Содержание к диссертации
Введение
Глава I. Теоретико - методологические основы историософской концепции Н.И. Кареева 20
1. Идейные истоки научного мировоззрения Н.И. Кареева 21
2. Специфика и структура исторического знания в социальной концепции Н.И. Кареева 33
3. Н.И. Кареев о «субъективном элементе» в общественном познании 56
Глава П. Концепция исторического процесса в творчестве Н.И. Кареева 70
1. Н.И. Кареев о роли личности в истории и сущности исторического процесса 71
2. «Теория прогресса» в историософии Н.И. Кареева 91
Заключение 104
Библиография 108
- Идейные истоки научного мировоззрения Н.И. Кареева
- Н.И. Кареев о «субъективном элементе» в общественном познании
- Н.И. Кареев о роли личности в истории и сущности исторического процесса
- «Теория прогресса» в историософии Н.И. Кареева
Введение к работе
Актуальность темы исследования.
Значительная часть историко-философских исследований последнего десятилетия направлена на изучение творческого наследия отечественных мыслителей, чьи имена не были связаны с марксистской традицией. В первую очередь, это объясняется потребностью философского преодоления абсолютизации и догматизации марксизма. Во-вторых, правомерность исследовательского обращения к немарксистской отечественной науке обоснована необходимостью осмысления исторического пути России, особенно отчетливо проявившейся на современном этапе. Обращение к историческим проблемам, в целом, характерно для русской философии - по словам В.В. Зеньковского, русская философская мысль «сплошь историософична» [52;1;18]*. Но творчество Н.И. Кареева в этом отношении представляет особый интерес, поскольку он был не только философом-теоретиком, но, прежде всего, крупным ученым историком, и, следовательно, в создании собственной историософской концепции имел возможность опираться на глубокое знание конкретно-исторического материала.
Николай Иванович Кареев (1850-1931) был одним из тех крупных представителей русской общественной мысли конца XIX - начала XX в., чьи имена, начиная с 30-х годов, были надолго незаслуженно изъяты из оборота советской историко-философской науки. Между тем, при жизни * Здесь и далее в квадратных скобках указаны: порядковый номер цитируемого произведения в библиографическом списке, номер тома (в многотомных изданиях), страницы. он был широко известен и пользовался безусловным авторитетом как в академических кругах, так и среди российской молодежи. Кареев был профессором Варшавского и Петербургского университетов, с 1910 г. стал членом-корреспондентом Российской академии наук, а с 1929 г. -почетным академиком АН СССР. Это был многоплановый исследователь, который внес ценный вклад в историческую науку, философию истории, социологию, методологию гуманитарных наук. Уже перЁый большой труд Кареева - магистерская диссертация по аграрной истории Франции (1879) - принес ему известность не только в России, но и на Западе. Исключительно высоко оценивал работу русского историка К. Маркс, отметивший в письме к М.М. Ковалевскому, что «сочинение г. Кареева превосходно...»[159;34;286]. Такого же мнения придерживался и Ф. Энгельс, который десятью годами позже писал, что «лучшая работа о крестьянах - Кареева...»[226;37;125]. Однако, основная часть конкретно-исторических работ ученого - это не монографические исследования, а обобщающие труды, самым знаменитым из которых стала 7 -томная «История Западной Европы в новое время», выходившая с 1893 по 1917 г., - «по ширине масштаба, точности и объективности равному этому труду нет ни в русской, ни в западноевропейской литературе» [17; 164].
Карееву также принадлежит множество работ по проблемам философии истории и социологии, многие из которых, широко обсуждаемые в свое время, не утратили своей научной ценности и сегодня: «Основные вопросы философии истории» (1883), «Введение в изучение «социологии» (1897), обе части работы «Из лекций по общей теории истории» - ч. I, «Историка: Теория исторического знания» (1913); ч.П, «Историология: Теория исторического процесса» (1915), «Общие основы социологии» (1919) и др. Несмотря на то, что Кареев был ученым, предпочитавшим не ломать устоявшиеся представления, а, скорее, подводить итоги, он выступил новатором в постановке и решении целого ряда проблем, многие из которых не потеряли своей значимости. Так, он наиболее полно занимался гносеологией и методологией исторической науки, пытался дать научное обоснование «теории прогресса»; заслуживает внимания сам механизм кареевских «синтезов», представлявших собой сознательное примирение различных теорий. Потребности нового времени делают актуальным более глубокое изучение историософской системы Кареева, с учетом того рационального зерна, которое имелось в его теоретических построениях.
Степень изученности и разработанности проблемы.
При жизни работы Кареева не были обойдены вниманием критиков и имели широкий резонанс в печати. Среди отзывов встречались как одобрительные, так и отрицательные, при этом конкретно-исторические труды Кареева получали, как правило, исключительно положительную оценку. Что касается теоретических произведений ученого, то они часто подвергались критике: в наибольшей степени это относится к его докторской диссертации «Основные вопросы философии истории» (1883). Этот двухтомный труд вызвал полемику между автором и многочисленными оппонентами на страницах периодических изданий. С критическими отзывами на книгу выступили Н.Я. Грот, Б.П. Онгирский (псевд. Б. Ленский), Л.З. Слонимский, П.Н. Милюков и др. Авторы рецензий критиковали Кареева, главным образом, по следующим пунктам: за отрицание исторических законов, признание «субъективного элемента» в общественном познании, за преувеличение роли случайности в истории. Среди положительных отзывов можно назвать лишь рецензию Н.К. Михайловского , который сам занимал сходную с Кареевым позицию по указанным вопросам.
Третий том «Основных вопросов философии истории» -«Сущность исторического процесса и роль личности в истории» (Ш90) -получил всего два отзыва - историков-специалистов Н. Безобразова и Н. Любовича , хотя сам автор считал эту книгу одним из самых значительных своих произведений [см. .123].
