Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА I. Формирование личности философа 33
1. Семейное воспитание, традиции, предания 33
2. Роль «родового гнезда» в жизненном и творческом пути философа 45
3. Образ жизни русского барина как явление социальное, нравственное и эстетическое 65
ГЛАВА II. Философия Леонтьева и ее социо-культурные детерминанты 75
1. Концепция Леонтьева и ее исторические и геополитические предпосылки 75
2. Философия национальной самобытности 130
3. Онтологический закон триединства 162
4. «Закон сохранения организованного культурного разнообразия» 187
ГЛАВА III. Особенности интерпретации православия в учении Леонтьева .205
1. Философско-религиозные воззрения мыслителя в контексте русской духовной жизни второй половины XIX века 205
2. Личный философский и религиозный опыт Леонтьева и церковно-православная традиция 220
Заключение 226
Библиография 230
- Роль «родового гнезда» в жизненном и творческом пути философа
- Философия национальной самобытности
- «Закон сохранения организованного культурного разнообразия»
- Личный философский и религиозный опыт Леонтьева и церковно-православная традиция
Введение к работе
Актуальность исследования.
Не ослабевает интерес исследователей к творчеству К.Н. Леонтьева, занимающего особое место в идейной борьбе пореформенной -России второй половины XIX- начала XX веков. К.Н. Леонтьев предложил свое видение перспектив и особенностей исторического пути России, основанное на сформулированных им законах социально-исторического процесса. Рассуждения К.Н. Леонтьева об особенностях национальной самоидентификации представляют оригинальную и цельную философию нации и теорию национальных отношений, вырабатывавшуюся им в течение нескольких десятилетий.
Количество исследований, посвященных изучению философского наследия К.Н. Леонтьева, создает иллюзию исчерпанности направления научного поиска. Однако уже сам факт плюрализма оценок его мировоззрения, нередко взаимоисключающих, развенчивает это представление.
Адекватным изучение взглядов К.Н. Леонтьева может быть только в контексте его личностного становления, реконструкции жизненного и творческого пути. Бесспорно, именно многогранная и одновременно цельная личность мыслителя снимает все видимые противоречия его философско-эстетической и социально-политической концепций. В истории его жизнедеятельности отчетливо выделяются периоды, каждый из которых оказал определенное влияние на формирование его личности и мировоззрения. Тем более важно восполнить существующие пробелы в его биографии. Именно в этом направлении возникли очевидные препятствия дальнейшего изучения «феномена К.Н. Леонтьева».
Во-первых, это касается недостаточности источников о жизни и деятельности К.Н. Леонтьева. Исследователи преимущественно обращаются к известному кругу источников личного происхождения - письмам, автобиографии, мемуарам и т.п., а также к художественным, философским,
4 критическим и научно-публицистическим сочинениям мыслителя. Характер и особенности этих памятников обусловили направление, подходы и методы научного поиска, а также выводы о факторах влияния на идейное становление К.Н. Леонтьева. Однако малоизученными остаются целые периоды или стороны жизни философа. Неполнота исследований вследствие неполноты и односторонности источников ставит под сомнение обоснованность и общефилософских выводов, и выводов о значимости тех или иных этапов и факторов влияния.
К числу важнейших моментов жизни К.Н. Леонтьева традиционно относят учебу в Московском университете и знакомство с И.С. Тургеневым, службу военным лекарем и жизнь в Крыму, назначение на должность цензором и переезд в Оптину пустынь после отставки со службы зимой 1887 года. Однако индивидуальность мыслителя, существенные черты его личности определились именно в детстве и отрочестве. События и содержание последующих периодов его жизни способствовали накоплению личного и социального опыта, знаний, обусловив эволюцию его мировоззрения.
Он не был пассивным наблюдателем происходящего. В своих сочинениях мыслитель неоднократно подчеркивал, что истоки его оценок и рассуждений следует искать в его личной судьбе. Леонтьев всегда подчеркивал значимость личного опыта для своих философско-теоретических выводов и политических убеждений. Ломался традиционный уклад его жизни; демократический прогресс наступал на его сословность и аристократизм; рационализм и утилитарная этика вытесняли в массовом сознании его веру. Отчасти признавая это, исследователи учитывают только духовные влияния (психические, идейные). В первую очередь это касается малоизученного «кудиновского» периода жизни и творчества К.Н. Леонтьева. Как правило, исследователи черпали сведения преимущественно из его переписки и мемуарных очерков. Практически игнорировалась материальная сторона жизни в имении Кудиново. Между тем, судьба кудиновской усадьбы, история которой была бы неполной без изучения хозяйственно-экономических процессов, оказала прямое влияние
5 на формирование политических убеждений К.Н. Леонтьева и на его общефилософские и социально-исторические представления.
С целью реконструкции истории имения К.Н. Леонтьева в Кудинове мной был привлечен широкий круг источников. Прежде всего, были выявлены ранее не публиковавшиеся и не привлекавшиеся для изучения архивные документы официального происхождения, характеризующиеся высокой степенью достоверности. Архивные изыскания проводились в основном в фондах Государственного архива Калужской области (FAKO), частично - в фондах РГАДА и РГАЛИ. Материалы FAKO сохранились только в рукописном варианте и в единственном экземпляре. В основном это материалы фондов; калужских губернских правительственных учреждений и органов дворянского самоуправления.
В' фондах архивов удалось обнаружить также сведения, существенно уточняющие и дополняющие знания о родословной К.Н. Леонтьева. Это направление поисков также объясняется ролью в воспитании К.Н. Леонтьева и становлении его мировоззрения ощущения исторической преемственности поколений. Кроме того, информация подобного рода позволяет составить представление о действительном положении К.Н. Леонтьева в системе социальных связей российского дворянства XIX века, что не могло не повлиять на формирование его социальных притязаний. Работы, посвященные философу, ограничивались сведениями о предках К.Н. Леонтьева из опубликованного автобиографического наследия.
Первой и пока единственной попыткой проследить генеалогические связи К.Н. Леонтьева по линии отца стало исследование А;Н. Нарбута,1 в котором содержатся биографические сведения о представителях рода. Однако среди материалов Калужского дворянского депутатского собрания мною были обнаружены редкие по характеру и содержанию, также ранее не известные документы, содержащие дополнительную информацию о ближайших родственниках К.Н. Леонтьева по отцовской линии.
Нарбут А.Н. Родословные росписи. Выпуск 4. Леонтьевы. М., 1995.
Любопытным источником о гимназическом периоде жизни К.Н. Леонтьева, фактически не освещенном его биографами, являются найденные мной ведомости «о способностях, успехах и поведении» учеников Калужской мужской гимназии.
Таким образом, уточнить представления о философской концепции К.Н. Леонтьева, об истоках его социально-политических и историософских взглядов, нам представляется возможным только путем расширения и дополнения фактологической базы исследования.
Это касается также изученности влияния на философское становление К.Н. Леонтьева характера и содержания дипломатической государственной службы на Балканах и в Турции. Восполнить существующий пробел сегодня представляется возможным благодаря публикации К.М. Долговым дипломатических донесений и отчетов К.Н. Леонтьева.2
Данное диссертационное исследование основано на методе интеграции смежных областей гуманитарного знания: исторического, философского, социологического и социально-психологического, комплексном социокультурном подходе.
Степень разработанности проблемы.
Обстоятельное изучение «феномена Константина Леонтьева» было предпринято уже в 90-х годах XIX - начале XX веков. Большая часть статей этого периода была переиздана в сборнике «Константин Леонтьев: pro et contra...» (1995). Интерес авторов был сосредоточен на критике собственно воззрений мыслителя. Присутствующие в этих работах элементы биографии, сводятся к упоминаниям лишь отдельных, наиболее значимых моментов его жизни; в центре внимания - критический анализ идейных влияний на его социально-политические воззрения, историософскую концепцию, религиозные взгляды, сопоставление концепции К.Н; Леонтьева с другими концепциями русской и мировой философской мысли. При этом выводы и оценки
2 Леонтьев К.Н. Дипломатические донесения, письма, записки, отчеты (1865-1872). М., 2003.
7 мировоззрения философа основывались преимущественно на интерпретации его философского и научно-публицистического, а не автобиографического наследия.
Лишь немногие поклонники творчества К.Н. Леонтьева предпринимают попытку философско-биографического исследования.3 Статья A.M. Коноплянцева стала первым опытом изучения представлений и метода познания Леонтьева как отражения личностного становления философа, анализа совокупности факторов, детерминировавших их развитие на различных этапах жизнедеятельности. Текстологический анализ статьи позволяет выявить круг источников, использованных автором.. Преимущественно это опубликованные при жизни Леонтьева автобиографические очерки и частная переписка. Автор из-за пробелов в фактологии отрицает принадлежность его к старинному дворянскому роду.
Кроме Коноплянцева,. в сборнике «Памяти К.Н. Леонтьева» были опубликованы воспоминания других близких знакомых философа, посвященные различным периодам его жизнедеятельности. Отдельными* изданиями выходят воспоминания А.А. Александрова4, сопровождающие издание его переписки с К.Н. Леонтьевым, Е.Н. Поселянина.5
Важным этапом формирования философско-биографического подхода к исследованию творчества мыслителя стала обширная статья критика, переводчика, литературоведа Б. Грифцова «Судьба Константина Леонтьева».6 В» ее основу лег доклад, прочитанный им в РФО памяти Вл. Соловьева в ноябре 1912 года: Акцент сделан на соответствии образа жизни писателя содержанию,, жанру и стилю его сочинений. Опираясь на мистико-символистский подход, Б.А. Грифцов выводит концептуальную формулу «разнообразие в единстве»,, интуитивизм и отсутствие строгой системы в теории К.Н. Леонтьева непосредственно из характера его жизни и индивидуальных особенностей.
3 Коноплянцев А.М. Жизнь K.H. Леонтьева в связи с развитием его миросозерцания// Памяти К.Н. Леонтьева:
Литературный сборник. С.-Пб., 1911.
4 Александров А.А\ Памяти К.Н. Леонтьева. Сергиев Посад, 1915.
5 Поселянин Е.Н. K.H. Леонтьев. Воспоминания. М., 1900.
