своих учеников, ни с бытовым укладом их родителей. ...Иных учителей взять решительно негде, ввиду почти поголовной безграмотности всех горских племен, кроме осетин». Об этом же писал Полуирон в своей статье «Народное образование в Северной Осетии»: «Самым верным показателем культурного и духовно-нравственного роста народа, без сомнения, служит образование. В этом отношении Северная Осетия далеко оставила за собой все народы, которые окружают ее, как то: кабардинцев, ингушей и др., и не уступает казачьему населению Терской области, если даже не превосходит его.
Вклад церковной интеллигенции в развитие народного образования
Сложный процесс христианизации осетин убедил православные миссии в том, что действительное обращение народа в христианство может быть достигнуто при условии подготовки священников из детей самих осетин, чтобы «облечь евангельское слово в понятную для всех родную речь - устную и письменную».
С этой целью стали открывать духовные учебные заведения для горцев.
В 1745 г. православная миссия из грузинских духовных лиц во главе с архимандритом Пахомием, прибывшая в Осетию и основавшая в районе с. Майрамадага (по р. Фиагдон) Осетинское подворье, развернула широкую миссионерскую работу среди осетин в городах Кизляре, Моздоке, где в 1764 г. была образована духовная школа для обучения новокрещенных осетинских детей, просуществовавшая до 1792 г. К открытию этой школы в Моздоке уже жило свыше 200 новокрещенных поселенцев и была построена церковь.
В 1771 г., когда главой Осетинской духовной комиссии был назначен русский священник из Тверской епархии протопоп Афанасий Лебедев, в Св. Синоде ему выдали секретную инструкцию, как он «вместе с прочими находящимися в Осетии священнослужителями поступать должен в обращении тамошнего народа в православную, греко-российскую веру».
Важное значение имел пункт, касавшийся деятельности моздокской школы. «Самое трудное дело есть при проповеди иноязычным неразумение взаимное языка, для чего надобно, во-первых, сколько возможно стараться, чтобы из обращенных принимать в учрежденную в Моздоке школу учеников с тем, чтобы они никогда своего родного языка не забывали, и чтоб таких со временем, по обучении российской грамоте, и по способности мест, можно было бы посвящать к церквам обращенных во священники и посылать для проповеди». J
В 1777 г. в Высочайшем повелении говорилось о распространении и улучшении школы, на содержание каждого ученика из поселянских детей выделялось по 2 р., а на старшинских по 3 р. ассигнациями в месяц. В 1793 г. с учреждением в Моздоке Викарной Епископской кафедры одним из первых пунктов Высочайшего повеления было указание епископу Моздокскому и Маджарскому Гайю уделять особенное внимание «преумножению числа учеников в осетинской школе». Из некоторых сохранившихся в делах Кавказской Консистории ведомостей видно, что с 1781 по 1799 год в школе обучалось ежегодно от 8 до 15 детей, преимущественно осетин, иногда и других горских народов, получило образование 65 человек: из них более 15 человек поступило в Астраханскую семинарию, некоторые в священно-церковнослужители, а остальные отпущены в дома родителей. Учителями в этой школе были священнослужители, состоявшие при Моздокской духовной комиссии; ученики обучались читать и писать по-русски и по-грузински, краткой истории Ветхого и Нового завета, краткому катехизису, церковному пению и церковному уставу. В 1793 г. духовная комиссия и школа были поручены заботам Гая дети осетин обучались на осетинском языке с использованием азбуки, составленной Гаем из грузинских букв, а после 1795 г. в обучении использовался краткий катехизис на осетинском языке.204 Школа существовала до 1800 г.
Задолго до создания в 1764 г. школы в Моздоке была предпринята попытка открыть миссионерскую школу при Осетинском подворье. Архимандрит Пахомий еще в 1753 г. доносил Св. Синоду: «Понеже ныне мы, нижайшие, двух малолетних осетинцев обучили грузинской грамоте, которых держим при себе на своем коште, и они нам в крещении своего народа великое вспомоществование чинят».
Архимандрит Григорий в 1767 г. по этому же поводу писал: «Я с прежде взятых. малолетних три человека уже грамоте совершенно мною и моим коштом обучил, из которых один в нынешнем 1767 г. в Астрахань мною привезен был, который от его преосвященства Мефодия, епископа Астраханского, во иерея посвящен и в Осетию отправлен, а двое к тому еще обученные приготовлены к посвящению».205