Содержание к диссертации
Введение
1. Концепция философии истории П.Я.Чаадаева .
1.1.«Философические письма»: судьба России как «таинственное единство» христианства и истории 18
1.2 .«Апология сумасшедшего»: переосмысление или традиционность? 46
1.3 . Исторический процесс в России и философия истории 55
2. Историософия П.Я.Чаадаева в контексте спора славянофильства и западничества 69
2.1. Чаадаев и славянофильство: диалог и полемика 72
2.2. Западничество как феномен русской мысли и историософия Чаадаева .98
Заключение 113
Библиографический список
- .«Апология сумасшедшего»: переосмысление или традиционность?
- Исторический процесс в России и философия истории
- Чаадаев и славянофильство: диалог и полемика
- Западничество как феномен русской мысли и историософия Чаадаева
.«Апология сумасшедшего»: переосмысление или традиционность?
Автор выводит в качестве основной идеи Чаадаева - установление Царства Божьего на земле, которое мыслится им как установление идеальных отношений между людьми. Однако, отрицает тот факт, что Чаадаев заимствовал эту идею из «христианской догматики», считая ее основой «онтологические воззрения философа». «Его онтология представляет собой один из вариантов неоплатонизма, ибо Божественное воздействие на общечеловеческое сознание мыслится им в качестве главного условия обожения социальных отношений». При этом, автор исследования устанавливает органичную связь между философией культуры и основными идеями историософии Чаадаева, поскольку цель истории философ (Чаадаев - Р.К.) мыслит как установление «подлинной христианской культуры».2 Такова общая характеристика основных исследовательских трудов, посвященных изучению творчества Чаадаева и определению его роли в последующем развитии отечественной философской мысли.
Перед тем как сформулировать цели, задачи, методы и практическую значимость данного исследования, нам бы хотелось обозначить некоторые проблемы, связанные с трудностью интерпретации взглядов Чаадаева. Во-первых, самая главная проблема, требующая своего разрешения, заключается в восстановлении философских оснований воззрений мыслителя, которые являются достаточно разрозненными. В связи с этим мы выделяем три этапа в творческой эволюции мыслителя, и пытаемся охарактеризовать каждый из них, определяя его хронологические рамки, и устанавливая характерные отличия идей, присущие каждому из этапов. Сделанный нами выше обзор исследовательской литературы, посвященный творческому наследию Чаадаева, вполне дает нам возможность это сделать, поскольку, на наш взгляд, ни в одном из них не обнаруживается попытки всецелостного охвата и анализа системы взглядов Чаадаева. Наиболее полно данный вариант был реализован в книге М.О.Гершензона, однако, он не считает последние годы жизни философа продуктивными в философском отношении, что мы, напротив, попытаемся
К тому же линия Гершензона является общепринятой в том отношении, что он, как и большинство последующих исследователей творчества Чаадаева видит в «Апологии сумасшедшего» перемену основных координат исходных принципов философа, в то время, как мы устанавливаем происхождение данных изменений в системе Чаадаева намного раньше, и этим опровергаем установившуюся точку зрения. К тому же ни в одном исследовании не поднимается проблема взаимоотношения Чаадаева и западников. Во-вторых, и об этом мы уже упоминали, мы постараемся восстановить систему взглядов философа, опираясь на философские тексты Чаадаева. Этому будет полностью посвящена первая глава нашего исследования. Во второй же главе, сюда добавятся основные идеи из философских текстов представителей как славянофилов, так и западников. Выбор таких персоналий, как Хомяков и Киреевский, с одной стороны, и Герцен и Белинский, с другой, основывается на том, что между ними и Чаадаевым была возможна «живая» полемика, что придает особый интерес и красочность поднимаемой проблематике. В-третьих, особая трудность в изучении и интерпретации взглядов Чаадаева заключается в том, что свои мысли автор излагал на французском языке, тем самым появляется проблема грамотного и как можно более точного перевода его мыслей. Отсюда - вся сложность и разность существующих интерпретаций Чаадаева.