6 Грифцов Б.А. Судьба К. Леонтьева// К.Н. Леонтьев: pro et contra. Личность и творчество Константина.
Леонтьева в оценках русских мыслителей и исследователей. 1891-1917. Кн. 1. С.-Пб., 1995. С. 295.
Вне поля зрения Б. Грифцова оказывается почти двадцатилетний период жизни Леонтьева - детские и юношеские годы. Он ограничивается сообщением отдельных фактов, почерпнутых из автобиографических очерков.
Первый опыт написания действительно полной философской биографии К.Н. Леонтьева, во многом преодолевший недостатки предшественников, предпринял в эмиграции в Париже Н.А. Бердяев (1926). Это была попытка целостного изложения мировоззрения Леонтьева, отражения эволюции его взглядов в широком контексте разнонаправленных духовных влияний, ставшая органичным продолжением написанной Н.А. Бердяевым еще в России критической статьи8, посвященной анализу консервативных принципов учения мыслителя. Исследования Н.А. Бердяева о К. Леонтьеве - философский портрет, на котором личность философа представлена, хотя не бесспорно, в многообразии взглядов и убеждений.
Признавая субъективность концепции К.Н. Леонтьева, истоки которой следует искать в перипетиях личной судьбы, Бердяев прослеживает развитие его идей в результате самостоятельного интеллектуального творчества. Его исследование не лишено субъективизма и несет отпечаток собственных воззрений автора. Он обвиняет мыслителя в неспособности постичь правду о природе личного духа, демократии, прогресса.
Монография Бердяева долгое время оставалась единственным специальным философско-биографическим исследованием жизнедеятельности К.Н. Леонтьева. Представители русского зарубежья рассматривали творчество мыслителя, как правило, в контексте общей проблемы развития русской общественно-политической и философской мысли, воздерживаясь от пространного социо-культурного анализа.9
7 Бердяев H.A. Константин Леонтьев (Очерк из истории русской религиозной мысли)// К.Н. Леонтьев: pro et
contra. Личность и творчество Константина Леонтьева в оценках русских мыслителей и исследователей. Кн. 2.
С.-Пб., 1995.
8 Бердяев H.A. Константин Леонтьев - философ реакционной романтики// К.Н. Леонтьев: pro et contra.
Личность и творчество Константина Леонтьева в оценках русских мыслителей и исследователей. Кн. 1. С.-Пб.,
1995.
9 Зеньковский В.В. Русские мыслители и Европа. М., 1997; Зеньковский B.B. История русской философии. Л.,
1991; Лосский Н.О. История русской философии. М., 1991; Флоровский Г. Пути русского богословия. Вильнюс,
1991.
В 1990-е годы появляются исследования, дающие объективный анализ мировоззрения К.Н. Леонтьева в его становлении и эволюции, появлению которых предшествовала публикация за границей монографии Ю. Иваска (1974).10 Их общей чертой было преодоление ограниченности аутентичного социально-психологического или социально-исторического подходов, стремление включить жизнь и творчество мыслителя в широкий социокультурный контекст. Выводы исследователей основаны во многом на свидетельствах современников К.Н. Леонтьева, его переписке и; воспоминаниях.
Особенно примечательна монография К.М. Долгова. Это исследование является разработкой и обоснованием методологического подхода к созданию философской биографии. Монографию отличает целостность и единство восприятия К.Н. Леонтьева как личности и философа. К.М. Долгов обосновал значение дипломатического периода для становления К.Н. Леонтьева как мыслителя.
Интересно исследование В.И. Косика.1' Предметом работы стало влияние дипломатического периода жизнедеятельности мыслителя, вынесенного из непосредственного общения с христианским и мусульманским населением Востока опыта на становление его взглядов. Спорной, на наш взгляд, представляется оценка учения Леонтьева как предтечи евразийцев.
Эти» фундаментальные исследования дополняются многочисленными работами, посвященными анализу отдельных идей Леонтьева, выявлению их истоков.
В целом, главным направлением исследований остается анализ возможных интеллектуальных влияний на философские и социально-политические идеи К.Н. Леонтьева. Следует отметить сохраняющееся многообразие
10 Иваск Ю.П. Константин Леонтьев (1831-1891). Жизнь и творчество// K.H. Леонтьев: pro et contra. Личность и творчество Константина Леонтьева в оценках русских мыслителей и исследователей. Кн.2. С.-Пб., 1995; Корольков А.А. Пророчества Константина Леонтьева. С.-Пб., 1991; Сивак А.Ф. Константин Леонтьев. Л., 1991; Долгов К.М. Восхождение на Афон. Жизнь и миросозерцание Константина Леонтьева. М., 1997; Дамье H.B. Философия истории К.Н. Леонтьева. Дисс... канд. филос. наук. М., 1993; ряд содержательных статей Н.В. Дамье; Володихин ДМ. «Высокомерный странник». Философия и жизнь К. Леонтьева. М., 2000. 1' Косик В.И. Константин Леонтьев: размышления на славянскую тему. М., 1997.
10 интерпретаций и сложность восприятия наследия, отмечаемую исследователями, отчасти объясняемую противоречивостью и многогранностью жизненных проявлений мыслителя. Не случайно,. многие из авторов, попытавшихся воссоздать целостную картину жизни и творчества Леонтьева, может быть, попадая под обаяние его художественного стиля и; убежденного фатализма, увлекаются темой предопределенности судьбы» философа, мистифицируя конечные выводы, умаляя их объективную обусловленность. Идея парадоксальности судьбы К.Н. Леонтьева по-прежнему довольно популярна.
Таким образом, анализ философского наследия К.Н. Леонтьева; основанный» на имманентной критике его взглядов, достаточно полон и всесторонен. В то же время круг комплексных,, обобщающих исследований в жанре «философской биографии» невелик. Необходимо комплексное исследование эволюции - личности и творчества К.Н. Леонтьева в единстве личностного, социокультурного и исторического аспектов. Изменилась перспектива исследований: от восприятия личности через ее отражения в творчестве к пониманию творчества как отражению личной судьбы. Выявление новых свидетельств о жизнедеятельности К.Н. Леонтьева позволяет восполнить пробелы и устранить некоторые неточности, искажения в понимании его философской концепции.
В данном диссертационном исследовании предполагается углубленный анализ философского и научно-публицистического наследия К.Н. Леонтьева в свете неизвестных ранее или малоизученных фактов его жизненного пути. В этой связи, интерес представляют только исследования по актуальным для нас проблемам.
Цель и задачи исследования. Анализ степени изученности темы позволяет сформулировать цель диссертационного исследования, которая заключается в реконструкции социо-культурного пространства, в котором происходило становление и эволюция философии К.Н. Леонтьева.
В соответствии с поставленной целью предполагается реализация следующих задач:
выявить совокупность субъективно-психологических, социально-экономических и культурно-исторических факторов и> оценить характер их влияния на формирование философии К.Н. Леонтьева;
проанализировать представления *К.Н. Леонтьева о закономерности как «концептуальное» ядро его философско-эстетической концепции и социально-политического конструирования;
систематизировать и изучить идеи, образующие философию нации и
теорию национальных отношений К.Н. Леонтьева;
уточнить степень влияния дискуссии 1880-начала 1890-х годов на выработку положений по национальному вопросу;
уточнить представления об особенностях становления и содержания религиозно-философских взглядов К.Н. Леонтьева.
Объект исследования составляет социо-культурный контекст философской концепции в единстве общетеоретических, культурологических, социально-исторических, политических, национальных и религиозных идей.
Предмет исследованиям его источниковая база.
При работе над темой диссертационного исследования был использован широкий круг источников, позволяющих выявить совокупность факторов и особенности идейной эволюции К.Н. Леонтьева.
Прежде всего, это документы из фондов Государственного архива Калужской области (ГАКО), РГАДА и РГАЛИ. В основном это материалы фондов калужских губернских правительственных учреждении; и органов дворянского самоуправления. Например, среди документов Калужского губернского по крестьянским делам присутствия сохранилась уставная грамота на сельцо Кудиново, утвержденная на имя помещицы гвардии прапорщицы
Ф.П. Леонтьевой мировым посредником г. Мещовска Калужской губернии. Грамота была составлена и подписана 24 января 1862 года и вступила в силу 21 июля 1862 года. Содержащаяся в ней информация в основном представлена статистическими сведениями о населении сельца по результатам последней X переписи; о землях, в том числе находившихся; в пользовании крестьян до реформы 19 февраля 1861 года и подлежащих выкупу; о размере крестьянских повинностей, составлявших основной источник доходов семьи К.Н. Леонтьева; а также сведения о промыслах и порядке наделения; крестьян землей в соответствии с «Местным положением о поземельном устройстве крестьян на помещичьих землях в великороссийских, новороссийских и белорусских губерниях» 1861 года. Здесь же было приложено письмо Ф.П. Леонтьевой на имя барона фон Шеллинга от 4 января 1862 года с поручениями по поводу управления имением в ее отсутствие.
Следующая группа документов — «Материалы выкупа земельного надела крестьянами Мещовского уезда с-ца Кудинова у помещиков Леонтьевых» того же ведомства за январь-декабрь 1876 года.13 В ряде официальных бумаг содержится ссылка на духовное завещание Ф.П. Леонтьевой. Наибольшее значение имеют уникальные данные о состоянии имения и операциях с недвижимостью на момент выкупа, о процедуре выкупа, зафиксированные в документах Московской Сохранной Казны, Калужского Окружного Суда, Главного Выкупного Учреждения 1-го отделения, Петербурга, Мещовского уездного полицейского управления и того же уезда по крестьянским делам Присутствия. К делу также прилагаются доверенность К.Н. Леонтьева на имя М.В. Леонтьевой, предоставляющая ей право самостоятельно осуществить выкупную операцию; соответственно, объявление М.В; Леонтьевой о желании предоставить право земельной собственности временно обязанным крестьянам своей деревни и нотариальные акты, закрепляющие это право за крестьянами.
12 ГАКО. Ф. 30, оп.1, д.4 072. иГАКО.Ф.30,оп.6,д.521.
