Содержание к диссертации
Введение
ГЛАВА 1. Концепция внешней политики Швеции до начала 1990-х годов: цели, задачи и нюансы их реализации 18
1. Швеция к концу холодной войны: особенности социально-экономического и политического развития, практика реализации нейтралитета 18
2. Место и роль нейтралитета во внешнеполитической стратегии Швеции в XX в. 43
3. Соотношение нейтральности и активности во внешней политике Швеции времен холодной войны. Северное сотрудничество 49
ГЛАВА 2. Принципы внешней политики современной Швеции 63
1. Теории малых стран и проблемы самостоятельности внешней политики в условиях глобализации 63
2. Национальная самоидентификация и багаж культурно-исторического наследия современной Швеции
3. Основные инструменты достижения «вечного мира». Глобальность внешнеполитической проблематики и перспективы шведского варианта нейтралитета 84
ГЛАВА 3. Основные направления внешней политики швеции начала XXI в. 102
1. Дистанцированный характер членства Швеции в ЕС 102
2. Характер взаимоотношений Швеции с соседями по субрегиону 138
3. Шведская стратегия в отношении России 156
Заключение 172
Приложения 178
Источники и литература 187
- Швеция к концу холодной войны: особенности социально-экономического и политического развития, практика реализации нейтралитета
- Теории малых стран и проблемы самостоятельности внешней политики в условиях глобализации
- Основные инструменты достижения «вечного мира». Глобальность внешнеполитической проблематики и перспективы шведского варианта нейтралитета
- Дистанцированный характер членства Швеции в ЕС
Введение к работе
Актуальность проблемы. В первом десятилетии XXI в. вместе с очертаниями нового мирового порядка все четче вырисовывается характер вызовов и угроз современной эпохи. Вместе с тем все яснее становится тот факт, что США - нынешний иерарх однополюсного мира, вышедший победителем из противостояния образца прошлого века, несмотря на очевидность принципиально иного характера встающих перед миром проблем, предпринимает максимум усилий для преодоления их теми методами, которые были актуальны в эпоху биполярности. Очевидно, что сохранение этого диссонанса между вызовом и «ответом» будет иметь плачевные последствия для гегемона.
Современный мир серьезно изменился. Что предопределило эти перемены? Очевидно, что распад биполярной системы - причина совершенно иного порядка. Он-то как раз, с точки зрения системной истории международных отношений, был вполне прогнозируем. Речь здесь идет скорее о качественно новом, непредсказанном повороте, очередном «витке спирали», толчком к которому стала критическая количественная масса в первую очередь технологических нововведений. Мир становится одновременно безграничным и как никогда малым. Телекоммуникации сжимают пространство и расширяют время.
Геополитическая предрешенность перестает быть фатальной, так же как и емкость внутреннего рынка, и запас ракет близкой и средней дальности и т.д. Размеры и местоположение, военная мощь страны уступают место иным факторам. Как в свое время собирательство и охота были вытеснены земледелием и скотоводством, пехота - конницей, а штыки - танками, так и сегодня традиционные мерила государственной мощи, такие, как расходы на оборону, обладание высокоточным оружием массового уничтожения, географическое положение, запас природных ресурсов и т.д. уступают место иным показателям -представленностью на мировых рынках, обладание информационными, био- и иными технологиями, средствами обеспечения soft-security и т.д. В наследство от прошлого века осталась лишь неиссякающая актуальность топливно энергетической проблемы, жесткая зависимость от которой будет, очевидно, ослаблена лишь в среднесрочной перспективе.
Для субъектов международных отношений это та ситуация новых гипотетически равных возможностей, которая неизменно возникает в переходные периоды и заставляет нервничать вменяемых фаворитов, давая реальный шанс тем, кто давно и, казалось, навсегда, был зачислен в безнадежные аутсайдеры. Однако для многих акторов возможности использовать этот шанс оказываются чрезвычайно ограниченными.
Роль национально-государственных образований в мировой политике может измениться самым кардинальным и непредсказуемым образом (прогнозы охватывают весь спектр вариантов, вплоть до полного исчезновения государств как политической организации одной или группы наций). Развитие любого тренда в мировой политике не имеет однозначных последствий. Тенденции к интеграции сопровождаются ростом сепаратизма и дезинтеграционных явлений, борьба с терроризмом не только сближает государства, разделяющие демократические ценности, но и приводит к усилению авторитарных элементов в управлении (т.е. к вырождению демократии) и т.д.
С теоретической точки зрения, страноведческая тематика сегодня представляет особый научный интерес. Что бы ни произошло с государством как с институтом, какой бы ни была его роль в новой системе международных отношений, очевидно, что она вряд ли останется прежней. И именно в этот момент перехода, когда унификация побуждает вольных или невольных участников глобальных процессов обратиться к феномену собственной национальной идентичности, фиксация потенциала к развитию каждого из акторов международных отношений актуальна с точки зрения прогноза относительно их роли в грядущей модели мироустройства. С этих позиций Швеция как государство с яркой национальной идентичностью, выработавшее своеобразный путь экономического и внутриполитического развития, четко спозиционировавшее себя на международной арене, с высокоразвитой экспортно-ориентированной экономикой, построенное на демократических ценностях
западного образца, представляет собой идеальный объект для анализа на предмет выявления потенциала развития и возможную степень влияния на международную жизнь в координатах складывающейся системы отношений.