В дореволюционной литературе о Карееве назовем еще отзыв по поводу публикаций в журнале «Историческое обозрение» известного религиозного философа В. Соловьева, критиковавшего историка за его «дуализм»; книгу В.Ф. Трохимовича «Суть ли законы истории?» (1903) и др. С 90-х годов Кареев вступает в полемику с марксистами, при этом и сам удостаивается критики с их стороны. В.И. Ленин, правда, упоминает его имя почти исключительно в связи с Н.К. Михайловским и при этом откровенно пренебрежительно [151 ;141]. Более подробно критикует историософскую концепцию Кареева Г.В. Плеханов, который неоднократно в своих произведениях обращается к творчеству русского мыслителя. Так же, как и В. Соловьев, Плеханов упрекает его в дуализме и в неправильной, с его точки зрения, постановке проблемы роли личности в истории [181; 182; 183].
Как видно из приведенных выше примеров, дореволюционная литература о Карееве носила, главным образом, характер непосредственного отклика на выходящие в свет произведения. * Комплексная оценка его творчества была дана в ряде юбилейных статей, посвященных 40-летию ученой деятельности историка - Н. Дубровского, Е. Тарле, А. Дживелегова и др. В основном, конечно, это было краткое подведение итогов.
Первая серьезная исследовательская попытка представить совокупность теоретических - главным образом, социологических - построений ученого в контексте субъективного направления в русской социологии была предпринята американским автором Дж. Геккером. Книга Геккера «Русская социология» вышла на английском языке в Нью-Йорке в 1915 г. [230]. В разделе, посвященном русской субъективной школе, автор наряду с П.Л. Лавровым, Н.К. Михайловским, С.Н. Южаковым и В.М. Черновым рассматривает социологическую концепцию Кареева, выделив все основные ее элементы: классификацию наук, обоснование субъективного метода в общественных науках, взгляды русского мыслителя на сущность исторического процесса и роль личности в истории, проблему исторического прогресса. В целом, автор высоко оценивает вклад Кареева v в развитие социологии, отмечая, что он впервые систематизировал основные положения русской субъективной школы.
После Октябрьской революции отношение к Карееву постепенно меняется, причем не только как к философу, но и как к ученому-историку. В 1929 г. выходит еще книга видного отечственного историка В.П. Бузескула «Всеобщая история и ее представители в России XIX и начале XX века», где автор (с которым Кареева связывали многолетние дружеские отношения) дает высокую оценку научного творчества Кареева. *Речь, конечно, идет, в первую очередь, о вкладе ученого в конкретно-историческую науку, но, даже коротко затронув теоретические воззрения мыслителя, автор монографии обратил внимание на некоторые действительно важные моменты: заметил специфику трактовки Кареевым термина «историософия» (что часто ускользало от внимания последующих поколений исследователей), попытался провести параллель между идеями Кареева и неокантианством.
В последующих прижизненных отзывах о творчестве Кареева говорится уже исключительно в плане порочности его буржуазного мировоззрения, на первое место выдвигается критика с точки зрения марксизма, попытки «разоблачения» буржуазного характера кареевской социально-исторической концепции. Историческая ситуация требовала защиты позиций марксизма, борьбы за преодоление «враждебной классовой идеологии». Здесь достаточно будет отметить материалы методологической секции Общества историков-марксистов, опубликованные в журнале «Историк-марксист» (1931). Журнал вышел уже после смерти ученого, но резкая критика, прозвучавшая в его адрес на заседании секции, глубоко затронула Кареева, присутствовавшего на этом заседании.
Приблизительно с 30-х годов творчество Кареева на несколько десятилетий предается забвению, его произведения больше не переиздаются (а некоторые так и остаются неопубликованными), имя ученого практически не упоминается, за исключением разве что представителей «русского зарубежья», в работах которых еще обнаруживается материал о Карееве, хотя и очень скудный. Даже в таких классических исследованиях по истории русской философии, как труды В.В. Зеньковского и И.О. Лосского о Карееве говорится совсем мало: Зеньковский уделяет ему полторы страницы [52;379-380], Лосский -четыре строчки[156].
Интерес к наследию мыслителя вновь возрождается лишь с середины 50-х годов, и, прежде всего, предметом внимания исследователей вновь становятся его конкретно-исторические труды.
В 60-е - 80-е годы выходит ряд работ, в которых в той или иной связи рассматриваются и теоретико-методологические аспекты научного творчества Кареева. Среди этих работ в отдельный ряд можно выделить труды, представляющие собой исследования по истории социально-исторической мысли в России, в которых, как правило, Карееву отводится не более нескольких страниц, конспективно излагаются ключевые положения его концепции, но не дается сколько-нибудь глубокого их анализа, поскольку и задача такая перед авторами не ставится. Так, в III томе «Очерков истории исторической науки в СССР» [178] две с половиной страницы в параграфе о Карееве отводится его теоретическим взглядам. Такой объем, конечно, не позволил автору достаточно полно представить концепцию ученого.
Отечественный историк Б.Г. Могильницкий уделяет Карееву значительно больше внимания, затрагивая такие важные моменты, как отношение ученого к историческим законам, к субъективному фактору в историческом познании, к проблеме личности. Могильницкий рассматривает также немаловажный вопрос о некотором внешнем совпадении взглядов Кареева с неокантианством [165].
В главе XI третьего тома «Истории философии в СССР» (1968) Карееву посвящены страницы 403-405, где рассматривается классификация наук, предложенная мыслителем, его трактовка субъективного метода, отношение к проблеме роли личности. Работа несет на себе отпечатки того времени, оценка творчества ученого дается с позиций марксизма, - в основном, это критика в адрес кареевского «субъективного идеализма», преувеличения роли личности в истории -впрочем, такой, достаточно узкий, подход к оценке Кареева закрепился в советской историографической традиции надолго.