Методологическая основа исследования. При работе с источниками и литературой нами были использованы следующие методы исследования: конкретно-исторический, с помощью которого нами были рассмотрены основные взгляды философа, не отделяя их из конкретной среды их развития, т.е. систему взглядов П.Я.Чаадаева мы рассматривали в совокупности с основными тенденциями и изменениями его эпохи; историко-герменевтический, который помог автору дать характеристики основных историко-философских положений, изложенных в концепции Чаадаева, а также дать интерпретация этих положений; логический анализ был использован для выявления и обоснования основных положений концепции философии истории Чаадаева; компаративистский метод использовался при проведении сравнительного анализа концепции историософии П.Я.Чаадаева и взглядов основных представителей как славянофильства, так и западничества, с целью выявлений сходства и различия в их концепциях, а также для определения преемственности некоторых идей чаадаевской концепции. Данные методы позволили обозначить проблематику работы, выявить различные подходы и степень научной разработанности проблемы, начать и завершить ее исследование, определить собственную позицию в ее решении.
Анализ философских работ Чаадаева, исследовательской литературы позволил автору получить сведения о прошедших событиях, выявить тенденции их изменений и развития, показать динамику эволюции концепции философии истории П.Я.Чаадаева, составить целостное представление об изучаемой проблеме.
Исторический процесс в России и философия истории
В своих размышлениях Чаадаев снова возвращается к выяснению тех обстоятельств неустойчивости русской жизни, которым и было посвящено первое «Философическое письмо». Тем самым, историософская и психологическая проблематика продолжают свое развитие. Однако, если предыдущие мысли автора касались в основном поиска и выявления противоречий в развитии национального духа страны, то его нынешние размышления носят более глубинный характер. Они посвящены изучению именно тех свойств в характере русского народа, которые позволяют нам оставаться безразличными не только к своей судьбе, но и к судьбе своего народа, не говоря уже о судьбах всего человечества. То есть Чаадаев предпринимает попытку осознать главные свойства человеческой души. При этом, исходя из общего хода его рассуждений, нам представляется достаточно сложным определить, благодаря чему русская душа является настолько пассивной: то ли благодаря отсутствию у нее способности к передаче и соответственно, к восприятию традиций; то ли благодаря ее незаинтересованности в этом; или же, из-за первого и второго, взятых вместе. В любом случае, нам предстоит разобраться в этом. Для Чаадаева эта проблематика также является актуальной, и по всей видимости, достаточно сложно разрешимой, ибо он говорит о факте развития России и Европы, и об их современном состоянии, как об определенной данности, однако поиски причин столь значительной разницы в развитии между ними заставляют его снова и снова возвращаться к таинственной силе религии - к христианству.
Одной из основных причин, или по выражению самого автора, «язв», изводящей русского человека и убивающей его, выступает рабство. Ведь рабы не имеют «имен», они являются чьей-то собственностью, становясь безликими, тем самым, теряя свою определенность, они становятся ничем. И если в Европе «уничтожением рабства мы обязаны христианству»,1 то сам факт возникновения рабства в нашей стране уже после принятия христианства, просто приводит в ужас. Тем самым, исходная идея христианства была нами настолько искажена, что оно имеет у нас действие с точностью наоборот: «Как могло случиться, что самая поразительная черта христианского общества как раз именно и есть та, от которой русский народ отрекся на лоне самого христианства? Откуда у нас это действие религии наоборот? ... мне кажется, одно это (курсив наш - Р.К.) могло бы заставить усомниться в православии, которым мы кичимся».
Для Чаадаева, христианство - вечная, абсолютная, нравственная сила, с помощью которой можно объяснить все явления и процессы, происходившие и происходящие с человеком во все века его существования. Человек попадает под действие этой силы, которая и дает ему возможность творить благо в мире. В данном случае, говоря об истинной природе человеческих действий, Чаадаев исходит из мнения о личной заинтересованности человека при совершении того или иного поступка, ибо руководит нами «всегда одна только выгода». То есть личностный, эгоистический мотив, определяющий наши действия в том или ином направлении, говорит о слабости человеческой природы. Поэтому человеку ничего не остается, кроме как «поступать с другими так, как мы желаем, чтобы поступали с нами»,3 - т.е. следовать закону, данному нам свыше.