С другой стороны, особый научный интерес представляет собой судьба института, которому до сих пор находилось место в любой системе международных отношений, - нейтралитета. Стал ли он лишь достоянием истории, временно потерял актуальность или проявляется в новых, доселе неизвестных формах, произошло ли это благодаря глобализационным процессам или тенденции к дальнейшей структуризации и преодолению анархичного характера международных отношений? В этой связи рассмотрение шведского варианта нейтралитета и его места и роли во внешней политике современной Швеции также представляется актуальным.
Кроме того, немаловажное научное значение имеет и изучение характера, особенностей и последствий участия небольших высокоразвитых государств в региональных интеграционных группировках. В совокупности с традиционной ориентацией на нейтральный статус и необходимостью поиска своего места на международной арене в условиях смены систем, это обстоятельство формирует целый комплекс актуальных проблем, до сих пор не нашедший должного отражения в научной литературе, что и обуславливает научную значимость поднимаемых в исследовании вопросов.
В качестве объекта исследования в работе фигурирует национально-государственное образование Королевство Швеция и ее связи с внешним миром.
Предметом диссертационного исследования является внешнеполитический курс Швеции: его базовые установки, мотивы и особенности их реализации в условиях глобализации.
Цель работы - выявить основы внешней политики Швеции, степень их адекватности современному этапу развития международных отношений и функциональности с точки зрения реализации национальных интересов Швеции в мире.
Достижение этой цели требует последовательного решения следующих исследовательских задач:
- определить, исчерпывалась ли стратегия внешней политики Швеции до начала 90х гг. XX в. установкой на статус нейтрального государства или ее можно признать лишь доминантой, акцент на которую был обусловлен особенностями международной системы;
- выявить сущностные характеристики шведского варианта нейтралитета, потенциал его адаптации к изменениям международной обстановки, пределы его применения;
- обнаружить степень адекватности применения по отношению к Швеции определения «малое государство»;
- выявить особенности национальной самоидентификации, оказывающие влияние на внешнеполитическое сознание шведов;
- проанализировать действительную суть изменений во внешнеполитической стратегии Швеции после окончания холодной войны;
- рассмотреть конкретные примеры реализации шведских внешнеполитических установок на основных направлениях - европейском, субрегиональном и в отношениях с Россией.
Научная новизна работы заключается в следующем:
• рассмотрен потенциал небольшого по территории государства как относительно независимого актора международной политики в отстаивании своих национальных интересов на мировой арене и возможностей его реализации в современных условиях не с точки зрения геополитической предопределенности, а с позиции самоидентификации и амбиций самой нации;
• доказана необходимость более целостного, системного подхода к изучению особенностей внешней политики Швеции на современном этапе; ее ограничение рассмотрением вопросов, связанных лишь со шведским вариантом нейтралитета, приводит к существенным заблуждениям и искажениям научного и практического характера;
• предложено замещение теории малых стран, утратившей функциональность в условиях современных международных отношений, системным анализом факторов, приобретающих все большую значимость для определения роли и места малых стран в современном мире;
• выявлены базовые опоры шведского внешнеполитического курса, неизменные по существу, независимые от смены систем международных отношений, но претерпевающие в связи с ней определенные корректировки;
• впервые введен в научный оборот ряд документов, важнейшие среди которых - стратегии Швеции в отношении России 2002-2004 гг.;
• на основании выявленной и сформулированной стратегической направленности внешней политики современной Швеции приведены прогнозы внешнеполитических шагов Швеции в среднесрочной перспективе, выявлена логика политики Швеции по основным направлениям, включая политику в отношении России.
Теоретико-методологическая основа исследования. При работе над диссертацией автором были использованы не только методы собственно политической науки, но и пути познания, используемые в смежных отраслях гуманитарного знания: истории, этнографии, психологии. В основе методологии исследования лежат различные формы анализа: ретроспективный, компаративный, системный.
Для того чтобы зафиксировать наличие или отсутствие перемен во внешнеполитической стратегии, необходимо было проанализировать ее до и после «точки преломления», найти в ней сходные и особенные черты, опираясь при этом на теоретические установки самого концепта. Эти задачи были решены путем использования системного и проблемно-компаративного анализа. Хронологического принцип исследования, а также важнейший постулат современной политологической мысли о неразрывной связи внешней и внутренней политики требовали также обращения к тому «багажу», с которым Швеция подошла к рубежу конца биполярного противостояния. Анализ степени соответствия практики XX в. идеалам шведской модели нейтралитета
сформировал основу для оценок внешнеполитической активности Швеции на современном этапе.
Теоретическая значимость исследования заключается в очередной попытке актуализации страноведческой тематики, акцентирования особого научно-теоретического значения исследования потенциалов и стратегий рядовых акторов международных отношений для прогнозирования архитектуры последующих международных систем.
Источниковая база. В работе использованы различные группы источников: официальные документы, речи и интервью представителей шведского политического истеблишмента, ежегодные отчеты региональных организаций, в работе которых Швеция принимает активное участие, материалы ежегодных дебатов в ригсдаге по внешнеполитическим вопросам, тексты стратегий Швеции в отношении России.
Основными стратегическими документами, отражающим направления внешней политики Швеции, являются стенограммы ежегодных февральских дебатов по внешнеполитическим вопросам в риксдаге. Именно эти документы стали отправной точкой исследования1.
В отдельный отряд документальных источников можно выделить также так называемые шведские «стратегии» — документы перспективно-планового характера, своеобразные декларации, программы действий для отдельных регионов и государств. В работе, в частности, приведен анализ стратегий в отношении России, последние из которых впервые введены в научный оборот .
