Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Формирование лингвистической доктрины в классической аналитической философии: парадигма идеального языка и культурная универсализация научной рациональности 17
1. Идеальный язык: логическая грамматика Готлоба Фреге и профилактическая философия языка Бертрана Рассела 17
2. «Чистый» язык: синтаксическая версия пикториальной концепции языка раннего Людвига Витгенштейна как философия культуры 43
3. Физикалистский язык: Венский кружок и «посттрактатовский» Витгенштейн 68
Глава II. Трансформация доктрины: парадигма «употребления языка» и формирование аналитической антропологии... 93
1. «Заколдованный» язык: терапевтическая философия позднего Витгенштейна и лингвистический мультикультурализм 93
2. «Обычный» язык: кембриджская и оксфордская школы лингвистического анализа 122
3. «Логическая география» Гилберта Райла и «лингвистическая феноменология» Джона Остина формирование аналитической антропологии 133
Глава III. Кризис и мутация доктрины: возрождение метафизики и формирование неоаналитической философии 164
І. Прагматистский культурген: бихевиористская философия языка Уилларда Куайна 164
2. Кантианский культурген: «дескриптивная метафизика» Питера Стросона 184
3. «Лингвистицизм» Уилфреда Селларса и формирование аналитической «философии языка» 197
Глава IV. Концептуализация холистской парадигмы неоаналитической философии: «теория мышления, значения и действия» Дональда Дэвидсона .224
1. Философия языка: теория истины, интерпретации и действия ... 224
2 Аналитическая метафизика и аналитическая антропология.. 247
3. Философия мышления и проблема метафоры 273
Глава V. Возрождение значения в социокультурной парадигме неоаналитической философии 289
1.Хилари Патнэм: причинная теория референции, научный реализм и кризис сциентизма 289
2. Неофрегеанская перспектива в аналитической философии: систематическая теория значения Майкла Даммита и метафизика 317
3. Неовитгенштейнианская перспектива Гордона Бейкера и Питера Хакера: философия языка как концептуальный анализ 340
Глава VI. Конвергенция доктрины: натуралистическая парадигма в постаналитической философии» 358
1. «Универсальная грамматика» и «язык мышления» трансформационно-генеративная лингвистика и психосемантика против «кабинетной» философии языка 358
2. Джон Серл: от теории речевых актов к теории интенциональности 391
3. Философский интернализм: критика Серлом экстерналистской философии языка и сциентистского интернализма 411
Глава VII. Конвергенция доктрины: гуманитарная парадигма в постаналитической философии языка 427
1. Англосаксонская и континентальная философия: перспектива «дополнительности» 427
2. Аналитическая и герменевтическая философия языка: проблема понимания, рациональности и коммуникации 449
3. Защищая позиции: аналитическая философия в поисках альтернативы постмодернистскому вызову 467
Заключение 485
Литература
- Идеальный язык: логическая грамматика Готлоба Фреге и профилактическая философия языка Бертрана Рассела
- «Заколдованный» язык: терапевтическая философия позднего Витгенштейна и лингвистический мультикультурализм
- Прагматистский культурген: бихевиористская философия языка Уилларда Куайна
- Философия языка: теория истины, интерпретации и действия
Введение к работе
Актуальность темы диссертационного исследования Аналитическая философия является одним из наиболее значительных философских направлений современности. Если аналитическая. классика зачастую самоопределялась в качестве «англосаксонской» философии, то сегодня в аналитическом ключе работают не только философы США, Великобритании, Канады и Австралии, но и философы Австрии, Франции, Нидерландов, скандинавских стран и Израиля. В наши дни аналитическая философия стала международным феноменом, и многие мыслители отождествляют ее с профессиональной философией, поскольку видят в ней стандарт философской деятельности, соответствующей критериям рациональности и максимально возможной в рамках философии строгости. Разумеется, речь идет об обновленной аналитической философии, которая существенно изменилась сравнительно с собственной классикой. Давно отошли в прошлое громкие декларации о «революции в философии». Сегодня более явной стала связь аналитической философии и с традициями классической философской мысли, и с актуальными проблемами современности.
Вместе с тем, вышеуказанные процессы получили в отечественной литературе весьма ограниченное освещение. В силу этого в нашей стране сложилось немало стереотипных представлений о путях развития аналитической философии, коррекция которых требует проведения детального исследования истоков, процессов эволюции и современного состояния аналитической философской традиции.
Длительный период в отечественной научной литературе аналитическая философия фигурировала под названием «неопозитивизм», поэтому ее оценка исходила из общепринятой точки зрения, согласно которой неопозитивизм представляет собой всего лишь третий этап развития позитивистской философии, Дополненной некоторыми идеями современной логики. Хотя эта оценка и имела определенные основания, все же следует учитывать, что позитивистский характер был свойственен лишь отдельным разновидностям аналитической философии и только на определенных этапах ее развития.
В отечественной литературе процесс преодоления неопозитивизма обычно рассматривается в контексте идей, почерпнутых из западной постпозитивистской философии науки, что дает основание ряду исследователей для заявления о полном вытеснении аналитической философии из западной философской мысли и о замене ее постпозитивизмом. Одним из главных недостатков интерпретации эволюции аналитической философии с помощью упрощенной схемы «от неопозитивизма к постпозитивизму» является растворение аналитической философии в философии науки, благодаря чему утрачивается видение динамики одной из главных проблем аналитической философии - проблемы языка
Ряд аналитиков придает философии языка фундаментальное значение. Это выражается в том, что все философские дисциплины организуются в иерархической пирамиде, основанием которой служит философия языка. В силу этого обстоятельства многие комментаторы отмечают в качестве определяющей черты аналитической философии «лингвистический поворот», суть которого видится в повороте философии от наивно-реалистических стремлений к постижению мира в его сущностных измерениях к исследованию того, как мы говорим о мире в качестве коммуникативных существ.
Приоритет языка как объекта исследования характеризует аналитическую философию в целом. Требование адекватности к построению соответствующих теорий выражается в том, что исследования языка зачастую приобретают автономный характер, и, на первый взгляд, не имеют явной связи с философскими проблемами. Благодаря этому обстоятельству возникает еще одна не совсем корректная картина эволюции аналитической философии, представленная уже не движением от неопозитивизма к постпозитивизму, а переходом от лингвистической философии к новейшим логико-лингвистическим исследованиям естественных языков, создавая тем самым представление о растворении философии в лингвистике.
