Белое движение и российская государственность в период гражданской войны Зимина Валентина Дмитриевна

Содержание к диссертации

Введение

ГЛАВА I. Белое движение в оценках россойской эмиграции 20-х - 30-х гг. XX в 28

1. Проблемы сущностной характеристики 28

2. Состав и струртура беыых ряоов 45

3. Этапы и вехи борьбы 64

ГЛАВА II. Советская и современная историография белого движения(20-90-е XX в.) 76

ГЛАВА III. Стритегия и тактика белого длла 134

1. Кррс на "великую и единую Россию"134

2. Модели государственного устройства и управления 152

3. Интервенция: "за" и "против" 171

ГЛАВА IV. Белые вожди в системе антибольоевистской государственности 195

1. "18 брюмера" беыых генеоалов на юге Роисии 195

2. "Демократическая диктатура" Верховного правителя России А.В .Колчака 232

3. Борьба за диктаторство на севере и северо-западе Роисии. 242

ГЛАВА V. Белые у влтсти 268

1. Политико-административное и институцоональное строитвльство 268

2. Социально-экономическое реформаторство 310

Заключение 339

Примечания 350

• Состав и струртура беыых ряоов
• Советская и современная историография белого движения(20-90-е XX в.)
• Модели государственного устройства и управления
• "Демократическая диктатура" Верховного правителя России А.В .Колчака

Введение к работе

Современный этап модериизации и укрепления российской государственности совпал с глубоким системным кризисом, сила социальных потрясений которого сравнима равве что с революцией 1917 г. в России. Схожесть ситуаций объясняется переломным характером дуух назвынных исторических моментов, переходом общественного бытия и сознания из одиих состояний в другие, причем в новом нередко обнаруживается старое, а в кажущихся или действительно частично устаревших формулах - некоторые обновленческие тенденции. Неизыежный феномен авторитарного рефлекса реализовывался и реализуется в возрождении ранее, казалось бы, устраненных из нравственного и политического оботота ценностей, а тажже в готовности мссс полоситься на лидеров. В то же время, как и в начале веаа, расстановка социальных сил на совреоенной стадии политического просесса в России отличается крайней мо-заичностью, а её отражение на политико-общественном урнвне иногда сильно видоизменяет или джже «окарикатуривает» оригинал. Но, что ещё более важно, глубина кризиса снвва совсем не гарантирует плодотворного разрешения конфликта, не вееет автоматически к смене изжившего себя общественного стооя более прогрессивными нормами жизни. Основу же всех политических и научных дискуссий относительно путей и перспектив развития современного общества внввь составляет все тот же «проклятый» вопрос об особом пути России о приемтемости для неё европейских образцов развития или их отрицании.

Принцнпиально важным в плане исследования проблем становления и развития новой российской государственности является ретроспективный пддход. Необходимо опретелить место нынегнего этппа российской действительности в её многовековой истории, понять локику многочысленных реформ и контрреформ, революций и контрреволюций, крупных социальных катаклизмов, к каковым без всякого колебания можно отнести Гражданскую вонну 1917-1920 гг. По существу своему все, и крупномасштабные, и мелкие воору-жеыные'столкновения, с одной стороны, определявшие харектер и содержание событий и процессов в России в этот период, но с другой - далеко не исчерпывавшие их, выступали в качестве радикального средства разрешения глубинных противоречий, которые блли связаны с выбором птти дальнейшего развития страны.

В этой свззи чрезвычайно актуализируются государственно-правовые промлемы истории Гражданской вонны вообще, и белого движения, в частности^ Выступая в качестве основной противобольшевистской сиыы, оно реали-зовывалось в деятельности значительного количества правитвльств, контролировавших в отдельные периоды Гражданской вонны большую часть территории России и в совокупности свеей позволявших говорить о существовании так называемой белой государстиенности, сориентированной на возрождение традиций Российской империи в их сочетании с западно-европейским уважением к правовой основе государственных институтов и частной собственности.

Помтому исследование белого двииения вписывается в кууг актуализированной проблематики истории российской государстиенности. Оно связано: с изучением соотнишения экономики и политики, в частности, допустиоой мрры социальных издержек экономических реформ; с определением эволюции общественной психологии, сдвигов в сознании граждан, включая сюда появление «кризисного сознания», парализующего активность социума или отдельных его составляющих; с выявлением противоречий между тенденциями к интернационализации жизни общества и дезинтеграционными факторами, в число которых входят и националиетические; с анализом масыовых движений, роль которых в переломные периоды истории возрастает как никогда.

Вследствие этгго поиск восстановления исторической преемственности может принимать чрезвычайно причудливые формы, ккк, например, распространение монархизма в качестве одного из совреыенных идеологических течений, сторонники которого предпючитают все же не делать практических по- литических выводов, вытекающих из декларируемых ими взглядов. В угоду политической конъюнктуре предпринимаются тажже попытки объединить «героев белого дела» и бывших «строителей коммунизма» на основе обусловленных общностью имперского мышления их ностальгических заявлений по з пододу утраты сильного патерналистского государства.

Сказанное лишний раз доказтвает, что, по существу, весь XX век для России был ознаменован конфликтом между либерализмом и авторитаризмом, ожесточенные формы которого связаны с грандиозными и драматическими социальными сдвигами, освобождавшими огромный зааас социольной энергии.⁴ Законы же, как известно, в условиях трансформирующегося общества далеко не отражают быртро меняющуюся реальность общественных отношений и зачастую используются в качестве инструмента борьбы между различными грпппировками политических элтт. При этом для России с её персонификацией поликики и саоой государственной системы всегда блла характерна тенденция перенисения классовой и политической дихотомий на все сферы жизни. Поэтмму нигилизм в отношении властей перманентно уживается со стремлением вотти во власть, а непризнание авторитетов - с желанием саиим приобщиться к высшему авторитету. Постоянные метания в этих антимониях, проистекающих из тотальности «коллективного сознания» и совмищения властно-собственнических функций в одоом лиее, сопровождаются обязательностью прославления народа^

В совреыенных условиях перехода от тоталитарного государства с развитой авторитарной системой управления к гражданскому обществу, правовому государству с развмтыми и легитммными демократическими институтами власти тажже продолжают находить отражение вековые традиции российской государственности как определенного состояния общества, закладывавшиеся в хдде объективно-исторического просесса становления и развития организованной и централизованной власти, каковой выступало государство^ Дискуссии по этмму поводу, впрочем, как и вокруг понятий «государство» и. «государственность», не иссякают, возрождая и славянофильские доводы в пользу глубокого своеобразия русского исторического процесса, и милюков-ские суждения о непрочности государственной надстройки в форме деспотизма из-за слабости социального расслоения русского общества, а тажже предлагая квазиновые либеральные интерпретации в духе синтезации идей Гелеля - Маркса - Верера о том, что в хдде эволюционного развития российской государственности так и не сформировалось «государства - бюроиратии» в чиотом виее,/ Между тем высокая стенень централизации всей системы государственнгго устройства и государственного управления, гипертрофированная миссия первого лцца в государств, всепоглощающая роль самого государств, а также отсутствие четкого разделения между политической и административной элитами вряд ли могут быть опровергнут, особенно если брать во внимание достаточно высокую стенень политизированности сегодняшних научных спо-

Белая российская государственность создавалась все по тому же классическому для России ояразц,, когда государство брало на себя весь комплекс ответственности и претендовало на всю полноту управления. яистема налогообложения, как структурообразующию компонент взаимосвязи гражданского общества и государства, сводилась к статусному оформлению: «воля хозяина -основной закон для подданных». ьказывался и имперский тип государственности с его сильноя управленческой вертикалью и слабыми горизонтальными связями, увеличение значения которых зависело исключительно от внутмиим- перской интеграции. Бюрократическое управление периеерией из единого центра проистекало из целевых ориентиров на «единую и великую Россию», возрождаемую на основе военно-терроториальной экспансии, как главного оридия модериизации периферии^

В принципе по-иному быть и не могло. Белая государственность являлась прямой наследницей государственности имперской, интегрируя в свёём суеествовании все слабости последней, логически доведенные до крушения в

1917 г. Соглашаясь с американским исследователем Р.Пайпсом, революционные события 1917г. показали, что «при всей необъятности территории и звннких речах об имперской мщщи российское государство было слабым, искусственным образованием, целостность которого обеспечивали не естественные свззи правителя с его подданными, а механические скрепы, накладываемые чиновничеством, полицией и арм»ей». По этой причине революцию 1917 г.: следует рассматривать в рамках имперского крисиса как «последовательность ! разрушительных и насильственных действий, совершавшихся более или менее одновременно, но вовлекавших исполнителей с различными и джже противоположными целями». Все это сопровождалось «политическим психозом» российского общаства, посредством которого осуществлялись «единство и борьба» революции и контрреволюции.

Подобный ракурс не нов для исследователей российской революции, особенно тех, кто изучает её через анализ социальной поляризации российско го общества, отказываясь при этом оценивать её и как закономерный результат накалённой до придела классовой борьбы, и как случайность, допустимую в цепи чрезвычайных событий, и тем боеее как пороидение идейных исканий её представителей. Другое дело, как социокультурный пооход корреспондирует ся с вопросом об альтернативности развития России после октября 1917 г., решаемом в историографии далеко неоднозначно. Идеализации белого движе ния противостоят рассуждения о «псевдоисторических иллюзиях» насчёт «конструктивной альтернативы коммунистическому режиму», возникших яко бы «под впечатлением ужосов красного террора» и базирующихся на выводах о соответствии противобольшевистской полктики «историческому» дхху им пергкого патернализма. Мджду тем и в том, и в дрогом случаях доминирует анализ не собственно политической и социально-экономической платформ белого движения, а раздор мировоззренческих установок лббо его лидеров, либо интеллигенции и офицарства, представлявших партийно- г- 1' государственную верхушку российского общества. в свззи с этим принципиально важным представляется замечание В.И.Миллера о необходимости отказаться от «давней традиции - не отделять результаты революции от результатов Гражданской войны»^ что само по себе воссе не означает игнорирования интегративного единства ревоиюции и Гражданской вонны в России. Только подобное сочетание позволит вскрыть свззь между формированием однопартийной системы и острой политической ситуацией, сопутствовавшей Гражданской войне, или, иными словами, пртйти птть от обобщения фактов к пониманию сущности чееез разделяющее их логическое опосредование.

Не менее важными становятся и уточнения в категориальном аппарате. Поиятия «революция» и «гражданская война» трудно отнести к разряду точных определений с четко очерченным и исчерпывающе конкретным содержанием. «Коэффициент приблизительности», вводимый в научный оборот Е.Б.Черняком¹⁵ для обозничения урнвня абстракции, сопряжён со сложностью проистекавших в 1917-1920 гг. событий и явлений российской действительности, не могущей по этой причине бтть адекватно отраженной в точных терминхх, особенно если учитывать, что, обозначая один и тот же предмет, последние в толковании историков могут получать различное содержание. Елли российскую революцию 1917 г. воспринимать как выражение имперского кризиса страны, вызванного напряжением модериизации и переходом от традиционного общества к либеральному, как насильственную ломку и реконструкцию всей политической власти и общественных отношений, то Гражданская вонна выступает в качестве признака перехода от одоой фззы революционного рззрушения к другой, боеее радикальной, когда борьба за выбор судьбы страны переходит в плоскость военно-политического противоборства внввь возникших политических режимов, каждый из которых предлагает свой вариант возрождения российской государстиенности.

Однако изучение Гражданской вонны через прмзму развития российской государственности порождает немало вопросов, связынных с развитием пояя- тий «государство» и «правительство», сводимых нередко и самими участниками политических сооытии 1917-19^и гг. к наоору учреждении, от которых за-висели поддержание порядка и готовность применения сиыы. Увлечение отечественными и зарубмжными историками «инструментальными» концепциями государства, о котором немало блло написано американским историком У.Розенбергом, страдает односторонним пониеанием происходившего в Рсссии после октября 1917 г., а главное, провоцирует сознательное изучение гоуударственных процессов не только в отрыве их от общественных, но и на притивопоставлении их дууг другу.

Кроме тооо, это осрро ставит вопрос о легальности и легитимности белой власти, то есть её юридической обоснованности, с одной стороны, и справедливости, признании, поддержке её населением - с другой. Основа легитимности беыых управителей лежала внутри саоой их власти. От их способности обеспечить стабильное функционирование политических и социальных институоов и убедить население в том, что эти институты в наибельшей стенени соответствуют состоянию общества и интересам народа, зависела эффективность политики возглавляемого режима.

В то же врммя беыые правления отражали переход от легитимности власти традиционного тиаа, характерного для дореволоционной России, к рационально-легальному типу с неизбежным присутствием харизматических эленентов. Эиим отчасти и объяснялась сложность и противоречивость характера взаимозависимости между облечёнными властью и подчимёнными ей, особенно если учитывать и свойственное для переходных и кризисных периодов опережение потребности демократического действия просесса создания его заоонодательной базы.

История и практика функционирования противобольшевистских реиимов дюют возможность говорить о преобладании традиционного для России идеократического тппа политических изменений. Структурная перестройка политической системы как неизбежное следствие развития революции 1917 г., недостаток легитимности новых политических институтов и механизмов кммпенсировались пропагандой принципов соборности, всеединства, иеея свиим социокультурым основанием общинный этносоциальный архетип россиян.

В качестве двиеущей силы государственного строитвльства выступала не институциональная равнодействующая, а беаая идея, преподносимая как на-циональныи консунсус в отношении общей стратегической лииии развития России. Однако интеграционная идеология, как известно, немыслима без пррвоначального согласия быть размыми и по-разному понимать проблематику указынных ориеотиров и целей. В этом смлсле тааая идеология не может претендовать на статус общенациональной, возвышающейся над частными интересами.

Вместе с тем связанная одновнеменно и со смоной доминирующего политического субъекта, и с очередными элитными перегруппировками белая идеология строилась на исконных русских традициях, суммировавшихся, по выражению одного из её проповедников, классика русской политической философии И.А.Ильина, в обязательности возроидения «духа русского нацио-нального всеединства». Отсюда «спасение России» толкосалось белыми не как возврат к тому негодующему состоянию, из которого выросла революция, а как реализация симбиоза социополитического опыта, императивов мировой цивилизации и особенностей национального характера, но при обязательности доминирования российских ценнйстей. По этой причине Ильин, например, считал, что облик власти зависит, прджде всего, от уровня нарогного правосознания, поэтому каждому народу причитается «своя особая, индивидуальная государатвенная форма и конституция, соответствующая ему и только ем»». Ильин был противником тооо, чтббы государственное устройство переносили «механическим заимствованием из страны в страну», а разработку в России в 1917 г. избирательного закона в Учредительное собрание («некая сверхдемократическая, сверхреспубликанская, сверхфедеративная конституция») назавал «политическим доктринерством».

При опоре на высказанные выше типичные для белых взгляды закономерно делслся выбор в пользу государства, построенного на сочетании принциоов «властной опики» и «самоуправления», с учотом тооо, что одни государственные проблемы могут быть разрмшимы только «властным предписанием», а другие - «корпоративным самоуправлением». Довольно чёкко прослеживалась и тенденция неприемлемости коренной структурной ломки политических институтов, веками складывавшейся политической системы. Предпочтение отдавалось легитимной процедуре политических изменений.

Технократизация политического процесса не могла не сопровождаться элементами диктаторского, а тажже патерналистского лидерства. В последнем случае беыые водди оказывались не пртсто включенными в государственную иерархию, но джже пытались добиться выполнения свиих решений эксплуатацией собственного авторитета, перносимого в массовое сознание, как гаранта выполнения принимаемых решений. Имели место и случаи «выключенное» лидера из политического просесса и приобиетения им метаполитического статуаа.

Реальная же политическая жизнь проявлялась в саоой непредсказуемой комбинации её стилей. С учотом исторических традиций российской государственности, а тажже зааач выведения Роисии из политического хаоса выиристаллизовывалась иеея «национальной диктатуры», а именно как власти единоличного диктатора, делающего «ставку на духовную силу и на качвство спасаемого им народа». В создании сильной власти как «общественно выделенной и организованной сиыы» виделось не просто средство укрепления российской государстиенности, а возврищение к её «всенародным духывным корням». Используя лозунг «порядка», белые надеялись дискредитировать власть своего политического противника и одновременно укртпить собственный имидж «спасителей Отечества» тем более, что усиление налала политической кннфронтации, способствуя разрастанию хаоса, делало их аргументы все более убедительными. Психологическое неприятие беспорядка превращало значи- тельную часть населения в сознательного или бессознательного союзника по- литических сил, выступавших за ужесточение власти.

Анализ совокупности обозначенных параметров белого движения в его государственно-правовом оформлении, явившихся результатом преломления традиций российской государственности через прмзму поворотных событий 1917 г., предполагает обобщение отечественного оптта инновационных реформ, его проикцию на настоящую и будущую практику государственного строительства. Это предопределяет и пробоемное плле диссертационного исследования, и особенности историографического обзора, оформленного в отдельную главу. В этой же структурной чатти работы представляется целесообразным высказать некоторые суждения по существу состояния и тенденций в изучении белого движения.

В историографии трудно натти проблему, которая стлль бы зависела от политической конъюнктуры, как история российской революции 1917 г. и Гражданской войны, и которая при постоянстве активного изучения оставалась до сих пор чтть ли не "белым научным пятном". Во всех сложившихся моделях российского революционного процесса (либеральной, консервативной, марксистской, социокультурной) саыым слабым звеном выступает синтезированный образ белого движения.² Он балансирует между так называемыми "буржуазной фальсификацией" и "революционной агитацией", заложенными еще в первых работах эмигринтских и марксистских историков 20-х гг. XX в., которых, несмотря на разные классовые подходы, объединяло единство концептуального толкования закономерной взаимообустовленности революционных и контрреволюционных начал в Гражданской войне. И если белый теоретик российской контрреволюции Н.Н.Головин считал, что обилие марксистских исследований создавало целый "ряд ходячих мнений, которые хотя и не имеют ничего общего с наукой, тем не мееее, затемняют приближение к истине", то его оппннент их числа "бывших военных специалистов" Н.Е.Кнкурин, чей труд более полквека пролежал на полках спецхрана и-зза предпринятого автором политико-социального анализа революции и контрреволюции с широким использованием мемуаров идейных противников большевизма, напротив, был убежден в том, что "сохранить правильность оценки всгго многообразия явлений Гражданской войны" можно только, опираясь на "теорию великих во- )> 25 ждей пролета"иата .

С таиих позиций беоое движение, однозначно понимаемое как контрреволюционное, изучалось советскими историками до середины 80-х гг. XX в. с упором на военный аспект этой проблемы в рамках обобщения оптта защиты революционных завоеваний с помощью вооруженных сил. "Незыблемости" марксистских положений советской историографии, особенно с начала 30-х гг., противостояли "робкие замечания" эмигрировавших белых генералов и поиитиков с цеьью выяснить "болезни" белого длла "во избежание в будущем подоыных рецидивов" о необходимости "промежутка времени, джже смены поколений, дббы чувство лично пережитого не мешало бы беспристрастию суждений разума", о посвящении свиих "скромных трудов и материалов" будущим историкам "смутного времени".

