Содержание к диссертации
Введение
Глава 1. Формирование философской герменевтики 32
1. Герменевтика как опыт жизни 32
2. Традиция герменевтического мышления и философская герменевтика гадамера 62
3. Актуализация герменевтики в xx веке 89
Глава 2. Общая характеристика современной герменевтики 101
1. Базовые понятия современной герменевтики 101
2. Основные стратегии герменевтической интерпретации 114
3. Ключевые проблемы герменевтической теории гадамера 135
Глава 3. Программные положения истины и метода 159
1. "Истина или метод" 159
2. Эстетический аспект концепции гадамера 169
3. Обоснование специфики гуманитарных наук 193
4. Онтологический аспект герменевтики 224
Глава 4. "История воздействий" герменевтики гадамера 250
1. Творческая эволюция гадамера 250
2. Дискуссия с "классической" герменевтикой эмилио бетти 262
3. Полемика с "критической теорией" юргена хабермаса 286
4. Спор с деконструктивизмом жака деррида 302
Заключение 316
Литература
- Герменевтика как опыт жизни
- Базовые понятия современной герменевтики
- "Истина или метод"
- Творческая эволюция гадамера
Введение к работе
ГЛАВА 1. ФОРМИРОВАНИЕ
ФИЛОСОФСКОЙ ГЕРМЕНЕВТИКИ 32
1. Герменевтика как опыт жизни 32
2. Традиция герменевтического мышления
и философская герменевтика Гадамера 62
3. Актуализация герменевтики в XX веке 89
t ГЛАВА 2. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
СОВРЕМЕННОЙ ГЕРМЕНЕВТИКИ 101
1. Базовые понятия современной герменевтики 101
2. Основные стратегии герменевтической интерпретации 114
3. Ключевые проблемы герменевтической теории Гадамера 135
Герменевтика как опыт жизни
11 февраля 1900 года в городе Марбурге у Эммы Каролины Иоанны Гадамер (урожденной Гевизе) и доктора Иоганна Гадамера родился сын Ганс-Георг . В 1902 году семья переехала в Бреслау. Когда маленькому Гансу-Георгу было четыре года, умерла его мать. С 1907 по 1918 год мальчик учился сначала в школе, а затем в гимназии Святого духа. Несмотря на все старания отца, химика-фармацевта по профессии, привить ему любовь к естествознанию, с детских лет он отдавал предпочтение гуманитарным наукам. Гадамер любил поэзию, с увлечением читал Шекспира, греческих и немецких классиков. Будучи типичным выпускником немецкой гимназии, он уже в юношеские годы хорошо овладел как классическими, так и живыми языками, особенно французским.
Неизгладимое впечатление на подростка произвела Первая мировая война. В 1914 году он был мобилизован военными властями для тыловых работ. Работал на вокзале, помогал при сортировке багажа. Навсегда запомнились ему отголоски битвы на реке Сомма (июль— ноябрь 1916) и сражения у Вердена (февраль— декабрь 1916 года), по его словам, типичных "материальных битв" Первой мировой. Позднее Гадамер часто отмечал разрушительное влияние этих сражений на западноевропейское прогрессистское сознание.
Весной 1918 года юноша записался на факультет германистики университета города Бреслау, где и проучился три семестра. Отец, невысоко оценивавший гуманитарное знание, был недоволен этим выбором: ему не нравилось, что сыну придется слушать "болтливых профессоров-гуманитариев". Несмотря на это, Гадамеру была предоставлена свобода выбора. Возможно, психоаналитику борьба Гадамера со строгостью научного метода, длившаяся почти восемьдесят лет, может показаться непрекращающейся войной против власти отца.
Как ни привлекала Гадамера история немецкой литературы, он вынужден был признать отцовскую правоту: обучение на факультете носило формальный характер. Юноша решил специализироваться на изучении философии, не прекращая, впрочем, своих занятий литературой и историей искусства. В то время такое совмещение было еще возможным, так как гуманитарное образование было гораздо менее специализированным, нежели сейчас, и представляло собой постепенное углубление в одну из изучаемых дисциплин. Таким образом, Гадамеру удалось прослушать многих известных специалистов того времени, о которых впоследствии он часто вспоминал.
Первым знакомством Гадамера с философией как таковой стали Критика чистого разума Канта и Или — или С. Кьеркегора, прочитанные летом 1918 года. Большое впечатление произвела на него также книга Европа и Азия Теодора Лессинга, впоследствии павшего жертвой нацизма, в которой с позиций традиционной мудрости классического Востока подвергалась сомнению европейская идея прогресса. Знакомство же с академической философией состоялось на лекциях профессора-неокантианца Рихарда Хёнигсвальда во время третьего учебного семестра.