Одна из характерных особенностей современной аналитической философии, действительно, заключается в интенсивном применении разработанных в логике средств и методов анализа языка. Вместе с тем,
акцентируя логические исследования языка в качестве важного элемента лингвистической доктрины аналитической философии, не следует забывать о существенной мировоззренческой составляющей данной доктрины. Поэтому представляется целесообразным интерпретировать лингвистическую доктрину аналитической философии не как часть науки о языке, а как часть философии культуры.
Союз философии языка и философии культуры обязан фундаментальному обстоятельству: то, что на самом деле интересует и ту и другую называется смыслом, определяющим те критерии, на основе которых мы выносим вердикт осмысленности. Говорить о смысле языковых выражений, значит говорить о том или ином фрагменте, явлении, событии мира. Вопрос о смысле употребляемых нами языковых выражений - это вопрос о нашей жизни во всем многообразии ее форм и ситуаций, во всей ее обыденности и возвышенности, ибо наша языковая деятельность неотделима от нашей деятельности вообще, от нашего присутствия и участия в мире.
Таким образом, аналитическая философия языка может рассматриваться в качестве лингвистической версии философии культуры. Особенность лингвистической философии культуры заключается в признании фундаментальной роли понятия языка в концептуализации феноменов культуры.
В результате, традиционные культурфилософские понятия смысла, сознания, личности, разума, духовности, ценности трактуются в лингвистической плоскости, а различные формы культуры: наука, религия, искусство, мораль, право рассматриваются в качестве лингвистических практик, критерии осмысленности которых и определяют статус и роль этих форм в культуре.
Степень изученности проблемы. Отечественные ученые проделали большую работу по изучению аналитической философии. Значительным вкладом в эту работу стали труды И.С. Нарского, А.Ф. Бегиашвили, М.С. Козловой, А.С. Богомолова, Г.А. Заиченко, В.А. Лекторского, В. С. Швырева, М.В. Поповича, В.В. Целищева, В.В. Петрова, Н.С. Юлиной, В.Н. Садовского, В.А. Смирнова, АЛ. Яковлева, А.Ф. Грязнова, Г.П. Григоряна, Л.А. Бобровой, Т.Н. Панченко, Е.
А. Баллаевой, З.А. Сокулер, В.Г. Кузнецова, В.П. Руднева, в которых прослежены истоки аналитической философии, рассмотрены ее основные идеи и концепции, сформулированы ее общие методологические и теоретико-познавательные положения. Однако было бы преждевременно утверждать, что исследования эволюции аналитической философии близки к своему завершению. Скорее наоборот, изучение многих аспектов аналитического движения находится сегодня на начальной, зачастую даже на подготовительной, стадии своей реализации.
Отечественные философы обращались к исследованию лингвистической проблематики в аналитической философии преимущественно в связи с изучением творчества Л. Витгенштейна и его предшественников - Г. Фреге, Б.Рассела и Дж. Э. Мура. В работах М.С. Козловой, А.Ф. Грязнова, З.А. Сокулер, Н.С. Юлиной, В.Г. Кузнецова, В.П. Руднева содержится всесторонний и глубокий анализ витгенштейновских идей, связанных с проблемой языка и мышления. Можно сказать, что в отечественных исследованиях аналитической философии доминирует внтгенштеиноведение, причем основная тенденция в этих исследованиях определяется стремлением рассматривать деятельность австрийского философа в широком контексте мировой культуры.
Следующая группа работ связана с изучением и осмыслением
лингвофилософской проблематики в аналитической философии второй половины
XX в. Среди работ, специально посвященных У. Куайну, следует отметить работы
Л.А. Бобровой, Е.Г. Виноградова, В.Ф. Самсонова. Анализ взглядов П. Стросона
проводится в работах Т.Н. Панченко, Григоряна Г.П. В трудах А.Ф. Грязнова
рассматриваются идеи М. Даммита, П. Бейкера, Г. Хакера, Д. Серла. Среди
других представителей философии языка определенное освещение получили
взгляды американского аналитика X. Патнэма в работах Л.А. Макеевой. Весьма
обстоятельное исследование философия Д. Серла, Д. Деннета и Р. Рорти дано в
трудах Н.С. Юлиной. Ї
Таким образом, в отечественной философской литературе получили самое общее осмысление отдельные аспекты лингвистической доктрины аналитической философии. Вместе с тем, имеются явные пробелы, причем не только в
освещении деталей, но и в осмыслении принципиальных проблем. Концепции аналитиков первой величины П. Стросона, У. Селларса, Д. Дэвидсона, М. Даммита, Д. Серла, формирующие «ядро», аналитической философии второй половины XX в. еще не получили у нас должного внимания. В силу этого вопрос об общем характере эволюции лингвистической доктрины аналитической философии остается без ответа. Поскольку же многие отечественные и зарубежные исследователи признают фундаментальную роль лингвофилософской проблематики в самоопределении аналитической философии, постольку общая картина развития данного направления во многом остается неясной.
Объект и предмет исследования. Объектом исследования выступает комплекс идей, взглядов и концепций представителей аналитической философской традиции, связанных с раскрытием природы языка, выяснением роли языка в человеческой культуре и философской деятельности.
Предметом исследования являются общие тенденции развития лингвистической доктрины аналитической философии, парадигмы и программы философского осмысления языка, положения, позволяющие рассматривать лингвистическую доктрину аналитической философии как версию философии культуры.
Цель и задачи исследования. Цель настоящей диссертации состоит в целостном философском исследовании предпосылок, источников, основных идей, принципов, парадигм, программ и тенденций развития лингвистической доктрины аналитической философии и в выявлении ее роли, значения, теоретических и методологических функций в становлении и эволюции культурфилософских принципов аналитической философии в целом. Эта общая цель определила следующие конкретные задачи:
выявить предпосылки формирования лингвистической доктрины аналитической философии; \
исследовать основные тенденции эволюции лингвистической доктрины аналитической философии;
выделить парадигмы раскрытия и конкретизации лингвистической доктрины;
проанализировать основные программы осмысления феномена языка в аналитической философии;
выявить культурно-исторические факторы эволюции лингвистической доктрины;
выявить типологические характеристики развития аналитической философии;
определить функции лингвистических программ в аналитической философии;
исследовать причины кризисов и трансформаций парадигматических моделей языка в аналитической философии;
> а - определить значение исследования языка в становлении
аналитической философии культуры;
проанализировать основные направления компаративистских исследований аналитической и континентальной философии по проблеме языка;
раскрыть значение программы деконструкции аналитической философии языка;
критически обобщить опыт исследований языка в аналитической традиции.
