Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Условия формирования массовых настроений в период Первой мировой войны 34
1.1. Официальная идеология накануне и в начале войны 35
1.2. Социально-экономическое развитие губерний Среднего Поволжья в условиях военного времени 58
Глава 2. Власть и общество в 1914-1917 гг.: динамика массовых настроений 77
2.1. Массовая мобилизация и отношение к ней в провинциальном обществе 78
2.2. Отношение к войне и власти городских слоев 96
2.3. Характер крестьянского патриотизма и рост антимонархических настроений в сельской местности 121
2.4. Трансформация социальных представлений солдатской массы.. 141
2.5. Отношение к войне и политические представления национальных меньшинств Среднего Поволжья 161
Глава 3. Политические идеалы военного времени в программных установках и деятельности российских партий 180
3.1. Состояние монархических партийных организаций в годы войны 181
3.2. Политическая доктрина российского либерализма в период 1914-1917 гг 204
3.3. Отношение к войне и антимонархическая пропаганда социалистических партий 221
Заключение 243
Список источников и использованной литературы 251
- Официальная идеология накануне и в начале войны
- Массовая мобилизация и отношение к ней в провинциальном обществе
- Состояние монархических партийных организаций в годы войны
Введение к работе
Актуальность темы. Отказ от марксистской методологии, вызревший в недрах отечественного гуманитарного знания на рубеже второго и третьего тысячелетия, вызвал мощный всплеск исследовательской активности в направлении создания иных, более объективных способов познания истории человеческого общества.
В рамках одного из наиболее перспективных направлений системного (или интегрально-аналитического) подхода социально-психологические аспекты все увереннее перемещаются с периферии в центр научных исследований. Методологические новации, рожденные в современную эпоху, появились не на пустом месте. Они опираются на традиции, заложенные в отечественном обществознании еще в конце XIX - начале XX вв., когда в общем ряду равнодействующих факторов-элементов социального развития выдающиеся российские историки назвали социально-психологические или интерментальные (по терминологии Н.И.Кареева) факторы1.
«Восстановление в правах» исторической антропологии в свою очередь выдвигает на первый план необходимость обогащения истории за счет арсенала сопредельных гуманитарных дисциплин, в том числе и социальной психологии. Особенно актуальным изучение подобных аспектов общественного развития становится применительно к периодам социокультурных кризисов, в переломные эпохи, когда порой именно исследование массовой психологии, массового сознания позволяет найти ответ на многие, волнующие современное общество, вопросы. Среди последних следует выделить, прежде всего, проблему национальной самоидентификации в условиях перехода России на новый уровень цивилизационного развития. А в плоскости, отражающей взаимоотношения власти и социума, проблему поиска адекватных факторов воздействия на массовые настроения с целью мобилизации духовного потенциала общества на решение важнейших задач социального развития.
Знаковым событием, если не сказать национальной трагедией, для Российской империи стала Первая мировая война. Общество вступило в военную эпоху на волне всеохватного всплеска патриотических чувств, а спустя всего лишь несколько лет оно утратило свою государственность, погрузившись в хаос революции. Во многих отношениях проблема массовых настроений стала проблемой взаимоотношений социума и власти, проблемой трансформации политического идеала в общественном сознании и, соответственно, факторов этому способствовавших.
Прочным фундаментом социальных представлений о власти в начале XX века по-прежнему оставался монархизм. Для русского народа монархия являлась скорее не властным институтом, а частью нравственного идеала, опиравшегося на глубокую религиозность населения. Поэтому, даже в изучаемый период в России имелись необходимые условия для выживания монархической верховной власти . В канун празднования 300-летнего юбилея династии Романовых в 1913 г. арсенал консервативной идеологии пополнился положением о самодержавии как о надклассовой силе, о единстве веры и морали царя и народа, о самодержце как воплощении религиозно-нравственных идеалов народа1.
Однако, по мере нарастания трудностей, вызванных тяготами военного времени, в массовом сознании росла уверенность в неспособности государства эффективно бороться с проявлениями системного кризиса. Бессилие, слабость власти, не сумевшей найти адекватные ответы на вызовы эпохи, обернулись девальвацией монархических ценностей, разрушением всей системы патернализма.
В Среднем Поволжье в силу слабости экономического развития и аграрного перенаселения уже к началу 1915 г. обозначились основные противоречия между обществом и местными властями. В дальнейшем, после череды военных неудач губернские администрации уже не могли управлять -ситуацией, стремительно обострявшейся из-за продовольственного и экономического кризиса в целом, что и обусловило в конечном итоге поворот населения от первоначальной поддержки участия России в войне в виде патриотического подъёма к полному отрицанию не только режима, но и самой монархической идеи.
Объектом диссертационного исследования является провинциальное общество как некая системная общность, изучаемая в процессе трансформации своих базовых социокультурных характеристик в период Первой мировой войны.
В качестве предмета исследования автор рассматривает социально-психологическое восприятие военной действительности в российской провинции, анализируя при этом динамику содержательной компоненты таких категорий, как общественное мнение и массовые настроения в 1914-1917 гг.
Под термином провинция в современной отечественной науке понимается не только и не столько пограничная территория российской империи, но своеобразный типологический феномен духовного бытия, обладающий рядом специфических свойств и качеств, формирующих его уникальность и самобытность. Россия в этом смысле выступает страной провинций. А русская провинциальность рассматривается как определенная духовная субстанция, духовный потенциал русской культуры1. К основополагающим характеристикам, формирующим культурную среду провинциального общества, следует отнести, прежде всего, обозримость и вместе с тем ограниченность культурного пространства и происходящих в нем процессов, ограниченность контактов с культурой столиц и других регионов, консерватизм вкусов, настороженность к новациям и пр.
Типологические признаки, присущие провинциальному обществу, предопределяют собой и своеобразие социально-психологических характеристик данной социальной общности, что позволяет рассматривать феномен провинциального массового сознания в качестве предмета исследовательской практики.
К макроформам массового сознания как одному из видов сознания общественного, наиболее реальной форме его практического существования и воплощения, относят, как правило, общественное мнение и массовые настроения. В социальной психологии термин «общественное мнение» интерпретируется как состояние массового сознания, заключающее в себе скрытое или явное отношение той или иной общности или совокупности общностей к происходящим событиям и бытующим явлениям. Массовые же настроения определяются как особые психические состояния, однородные, свойственные достаточно большому множеству людей, как субъективные реакции, отражающие степень удовлетворенности общими социально-политическими условиями жизни и оценку возможностей реализации своих социально-политических притязаний1.
Хронологические рамки диссертации ограничиваются временем участия Российской империи в Первой мировой войне, а, следовательно, охватывают период с 1914 по начало 1917 гг. События, произошедшие в данный отрезок времени, без какого-либо преувеличения можно назвать эпохальными для российской истории, ставшими отправной точкой грядущей социокультурной трансформации.
В данном периоде мы выделяем два промежуточных этапа: 1-е 1914 по 1915 гг., когда патриотический подъём и доверие монарху переживали высшую точку своего развития; и II - с 1915 по 1917 гг., когда обозначились тенденции, как в ходе военной кампании, так и в социально-экономическом развитии региона, приведшие к радикальным изменениям общественного мнения в прямо противоположном направлении.
