Содержание к диссертации
Введение
1. Сущность, типология и российские особенности монархической идеи и формы 15
1.1. Монархическая форма государственности и её основные типы 15
1.2. Религиозные и геополитические источники монархии 31
1.3. Характер преемственности русской монархии по отношению к Византийской и Монгольской империям 45
1.4. Исторические формы русской монархии 59
Выводы к главе 1 73
2. Противостояние монархической и демократической идеологий 75
2.1. Критика демократии в свете монархического мировоззрения 75
2.2. Выборы и престолонаследие как способы преемственности власти . 100
2.3. Перспективы монархической идеи в условиях демократической России 123
Выводы к главе 2 142
Заключение 144
Список литературы 150
- Монархическая форма государственности и её основные типы
- Религиозные и геополитические источники монархии
- Критика демократии в свете монархического мировоззрения
- Выборы и престолонаследие как способы преемственности власти
Введение к работе
Актуальность темы исследования определяется прежде всего той политической реальностью, которая сложилась в нашей стране с начала 1990-х годов. Стремительная, скачкообразная демократизация общества обусловила необыкновенную пестроту спектра политических партий, движений, идеологий. В условиях не достаточно высокого уровня политической культуры возникла очевидная путаница в понятиях, терминах, концепциях. Правые часто именовались левыми, радикалы консерваторами, и наоборот, возникали организации, названия которых совершенно не соответствовало их сути.
Сказанное полностью относится к заявившим в то время о себе организациям монархического толка (Всероссийский монархический центр, Российский христианско-монархический союз, официально не зарегистрировавшаяся Монархическая партия России (МПР), Российский имперский союз-орден, Всероссийский союз христианского возрождения и т.д.). Освоение ими наследия русских дореволюционных монархистов и монархистов-эмигрантов проходило бессистемно и односторонне. Либерально и демократически ориентированные философы и политологи мало интересовались монархической проблематикой. В среде же самих монархистов теоретиков, создающих обобщающие труды, не оказалось. В результате монархисты разделились по направлениям и вели спор между собой, который при ближайшем рассмотрении выглядит недоразумением. До сих пор положение дел практически не изменилось.
Более того, даже в современной философской и политологической литературе, учебниках тема русского монархизма подаётся скупо, поверхностно, а иногда и искажённо.
Что же касается господствующего качества общественного сознания, то к нему вполне применимо высказывание И.А.Ильина, более, чем полувековой давности: «Когда прислушиваешься к современным политическим мнениям и толкам, то незаметно приходишь к выводу, что наши радикальные современники внушают сами себе и друг другу, будто эпоха монархии безвозвратно «минула» и наступила «окончательно» эпоха республики, и будто монархист есть тем самым реакционер, а республиканец есть друг всего «высокого и прекрасного», всякого света, свободы и просвещения» [Ильин, 1992: Т.2. С. 209].
Между тем монархизм сыграл гигантскую роль в истории нашего отечества, в зарождении, укреплении и развитии русского государства, в вековом формировании российской политической культуры. Без серьёзных знаний о нём, адекватного его понимания невозможно осознать и современное состояние указанной культуры, без чего, в свою очередь, трудно ориентироваться в современной политической реальности.
Исходя из этих соображений автор, не будучи связан ни с одной из монархических организаций и не представляющий себе по крайней мере в М обозримой перспективе восстановления монархии в нашей стране, счёл актуальным и интересным проанализировать труды ведущих теоретиков монархизма, провести их сравнительный анализ, обобщить наиболее важные идеи, в них содержащиеся.
Степень разработанности проблемы выглядит следующим образом. Представляется удобным разделить литературу, относящуюся к данной теме, на три основные группы.
Первую составляют труды самих русских классиков монархизма, наиболее крупных теоретиков этого направления как дореволюционного периода, так и іуіі эмигрантов первой волны: Н.М.Карамзина, славянофилов, К.П.Победоносцева, К.Н.Леонтьева, Л.А.Тихомирова, И.А.Ильина, И.Л.Солоневича (см. список литературы в приложении к настоящей работе). Они выступают «этапными» авторами, которым принадлежит приоритет в выдвижении тех или иных основополагающих монархических идей, наиболее яркая и полная форма их выражения в соответствии с особенностями исторических периодов их творчества. Указанные мыслители, безусловно, выступают, в первую очередь, предметом научного изучения. Однако в них уже закладывается фундамент обобщающего взгляда на русский монархизм в целом, поскольку авторы-классики зачастую полемизируют со своими предшественниками и современниками, сверяют позиции друг друга в отношении различных аспектов монархизма.