Методология исследования Достижение цели диссертационного исследования и решение соответствующих конкретных задач предполагает комплексный характер избранной методологии. В работе используются исторический метод, общенаучные методы анализа и синтеза, метод систематизации, метод исторической реконструкции, метод рациональной реконструкции, герменевтический метод, метод системного подхода, структурно-функциональный метод и диалектический метод.
Исторический метод требуется как для исследования фактов присутствия
проблемы языка в концепциях тех или иных представителей аналитической
философии, так и для фиксации историко-философских связей между
разработками языковой проблемы отдельными мыслителями. Поскольку данные факты носят концептуальный характер, постольку используются общенаучные методы анализа и синтеза при описании соответствующих фактов.
Описание фактов и их последующая систематизация не могут полностью исчерпать решение поставленных задач. Необходимо понять аналитическую философию как культурно-исторический феномен, выявить ее типологические характеристики, что предполагает обращение к методу исторической реконструкции. Согласно принципам этого метода взгляды тех или иных мыслителей могут быть исследованы, исходя из контекстов историко-культурной ситуации, господствовавших в них стилей мышления и степени актуализации конкретных философских проблем.
Метод рациональной реконструкции необходим для обеспечения принципов преемственности между представителями различных исторических этапов становления аналитической философии. Единая тема языка проблематизировалась в различных контекстах. Вместе с тем, трактовка аналитической философии в качестве исследовательской традиции, предполагает наличие у нее «жесткого» ядра, которое обеспечивает некоторое единство различных этапов становления данной традиции. Согласно методу рациональной реконструкции прошлое изображается в виде предвосхищений, приближений к современному состоянию проблемы. В силу этого обстоятельства требуется совмещение метода исторической реконструкции и метода рациональной реконструкции в единстве герменевтического метода.
Вопросы целостности парадигм и программ аналитической философии предполагают применение принципов системного подхода. В силу того, что тема языка не является исключительной, единственной темой в аналитической философии, в диссертационном исследовании применяется структурно-функциональный ;метод, призванный способствовать выяснению места и роли языковой проблематики в отдельных парадигмах аналитической философии, выявлению отношений между проблемой языка и другими проблемами, характеризации функций языка в рамках аналитической философии в целом.
Диалектический метод применяется при анализе характера развития аналитической философии, источников и движущих сил такого развития, элементов воспроизведения предшествующих схем мышления на последующих стадиях развития.
Теоретической базой исследования являются научные труды ведущих отечественных ученых в области аналитической философии М.С. Козловой, В.А. Лекторского, В. С. Швырева, М.В. Поповича, В.В. Целишева, В.В. Петрова, Н.С. Юлиной, В.Н. Садовского, В.А. Смирнова, А.А. Яковлева, А.Ф. Грязнова, Г.П. Григоряна, Л.А. Бобровой, Т.Н. Панченко, Е. А. Баллаевой, З.А. Сокулер, В.Г. Кузнецова, В.П. Руднева и др.
Эмпирическую основу исследования составили оригинальные работы представителей аналитической философии Г. Фреге, Б. Рассела, Дж. Мура, Л. Витгенштейна, М. Шлика, Р. Карнапа, А. Айера, Г. Фейгла, А. Тарского, Г. Райла, Дж. Остина, Д. Уиздома, М. Лазеровица, Н. Малькольма, У. Куайна, П. Стросона, У. Селларса, Д. Дэвидсона, С. Крипке, X. Патнэма. М. Даммита, Г.Бейкера, П. Хакера, Н. Хомского, Д. Фодора, Д. Серла, Р. Рорти, Я. Хинтикки, X. Дрейфуса,
A. Данто, Е. Лепора, С. Приста, Н. Решера, М. Лантли, Р. Макдонофа, Р. Монка,
B. Лайнса, М. Лэнса, Т. Мэя, Ф. Олафсона, Д. Смита, А. Сильверберга, Р.
Бонзона, Д. Янга и др.
В работе также использовались собственные опубликованные научные переводы трудов Д. Остина, Д. Армстронга, Д. Дэвидсона, Б. Страуда. Научная новизна исследования:
представлена целостная реконструкция эволюции лингвистической доктрины аналитической философской традиции и предложена ее культурфилософская интерпретация; предложена концепция парадигматического строения аналитической философской традиции;
выявлен культурфилософский смысл парадигмы идеального языка классической аналитической философии на основе целостного
анализа основных направлении разработки лингвофилософской проблематики;
представлена целостная реконструкция истоков, развития и завершения парадигмы «употребления языка», в связи с чем осуществлена интерпретация философии оксфордской школы как философии практического разума и варианта аналитической антропологии;
выявлена роль бихевиористской концепции языка У. Куайна, дескриптивной метафизики П. Стросона и лингвистической концепции интенциональности У. Селларса в формировании неоаналитической философии языка;
определены источники и основные парадигмы (холистская и социокультурная) неоаналитической философии, в результате чего неоаналитическая философия языка определяется как теоретическая и неометафизическая философия;
проведена целостная реконструкция философии Д. Дэвидсона, выявлены ее историко-философские связи с идеями Г. Фреге, А. Тарского, У. Куайна, определено значение метафизики и философской антропологии в его концепции;
в результате анализа социокультурной парадигмы неоаналитической философии языка в диссертационном исследовании определены три программы концептуализации значения, проведено комплексное исследование лингвофилософской и культурфилософской проблематики в трудах X. Патнэма, М. Даммита, Г. Бейкера и П.Хакера.
8. осуществлена культурфилософская интерпретация
I постаналитической философии, показана концептуальная
зависимость функционалистской и интенционал и стекой концепции языка с натуралистической концепцией человека и культуры на основе анализа источников развития лингвофилософской
проблематики в натуралистической парадигме постаналитической
философии;
9. определены основные программы, культурфилософское значение и
перспективы развития гуманитарной парадигмы постаналитической
философии, осуществлен анализ лингвофилософской концепции
представителей питсбургской школы. Основные положения, выносимые на защиту:
1. В диссертационном исследовании представлена концептуальная модель эволюции лингвистической доктрины в аналитической философской традиции, в соответствии с чем выделяются следующие три типа доктрины: классический аналитический, неоаналитический, постаналитический. Классический аналитический тип характеризуется трактовкой философии как деятельности по анализу языка; неоаналитический тип определяется построением экспликативных теорий языка, постаналитический тип представлен синтетическими концепциями языка.