Однако, человеческий разум пытается постигнуть абсолютное благо, как единый и исходный принцип бытия. И то, что касается постижения эмпирических фактов нашей действительности, - это ему вполне удается. Но что мы знаем об истинном благе? Только лишь то, что оно есть «незыблемый закон», по которому все стремиться к своему предназначению. И естественно, что этот закон не может находиться внутри нас, т.к. в противном случае, мы бы сами являлись источником собственного бытия. Тем самым, в мире существует некая высшая сила, руководящая и направляющая деятельность человеческого разума. Этим подтверждается факт принадлежности человека как духовного существа двум мирам: физическому и духовному. Вопроса о расстановке акцентов при выборе приоритетов между ними мы уже касались в начале наших рассуждений. Теперь нам бы хотелось остановиться на другом. Из этих двух миров нам познаваем только лишь один - физический, не являющийся чем-то постоянным, поскольку он состоит из последовательных моментов, образующих в своей совокупности жизнь. Поэтому человеческому разуму, в силу его ограниченности рамками той же самой жизни, не представляется возможным осознать тот вечный закон, который является одинаковым для обоих миров, т.е. действует в них «необходимым образом». Тем самым, постигнуть этот закон мы можем только лишь благодаря причастности человека Высшему разуму, для которого существует только один единственный мир. Эта идея находит свое полное воплощение в христианстве, открывающего тайну назначения человека в символах и образах, благодаря которым человеческий дух может воспринимать Божественные истины. И если даже человеческий разум противится познанию такой истины, то данное право дано ему лишь для того, чтобы осознание его подчинения «темному» началу, привело его впоследствии к присоединению к истине. При этом право выбора всегда нужно оставлять за самим человеком: «если он (человек - Р.К.) сбивается с пути праведного, то это не что иное, как преступное подчинение темному началу, оставленному в его сердце с единой целью сделать более действенным его единение с истиной».1 Данная мысль продолжает свое развитие и в третьем «Философическом письме».
Чтобы действительно полно осознать свою связь с Богом, чтобы обрети себя в христианстве, для этого человеку, по мнению Чаадаева, необходимо «довести свою подчиненность до совершенного лишения себя своей собственной свободы... Это было бы высшей ступенью человеческого совершенства».1 Что для этого необходимо - отрешиться от своего нынешнего пагубного Я, собственной обособляющей идеи, и «тогда в нем бы (в человеке -Р.К.) проснулось чувство мировой воли, ...внутреннее ощущение, глубокое сознание своей действительной причастности ко всему мирозданию», ибо «утраченное и столь прекрасное существование может быть нами вновь обретено, .. .это всецело зависит от нас и не требует выхода из мира, который нас окружает».2
Но здесь возникает одна проблема: как увязать свободу выбора человека, или его ответственность, при принятии того или иного решения с действием вечной Божественной силы - Провидения, которое выступает у Чаадаева в роли судьбы, фатума, направляя все в своих действиях? Где мы можем связать между собой эти две составляющие - свободу и необходимость? Для Чаадаева ответ очевиден - в истинной христианской религии, ибо только здесь человеческая воля, с осознанием этого руководства (необходимого действия Провидения), руководствуется или свободно (курсив наш - Р.К.) подчиняется силе, которая ее направляет: «эта сила, без нашего ведома действующая на нас, никогда не ошибается, она-то и ведет вселенную к ее предназначению».3
Таким образом, исследуя глубинные стороны человеческого сознания и влияния на них Божественного откровения, мы можем вывести те особенности характера русского человека, которые привели русский народ к плачевному состоянию его собственной истории, описанной Чаадаевым в первом «Философическом письме». Также хотелось бы отметить, что нельзя отделять комплекс идей, изложенных в первом «Философическом письме» от идей изложенных в последующих письмах, ибо они представляют собой неразрывное единство в плане развивающихся в них идеях.
Чаадаев и славянофильство: диалог и полемика
Славянофильство представляет собой общественное движение 40-60 гг. XIX столетия. Основная тема, которая выступила определяющей в последующем споре между ними и Чаадаевым, заключается в обосновании своеобразия истории и культуры русского народа, которую они видели в «сочетании национального сознания и правды православия». Славянофилы говорили, что русская история, русский быт, национальное сознание, культура в целом обладают самобытными жизненными ценностями и перспективами. Высокий нравственный потенциал русской культуры, содержащийся в православии, должен обеспечить России и всем славянским народам ведущее место в историческом развитии. Славянофилы «подняли вопрос о народе как движущей силе истории, о необходимости переоценки значимости допетровской Руси, крестьянской общине, самоуправлении, земстве, о различии между национально-народной и официально-самодержавной Россией, об оцерковлении, преображении общественной жизни, о философии как теории воспитания и совершенствования общества»
Таковы основные идеи, вкратце характеризующие данное течение, и одновременно характеризующие современное состояние исследования данной проблематики.