Разумеется, весомый вклад в освещение монархической идеологии внесло множество дореволюционных публицистов разной степени известности и творческой плодовитости, в том числе историк М.Ф.Погодин, этнограф А.А.Башмаков, психолог П.Е.Астафьев, критики С.П.Шевырёв и Ю.Н.Говруха-Отрок, ген. А.А Киреев, отставной морской офицер М.О.Меньшиков, юрист В.Д.Катков, театровед Н.И.Черняев, государственный чиновник П.Н.Семёнов, депутат Государственной Думы Г.А.Щечков, журналисты К.Н.Пасхалов, А.А.Сапожников и др., а также их наиболее знаменитый старший коллега М.Н.Катков. В канун Первой мировой войны работы, посвященные монархизму, опубликовали А.А.Зандер, П.Е Казанский, A.M. Сигаев, Г.Г.Тальберг [см.: напр.: Погодин, 1873; Шевырёв, 1841: Меньшиков, 1991; Катков, 1897,1905; Зандер, 1910; Казанский, 1913; Сигаев, 1914; Тальберг, 1914; Черняев, 1901, 1904, 1907, 1997]. Подробно осветить взгляды отмеченных публицистов не позволяет объём диссертационной работы, однако настоящее исследование существенно проиграло, если бы не использовало целый ряд точных и удачных формулировок перечисленных авторов.
Вторую группу составляет обширная литература об указанных классиках.
Назовём лишь некоторые работы. О Карамзине пишут столь известные учёные как Ю.М.Лотман и А.В.Гулыга [см.: Лотман, 1997; Гулыга, 1989]. Славянофилам посвящены публикации В.И.Керимова, Б.Ф.Егорова, Е.А.Дудзинской, Н.И.Цимбаева [см.: Керимов, 1998; Егоров, 1988; Дудзинская, 1983; Цимбаев, 1986]. Леонтьев анализируется А.А.Корольковым, Т.Глушковой и А.Ф.Сиваком [см.: Корольков, 1991; Глушкова, 1992; Сивак, 1991]. Творчество И.А.Ильина рассматривается в работах Гусева В.А., Д.И.Шаронова и М.Б.Золиной [см.: Гусев, 1992; Шаронов, 1994; Золина, 1996]. Творчество Солоневича представлено в публикациях А.П.Ланщикова и М.Смолина [см.: Ланщиков, 1991; Смолин, 1997]. Интерес к классикам русской философии и политической мысли в последние полтора десятилетия - чрезвычайно велик, и исследования, им посвященные, не поддаются перечислению. Однако они главным образам касаются сугубо философской, методологической, культурологической, историософской и т.д. сторон их творчества. Собственно же монархическая компонента, присущая классикам, в трудах о них представлена весьма ограниченно.
Особую подгруппу второй группы литературы составляют работы западных авторов о русской политической истории, политической философии и отдельных её представителях [см., напр.: Anderson, 1967; Riasanovsky, 1952; Szamueli, 1974; Guillelmo, 1933; Пайпс, 1970; Лакер, 1994; Россум, 1994; Люкс, 2003]. Западным исследователям России всегда было присуще несколько пренебрежительное отношение к её истории (тем более её монархической истории), недостаточно объективное отношение к русским социальным мыслителям, восприятие российской политической культуры как «отсталой», преимущественно патриархальной. Проведший полжизни в эмиграции И.Ильин, на основании личного опыта вынужден был выговорить горькие слова: «Европе не нужна правда о России; ей нужна удобная для неё неправда. Её пресса готова печатать о нас самый последний вздор, если этот вздор имеет характер хулы и поношения. Достаточно любому ненавистнику России ... распространиться о «московитском империализме», якобы тождественном с коммунистическим мирозавоеванием, и о «терроре царизма», - и европейские газеты принимают эту лживую болтовню всерьёз, как новое оправдание для их застарелого предубеждения. Им достаточно произнести это политически филологически-фальшивое словечко «царизм», - и они уже понимают друг друга, укрывая за ним целое гнездо дурных аффектов: страха, высокомерия, вражды, зависти и невежественной клеветы...» [Ильин, 1992: Т.1. 99]. Со времён Ильина, несмотря на коренные преобразования в России, положение дел мало изменилось. Достаточно обратить внимание на название книги чрезвычайно влиятельного американского идеолога Уолта Лакера «Чёрная сотня. Происхождение русского фашизма». Автор против всех правил научной добросовестности, беззастенчиво извращает факты и цитаты, откровенно клевещет на историю России, представляя её цепочкой нелепостей и преступлений. В этой связи, представляется, что данная подгруппа источников вряд ли может оказать существенную помощь при разработке выбранной темы (приятным исключением является Иост Россум, чрезвычайно бережно и с глубокой симпатией обращающийся с эмпирическим исследовательским материалом о России).
Третью группы литературы составляют работы советских и постсоветских авторов, касающихся проблемы русского монархизма и его теоретиков или прямо ставящих эту проблему. Подавляющий объём литературы советского периода по понятным причинам был предельно ангажирован и отзывался о русском монархизме исключительно негативно. В этой связи он не может быть опорой настоящего исследования. Однако нельзя не отметить двух выдающихся обществоведов этого времени, ненадолго переживших СССР, которые сумели сохранить объективность и внесли интереснейший вклад в отечественное социальное познание, в том числе и в отношении русского монархизма: Л.Н.Гумилёва и В.В.Кожинова [см., напр.: Гумилёв, 1992; Кожинов, 1995].