Территориальные рамки исследования. Тема диссертации рассматривается на материалах трех губерний Среднего Поволжья: Пензенской, Самарской и Симбирской. Выбор соответствующих территориальных рамок объясняется общностью географического позиционирования, близостью уровней социально-экономического развития, длительной традицией существования народнохозяйственных связей. Указанные условия социокультурного развития провинциального общества предопределили собой процесс формирования особого жизненного уклада и соответствующей ему «картины мира», которые стали характерными для всего региона в целом. Это в свою очередь способствовало воспроизводству и трансляции идентичных социальных представлений, закладывающих психологическую основу массовых настроений.
Историография проблемы. Изучение массовых настроений российского общества эпохи Первой мировой войны началось уже современниками тех событий. В эпицентре и публицистических и научных работ находился, прежде всего, феномен монархии в контексте изменений его интерпретации различными социальными группами. Н.А.Захаров в этой связи считал, что психологическое сознание населения, корректируемое пропагандой, является фактором, определяющим систему государственного строя, и констатировал, что «понятие самодержавие не исчезло в народном сознании», а лишь «видоизменилось и приняло в лице отдельных своих частей своеобразную форму»2. Некоторые исследователи попытались проанализировать уже имеющуюся литературу по данному вопросу3.
Социально-исторические исследования в целом осуществлялись в русле официальной идеологии. Такой же тенденциозностью отличались и публикации либерально настроенных обществоведов. Рассуждая о меняющемся отношении русского народа к верховной власти, авторы отмечали тенденцию, ведущую к анархизму в общественном сознании, при этом они подчеркивали, что в рамках существующих социально экономических отношений истинное единение между властью и народом невозможно.
Большое внимание изучению тенденций развития монархической идеи в общественном сознании уделял Б.И.Чичерин. В своих работах автор проводит мысль о том, что русский народ действительно интуитивно чувствовал потребность в вожде, но, защищая страну от внешней опасности, слабое государство компенсировало свою ограниченность отсутствием свободы народа1.
В ситуации кризиса, вызванного внешними факторами, преодолевая изолированность патриархального мира, общество начинает объединяться и бороться против верховной власти. Мощь государства в этих условиях определяется уже не абсолютизмом, а активностью независимых общественных элементов2.
Пытаясь понять особенность переживаемого в рамках внешнего конфликта исторического момента, современники отмечали неповоротливость государственной машины. Разрастание бюрократического аппарата, заложником которого и стала, по сути, верховная власть в России, стало причиной того, что, по словам Б.Н.Чичерина: «любовь народа отворачивается», и «...от развития общественного сознания, можно теперь (в войну) ожидать более ясного понимания вещей» .
Приверженцы либеральных взглядов, ставя под сомнения наличие какой-либо духовной связи между верховной властью и народом, квалифицировали самодержавие как изжившую себя на русской почве разновидность европейского абсолютизма4. На ограниченность социальной базы монархии указывал В.Левицкий, анализировавший деятельность правых партий в годы Первой мировой войны .
С религиозно-нравственных позиций осмыслить роль мировой войны в развитии массового сознания попытались русские философы Е.Трубецкой, С.Булгаков, Н.А.Бердяев1. Так, демонизация государственнического начала в массовом сознании в период военного лихолетья привела Н.А.Бердяева к весьма неутешительным выводам по поводу российского аполитизма и анархизма2.
Марксистское понимание проблемы было представлено в трудах В.Г.Плеханова, В.И.Ленина и др. В частности, один из признанных теоретиков марксизма, Г.В.Плеханов однозначно утверждал, что «полное подчинение личности интересам русского «народного духа» являлось вынужденным следствием тех условий, в которых пришлось русским людям вести борьбу за свое историческое существование3. В этой ситуации деспотизм монархии, опиравшийся на невежество и консерватизм русских крестьян, с началом мобилизации потерял свою последнюю опору и был обречен на гибель4.
Основные параметры партийной концепции истории Первой мировой войны, положения, которые на долгие десятилетия станут определять позицию советской историографии по данному вопросу, сформулировал лидер РСДРП(б) В.И.Ленин. В его трудах были заложены важнейшие методологические принципы изучения отношения народных масс к войне и монархии, основанные на классовом подходе.
В.И.Ленин не мог игнорировать наличие у народа монархических иллюзий. Но уже в ходе первой русской революции, по его мнению, политические предрассудки были надломлены5, а в период с 1914 по 1917 гг. «была раскрыта вся гнилость, весь цинизм и разврат царской шайки»6.
Полемичность, тенденциозность подбора фактов, заданность выводов были характерны для большинства публикаций социал-демократов, носивших ярко выраженный пропагандистский характер. В основе большевистского подхода к проблеме лежало игнорирование самостоятельной, надклассовой природы патриотических настроений, имеющих на самом деле достаточно прочные традиции своего существования в национальном сознании; подмена многих понятий, характеризующих идеологическую подоплеку общественного мнения, таких например, как «патриотизм» и «шовинизм»; ярко выраженное противопоставление «патриотизма» «революционности и т.д. Так, в своей работе «Социализм и война» В.И.Ленин подчеркивал, что в начале войны «правящей клике» удалось вызвать шовинистические настроения среди буржуазии и крестьянства, единственным же классом в России, которому «не удалось привить заразы шовинизма», оставался пролетариат. Отдельные эксцессы в начале войны затронули лишь самые темные слои рабочих. «В общем и целом, - писал автор, - рабочий класс России оказался иммунизированным в отношении шовинизма»1.
Вместе с тем, ряд характеристик, предложенных лидером большевиков, в целом достаточно точно отражают суть происходящих в России событий. В его работах, в частности, присутствует определение социальной базы формирования массовых настроений в стране, дается анализ структуры содержания социальных представлений, а так же условий их трансформации. «Мелкая же буржуазия, т. е. гигантская масса едва просыпающегося населения России, - отмечает В.И.Ленин, рассуждая о военных поражениях 1915 г., - идет ощупью, «вслепую», в хвосте буржуазии, в плену националистических предрассудков, с одной стороны, подталкиваемая к революции невиданными, неслыханными ужасами и бедствиями войны, дороговизны, разорения, нищеты и голода, с другой стороны, оглядываясь на каждом шагу назад, к идее защиты родины, или к идее государственной целостности России, или к идее мелкокрестьянского благоденствия благодаря победе над царизмом и над Германией, без победы над капитализмом» . В целом, по мнению В.И.Ленина, империалистическая война стала мощнейшим фактором вызревания революционной ситуации и пробуждения революционного сознания.
В советской историографии массовые настроения периода Первой мировой войны, к сожалению, так и не стали предметом специального исследования. И если сознание и поведение пролетарских масс отчасти рассматривалось в работах, посвященных изучению революционного движения, то социальные представления их классовых врагов и вовсе оставались за границами исследовательского интереса.
Первый период советского этапа отечественной историографии по данному вопросу охватывает 1920-е - начало 1930-х гг. Это время можно охарактеризовать как начальный этап в деле создания «марксистской» концепции изучения проблемы. Кроме того, большая и кропотливая работа велась в плане издания документальных источников, а так же воспоминаний и мемуаров участников и очевидцев событий войны1.
