Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Знаково-символические средства языка 24
1.1. Проблема знака 24
1.2. Символ и метафора 49
1.3. Символическое воображение 77
Глава 2. Культура и творческий потенциал языка 100
2.1. Культурные коды 100
2.2. Открытость языка культуры: интертекстуальность 122
2.3. Культура и политика в нравственном измерении 154
Заключение 179
Список литературы
Введение к работе
Умберто Эко по праву считается одним из ведущих западных философов культуры, предложивших видение ее механизма в перспективе семиотического анализа. Его исследования в области философии культуры, семиотики, теории массовых коммуникаций, литературоведения, медиевистики и эстетики нашли заслуженное признание у специалистов и массового читателя. Этому способствует и то, что его научные труды, литературные произведения, политические тексты и выступления, образуя органическое единство, созвучны интеллектуальному климату второй половины XX- начала XXI века.
Актуальность темы исследования. У. Эко создал
культур философскую концепцию, обладающую продуктивным
теоретическим потенциалом и развитым семиотическим инструментарием, позволяющим по-новому понять многие важные черты культурного творчества, его имманентные механизмы. Введенные им в употребление термины «гиперинтерпретация», «открытое произведение», «энциклопедия», «наивный/критический читатель» и другие, позволили сформировать нетривиальный взгляд на роль культурной ситуации в процессе семиозиса. Теоретические воззрения Эко оказали большое влияние на современную западную культурфилософию, породив волну постоянно идущих дискуссий о взаимосвязи культуры и языка.
Теоретический инструментарий, разработанный Эко, содержат высокий эвристический потенциал и позволяет раскрыть многие важные грани традиции европейской культуры, открывая одновременно продуктивные горизонты рассмотрения современной мозаичной постмодерной ситуации, сложившейся в границах глобального сообщества. Именно анализ информационных процессов, их лингво-семиотического механизма позволил Эко предложить собственное глубоко оригинальное прочтение специфики
процессов, разворачивающихся в постмодерной культуре периода глобализации.
Для творчества Эко характерно глубокая заинтересованность судьбами и перспективами современного мира. С позиции критически мыслящего интеллектуала он отнюдь не беспристрастно анализирует культурную ситуацию современности, но и обличает присущие ей пороки, ищет позитивные сценарии решения назревших проблем и ценностно-этические перспективы определения возможного абриса будущего. Именно в этом плане его взгляды релевантны не только ситуации, сложившейся на Западе, но и современным реалиям российского общества и культуры.
Изучение воззрений Эко на проблему взаимосвязи языка и культуры может найти применение в процессе преподавания истории философии, культурологи и ряда других курсов в высших учебных заведениях, расширяя представления студентов о панораме западной мысли современности.
Степень разработанности проблемы. Философия культуры Эко постоянно находится в фокусе внимания современных исследователей, подчеркивающих важность предложенного им решения проблемы взаимосвязи языка и культуры.
Российские авторы лишь совсем недавно обратились к изучению его творчества, сделав предметом своего рассмотрения, предложенную им интерпретацию вопроса о взаимосвязи процессов коммуникации и культуры. Эта проблема нашла освещение в трудах Козлова С.А., Костюкович Е.В., Скрипника К.Д., Усмановой А.Р., Чекалова К.С. В последние годы
1 Усманова А.Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации. Минск., 2000; Скрипник К.Д., Штомпель Л.А., Штемпель О.М. Умберто Эко. М., 2006; Усманова А.Р. Семиотическая модель универсума культуры в концепции Умберто Эко // Вестник Белорусского государственного университета. Серия 3. № 3. 1993; Костюкович Е. Маятник Фуко — маятник Эко...// Иностранная
опубликованы в русском переводе многие важные произведения Эко, хотя этого отнюдь не достаточно для формирования у российского читателя целостного представления о его культурфилософском наследии, в границах которого центральной является проблема, ставшая предметом анализа в данной диссертационной работе.