В 1970 г. А.А. Галактионов и П.Ф. Никандров коснулись взглядов Кареева в книге «Русская философия XI-XIX вв.», высказав при этом довольно спорную точку зрения о том, к какому направлению в русской философской мысли его следует относить. Авторы причисляют Кареева к представителям материалистически истолкованного позитивизма - то есть линии, начатой Д.И. Писаревым и естественноиспытателями 60-70-х гг., - наряду с Л. Мечниковым, М. Бакуниным, П. Кропоткиным и М. Ковалевским. При этом взгляды Кареева как бы противопоставляются взглядам его единомышленников П.Л. Лаврова и Н.К. Михайловского, которых авторы монографии относят к идеалистическому направлению в позитивизме, опирающемуся на контовский субъективизм и агностицизм [25;368]. Такое противопоставление вряд ли можно считать обоснованным.
Некоторые характерные черты кареевской историософской концепции затронуты в монографии Е.В. Гутновой «Историография истории средних веков» [41;273-274], но автор лишь перечисляет основные" идеи.
Теоретико-методологическому творчеству Кареева уделено также внимание в монографиях В.П. Красавина [143] и П.С. Шкуринова [224]. При этом Красавин первым отметил методологическую плодотворность мысли Кареева о концептуальности любого историко-социологического исследования.
В 1978 г. под редакцией члена-корреспондента АН СССР В.А. Чагина. вышел коллективный труд «Социологическая мысль в России», где взгляды Кареева изложены уже более подробно и систематично, хотя встречаются и неточности. Так, например, в книге говорится о том, что у Кареева произошел «отрыв истории от социологии» [202;205 -206], в то время как ученый, напротив, настаивал на сочетании истории и социологии, использовании историками социологических законов. Весьма поверхностным является вывод о том, что Кареев предвосхитил идею Риккерта и Виндельбанда, предложив свою классификацию наук, поскольку данная классификация отнюдь не тождественна неокантианской. Неточно излагается и понимание Кареевым различия между философией истории и исторической наукой, социологией и теорией исторического процесса и т.п.
Попытка определить место Кареева в российской конкретно-исторической науке представлена Г.П. Мягковым в монографии «Русская историческая школа. Методологические и идейно-политические позиции» (Казань, 1988). В книге рассматриваются также общетеоретические основы его исторического мировоззрения, но автор ставил перед собой задачу, прежде всего, выявить проблемы, общие для всех представителей названной школы - к ней, кроме Кареева, он относит известных отечественных специалистов по всеобщей истории И.В. Лучицкого, М.М. Ковалевского, П.Г. Виноградова - а не специфику их решения собственно Кареевым.
В рамках общих тенденций развития русской «субъективной социологии» взгляды Кареева рассматривает И.Г. Лиоренцевич в статье, помещенной в журнале «Социологические исследования» [154].
Отдельно следует упомянуть книгу американского историка социологии А. Вусинича «Social Thought in Tzarist Russia» (Чикаго, 1976), где наряду с более известными представителями народнической социологии автор уделяет внимание и Н.И. Карееву. Подобные, пусть единичные, примеры свидетельствуют о значимости вклада русского мыслителя в развитие социологической науки.
В указанный период (70-80-е гг.) появился и ряд работ, посвященных собственно Карееву. Это, в основном, отдельные статьи, а также несколько диссертаций. Среди авторов в первую очередь стоит выделить В.П. Золотарева. Анализу вклада Кареева в разработку методики преподавания истории была посвящена его кандидатская диссертация. «Н.И. Кареев - историк-методист», защищенная в 1965 г. В 1988 г. вышла в свет книга Золотарева «Историческая концепция Н.И. Кареева» - первая монография о русском мыслителе. Автор дает в ней, помимо анализа конкретно-исторических трудов, биографические сведения об историке, а также его историческую теорию. Ценность этого труда состоит, прежде всего, в том, что он основан на богатейшем материале, автору удалось охватить значительно больший по сравнению с другими исследователями объем источников. Несомненной заслугой В.П. Золотарева является также издание под его редакцией мемуаров Кареева «Прожитое и пережитое» (1990) со вступительной статьей и пояснениями к тексту.
Специфика социально-исторических воззрений Кареева стала предметом ряда диссертационных исследований: Л.В. Гнатюка «Теория исторического процесса, социология и философия истории Н.И. Кареева» (МГУ, 1972), Н.В. Романова «Критика теории культурно-исторического прогресса Н.И. Кареева» (ЛГУ, 1978), Ю.Г. Коргунюка «Разработка вопросов методологии истории в творчестве Н.И. Кареева» (МГУ, 1990). Из них наиболее значительным представляется последнее, автор которого дает весьма глубокую оценку методологии истории мыслителя, отмечая плодотворность кареевской мысли о необходимости историософии как «руководящей идеи» в историческом исследовании.
В большей части публикаций о Карееве в том или ином аспекте рассматривается проблема специфики социально-исторического познания в, творчестве ученого: в ряде статей А.Н. Нечухрина [167,168,169,170,171] дается анализ кареевской классификации наук, делается попытка выявить природу его «Законного субъективизма». Автор приходит к выводу о том, что мыслитель близко подошел к истинному пониманию возможности научного познания в истории, коренящейся не в кантианском изолировании познающего субъекта от исторического процесса, а, напротив, в тождестве субъекта и объекта истории. Весьма интересна в этом отношении и статья СП. Рамазанова в томском сборнике «Методологические и историографические вопросы исторической науки» (1983), в которой проводится сравнительный анализ кареевского «субъективного элемента» и неокантианской «теории ценностей».
Работы В.В. Куликова [146] и К.А. Краснухина [144] посвящены разработке Кареевым проблемы роли личности в истории.
Литература о Карееве, появившаяся в последнее десятилетие, внушает определенный исследовательский оптимизм. Имя русского мыслителя все чаще встречается в работах по истории отечественной исторической науки, социологии, философии. Среди журнальных публикаций, вышедших в 90-е годы, следует отметить статьи известного автора работ по истории русской и американской социологии Н.В. Новикова «Субъективный синтез Н.И. Кареева» в «Вопросах философии» [175], Л.И. Новиковой и И.Н. Сиземской в «Вестнике РАН» - о проблеме прогресса в творчестве Лаврова, Михайловского и Кареева [174].