Лекции Хёнигсвальда Основные вопросы теории познания Гадамер застенографировал и позднее передал в его архив. Хотя Гадамер был студентом третьего семестра, Хёнигсвальд предложил ему посещать и семинар высшего уровня (то есть Oberseminar) 63, на который разрешалось записываться только с четвертого семестра обучения. Так Гадамер прослушал цикл лекций Хёнигсвальда Введение в научную философию, который, по сути, стал для него введением в неокантианство.
С 1919 года Гадамер продолжил свое образование в Марбурге, куда переехала семья, и где отец принял кафедру фармацевтической химии у своего бывшего научного руководителя Эрнста Шмидта.
В Марбурге, как и во многих небольших университетских городках старой Германии, царил дух настоящей академической жизни, "жизни в царстве идей", в гумбольдтовском смысле этого слова. Вокруг каждого профессора складывался кружок единомышленников. Карл Барт и Рудольф Бультман развивали так называемую диалектическую теологию, подвергшую критике предшествующую историческую теологию. Разрабатывалась критика неокантианства с точки зрения феноменологической дескрипции Гуссерля; популярностью пользовалась философия жизни, восходящая к Фридриху Ницше; обсуждались проблемы исторического релятивизма, берущие свое начало в работах Вильгельма Дильтея и Эрнста Трёльча. Кроме того, в академическую среду стали вторгаться идеи поэта Стефана Георге. Студенты с интересом читали книгу о Шекспире Фридриха Гундольфа 64, исследование о Ницше Эрнеста Бертрама, работу Эриха фон Калерса о Максе Вебере.
Философию в Марбурге преподавали известные неокантианцы Николай Гартман и Пауль Наторп. Наторп развивал идею системы в философии, а Гартман, разрабатывавший этику ценностей, находился в оппозиции к идее систематики Наторпа. Помимо философии, Гадамер продолжал изучать германистику у Вогта, Элстера, Вреде, историю у Штенгеля и Фридриха Вольтерса, историю искусств у Рихарда Гамана и романистику у Эрнста Роберта Курциуса.
Итак, философия была представлена стандартным для того времени академическим неокантианством. Несмотря на то, что формирование Гадамера как философа проходило под влиянием именно этого направления, для него уже в эти годы стала очевидной специфическая недостоверность эпистемологически ориентированной философии неокантианства. Поскольку поэтическое творчество и искусство не могли быть описаны в категориях гносеологии, они вообще изгонялись из сферы познания. Однако реальный опыт жизни, круг его чтения и общения, например, магическое звучание стихов Георге и сила его личности, "демонические" способности Макса Шел ера убедительно показывали, что поэзия и искусство также занимаются трансляцией опыта.
Неслучаен поэтому интерес юного Гадамера к Платону, философия которого несет в себе нечто поэтическое. Несколько позднее именно Платона Гадамер избрал предметом своего академического интереса.
Следуя давней, еще средневековой традиции учиться в разных университетах, Гадамер провел летний семестр 1921 года в Мюнхене, где изучал историю искусства у знаменитого Генриха Вёльфлина и философию у известного Морица Гейгера. На семинаре Гейгера он впервые услышал о Мартине Хайдеггере. В Мюнхене Гадамер познакомился с Карлом Левитом, ставшим одним из его ближайших друзей.
В 1922 году Гадамер начал работу над докторской диссертацией О сущности эроса в платоновских диалогах. Формулировкой темы он обязан Полю Наторпу, который в приложении ко второму изданию своей книги Платоновское учение об идеях (1920) сформулировал эту проблему.
Базовые понятия современной герменевтики
Современная герменевтика возникает и развивается по мере того, как теряет свою силу общепризнанное истолкование мира, изменяются общепринятые стандарты и правила поведения. Можно предположить, что ее задачей и становится прояснение того, как эти и в силу каких причин они изменяются. Собственно говоря, речь идет о предмете герменевтики (в отличие от марксистской гносеологии, в герменевтической теории нет принципиального различения предмета и объекта исследования).