На сегодняшний день российскому читателю доступны такие основные труды Эко, как «Отсутствующая структура», «Поэтики Джойса», «Средневековая эстетика», «Открытое произведение», «Сказать то же самое», «Роль читателя» и др. Вместе с тем, следует констатировать, что многие работы Эко, в которых отражена проблематика взаимосвязи языка и культуры, все еще не доступны русскоязычному читателю.
В современной западной литературе, посвященной изучению творчества Эко, достаточно хорошо изучены различные грани его учения о взаимосвязи языка и культуры. В ее контексте, прежде всего, определяются теоретические истоки и творческая оригинальность подхода итальянского автора к этому вопросу. В данной связи следует назвать труды Х.Х.Э. Гарсия, Ж. Петито , Э.Монтеро-Картель1.
литература. 1989. № 10; Чекалов К. Произведение искусства в теории культуры Умберто Эко // Искусство . 1998. №5; Иванов В.В. Огонь и роза. Введение к «Имени розы»// Иностарнная литература. 1988. №8; Солоухина О.В. Концепции «читателя» в современном западном литературоведении // Художественная рецепция и герменевтика / Под ред. Ю.Б.Борева. М., 1985; Козлов С. Умберто Эко Lector in Fabula. Интерпретативное сотрудничество в повествовательных текстах // Современная художественная литература за рубежом. 1982. №1.
1 Literary philosophers?: Borges, Calvino, Eco. Ed. by J. J.E. Garcia. New York, 2002; Petitot, J. Morphologie et esthetique: la forme et le sens chez Goethe, Lessing, Levi-Strauss, Kant, Valery, Husserl, Eco, Proust, Stendhal. Paris, 2004;
Особую группу составляют работы западных авторов, посвященные рассмотрению Эко истории культуры в перспективе семиотического анализа. Они сфокусированы, прежде всего, на тех моментах европейской культурной традиции, которые обладают значимостью для современности. Ряд западных авторов особо акцентирует тот момент, что, анализируя явления современного общества и культуры, Эко предлагает собственную концепцию феномена массовой культуры. В отличие от таких авторов, как Г.Маркузе или Р.Барт, считающих массовую культуру болезнью современного общества, Эко видит в этом явлении закономерное трансформацию культуры под влиянием достижений науки и техники. Именно поэтому многие авторы в своих исследованиях уделяют пристальное внимание работам Эко, посвященным культурфилософскому объяснению языка современной массовой и элитарной культуры. Этот круг вопросов освещается в трудах, принадлежащих таким авторам, как Р. Ридлес, М.Сезар, Р. Рампи, П. Е. Бонданелла, Д.С.Шифер1.
В отдельную группу можно объединить сочинения западных авторов, обращающихся к рассмотрению художественных произведений Эко, которые не только принесли ему мировую славу, но и вызвали волну бурного обсуждения в кругах так называемых интеллектуалов. При обсуждении
Montero Cartelle, Enrique. De Virgilio a Umberto Eco; la novela historica latina contemporanea. Huelva, 1994.
Ridless R. Ideology And art: Theories of Mass Culture from Walter Benjamin to Umberto Eco. New York, 1984; Caesar, Michael. Umberto Eco: philosophy, Semiotics, and the Work of Fiction. Cambridge, UK, 1999; Rampi R. L'ornitorinco : Umberto Eco, Peirce, e la conoscenza congetturale. Milano, 2005; Bondanella P. E. Umberto Eco and the Open text: Semiotics, Fiction, Popular Culture. New York, 1997; Schiffer D. S. Umberto Eco: le labyrinthe du monde. Paris, 1998.
художественных произведений Эко выявляются их истоки, культурфилософская направленность, рассматривается специфика трактовки им проблемы лингво-семиотического инструментария культуры, что делает эти труды релевантными теме диссертационного исследования1.
Таким образом, в трудах отечественных и зарубежных исследователей рассмотрены некоторые важные моменты постановки проблемы взаимосвязи языка и культуры в культурфилософии Эко. Однако до сих пор в научной литературе, посвященной творчеству Эко, отсутствуют исследования, специально посвященные целостному анализу этого вопроса. Теоретическая неразработанность и практическая значимость этой проблемы обусловили выбор темы исследования, объектом которого является творческое наследие У.Эко, а предметом — взаимосвязь языка и культуры в его философских произведениях.