В последние годы к монархической проблематике обращались многие авторы. Так, Е.Б.Галкин [см.: Галкин, 1998] в своей работе даёт очень интересный статистический материал, касающийся престолонаследия в Руси-России на всём протяжении её существования. В.Н.Катасонов [см.: Катасонов, 1998] рассматривает монархическую идею в более широком контексте: национально-государственной идеи России вообще. Ю.Г.Сумбатяна [см.: Сумбатян, 2001] интересует монархия в качестве традиционной формы государственного устройства. А.Н.Мещеряков [см.: Мещеряков, 2003] анализирует религиозную составляющую монархической государственности на примере сравнительного анализа японских императоров и русских царей.
Однако, конечно, религиозные аспекты монархии наиболее подробно и компетентно анализируются в трудах представителей духовенства, традиционно проявляющих интерес к монархической проблематике. В первую очередь необходимо отметить книги митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна (см.: список литературы в приложении к настоящей работе), где так или иначе затрагиваются практически все аспекты монархизма. Работы священников Александра Захарова и Тимофея, а также иеромонаха Дионисия [см.: Захаров, 1999; Тимофей ... , 1998] посвящены в основном вопросам восстановления монархии в России, точнее, невозможности её восстановления в условиях в массе своей внерелигиозного народа.
Завершая рубрику, необходимо отметить, что в последнее время стал нарастать объём научной литературы по русскому консерватизму. Среди исследователей, интересующихся данной проблемой необходимо отметить участников «Круглых столов» «Консерватизм в России» [Консерватизм в..., 1991], «Консерватизм как течение общественно-политической мысли и фактор общественного развития» [Консерватизм как..., 1995], «Консерватор: эксперт, гражданин, правитель. Государство, общество, частная жизнь, познание»
[Консерватор..., 1995], а также авторов сборников «Российские консерваторы» [Российские..., 1997], «Русский консерватизм XIX столетия» [Русский..., 2000], и «Эволюция консерватизма: европейская традиция и русский опыт» [Эволюция..., 2002]. Проблематика русского консерватизма не может не затрагивать вопроса о русской монархии. Однако развитие мысли упомянутых авторов имеет две относительно противоположные тенденции: они либо лишь косвенно касаются монархической проблематики, либо практически сращивают русский консерватизм с монархизмом. И то, и другое представляется не достаточно перспективным. Так, А.Н.Боханов пишет: «Русский консерватор - непременно монархист. Но далеко не всякий монархист является консерватором, т.е. человеком, осознанно придерживающимся данного мировоззрения, способного обосновать свою приверженность традиционному общественному укладу» [Боханов, 2002]. Обе части приведённого высказывания представляются слишком сильными. Более взвешенной выглядит позиция В.А.Гусева, который выделяет три этапа развития русского консерватизма: дореволюционный, эмигрантский и современный [см.: Гусев, 2002: 243]. При этом монархизм является неотъемлемой чертой только первого этапа. «Дореволюционных консерваторов, помимо родовых черт русского консерватизма, объединяет признание незыблемости самодержавно-монархической и имперской ... форм государственной власти» [там же]. Уже среди консерваторов-эмигрантов, в частности евразийского толка, не было единства в отношении монархической формы России. Что же касается современного этапа русского консерватизма, то целый ряд его представителей имеют социалистическую (социальную) ориентацию, и это не может служить поводом для исключения из рядов консерватизма, поскольку, как было показано Гусевым [см. Гусев, 2001], социализм в России имел мощную консервативную составляющую. В отношении второй части тезиса Боханова, следует заметить, что монархист, не «способный обосновать свою приверженность традиционному общественному укладу» - это плохой монархист (да и монархист ли вообще?). В целом же консерватизм - гораздо более широкое понятие, чем монархизм.
Отдавая дань приведённым выше работам, а также огромной массе не приведённых, следует однако сказать, что монархическая проблематика явно не исчерпана и требует обстоятельного обобщающего исследования.
Объектом настоящего исследования выступает отечественный монархизм в его идеологических и институализированных формах.
Предметом исследования являются воззрения крупнейших теоретиков русской политической философии XIX - XX вв. - Н.М.Карамзина, славянофилов, К.П.Победоносцева, К.Н.Леонтьева, Л.А.Тихомирова, И.А.Ильина, И.Л.Солоневича - на истоки и предпосылки, характер развития, этапы становления русской монархии и монархической идеологии.
Цель исследования состоит в реконструкции и сравнительном анализе позиций монархистов-классиков на русский монархизм, выявление общего и особенного в их монархическом мировоззрении.
Задачи исследования непосредственно вытекают из поставленной цели: • выявить понимание классиками монархизма сути монархической
государственности в её отдельности от других государственных форм;
• определить принятую типологию монархий и место русской монархии в этой типологии, выявив тем самым её особенности;
• провести сравнительный анализ взглядов русских монархистов на различные исторические виды русской монархии;
• определить религиозные и геополитические предпосылки возникновения и развития русского монархизма;
• сопоставить взгляды классиков монархизма на характер преемственности русской монархии по отношению Византийской и монгольской империями;
• реконструировать главные аргументы, выдвигаемые монархистами в их критике парламентаризма и демократии;
• сопоставить два способа преемственности власти: выборы и престолонаследие, определить основные способы престолонаследия и отношение к ним классиков русского монархизма;
• провести сравнительный анализ взглядов монархистов на перспективы монархической государственной формы в России.