В работе нашли отражение лишь отдельные, наиболее примечательные для избранного направления исследования документы из значительной по объему группы - документации организаций севера Европы: планы и ежегодные отчеты 3.
В качестве вспомогательных источников в работе использованы также различные сборники документов - по шведской и российской внешней политике за разные годы1
Специфическую группу источников составляют многочисленные брошюры, буклеты и информационные листы2, издаваемые Шведским институтом -государственным учреждением, созданным для распространения знаний о Швеции за рубежом. Это и ежегодно переиздаваемые буклеты «Швеция и шведы», и информационные бюллетени, повествующие о различных аспектах жизнедеятельности шведского общества. Будучи написанными в официально-позитивном и в то же время популярном ключе, они представляют собой уникальный, впервые введенный в научный оборот источник по формированию имиджа Швеции в мире.
Впервые в научный оборот введены также такие важные документы, как доклад в риксдаге министра безопасности Лени Бьёрклунд «Безопасность в новое время»3 от 1 июня 2004 г., на основе которого был разработан законопроект «Наша будущая безопасность»4, вынесенный правительством 24 сентября 2004 г. на рассмотрение в риксдаг, а также запротоколированные автором стенограммы встреч, речей, лекций шведских официальных лиц, проходившие в Москве в период 2002-2005 гг.5
Степень научной разработанности. Избранный ракурс исследования затрагивает сразу несколько групп вопросов, степень разработанности которых различна.
Наиболее обширный массив литературы представлен школой отечественной скандинавистики. Работы Н.М. Антюшиной, СИ. Большакова, A.M. Волкова, К.В. Воронова, Л.Д. Градобитовой, Ю.И. Голошубова, К.Г. Гороховой, А.С. Кана, Ю.Д. Комиссарова, B.C. Котляра, Ю.В. Пискулова, Н.М. Межевича, В.Е. Морозова, О.А. Сергиенко, О.В. Чернышевой и др. охватывают различные аспекты истории, экономики и политической жизни Швеции как в годы холодной войны, так и на современном этапе .
Поскольку в зарубежной историографии шведская тематика представлена еще более обширно, то в исследовании свое отражение нашли по преимуществу работы, имеющие непосредственное отношение к изучаемому предмету. Подавляющее большинство из них принадлежит перу шведских и финских авторов2.
Фундаментальные труды общего страноведческого характера, типа «История Швеции»1, так же как и справочные издания, представляли большую ценность для работы вследствие того, что в них содержатся оценочные квинтэссенции авторов относительно исследуемого предмета2. Так, «История Швеции» Я. Мелина, А. Юханссона, С. Хеденбора заканчивается весьма любопытным обобщающим абзацем, в котором, во-первых, содержится фраза о том, что «после войны шведы видели свое национальное своеобразие в том, чтобы быть современными эпохе»3, а во-вторых, - об ощущении шведами ситуации «малой страны» и ситуации межсистемного перехода: «Раньше шведы никогда не испытывали чувства неполноценности от того, что их нация - одна из самых маленьких в Европе. В силу развитости своей экономики, обороны, крепкой инфраструктуры Швеция выступала как средняя по величине держава. К концу XX в. ощущение своей малой значимости усиливалось и время от времени приводило к пораженческим настроениям. На пороге нового тысячелетия Швеция пребывает в сомнениях»4. Л. Лагерквист в почти телеграфном стиле сообщает, что после распада Советского Союза, шведское правительство «больше не считало, что политика нейтралитета несовместима с действительным членством в Европейском сообществе»5. Далее он делает прогноз относительно того, что «стремление к гуманитарным и укрепляющим мир акциям» со стороны Швеции будет только усиливаться, и называет современную шведскую политику в регионе Балтийского моря мирной версией политики XVII в.6
Шведский нейтралитет в годы холодной войны был довольно популярной тематикой как для отечественных, так и для зарубежных исследователей. Однако в контексте данной работы эти труды сыграли вспомогательную роль, поскольку рассматривались лишь как средство более глубокого ретроспективного
погружения в специфику тематики. Совсем другое дело - исследования, вышедшие в свет в последние 15 лет, хотя среди них довольно трудно найти изыскания, посвященные исключительно вопросам нейтралитета в его шведской интерпретации.
Особого внимания заслуживают работы, публикуемые в рамках программы «Швеция в годы холодной войны», в частности, исследования Экенгрен и Лёдена1. Экенгрен в своей книге «Из уважения к международному праву? Шведская политика признания 1945-1995» приходит к сокрушительным для шведского имиджа «совести мира» выводам.
Развилка «идеализм-реализм» после окончания холодной войны вообще стала актуальной в среде шведских политологов. Уже упомянутый X. Лёден на страницах своей книги «Ради безопасности. Идеология и безопасность в активной шведской внешней политике 1950-1975», заявляет себя сторонником идеализма, хотя и с некоторыми поправками . Начав с того, что Швеция уже в 1960-70-е годы снискала себе международную репутацию радикального критика сверхдержав и мировой нищеты и была отнесена к категории «a moral super power», Лёден шаг за шагом анализирует действия Швеции на международной арене в рассматриваемый период. Он приходит к выводу о том, что так называемая «активность» использовалась в качестве постепенного перехода от «стратегии адаптации» во внешней политике к «стратегии перемен». В последней он видит постепенную реализацию социал-демократического видения внешней политики.