Разработке ученым проблемы личности уделяется внимание в работе Е, И. Кукушкиной «Русская социология XIX - начала XX в.» (1993). Значительный вклад в изучение и популяризацию наследия
Кареева внес И.А. Голосенко: с 80-х годов регулярно появлялись его работы, в том числе библиографический указатель «Буржуазная социологическая литература в России второй половины XIX - начала XX веков» (1984) с перечнем произведений Кареева. В 1996 г. им была подготовлена и осуществлена публикация остававшейся до тех пор неизданной книги Кареева «Основы русской социологии» со вступительной статьей. Отметим также учебное пособие «История русской социологии XIX-XX в.» (1995), написанное И.А. Голосенко в соавторстве с В.В. Козловским.
В 1995 году вышла вторая монография о Карееве, автором которой является «известный историк русской философии Б.Г. Сафронов, - на сегодняшний день это наиболее полное исследование, охватывающее практически все стороны исторической теории мыслителя [198].
В числе самых последних работ, в которых более или менее полно представлены взгляды Кареева, можно назвать кандидатскую диссертацию Т.В. Климовой [133], где показаны его связи с позитивистской традицией; монографию Н.С. Погодина «Русская школа историков» (1997) - в ней в большей степени рассматриваются конкретно-исторические труды ученого; наконец, вышедшую в 1997 г. в Томске монографию В.Н. Сырова «Расцвет и закат европейской философии истории» (1997), один из параграфов которой посвящен своеобразию идей П.Л. Лаврова и Н.И. Кареева в их трактовке специфики исторического познания.
Приведенный обзор литературы о Карееве позволяет сделать вывод о том, что взгляды ученого представлены в ней достаточно фрагментарно. Практически нет работ, в которых воззрения историка излагались бы как целостная система, - в значительной части публикаций во внимание берутся лишь какие-то отдельные стороны его концепции. Недостаточно изучены представления Кареева о характере и сущности исторического процесса, соотношении необходимости и случайности, роли личности в истории - те проблемы, которые сам историк относил к разряду «историологических» (то есть относящихся к теории исторического процесса). Более подробного изучения требуют теория прогресса, природа и содержание кареевских «синтезов», взаимосвязи его концепции с общими тенденциями в развитии философской и социологической мысли России и Запада.
В большей мере исследованию подвергались те идеи ученого, которые связаны с гносеологией и методологией исторической науки, но и здесь практически за рамками исследовательского интереса остается структура исторического знания - между тем, в ней содержится ключ к пониманию важных нюансов мировоззрения мыслителя.
Источниками диссертационного исследования явились, прежде всего, работы самого мыслителя, а также критическая литература о Карееве. Основные итоги размышлений ученого над проблемами историософии были сформулированы уже на раннем этапе его творчества. Позднее он продолжал отстаивать эти положения, углубляя и расширяя их, но почти не внося в них каких-либо принципиальных изменений. Этим обусловлено наше преимущественное - особенно в I главе диссертации - обращение к относительно ранним работам мыслителя: «Основные вопросы философии истории» (мы используем первое издание, где концепция Кареева излагается наиболее полно); статьи, написанные на этапе подготовки этого труда - «Наука о человечестве в настоящем и будущем» (1875), «Философия истории и теория прогресса» (1876), «Формула прогресса в изучении истории» (1879), «О субъективизме в социологии» (1880) и др.; а также ряд произведений, в которых мыслитель продолжал отстаивать точку зрения, изложенную в диссертации - «Моим критикам» (1884), «Маленький ответ критику» (1884) и т.д. В работе использованы и более поздние труды Кареева, в которых наблюдается постепенное перемещение центра внимания от гносеологических и методологических вопросов к проблемам социологии и теории исторического процесса - эти произведения послужили источниковой базой для второй главы диссертации.
Цель исследования: адекватно реконструировать основные, концептуальные положения историософских воззрений Кареева, рассматривая его взгляды как единое целое, систему представлений о характере и сущности исторического познания и исторического процесса.
Достижение поставленной цели осуществляется путем решения следующих задач: выявить основные идеи историософии Кареева; определить теоретические источники их становления и факторы, повлиявшие на их развитие; дать анализ разработки Кареевым гносеологических и методологических проблем исторической науки, связанных с определением статуса истории в системе научного знания; выделить особенности его трактовки «субъективного метода»; раскрыть специфику взглядов философа на исторический процесс; роль личности в истории; проанализировать вклад ученого в разработку концепции социально-исторического прогресса; - установить содержательные связи теоретических построений Кареева с различными течениями в российской и западноевропейской общественно-философской мысли; определить, каким образом его творчество вписывается в контекст двух ближайших философских традиций - позитивизма и неокантианства.
Теоретико-методологической основой диссертационного исследования являются диалектический принцип историзма; принцип целостности, системный подход к творчеству автора; принципы конкретности, личностный подход.
Научная новизна исследования: привлечено исследовательское внимание к научному наследию ученого, чье творчество до последнего времени остается практически невостребованным и, следовательно, малоизученным; проводится сравнительный анализ основных историософских идей Кареева со взглядами современных ему российских и западноевропейских мыслителей; представлен вариант реконструкции историософских взглядов Кареева как целостной системы, включающей в себя онто-гносеологические и методологические идеи философа; выявлены основные гносеологические идеи философа: своеобразная попытка обосновать специфику исторического познания, сохранив при этом исходные принципы позитивизма; классификация наук; попытка выявить структуру исторического знания; установлены особенности трактовки Кареевым субъективности социально-исторического познания: различение «случайного» и «законного» субъективизма, попытки обосновать критерии последнего, признание субъективизма не в качестве особого познавательного метода, а лишь как элемента необходимого этического оценивания; рассмотрены основные проблемы «историологии», предметом осмысления которой является история как процесс: сущность исторического процесса, роль личности в истории, соотношение необходимого и случайного; представлен авторский вариант критического и позитивного анализа кареевской концепции исторического прогресса; отмечена внутренняя противоречивость его понимания закономерности исторического развития.
Научно-практическая значимость. Результаты проведенного исследования могут быть использованы в научно-исследовательской работе, в преподавании курса истории философии и философии истории, в разработке спецкурсов и спецсеминаров по истории русской философии.
Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены на ежегодных научных чтениях в МПГУ по итогам научно-исследовательской работы в 1998 г.; отражены в научных публикациях автора.
Структура диссертации
Диссертация состоит из введения, двух глав, объединяющих пять параграфов, заключения и списка использованной литературы.
Идейные истоки научного мировоззрения Н.И. Кареева
Первые публикации Кареева появились еще в те годы, когда будущий историк был гимназистом. «Очевидно, у меня в юности уже была страсть писать и печататься,... стремление делиться своими знаниями, хотя бы только что приобретенными», - вспоминает ученый, объясняя свой достаточно ранний печатный опыт [127; 109]. Однако, предметом его увлечения в то время была филология, интерес к которой сложился у него благодаря влиянию гимназического учителя русского языка и словесности Е.В. Белявского. С начала 70-х Кареев уже активно сотрудничает в воронежском журнале «Филологические записки», где публикуются его статьи, посвященные фольклору, языкознанию, мифологии: «Главные антропоморфические боги славянского язычества» (1872), «Миф и героический эпос» (1872), «Мифологические этюды» (1873) и др.
В 1869 г., блестяще закончив гимназию, Кареев становится студентом историко-филологического факультета Московского университета. На первых курсах он по-прежнему увлекается филологией (его учителем становится в эти годы Ф.И. Буслаев - известный русский филолог и искусствовед, ученый с мировым именем), но уже к третьему курсу интересы Кареева постепенно смещаются в сторону истории. Лекции по русской истории он слушал у знаменитого СМ. Соловьева, автора 29-томного труда по истории отечества, всеобщую историю - у достаточно авторитетных ученых М. С. Куторги и В.И. Герье. Последний сыграл наиболее значительную роль в формировании научных интересов мыслителя: именно под влиянием Герье Кареев перешел со славяно-русского отделения на историческое. Несмотря на то, что отношения между ними были неровными , Кареев всегда считал его своим ближайшим учителем, признавая, что как преподавателю он больше всего обязан Герье, который «был полезным для студентов более других работающих профессоров» [127;133]. Здесь особо следует отметить, что Герье был одним из первых профессоров в Московском университете, который, помимо лекций, учредил семинарские занятия, в которых наиболее ценным было обращение к философским проблемам. «Если бы кроме всеобщей истории 1873 г. могло что-либо меня привлечь, - пишет Кареев в своих воспоминаниях, - то только философия по близости к теоретическим (психологическим и социологическим) интересам» [127;121]. По большому счету, все дальнейшее научное творчество ученого строится на этих интересах, изначально сформировавшихся в гимназические и позже в студенческие годы: всеобщая история с ее спецификой и многообразием, с одной стороны, и разработка унифицированной общей теории истории (включая историософию, социологию, методологию обществознания), с другой.
Во время учебы в гимназии и в университете формируются и упрочиваются основы научного мировоззрения русского мыслителя. Историк отечественной философии Б.Г. Сафронов отмечает, что Кареев пережил типичную для многих его современников (в их числе, например, известный русский философ B.C. Соловьев, бывший товарищем . Кареева по гимназии и университету) эволюцию в социально-философских взглядах: в этот период (вторая половина 60-х -70-е гг. XIX в.) в России «происходят значительные сдвиги в сфере философии. Отступал на задний план, хотя и не исчезал, материализм революционных демократов, затем наступил краткий период неслыханной популярности так называемого «вульгарного материализма», идеи которого сосуществовали с идеями Герцена -Чернышевского, наконец, в тот же отрезок времени появилась следующая ступень в эволюции философской мысли - позитивизм» [198;28]. . Несмотря на то, что в целом о своем поколении Кареев говорит, что оно «уже развивалось вне влияния Чернышевского» [132;75], сам историк знаменитый роман «Что делать?», прочитал еще будучи гимназистом, и антропологические идеи русского революционера-демократа, безусловно, оказали на него серьезное воздействие. Не прошло бесследно и увлечение социально-философскими идеями Н.А. Добролюбова, однако настоящем кумиром юного Кареева становится Д.И. Писарев, который, по признанию ученого, произвел на него «подавляющее впечатление» и которым он продолжал зачитываться многие последующие годы. «Через Писарева - вспоминает историк, - в меня впитывался тогдашний «нигилизм» со своеобразной идеализацией Базарова как «мыслящего реалиста» [127;105]. Писарева с его «тягой к естествознанию» Кареев называет «властителем дум» целого поколения середины прошлого века.
Приверженность материализму революционных демократов на русской почве, а позднее еще и увлеченность вульгарным материализмом немецкого философа Л. Бюхнера, способствовали некоторой переориентации в мировоззренческих позициях молодого Кареева - замене детских религиозно-мистических представлений «трезвым реализмом»: «старые верования постепенно падали одно за другим. Причем пройден был весь путь отрицания до самого конца» [127; 106]. Интересно, что, по свидетельству Кареева своих новых настроениях он «встретился с Соловьевым, который тоже доходил до конца» (106) в своем отрицании Бога. Но если Соловьев проделал, если можно так выразиться, весь путь туда и обратно, то Кареев на протяжении всей своей жизни оставался атеистом, хотя и непоследовательным: «От прежнего у меня сохранились уважение к религии как к культурному явлению, могущему иметь и часто имеющему моральную ценность, а также к религиозному чувству других, к свободе человеческой совести» [127; 107].
В 60-70-е годы в Россию проникает и постепенно завоевывает прочные позиции позитивизм западного общества первой трети XIX века. Кареев, в ряду многих отечественных философов и социологов, знакомится с идеями О. Конта, Г. Спенсера, увлекается концепцией происхождения видов Ч. Дарвина и, главным образом, его эволюционной теорией. Одновременно на него оказывают влияние статьи российских последователей позитивизма - видных идеологов народничества П.Л. Лаврова, к тому времени уже имевшего известность как ученый и философ, и только начинавших свою литературную деятельность Н.К. Михайловского и С.Н. Южакова. Все дальнейшее научное творчество Кареева развивается в рамках позитивистской доктрины.