Цель и задачи исследования. Целью диссертации является анализ воззрений У.Эко на взаимосвязь языка и культуры. Достижение поставленной цели предполагает решение ряда задач:
раскрыть содержание воззрений Эко на проблему знака;
выявить специфику понимания Эко взаимосвязи символа и метафоры как феноменов языка значимых в контексте культуры;
рассмотреть интерпретацию Эко роли символического воображения в процессе семиозиса;
проанализировать понимание Эко феномена культурного кода;
показать теоретическое содержание концепции взаимосвязи открытости языка культуры и феномена интертекстуальности, предложенной Эко;
1 Para leer "El nombre de la rosa" de Umberto Eco: sus temas historicos, filosoficos у politicos. F. Bertelloni, compilador. Buenos Aires, 1997; Staunen uber das Sein: internationaie Beitrage zu Umberto Ecos "Insel des vorigen Tages". Darmstadt, 1997; Celli G. La literetura da Umberto Eco. Bologna, 2000.
продемонстрировать содержание воззрений Эко на проблему
взаимосвязи политики и культуры в нравственном измерении.
Источниками исследования являются теоретические труды У.Эко, художественные произведения, а также его публицистические работы и интервью. В корпус источников входят также произведения классиков философии прошлого и мыслителей нашего столетия, необходимые для понимания идейного наследия Эко.
Методологические основы исследования. Используемые методы исследования определены особенностями темы. В диссертационном исследовании используется проблемно-тематический способ анализа и изложения материала, также находит применение исторический и сравнительно — исторический методы.
В контексте работы большое внимание уделено рассмотрению специфики категориального аппарата, которым оперирует Эко в процессе создания концепции взаимосвязи языка и культуры. В данной связи уделяется большое внимание таким категориям его философии, как «семиотика», «знак», «код», «интерпретация», «интертекстуальность».
Структура диссертации и ее основное содержание. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы. Общий объем диссертации — 190 страниц.
Во «Введении» обосновывается актуальность темы исследования, рассматривается степень научной разработанности поставленной проблемы, определяются объект, предмет, цели и задачи диссертационной работы, раскрывается методологическая основа диссертации, а также ее научная новизна и положения, выносимые на защиту.
Проблема знака
Умберто Эко — один из видных философов современности, который по праву считается выдающимся семиотикой, внесшим немалый вклад в эту науку. Тем не менее в глазах русскоязычной публики Эко предстает прежде всего писателем, а не талантливым ученым. Причина проста и состоит в том, что литературные произведения итальянского автора были переведены и опубликованы в нашей стране ранее, чем это произошло с академическими текстами.
Ореол писателя лишил Эко серьезного отношения со стороны отечественной интеллигенции, поэтому его не решались ставить в один ряд с именами Фуко, Барта, Лиотара или Деррида. Кроме того, тот контекст, в котором формировались идеи Умберто Эко и развивался его диалог с европейской и американской традициями семиотики, только сейчас начинает актуализироваться в связи с тем, что мы имеем возможность познакомиться не только с ранним Эко («Отсутствующая структура»), но и с текстами его «партнеров» по диалогу — Р.Барта, Ж.Лакана, Ж.Деррида и других, хотя с момента написания названной работы изменился не только интеллектуальный климат, но и взгляды самого Эко.
Тем не менее общепризнан тот факт, что Умберто Эко внес значимый вклад в развитие семиотики и оказал существенное влияние на ее нынешнее состояние. В таких основательных трудах, как «Отсутствующая структура», «Теория семиотики», «Семиотика и философия языка», Эко пытается систематизировать и обобщить эту дисциплину, ставя под сомнение уже устоявшиеся взгляды других ученых и предлагая свою точку зрения. Можно сказать, что Эко перестраивает семиотику с самого фундамента, ставя под сомнение такие основополагающие понятия, как знак, интерпретация или предмет науки в целом.