Термин «нейтралитет» относительно внешней политики Швеции с начала 1990-х годов в современной литературе, за редкими исключениями , практически не используется. Его заменили термины, обозначающие не институт как таковой, а внешнеполитическую линию, используемую в отношении конкретного события или организации - «нейтральный статус», «нейтральная позиция»,
«неприсоединение», «принцип равноудаленности в отношениях с великими державами»1.
Исключая политически ангажированное мнение о том, что «нивелировка» института нейтралитета - это результат «происков» единственной сверхдержавы, стремящейся к унификации международного политического ландшафта , точки зрения по вопросу о судьбе нейтралитета в современной международной обстановке можно разделить на две большие группы. К первой можно отнести авторов, связывающих первопричину «отмирания» этого международного института с процессами глобализации. Для них судьба нейтралитета фатальна: поскольку глобализация необратима, то и нейтралитет постепенно становится лишь частью истории международных отношений.
Вторая группа исследователей связывает размывание границ института, превращение его в нечто полу- или квази- с конкретными условиями смены систем. По их мнению, нейтралитет получает наиболее яркое воплощение в ситуациях военных или иных противостояний, ярко выраженных центров силы. В этом смысле время мировых войн и холодной войны было «идеальной», относительно устойчивой моделью для проведения нейтральной линии. Сегодня в условиях зарождения новой системы и отсутствия какой бы то ни было определенности очертаний ее архитектуры, нейтралитет стал терять свое значение, что не означает, однако - и в этом главное отличие приведенных здесь точек зрения — того, что времена востребованности подобной внешнеполитической стратегии ушли безвозвратно. В развитие этой точки зрения большинство шведских исследователей, разделяющих позиции политического идеализма (с некоторыми оговорками), утверждают, что возрождение былого значения нейтралитета являлось бы очевидным свидетельством того, что международные отношения вновь мыслятся в понятиях баланса сил и интересов, а наступление «вечного мира» вновь откладывается3.
Что же касается политики неприсоединения, то большинство политологов, как отечественных, так и зарубежных, признают эту позицию если не половинчатой и неопределенной, то во всяком случае временной, обусловленной обстоятельствами переходного периода. При этом практически никто не оставляет неприсоединению места в новой системе международных отношений, какой бы они не была. Этой политике, по мнению большинства предстоит перерождение: либо в нейтралитет и изоляционизм, либо в безусловную интеграцию в международные структуры .
Проблематика вариантов сосуществования нейтралитета и интеграции до сих пор не нашла своего исследователя, поскольку стереотипное суждение о том, что эти два понятия обладают в принципе несовместимыми характеристиками , по-прежнему признается большинством исследователей единственно разумным. В этой связи особого внимания заслуживает весьма объемный и основательный труд шведского исследователя Крамера, посвященный анализу «точек столкновения» концепций нейтралитета Австрии, Швейцарии и Швеции (с преимущественным сосредоточением на шведском материале) с режимами регионального европейского сотрудничества и интеграции, а также тому, как соприкосновение этих двух явлений влияет на формулировку принципов внешней политики и политики безопасности указанных государств3.
Совершенно отдельную группу исследований, о которой невозможно не упомянуть в общем обзоре представляют работы этнокультурного плана, посвященные особенностям мировосприятия шведов, которые находят свое отражение как в процессе принятия внешнеполитических решений, так и на стратегии внешней политики Швеции в целом .
•
Практическая значимость. Выводы, сделанные автором, могут быть использованы министерствами и ведомствами Российской Федерации, тем или иным образом включенными в процесс развития российско-шведским отношений, для более глубоко понимания действительных стратегических установок шведской стороны.
Приведенные в исследовании прогнозы могут быть использованы в практической деятельности МИД РФ, Министерства экономического развития РФ, всех министерств и ведомств, представители которых участвуют в работе Наблюдательного комитета по российско-шведскому экономическому сотрудничеству и торговле, структурам, обеспечивающим участие России в субрегиональных организациях Севера Европы.
Апробация работы. Основные положения, выносимые на защиту, были апробированы в научных публикациях, в выступлениях на научных конференциях.
Структура диссертационного исследования обусловлена логикой достижения цели и решения поставленных задач. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, приложения.
Швеция к концу холодной войны: особенности социально-экономического и политического развития, практика реализации нейтралитета
Швеция конца 1980-х годов была страной макро- и микроконсенсусов, где функциональная социализация собственности и самый высокий в мире уровень налогообложения соседствовали со стремлением семейных корпораций к монополизации отдельных рынков; королевство, у руля которого в течение полувека (за исключением одного шестилетнего периода) находились социал-демократы, где нейтралитет во внешней политике не препятствовал развитию экспортно-направленной экономики, постоянному росту расходов на военные нужды и систему тотальной обороны. В целом это страна классового рая, основу которого составлял высокий уровень жизни. Многие из приведенных здесь характеристик нуждаются в отдельных пояснениях.