Для прояснения того, что является предметом герменевтического знания, воспользуемся стандартным философским "жаргоном" Нового времени. Поскольку возникает вопрос о предмете герменевтики, то, очевидно, что прояснение вопроса о предмете необходимым образом включает в себя то, что постигает, понимает такой предмет, и мы постулируем существование субъекта. Как отмечал в свое время Шопенгауэр, без субъекта нет объекта и напротив. Другими словами, на вопрос о герменевтическом объекте нельзя ответить без ссылки на герменевтический субъект. Субъект познания в герменевтике мы называем герменевтом или интерпретатором. Предмет герменевтики в теории принято называть интерпретандумом.
Рассмотрим вначале вопрос об объекте или предмете, а, точнее, — о предметной области герменевтики. Герменевтика занимается всем тем, что человеческий дух выразил или выражает, манифестирует. Таково содержательное (или материальное) определение герменевтического предмета. Как было отмечено выше, Вильгельм Дильтей утверждал, что жизнь и переживание объективируются, выражаются, с одной стороны, в различного рода "системах культуры" (под которыми он понимает "искусство, философию и религию") и в "социальных системах", таких, как "право, хозяйство, обычаи, государство", с другой. Таким образом, Дильтей полагал возможным переход от индивидуальной жизни к историческому контексту только посредством приобщения к надындивидуальным контекстам, таким как право, этос, язык. Но эти надындивидуальные образования существуют как нечто, произведенное человеком, а не данное от природы. Следовательно, герменевтика занимается всеми манифестациями человеческой культуры.
Для герменевтики не важны конкретные формы этих манифестаций. Теория герменевтики абстрагируется от них, для нее не важно, идет ли речь о текстах, картинах, зданиях либо о человеческом поведении и поступках, хотя, несомненно, можно и нужно говорить о герменевтике текста, герменевтике музыки, архитектуры и т. д. Не важна для герменевтики и конкретная принадлежность эпифеноменов к определенным областям культуры (например, к искусству, науке или религии). Герменевтика занимается любыми исторически сформированными сферами культуры.
Традиционно к предметной области герменевтики были отнесены, прежде всего, история, язык, искусство, религия, право, обычаи и системы воспитания, то есть символические системы и структуры повседневности. Это преимущественно те предметы, которыми занимаются и занимались конкретные дисциплины в течение XIX и XX вв. Благодаря В. Дильтею в немецкоязычном пространстве для обозначения этих дисциплин укоренилось наименование "науки о духе" {Geisteswissenschaften ). По-русски это понятие в последнее время все чаще обозначается как "гуманитарные науки". Анализ этого понятия позволяет прояснить несколько аспектов взаимоотношений герменевтики и "гуманитарных наук".
Прежде всего, то, что является общим для предметной области гуманитарных наук, не может быть выведено из отдельных дисциплин как таковых. На вопрос о сущности того, что объединяет эти дисциплины, не сможет корректно ответить ни один гуманитарий, занятый конкретной научной дисциплиной. Понятие "гуманитарные науки" является, таким образом, результатом философской рефлексии по поводу того, чем занимаются отдельные гуманитарные дисциплины (например, история, теология, этика, педагогика или филология). Отсюда становится достаточно ясным, что и философия, которая занимается этим вопросом, уже не может быть идентифицирована с "науками о духе". Необходимо указать и на отмеченный ранее аспект — дифференциацию "гуманитарных наук" не только от философии, но и от религии. Но наиболее значимым стало противопоставление "гуманитарных" и "естественных наук".
Итак, важным для обсуждения вопроса о предмете герменевтики представляется полагаемое понятием "наук о духе" их различие от "наук о природе" {Naturwissenschaften). В настоящее время это противопоставление гуманитарных и естественных наук уже предмет исторического анализа и само требует прояснения. Существует несколько причин такой неочевидности.
Первая трудность связана с тем, что на протяжении достаточно долгого времени оба типа науки в методическом отношении в достаточно большой степени были изолированы друг от друга. Науки о культуре в качестве основного метода были подчинены пониманию (Verstehen), под которым понимается постижение смысла и контекста (взаимосвязей) некого явления; в то время как науки о природе односторонне подчинялись объяснению (Erklaren), под которым со времен Канта понимается сведение неизвестного к общим принципам (то, что Кант называл "определяющим суждением" в отличие от "рефлексивного суждения", включающего неизвестное в уже известный контекст). В современной теории науки различают объясняемое (экспланандум), основание объяснения (эксплананс) и объяснение (экспланация). Объяснение заключается в логичном выведении объясняемого {экспланандума) из заданных начальных условий и объективных законов.
