Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Историография и источники 16
1. Местное самоуправление в Русском государстве в XVI в.: спорные вопросы в историографии XIX — начала XX в 16
2. Советская историография о местном самоуправлении в Русском государстве XVI в 25
3. Постсоветская историография о местном самоуправлении в Русском государстве XVI в 36
4. Источники 47
Глава II. Феномен местного самоуправления конца XV — середины XVI в 53
1. Традиции и эволюция местного управления и самоуправления Рус ского государства с конца XV до 30—40-х годов XVI в 53
2. Реформы управления конца 30-х - начала 50-х годов XVI в. и новая роль местного самоуправления 78
Глава III. Местное управление во второй половине XVI в 146
1. Реформирование местного управления в 50-е годы XVI в 146
2. Местное самоуправление во второй половине XVI в 180
Заключение 200
Список источников и литературы 208
- Советская историография о местном самоуправлении в Русском государстве XVI в
- Постсоветская историография о местном самоуправлении в Русском государстве XVI в
- Реформы управления конца 30-х - начала 50-х годов XVI в. и новая роль местного самоуправления
- Местное самоуправление во второй половине XVI в
Введение к работе
Актуальность темы диссертации. Указом Президента Российской Федерации от 15 октября 1999 г. были утверждены «Основные положения государственной политики в области развития местного самоуправления в Российской Федерации». В этом документе «проведение фундаментальных научных исследований в области местного самоуправления» ставится в качестве одной из основных задач, стоящей перед научным сообществом. Практическая реализация законодательства, регулирующего деятельность местного самоуправления, с начала 90-х годов убедительно показала настоятельную потребность теоретической разработки этого вопроса.
В этом смысле актуальность темы не исчезла и по сей день. Очевидно, что реформирование и строительство местного самоуправления без учета исторических традиций и исторического опыта обречено на неудачу, а без реконструкции истории этого института разработать его теорию — задача едва ли выполнимая. В этой связи, опыт и традиции институтов местного самоуправления только-только родившегося единого Русского государства представляются нам особенно ценными.
Как в современной России, так и в Русском государстве XVI в. стояли задачи организации и структурирования институтов власти и управления. Как тогда, так и сейчас вопрос о реформе институтов государственности и местного самоуправления актуален для власти и общества. Как в XVI, так и в XX, и в начале XXI в. новая государственность строилась не на пустом месте, а наследовала опыт, традиции и культуру предыдущих институтов организации общества и государственности.
1 Собр. законодательства РФ. 1999. №42. Ст. 5011.
Цель диссертационного исследования заключается в том, чтобы выяснить, каким образом центральная власть и местные сообщества в Русском государстве XVI в. представляли себе местное самоуправление, как эти представления реализовывались на практике. Достижение поставленной цели предполагает решение следующих задач:
а) проследить процесс эволюции институтов местного
самоуправления;
б) выяснить степень влияния центральной власти на институты
местного самоуправления;
в) установить степень влияния провинциального общества на
центральную власть в решении вопросов местного самоуправления;
г) рассмотреть процесс взаимодействия и сотрудничества
центральной власти, как в лице ее местных представителей, так и
центральных органов и провинциального общества, как в целом, так и в
лице его доверенных представителей.
Хронологические рамки исследования охватывают период с конца XV по конец XVI столетия. Исходный пункт — качественный рубеж, отделяющий старую удельную Русь от нового централизованного государства. Конечный этап — канун испытания этого государства Смутой.
Источниковая база диссертации является традиционной для исследований, посвященных истории России XVI в. Прежде всего, следует отметить грамоты (классифицированные в историографии, как уставные, жалованные, правые, указные, земские, губные, кормленные и т. д.), наказы, памяти, документы земского происхождения (тяглые выписи, разрубы, челобитья) и др. Источники этого вида представляют особую ценность для настоящей работы, они опубликованы в различных
сборниках актового материала. Наиболее значительными трудами, посвященными данным памятникам, являются источниковедческие изыскания Н. П. Загоскина, С. А. Шумакова, М. А. Дьяконова, М. Ф. Владимирского-Буданова, М. М. Богословского, А. А. Зимина, Н. Е. Носова, А. И. Копанева, С. М. Каштанова, А. К. Леонтьева, П. А. Садикова.
Другая группа источников представляет собой первые опыты центрального правительства по кодификации права. «Стоглав» — сборник
2 Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской Империи Археографическою
экспедициею Императорской Академии наук. Т. 1—4. СПб., 1836—1838; Акты исторические, собранные
и изданные Археографическою комиссиею. Т. 1—5. СПб., 1841—1842; Акты, относящиеся до
юридического быта древней России/ Под ред. Н. Калачова. Т. 1—3. СПб., 1857—1884; Дополнения к
Актам историческим, собранным и изданным Археографическою комиссиею. Т. 1—2. СПб., 1846; Акты
XIII—XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены
местничества. Ч. 1: 1257—1613. М, 1898; Акты юридические, или Собрание форм старинного
делопроизводства. СПб., 1838; Акты, относящиеся до гражданской расправы древней России. Т. 1—2.
Киев, 1860; Наместничьи, губные и земские уставные грамоты Московского государства/ Под ред.
А.И.Яковлева. М, 1909; Памятники русского права/ Под ред. проф. Л. В. Черепнина. Вып. 4:
Памятники права периода укрепления русского централизованного государства XV-XVII вв. М., 1956;
Акты феодального землевладения и хозяйства XIV-XVI веков. 4. 1—3. М., 1951—1961; Акты
социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV— начала XVI в. Т. 1—3.
М, 1952—1964; Акты Русского государства 1505-1526 гг. М, 1975; Российское законодательство
X—XX вв.: в 9 т.: [тексты и коммент.]. Т. 2: Законодательство периода образования и укрепления
Русского централизованного государства. М., 1985; Законодательные акты Русского государства второй
половины XVI— первой половины XVII вв.: [в 2 ч.]. [Ч. 1]: Тексты. Л., 1986; [Ч. 2]: Комментарии.
Л., 1987; Акты служилых землевладельцев XV — начала XVII века. Т. 1-4. М, 1997-2008.
3 Загоскин Н. П. Уставные грамоты XIV—XVI вв., определяющие порядок местного
правительственного управления. Вып. 1. Казань, 1875; Шумаков С. А. 1) Губные и земские грамоты
Московского государства. М., 1895; 2) Новые губные и земские грамоты // ЖМНП. 1909. Ч. 23. Окт.
С. 329—416; ДьяконовМ. А. Дополнительные сведения о московских реформах половины XVI века//
ЖМНП. 1894. Ч. 292. Апр. С. 189-198; Владимирский-Буданов М. Ф. Хрестоматия по истории русского
права. 3-е изд. Вып. 2. Киев; СПб., 1887. С. 68—116; Богословский М. М. Земское самоуправление на
русском Севере в XVII веке: [в 2т.]. Т. 1: Областное деление Поморья, землевладение и общественный
строй. Органы самоуправления. М., 1909; Т. 2: Деятельность земского мира. Земство и государство.