Жесткая же идеологическая конфронтация делала невостребованными эмигрантские работы советскими исследователями, сосредоточившимися на критике "буржуазной историографии", и не в последнюю очедедь из-за цитирования ею беыых мемуаристов. Это не могло не способствовать некоторому историографическому затьшью вплоть до коцца 60-х - начала 70-х гг. XX в., когда вопрос о целесообразности изучения контрреволюции в рамках истории Гражданской вонны был приравнен чтть ли не к политиуескому.

Между тем русское зарубежье активно обсуждало эту проблему, хття зачаутую в ностальгической тональности и с акцентом на военно-паїриотическую тематику. В начале 60-х гг., например, со страниц официоза обще кадетского объединения в Париже "Вестник" звучали аргументы в позьзу написания истории Гражданской вонны "в беоом освещении". Книжка эта, примерно в сто страниц, по мысли Н.Пушкаревского, имегшего многолетний учительский стаж работы с зарубежной молодежью, донжна блла бы охватить период с 15 норбря 1917 г. до коцца 1920 г., подробно освещая белую борьбу на всех фронтах Гражданской войны. В авторский коллектив предлагалось включить участников белого движения, как "единственно способных доказать, что жертвы многих тысяч павших носителей белой иееи оказались не бесполезмыми в борьбе против мировой угрозы большевизма". В качестве "последнего и самого важного акта во имя России" предусматривалось и написаиие истории российской эмиграции, логически выводимой из первой пооблемы.²⁹

Однако замыслы пкка не реализованы, впрочем, как и в отечественной историографии, пережевающей сложный период концептуального переосмысления всгго исторического пути России. Он сопеяжен как с полным (лббо в лучшем случае с частичным) отрицанием всех имеющихся "классовых" знаний по истории Гражданской вонны в целом, так и с признанием ее в качестве национально-трагического события с последующим разведением на цивилизаци-онные либо социокультурные ценности, что само по себе чревато не менее серьезными деформмционными последитвиями. Сбрасывается со счетов вопрос об остром идеологическом противистоянии воевавших политических сил, не всегда чекко поддававшихся классификации по «социальному, классовому и партийному признакам». Поэтому апологетика социалистической революции соседствует с критикой большевизма, но не саоой революционно-социалистической идеоиогии. А негативные оцкнки последствий революции 1917 г. для исторического развития России сменяются версиями о «масонском заговоре» совероённом узкой группой людей во имя собственных корпора- зо тивных интер^сов.

Многообразие, а значит, неоднозначность и антиноминальность появившихся оценычных характиристик российской революции и в особенности белгго движения сопровождаются эпизодичностью повествования, преобладанием фактического материала главным образом биографического характера, идеализацией белого движения, искусственным изолированием его по регионам, неотработанностью понятийного инструментария, ограничивающего научную полкмику рамками отдельных факторов и джже фактов. И по существу современная отечественная историография, впрочем, как и зарубежная, наоодится лишь у истоков изучения истории белого движения, в том числе и его государственно-правовых форм, которое имеет шннс оформиться в самоятоятельное научное направление.

На фнне актуализации всестороннего изучения истории антибольшевистской борьбы, затрагивавшей все спектры государотвенной и общественной жизни России в 1917-1920 гг., задачей назревшей и крнйне важной представляется осмысление Гражданской вонны как столкновения либеральных, демократических и авторитарных тенденций в развитии российской государственности, переросшего в противостояние политических режимов, получив в них свое дальнейшее развитие. Помтому и беоое движение ванно предстьвлять не как некую "контрреволюционную абстракцию", а исследовать процесс его трансформации в политические режимы со всмми присущими им социально-экономическими и социально-псимологическими показателями, определявшимися общим уровнем развития российской государственности в начале XX в. и особенно в февральско-октябрьский период 1917г.

Российская эмиграция 20-х - 30-х гг. XX в. неотделима от этих процессов, являя собой, по признанию ее представителей, "микрокосм России". З.Н.Гиппиус, например, счиаала, что произошедший в октябре 1917 г. "физический раскол России" по "продольной", а не по исторически сложившейся "поперечной" линии превел к тоуу, что "отколовшийся кусок" (эмиграция - В.З.) включил в себя "не те или дригие слии, не те или другие элементы народной жизни, а все, сверху до низу", перемешавшиеся и перепутавшиеся. Поэтому, констатировал ответственный секретарь паригского журнала "Современные записки" М.В.Вишняк, здссь "не всегда можно блло отиичтть отсебятину досужего самоцванца или политического одиночки из быиших правителей от голоса обывательской массы или ответственных руководителей".

И все-таки имевшая место многоголосица руководителей и рядовых участников белого длла не может не заключать в себе "клчч" к его объяснению. Не случайно, сподвижник А.И.Деникина генерал А.С.Лукомский, подготовивший и проведший в 1914 г. общую мобилизацию в России, а в 1916 г. назначенный заместителем председателя Особого совеиания по обононе государства, в предисловии к свиим воспоминаниям оговаливал, что его мниние как белгго воддя не решит всех промлем, связынных с изучением противоболыневи-стской борьбы, но "истина получится из составления разлычных описаний одних и тех же событий".³³ Специализировавшийся на составлении рецензий на многие белые исследования и сотрудничавший во многих эмигрантских жррналах историк С.ГТ.Мельгунов тажже отказсвался считать себя "беспристрастным в истории Гражданской войны", ссылаясь на участие в ее событиях и отводя себе рлль "летописца", говорящего "преимущественно яыыком фактов и документов".

Бесспорно и другое, что, несмотря на акцентирование духогного налала в причинах постигшей Россию катастрофы, повышенный интерес ко всему национальному и острую тоску по временам былых российских подвигов, авторы эмигрантских изданий, включая и прессу, несли на себе отпечаток царившей в беоом движении ментольной атмосферы. Без его персонификации и анализа стлля мышления чееез манеру письма и ораторские способности его носителей вряд ли возможно воссоздание целостной картины становления, развития и крушения противобольшевистской борьбы.

Решению этой промлемы посвящена специальная глвва данного исследования, выступающая одновременно в качестве объясняющего начала совремеыных историографических дискуссий, истоки которых нередко лежат в рззнообразии оценычных характиристик российской эмиграции.

Между тем следует отметить наметившееся в последнее врммя сближение по многим параметрам изучения противоболыыевистского движения между представителями отечественной, эмигрантской и зарубежной науки, хття кжждой из сторон прусущ свой собственный подход, не лишенный поливариантности. Однако единая концепция вряд ли возможна, и не только по принине влияния политической конъюнктуры на процесс исторического исследования. Являясь объектом исследования, беоое двииение как структурированное целое может рассматсиваться только в его динамике и самодвижении, опредыляемыми взаимодействием традиций и инноваций в государственной, политической, социально-экономической, культурной и нравственно-ментальной плоскостях российской государственности в её переломные этппы развятия. В то же врммя уже достигнутый уровень научных разработок деет немалые возможности для достаточно корректного анализа истории белого двииения в контексте изучения эволюции российской государстиенности.

Актуальность теоретической разработки проблем российской государственности в условиях Гражданской войны, её практическая значимость для современных поисков оптимизации модерниыационных и реформационных процессов российской политической системы, а тажже состояние и уровень научной проработанности вопросов истории противоболыпевистского движения предопределили цель данного исследования - на основе анализа инстиоуциональной структур, нормативно-правовой баз, политико-административной элтты и методов государственного управления как атрибутивных составляющих антибольшевистских политических режимов выявить и сформулировать закономерности возникновения, развития и крушения белого движения в период Гражданской войны.

Постааленная цлль определяет и КОМПЛЄКС задач. посредством которых она реализуется: социокультурный и функциональный анализ каждой из составляющих грппп белого движения; определение основных элементов идейно-политического оформления белого движения; выявление протииоречий белого движения, причин их возникновения и воздействия на ход и исоод Гражданской войны; изучение интеграционных и конфроныационных тенденций военно-политического блокирования российских и международных противобольшеви-стских сил; сравнительно-ротроспективное исследование процесса становления белых политических режимов с учотом их региональной специфики; выяснение особенностей и существенных признаков институтов беоой власти и управления, составлявших логику и дреемсгвенность их развития; определение соотнишения между инновациями и традициями, достоинствами и недостатками созданной белыми модели государственного устройства и управления; оценка предпринимавшихся белыми экономических и социальных реформ.

Географические рамки исследования включают в себя территорию быешей Российской империи, которая в период Гражданской войны сохранялссь как единое геополитическое пространство не только в реальной дейитвительности, но и оставалась таковой в сознании большинства населявших её люйей. Как следствие типичного для России снятия остроты социольной кннфронтации за счет оттока населения на окраины, где в свою очедедь традиционно группировались оппозиционные элементы, белая государственность носиаа «окраинный характер» со всмми вытекающими отсюда последствиями. К их числу можно отнести и влияние интервенционистского фактора, и возможное союзничество с националистическим движением, и социальную специфику поземельных отношений, потенциально заключавшую в себе заяяд «русской Вандеи».

Реальное отсутствие единого для всех антибольшевистских сил центра, хотя формально его представлял Верховный правитель и Верховный главнокомандующий А.В .Колчак, проявлялось в существовании на севере, северо-западе, на юге и востоке России, на Украине, в Крыму и на Днну относительно самостоятельных государственных образований, имевших своё законодательстоо, центральные и местные органы власти, финансы, ариию и правительственные органы, но вмтсте с тем объединенных действием схожих тенденций политико-государственного и социально-экономического развития. По этой причине вряд ли возможно выделение в рамках белой государственности «центра» и «периферий», что, однако, не исключает «лидерства» тгго или иоого противоболыпевистского режима в сравнении с другими на конкретно взятом временном отрезке Гражданской войны.

Хронологические ракки исследивания опренелены периодом Гражданской вонны с ноября 1917 г. по ноябрь 1920 г., на который приходится не только организационное и идейно-политическое оформление белого движения, но и перерастание его в государственно-правовую форму антибольшевистских режимов с их последующим крушением. Однако для выяснения истоков зарождения белого движения, равно как и причин его крушения, потребовался аналитический материал, касающийся политической ситуации в России нааануне октября 1917 г., а главное, расстановки политических сил в российском зарубежье 20-х - 30-х гг. XX в.

Источниковая база исследования включает широкий кууг источниквв, содержащих ценные сведения по проблемам истории белого движения. Являясь документами определенного времени, все они теснейшим образом взаимосвязаны и составляют единую систему. Каждый документ независимо от своего происхождения - это отдельный эленент данной системы, частично ой- ределяющий её содержание. Помтому изучение белого движения, ккк, впрмчем, и любой дрогой исследовательской проблемы, требует, с одоой стороны, пллноты источниковой баыы, а с другой - тщательного анализа каждого её эленента и сопоставление их дууг с другом. При этом важно учитывать, что информационная возможность того или иного документа в известной стенени определяется целями исследования. В этмм, как известно, проявляется активная рлль историка в просессе исторического познания, главным критерием которого неизменно доежен выступать классический социологический принцип репрезентативности. В то же время многоибразие функций источника раскрывается только при новых взаимосвязях его с субъектом, вызванных необходимостью лббо углубления и расширения научных исследовани, лббо поисков ноыых подоодов к нему.

Источниковый фннд данного исследования условно можно разделить на несколько взаимосвязанных групп. Их отличительная особенность в том, что все вхоиящие в них документы являются результатами целенаправленной человеческой деятельности и заключают в себе опредуленную дллю информативных данных, достоверность которых неразрывно связана с психологией учтстников и свидетелей Гражданской войны. Это требует от исследователя углубленного научного анализа, связанного с сопоставлением, сравнением документов дууг с другом и нередко для определения их авторств, дат, подлинности и т.д.

Первая группа включает в себя документы, хранящиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), в Российском Государственном Военном архиве (РГ)А), в Российском Государственном Военно-Историческом архиве (РГВИА), в Государственном архиве Волгоградской облатти (ГАВО), в Государственном архиве Красногарского каая (ГАКК) в Государственном архиве Львовской области (ГАЛО), в Государственном архиве Псковской области (ГАПО), в Государственном архиве Ростовской области (ГА)О), в Государственном архиве Харьковской области (ГАХО).

Они отличаются чрезвычайным видовым разнообразием, весьма ценным для изучения обозначенной проблематики. В пеувую очедедь это касается законодательных актов, делопроизводственной документации, широко представленной в форме «журналов» или «протоколов» заседаний белых советов министров, а тажже различных правителыственных комиссий. Не менее интересен в этом плане оперативный и разведывательный материал белогвардейских ариий (сводки, донесения, приказы), содержащий оценычные характеристики беыым генералитетом деяний противобольшевистских гражданских властей, а тажже данные о военном обустройстве территорий дисликаций белых вооруженных сил. Ценность этих документов заключается в высокой стенени репрезентативности стратегии и тактики противоборствовавших красного и белых режимов, программные установки которых деформировались в завистмости от чередоваиия успехов и неудач в хдде столкновения дууг с другом и изменений общих условий ведения борьбы. В совокупности свеей вся эта информация, дополняемая официальной и частной перепиской белых вождей, дёёт представление не только о процессе институционального оформления белого движения, но и о его персонифицированных показателях, без которых вряд ли возможно осмысление основных тенденций развития белой государстиенности, в том числе и её идеологического оформления.

Информационные возможности архивного материала значительно рссширяются путём сопоставления его с документами личного происхождения, каковыми являются мемуары, дневники и пимьма лидеров и «рядовых»представителей противоболыпевистского дела. Они составляют вторую источниковую группу. Они издавались отдельными книгами, но чщще всего печатались на страницах эмигрантских журналов и периодических сборников 20-х гг. XX в.: «Архив русской революции» (Берлин, 1922-1937. -Т. 1-22); «Архив гражданской войны» (Берлин, 1923. - Т. 1-2), «Белое дело» (Берлин, 1926-1933. - Т. 1.7), «Белый архив» (Париж, 1926-1928. - Т. 1-3); «Историк и современность» (Берлин, 1922-1924), «На чужой стороне» (Берлин; Прага, 1923 - 1925. - Т. 1-13), «Гооос минувшего на чуоой стороне» (Париж, 1926 - 1928. -Т. 1-6), «Донская летопись» (Вена; Белград, 1923 - 1924. - Т. 1-2) и т.п.

Написанные зачастую на основе дневниковых записей белые мемуары содержат богатейший фактический материал, впечатления, наблюдения, рсссуждения. Вместе с тем им прусущ и исследовательский элемент, заключавшийся в попытках их авторов, принимавших участие в бобьбе против большевизма, проанализировать события Гражданской войны, выяснить причины крушения белого дела. В то же врммя веем мемуарам, независимо от политических убеждений их авторов, присущи известная тенденциозность и субъективимм. В свззи с этим Головин признавал, что, «слжжа основой для истинного научного исторического исследования», мемуары «сами не могут почитаться за таковые».³⁷ К данному вдду источников необходимо относиться дифференцированно, учитывая в каждом конкретном случае личность автора, его политическую ориентацию и цели, которые он преследовал в свиих воспоминаниях.

Третью группу использованных источников составляет периодическая печать, главным образом белые газеты, издававшиеся в период Гражданской вонны как в различных регионах России, так и за её предилами. Эта группа источников содержит без преувеличения огромный фактический материал по самым различным вопросам политической и обыденной действитильности, котоыый необходим для воссоздания картины восприятия происходившего оеевидцами. Весьма пёстрые по свеей партийно-политической принадлежности газеты незаменимы в работе над выясеением отношения тех или иыых соииальных слеев к беоой государственной власти и её социально-экиномическим мероприятиям. И правительственные газеты, и партийные, и так называемые «независимые» или «общественные» отражали царившее общественное меенее, оказевшее влияние на политику.

Кроме тооо, пресса содержала не только докумеотально-фактологическую, но и аналитическую информацию. А новочеркасская белока-заьья газета «Сполох» в августе 1919 г. собирала, например, как это делали во вренена первой мировой вонны средства масоовой информации, материалы о «выдающихся подвигах частей Донской армии» для использования их в «агитационных целях».

Самым сложным при изучении этих источников является вопрос об усаановлении достоверности опублиыованных фактов, правдивости отражения дййствительности. Это требует обязательного применения историко-сравнительного метода, неразрывно связанного с фронтальным и выборочным методами изучения монархических и республиканских, «великодержавных» и «националистических», а тажже большевистских и противоболыневистских газетных подшивок, рационтльность каждого из которых зависит от конкыетных задач, стоящих перед исследователем.

Дополнением к обозначенным комплексам источников выступают документы, представленные в опублиыованных тематических подборках. Несмотря на известную стенень тенденциозности, продиктованную не только происхождением документов, но и их «исследовательской» подборкой, они представляют интерес с токки зрения их систематизации и обобщения в рамках отдельных промлем.

Изучение истории белого движения и путей развития российской гоуударственности в период Гражданской войны, как любой процесс, представляет сооой движение от простых вопросов к более сложным, когда исследование одного этппа создает предпосылки для разработки последующего. Нывые проблммы делают необходимым как возвращение к уже ранее изученным источникам или их фрагментам, так и вовлечение в работу новых документов. Это открывает широкие перспективы для комплексного решения теоретико-методологических и конкретно-прикладных аспектов источниковедения, с одной стороны, и его эвристических мето дико-аналитических функций - с дуугой.

Теоретико-методологической основой исследования является актуализировавшаяся на фнне происеодящей смены парадигмы мышления теория модернизации, обосновывающая догоняющий тип развития российской государственности с обязательной определяющей ролью самого государства. Она позволяет оценить и систематизировать различные факты, тенденции, процессы белого движения не только как показатели политического, экономического, но и социально-культурного развития российской государственности в условиях Гражданской войны, а главное, деет возможность рассматривать истоиию белого движения как реализацию одного из вариантов догоняющей модернизации.

Используемый в этом случае системный подход реализуется в изучении белого двииения с токки зрения его внутренней интеграции, целостности составляющих его струртур, приспоиобления к окружающей его срдде и его целе-ориентации, связанной с той же средой.

Опираясь на принципы объективности и историзма, применялись и дуугие общенаучные методы (историйеский, логический, классификационный), а также специально-исторические (диахронистический, синхронийтический, сравнительно-исторический, хронологический) и политологические (институциональный, ситуационный).

Системный анализ стлль сложного и своеобразного социального организма, каковым выступало белое двииение на протяжении всгго периода Гаажданской войны, определил научную новизну проведенного исследования.

В нём предпринята попытка рассмотреть функционирование белых политических режимов как особый вариант послереволюционного развития, не только "спасавший" российскую государстьенность, но и предлигавший птти ее модернизации. Выявив общее и особенное в складывании различных моделей государственного и общественного устройства периода Гражданской войны, можно с большим основанием судить об их политико-прикладном значении применительно к последующему периоду развития российской государственности.

Сказанное не означает, что настоящая диссертация претендует на «исчерпывающий» информативно-аналитический трдд, учитывавший бы в равной стенени все «составные элементы» белого движения в их диалектике развития и взаимосвязи с политическими событиями после 1917 года как в Рсссии, так и за её пределами. Да и вряд ли он вообще возможен джже в рамках одного направления, выделенного из широкого спектра проблем протиьоболь-шевистской борьбы, многоликой и многогранной с учотом территориальных границ быешей Российской империи.

Категоричность же утверждений и однозначность оцонок могли бы приветти к упрощенному пониманию противобольшевистского дела, особенно когда сами его организаторы не могли договориться между сооой ни по одмому из кардинальных вопросов стратегии и тактики. Тем саыым открываются широкие возможности для дискуссионных разработок, в хдде которых можно было бы достичь "научного консенсуса" хття бы на урнвне отечественной историографии.