Макро- и микроконсенсусы и социал-демократия. «Совмещение политики экономического роста, процветания и социальной справедливости - это было опытом Швеции в последние несколько десятилетий. Это значит, что можно одновременно совмещать две вещи: быть одной из самых богатых стран мира и не испытывать такого социального неравенства, как в других государствах»1. Эти слова Томаса Остоса, министра высшего образования Швеции середины 1990-х годов, как нельзя лучше иллюстрируют курс внутренней политики, проводившейся в этой стране во второй половине XX в. По признанию большинства исследователей, так называемый макроконсенсус - одна из характернейших черт «шведской модели», означающая, что общество пришло к соглашению по большинству принципиально важных вопросов, в том числе и внешнеполитических, - был установлен в стране еще в 1957 г.1
В советской историографии это достижение целиком и полностью приписывалось руководящей и направляющей роли социал-демократии. Ее участие в процессе построения общества благоденствия, действительно, трудно переоценить. Концепция «folkhemmet» («народный дом») была выдвинута в 1928 г. именно лидером Социал-демократической рабочей партии Швеции (СДРПШ) Пером Альбином Ханссоном, имя которого сегодня мало известно за пределами страны, но глубоко почитаемо самими шведами. В своих программных статьях Пер Альбин доказывал, что суть социал-демократического движения состоит не в битве с буржуазией, а в удовлетворении интересов общества в целом. Термин «народ» в его концепции заменил марксистскую категорию «класс», понятие «сотрудничество» вытеснило всякие разговоры о «классовой борьбе», идея об «экспроприации экспроприаторов» была отвергнута в пользу системы государственного регулирования экономики, а частная собственность перестала интерпретироваться в исключительно негативном ключе: она была плоха лишь в случае излишней концентрации в руках узкой группы лиц . В ортодоксальном марксизме пролетариат, как известно, не имеет отечества. Ханссон же сделал патриотизм, уважение к национальным символам одной из составных частей своей концепции «народного дома».
Столь «творческое» внеклассовое развитие учения Маркса, предпринятое скромным шведским социал-бюрократом, имело сразу несколько позитивных последствий: доверять социал-демократам свои голоса стали не только не склонные к радикализму рабочие, но и «буржуазные партии», и стоявший за ними электорат. Все увидели в социал-демократах адекватных партнеров, которым можно доверять власть. В 1932 г. социал-демократ Ханссон стал премьер-министром. Произошло это несмотря на то, что СДРПШ не получила большинства голосов в риксдаге: лидеры правых сами рекомендовали королю назначить социал-демократическое правительство. Этот факт - свидетельство того, что стремление к консенсусу было особенностью шведской политической жизни еще до прихода социал-демократов к власти. Их успех был, вероятнее всего обусловлен тем, что именно социал-демократам удалось в своей концепции наиболее четко и в полной мере отразить настроения и чаяния основной массы населения страны, основанные на специфике национального характера шведов. Кстати, именно это направление исследований стало особенно популярно в научной литературе постсоветского времени. «Почти полное отсутствие резких форм классовой борьбы хотя и связано с национальным характером, но не прямым, а опосредованным путем, - отмечает один из ведущих отечественных специалистов по истории Швеции XX в. О. В. Чернышева. - Одна из заметных черт шведского национального характера - склонность к компромиссу, поиск путей обоюдного удовлетворения интересов спорящих сторон. Это свойство шведов неоднократно проявлялось в политической жизни, в истории рабочего движения. Может быть именно поэтому идея «дома народа», всеобщего согласия и взаимодействия, высказанная лидером социал-демократов в 1920-е годы, так хорошо прижилась в дальнейшем на шведской почве»1.
Насколько Пер Альбин «попал в точку», стало очевидно уже через два года, в том числе и после того, как в свет вышла книга Альвы и Гуннара Мюрдалей «Проблемы кризиса народонаселения», посвященная проблеме катастрофического падения рождаемости у шведов и поставившая вопрос о спасении маленькой нации от грозящей ей деградации. Считается, что именно тогда классовое противостояние окончательно вышло из моды. Широкомасштабная социальная политика должна была способствовать «расширенному воспроизводству племени». Но первым кирпичом в строительстве «государства благоденствия» в условиях кризиса перепроизводства и депрессии конца 1920-х - начала 30-х годов стала отнюдь не социальная политика: Швеция преодолела кризис за счет девальвации, проведенной еще в 1931 г. находившимися тогда у власти правыми. Ханссон воспользовался тем, что благодаря развитию экспортных производств страна вышла из Великой депрессии и создала тот продукт, который можно было легко подвергнуть перераспределению в целях «воспроизводства».
Вкупе со склонностью к компромиссам, обостренные чувства справедливости, равноправия и законопослушания легли в основу глубоких демократических традиций, высокого уровня политической культуры, мирного характера межклассовых отношений. В этой связи достаточно упомянуть о том, что первая шведская конституция была принята еще в 1634 г., закон о свободе печати - в 1766 г., о всеобщем образовании - в 1842 г. Кроме того, в Швеции традиционно авторитетом пользовалось рабочее и профсоюзное движение, ведущим координатором которого было Центральное Объединение профсоюзов (ЦОПШ - LO), сотрудничавшее с СДРПШ.
Теории малых стран и проблемы самостоятельности внешней политики в условиях глобализации
Если в годы зарождения и становления биполярной системы проблематика места и роли так называемых «малых государств» в международной политике еще представляла научный интерес для исследователей, поскольку занимаемые руководством этих стран позиции влияли на окончательный баланс сил между двумя антагонистическими лагерями, то в период «цветущей зрелости» биполярного противостояния разработка данной тематики представлялась малоперспективной, поскольку было окончательно установлено, что у малых государств, по сути, не остается иного выбора, как действовать в фарватере политики великих держав, в какие бы красивые номинальные формы эта активность ни была обличена.