М., 1912; Зимин А. А. 1) Губные грамоты XVI века из музейного собрания // Записки Отдела рукописей
Гос. б-ки СССР им. В. И. Ленина. 1956. Вып. 18. С. 210-229; 2) Из истории центрального и местного
управления в первой половине XVI века // Ист. арх. 1960. № 3. С. 143—150; Носов Н. Е. 1) Губной наказ
Новгородской земле 1559 г.// Ист. арх. 1959. №4. С. 212—217; 2) Губные наказы селам Кирилло-
Белозерского монастыря 1549—1550 гг. / Исследования по отечественному источниковедению: Сб. ст.,
поев. 75-летию проф. С. Н. Валка. М.; Л., 1964. С. 397—404; 3) «Новое» направление в актовом
источниковедении// Проблемы источниковедения. Т. 10. М., 1962. С. 261—348; 4)0 статистическом
методе в актовом источниковедении: (по поводу статьи А. А. Зимина) // Вопросы архивоведения. 1962.
№ 4. С. 41-56; 5) Уставная книга Разбойного приказа 1555—1556 гг. // Вспомогательные исторические
дисциплины. 1983. Вып. 14. С. 23-49; 6) Очерки по истории местного управления Русского государства
первой половины XVI века. М.; Л., 1957; 7) Становление сословно-представительных учреждений в
России. Изыскания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969; Копанев А. И. Уставная земская грамота
крестьянам трех волостей Двинского уезда. 25 февраля 1552 г. // Ист. арх. 1953. № 8. С. 5—20;
Каштанов С. М. К проблеме местного управления в России первой половины XVI в. // История СССР.
1959. №6. С. 134—148; Леонтьев А. К. Устюжская губная грамота 1540 г.// Ист. арх. 1960. №4.
С. 218—222; Садиков П. А. Очерки по истории опричнины. М.; Л., 1950. С. 418—507.
постановлений церковно-земского собора 1551 г., является важнейшим из этой категории. Как можно заключить из вступительной части «Стоглава», инициатива созыва собора принадлежала Ивану IV. Собор состоял из духовных иерархов во главе с митрополитом Макарием. Предположительно, Боярская дума также участвовала в его заседаниях. Материалами «Стоглава» мы пользовались по изданию в собрании «Российское законодательство X—XX веков.». В основе текста — список XVII в. Пространной редакции.
В этом же собрании изданы тексты Судебников 1497 г. и 1550 г. Рукопись Судебника 1497 г. (впервые опубликована в 1819 г.) до сих пор остается единственным известным его списком. М. Ф. Владимирский-Буданов, при публикации текста Судебника 1497 г., разделил его на 68 статей. Такая структура памятника и была закреплена научной традицией. Текст Судебника 1550 г. дошел до нас более чем в сорока списках. Судя по заголовку, данный Судебник был утвержден на заседании Боярской думы в июне 1550 г., а уже в 1551 г. документ получил утверждение на Стоглавом соборе. Сводный Судебник 1606/1607 г. и Судебник 1589 г., по мнению некоторых ученых, не получили окончательного утверждения центрального правительства. Но даже и в этом случае, опыт кодификационной работы позволяет исследователю оценить развитие законодательства XVI в. в сфере местного управления.
Обращаясь к памятникам русского законодательства, важно отметить, что право, как часть социальных и культурных институтов Руси,
4 См. напр.: Жданов И. Н. Материалы для истории Стоглавого собора// ЖМНП. 1876. Ч. 186.
Июль. С. 50—89; Ч. 186. Авг. С. 173—225; Черепний Л. В. Земские соборы Русского государства в
XVI—XVII вв. М, 1978. С. 81; Шмидт С. О. Становление российского самодержавства. Исследование
социально-политической истории времени Ивана Грозного. М., 1973. С. 181.
5 Буланин Д. М. Стоглав // Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая
половина XIV-XVI в.). Ч. 2. Л., 1989. С. 423.
6 Российское законодательство Х-ХХ вв. [тексты и коммент.] в 9 т. Т. 2. С. 253—376.
7 Там же. С. 54—62.
8 Там же. С. 97—120.
9 См.: Судебники XV—XVI веков. М; Л., 1952. С. 7, 343, 440, 442; Успенский Б. А. Право и
религия в Московской Руси // Факты и знаки. Вып. 1. М., 2008. С. 136—138.
еще не было выделено в независимую дисциплину, а правовая деятельность не была отделена от административной деятельности. Право не рассматривалось как условное установление, основанное на соглашении людей, оно воспринималось скорее как часть мирового порядка, установленного Богом, а не людьми. В связи с этим, разнообразные по содержанию комплексы юридических документов, сколь бы неполны они были, представляют систему социальных отношений более ясно и точно, чем, например, летописи.
В то же время, официальные московские летописи в различных редакциях и списках, как, например, Никоновская летопись (наиболее
19 1 "3
полный свод сведений по русской истории), Степенная книга (первая
попытка концептуального изложения русской истории) так же привлекались для исследования. Местные летописи, где содержится ценная информация для настоящей работы — это, в первую очередь, памятники, составленные в Пскове. Общее направление псковского летописания, как отмечал А. Н. Насонов, — и это важно — резко враждебно московской центральной власти или московской администрации в Пскове.
Дух времени — суммарная характеристика, присущего исторической эпохе внутреннего единства, печать которого лежит на любой деятельности человека — как нельзя лучше постигается при знакомстве с литературой соответствующей эпохи. Представления человека XVI века об
10 См. напр.: Успенский Б. А. Право и религия в Московской Руси. С. 122—126, 158; Лурье Я. С. Россия древняя и Россия новая: избранное. СПб., 1997. С. 170; Алъшиц Д. Н. Реформы государственного управления в начале царствования Ивана Грозного: в помощь изучению истории Отечества. СПб., 2000. С. 119.
ПСРЛ. Т. 13: Летописный сборник, именуемый Патриаршей, или Никоновской летописью. (Продолжение.) М, 2000.
Клосс Б. М. Никоновский свод и русские летописи XVI-XVII веков. М, 1980. С. 3.
ПСРЛ. Т. 21. Половина 2. Книга Степенная царского родословия. Ч. 2. СПб., 1913.
Сиреное А. В. Степенная книга: история текста. М., 2007. С. 3. 15 Псковские летописи. Вып. 1. М; Л., 1941; Вып. 2. М; Л., 1955.
Насонов А. Н. Из истории псковского летописания// Исторические записки. 1946. Вып. 18. С. 266.
окружающем его мире и жизни, насколько мы способны понять их из литературы, могут помочь в реконструкции смысло- и целеполагании его деятельности. Исходя из этого, целый ряд художественных и других произведений древнерусской литературы был использован в работе.