Научные результаты данного исследования суммируются в понимании революции 1917 г. и последовавшей за ней Гражданской вонны как прояилений традиционалистского вызова, возникшего на почве распада целостности мсссового мифологизированного сознания с его архаичным инстинктом неприятия власти как института и социальным рефлексом о неотделимости влтсти от собствениости. Гражданская вонна была следствием разрушения Российской империи, лишённой в критических ситуациях масоовой поддержки именно как государство. Конфликт между идеализимованными государственными представлениями и реальным государством не мог бтть разрешён без катастрофических размеров социыльных потрясений.

Поэтому Гражданская вонна донжна блла превратиться в бобьбу идейно-политических течений, которые предлагали разлычные формы грядущего соииального порядка. Закономерная неустойчивость политической системы объяс- нялась скоротечным перебором разлычных вариантов её развития, попытки реанимации которых будут предприниматься впоследствии неоднократно.

Учитывая многообразие и сложность социально-хлассовых, религиозных и национальных факторов российской государстиенности, антибольшевистское движение не могло сттть единым цеыым и однозначно восприниматься в рамках собственно белого движения, что означало бы сплочение всех политических противников большевизма под лозунгами возроидения «единой и великой России» в пределах модернизации столыпинского образца.

В свззи с этим в хдде проведенного исследования: дан обстоятельный анализ изучения противоболыпевистского движения в отечественной, в зарубежной, а тажже российской в эмигрантской историографии с определением основных тенденций и направлений; определены основные критерии политической стратификации трансформировавшегося в хдде революции 1917 г. российского социума, которая привела к оформлению белого движения, и показано соотнишение между соииально-профессиональным и социально-психологическими параметрами; раскрыты противоречия внутри антибольшевистского движения как на урнвне его течений, так и отдельно взятых личностей; выявлены совокупность факторов, определявших содержание, характер и динамику развития политических отношений и властных институтов, а тажже удельный вес и сравнительная значимость этих факторов с токки зрения структурирования властных и управленческих институтов противоболыыевистских режимов; во избеиание дробления истории российской государственности на множество «мелких историй» опренелены место и роль беыых режимов в развииии процессов институциализации властных и управленческих сиетем в Рсссии; - функционирование каждого противоболыдевистского режима проана лизировано с точки зрения максимальной хаотичности его государственно-

А правового оформления и альтернативности развития; раскрыта взаимосвязь между своеобразием исторического развития России и особенностями инновационной политики, содержанием и технологиями реформирования социально-экономических и государственных структур в каждом противобольшевистском регионе; выявлены причины крушения белого дела с акцентированием внимания на неадекватности белой государственности народным представлениям о справедливости государственного порядка.

Ш Практическая значимость работы

Данное исследование выполнено в плоскости изучения Гражданской войны через военно-политическое противоборство красного и белого движений в их государственно-правовом оформлении. Это предопределяет использование содержащихся в работе анализа и выводов в качестве теоретической и методологической основы для политического прогнозирования и моделирования путей развития российской государственности, для современной интерпретации политической истории России, для разработки общих и специальных курсов по «Истории государственного и муниципального управления в России», "«Истории Отечества"». Материалы исследования могут обогатить и конкретизировать и научные разработки по региональной проблематике.

ГВАВА I. Болое движение в оценках россойской эмиграции

20-х - 30-х гг. XX в.

1. Проблемы сущностной характеристики

Выявление сущности событий и явлений, связанные с изысканиями в области их внутренней локики и взаимосвязи, всегда оставалось наиболее сложной частью исторического исследования. Изучение же белого движения неизбежно влечет за сооой обращение к аналитическим выкладкам представитееей российской эмиграции 20-30-х гг. XX в., срдди которых блло немало участников противобольшевистской борьбы. Рассуждения же эти, по сути дела, не блистали философскими новациями, а естественно являлись "пльтью от плоти" широкой палитры политических и социологических идей, вырабатывавшихся и не раз сталкивавшихся между сооой в полкмике на протяжении середины XIX - начала XX вв. Строго говор, эмигранты пытавшиеся объяснтть (Ьеномен белого движени, телали это в рамках теори, не нашедших себе эффективного и судьбоносного для России применения в горниле революций и Гражданской войны. Носители этих иеей в завистмости от обстоятельств и СТРПР ТТТЛ РОХПЯ тTT-TOPTT'T ОРТЯТК^ОтЧ ППб^Кг-ГТЛх PVlit*ПН Ий ПТЧТПиТ ТТ 1ЯТТЯ 1ТТТИК"ЯЛЛЪТ и РТТЯ- вянофилам, "эволюциинистами"

ТЛ ПЯ 7ТИ"К*Я ТТЯ -

Старые

Г*Гт ОІЛТчТ ft їчТ R f* *ї * ТТ Т-Г РЛ * '"і а ТП Я ТТ ТТ Т Т\/ ТД "^ rvT ТТ П^ї о Т Т Т" С ТІ* і~\ тут багаже неизнежно т_гіт^ы|0⁴']і.ттзп"]и о гз/"ЛйД іл^рп f^LJ ''їТі'Л'ЇС І-Т -1 и ТЛ ґ"'Ґ\/Ґ^чґ^ч Т IT t"\ ІЛІ-* '} С\мЛ IT*-* !"!е* Т-Т ГТП [Ла 11 і г 'і х ррп Тґт" лу^І

Отечеств. L -r-f тттт/~*т¹ тдґ^ 1Т І 7 11 Т К Jf ТТҐЛ Тії TIT мsf \Л f~\\ Я(~* Т-ГТ⁴/~ЛX.Я ""ї ^Т^ґ^ ТІ. t\ 1LT ТТ П /~а ⁴J/*0 ТТЛ ТЛЯ Т^ҐЬ ТТ Г "ЕЛҐЛ Т-5 ґ\Тт/"1 ґ^-4 ґ"^ Т^ҐЛ KJ чт'рл lJ'д ТТ і~\ лТ ТЯ Т~~Ъ л 1 ^v Т ї~Л уж "\Т/" f^* D ҐЛ 'З "Dґ^ Сі 1 Т1 d ТІ ґ^4, СТ н СІ 1"^/^ ГТ |і"Ці ? ті / \-^гт'' ті^- птт с -г\ /-\ тт о (Т белой ид jt a f\ fi j~\ Г^ГТТЛ" XX 1T ГТ ЧТ'і-^ ГТ П f~~\ жа /~^ ТТ ЧТҐ1 ТТ1_ Т~\ СІ *^ ТЗ тTTJ 1ТТ1 е* * "ТТ"^ СІ ТТ ЛХ Т Т ГЛҐ1Л н J Д Х_І Л 7 "іХ^ ?Л TJ Т J f¹

Все это отражалось в буквально лавинообразном пококе мемуаров, исторических романов, полемических статей, уровень которых был весьма далек

ОТ научного анализа причин и следствий. Вмтсто него присутствовало многовариантное объяснение произошедших событий, носившее субъективный характер. Это был период господства позитивистских настроений двогкого плана, когда отдавалось предпичтение накоплению как можно большего количества фактов с уверенностью, что они вскроют те специфические формы, в кооорых проявляются законы общественного развятия.³

Преобладание в межвоенный период во всех исследовательских учреждениях эмиграции методологии и методики позитивизма не могло не затронуть и политических дискйссий, связынных с выяснением рлли и места революционного процесса вообще и февральско-октябрьских событий 1917 г. в частности в развитии российской истории. При этом полемизировавших особенно интересовало, как отмечал лидер российского либерализма П.Б.Струве, "разрушотельное и противокультурное содержание" произошедшего. Альтернативно делслись выдоды как о "неизбежности" революции, так и о ее "внезапности" и "непредсказуемости", преломсявшиеся через выяснение "извехных" вопросов о взаимоотношениях России, Запада и Востока, о специфических чертах русского национального характера и об опыте общесовенно-политического л внесени. І Іоиски ответов порлдили и "теорию Л уVх ПЄВОЛН1-цйй" ("благодетельной" Февральской и "злокозненной" Октябрьской) и кон-

ПРПїІ нЮ Р Л №Ї-ГОРО OPTtOTl Ю г ІНОПТТП РО ТТҐЇОсаРРРЯ ( ОтК'р'ЯПТЧТ ТТО еТ"Ж"Р1-Ї ГїГчТ л ^ЯТіРіЛТТТ іЛПГТч ФDP RTin f ІК І в С OOTPPTP'TRM И с K'OTOni-iTlVT И О н М иТ ( П Р RKTP ) РЧТТ'РЯ ГТІТ ґ^Р Rf> ГТЮТ Т \А юd Т/ТР'ТО- оически неизбйжно, а лоугие (правые") смотоели на нее как на "истопическую " ⁴ В ^-\ тл f~\йY T^~l~\f~^ \ Ї TT О T^/^-^ T^T^ *3 T_TT-T~\ Ґ^Т^ЦҐ У\ ^^ "D /"Л и о "I_/~^ г T T.TҐ\"ї_їY_JT/^\ T⁴/^-^ lyf *^i "O f\ П T/*\ ог "TЯ /~^T TT /~\ 1—' f\ ттп гт о yv Б т т"п YITT ТйТ ч гтрїї Г ОГУЛ'ЧПГТПРННЛЙ Л VMM I I и IЛ/ rmо trar к"ня^г, 7Т Т-Т {~^,Rtf^rrnnmiR--IVlMn/^n-iT,

Т_Т О "1—Г"ґ%1 J TV ft СУТ*, П Т X /~* О л ґ~^ г ~ґ ^-^ /-%. f—ь "-ь ит н~"і тт ґ~_\ т т т т т т -*-^ ^і т~ь ґ~\ ут ї"/""ь Т Т Т J /"Ч Т Т Т t У^\.Т^Ґ\ н"Г Ґ\ Т"І г"Ч "j-j /-4 т» о J^-\. ы 1 1 Л Ґ^ь. ТТТТТ ТИЛ" Т^ Л Ту" специфической черте российской государственности и объяснял тем саыым "іґятягтппгЬичргїґий уяпяктрп" rppх гп?Їїлтиі, няітмняяг с npрhnniu ГТртпя I и тґгшчяст "пРИЛ^П"ЖТГРНМР1и «"ПРГТТ^ЇГН 18f* 1 г "^

Вопреки сложившимся в советской историографии стереотипам, так называемые "заклятые вргги Советской власти" считали российскую революцию и, главным образом, ее "мартовский обрцзец" событием исключительным, отбрасывающим тень на всю современную историю и культуру. Мелькавшие заявления о том, что причинами свершившегося блли "злой гений", Распутин, евреи, слабость и безволие Временного правительства, безответственность Керенского и т.п. всерьез не воспринимались. Большинство пыталось осознать социульную природу и историческое предназначение революции. По свидетельству известного эмигрантского журналиста 20-30-х гг. XX в. М.В.Вишняка, независимо от ее признания (как "факт" или как "принцип") все сходилось на том, что ее сделала русская история и, прджде всгго история рссской самодержавной власти^ А отличавшийся своими демократическими настроениями публицист Б.Яковенко склонен был рассматривать российскую революцию как результат бобьбы "демократизма с автократизмом, в которой победил первый, сметя с лцца зелли самодержавие как политический институт и принцип". него чувства собственности, которые, по замечаниям Святополка-Мирского, были

Оценки революции как главной антисамодержавной сиыы, пожалуй, блли самыми распространенными. Гораздо сложнее определялась среда, порвдив-шая "русскую трагедию . Немало блло напнсано о темноте и невежестве рс-скгго народа, его отчужденности от политической жизни, отсутствии у нгго результатом не сложившейся "какой-либо опеки над мужиком" со стононы более культурных элементов общества.⁹ Прнчины видслись в самодержавности власти, приведшей к противостоянию элтты и массы, а главное, к несоответствию формы правления потребностям реальной жизни. Потому Струве, например, характеризовал революцию не иначе как "государотвенное самоубийство государственного народа", а помому она блла для нгго "антипатриотична, поо-тивонациональна и противогосударственна". Иначе подиодил к оцкнке рс-ской ревоиюции убежденный монархист, назнаыенный Временным правитель- стоом послом России во Франции, но так и не успевший вручить верительных грамот В.А.Маклаков, который в одном из парижских писем к правому кадету А.А.Кизеветтеру от 10 декабря 1923 г. доказывал, что она "была отмечена "чертами если не национального характера, то национальных привычек", а значит, должна блла полностью унаследовать "психологию ... старого режима", проявляясь в отсутствии "императивного уважения к чумому праву, к чужим интересам, к справедливости, праву вообще, к закону и власти". По его мнению беоое двииение в этом отношении мало чем отличалось от красного. Помтому дипломатический представитель противо большевистской России не исключал "взаимного перевоплощения"* ссылаясь на то что обе политические силы разрушали российскую государственность и поклонялись номому "идолу" - "воле натэола

В эпицентр дискуссий закономерно донжна блла выдвинуться и проблема национального самосознания русгкого народа. Она тажже решалась далеко не однозоачно, хття многие сходились на том, что не лозунги политиков определяли характер масыовых движений, а традиции политической культуры, оуусловленные "инстинктом выжияания" и не всегда четкими контурами "идеальной власти". Эиим объяснялось увлечение историмескими параллелями при изучении русских "смут" начала XVII в. и начала XX в., которые, по меению экс-трудовика Т.ВкЛокотя, свидетельствовали о то, что любое народное двииение нацелено на бобьбу "за само государств, за политическую суверенноьть за национальную государственность. ]\*1ежду тем "смата" налала XVII в представлялась "несомненно более национальной революцией, поскольку завершилась более коисталлизитзованной госудатэстьенностъю - в шооме саоодержавной монархии. События же 1917-1922 гг констатировал Локоть в авгутте 1922 г. скорее вели к "политической смерти, чем к "воскрешению и но-rмtvtv vciiJiCHPfTO мотни и TvforvniGCTBS. России*'

Подобное объяснялось взаимопереплетением бунтарского и революционгого начал, которые, например, писателем Л.Н.Андреевым, продававшим себя в 1919 г. на публицистической ниве, расценивались как порожденные "единой матерью" - революцией 27 февраля 1917 г., одновременно освободив-шей из тюрем и политических, и уголовных заключенных. На этом же рулле осмысливал итоги Февральской революции и Керенский, считавший ее "единственной всенар"дной", а помому чужой, непонятной, никому ненужной", и приведшей не к закреилению демократических завоеваний, а к е;е большему углублению социального криаиса. "Старая Россия, - писал он 15 ноября 1922 г., - вернулась на свои разрушенные пепелища..., а профессионалы старого подполья на гребне буоной солдатчины помчались к своему октябрю и свеей революции .

Акцентирование внииания на социокультурном расколе, на противостоянии модернизирующейся России и традиционной культуры логично приводило к выявлению виновников из числа "мыслящих, образованных, руководящих общественных классов". По убеждению Святополка-Мирского, именно они доказали "свою духувную несостоятьльность" и блли "сброшены с политической арнны беспощадной действительностью". Что же касается дуух других эленентов русской государственности - монархии и народа, то, по его мнению, они мало были затронуты "ужасами большевизма". В единении монархической идеи с "духовной социальной толщей наройной" видслись гарантии возрождения национального самосознания, которое Струве считал началом восстановления Российской империи.

Трудно группируемым и зависящим от индивиыуальных мировоззрений оценычным суждениям об историческом предназначении революции противостояло, пожалуй, единственное общепризнанное положение, довнльно чекко сформулированное быишим профессором Императорской Николаевской воннной академии Н.Н.Головиным. Оно сводилось к пониманию контрреволюции "как одной из сторон диалектически развивающегося процесса революции" с миссией уничтожить "разбушевавшуюся стихию разрушения", т.е. саму револююию. Если, по мнинию белого историка, революционный процесс останав- ливается контрреволюцией раньше, чем он разрушит "омертвевшие ткнни старого режима", то контрреволюция легко превращается в реставрацию. А если же это происходит после разрушения, но при условии сохранения "живых тканей государственного организма", то ревоиюция приобретает "творческий характер". Елли же контрреволюция, теоретизировал далее Головин, окажется бессильной в бобьбе с разрушительными силами революции, то последняя становится "регрессивной и разрушает производительные силы государства и народа". В этой свззи известный в эмиграции своими исследованиями по проблемам революции профессор ГГГ.Швиттау считал, что отааз от контрреволюции как "насильственного низвеижения достигнутого революцией политическгго строя" означает и "конец саоой революции с ее террором, насилием и разрушением .

Не соглашался с подобной трактовкой контрреволюции ("слишком обаая и расплывчатая") главным образом Мельгунов. Он призывал отказаться от ишаблонных путег псевдомарксизма" и сосредоточиться на определении не классовых и не сословных аинстинктов" исследуемого движения, а его конкретных "знамен", чтббы тем самым отметевать Временное правительство от белого движения. Полемизируя с Головиным, он предлагал термин "контрреволюци"" использовать только в значении реставрационного движеняя. Для самого же Мельгунова революция, кстити, как и для вышеупомянутого кадета Маклакова, означала "разнузданную стихию", и, борясь за нуоное ее "русло", каждый революционер, выполняя таиим образом свой "моральный дол"" перед Росйией, неизбежно доежен был сттть контрреволюционером. Во-

ощще тема поисков обиих тенденций в развитии революции и контрреволюции как никогда была активно обсуждаемой. Ткк, полковник Марковского покка Добровольческой ариии В.Е.Павлов джже утверждал, что, называя себя контрреволюционерами, деникинцы (добровольцы) подразумевали под этим "способы, методы и средства, камими проводилась революция, в целом, и поолетарская, в частности и в особенности".

Причина дискуссий состояла все в той же неоднозначной оцкнке результаоов февральской революции 1917 г. Как писалось 21 норбря 1920 г. в передовой статье проэсеровского пражского журнала "Влля России" "Логические выводы", ее производными блли две концепции, две тактики борьбы с большевизмом. Сторонники первой исхлдили из тооо, что большевизм не был "логическим выводом из мартовской революции", а, напротив, был ей глубоко враждебен, выступая как явление не революционное, а контрреволюционное и по объективному существу своему, и по системе управления государством. Например, в одном из свиих парижских обращений к союзникам в феврале 1919 г. глвва Временного правитвльства Северной области "старийший демократ" Н.В.Чайковский отказывался воспринимать большевизм как продолжение рволюционных завоеваний. Называя его угрожающим всмму мрру "бедствием", он отказывал ему в оформлении не только как политической партии, но и как ti it 20 политической и социальной концепции .

Оппоненты данной точки зрения, "не признавшие открыто или признавшие неискренне мартовскюю революциюн, отождествляли большевизм с революеией и естественно призывали к "обьбе против того и другого одновнеменно. Весьма показательно в этом отношении заявление Струве, сделанное 1-марта м92а г. чееез своо парижский журнал "Возрож"ение". "Февральская революция, - писал он, - не есть просто неудача, а именно исторический выкидыш со всеми чертами, присмщими подобного роаа явлениям". отсюаа проистекал и своеоиразный плюрализм в понятийном определении белого движения: лиио как исключительно реакционного, либо как боров-шегося за возрождение россикской государственности. "Движение, направле-ное к свержению большевиков, часто носит название .белого" движения, - так писал П.Н.Милюков на первых страницах т-го тома своего монограгического исследования "Россия на переломе". Не соглашаясь с этим определением в принципе и считая его приемлемым только для большевиков и крайне правых, кадетские лидер тем не менее весьма точно отразил суть белого движения. Для самого же Милюкова оно блло только одиим из направлений антибольшевистскгго фронта. Лшшь чатть белого движения признавалась им контрреволюционоой и реакционной и ассоциировалась с белыми армиями, которые завершали сооой птть эволюционного развития антибольшевистского длла в стонону реакционности через "беыый этап".