Единственным сохранившимся. и обнаруженным официальным документом, подтверждающим обращение К.Н. Леонтьева к услугам финансово-кредитных учреждений г. Калуги, помимо упоминаний об этом в материалах Калужского Окружного суда и, неоднократно, в письмах самого писателя^ является «Отчет о деятельности Калужского общественного братьев Малютиных банка за 1882 год».14
Нам удалось обнаружить также неопубликованные документы, дополняющие сведения «Атласа Калужского наместничества» 1785 года, составленного по результатам Генерального межевания Российской империи 1777 года, о предыдущих владельцах кудиновского имения. Речь идет прежде всего о «Деле о поверке окружной межи с-ца Кудинова Мещовского уезда» от 1892 года15, хранящемся в фонде Калужской губернской чертежной. Кроме того, доподлинно известно, когда и при каких обстоятельствах права на имение перешли к Леонтьевым, благодаря найденному в РГАЛИ подлиннику «Купчей, крепости на продажу имения П.А. Зыбиным Б.И. Леонтьеву»16, составленной 10 июля 1809 года. Купчая содержит детальное описание движимого и недвижимого имущества, явившегося предметом сделки.
В архивах ГЛМ хранятся оригиналы переписки К.Н. Леонтьева и Н.Я. Соловьева, часть которой за 1879 год интересна описанием материального положения обитателей Кудинова.17 В данном исследовании нами использованы копии с первоисточников. В этих письмах также освещена малоизвестная сторона взаимоотношений двух писателей- земляков, связанная с угрозой продажи имения и попыткой ее предотвратить.
В фондах архивов удалось обнаружить также сведения, существенно уточняющие и дополняющие знания о родословной К.Н. Леонтьева. Первой и пока единственной попыткой проследить родственные связи К.Н. Леонтьева по линии отца стало генеалогическое исследование А.Н. Нарбута, одним из
14 ГАКО, Ф, 76, оп. 1,д. 13.
15 ГАКО. Ф. 159, оп. 2, д. 2656.
16 РГАЛИ. Ф. 290, оп. 2, д.69.
,7ГЛМ,Ф. 196, оп. 1,д.61.
18 Нарбут А.Н. Родословные росписи. Выпуск 4. Леонтьевы. М., 1995.
14 достоинств которого является наличие достаточных биографических сведений о каждом представителе рода. Это отличает работу А.Н. Нарбута, например, от дореволюционного издания Н. Булычева19, являющегося своего рода переписью дворян Калужской губернии, внесенных в родословную книгу дворян Калужской губернии в течение последнего столетия до 1 октября 1908 года. Родословная К.Н. Леонтьева представлена здесь только по линии отца Н.Б. Леонтьева, начиная с 1804 года. Тем не менее, среди материалов Калужского дворянского депутатского собрания мною были обнаружены редкие по характеру и содержанию, также ранее не известные документы, содержащие дополнительную информацию о ближайших родственниках К.Н. Леонтьева по восходящей и нисходящей отцовской, линии. Это «Формулярный список о службе и достоинстве умершего лейб-гвардии Конно-егерьского полка
подполковника П.Б. Леонтьева», составленный 2: сентября 1832 года. Этот документ содержит ранее не известные подробности военной карьеры и семейного положения родного дяди К.Н. Леонтьева. В числе прочих документов, в архиве этого губернского учреждения хранится записка СБ. Леонтьева, подтверждающая древность дворянства рода Леонтьевых21.
Исчерпывающую информацию об одном из сыновей СБ. Леонтьева, кузене К.Н. Леонтьева - Петре, содержат «Материалы о внесении детей П.С. Леонтьева в дворянскую родословную книгу Калужской губернии» , составленные в феврале 1855 - апреле 1856 года. Этот источник включает документы различного назначения, среди которых «Формулярный список» П.С. Леонтьева и копии метрических свидетельств его детей Евгения, Наталия, Александры и Юлии, представленные Калужской Духовной Консисторией.
Аналогичные по характеру и значению сведения содержатся в «Материалах о внесении детей помещика гвардии прапорщика Н.Б. Леонтьева в
Булычев Н. Калужская губерния. Список дворян, внесенных в дворянскую родословную книгу по 1 октября 1908. 20ГАКО.Ф.66,оп. 1,д. 1482.
21 ГАКО. Ф. 66, оп. 1, д. 1592.
22 ГАКО. Ф. 66, оп. 2, д. 355.
15 дворянскую родословную книгу...» (1826-1828 гг.).23 Уникальность этого дела состоит в том, что, помимо метрических данных и формулярного списка о службе (1826 г.) Н.Б. Леонтьева, отца К.Н. Леонтьева, к материалам были подшиты ценные копии с документов о древности рода и дворянства Леонтьевых и решения Дворянского депутатского собраниям Ярославского наместничества от 1794 года о внесении его в VI часть родословной книги дворянства того же наместничества. Благодаря им, мы имеем возможность проследить историю рода до начала XVII века и уточнить уже опубликованные сведения. Однако, вследствие неразборчивости почерка копииста, часть текста прочесть не удалось. В материалы вошли также аттестат об участии Н.Б. Леонтьева в калужском ополчении 1812 года и копия указа императора Александра I от 13 октября 1804 года об увольнении его со службы с указанием причин. Ряд других документов из фондов ГАКО, в том числе материалы Мещовского уездного дворянского собрания»24 содержат дополнительные сведения о службе Б.И. Леонтьева, его сыновей Сергея и Николая.
Наконец, в «Метрической книге церквей г. Мещовска и Мещовского уезда за 1831 год» мною была обнаружена подлинная запись о рождении и крещении К.Н. Леонтьева.25
Добавим, что в качестве основного источника по истории рода Карабановых было использовано дореволюционное издание «Русской родословной книги»26 Лобанова-Ростовского. На данный момент это самая полная и подробная родословная Карабановых, содержащая сведения о службе, званиях и семейном положении представителей рода с XVI до первой половины XIX века.
Любопытным источником о гимназическом периоде жизни К.Н. Леонтьева, фактически не освещенном в его автобиографии, могут стать ведомости «о способностях, успехах и поведении» учеников Калужской мужской гимназии, в числе которых с 1844 по 1849 год был Константин Николаевич. Некоторые из
23 ГАКО. Ф. 66, оп. .1, д. 804.
24 ГАКО. Ф. 54, оп. 1, д. 35; Ф. 66, оп. 1, д. 160; Ф. 209, оп. 1, д. 24.
25 ГАКО, Ф, 271, оп. 3, д. 105, л. 935.
26 Лобанов-Ростовский. Русская родословная книга. Т. 1. С.-Пб., 1895. С. 242-246.
них содержат сведения об успеваемости Константина Леонтьева по дисциплинам гимназического курса. В том числе за 1844-45 и 1848-49 учебные годы. Среди материалов, официальной переписки директора гимназии с попечителем Московского учебного округа и Департаментом народного просвещения сохранился отчет об окончивших полный курс гимназии в 1849 году. Несомненный интерес представляет содержащаяся в нем выписка из аттестата об окончании курса наук К.Н. Леонтьевым.
Заканчивая освещение выявленных и использованных в исследовании архивных материалов, следует отметить печальный факт отсутствия в фондах ГАКО каких-либо документальных свидетельств о пребывании философа в различные годы в Оптиной пустыни.
Изучение эволюции мировоззрения К.Н. Леонтьева в период дипломатической службы (1863-1873) основано также в первую очередь на анализе документов официального происхождения. Это его дипломатические донесения, отчеты, записки, прочая исходящая документация, содержащие не только информацию специального характера. Ценность этой совокупности источников заключается в том, что они представляют во взаимосвязи деятельностный и «осмысливающий» аспекты жизни философа. Следует подчеркнуть, что донесения освещают все этапы дипломатической карьеры и связанные с изменением обстановки, места, времени, полномочий и характера службы К.Н. Леонтьева изменения его духовного мира на протяжении десятилетия. Особое значение имеет тот факт, что эти документы являются одновременно и историческими источниками. Они содержат объективную информацию о реальных социально-политических процессах на Ближнем Востоке и международном положении после Крымской кампании 1853-56 годов, участником которой являлся и К.Н. Леонтьев в качестве врача. Поэтому следует подходить к документам и как к источникам для научно-философских и политических выводов мыслителя.
27 ГАКО. Ф. 77, оп. 1, дд. 457, 540,573.
17 Другой группой источников, дополняющих документальные, являются опубликованные источники личного происхождения. В контексте данного исследования хотелось бы подчеркнуть важность их источниковедческого анализа, предваряющего историко-философскую интерпретацию текста. Прежде всего, это касается воспоминаний К.Н. Леонтьева. Здесь исследователь неизбежно сталкивается с феноменом «посмертной автобиографии». Первые попытки объяснить истоки этого явления предпринял составитель первого полного посмертного собрания сочинений Леонтьева, его друг и ученик о. И. Фудель. Современные исследования по этой проблеме принадлежат Е.О. Майоровой. Авторы полагают, что причиной обращения Леонтьева к мемуарному жанру послужила настоятельная «потребность в авторефлексии». С этим нельзя не согласиться, как и с тем, что исповедный характер имели не только специально автобиографические сочинения К.Н. Леонтьева, но и вся его художественная проза. Она также, с учетом известной доли вымысла, может быть отнесена к мемуарному наследию философа, отражая пройденный им путь духовного роста и созревания личности, эволюцию мировоззрения. Эта потребность была следствием особенностей характера и склада ума Леонтьева, сформировавшихся под влиянием действительных жизненных обстоятельств. События жизни героев его художественных произведений, особенно повестей, написанных во время и после дипломатической службы в Оттоманской Турции, разворачиваются на фоне реальной исторической обстановки в России периода подготовки либеральных реформ Александра II, на Ближнем Востоке между двумя «восточными кризисами». «Русские повести» К.Н. Леонтьева примечательны воспроизведением быта и духовной атмосферы провинциального общества. В описаниях первых романов полубиографического характера «Лето на хуторе», «Булавинский завод», «Подлипки», «В своем краю» вполне узнаваемы реальные деятели и обстановка «калужского периода» жизни мыслителя. Это признавал сам К.Н. Леонтьев.