Состояние изученности темы. Высокий уровень научной дискуссии
сторонников различных теорий самоуправления с середины XIX в. задали
работы Б. Н. Чичерина. В полемику с Б. Н. Чичериным вступил
симпатизировавший славянофильским идеям И. Д. Беляев. К спору
присоединились В. Н. Лешков, С. М. Соловьев, В. Н. Латкин,
В. И. Сергиевич, А. Д. Градовский, Ф. М. Дмитриев, К. Д. Кавелин, Н. П. Загоскин, М. А. Дьяконов, С. А. Шумаков, М. Ф. Владимирский-
Буданов, М. Н. Покровский, Н. И. Лазаревский, М. М. Богословский и др.
17 См. напр.: Инока Фомы «Слово похвальное»// ПЛДР. Вторая половина XVвека. М, 1982.
С. 268—333; Послание на Угру Вассиана Рыло// Там же. С. 522—537; Карпов Ф. И. Послание
митрополиту Даниилу// ПЛДР. Конец XV- первая половина XVI века. М, 1984. С. 504-519; Ермолай-
Еразм. Правительница // Там же. С. 652—663; Домострой// ПЛДР. Середина XVI века. М, 1985.
С. 70—173.
18 Чичерин Б. Н. 1) Областные учреждения России в XVII веке. М, 1856; 2) Обзор исторического
развития сельской общины в России// Русский вестник. 1856. Т. 1. С. 373-396; 3)Еще о сельской
общине: (ответ г. Беляеву)// Чичерин Б. Н. Опыты по истории русского права. М, 1858. С. 59—141;
Герье В. И., Чичерин Б. К Русский дилетантизм и общинное землевладение: разбор книги
кн. А. Васильчикова «Землевладение и земледелие». М., 1878; и др.
19 Беляев И. Д. 1) Крестьяне на Руси: исследование о постепенном изменении положения
крестьян в русском обществе. М., 1903; 2) Судьбы земщины и выборного начала на Руси // Беляев И. Д.
Земский строй на Руси. СПб., 2004. С. 21—154; 3) Обзор исторического развития сельской общины в
России. Соч. Б. Чичерина: разбор И. Д. Беляева. М, 1856.
20 Лешков В. Н. Русский народ и государство: история русского общественного права до XVIII в.
М, 1858; Соловьев С. М. Спор о сельской общине // Русский вестник. 1856. Т. 6. Нояб. Кн. 2.
С. 286—304; Латкин В. Н. Земские соборы Древней Руси, их история и организация сравнительно с
западноевропейскими представительными учреждениями: историко-юридическое исследование.
СПб., 1885; Сергеевич В. И. 1) Древности русского права. Т. 3. СПб., 1911; 2) Лекции и исследования по
истории русского права. СПб., 1883; Градовский А. Д. 1) История местного управления в России. Т. 1.
СПб., 1868; 2). Начала русского государственного права. Т. 3. 4. 1. СПб., 1883; Дмитриев Ф. М. История
судебных инстанций и гражданского апелляционного судопроизводства от Судебника до Учреждения о
губерниях. М., 1859; Кавелин К. Д. 1) О книге г. Чичерина: [рец. на кн. «Областные учреждения России в
XVII веке» Б.Н.Чичерина]// Собр. соч.: [в 4 т.]. Т. 1. СПб., 1897. Стб. 507—570; 2) По поводу
губернских и уездных земских учреждений// Там же. Т. 2. СПб., 1898. Стб. 735-778; Загоскин Н. П.
Уставные грамоты XIV-XVI вв., определяющие порядок местного правительственного управления;
История права Московского государства. Т. 1. Казань, 1877. С. 39—73; Дьяконов М.А. Дополнительные сведения о московских реформах половины XVI века; Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. М., 2005. С. 234—237; Покровский М. И. Местное самоуправление в Древней Руси// Мелкая земская единица. [Вып. 1]. СПб., 1902. С. 186—239; Лазаревский И. И. Лекции по русскому государственному праву. Т. 2: Административное право. Ч. 1: Органы управления. СПб., 1910. С. 41; Богословский М. М. Земское самоуправление на русском Севере в XVII веке.
Позиции дискутирующих сторон оказались взаимно непримиримыми. Некоторые исследователи (И. Д. Беляев, В. Н. Лешков) настаивали на приоритете общественного начала в деле строительства русской государственности в XVI в. Другие (Б. Н. Чичерин, М. Н. Покровский, Н. И. Лазаревский) отрицали всякую значимость и самостоятельность общин по отношению к государству, утверждали, что и сами общины были созданы в конце XV — начале XVI в. московскими государями в государственных же целях. В этом случае, ни о каком местном самоуправлении и речи быть не может, а всякая деятельность на местах, или проявление активности населения — есть деятельность местных государственных органов управления, возглавляемых его местными представителями, либо частная инициатива в частных же целях. Работы А. Д. Градовского, С. А. Шумакова, М. М. Богословского, на наш взгляд, в разной степени способствовали выработке компромисса в споре о существовании местного самоуправления в XVI столетии. Исследователи направили дискуссию в русло обсуждения способов и форм осуществления местного самоуправления. В этих трудах зарождались предпосылки к формулированию популярной уже в наши дни теории двойственной, государственно-общественной природы местного самоуправления.
Советские ученые длительное время не проявляли особенного интереса к теме. Не в последнюю очередь, можно предположить, по причине отсутствия концептуально оформленной доктрины, которой бы определялось отношение советского государства к феномену местного самоуправления, как в исторической ретроспективе, так и в действительности. Центральное место в историографии советского периода по интересующему нас вопросу занимают работы Н. Е. Носова. Несмотря на то, что ни само земское самоуправления, ни его история не являлись непосредственным объектом исследования историка, мнение автора об этом институте, как о прогрессивном факторе в истории
российской государственности - очевидно. Очевидно и мнение о том, что само это право на самоуправление «предоставлялось» тяглому населению центральной властью. Историк указывает на разные сценарии социально-экономического развития Севера и Центра страны, отсюда и отсутствие единообразия в проведении земской реформы. Дискуссию с ученым вели
С. М. Каштанов и А. А. Зимин. Суть спора заключалась в разных взглядах на методологию изучения губной реформы. Из других работ следует отметить труды Ю. Г. Алексеева, посвященные описанию жизнедеятельности самоуправляющейся крестьянской общины-волости конца XV — начала XVI в. В фокусе внимания ученого — фактор крестьянского, волостного землевладения - материальной основы свободы населяющих волость крестьян и вытекающие отсюда вопросы жизнеспособности волости.
С другими мнениями по данной проблеме, в основном, можно ознакомиться в исследованиях, посвященных реформам XVI в., которые являются своеобразным индикатором, сигнализирующим о состоянии интересующего нас института государственности и в работах, посвященных крестьянской общине. Количество таких трудов достаточно велико, но рассматриваемая нами тема не ставится здесь в центр внимания.
С начала 1990-х годов интерес к вопросу о самоуправлении в Русском государстве XVI в. существенно повышается. Особенно ценными представляются работы А. П. Павлова, Т. И. Пашковой, В. А. Рогова, Л. В. Даниловой, В. И. Карпеца, В. А. Аракчеева, М. М. Крома.24
21 Каштанов С. М. К проблеме местного управления в России первой половины XVI в.