К работам обобщающего плана следует отнести монографию А.М.Зайончковского . Однако обстоятельный анализ состояния вооруженных сил воюющих держав, планов и хода военных действий в исследовании автора производится в отрыве от характеристики общественно-политических и экономических условий, не представлены в нем и социально-психологические аспекты проблемы. Тем не менее, для выстраивания всего комплекса причинно-следственных связей в контексте интересующего нас вопроса обращение к трудам Зайончковского необходимо. Его монография, переизданная в 1930-е гг. в 3-х томах, вплоть до начала 1970-х гг. считалась самым полным описанием первой мировой войны, которое имелось в советской историографии.
Следующий этап формирования историографической традиции изучения социально-психологических аспектов проблемы приходится на 1930-е - 1950-е годы. Эти годы получили печальную известность как эпоха господства тоталитаризма в отечественной науке, когда идеологической основой любого исследования являлся «Краткий курс истории ВКП(б)».
Юбилейные даты, связанные с периодом первой мировой войны, отмечались публикацией обобщающих работ по ее истории, характерной особенностью которых становится иллюстративность, перенасыщенность трафаретными выводами, основанными на догматизации ленинских утверждений1.
Дальнейшее развитие получили вопросы массовых выступлений крестьянства в период мобилизации, революционного движения в царской армии в годы войны. В литературе этого периода утвердился вывод об отрицательном отношении к войне подавляющей части крестьянства, проявившемся уже в ходе мобилизации. В частности, А.Б.Беркевич в одной из своих статей отмечает, что волнения в мобилизационный период были стихийным выражением ненависти народных масс к «...грабительской войне, затеянной империалистами»2.
В 1960-х - 1980-х гг. наступает качественно новый этап в изучении Первой мировой войны, что объясняется не только повышением научного уровня исторических исследований, расширением круга опубликованных источников3, но и выделением социальной психологии в отдельную отрасль научного знания. Важной вехой в этом отношении стала публикация двухтомной истории Первой мировой войны4. Это вело к усилению внимания ученых к вопросам духовного облика и социальной психологии народных масс, хотя по-прежнему историки исходили из марксистских идиом о революционном сознании трудящихся и именно процесс проявления и роста социалистических представлений пытались зафиксировать в своих работах5.
В частности, А.М.Анфимов, описывая реакцию крестьянства по отношению к войне, отмечал, что в ряде мест народные выступления служили стимулом» к аграрным беспорядкам вокруг земель, принадлежавших немцам и, тем самым, косвенно признавал существование германофобии, явления, отнюдь не вписывающегося в процесс роста революционной сознательности трудящихся. Однако, по его словам, уже к концу 1914 г. «шовинистический дурман стал рассеиваться даже среди крестьянства», но их протест мог принимать форму только «анархической и несогласованной борьбы» из-за отсутствия конкретного «обвиняемого в их бедственном положении» .
В процессе анализа революционных событий Э.Н.Бурджалов приходит к выводу о господстве и доминировании вплоть до февраля 1917 г. монархических настроений у генералитета, офицерства, священнослужителей, а, с другой стороны, о единодушном неприятии монархических идей солдатскими массами и беднейшим населением городов2.
Противоречия между рабочими и царским правительством в период войны стали предметом исследования В.Я.Лаверычева и И.П.Лейберова. Анализируя динамику настроений рабочих в годы войны, они сходятся во мнении, что в 1917 г. забастовочное движение приобретает характер политического противостояния3.
Весомым вкладом в осмысление проблемы «война и российское общество», в дело формирования источниковой базы ее изучения, стали работы С.В.Тютюкина. Несмотря на некоторую догматизированность выводов, автору удалось создать целостное представление о процессе эволюции общественных настроений, взглядов и поведения народных низов4.
Классовый подход стал методологической основой работы А.М.Давидовича, посвященной истории самодержавия в эпоху империализма. На страницах своей монографии автор оценивает позицию крестьянства в отношении самодержавной власти в период войны как весьма однородную по своему содержанию во временном аспекте и, безусловно, критическую1. Нам представляется, что вывод автора о том, что крестьянство уже к началу войны не являлось массовой социальной опорой самодержавия, не соответствует действительности.
Как можно отметить, массовые настроения отдельных социальных групп изучались советскими историками, как правило, в общем контексте проблемы формирования предпосылок краха прежней государственности. Так, в работе А.Я.Авреха в числе условий крушения монархии называется психологический надлом крестьянства в период войны, а также усталость от шатаний власти господствующего класса .
Во второй половине 1980-х гг. начинается новый этап в развитии российской исторической науки, предопределивший собой кризис марксистской методологии истории, а так же изменение приоритетов в выборе ключевых моментов исследовательской практики. На первый план выходит признание первостепенности изучения антропологических аспектов, ставящих во главу угла Человека с его потребностями и интересами. В этих условиях социальные представления и поведение перестали играть роль второстепенных предметов исследования, из сюжетов для системы аргументации истории государства социально-психологические категории превращаются в самостоятельные факторы, оказывающие самое активное воздействие на ход исторического процесса в целом. Вместе с тем, в проекции на историю массового сознания в годы Первой мировой войны, следует отметить, что новый этап отличается огромным разнообразием концептуальных подходов и оценок, нередко весьма категоричных. Подобная ситуация объясняется современным состоянием методологических поисков, далеких от своего завершения как в начале 1990-х, так и в начале 2000-х гг.
В этом отношении особый интерес представляет работа Г.З.Иоффе «Революция и судьба Романовых», в которой присутствует анализ причин, приведших сначала к переходу настроения населения от нейтрально монархического к антимонархическому, а затем и к падению монархического режима1.
Достаточно тенденциозна, на наш взгляд, работа А.Н.Боханова, посвященная проблеме восприятия монархической идеи русским национальным самосознанием. По мнению автора, монархическая власть, принципы её функционирования и механизм её трансляции во времени являются основой русского общественного договора, договора между властью в лице монарха и функциональными субъектами и самими субъектами между собой2.
Актуальность проблемы существования монархической идеологии в российском обществе в конце XX в. привела к появлению ряда работ, в которых крушение монархии в 1917 г. связывалось не с охлаждением населения к монархической власти, а с незаконной государственной трансформацией, происходившей в России с марта 1917 г.
Очень интересные замечания о причинах крушения системы традиционной для России монархической власти в период мировой войны содержатся в статье «Государь и гражданин» А.И.Щербинина4. Он утверждает, что монархия в изучаемый период стала выражать внешнюю относительно общества и личности, формальную сторону политического существования5.
К сожалению, несмотря на рост интереса к истории Первой мировой войны, видна серьёзная переоценка прошлого России, прежде всего связанная с монархической идеей. Постсоветский анализ ситуации 1914-1917 гг. остаётся в этой связи традиционно однобоким. Так, в вышедшей в 1994 г. статье Е.Сенявской отброшена большевистская интерпретация настроения масс, зато присутствует «патриотическая» позиция Бьюкенена, утверждающая, что «среди народа патриотический дух в России в течение первых двух лет был необыкновенно высок». Позиция более чем спорная и не отвечающая исторической действительности.