Вопрос о предмете науки о знаках всегда оставался достаточно скользкой темой для научного обсуждения, поэтому Эко не первый, кто пытался придать четкость ее определению, тем не менее его позиция достойна внимания.
Традиционно наиболее распространенным, каноническим определением семиотики является определение ее как «науки о знаках и/или знаковых системах». При более пристальном взгляде возникает вопрос, связанный с тем, кто обосновывает различие между знаками и не-знаками, при этом предполагается, что знаки существуют и мы знаем, что они такое.
Эко говорит следующее: «Заявленная Пирсом в последние десятилетия прошлого века, постулированная Соссюром в начале нашего, а еще до того предугаданная Локком, семиология ныне предстает не только как развивающаяся дисциплина, но как дисциплина самоопределяющаяся, все еще ищущая собственный предмет и выясняющая самостоятельность собственных методов»1. Начнем с того, что само название дисциплины является темой дискуссий: семиотика или семиология? О семиологии говорят, имея в виду определение, данное Соссюром, а о семиотике, когда на ум приходят Пирс и Моррис. И еще о семиологии можно говорить в тех случаях, когда речь идет о дисциплине общего порядка, которая изучает знаки вообще, включая и лингвистические.
Первая попытка классификации знаков была сделана Пирсом в его работе «О новом списке категорий». Спустя сорок лет, подводя итоги «изучения природы знаков, которому посвящена вся жизнь», Пирс отмечал: «Насколько мне известно, я являюсь пионером или, скорее даже проводником в деле прояснения и обнаружения того, что я называю семиотикой, т.е. в учении о сущности и основных видах знакообозначения; я считаю, что для первопроходца это поле деятельности слишком обширно, а работа слишком велика»1. По мнению Эко, «Пирс отчетливо сознавал несостоятельность общетеоретических предпосылок в исследованиях своих современников, и он был твердо убежден в том, что если бы ранее «учение о знаках» не было предано забвению, то в научном мире не было бы такой неразберихи»2. Полувековая работа Пирса по созданию общих основ семиотики имеет эпохальное значение, и, как верно заметил Роман Якобсон, «если бы его работы не остались большей частью неопубликованными вплоть до тридцатых годов, они, несомненно, оказали бы ни с чем не сравнимое влияние на развитие теории знаков в мировом масштабе» .
Продолжая мысли Пирса, Чарльз Моррис говорил, что в современной ему науке «еще нет теоретического построения, которое было бы достаточно простым, но вместе с тем достаточно широким, чтобы охватить результаты, полученные с разных позиций, и объединить их в единое и последовательное целое»4. Учитывая особый интерес разных наук к проблеме знака, Моррис попытался найти объединяющую точку зрения и наметить контуры науки о знаках: «Отношение семиотики к другим наукам двоякое: с одной стороны, семиотика — это наука в ряду других наук, с другой стороны, это — инструмент наук»5.
Символ и метафора
Говоря о символе, Эко заявляет: «Я не могу вам сказать, что такое «символ» — я не знаю» . И этот вопрос остается открытым не только для него. Нам известно, что «символ» — распространенный термин, который используется во многих аспектах, и трудно перечислить все те значения, которые могут ему соответствовать. Так, обыватель, используя это понятие, чаще всего руководствуется интуитивным пониманием его смысла. В повседневном языке закреплено значение слова «символ», обусловленное культурными традициями, но оно несколько размыто и не поддается четкому описанию. Это обусловлено прежде всего тем, что современная массовая культура активно манипулирует визуальными образами и словами, изменяя значения этих знаков в коммуникативной схеме. В данном преломлении слово «символ» достаточно хорошо себя ощущает как в качестве «символа веры», так и «секс-символа».