Хронологические рамки исследования охватывают XIX-XX века. Однако в работе предпринимается и краткий экскурс в область русской политико-философской мысли Киевской Руси и Московского Царства.
Источниковая база исследования включает в себя труды классиков русского монархизма, а также научные работы как посвященные непосредственно им, так и проблеме монархизма в целом.
Методология исследования определяется его целями и основными задачами. На пути научного исследования русского монархизма, помимо прочих затруднений, следует выделить, по крайней мере, две принципиальные сложности. Во-первых, кроме Тихомирова (да и то с некоторыми допущениями), классики этого направления мысли не создали исчерпывающих монографических трудов по теории и истории монархизма. Их идеи соответствующего содержания разбросаны по целому ряду произведений, непосредственной темой которых монархизм не является. Кроме того, периоды активного творчества анализируемых мыслителей были достаточно длительными, и их взгляды со временем определённым образом корректировались и уточнялись. Такая ситуация требует широкого применения реконструирующего метода, позволяющего адекватно выявить подлинную точку зрения того или иного мыслителя и его «последнее слово» по той или иной проблеме. Во-вторых, историческое время творчества основных для настоящего исследования мыслителей охватывает около
полутора веков. Так, историко-политическая реальность Карамзина коренным образом отличается от ситуации, в которой оказались монархисты-эмигранты. Это требует активного использования герменевтического метода, т.е. понимания авторских идей в контексте соответствующей им конкретной объективной политической ситуации и отражения этой ситуации в научном и обыденном сознании современников. Настоящее исследование стремится к созданию по возможности полной картины русского монархизма, что требует сопоставления взглядов его основных представителей, выявления общего и особенного в их мировоззрении. Эту проблема поддаётся решению только с помощью сравнительно-исторического метода.
Научная новизна исследования заключается в следующем:
приоритетной является постановка проблемы комплексного системного анализа взглядов наиболее крупных русских теоретиков монархизма на весь блок важнейших аспектов этого феномена;
проведён сравнительный анализ предпочтений классиков монархизма по отношению к видам русской монархии на различных этапах исторического бытия Руси-России;
реконструированы и сопоставлены позиции классиков по отношению к преемственным взаимосвязям русской монархии с Византией и империей Монголов;
произведён сравнительный анализ характера преемства государственной власти в монархических Византии, Орде и Руси-России;
указаны различные основания критики монархистами своих либерально и демократически ориентированных оппонентов;
представлен спектр мнений о перспективах монархической идеи и государственности в России.
На защиту выносятся следующие основные положения:
• общей чертой русского теоретического монархизма выступает представление о разнообразии форм монархической государственности, связанной с различными источниками, целями и стилями единоличной власти;
• следует чётко различать истинную или самодержавную, деспотическую и абсолютистскую монархии, и прежде всего в связи с пониманием источника единоличной власти;
• русская монархия прошла три периода в своём развитии, причём классиками монархизма соответствующие три монархические государственные формы оцениваются по-разному;
• монархия Руси-России выступает прямой наследницей Византийской и монгольской империй;
• в Московском Царстве и Петербургской России XIX века была выработана оптимальная система престолонаследия;
• в современной России отсутствуют социальные, религиозные и психологические основания, позволяющие рассчитывать на восстановление монархической государственности.
Теоретическая значимость исследования заключается в систематизации и сравнительном анализе позиций классиков русского монархизма в условиях терминологической и концептуальной непрояснённости этого феномена в рамках современной отечественной политической культуры.
Практическая значимость исследования состоит в возможности с его помощью оказать позитивное влияние на состояние отечественной политической культуры в части понимания и оценки главного фактора нашей исторической государственности. Результаты исследования могут быть использованы в рамках учебных курсов «Социальная философия», «Политология», а также стать основой для разработки специального курса.
Апробация результатов исследования состоялась в рамках Всероссийской научно-методологической конференции «Психолого-педагогические проблемы повышения эффективности патриотического воспитания школьников и студенческой молодёжи» (Тверь. 22-23 июня 2004 г.), регионального Круглого стола «Философия и власть» (Тверь, 20 ноября 2003 г), двух заседаний регионального постоянно действующего политологического семинара: «Религия и политика» (Тверь, 19 апреля 2004 г.) и «Национальные проблемы современной России» (Тверь. 4 октября 2004 г.). Диссертация была обсуждена и рекомендована к защите на расширенном заседании кафедры социологии и политологии Тверского государственного университета.
Структура работы включает в себя введение; две главы, состоящие в общей сложности из семи параграфов; заключение и список литературы.