22 Зимин А. А. О методике актового источниковедения в работах по истории местного управления
России первой половины XVI в. // Вопросы архивоведения. 1962. № 1. С. 39—44.
23 Алексеев Ю. Г. 1) Аграрная и социальная история Северо-Восточной Руси XV-XVI вв.
Переяславский уезд. М; Л., 1966; 2) Черная волость Костромского уезда XV в.// Крестьянство и
классовая борьба в феодальной России. Л., 1967. С. 72—84; 3) Крестьянская волость в центре
феодальной Руси XV века // Проблемы крестьянского землевладения и внутренней политики России.
Дореволюционный период. Л., 1972. С. 73—102.
24 Павлов А. П. Судьбы самодержавия и земства в России XVI века: (опричнина Ивана
Грозного) // История России. Народ и власть. СПб., 1997. С. 203—244; Пашкова Т. И. 1) К вопросу о
причинах губной реформы в 30—40-х гг. XVI в. // Феодальная Россия: новые исследования. СПб., 1993.
Большинство отечественных ученых разделяет точку зрения о конституировании государством в процессе «реформ» управления середины XVI в. традиционных институтов самоуправления. Спорными остаются вопросы терминологии и адекватного описания.
Методологической основой исследования является принцип историзма, который предполагает изучение событий в их развитии, взаимосвязи и конкретности. Общенаучные методы анализа и синтеза, диалектический метод познания, историко-описательный подход, а так же метод ретроспекции позволяют подробно исследовать содержание документов.
Научная новизна диссертации заключается в том, что она является первым специальным исследованием развития взаимоотношений центральной власти и местного самоуправления в Русском государстве XVI в., учитывающим весь комплекс наработок исторической науки с XIX в. до современности. Критический анализ исторических материалов, юридической и политологической литературы по различным аспектам этих
С. 30—34; 2) Местное управление в Русском государстве первой половины XVI века: наместники и волостели. М., 2000; Рогов В. А. 1) История уголовного права, террора и репрессий в русском государстве XV—XVII вв. М., 1995; 2) Древнерусская правовая терминология в отношении к теории права: очерки IX — середины XVII в. М., 2006; Данилова Л. В. 1) О внутренней структуре сельской общины Северо-Восточной Руси// Россия на путях централизации: Сб. ст. М., 1982. С. 6—17; 2) К вопросу о понятии «государственный феодализм» // Система государственного феодализма в России. Вып. 1. М., 1993. С. 3—17; 3) Становление системы государственного феодализма в России: причины, следствия // Там же. С. 40—92; 4) Крестьянство и государство в средневековой России // Крестьяне и власть: Тез. докл. и сообщ. науч. конф. Тамбов, 1995. С. 3—6; 5) Сельская община в средневековой Руси. М., 1994; КарпецВ. И. ^Самоуправление в России в XVI— середине XVII в.// Институты самоуправления: историко-правовое исследование. М., 1995. С. 146—158; 2) Становление и развитие государственных учреждений// Развитие русского права в XV— первой половине XVII в. М., 1986. С. 83—110; 3) Соотношение централизации и местного управления в Русском государстве XVI — начала XVII веков // Закономерности возникновения и развития политико-юридических идей и институтов: [Сб. ст.]. М., 1986. С. 61—69; Аракчеев В. А. 1) Местное управление в Псковской земле XVI в.// Государственная власть и местное самоуправление в России. Северо-Западный регион: Материалы науч.-практ. семинара, 25—27 марта 2004 г. Великий Новгород, 2006. С. 31—41; 2) Земская реформа XVI века: общероссийские тенденции и региональные особенности// Отечественная история. 2006. № 4. С. 3—11; 3) Наместники в России XVI века // Вопросы истории. 2010. № 1. С. 3—19; КромМ. М. 1) К пониманию московской «политики» XVI века: дискурс и практика российской позднесредневековой монархии // Время и пространство памяти. М., 2005. С. 283—303; 2) Хронология губной реформы и некоторые особенности административных преобразований в России XVI века // Исторические записки. 2007. Вып. 10. С. 373—397; 3) Творческое наследие Н. Е. Носова и проблемы изучения губной реформы XVI в. // Государство и общество в России XV — начала XX века: Сб. статей памяти Н. Е. Носова. СПб., 2007. С. 45—57.
взаимоотношений дает основания пересмотреть мнения некоторых современных отечественных и зарубежных ученых о полном бесправии подданных в Русском государстве XVI века, об отсутствии возможности создавать органы самоуправления или «...хотя бы приобрести начатки политического самосознания». В то же время этот анализ позволил автору высказать собственные предположения в развитие идей, озвученных в историографии, и верифицировать их. В диссертации критически проанализированы свидетельства исторических источников, которые ранее уже привлекались исследователями. В результате - были оспорены или поставлены под сомнение отдельные выводы и умозаключения, основанные на неверной, на наш взгляд, интерпретации этих источников. Впервые - именно в свете поставленных исследовательских задач - подробно рассмотрены некоторые хорошо известные и подробно освещенные в историографии нарративы и актовый материал. Это позволило подтвердить авторские предположения о характере развития отношений между центральной властью и местным самоуправлением. Особое внимание при анализе широкого круга источников уделено адекватности терминологии анализируемых текстов
категориальному аппарату современной науки.
Практическая значимость исследования. Материалы диссертации могут быть использованы для подготовки лекций и семинаров по проблематике и истории местного самоуправления, в общих курсах по истории России. Некоторые выводы и наблюдения, сделанные автором в работе, могут послужить материалом для дальнейших изысканий фундаментального характера по истории русской средневековой государственности.
Пайпс Р. Россия при старом режиме. М, 1993. С. 95. 26 См. напр.: Филюшкин А. И. Московская неонатальная империя: к вопросу о категориях политической практики// Вестник С.-Петерб. ун-та. Сер. 2. История. 2009. Вып. 2. С. 7, 8; КромМ. М. Творческое наследие Н. Е. Носова и проблемы изучения губной реформы XVI в.
Апробация результатов исследования. Диссертация выполнена и обсуждена на кафедре истории России с древнейших времен до XX в. Санкт-Петербургского государственного университета. Основные идеи, теоретические положения и выводы диссертации были отражены в публикациях по теме работы, использованы в выступлениях и докладах на конференциях.