На самом же деле реальная научная практика вовсе не допускает столь однозначного и одностороннего подчинения. Обе группы методов равным образом применяются в обеих группах наук. В гуманитарных науках находят место процедуры объяснения, в естествознании существуют процедуры понимания.
Понимание и объяснение обеспечивают знание совершенно различным образом. Понимание нацелено на личность и личные манифестации, на человеческую деятельность и ее результаты, обеспеченные волевыми актами. Возникающие в этом смысле вопросы могут быть оценены в качестве понятых и оправданных тогда, когда основания, которые ведут к сомнительным выражениям (действиям и т. д.), осваиваются или могут быть освоены.
В противоположность этому, объяснение нацелено на неличностные предметы. К ним относится и само человеческое поведение, если оно рассматривается с точки зрения конкретной науки, например, биологии, психологии, социологии, как восходящее не к свободному решению, а к внешним условиям (например, климатическим или психологическим данным). Объяснение означает, следовательно, понимание сомнительного положения дел как подчиненного момента закономерности более высокого порядка.
Следует обратить также внимание на "культурологическое" расхождение в интерпретации понятий "понимание" и "объяснение" в европейской и русской традиции "9. Русское восприятие понимания ближе дройзеновскому "постижению", чем дильтевскому "пониманию".
Сложность в интерпретации процедуры понимания объясняется тем, что само понятие понимания не всегда в достаточной степени подвергалось философской рефлексии.
Кроме того, существует трудность иного рода: с одной стороны, присутствует методологическая различенность наук о духе и наук о природе, с другой — реальная конвергенция научных подходов.
"Истина или метод"
Практически бесспорным является утверждение, что идеи Гадамера оказали огромное влияние на развитие современной философии. Его важнейшее произведение Истина и метод. Основы философской герменевтики сразу же после выхода в свет стало рассматриваться в качестве классической философской работы XX века. Герменевтика Гадамера находилась в центре бурных дискуссий на протяжении нескольких десятилетий и повлияла на становление современного немецкого литературоведения, психоанализа и неомарксизма, а также на теоретизации в области практической философии. Более того, даже рецепция современной немецкой философией англосаксонской аналитической традиции и теории науки, как и восприятие французского структурализма, постструктурализма и постмодернизма, стимулированы философской герменевтикой и находятся в поле её воздействия.
Широта влияния философской герменевтики, основные идеи которой нашли своё классическое изложение в Истине и методе, объясняется, в первую очередь, многоплановостью, многогранностью этого произведения. В этой книге Гадамер рассматривает вопросы эстетики, историзма, онтологии языка и теории герменевтического опыта, как в историческом, так и в систематическом измерении.
Работа Гадамера Истина и метод является попыткой разработать всеобщие трансцендентальные условия возможности взаимопонимания и понимания текстов. Название работы состоит из двух ключевых понятий: истина и метод. Как отмечает один из исследователей истории философии XX в. Пауль Любке147, упор следует делать на понятии истины, так как Гадамер стремился обратить внимание в первую очередь на событие истины 148, в котором наше понимание участвует с трансцендентальной необходимостью. Второе слово из названия книги — метод— считается скорее ироничным, так как Гадамер— и это он неоднократно подчеркивал — не стремился разработать учение о методе, с помощью которого мы можем предпринять "более истинную" интерпретацию или истолкование, но указывает на трансцендентальные элементы, которые предполагаются в каждой интерпретации. По остроумному замечанию Юргена Хабермаса, название книги можно было бы прочитать как Истина или метод. Однако следует вспомнить и то, что Гадамер не выступал против метода как такового, но говорил о существовании форм опыта, которые не поддаются научной верификации: об опыте искусства, опыте истории и опыте языка. Они являются способами опыта, превышающими всё, предлагаемое нам "экспериментальными науками". Опыт искусства не может быть заменен эстетикой, наукой об искусстве; живой опыт истории — историографией, наукой об истории; разумное обращение друг с другом — наукой о коммуникации.
Но понимание, полученное в этом ненаучном опыте, также занято истиной, а именно истиной, которая себя показывает, себя проясняет, которая впечатляет и, вместе с тем, выдвигает требования. Следовательно, это понимание истины четко отличается от традиционно принятого её понимания, то есть истины как соответствия разума и вещи (veritas est adaequatio rei et intellectus у Аквината). Сообразно с этим истина существенным образом соответствует высказыванию {logos apophansis у Аристотеля).