Монархическая форма государственности и её основные типы
В XX веке как в научном, так и в массовом сознании окрепло мнение, согласно которому монархия выступает устаревший, не отвечающей современным требованиям формой государственного устройства. Можно сказать, что такая ценностная ориентация сегодня является господствующей. Отдельные голоса, стремящиеся противостоять данной позиции, воспринимаются как странные или экзотичные. Аргументы, связанные со взглядами таких великих мыслителей прошлого, как Платон, Августин Блаженный, Фома Аквинский и др., считавших монархию идеальной формой государства, парируются указаниями на слишком древнее происхождение их учений. Игнорируется и то обстоятельство, что монархическая форма государственности господствовала в мире на протяжении львиной доли его истории.
В России антимонархизм отчётливо проявляет себя, начиная с XIX века в мировоззрении части её образованного слоя. Декабристы, западники, революционные демократы, народовольцы, анархисты, социалисты, марксисты, социал-демократы - вот ступени, последовательно подрывавшие российскую монархию и саму монархическую идею. А.И.Герцен, В.Г.Белинский, Н.АДобролюбов, Н.Г.Чернышевский, Д.И.Писарев, П.Н.Ткачёв, С.Г.Нечаев, Г.В.Плеханов, В.И.Ленин и др. всё более настраивали интеллигентское сознание на противостояние монархии. В советский период, пришедший на смену свергнутой левыми политическими силами монархии, естественно, господствующая идеология рисовала царскую Россию исключительно в мрачных красках как «кровавое самодержавие» и «эксплуатирующую тиранию». Господствующая в постсоветской России либеральная идеология по самой своей сути также не может говорить о монархии как о государственной форме хотя бы равноценной по отношению к демократической республике. Что же касается западных мыслителей, то республиканский и демократический культы настолько сильны в их сознании, что они допускают монархические институты в современных государствах только в качестве некой декорации, отражающей давние традиции, но не имеющей никакого реального политического веса. По отношению к исторической российской монархии западные мыслители почти исключительно настроены откровенно враждебно, воспринимая её как источник господства и рабства, отсталости и закоснелости государственного развития.
Как бы то ни было в последние десятилетия монархическая проблематика находилась на крайней периферии обществоведческого знания. Она воспринималась как неактуальная, прёодолённая и бесперспективная.
Представляется однако, что для России исследование её монархической государственной формы и самой монархической идеи не может быть ни «прёодолённой» задачей, ни научно бесплодной темой. Почти всё время своего
существования, более тысячелетия наша страна развивалась именно в рамках этой
государственной формы. Причём с течением истории она постоянно росла и крепла, неуклонно расширяла свои границы, повышала своё военно-политическое могущество и международный статус, выигрывала судьбоносные для её существования войны (если бы не революция 1917 года, Россия, разумеется, оказалась в числе стран-победительниц в Первой мировой войне, хотя бы потому, что её союзники победили даже в условиях выхода России из войны). Именно прежде всего с помощью монархии или её восстановления Россия возрождалась после казалось бы гибельных социальных катастроф (татаро-монгольское иго,
Смутное время). На монархическое XIX столетие приходится «золотой век» русской культуры, расцвет всех видов искусства, не только не уступающих Европе, но в ряде случаев превосходящих её. Тысячелетняя монархия не могла не создать уникальную, своеобразную русскую политическую культуру с её ярко выраженным этатизмом, доверием к власти и надеждой на неё, мощным «государственным инстинктом», неоднократно спасавшим независимое бытие страны. Эта культура отчётливо проявила себя и в советский период вопреки замыслам вдохновителей революции. Она сумела переварить и обессилить абстрактную и радикальную коммунистическую утопию, позволила победить в Великой Отечественной войне. Эта культура является мощнейшим политическим фактором и сейчас, и её недооценка выступает грубой политической ошибкой. Любые реформы обречены на провал, если они идут в разрез с объективной реальностью векового политического менталитета народа, пусть до конца им самим и не осознаваемого. «Государственный инстинкт» неизменно пересиливал другую черту русской политической культуры, время от времени дававшую себя знать, - анархистские тенденции: он победил удельную раздробленность Древней Руси, семибоярщину, превратил казаков (бывших безначальных разбойников) в самых преданных хранителей государственности.
Не может не быть важным для отечественной культуры и подробный, пока ещё явно не достаточный, анализ богатейшего политико-философского наследия русских монархически настроенных мыслителей. Сюда относится и религиозная политическая мысль Древней Руси: митрополит Иларион, игумен Феодосии Печерский, Владимир Монамах, Даниил Заточник, инок Филофей; и светская: Н.М. Карамзин, славянофилы, К.П.Победоносцев, К.Н.Леонтьев, Л.А.Тихомиров, И.А.Ильин, И.Л.Солоневич и многие другие. Именно они и являются представителями собственно «русской политической философии». И дело здесь вовсе не в происхождении, а в том, что эти мыслители отталкивались от аутентичных тысячелетних традиций Руси-России, от её уникальной истории, проделали работу, которую бы за них не смог сделать никакой иностранец, воспитанный на другой культуре. Русские же «западники» (в том числи в определённой степени и марксисты, ибо марксизм - чисто западная теория) заимствовали чужие основополагающие идеи, и поэтому причислять их к русской политической мысли, строго говоря, не достаточно корректно. В качестве аналогии можно привести «немецкую классическую философию», включающую в себя лишь незначительную часть философов Германии, или устоявшееся название «русская философия», для которой характерно, что, во-первых, далеко не все её представители были русскими по национальности, а во-вторых, она включала в себя лишь некоторых из философов России.