Советская историография о местном самоуправлении в Русском государстве XVI в
А. Д. Градовский привносит в дискуссию примирительные интонации: «Государство нашло общину готовою и воспользовалось ею»,12 характеризуя «элементы самоуправления», речь идет о должностях, избираемых от общин, как крайне ненадежные. К. Д. Кавелин, по сути, теоретик государственной школы,1 не разделяет взгляды Б. Н. Чичерина на действия государства как источник российского общинного и выборного начала, как исходной точки всего общественного развития России с XV в.15 Мысль о местном самоуправлении, по мнению К. Д.Кавелина, «...проглядывает в несудимых, жалованных и уставных грамотах...», которые ставят получателей этих грамот в «более или менее независимое положение от царских наместников, управителей и кормленщиков».16 «Выборное управление не было произведение XVI века» - пишет Ф. М. Дмитриев — этот институт существовал во всякой общине, свободной от власти кормленщика. Однако взгляд на самоуправле общин изменился при Иване IV. Прежде право самоуправления уступалось, как финансовая льгота, как отрасль дохода, от которого казна отступалась в пользу общин. Теперь, к праву внутренней расправы, была прибавлена обязанность «...судиться и управляться самим собою». Поддерживая такую точку зрения, Н. И. Хлебников, отмечает, что развитию, например, городского самоуправления, мешал чисто фискальный взгляд на города со стороны правительства. Н. В. Калачов не согласен с тем, что Б. Н. Чичерин противопоставляет земское начало правительственному, с утверждением, что общинное начало было созданием московских государей, но утверждает, что деятельность общин была вызвана не как право самостоятельного управления внутренними делами общины, а как обязательная повинность для удовлетворения государственным потребностям.19 В более поздней работе ученый пишет: «Князь или царь... разрешает им (крестьянам) управляться и ведаться их выборными головами, старостами и другими излюбленными людьми. И творят эти излюбленные люди суд и расправу по известным уставам, которые живут в народной памяти, как пошло из старины».20
Н. П. Загоскин пишет о земском областном самоуправлении, которое вводилось Иваном IV вместо правительственного управления, указывая на обычай, как главный и непосредственный источник областного управления. Вообще же, по мнению ученого, местное управление организовывалось в Московском государстве через посредство назначенных государственной властью должностных лиц и в виде самоуправления областей через посред-ство выборных от земщины управителей. М. А. Дьяконов высказывает предположение о том, что правительство Ивана IV весьма осторожно отно 17 Дмитриев Ф. М. История судебных инстанций и гражданского апелляционного судопроизводства
Внешняя история права. О верховной власти в Московском государстве и о земских соборах. Казань, 1877. С. 48-49. силось к плану проведения реформы по замене кормлений органами земского самоуправления, не решившись воспользоваться этим планом в полной ме По мнению С. А. Шумакова, главное значение наместников «...заключалось в приведении провинции в связь с государством», а внутреннее управление «по прежнему PI при них оставалось в руках выборных сотских и старост». Так ученый указывает на различные функции органов местного управления и самоуправления, разводя эти понятия. И продолжает: «Еще в домосковскии период русской истории все действительное местное управление находилось в руках органов местного самоуправления, т. е. пригородного и волостного веча и выборных старост, сотских, десятских и добрых людей...». Историк считает, что правительство в XVI в. просто санкционирует и упорядочивает традиционные народные учреждения, давно жившие в обычае, «...вся реформа... заключилась лишь в сообщениях старым органам новых прав или точнее обязанностей». В. О. Ключевский, в принципе согласен с такой точкой зрения: «Сущность земского самоуправления XVI века состояла не столько в праве обществ ведать свои местные земские дела, сколько в обязанности исполнять известные общегосударственные приказные поручения».24
«Самоуправление, данное Иваном IV, надо считать одним из фазисов систематической борьбы правительства против вольной общины прежнего времени, одним из необходимых моментов в истории закрепления личности и наложения на нее тягла» - утверждает П. А. Соколовский. Изменение характера самоуправления, таким образом, отразилось на отношении общин к своим членам - власть мира получает принудительный характер.25 М. Ф. Владимирский-Буданов выделяет три эпохи существования местного управления в Московском государстве, обозначая их следующим образом: система кормления, земское самоуправление XVI в., приказно На особом месте в историографии XIX - начала XX в. стоит работа ис-торика М. М. Богословского, которая, по оценке некоторых современных ученых, остается непревзойденной по своему научному уровню и содержанию до настоящего времени.31 Исследователь, приводя в доказательство многочисленный актовый материал, описывает процессы самоуправления общины XVII в., непростые и неоднозначные для желающих использовать авторский материал в качестве доказательства какой либо теории местного самоуправления. «Из прежнего самодовлеющего верховного целого, мир, не теряя "в народных взглядах и этих черт, становится государственной организаци-ей» " — утверждает ученый. В реформах Ивана Грозного автор видит передачу государственных дел сложившимся и сформировавшимся задолго до этих реформ земским мирам, которые из частноправовых союзов становятся публично-правовыми организациями.33
Подводя итог краткому обзору историографии вопроса XIX — начала XX столетия, зафиксируем внимание на мнении М. И. Свешникова: «...термин "самоуправление" представляется далеко не ясным и подлежит частому смешиванию то с "децентрализацией", то с "выборным началом". Благодаря этому, различные авторы могут находить полное самоуправление то в эпоху княжеского периода, то в эпоху Ивана Грозного... Все самоуправление при Иване Грозном — имеет значение поставки людей на службу государству», что не может быть признано полезным для развития самоуправления, которое мыслится ученому как свободное право участия народа в местной администрации. И в итоге: «...те учреждения, которые в науке принято называть учреждениями самоуправления, не могут быть отнесены к этой категории явлений. Причина заключается в том, что государство допустило не право, а... возложило обязанность на население».34
Постсоветская историография о местном самоуправлении в Русском государстве XVI в
В нашем исследовании мы рассмотрим губную и земскую реформы, имея в виду мероприятий центрального правительства в области местного управления, которые в наибольшей степени затрагивали интересы населения в управлении местными делами. Мы попытаемся подойти к вопросу о реформах и их предпосылках, фокусируя внимание на общих интересах центральной власти и местного населения - на факторах и.обстоятельствах, при которых способности местных сообществ к самоорганизации и самодеятельности могли соответствовать представлениям высшей власти о местном управлении. Таким образом, будет возможно выяснить — насколько заинтересованность центра в этом вопросе отвечала заинтересованности местного населения, и как происходил процесс взаимодействия.
До начала осуществления этих преобразований, центральная власть и местное население, в лице своих представителей, формально встречались на суде для решения гражданских и уголовных споров местного значения, традиционно «взаимодействовали» в сборе дани и податей. Нельзя сказать точно, с какого момента механизм устоявшихся отношений перестал удовлетворять обе стороны, или «...когда мысль о порочности и гнилости существующей системы местного управления пришла в голову господствующего класса».91 Более определенно можно говорить о том, каковы были эти отношения, и привести в качестве примера летописные известия, красноречиво эти отношения характеризующие.