Н.И. Кареев о «субъективном элементе» в общественном познании
Значительное место в научном творчестве Кареева занимает разработка , методологических проблем социологического и исторического знания, высшим синтезом которого выступает у него философия истории, конструируемая с помощью категорий оценки и цели. Здесь Кареев твердо стоит на позициях так называемой «русской субъективной школы», являясь не только приверженцем этого направления, но и своего рода его систематизатором.
Вопрос о роли субъективного метода в изучении общественных явлений был сформулирован еще Контом в его «Курсе позитивной политики», где он говорил о недостаточности «объективного метода» и необходимости дополнить его методом субъективным, заключающимся в творчестве идеалов, позволяющих давать субъективную оценку общественным явлениям. В те годы, когда развивалась научная деятельность Кареева, эта идея имела немало сторонников как в России, так и на Западе. В западноевропейской мысли подобные взгляды, хоть и в несколько иной постановке, нашли отражение в немецкой философии (В. Дильтей, В. Виндельбанд, Г. Риккерт и др.), разрабатывавшей вопрос о положении «наук о духе» в общей системе научного знания и признавшей правомерность для них оценочного подхода. В России концепция .субъективного метода была принята и развивалась, в основном, известными публицистами, социологами, литературными критиками П.Л. Лавровым и Н.К. Михайловским, С.Н. Южаковым, Л.Е. Оболенским, В.М. Черновым и др.
Суть субъективного метода заключается в признании важности и неустранимости момента субъективной оценки при изучении общественных явлений. Исходным пунктом русского социологического субъективизма стала идея личности в ее этическом понимании и признание внутренней, субъективной стороны в самой общественной жизни. Основоположники субъективной школы Лавров и Михайловский, как известно, были видными идеологами народничества, их концепция личности и субъективного метода в общественном познании отражала радикальные настроения молодежи народнического лагеря, для которой эти проблемы приобретали практическое значение в борьбе во имя известных идеалов. Кареев выделяется среди них тем, что, во-первых, он единственный из представителей этого направления имел профессорское звание и вообще принадлежал к университетским кругам - явление, само по себе редкое в российской социологии того времени; во-вторых, Кареев сознательно никогда не стремился политизировать свои взгляды, заявляя, что его теоретические работы «не стоят ни в какой связи с русскими злобами дня» [121;301], и никогда не принимал участия в общественно-политической деятельности народников (примечательно, что первое из этих обстоятельств особенно подчеркивают иностранные авторы -Дж. Геккер, А. Вусинич и др.).Но в чисто научном отношении, в «их отвлеченной сущности», то есть вне какой-либо идеологии и политики, он считал правильными взгляды Лаврова и Михайловского и, в целом, разделял их платформу. Когда в 1915г. Кареев представлял российскому читателю вышедшую на английском языке книгу .Геккера «Русская социология», он был вполне удовлетворен тем, что автор причислил его к представителям субъективной школы. Впоследствии, в собственном труде по истории социологии в России, он и сам относит себя к этому направлению (книга Кареева «Основы русской социологии», полностью опубликованная лишь в 1996 г.).
Основные положения концепции Кареева в целом укладываются в рамки парадигмы, предложенной Лавровым и Михайловским. «Я разделяю два основных положения субъективной социологии, -объясняет ученый [99;224], - 1. Каждое явление следует изучать не как проявление какой-то сущности, а как продукт других явлений и фактор в произведении новых. 2. То, что должно быть, есть лишь субъективный идеал, а не вне нас существующий обязательный тип вещей». Так же, как его старшие современники, Кареев считает, что полный объективизм в гуманитарных науках невозможен. Те же, кто пытается отстаивать его, сами в итоге, оказываются «скрытыми субъективистами»: «Будь крайний объективизм возможен в социальных науках, нам пришлось бы не только лишить субъект всех его определений, но обобрать и изучаемый предмет по отношению ко многим его реальным качествам» [76;695]. Крайний объективизм, являясь непременным условием в естественнонаучных изысканиях, в социальных науках противоречит, по мнению автора, самой природе изучаемых явлений: «...во-первых, крайний объективист, не проникая в мотивы человеческой деятельности, которые можно познать лишь субъективно, должен смотреть на социальные, факты, как на существующие независимо от людской деятельности; во-вторых, он, игнорируя оценку социальных фактов, производимую личностями и требующую субъективного к себе отношения, должен смотреть на эти факты, как на неоказывающие никакого влияния на судьбу отдельных людей» [76;703]. Весь вопрос в том, - говорит Кареев, - возможно ли относиться к социальным явлениям,
Спокойно зря на правых и виновных,
Добру и злу внимая равнодушно,
Не ведая ни жалости, ни гнева, -возможно ли понимать эти явления, не плача и не смеясь, а только понимать, как понимаем мы, например, движение светил небесных?» [76;685]. В такой поэтической форме ученый выражает свое представление о субъективизме: речь идет, как видим, не о пристрастности и тенденциозности, искажающей объективные факты, а о необходимости и неизбежности этического оценивания этих фактов.
Н.И. Кареев о роли личности в истории и сущности исторического процесса
Поскольку в основе всей историософии Кареева лежат его представления о личности как «центре мироздания», и само понятие прогресса представлено через личность и ее идеалы, то центральной историологической проблемой становится для него проблема роли личности в истории.
Основные труды по этой теме созданы Кареевым в 90-е гг. Это, в первую очередь, «Сущность исторического процесса и роль личности в истории», представляющая собой третий том «Основных вопросов философии истории» (1890, 2-е изд. - 1914). Кроме того, ключевые положения исторической концепции, связанные с проблемой личности, изложены им в книгах: «Введение в изучение социологии» (1897), «Историология: Теория исторического процесса» (1915), а также в ряде статей (см.[85],[90],[99],[100]). Примечательно, что в подходе к решению этой проблемы особенно явно проявляется характерная черта научного мировоззрения русского мыслителя: его плюрализм, склонность к синтезу различных теорий и направлений.