Часть современных публикаций по данной проблеме склонны к стереотипным суждениям образца начала 1990-х гг. Дежурный пафос, ностальгическое восхваление императорской России, желание шокировать и удивить имеют мало общего с исторической наукой, а исследования подобного плана трудно назвать историческими2.
Следует отметить, что в современный период произошли серьезные сдвиги в плане научного осмысления понятий «ментальность» и «имперство» в связи с исследованием трансформации традиционно-патриархального сознания . В последние годы в ходе работы конференций, посвященных социально-психологическим аспектам истории, все больше исследователей обращаются к анализу массовых психологических процессов в годы Первой мировой войны4. Активизация исследований в этом направлении была обусловлена отмечавшимся в 1994 г. 80-летием начала войны. К этой дате были приурочены международная конференция «Первая мировая война и XX век», а так же ряд сборников статей, объединенных данной тематикой5.
Весьма заметной в научных кругах в 1990-е гг. становится деятельность Ю.И.Кирьянова, в ряде статей которого по-новому раскрывается проблема массовых выступлений городских низов. Автор убедительно доказывает несостоятельность господствовавшего ранее стереотипа о высокой степени политизации и сознательности рабочих, а так же об однозначно антивоенной направленности различных форм пролетарского протеста6.
На принципах междисциплинарного подхода в вопросах изучения массовых настроений основных действующих лиц революционного процесса: рабочих, крестьян, представителей национальных меньшинств построена монография В.П.Булдакова1. Работа вызвала неподдельный интерес среди научной общественности и породила массу дискуссий по проблемам уместности и масштабов использования социально-психологических конструкций для объяснения исторических явлений и процессов. Необходимо признать, что ряд «психологических» выводов автора не опираются на комплексное изучение исторических источников, а потому представляются нам недостаточно обоснованными.
В конце 1990-х гг. были достигнуты значительные успехи в деле формирования терминологической и методологической основ изучения массового сознания. Результаты научных изысканий получили должную оценку в ходе всероссийской научной конференции на тему: «Первая мировая война: история и психология»2.
Первым монографическим изданием обобщающего плана, посвященным непосредственно изучению социальных представлений и поведения народных масс в период Первой мировой войны, может по праву считаться работа О.С.Поршневой3. В своей монографии автор использует как традиционные методы исторического исследования, так и новые, методы количественного анализа (контент-анализа), свойственные современному уровню междисциплинарного синтеза. Возможность описания закономерностей развития массового сознания достигается автором за счет использования достаточно большого количества серийных источников, в данном случае, источников личного происхождения. Использование математических методов исследования позволило О.С.Поршневой избежать абсолютизации той или иной ценностной установки в сфере общественного сознания, По мнению автора, массовое сознание народа было достаточно противоречивым, многослойным, по меньшей мере, одна треть российского общества сохраняла приверженность традиционным ценностям1.
Однако нельзя не отметить, что общими для исследователей исторической психологии и ментальности являются проблема структурирования категории менталитета и вопросы репрезентативности ряда источников эпистолярного жанра.
Необходимо остановиться и на региональном аспекте изучения проблемы. Первые робкие начинания в деле исследований краеведческого характера по вопросам массовых настроений периода Первой мировой войны относятся к концу 1950-х гг. В русле официально санкционированного процесса научных изысканий в сфере революционных выступлений трудящихся Среднего Поволжья появляются первые работы, в которых так или иначе решаются задачи анализа субъективного восприятия событий военного лихолетья2.
Следующий этап развития региональной историографии приходится на конец 1970-х - начало 1980-х гг. Особенно активно развивалось в этот период крестьяноведение, что объясняется традициями аграрной направленности экономики региона. Ведущим исследователем в деле изучения поволжского крестьянства эпохи двух российских революций можно без преувеличения назвать П.С.Кабытова.
Методологическая основа, задаваемая идеологическими постулатами марксизма, диктовала необходимость рассмотрения, главным образом, системы производственных отношений, причем с позиций поиска доказательств закономерности перехода к социалистической системе хозяйствования3.
Только в условиях некоторой либерализации методологических канонов в конце 1980-х гг. удалось преодолеть одномерность исторического знания, и в печати появляются работы, посвященные непосредственно вопросам социально-психологической практики, той тематике, которая длительное время считалась идеологически неблагонадежной1.
Весьма значительным вкладом в дело изучения массовых настроений провинциального социума являются работы В.Ю.Карнишина. В контексте анализа общественно-политического процесса в Поволжье начала XX века автор рассматривает общественное сознание в качестве одного из важнейших факторов, определяющих социальную динамику, признавая активную и самостоятельную роль последнего2.
Современное краеведение уже не мыслится без использования методов междисциплинарного синтеза, в том числе и в сфере пограничных областей истории и психологии. Среди исследователей, работающих в этом направлении, можно назвать О.А.Сухову, опубликовавшую ряд статей, связанных, в частности, с такими проблемами, как: погромные движения и другие формы проявления массовой социальной агрессии в годы Первой мировой войны; характер и результаты воздействия войны на массовое сознание провинциального общества и т.д.
Много внимания уделялось проблемам массовых настроений в годы Первой мировой войны в зарубежной историографии. Научная традиция изучения данной проблемы была заложена еще в эмигрантской литературе. В 1920-е - 1930-е гг. появляется ряд работ, посвященных анализу причин, приведших в период Первой мировой войны к гибели романовской династии, характеристике императора Николая II, его семьи и его окружения в это время. Это публикации разных жанров и достоинств, нередко изобилующие поспешными и весьма далекими от научной истины выводами1.
В размышлениях о роли Первой мировой войны в радикализации общественных настроений и подготовке моральной базы для Февральской революции российская эмиграция подошла к постановке очень важных проблем, таких как: «прогрессирующее вырождение династии», «военная аномалия» . Подобный анализ причин монархического кризиса содержится в книге Г.М. Каткова «Февральская революция» .
Вместе с тем, в работах ученых из эмигрантской среды содержатся ничем не прикрытые симпатии и антипатии, а выводы, исходящие из-под их пера, порой противоречат реальным историческим фактам. Так, в очерке К.И.Сычова социально-политический кризис периода Первой мировой войны предстает результатом «усилий враждебного России соседа - Германии»4.
Несомненно, отдельного внимания заслуживает творчество И.А.Ильина. Он отмечал, что «близость народа и царя, теплота, интимность и преданность их отношений под воздействием причин, вызванных мировой войны, были утеряны, неудача в войне подорвала доверие к монарху, исчезло душевно-духовное настроение народа, на которое монархия опиралась»5.
Среди современных исследований, появившихся в последние десятилетия XX века и вобравших в себе опыт предыдущих поколений историков, хотелось бы отметить работы Джошуа Санборна: «Беспорядки среди призывников в 1914г.» и «Вопрос о русской нации: новый взгляд на проблему»6. Опираясь на очерки очевидцев и политиков, атташе Д.Санборн проводит интересные параллели между реальными событиями и их субъективным отражением. По его мнению, на протяжении войны монархическая власть с подачи многих видела то, что желала, но это видение отличалось в значительной степени от реального положения вещей.