Однако, более 130 лет назад, в декабре 1865 г. племянником П.Я.Чаадаева М.И.Жихаревым, была написана «Докладная записка потомству о Петре Яковлевиче Чаадаеве», как нельзя лучше характеризующая славянофильство именно в русле последующей с ним полемики Чаадаева (однако, вполне можно допустить, что данные строки были написаны не без влияния самого Чаадаева): «Русская история, - говорили русские новые мыслители, - не только заслуживает внимания народов, но она еще есть для них единственная. Жизнь всех остальных народов померкнет и превратиться в ничто сравнительно с жизнью русского народа, если внимательно, разумно и с любовью ее постигнуть. С самого первого происхождения Руси, и даже до него, в славянском племени лежали зародыши таких великих и благих начал, про которые никогда и не снилось народам Запада, постоянно целями и соображениями земными с путей добра и правды совращаемым и ввергаемым в пути порока, преступления или нечестия. Шествуя по этим путям, Западная Европа дошла, наконец, до положения безвыходного, в котором теперь находится, впала в гниение и зияет над нею, готовая ее поглотить, неотменная, неминуемая, ничем не отвратимая погибель, если славянское племя, а в его лице русский народ, народ одаренный всякого рода преимуществами и особенно богом любимый и покровительствуемый, которому на этот конец дано и беспримерное могущество - ее спасет, прививши к ней новую жизнь и, так сказать, вливая от своей юной, здоровой и богатой крови в ее кровь, испорченную, больную, устарелую. Европа... иного себе спасения, кроме России, не имеет, и ежели бы таковой России не существовало, то надобно было бы изобрести ее... Но сама Россия в продолжении своего исторического существования не избегнула страшного нравственного несчастия, подвергалась тяжкому удару... Это страшное бедствие, этот неизмеримый удар, был, как всякому известно, реформа Петра Великого, того государя, которого... считали великим преобразователем России и самым славным и полезным из русских воспитателей, но который на самом деле, ничем иным не был, как злым гением русской земли...»1 Данные мысли были типичны для славянофилов, но появились они как раз после появления первого «Философического письма»: «...беспощадные положения Чаадаева, вконец раздразнив самолюбие славянофилов, довели его до некоторого рода бешеного помешательства, заставили их отбросить всякую умеренность, опрокинули с рельсов их локомотив и своротили их со всякой разумной колеи».2
Теперь же обратимся непосредственно к рассмотрению вопроса о взаимоотношениях Чаадаева и славянофилов и перейдем к его критике данного направления. Своеобразная пикантность их противостояния заключается в том, что взгляды непримиримых противников были схожи во многих отношениях, и мемуары современников. М. 1989. С. 93-95.
Еще в середине XIX века Ф.М.Достоевским в журнале «Эпоха» была подтверждена важность мнения Чаадаева о славянофилах. В 1864 г. о самом Чаадаеве русской публике было известно достаточно мало фактов, поэтому, по мнению Достоевского, мысли Чаадаева, которые были связаны с вопросом о происхождении славянофильства, следует считать «очень важными, потому что Чаадаев был, конечно, один из самых компетентных судей в этом деле, да и само дело, т.е. зарождение славянофильства, совершилось у него на глазах. Как видно, оно очень его затрагивало и занимало»
Как концепция Чаадаева, так и концепция славянофилов были религиозными в гносеологии (идея единства веры и знания), онтологии (истинность библейской онтологии) и историософии (философия истории была построена на исключительном значении роли Провидения в истории), включавшей в себя также и определенную концепцию народа, как определенной общности людей. Также были у них и общие пункты в концепции «Россия - Европа», например, идея особого, по сравнению с европейским, пути развития собственной страны, ее преимуществ перед Западом, ее миссии по отношению к нему (роль мирового судьи).