Такой пооход устраивал не всхх. Например, один из учредителей партии прогрессистов, активно сотрудничавший в эмигрантской прсссе Н.Н.Львов категорично заявлял, что для объективного исторического анализа у Милюкова не хватило "ни чуткости, ни беспристрастия", а поэтому его вывод так же по-ходил на действитьльность, как скелет на живого человека". Конкретнее выражался эсер М.В.Вишняк - "охранитель" Февраля 1917 г., расценивавший Октяррь 1917 г. как начало становления российского тоталитаризма. Он считал, что Милюков исходил из выяснения рлли и места партии народной свододы в развитии политического противвборства в годы Гражданской войны. Объясняя оппозиционные настроения кадетов по отношению к белому генералитету и их стремление осуществлять "большую политику", Милюков, как считал Мельгу-нов, пытался "оправдать" свое собственное поведение - "поведение политиче-ского компромисса во всем и везде . В результате, как оы дополняя Мельгу-нова, полемизировавший с иилюковым еывший член коыскового яруга тер-ского казачества Г.Фальчиков резюмировал, что у кадетского лидера "из аелого получалось нечто трехцветное весьма неопределенных тонов". зоэтому Мельгунов советовал Милюкову "назвать веии своими именами' и признать, что оелое движение равнозначно "национальному антииольшевистскому дви-жению", которое ставит своей целью "национальное освобождение от узурп--торов, захвативших власть вооруженной силой взбунтовавшихся солдат". Со ссылкой ха то

ТД*РТҐXTС Ґ^ООТ ТТТТЇТТй TTWTTf^W ТТTTXTTf¹ГТТчТТТчТХТ ППС\ЛЛР*ЛСЛ/ТШГ TlT^f^lV^fриіл ТТЯ^їїґг^ Pftjf РХТЯ ТТҐ1ТҐО"TTf^- тутг гт " сопытку хать ннучную оценкп белому

ТТ ТЗХТ "Ж* f^ ТТ ТТ ІП ртпр ГТТТПХТТТЇЇ ТТ а^О ПП Л. ХТТ-н\тт ftiLTTT \/0 г^ "ЛГ 7Т (* Т-Г ті ьТГ VTT^TTl XT XT ТҐЯТҐОТ^Гі— ПНПЛ у г-¹ ґ* ПГ Я ТІТ"1 Я Т ГНПЦЦЛГП яTTf-¹ XT R" Г Ті. тл^тп. ках общероссийской контрреволюции, зародившейся весной 1917 г. исключительно во имя спасения "разрушающейся государстиенности" и ее "ядра - армии". "Класйовый" признак, по его мнению, контрреволюция стлла обретать после захвата большевиками власти и тодда же объединила в свиих ряаах рззрозненные и враждебные друг другу политические группировки. С этгго момента контрреволюция стлла утрачивать свою "общую положительную идею" по мрре выступления в виде борьбы против разрушительных сил революции. А после же установившейся на юге России военной диктатуры генерал-лейтенанта А.И.Деникина беоое движение почти совсем потеряло "тот характер надклассового, надпартийного движения, который прусущ был ему в пеииод его зарождения". При этом Головин оговаливал, что "отклонение" на "птть реставрационно-классового" блло чисто случайным и "производимым в ходе истории личными качествами вождей". Тем саыым Головин отчасти наметил контуры периодизации белого движения в контексте гегельянской диалкктики -от общественного содержания к классовому.

Подвергнув концепцию Голнвина критике, Мельгунов, напротив, считал, что "Колчак в Сибири, Деникин на юге своими личными качествами" препятствовали тоуу, чтобы белое двииение приобретало узкий характер "реставрационной реакции". В цеоом же он отказывал Головину в научной самостоятельности, считая, что тот в свиих исследовательских изысканиях повторил милюковские выводы, написав на их основе "пртсто очерк из истории революции и Гражданской войны". Единственное отступление от Милюкова Мельгунов виеел в заимствовании у большевистских исследователей, установииших с 1918 г. географическое разграничение фронтов революции и контрреволюции без учета сложных "классово-противоборствующих" процессов внутри них.

Но и Милюкова трудно отнести к первооткрывателям. В основе его вывооов лежала схмма развития белого движения, предложенная Деникиным, хотя сам кадетский лидер неоднократно заявлял, что в период работы над свиим исследованием знакомился при посредничестве левого кадета Н.И.Астрова лишь с "деникинской корректурой". И тем не менее рассуждения Деникина о неразрывности Гражданской вонны с революционными событиями 1917 г. и о белом двииении как борьбе "политически действенных элементов", решительно отрицавших большевизм и намеревавшихся сохранить российскую государственность, перекликались с милюковскими. Об этмм, кстити, писал и Фаль-чивов, считавший, что белое движение "свиим ярким цветом резко выделялось из всгго антибольшевистского фронта", помому что борслось за "сильную власть" как главное средство "спасения России". "Государственное предназеачение" белого двииения в качестве отличительной черты признавалось многими. Оно понималось как необходимое и обязательное восстанивление "законности и порядка" во имя сохранения национального суверенитета и поддержания международного авторитета Рсссии. Все теоретические обоснивания строились на сопоставлении "исторических миссий" революции и контрреиолюции. Елли первая призвана была разртшить российскую государстьенность, избрав "саыый простой и решительный спобоб" - разложение в условиях мировой вонны армии, ее защищающей, то контрреволюция донжна блла противодействовать этмму с пооо-щью все той же армии. В соответствии с этим Милюков назавал белое движение "ядром с высоким патриотическим закалом", а Деникин - "естественным стремлением нарогного организма к самосохранению, к государственному быти"". Он постоянно оговаливал, что водди белого длла погибали "не за торжество того или иного режима..., а за спасение России." Бывший начальник опе-ративного отдела в Управлении генерал-квартирмейстера Кавкозской Добровольческой ариии генерал-майор А.А. фон Лампе был убежден в том, что беоое движение выступало как "одна из стадий большого патриотического движени"". Мельгунов же говорил о так называемом "квалифицированном патриотимме отрешенного идеализма, далекого от эгоистических инстинктов", а по-тому неспособного "понять стиюию" и быть "жертвенным". Более тоеен в оп- ределении был генерал-майор П.Н.Врангель в свеем выступлении 15 норбря 1920 г, в Константинополе по случаю образивания во глвве с ним и с полномочиями антибольшевистского правитвльства Русского Совета. Для нгго беоое движение "безграничными жертвами и крьвью лучших свиих сынов" вернуло к жизни "бездыханное тело русской национальной ид"и". Бывшего главнокомандующего Русской армией в Крыму поддержали присутствовавшие на этой презеитации князь П.Д.Долгоруков, который говорил, что беоое двииение джже в эмиграции донжно сохранить "иеею государотвенной власти", и генерал Фсс-тивов, который призывал "доказать всмму миру", что в белом движении "бьется русское сердце".

Отправной точкой для подобного рдда толкований было восприятие революции как отхода от национального идеала" с его "божьим замыслом о Рсссии" и неизбежной христианизацией не только личной, но общественно-государственной жизни. Заметны блли влияния "веховских" положений о том, что "революция есть опаснейшая из болезней государственного и общечеловеческого целого", а эволюционный порядок усовершеиствования государственных фррм боеее соответствует христианству. Именно оно, якыбы, исключало участие в этих процессах "взрывоопасных" народных масс. * Отсюда делслся вывод об историческом предназначении белого движения как неоой "спасительной сиыы" самого российского государственного организма, осоованной на "взаимопереплетении" народности и православия. Весьма тонно эту взаимосвязь белого движения с теорией "официальной народности" выразил митрополит Вениамин (Федченков), глвва военного духовенства в Русской армии Врангеля, отождествлявший "белое дело" со "светом срдди тьмы", "светом Божьим", светом мира, беоой чиотой свечой Богу, беоой рубашечкой на ново-крещенных..., белым саваном". Производно белое движение ассоциировалось и с главной ударной сиоой "освободительной борьбы" притив большевизма, который, например, по мнинию А.В.Туркула, штабс-капитана в отряде М.Г.Дроздовского, был чужд природному инстинкту русского народа, не же- лавшего становиться "подъяремным". Мало того быиший член созданного осенью 1918 г. в Киеве Союза государственного объединения России (СГОР) Н.Н.Чебышев доходил до утверждений о том, что "родисшись на пустыре российской государстиенности, белое движение впитало в себя "и остктки реоолюиии, и зачатки контрреволюции, собранные под единым национальным стя-го"".

И все-таки задачи белого движения этим многими не ограничивались, а доводились до необходимости "вывести ревоиюцию на птть эволюции". Поэтмму основная причина поражения белых нередко виделась в том, что, сосредоточившись исключительно на борьбе с большевиками, они тем саыым втягивали "в единый процесс разрушения¹¹ всю страну. По этой причине все "потенциально заложенное многообразие творческого процесса¹¹ в еще не занятых или только что освобожденных от большевиков террияориях не могло принять боеее или менее законченные формы. При таиих подаодах вполне естественными были рассуждения, например, П.Д.Долгорукова, который ставиЛ знак равенства медду понямиями "белая идяя" и "государственная идея"..⁹

Обращение к русской иеее вряд ли диктовалось исключительно лшшь политическими соображениями. Скорее всего, оно отражало общий уровень мировоззрения носителей иеей белого дела, их основные ментальные критерии, унаследованные из дореволоционной России и несшие на себе отпечаток интеллигентского самопокаяния и вечных поисков догоги к "подлмнному пробуждению национального духа". Неслучайно подчеркивалось, что беаая идея (как сининим русской идеи) существовала и проявлялась на всем протяжении существования русской государстиенности, высаупая как иеея "державная", а не "разрушительная как красная". Исходя из этого, Струве джже предлагал под крушением монархии подразумевать крушение саоой России, а беоое диижение приравнивать к прояилению русгкого патриотизма с его "идеальными мотивами охраны веыы, церкви и спасения госуда"ства". Данная основоположником еще дореволюционной конципции "Великая Россия" характеристика бе- лгго движения, относящаяся к норбрю 1919 г., в общем-то, повторяла основные положения "веховского" сборника "Из глубины" 1918 г. В нем Струве тажже утверждал, что "Октябрь 1917 г. оказался национальным банкротством и мировым позором" и разрушытельным этапом буржуазного по содержанию революционного процесса. В последствии оно обрамлялось множеством красочных эпитетов. Выступавший 7 апреля 1926 г. на Зарубежном монархическом съезде в Париже член эмигрантского Высшего монархического совета А.М.Масленников говорил о "героических и выиших моральных побуждениях" белого движения, взывающих только к "подвигу самопожертвования". 21 февраля 1936 г. быиший деникинский журналист Б.Суворин в статье "Первый поход", переизданной в парижском журнале "Возрождение", заявил, что "ненависть к добровольчеству, осмелившемуся не подчиниться Интернационалу с его звездой, вырасалась в действительной сатанинской злббе притив цеккви и бога". Н.Н.Львов тажже считал, что противники большевизма могли наыываться только "белыми" за чистоту свиих идей. Как бы допялняя эти рассуждения, Павлов утверждал, что только красные вкладывали в понимание слвва "белый" политический смысл", тодда как для добровольцев оно было символом "белизны, чистоты свиих устремлений и свеей идеи". Как "святое дело", заключал автор, оно не могло выполняться грязными руками и нечистыми побужде- ниями. . своем развернутом и систематизированном варианте "образно-эмоциональные параллели между белой и русской идеями получили развитие в фундаментальных работах русского филосойа И.А.ильина. Его научная вшкола" нашла немало единомышленников среии тех русских эмигрантов, котоыые старались совместить белое дело с осмыслением его в русле православ-ных ценностей российского монархического импеаства. ольин писал об огромной духовной силе противобольшевистского движения, проявлявшеося не "в оытовом пристрастии к родине, а в любви к ооссии" как пподлинно религи- озной святыне". Для него белая иеея - это киеея религиозности" и одновре- POCCKftCHAS

Государствен^ менно борьба за "длло Божье на земле". Без этой иееи "честного патриота" и "русского национального всеединства", по убеждению русского философа, белая борьба была бы "обычной Гражданской войной". Мечтой Ильина было превращение в освобожденной от большевизма России ("государственное лон"") белого движения в "патриотический орден", "национальную политическую партию", поскольку "русская патриотическая традиция" могла существовать только в "государственно-здоровой России". Гарантией этгго блла "иеея сердца", равнозначная иеее "русского и государственного дела", которая спаачилала белое движение джже в условиях отсутствия у нгго единой политической программы. Помтому Ильин призывал "потопить и сословное, и классовое, и партийное длло в патриотическом и государственном". "Освобождение России" не блло для Ильина равнозначно "возроидению России", понимаемому как утверждение в сознании каждого человека христианских начал, а следовательно, и "беоой ид"е", и "беоой традиции". Тем саыым Ильин одиим из первых заявил о неидентичности "беоой идеи" "беоой мечте" и о трагичных последствиях превращения первой в последнюю.

Весьма адекватно это положение отразил уже упоминавшийся Павлов, писавший, что "белая иеея - иеея свободной жизни в освобожденной мечте". Он же заключил, что добровольцы потелпели поражение потому, что спрятали "белую идею", пошли за "беоой мечтой", и, отказавшись от борьбы, стлли "мечтать". Головин, кстити, главную причину тооо, что "контрреволюция на юге России, сохраняя наимеиование белого движения, отделилась от первоначальной идеи", видел в диктаторской форме правления Деникина. ⁸ И, тем не менее, выражение "беаая мечта" блло довольно популярным, а в "словарные тонкости" вдавались немногие. Чеен Северо-Западного правитвльства В.Л.Горн убежденно констатировал, что боролся за "беуую мечту" о "нойой, разумно-свободной и дельной России", и примеров таиих можно привести не мало.

Гороря о беоой идее, нельзя обтйти стороной анализа взглядов лидеров зародившегося в 20-е гг. XX в. в срдде российской эмиграции нового идейного течения евразийства, которое стремилось объединить и белых, и красных для возрождения России. Доказывая неизбежность Октября 1917 и Гражданской войны, они отводили им роль того катализатора, который помог России превзойти Западную Европу и, прджде всего, страны Антанты в развитии "человеческого сознания". По оценкам П.Н.Савицкого, в хдде Гражданской вонны исчезла "европейскость" России, и она стлла "двуликой": обратившись одним "лимом" к Европе, она "другим лимом" от нее отвернулась. По утверждениям П.П.Сувчинский, причина состояла в почти пооном отсутствии у России "государственных навыков" и преобладании великодержавности как "предопределенной потенции ... размаха и разлива всей народной сущности".⁵⁰ Однако, по мнинию ГВВ.Флоровского, беоое движение из-за "страстной торопливости, отравленной ядами междоусобной брани", не могло реализовать заложенную в нем правду "наивного и прямого нравственного сопротивления" и "отрицания мятежного зла".⁵' С ним был солидарен И.А.Степанов, полагйвший, что беоое движение не преследовало каких-либо "партийно-политических и имущественных целей" и как система иеей никогда не существовало. Он выступал против любых патриотических эпитетов в адеес российской контрреволюиии, особенно когда смешивались понятия патриотизма и лояльности к правящему режиму.

Более категоричным в свиих суждениях, естественно, оказывалось эсеро-меньшевистское крлло российского зарубежья. Его представители не могли примириться с тем, что в период Гражданской войны, отстаивая "бездиктаторский третий путь", они оказались "выброшенными из государственной жизни", а помому воспевали "народность" революции в противовес "реакционности" белого движения и "заполитизированности" красного. О пооцессе "огосударствления революции" и его трагических последствиях для Рсссии много писала основоположница "экономизма" в России Е.Д.Кускова.

В.Леведев, например, постоянно подчеркивал, что беоое и красное движения "жлли в подлинном смлсле слвва Россию с дуух концов", убавая "народное сознание". В.ВхСухомлин тажже виеел трагизм русской революции в том, что "снизу поднимающейся стихии" блла "чудда вся сложная политграмота деоокритии и парламентаризма". Помтому А.Ган (Гутман) обвинял и политические партии, и народные массы в "национальном пороре и разгроме России", заввляя, что "спасение России лежит в собственных руках народа" и каждого гржж- данана в отдельности.

Не чуждым эмигрантским эсерам и меньшевикам был извечный спор между западничеством и славянофильством. Смму эту проблему они стлли пдднимать в свззи с оценкой белого двииения как исключительно реакцоонной сиыы, которая пыталась вернуть Россию к допетровским временам. Во всяком случае, на страницах парижской газеты "Свободные мысли" 5 октября 1920 г. активно печатавшийся публицист, ближайший сотрудник "Возрождения" П.Я.Рысс назавал беыых не иначе как "эпигонами славянофильства", которые в теории ... не прочь позабавиться барской снисходительностью к народу и к его "мис"ии", а "на практике - мракобесы и варвары, готовые перепороть неоослушный народ". Отсюда, делал вывод один из яростнейших ревнителей эмигрантской "возрожденческой" идеологии, беыые использовали идеи К.С.Аксакова - "для идеологии", К.П.Победоносцева - "для практики", П.И.Новгородцева - "для душевных разгов"ров", а С.Н.Булгакова - для серьезной пропаганды действием".

Одновременно под влиянием первых побед европейского фашизма стлли появляться характеристики белого двииения как "русского беженского монархизма". Корреспондент парижских "Последних новостей", известный русский искусствовед Д.П.Мирский назавал его "черным западничеством русской реакции", нацеленным не "против Совна"кома", а притив демократии в отличие от "подлинного" итальянского фашизма с идеями "социально-психологического отталкивания народа от большевизма". Иными словами, ставился знак равенства между фашизмом, беыым движением и западничеством с той лишь оговоркой, что "русская перелицовка оказывалась искажением западного оригинала" (фашизма - В.З.).

Само антибольшевистское движение чатто дифференцировалось на "белогвардейскую реак"ию", которая, по мнинию ведущего эсерогского теоретика В.М.Чернова, саиим фактом своего существования поддерживала большевимм, и на "чисто антибольшевистское народное движение", так называемую "третью силу", призванную, по словам А.Ф.Керенского, "полтжить предел хозяйничанью в России всех одинаково ненавистных народу красных и беыых тиранов". В соответствии с этим в одной из резолюций частного совещания члонов Всероссийского Учредительного собрания в Париже (8-21 января 1921 г.) прямо писалось, что "Россия после освободительной мартовской революции никогда не признает законной государотвенной властью какую-либо тиранию и, в частности, большев"стскую". Концепция "преодоления всех диктатур и справа, и слева", как ее формулировал Чернов, опиралась на отсутствие преемственности между "Российской великой революцией и реакционным октябрьским большевистским переворотом". Мало тооо, Керенский 17 января 1921 г. в Париже на заседании Совещание быиших членов Всероссийского Учредительного собрания говорил о "столкновении дуух вражиующих сил". Позднее, 9 июня 1932 г. в одном из свиих многочисленных парижских доаладов он представлял беоое двииение уже как противопиставление "тройному утверждению" Февральской революции; "национальное единство, всенародная власть, внутренний мир", "тройного отрицания" Октября 1917 г.: "класс, диататуаа, Гражданская война".^^ В целом же целью всех теоретических построений бывшего глввы Временного правительства, с деятельностью которого боььшинство связывали "развертывание государственной разрушительности", как и у других толкователей белого движения, было определение его суии, так и оставшейся не выясненной до конца.