2. Определена концепция парадигматического характера эволюции
лингвистической доктрины аналитической философской традиции. В каждом
типе доктрины выявлены по две парадигмы. Классический тип представлен
парадигмой «идеального языка» и парадигмой «употребления языка»;
неоаналитический тип содержит холистскую и нехолистскую (социокультурную)
парадигмы, постаналитический тип - натуралистическую и гуманитарную
парадигмы.
3. Осуществлена интерпретация лингвистической доктрины аналитической
философской традиции как лингвистической формы философии культуры,
основанной на определяющей роли языка в человеческой практике.
4. В диссертации проведена конкретизация культурфилософского
содержания лингвистической доктрины аналитической философии как
философского раскрытия проблемы соотношения универсалистской и
социокультурной концепций языка, места научной рациональности и
рациональной антропологии в развитии культуры.
Исследована определяющая роли синтаксической версии пикториальной концепции языка как лингвистического аналога концепции непосредственного знания в культурной универсализации критериальной, концепции научной рациональности в рамках парадигмы идеального языка.
Выявлено концептуальное основание завершения парадигмы идеального языка, которое выразилось в переходе от феноменологического к физикалистскому языку в качестве базисного языка.
7. Доказано положение о трех программах парадигмы «употребления
языка»: терапевтической, концептуально-аналитической и коммуникативной, и
тезис о возможности интерпретации данной парадигмы как формы реабилитации
традиционной культуры в условиях универсализации научной рациональности.
В диссертации представлена концепция социокультурной институционализации грамматики как определяющего принципа парадигмы «употребления языка» и выявлена взаимосвязь формирования аналитической антропологии с антименталистскими принципами трактовки языка в рамках указанной парадигмы.
Выявлены основные причины трансформации классической аналитической философии в неоаналитическую философию, которая определяется кризисом лингвофилософских принципов логического позитивизма и философии «обычного» языка, постпозитивистской философией науки и натурализацией эпистемологии, возрождением метафизики, применением лингвофилософских идей в гуманитарном и социокультурном познании, формированием семантических теорий языка.
Сформулировано положение о том, что критика Куайном аналитико-синтетической дистинкции должна рассматриваться в качестве критики возможностей трансцендентной характеризации аналитичности как основы априорного знания
Доказано положение об определяющей роли теоретико-истинностной семантики, отказа от понятия значения в силу критики аналитико-синтетической
дистинкции и дуализма концептуальной схемы и эмпирического содержания в формировании холистской парадигмы неоаналитической философии языка.
12. В диссертации исследованы три программы концептуализации значения
в социокультурной парадигме неоаналитической философии языка, и доказано,
что их специфика определяется соответственно причинной теорией референции,
систематической теорией значения, теорией концептуального анализа.
13. Доказано положение о философско-антропологическом характере
концепции языка в холистской парадигме и нормативи о-культури ом характере
концепции языка в нехолистской (социокультурной) парадигме неоаналитической
философии.
14. Представлена концепция формирования натуралистической парадигмы
постаналитической философии языка, определяемой развитием когнитивных наук
и их взаимодействием с аналитической философией языка, натурализацией
методов исследования языка, объяснением языка в рамках синтетических теорий.
15. Сформулировано положение о культурфилософском смысле
натуралистической парадигмы постаналитической философии как о
натуралистической теории человека и культуры, реализуемой в двух
соперничающих программах: функционалисте кой с деонтологизацией личности
на основе компьютерной метафоры и интенционалистской с тенденцией к
онтологизации субъективности и личности в общем контексте натуралистическо-
биологицистских представлений.
16. В диссертации представлена концепция формирования гуманитарной
парадигмы постаналитической философии языка, определяемой влиянием
континентальной традиции философии языка и развивающейся в рамках двух
основных программ: программы объединения аналитической традиции с
континентальной по принципу «дополнительности» и программой экспансии
'одной традиции против другой, выражающейся как в деконструкции аналитической философии с позиций континентальной, так и в критике герменевтических и деконструктивистских подходов к языку с позиций аналитической философии, стремящейся к реабилитации идеи рациональности.
Теоретическая и практическая значимость работы определяется тем, что в ней представлены историко-философские и социокультурные факторы становления и основные тенденции развития лингвистической доктрины в аналитической философии. В диссертации дана кул ьтурфилософ екая интерпретация лингвистической доктрины аналитической философии. Полученные результаты имеют важное концептуальное, методологическое значение для исследования аналитической философии, философии и теории культуры. Основные положения исследования могут использоваться в курсах по истории философии, в общих теоретических курсах по философии, специальных курсах по аналитической философии, философии языка, философии сознания, философии науки и философии культуры.
Апробация материалов исследования осуществлялась
- в ходе публикации научных работ, общим объемом более 120 п.л.;
- в ходе выступлений на 5 международных и 5 всероссийских,
региональных и межвузовских научных конференциях;
- в ходе сотрудничества с иностранными ассоциациями при подготовке и
издании научных переводов по аналитической философии.
- диссертация обсуждена на кафедре философии Тульского
государственного педагогического института им. Л.Н. Толстого и рекомендована
к защите.
Структура диссертации обусловлена целями, задачами и логикой исследования. Диссертация состоит из введения, семи глав, включающих в себя двадцать один параграф, заключения и списка литературы, содержащего 312 наименований (всего - 520 стр.).
Идеальный язык: логическая грамматика Готлоба Фреге и профилактическая философия языка Бертрана Рассела
Среди философских направлений XX века так или иначе затрагивающих в своих исследованиях проблему языка, аналитическая философия может претендовать на лидирующее положение как по масштабу исследований и накалу дискуссий, так и по решительности претензий на утверждение определяющего значения лингвистической темы для современного философствования в целом.