В общем вопросе о роли личности в истории Кареев считает необходимым различать ряд частных вопросов, подходя к проблеме с различных сторон.
Прежде всего, он рассматривает проблему роли личности в плане выявления, сущности исторического процесса. В этом аспекте проблема может быть сформулирована как противопоставление деятельности человеческих личностей некоей безличной эволюции. Иными словами, суть вопроса заключается в характере самого исторического процесса -есть ли он процесс безличный или «личный», то есть, говоря словами самого ученого, является ли история «таким же механически-эволюционным процессом, как и все процессы, совершающиеся в природе, или же в истории мы имеем дело с человеческим творчеством, ставящим себе цели и делающим усилия для их достижения» [120;4].
Этот аспект проблемы приобретал для Кареева принципиальное значение в связи с его работой над формированием «теории прогресса», занимаясь которой, он неизбежно приходил к вопросу о том, происходит ли исторический прогресс сам по себе, в силу некоего общего закона, действующего в истории, или он есть результат целенаправленной деятельности людей. Решая этот вопрос, ученый вынужден был расширить его рамки, устраняя какую-либо качественную оценку происходящего, то есть, речь шла уже не о прогрессе, а о том, как вообще происходит исторический процесс, вне всякого отношения к нашим представлениям о желательном и должном, независимо от того, что именно - прогресс или регресс - осуществляется в ходе этого процесса. Таким образом, из области историософии проблема переводится в разряд «историологических» проблем и сводится, главным образом, к «количественной стороне»: «является ли человеческая деятельность «чистым нулем», или она входит в число слагаемых исторического процесса» [120;5].
В те годы, когда разрабатывались основные положения Кареевской концепции личности, значительным влиянием пользовались социологические теории безличной эволюции - «органическая теория Спенсера, идеи общественного саморазвития («Г evolution spontanee») Конта, биологические теории социологов-дарвинистов. Сходство этих направлений между собой состоит в том, что в ходе исторического развития приоритет отдается обществу, которое мыслится по аналогии с организмом. Конкретные личности представляют собой лишь материал, хотя без них общество существовать не может. Здесь нет места целеполагающей активности человека, общество развивается стихийным образом. Впрочем, известно, что «органицизм» не особенно привился на русской почве: число его сторонников в России было весьма незначительно. К ним можно отнести, прежде всего, П. Ф. Лилиенфельда, Я. А. Новикова (на раннем этапе творчества), А. Стронина и немногих других.
В противоположность подобным натуралистическим теориям значительный вес в России имели сторонники социального «психологизма» в той форме, в какой его трактовала субъективная школа, особенно на фоне общественно-политической и идеологической борьбы, где то и дело раздавались проповеди, призывавшие «критически мыслящую личность» к осуществлению идеалов истины и справедливости. Большинство русских социологов XIX века последовательно и аргументированно критиковали «органицизм» с точки зрения «психологического» направления. Впрочем, обе тенденции - и натуралистическая, и психологическая - в основе своей имели позитивизм.
Кареев, как говорилось в предыдущей главе, твердо поддерживал основные положения субъективной школы и с этих позиций критически оценивал все другие направления, приводя порой достаточно серьезные доводы: «Органистическое развитие, - говорится, например, в его книге «Историология» (1915), - есть развитие изнутри, лишь бы извне ему ничто не мешало, - развитие, идущее аналитическим путем, как раскрытие изначала в него вложенного содержания - [то есть развитие по определенным генетическим программам], - общественное же развитие идет путем синтетическим, путем сложений, нарастаний, усложнений, изменений извне, к каковым относится и изменение его состава ...» [120;52]. Проблему соотношения биологического и социального он затрагивает неоднократно, но в его критике «органистических» теорий и социального дарвинизма почти нет каких-либо принципиально новых моментов по сравнению с, тем, что уже было дано Лавровым и Михайловским.
Оставаясь верным своим принципам, он, тем не менее, во всех этих теориях стремится найти рациональное зерно, те «частные истины», синтез которых приведет к созданию общей, подлинно научной теории. А в том, что каждое из направлений содержит в себе относительно верную мысль, ученый не сомневается, так как иначе, по его убеждению, они не могли бы возникнуть. Что касается «безличных» теорий, то Кареев видит в них, прежде всего, одностороннее освещение вопроса, приводящее в итоге к полному отрицанию активной роли человеческой деятельности в истории. При этом сам по себе «односторонний взгляд» вполне, по Карееву, приемлем и обоснован, если «имеет в виду одну сторону дела, не претендуя на объяснение всех его сторон». Другое дело, когда происходит абсолютизация и догматизация такого подхода: «Ошибка каждой односторонности начинается лишь тогда, когда ее начинают выдавать за всеобъемлющую истину» [120;132-133]. Сам Кареев, стремясь избежать этой односторонности, решительно отрицает отождествление общества с организмом и внесение в социологию принципов видовой биологии и признает наличие двух сторон исторического процесса, «в котором параллельно и в тесном соединении находятся моменты как безличной эволюции, так и личного творчества» [120;133]. Здесь он, вероятно, прав, но, пытаясь, казалось бы, примирить два противоположных подхода, на деле он постоянно склоняется в пользу личности. Так, «моменты безличной эволюции» остаются у него без внимания, о них говорится вскользь, не вполне понятно, что имеется в виду - ясно лишь, что к таким элементам стихийного, непреднамеренного развития он относит происхождение языка, религии, государства и т. п. Что же касается личного начала в истории, то ему в концепции Кареева отводится явно главенствующая роль. Мы встречаем у него множество высказываний, общая суть которых заключается в том, что личность признается «единственным фактором истории», по отношению к которому «все остальное, что мы охотно представляем себе также действующим в истории, будет иметь значение простых условий» [90;3], все действие которых будет заключаться в их влиянии на деятельность отдельных личностей.