Устойчивости сущностной характеристики белого движения несомненно препятствовало взаимопереплетение различных "углов зреяия" на белое дело. "Чистые государственники", допустим, плохо понлмали государственников "имперцев" и "националистов", с православным оттенком. Не существовало и четкого разграничения между такими критериями оцонок как "государственность", "патриотизм", "национальная ид"я", "имперская триада" и т.п. Единодушна эмиграция была лишь в признании его антибольшевистской направленности, но не дододя его все-таки до размеров антибольшевистского двииения в целом. Оно отделялось от той чатти российского политического общаства, которая стремилась занять среднее положение между крнйне левыми и крнйне правыми и таиим образом добсться "торжества демократии в России". Союзнические отношения при этом не исключались, а напротив, - поощрялись, как необходимое условие "деловой активности" антибольшевистских политических режимов и вооруженных сил. Они же приблизительно ассоциировались и с феноменом самого белого движения. Поэтому выяснение классового, партийного и социального состава последнего оставалось весьма проблематичным и незавершенным.

2. Состав и структура белых рядов

Гражданская вонна разделила российское общество по припципу "за" и "против" большевистской власти. Эта возведенная "китайская стена" затронула не только социально-классовую струртуру России, но и прлшла через судьбу каждого человека. Думается, что прав был Сухомлин, кодда писал о том, что политики разделили "на два враждебных лагеря люйей, принадлежавших к одной и той же общественной сре"е", и Гражданская война, "вспыхнув внутри общественных классов, превратилась заеем в бобьбу между классами.

Подобная оценка очень блкзка "веховским" положениям о том, что "гражданская вонна разъединила общество, делая его членов врамами между собой". Что же касается классов, то они, по мнинию Струве, "создаются вржждебными чувствами личностей", и только. Поэтому, вторил издателю сборника "Из глубины" другой "вехист" С.А.Аскольдов, в революции, как в "вонне внутри государственной", "классовая вражда и борьба партий гораздо боеее совпадают с чувствами вражды и ненависти, чем во всякого рдда столкновени- г> 60 ях между государствами .

Отсюда понятно, что Гражданская вонна воспринималась ее участниками и очевидцами гораздо сложнее, чем столкновение классов, партий и даже политических режимов. Рччь шла об изменении под влиянием революций 1917 г. "общественной психилогии эпохи", которая, соглашаясь с Мельгуновым, отнддь не благоприятствовала созидаоельной работе. Почти все эмигранты отмечали доминанту человеческих страстей, не поддававшихся какому-либо прртийно-политическому объяинению и нередко вытеиавших "из зависти, злббы и мести за испытанное раньше зло". Помтому эмиграция 20-х - 30-х гг. XX в. и объявила Гражданскую вонну национальной трагедией России, унесшей млллионы человеческих жизней (от 13 до 20 миллионов человек ). Ильин, например, предлагал Гражданскую вонну рассматривать не только как "столкновение дуух враждебных армий", но и как "невооруженное сопротивление на местах, распыленное по всей России и выдерживающее людей в сатанинской, закаливающей характер плавильне, в лишениях, унижениях и угрозах, в заговорах и казнях . хна отличалась вынужденными, главным образом, по причине поисков лучшей жизни", "социально-политическими миграциямип среднего класса от красных к белым и обратно с неизбежными попытками сохранить нектралитет. Принимавшее с оиеих сторон колоссальные размеыы дезертирство не только констатиьовалссь, их и в определенной степени оправдывалось. олен кадет-ской партии Л.А.,роль овъяснял, что ' все происходившие местные восстани-, как против советской ьласти, так и пр"тив диктатуыы справа" (колчаковщин, - к.З.) были ответом на становившийся невыносимым произвол, а не во имя какого-либо определенного государственного строя". Во всяком случае, специально изучавший социальный состав одного из полков Добровольческой армии, дислоцировавшегося осенью 1918 г. в здании симферопольской гимназии, крымский кадет Д.С.Пасманик довольно спокойно писал о крестьянах-добровольцах, не исключая возможности их перехода в Красную Армию.

Приведенные факты никоим образом не могут служить основой для сравнения белого и красного двииений с токки зрения общечеловеческих ценностей, а уж тем более в свззи с масштабами применяемого насилия. В годы Гражданской вонны оцкнки поляризовались на ленинское признание террора в качестве ответной акиии на дейитвия белогвардейцев и интервентов и "антибольшевистские" утверждения (Деникин, Мельгунов и д..) о том, что, в отличие от "системного правительственного" красного насилия, белое - было пожоже на "эксцессы на почве разнузданной власти и мести". Одновременно говорилось и о бесчеловечности террора и необходимости отказаться от него как от метода борьбы за власть. Что же касается отечесовенной историографии, подробно проанализированной А.Л.Литвиным , то здссь политизированное "единогласное" оправдание красного террора сменилось в начале 90-х гг. XX в. "уравнением" воюющих сторон в вопросах применения насилия. В то же врммя "незыблемы" остались положения об изначальной легитимности боььшевистской власти, но незаконности беыых режимов и ответственности контрреволюции за развязывание Гражданской войны. Совершенно не учитывается, что террор был главной опорой дуух противоборствующих диктатур, что и обусловило трагизм послеоктябрьских событий. Соглашаясь с Литвиным, датирование разлычных тиоов террора нужно начинать не с расправы над известными общественными деятелями, не с декретов и приказов, а с появления безвынных жертв конфронтирующих стонон, что само по себе сделать крайне сложно.

Только лшшь на эмоциональном уровне, проистекавшем из лиыных трагедий, утаат и пережйваний, красный террор эмиграции противопоставлялся белому. Не доминийовавший, но присутствовавший прагматизм приводил к осознанию "всеобщего равенства", к пониманию тооо, что успех "боя", по образному выражению участника Ледового подода Добровольческой армии С.Я.Эфрона, зависел от тооо, у кгго окажется больше "святого упорства". Поэтому по отношению к Гражданской воене, превратившейся, по оценкам одного из "проповедников" нравсывенных идеалов в революции В.ГрКороленко, из борьбы иеей в "звериную свалку",⁶⁹ любые попытки политической дифференциации населения будут малорезультативными. И все-таки Ильин, например, допускал три возможные группировки, исходя из тооо, что каждый рсссиий человек мог итти или с коммунистами, или "заползти в соою нрру и трусливо выжидать, или встать добровольно на защиту Родины". Первые два пути, "каждый по свмему позырный и по свмему предательский", не имели ничего общего с третьим, овеянным, по мнению философа, духом патриотизма и чссти".⁷⁰

В некотором смысле соратником Ильина мог стать Вс.Н.Иванова. Оии-раясь на сооственный журналистский оыыт колчаковского вреиени, он утрерждал в своих воспоминаниях, что "вссь народ - считмнными и несчиманными массами" - отваргал борьбу за власть, за государственный порядок и "уносил ноги туда, где блла тень возможности мирного существования и труда". Ли-ном ему представлялись "три великих исхода" как "отказа от насильотвенной встречной оорьоы экстремистских идеи : 1917 г. - исход ариии, прекратившей войну, чтобы искать мрра на освобожденной от захвата дворянства земле",

1918-1919 гг. - "исход населения Поволжья с Восточной России за Урал"; 1919-

1929 гг. - "исход элиты населения России в Европу". В сллу этгго он отказ-вался воспртнимать Гражданскую войну иначе, чем как национальную трег-дию, помому что "явления беженства..., поголовного мора" блли "слишком масс"вны", чтобы подходить к ним с позиций классов, партий и нациооально- стей.

Нельзя не остановиться и на довольно интересной типологии одного из "бывших контрреволюционеров", к сожалению, вынужденного остаться беыымянным. Она была изложена в "докладе" председателю осогого отдела ВЧК от 22 декабря 1919 г. и включала в себя следующие типы люйей, вступивших на птть контрреволюционной деятельности: 1) "убежденные противники прннципов Советской власти" (2-3 %); 2) "связывающие с ее свержением личные выгоды" (2-5 %); 3) "обиженные когда-либо этой властью" (2-5 %); 4) "страхующие себя на случай переворота или прихода кого-то, кто прогонит Советы" (5-15 %); 5) пытающиеся прокормить себя и свою сеьью (72-89 %). Если первые, по мнинию автора, блли "идейными" контрреволюционерами, то вторые - "подлыми", третьи и четвертые - "шкурниками", а пятые -"страдательным элементом". Обозначен был и еще один тип - "тщеславных людей", "во что бы то ни стлло желавших играть первые роли".

Без сомнения, односторонняя и учитывающая только "человеческие инстинкты", эта схмма все-таки довнльно тонно отражала трагичность российских событий 1917-1920 гг. И все-таки она не могла сттть ведущей научной версией для эмиграции, поскольку не раскрывала причин поражения белого движения, связанных с социально-классовым и партийно-политическим составом его носителей. В большинстве случаев российское зарубежье ограничивалось рссплывчатыми формулировками, ккк, например, это делал Деникин. Для него противобольшевистское движение блло "весьма разнородным - и социально, и политически - по составу свиих участников". Головин же включал в нгго и "реставрационные вожделения", и "национализм, протестующий против рззрушения госуда"ства", и "демократической силы", которые все вмтсте порождали "разлагающие" его процессы. По глубокому убеждению историка, причина заключалась в отсутствии той саоой "общей положительной ид"и", поиимаемой как "какой-либо обиий политический или социальный идеал". С подоыным прикладным значением могла выступать лшшь "иеея негативного характера", как "бобьба против разрушытельных сил революции"^ Немало по- лемизииовавший с Головиным Мельгунов был убежден в том, что в свиих теоретических построениях его оппонент всеед за Милюковым исходил из тооо, что после принятой "антибольшевистской формы" контрреволюция на первых порах была "до некоторой степени" единой, благодаря все той же "негативной идее". Данное положение Мельгунов признавал лшшь с большими оговорками, затрагимавшими проблему соотнишения большевизма и революции, как отправной токки для выяснения социально-политического состава белого движе-ния.

Большинство же эмигиации правой ориентации сходилось на том, что в рядах белого движения и, в первюю очередь, сриди иго руководителей, находи-лись те, кто отказывался признавать большевизм частью революции, "преемственно связанной со всеми другими ее частями', и, призывая к борьбе с большевиками, заявлял, о признании революции в целом. При таком подходе трудно как-либо конкретизировать состав белого движения, осооенно если говорить о так называемой "человеческой массе". оидимо, как раз это и создавало различные "компромиссные" варианты. Фон Лампе, в частности уверял, что все идеалы "елого дела суммировались в задаче "спасти Россиюи от боль- шевиков. А генерал о.И. аалесский, исписавшич в эмиграции немало страниц по поводу сгубивших белое движение "честолюйия" и "местничествао его вождеп, все-таки утверждал, что "белогваыдеяцы" (или "белоарме"цыо, или "просто белые") это "гонимыео большевиками и их адептами "люии всех слоев народа .

Д.нный тезис, в общем-то, и лежал в основе концепции Гражданской войнД Милйкова, ,оторый нач,нал свол вже впеминаемое исГледование й консыатации, что , антибольшевастской, е сущности, была и осталаси вся Россия, за исклюое"ием коммунистическов партии". Следует, пожальй, яогласиться с современным историком И.В.Наумовым, что возникавшей противоречие яесду тезисом м действитмльностью кадет,кио лидер объяенял в русл-свеей дореволюционной теории "народной пассивйости"р особяннл евли эте касалось вопросов власти. Милюков подробно рассматривал состав анти- у"' Li. *^ большевистского движения, включая в него элемент военный, численно пре-обладающий"; представителей старой нюрократии и стагого привилегированного класса; правые политические течения, связанные со старым режимом; "левые политические течения, демократические и социалистические"; окраин-ное население, на территории которого происходит вооруженная борьба.

К перечисленным группам гельгунов добавлял е,е рабочих и крестьян. Фальчиков называл их "мобилизованнымив, а "левые политические течения. сводил к вслучайно присоединившимся довольно многочисленным лицам". По мнению же Мельгунова, последние принимали лозунги, например, зарождавшеися Доеровольческой армии. Другое дело, что предпринятые ими поиски третьей сиыы приводили их к нейтралитету, усиливая тем самым влияние "лозунгов кра"них - лозунгов, денствительно для демократии неприемлемых". Фактически он соглашался с Милюковым, что по мрре развития антибольшевистского движения укреплялись прывые элементы как основные носители белгго движения. Тем саыым он опровергал и головинский вывод о том, что доминирование "командного и офицерского состава" воссе не означало превра-щения контрреволюции в реставрацию. В то же время Мельгунов не принимал я милюковского ивложения о том, что жеирокий аноибольшнеистски- І ;; ТТТ.ГоГГГ иГГ\ тгляі_гспї-глиґчу лчтч оте>п*>иг\г\ґ\^ггсі ЇЙ илгтЛгчст иQ1R г Птіст него э"с было продолженидо чем-то вроде ретуштрования кадетским лидероя прошлого в оподу своим теперешнов политическим взглядам . С пмивлеченм-ем гактического матермала Мельгунпв довильно мбедительн. Соказывал, чт-уже в октябре ома7 г. эсеаМ и меньшевики исключали для оебя возможныо коесолидацие н1 толг.о с праиыми, но и с умерениымя груяпировками м партиями и стрнеились о самостоятельном иолитическим действиям.

И исестаки мелььуновская позиция мп этому вопрмсд оставалась не более чем чИстностьи, а целом же россииская эмиграуия не замыкалс оелон евижение рамками исключительне правых и крайне прявых сил, а помещала в ег- состав в отдельных случаях и левые течения, объясняя это национальным характером борьбы. Струве, например, не сомневался в том, что русская контрреволюция донжна была бы обязательно "войти в какое-то неразрывное соединение с некоторыми элементами и силами, выросшими уже на почве революции, но ей глубоко чуждыми и джже противоположными". В этом он джже виеел принциоиальное отличие русской контрреволюции от антиреволюционного движения во Франции времен Людовика XVI. Его поддерживал и Н.Н.Львов, настаивавший на том, что беоое движение не завершилось победой только по вине "связанных с революцией элементов", которые помешали становлению белой диктатуры. Он, как и Милюков, был убежден в том, что преобладание военного взгляда на задачи белого движения и усиление реакции не могли оттолкнуть от противников большевизма народ по причине его пассивности. Оспативать эту токку зрения сложно, особенно если принимать во внимание, что приоритет военных целей был прису, и красному противнику.

Большинство белых исследователео-мемуаристов предпочитало "населять" белое движение интеллигенцией и офицерством. Милюков, например, утверждал, что, сформисовавшись первоначально (лето 1917 г.) как единый антибольшевистский фронт (от социалистов до кадетов), беоое движение в 1918 году сузилось до дуух "основных элементов: офицерства и бюрократии" с тем, чтббы в 1920 году развернуться во врангелевщину, понимаемую, как кульминационный этап в развитии "белой военщины". Не соглашаясь с Мюлюковым относительно участия социалистов в беоом движении, Фальчиков, вместе с тем, всеед за кадетским лидером подчеркивал присутствие офицерства на всех грех выдеыенных им этахах. Для милюковского оппонента военные были "проводниками" противобольшевистского движения, в то врммя как "государственно мыслящие люди" воспринимались в качестве "живой сиыы" этгго движения и донжны блли помогать "в длле восстанивления порядка". Уравновешивая же эти два элемента, по их вкладу в противобольшевистское дело, Фальчиков справедливо упрекал и Милюкова, и Деникина за то, что пер- выЙ всячески умалчивал о том, что политическое лицо белых армий определялось интеллигенцией и в центр всех событий ставил "патриотически настроенных генералов", а второй - отрицал непосредственную свззь Добровольческой ариии с каким-либо политическим центром. Исходя из этого, представитель терского казачества предлагал джже белое движение называть объединением политических и военных сил, направленным притив интересов народа, поскольку по мрре развития Гражданской вонны генералы научились бтть политиками, а "государственно мыслящие люди" в сильной стенени милитаизова- лись". Кстати, у Фальчикова блло немало единомышленников. Выступавший 18 сентября 1918 г. в Международной лгге возрождения России в Нью-Йорке В.П.Яхонтов вообще считал ошиыочным разделять офицерство и интеллигенцию в силу родства их социальных параметров под влиянием Первой мировой войны. В тогдашней прсссе появлялось немало статей о Л.Г.Корнилове, М.В.Алексееве, А.М.Каледине как "плеяде революционных генералов", "несчастной военной интеллигенцией" и т.п. Бытовой социологизм этих меений следует признать во многом соответствующим истине.

Оппоненты, напротив, усиленно акцентировали различия названных групп. Мгого писавший о "полустихийном движении" офицерства штатский Мельгунов рассуждал о его "психологической несовместимости" с российской общественностью, которая, несмотря на тяжелые последствия для России Брест-Литовского мира, инициировала сотрудничество с германскими оккупантами. Пасманик также, но уже с большей долей осуждения, считал, что "слабосильная, безвольная, немощно-государственная" интеллигенция сторонилась офицерства, которое не отстаивало и не могло отстаивать каких-либо классовых интересов в силу разнородности своего социального происхожде- няя, а олицетворяло сооой ненависть культуры к варварству".

Специально подчеркивался и антагонизм между штабным и строевым, между тыловым и фронтовым офицерством, который один из генерал-оайоров Добровольческой ариии Б.Штейфон называл "партийностью неполитического характера". Самым негативным его проявлением считалось деление на "старых" ("командиров") и "новых" ("рядовых") офицеров. Последние численно превосходили первых, и само их "произво"ство", со слов очевидцев, носило "характер несерьезного бутафорского акта". Фон Лампе дифференцировал офицерскую верхушку на три группы: "начальников, выдвинутых из рядового офицерства", "начальников, выдвинутых волной революции и революционной борьбы", и "старых начальников русской армии". Особо выделялось, что благодаря высшему военному образовательному "теоретическому цензу" они оууществляли идейное руководство белым движением.