В то же время этот термин является предметом изучения ряда научных дисциплин — лингвистики, психологии, философии и др. Но и в этих серьезных кругах символом может называться что угодно — бывает, что два разных автора обозначают этим словом два противоположных понятия. «Задумайтесь только, — обращает наше внимание Эко, — в формальной логике и в математике «символами» именуются выражения, не имеющие значения, а имеющие определенное место и точную функцию в неких формализованных расчетах (как а и Ъ или х и у в алгебраических формулах); другие же ученые применяют термин «символ» к формам, содержащим двусмысленные значения, к примеру: деревья, повторяющиеся в снах, «символизируют» половой орган, желание вырасти и многие другие вещи» .
И все же эта «туманность» не только не удерживает Эко от попытки выяснить суть понятия, но является едва ли не основой его теории: символическая форма — это калейдоскоп понятий, которые складываются в определенное значение благодаря интерпретации контекста и всех возможных значений, соответствующих данному символу.
Итак, Эко предлагает начать исследование с этимологических корней, где «символ изначально был идентификационным знаком, изготовленным из двух сторон монеты или медали: две половины одной и той же вещи, одна символизирует другую, но та и другая половина входят в силу только тогда, когда они совпадают, чтобы создать подлинное целое» , — утверждает Эко. При этом в семиотической диалектике при определении связи между носителем символа и тем, на кого переносится символ, выражением и содержанием, или именем и вещью, первая половина пары всегда интерпретируется нами, смещая изначальные отношения между «двумя сторонами медали». В связи с этим Эко упрекает этимологов в том, что «они не считают необходимым говорить правду, а многие символы тем временем оцениваются как неопределенные, открытые, неспособные выразить «конечное» значение, то есть то, что находится «по ту сторону» чьего-либо понимания»1.
Существует ли в специальных словарях больше определений этой категории и соответствующего термина? Увы. По мнению Эко, «один из самых патетических моментов в истории философской терминологии — это когда редколлегия «Словаря философии» во главе с Лаландом собирается, чтобы обсудить дефиницию символа, и эта страница специального словаря так и осталась за пределами понимания»2.
После первого определения, в соответствии с которым символ — это нечто, представляющее что-либо действием аналогичного соответствия (например, скипетр — символ королевской власти — здесь неясно, где происходит аналогия, потому что это первостепенный случай метонимической непрерывности), второе определение предполагает, что символы касаются непрерывной системы терминов, каждый из которых представляет элемент другой системы. Эко говорит, что «Это была бы хорошая дефиниция для азбуки Морзе, но существует и другое определение, говорящее о системе непрерывных метафор, и азбуку Морзе едва ли можно определить как метафорическую систему»3. После жарких дебатов между различными авторами дефиниция символа так и остается неопределенной. Тем не менее Эко считает, что попытка Лаланда не бесплодна: «он предположил, что символ может быть всем и ничем»4.
Пытаясь дать определение символу, Эко отмечает, что «когда мы говорим о понятии знака, кажется, что возможно обрисовать в общих чертах уникальную дефиницию, что можно принимать во внимание различные значения, таким образом, устанавливающие подходящий, отвлеченный объект общей семиотики; но в случае таких понятий, как символ, — это невозможно»1.
Символ — не выражение каждодневного языка. Наоборот, замечает Эко, «это псевдоповседневный язык прессы или литературного критицизма, который говорит, что определенные товары — это символ производительности данной страны, что Мэрилин Монро была секс-символом, что террористы, предположительно, убивают послов в Риме по символическим соображениям, что определенное слово, описание или эпизод должен быть прочитан символически» . В этом случае у любого говорящего возникли бы сложности в объяснении «правильности» значений этих или других похожих выражений.
Поэтому, для того, чтобы выяснить, что же такое символ, Эко прелагает пойти по следующему пути; (а) Прежде всего необходимо выделить те случаи, в которых символ отчетливо является эквиваленюм «знака», потому что, как мы видим, в повседневности слово «символ» чаще употребляется в значении «знак». При этом необходимо выяснить, являются ли знаки подвидом символов. (в) При условии, что знак выражает род, мы отбросим многие его разновидности, которые не соответствуют свойствам, знакомым нам из символического опыта. (с) На третьем этапе необходимо найти «ядро» понятия символа для специфического семантико-прагматического феномена, который мы называем символической формой.