К числу работ, выделяющихся масштабностью замысла, следует отнести монографию Р.Пайпса. Он рассматривает эволюцию в общественном сознании интересующей нас монархической идеи, а так же ценностных оснований взаимоотношений народа и власти и пытается оценить роль этих процессов в моральной подготовке населения к падению монархического режима1. Весьма подробно он характеризует проблему отношения крестьян к начавшейся в империи массовой мобилизации. Его позиция сводится к тому, что значение и необходимость войны были осознаны крестьянством далеко не сразу, так как в существовавших представлениях «немец как враг не угрожал непосредственно им». Возникает желание согласиться с тем утверждением, что крестьянин видел в императоре образ «отца», «главы семьи», сохранившийся к этому времени в массовом сознании2.
Тема Первой мировой войны как переломного этапа в русской истории раскрывается в работе Л.Шапиро. В ней он попытался показать всю пагубность бездействия монархического правительства и властей на местах в вопросах социально-политического плана. Несоответствие Николая II народному образу монарха он считает одной из причин выхода кризиса наружу, подтверждение чему автор находит в истории февральской революции.3
Смелый вывод был сделан в одной из работ М.Ферро. Автор утверждает, что для народа только царизм, а не сам царь, был олицетворением всех бед: «ненависть и злоба проявились значительно больше в отношении чиновничества, генералитета и офицерства, нежели в отношении самого Николая II». В итоге он пришёл к заключению о спонтанности Февральской революции4. Исследуя ту же проблему, Н.Верт считал, что «провозглашение Николаем II себя верховным главнокомандующим в годы Первой мировой войны» в условиях национального поражения «превратилось в самоубийство самодержавия»1. Рассуждая о причинах крушения монархии, Б.Муравьёв охарактеризовал Романовскую династию, как «инородное тело в организме русского народа», вследствие осознания чего монархия и была ликвидирована . Ту же характеристику только с другими выводами даёт монархии в период войны Дж.Хоскинг. Он утверждает, что Первая мировая война сделала неинтересной для населения внешнюю монархическую атрибутику, а взамен в условиях всеобъемлющего кризиса монархия предложить ничего не могла3.
Анализ широкого спектра литературы по данной проблеме показывает, что события периода Первой мировой войны и связанные с ними внутренние процессы продолжают вызывать интерес у зарубежных исследователей. Далеко не все выводы соответствуют действительному положению вещей и исторической правде, а поэтому требуют дополнительного и всестороннего изучения с использованием комплексного источниковедческого анализа. В работах, увидевших свет в последнее десятилетие, отчасти под воздействием получивших широкую огласку материалов, связанных с экспертизой останков царской четы, их торжественного захоронения и прославления принявших мученическую смерть как Страстотерпцев, нередко приходится сталкиваться с попытками представить события предвоенного и военного периода, как время прочного, стабильного существования монархического идеала в российском обществе и преобладания монархической идеи, сопряжённой с патриархальными устоями, в широких слоях народа. Пространность рассуждений, излишняя субъективность, несоответствие действительности выводов, характерны для определённого круга работ зарубежных исследователей. Так, Я.Н.Хубертус в своём исследовании патриотической культуры в период войны пришёл к странному умозаключению: всеобщего патриотического подъёма как такового просто не могло быть, так как «Россия во время Первой мировой войны не была нацией»4.
Такая ситуация естественна в связи со сложностью данного исторического этапа и тех проблем, которые завязаны в нём подобно «гордиевому узлу», а сам вопрос динамики массовых настроений в обществе, изучение монархического идеала требуют интегрированного подхода и более обстоятельного методологического обоснования.
Источниковая база диссертационного исследования содержит документы, весьма серьезным образом различающиеся по своему происхождению и способу фиксации материала, что позволило классифицировать их по нескольким условно выделенным группам.
Первую группу неопубликованных источников составила делопроизводственная документация губернских и уездных жандармских управлений, представленная в Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ). Следует отметить достаточно высокую степень репрезентативности такого источника, как отчетная документация и переписка региональных ГЖУ и Департамента полиции. Причём переписка центра и местных отделов носила регулярный характер и представлена в довольно значительных масштабах, за исключением Пензенской губ.
Фонд Департамента полиции (ГАРФ. Ф.102.) так же содержит материалы, отражающие положение и деятельность политических организаций монархической направленности, степень их политического влияния на народные массы в губерниях региона, отношения с органами власти. Кроме того, деятельность монархистов в период войны раскрывается в документах фонда чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (ГАРФ. Ф.1467.). В нём представлены материалы допросов деятелей монархического движения по вопросу о погромах в губерниях.
Значительное количество документов, позволяющих проанализировать общественные настроения указанного периода, содержится в фондах Российского государственного военного исторического архива (РГВИА). Здесь имеется богатый фактический материал о настроениях в воинских частях и гарнизонах, дислоцированных в Среднем Поволжье, в некоторых документах присутствует анализ настроений гражданского населения, рассматриваются процессы слухообразования, одного из важнейших способов массовых коммуникаций в изучаемый период (РГВИА. Ф.11734, 7918, 13251 и т.д.).
Значительный объем документов, так же позволяющий провести полный анализ общественных настроений в провинции, содержится в фондах Российского государственного исторического архива (РГИА). Так, значительный интерес представляют материалы Ф.1276, в котором содержатся материалы о социально-экономическом положении в Российской империи в указанный период. Так же значительный интерес для нашего исследования имеет Ф.472, в который содержит доклады Николаю II об обстановке в Центре и на периферии империи.
Большой массив документов, материалы которых послужили источниками для системы аргументации настоящего исследования, содержится в государственных архивах Пензенской, Самарской, Ульяновской областей. Речь идет главным образом о фондах канцелярий Пензенского (ГАПО. Ф.5.), Самарского (ГАСО. Ф.З.) и Симбирского (ГАУО. Ф.76.) губернаторов, а так же губернских и уездных жандармских управлений (ГАСО. Ф.468. и т.д.), в документах которых отражены различные стороны общественно-политической жизни губерний. Здесь присутствуют отчёты губернаторов в Департамент полиции за разные периоды войны о массовых настроениях населения, обзоры национального, социального, конфессионального состава населения губерний и оценка их отношения к войне и монархической власти, а также к работе правительства. Степень объективности губернаторских отчетов достаточно низкая, так как в ряде случаев их материалы либо содержат преувеличенные сведения по вопросам массовых настроений, либо значительно занижают степень социального недовольства.
Проясняет картину отношения к войне и царскому режиму перлюстративный материал, представленный в фондах Пензенского военно-цензурного пункта (ГАЛО. Ф.359.), Симбирского и Алатырского военных цензоров (ГАУО. Ф.855.) и др., где есть сведения о настроении солдат русской армии, находившихся как на передовой, так и в гарнизонах и воинских частях, расположенных на территории губерний региона, а также представлены оценочные суждения, фиксируемые периодической печатью по вопросам мобилизации, отношения к войне, проблемам, возникавшим в социальной и экономической сферах, как своеобразный слепок массового сознания провинциального общества.
Рассматривая данный тип источников, приходилось учитывать пропагандистский замысел, цель, осведомлённость и позицию самого цензора. Субъективное отношение военного чиновника к группировке писем по признакам тематических общностей, особенности цензорских обобщений затрудняли выявление типичных и единичных по своему значению суждений.