К началу XXI в. эта тема уступила свои позиции проблематике роли любого, вне зависимости от размеров и влияния, национального образования, институциональные основы которого «размываются» получающими ускорение процессами глобализации. На место предупреждений о «закате Европы», как это было во времена Освальда Шпенглера, пришли новые версии пути, по которому мир государственности устремится в бездну. В зависимости от политических или философских убеждений и личных интересов автора, они выглядят как «конец истории» (Френсис Фукуяма), «столкновение цивилизаций» (Самюэль Хантингтон), «конец трудовой эры» (Джером Рифкин), «диктатура рынка» (Генри Бургино) или угроза «турбо-капитализма» (Эдвард Н. Луттвак), который, согласно Оливеру Ландманну, через глобализацию и сверхэффективные финансовые рынки собирается уничтожить рабочие места в развитых странах, низвести их системы социального обеспечения до уровня стран третьего мира, лишить политику власти, разрушить окружающую среду и эксплуатировать развивающиеся страны. Приметой начала XXI в. стали рассуждения о «западне глобализации», грозящей «концом национального государства» (Кеничи Омае), и проистекающее отсюда пророчество относительно «конца демократии» (Жан-Мари Геенно). Так что судьба малых стран, рассматриваемая с точки зрения «мэйн-стрима» философско-политологической мысли, считается практически предрешенной. «В течение целого столетия в политических теориях существовало направление, представители которого исходили из того, что роль малых государств скоро будет исчерпана и они, обреченные на исчезновение, будут включены во владения или сферы влияния великих держав. Из дипломатических соображений лишь немногие были склонны развивать этот тезис, но он был весьма распространен», - писали об этой тенденции еще в начале 1960х гг. шведские экономисты и политологи1.
Большинство современных подходов к анализу международных отношений, в том числе и геополитический, не подвергают сомнению то, что сегодня малые страны, к разряду которых нередко относят и Швецию, по определению не способны стать не только самостоятельными центрами силы, но и вообще играть сколько-нибудь решающую роль в процессах зарождения, строительства, стабилизации, надлома и заката систем мирового порядка.
Но наряду с «мэйн-стримом», проповедующим ничтожность и обреченность малой нации, существуют и образцы научной мысли с явно противоположным вектором рассуждений. Толчком для возрождения этого тренда стали многочисленные факты появления на карте мира новых национальных образований, зародившихся на руинах очередной, ушедшей в историю системы международных отношений. Вследствие недавнего массового возникновения новых малых государственных форм Европа сегодня представляет собой, наряду с Персидским заливом и южной частью Тихого океана, образцовый континент малых государств.
Стремительное развитие интеграционных группировок, свидетелями которого мы являемся, на первый взгляд, напрямую подтверждает аксиому классической политической науки: суверенные государства самим фактом вступления в подобные союзы фактически признают свою единичную «неконкурентоспособность», сознательно отказываются от амбиций и попыток повышения своего статуса на международной арене, делегируя полномочия по решению этой задачи наднациональным структурам. С другой стороны, сегодня в условиях глобализации, когда роль государства как первостепенного актора международных отношений продолжает неуклонно снижаться, великие державы, наравне с остальными, продолжают упускать из своих рук нити управления мировыми процессами, а малые, напротив, иногда, посредством участия, к примеру, в интеграционных объединениях, получают такие рычаги влияния, доступ к которым ранее им был заказан.
Эти диаметрально противоположные позиции имеют тенденцию причудливым образом переплетаться между собой в представлениях истеблишмента отдельных малых государств. «Люксембуржцы очень рано осознали, что отторжение прав на национальный суверенитет в пользу наднациональных институтов и международных организаций именно для маленькой страны означает не утрату этих суверенных прав, а их укрепление, -утверждает советник по региональным вопросам при Экономическом и социальном совете ЕС Ромен Кирт. - Суверенен не тот, кто отслеживает все необоснованные утверждения других...суверенен тот, кто вместе с другими сидит за столом переговоров и тем самым имеет возможность принимать участие в определении того, что следует делать и в каком направлении должно двигаться. И попутно заметам: что дает суверенитет, если его должно осуществлять одно лишь государство, и, прежде всего, малое государство? Сегодня, в эпоху глобализации, наверняка не особенно много»1.
Несмотря на то, что проблематика размерности государств постепенно становится достоянием прошлого, отголоски споров о преимуществах и недостатках «крупности» и «малости» до сих пор находят свое отражение в литературе. Ниже приведены лишь некоторые из наиболее часто приводимых аргументов:
Крупные державы имеют несравненно больше возможностей для установления своего решающего влияния на мировых рынках и в мировой политике, а наличие емкого внутреннего рынка стимулирует организацию крупномасштабных массовых производств, способствует развитию многоотраслевого и диверсифицированного хозяйства, что обеспечивает большую устойчивость экономики страны, ограждает ее общественную и политическую жизнь от решающего влияния из вне2.
Теория размера страны (theory of country size) утверждает: поскольку государственным образованиям с большей площадью присущи разнообразные климатические условия и природные ресурсы, они ближе к экономической самодостаточности, чем малые страны. Большинство крупных стран, например Бразилия, Китай, Индия, США, Россия, импортируют значительно меньше потребляемых товаров и экспортируют значительно меньше своей продукции, чем небольшие страны, например Нидерланды или Исландия. Однако в условиях современной интернационализации экономики аргумент самодостаточности не столь однозначен: его в определенном смысле можно признать скорее регрессивным по отношению к уровню конкурентоспособности товаров и услуг, создаваемых крупными государствами.