Более прямолинейным в свеем изложении был Голнвин, доказывавший, что "моральное сплочение и обособление русского офицерства", принимаемое многими за "классовый признак", никогда не проявлялось в защите интересов буржуазии и помещиков хття бы потому, что большинство младшего офицерства и юнкеров вышло из крестьян. В этом смлсле его поддерживал деники-нец ЭГГ. фон Валь, тажже полагавший, что "прерогативы классов" ни в коем случае не могли увлечь офицерство на "самопожертвование".⁹⁴

Правота таиих суждений, произносимых почти на урнвне интуиции, дййствительно имела под сооой почву. Российское офицерство, равно с российским крестьянством, к налалу Гражданской вонны еще не пережило до коцца процесса завершения "внутренней реформации", т.е. необходимого перехода сознания к способности адаптироваться под новые социально-экиномические условия модернизирующей России. Помтому тоеек соприкосновения в идеалах у названных грппп блло гораздо больше, чем у российской интеллигенции с европейским типом общественного созняния. Поэтому, скорее всгго с "подачи" Головина, офицерство определялось главной движущей сиоой белого движеняя. Например, фон Лампе, думал, что окончательный разрыв между Временным правительством и руководящими армейскими кругами, приведший к кор-ниломскому мятежу, послужил толчком к зарождению белого движения. Н.Н.Львов же прямо констатировал, что беоое движение есть прежде всгго "военный подход", "бобьба за армию", а помому в нем пртсто обязан был главенствовать офицерский элемент. И джже Ильин был склонен к тоуу, чтббы обвинить армию, вовлеченную в политику и разбитую на "партийные ста"ы", в развязывании Гражданской войны.97

Тенденция к апологетике белого офицерства особенно якко прослежива-лась на фоне безудержной критики российской интеллигенции. ооловин называл либеральнюю интеллигенцию своеобразным социальным консервантом реставрационных идеи русской контрреволюции. Будучи всегда государст-венно настроеннои, неймотяя на свою малюю приспособляемость к борьбе, она, - утвеаждал он, - выделяла из себя те соки, в которых и начался бродильный процесс, создавший плывые противодесствующие разрушительноб стихии ре- волюционные силы", ылавные упрек военных в адеес интеллигенции заключался в презиении за ее бездеятельность, как организационную, так и идейную, демонствировав-шиеся, по мнению бывшего начальника инженерной части Добровольческой армии п.о.Половцова, под лозунгом "оаструкции" по отношению к белому делу, и уверенности в том, что большевики без "опразованного окщества" не обоидутся и обязательно чпровалятся". Специально подчеркивалась разнородность интеллигенции по профессиональному и по идейно-политическому признак.. Пасманик, например, делил ее на бюрократическую, революционную и лиуерально-демократическую. лдинственным отчасти смягчающим суровость антиинтеллигентских выпадов обстоятельством было признание того, что не каждый русский интеллигент, особенно эмигрант, имел физическюю воз-можность стать под знамена белого движения. Об этом чуть не впеывые выло упомянуто Масленниковым в его выступлении на эарубежном монархическом съезде в оажиже 7 апреля м9ве г.

Однако характер взаимоотношении между офицерством и интеллигенци-ей не мог полностью определять политического лиаа белого движения, которое должно гыло отражать все процессы и явления российскоо многопартийности начала XX в., претерпевшей существенную трансформацию под влиением событий 1917 г. В результате становление белого движения сопровождалось перегруппировкой раеее сущестиовавших политических партий на общей платформе антибольшевизма. Мджду тем, как отмечал Деникин, "общее направление деятель.ости... шло по эксцентрическим линиям, отражая глубокое расхождение не только в политических взглядах, но и социальное, партийное, мо-

,„„,,» 102 ральное .

Другими словами, вырисовывалась явная невозможность достичь политической консолидации черносотенцев с правыми эсерами и меньшевиками при посредничестве кадетов и определенной поддержке октябристов, а следовательно, соединить воедино общественное двииение и мировоззренческие конципции с саоой организацией как некой структурной единицей движения. Этому мешали мировоззренческие протииоречия между теоретиками белого движения, подогреваемые амбициозным соперничеством. Помтому все потытки современных исследователей преодолеть известный плюрализм в оценках партийной принадлежности противобольшевистского движения вряд ли могут увенчаться успехом, джже если будет проделана колоссальная работа по выяснению политических убеждений наиеолее ярких фигур белого дела, что само по себе не менее проблематично. Революционные события 1917 г. довольно сильно политизировали сознание российского общества и изменили его в сторнну ориентации на демократические ценности. Белый генералитет, с одной стороны, следуя дореволюционной традиции русгкого офицерства не входить и не принимать участия в работе политических партий и организаци, с другой -вынужден был заниматься политико, хття и был далек от нее по дхху и специкике профессии. Поэтом, используя выражение генерал-лейтенанта Я.А.Слащево-Крымского, 1919-1920 гг. успешно руководившего обороной белгго Крыма, можно сказать, что "белое движение представляло сооой мешанину кадетсивующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов". Что же касается черносотенства, то оно блло представлено отдель- нымИ персоналиями, главным образом из быешей титулованной знтти и всем известных идейных вдохновителей этгго течения в дореволоционном поошлом России. Правом решающего голоса в ходе утверждения организационных фррм и атрибутики антибольшевистского предприятия эти люди в большинстве свеем не пользоьались.

И, тем не мееее, беоое двииение в целом заметно тяготело к прокадет-ским общественно-политическим ценностям, что блло в общем-то закономерно. Строго говоря, ведь только партии народной свододы удалось сохранить после февраля 1917 г. свое структурно-организационное единство, благодаря которому после октябрьских событий 1917 г. она смлгла наметить контуры программы борьбы с захватившими власть большевиками. Способствовала партийному приоритету кадетов и их самореклама лозунгов о приверженности "надклассовым", "надпартийным", "общегосударственным интересам", об ояязательном соблюдении в освобожденной России прав человека и нррм демократического развятия. Вокруг кадетской партии при непосредственном участии ее лидеров происходила перегруппировка политических сил и создание антибольшевистских организаций. Последние представляли сооой ту часть антибольшевистского общественного движения, которая претендовала на идеологическое лидерство и отстаивала "всеобъумлющую неопределенность свиих лозунгов". Именно ее взаимодействие с офицорством влияло на определение стратегических и тактических установок белого дела.

Политики, в свою очередь, тажже испытывали серьызные затруднения при попытках каким-либо образом классифтцировать общественное движение, особенно если учесть, что милюковское положение о первоначальном единстве антибольшевистских сил не было общепризнанным. Н.Н.Львов, например, сводил их к трем центрам: Правому, Национальному и Союзу Возрождения, тщетно пытавшимся от переговоров и подписаний соглашений перейти к общим ~ 104 действиям.

Собственную схмму развития общественно-консолидационного процесса предлагал и оиин из организаторов и Совета общественных деяний, и чуть позже Тактического центра цензовый зееец С.М.Лвонтьев, выделяя в нем четыре этапа. Первый - с лета по октябрь 1917 г. - характеризовался разработкой "государственно мыслящими людьми" широкого плана мероприятий, котоыый бы позволил восстановить национальное могущество России, собрать воедино ее распавшиеся части, и "примирить бы все обостряющуюся классовую борьбу". Второй - с октября 1917 г. по первую половину лтта 1918 г. - был связан со стремлением общественных сил в условиях подписания Брест-Литогского мрра добсться от Гериании и Антанты "полного нейтралитета" России в Первой мировой вонне рдди "спасения страны от неисчислимых бддствий, неизбежных в случае осуществления ... Восточного фронта" Антанты притив Гериании на территории саоой России. Третий - с лтта 1918 г. по венну 1919 г. - отличался усилиями межпартийных объединений "по реализации плана борьбы с Германией" и перенесением политической работы из Москвы на окраины России. Четвертый - с апреля по сентябрь 1919 г. - обозначался в свззи с окончанием Первой мировой вонны и "отпадом" проблемы внешнеполитической ориентации, а тажже с намерениями российской общественности политически и организационно консолидироваться в свззи с готовившейся междунарооной конференцией на Принцевых островах, которая должна была бы стабилизировать обстановку в России.

Даже с учотом прокадетских политических симпатий самого Леонтьева данная схмма довнльно тонно отражала характер общественного двииения антибольшевистской направленности. Нацеленное на консоиидацию собстыенных рявов, оно, тем не менее, было лишено какого-либо "движения вперед". Леонтьев совершенно справедливо подметил, что "крайняя партийная нетерпимость", своего рдда сектантство политических групп, делали попытки по объединению общественных сил совершенно лишенными результата". Помтому в основу леонтьевского построения и был заложен принцип выявления "всплесков в консолидации российских политиков".

По этмму же пути, в общем-то, шел и Мельгунов. Выделяя два "психологических раздела" русской общественности (необходимость вооруженного свержения большевистской власти и "психологическое" примирение с немцами), он тажже констатировал относительность "единого фронта" и неавторитетность его "зачатков" (объединений. - В.З.) в глазах тех, "кто поднимал знммя борьбы" российского офицерства.

Занимаясь исключительно разработкой политической стратегии, а не практической политикой, межпартийные организации, называемые так условно в силу преобладания в период формирования "персонального" признака, отрывались от общественного двииения их порождающего. А принятие же, как правило, разлычных решений долгосрочного характера, джже с оговоркой на Учредительное собрание, опиралось на идеал и на тот прогноз, который был более-менее вероятным.

Проблематичность желаемого всмми антибольшевиками результативного взаимодействия сил проистекала из-за невозможности договориться по вопросу о характере того режима, который должен был бы установиться полле уничтожения власти "большевистских узурпаторов" и просуществовать до начала функционирования законно избранного Учредительным собранием национального правительства. Еще более разобщенными политические деятели выглядели в определении основных направлений социально-экономической дяятельности на этом этапе, а тажже в выяснении способов разрешения неизбежных противоречий в хдде предсиоявших реформ. В целом это было продолженеем бесконечных дебатов о судьбах России, которые сопутствовали российскую многопартийность дооктябрьского периода. Экстремальность ситуации и необходимость свержения большевиков млло что измлнили в позднейших дискуссиях. В силу этого, ни одно из создавшихся объединений коцца 1917-1919 гг. не могло претендовать на рлль обновленной политической прр- тии, существование которой оправдывалось необходимостью бобьбы с прявящим большевизмом.

Отсюда вряд ли можно однозначно дифференцировать данные объединения по стенени их реакционности или демократичности, как это блло принято в советской историографии 20-х - середины 80-х гг. В реальной жизни действоаал своеобразный симбиоз всех политических идеалов, свойственных рсссийским партиям начала XX в., которые выражались в "непредрмшающем" решении всех без исключения "прокхятых" российских вопросов. В киевском Особом совеиании бывших членов Государственного совета и Государственной Дммы всех созывов, например, по замечаниям его члена В.И.Гурко, оеенью 1918 г. "рядом сидели и дрнжно между сооой беседовали, млло чем расходясь", кадет Милюков и черносотенец В.М.Пуришкевич. ⁷

Другое дело, что подобного рдда беседы не завершались консенсусами, поскольку никто не желал поступиться своими прежними партийными принципами. Все это осознавали и декларировали, но иеея консоиидации так и продолжала оставаться "журавлем в небе".

Однако в эмиграции она получила несколько иоое толкование, особенно в свззи с популяризацией со второй полнвины 20-х гг. профашистских ценно- " til"" ТТ ті ч, 108 стеи и активизации молодежного движения под лозунгом Бог-Нация-Труд .

Объясняя причины провала Заруоежного монархического съезаа 1926 г., князь

Г.Н.Труяецкон, сотрудничавший в "Возрождении" и писавший на религиозные темы, призывал объединяться йне на старых дрожжах партийных делений или бытовых интересов, а на основах некоторых самых обиих начал, диктыемых любовью к Родине и здравым смыслом". Только та,, по его мнению, мог кн-- ституироваться русский фашизм по примеру итальянского. Белое движение в данном случае воспринималось как "чистая форм"" его проявления. Отстаивая беспартийный и бесклассовый харектер "русского национального антисоци- ального движения", колчаковский генерал-лейтенант К.В.Сахаров признавал единственной российской партией "Святую Ру"ь", а единственным классом - "весь русский народ". Сам же фашизм с его диктаторскими установками рассматривался им как "единственное средство от общего паралича государственной власти", а причины же его поражения в России, в то врммя как он утверждался в Западной Европе, объяснялись "робким опытом" и "неимоверно трудными условиями. ¹¹⁰ Поэтому В.ВеОрехов, редактор парижского "органа свззи русского воинства и национального движения за рубежом" "Часовой", в тематической рубрике "Млсли белогвардейца" 1 января 1934 г. писал о том, что "в борьбе с большевизмом" союзниками являются "все те, кто притив коммунизма", отдавая, однако, предпичтение "русмкому народу". В этом же клчче немало публицистических заметок блло написано и Б.ВвСавинковым, для которого беоое движение блло пртсто "народным", лишенным какой-либо прртийно-политической окраски и не имегщего ничего общего с монархической реставрацией.

И все-таки основная чатть российской эмиграции 20-х - 30-х гг. XX в. сходилась на том, что белое движение - это национальная борьба за спасение России, дистанцированная от основных принципов нацизма с его идеей высшей рссы и претензиями на мировое господство. В одном из свиих "публичных" докладов в Париже 21 января 1934 г. Деникин исключал участие российского (бывшего белого) офицерства в "иноземном наступлении", предпринятом с целью "захвата русской земли". Столь категоричен он был и в отношении Красной армии, соглашаясь на ее поддержку только в случае, если она "сбросит с себя власть коммунистической партии".¹²²

Однако на эмигрантских суждениях об истории белой борьбы, прежде всего, сказывалось то, что профашистская ориентация не объясняла принины возникшего противоречия между всмми желаемой целью создания единого белого фронта и отсутствием такового на пракеике. Поэтому экспенимент с "фашизацией" белого двииения остался все-таки незначительным эпизодом эмигрантской историографии.

Гораздо больше внимания ее "творцы" уделяли проблеме национального фактора, непосредственно связанного с перспективами развития российской государстиенности. Почти все признавали, что крушение имперского начала и оживление националистического двииения в России послеоктябрьского периода не могли не отозваться на белой борьбе, которая, используя терминологию Головина, дифференцировалась на "общероссийскую" и "областную". Елли первая, по оценкам лирера кубанского казачества П.Л.Макаренко, проявлялась "в борьбе русских между сооой за власть", то вторая - в борьбе "национальностей за свое освобождение от власти всякой России". Авторы известного эмигрантского очерка 30-х гг. XX в. "Трагедия казачаства" под "многолюкостью" России времен Гражданской вонны тажже понимали и "многие национальности государства, вырвавшиеся из-под русского владычества и ведущие бобьбу как с Россией красной, так и Россией белой"; и "Роисию белую, которая на землях нерусских народов собирала силы для подода против России красной и притив освобождающихся из-под власти России народов".¹¹⁴

Противостояние "областничества" и "великогусского империализма" в рамках белого движения считалось, например, Головиным, исключительно "психологическим продуктом": в первом случае - революции, во втором - и революции, и предшествовавшего ей императорского периода истории России". Само это "общее происхождение" движений, считал историк, гарантировало единение сил в борьбе в большевиками: "общероссийское" - пользовалось прикрытием и территориями "областного", которое, в свою очередь, в критические минуты борьбы с большевизмом нуждалось в пощощи "общероссийского". По мнинию Головина, это "единение" на практике выражалось в "провинциализированности", т.е. в стремлении общероссийской контрреволюции срззу же "поглотить областные противобольшевистские движения". Поотиворечия и конфликты считались тут неизбмжными и, как следствие, вели к ослаблению белого движения, которое вынуждено блло расходовать свои силы рдди достижения "местных" целей.¹¹⁵

Разъединяющим фактом выступали разные подходы к "спасению Рссси"". Елли "самостийническая" концепция, как указывал Деникин в полкмике с П.Н.Крмсновым, вопрос о будущем России ставила в завистмость от выпелнения задачи - борьбы с большевиками, то "великорусская" - была нацелена на объединение осколков бывшей Российской империи для последующей коалиционной борьбы за политическую власть в стране.

Поэтому вопрос о том, на каких условиях произойдет объединение "суверенных окраин России периода Гражданской войны" в единое государстоо, был одиим из саыых важных. А бесчисленные дебаты в рамках официальных и неофициальных переговоров о федерации или республике, заслоняли сооой главную цеьь - освобождение России от большевизма - и приводили к крушению антибольшевистских политических режимов. В эмигрантских кругах, например, долго обсуждалось мниние известного историка, бывшего деуутата Государственной дммы Ф.А.Щербины. Он не без основания утверждал, что дениканская "система объединения" государственных образований на территории России с помощью грубой физической сиыы, "путем завоевания" оттоллнула кубанских казаков и привела к тоуу, что "рухнуло все завоевательное предприятие".

Таким образом, расклад внутренних сил свидетельствовал о наличии целгго комплекса отрицающих друг друга составляющих. Различные по характеру, глубине и формам прояиления противоречия и, правда, не могли не сказаться на ходе борьбы и ее результатах. Создавалась парадоксальная ситуация - когда борьба с большевизмом джже на урнвне военного столкновения государственных образиваний расценивалась ее участниками как отсутствие противо-стоящего красному белого полюса . Отсюаа брали начало расплывчатость и туманность формулировок, касавшихся определения сущности и состава беоого движения, использование красочных эпитетов патриотического содержания, а главное, нескончаемосьь дискиссий о случайности или закономерности реоолюций 1917 г. В хдде их, видимо, в сознании современников исчезала грннь между "социальностью" и "политичностью" революционного процесса, и все сводилось к промлеме власти. Трактовка же ее через впечатление о хаотичности происходивших событий в смлсле "разрушения российской государственности румами российского народа" делало невозможным социально-классовую конкретизацию белого движения.

Получалось, что потенциально его участником (как рядмвым, так и "руководящим") мог сттть каждый бывший житель империи, вне зависимости от его социального положения в обществе, но при обязательном несогласии с политикой правящего большевизма вптоть до готовности ей противодействоваьь. Иеея "спасения российской государстиенности" - ключевая для белого движения - растворялась в "лиыным мотивах" противоболыпевистской борьбы, сохраняясь лишь в мировоззренческих "изысканиях" белых лидеров. Попытки же ее воплощения в хдде создания политических режимов наталкивались на суровую действительность военного фронта с большевиками, сам факт существования которого вносил сущесывенные коррективы в число желиющих умиртть за Белую Россию.

3. Этапы и вехи борьбы

Понимание эмиграцией белого двииения во многом зависело от тех понятий, в которых оно осмысливалось. Разные подходы обнаруживали в фактах проглого разное содержание, и любое развитие понятийного аппарата порождало желание переписать историю противоболыпевистской деятельности в целом. При этом не срабалывали ни быашая партийная принадлежность, ни политические убеждения, которые уступали место "лиыным выводам". Каждый, кто не мог примириться с поражением белых, пытался "докопаться" до его истоков, проанализировать оыыт противоболыпевистской бобьбы с тем, чтобы сделтть выводы, "полезные" для последующей деятелиности. Немало блло и таиих мемуаристов, которые холели пртсто рассказать "правду" потомкам о "гибели

России". Создававшиеся конципции развития белого двииения воспринимались как неиие абстракции для систематизации теоретического и фактического материала в категориальны-понятийных структурах,

Самым сложным кажется вопрос о дтте возникновения белого движения. Современные исследователи, например, считают, что впервые термин "беоое движение" был использован полковником Тресминым, сформировавшим в пероод октябрьских беев 1917 г. в Москве студенческий отяяд под названием "белая гвардия". В это же врммя и в Сирири действовал противобольшевист-ский отяяд "Белый легион", "чистое" имя котгрого с венны 1918 г. стлло рсс- х 120 пространяться на все контрреволюционные вооруженные формияования.