Подобная настойчивость обусловлена различными факторами, оказавшими влияние на развитие данной философской традиции в течение ее теперь уже более, чем вековой истории. Однако процесс формирования аналитической философии языка отнюдь не исчерпывается указанием на тот факт, что аналитики придают большое значение изучению языка в силу его некоторой самоочевидной философской релевантности. И это неудивительно, поскольку проблематика аналитической философии языка не лежит на поверхности как нечто само собой разумеющееся, непосредственно она не вырастает ни из историко-философской традиции, ни из каких-либо позитивных наук о языке. «Философские вопросы языка, — отмечает современный американский аналитик Артур Данто, - почти неизбежно ставятся под прямым углом относительно научных вопросов (что совсем не означает, будто некоторые вопросы, с которыми имеют дело лингвисты, не являются философскими)»1.
Первоначальный импульс, стимулировавший рождение лингвистической проблематики в аналитической философии, формировался преимущественно в интеллектуальной атмосфере становления математической логики, приобретавшей более значительный, сравнительно с логикой классической, философский и даже культурный резонанс. «Спрашивать о размере вклада, внесенного математической логикой в развитие аналитической философии, -замечает современный британский аналитик Майкл Даммит, - значит попросту задавать лишний вопрос, поскольку эта философия создана людьми, для которых язык математической логики знаком также хорошо, как и алфавит»2.
Создатель новой логики йенский математик и философ Готлоб Фреге (1848— 1925) получил известность еще в 1879 г. после выхода в свет его книги «Исчисление понятий». Хотя данное исследование рассматривалось современниками в скромной перспективе усовершенствования идей Буля и его последователей, в действительности же оно выходило далеко за пределы чисто логического интереса. «На самом же деле, - отмечал А.Ф. Грязнов, - позиция Фреге стимулировалась другими источниками: философской традицией кантовского трансцендентализма, логической концепцией Лейбница, «наукоучением» Б. Больцано, а также некоторыми идеями немецкого метафизика Р.Г. Лотце»3.
И все же, философское, а не узко-логическое, значение работ Фреге было оценено далеко не сразу. Ранними историографами аналитической философии Фреге вообще не причислялся к числу ее основоположников, хотя влияние его логических идей на Рассела и Витгенштейна отмечалось неоднократно. Новое открытие Фреге в качестве философа во многом произошло благодаря работам Майкла Даммита, который в своей книге «Фреге: философия математики, истоки аналитической философии» даже выдвинул смелую мысль о том, что аналитическая философия - это по своей сути «постфрегеанская философия».
Ключевым моментом выводов Даммита является тезис о том, что аналитическая философия как таковая характеризуется «лингвистическим поворотом», осуществленным именно Фреге. «Только после Фреге, - утверждает британский аналитик, - был твердо установлен предмет философии, а именно, что: во-первых, целью философии является анализ структуры мысли; во-вторых, изучение мысли следует четко отличать от изучения психологического процесса мышления; и, наконец, самый правильный метод для анализа мысли заключается в анализе языка» . .
Даммит даже указал . точный момент осуществления вышеуказанного поворота, который, по его мнению, совершается Фреге в 62 параграфе «Основных законов арифметики», где вопрос о природе чисел ставится в форме вопроса о природе предложений, содержащих числительные. Поэтому вершиной творчества Фреге Даммит считает его статьи 90-х годов XIX в., посвященные проблемам значения, тогда как все предшествующие работы должны, по его мнению, оцениваться исключительно в свете этих статей.
Конечно, подобный радикальный тезис выглядит не только смелым, но и довольно рискованным, поэтому неудивительно, что многие исследователи поставили его под сомнение. «Это положение трудно принять, - оценивает JLA. Боброва заявление Даммита, — скорее теория значения, и даже не теория, а некоторые утверждения, создавались для решения задач философии математики» . Да и исходные «культовые» идеи аналитической философии языка и мышления все же принято связывать с именем Витгенштейна, а не Фреге. «Идея о том, - отмечал А.Ф. Грязнов, - что мысль обладает уникальной структурой, которая внутренним образом соотносится (изоморфна) со структурой предложения, выражающего ее, была нововведением раннего Витгенштейна, а не Фреге. Последний же считал, что одна и та же мысль может быть выражена с помощью разных предложений. ... Фрегевский платонизм несовместим с (принадлежащей позднему Витгенштейну) идеей о связи смысла с употреблением»6.
Более того, даммитовская интерпретация аналитической философии, по мнению некоторых исследователей, приводит к историко-философским парадоксам, поскольку из нее тогда следует исключить Рассела. «Рассел никогда не считал, - отмечает Рэй Монк, - что философия языка является основанием всей остальной философии» . Даже после того, как Рассел принял лингвистическую точку зрения на логику, его интерес сосредоточился на психологии. «Я полагаю, что понятие значения, - утверждал Рассел в «Философии логического атомизма», - всегда является более или менее психологическим ... теория символизма не может объясняться чисто логически без учета различных когнитивных отношений к вещам»8.
Эти замечания следует признать вполне справедливыми, поскольку исследование значения для Фреге не являлось полностью автономным проектом, а скорее мотивировалось задачей прояснения того, что представляет собой научное (прежде всего математическое) мышление, суть которого раскрывалась не только с помощью лингвистического тезиса, но и на основе платонистской концепции «фрегеанских мыслей». Да и современные семантические программы слишком сложны, разнообразны и многочисленны, чтобы однозначно принять воззрения Фреге в качестве масштаба для задания предельных границ аналитической философии как таковой. Во всяком случае, аналитическая философия практически никогда не развивалась в форме экзегетики работ Фреге, хотя целый ряд его идей и положений оказали определенное, даже весьма значительное, воздействие на формирование всей традиции в целом.
«Заколдованный» язык: терапевтическая философия позднего Витгенштейна и лингвистический мультикультурализм
Стремление логических позитивистов свести философские проблемы к языковым проблемам хотя и было воспринято многими аналитиками в качестве важнейшего фактора собственного доктринального самоопределения, однако породило многочисленные сомнения в адекватности той трактовки языка, которая была ими предложена для обоснования данной программы. Новый период в развитии аналитической философии наступил тогда, когда на повестку дня был поставлен вопрос о функционирующем, «живом» языке, свободном от устойчивых ассоциаций с идеальным языком.