Майорова О.Е. Мемуары как форма авторефлексии. К истории неосуществленного замысла К. Леонтьева// Лица. Биографический альманах. Т. 6. M., С.-Пб., 1995. С. 70.
K.H. Леонтьев не создал единого законченного автобиографического произведения. Он оставил цикл автобиографических записок, писавшихся в течение последних двух десятилетий жизни, посвященных различным периодам прошлого: студенческие годы, служба в годы Крымской кампании, дипломатическая деятельность и т.д. Однако все они, по словам самого К. Леонтьева, проникнуты единым замыслом - поделиться историей внутреннего перерождения «эстетика-пантеиста, весьма развращенного, сладострастного донельзя», в верующего христианина.29 Это составляет существенную особенность его мемуарного наследия. Все события жизни рассматриваются им как пролог или послесловие к происшедшему в июле 1871 года духовному кризису, пробудившему в нем искреннее религиозное чувство. Как известно, именно это обстоятельство побудило Леонтьева впервые обратиться к написанию воспоминаний. Переосмысливая прошлое, он пытался ответить на главный, как казалось, вопрос его жизни: «Почему и как, и вследствие чего тот или другой человек стал монахом?».30 Случайным ли было его религиозное возрождение? Этим исследователи объясняют отсутствие окончательного текста автобиографии. Принципиально отказываясь от правки первых мемуарных опытов начала 1870-х годов, Леонтьев сохранил в них ощущение течения жизни, реальности переживаний. Его записки отражают постепенную эволюцию мировосприятия под влиянием данного момента, а не ее оценку с позиций приобретенного духовного опыта. Этот подход был сформулирован К.Н. Леонтьевым в 1884 году, в предисловии к «Четырем письмам с Афона»: «...Живя на Афоне, я постепенно опять научился всем сердцем понимать те самые мысли и слова, которые я слыхал давно и знал с детства, но которых истинный смысл был мною пренебрежен».31
Поэтому его мемуары содержат сведения не только о становлении религиозного сознания и мировоззрения Леонтьева, но в целом как о
29 Леонтьев К.Н. Мое обращение и жизнь на Святой Афонской Горе// Леонтьев К.Н. Египетский голубь: роман,
повести, воспоминания. M., 1991. С. 495.
30 Леонтьев К.Н. Воспоминания об архимандрите Макарии, игумене русского монастыря Святого
Пантелеймона на Горе Афонской//Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М., 1996. С. 574.
31 Леонтьев К.Н. Четыре письма с Афона// Там же. С. 19.
19 самобытном мыслителе и публицисте. Они воспроизводят социо-культурную обстановку, всю совокупность объективных исторических и субъективно-психических факторов, которые детерминировали этот процесс. Присущий автобиографическим запискам субъективизм компенсируется сведениями, почерпнутыми из других источников. Главное — личность К.Н. Леонтьева предстает на их страницах не как данность, а в динамике.
В центре повествования всегда, даже когда воспоминания посвящены другим людям, как например в очерке о русском после в Константинополе Н.П. Игнатьеве, - авторское «Я». В статье «Епископ Никанор о вреде железных дорог...» К.Н. Леонтьев отмечал, что все знакомства важны были для него «не по значению самих этих людей, а по роду мыслей, которые они, в уме моем тогда пробуждали...».32 Однако по мере православного просвещения менялось и восприятие им собственного «Я»,.понимание своей роли и предназначения. Е.О. Майорова справедливо указывает на тот факт, что, хотя мыслитель всегда стремился облечь свою автобиографию в форму исповеди-проповеди, облик «литератора-монаха» 1874 года в 1890 году вызывал у него неприязнь. Мечты о создании «художественного православного труда» не отделимы в сознании К.Н. Леонтьева от попыток уяснения причин литературных неудач. Осмысливая это на страницах записок, он приходит к выводу о мистической предопределенности: «Богу не угодно было, чтобы я забылся и забыл Его; вот как я приучил себя понимать, свою судьбу. Не будь целой совокупности подавляющих обстоятельств, я, быть может, никогда бы не обратился к Нему...».33
Другой характерной чертой воспоминаний К. Леонтьева можно назвать постепенное расширение аудитории, которой они были адресованы. Если первые записки «Мои дела с Тургеневым», появившиеся еще в 1874 году, были предназначены сначала только для чтения близким и «босфорским друзьям», окружавшим его в годы дипломатической службы в Турции, то воспоминания
32 Леонтьев К.Н. Епископ Никанор о вреде железных дорог, пара и вообще об опасностях слишком быстрого
движения жизни// Там же. С. 396.
33 Леонтьев К.Н. Мое обращение и жизнь на Святой Афонской Горе// У к. изд. С. 498.
20 1880-90-х годов обращены ко всем «образованным читателям», жившим «без руководства: веры». Мотивом являлась широта и смиренность известного замысла Леонтьева: уяснить, чтобы поделиться духовным опытом. Поэтому и читатель должен быть непременно образованным человеком, как сам мемуарист: «Образованному человеку борьба предстоит гораздо более тяжелая < и сложная, ...ему нужно еще и гордость ума сломить и подчинить его сознательно учению церкви».34
Интересно также, что ранние записки напоминают письма или являются таковыми по форме и первоначальному назначению, как, например «Четыре письма с Афона», намеренно сохраняя такие достоинства эпистолярного жанра как живость и доверительность изложения, психологизм содержания. Более того, Леонтьев не раз прибегает к этой литературной форме в последствии, облекая в нее даже свои публицистические сочинения, т.к. она способствовала достижению целей и проповеди, и пропаганды.
Третье отличие автобиографических произведений К.Н. Леонтьева состоит в том, что они не являются собственно документальными источниками, вследствие чрезвычайно выраженного субъективного начала, о котором уже упоминалось. Автор не стремился точно воспроизвести факты, даты, события, в том числе исторически значимые. Он воссоздает мир психических переживаний, духовных исканий, напряженную работу ума. Не случайно современные исследователи творчества Леонтьева отмечают близость созданного в воспоминаниях собственного образа К.Н. многим героям его повестей и романов, называя их «автопсихологическими».35 Тем не менее, дошедшие воспоминания — это незаменимый источник о жизни, окружении, мировосприятии и деятельности; К.Н. Леонтьева в разные годы. Следуя < традиции о. И;. Фуделя, мы представим используемые в данном исследовании воспоминания не в соответствие с хронологией их написания, а в соответствии с внутренней логикой освещения в них жизненного пути философа. Тем не
34 Там же. 501.
35 Майорова О.Е. . Мемуары как форма авторефлексии. К истории неосуществленного замысла К. Леонтьева//
Ук. изд. С. 70; Котельников В. Парадокс о писателе// Леонтьев К.Н. Египетский голубь: роман, повести,
воспоминания. М.: Современник, 1991. С. 3-12.
21 менее, это не снимает проблемы точной датировки написания некоторых мемуарных очерков.
Достаточно полным источником о детских годах, проведенных в Кудинове до поступления в Калужскую мужскую гимназию, является незавершенный очерк «Мое обращение и жизнь на Святой Афонской Горе», задуманный автором как предисловие к «посмертной автобиографии». По-видимому, К.Н. Леонтьев работу над ним начал в 1889 году в Оптиной пустыни, на что косвенно указывают даты и события, упоминаемые в очерке. Генеральная линия повествования, как уже упоминалось, - уяснение истоков религиозного чувства,, рассуждения на тему предопределенности события 1871 года. Кроме того, это единственное подробное воспоминание самого автора об отце, о роли его и других старших членов семьи в религиозном воспитании детей. Но что характерно для всех автобиографических сочинений К.Н. Леонтьева, он не придерживается строго хронологической последовательности, перенося читателя из 1830-40-х годов в 1870-е и дальше в 1889 год.
Подробное описание родительской усадьбы в Кудинове, сведения об истории семей Леонтьевых и Карабановых, психологические портреты матери Федосии Петровны, в девичестве Карабановой, деда. Петра Матвеевича Карабанова, Анны Михайловны Хитрово и других родных и знакомых семьи содержатся в другом мемуарном цикле К.Н. Леонтьева — «Рассказ моей матери об Императрице Марии Федоровне». История создания, как и содержание этого произведения неординарна, о чем сообщает сам Леонтьев. В его основу легли воспоминания Ф.П. Карабановой-Леонтьевой о жизни и поступлении в екатерининский институт. О встрече с императрицей Марией Федоровной во время ее посещения Калуги в мае 1826 года для встречи возвращавшейся из Крыма Императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги императора Александра I, записанные ею по просьбе сына - Константина Николаевича - еще в 1850-х годах. Однако Константин Николаевич счел нужным предварить их публикацию в «Русском вестнике» в 1891 году предисловием, в котором помимо биографии матери подробно комментирует описанные в
22 воспоминаниях события. Содержание этих комментариев само по себе ценно, ибо уточняет представления об истоках политического и мировоззренческого консерватизма К.Н. Леонтьева. Не случайны воспроизведенные им подробности о встречах с царственными особами, которые Ф.П. Леонтьева намеренно опустила, придав запискам «тон строгий и несколько официальный». Не говоря уже о влиянии «кудиновского периода» на формирование эстетических основ его общефилософской концепции. Присущее К.Н. Леонтьеву внимание к частному способствовало выработке у него особого отношения к мемуарам, выраженного в следующих словах: «...когда много побочного освещено правдиво и наглядно, ...тогда и неважность этого факта личной жизни может приобрести иную занимательность и более серьезную значимость...». Вероятно, он настаивал бы на аналогичном подходе исследователей его творческого наследия. Хронологически воспоминания с пояснениями К.Н. Леонтьева охватывают период с 1806 по 1871 год (год смерти Ф.П. Карабановой).
Источником по проблеме эволюции политических воззрений К.Н. Леонтьева является «Рассказ смоленского дьякона о нашествии 1812 года», написанный и опубликованный в 1881 году, в котором изложены воспоминания о пребывании будущего философа в 1851-52 гг. в вяземских имениях смоленской губернии Карабановых.