Обычно истиной, как показал Хайдеггер, называют соответствие разума и вещи. Таким образом, высказывание является истинным, когда оно отражает подразумеваемое таким, каким оно является само по себе. Сообразно с этим, говоря о познании, необходимо различать субъект познания (познающий разум), объект познания (познаваемую вещь) и высказывание, в котором выражается верное (или неверное) познание субъектом объекта. Для такой концепции познания важно следующее: истина соответствует высказыванию.
В отличие от такого подхода к истине, Гадамер разрабатывал феноменологическое ее понимание. Это понимание истины, которая показывает себя {aletheia) в ненаучном опыте, то есть в произведениях искусства, в истории, в человеческом общении. Истинностное логическое высказывание Гадамер рассматривал как производную, вторичную форму истины
Обычно, если речь идёт об истине, спрашивают не о высказывании, но о предмете, о деле, о вещи, а именно о том, какой она является сама по себе. Вопрос о том, соответствует ли некоторое утверждение положению дел, всегда нацелен на вещь как на критерий высказывания. Но гадамеровское понимание истины определялось другими интенциями.
Гадамеровское понимание истины ориентировано на истину самообнаружения (Sichzeigen) вещи. Для Гадамера, как и для Хайдеггера, истина выступала как несокрытость (Unverborgenheii), раскрытость (Erschlossenheit), самообнаружение вещи, и он говорил о ней хайдеггеровским языком.
Истина при этом не обязана собой человеческому усилию. Истина становится историческим процессом раскрытия, который происходит, случается {actus exercitus в противоположность actus signatus у Августина) и который определяет нас или уже давно определил, прежде чем мы вообще это осознали. Истина, к которой мы в этом смысле обращаемся, — и в опыте искусства нам встречается такая претензия, — не является соизмеримой с "самой вещью". Вещь показывает себя, и вместе с тем осуществляется истина, минуя которую нельзя подобраться к более высокой или более глубокой истине. Здесь невозможно различение истинного и ложного. Можно, следовательно, говорить об истине самообнаружения не в смысле истины высказывания.
Если исходить из такого, в своей основе риторического 5, понимания истины как правдоподобия (vehsimile), то нельзя не сознавать, что оно стремится учитывать возможность существования ошибочного и, тем самым, постоянно подвергаемого критике понимания мира и самопонимания в нем человека. Но тогда вовсе нельзя придти к определенной точке зрения и возможно, что человек живет в определяющем его понимании мира, который ошибочен.
Такое понимание истины должно служить тому, чтобы прояснить, что понимание действительности не является самодостаточным достижением освобожденного от действительности субъекта, но событием (Geschehen), в которое понимающий уже заранее включен. Второе ключевое понятие — метод — встроено в более широкий контекст и имеет больше коннотаций, чем первое. По сути дела, это — основная проблема всей новоевропейской философии, и в этом смысле Истина и метод представляет собой попытку освободить гуманитарные науки от их ориентации на естествознание и обосновать их в первоначальном опыте мира, который предшествует различению естественных и гуманитарных наук, теории и практики.
Таким образом, Гадамер присоединяется к хайдеггеровской рецепции Дильтея — амбивалентность современного мира может быть представлена как противоположность научного и гуманитарного метода — и вслед за ним пытается преодолеть апории Дильтея, связывая гуманитарные науки с древней традицией образования и понимая их практически, морально. Он не может не подчёркивать идеи непрерывности, связности всего исторического мира, для которого современность является всего лишь одним из его моментов.
Конечно, цель книги выходит далеко за пределы дискуссии о методе, специфичном для гуманитарных наук. Скорее, речь идет о демонстрации того, что гуманитарные усилия исторически и предметно основаны в области, которая не может быть открыта научным процедурам.
Гадамер рассматривал свою работу не просто как анализ проблематики гуманитарной методологии в узком смысле этого слова. Истина и метод является во многом продолжением хайдеггеровского замысла описать понимание как модус бытия (Dasein).
Творческая эволюция гадамера
Уже после выхода в свет Истина и метод стала рассматриваться в качестве классической философской работы XX века. Со временем она стала занимать все более важное место в философском дискурсе. Известна оценка этой книги Юргеном Хабермасом, назвавшим ее одним из немногих выдающихся философских произведений второй половины XX века 234.
Широта влияния философской герменевтики, основные идеи которой были парадигматически изложены в Истине и методе, объясняется не в последнюю очередь многоплановостью, многогранностью самого произведения: историческим и систематическим анализом вопросов эстетики, историзма, теории герменевтического опыта и онтологии языка.