Значительный интерес представляют материалы Департамента Духовных дел (ГАУО. Ф.76. Оп.7.), где находятся объективные сведения (ввиду серьёзности вопроса) о настроениях и отношении к правящему монарху татарского и чувашского населения. Материалы Департамента Духовных дел впервые введены в научный оборот в качестве исторического источника по данной проблематике.
Документы первой группы источников являются основой для обобщающих суждений о динамике патриотических и антимонархических настроений в провинциальном обществе. В ходе их использования анализировалось не только содержание документа, но и время написания, что позволило определить степень его достоверности с учетом сложившейся на тот период социальной и политической ситуации.
Вторую группу источников составляют периодические и непериодические печатные издания губернских и уездных центров изучаемого периода. Они являют собой тексты массовой коммуникации, регулярные газетные и журнальные издания. В Пензенской губ. они были представлены: «Пензенскими губернскими ведомостями» и «Чернозёмом», редакционные группы которых занимали откровенно провоенные и промонархические позиции. К числу изданий, заслуживающих отдельного внимания, можно отнести «Вестник Пензенского Земства» и «Пензенские епархиальные ведомости». В первом из них содержится обширный статистический материал о числе беженцев в губернии, о росте цен на продукты, жильё, энергоносители, об эпидемиологических заболеваниях и о, так называемых, социальных болезнях. Наряду с указанными изданиями к работе над проблемой были приобщены «Известия Совета солдатских и офицерских депутатов Пензенского гарнизона» как важнейший источник по выявлению политических приоритетов военных гарнизонов после крушения царизма.
В аналогичных изданиях Самарской и Симбирской губерний, представленных «Самарскими епархиальными ведомостями», «Симбирскими епархиальными ведомостями», «Симбирянином», «Волжскими вестями», «Сызранским курьером» отразился весь спектр общественно-политической жизни региона. Из данных изданий почерпнута существенная информация, отражающая изменения, происходившие в общественных настроениях населения и их общественной жизни в период 1914-1917 гг. Данные издания публиковали соответствующий параметрам официальной идеологии материал в период первой и последующих мобилизаций, направляя общественную мысль в необходимое русло и формируя тем самым благоприятную общественную позицию для укрепления монархической идеи.
Определяя ценность и значимость информации, содержащейся в печатных изданиях, было необходимо учитывать и принимать во внимание политическую направленность прессы, корректировать субъективизм оценок и мнений в расчете на уровень развития общественного сознания изучаемой эпохи, а так же мировоззренческие установки автора публикаций. В совокупности своей весь этот материал позволяет воссоздать достаточно адекватную реалиям того времени динамику изменений «психологических переживаний», выявить бытовавшие в регионе представления о монархической власти и монархе, о войне, потребностях и устремлениях провинциального социума.
Наиболее важными для избранной темы являлись документы личного происхождения - письма, дневники, воспоминания, отнесенные к третьей группе источников. Скрытые от посторонних глаз, дневниковые записи и воспоминания отражали непосредственную реакцию на недавние события, фиксировали аутентичные впечатления и настроения, что являлось чрезвычайно важным для проводимой исследовательской работы.
Анализ всей совокупности источников, систематизация документов, уже на начальном этапе исследования позволили доказать состоятельность формулировки проблемы, выявить ряд особенностей в процессе трансформации монархической идеи в начале войны и последующие годы.
Целью данного исследования является анализ такого массового явления социальной психологии как общественное мнение и массовые настроения в процессе их трансформации под воздействием дестабилизирующих факторов военного времени.
Для реализации поставленной цели предполагается решить ниже перечисленные исследовательские задачи:
- проанализировать условия формирования массовых настроений провинциального общества в период 1914-1917 гг.;
- исследовать степень и особенности влияния Первой мировой войны на социально-экономическое развитие средневолжских губерний;
- выявить формы и методы политического воздействия официальной идеологии на различные социальные слои;
- провести анализ доктринальных основ монархической идеологии, массовой интерпретации ее основных положений, а так же степени укорененности последних в провинциальном общественном сознании накануне и на разных этапах Первой мировой войны;
- охарактеризовать социально-психологическое восприятие массовой мобилизации в провинциальном обществе;
- реконструировать знаковые образы военного времени, зафиксированные в сознании отдельных групп и слоев общества;
- выявить степень и характер изменений отношения к войне различных общественных слоев губерний Среднего Поволжья;
- проанализировать причины подъёма и упадка патриотической идеи в общественном сознании гражданского населения, а так же личного состава воинских частей региона;
- рассмотреть характер изменений в системе патерналистских ценностей средневолжского крестьянства;
- выявить общие и особенные черты распространения и девальвации монархического идеала в массовом сознании провинциального общества;
- определить степень влияния этих процессов на социально-политическую обстановку, практическую деятельность местных властей и авторитет монархической власти;
- определить значение и степень идеологического воздействия партийных организаций и иных общественно-политических структур на общественное мнение и массовые настроения в рамках промонархической и антимонархической пропаганды.
Теоретическую и методологическую основу диссертационного исследования составили принципы историзма, объективности и системности, традиционно используемые при изучении проблем общественного развития. Это позволило проследить динамику изменений в оценочной сфере массовых настроений, вызванных участием российской империи в военных действиях, раскрыть механизм воздействия деструктивных политических представлений на поведение провинциального социума. Была предпринята попытка проанализировать общественные настроения в процессе их развития и как систему, состоящую из нескольких, логически связанных друг с другом, элементов, что предполагает собой использование базового метода научного познания известного как диалектический.
Помимо указанных способов изучения предмета исследования в диссертации использовался индуктивный принцип перехода от частного к общему. При рассмотрении различных форм проявления социального недовольства в годы Первой мировой войны, многократно повторяемых однотипных поведенческих реакций, с помощью этого метода познания удалось выделить общие характеристики массового сознания, своего рода мыслительные стереотипы, проявляющиеся, как правило, лишь в периоды социокультурных кризисов.
Необходимость анализа закономерностей существования монархических и антимонархических настроений в провинциальном общественном сознании и сопоставление их с аналогичными, отвечающими общероссийскому уровню, создала возможность более чёткого и рельефного выделения местных особенностей проблемы с учётом поволжской специфики экономического и социально-политического плана. Это удалось осуществить в процессе применения сравнительно-исторического, проблемно-хронологического, статистического методов исследования.
Научная новизна исследования заключается в том, что в нём предпринимается попытка анализа таких социально-психологических категорий как общественное мнение и массовые настроения, спроецированных на уровень провинциального общества. Категории рассматриваются в процессе своего развития. Подобные аспекты истории Первой мировой войны 1914 -1917 гг. еще не получили всестороннего освещения как в отечественной, так и в зарубежной историографии.
В рамках данного исследования впервые анализируются субъективные реакции различных групп общества на социально-экономическую и политическую ситуацию, сложившуюся в российской провинции в годы Первой мировой войны, рассматриваются методы политического воздействия на процесс формирования массовых настроений; степень укорененности в общественном сознании монархической идеи, являвшейся основным компонентом в структуре официальной идеологии; процесс девальвации прежнего политического идеала. В связи с этим в научный оборот введён ряд неиспользованных ранее документальных источников.