Опубликованные в 1880-е годы, «Воспоминания о Ф.И.Иноземцеве и других московских докторах 1850-х годов» и «Мои дела с Тургеневым и т.п. (1851-1861)» описывают события жизни будущего философа во время обучения на 2-4 курсах медицинского факультета Московского университета. Они интересны тем, что уточняют представления о роли медицинских занятий в обосновании методологии его исследований, основанной на естественно-эстетическом принципе и этимологически восходившей к практической; врачебной диагностике и симптоматике.
В 1883 году К.Н. Леонтьев пишет ряд очерков, которые были задуманы как часть большого цикла «Из недавних встреч и знакомств за границей и в России.
23 Размышления и отрывки». Вероятно, они предназначались для публикации в газете «Гражданин», с которой в то время сотрудничал автор36. Хотя и не завершенные, очерки интересны освещением настроений либерального петербургского общества начала 1860-х годов, повлиявших на мировоззренческий переворот молодого и амбициозного литератора. Эволюция интеллектуальных симпатий К.Н. Леонтьева от сочувствия западникам до 1855 г. в пользу славянофилов в начале 1860-х гт. отражена в мемуарном очерке «Несколько воспоминаний и мыслей о покойном An. Григорьеве. (Письмо к Н.Н. Страхову)», написанном в середине 1860-х годов; во время пребывания философа в Турции. С точки зрения генезиса философских и политических воззрений примечательна данная им оценка консульского периода.
Основными источниками о жизни Леонтьева в судьбоносный период с лета 1871 года по осень 1872 года следует признать «Воспоминание об архимандрите Макарии, игумене Русского монастыря Св. Пантелеймона на Горе Афонской» (1889) и публицистические статьи мемуарного характера «Пасха на Афонской Горе» (1882) и «Четыре письма с Афона» (1912). История написания последней особенно интересна. Ее основное содержание составляют письма К.Н. Леонтьева, начатые в июне-августе 1872 года на Афоне и адресованные его племяннице Марии * Владимировне Леонтьевой. Решение о публикации он принял после прочтения их на известных «пятницах» у П.Е. Астафьева, с целью «передать эти чувства, эту радость первого общения ...русскому, ...думающему»37 человеку, о чем свидетельствует предисловие автора от 1884 года, когда текст писем был окончательно выверен. Однако по содержанию этот очерк, как обычно для Леонтьева, оказался богаче, представляя интерес и для исследователя его социально-политических и историософских воззрений. Важным источником сведений о факторах эволюции мировоззрения и духовном состоянии философа после возвращения в
36 Леонтьев К.Н. Из воспоминаний// Лица. Биографический альманах. Т. 6. М., С.-Пб., 1995. С. 453.
37 Леонтьев К.Н. Четыре письма с Афона// Леонтьев К.Н. Восток, Россия и славянство. М., 1996. С. 19.
24 Россию в 1874 году являются записки «Моя литературная судьба», написанные не ранее весны 1875 и не позднее 1877 года.
Общепризнанна роль Оптиной пустыни в религиозном становлении К.Н. Леонтьева. Однако он почти не оставил личных воспоминаний о жизни там, за исключением писем и статьи, посвященной памяти о. Климента Зедергольма (1879), катехизатора К.Н. Леонтьева, с которым он познакомился еще во время первого после возвращения в Россию из Турции посещения монастыря в 1874 году. Можно предположить, что основной причиной послужил как раз феномен «посмертной автобиографии» и «чувство незавершенности собственной судьбы», сопровождавшее его, по замечанию Е.О Майоровой,, последние десятилетия жизни. Образ жизни, активное научно-публицистическое творчество, откладывавшийся постриг не допускали возможности осмысления столь деликатной темы как многолетнее и многотрудное послушание в Оптиной пустыни.
Наиболее полное представление о жизни, чувствах и образе мыслей К.Н. Леонтьева 1880-х-рубежа 1890-х годов дают биографические очерки, написанные его друзьями и корреспондентами, большая часть из которых, как известно, вошла в книгу «Памяти К. Леонтьева» (1911). Часть из них были членами юношеского кружка, сложившего вокруг Леонтьева в середине 1880-х гт. из студентов Московского лицея, директором которого был редактор «Московских ведомостей» М.Н. Катков. Основная тема этих воспоминаний — жизнь и окружение К.Н. Леонтьева во время пребывания в Москве и работы в Цензурном комитете, в том числе отношения между философом и его другом и оппонентом П.Е. Астафьевым. На «астафьевских пятницах» состоялось знакомство с Леонтьевым А.А. Александрова, окончившего историко-филологический факультет Императорского Московского университета. С 1887 и до смерти К.Н. Леонтьева между ними завязалась переписка, публикация которой сопровождалась биографическим предисловием корреспондента.
Пребывание Леонтьева в Оптиной пустыни с лета 1888 года по осень 1891 года - тема записок Е.Н. Поселянинова (публициста и церковного писателя),
25 основанных на впечатлениях от знакомства с Константином Николаевичем. Это один из немногих источников о настроениях и быте мыслителя накануне и после пострижения в монахи.
На последние год жизни К.Н. Леонтьева (1890-1891) пришлось знакомство его с Л.А. Тихомировым (1852-1925), участником народнического движения 1870-х годов, членом исполкома «Народной воли», эмигрировавшего в 1882 году и вернувшегося в Россию в 1889 году после публичного раскаяния в революционной деятельности. Это знакомство стало судьбоносным для Тихомирова, определив содержание его фундаментальных историко-политических исследований. К.Н. Леонтьеву посвящена одна из глав его мемуаров «Тени прошлого», написанная в 1920-21 годах на основе дневниковых записей и писем. По мнению Е. Ивановой, осуществившей первую в новейшей истории публикацию этого очерка, воспоминания больше напоминают «духовную биографию, в сжатом виде намечающую основные этапы жизненного пути».38 Очерк интересен не только с точки зрения эволюции мировоззрения К.Н. Леонтьева и его творческих планов, но и сведениями об эмоциональном состоянии и образе жизни мыслителя в его непродолжительные поездки в Москву из Оптиной пустыни и в Сергиевом Посаде.
Третья группа источников представлена эпистолярным наследием. В отличие от мемуаров, создаваемых автором по памяти, письма, как известно, создаются в момент событий или сразу после них. Поэтому сведения их более достоверны, т.к. адресованы конкретным, близким автору, лицам, и точны; они позволяют уточнить, немаловажные детали жизни отправителя. Кроме того, большинство воспоминаний изначально предназначены для публикации, что также влияет на характер и содержание изложения: материал тщательно отбирается, подвергается литературной обработке. Ценность писем заключается в психологичности и эмоциональности, искренности отраженного в них отношения к происшедшему.
38 Иванова Е. К.Н. Леонтьев: судьба и идеи//Литературная учеба. 1992. № 1-3. С. 137.
К.Н. Леонтьев вел довольно активную переписку. Некоторые письма были опубликованы уже в конце XIX- начале XX веков. Современным изданиям, хотя и обоснованно претендующим на научность и сопровожденным комментариями, свойственны также некоторые общие недостатки, в т.ч. вряд ли оправданное наличие купюр в текстах писем и субъективный подход составителей к отбору публикуемых писем. Круг респондентов Леонтьева довольно широк. Большинство писем адресовано матери писателя Ф.П. Карабановой-Леонтьевой,; племянникам М.В: и В.В. Леонтьевым, Н.Я. Соловьеву, а также «босфорским» коллегам, с которыми он поддерживал дружеские отношения на протяжении всей жизни. Обширна и география* переписки — от Крыма и Турции до «милого сердцу» Кудинова и Оптиной пустыни.
Из анализа содержания многих писем следует, что основными предметами размышлений для К.Н. Леонтьева, так или иначе накладывавших отпечаток на восприятие им событий личной и общественной жизни, являлись драма литературной судьбы, трудности послушания, и безденежье, а точнее материальное неблагополучие. Ив юности, и в зрелости последнее он считал главным препятствием, мешавшим плодотворным литературным занятиям, а потом - духовному воспитанию. Изменилось лишь отношение к этому негативному факту. На смену чувству ужасной несправедливости пришло осознание его как неизбежного зла, наказания за греховность. Читая переписку К.Н. Леонтьева, отчетливо представляешь картину полного оскудения и разорения «игрою счастия обиженного» рода и невольно вспоминаешь драму Н.Я. Соловьева «Ликвидация» и «Вишневый сад» А.П. Чехова.
Для исследователей мировоззрения К.Н. Леонтьева немалую ценность представляет уже упоминавшаяся переписка последних лет жизни с А.А. Александровым, Л.А. Тихомировым, а также В.В. Розановым.39 Не смотря на заочное знакомство, Константин Николаевич оказал огромное влияние на
39 Розанов В.В. Собрание сочинений. Литературные изгнанники: Н.Н. Страхов. К.Н. Леонтьев. М., 2001. С. 317-414.
27 становление личности и воззрений В. Розанова, по собственному признанию последнего. Опубликованная им переписка с К. Леонтьевым, вошедшая в цикл «Литературные изгнанники», с подробными примечаниями и предисловием, не только описывает жизнь философа в Оптиной пустыни, но содержит подробности, уточняющие его религиозно-философскую концепцию. Тем более, что размышления на эту тему стали для Леонтьева предметом особых забот в последние месяцы жизни.
Последнюю группу источников, составляют собственно философские трактаты и научно-публицистические статьи К.Н. Леонтьева.
Методологическая основа исследования.
Настоящее диссертационное исследование осуществлено на стыке «персональной; истории» («микроистории») и «философской биографии». Методологически, как уже отмечалось, оно основано на: социокультурном подходе, который признается сегодня і наиболее перспективным для комплексного исследования проявлений человеческого, т.е. индивидуального, субъективного, в общем, социально-историческом и культурном контексте. Принципы и методы социокультурного подхода как одной из форм системного подхода, традиция изучения которого была заложена еще П. Сорокиным, активно разрабатываются и внедряются историками, философами, социологами* (Лапин Н.И., Дридзе Т.М., Козлова Н.Н; и др.). Кроме того, современная наука рассматривает всякое биографическое исследование как исследование социокультурное.