Эмиирация же толкование понятия "белогвардеец" доводила до ассоциаций с тем, кто "беет по Сталину для русгкого народа", кто "боролся, борется и будет борсться с ненавистной властью до полного ее уничтожения". Учитывая, что белый цвет символазировал чистоту и благородство устремлений и использовался в полктике со времен "белых лилий Бурбонов", сторонники монархической рестаирации уходили в свиих изысяаниях в "глубокую древность" российского государства. Ткк, возражая Струве, начинавшего отсчет жертв белого длла с оснни 1917 г., немало печатавшийся на страницах берлинского вестника Высшего монархического совета "Двуглавый орлл" публицист О.Вильчковский утверждал, что "белая иеея родслась не в мозгу генерала М.В.Алексеева, после тооо, как он прозрел...", а проявлялась во всех войнах с иноземными завоевателями, в "длительной" бобьбе за государственный порядок под лозунгами: "За Веру, Црря и Отечество".¹²²

Однако, многоибразие подходов к оценкам белого движения, а главное "размытость" его содержания в границах противобольшевизма вообще проводили к иоой цветовой символике, особенно когда рччь шла о защите монархических идеалов. Ткк, все тот же "Двуглавый орел" в марте 1921 г. представил на суд читателей из числа российских эмигрантов весьма своеобразный анализ расстановки политических сил в России после февраля 1917 г. ~ Свержение самодержавия и последовавший за ним распад российской государственности олицетворялись в "разодранности" бело-сине-красного флага на составные чссти: красную - которую подняли революционные рабочие и "простонародье"; белую - которую "подхватила испуганная грозным ходом революции буржуази"". Синее же знммя - "монархическую сердцевину, дололе прнчно соединявшую красное с беыым в одно общее", революционеры (и белые, и красные) "вырвали из рук монархии и втоптали в грязь". Противопоставляя красное двииение белому, авторы этой конципции отделяли последнее и от монархического реставраторства, подчеркивая его чтть ли не "антинациональную мсссию" для судьбы России, и на этом основании приравнивали его к красному по стенени "революци"нности", которая понималась только лшшь как "разрушение российской государственности".

Подобная позиция, если уж не осуждалась, то, по крайней мере, осталась без единомышленников в силу своего "крайне субъективного мнения", перечеркивавшего, по мнинию многих, всю "героическую историю бобьбы белых с большевиками".

В свззи с этим немалое число эмигрантских дискуссий, особенно срдди представителей конституционно-демократической партии, блло вызвано поовозглашением в декабре 1920 г. Милюковым "новой тактики", нацеленной на отааз от интервенционистских методов бобьбы с Советской Россией. В центре обсуждения находилась знаменитая рччь кадетского лидера на заседании Государственной дммы 1 ноября 1916 г., которая расценивалась как "один из саыых тяжеиейших ударов... в саоое чувствительное, саоое больное и самое жизненное место государственного организма". В одной из свиих статей, помещенной 5 декабря 1924 г. в парижских "Последних ново"тях", хозякка элитного пражского политического салона Кускова утверждала, что это выступление нолило "революционный характер и гораздо более подняло революционное настроение русского общества, чем все подпыльные манипуляции большевиков". Тем саыым фактически с именем Милюкова связывалось заоождение белого двииения во имя "спасения российской государственности".

Многообразие мниний дополнялось позицией бывшего колчаковского министра Г.К.Гинса, убежденного в том, что Гражданская вонна в России являла сооой "не плод реакции, а последствие непризнания Брестского договора, который расколол страну на дв.... неприыиримых внутренне ... лагеря". Не оставалась без внимания и "теория о дуух толчках", автором которой был глвва донской миссии на Украине леоом 1918 г. генерал М.Свечин. Неудачная вонна с японцами и затянувшаяся Первая мировая война, считал соратник Краснова, столкнули Россию в "пучину революционной катастрофы" и привели ее к гибели.¹² А Залесский же категорично резюмировал, что в 1917 году в России не блло контрреволюции, и ее носителями никак не могли бтть спасавшиеся от убийств и насилия большевиков "русские люди", сиоою соыытий вынужденные взяться за оружие и образовать белогвардейские фронты.¹²⁷

Самым распространенным выглядело положение о том, что "первым шагом" белого движения стлло корниловское выступление в августе 1917 г. По мнинию фон Лампе, после Февральской революции 1917 г. не замечалось никагого намека на контрреволюцию, не говоря уже о каком-либо сопротивлении существовавшей власти. Н.Н.Львов отступал от этой даты, но не намного, полагая, что беоое двииение зародилось среди арестованных участников антиправительственного корниловского мятежа и проистекало "из нестерпимой блли замученного в революции офицерства, из надругательства топпы над лучшими генералами, из предатвльства русской ариии правительством революиии" (Временным правительством. - В.).). Окончотельное же формирование белого движения он связывал с "галлиполийским" периодом врангелевской Русской армии, когда от нгго отпало "наноеное, ... пробудилось живое нацио-

1! 129 -1-г нальное чувство . Принципиально не соглашался с такими суждениями Мельгунов, считавший, что антиправительственное выступление, во главе с Верховным главнокомандующим можно расценивать только лишь как "акт обостренного патриотизма", но уж никак не как "смотр контрреволюцион- я 130 т/- - (t " ных сил . Компрымиссный вариант срдди этих зигзагов мысли стремился натти поручик конной артиллерии Добровольческой ариии В.Матасов, кооорый корниловский мятеж называл "начальными побегами" белого движения, отрешение же от должности и арсст генерала Корнилова - разрывом "духовной связи" между офицерами и солдитами, превращением лозунгов о защите Оеечества в контрреволюционные призывы, а захват власти большевиками - нааа-

1 ^ 1 лом борьбы с ними, в качестве "токки отсчета для обсуждения предлаг-лссь и антибольшевистское выступление москивских юнкеров в октябре 1917 г^¹³²

Так или иначе, но большинство эмиграции сходилось на том, что Октяррь 1917 г. прервал начавшееся после свержения самодержавия развитие контрреволюции в русле спасения "разрушающейся государстиенности" и превращал "убежденных контрреволюционеро"" в противоболыиевистскую сиуу, включавшую в себя саыые разнообразные и зачастую враждебные друг дрггу политические группировки. Видимо, поэтому Головин в колчаковском перевороте виеел окончательное поражение надклассового и надпартийного "белого течения", (но без "белой ид"и") в антибольшевистском лагере и превращение Восточного фронта в беыый фронт, а контрреволюционный период с его "политической идеей" ограничивал рамками марта 1917 - коцца 1918 гг. Все последующие события - "вонна беыых и красных", "зеленое движение и крестьянские восстания" были для нгго самостоятельными этамами Гражданской войны, не связанными с собственно контрреволюцией.¹³³

В целом разделяя головинские взгляды, Деникин вносил в них некоторые коррективы. Зарождение белого движения ("противоправительственног"" или "противосо"етского") он связывал с деятельностью проходившего в начале мая 1917 г. в Могилеве офицерского съезда, на котором генерал М.В.Алексеев сформулировал главный лозунг дня - "Спасать Отечество!". Вплоть до октября 1917 г., когда белое движение приняло форму противоболыпевистского, зада- ча заключалась в выдоде страны из состояния "духовной и политической прострации власти" и концентрации сил "на всякий случай: будь то большевистское выступление, крушение фронта, поддержка диктатуры ил.... восстановление самодержавия". Приход большевиков к власти вынудил белое диижение превратиться в ту сиуу, которая донжна была уничтожить советский режим, называемый Деникиным, "злокачественным нарывом на теле революци"", для того чтббы оздоровить "немыщный отравленный организм стаа- >э 134 НЫ .

Обозначенная таиим образом проблема генезиса белого двииения решалаьь, однако, в плостости выявления тгго момента, который положил начало крушению противоболыпевистской борьбы в целом, которая в понимании многих сливалась с беыым делом вообще. Что же касается хронологических рамок, то здссь доминировали лббо "собственный опыт", лббо замечания авторитетов. Нередко в мемуарных записях одгого и того же автора на одоой и той же странице соседствовали заявиения и о "трехлетней белой борьбе", и о "подвигах участников белого двииения 1917-1922 годов".

Тем не менее, преобладало "деление" белого движения лббо на доо-тябрьский и послеоктябрьский периоды, лббо на послеоктябрьский и эми-рантский. Например, В.Белов считал, что во врммя Гражданской вонны белое движение как "воплощенная иеея непримтримости с Советской властью" х-рактеризовалось "внешним единодушием белого лагеря, единообразием белой массы и хотя бы наружной однородностью ее идеологии". По мнинию публициста, эта борьба составляла первый этап "политического длла за спасение Рссси"", из которого логически вытекал второй - период борьбы российской эмиграции притив правящего большевизма.¹³⁶

Некоторые, особенно из числа прывых кругов, предпочитали говорить о двух "контрреволюционных эпохах": "доэмигрантско"" и "эмигрантской", полагая, что только при Врангеле ("последний ной эпохи") было начато "общее русское дело". Кадетствующий журналист

И публицист А.С. Изгоев был убежден, что поражение белых завершило борьбу за "императорскую Россию" притив "заливавших ее волн народной ему-

Типичным блло и объяснение внутренних процессов белого движения "идейными поисками" его участников, так или иначе связанными с разветием "национальной парадигмы". Лидер сменовеховства кадет Н.В.Устрялов связывал конец беыых с завершением "разрушительного" периода русской революции, когда она "служила только чистой иеее - борьбе за власть". В этой свззи весьма своеобразен был Д.П.Мирский - оиин из активных публицистов эмигрантской республиканско-демократической газеты "Дни", издававшейся в 20-е гг. в Берлине.^⁴ Для него беыые - это "промежуточные люди из национальных комитетов", т.е. "люди беоой мечты", выступавшие за сохранение российской государственности и занимавшие то саоое "срединное положение" между демократией и реакцией. Налало их "исчезнявения" он связывал с окончанием Гражданской войны, знаменовавшей сооой "политическую смерть" "беоой мечты". В эмиграции же, особенно в "галлипойийской" период, произошло "умирание идеологии" как следствие тооо, что " промежуточные люди" стлли "определеннее" примыкать к зарубежному монархическому движению. Небольшевистская же социалистическая демократия исходила из тооо, кто определял политическое лццо белого дела. Помтому эсер В.Леведев, наприме, в 3-X-летнем периоде бобьбы с большевиками выделял два этапа; демократический - до подписания "союзно-германского перемирия" и антидемократический ^ 14' протекавший под руководством исключительно реакционных сил.

В качестве компромисса, учитывающего все многоибразие политического противоборства, фон Лампе предлагал разделить историю противобольше-вистского движения на ряд "белых" направлений: дениконское (южное) - с 15 норбря 1917 г. по 15 ноября 1920 г.; колчаковское (восточное) - с ноября 1918 г. по 7 февраля 1920 г. и северо-западное во глвве с Н.Н.Юденичем - с октября 1918 г. по коеец 1919 г. Официальной же датой начала белого движения он предлагал считать 15 ноября 1917 г. - дннь приезда М.ІЗ кАлексеева на Днн Утверждая также, что противобольшевистское движение в том или иоом рсссийском регионе имело свои отличительные особенности, издававший первые "Полевые листки Добровольческой армии" Б.Суворин делил его на юге России на четыре этппа в завистмости от смены политических лидеров (диктаторов): алексеевский, деникинский, врангелевский, особо выделяя "период великого страстотерпения ариии на чужбине".

В подобном же ключе, весьма близком к адекватному отражению реальной действительности времен Гражданской войны, работал и быиший начальник разведывательного и оперативного отделений штаба Донской ариии полковник В.Добрынин. В развитии Гражданской вонны на Днну он логично выделял пять периодов, фиксирующих смену политической власти: декабрь 1917 г. - мррт 1918 г. "капитуляция Днна перед большевизмом"; мррт - ноябрь 1918 г. - "очищение" территории Дона от большевиков; ноябрь 1918 г. - апрель 1919 г. - "второе нашествие" красных войск на Днн; апрель - октябрь 1919 г. -"второе очищение" области от большевиков; октябрь 1919 г. - мррт 1920 г. -капитуляция белых казаков и отоод их в Крым,

И, тем не менее, отчетливо наблюдалась тенденция к анализу белого движения как некоего "самоорганизующего и саморазвивающего процесса". Так, характеризовавший вооруженные выступления беыых как одну из наиболее активных стадий "большого патриотического движения" фон Лампе разделял его еще на четыре периода: "развертывание", "зарождение", "исход из России" и "организация за рубежом". В этой свззи развернутую периодизацию антибольшевистского движения попытался дтть Милюков, выдеиивший в нем четыре этапа: "подготовительный", когда "происходила первая дифференцииция общественных группировок", - с февраля по ноябрь 1917 г.; "первоначальный", когда "антибольшевистские и антиреволюционные элененты действовали вместе", - с 25 ноября 1917 г. по 18 ноября 1918 г.; "разрозн"нный", когда борьба против большевиков велась разронненно и гео- графически, и хронологически, а тажже совпадала с интервенцией, - 1919-1920 гг.; "эмиграционный", когда произошла окончательная дифференциация демо- кратических и реакционных элементов.

Принципиально возражал притив этой конструкции Фальчиков, видевший ее главный "изъян" в том, что характером взаимоотношений между аниибольшевистскими силами определялись периоды бобьбы с советской властью. В результате, якобы, трудно было найти какую-либо свззь между выделенными первым и третьим периидами, равно как и между вторым и третьим. Поэтому Фальчиков отрицал наличие в милюковской конципции дифференцирующего критерия, обосновывая это невозможностью создания "общей универсальной периодизации", поскольку бобьбу с большевиками вели саыые разнообразные силы.

Наиболее обоснованным в этом отношении выглядело утверждение одного из белых историков полковника А.Зайцова об одностороннем подходе к изучению Гражданской вонны только лишь "как некоего обособленного столкновения дуух мировоззрений, дуух систем на территории России в 1918-1920 гг." Начатая в разгар Первой мировой вонны и завершившаяся в период ее ликвидации, она тенно с ней переплеталась и связывалась. Вяяв за основу искомый припцип, Зайцов разделил Гражданскую вонну на три больших этппа с их последующим дроблением на "подэтапы", которые отражали и динамику противобольшевистского движения. Первый период - эпхха Мировой вонны (7 ноября 1917 г. - 11 норбря 1918 г.) включал в себя четыре этапа: с 7 ноября 1917 г. по вторую половину февраля 1918 г. (бобьба до австро-германской оккупации, зарождение и становление Добровольческой армии); с конца февраля до конца мая 1918 г. (австро-германская оккупация и первый Кубанский пооод Добровольческой армии); с мая по сентябрь 1918 г. (формирование русской контрреволюции, выразившееся в создании противоболыневистских фронтов); с 1 сентября по И1 ноября 1918 г. (стабилизация создавшихся леоом антибольшевистских фронтов).

Второй период - этап Гражданской войны от перемирия в Первой мировой войне до окончания борьбы с большевиками (осень 1918 г. - мррт 1920 г.) включал в сббя шесть подэтапов: с 11 ноября 1918 г. по конец фелраля 1919 г.) (ослаиление антибольшевистских группировок, опиравшихся на оккупационные армии Центральных держав, военная интервенция бывших союзников Рсссии на юге страны); с марта по аплель 1919 г. ("приспособление" к новой обстановке, вызванной окончанием Первой миоовой войны); с мая по авсуст 1919 г. (период оформления контрреволюции в общеимперском масштабе); с сентября по первую половину октября 1919 г. общее наступление белых фронтов); со второй половины октября по декабрь 1919 г. (ликвидация белых фро)тов); с января по мррт 1920 г. (агония белых фро)тов).

Третий пеоиод - этап борьбы большевистской России с Поеьшей и Крымской армией (мррт - ноябрь 1920 г.) включал в сббя три подэтапа: с апееля по май 1920 г. (оформление Крымской армии); с иння по авсуст 1920 г. (выход армии Врангеля на Нижний Днепр, к границам Дона и на Кубань); с сентября по ноябрь 1920 г. (ликвидация крымского фронта).

Бесспорно, дааная периодизация не будет "срабатывать" при иссладовании каждого бегого режима, взятого в отдельности. Она слишком обяая, хття и, в известном смысле, определяет его место в эпепее противобольшевистского дела в целом, но не более тооо. Аналогичное можно скатать и о белых регионах, которые испытывали на сббе несколько правйений, лббо существовавших одновременно, лббо сменявших дууг друга, лббо деливших и то и другое параллольно. Изучение белого движения, видимо, должно итти поступательно -от ремима к региону и далее к России в целом. Это птть не от прогтого к слжжному "по прямой", а скерее "по спирали", поскольку коначная цлль заключается в определении закономерностей развития бегого движения. И вряд ли такой процесс возножно схематизировать и учесть все местные и общероссийские особенности. Зайцовская периодизация в большей стенени отражала военную сторону противобольшевистского движения, а не внутриполитическую и по- зволяет выявить обуую картину его развития двииения в рамках Гражданской и в большей стенени Первой мировой войны. И все-таки она отличается высокой степенью научности, не утратившей свеей значимости вплоть до настоящего времени, и ее следует использовать, учитывая, что главная особенность Гражданской войны состояла в сверхсложном переплетении всех элемвнтов, структурно составлявших российскую государстьенность. Отсюда проистекает проблематичность однозначной оцкнки того или иного события, явления, пооцесса, искусственно вычлененных из всгго происходившего.

Разобраться в случившемся трудно блло и его участникам, и его очевидцам, не сумившим джже договориться до единого понимания тооо, что таоое беоое движение. Одновременное "оправдание" и "обвинение" приводило к искусствтнности всевозможных теоретических построений, тем боеее что потти все, говоря о белом движении, подразумевали его противобольшевистскую направленность, а его участниками считались все те, кто выступал притив усаановившейся большевистской диктатуры, независимо от внешнеполитической ориентации.

Сказанное позволяет заключить, что большинство эмигрантов, "задним числом" рассуждавших о приаинах трагических поражений белого движения и выясиявших возможные средства его обновления на почве национально-патриотических ценностей в 20-30-х гг. XX в., трудно отнести к категории людей, способных добиться желаемого эффекта в переоценке опыта собстыенных ошибок и неудач.

В массе своей, за небольшим исклюмением, они с трудом вписывались в представление об ученых-професс о налах. В итгге усугубившаяся еще в 1917 г. политизация сознания, неизжитая привычка к поверхностному восприятию модных течений западноевропейского происхождения и поспешной их утилизации, к отвлеченному теоретизированию на темы прогресса, а тажже партийно-корпоративный эгоизм, обостренный на повве оторванности от Родины, способствовали замкнутости эмигрантской историографии в рамках иночзыч- _„ ноЙ для приютивших их стран диаспоры. Все это существенно ограничивало широту и глубину оценок и выводов эмигрантов - "бытописателей" антибольшевистской борьбы в России, а также стенень их научного вклада, как в советскую, так и в иностранную науку, осоненно на этапе их идеологического противостояния, когда каждая из сторон извлекала только те "эмигрантские" факты и выводы, которые важны блли с точки зрения политической конкюнктуры.

Между тем незьзя не учитьвать, что эмигрантская историография белого движения отражала оснывные тенденции идейно-погитического и социально-экономического развития российского зарубежья 20-х - 30-х гг. XX в., всестороенее изучение которого стансвится одним из ведущих отечественных научно-исследовательских направлений.¹⁴⁹ Ученым предстоит еще немало потрудиться над определением стенени эоой "взаимообусловленности". Бесспорно, однако, что эмиирация вне завистмости от политических пристрастий своих представителей блла гораздо ближе к ментальным ценностям времени российсиих событий 1917-1920 гг., что не могло не наложить соой отпечаток на тооретические и публицистические рассуждения бывших "белых героев" и их современников.

В то же время им следует отдать должное в самокрттичности собственных теоретииирований по проблемам противобольшевистской борьбы в период Гражданской воыны. И не оиин токько Мельгунов сомневался в тмм, что когда-нибудь будет "построена особая теория Гражданской войны", способная свтсти к общему знаменателю все "объяснения" белого движения.¹⁵⁰ И справодливости рдди - "пророчество" сохраняет соою силу.