«Теория прогресса» в историософии Н.И. Кареева
Главной проблемой, которая, собственно, и придает философии истории философский характер, является проблема смысла истории. В зависимости от ответа на вопрос о смысле истории возникают основные концепции философии истории, берущие свое начало еще в античности. История изображается либо как циклический круговорот, повторяющий одни и те же стадии (то есть, как не имеющая никакого смысла), либо как процесс регрессивный, идущий по нисходящей линии (например, от древнего «золотого века», или - в христианской эсхатологии - по направлению к «концу света»); либо она представляется в виде прогресса человечества, под которым подразумевается движение от низшего к высшему, от менее совершенного к более совершенному. Мировые катаклизмы XX столетия нашли свое отражение в росте пессимизма и в многочисленных философских и социологических теориях, прямо или косвенно отрицающих прогресс (О. Шпенглер, А. Тойнби, П. Сорокин), но в XVII и XIX веках прогрессивная направленность социальных изменений была общепризнанной, а сама идея обусловливалась верой в могущество человеческого разума и рациональность поведения людей вообще. XVII век стал пиком популярности идеи прогресса, в XIX веке она по-прежнему остается весьма распространенной: Гегель, Сен-Симон, К.-Ж. Прудон, Конт, Спенсер и др. - все они были сторонниками этой идеи. Кареев своим интересом к прогрессу обязан, прежде всего, влиянию позитивизма в целом. Как уже отмечалось (см. 1. Гл. I), философско-историческая программа позитивизма - это концепция исторического процесса как поступательного развития, эволюции или прогресса. Русские историки-позитивисты также признавали прогрессивную направленность истории человечества, но сколько-нибудь серьезная попытка дать идее прогресса теоретическое обоснование была сделана из отечественных историков именно Кареевым.
Для Кареева вопрос о смысле истории приобретает несколько иное звучание по сравнению с вечным «Куда мы идем?»: он может быть сформулирован скорее как «Осуществимы ли наши идеалы?». Исследователь как бы возвышается над миром истории и стремится найти её сущность в её результатах, сравнивая их с известным идеалами. Поэтому вся философия истории держится, по Карееву, на идее прогресса. При этом идея прогресса становится для него «исходным пунктом» его интереса к теоретическим вопросам в области истории, и, одновременно, «теория прогресса» представляет собой завершающее звено всей его историософской концепции. Напомним, что ученый не ставит себе задачу создания собственно философии истории, которая в его понимании представляет собой применение к судьбам человечества идеи прогресса, что означает оценку конкретных исторических событий с точки зрения этой идеи. Его «теория прогресса» - основное содержание историософии, «номология» прогресса. Она должна заниматься общими причинами, условиями возможности и прочности прогресса, рассматривать его цели и основные компоненты, и, следовательно, заключается не столько в обобщении конкретных фактов, сколько в выработке принципов для их обобщения и оценки.
В самой идее прогресса русский мыслитель видит два аспекта, или два источника, питающих эту идею: общественно-научная сторона идеи прогресса основана на наблюдении над фактами, это «эмпирическое, опытное происхождение идеи» [116;1;160], результат сопоставления менее совершенного прошлого с более совершенным настоящим. Но кроме эмпирического источника существует еще источник идеалистический, так как идея прогресса возникала также «из чаяния лучшего будущего, в котором надлежало осуществиться известному идеалу» [116;1;160]. Это субъективно-этическая сторона идеи прогресса, тесно связанная с творчеством идеалов. «Другими словами, - говорит Кареев, - наша идея может иметь двоякое происхождение: мы здесь имеем дело или с подведением итогов под фактами, или со стремлением к известному идеалу» [116;1;160]. Оба аспекта - и научно-объективный, и субъективно-этический - должны взаимодополнять друг друга, составляя общую основу теории прогресса, которая только в результате такого синтетического подхода может быть подлинно научной. Значительное место в кареевской концепции отводится определению самого понятия прогресса, специфика которого заключается в том, что прогресс он противопоставляет не столько регрессу, сколько эволюции. Известный русско-американский социолог П. Сорокин вполне обоснованно классифицировал различные теории прогресса как оценочные, то есть основанные на признании общественного идеала, к которому должно стремиться человечество, и безоценочные, нейтральные [203]. В рамках последних понятие прогресса равнозначно понятиям «развитие» и «эволюция». Отождествление этих понятий стало одним из оснований для критики позитивистского учения об обществе, а попытки развести их -одним из путей трансформации позитивизма: в этом направлении, собственно, и строит свою концепцию Кареев. Русский историк неразрывно связывает прогресс с категориями лучшего и худшего, истинного и ложного. Кареев решительно разводит понятия «прогресс» и «эволюция», считая, что не каждую эволюцию можно назвать прогрессивной. По его убеждению, идея прогресса не должна отождествляться с представлением о развитии, как о переходе от более простого к более сложному. Такое понимание прогресса как усложнения возникло на почве естествознания, в частности, в области биологических наук. Оно может быть применимо и к истории человечества, ибо и здесь «мы видим везде переход от более простого к более сложному" [75;4], но в таком случае это будет не прогресс, а простая эволюция, так как «в делах человеческих есть еще другая мерка, и всякая перемена тут является не только фактом объективного исследования, но и предметом субъективной оценки» [75;4]. Только в человеческой истории, - считает ученый, - с идеей прогресса соединено представление не просто о развитии а понятие о движении в известном направлении, о переменах от худшего к лучшему. Если эволюция «производит и прогрессивные, и регрессивные явления» [88], то прогресс как таковой направлен в сторону осуществления идеалов добра и справедливости, следовательно, не каждое усовершенствование можно считать прогрессом. Так, в полемике с Л.З. Слонимским, где речь идет о «совершенствовании искусства повального истребления людей на войне, крупповских орудиях, громадных броненосцах, миллионных армиях» [199], что в некотором роде также составляет важную сторону общего движения вперед, Кареев выступает как раз против такого понимания прогресса. Таким образом, между прогрессом и эволюцией существует принципиальное различие: общественная эволюция имеет объективный характер и не зависит от нашей оценки, в то время как социальный прогресс всегда связан с субъективной оценкой происходящих событий.