Выбор методологической основы обусловлен* пониманием личности и продуктов ее деятельности как результата непрерывного процесса эволюции индивида, протекающей в постоянном взаимодействии, взаимовлиянии и взаимопроникновении личностного, социального и культурного аспектов:, Поставленной цели и сформулированным задачам исследования представляются адекватными следующие принципы: активного человека, взаимосвязи и взаимовлияния культуры и социальности, а также
28 антропологическая составляющая социокультурного подхода. В центре исследования всегда стоит индивид и его деятельность.
В данном исследовании предполагается представить жизненный путь К.Н. Леонтьева как совокупность конкретно-исторической, социокультурной и жизненной ситуаций, обусловивших генезис мировоззрения. Это позволяет преодолеть характерную мистификацию биографии К.Н. Леонтьева и представить важнейшие этапы его жизни и философского творчества как результаты сознательного личного выбора. Ибо каждый человек является продуктом своей эпохи настолько, насколько сам конструирует себя. Он не только участвует в социокультурной жизни, осмысливая и, может быть, изменяя ее, но и она оставляет след в личном опыте через включение в политические, экономические, религиозные и прочие связи. Воссоздавая в хронологической последовательности события жизни и поведенческую, эмоциональную и интеллектуальную реакцию на них К.Н. Леонтьева, мы попытались преодолеть иллюзию предзаданности, предопределенности; поступков мыслителя.
Это обусловило следующие направления исследования. Во-первых, изучение жизнедеятельности и мировоззрения К.Н. Леонтьева в социально-организационном и социально-историческом контексте как субъекта разнообразных реальных, динамично изменяющихся общественных отношений. В этой связи интересным было проследить влияние скорости исторического процесса на ритм жизни и чувство времени К.Н. Леонтьева. Во-вторых, в социально-культурном контексте, т.е. интеграцию его в систему материальных и духовных идей и ценностей русского общества XDC века, в систему предзаданных культурных традиций, норм (правовых, этических, экономических и т.д.) и образцов. Особенно важно это учитывать, изучая детский и юношеский периоды. Тогда индивид приобретает и конституирует большую часть своих привычек, знаний, навыков. Но тогда он и открыт больше влиянию старших, наставников. Их авторитет тем выше, чем замкнутее, патриархальнее быт и образ жизни. Это мы имеем возможность наблюдать на
29 примере К.Н. Леонтьева, индивидуальность которого формировалась в условиях усадьбы, в традиционалистском обществе. В совокупности это дает возможность естественно объяснять разнонаправленность его индивидуального развития, выбор способов удовлетворения жизненных (в том числе смысложизненной, коммуникативной и интерактивной) потребностей и реализации индивидуальных базовых установок.
В связи с этим методологическое поле исследования составили метод ситуационного анализа, метод социального анализа. В качестве общенаучных методов были использованы: анализ, синтез, сравнение, обобщение, а также диалектические принципы объективности, закономерности, целостности и системности в изложении материала. Среди частноисторических принципов следует выделить принципы первичности источника и хронологически-тематический, предполагающий выявление и интерпретацию факторов влияния генеральной, смыслообразующей темы каждого периода жизнедеятельности К.Н. Леонтьева, что обусловило многогранность его философского наследия;
Характер источников и особенности фактологической базы исследования обусловили использование наряду с методами внутренней и внешней исторической критики источников официального происхождения (делопроизводственная документация, дипломатические донесения и отчеты), методов социокультурной интерпретации и объяснения текстов источников личного происхождения (письма, автобиографии, мемуары), в их сочетании. Среди последних следует указать на методы герменевтического, структурного и семиотического анализа текстов. Эти методы частично применялись также при работе с философскими и научно-публицистическими сочинениями К.Н. Леонтьева. Это обусловило возможность всестороннего анализа документов.
Научная новизна диссертационного исследования, на наш взгляд, выражается в следующем:
предпринята попытка комплексного исследования общих условий и специфических обстоятельств индивидуальной судьбы К.Н. Леонтьева, что
преломилось в его философском и научно-публицистическом творчестве, определив особое место в культурно-исторической памяти;
применены методы социокультурного подхода и социокультурной интерпретации источников, позволяющие воссоздать целостную картину исторических, социокультурных и жизненных ситуаций, проанализировать значимые события и обстоятельства его жизни и деятельности, которые оказали прямое или опосредованное влияние на мировосприятие и сущностные характеристики его философской концепции;
изучен характер влияния социально-экономических микроисторических процессов на становление взглядов К.Н. Леонтьева путем реконструкции истории кудиновского имения мыслителя;
уточнены социально-ролевые характеристики личности и истоки философского и политического консерватизма К.Н. Леонтьева на основе обращения к генеалогии;
изучено влияние характера и содержания дипломатической деятельности К.Н. Леонтьева на его идейное становление. Установлено, что большинство идей, в том числе принципы философского и политического консерватизма, основы учения о закономерностях, философии неравенства, были уяснены, осознаны и выстроены в определенную систему именно тогда;
систематизировано учение К.Н. Леонтьева о закономерностях и определено - его значение как «концептуального» ядра, системообразующего элемента его философской концепции и основы социального конструирования; предпринята попытка обоснования его практической ценности;
проанализированы национально-политические воззрения К.Н; Леонтьева, раскрыто понимание им сущности национальных явлений и их места в «гипотезе вторичного смесительного упрощения».
обоснована оригинальность и самодостаточность философии нации и национальных отношений К.Н. Леонтьева в сравнении с идеями НЛ. Данилевского, B.C. Соловьева, П.Е. Астафьева;
проанализированы проблемы религиозного обращения К.Н. Леонтьева, характер его послушания и монашества;
введены в научный оборот новые источники официального происхождения, уточняющие представление о характере и особенностях жизненного и творческого пути мыслителя.
Теоретическая и практическая значимость работы заключается в возможности дальнейшего углубленного исследования различных сторон наследия К.Н. Леонтьева. Концептуальные и общеметодологические выводы исследования могут инициировать поиск новых ракурсов изучения русской философской и общественно-политической мысли XIX века.
Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования были отражены в публикациях автора, докладах и выступлениях на всероссийских и региональных конференциях: «Кудиновская усадьба К.Н. Леонтьева» (межрегиональная конференция «Природа и история Поугорья» (Калуга, 1999)); «К проблеме определения места философской системы К.Н. Леонтьева в русской философии» (всероссийская научно-практическая конференция «Философия преподавания философии» (Калуга, 2000)); «К.Н Леонтьев. Кудиново — Оптина пустынь» (региональная конференция «Проблемы; истории, археологии, культуры и природы Козельского края» (Калуга, 2001)); «Закон сохранения организованного культурного разнообразия» как системообразующий элемент философской концепции К.Н. Леонтьева» (V всероссийские чтения «Оптина пустынь и русская культура», посвященные братьям Киреевским (Калуга, 2004)); «Российский патриотизм: история, традиции, современность» (областная научно-практическая конференция «Российский патриотизм. Истоки, современность, проблемы возрождения и развития» (Калуга, 2003)); «Кудиново в жизни К.Н.4 Леонтьева» («История философии», № 6, Москва, 2000); «Особенности субъективного
32 понимания православия в философии К.Н. Леонтьева» («История философии», № 9, Москва, 2002).
Диссертант приняла участие в подготовке комментариев к новому переизданию ПСС К.Н. Леонтьева (Леонтьев К.Н. ПСС. В 12 томах. Т. 6. Кн. 2. С.-Пб., 2004).
На основе содержания диссертационного исследования был разработан и апробирован на кафедре Отечественной истории КГПУ им К.Э. Циолковского спецкурс по истории философии: «К.Н. Леонтьев и философская и общественно-политическая мысль России XIX века». Отдельные положения диссертационного исследования были привлечены для популяризации наследия К.Н. Леонтьева через СМИ, а также в учебно-воспитательной и научно-исследовательской работе со студентами высших учебных заведений (при подготовке и проведении конференций «История гимназического образования России- К 200-летию КМГ» и «Н.В. Устрялов в истории мировой культуры»).
Роль «родового гнезда» в жизненном и творческом пути философа
Помимо семейных преданий о заслугах предков, известных К.Н. Леонтьеву большей частью со слов Ф.П. Леонтьевой-Карабановой и горбатой тетки Екатерины Борисовны, значимую роль в воспитании личности философа сыграл образ жизни, заведенный матерью в Кудинове, сама атмосфера родительского дома, а также в изредка навещаемых вяземских имениях Карабановых в Смоленской губернии. На протяжении жизни он увлекался разными идеями, в том числе либерально-демократическими. Однако многие из них впоследствии были вытеснены бессознательно усвоенными еще в детстве идеалами: любовь к прекрасному в жизни, монархизм, патриотизм и любовь к Богу. Под влиянием внешних исторических событий и внутренних факторов основанные на них представления развились в неповторимую историко-философскую систему и вытекающие из нее общественно-политические убеждения. Эти столпы или детерминанты его мировоззрения сосуществовали, и ни одна из них не могла быть безболезненно отторгнута Леонтьевым. Вся его жизнь - попытка примирить эти начала, вступавшие в противоборство под действием таких обстоятельств как смена рода деятельности, социального окружения, борьба течений общественно-политической мысли, изменения во внутренней и внешней политике Российской империи. При этом необходимо подчеркнуть условность их противопоставления применительно к отроческому периоду, ибо в те годы, по словам самого К.Н. Леонтьева, была заложена только основа будущей всепоглощающей искренней веры - эстетическое отношение к христианскому культу, как синтез первых религиозных впечатлений и наследственного эстетизма.