«Многие грады и волости пусты учинили наместникы и волостели, из многих лет, презрев страх Божий и государьскые уставы и много злокозненных дел на них учиниша; не быша им пастыри и учители, но сотворишася им
Носов Н. Е. Очерки по истории местного управления Русского государства первой половины XVI века. М.; Л., 1957. С. 235. гонители и разорители. Такоже тех градов и волостей мужичья многие коварства содеяша и убийства их людем: и как едут с кормленей, и мужики многими искы отьискивают, и много в том кровопролития и осквернения душам содеяша, и многие наместникы и волостели и старого своего стяжания избы-ша, животов и вотчин» - сообщает Никоновская летопись. " По мнению некоторых исследователей, автором летописи был или А. Ф. Адашев, или человек из его окружения,93 и, если так, это делает возможным ознакомиться с точкой зрения на происходящие события самой верховной власти, без посредничества или интерпретации книжника-летописца. Впрочем, в данном конкретном случае, вопрос с приведенным летописным сообщением потребует более внимательного рассмотрения, поэтому мы вернемся к нему позже. Псковская первая летопись, как обычно, не скрывает эмоций: «за умножение грех ради наших, быша наместники на Пскове свирепы аки лвове и люди их аки зверие дивии до крестьян, и начаши поклепцы добрых людей клепати, и разбегошася добрые люди по иным городом... нетокмо Псковичи разыдошася от лихих наместников, но и пригорожане не смели ездити в Псков». А когда государь стал давать грамоты по всем большим городам и волостям с разрешением отыскивать и казнить лихих людей самим крестьянам, «бысть наместником по городом нелюбка велика на християн... что у них как зерцало государева грамота; и бысть крестьяном радость и лгота велика от лихих людей и от поклепцов, и от наместников, и от их неделщиков, и от ездоков, кои по волостем ездят...». Учитывая оппозиционную, если не враждебную, Москве традицию псковского летописания, можно, таким образом, представить отношение провинциальных книжников-летописцев (а в их лице, выражаясь современным языком, местных политических элит) к практикуемой центром политике в местном управлении и, в данном случае, к так называемой губной реформе.
Очевидно - мы можем констатировать установившуюся традицию,. имея в виду примеры из нарративных источников, приведенные нами выше, о характере взаимоотношений местного населения и представительных органов центральной власти на местах. Нигде в летописях и других нарративных источниках мы не встретили никакой другой оценки таких отношений, кроме негативной.
Грамоты, подписанные в Москве 23 октября 1539 г. и адресованные всему населению, «всем безомены, чей кто нибуди» Белозерского и Карго-польского уездов — первые из сохранившихся до нашего времени губных грамот. Сам факт такой адресации: «князем и детям боярским, отчинником и помесчиком и всем служилым людем, и старостам, сотцким, и десятцким и всем крестьяном моим Великого Князя, и митрополичим, княжим и боярским, и помесчиковым, и монастырским, и черным, и псарем, и осочником, и перевестником, и бортником, и рыболовлем, и бобровником, и оброчником и всем безомены, кто чей нибуди» - дело необычное и новое в практике выдачи грамот от имени великого князя. Как необычно и ново для верховной власти дело, которое она санкционирует.
Невозможно с полной уверенностью утверждать, что именно эти грамоты положили начало преобразований в сфере местного управления единого Русского государства XVI в. Как следует из текста грамот, в других городах уже существуют соответствующие органы управления — «дети боярские. .. у того дела в головах», и в Москве уже есть бояре, «которым розбой-ные дела приказаны». Но, судя по совокупности сохранившегося актового материала, конец 30-х годов XVI в. можно отнести ко времени появления первых подобных Белозерской9 и Каргопольской97 губных грамот, что и является общепринятым в исторической литературе предположением о времени начала губной реформы. в своих работах, как отметил позднее Н. Е. Носов, уделяли внимание в основном изучению вопросов истории права и в меньшей степени политической истории реформы.106 Говоря о предпосылках губной реформы, Н. Е. Носов, чьи работы о местном управлении и самоуправлении в русском государстве XVI в. занимают центральное место в историографии советского периода, указывает на несколько факторов. В первую очередь, это резко усилившаяся эксплуатация, закрепощение и обезземеливание - причины попадания крестьян в «лихие» люди. Ученый считает, что денежная реформа 1535 г. имела результатом покрытие разницы между старым и новым курсом национальной валюты за счет крестьянства и посадских низов, что вело к разорению и панике среди населения. Неблагоприятные погодные условия — засухи и пожары, как следствие, неурожаи и голод, мор в новгородской и псковской земле оказали свое негативное воздействие. Таким образом, из людей, выбитых из привычной жизненной колеи и лишенных средств к существованию формировались многочисленные категории «лихих» людей. Существовавшая система местного управления в лице наместников, волостелей и их аппарата не имела ре Владимирский-Буданов М. Ф Хрестоматия по истории русского права Т 2 Киев, 1899. С. 68-111.
В. А. Рогов считает, что для современников событий именно ослабление власти монарха выглядело причиной анархии и роста преступности. Новое состояние общества, в котором почувствовали вкус к богатству, и стремление овладеть собственностью любыми путями, было связано с кризисом идеологии национального единства. Усиление государства противоречило народному благосостоянию. Духовные и материальные ресурсы населения истощились. Основная слабость карательного аппарата — его неотлажен-ность — была обусловлена ускоренной централизацией. Привлечение населения к реализации карательной функции было явлением уникальным — заклю 1 по
чает ученый. Ю. Г. Алексеев не видит оснований говорить ни об усилении классовой борьбы, ни тем более о массовом ее характере. Задачей власти было не подавление «эксплуатируемых масс», а обеспечение права и справедливости, охрана общественной безопасности, осуществление правосудия, основанного на нравственном законе христианства — считает историк.109
Реформы управления конца 30-х - начала 50-х годов XVI в. и новая роль местного самоуправления
В предыдущей главе шла речь о том, что с начала XVI в. в едином Русском государстве набирают силу процессы, в результате которых центральная власть в лице великого князя, а затем и царя, была вынуждена обратить внимание на необходимость «земского устроения». Центр, делегируя некоторые властные полномочия традиционным институтам самоорганизации и самодеятельности местных сообществ, по сути, пытался формировать из них свое «alter ego». Москве нужен был устойчивый альянс с адекватным «партнером» в деле внутреннего государственного строительства. Таким «партнером» и были «назначены» самодеятельные и самоорганизованные институты местного населения.
Традиционная политика центра по отношению к местному населению, как ее декларируют грамоты, нуждалась в модернизации, поскольку не содержала в себе сколько-нибудь значимого стимула для развития местной общественной самодеятельности в местное самоуправление. Статус института представительства местного населения на суде у наместника или волостеля изначально был занижен и не соответствовал потенциалу представителей местного сообщества. Отсюда видно, что в столице проблемы местного управления особо никого не заботили. На первом месте стояли фискальные вопросы.
С конца 30-х годов XVI в. центральное правительство постепенно занимает более активную позицию по отношению к местным сообществам. В первую очередь, оно наделяет их властью - правом суда и расправы над пре 147 ступниками. От уже привычных всем запретов «чинить обиды» крестьянам и без приглашения ездить к ним на деревенские праздники, от этой, скорее всего, пропаганды опеки и угроз потенциальным обидчикам, правительство намерено перейти к делу.