Прежде всего есть теории, которые полностью идентифицируют символическую с семантической деятельностью. В этих теориях символическое действие — то, с помощью чего человек организует свой опыт в систему понятий, передающихся системой выражения. Символическое действие — это действие, при котором опыт не только согласован, но и передан, двлаопво
Эко считает, что семиотическое и символическое действия идентичны в структурализме Леви-Стросса: «возможность обоюдной трансформации среди структур допускается существованием более глубокой символической способности человеческого разума, который организует единое целое нашего опыта, следуя тем же самым модальностям»1.
Культурные коды
Мы задаемся вопросом о том, что такое семиоіическое исследование и каков его смысл. Иными словами, исследование, в котором все феномены культуры рассматриваются как факты коммуникации и отдельные сообщения организуются и становятся понятными в соотнесении с кодом.
Мы сознательно детально рассматриваем вопросы визуальной коммуникации и архитектуры, — в противном случае семиотики уступят поле битвы лингвистам и кибернетикам, чье оружие отличается точностью. Но если семиотическое исследование по необходимости опирается на достижения лингвистики и теории информации, оно все же — и это одно из положений, которые здесь оістаиваюгся, — не исчерпывается ни лингвистическими, ни информационными методами.
Итак, категорически отвергая метафизику некоего Кода Кодов, семиотическое исследование вместе с іем — как мы его себе представляем — стремится показать, что всякий коммуникашвный акт перенасыщен социально и исторически обусловленными кодами и от них зависит.
Знать границы, внутри коюрых язык ювориї через нас, это значит не верить сказкам об излияниях творческого духа, свободном полете фантазии, о чистом слове, которое сообщает и убеждает посредством заключенной в нем тайной силы. Эго значит грезво и осгорожно подходить к случаям, когда действительно сообщается что-го, еще не учтенное языковыми конвенциями, то, что может стать достоянием общества, но что пока оно не разглядело.
Значение семиологии, расширяющей наши представления об историческом и социальном мире, в котором мы живем, радикально возрастает в связи с тем, что она, описывая коды как системы ожиданий, действительные в знаковом универсуме, намечает контуры соответствующих систем ожиданий, значимых в универсуме психологических феноменов и способов мышления. В мире знаков семиология раскрьівасі мир идеологий, нашедших свое выражение в уже устоявшихся способах общения. Семиология рассматривает все явления культуры как знаковые системы, предполагая, что они таковыми и являются, будучи, таким образом, также феноменами коммуникации.
Для того, чтобы объяснить, каким образом знаки работают в соответствии с выведенной моделью и каким нуїсм их значения могут быть интерпретированы как система текстуально ориентированных объяснений, Эко обращается к понятию «энциклопедия». Он обьясняет это тем, что если сравнить такое гибкое понятие с одним из кодов, с таким, когда оно было выработано из первых лингвистических ссмиоіических, антропологических публикаций 1950-1960-х годов, можно вьіясниіь, имеют ли эти два понятия до сих пор что-нибудь общее; «идея энциклопедии пытается приписать к себе процесс интериреіации, коюрый припимаеі форму заключения [р = q], коды, в соответствии с общим мнением, являются набором дословных эквиваленностей [р = q]»1.
Было бы достаточным принять, что концеш энциклопедии улучшает и лучше артикулируеі «старый» концеш кода, но Эко предлагает провести собственное исследование. Он начинает с того, что «нам необходимо испытать новые словообразования, когда концепт становится более сложным и более общеобразовательным, это всегда неблагоразумно оставлять старые без исследования, вместе с их историей, суть которых в том, что они наслаждались популярное і ыо также хорошо, как их всё" ещё не открытая плодотворность»1.
Прежде всего обратимся к і ому, что когда появилось и было активно использовано выражение «кода», оно использовалось исключительно как метафора. Но, как мы помним, «метафоры раскрывают скрытую структуру энциклопедии, т.е. они показывают мпожесіво «семейных сходств» среди различных концептов» .