Решающее влияние на данный процесс оказал Витгенштейн, пересмотревший в поздний период своего творчества ряд изложенных в «Трактате» представлений о языке. Вместе с тем, между его ранними и поздними взглядами сохраняется стратегическое единство. «Можно сказать, - замечает фон Вригт, - что Витгенштейн всю свою сознательную жизнь находился в поисках «естественного состояния языка». В «Трактате» ему представлялось, что этот язык скрыт под искажающими его очертания покровами обычной речи, что он существует где-то глубоко под поверхностью языка, которым мы пользуемся. Но там он его не нашел. Тогда он пришел к выводу, что его там не найти потому, что его там нет. Он просто не там искал. Этот язык нельзя обнаружить, ныряя под поверхность. Чтобы найти его, надо всматриваться в саму эту поверхность. Тут должен быть обнаружен неискаженный язык, который он искал. Трудность заключается лишь в том, чтобы его увидеть. «Ничто не сокрыто»»128.
Поздний Витгенштейн сохранил идею философии как критики языка, однако выдвинул положение о том, что философские проблемы вызываются языковыми затруднениями, своего рода «заколдованностью» (Verhexung) нашего мышления посредством языка. В ранних работах утверждения о таком воздействии нет. В них он говорит о том, что философские проблемы основаны на неверном понимании логики нашего языка, на смешении грамматической формы мысли с ее логической формой. Теперь заблуждения следует искать в самом инструменте философского рассуждения, то есть в естественном языке, который в силу каких-то причин иногда превращается, так сказать, в «неработающий двигатель». Статическая концепция языка уступает место динамической, деятельностнои, концепции, поэтому и язык в целом предстает как совокупность языковых игр. «Идея языковой игры предполагает, что язык, — замечает М.С. Козлова, - явление в принципе нестатичное, что он - подобен исполнению музыки, сценическому действию, спортивным и иным играм — динамичен по самой своей природе, живет лишь в действии, деянии, в практике коммуникации»129.
Поэтому и новый метод Витгенштейна заключался в том, чтобы показывать общеизвестные, но не принимаемые во внимание факты различных употреблений языковых выражений для того, чтобы избежать ловушек языка. «Язык, - пишет Витгенштейн, - для всех готовит сходные ловушки, огромную сеть проторенных ложных дорог. И мы видим идущих одного за другим по этому лабиринту, наперед зная, что вот здесь человек свернет, здесь проследует прямо, не заметив развилки, и т.д. и т.п. Стало быть, во всех местах, где дороги ответвляются в тупик, я должен выставлять таблички, помогающие преодолевать опасные перекрестки»130. Искомая же ясность обретается из-за отпадения, а не разрешения мучительных философских проблем. Философия просто открывает нашему взору те аспекты вещей, которые до этого были скрыты из-за своей простоты и повседневности. «Ясность, вносимая «наглядным представлением», - комментирует фон Вригт, - абсолютна. Она полностью устраняет философскую проблему» 31.
Теперь даже само утверждение об уникальности языка представляется Витгенштейну неким патетическим суеверием, порождаемым грамматическими иллюзиями. «Нами владеет иллюзия, - утверждает он, - будто своеобразное, глубокое, существенное в нашем исследовании заключается в стремлении постичь ни с чем не сравнимую сущность языка, то есть понять порядок соотношения понятий: предложение, слово, умозаключение, истина, опыт и т.д. Этот порядок есть как бы сверхпорядок сверхпонятий. А между тем, если слова «язык», «опыт», «мир» находят применения, они должны быть столь же непритязательными (niedrige), как и использование слов «стол», «лампа», «дверь»» [97].
Колдовское действие языка на наше мышление происходит тогда, когда слова приобретают особое «метафизическое» употребление, «холостое прокручивание», в силу чего слова отделяются от своего реального употребления в языковых играх и используются для построения своего рода «воздушных замков», «фантомов» языка. «Мы, - пишет Витгенштейн, - возвращаем слова от их метафизического к их повседневному употреблению» [116]. Поэтому можно сказать, что борьба Витгенштейна с языком была борьбой с метафизикой, однако совсем не в том аспекте, который выносился на первый план логическими позитивистами.
Позитивисты считали «метафизическими» те вопросы, которые не могут быть решены методами естественных наук или логической дедукцией из научно приемлемых посылок. «Как убедительно свидетельствуют документы периода расцвета позитивизма, - утверждает фон Вригт, - поборники «новой философии» видели в метафизике продукт или отголосок религиозных верований общества, каким оно было до модерна, f- рационализированную личину глубоко иррациональных позиций. Метафизика была философией, помогавшей реакционным силам общества стоять на пути прогресса и тормозить становление эмансипированного, рационального и светского (не церковного) человека»132.
Борьба Витгенштейна с метафизикой носила совершенно иной характер. Мышление, которое философ называет метафизическим, - это не то мышление, которое связано с языковой практикой религиозной культуры, формирующей устойчивое повседневное словоупотребление, а мышление, укорененное в самой науке. «Философы, - утверждал Витгенштейн, - постоянно видят перед собой методы науки и испытывают непреодолимое искушение отвечать на вопросы так, как это делает наука. Эта тенденция является подлинным источником метафизики и заводит философа в полную тьму»133. «Итак, - отмечает М.С. Козлова, -логические позитивисты - ярые противники метафизики, в ней они видят главную опасность для науки и для философии, принявшей (по их мнению и к их ф удовлетворению) научный облик. Витгенштейн же смотрит на дело прямо противоположным образом. Грозящие неприятности видятся ему совсем в другом: в склонности мерить философские (в том числе метафизические) положения мерками науки, то есть принимать их не за то, что они есть. Попытки «онаучить» философию представляются Витгенштейну нелепыми, ущербными» .
Таким образом, чтобы избежать метафизики, следует перестать отвечать на философские вопросы научным образом. «С обычной точке зрения, — комментирует подход Витгенштейна Кэтрин Моррис, - «болезнь» видится в том, что на философские вопросы даются неверные (бессмысленные) ответы, а «лекарство» состоит в том, чтобы дать нам правильные ответы. С моей точки зрения, «болезнь» заключается в принуждении к попытке отвечать на наши философские вопросы, и «лекарством» является уяснение того, что мы можем рассматривать наши понятия разными способами, в том числе и такими, когда вопросы вообще не возникают, и поэтому мы не нуждаемся в ответах на них» .