Нигде в губных грамотах конца 30-40-х годов XVI в. мы не увидим подробных инструкций или регламента по организации «антиразбойничьих» исполнительных структур. Инициатива в этом вопросе, похоже, предоставлялась самому местному населению, в лице его «излюбленных голов» - выборных управителей.
Так, из этих архаичных общественных самодеятельных и самоорганизационных институтов, прежде всего, наделяемых властью от самого главного ее обладателя на Руси в XVI в., развивалось местное самоуправление — как институт государственности.
В предыдущей главе подробно, в свете интересующего нас вопроса, рассмотрена уставная земская грамота крестьянам трех волостей Двинского уезда от 25 февраля 1552 г. Судя по всему, на момент подписания в Москве этой грамоты, в Двинском уезде действовала (обладала законодательной силой) и другая грамота, адресованная жителям Нижней половины Двинской земли и регламентирующая деятельность двинского наместника. Вполне возможно, как считает Н. Е. Носов, именно о ней упоминает Двинская лето-пись в сообщении от 1549/50 г. Публикация этого документа в 1815 г. в журнале «Русские достопримечательности» завершается словами «окончания не достает в подлиннике».4 В грамоте отсутствует дата подписания и подпись дьяка, на основании которой эту дату можно было попытаться установить. Следовательно, временные рамки подписания грамоты могут быть достаточ См.: Коптев А. И. Уставная земская грамота крестьянам трех волостей Двинского уезда. 25 февраля но широкими - с 1547 (венчание на царство Ивана IV) по 1556 г. (дата подписания Уставной земской грамоты Нижней половине Двинской земли). Мы не знаем, каким еще волостям в Двинском уезде, кроме Пенежки, Выи и Суры в начале 50-х годов XVI в. были выданы уставные земские грамоты, но, очевидно — в границах одного региона, в течение некоторого времени, по прямому предписанию центральной власти действуют разные режимы управления.
Очевидно также и то, что уставная грамота, посвященная двинскому наместнику и его отношениям с местными жителями, качественно несколько иначе, нежели, другие, более ранние, известные нам уставные грамоты, определяющие порядок наместничьего управления, регламентирует эти отношения. Особое внимание, по сравнению с другими подобными законодательными актами, уделено в грамоте организации суда и той роли, которую исполняют представители местного населения на этом суде.
Обращает на себя внимание тот факт, что порядок проведения суда, составления и хранения «судных списков», в соответствии с указаниями грамоты, очевидно - схож с процедурами, предписанными Судебником 1550 г. Схожа и терминология в описании судебного процесса в Судебнике 1550 г. и грамоте.
Особое внимание исследователя, конечно, должно привлечь совершенно новое постановление, касающееся гарантий исполнения своих «общественных обязанностей» представителями местного населения на суде у наместника. «Целовальников, которым в суде сидети, и дьяка земского наместнику и его тиуну не судити ни в чем оприч душегубства и розбоя и татбы с поличным, докуды которые целовальники в целовальниках и дьяк земской будут».5 Так звучит это постановление, нигде, в актах подобного рода, ранее не встречавшееся. Для сравнения, отметим, что, на двинских наместников жители Двинского уезда могут жаловаться раз в году - на средокрестнои неделе великого поста. Как отмечают Г. В. Семенченко6 и В. А. Аракчеев,7 выборные посадские и волостные люди получили ту же привилегию, которую в соответствии с решением февральского собора 1549 г., имели дети боярские.
Трудно указать источники этой новой нормы, напоминающей современному исследователю принцип современного депутатского иммунитета или иммунитета судьи. Традиция и практика выдачи несудных тарханных грамот светским и духовным землевладельцам, дипломатический иммунитет, как признанный правовой институт, регламент защиты кормленщиков от судебных исков вполне могли «подготовить» рождение этой «законодательной инициативы» в центральном правительстве. Казалось бы, вполне закономерный и рациональный шаг центра в сторону намеченной цели - «земского устроения», внятно и однозначно зафиксированный в законодательном акте, не получил подтверждения или продолжения в более поздних грамотах. Тем не менее, имея уже представление о стиле, методике и форме составления указных и жалованных грамот и не забывая о дошедшем до нас ничтожном их количестве, смеем предположить, что новая норма практиковалась и в других местностях страны.
Ни словом не упомянуто в грамоте «губное дело», хотя, законодатель уже регулировал этот вопрос в Двинской земле в 1542 г. в грамоте Николь-скому Корельскому монастырю и в грамоте 1545 г. Антониеву Сийскому монастырю (в обеих грамотах упоминаются губные старосты, как ответственные за борьбу с разбоями). Зато несколько раз указано на ведущую роль наместника в суде по разбойным делам. «А побьются на поле... в розбое с поличным — область ответственности губного старосты — ино на убитом ист-цово доправити, а наместнику... имати на виноватом противень против Еще более прямое указание на судебные полномочия наместника по разбойным делам мы видим в уже приведенной нами цитате о «неподсудности» наместнику и его тиунам целовальников и земского дьяка, «опричь разбоя и татбы с поличным». В случае «разбойных и татебных дел» по искам местных жителей на приезжих торговых людей, наместнику поручается «дать тех на поруку, да учинить срок обоим истцом стати передо мной царем и великим князем на их срок».11 Даже принимая во внимание отсутствие окончания этой грамоты, где могли проясниться кажущиеся противоречия, мы вынуждены отметить «своеобразие» логики «законодателя», совершенно не соответствующей нашим современным представлениям о том, каким должен быть процесс законотворчества.
Большое внимание в грамоте уделено вопросам организации торговли в регионе. Двинские жители, очевидно — желая защитить свою исключительную позицию на местных рынках, просили царя, чтобы он запретил всем приезжим купцам вести торг, где бы то ни было, кроме как на Гостином берегу в Холмогорах. Царь согласился с просьбой, по всей видимости, местных купцов и под угрозой конфискации товара, повелел, чтобы все пришлые торговые люди не ездили торговать «никуда ниже Холмогор».12
За такой протекционизм, местным деловым людям пришлось заплатить свою цену. Царь, не смотря на просьбу местного купечества, отказал им в старинном праве использовать свой «земский пуз» - традиционную мерную тару для соли, с которой платилась пошлина наместнику по таможенной грамоте. Отныне надлежало мерить соль только «в пуз царя и великого князя в Колмогорской», с которого и надлежало платить пошлину, но теперь уже не наместнику, как следует из грамоты, а таможенникам царя и великого кня 10 Уставная грамота царя Ивана Васильевича...
К слову сказать, в декабре 1552 г., если верить списку с грамоты на Двину «слово в слово» старостам, сотским, целовальникам и всем земским людям была послана с нарочным новая медная мера. Было велено изготовить по эталону рабочие деревянные меры «всякое жито мерити». В грамоте подробно излагаются правила утилизации старого мерного эталона и ввода в эксплуатацию нового. Вся ответственность и инициатива по применению указанных правил предоставлена старостам, сотским и целовальникам. Никакие другие «должностные лица» не упоминаются вообще.