Определенный научный интерес представляет характеристика национального и конфессионального аспекта субъективной реакции на деятельность губернских администраций в мобилизационный и последующие периоды, раскрывающая проблему форм и методов воздействия национально-религиозных факторов на массовое сознание.
Понимание исторического развития как многофакторного процесса определяет необходимость сочетания различных подходов к изучению проблемы. Использование теоретического багажа знаний, накопленных социальной психологией, так же привносит новационные оттенки в историческое по своему характеру исследование.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. В начале XX в. имперская идеология, не смотря на модернизационные процессы, охватившие российскую экономику, продолжала сохранять основные постулаты теории «официальной народности», дополнив последнюю, в преддверии грядущей войны, националистическими нюансами. Противоречие, рожденное несоответствием между потребностями общественного развития и идеологической практикой государства, стало одним из факторов трансформации массовых настроений.
2. Политический идеал подавляющей части российского общества, более чем на 80% представленного крестьянами, носителями патриархального по своей сути сознания, имел в своем основании монархические представления. Образ Царя продолжал господствовать в воззрениях крестьян как знаковый элемент в системе социальных отношений. Монарх воспринимался как глава большой патриархальной семьи, «отец и заступник», на этом представлении строилась вся система патерналистских ценностей, являвшаяся одним из столпов идеологии государства. Массовые настроения горожан к июлю 1914 г. в целом так же не противоречили по своему содержанию официальной доктрине,
3. Мощнейшими вызовами традиционному политическому идеалу в провинциальном обществе стало поражение в русско-японской войне и всплеск социальной активности в годы первой российской революции. Начало политических преобразований, избирательные компании 1906-1907 гг. стимулировали ломку мировоззренческих стереотипов и приобщение широких масс общества к демократической традиции.
4. Однако угроза утраты Россией своей государственности, возникшая летом 1914 г., реанимировала традиционную систему ценностей. «Осадная психология» функционировала в массовом сознании на ментальном уровне, закрепленная многовековой практикой социальной самоидентификации по принципу: «свои» - «чужие» в условиях постоянно существующей военной опасности. Это объясняет интеграционные процессы, охватившие всю систему социальных связей и, соответственно, ее отражение на уровне общественного сознания. Мощный всплеск патриотических настроений стал демонстрацией единения власти и общества.
5. Процесс переоценки традиционных ценностей провинциального общества прошел в своем развитии два этапа: I - лето 1914—осень 1915 гг. , когда наблюдается возвратная динамика в развитии массовых настроений, укрепление традиционализма; и II - осень 1915-зима 1917 гг., период крушения прежнего идеала власти и всей системы государственного управления в целом.
6. К причинам революционной ломки социально-психологического восприятия российского общества следует отнести, прежде всего, углубление противоречий социально-экономического развития, дестабилизацию народнохозяйственных процессов в условиях затяжной войны, к которой империя оказалась неподготовленной ни материально, ни духовно. На повседневном уровне это выразилось в расстройстве системы снабжения и продовольственном кризисе. Уже в апреле 1915 г. на страницах провинциальной печати появилось слово «дороговизна», ставшее роковым для политического управления на местах. Факторами социально-политического порядка, вызвавшими трансформацию ценностей, можно назвать низкий уровень боеготовности российской армии в расчете на длительное военное противостояние; неспособность правительства в кратчайшие сроки произвести перевод народного хозяйства на военный лад и решить проблему снабжения армии всем необходимым и, как следствие этого, череда военных поражений; неэффективность деятельности местных властей в разрешении продовольственного кризиса и борьбы с дороговизной, потеря управляемости на местах; разрыв традиционных социальных связей, люмпенизация и обнищание населения, рост социальной конфликтности. В результате последние демонстрации патриотического характера фиксируются в Среднем Поволжье уже осенью 1915 г. Можно также отметить, что влияние деятельности политических партий на формирование массовых настроений было относительным и опосредованным. И, наконец, в качестве основной причины психологического плана мы выделяем крушение в ходе войны социальных ожиданий и блокирование надежд.
7. Содержание массовых настроений в годы войны ожидал процесс стремительной трансформации. Единение общества и монархии перед лицом нависшей опасности было неподдельно искренним. Однако в обмен на жертвы народ согласно концепции патернализма, культивировавшейся в традиционном обществе, вправе был ожидать «Царской милости», представления о которой у отдельных социальных групп расходились. Крестьяне мечтали о наделении землей, рабочие ждали улучшения своего материального положения, «образованные слои» - участия в управлении государством, солдатские массы — заботы о своих семьях, представители национальных меньшинств -политической и культурной автономии и т. д. Крушение социальных чаяний и погружение общества в хаос анархии и кризиса, «слабость» монархической власти, ее неспособность разрешить противоречия социального развития, привели к формированию антимонархического идеала, в котором Царь из «отца-заступника» превращался в главного виновника народных бедствий. Была отвергнута и проводимая им внешняя политика. К однотипным формам социального протеста мы в равной степени можем отнести и антивоенные выступления, и погромное движение. Темпы и характер трансформации массовых настроений определяются своеобразием национального сознания и, прежде всего, его мифологизированностью.
Практическая значимость диссертационного исследования. Выводы и основные положения исследования могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории России периода Первой мировой войны, а также при подготовке монографий, статей, исследований краеведческого характера. Они послужат источником при разработке спецкурсов, лекций, факультативных занятий в высшей и средней школе.
Результаты исследования некоторых аспектов массовых настроений, представленные в диссертации, могут представлять интерес при осмыслении современного состояния как общественно-политической жизни государства в целом, так и патриотического воспитания граждан Российской Федерации в частности.
Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры новейшей истории России и краеведения Института истории и права ПГПУ им. В.Г.Белинского. Основные положения и выводы исследования изложены автором в ряде опубликованных статей и в ходе выступлений на научных конференциях.
Структура диссертации. Данное исследование состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованных источников и литературы. Построение работы выполнено в проблемно-хронологической последовательности.
Официальная идеология накануне и в начале войны
В переломный и судьбоносный период для страны общество не увидело в Николае II той опоры и того образа справедливого и всемогущего царя, который формировался в национальном сознании на протяжении долгого времени. Вместо этого глазам подданных предстал обычный человек, не лишённый недостатков. Именно в период Первой мировой войны в противовес позиции, направленной на сохранение существующего порядка, в общественном мнении возобладали суждения, направленные на его разрушение.
В основной своей массе народ действительно был настроен монархически, но желал видеть идеального царя, от которого можно было ожидать спасения России. Характеризуя состояние массовых настроений начала XX века., А.И.Дворжанский отмечает: «Население поддерживало Николая II без какого-либо принуждения, по велению сердца, так как идея монархии, безотносительно к личности государя, для подавляющего большинства жителей Российской империи, ещё не развращённых к тому времени антимонархической пропагандой, составляла основу политического мировоззрения»1. «Монархию в России поддерживает громадная часть населения, а значит, самодержавия может хватить на многие годы. Самодержавие еще было сильно морально, в широких массах народа другого режима представить себе не умели и в самодержавии надеялись иметь опору против господ, даже в самом образованном обществе полного разочарования в самодержавии не было», - отмечал в свое время В.А.Маклаков .