Таким образом, никогда не следусі опалываться от метафоры как «поэтического» средства. Для того, чтобы понять, связь кода и энциклопедии, а также меіафорическос название кода, Эко предлагает, прежде сего выяснить, на чю они нацелены: «Необходимо обратиться к
семантическим внутренним связям, обеспеченным данной исторической энциклопедией» .
До второй половины XX века код был использован «как словарная подсказка, в трёх смыслах: палеографическом, общеустановленном и соотносительном»4. Палеографический смысл обеспечивает область объяснения других двух: кодекс был опорой или с і волом дерева. Этот код — что-то, что утверждает необходимость обратиться к коммуникации или значению, к его самым отдалённым происхожденям (началам).
В соотносительных кодах есть «книга» и «коммуникативное намерение»: «азбука Морзе — это кодовая книга или словарь, который обеспечивает систему соотношений между рядом и системой электрических сигналов и рядом алфавитных букв» . Как мы видим, говоря о различии между цифрами и шифрами, есть коды, соотносящие между собой выражения и коды, соотносящие выражения и содержание.
Открытость языка культуры: интертекстуальность
Достижения научного прогресса, выраженные прежде всего в изобретении средств хранения и передачи информации, во многом изменили процессы межкультурного взаимодействия. Язык культуры стал более универсальным и открытым: «Попадая в чуждую культурную среду, человек всегда имеет в запасе кросс-культурный код, который подключит его к новой системе коммуникации» . Так, знак MacDonald s будет универсальным знаком для европейца или американца, попавшего, например, в Токио.
На первый взгляд кажется, что некая единая культурная основа обволакивает все население земного шара: фильмы, переводимые на все языки мира, Интернет, предоставляющий любую информацию, бренды автомобилей, известные любому школьнику и т.д. Тем не менее это не так.
С изменением способа передачи информации, изменилась не только сама информация, но и способ прочтения этого кода. Прежде всего это выражается в изменении характера произведений искусства, которые и есть основные носители информации об определенной культурной среде — согласно терминологии Эко, они стали «открытыми», то есть свободными для различных интерпретаций. Кроме того, «открывшись» для интерпретаций, носители культурных ценностей открылись и для взаимодействия между собой — такой прием, как интертекстуальность, очень популярен среди популярных авторов. И, наконец, естественные языки еще не отжили свой век — такая проблема, как перевод с одного языка на другой существует и является актуальной.
Как мы видим, эти три аспекта (открытость, интертекстуальность, языковой перевод) объединяет ни что иное, как интерпретация — то, чему Эко уделял особое мес 10 в своих размышлениях — открытость, интертекстуальность и перевод предполагают, что получатель сообщения должен не только получить информацию, но и прочитать ее, используя многочисленные ссылки на другие источники.
Рассматривая явление интерпретации, Эко считает, что позиция Романа Якобсона, который сближает понятия интерпретации и перевода с одного естественного языка на другой, очень точно выявляет специфические черты самой интерпретации. Якобсон же в свою очередь пришел к этой мысли, обратившись к Пирсу, коюрый намереваясь дать определение понятию «интерпретация», неоднократно обращался к идее перевода. То, что Пирс часто говорит об интерпреіации как о переводе, с точки зрения Эко, не подлежит сомнению — Пирс повторяет свою центральную мысль о том, что значение того или иного знака выражается через интерпретацию посредством какого-либо другого знака: «В самом широком смысле слова, как Пирс понимает слово «знак», когда значение знака «ревность» можно интерпретировать посредсівом всего шекспировского «Отелло» — и наоборот» . Здесь Пирс в очередной раз поясняет, что значение того или иного выражения является «неким вторичным утверждением, причем таким, что все, следующее из первичного утверждения, следует и из вторичного — и наоборот»2.
Суть доводов Пирса, по мнению Эко, такова: «В согласии с наибольшей прагматикой принцип интерпретантности утверждает, что наличие всякой более или менее неуловимой «эквивалентности» значения двух выражений может быть обеспечено только тождественностью следствий, которые эти выражения в себе содержат или подразумевают»1. Иными словами, Пирс утверждает, что значение в своем первоначальном смысле — это «перевод знака в иную систему знаков».