Разграничительную черту между западниками и почвенниками XIX века убедительно провёл И.А.Ильин Он по-разному относится к конкретным представителям русского западничества: «Грановскому, Герцену, Тургеневу и т.д.» - и считает несправедливым видеть в них во всех одинаково предшественников революционеров XX века. Однако он подчеркивал, что "идейно и духовно" раскол высшего класса, а затем и всего общества определялся отношением к монархии: "... водораздел шел именно здесь. Верить ли в спасительность монархии для России? Строить ли Россию, верно помогая ее Государям, через них и от их лица? Или же считать монархию главным препятствием русского прогресса и требовать для России "последовательного и полного народоправства", т.е. учредительного собрания, выборов... республики, федерации... " [см.: Ильин, 1956: 425].
Религиозные и геополитические источники монархии
Любая форма правления так или иначе основывается на определённом понимании объединённой ею человеческой общностью смысла своего существования, своих финальных ценностей. Они образуют идею-правительницу и с необходимостью подразумевают элемент веры, религиозность или квазирелигиозность данной общности.
Все государственные формы предполагают и получают определённое философское оправдание, обоснование. Но философские системы всегда возникали после религии и на основе религии, либо пытались создать новые религиозные концепции более или менее рассудочным путём. Философия не сводится к чисто научному знанию, но всегда содержит в себе некоторые фундаментальные положения, которые не поддаются эмпирическому или логическому доказательству, и в которые, следовательно, можно только верить или не верить. Марксист верит в определяющую роль экономики и не верит в абсолютную идею, позитивист и эмпирик верят только своим проверяемым ощущениям и не верят абстрактным суждениям, объективный идеалист верит в наличие и господствующую роль некой надчеловеческой инстанции, рационалист обожествляет человеческий рассудок. К последнему типу людей относятся и атеисты, масса которых быстро росла с развитием научно-технического знания и особенно в эпоху научно-технической революции.
В этой связи необходимо коснуться вопроса о соотношении религии и науки, веры и знания, поскольку монархизм как явление мировой истории не поддаётся адекватному познанию с чисто сциентистских позиций. Большинство учёных XX века - атеисты, обожествляющие науку, в особенности отечественные учёные советского периода. Между тем наиболее прозорливые представители научного мира всегда понимали ограниченные возможности научного знания. Наука не способна (и, разумеется, никогда не будет способна) объяснить самые важные вопросы мироздания: происхождение материи и вселенной, происхождение человека и его сознания (эволюционная теория Дарвина в современной биологии считается, мягко говоря, не убедительной), не говоря уже о смысле человеческой жизни. Эти вопросы - прерогатива более высоких форм общественного сознания, и наука способна выполнять здесь только инструментальную роль. Выдающийся учёный (с необыкновенной широтой научных интересов - учёный давинческого плана) П.А.Флоренский сформулировал эту мысль так: «Наука - есть перст, указующий на Бога».
Слепая вера в человеческий рассудок и абстрактную научную теорию (претендующую на строгую научность) очень часто приводила к тяжёлым последствиям в политической и экономической сферах общественной жизни. Слепая вера в рационализм французского Просвещения в его крайне радикальных формах вызвала трагедию Великой французской революции, абстрактная социалистическая идея потрясла Россию революциями начала XX века. Монетаристский фанатизм наших младореформаторов 1990-х годов привёл к развалу отечественной экономики.
Предостерегая против чрезмерного доверия научным концепциям в социальной области К.П.Победоносцев отмечал: "Ни наука, ни философия не господствуют над жизнью... В применении к жизни всякое положение науки и философии имеют значение вероятного предположения, гипотезы... в науке и философии очень мало бесспорных положений: почти все составляют предмет пререканий между школами и партиями... представители каждой школы в науке веруют в положения свои догматически и требуют безусловного применения их к жизни" [Победоносцев, 1896, Московский...: 102-103]. В качестве яркого примера автор приводит экономистов, которые "хотят непременно вторгнуться в жизнь, в законодательство, в промышленность непререкаемую властью, со своими общими законами производства и распределения сил и капиталов; но при этом все более или менее забывают о живых силах и явлениях, которые в каждом данном случае составляют элемент, противодействующий закону, возмущающий его операцию... Исчислить математически действие этих сил невозможно, их можно распознать только верным чутьем практического смысла, и потому общие заключения и выводы политической экономии... имеют только предположительное, гипотетическое значение..." [там же: 102-103].