К.Н. Леонтьев провел в Кудинове не только почти безвыездно первое десятилетие своей жизни, до поступления в 1841 году в Смоленскую гимназию. Сюда он ненадолго возвращался на время вакаций; в отпуск для поправления здоровья из Феодосии в период со 2 октября 1856 по 2 апреля 1857 года; в августе 1857 года после увольнения с действительной военно-медицинской службы; в очередной отпуск летом 1861 года по окончании государственной службы лекарем при имениях баронессы Розен и действительного статского советника Штевена в Арзамасском уезде Нижегородской губернии. Наконец, К.Н. Леонтьев поселился в Кудинове летом 1874 года, после возвращения из Турции, и прожил до 1880 года, вынужденный покинуть поместье в связи с приглашением в Варшаву в качестве корреспондента газеты «Варшавский дневник». Куда бы ни забрасывала его судьба, он всегда возвращался в родное Кудиново, на многие годы ставшее его «целителем» и «убежищем». Хотя после 1874 года покойное пребывание здесь нередко омрачалось тоскою по шумной, деятельной и красочной жизни; Востока, чувством духовной и материальной неудовлетворенности, он осознавал духовную и кровную связь с этими местами. Здесь была его «почва».
Наше обращение к истории кудиновского поместья КН. Леонтьева не случайно. Став частью его биографии, она значима потому, что позволяет уяснить истоки не только политического либерального консерватизма мыслителя, но и многих его общефилософских и социально-исторических представлений. Это взгляд на К.Н. Леонтьева не как потомственного дворянина, но как на помещика, землевладельца.
Сегодня реконструкция истории Кудинова стала возможна благодаря обнаруженным мной уникальным документам, которые являются: основными источниками о положении дел в имении, состоянии хозяйства и его владельцах за период с середины XVIII века до конца 1920-х годов. Среди них: 1) уставная грамота на сельцо Кудиново, составленная от имени матери К.Н. Леонтьева Ф.П. Леонтьевой-Карабановой; 2) написанная собственноручно Константином Николаевичем в 23 апреля 1875 года доверенность на имя племянницы Марии Владимировны Леонтьевой, предоставляющая ей право самостоятельно осуществлять выкупную операцию; 3) «Отчет о деятельности Калужского общественного банка братьев Малютиных за 1882 год», прямо подтверждающий факты обращения К.Н. Леонтьева к услугам финансово 47 кредитных учреждений г. Калуги; 4) материалы Калужского губернского и Мещовского уездного по крестьянским делам присутствий и другие.
На настоящий момент историю Кудинова удалось довести до 1763 года, во многом благодаря материалам Генерального межевания. Согласно документам за июнь этого года, предыдущим собственником имения был секунд-майор Афанасий Никитич Зыбин . То же подтверждают материалы Орловской межевой конторы споров от августа 1777 года.79 По данным на 1785 год Кудиново представляло собой поселение в верховьях р. Выгорки из 35 дворов с; населением в 364 крестьянина, состоявших на барщинной повинности. А.Н. Зыбину принадлежало 512 десятин 1 851 сажень земли, из них - 38 десятин 1 200 саженей под усадьбой и 401 десятина 2 051 сажень пахотные земли. На территории усадьбы находился деревянный господский дом с садом и два пруда80.
По завещанию А.Н. Зыбина, после его смерти имение было разделено между сыном Павлом Афанасьевичем и вдовой Катериной Петровной. В 1808 году вторая часть Кудинова с 69 крепостными также перешла П.А. Зыбину (всего 94 крепостных). А в 1809 году он продал свое «крепостное движимое и недвижимое с людьми и со крестьяны имение» коллежскому советнику Борису Ивановичу Леонтьеву, деду К.Н. Леонтьева, за 27 тысяч рублей государственными ассигнациями, что документально подтверждает составленная 10 июля 1809 года и подписанная ими купчая крепость на имение.
Родители К.Н. Леонтьева вместе со старшими детьми переехали в Кудиново между 1820-1822 годами после смерти деда, скорее всего отписавшего имение сыну. Однако Николай Борисович вскоре отказывается, по неясным вполне причинам, от сельца в пользу своей супруги Федосии Петровны.
Философия национальной самобытности
Теоретически национальная проблема является частью культурологической и философско-исторической концепций К.Н. Леонтьева, что, безусловно, отразилось на его суждениях о перспективах национальной политики и геополитики Российской империи. И хотя культурологический подход можно наблюдать также в исследованиях П.Е. Астафьева, выводы Леонтьева отличаются оригинальностью, что объясняется различием их методологических основ (учение о трех стадиях развития и законах социальной динамики).
Другой особенностью этой части наследия К.Н; является пристальное внимание к современным ему национальным процессам, но при этом, иногда произвольное обращение с фактами российской и всемирной истории, на которых в основном построена его система аргументации. Это подобие исторического редукционизма. Например, крепостное состояние, по его мнению, не результат длительного процесса закрепощения, убедительно доказанного русской исторической наукой во второй половине XIX в., а изначально присущее русскому крестьянству качество. Самодержавие он не склонен рассматривать как историческую разновидность монархической формы правления, поэтому возникновение монархических институтов власти относит не к эпохе Киевской Руси, а к эпохе правления царя Ивана III (первая половина XVI века), с которой- связывают окончательное преодоление феодальной раздробленности и активное становление централизованного русского государства. Выборочно он подходил и к фактам XIX столетия, если они ставили под сомнение безошибочность общих выводов. К,Н. Леонтьев предпочитал относиться к ним как частностям, затрудняющим поиски действительных причин происходящего.
Хотя национальная проблема стала сквозной темой многих философско-публицистических и автобиографических сочинений, художественного творчества К.Н. Леонтьева, теоретически наиболее полно она разработана в следующих статьях, появившихся в последнее десятилетие его жизни: «Национальная политика как орудие всемирной революции. Письма к о. И. Фуделю» (1888), «Плоды национальных движений на православном Востоке» (1888), «Культурный идеал и племенная политика. Письма г-ну Астафьеву» (1890), «Кто правее? Письма к Владимиру Сергеевичу Соловьеву» (1890), «Владимир Соловьев против Данилевского» (1888). В них развиты идеи, впервые высказанные в дипломатических донесениях и частной переписке, в 1868 г. в статье «Грамотность и народность» и конечно в написанном в период с 1871 по 1873 гг. трактате «Византизм и славянство».
Национальное, по логике К.Н. Леонтьева, есть синоним культурного. Всякое проявление национального - это всегда культурное явление, как впрочем, любое культурное достижение имеет определенную национальную принадлежность. Так как одно из наиболее лаконичных и ранних определений К.Н. Леонтьевым термина «культура» гласит, что она «есть своеобразие», то как культурное явление национальное относится к сфере единичного, неповторимого, индивидуального. К этому заключению он пришел еще во« время работы над «Византизмом и славянством». Дальше этого в разработке категории национального он не пошел. Вернуться к этому его вынудила необходимость. Имеется в виду вышеуказанная полемика вокруг книги НЛ. Данилевского и ряда критических статей Вл. С. Соловьева, вошедших в его сборник «Национальный вопрос в России». Основную причину разногласий с тем же П.Е. Астафьевым К.Н. Леонтьев видел именно в не достаточной ясности используемых им понятий. Этой задаче он специально посвятил статью «Культурный идеал...», преодолевая свое настороженное отношение к теоретизированию вообще и философскому в особенности, ибо они убивают жизнь. (Этим он вовсе не отрицал свое философское призвание, но косвенно признавал правоту Н.Н. Страхова, утверждавшего, что предметом философии является «работа над категориями, их точное определение и уяснение», как учил Гегель205.)
На наш взгляд, составленный К.Н. Леонтьевым словарь по теории национальных отношений не утратил своей актуальности. Многие дефиниции, уточненные общим содержанием его работ по национальному вопросу, вполне приемлемы для современной науки Хотя сам К.Н. подчеркивал, что не претендует на общезначимость или научность, а имеет целью лишь уточнить собственное понимание терминов. «Позвольте мне», - обращается он к П.Е. Астафьеву, - «объясниться по-своему, объясниться так, как я объясняю все это сам себе для моего собственного умственного обихода. «Академической» какой-нибудь правильности, пожалуйста, не ищите, а только ясности и доступности».
Нация, как и государство, выступает основным субъектом всемирного исторического процесса. Безусловно, К.Н. Леонтьев далек от умозрительного определения «нации» как формы исторической эволюции этнической общности (народа). По его мнению, следует исходить из следующего толкования этого термина, исходного для всякой концепции национального. Нация — реальная, географически соотнесенная, общность, коллектив индивидов, говорящих на одном языке, имеющих антропологическое и психологическое сходство. Позволим предположить, что К.Н. Леонтьев не отрицает близость нации понятию народа как обозначающих население определенной страны. Однако общий смысл I-II глав уже цитированной статьи косвенно указывает на то, что слово «народ» акцентирует политико-географический признаки, а слово «нация» - этнографические.
Гораздо важнее для понимания национальных убеждений мыслителя характер соотношения понятий «нация» и «национальность». В отличие от П.Е. Астафьева, утверждающего их тождественность, К.Н. Леонтьев считает, что они относятся друг к другу как вещь и свойство. Т.е. национальность — это качество нации. Это идеальная, устойчивая совокупность объективных, приобретенных в результате исторического развития, признаков, черт, особенностей, отличающих одну нацию от другой.
Для большей ясности раскроем каждое из определений. Сочетание «идеальная совокупность» означает, что это сумма единых представлений о представителях конкретной нации, отраженных в сознании индивидов, формируемых в течение длительного наблюдения. Это своего рода образ нации как целого, возникающий в процессе национальной самоидентификации и составляющий содержание национального самосознания. К.Н. Леонтьев сравнивает национальность с эйдосами, вероятно под влиянием философии Платона.
«Закон сохранения организованного культурного разнообразия»
Одна из ключевых проблем, к которой неизбежно обращаются исследователи творчества К.Н. Леонтьева, - проблема степени научности его философской концепции. Как правило, ответ зависит от позиции конкретного исследователя относительно фундаментальных методологических проблем определения места философии в системе наук и места русской философии в мировой философской мысли, в частности.
G точки зрения современных представлений о критериях научного знания, очевидным представляется тот факт, что философская концепция К.Н. Леонтьева есть целостная научная система. Хотя- видение этого затрудняется многообразием предметной области его писательского интереса. В первую очередь в пользу этого свидетельствует открытие К.Н. Леонтьевым системы онтологических законов, выражающих объективные, существенные, внутренние, устойчивые и необходимые связи между явлениями и процессами? действительности посредством строго определенных понятий. Эти законы; являются системообразующим элементом его теории «вторичного предсмертного смешения», на которой основаны культурологическая; социологическая, историко-философская и политологическая концепции мыслителя.