Но существовали и конкретные пункты разногласий между ними. Лучше всего о них уже упоминалось в вышеприведенной цитате из работы Жихарева. Итак, они должны были расходиться в своих историко-философских взглядах: оценка нашей старины и оценка петровской реформы; характеристика современного состояния Европы; указание пути, по которому следует развиваться России; рассуждения о специфике русской истории; проблема роли России в предстоящих судьбах человечества; идеи единства человеческого рода; идеи братства народов в перспективе их слияния в будущем. По всем этим линиям Чаадаев либо прямо полемизирует со славянофильством, либо развивает идеи, противостоящие славянофильству. Они выступят основой для
Нужно отметить, что это были две достаточно органически цельные системы, обусловленные религиозно-исторической идеей Чаадаева, с одной стороны, и национальным чувством славянофилов, с другой. Обе системы совпадали в признании всемирно-исторической миссии русского народа, но это и было единственной точкой их слияния. Уже понимание путей к достижению Россией своей исторической роли, у них было различным. Чаадаев говорил, что Россия не дала еще никаких доказательств своего призвания, но судя по её нынешнему состоянию, она способна со временем занять достойное место среди народов человечества; славянофилы же, напротив, утверждали, что прошлое России представляет таких доказательств в избытке, и что она уже владеет необходимой силой, чтобы осуществить свое призвание. Для Чаадаева - мы обладаем истиной в православии и это лучшая наша особенность, для славянофилов же - мы лучший народ, и поэтому обладаем истиной в православии. Воззрения, в корне противоположные друг другу.
Итак, в рассмотрении данного вопроса нам бы хотелось сосредоточить внимание не только на самих элементах критики Чаадаевым славянофильства, но и показать, как через эту критику происходило становление собственной мысли Чаадаева, т.е. как он развивался.
Западничество как феномен русской мысли и историософия Чаадаева
Как уже было отмечено, вопрос о взаимоотношениях между Чаадаевым и западниками, и собственно сама его постановка, представляют для нас некоторую трудность, поскольку каких-либо сведений о западничестве Чаадаев нам не предоставляет, и таким образом, рассмотрение данного вопроса нам придется излагать лишь с позиций сравнения основных идей Чаадаева и западников, что мы попытались проделать в отношении славянофилов. Это сравнение потребует от нас дать общую характеристику западнического направления развития философской мысли, а также остановиться на характеристике основных взглядов его представителей.
Итак, российское западничество никогда не было однородным идейным течением. Среди общественных и культурных деятелей, которые считали, что единственный вариант развития, приемлемый и возможный для России, были люди самых разных убеждений: либералы, радикалы, консерваторы. А этот путь - путь западноевропейской цивилизации. Именно поэтому западничество не обладает такой духовной и логической цельностью, как славянофильство. А это обстоятельство дает нам возможность говорить об этом явлении в разных планах.
Западнические идеи не были модой - это была неизбежная тенденция к преодолению многовековой замкнутости и изоляции России, с последующим выходом ее на арену мировой истории и культуры. И рано или поздно, но эта тенденция должна была проявиться и найти свое воплощение, что и произошло в начале XIX века.
В строгом и узком смысле слова, как одно из влиятельных течений 30-50-х годов XIX столетия, западничество получило свое наиболее плодотворное развитие в 40-х годах. В своих построениях оно выражало идеологию той части интеллигенции, которая из поколения в поколение воспитывалась в духе европейской культуры и «была заинтересована в ускорении экономическо технического прогресса в направлении, указанном Западной Европой»
В своих суждениях и оценках представители данного направления использовали и перерабатывали на свой лад основные идеи Западной Европы, и так же, как и славянофилы, своим исходным пунктом, своей основой имели идеи немецкой классической философии, прежде всего идеи Гегеля. Но им были также знакомы и не чужды идеи их западных современников -антропологический материализм Л.Фейербаха, сочинения О.Конта, «ранний» К.Маркс и его деятельность.
В.Зеньковский в «Истории русской философии» говорит о некоторых характерных чертах этого течения, в число которых он относит открытое и прямое примыкание представителей к западной секулярной культуре и стремление связать пути русской мысли с проблемами Запада, а также «социально-политический радикализм, в котором по-новому воскресает и своеобразно углубляется «теургическое беспокойство» - чувство ответственности за историю и искание путей к активному вмешательству в ход ее истории».2
Говоря об идейных вдохновителях западников, В.Зеньковский, помимо немецких философов, указывает на влияние и французской мысли, однако главное и первостепенное значение он отдает «эстетическому гуманизму», который «над всем эти возвышается (немецкой и французской мыслью - Р.К.) и все объединяет»: «На путях секуляризма и построения независимой и автономной системы мысли последней заветной идеей является вера в «правду» и «красоту»... Это была атмосфера философской культуры».3 Тем самым, Зеньковский в творческом наследии западнической мысли видит две основные темы, глубоко взаимосвязанные между собой и обуславливающие друг друга: историософскую, касающуюся размышлений по поводу исторической судьбы России, и которая будет интересовать непосредственно нас; и эстетическую, связанную с антропологической и экзистенциальной проблематикой.