Основные инструменты достижения «вечного мира». Глобальность внешнеполитической проблематики и перспективы шведского варианта нейтралитета
Направления активности были изначально заданы концептом шведского «нейтралитета» еще в середине XX в.: с особой осторожностью надлежало относиться к контактам с державами - лидерами той системы мироустройства, которую предстояло реформировать, а также ко всякого рода военным блокам; в то же время следовало приветствовать и всемерно содействовать развитию глобального управления, инициатив, приближающих установление мира во всем мире. Совершенно особое место среди задач сегодня занимают усилия, направленные на борьбу со злом планетарного масштаба - локальными конфликтами, загрязнением окружающей среды, болезнями, бедностью, неравенством и т.д. Рассмотрим лишь несколько примеров, подтверждающих такую направленность деятельности Швеции на международной арене.
Усилия по строительству глобальной системы коллективной безопасности. «В сегодняшнем мире безопасность должна строиться совместно и глобально, способствуя повсеместному укреплению свободы и безопасности в широком смысле этого слова. Она должна быть основана на демократии и уважении прав человека и международного права», - заявила Анна Линд на традиционных февральских дебатах в риксдаге в 2003 г. Ровно через год в аналогичном выступлении перед депутатами ее слова процитировала Лайла Фрейвальдс - нынешний министр иностранных дел Швеции, добавив: «Только такой подход может гарантировать равное уважение к правам всех людей. Солидарность и кооперация - основа нашей собственной безопасности». Швеция предпринимает шаги для укрепления безопасности в своем окружении, в Европе и во всем мире: «Наша внешняя политика направлена на предотвращение развязывания вооруженных конфликтов, на остановку уже идущих войн и минимизацию их последствий, активно участвует в судьбе государств, дезинтегрированных в результате гражданских войн и этнических чисток, против терроризма, наркоторговли и организованной преслупности. Мы действуем в районах природных бедствий. Мы боремся с бедностью. Мы действуем как члены ЕС и ООН, совместно с другими организациями, странами и гражданским сообществом. Мы активны в конкретных областях содействия укреплению мира и безопасности»1.
Истолкование понятия безопасности в духе Копенгагенской школы подкрепляется также и весьма любопытной концепцией ее реализации, на первый взгляд, содержащей взаимоисключающие аспекты. Так, настаивая на статусе неприсоединившейся державы, Швеция выступает не только активным сторонником европейской оборонной идентичности, но и «достаточно откровенно подчеркивает значимость компонента НАТО в европейской кризисной дипломатии; выступает за совершенствование элемента взаимодействия (interoperability) шведских вооруженных сил с вооруженными силами стран-членов альянса, причем не только на региональном театре. В качестве подтверждения значимости такого взаимодействия северных стран, в том числе Швеции и НАТО, министр обороны Швеции Бьёрн фон Сюдов приводил действия совместной бригады североевропейских стран и Польши (Nordic-Polish Brigade) в ходе операции НАТО «Объединенная сила» в Югославии. Швеция является также спонсором и в значительной степени координатором форсированной интеграции балтийских государств в структуры (в том числе оборонные) ЕС, не скрывая при этом собственных евроатлантических устремлений»2.
Этот ребус решается довольно просто. Стремление к безопасности и всемерному сотрудничеству во имя ее обеспечения - это не что иное, как пропаганда мира во всем мире, которая отнюдь не означает безоговорочного включения Швеции в этот процесс, четко регламентированного налагающими обязательства договоренностями, - сделать это не позволит ей статус нейтрала.
С момента зарождения постоянно действующих организаций общемирового масштаба, Швеция относилась к ним с особым пиететом: это относилось и к давно почившей Лиге Наций, и к до сих пор еще здравствующей ООН. Традиционными для Швеции направлениями в рамках Организации Объединенных Наций являются участие в миротворческих акциях и помощь развивающимся странам.
В течение XX в. Швеция трижды была удостоена чести нести народам планеты мир и хлеб в ранге члена Совета Безопасности: в 1957-1958 гг. - при очередном обострении Кашмирского, иордано-израильского и ливанского «узлов»; в 1975-1976 гг. - период рецидивов южноафриканских, кипрского и ближневосточного конфликтов; и, наконец, в 1997-1998 гг. Число резолюций, принятых и ветированных, возрастало от периода к периоду.
Шведы также чрезвычайно гордятся тем, что их соотечественник, Дат Хаммаршёльд, не был рядовым Генеральным секретарем. В 1960 г. с трибуны Генеральной Ассамблеи он заявил, что ООН существует не для того, чтобы служить интересам великих держав: напротив, она создана для малых стран, которые нуждаются в ее защите. Шведы считают, что его взгляды повлияли не только на принципы внешней политики Швеции, но и в целом на систему ООН.
В год столетия легендарного Хаммаршёльда, Президентом юбилейной 60-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН был избран Ян Элиссон, бывший Посол Швеции в США. В своей приветственной речи он заявил, что во время своего президентства с Ассамблее намерен руководствоваться ценностями и принципами шведской внешней политики, а именно - вера в силу международного сотрудничества, уважение буквы закона и прав человека, солидарность с бедными и угнетенными, соблюдение прав женщин и детей, сохранение здоровью и благополучия на планете Земля1.