Презюмируя опосредованное теоретико-методологическое влияние на философские взгляды Леонтьева «эстетического идеализма», гегелевской философии, позитивизма О. Конта, идей Г. Спенсера вскроем сущность этих законов.
Известно, что, по мнению К. Леонтьева, существование элементов; органической и неорганической природы есть последовательная смена трех периодов (стадий): «первичной простоты», «цветущей сложности» и «вторичного смесительного упрощения». Переход из одной стадии в другую подчинен определенным закономерностям. Т.о., содержание каждого из этапов; есть необходимая совокупность качественных признаков, посредством которых и проявляется действие этих закономерностей. К.Н. Леонтьев формулирует своего рода иерархию законов, которые по сфере действия можно разделить на три категории: универсальные (всеобщие) законы; общие, действующие в природе и социуме; и частноисторические, действующие в определенной сфере общественных отношений.
Универсальный онтологический закон — вселенский закон развития, который есть манифестация мета-закона прекрасного. Исходя из понимания прекрасного, К.Н. Леонтьев видит сущность этого закона в «постепенном осложнении содержания, сдерживаемого до поры до времени деспотизмом: формы; ...по которому все сперва индивидуализируется, т.е. стремится к высшему единству в высшем разнообразии (к оригинальности), а потом расплывается, смешивается, упрощается вторично и понижается, дробится, гниет». По сфере действия это космический закон. Он действует в мире органической и неорганической природы, в материальной и духовной сферах жизни общества. (Например, в обществе биологическое видовое разнообразие животных и растений оборачивается сословным разнообразием прав и положений). Это закон жизни, которому Леонтьев противопоставляет космический закон разложения и смерти.71.. Кроме того, он имеет также гносеологическую ценность, поскольку позволяет реконструировать методом исторической аналогии события малоизвестных периодов мировой истории. Универсализм этого закона обусловлен именно тем, что в его основе лежит тот же эстетический идеал, который стал, по определению К.М. Долгова, своего рода субстанцией художественного творчества, социально-политических взглядов и философии истории К.Н; Леонтьева.
Логично, что именно в этом контексте Леонтьев раскрывает смысл одной из центральных категорий своей системы — категории «развитие». Следует оговориться, что он различает Развитие как закон и развитие как процесс. Первое предполагает диалектическое противостояние дух сил — смешивающей, упрощающей и усложняющей, объединяющей, организующей. Это две стороны Единого Вселенского Закона Развития. Второе есть процесс усложнения картины жизни, сопровождающийся индивидуализацией и усилением внутреннего и внешнего единства. Или, как определял его сам автор, развитие есть «увеличение разнообразия в гармоническом единстве» . Это и есть содержание первого и второго периодов. Т.о., заимствованное, по признанию самого К.Н. Леонтьева, из области естественных наук, понятие «развитие» есть равнодействующая трех взаимосвязанных процессов и выражающих их понятий — «сложность», «индивидуализация», «сила» .
Кроме естествознания, К.Н. Леонтьев, несомненно, опирался и на общие принципы гегелевской гносеологии, ибо в той же работе «Византизм и славянство» он писал, что развитие есть своего рода качественная сложность. Оно с необходимостью сопровождается изменением формы явления, его внутренней и внешней организации.276 Это не что иное, как закон перехода количественных изменений в качественные, сформулированный Ф.В. Гегелем. Другой гегелевский закон — единства и борьбы противоположностей — стал ключом к пониманию внутреннего многообразия, характеризующего все макросоциальные явления (культуры, нации, государства), переживающие стадию «цветущей сложности». К.Н. Леонтьев понимает это не иначе как единство противоположностей. Причину расцвета афинской государственности он видел в удачном сочетании деспотии и демократии, Македонского царства-монархического, аристократического и родового начал, Италии -муниципальной аристократии и папства.277 Т.е. всякое развитое явление, как и сам процесс развития, есть результат сочетания противоположностей.
Во всемирном историческом процессе действие этого закона выражается в том, что, по мнению философа, «каждая новая культура должна быть, ко времени расцвета своего, хоть некоторыми своими сторонами5 сложнее и устойчивее предыдущих и представлять собою хоть в чем-нибудь антитезу тому, что разрушает эти предыдущие и доживающие свой век культуры».278 Следовательно, европейскую цивилизацию, основанную на принципе индивидуализма, должна сменить культура, олицетворяющая идею коллективизма; состояние свободы -. сменится новой формой рабства. Антитеза является априори внутренним двигателем истории, поэтому исторический процесс есть чередование состояний свободы и подвижности и рабства и неподвижности, воплощаемых в новых формах социально-исторического бытия.
Личный философский и религиозный опыт Леонтьева и церковно-православная традиция
Критикуя взгляды К. Леонтьева, не следует забывать, что, не будучи богословом, он стал монахом. Неофитство Леонтьева растянулось на долгие 20 лет (с августа 1871 до августа 1891 года). Благодаря его воспоминаниям и переписке, имеющим глубоко рефлексивный характер, мы можем проследить духовное перерождение нигилиста-безбожника в глубоко верующего христианина, достигшего высшего христианского идеала. Этот опыт уникален тем, что послушничество К.Н. проходило вне стен монастыря, в миру с его проблемами и соблазнами. Это наложило отпечаток на характер ежечасной борьбы против своего внутреннего мира, которая составляет сущность аскетизма. Средством ее становится для Леонтьева пугающее других жестокое понуждение к смирению, порожденное недоверием к собственной способности удержаться от соблазнов, а также боязнью другого греха - «впасть во внутреннюю гордость». Судьба Леонтьева после 1871 г. исполнена необыкновенного драматизма даже не смотря на добровольность понуждения.
Биографу и исследователю творчества К.Н.Леонтьева не может не показаться странным деликатный отказ старцев Пантелеймоновского монастыря постричь его уже в 1871 году, на Афоне. Пострижение не состоялось и в России в 1874 г., во время пребывания Леонтьева в Оптиной пустыни и Николо-Угрешском монастыре. И лишь 23 августа 1891 года с благословения о. Амвросия он принял тайный постриг под именем Климента. Что мешало старцу раньше благословить своего духовного сына, и почему постриг был тайный? Помимо объяснений, данных самим писателем, можно предположить следующее. Согласно действующим законам Российской империи, будущий монах не должен был иметь супружеских уз, малолетних детей и неоплаченных долгов, а также владеть недвижимым имуществом, которое при пострижении передавалось наследникам. Наконец, постриженные за границей, в т.ч. на Афоне, русские подданные признавались монахами только после трехлетнего испытания в одном из русских монастырей.333
К. Леонтьев отвечал только одному из требований: у него не было детей. И хотя супруга его Елизавета Павловна страдала неизлечимой психической болезнью, он безропотно нес этот тяжкий крест как заслуженное воздаяние за прошлые грехи. Она оставалась его законной женой. Кроме того, К.Н. Леонтьев был совладельцем недвижимого имения в с-це Кудиново Мещовского у-да Калужской губернии. Именно нежелание отказаться от родного Кудинова да еще огромные неоплаченные долги препятствовали окончательному разрыву с мирской жизнью. А вовсе не барская привычка к комфортной жизни, как утверждают некоторые авторы. Подобные упреки беспочвенны, ведь уже после 1887 года Леонтьев готов был смиренно отказаться от заведенного им в Оптиной домашнего семейного строя и уйти в скит, а осенью 1891 года он уже и рад был это сделать.
Помимо внешних обстоятельств, была лишь одна внутренняя причина — отсутствие душевной гармонии. В К. Леонтьеве боролись два начала — жажда жизни и мечты о монашестве, два существа - христианин и «эстетик-пантеист». Старцы не могли не понимать напряженности этой внутренней борьбы, и потому Леонтьеву были определены особые формы послушания, способствующие укреплению в вере. Одна из них — литературная деятельность, но во имя иной цели — служение Богу и расплата с долгами.
Его литературные опыты, посвященные осмыслению монашеского подвига, воплотились в концепцию «индивидуального послушания», основанную не столько на личных переживаниях, сколько на жизнеописаниях великих старцев Сергия Радонежского, Серафима Саровского, старцев Афона и Оптиной пустыни, учителей церкви Василия Великого, Исаака Сирина и других. Негодование современников и потомков философа вызывало данное им определение христианства как «религии самобичевания, покаяния, неумолимой строгости к себе и разумной строгости к другим».334 Но это был взгляд бывшего «развращенного пантеиста», принявшего решение достичь высшего уровня самоотречения, а не руководство для повседневной праведной жизни православного обывателя. Потому и требования крайне суровы. На самом деле Леонтьев не возводит аскетические подвиги в абсолют. Да, сущность христианского аскетизма сводится к почти ежеминутному понуждению, невидимой и никому неведомой борьбе с собой, мистическая цель которой -воплощенное подобие Христа и стремление к «безлично отвлеченному началу церкви ценой отказа от собственной индивидуальности». Но так как бороться приходится с собственной природой, то и выбранные средства должны определятся ее недостатками, а не усугублять положение унынием или гордыней. Под индивидуальностью Леонтьев подразумевал психический склад, душу, а часто - врожденную натуру. Это все те страсти, все привычки, все личные оттенки характера, «внутренние задатки возбуждений», которые отличают любого человека от других лиц. «Мир» в религиозном понимании, а, следовательно, в представлении мыслителя, есть не внешние обстоятельства, в: связи с которыми индивид вступает в определенные общественные отношения и испытывает соответствующие эмоции и чувства, но «те внутренние задатки возбуждений, которые мы носим в себе».335 Это внутренний мир. Истинная вера и идеал иночества требуют бороться с индивидуальными слабостями, достоинствами (развитый интеллект и т.п.) и недостатками (гордость) или пороками. Врожденная религиозность, исконная святость, природная высокая нравственность как оттенки своеобразия крайне редки. Леонтьев вновь и вновь настаивал, что только мистический страх «способствует усилению природных добрых качеств в человеке хорошем...; для человека же природно-порочного или слишком грубо воспитанного монашество этот... страх считает единственным спасением».336