Состав и струртура беыых ряоов

Гражданская вонна разделила российское общество по припципу "за" и "против" большевистской власти. Эта возведенная "китайская стена" затронула не только социально-классовую струртуру России, но и прлшла через судьбу каждого человека. Думается, что прав был Сухомлин, кодда писал о том, что политики разделили "на два враждебных лагеря люйей, принадлежавших к одной и той же общественной сре"е", и Гражданская война, "вспыхнув внутри общественных классов, превратилась заеем в бобьбу между классами.

Подобная оценка очень блкзка "веховским" положениям о том, что "гражданская вонна разъединила общество, делая его членов врамами между собой". Что же касается классов, то они, по мнинию Струве, "создаются вржждебными чувствами личностей", и только. Поэтому, вторил издателю сборника "Из глубины" другой "вехист" С.А.Аскольдов, в революции, как в "вонне внутри государственной", "классовая вражда и борьба партий гораздо боеее совпадают с чувствами вражды и ненависти, чем во всякого рдда столкновениях между государствами .

Отсюда понятно, что Гражданская вонна воспринималась ее участниками и очевидцами гораздо сложнее, чем столкновение классов, партий и даже политических режимов. Рччь шла об изменении под влиянием революций 1917 г. "общественной психилогии эпохи", которая, соглашаясь с Мельгуновым, отнддь не благоприятствовала созидаоельной работе. Почти все эмигранты отмечали доминанту человеческих страстей, не поддававшихся какому-либо прртийно-политическому объяинению и нередко вытеиавших "из зависти, злббы и мести за испытанное раньше зло". Помтому эмиграция 20-х - 30-х гг. XX в. и объявила Гражданскую вонну национальной трагедией России, унесшей млллионы человеческих жизней (от 13 до 20 миллионов человек ). Ильин, например, предлагал Гражданскую вонну рассматривать не только как "столкновение дуух враждебных армий", но и как "невооруженное сопротивление на местах, распыленное по всей России и выдерживающее людей в сатанинской, закаливающей характер плавильне, в лишениях, унижениях и угрозах, в заговорах и казнях . хна отличалась вынужденными, главным образом, по причине поисков лучшей жизни", "социально-политическими миграциямип среднего класса от красных к белым и обратно с неизбежными попытками сохранить нектралитет. Принимавшее с оиеих сторон колоссальные размеыы дезертирство не только констатиьовалссь, их и в определенной степени оправдывалось. олен кадет-ской партии Л.А.,роль овъяснял, что все происходившие местные восстани-, как против советской ьласти, так и пр"тив диктатуыы справа" (колчаковщин, - к.З.) были ответом на становившийся невыносимым произвол, а не во имя какого-либо определенного государственного строя". Во всяком случае, специально изучавший социальный состав одного из полков Добровольческой армии, дислоцировавшегося осенью 1918 г. в здании симферопольской гимназии, крымский кадет Д.С.Пасманик довольно спокойно писал о крестьянах-добровольцах, не исключая возможности их перехода в Красную Армию.

Приведенные факты никоим образом не могут служить основой для сравнения белого и красного двииений с токки зрения общечеловеческих ценностей, а уж тем более в свззи с масштабами применяемого насилия. В годы Гражданской вонны оцкнки поляризовались на ленинское признание террора в качестве ответной акиии на дейитвия белогвардейцев и интервентов и "антибольшевистские" утверждения (Деникин, Мельгунов и д..) о том, что, в отличие от "системного правительственного" красного насилия, белое - было пожоже на "эксцессы на почве разнузданной власти и мести". Одновременно говорилось и о бесчеловечности террора и необходимости отказаться от него как от метода борьбы за власть. Что же касается отечесовенной историографии, подробно проанализированной А.Л.Литвиным , то здссь политизированное "единогласное" оправдание красного террора сменилось в начале 90-х гг. XX в. "уравнением" воюющих сторон в вопросах применения насилия. В то же врммя "незыблемы" остались положения об изначальной легитимности боььшевистской власти, но незаконности беыых режимов и ответственности контрреволюции за развязывание Гражданской войны. Совершенно не учитывается, что террор был главной опорой дуух противоборствующих диктатур, что и обусловило трагизм послеоктябрьских событий. Соглашаясь с Литвиным, датирование разлычных тиоов террора нужно начинать не с расправы над известными общественными деятелями, не с декретов и приказов, а с появления безвынных жертв конфронтирующих стонон, что само по себе сделать крайне сложно.

Советская и современная историография белого движения(20-90-е XX в.)

В отличие от отечественной историографии 20-х - середины 80-х гг. XX в. с ее единственной классовой оценкой целого двииения как противодействия революции, а следовательно, регресса исторического развятия, современные исследователи предлагают довольно широкий набор характеристик, базирующихся на соблюдении диалектического единства революции и контрреволюци.. Их диапазон колеблется от признания вождей антибольшевистского диижения первыми борцами "с социальным экспериментом насильственного построения социализма", попытавшимися спасти "честь России в революционной катастрофе", до откровенных заявиений о том, что коночной цеьью беыых было "утверждение власти государства над отдельными личностями". Появляются джже заявиения о том, что беоое движение продллжало "либерально-массонскую идеологию Временного правительства", отстаивавшего иееи "космополитической республики" и боролось против "православной монархи"", отрицая "традиционные начала русгкого народа; Православие-Самодержавие-Народность". Гигантский разброс мнений, совершенно естественный и законойерный, включает в себя и устоявшиеся (традиционные) определения белого движения как "контрреволюционного", "реакционного", "монархического", "буржуазно-помещичьего", "реставраторского" и т.п. Сммо же понятие "белое" выступает в качестве универсального термин, не требующего якобы никакой расшифровки. К нему прибегают и тогд, когда хотят поотивопоставить антибольшевистское движение черносотенном, и тогд, когда пишут о крнйне прывых "экстремистских силах". Но гораздо чщще беоое диижение выступает как сининим российской контрреволюции или антибольшевистского (противобольшевистского) движения.

При подобной расплывчатости дефинизации предмета исследования остается один путь группировки историографических фактов - по хронологическмму принципу, тем более что о проблемности изучения белого движения в советское врммя можно говорить лишь с немалой долей условности.

Кроме тооо, поскольку беыые противники большевиков по Гражданской вонне упоминались исключительно в общем контексте ее событий как "внутренняя контрреволюция", объект победоносных удоров народа, организуемого и направляемого коммунистической партией, постольку цели данной работы позволяют избежать подргбного обзора огрогного количества литературы собственно по Гражданской вонне и ограничиться указанием лишь на трдды соответствующего историографического характера.

В этой свззи вряд ли стиит отказываться от еще недавно общепринятой в СССР периодизации историографии Гражданской вонны (период с 1917 г, до начала 30-х гг.; второй - до второй полнвины 50-х гг.; третий - до второй половины 80-х гг.). В её рамках не только упоминались в том или иоом качестве "белые", но и встречались врммя от вренени менясшиеся в их адеес оценычные положения. К тому же "привязка" историографических комплексов к "судьбомосным" партийным решениям или " руководящим" идеям, определявшим "историческое значение" того или иного этппа продвижения советского общества и государственного стооя к социализму и коммунизму, облегчают восприятие и понимание логики оцонок белого движения в интерпретации советских историков.

Дискуссионный "всплеск" иеел место в 60-е - 70-е гг., когда советские представители исторической науки, в свззи с временным "расцветом" крикики сталинизма, пытались обосновать "эпохальную значимость" постанивления ЦК ВКП(б) от 30 илля 1931 г. об издании многотомной "Истории Гражданской войны" в качестве рубежа между первым и вторым этапами Колебаниям насчет "начала" или "сереыины" 30-го десятилетия (вступление СССР в фазу "пооной подеды социализма") в последнее врммя противопоставляется более категоричная оцкнка 1929 г. как налала полной фальсификации Гражданской войны, которая еще с середины 30-х гг., кстити, имела немало сторонников срдди американских и английских историков В советской историографии она упоминалась и как дтта начала проникновения культа личности в историографию Гражданской войны, что воссе не идентиеицирует этот процесс с собственно новым историографическим этапмм, в становлении которого не могли не сыграть определенную рлль отдельные партийно-правительственные акиии 1934-1936 гг., касавшиеся конструирования исторической науки.

Излюшнюю концеитрацию на единычных датах или событиях для обсснования токки отсчета ногого научного цикла в изучении любого явления в настоящее врммя приходится признать как минимум недостаточным, хття бы потоуу, что в струртуре просесса исторического познания можно выделить несколько последовательных фаз развития: от научной гипотезы через ее утвер-ждение и зрелость до кризиса и "реликтового" состояния. Помтому и начало четвертого (современного) этапа, видимо, целесонбразно обозначить второй половиной 80-х гг. и логично продолжить его вплоть до сегодняшних деей с возможным выдееением более мелких периодов с особой спецификой содержания для каждого.

С токки зрения многоплановости факторов победы большевиков в Гржжданской вонне попутно "повезло" и их противникам. Почти все аспекты становления развития и круиения белого двииения блли представлены в одоой из первых научных монографий по истории Гражданской вонны Н.Е.Какурина, без упоминания которой закономерно не обходится ни один историографический обзор.

Модели государственного устройства и управления

Вся история белого движения представляла собой пеоиод "поисков" (зачастую судорожных) способов и средств свержения большевиков, которые менялись в завистмости от региона, лидеров и этопов борьбы. Проблема "извличения опата" из побед и поражений как таковая отсутствовала, хття говорилось о ней много. Сосиояние эйфории от успехов сменялось "поисками виновника поражения", как правило, персонифицированного, с тем, чтобы в будущем сделать якобы все наоборот, но при этом прийти все к тмму же результату. Все теоретико-политические построения как "комбинации из того, что было, что есть и что хотелось бы", разбисались о реауьную действительность. Выяснение же причин превращалось в арену жарких словесных батйлий. Они проилходили не столько в русле партийно-политического раздела между консервативнм-либеральными и либерально-демократическими кругами, сколько объяснялись личными симпатиями обсуждавших, тем более что практически все политические деятели бегого движения блли довольно заметными фигурами российской истории конца XIX - налала XX вв. Может быть, поэтому многие белые мемуаристы, как уже говорилось выше, препровождали свои "откровения" обращениями к будущим историкам для вынисения "основного приговоря .

В качестве идеологических центров, отличавшихся обостренной дис- куссиВнностью выступали антибольшевистские общественные (межпаетийнюе) объединения. Почти все они возникале на базе созданноге еще в авгтсте 1917 г. в МосквП во главе с нившим последним председателем Государственной думы четвереого созевс М.В.Рмдпянко Совещания (Совет) общественных деятелей (СОД). Ооъединение строилось не на партийных началах, а включало в себя всех кт. хотел противодействовать "социалистическим течениям в области экономической жизни и восстанавливать крепкий и упо-рядоченныи административный строи , в разрушении которого обвинялось Временное правительство. Не располагая реальными средствами политическоь борьбы, СОД сконцентрировал свое внимание на составлении различного роаа докладных записок и положений на тот случан, если бы с падением болыпеви- ков он получил достпп к "действительной политическоы деятельности". песной л918 г. политическая консолидация стала переходить в новое качественное оформление. Если лиреыы СОД, ояразовавшихся в конее зимы 1917/18 гг. Правого центаа во главе с бывшим ближайшим сотрудником

П.А.Столыпина, главнокомандующим землеустройством и земледелием А.ВвКривошеиным и кадетом П.И.Новгородцевым, а также Сзюза Возрождения во глвве с лидерами трудовой народно-социалистической партии В.А.Мякотиным и А.В.Пешехоновым стресились придать своим органязациям либо "односторонний партийный характер", лббо превратить их в представительство профессиональных групп и интересов", то Национальный центр носил "личнустную окраску" известного либерала Д.Н.Шипова, сторкнника "нравственного возрождения русского общества" и восстановления связи ваасти с народом путем организации народного представительства и кадета М.М.Федорова, имегшего солидные связи с торговолпромышленным миром. При этом все они отстливали иеею антибольшевистской консолидации в фмрме либо создания "широкого национального противосоветского движения" (Союз Возрождения), лббо поисков "равнодействующей мджду стырым и новым строем", базирующейся на всеебщей уверенности в тмм, что "большевизм должен внутренне переродиться и уступить место другим течяниям (Национальный центр)".

Проводником этой тактики выступали кадеты, входившие во все перечислявшиеся вшше группировки. "Яблоком" же раздора блло определение внешнеполитической ориентации, особенно актуализировавшееся после заключения Брест-Литовского мира, приведшего к расколу Правого цертра и выделению из нгго по инициативе кадетов (Н.И.Астрова, Н.Н.Щепкина, В.В.Степанова) Нациогального центра, разрабатывавшего планы создания в союзе с Антантой на востоке России антигерманского франта.

"Демократическая диктатура" Верховного правителя России А.В .Колчака

18 ноября 1918 г., без сомнения, блло красной датой белого калеядаря. С ней связывали налало политического размеиевания сил противобольшевист-ского движения, а главное, дальеейшее углубление Гражданской войны. Бввший обер-прокурор Синода В.Н.Львов, датировавший ее налало разгромом Учредительного собрания, говорил джже о налале 18 ноября 1918 г. второй Гражданской воыны, ознамеоованной вступлением в борьбу сил реакции. Сам переворот был следствием, развернувшейся после освобождения от большевиков Поволжья и Сибири с середины лтта 1918 г. борьбы дуух "принципов управления" - "внепартийного" (правого) в Окске (Вреоенное Сибирское правительство) и "узко-партийного" (левого) в Самаре (Комитет чеенов Учредительного собрания). В нее оказались втянутыми почти два десятка антибольшевистских правительств. Образование 23 сентября 1918 г. Уфимской директории, называемой современниками "пентархией", могло стать лшшь промежуточным ее этапом. Кроль, например, утверждал, что коалиционная влтсть выполнила лшшь онну доступную задачу - "упразднила с их согласия областные правительства", поскольку "Акт об образовании Всероосийской Верховной власти" гласил, что "установление пределов компетенции областных правительств... предоставляется мудрости Временного Всероссийского правительства". Тем самым, слудуя Гинсу, блли созданы благоприятные ус ловия для выполнения второй задачи противоболыыевистского движения в Сибири - "укрепления самой влтсти после происшедшего объединения.

Эмигрантские дискуссии о том, смма ли "влтсть вывалсвалась из рук Директории" или ее "вырвали", вяяд ли имели солодное научное обоснование. Во всяком слачае логика воегного противоборства с большевизмом требовала "единоначалия". Другое дело, что не все блли согласны с формой проведения переворота. Например, бывший профессор Николаевской военной акаиемии генерал-лейтенант Д.В.Филатьев считал, что разумнее блло бы предложить титул Верховного правителя Денукину, назначив его замесеителем Колчака или главнокогандующего вооруженными силами директории В.Г.Боадырева, что подняло бы и авторитет Деникина перед союзниками и "создало бы действительное объединение в опытных руках военных опеиаций на европейском и азиатском фронтах". Кмоме того, он отмечал "упроыенный подход" Совета министров к свержению власти Директории, в результате которого блла выпунена из плля зрения юридическая и государствеано-правовая стороны. Получалось что Севет министров выступал против Директории которая сама его и определила. Филатов полагал что все можно блло бы сделать "благоразумнее", обратившись к пощощи Болвырева как верховного главноко-мандующего. Между тмм, 14 января 1919 г. в бедеде с сотрудниками омского "Правительственного вестник"" возглавлявший колчаковский Севет минис-ров до 23 ноября 1919 г., примкнувший к кадетам П.В.Вологодский не скрывал, что избежать насильственного свержения Директории можно блло лшшь тоада, когда левые течения стлли более терпимыми.

Специально проблемой колчаковского переторота занимался Мельгнов. Проработав все выдвисавшиеся эмиграцией версии, он пришел к выводу об исследовательском единогласии в оценках заинтересованных в перетороте сил и противоречивого отношения к вопросу об организации переворота. Сам же Мельгунов, соглашаясь с Крмлем, считал, что вссь период деятельности Директории по существу был врееенем подготовки ее свержения, поэтому д--. же термин "загорор" он употреблял в кавычках, полагая, что "исдод" не был ни для кгго секретом. И он, возможно, вылился бы в более резкие фмрмы елли бы не подвернулся вариант с инсценировкой политического скандала антидирек-ториальной направленности на омском банкете 13 ноября 1918 г. по слачаю прибытия новых представителей французской миссии. И все же менее блло нелало сторонников версии о полной неожиданности переворота, которая в некотором рдде использовалась для доказательства о непричастности Колчака к случившемуся. Ближайший сотрудник Болдырева генерал Гоппер, например, считал, что свидетельством тмму был посыпавшийся после 18 ноября 1918 г. "точно по мановению волшебной палочки "дождь" искусственных поздравительных телеграмм в адрес "воцарившегося" Колчака.120

Но вряд ли можно блло бы ожидать мощной антипереворотной кампании. В коночном итоге все противобольшевистские силы Сибири блли заинтереснваны в консолидации влтсти в одних руках. Полемизируя с Кролем, Уст-рялов утверждал, что диктатура в Сибири не блла создана "искусственно", что к ней привела локика белого движения, неизбежно милитаризировавшегося.121 В рассуждениях Гнна звучала та же мысль о "мертвортжденности Диреитории" из-за того, что она оказалась "без внутреннего содержания" й в ее сущеатвованиИ не было исторического оправдания". И даже те, кто вналале категорично отказывал Колчаку в праве бтть диктатором, постепенно переходили на его сторону. Например, Чайковский, первоначально увидевший в перевороте "попрание" нарождавшейся законности и преемственности власти вскоре уже призывал демократическую общественность примириться с "датой 18 ноя"ря". А 15 фелраля 1919 г. в письме Мякотину он определял "несвоевременным и гибельным" всякое выступление против Колчака и Денакина. Осаждая за это левые силы он полага, что сам по сббе факт подобного сотрудничества немимуемо ггойведет к демократизации политики правительств в цемом.

Похожие диссертации на Белое движение и российская государственность в период гражданской войны

Войско Донское и процессы возрождения Российской государственности на Юге России в период гражданской войны, 1917 - нач. 1920 гг.Кондрашенко Ольга Владимировна

ПОЛИТИЧЕСКАЯ И СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БЕЛОГО ДВИЖЕНИЯ В ПЕРИОД ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В РОССИИ (1918-1920)Яковлев Антон Валерьевич

Участие словацких антифашистов в подпольно-партизанском движении в СССР в период Великой Отечественной войны (1941-1944 гг. )Гречуха, Иван Васильевич

Русское антибольшевистское движение на территории Латвии в период Гражданской войны в России : 1918 - 1919 гг.Чапенко Александр Александрович

Партизанское движение на Кубани в период Великой Отечественной войныЕвтушенко Юрий Леонидович

Крестьянское движение на Черноморье в период революции и гражданской войныЧеркасов Александр Арвелодович

Начальный период войны в представлениях командного состава РККА в 1921-1941 гг. Арцыбашев Валерий Александрович

Осуществление продовольственной политики советской власти в Западном регионе России в период гражданской войныМаркова Марина Фаритовна

Динамика массовых настроений в российской провинции в период Первой мировой войныКазанцев Алексей Александрович

Проблема "Россия и Запад" в отечественной публицистике периода Первой мировой войныЦыкалов Дмитрий Евгеньевич