Важно отметить, что последнее умозаключение Победоносцева оказалось полностью соответствующим результатам изысканий авторитетнейшего русского философа того времени В.С.Соловьева, посвятившего философии экономики целую главу в «Оправдании добра». Он убедительно показал всю иллюзорность широко распространенного и до сих пор не только не изжитого, но и наращивающего своё вредное влияние, взгляда на характер экономических законов как на "железный", роднящий их якобы с законами естественнонаучными" [см.: Соловьёв, 1990: 406-440].
Точно также невозможно ни понять, ни объяснить возникновение и развитие различных форм государственного устройства без учёта иррациональной составляющей этих процессов, полагаясь лишь на научно-политологический методологический аппарат. Государственность всегда строилась прежде всего верой либо в справедливость количественной силы и самоценность капитала (демократия), либо в первостепенное значение исторических традиций (аристократия), либо в надмирность носителя верховной власти (монархия).
Критика демократии в свете монархического мировоззрения
Критика демократии в свете монархического мировоззрения «Демократия» в современной реальности выступает, пожалуй, самым популярным и наиболее часто употребляемым политическим термином. Между тем в большинстве случаев остаётся не ясным смысл, который вкладывает в него автор. Это, вероятно, самое запутанное и туманное политическое понятие. Представляется, что такая ситуация объясняется наличием у политических терминов особой, затрудняющей их понимание специфики. Можно выделить следующие главные особенности политической терминологии. Во-первых, политические термины полифункциональны, т.е., не меняя радикально своего семантического статуса, они могут входить в состав различных текстов: научных, пропагандистских, обыденных. Во-вторых, политические термины многозначны, их семантические значения обладают расплывчатыми границами. В-третьих, значения политических терминов характеризуются высокой степенью подвижности и динамичности. Порой затруднительно провести границу между собственным и метафорическим значением политического термина. Их значение меняется с течением времени и зависит от принадлежности текста к той или иной политологической парадигмы или «школе».
Следовательно, для понимания политического текста, кроме знания «словарного» определения того или иного понятия, необходимо определить конкретный смысл, который в него вкладывает автор, и соотнести этот смысл с подлинным, выражающим сущность этого понятия смыслом.
Сказанное в полной мере относится к понятию демократии. В античной традиции демократия понималась как одна из форм государственного устройства наряду с монархией, аристократией, тиранией, олигархией и охлократией.
Впоследствии более употребительным стало слово «республика». С демократией её роднили два важнейших момента: выборность высших органов государственной власти и лиц, наделяемых особыми властными полномочиями; а также тенденция к решению важнейших государственных вопросов всеобщим голосованием. Русская политическая мысль часто использовала термин «народоправство» в качестве синонима демократии и республики. В результате выстроилась несколько отличная от античной классификация форм и методов реализации власти. К формам государственного устройства были отнесены: монархия, республика и диктатура. Методы реализации властных отношений получили название политических режимов, среди которых выделялись тоталитарный, авторитарный и демократический.
Во второй половине XX века понятие демократии приобретает самый широкий смысл, далеко выходя за рамки обозначения одного из политических режимов. Оно претендует на характеристику не только политических систем в целом, но и на описание политической культуры различных народов, более того, стремится стать критерием оценки степени «цивилизованности» тех или иных государств мира.
Слово «демократия» превращается в некий символ, призванный выражать «абсолютное политическое благо».
Однако политическая философия не может оперировать символами, оказывающими не рациональное, а эмоциональное влияние, но требует уяснения смысла рассматриваемой категории, что, соответственно, невозможно без её анализа как со структурной, так и с исторической точки зрения. Такой анализ показывает, что политико-философская мысль выработала множество различных пониманий демократии, порой прямо противостоящих друг другу.
Цели исследования требуют представить полностью пространный перечень известных политологии видов демократии. непосредственная - прямое участие граждан в выработке и утверждении важных для них политических решений. Ясно, что такая демократия не может работать для больших масс людей; плебисцитарная - граждане не участвуют в процессе выработки политического решения, но затем одобряют или отвергают его путём всеобщего голосования; партиципаторная - требующая демократизации всех сфер общественной жизни. Очевидно, что такая форма является утопичной, поскольку, например, армия, полиция, тайная полиция, школа принципиально не могут быть демократизированы; социальная - постулирующая не столько равенство политических прав, сколько равенство возможностей реализации декларируемых прав, для чего каждый гражданин должен находиться в соответствующих условиях: иметь достаток, свободное время, определённый уровень образованности и информированности; идентитарная - граждане без посредников высказывают свою волю, а правительство обязано её исполнять, какова бы эта воля не была. Оно не более, чем «слуга народа»; эгалитарная - главной ценностью такой разновидности демократии является равенство, а не свобода; социалистическая - разновидность эгалитарной демократии, предполагающая достижение полного единства народной воли после уничтожения эксплуататорских классов; элитарная - борьба политических элит за власть посредством выборной процедуры. Народ выступает лишь средством этой борьбы, являясь в сущности только электоратом; представительская - граждане выбирают своих представителей в государственных органах, которые затем не связаны никакими обязательствами перед своими выборщиками, бессильными повлиять на дальнейший политический процесс; тоталитарная (!) - абсолютная власть большинства, меньшинство принуждается исполнять его волю; либеральная - демократия «свободы» в противовес равенству. Противостоит эгалитарной демократии.