Прагматистский культурген: бихевиористская философия языка Уилларда Куайна
В 50-е гг. XX в. в аналитической философии начинается процесс постепенного пересмотра лингвофилософской проблематики в том виде, в котором она предстала в логическом позитивизме и философии «обычного языка». Аналитическая философия отходит от своего критического самопонимания, стремясь, с одной стороны, к восстановлению положительного идеала философского знания, а, с другой, - к созданию новой лингвофилософской стратегии, воплотившейся в аналитической «философии языка».
Новый облик аналитической философии во многом сформировался под воздействием идей крупнейшего американского мыслителя XX в. Уилларда Вэн Ормана Куайн, начало академической карьеры которого было связано с исследованиями в области математической логики. После длительного пребывания в Европе в 1932 - 1933 гг. и знакомства с членами Венского кружка Ф. Франком, М. Шликом, Р. Карнапом, К. Геделем, а также, представителем Львовско-Варшавской аналитической школы А. Тарским, Куайн посвящает себя философии.
На становление философских воззрений Куайна значительное влияние оказал прежде всего Карнап, идеи которого, вместе с тем, стали и главным объектом последующей критики. Значительное воздействие на Куайна оказали также Дьюи, чьи лекции он слушал в Гарварде в 1931 г., и Б. Скиннер, с которым Куайн сотрудничал в Гарварде. «С методологической точки зрения, - отмечает Е.Г. Виноградов, - философию Куайна в целом можно было бы определить как проект радикализации эмпиризма, заложенного в исследовательской программе логических позитивистов. Инструментами такой радикализации послужили две характерные американские теории - прагматизм и бихевиоризм» . Сам Куайн называл себя «логическим прагматистом» в основном в силу своей бихевиористской программы в философии языка. «Это определение, — замечает Л.А. Боброва, - не имеет отношения к философской концепции прагматизма. Интересно отметить, что Куайн всегда был ориентирован на европейскую философию и, как он отмечает в «Интервью»230, познакомился с работами американских прагматистов довольно поздно»231.
В историю аналитической философии Куайн вошел как мыслитель, подвергший решительной критике доктрину логического позитивизма, главный удар по которому был нанесен в адресе Американской философской ассоциации (1950), опубликованом под названием «Две догмы эмпиризма».
Двумя догмами эмпиризма Куайн называл краеугольные положения логического позитивизма, во-первых, идею существования фундаментального различия между аналитическими и синтетическими истинами, во-вторых, редукционистский принцип, согласно которому каждое осмысленное высказывание эквивалентно некоторому логическому построению из терминов, отсылающих к непосредственному опыту. Данная критика породила широкую дискуссию по проблеме аналитичности, продолжающуюся до сих пор. Объективным стимулом этой дискуссии является тот факт, что куайновский скептицизм относительно возможности выделения аналитических высказываний чреват угрозой семантического нигилизма.
Суть в том, что Куайн выбрал весьма рискованную стратегию критики логического позитивизма, заключающуюся в попытке доказать, что аналитико-синтетическая дистинкция не является интеллигибельной в целом. «То, что такая дистинкция может быть проведена вообще, - полагал он, - является неэмпирической догмой эмпиристов, метафизическим символом веры»232.
В своих «Двух догмах» Куаин охарактеризовал и отверг три подхода к осмыслению аналитичности. Первый подход связан с редукцией аналитических утверждений к логическим истинам посредством синонимической подстановки. Если, например, «неженатый мужчина» есть синоним слова «холостяк», то фраза «все холостяки являются неженатыми мужчинами» редуцируется к фразе «все холостяки есть холостяки». Однако сама природа синонимии оказалась доступной пониманию лишь через обращение к понятию самой аналитичности, таким образом, круг в определении замкнулся.
Второй подход заключается в том, чтобы отождествить аналитические утверждения с «семантическими правилами», или «постулатами значения». Однако подобное предложение не решает проблему по существу, поскольку теперь вместо неясного слова «аналитический» мы обращаемся к смутной фразе «семантическое правило».
Третий подход опирается на верификационистскую теорию значения, согласно которой должны существовать объективные факты по поводу экстенсий терминов интуитивной семантики, например, « « » синонимично с « » и « » является аналитическим» во всех языках, поэтому такие металингвистические термины должны быть трансцендентными относительно конкретных языков.
Верификационизм, называемый Куайном «радикальным редукционизмом», воплощает модель языка, согласно которой каждое предложение является отчетом (или сокращенной дескрипцией) о возможном наблюдении. Тогда для доказательства аналитичности предложения «все холостяки неженаты» его надо свести к некоторой совокупности эмпирических данных, показывающей, что области значений терминов «холостяк» и «неженатый мужчина» либо совпадают, либо входят одна в другую. Иными словами, надо определить термины «холостяк» и «неженатый» в терминах наблюдения, причем упомянутая совокупность эмпирических данных должна быть достаточно устойчивой, во всяком случае, значение эмпирических терминов не должны меняться в пределах данного языкового каркаса, в противном случае мы не сможем обосновать аналитичность.
Насколько такая модель возможна? Действительно, большие фрагменты нашего языка состоят из утверждений, функция которых ограничивается описанием наблюдений. Другие предложения, хотя и не являются прямыми отчетами, ведут себя так, как если бы они были сокращенными дескрипциями наблюдаемого опыта. Причем, никто не отрицает, что данная модель связана с определенными затруднениями. Связь предложений с опытом весьма сложна. Многие предложения либо не относятся к одному фрагменту опыта, исключая другие предложения, либо вообще не достигают какого-либо опыта и верифицируются лишь благодаря тому, что верифицируются другие предложения. Как много предложений нам здесь требуется? Может быть, нам потребуются все предложения языка? Эти виды лингвистических феноменов, как кажется, говорят против этой модели, или, по крайней мере, требуют ее уточнения.
Для Куайна данные факты явно говорят против верификационистской теории значения, поэтому, по его мнению, «наши высказывания о внешнем мире предстают перед трибуналом чувственного опыта не индивидуально, а лишь как совокупное целое» . Исходя из этого, он и излагает свою холистскую концепцию знания: «Совокупность нашего так называемого знания или мнений, от наиболее случайных вопросов географии и истории до глубочайших законов атомной физики или даже чистой математики и логики, является созданным руками человека изделием, которое сталкивается с опытом только по краям»234. Поэтому, ткань предложений является бледно-серой, «черной, поскольку есть факты, и белой, поскольку имеются соглашения», поэтому не существует веских причин для заключения, что в ней имеются либо совсем черные, либо совсем белые нити»235.