Вернемся к рассматриваемой Двинской уставной грамоте. Документ повторяет известный уже нам принцип сбора кормов и поборов в пользу наместника, его тиунов и доводчиков: «кормы наместничи и тиуни и доводчи-ковы поборы берут старосты по деревням, да платят наместнику и его тиуном и доводчиком». Доводчикам прямо запрещается самим брать свои поборы по деревням, но только «в своем стану у старосты». Деятельность доводчика вообще очень жестко регламентирована, максимально ограничены его контакты с населением.15
Грамота предписывает старостам самим приезжать в Холмогоры на раскладку повинностей - «земской размет», надо понимать, на общее совещание. Раскладка повинностей уже среди населения — «земской розруб» объявлена единственным поводом, по которому наместник может послать своего пристава, надо понимать, в случае, когда есть необходимость вмешаться своей судебной властью. В остальных случаях, жителей волостей должны «давать на поруку» доводчики, а судить тиуны, проживающие в тех волостях. Сам великий князь декларирует принцип невмешательства в дела двинского наместника и жителей волостей и обещает вообще не посылать своего не-делыцика по какому либо поводу в Двинскую землю, за исключением особых случаев.16
Местное самоуправление во второй половине XVI в
В предыдущем параграфе рассматривались некоторые особенности губной реформы 50-х годов. XVI в., имеющие непосредственное отношение к местным сообществам. Можно утверждать, что спустя полвека после вынесения «Приговора о губных делах» 1556 г., губное законодательство сохранило, в основном, тот же дух и идеологию. «Обыск», «порука», «язычная молка», круговая материальная (и не только) ответственность всех и каждого — действенный инструмент законодательства, как и прежде. Даже покупая вещь в личное пользование, нужно было позаботиться о «поруке» за нее, дабы, случайно купив «разбойную рухлядь», не нести за это материальной ответственно сти;
Есть, впрочем, и веяния нового времени — законодательная новелла 1584—1598 г., отменяющая круговую поруку в татьбе и разбое. По мнению Н. Е. Носова, это — признак ослабления территориально-общинных связей в местных мирах и роста миграции населения.128
Обращает на себя внимание новое положение о том, что если сторонние люди «слышачи крик и воп розбитых людей, как их розбойники розбивали... на крик и на воп не пойдут... или в погоню за розбойниками не пойдут... на тех людех имати выть». Случаи, рассмотренный в главе II, так красноречиво характеризующий способность местного сообщества к самоорганизации и самодеятельности был признан, таким образом, законодателем и утвержден в качестве правовой нормы. Традиционная, «неформальная» круговая ответственность местных жителей друг за друга получила законодательное закрепление и материальную меру ответственности - «выть».
«А которые люди приведут в губу татя или разбойника, а те... учнут на тех людей говорить... разбой или татбу или иное воровство, и такому взгово-ру не верить, для того чтобы всяким людем безстрашно было воров имая в губу приводить» - предписывает новое постановление, по-своему стимулируя борьбу с преступностью. Очередное подтверждение бескомпромиссного подхода к искоренению разбоев выразил запрет истцам мириться с разбойниками под страхом материального взыскания - «пени».131
«Должностные лица» губного самоуправления — губные старосты, губные целовальники и губные дьяки подлежат суду только в разбойном приказе. «А учнут исцы бити челом на губного старосту недружбою или поноров-кою к своему иску, и у того дела с тем губным старостою, на которого бьет челом, велети быть иного города губному старосте». Последнее слово в спорных делах местного самоуправления центральная власть решительно оставила за собой. Такого рода меры, по всей видимости, закрепляли определенные гарантии и местному населению от предвзятых действий губных властей, и губным властям от необоснованных претензий истцов.
Возвращаясь к утверждению о «новом замысле правительства» по поводу изменения роли губных старост в местном управлении, попробуем сделать, в связи с этим, свое предположение в развитие идеи историка. Губной институт оказался самым стабильным и сильным среди других «кандидатов» на роль «партнера» центральной власти в местном управлении. Во всяком случае, так считала сама центральная власть, ставя все новые и новые задачи губным старостам. Эти задачи зачастую вообще не касались собственно местного самоуправления, но они повышали статус и наделяли все большей властью губные органы. А это, в свою очередь, способствовало успешному решению таких важнейших вопросов местного самоуправления, как поддержание общественного порядка и борьба с преступностью.
В предыдущей главе говорилось о несостоятельности института наместников и волостелей, как органа местного управления и о том, что свои дела местные сообщества решали самостоятельно. Центральная власть всячески оберегала эти сообщества от «сильных людей», вплоть до запрета приезжать кому бы то ни было на местные праздники, пиры, братчины. Сбор податей был делом выборных лиц - старост. Контакты с представителями наместника или волостеля - максимально ограничены, им запрещено было даже ночевать в той деревне, где они уже обедали. Наконец, земская реформа 50-х годов XVI в. законодательно переоформила отношения центральной власти и местных сообществ. Наряду с губным самоуправлением, были, по сути, консти-туированы (институционализованы) некоторые другие функции местного самоуправления. Формировались, как бы, две основные организационные структуры местного сообщества (институты местного самоуправления), обреченные на конкуренцию и столкновение в борьбе за влияние на местах. Формы власти, которой центр наделил эти институты, качественно отличалась, как отличались и их руководящие кадры. «Силовое» ведомство губных старост попросту не могло не «подавить» земского «конкурента». Находясь «над схваткой», правительство имело возможность сравнивать эти две ветви местной власти их потенциал, определить, какая из них в большей степени соответствует его представлениям о должной организации местного управления.
Судя по всему, Н. Е. Носов считает, что именно институт губных старост — «твердая рука» в местном управлении136 получил от центральной власти более высокую оценку, чем «земский конкурент». И это в значительной степени определило весь ход дальнейшего развития местного самоуправления.
Закрепощаясь, крестьянство выходит из земства. С его уходом, всесословное земство XVI в. вырождается в отчужденные друг от друга сословные самоуправления: военной дворянской корпорации в уезде и торгово-промышленной посадской в городе. В ином положении находилась другая часть Московского государства — Поморский Север, где не было ни служилого землевладения, ни крепостного права, где состав общества был гораздо более однородным. Самоуправление здесь оказалось более долговечным и прочным. «Земские учреждения Грозного» нашли себе в Поморье благоприятную, родную почву. Таким образом, делает вывод исследователь, «не требуется особых усилий воображения», чтобы от практики самоуправления XVII в. «делать заключения» о его состоянии в XVI в.138 Речь, конечно, по-прежнему, идет о Северных территориях страны.
Имея в виду тему нашей работы, данное предположение М. М. Богословского представляется нам совершенно справедливым не только в отношении Севера. Ровно по тем же основаниям, по которым историк «отказался от мысли познакомиться» с земским самоуправлением XVI в. -состояние источников, мы предлагаем оценивать отношения центральной власти и местного самоуправления в стране - в целом — по состоянию его на Севере в то же самое время.