Однако, как было отмечено выше, программное произведение Гадамера не стало итогом его творческой деятельности. Правда, Гадамер никогда не чувствовал необходимости предложить новое систематическое изложение своей герменевтики (несмотря на то, что Истина и метод с самого момента своей публикации вызывала бурные дискуссии), однако постоянно перерабатывал и дополнял основной текст. Истина и метод претерпела многочисленные изменения и на сегодняшний день выдержала семь изданий. Изменения были внесены во второе (1965), третье (1972) и пятое (1986) издания. В научной литературе книга цитируется либо по отдельному изданию 1960 года, либо по тексту 1986 года из корпуса Собрания сочинений
Одна из самых существенных трансформаций текста, предложенная Гадамером при публикации Собрания сочинений, заключается в том, что Истина и метод стала рассматриваться в качестве первой части его теоретической Герменевтики. Соответственно, второй том Собрания стал рассматриваться как второй том Герменевтики, иначе говоря, как второй том Истины и метода . Текст же первого тома был переработан, и в него были внесены изменения в виде примечаний по состоянию дискуссий на момент публикации, то есть с учетом критической литературы на 1986 год. В самом тексте такие примечания заключены в квадратные скобки. Они призваны сориентировать читателя в дальнейшем продолжении изысканий в области герменевтики как самого Гадамера, так и других исследователей.
Второй том, на что неоднократно указывал сам Гадамер, следовало бы рассматривать не только как продолжение и расширение теории герменевтики, но и как её ограничение. Он, как и все последующие, составлен из разных статей написанных в различное время.
Технически единство двух этих томов обеспечивается едиными указателями — собственно предметным, указателем персоналий и мест из классических авторов. Впрочем, это единство было нарушено самим Гадамером при дальнейшем развитии дискуссии, в частности его полемика с деконструктивизмом была отражена во втором разделе десятого тома, вышедшего в 1995 году. Этот раздел носит характерное название Герменевтический поворот. В него Гадамер включил десять статей, касающихся спора герменевтики и деконструктивизма, а также других проблем теории герменевтики.
Содержательно второй том состоит из пяти частей, отражающих различные аспекты герменевтики так, как они представлялись самому Гадамеру в разное время, и его ответов на возражения оппонентов, данных также в разное время. В этом томе собраны статьи по отдельным аспектам теории герменевтики, которые были написаны им в различные годы. Первая статья относится к 1943 году, последняя — к 1985. В целом статьи отражают эволюцию Гадамера и обладают концептуальным единством.
Первый раздел Вместо введения состоит из статьи, написанной специально к этому тому, и представляет собой интеллектуальную автобиографию в форме самокритики. Хотя Гадамер постоянно подвергал критике Дильтея за его постоянные метания между позитивизмом и философией жизни, он, по собственному признанию, и сам не избег колебания между феноменологией и диалектикой.
Второй раздел, Предварительный этап, включает в себя тексты, написанные до 1960 года, где Гадамер заявляет себя как методолог гуманитарной науки, то есть выступает как последователь Вильгельма Дильтея, в отличие от позиции, которую он занимает в Истине и методе и других работах, опубликованных позднее.
Третий раздел — Дополнения — представляет собой статьи 60-х и 70-х годов, посвященные проблематике исторического познания, языка и понимания, практики и этики.
Большой теоретический интерес вызывает четвертый раздел, в котором помещены статьи, написанные в ходе дискуссий с Эмилио Бетти, Юргеном Хабермасом, Карлом-Отто Апелем и Жаком Деррида. Раздел носит символическое название Усовершенствование, напоминающее о значении полемики в эволюции Гадамера: он всегда с удовольствием учился у своих оппонентов. Интересен в этом смысле и пятый раздел Приложения, где также присутствуют элементы полемики.
Теоретическим вопросам герменевтики посвящены лишь два первых тома. Последующие тома Собрания сочинений представляют собой развитие и конкретное применение герменевтики к проблемам истории философии, эстетике, этике, антропологии и поэтике.
В третьем томе, который был опубликован в 1987 году, Гадамер обратился к собственной истории рецепций . Хотя, по мнению Гадамера, истоками его философствования была античная мысль, три "великих учителя", язык и мышление которых коренятся в традиции Нового времени, оказали на него определяющее влияние. Это три "//" немецкой философии — Гегель (#egel), Гуссерль (#usserl) и Хайдеггер (7/aidegger).