Западники, к числу которых можно отнести таких видных писателей, публицистов, как А.И.Герцен, Н.П.Огарев, Т.Н.Грановский, В.Г.Белинский, В.П.Боткин, П.В.Анненков, И.С.Тургенев и многих других, считали, что развитие России было заторможено более, чем на триста лет, причиной чему они видели монголо-татарское нашествие. Эту мысль мы встречаем у многих из них, но, прежде всего у П.Я.Чаадаева. Однако, все они искренне верят, что Россия способна догнать европейские страны. «Год для Европы - век для Азии, век для Европы - вечность для Азии. Все великое, благородное, человеческое, духовное взошло, расцвело пышным цветом и принесло роскошные плоды на европейской почве. Разнообразие жизни, благородные отношения полов, утонченность нравов, искусство, наука, порабощение бессознательных сил природы, победа над материей, торжество духа, уважение к человеческой личности... - словом все, во имя чего гордится человек своим человеческим достоинством, через что считает он себя владыкою всего мира, возлюбленным сыном и причастником благости Божией, все это есть результат развития европейской жизни».1 Эта мысль Белинского как можно ярко выражает основное умонастроение западничества.
В обширной переписке Чаадаева, которой полностью посвящен второй том «Полного собрания сочинений и избранных писем» автора, мнения философа о западниках мы можем встретить лишь в одном письме к своему постоянному адресату графу Сиркуру, написанному в 1846 г. Но и здесь речь о них идет в контексте рассмотрения Чаадаевым особенностей исторического пути России и, в связи с этим, соответствующей критикой славянофильства: «С другой стороны, воззрение, противоположное национальной школе, также принуждено заняться серьезными изысканиями в исторической области, и исходя из совершенно иной точки зрения, оно приходит к результатам не менее непредвиденным. Нельзя отрицать: бесстрашие, с которым оба воззрения исследуют свой предмет, делает честь нашему времени и подает добрые надежды на будущее, когда наш язык и ум будут свободнее, когда они уже не
будут, как всегда до сих пор, скованы путами лицемерного молчания. Столь часто повторяемое теперь сравнение нашей исторической жизни (проводимое как славянофилами, так и западниками - Р.К.) с исторической жизнью других народов показывает нам на каждом шагу, как резко мы отличаемся от них».1 Из этого высказывания Чаадаева мы можем заключить как минимум две идеи: первая — спор славянофилов и западников уже существует, и оба этих направления занимаются исследованием исторического прошлого своей страны; вторая - об этом споре Чаадаев говорит лишь с целью изложения и пояснения своих собственных идей.
Однако публицист и литературовед В.Кожинов в своей статье «Пушкин и Чаадаев. К истории русского самосознания» находит в «Отрывках и разных мыслях» еще одну идею Чаадаева, которую он относит к высказываниям философа о западниках: «Русский либерал - бессмысленная мошка, толкущаяся в солнечном луче; солнце это - солнце Запада».2 По мнению Кожинова, «в отличие от славянофилов в глазах Чаадаева... «солнце Запада» излучало великий и покоряющий свет; однако он вовсе не считал, что оно может и должно быть «солнцем России»... И дело здесь вовсе не в том, что Запад несет в себе негативные, ложные идеи... Когда он говорил, что декабристы принесли с собой с Запада «дурные идеи», он явно имел ввиду не сами по себе западные идеи, а их неприменимость к русскому бытию».3 В тех же «Отрывках и разных мыслях» мы можем встретить следующие идеи Чаадаева: «Исходные точки у западного мира и у нас были различны, чтобы мы могли когда-нибудь придти к одинаковым результатам... Никакая сила в мире не заставит нас выйти из того круга идей, на котором построена вся наша история, который еще теперь составляет всю поэзию нашего существования, который признает лишь право дарованное и отметает всякую мысль о праве естественном».
Из этого заключения Чаадаева Кожинов делает вывод о бесперспективности западничества, в силу невозможности применения его идей к «русскому бытию». Это еще раз подтверждает нам тот факт, что личность Чаадаева невозможно отнести ни к славянофилам, ни к западникам.