Именно либеральная демократия, неуклонно наращивая своё влияние в последние два столетия, сегодня после крушения эгалитарной, социалистической демократии стала господствующим её видом. Правомерно утверждать, что современная политическая терминология отождествляет либеральную демократию с демократией вообще. На самом деле это формальная западная демократия прежде всего американского образца.
Выборы и престолонаследие как способы преемственности власти
Важнейшим пунктом расхождений между монархически и демократически ориентированными политическими силами выступает вопрос о преемственности власти, характере её смены и формирования. Для монархистов - это престолонаследие, для демократического сознания - это выборы. Достоинства и недостатки трёх способов формирования политического класса (элиты): наследования, выборов и кооптации (назначения), анализировались ещё Г.Моска в конце XIX - начале XX вв., в частности в его главном труде «Основы политической науки» [Mosca, 1953]. С тех пор симпатии массового политического сознания всё более склонялись к выборному методу. Демократические силы усматривают в этом критерий политического прогресса, монархические, напротив, - симптом деградации.
Критика выборного принципа разворачивается в монархической идеологии по целому ряду аспектов. По мнению Победоносцева, "роковое заблуждение, одно из самых поразительных в истории человечества" заключается в том, что в условиях реализации выборно-парламентского принципа народ якобы избирает, выдвигает во власть людей, отражающих волю большинства и гарантирующих защиту его интересов. Внимательное исследование парламентских систем приводит к другим выводам: "правителями становятся ловкие подбиратели голосов... механики, искусно орудующие закулисными пружинами, которые приводят в действие кукол на арене демократических выборов" [Победоносцев, 1896, Московский сборник: 26]. На самом деле "избирается излюбленник меньшинства, иногда очень скудного, только это меньшинство представляет организованную силу, тогда как большинство, как песок, ничем не связано, и потому бессильно перед кружком или партией" [там же: 38]. Решающее влияние на результаты выборов оказывает поддерживающая кандидата организация и ее финансовые возможности, позволяющие (нередко через подкуп) вовлечь в агитационную кампанию влиятельных людей и, самое главное, перетянуть на свою сто зону... печать, которая к концу XIX века превратилась, в том числе и в России, і страшную силу, способную формировать любой, наперед заданный образ массового мышления.
Какие же качества при этих условиях способны обеспечить кандидату преимущество и победу в избирательной игре? Ясно, что не принципиальность, не независимость и не высокая нравственность. Скорее, готовность угодить сильным мира сего - тем, кто располагает солидными материальными средствами и мощным влиянием на журналистский корпус, плюс способность понравиться публике, подстроиться под нормы господствующего в массовом сознании менталитета. В этой связи Победоносцев считает, что выборная процедура выносит наверх далеко не самых благонамеренных и достойных граждан. "Кто по натуре своей способен к бескорыстному служению общественной пользе в сознании долга, тот не пойдет заискивать голоса... Лучшим людям, людям долга и чести противна выборная процедура: от нее не отвращаются лишь своекорыстные, эгоистические натуры, желающие достигнуть своих целей" [там же: 36].
Что же касается права на «демократический выбор», то, по Солоневичу, он происхэдит достаточно случайным образом. Избиратель с гордостью полагает, что вы эажает собственное мудрое мнение и действует в собственных интересах. Между тем его «мнение» по преимуществу создаёт пресса незаметным для самого избирателя способом. В то же время «пресса находится в полном распоряжении «крут ого капитала», но не только капиталистического, но и социалистического (автор, видимо, указывает на государственные издания - И.Г.). Современная пресса живёт почти исключительно объявлениями (сегодня бы сказали - рекламой - И.Г.). И «капитал», помимо прямого «капиталовложения», контролирует прессу также и объявлениями - может дать, а может не дать. Крупный капитал ... создаёт общественное мнение путём подбора информации. Информация эта меняется в зависимости от «социального заказа», идущего сверху...» [там же].
Мировоззрение Солоневича находится вполне в русле идеологии Победоносцева. Он также невысокого мнения о соискателях выборных должностей: «нация вручает свои судьбы в руки людей, во-первых, явно некультурных, во-вторых, явно некомпетентных, в-третьих, считающих себя и культурными и компетентными. Сложнейшие вопросы современной жизни - и внешние и внутренние, выносятся на партийный базар, над которым не существует никакого санитарно-полицейского надзора: продавай, что хочешь, и тащи, что попадётся» [Солоневич, 2002: 102].
Ильин также убедительно критикует абсолютизацию демократической формы власти и идеализацию выборной процедуры, превратившихся в XX в. в политический лозунг, в "исповедание веры", непререкаемую ценность. Он показывает, что сторонники формальной демократии сводят "всё государственное устройство к форме всеобщего и равного голосования, отвлекаясь от качества человека и от внутреннего достоинства его намерений ... сводя всё дело к видимости "бюллетеня" и к арифметике голосов (количество)". [Ильин, 1992: 334].