А.И.Деникин в своих воспоминаниях так же засвидетельствовал сохраняющуюся стабильность присутствия в массовом сознании патерналистских ценностей. И в 1905-1907 гг., по его словам, «трон был спасён лишь потому, что часть народа ещё понимала своего монарха».
Иллюзия общественной стабильности, пришедшей на смену революционным потрясениям, укрепила убеждение царя в адекватности официальной идеологии. Данную позицию отмечали и современники. В.Н.Коковцев объяснял эту тенденцию следующим образом: «В императоре Николае II идея абсолютизма крепла, каждый раз, как внутренняя жизнь России становилась всё спокойнее и ровнее, и политические осложнения... уходили в область прошлого... Упрощённые взгляды чисто военной среды, всего ближе стоявшей к государю, окружавшей его и развивавшей в нём культ самодержавности, понимаемой в смысле чистого абсолютизма, забирали всё большую и большую силу... внедрялось сознание, что государь может сделать все один, потому что народ с ним»2.
С целью укрепления монархического духа в условиях подготовки России к войне разрабатывались и осуществлялись грандиозные пропагандистские кампании, кульминацией которых стало торжественное празднование 300-летия Дома Романовых. Программа официальных мероприятий была составлена заранее. Весьма активное участие в подготовке праздничных мероприятий приняла Православная церковь.
Массовая мобилизация и отношение к ней в провинциальном обществе
Царский указ об объявлении всеобщей мобилизации 18 июля 1914 г. с точки зрения официальной идеологии и в оценках общественного мнения воспринимался как средство спасения и восстановления утраченного единства, как возможность возрождения лучших качеств национального самосознания. В те дни пензенская печать писала: «России уготовано спасти весь мир от нашедшей опасности.... Возродиться самой, восстать из пепла, подобно птице Феникс»1. Этому, в свою очередь, должно было способствовать не только усиление патриотических настроений и чувства единства с властью и, прежде всего, с «Верховным вождём и обожаемым монархом», но и осознание своей Богоизбранности, пропагандируемой церковью ортодоксального русского Православия как один из факторов патриотического подъёма .
С объявлением всеобщей мобилизации русский народ, именуемый в те дни не иначе, как «избранное стадо словесных овец»3, по воспоминаниям британского посла сэра Дж. Бьюкенена: «Откликнулся всем монолитом и выглядел совершенно неузнаваемым... Война укрепила связь между государем и народом. Рабочие объявили о прекращении забастовок, различные партии забыли о своих амбициях»4.
Британский военный атташе в России сэр Альфред Нокс писал: «Мобилизация проходила спокойно, количество призванных вызвало всеобщее изумление по сравнению с частичной мобилизацией 1904 года. Жёны и матери с детьми сопровождали резервистов из одного пункта в другой, стремясь растянуть час прощания, можно было увидеть душераздирающие сцены, но женщины плакали безмолвно, без истерик. Мужчины были, как правило, спокойны и сумрачны, но различные группы, встречаясь на улицах, подбадривали друг друга. Без сомнения, война была популярна среди средних классов. И даже стачечники, которые, как полагали в России, финансово поддерживались Германией1, вернулись на работу, как только объявили мобилизацию» .
Мы склонны согласиться со словами того же А.Нокса: «Ситуация в России стоит в одном ряду с соответствующими событиями в других странах в рамках доминирующей европейской парадигмы Великой войны» . Толпы россиян, подбадривающие своих солдат к битве за победу, и призывники гордо и единодушно марширующие на войну, вполне укладывались в образ, тиражируемый официальной идеологией.
И, надо признать, в массовом сознании проявление верноподданнических чувств в виде готовности положить жизнь на алтарь Отечества имело искренний и ярко выраженный характер. Так, в селе Варапаево Саранского у. Пензенской губ., по сообщениям печати, все: и мобилизуемые и остающиеся в тылу, выразили свою «полную готовность постоять за Веру, Царя и Отечество»4. 22 июля с амвонов многочисленных храмов губерний Среднего Поволжья местные священники зачитывали манифест «при огромном стечении молящихся», становясь как бы предвестниками новой эры. В некоторых населённых пунктах о начале войны узнавали одновременно с началом мобилизации, что объясняет перенос сакрального значения основных патерналистских ценностей на все организационные мероприятия, связанные с войной. Отношение к мобилизации современниками характеризовалось как « почти религиозное» .
Состояние монархических партийных организаций в годы войны
С начала Первой мировой войны монархические партии России были сориентированы на защиту самодержавия и подавление угрожавшей его основам антивоенной и революционной пропаганды, развернувшейся на территории империи.
В частности, по Пензенской губ. на период сентябрь 1914 - начало 1915 гг. существовало 13 отделов различных монархических организаций, в составе которых насчитывалось свыше 1654 человек.
В отчетах пензенского губернатора отмечалась чрезвычайная активность «партий правого толка»2 в вопросах проведения правительственной и монархической политики, опиравшейся на триаду: «Православие, Самодержавие, Народность». На достижение этой цели были направлены и самые радикальные формы политической деятельности правых партий: силовые «провоцирования погромов в отношении инородцев, внутренних врагов», на которые городское, да и сельское население нередко отзывалось с охотой, на что, в частности, указывают сводки Симбирского и Самарского ГЖУ3.
Интересна в этой связи позиция П.Н.Зырянова, который утверждал, что методы борьбы с революционными силами были продиктованы совместимостью интересов правых и Русской Православной Церкви. Однако согласиться с нею мы не можем, так как, во-первых, указанные Зыряновым методы провоенной и промонархической агитации со стороны РПЦ, такие как «народные чтения», проводимые церковью среди рабочих, хоть и носили регулярный характер, но имели небольшую эффективность, потому что на первый план для рабочих выходили проблемы бытового характера; и, во вторых, со стороны лидеров именно средневолжских представительств монархических партий поступало наибольшее количество жалоб на священнослужителей, поводом для которых служили отказы последних вести работу вышеозначенного характера.
Губернские власти излишнее рвение правых тоже тяготило, так как создавало серьезную угрозу общественному спокойствию и порядку. Это подтверждается в одном из циркуляров пензенского губернатора, где говорилось: «Для поддержания полного порядка, необходимого во время войны, приказываю ...не допускать никаких демонстраций, или манифестаций, даже патриотических... должны быть пресекаемы в самом начале, а сборища рассеиваемы...»1. В случае же снижения революционной активности населения востребованность властными структурами политических организаций любого, даже самого правого толка, минимализировалась.
В вопросах идеологической практики, в ходе борьбы за незыблемость самодержавия цели монархических организаций, в целом, совпадали с курсом, проводимым губернскими администрациями. Подобная востребованность монархических партий подтверждается разветвленной сетью отделов в крупных городах Симбирской, Самарской и Пензенской губерний .
В 1915 - 1916 гг. образование новых отделов правых партий в губернских городах Средневолжского региона не происходило, что было обусловлено рядом объективных причин: участие империи в непопулярной войне, мобилизация, нарастание социально-экономического дисбаланса, неспособность местных властей поддержать монархическое движение вообще, как это было в Пензенской губ., общее разочарование масс в монархической идее.