В 2003 г. Совет Безопасности ООН проявил интерес к шведским предложениям по повышению эффективности международных санкций, одобрив Стокгольмский процесс и шведское исследование, в котором содержатся рекомендации по применению санкций ООН на практике, - «Делая целенаправленные санкции эффективными. Руководство по имплементации политики ООН». Шведские предложения были представлены Совету Безопасности ООН 25 февраля государственным секретарем по международным делам Хансом Далгреном.
По поручению правительства Уппсальский унивеРситет в рамках Стокгольмского процесса возглавлял исследования, продолжавшиеся в течение года, и результаты которого и составили вышеназванный отчет. В десяти пунктах шведские ученые предлагают улучшения в системе применения санкций по отношению к отдельным политикам или лицам недемократических государств. По словам Ханса Далгрена, при составлении предложений исследователи исходили из того, что применение санкций предусматривает наказание виновных во избежание коллективного наказания нации. Например, предлагается вводить запрет на въезд диктаторов и их ближайшего окружения на территорию демократических государств, замораживать их счета в зарубежных банках1.
Дистанцированный характер членства Швеции в ЕС
Актуальность вопроса об отношении Швеции к европейским тенденциям, давшим свои ростки в послевоенные годы, в этой скандинавской стране возрастала прямо пропорционально динамике интеграционного процесса, охватившего сначала шесть, а затем и девять, и двенадцать стран Западной Европы.
Возможно, рассмотрение внешней политики любого другого европейского государства следовало бы начинать с того, что оно представляет собой составную часть авангардного интеграционного конгломерата, и с анализа последствий, которыми чревато это состояние. Избранная же в данной работе логика повествования диктует совершенно иные императивы. Базовый вопрос о совместимости участия в интеграции с нейтралитетом в свете вышеизложенного приобретает весьма любопытные оттенки. Теперь он представляется не закономерной эволюцией внешнеполитической линии и тем более не дерзкой попыткой ее переориентации. Напротив, вопрос членства в ЕС можно рассматривать как самое близкое за всю национальную историю соприкосновение двух лишь на первый взгляд взаимоисключающих направлений во внешней политике — нейтральности и активности.
Как уже отмечалось, проблема совместимости нейтралитета с интеграцией в основном массиве научной литературы легко разрешается за счет безусловного предпочтения новейшей тенденции, а курс на нейтралитет воспринимается не иначе как путь изоляционизма, который в современных условиях приведет не иначе как к катастрофе национального масштаба1.
Прежде чем обратиться к шведской стратегии участия в европейской интеграционной группировке, необходимо более подробно остановиться на составляющей исключение и уже упоминавшейся в этой связи работе шведского политолога Пера Крамера1. В своем солидном научном труде он рассматривает отношения между нейтралитетом и интеграцией как функцию конфликта между двумя базовыми моделями понимания сути межгосударственной системы, поскольку нейтралитет, с одной стороны, является неизменным спутником идеи баланса сил, а интеграция, с другой стороны, являет собой стремление переступить пределы этого баланса путем обоюдных ограничений государственных суверенитетов участвующих сторон. Вульгаризация этого тезиса выглядит следующим образом: нейтралитет — это понятие из прошлого и настоящего международных отношений, из мира, мыслимого в понятиях реализма, а интеграция - это, напротив, светлое будущее, вечный мир всеобщей политической стабильности, в котором защиты, вроде нейтрального панциря, будут просто неактульаны.
Конечно, на пути развития интеграционных процессов существует множество опасностей, считает Крамер, например, в момент, когда интеграционная группировка, окончательно оформившись, замыкается в своих пределах. В этом случае, несмотря на то, что внутри объединения будет царить гармония порядка и взаимного уважения, нет никаких гарантий того, что по отношению к внешним силам вновь созданный организм не будет действовать как сверхдержава, внося свой вклад в развитие глобального баланса сил2.
Крамер в своей работе приходит к выводу о том, что факт членства государства в ЕС не может быть рассмотрен как автоматический отказ от нейтральной линии. Но углубление интеграции приведет к тому, что постепенно соблюдение нейтрального статуса будет все более дорогостоящим и трудновыполнимым и рано или поздно «точка конфликта» будет достигнута. По его мнению, на сегодня «нейтралы» заняли выжидательную позицию, поскольку в Европе не сложились еще ни эффективно действующий всеевропейский порядок (при котором позиция нейтралитета окончательно утратила бы значение), ни очередной баланс сил (при котором нейтралитет вновь бы был уместен)1. Этот оригинальный подход цене как раз тем, что рассматривает ситуацию не на основе клише, а разворачивающейся динамике, уделяя серьезное внимание максимальному количеству нюансов.
Интеграция — неординарная форма международной активности. Участие в ней, с одной стороны, могло бы существенно подточить охранительные барьеры нейтралитета; неучастие же при условии успешной реализации проекта рано или поздно привело бы к изоляции. До момента осознания серьезности общеевропейского вопроса, активность в отношении судеб стран третьего мира и созидания справедливой системы глобального управления практически не имела «перекрестных точек» с уклонением от военного блокирования и великодержавного соперничества. Эти направления стали взаимными доказательствами и основами имиджа благонадежности и миролюбивости Швеции. С этой точки зрения интеграция казалась своего рода ультиматумом, вынуждающим отказаться от одной из линий: сам характер процесса предполагает либо - в случае вступления - усиление активности за счет отказа от нейтральности, либо наоборот. Принципы же внешней политики Швеции требовали их совмещения. По сути, эту ситуацию можно рассматривать как первую жесткую проверку готовности не декларативного, а реального следования всему комплексу базовых внешнеполитических позиций.