Философия языка: теория истины, интерпретации и действия
Одним из крупнейших представителей аналитической философии языка является американский мыслитель Дональд Дэвидсон. Фундамент его концепции составляет программа применения теоретико-истинностной семантики Тарского к анализу естественного языка. Главные положения данной программы были сформулированы Дэвидсоном еще в 1953 году в неопубликованной статье, а затем получили развитие в последующих работах, в которых на основе идей Фреге и Куайна была предпринята попытка связать данную программу с широким кругом философских проблем.
В качестве отправного пункта своих рассуждений о языке Дэвидсон констатирует тот факт, что большинство исследователей, работающих в этой области, в качестве условия адекватности семантической теории принимают принцип композициональности Фреге: удовлетворительная семантическая теория должна отвечать на вопрос о том, каким образом значения предложений зависят от значений составляющих их слов. Предполагается, что пока для некоторого языка не найден ответ на данный вопрос, нельзя объяснить и саму возможность обучения этому языку, поскольку владение языком связано с приобретением способности понимания и построения бесконечного множества предложений в результате освоения конечного словаря и конечного набора правил, иначе сам факт овладения языком становится необъяснимым.
Усматривая в принципе композициональности рациональное зерно, Дэвидсон все же счел его довольно туманным и поставил перед собой задачу выяснения того, что же на самом деле означают приведенные выше условия адекватности семантической теории. По его мнению, из этих условий следует исключить предпосылку о необходимости существования значений у отдельных слов, заменив ее более слабой предпосылкой о некотором систематическом влиянии слов на предложения, в состав которых они входят.
Одно из следствий тезиса о том, что части предложения не обладают никакими иными значениями, кроме онтологически нейтральных, позволяющих им оказывать систематическое воздействие на значения тех предложений, в которых они встречаются, - холистский подход к значению. Если Фреге полагал, что слово имеет значение только в контексте предложения, то для Дэвидсона предложение, а значит, и слово, обладают значениями только в контексте всего языка. Поскольку же идея значения связывается с информацией относительно того, что данное предложение является истинным, постольку создание семантической теории естественного языка рассматривается как построение теории истины для выражений этого языка, которая в принципиальных чертах соответствует теории истины, предложенной Тарским для формализованных языков.
Тарский поставил перед собой задачу уточнения классического понятия истины, приводимого Аристотелем в «Метафизике»: «В самом деле, говорить, что сущее не существует или несущее существует, это — ложь, а говорить, что сущее существует, и не-сущее не существует, это - правда»331.
Для этого рассмотрим произвольное предложение русского языка, например «снег бел», обозначив его буквой «S», которая тем самым становится именем данного предложения. Следуя духу аристотелевского определения, утверждая, что S истинно, мы просто имеем в виду, что снег бел, а, утверждая, что S ложно, мы подразумеваем, что снег не бел. Поэтому: (1) «снег бел» - истинно, если и только если снег бел. (Г) «снег бел» - ложно, если и только если снег не бел. Таким образом, формулировки (1) и (Г) обеспечивают удовлетворительное объяснение значений терминов «истинное» и «ложное», когда эти термины соотносятся с предложением «снег бел». Данные формулировки и есть частные дефиниции истины.
Частные дефиниции истины, аналогичные формулировкам (1) или (2), могут быть построены и для других предложений. Каждая из таких дефиниций имеет вид (3): ««Р» истинно, если и только если Р», где Р обозначает предложение, для которого строится дефиниция. Таким образом, использование термина «истинное» по отношению к предложениям русского языка тогда и только тогда согласуется с классической концепцией истины, когда относительно любого предложения указанного языка имеет место эквивалентность вида (3). Если это условие выполняется, можно сказать, что употребление термина «истинное» материально адекватно или просто адекватно.
Для фрагмента русского языка М термин «истинное» Тарский определяет следующим образом. Предположим, что в языке М существует ровно 1000 высказываний, и символы S(1),S(2), ..., S (1000) употребляются как сокращенные обозначения предложений данного списка. Далее, для каждого из предложений построим частные дефиниции истины, подставляя последовательно эти высказывания вместо Р в обеих сторонах схемы (3).
Составим логическую конъюнкцию всех этих частных дефиниций, которая может рассматриваться как искомая общая дефиниция истины для языка М; она формально корректна и материально адекватна в том смысле, что из нее в качестве следствий могут быть получены частные определения истинности для любого предложения языка М. Полученная дефиниция сама уже не является предложением языка М, поскольку содержит все его предложения как свои части, но не совпадает с каким-либо из них, следовательно, очерченная выше процедура не может осуществляться в отношении русского языка в целом.
Таким образом, из теории истины Тарского следовали определенные философские выводы, кульминацией которых был тезис о парадоксальном характере естественного языка, поскольку вместе с предложениями и терминами, в него включаются имена этих объектов и семантические термины - «имя», «истина», «обозначение», которые прямо или косвенно связаны с отношениями между лингвистическими объектами и внелингвистической реальностью. Следовательно, для каждого предложения, естественного языка мы в состоянии сформулировать другое предложение относительно того, истинно оно или ложно. Можно построить даже самореферентное высказывание, то есть высказывание, утверждающее свое собственное значение истинности. В том же случае, если S утверждает свою собственную ложность, мы можем доказать, что S как истинно, так и ложно, и тем самым прийти к парадоксу лжеца.
Поэтому Тарский счел, что в силу своей парадоксальности естественные (универсальные) языки непригодны для научных целей. В науке, по его мнению, требуются формализованные языки, которые в семантическом отношении являются ограниченными языками, поскольку их словарь имеет определенные пределы. Такие языки не обязательно имеют вид символических систем, они могут представлять собой фрагменты естественных языков, которые снабжены полными словарями и точными синтаксическими правилами. Угроза антиномия лжеца, скрытая во всех универсальных языках, вынуждает Тарского заранее отклонить все попытки прояснения понятия истины для естественных языков.
Интерес же Дэвидсона к проблеме соотношения естественного и формализованного языка носил несколько иной характер. «Меня интересует, -отмечал он, - не улучшение естественного языка, а его понимание, я вижу в формальных языках или канонических системах записи лишь средства исследования структуры естественного языка» .