Эко отмечает, «что лексика Пирса изменчива и нередко импрессионистична, и нетрудно заметить, что в этом контексте, как и в других, он пользуется словом «перевод» фигурально — имея в виду immediate neighborhood»2. Но Эко интересует не суть этого спора, а то, что Пирс оспаривает утверждение о том, будто immediate neighborhood— это простое условное выражение, иначе не определимое — оно интерпретируется, и только так можно узнать его значение. Он хочет объяснить, что значит «интерпретировать», и потому неявным образом, по мнению Эко, развивает следующую аргументацию:
(1) Значение дано, когда одно выражение заменяется другим, из которого проистекают все логические следствия, проистекающие из первого.
(2) Если вы не понимаете, что я хочу сказать, подумайте, что происходит в таком процессе, где прилагаемые усилия очевидны для каждого, то есть о переводе (идеальном) фразы с одного языка на другой, при котором предполагается или требуется, чтобы из выражения на языке прибытия проистекали все логические последствия, проистекающие из выражения на языке оригинала.
(3) Перевод с одного языка на другой — наиболее очевидный пример того, как посредством другой системы знаков пытаются сказать то же самое. (4) Эта способность и эти усилия по интерпретации свойственны не только переводу с одного языка на другой, но и всякой попытке объяснить значение того или иного выражения .
Хотя Пирс никогда не занимался языковым переводом, он подчеркнуть специфику этого явления в сравнении с другими, и притом разнообразными, способами интерпретации. Но эта синекдоха Пирса привела в восторг Якобсона, который с энтузиазмом утверждал: «Одна из самых удачных и блистательных идей, перенятых общей лингвистикой и семиотикой у американского мыслителя — это определение значения как «перевода знака в другую систему знаков», проблема перевода, с точки зрения Пирса, является основополагающей, и она может (и должна) использоваться систематически»2.
Якобсон говорил о том, что понятие интерпретации как перевода с одного знака на другой позволяет избежать бесконечных споров о том, где находится значение — в уме или в поведении. Он не утверждает, что интерпретация и перевод — это всегда одна и та же операция; он лишь говорит, что полезно подходить к понятию значения в терминах перевода. Излагая эту позицию Якобсона, Эко писал: «Якобсон показывает, что интерпретировать некий семиотический элемент — значит „переводить" его в некий другой элемент и что благодаря такому переводу момент, подлежащий интерпретации, творчески обогащается» . Эко подчеркивает, что он намеренно поставил слово «переводить» в кавычки, чтобы указать, что речь идет о фигуральном выражении. Кроме того, он особо обращает наше внимание на то, что его прочтение может быть спорным, «но я хотел бы напомнить, что, прежде чем публиковать свой очерк, я показал его Якобсону, и тот обсудил многие его пункты, причем вовсе не с целью внушить мне выводы, отличные от тех, к которым я пришел, но для того, чтобы уточнить, разъяснить до самой последней мелочи, подсказать отсылки к другим его трудам, подтверждающие мое прочтение» .
Таким образом, мы видим, что интерпретация является не только важнейшим инструментом оперирования семиотическими элементами, но и необходимым условием понимания языка культуры. Объединяя три указанные нами аспекта современной культурной среды, — открытость, интертекстуальность и языковой перевод — интерпретация является ключом к раскрытию тех значений, которые не являются очевидными.
Говоря об открытости художественных произведений, Эко объясняет происхождение этого феномена тем, что в современном обществе изменился способ познания мира. Иными словами, в поэтике «открытого» произведения, произведения в движении, произведения, которое при каждом новом его восприятии никогда не оказывается равным самому себе, мы обнаружим смутные или вполне определенные отголоски некоторых тенденций современной науки. По мнению Эко, понятие открытости, неоднозначности, возможности — философское, и «оно отражает целое направление в современной науке, отказ от статического и силлогистического восприятия миропорядка, готовность принимать подвижные личностные решения, а также осознание ситуационной обусловленности и историчности тех или иных ценностей»2.
